Разгулов Михаил Михайлович. Записки хирурга экспериментатора школы В.П.Демихова

ГЛАВА 1

Восторги молодости от фантастических разработок В.П.Демихова, превращающих сказку в быль

Еще, будучи учеником 8-10 классов (1956-57г.) школы рабочей молодёжи в г. Ногинске, где я и родился в 1938 г., мне попались на глаза несколько статей в научно-популярных журналах с сообщениями о фантастических экспериментах В. П. Демихова по пересадке сердца, лёгких и даже, к моему полному изумлению, второй головы собаке. Наконец-то, думал я, появилась возможность в несколько раз продлить жизнь человеку, т.к. любой больной орган вскоре можно будет заменить на здоровый, и не только орган, а всё тело!

Мечты о будущем и фантазии, особенно связанные с пересадкой головы, например, старой на молодое туловище, не давали мне покоя. Ведь если возможно пересадить голову один раз на молодое туловище донора, погибшего, например, в результате черепно-мозговой травмы или опухоли мозга, то эту пересадку можно повторять много раз и ожидать омоложения этой головы вплоть до возраста туловища. И так начинать каждый раз жизнь сначала - с молодого возраста, но с запасом знаний и с опытом старика. Ведь истинный возраст, как показали опыты А. Карреля по длительному сохранению сердца цыплёнка, зависит от возраста питательной среды - плазмы крови. Поэтому возраст клеток старой головы должен сравняться с возрастом крови донора, т.е. туловища, что можно увидеть под микроскопом по количеству делящихся клеток (митозам и амитозам) на единицу площади. У молодых людей число делящихся клеток, обновляющих орган (регенерация), значительно выше, нежели у стариков.

Открывается возможность вечной жизни индивидуума, а "Я" и есть только голова, а точнее небольшой слой серого вещества, покрывающий головной мозг, а все остальные органы - это лишь обслуживающий персонал. Они, прежде всего, добывают пищу и превращают её в доступные для усвоения клетками организма вещества.

Так что осознаёт свою жизнь только мозг. Стоит погибнуть избирательно только коре головного мозга, например, после длительного (более 7 минут) отсутствия в ней питания (кровообращения), как человек никогда уже не придёт в сознание и превратится в "неоморта", т.е. в живой труп. Даже, несмотря на наличие самостоятельного дыхания, сердцебиения и сосудистого тонуса и ненарушенной терморегуляции.

Ещё более длительное отсутствие кровообращения в организме приведёт к гибели и жизненно-важных образований в подкорке, а такого человека с "мозговой смертью" уже придётся поддерживать с помощью аппаратов искусственного дыхания и помещать в термостат с t = 37-38 ®С, а сосудистый тонус поддерживать медикаментозным путём.

Именно такие молодые тела с "мозговой смертью" и понадобятся для пересадки на их туловище головы человека, у которого неизлечимая болезнь органов грудной или брюшной полости, например, рак с множественными метастазами и т.д., или старую, но умную или просто голову любимого человека.

Размышляя всё глубже, начинаешь думать, а как же хоронить обезглавленное тело старого человека, голова которого уже живёт на чужом туловище? Ведь само-то "Я" ещё живёт! А одну погибшую голову человека, туловище которого продолжает обеспечивать жизнь чужой голове, как хоронить? Возникает масса юридических, моральных и этических вопросов.

Меня, молодого человека, фантазии и мечты, связанные с пересадками сердца от одного человека к другому, приводили к новым размышлениям, которые заводили всё чаще в тупик. А где же брать сердца? Ведь у трупа оно умерло. Выход - искусственное сердце, созданное в 1937 году впервые в мире тем же В. П. Демиховым (см. рис. 1).

0x01 graphic

РИС. 1

Схема имплантации искусственного сердца собаки

Не было терпения, чтобы хотя бы в роли санитара помочь этому великому учёному.

Ранее, по окончанию 8-го класса школы я успешно сдал экзамены в Художественное училище им. 1905 года, но мне не предоставили общежитие в Москве, а ездить каждый день на учёбу из г. Ногинска на поезде было не реально и я забрал документы. После окончания школы рабочей молодёжи я твёрдо решил поступить в медицинский институт, чтобы, выучившись, встретиться с Владимиром Петровичем Демиховым и помочь ему в его фантастических разработках.

В 1957 году я поступил в 1-ый Медицинский институт им. Сеченова (1-ый МОЛМИ) на лечебный факультет. До 3-го курса к Демихову В. П. идти боялся. Я думал, что он и говорить со мной не станет - выгонит. Ведь к 1960 году его уже знал весь мир. К этому времени им были пересажены впервые в мире практически все жизненно-важные органы на собаках.

Без какой-либо приличной собственной идеи идти к этому учёному, на мой взгляд, было рискованно. И, начиная со 2-го курса института, изучив с пристрастием физиологию человека, я начал заниматься проблемой восстановления функции полностью прерванного спинного мозга, который после пересечения не срастается (не регенерирует) и больной остается парализованным до конца жизни.

Эта же проблема существует и при пересадке головы на чужое туловище в привычную (ортотопическую) позицию. Туловище без восстановления функции спинного мозга будет парализовано.

Владимир Петрович пересаживал большой собаке вторую дополнительную голову щенка с отрезком собственного спинного мозга и даже с передними лапами (см. рис. 2 и 3) при этом пересаженная голова могла управлять только своими частями тела и не могла влиять на движения большой собаки.

0x01 graphic

РИС. 2

Схема пересадки головы щенка на шею взрослой собаки

0x01 graphic

А Б

РИС. 3

Собаки с двумя головами:

А. пересаженная голова и собака-реципиент пьют молоко

Б. при повышенной температуре окружающей среды пересаженная голова высунула язык и стала производить частые (типа дыхательных) движения

Фотографии заимствованы из монографии В. П. Демихова: " Пересадка жизненно-важных органов в эксперименте" Медгиз-1960 г.

Идея по восстановлению функции полностью прерванного спинного мозга

И вот наконец-то в 1959 году у меня студента 2-го курса института возникла идея по восстановлению функции полностью прерванного спинного мозга. Вспомнив пословицу "Умный в гору не пойдёт, умный гору обойдёт", я решил не сращивать концы спинного мозга - это бесполезно. Весь мир над этим бьётся около двух столетий и ничего из этого не получается. Между концами спинного мозга вырастает соединительно - тканый мостик (глиально-соединительно - тканый рубец), который препятствует прорастанию нервных элементов. Но если даже пересеченный острой бритвой спинной мозг и удастся срастить в эксперименте, то это великое научное открытие не найдёт практического применения в клинике. В любом случае после удаления поражённого или травмированного участка спинного мозга образуется значительное расстояние (диастаз) между его концами, стянуть которые невозможно, т.к. это желеобразная ткань.

Однако это великое открытие может оказаться полезным при пересадке головы и половин туловища у человека. Здесь сопоставить концы спинного мозга можно без проблем. Поэтому пытаться сращивать спинной мозг необходимо. Это достижение будет использовано в трансплантологии. Но пока проблема спинного мозга остается открытой.

И в этой связи чтобы "гору обойти", я решил пока теоретически сращивать не сам спинной мозг, а его корешки (см. рис. 4).

РИС . 4

Схема создания межкорешковых анастомозов в обход прерванного спинного мозга:

А - проксимальный неповрежденный сегмент спинного мозга

Б - дистальный неповрежденный сегмент спинного мозга; справа - передние и задние корешки сегментов А и Б отсечены от спинномозговых ганглиев и сшиты между собой "конец в конец" (передние с задними), а если не хватает длины корешков, то задний корешок сегмента А сшивают с передним корешком сегмента Б через трансплантат, а задний корешок сегмента Б - со смешанным нервом

1 - кора головного мозга

2 - зрительный бугор

3 - ядро Бурдадаха

4 - ядро Голля

5 - спинномозговые ганглии

6 - кожа

7 - мышцы

8 - смешанный нерв

Пунктиром показаны прямые и пересекающиеся пирамидные пути. Объяснение в тексте.

Передние (двигательные) и задние (чувствительные) корешки спинного мозга являются нервами, а нервы срастаются. Чтобы импульсы смогли пройти через прерванный спинной мозг к центру (афферентный путь) и из центра к периферии (эфферентный путь), я решил соединить передние корешки верхнего не поврежденного сегмента спинного мозга, т.е. его центрального конца, с задними корешками первого здорового сегмента периферического конца спинного мозга и наоборот. Получился обходной корешковый мост, по которому после срастания их могут пройти практически все импульсы, как к центру, так и от центра к периферии.

Сущность метода заключается в следующем. После пересечения спинного мозга передние и задние корешки, отходящие от последних неповреждённых сегментов центрального и периферического концов, отсекают от спинномозговых ганглиев. Затем сшивают передние корешки проксимального сегмента спинного мозга с задними корешками дистального сегмента и передние корешки дистального сегмента с задними корешками проксимального сегмента. При отсечении передних корешков от спинномозговых ганглиев они не погибнут, поскольку их аксоны не потеряли связи с двигательными невронами передних рогов спинного мозга. При отсечении же задних корешков от спинномозговых ганглиев, они погибнут, т.к. теряют связь со своими чувствительными невронами. При этом нервные волокна подвергнутся уоллеровскому перерождению и на их месте останутся лишь Швановские оболочки. Именно по этим футлярам и будут прорастать аксоны всех 4-х передних корешков в задние, вплоть до синапсов со вставочными невронами в задних рогах.

По-видимому, этих нервных путей, идущих по сшитым корешкам в обход прерванного спинного мозга, будет недостаточно. Придётся сшивать корешки между 4-мя и более сегментами. Учитывая, что корешки имеют сравнительно малую длину, особенно в шейном и грудном отделах, придётся вшивать между ними ауто - или аллотрансплантаты нервов или отсекать от спинномозговых ганглиев только задние корешки. Вместо передних использовать постганглиальный смешанный нерв, в котором содержатся как двигательные, так и чувствительные нервные волокна. В этом случае в задние корешки, а далее в задние рога спинного мозга, будут прорастать не только двигательные, но и чувствительные волокна, что нежелательно. Если всё же аксоны передних корешков врастут через задние корешки в задние рога спинного мозга и установят там связи с вставочными невронами, то не трудно будет проследить ход импульсов от периферии в обход прерванного спинного мозга к центру и обратно при ощущении животным боли и температуры (афферентный путь), и ответной, в том числе и сознательной, реакции на это (эфферентный путь).

АФФЕРЕНТНЫЙ ПУТЬ. При болевом или температурном раздражении кожи, иннервируемой сегментами спинного мозга ниже его пересечения, импульс пойдёт по чувствительным волокнам нерва, через спинномозговой ганглий, задний корешок, задние рога, через синапс во вставочном невроне по его восходящему отростку до синапса с двигательным невроном последнего сегмента спинного мозга ниже его пересечения. Из передних рогов импульсы пойдут по передним корешкам в задние корешки (в сегмент спинного мозга выше его пересечения), а затем в задние рога, через синапс во вставочном невроне, отросток которого переходит на другую сторону спинного мозга в составе белой спайки и поднимается по наружному спиноталамическому пути до зрительного бугра, где устанавливает синапс с нервной клеткой. Далее импульсы идут по её отростку в кору головного мозга, в заднюю центральную извилину. Животное почувствовало боль, тепло, холод.

ЭФФЕРЕНТНЫЙ ПУТЬ. Из коры головного мозга волевые импульсы пойдут по пирамидным путям к двигательным невронам передних рогов спинного мозга, затем по передним корешкам в обход разрыва спинного мозга, через задние корешки в задние рога, через вставочные невроны в нижележащие сегменты до синапса с двигательными невронами, по передним корешкам в составе смешанного нерва к мышце.

