В 1937 году Всеволод с отличием окончил техникум. Он мог без трёхлетней отработки поступить в любой институт, но во время вступительных экзаменов его скрутила жестокая малярия. Год был потерян. В начале 1938 года Всеволод списался со своим дядей со стороны матери, Владимиром Николаевичем Мальковым. Тот предложил пожить у них, и Всеволод приехал из Ефремовки
в Казань. Кроме Владимира Николаевича, в квартире на улице Волкова, 20 жили ещё бабушка Всеволода, Наталья Прокопьевна, и тётка, Нина Николаевна.
Всеволод стал оформляться в плановый отдел Татарского дорожного Управления ОШОСДОРа НКВД. И тут узнал об аресте отца. Всеволод не утаил этот факт при заполнении анкеты, но его всё равно приняли.
Дядя Сева вспоминал:
"Рабочий график был удобным: пять дней работал, шестойотдыхал. Две третьих заработка я отдавал на питание, остальные тратил на то, чтобы хоть как-нибудь одеться и обуться. В магазинах тогда ничего не было, приходилось записываться в очередь на пошив обуви и одежды в соответствующие мастерские. Списки уточнялись два раза в неделю. Отсутствующие на сверках безжалостно вычеркивались. На приобретение каждой вещи уходило месяца по два".
Всеволод узнал, что при Казанском строительном институте открылись бесплатные подготовительные курсы. Решил, что лучшего не придумать, и поступил.
"Был конкурс - шесть человек на место. Сдавать надо было две письменные работы и одну устную, по математике. А ещё - физику, черчение, литературу и иностранный язык. После каждого экзамена происходил массовый отсев абитуриентов. На математике устной преподаватель, помимо билета, задавал задачу по задачнику Шапошникова и Вальцова.
Подходить велел, когда результат сойдётся с ответом. Задачу я решил, преподавателю понравилось. Физика и черчение прошли легко, даже ничего не отложилось о них в памяти. Сочинение писал на тему "Обломов и обломовщина". Там я вспомнил Добролюбова, хорошо раскрыл тему. Оценка "четыре" сложилась из пятёрки за содержание сочинения и тройки за грамматику. Это было справедливо, так как грамматику я запустил за годы учебы на Украине, где за русский язык мне ставили хорошие отметки при слабых знаниях. На устном экзамене по литературе мне надо было рассказать о "Медном всаднике" Пушкина. Я предложил прочитать его наизусть, чем даже вызвал аплодисменты преподавательницы. После этого экзамена в институте уже не осталось конкурса, и последний экзамен по иностранному языку мы сдавали, зная уже точно, что поступили. Экзаменующиеся сидели кружком возле преподавателя, кто-то читал текст, кто-то переводил, а помогали все остальные. В конце концов нам предложили поставить по тройке, а желающих получить более высокую оценку попросили остаться.
Слева - Всеволод Разумков.
Зная об отсутствии конкурса, мы все согласились на тройки.
Итак, я стал студентом. Стипендия составляла примерно пятую часть моей бывшей зарплаты, а потому жить и столоваться у Мальковых я уже не мог. Питаться стал в плохонькой столовой на окраине города. Дали мне место в общежитии. Мы, студенты, прожили в нём год. Потом, когда началась Финская война, в этом общежитии сделали госпиталь, а студентам предоставили плохие, холодные квартиры, за которые платил институт.
Каждое лето на каникулах я подрабатывал в проектно-изыскательской конторе. Начало Великой Отечественной войны застало меня в Зеленодольске (в 38 км от Казани), на практике после третьего курса. Одежда пришла в негодность, на базаре я купил не по росту большие штаны, которые доставляли мне немало хлопот.
Всеволод Разумков. Казань, 1941 год.
Когда началась война, нам объявили, что институт закрывается: здание будет занято госпиталем, а студенты переводятся в Казанский авиационный институт. Я оказался в трудном положении: строительному делу я четыре года учился в техникуме, три года - в институте, а теперь все это надо бросить и начать заниматься чем-то совсем другим? Считая такой вариант неприемлемым, я с несколькими единомышленниками поехал в Свердловск: в Политехническом институте был строительный факультет. Проучились мы там до февраля 1942 года. Были раздеты, разуты, постоянно голодны. Это был уже третий голод в моей жизни.
Жили мы в общежитии. У меня был пиджак, сшитый ещё в Казани. Один на всю комнату. Носили его все по очереди - кто на экзамен, кто на свидание. А однажды сокурсник попросил пиджак "до завтра". Но ни завтра, ни через неделю парень не появился. Оказалось - уехал. В моём пиджаке. Навсегда.