Остальные пути пойдут в обход прерванного спинного мозга, аналогично описанному. На этом же рисунке показан ещё один путь, относящийся к тактильной чувствительности кожи.

Эта идея в 1959 году была довольно бурно обсуждена учёными физиологами кафедры нормальной и патологической физиологии 1-го МОЛМИ им. Сеченова. Дискуссия была жаркая. Вмешиваться было опасно. Споры шли о проблеме на клеточном и тонком биохимическом уровне, в чём я ещё был профан. Но вывод был однозначным: необходимо провести серьёзные экспериментальные исследования.

Вот тут-то я и решил прийти к В. П. Демихову с этой идеей. Ведь без её решения пересадка головы на привычное место невозможна.

Знакомство с В. П. Демиховым

В один из осенних дней 1960 года, будучи студентом 3-го курса 1 МОЛМИ им. Сеченова, набравшись храбрости, я пришёл на территорию Института скорой помощи им. Н. В. Склифосовского. Во дворе со стороны Грохольского переулка ворота были открыты и на площадке стояли машины скорой помощи. То и дело в них садились медработники и выезжали на вызовы.

У двух таких бригад скорой помощи я спросил: "Где находится экспериментальная лаборатория по пересадке органов, возглавляемая Демиховым?". Никто такую фамилию и такого учёного не знал. У прохожих в белых халатах на территории института я также спрашивал, но о Демихове они не слышали.

Потеряв надежду таким образом найти лабораторию Демихова, я направился искать административный корпус и отдел кадров. По пути мне попался пожилой санитар, везущий откуда-то из глубины двора института каталку с трупом человека, покрытым простынёй. И я на всякий случай спросил его о Демихове. Мужчина оживился, на его лице появилась добрая улыбка, и он сказал, что очень хорошо знает Владимира Петровича, и этот труп везёт ему для научных исследований. Я последовал за ним обратно на площадку, где стояли машины скорой помощи.

Сбоку в здании поликлиники был служебный вход в подвал. В "предбаннике" санитар оставил каталку с трупом и сказал мне, что лаборатория Демихова находится внизу, т.е. в подвале.

Было темно и слишком сомнительно, что это правда. Неужели пошутил? Спустившись по лестнице в длинный коридор тёмного подвала, я провалился в зловонную лужу и промочил ноги. "Кто-нибудь здесь есть?"- крикнул я. Через несколько секунд открылась одна из дверей и осветила коридор подвала. Вышел мужчина лет 45 в белом халате и шапочке. Затем открылась ещё одна дверь, и из неё вышел небольшой сгорбленный человек. Они оба мне сказали, чтобы я наступал на камушки, разложенные на полу, и что у них систематически прорывает канализацию, а лампочки кто- то ворует. Воздух был спёртым. Я спросил:

- Где можно найти профессора Владимира Петровича Демихова?

Из первой двери послышалось:

- Это я, проходите, пожалуйста, - и он направился по этим камням мне навстречу.

Я представился, и он уважительно за руку поздоровался со мной.

Кабинет Демихова не был затоплен. Слева в дальнем углу стоял старый письменный стол, а напротив - тоже старый, обтянутый дерматином диван, и несколько стульев. На стенах висели многочисленные схемы по пересадке сердца, имплантации искусственного сердца, конечностей и т.д.

Владимир Петрович предложил мне сесть и спросил: "Какое у Вас ко мне дело?". Я дрожащим от волнения голосом довольно сумбурно рассказал о своей мечте познакомиться с ним и разрешить мне без всякой зарплаты ухаживать за животными с пересаженными органами. Я выложил на стол рисунок идеи по восстановлению функции прерванного спинного мозга. Подробно рассказал по схеме, как, предположительно, прорастут передние корешки в задние и как афферентные и эфферентные импульсы пойдут в обход разрыва спинного мозга к центру вплоть до коры головного мозга и обратно.

Демихов возбудился, глаза его загорелись, и он крикнул:

- Владимир Михайлович, подойдите ко мне.

В кабинет вошёл небольшой горбатенький мужчина с очень добрым лицом. Это был Владимир Михайлович Горяйнов - первейший помощник, единомышленник и спутник Демихова.

Владимир Петрович попросил Горяйнова срочно взять из вивария большую собаку, привезти её в операционную и дать ей наркоз.

- Будем проводить операцию на спинном мозге по предложению студента 3-го курса мединститута - Миши Разгулова,- и вкратце объяснил ему суть идеи.

Операционная Демихова находилась на 2-ом этаже морга Института им. Склифосовского. В операционной кроме двух деревянных столов, двух светильников выпуска ещё довоенной поры, двух самодельных аппаратов искусственного дыхания и закопчёного кимографа никакой аппаратуры не было. В соседней комнате стоял старый пылесос, который и приводил в движение аппараты искусственного дыхания.

Время было около 18 часов. Медсёстры уже ушли домой, поэтому Демихов сам подобрал необходимые инструменты.

Собаку привязали к деревянному столу вниз животом, побрили спину, накрыли животное простынями, помыли руки и Демихов приступил к операции, а меня попросил быть в качестве ассистента.

Кто мог подумать, что такой великий учёный с мировым именем, почётный доктор Лейпцигского университета им. К. Маркса (ГДР), клиник братьев Мейо (США), почётный член Королевского научного общества в Упсале (Швеция), окажется даже не кандидатом наук в нашей стране!

Я даже и представить себе не мог, что рабочее место такого великого учёного окажется в сыром вонючем подвале, а операционная будет расположена в морге.

Но я был всё- таки счастлив. Во-первых - тёплым приёмом, во- вторых - признанием самой идеи, заслуживающей проведения экспериментальных исследований, и уж, конечно, блаженствовал от самого факта, что ассистирую великому Демихову, к которому и приблизиться-то боялся.

Операция на спинном мозге продолжалась часа два. Технически она оказалась вполне выполнимой и Владимир Петрович предложил мне все остальные эксперименты делать самостоятельно и похвалил меня за хорошую ассистенцию. Поинтресовался, участвовал ли я в каких-либо операциях? Я ответил, что на кафедре оперативной хирургии в 1-ом МОЛМИ самостоятельно провожу опыты на собаках по пластике общежелчного протока, формируя последний из желудка, а также создаю "неожелудок" из тонких кишок и кое-что мудрю с аортальным клапаном сердца. Все эти идеи мои собственные.

Директор института и заведующий этой кафедрой В. В. Кованов меня всячески за это поощряет, не отказывает мне в животных и даже на своих лекциях по оперативной хирургии ставит меня в пример другим как думающего студента.

0x01 graphic

Идет эксперимент на кафедре оперативной хирургии 1-го МОЛМИ им.

Сеченова по пластике общежелочного протока. Мне ассистирует однокурсник Геннадий Крюков. Он стоит слева (1961г.)

Услышав о Кованове, Демихов изменился в лице. Ему явно было неприятно слышать об этом человеке.

Лишь значительно позже я узнал сначала от сотрудников лаборатории, а затем и от самого Демихова, что Кованов В. В. всячески мешал его разработкам и не считал Владимира Петровича за учёного, поэтому не разрешил ему защищать уже написанную кандидатскую диссертацию.

Тогда Демихов опубликовал её в 1960 году в виде монографии "Пересадка жизненно-важных органов в эксперименте". Цензура сильно сократила рукопись. В неё не вошли такие проблемы, как создание вспомогательного кровообращения с помощью искусственных желудочков сердца (1948г.), и очень поверхностно описано первое в мире искусственное сердце (1937г) и многое другое.

Забегая вперёд, скажу, что примерно через год знакомства с Демиховым, мы с ним привезли из типографии 30 его книг, и первую же он подарил мне с дарственной надписью "Дорогому Мише - большому энтузиасту - экспериментатору от автора" , 22.08. 1961г.

Это был первый учебник в мире по трансплантологии. В дальнейшем он был переведён на английский, немецкий и др. языки и издан в этих странах.

Но вернёмся к первому дню моего знакомства с Владимиром Петровичем.

После операции на собаке мы вернулись в подвал. Отнесли носилки с трупом мужчины в одну из комнат, и поставили их на пустую каталку.

Демихов накрыл труп простынёй и вскрыл срединным разрезом грудную полость. В ушки правого и левого предсердий сердца ввёл пластмассовые канюли. В бок восходящей аорты и лёгочной артерии он ввёл по специальной изогнутой канюли. Затем соединил противоположные их концы с аппаратом вспомогательного кровообращения, состоящим из двух искусственных желудочков сердца (ИЖС), мембраны которых приводятся в движение с помощью электромотора. В каждый желудочек были вмонтированы по два искусственных шариковых клапана - по одному входному и одному выходному.

Все трубки и полости ИЖС были заполнены физиологическим раствором. Затем Владимир Петрович включил это экстракорпоральное искусственное сердце. Оба ИЖС стали работать параллельно собственному сердцу. В трансплантологии это называется "двойной обход" (байпас) желудочков сердца. Это была отработка техники по созданию вспомогательного или полного искусственного кровообращения с помощью двух ИЖС на человеке.

Этот аппарат Демихов сконструировал ещё в 1948 году и на протяжении многих лет пропагандировал вспомогательное кровообращение. Но отечественные хирурги считали это несерьёзным и опомнились лишь через 20 лет, после того как американцы начали серьёзные разработки по созданию искусственного сердца и искусственных желудочков сердца. Некоторые наши учёные мужи в своих монографиях и научных статьях отдали пальму первенства в этих направлениях американцам. Поистине - нет пророка в своем отечестве!

Так закончился мой первый день знакомства с великим учёным.

На последней электричке с Курского вокзала усталый, но до соплей довольный, я возвращался домой в г. Ногинск. Многолетняя моя мечта сбылась. Демихов разрешил мне приходить в его лабораторию с названием "Пересадка жизненно важных органов" в любой день и обещал меня брать в качестве ассистента, тем более что штат лаборатории не превышал 6 -7 человек. Это: В. П. Демихов - зав. лабораторией, В. М. Горяйнов - младший научный сотрудник, Е. В. Колобанова- старшая медсестра, Л. Т. Минина- операционная медсестра и два санитара- Саша и Коля. А ассистировать Владимиру Петровичу практически было некому.

Учёба у главного трансплантолога мира и первые

собственные шаги в науке

В 1960 году я был студентом 3-го курса института. С разрешения профессора В. В. Кованова - директора 1 МОЛМИ и заведующего кафедрой оперативной хирургии я проводил на этой кафедре эксперименты на собаках, проверяя собственные идеи по пластике общежелчного протока трубкой, сформированной из стенки желудка; по созданию "неожелудка" из тонких кишок, а также по моделированию дозированной недостаточности аортального клапана путём подтягивания задней бескоронарной створки с помощью обычной иньекционной иглы, в которую вставлен кусочек мандрена, привязанного ниткой. После этого для устранения аортальной недостаточности я создавал искусственную аортальную створку из интимы (внутренняя оболочка сосуда) на уровне восходящей аорты без вскрытия последней при работающем сердце.

Была ещё и идея устранения аортальной недостаточности с помощью тесёмки, опоясывающей одновременно желудочки сердца и грудную аорту. В систолу желудочки сердца уменьшаются в объеме, при этом тесемка на аорте ослабевает и кровь свободно протекает по ней, а в диастолу желудочки увеличиваются в объеме и тесемка стягивает аорту, перекрывая ее просвет, что и требовалось достичь при лечении аортальной недостаточности. Тогда я еще не понимал, что каждая из этих идей могла составить предмет изобретения и быть темой кандидатской диссертации. Мне тогда было всего 22 года, и о карьере я еще не задумывался.

В это же время я часто посещал лабораторию Демихова, ассистировал ему на операциях и помогал выхаживать послеоперационных животных.

На лекции ходить перестал, т.к. они ничего не давали. Всё, что говорили лекторы, было написано в учебниках, а время для их прочтения у меня было предостаточно при поездке в институт и обратно в электричке (1 час 50минут в один конец).

Я старался не пропускать эксперименты Демихова В. П., а при необходимости и если доверит шеф, оставался дежурить с оперированными собаками на ночь.

Особенно беспокойными были дежурства с собаками с двумя головами. Большой собаке (реципиенту) ничего не угрожало, а вот пересаженной голове - чуть не досмотришь, и уже реципиент улёгся на неё. Это приводило к сдавлению венозной магистрали, по которой оттекает кровь из трансплантата к реципиенту, и гибели пересаженной головы. А если в помещении есть столы, стулья, батареи, то реципиент обязательно попробует сорвать со своей шеи этого кусающего за уши зверька, особенно в тех случаях, когда Демихов не сшил кончики ушей большой собаки между собой или не резецировал одно из них.

Очень скоро сведения о моём посещении лаборатории Демихова дошли до В. В. Кованова. Он вызвал меня к себе в кабинет на кафедре оперативной хирургии.

Всё, попался, думал я. Теперь будет ругать за непосещение лекций, в том числе и его, и за хвосты, а значит, лишит стипендии. Тогда она равнялась 22 рублям, а это было, чуть ли не единственное средство для существования. Мои родители в это время переехали в Астрахань, но ещё не устроились на работу.

На протяжении 15- 20 минут В. В. Кованов отчитывал меня за то, что я посещаю "этого фантазёра и шарлатана в науке".

- То, чем занимается Демихов, это не наука. Он вот уже 25 лет просто удовлетворяет своё любопытство за счёт средств государства. Ведь он не врач, а биолог, и у него нечему тебе учиться! Вместо того чтобы заниматься иммунологическими вопросами, решением проблемы тканевой несовместимости, он занимается лишь отработкой хирургической техники пересадки органов, а тканевую несовместимость не признаёт!

В заключение Кованов сказал:

- Выбирай: или Демихов, или эксперименты на кафедре оперативной хирургии.

Я ответил:

- Мне хотелось бы учиться хирургии у Вас и у Демихова. Разрешите.

- Нет - отрубил он.

- Тогда я выбираю Демихова, т.к. поступил в институт, чтобы заниматься пересадками органов, и в будущий успех этой области медицины я верю, да и о встрече с Владимиром Петровичем я мечтал ещё в школьные годы.

На этом мои эксперименты на кафедре оперативной хирургии были закончены, а точнее, их запретили.

В этот же день я рассказал об ультиматуме Кованова Демихову и Владимир Петрович мне довольно подробно рассказал об их взаимоотношениях.

Оказалось, что Демихов работал на кафедре оперативной хирургии у Кованова с 1955 по 1960 гг. и что они разошлись врагами.

Кованов постоянно вмешивался в научные планы Демихова и не верил в такую фантазию Владимира Петровича, как пересадка сердца человеку. Об искусственном сердце и думать не хотел. А когда Демихов положил Кованову на стол свою кандидатскую диссертацию, то тот не только не допустил её к защите, но приказал своей секретарше изрезать ножницами этот антинаучный, с его точки зрения, труд.

Тогда В. П. Демихов через голову Кованова другой экземпляр диссертации отдал в печать. На этом этапе, по-видимому, вмешался его двоюродный брат - генерал - полковник Генерального Штаба Советской Армии Сергей Матвеевич Штименко. Книга Демихова хотя и была сильно обкуцана цензурой (выбросили, тогда кажущийся фантастикой, раздел по искусственному сердцу и вспомогательному кровообращению), но все-таки принята в печать 03.03.60 г. В это время Демихов ушёл от Кованова в Институт скорой помощи им. Н. В. Склифосовского.

Пересадка полнослойного кожного лоскута на артериовенозной ножке

Из наших многочисленных бесед, касающихся причин гибели пересаженных органов в эксперименте на собаках, мне стало ясно, что Владимир Петрович не доверяет иммунологам, которые все неудачи при пересадках объясняют тканевой несовместимостью. Так, английский ученый Медавар, получивший Нобелевскую премию за пересадку кожи, установил, что пересаженная кожа разрушается за счет свободно циркулирующих антител, и что они связаны с белыми кровяными шариками. И эта необоснованная, по мнению Демихова, теория получила всемирное признание.

Ведь кожу сам Медавар и его последователи пересаживали без восстановления в ней кровообращения. По данным С. Ш. Хувдадзе такая пересаженная кожа погибает в сроки до 48 часов. А иммунитет на чужеродную ткань вырабатывается, по данным тех же иммунологов, в сроки от 7-ми до 21 суток.

В этой связи главной причиной не приживления пересаженной кожи является отсутствие в ней кровообращения, и ее отторжение или рассасывание происходит по типу сухой или влажной гангрены.

-Значит, - спросил я у Демихова, - если научиться пересаживать кожу в пределах одного вида (аллотрансплантация, а в те времена - гомотрансплантация) на артериовенозной ножке, то она приживется?

- Да, конечно, и всю теорию тканевой несовместимости придется пересмотреть, - уверенно ответил Владимир Петрович, - но такой способ пересадки кожи еще никем не разработан, т.к. сшивать кровеносные сосуды диаметром менее 1 мм мы еще не научились, - добавил он.

После этого разговора я загорелся желанием разработать способ пересадки кожи на артериовенозной ножке, и в этом меня поддержал мой учитель.

Теперь все трупы собак были мои. С этого момента я упорно стал препарировать участки кожи, получающие питание от общих сонных и бедренных артерий, и вводил в них метиленовую синьку. Вскоре мне удалось забрать достаточно большой участок кожи с подкожной клетчаткой на бедренной артерии и вене. Это было в начале 1962 года. К этому времени я овладел техникой сшивания кровеносных сосудов сосудосшивающими аппаратами АСЦ - 4, АСЦ - 8 и АСЦ - 20. Своих аппаратов в то время у меня еще не было.

В первых двух экспериментах произвели аутотрансплантацию полнослойного кожного лоскута с одного бедра собаки на другое. Бедренные артерию и вену сшили аппаратом АСЦ - 8. Два шва из 4-х были не герметичными и требовали ручного ушивания. Чтобы собаки не разгрызли повязку на бедре, им на грудную клетку укрепили легкий, но прочный каркас из листового алюминия.

В первые трое суток у одной из собак нарастал отек аутотрансплантата, а на четвертые сутки он посинел и был холодным. Заподозрили тромбоз в венозном шве и убрали трансплантат вместе с сосудистыми швами. В венозном шве обнаружили тромб. Он полностью закрывал просвет сосуда.

У другой собаки на седьмые сутки был снят каркас с грудной клетки. Трансплантат был хоть и отечным, но теплым. На следующее утро собаку обнаружили мертвой, лежащей в луже крови. Она выгрызла трансплантат вместе с сосудами и умерла от профузного кровотечения из бедренной артерии.

В третий раз мы пересадили кожный лоскут на сосудистой ножке от одной собаки другой (аллотрансплантация), и нас снова постигла неудача. На восьмые сутки часть раны нагноилась, и трансплантат пришлось удалить. На большом протяжении кожа донора срослась первичным натяжением с кожей реципиента. Сосудистые анастомозы были проходимы без признаков сужения или тромбообразования.

Таким образом, мне впервые все же удалось разработать способ пересадки кожи на артериовенозной ножке. Эта экспериментальная модель теперь может быть использована иммунологами для подтверждения или опровержения реакции тканевой несовместимости при пересадках в пределах одного вида.

26 июля 1966 г. я подал заявку на эту экспериментальную модель во ВНИИГПЭ (заявка N 1094844\31-16). Была признана новизна метода, но авторское свидетельство не выдали. Потребовали предоставить результаты клинического использования данного предложения. Обычно после таких заключений больше ничего не хочется изобретать. Эту экспериментальную модель я не держал в секрете. Рассказывал я о ней как советским, так и иностранным ученым. Через 10 лет появились первые сообщения из-за рубежа о свободной пересадке кожи на сосудистой ножке у ожоговых больных. Вот так-то, мы изобретаем, а они внедряют. При этом мы остаемся "с носом".

Однажды Демихов вызвал меня на разговор, касающийся омоложения организма, и рассказал свою идею по созданию с этой целью перекрёстного артериального кровообращения. Он также надеялся на то, что этот способ может быть полезным при лечении рака, т.к. уже давно известно, что раковые клетки в культуре тканей обладают способностью растворяться в нормальной сыворотке крови здорового организма.

Владимир Петрович ещё в 1953-54гг. начал проводить эксперименты по перекрёстному кровообращению на собаках. Он соединял центральные концы бедренных артерий собак с периферическими концами артерий (см. рис. 5), используя для сшивания сосудов механический однорядный скобочный шов с помощью отечественных аппаратов АСЦ-4 и АСЦ-8.

Однако однорядный скобочный шов кровеносных сосудов с помощью танталовых скрепок не обеспечивал в 76 % достаточной прочности и герметичности анастомозов, а в 25-27% случаев в линии шва со стороны просвета образовывались тромбы, закрывающие просвет сосуда.

При данной схеме создания перекрёстного кровообращения в случае тромбоза одного из сосудов, кровь от одной собаки перекачивается к другой.

В результате, одна собака погибала от обескровливания, а вторая оставалась жить, но все её органы были избыточно полнокровными.

Чтобы избежать тромбоза, Демихов решил соединять сосуды со значительно большим диаметром и кровотоком, и остановился на брюшной аорте, рассуждая так: чем больше просвет сосуда и сильнее кровоток, тем меньше шансов образования тромба в линии шва (см. рис. 6).

0x01 graphic

0x01 graphic

РИС. 7

Собаки с перекрёстным аортальным кровообращением,

зафиксированные в станке

Владимир Петрович предложил мне заняться перекрёстным кровообращением между старой собакой и молодой. Я с радостью согласился и начал конструировать и изготовлять двухместный деревянный станок для фиксации двух собак на длительный срок.

Изготовив первую конструкцию, я создал под руководством Демихова такой парабиоз (искусственное сращение двух животных). Центральный конец брюшной аорты старой собаки через синтетический сосудистый протез соединил с периферическим концом брюшной аорты молодой собаки. А периферический конец аорты старой собаки - с центральным концом аорты молодой собаки. Концы протезов и аорты соединил с помощью колец Демихова. Этот протезный метод соединения сосудов наиболее пригоден для ещё малоопытного хирурга. Оба протеза были завёрнуты в кожные трубки, сформированные из лоскутов передней и боковой стенок обеих собак. Собаки, зафиксированные в станке, показаны на рис. 7.

Теперь старая кровь нагнеталась в тело молодой собаки, а молодая кровь - в тело старой собаки, которую и должна была омолодить. Почувствовав недостаток гармонов в крови, железы молодой собаки должны заработать более интенсивно, чтобы восстановить постоянство внутренней среды (гомеостаз) организма.

С собаками было организовано круглосуточное дежурство в течение пяти суток. Сначала дежурил я и мой друг Дёмин Женя - мой однокурсник. Затем лаборанты и медсёстры.

Через пять суток состояние молодой собаки ухудшилось, и она умерла. Старая собака чувствовала себя хорошо. Несмотря на систематическое введение в кровяное русло противосвёртывающего препарата (гепарин 1 мл в/венно через 2,5 - 3 часа), искусственный протез, идущий от центрального конца аорты старой собаки, затромбировался, и кровь от молодой собаки была перекачена её сердцем в организм старой собаки.

Так закончился мой первый полусамостоятельный опыт в лаборатории В. П. Демихова.

Ассистируя на операциях Владимира Петровича, я тщательно наблюдал за его высочайшей хирургической техникой. Сердце в его руках никогда не останавливалось. Он чувствовал момент, когда оно готовится затрепетать или перейти в фибрилляцию. А если появлялись признаки, ведущие к этим грозным осложнениям, например тахикардия за 200 ударов в минуту, то он спокойно пересекал, тогда для меня таинственные, нервные веточки, или пережимал на время какие-то сосуды, и сердце успокаивалось. При падении же давления в аорте чуть ли не до 0, он спокойно пережимал её у места отхождения первых пар межреберных артерий, а в ряде случаев увеличивал приток венозной крови к сердцу, опустив под некоторым углом собаку вниз головой (положение Тренделенбурга). И давление поднималось до высоких цифр. Если бы он только тогда знал, как от этих простых приёмов будут зависеть жизни моих будущих пациентов (людей), особенно при их оживлении на Калыму. Но об этом позже.

На его экспериментах очень редко заранее ставились капельницы для внутривенной коррекции давления, частоты сердечных сокращений и т.д. Эти параметры он регулировал играючи, простыми, на первый взгляд, приёмами, но они требовали глубоких знаний физиологии кровообращения и анатомии животных.

Массивное артериальное кровотечение или даже остановка сердца на любом этапе операции, будь то пересадка сердца или сердца в комплексе с лёгкими, или второй головы, Демихова никогда не пугали.

Будучи очень спокойным, доброжелательным, уравновешенным и интеллигентным человеком, он никогда не впадал в панику, не повышал голоса и уж конечно, не ругался матом, как это принято у хирургов, особенно великих.

Чтобы успокоить засуетившихся ассистентов, он пальцем или зажимом пережмёт или придавит кровоточащий сосуд, и пока не расскажет всем какой-нибудь смешной анекдот, и сотрудники не рассмеются, он не станет продолжать операцию.

Необходимо отметить, что сущность всех его операций по пересадке сердца или сердца с лёгкими, или одной его долей как в ортотопическую позицию (на привычное место), так и в гетеротопическую позицию (на другое место), основана на предложенном им ещё в 1946 году способе выделения изолированного сердечно-лёгочного комплекса (СЛК) с работающим сердцем вне тела животного до 2-х часов при поддержании лишь в лёгких искусственного дыхания и температуры 38 -39®С (см. рис. 8).

0x01 graphic

РИС. 8

Сердечно-лёгочный комплекс по Демихову

Это был ключ почти ко всем его открытиям. Это позволило ему первым в мире заменять СЛК и сердце у собаки без использования аппарата искусственного кровообращения (АИКа) или гипотермии (охлаждения) животного, а также пересаживать второе дополнительное сердце с долями лёгких или одно сердце без его остановки.

Необходимо отметить, что школа Демихова начинается с умения выделить сердце вместе с лёгкими, не остановив сердца. Данный метод подробно описан автором в Бюлл. экспериментальной биологии и медицины в 1951 г. N 5 стр. 326- 328 и в его монографии, но сделать это только по описанию сложно даже самому талантливому хирургу. Нужна школа Демихова или его учеников.

В. П. Демихов оперировал по 4- 5 раз в неделю. В основном это были пересадки второго дополнительного сердца в грудную полость.

Впервые пересадку сердца от одной собаки другой на сосуды шеи осуществил А. Каррель в 1905 году. Такое сердце работало вхолостую и не участвовало в кровообращении реципиента. Позже его опыты с некоторыми модификациями повторили Манн в 1933г., Пристли в 1936г. и другие исследователи, но до пересадки сердца в грудную полость они не дошли.

"Основная функция сердца, как известно, состоит в том, чтобы доставлять венозную кровь организма в лёгкие, а аэрированную кровь (насыщенную кислородом) из лёгких разносить по всему организму. Сердце же вне грудной полости не сообщается с лёгкими и не может выполнять этой основной функции"- В. П. Демихов, 1960г.

Всего Демиховым до 1960 года было разработано 24 схемы пересадки второго дополнительного сердца, а к 1986 году - более 40.

До 1962 года сроки жизни собак с двумя сердцами в опытах Демихова не превышали 32 дней.

В 1946 и 1948 г.г. В. П. Демихов разработал впервые в мире два способа полной замены сердечно-лёгочного комплекса без АИКа и гипотермии. Первое сообщение по данному вопросу было сделано Демиховым на 1-ой Всесоюзной конференции по грудной хирургии в Москве 15 мая 1947 года.

С технической точки зрения замена СЛК по Демихову значительно проще, чем одного сердца. В первом случае необходимо сшить лишь 4 сосуда (две полые вены, аорту и безымянную артерию), а при замене одного сердца - 7 лёгочных вен, лёгочную артерию и аорту, т.е. 9 сосудов.

Максимальный срок жизни собаки по кличке "Дамка" с пересаженным СЛК, оперированной Демиховым 12.04.51г. в г. Рязани на выездной сессии АМН СССР, составил около 7 суток. До 1959 г. Владимир Петрович выполнил 67 подобных операций, а до 1986 года это число перевалило за 100.

Чаще всего животные погибали от дыхательной недостаточности, пневмоторакса (воздух проник в грудную полость), а также от тромбоза плечеголовной артерии, сшитой аппаратом АСЦ.

В связи с тем, что полые вены и аорта короткие, их сшивать аппаратом АСЦ было невозможно. В этой связи Демихов усовершенствовал протезный способ Пайра и пользовался им при соединении вышеупомянутых сосудов.

В 1946-48 гг. сердечная хирургия лишь только зарождалась, а тут - искусственное сердце, пересадка сердца или замена всех органов грудной полости - сердца с лёгкими, да ещё не врачом, а каким-то биологом - "выскочкой"! Всё это "безобразие" производило даже на маститых хирургов СССР впечатление разорвавшейся бомбы и сильно било врачей по их самолюбию. Как это так, великие хирурги должны учиться у какого-то биолога даже без учёной степени.

Причины гибели животных при пересадке второго сердца были разными, но наиболее обидными были осложнения со стороны сосудистого шва. Если при пересадке сердца было сшито аппаратами АСЦ-4 и АСЦ-8 три - четыре сосуда, а этот шов даёт 24-27% тромбоза, то закупорка сгустком крови всего лишь одного анастомоза в сроки от нескольких минут до нескольких дней, сводило на нет все усилия хирурга.

Ручной же шов кровеносных сосудов с помощью иглы и нити давал ещё больше осложнений и отнимал на порядок больше времени, что делало пересадку без прикрытия АИКа или гипотермии невозможной. Протезный же метод соединения с помощью втулок, а не сшиванием сосудов, по скорости соединения не уступал аппаратному шву, но приводил к ещё более грозному осложнению - пролежню края сосуда, разбортованного на втулку, и кровотечению. А это опять финал, но уже с гибелью от внутреннего кровотечения реципиента.

Это осложнение не давало учёному продвинуться дальше, и он взялся сам конструировать сосудосшивающий аппарат. К этому времени сосудистые хирурги и инженеры развитых стран мира бились над созданием аппарата для сшивания мелких и средних кровеносных сосудов диаметром от 2,5 до 10 мл.

Созданный в нашей стране в 1946 году первый в мире сосудосшивающий аппарат группой инженеров и врачей: Гудовым П. Ф., Кукушкиным Л. И., Какабьян А. П., Поляковым Ф. У., Ахалай М. Г., Петровой Н. П. и Андросовым П. И., позволяет быстро, за 2- 3 минуты сшивать кровеносные сосуды диаметром от 2,5 до 20 мм по принципу "конец в конец". В зависимости от диаметра сшиваемого сосуда хирург мог выбрать один из 3-х идентичных сшивателей: АСЦ-4, АСЦ-8 или АСЦ-20. Цифра в сокращенном названии аппарата обозначает максимальный диаметр сосуда, который им можно сшить. Это было огромным достижением и первые два аппарата широко использовались в эксперименте на собаках, особенно при трансплантации жизненно важных органов. За это изобретение авторы в 1948 году были удостоены Сталинской премии. Необходимо отметить, что первым, кто применил эти аппараты при пересадках жизненно важных органов, был В. П. Демихов. Однако аппараты не нашли широкого клинического применения из-за 3-х основных недостатков.

1.Ими невозможно сшивание склерозированных артерий и аорты из-за необходимости их разбортовки на упорную и скобочную втулки аппарата. Концы сосудов при этом крошатся. Если бы хоть один конец сосуда не требовал разбортовки, то тогда этот недостаток можно было бы обойти. Тогда подлежащим разбортовке сосудом могла бы стать, например, собственная вена или сосудистый протез, которые часто применяют для замещения поражённого отрезка сосуда. Второй же конец, пораженный атеросклерозом, необходимо будет натянуть поверх первого, т.е. без разбортовки, а значит без его разрушения. А при пересадке органов на втулку аппарата можно было бы разбортовать сосуды самого трансплантата т. к. они всегда эластичные.

2.Однорядный скобочный шов не обеспечивает в 50-76% случаев герметичности анастомозов, а это требует ручного ушивания сосудистой манжетки. Последнее приводит к деформации анастомоза и, как следствие, к турбулентному (хаотичному) движению крови в линии шва, способствующему тромбообразованию.

3.При сшивании мелких и средних кровеносных сосудов аппаратами АСЦ-4 и АСЦ-8 тромбоз в линии шва достигает 20 - 27%. Причинами этого грозного осложнения являются травма внутренней оболочки сосуда в линии шва, соприкасающейся с током крови, и деформация анастомоза из-за ушивания его иглой и нитью при негерметичном шве.

Понимая, что вероятность тромбоза в сосудах, сшитых этими аппаратами, значительно увеличивается за счёт ручного ушивания кровоточащей манжетки, В.П.Демихов сконструировал, а специалисты с завода "Калибр" г. Москвы изготовили очень простой в конструктивном отношении прибор. Он позволяет одномоментно накладывать на сосудистую манжетку сразу две скобки в два ряда по вертикали. Этот остроумный линейный двухскобочный ушиватель Демихова заменил дополнительное ручное ушивание кровоточащей сосудистой манжетки на дополнительное механическое (аппаратное) её ушивание без грубой деформации анастомоза.

Но Владимир Петрович понимал, что это не выход из положения, и что необходимо создать принципиально новый сосудосшивающий прибор, который устранил бы все три вышеперечисленных недостатка, присущие аппаратам типа АСЦ, а также отечественным и иностранным модификациям, а их насчитывается несколько десятков. И все они повторяли конструкцию наших отечественных аппаратов, но в худшем варианте. Каждый из них, как правило, устранял лишь один из 3-х основных недостатков, поэтому они и не нашли применения в клинике на человеке.

Механический способ и аппарат для сшивания мелких кровеносных сосудов металлическими клипсами

В 1962 году я взялся за создание принципиально нового вида механического циркулярного шва мелких и средних кровеносных сосудов, позволяющего исключить все три недостатка, присущие аппаратам типа АСЦ. Именно осложнения в сшитых сосудах диаметром от 3-х до 6 мм чаще всего сводили на нет все усилия Демихова при пересадке сердца, печени, второй головы и т.д. в эксперименте на собаках.

Более года ушло на создание такого способа (см. рис. 9) и изготовление первого самодельного (из подручных материалов) аппарата (см. рис. 10). Они были защищены авторскими свидетельствами NN 226088 от 21.05.64г. и 227507 от 26.07.66 г.

0x01 graphic

РИС. 9

Способ сшивания кровеносных сосудов клипсами

0x01 graphic

РИС. 10

Первый самодельный аппарат для сшивания кровеносных

сосудов клипсами

Конструктивная идея создания нового механического способа и аппарата возникла у меня внезапно, как - будто мне это решение послали откуда-то сверху.

Я шёл из метро ВДНХ к проспекту Мира и вдруг озарение. Я остановился и на несколько секунд отключился от окружающего меня мира. Очнулся лишь от грохота трамвайной сигнализации. Я оказался на трамвайной линии, а в 50 - 80 см от меня остановился трамвай. Водитель и окружающие люди кричали на меня, а я никак не мог понять, как здесь оказался. Очнувшись, я извинился перед всеми, вернулся к метро и на лавочке зарисовал то, что подарил мне мой, а может быть и не мой мозг в это мгновение. И лишь потом мне стало страшновато - ведь я мог попасть под трамвай.

В этот момент мне пришла идея по созданию нового способа сшивания кровеносных сосудов с помощью металлических клипс (см. рис. 9).

Я долго рассчитывал параметры клипсы так, чтобы она не повредила сосудистую стенку и достаточно прочно и герметично адаптировала концы сшиваемых сосудов.

В домашних условиях из тонкой жести толщиной 0,2 - 0,25 мм я изготовил первые клипсы и приступил к конструированию самого аппарата, который мог бы одномоментно загибать сразу все 4 клипсы. Втулка в аппарате должна быть одна, а не две, как в АСЦ. Тогда можно будет на ней укрепить внутренние плечи клипс и на них разбортовать эластичный сосудистый протез или вену. А склерозированную артерию натягивать (без разбортовки) поверх. Это позволит сшивать сосуды, поражённые атеросклерозом. Так как сшитый клипсами сосуд не прокалывается в линии шва, то травма внутренней оболочки исключена, а значит, не будет тромбоза.

В хирургии редко удаётся выделить из окружающей ткани концы сосудов на значительном протяжении без перевязки отходящих от него жизненно важных веточек. Поэтому при использовании в аппарате лишь одной втулки, для сшивания потребуется длина сосуда, равная 4 - 5 мм вместо 25 мм при использовании АСЦ - 4 или АСЦ - 8.

На единственную втулку в аппарате разбортовывают сосудистый протез или вену, размеры которых не лимитированы.

Таким образом, мне удалось создать принципиально новый механический способ сшивания мелких и средних кровеносных сосудов, который не обладает теми тремя недостатками, которые присущи уже известным способам и серийно выпускаемым ЛПО "Красногвардеец" (г. Ленинград) аппаратам.

Самую сложную деталь - втулку с посадочными гнёздами и матрицей (лунками) для загиба шипов клипс ниже линии шва мне изготовили по протекции Демихова на заводе "Калибр" те же мастера, что и изготавливали линейный аппарат для Владимира Петровича.

Первое сшивание двух общих сонных артерий было произведено мной в марте 1962 года. Я рассекал и сшивал сонные артерии. Оба шва получались прочными и герметичными. Мы с Демиховым были в восторге.

Владимир Петрович не выдержал и позвонил Борису Васильевичу Петровскому - будующему министру здравоохранения СССР и сообщил ему эту новость. Петровский пригласил нас приехать к нему незамедлительно.

Мы вырезали сшитые сосуды. Собаку оставили жить. Взяли такси и через 30 - 40 минут были у него в кабинете.

Борис Васильевич с большим интересом познакомился с новым видом сосудистого шва с помощью 4-х клипс и предельно простым аппаратом. На его глазах я сшил две резиновые трубочки от пипеток, на что ушло не более 1 минуты. На ручной шов с помощью иглы и нити в хороших руках шов потребовал бы 12- 15 минут.

Затем на его глазах я вскрыл вдоль обе сшитые сонные артерии, которые мы взяли с собой. Линия шва была гладкая, ровная. Министр был доволен и посоветовал от его имени обратиться во Всесоюзный НИИ хирургической аппаратуры и инструментов (ВНИИХАИ). Там есть лаборатория по разработкам сшивающих аппаратов и свой небольшой завод. А по дружески посоветовал сначала подать заявки на изобретение во ВНИИГПЭ на способ и аппарат, а уж затем обращаться туда. Иначе украдут изобретение.

Забегая на несколько лет вперед, могу сказать, что крадут во ВНИИХАИ "по - чёрному". Где-то в 1965 г. профессор Скобелкин подал заявку на аппарат для сшивания кишок со сменными головками разного диаметра. Заявка, как водится, пришла в этот головной институт на отзыв в лабораторию по разработкам хирургических сшивающих аппаратов. Заведующий этой лабораторией Г. В. Астафьев собрал преданных ему сотрудников на совещание. Он предложил им срочно заняться разработкой своего аппарата для сшивания кишок со сменными головками на основе конструкции, пришедшей на отзыв. А. Скобелкину отказать. Все согласились кроме меня. Я в этот же день позвонил Скобелкину и рассказал ему всё. Он ответил, что с этой бандой бороться бесполезно. У них свои эксперты во ВНИИГПЭ и т.д.

В результате - Скобелкину пришло отрицательное решение на выдачу авторского свидетельства, а лаборатория сшивающих аппаратов на основе его изобретения создала аппарат СПТУ, который выпускает ЛПО "Красногвардеец" и по сей день.

У меня также Астафьев вместе со своей командой пытался украсть одно из самых крупных моих изобретений - "Аппарат для сшивания трубчатых органов" в 1970 году, воспользовавшись моим отъездом в г. Астрахань. Но за 1 день до подачи ими заявки на моё изобретение без меня я успел узнать и пресечь этот плагиат, но об этом более подробно я расскажу позже. Начинающему изобретателю это будет полезно знать.

Итак, я принял совет Б. В. Петровского и начал оформлять заявки на способ и аппарат по сшиванию сосудов клипсами.

Другой причиной, по которой я не обращался до 1965 года во ВНИИХАИ, была неудовлетворённость самой конструкцией самодельного аппарата и ещё недостаточно совершенной конструкцией самой клипсы.

Для технического усовершенствования способа и аппарата потребовалось провести более сотни сшиваний резиновых трубочек, а также было проведено 20 экспериментов на живых собаках.

Так как я был еще студентом, а не сотрудником лаборатории Демихова, то и тема не стояла в плане. Мне не положены были ни животные, ни медикаменты, ни клетки в виварии. Но чтобы дело шло, Владимир Петрович предложил мне сшивать сонные и бедренные артерии этим аппаратом на собаках, которым он пересаживал сердца или СЛК.

Вот в 10 таких экспериментах и были проведены испытания клипсового шва (20 анастомозов). Ни в одном случае я не подвёл учителя. К моменту гибели животных от пересадки сердца все мои анастомозы были в хорошем состоянии, несмотря на то, что

клипсы изготавливал я в домашних условиях, правда, теперь уже не из жести, а из нержавеющей стали ЯТ, которая практически не даёт воспалительной реакции в окружающей её ткани.

Отсутствие тромбозов в сосудах, сшитых клипсами, в течение первой недели, тем более без применения антикоагулянтов (противосвёртывающих кровь препаратов), как-то волновало и меня и Демихова. Не может быть, чтобы ни один из 20 сшитых сосудов не затромбировался! Ведь раньше такого не было.

И однажды в одном из опытов по пересадке сердца Владимир Петрович у умирающей на 6-е сутки собаке усмотрел какие-то мозговые симптомы. Он свалил всю вину на мои швы общих сонных артерий, твёрдо убеждая всех, что это тромбоз в Разгуловском шве.

Я, естественно, не соглашался, держал марку, хотя и очень сомневался. Тогда Владимир Петрович вызвал меня на спор - на бутылку коньяка. Кто-то из присутствующих разбил наши руки. Через час или меньше собака умерла.

Владимир Петрович быстро распустил рану на шее, вырезал отрезки сшитых общих сонных артерий, положил на марлевую салфетку и вскрыл их вдоль. Сердце моё замерло. Не из-за коньяка, а из-за возможности тромбоза в этом новом виде шва.

Все устремили взгляд на вскрытые Демиховым сосуды. Владимир Петрович, довольно улыбаясь, развёл руками и изрёк:

- Да, Миша, ты один раз в сто лет всё же бываешь прав. Оба шва чище поповой души!

После вскрытия собаки и установления настоящей причины гибели животного Владимир Петрович достал из кармана деньги (5 рублей) и попросил меня сбегать в магазин за коньяком. Я сказал, что это была шутка. Но Демихов настоял на своем.

Этих денег хватило и на закуску. Мы душевно посидели.

К этому времени лабораторию Демихова уже переселили из подвала на первый этаж поликлиники. Вход в лабораторию теперь был с Грахольского переулка.

Кабинет Демихова располагался над котельной, которую топили углём. Концентрация СО-2 в воздухе превышала все возможные пределы. Сотрудники лаборатории, и особенно гости, не могли выдержать в этой комнате более 15- 20 минут - выбегали на улицу подышать. Но Владимир Петрович не чувствовал запаха - у него от рождения отсутствовало обоняние и, как он рассказывал, по этой причине был незаменимым патологоанатомом на войне при эксгумации (перевскрытии трупов).

Михаил Михайлович Тарасов - директор Института скорой помощи им. Н.В. Склифосовского, заслуженный врач России, бывший партизан. Он, несмотря на давление со стороны группы профессоров во главе с академиком Борисом Петровым, которые считали В. П. Демихова фантазёром и шарлатаном в науке, всё же по мере возможности помогал Владимиру Петровичу. Тем более что двери его лаборатории не закрывались от иностранных делегаций и стажеров на уровне профессоров из стран запада и даже Африки.

Так, в 1960 году в лабораторию Демихова, расположенную ещё в подвале, приезжал на несколько дней и участвовал в операциях по пересадке сердца собаке, теперь уже всемирно известный хирург Кристиан Барнард. Второй раз он приезжал к Демихову в 1962 году вместе со своим братом Мариусом и также участвовал в проводимых Демиховым экспериментах по пересадке сердца собакам. К. Барнард в 1967 году пересадил успешно впервые в мире в ЮАР в госпитале Гроте - Схюр (г. Кейптаун) сердце человеку - Вашканскому, а затем Блайбергу, но об этом позже.

Мировая сенсация

Теперь я снова вернусь к июню 1962 года.

В Институте скорой помощи им. Н. В. Склифосовского был временный дефицит собак, по-видимому, связанный с отпускным периодом. Но в лаборатории Демихова всегда было живое почитаемое существо, которое все любили. Это была довольно крупная обезьяна Чита, на которой планировали сделать эксперимент, но она так прижилась в коллективе, что рука на неё не поднималась.

Она сидела с нами за одним столом и как человек ела руками, довольно быстро научилась пить и курить.

Больше всех она любила санитара Сашу Бабич. Она забиралась к нему на плечи сзади и искала насекомых в его густой шевелюре.

Была и овчарка по кличке Гришка, которая жила на воле, но была вхожа в лабораторию в любое время и даже в кабинет самого Демихова.

Вот ему-то в июне 1962 года Демихов В. П. с моей ассистенцией и пересадил второе дополнительное сердце по новой схеме. Операция, как назло началась с осложнения. Первый же анастомоз, наложенный аппаратом АСЦ-4 был негерметичным и его с трудом ушили вручную. При этом шов был деформирован и значительно сужен и перешивать сосуд этим же аппаратом после иссечения анастомоза было невозможно - уж очень короткими останутся его концы. Мы все были в расстройстве. Но теплилась надежда, что если остановится пересаженное сердце, мы тут же дадим наркоз Гришке, уберём трансплантат, а его оставим жить. И больше его не тронем ("расстреливать два раза уставы не велят!") Тогда я осмелился предложить сшить все три сосуда моими клипсовыми аппаратами СК-4 и СК-6. Демихов ими ещё не шил. Мой опыт сшивания этими аппаратами был 20 анастомозов общих сонных артерий собак, выполненных в лаборатории В.П.Демихова.. Владимир Петрович сам ещё не освоил этот аппарат, поэтому доверил мне студенту 5 курса медицинского института наложить все три анастомоза. От волнения у меня перехватило дух, и я все же сшил все три сосуда за 10-12 минут. Анастомозы были герметичными.

Мы, сотрудники лаборатории: Владимир Михайлович Горяйнов, Лиля Минина, Разгулов Михаил, т.е. я, Рожкова Галина и лаборанты Саша и Коля решили дежурить с Гришкой, а так как среди коллектива я был единственным будущим врачом, то к моим рекомендациям по выхаживанию животного прислушивались.

.Собака благополучно вышла из наркоза. На второй день ходила, пила воду.

Состояние Гришки улучшалось с каждым днём, и где-то через 3 недели дежурить перестали. Рана зажила первичным натяжением. На 10 сутки сняли все швы с кожи. Собаку выводили на прогулку по территории института (см. рис. 11).

0x01 graphic

РИС. 11.

Собака Гришка с двумя сердцами на 100 - ый день

после операции

Где-то на 20 -25 сутки у собаки появилась лёгкая одышка. Повели Гришку на рентген, поставили его на задние лапы и просветили. Обнаружили двухсторонний эксудативный плеврит. В лаборатории откачали более литра жидкости. Немного эксудата отдали в лабораторию на посев, чтобы определить возбудителя и его чувствительность к антибиотикам.

Гришка прожил 142 дня. До последнего дня он был неутомимым. Бегал по территории института вместе со своей подругой и был грозой кошек. На ночь его оставляли в операционной охранять её.

Весть о собаке Гришке, живущей вот уже более 4-х месяцев без всякой иммунодепрессии (лекарственного подавления тканевой несовместимости), облетела весь мир. Это достижение многие зарубежные учёные, да и наша пресса, сравнивали с запуском первого спутника земли или первого человека в космосе.

От журналистов не было отбоя. Снимали фильм.

Это мировое достижение переубедило многих хирургов всего мира, сомневающихся в возможности пересадки сердца в принципе. И многие страны приступили к серьёзным экспериментам по пересадке сердца и, прежде всего, способа пересадки сердца в ортотопическую позицию, при которой можно было бы сократить число сшиваемых сосудов хотя бы в два раза.

Начались серьёзные разработки в США, ЮАР, Франции, Англии, ФРГ, Чехословакии, Китае и других развитых странах.

Но вернёмся к судьбе нашего любимца Гришки.

В одну из осенних ночей с ним произошла чудовищная трагедия. Плотник, который накануне делал приспособление для фиксации собак в операционной Демихова, получил, как принято в России, свои 150 грамм на грудь. Но ему показалось этого мало. Ночью он подставил лестницу к окну, выставил стекло в операционной и пробрался за очередной порцией спирта. Запасы спирта старшая сестра Елена Васильевна хранила в сейфе, а небольшое количество - в стеклянном шкафу. Ласковый и доброжелательный Гришка, тем не менее, напал на вора. Завязалась борьба. Спасаясь от укусов, плотник ударил несколько раз доской по грудной клетке собаки. Гришка с переломанными рёбрами не смог больше сопротивляться. Сторож морга, услышав шум, вызвал милицию. Воришку взяли. Администрация тут же его уволила. А Гришку в 9 часов утра мы застали лежащим на полу. Он был в сознании, скулил, но пересаженное сердце уже не работало.

Гришке дали наркоз и удалили пересаженное сердце. Оно прилежало к переломанным рёбрам и напоминало большой сгусток крови. Оба ушка предсердий пересаженного сердца ещё сокращались ритмично.

Травма грудной клетки была настолько велика, что собаку было решено усыпить. Все внутренние органы собаки поместили в формалин.

Проведённые гистологические исследования пересаженного сердца на кафедре гистологии 2-го Медицинского института профессором Г. А. Григорьевой не обнаружили признаков отторжения трансплантата.

При этом замечу, что для пересадки в качестве донора была взята небольшая дворняжка, а Гришка был чистокровной овчаркой.

Так закончился эксперимент, давший мощный толчок исследователям всего мира к изучению возможности трансплантации сердца, уже на сей раз с прицелом на человека. Но этого не заметили кардиохирурги в нашей стране и по-прежнему не взялись за эту проблему.

Фотография Демихова вместе со "звездой" той поры - собакой Гришкой обошла всю мировую прессу.

Этим опытом В. П. Демихов доказал прежде всего техническую возможность и практическую целесообразность пересадки второго дополнительного сердца. И, окрылённый таким успехом, он даже был готов к пересадке сердца человеку. И была такая возможность.

Из Дании Демихову пришло письмо от матери Аните Енсен, умаляющей спасти её дочку, страдающую неоперабельным в те времена пороком сердца. И Демихов дал согласие провести эту операцию. Он был готов выехать в Данию.

Об этом писали не только в нашей прессе, но и за рубежом. Однако в наших верхах об этом даже и слышать не хотели. Ответ был однозначным - нет.

Необходимо отметить, что этот длительный срок жизни собаки с пересаженным сердцем в научном медицинском мире нашей страны не был воспринят как большое достижение в науке. По-прежнему в год по два раза Минздравом проводились изматывающие проверки работы Демихова. Были постоянные угрозы закрытия лаборатории как бесперспективной в отношении клинического использования пересадки сердца, т.к. министру здравоохранения академику Б. В. Петровскому казалась, что эта проблема не будет разрешима никогда.

Так зачем же на эту лабораторию тратить деньги? Закрыть её и всё!

Однако даже при Советской власти были непослушные медицинские работники, у которых было другое мнение.

Поддерживали Демихова и журналисты как в центральных газетах, так и в научно-популярных журналах. Они охотно рассказывали читателям о фантастических идеях Владимира Петровича и приводили документальный материал. Писали и о собаках с пересаженным сердцем и СЛК, а также о пересадке второй головы с её фотографиями.

Центрнаучфильмом без всякого разрешения Минздрава СССР и лично Петровского Б. В. были отсняты фильмы об экспериментах Демихова.

Так что зря говорят, что во времена Хрущёва и Брежнева не было свободы слова. Её было достаточно, чтобы пресса в ряде случаев не считалась с мнением даже министра здравоохранения СССР. Но при всём этом политика СССР была достаточно мудра, чтобы не допускать расовой дискриминации в стране. Все народы были действительно братья. О массовом терроризме, беспредельном бандитизме и нищих не было даже речи.

Я гордился, что являюсь гражданином великого Советского Союза.

Иностранная пресса тоже не давала возможности Б. В. Петровскому уничтожить Демихова. В лаборатории Демихова в середине 60 -х годов всегда кто-то находился из иностранных хирургов на стажировке. Директор Склифа Михаил Михайлович Тарасов охотно шёл на это, что повышало авторитет института. Как раньше, так и теперь, говоря с иностранцами о Склифе, те пожимали плечами, мол, не помним такого, а стоило только сказать о Демихове, как они с восторгом вспоминали этот институт.

Помню, где-то в 1960 - 1962 годах почти ежедневно в лабораторию приходил профессор - хирург из США Майкл Девисон. Он ассистировал Демихову на операциях, учился у него - биолога хирургической технике.

Однажды Майкл подарил Владимиру Петровичу отличные сосудистые ножницы, а Демихов ему в ответ подарил два пинцета для работы на сосудах, переделанные собственными руками из обычных наших грубых инструментов. Девисон был так рад, что получил от великого учёного этот подарок, что прослезился на глазах у сотрудников лаборатории, и долго целовал пинцеты. Получить из рук самого Демихова такой подарок было для Майкла большой честью.

М. Девисон был очень приветливым и улыбчивым человеком. Он плохо говорил по-русски, но всё понимал.

Однажды после удачного эксперимента мы: Демихов, Девисон, Горяйнов и Разгулов, т.е. я, усталые, но довольные собрались в кабинете Демихова, и у всех было желание снять по-русски напряжение.

Все скинулись по рублю и я, как самый молодой среди них, сбегал в магазин через дорогу на Ананьевском переулке. Купил на 4 рубля три бутылки плодово - ягодного вина по 1 руб. 05 коп. и закуски. Тогда продавщицы ещё сами предлагали и умели тонко нарезать колбасу и сыр. Сейчас же, если об этом попросить продавца: "Нарежьте, пожалуйста, 150 грамм колбаски и 150 грамм сыра", то получишь в ответ: "Ты что, афанарел? Бери куском" и вдогонку - "Козёл!". Разница межу советским временем и нынешней "дерьмократией" очевидна ещё и в этом.

Но вернусь к ученым, ждущим меня с нетерпением. Стол уже накрыт газеткой, завтрак Демихова на одноразовой (но используемой вот уже в десятый раз) бумажной тарелочке. И тут появляюсь я. Торжественно расставляю сразу 3 бутылки и закусочку. Майкл при этом говорит: "О, это не так мало!" Демихов в ответ: "Ну, это мы исправим, сбегаем ещё раз, у меня заначка от жены", и достаёт связанный в узелок носовой платок. Развязывает его и высыпает на ладонь серебряную и медную мелочь, считает. "Да тут ещё на бутылку наскрести можно!" - восклицает он. Майкл: - "Да я не это хотел сказать, у меня вот доллары". Мы все с испугом переглянулись и сказали: "Уберите, у нас на них и коробок спичек не купишь, а за решетку загреметь очень даже можно".

-Вы наш гость, - сказал Владимир Петрович, и открыл сразу три бутылки, - Миша, подавай хрусталь.

В "предбаннике" кабинета из шкафа я достал "хрусталь" и поставил на стол.

- Это есть русский хрусталь? - спросил Майкл.

- Да, - ответили мы дружно, - только вчера в разливочной забегаловке на улице Маши Порываевой мы по два раза по 20 копеек из каждого из них пили (на 20 копеек автомат наливал 89 грамм вина "777"). Да они почти новые.

- Они же бумажные! - воскликнул Майкл.

- Ну и что? И пить из них приятно и выбросить не жалко. Ещё сходим, возьмём. Тут близко, - ответили мы.

Где-то в середине 1962 года Девисон вдруг исчез. Мы терялись в догадках. Не заболел ли? Мог бы и позвонить. Но дело оказалось гораздо серьёзнее.

Однажды к Демихову пришли сотрудники КГБ и долго расспрашивали о Девисоне. Что он делал в лаборатории, какие задавал вопросы и т.д. Хорошо, что Демихов не сказал, что я подарил ему схему по восстановлению функции прерванного спинного мозга (см. рис. 4), а то и меня могли бы допросить.

О том, что Девисона задержали органы КГБ, мы узнали значительно позже из открытой печати. Он оказался шпионом. Был взят с поличным при изъятии из тайника рядом со Склифом микроплёнки с секретной информацией.

Дальнейшая судьба Майкла нам была неизвестна.

Пересадка В. Демиховым почки человеку

В 1963 году я учился на 5-ом курсе медицинского института. Основные знания лечащего врача мы уже получили и поэтому нам доверяли курировать больных и по согласованию с лечащим врачом даже назначать то или иное исследование и лечение.

О трагической истории одной из таких больных я и хочу рассказать.

Это была 18-летняя девушка, поступившая в институт в довольно тяжелом состоянии с симптомами почечной недостаточности. Был поставлен диагноз - гломеронефрит с вторичным сморщиванием обеих почек. Концентрация азотистых шлаков в крови была предельно высокая (азотемия). В сердце прослушивался шум трения перикарда.

Состояние этой молодой красивой девушки резко ухудшилось после перенесённой ей флегманозной ангины (тонзилит). Местные врачи около года не могли поставить диагноз и запустили болезнь. Инфекция попала в почки и поразила её клубочки (гломерулы), фильтрация крови нарушилась, и почки стали не способны выделять из организма азотистые шлаки (креатинин, мочевину). Почечная ткань (паранхима) постепенно погибала и замещалась соединительной тканью. Почки уменьшились в размере в несколько раз (сморщились).

Мне стало очень жалко эту девочку, обреченную в ближайшие недели на смерть, тем более что шум трения перикарда в сердце - это "похоронный шум".

Её могли спасти тогда только: регулярное подключение к искусственной почке (3 -4 раза в неделю), которой не было в 1 МОЛМИ, или брюшной диализ, но этим методом никто не владел, или пересадка почки, но она в те времена производилась за рубежом только между однояйцовыми близнецами. У больной не было родных, она была сирота, и о ней мог позаботиться только коллектив московского завода "Каучук", на котором она работала. Эти работники её регулярно навещали.

В эти годы пересадка почки, как и других жизненно важных органов, в нашей стране была запрещена.

В расстроенных чувствах я пришёл к Демихову, рассказал ему об этой девочке и попросил его пересадить ей трупную почку, т.к. родственников, у которых можно было бы взять живую почку, у нее не было.

Демихов, не задумываясь, дал согласие и тут же позвонил директору Склифа М. М. Тарасову. Тот пригласил нас обоих к себе.

Я рассказал историю болезни девушки и основные показатели исследований. Демихов высказал свою решимость произвести ей пересадку трупной почки и попросил разрешения перевести больную в институт Склифосовского. Тарасов дал устное согласие.

Вернувшись в свой кабинет, Демихов В. П. позвонил зав. кафедрой терапии 1 МОЛМИ, где лежала эта больная, сообщил о предстоящей операции и получил "добро" на её перевод в Склиф.

Я тут же поехал в 1 МОЛМИ оформлять вместе с лечащим врачом подробную выписку из истории болезни и документы по переводу больной из одной клиники в другую.

Об этом тут же стало известно директору 1 МОЛМИ Кованову Владимиру Васильевичу - первейшему недругу Демихова. Он тут же сообщил в Минздрав СССР о намерении Демихова в институте Скорой помощи им. Склифосовского произвести пересадку почки человеку и затормозил оформление перевода больной.

На следующий день М. М. Тарасов сообщил Демихову, что ему звонили из Минздрава и сказали, что пересадка органов в нашей стране не разрешена и что если операция закончится с отрицательным результатом, то ему придётся туго. Могут объявить выговор. Поэтому лучше всего получить разрешение на эту пересадку у министра МЗ РФ.

Мы незамедлительно пошли на приём к Петровскому. Но он нас не принял, а через своего секретаря передал, чтобы мы с этим вопросом обратились к его заместителю Кочергину.

Кочергин принял нас. Он был уже в курсе дела. Разговор с Демиховым он вёл на высоких тонах. Обвинял его в дезинформации больных, сказал Демихову, что он проходимец и шарлатан в науке.

Демихов молчал, но я не выдержал и сказал этому чиновнику, что он не стоит и мизинца этого выдающегося учёного и как он смеет в присутствии студента так грязно оскорблять его учителя.

- Он никакой не учёный, он даже не кандидат наук. Он биолог и не имеет никакого права без диплома врача оперировать человека. Он не хирург, а проходимец. А что же касается Вас, студент Разгулов, то я сейчас же позвоню директору вашего института и попрошу отчислить Вас, - говорил Кочергин. И попросил меня выйти вон.

Вместе со мной вышел и Владимир Петрович. Оба мы чувствовали себя опплёванными. Интеллигентность Демихова не позволила ответить Кочергину на хамство хамством, но он сильно переживал.

Вернувшись в лабораторию, мы обсудили сложившуюся ситуацию в коллективе.

Никаких выходов из положения не нашли. Против Минздрава не попрёшь.

Состояние больной ухудшалось с каждым днём.

Через несколько дней у меня родилась идея. Надо пойти в партком и профсоюз завода "Каучук", где работала больная.

Демихов одобрил это мероприятие, и мы оба отправились на завод.

В парткоме собрался партийный актив и профсоюзные работники. Демихов изложил ситуацию с их сотрудницей и рассказал о первых результатах по пересадке почек, в том числе и трупных. Процент выживания был небольшим, но всё же это шанс, хотя и последний.

На следующий день председатель парткома и профсоюза вместе с нами пришли в Минздрав РФ. Минут 40 шла беседа с зам. министра Кочергиным. Перед партийными и профсоюзными работниками он был уже паинькой. Они его чистили, как хотели. Обвинили его в том, что он отнимает последний, даже самый мизерный шанс на спасение сироты.

Кочергин сдался и сообщил, что напишет бумагу директору Склифа Тарасову М. М. о передаче решения этого вопроса на его личное усмотрение. И сказал, чтобы мы приехали за этой бумагой позже.

На следующий день с утра мы были в Минздраве и секретарь вручил нам эту бумагу. Мы были рады.

Тут же из Минздрава мы позвонили в 1 МОЛМИ заведующей отделением, сообщили о разрешении пересадки почки и просили сегодня же подготовить все документы на перевод больной в Склиф.

Она замерла у телефона и тихим голосом сообщила, что больная час тому назад умерла.

Я стоял рядом с Демиховым. Его радостное лицо вдруг резко осунулось, и он медленно, дрожащими руками повесил трубку.

-Что случилось? - спросил я.

-Час тому назад она умерла, - ответил Владимир Петрович.

Демихов заскрипел зубами, а у меня навернулись слёзы. Ведь к таким больным так привыкаешь, и их уход из жизни сравним иногда со смертью близких друзей.

Не успели! Чиновники! Волокита!

Хотелось вернуться к Кочергину и сказать ему всё, что о нём думаю.

Две с половиной недели потеряли на эту волокиту. Нужно было сразу же идти в Минздрав вместе с партийными и профсоюзными деятелями завода "Каучук".

Вернувшись в лабораторию и немного успокоившись, держа в руках практически разрешение Минздрава на пересадку почки человеку, Демихов решил не отдавать сразу эту бумагу Тарасову М. М., а срочно найти ещё такого же или такую больную в Москве.

Я сел за его стол и по телефонному справочнику стал обзванивать больницы Москвы.

И вот - 2-ая городская больница. Отвечают:

- Есть больной С., 21 год. Диагноз: гломерулонефрит, вторичное сморщивание почек, хроническая почечная недостаточность, крайне выраженная азотемия, но больной, хоть и тяжелый, но ещё в сознании. Шума трения перикарда пока нет. Высокое артериальное давление.

Я срочно поехал во 2-ю градскую больницу, объяснил всё подробно о разрешении на пересадку почки. Сказал, что необходимо согласие больного или, если он неадекватен в связи с интоксикацией, согласие родственников. Больной оказался также сиротой.

В этот же день было получено согласие больного на пересадку почки, а выписка и все документы будут завтра.

Я созвонился с Демиховым. Он попросил снова приехать к нему.

По его лицу было видно, что что-то случилось. Он сказал:

- Миша, мне только что звонил Михаил Михайлович Тарасов и с нижайшими извинениями отказал в переводе больной в Склиф. Ему звонил Петровский и предупредил, что если пересадка состоится, то пусть директор ищет себе работу в другом месте. Тарасов ещё не знал, что больная умерла, и что разрешение на пересадку находится у нас в руках.

Немного погоревали, и у Владимира Петровича возникла идея:

-А, позвоню-ка я директору Боткинской больницы, мы же с ним друзья.

И позвонил, объяснил всё досконально, и тот дал "добро".

Где-то на второй день перевели больного в урологическое отделение Боткинской больницы и начали готовиться к пересадке.

Нужен был донор почки.

И мы с Демиховым, и врачи урологического отделения Боткинской больницы были связаны со "Скорой" и реанимационными отделениями больниц г. Москвы.

За две недели было несколько трупных почек, но по иммунологическим характеристикам они не подходили.

Состояние больного резко ухудшилось и азотемия перешла в уремию. Больной практически не приходил в сознание.

В момент поиска донорской почки Демихов с сотрудниками и с моим участием отрабатывали технику пересадки почки на трупах человека на правое бедро в морге Склифа.

Чтобы не использовать для пересадки бедренную артерию и вену, было решено использовать их крупные ветви: глубокую артерию бедра и большую подкожную вену. Их диаметр примерно соответствовал диаметру почечной артерии и вены. Мочеточник выводили наружу на бедре.

Итак, мы потеряли всякую надежду на донорский орган. Но тут в Боткинскую больницу привезли труп 60-летнего мужчины, погибшего в дорожно- транспортной аварии. Его почка подходила по иммунологическим показателям реципиенту.

Пересадку делал сам Владимир Петрович Демихов. Ему ассистировали врачи - хирурги - урологи. Меня не взяли на операцию, т.к. я был ещё студентом.

Операция прошла быстро и гладко. Время ишемии охлаждённой во льду почки не превышало 2 часов.

На вторые сутки больной пришёл в сознание. Его собственные почки под воздействием каких-то инкретов пересаженной почки, выделяемых в кровь, стали усиленно вырабатывать мочу низкой плотности. Но этого оказалось достаточно, чтобы ощутимо снизилась концентрация азотистых шлаков в крови. Пересаженная почка мочу не выделяла, но свои сморщенные почки стали интенсивно работать и вывели лишнюю жидкость из организма.

Больной начал с аппетитом есть и даже шутить с медсестрами.

Через неделю появились скудные выделения из мочеточника пересаженной почки. Последняя была увеличена в объёме в несколько раз. Швы с кожи сняли на 8-е сутки.

Тогда не было опыта пересадок почки в нашей стране человеку, если не считать пересадок, выполненных хирургом Вороным в Склифе в 1936 году.

Где-то на 12 - 13 сутки количество мочи из пересаженной почки стало увеличиваться. Плотность её была высокой, и она была розового цвета с примесью крови.

Объём почки начал несколько уменьшаться. Всё это время больной был активным. Появилась вновь надежда на жизнь. Он улыбался, шутил.

Несмотря на то, что отёк почки закономерен даже при аутотрансплантации (пересадка органа тому же, у кого и был взят), что связано с денервацией (с пересечением нервов, идущих к органу) и пересечением лимфатических сосудов, Владимир Петрович, зная недостатки сосудосшивающих аппаратов типа АСЦ, всё же подозревал тромбоз в венозном шве. Он готов был в любое время распустить рану и убедиться в проходимости сосуда.

Однако чрезкожная биопсия почки, находящейся непосредственно под кожей в верхней трети бедра, свидетельствовала о её жизнеспособности.

И вдруг директор Боткинской больницы сообщает Демихову, что ему звонил министр Петровский Б. В. и предложил прекратить эксперимент на человеке:

-Если Вы дорожите занимаемой должностью, уберите почку!

Только появилась надежда на спасение больного и опять они - чиновники из правительства.

Позже стало ясно, что первую удачную пересадку почки в СССР мечтает сделать сам Б. В. Петровский. Видимо, ещё и поэтому решил убрать конкурентов.

Не выполнить приказ министра здравоохранения, значит, потерять всё. Директору Боткинской больницы - работу, Демихову - лабораторию.

Пришлось убирать почку. Больному объявили, что она не прижилась.

-Будем искать другую - более молодую и здоровую почку, - объяснили ему.

Нельзя же было ему сказать, что есть такой злой дядя, который не желает, чтобы ты жил, и что тебе никогда не будет пересажена другая почка, её никто больше не рискнёт искать, тем более, пересаживать.

Урологи не могли ослушаться и убрали на 16 - ый день почку вместе с участками сосудистого шва, выполненного аппаратами типа АСЦ. Артерия была сшита втулкой 4,1 мм, а вена - 6,6 мм. Оба шва были проходимы. В этом убедились ещё до удаления почки.

Почка, как и должно быть, в первые 2 -3 недели была отёчная, но жизнеспособная.

Микроскопические исследования показали, что кроме отёка нет никакой патологии. Примерно через неделю она заработала бы.

А больной начал ждать вторую спасительную донорскую почку, даже и не догадываясь, что его не только обманули, но, возможно, загубили его жизнь.

Мы все очень переживали, нас мучила совесть, что подчинились Петровскому. А сказать правду больному - значит убить его. Да мы и так сделали не лучше. Жаловаться на министра было некому. Да и такого сильного парткома и профкома у этого больного в отличие от предыдущей больной, не было.

Через несколько дней свои почки у больного перестали работать. Концентрация азотистых шлаков в крови возросла. Больной вошёл в уремию, коматозное (бессознательное) состояние и умер.

Так печально закончилась первая после Воронова пересадка почки в СССР, хотя на сей раз, участвовали иммунологи и больному вводили иммунодепрессанты.

В связи с организацией этой пересадки я 20 дней не был на всех практических занятиях в институте. Образовались "хвосты". Но это не главное - отработаю, сдам зачёты. Но меня вызвали в деканат и сообщили:

-Есть приказ директора В. В. Кованова об отчислении Вас за прогулы.

Да, Кочергин сдержал свое слово, отчислил меня из института с 5 -го курса.

Услышав об этом, наша группа, зная все нюансы пересадки, ринулась к Кованову В. В. с протестом.

Тот не выдержал и сказал, что это только проект приказа, и в связи с просьбой группы он заменит это наказание на более мягкое. И сдержал своё слово. Он лишил меня единственного средства к существованию - стипендии (22 рубля) на семестр.

Я был одним из самых худых студентов на курсе. При росте 172 см весил 54 кг. В конце 1960 года я женился. Моя спутница жизни Тамара тогда работала с окладом 60 рублей, да к тому же, мы жили на частной квартире в г. Ногинске и платили за неё 20 рублей плюс за уголь и за свет. Мои родители поменяли квартиру на Астрахань и помогать нам не могли. Хорошо ещё, что в прекрасное Советское время хлеб в столовых был бесплатным, а сладкий чай стоил всего 3 копейки. Да и сезонные билеты в электричках в отличие от нынешних времён, стоили очень дёшево.

Я оказался полностью на иждивении своей супруги, но она не роптала. Терпела, так как знала, что и её муж, хоть и в не большой мере, но помогает великому учёному В. П. Демихову в зарождении новой дисциплины в медицине - транспланталогии, о чём я прожужжал ей все уши. К этому времени она была уже знакома с Владимиром Петровичем лично.

Защита В. Демиховым докторской диссертации

Диссертация на соискание ученой степени кандидата биологических наук была написана Демиховым в период его работы (1955 - 1960гг.) в 1 -ом МОЛМИ им. Сеченова на кафедре оперативной хирургии, которой заведовал директор института, доктор мед. наук, профессор Кованов В. В.

Как уже было сказано выше, эту работу Кованов не допустил к защите, считая её не научной, а самого учёного - мечтателем, фантазёром и просто шарлатаном, примазывающимся к науке.

Тогда Демихов издал в 1960 году на основе этой диссертации книгу "Пересадка жизненно- важных органов в эксперименте".

Так вот, эту монографию Демихов и представил к защите в Московский государственный университет (МГУ), который он окончил ещё в 1940 году. Его труд там с удовольствием приняли к защите. На них никак не мог повлиять ни Кованов, ни министр МЗ СССР Петровский.

И вот настал тот знаменательный день. В огромном зале с поднимающимися вверх рядами сидений все места были заняты, и проходы между рядами тоже. В фойе были установлены динамики, и там тоже стояли люди. Второй и третий ряды в левом крыле заняли противники Демихова - люди от Петровского, Кованова и даже Бураковского В. И. из ИССХ им. Бакулева с единственной целью выступить в прениях и завалить диссертанта.

Забегая вперед, скажу, что 2 января 1992 года я привез профессора Фальковского Г. Э. вместе с профессорами Морозом В. Ю. и Мороз З. И. (муж и жена) на Новый год домой к Демиховым. Мы после третьей рюмки за 1992 год вспоминали всякие истории, связанные с деятельностью Владимира Петровича, и Георгий Эдуардович Фальковский из ИССХ рассказал, как их "инструктировали" завалить Демихова на защите диссертации.

Встречу Нового 1992 года записала на видеоплёнку Зинаида Ивановна Мороз - профессор, глазной врач, работающая в глазном центре у Фёдорова, - жена моего хорошего друга Мороза Виктора Юрьевича - зам. директора Института хирургии им. А. В. Вишневского АМН РФ, члена корреспондента, профессора.

Вот всех этих дорогих мне людей я и привёз познакомиться с живой легендой - Демиховым и его семьёй: Лией Николаевной - женой Владимира Петровича, Ольгой - их дочерью, её мужем - Юрием Трубниковым - полковником авиации, и внуком Володей.

Привожу дословный рассказ профессора Фальковского Г. Э. об их планируемой "подрывной деятельности" на защите диссертации Демихова.

- Я был на стороне той команды, которая пришла помешать защите. Мы все тогда не отдавали себе отчёта и не понимали, что он делал. Он говорил, что нет иммунологической несовместимости и иммунологи выступали против него.

Я перебил Фальковского:

- Демихов никогда не говорил об отсутствии тканевой несовместимости, а наоборот, он первым в мире опубликовал целую главу в своей монографии "Пересадка жизненно важных органов в эксперименте" в 1960 году под названием "Об иммунологических реакциях при пересадках тканей и органов". Причём он честно указал, что раздел этой главы написан в основном иммунологом З. П. Ровновой на основе проведённых ею исследований 43 случаев пересаженных Демиховым органов в эксперименте на собаках.

Она пишет: "У большинства животных при гомопластических пересадках нами не было обнаружено никаких изменений ни в сыворотке реципиента, ни в его эритроцитах".

Но вернёмся в конференц - зал на защиту диссертации.

Председатель учёного совета МГУ зачитал основные данные о диссертанте, отзывы и рекомендации, и предоставил слово Демихову Владимиру Петровичу на 20 минут для защиты кандидатской диссертации.

Были представлены многочисленные таблицы, некоторые из которых были нарисованы по просьбе В. П. Демихова мной.

Демихов вышел на трибуну, в зале раздались аплодисменты и многие встали. Председатель учёного совета прервал их и сказал, что здесь не концертный зал.

За 20 минут В. П. Демихов уверенным голосом рассказал примерно о половине проделанной им работы: по созданию сердечно-лёгочного комплекса, пересадке сердца вместе с лёгкими (СЛК), показал 10 - 15 схем пересадки второго сердца и т.д. Ровно через 20 минут Демихов закончил свой доклад.

В зале вновь раздались аплодисменты.

Восхищённые докладом Демихова учёные встали с мест и долго аплодировали, несмотря на замечания председательствующего.

Затем внезапно на сцену вышел какой - то поэт и без всякого разрешения прочитал стихотворение, посвящённое гениальному учёному, первооткрывателю Демихову В. П. Ни мы, ни Демихов его не знали. Его с трудом, почти со скандалом, посадили на место. Но ему также аплодировали.

- Какие есть вопросы по выступлению Демихова? - спросил председатель у зала.

Мы все насторожились, глядя на 2 - ой и 3- й ряды слева, где сидели представители оппозиции, и были полны решимости дать им отпор. Но вопросов от них не последовало.

Тогда слово было предоставлено официальному оппоненту - доктору мед. наук, профессору П. И. Андросову - великолепному абдоминальному, да и сосудистому хирургу, одному из соавторов сосудосшивающего аппарата типа АСЦ, и большому поклоннику исследований Демихова.

Андросов заявил, что эта работа достойна не кандидатской, а каждая глава монографии стоит присуждения Демихову учёной степени доктора наук. А таких глав - семь.

Он отметил, что все идеи диссертанта в ближайшие 10 - 15 лет найдут клиническое применение. И оппонент предложил учёному совету предоставить ещё 20 минут диссертанту для защиты докторской диссертации.

Демихов заранее предполагал, что так и будет, и подготовил второй доклад по разработкам, не вошедшим в первый.

Второй оппонент - профессор, доктор биологических наук Гурвич Арон Евсеевич полностью согласился с профессором Андросовым П. И.

Членам учёного совета раздали бюллетени для голосования, и вскоре председатель счётной комиссии объявил, что все проголосовали "за", испорченных бюллетеней нет.

Тогда Демихову предоставили ещё 20 минут времени, но уже для защиты диссертации на соискание учёной степени доктора биологических наук.

Во время небольшого перерыва, когда счётная комиссия подсчитывала голоса, противники Демихова освободили зал. Они поняли, что проиграли. Если бы кто-нибудь из них выступил против Демихова, то им бы не поздоровилось.

Кстати, многие из тех, кого послали на эту защиту, толком не знали работу диссертанта. Им только внушили, что Демихов не признаёт иммунологию, а является лишь технарём и фантазёром. А когда они узнали из его первого выступления о его вкладе в науку трансплантологию, многие изменили своё мнение, о чём свидетельствует приведённый мной рассказ профессора Фальковского Г.Э.

Через 20 минут Демихов закончил свой второй доклад. Зал аплодировал ему стоя.

Вновь выступили оппоненты, и счётная комиссия объявила о том, что все члены учёного совета МГУ проголосовали за ходатайство перед ВАКом СССР о присуждении Демихову Владимиру Петровичу учёной степени доктора биологических наук.

Зал стал аплодировать нашему советскому гению, практически основоположнику мировой науки трансплантологии.

Мы, ученики и друзья Владимира Петровича, высыпали на сцену с цветами и от всей души поздравляли его с победой. За 40 минут, а точнее за два раза по 20 минут, редко кто удостаивался присвоения одновременно кандидатской и докторской ученой степени.

Это была потрясающая защита.

Затем в столовой МГУ был банкет. Много было тостов с поздравлениями виновника торжества. А один тост произнёс сам Владимир Петрович за помощников в его работе. Он перечислил всех поимённо и попросил их встать.

Это были: Горяйнов Владимир Михайлович - младший научный сотрудник, работавший с Демиховым с 1947 года и до последних дней существования лаборатории; Колобанова Елена Васильевна - старшая медсестра; операционная сестра - Лилия Минина; лаборанты - Игорь Белянин, Галина Рожкова, Саша Горохов; санитар Саша и Михаил Разгулов.

РИС. 5

Схема артериального перекрестного кровообращения

РИС. 6

Схема аортального перекрёстного кровообращения

Комментарии: 2, последний от 20/10/2018. © Copyright Разгулов Михаил Михайлович (usa28-30@mail.ru) Размещен: 10/03/2016, изменен: 10/03/2016. 98k. Статистика. Статья: Публицистика Иллюстрации/приложения: 12 шт.		Ваша оценка:
Аннотация: Книга посвящена описанию научных достижений как великого советского ученого Владимира Петровича Демихова - основоположника науки трансплантологии, создателя искусственного сердца и метода коронарного шунтирования, так и его ученика и последователя - Разгулова Михаила Михайловича - автора данной работы.

Разгулов Михаил Михайлович : другие произведения.

Записки хирурга экспериментатора школы В.П.Демихова