Мы переписывались с ребятами из Харьковского строительного института, который с началом войны был эвакуирован в Караганду. Там, по их словам, жизнь была более сытая. Мы с Павлом Цигиным написали в Караганду. Преподаватели, боясь, что их возьмут на фронт, если у них не будет достаточного количества студентов, с радостью согласились нас принять. Ботинки наши совсем разваливались. В тот день у нас были занятия на лыжах по физкультуре. Мы с Павлом взяли грех на душу - уехали в Караганду в этих лыжных ботинках. Вышли из вагона в Старом городе. Невдалеке увидели столовую. Там обнаружили даже какое-то дешёвое мясное блюдо. От мяса мы давно отвыкли. Но это мясо оказалось очень жестким, и мы по дороге еще долго его жевали.
В Караганду был эвакуирован ещё и Московский горный институт. Общежитие нам с москвичами было выделено общее. Я играл в оркестре на мандолине. На наши репетиции часто приходила девушка очень маленького роста, студентка двухгодичного учительского института Александра Пахмутова, в будущем известный всей стране композитор. Она интересовалась репертуаром нашего оркестра и квалифицированно консультировала нашего самодеятельного руководителя.
Летом 1942 года, после окончания четвёртого курса, я навестил Отца, с 1939 года отбывавшего срок по статье 54-10 ч.1 УК Украинской ССР за контрреволюционную агитацию. Он к тому времени давно уже был переведён в Карагандинский лагерь, и написал мне об этом.
Насушил сухарей, сложил их в мешочек и пошел. Вышел на дорогу, что вела в поселок Долинка: там была резиденция лагерного начальства. Услышал шум машины. Оказалось, что в нужном мне направлении шла открытая бортовая полуторка.
Проголосовал, попросил подбросить до Долинки. Мне разрешили, и я залез в кузов. Въехали в ворота. Из кабины вышли шофёр и конвоир с оружием - оказалось, что шофёр был заключённым. В одной из комнат "начальственного" барака, куда я попытался обратиться за разрешением на свидание с Отцом, сидела женщина, очень грубая. Я представился, сказал, что меня подвезли, и изложил свою просьбу. Женщина, не отвечая мне, позвонила на проходную - узнать, какая машина десять минут назад въехала в ворота.
Ей ответили, и она распорядилась отправить шофера, что был так добр ко мне, в карцер на пять суток. Со мной женщина даже не стала разговаривать, бросив, что никаких разрешений не дает.
С чувством вины за то, что подвел человека, я вышел с территории центра управления, оставаясь в пределах лагеря. Решил, что всё равно пойду.
Вышел на дорогу, ведущую в Ортау - там был Отец. Прошел километров 20. Давно хотелось пить. Увидел арык. Там женщина набирала воду. Дала мне кружку - попить. Выяснилось, что она - заключенная.
Спросила, куда иду. Оказалось, что идти мне осталось километров восемь.
Поселение, где находился Отец, располагалось на другом берегу речушки, быстрой и мелкой.
Я разулся и перешёл её вброд. Там увидел ещё одну женщину. Спросил, не знает ли она Отца. Это тоже была заключенная. Она предупредила, чтобы я не ходил к лагерному начальству - ничем хорошим это не кончится. А Отца моего она знает и сейчас позовёт. Я обрадовался и сел ждать под кустом. Вижу, бежит ко мне мой Отец! Худой-худой. Было ему тогда 54 года.
Расцеловались. Потолковали. Расспросили друг у друга, есть ли еда. Я хотел отдать Отцу сухари, но он их не взял, зная, что война и что я полуголодный.
Поговорили с полчаса, потом он сказал: "Давай, сынок, уходи, пока меня не хватились и тебя здесь не обнаружили". Срок у Отца кончался, но шло к тому, что, пока не кончится война, его, как и других политических, из лагеря не выпустят.
Я пошёл назад той же дорогой. Примерно через полкилометра из-за кустов вышел конвоир и штыком преградил мне путь. Я показал документы: паспорт, студенческий билет. Соврал, что Отца навестить так и не смог: не пустили. Конвоир отпустил меня.
Интересно, что в посёлок заключённых я прошел беспрепятственно, а на обратном пути меня останавливали через каждый километр.
Я показывал документы и всем врал, что Отца повидать так и не удалось.
Стало темнеть. Я решил переночевать в стоге сена. Забрался туда, но одолели меня комары. Гудят, жалят. Крутился, пробовал закрыть все щёлочки, но дышать стало нечем. Вылез оттуда, огляделся. Вдалеке увидел огонёк, пошёл на него - значит, там люди, и можно будет переночевать. Расстояние до ночных огней обманчиво, а потому идти пришлось дольше, чем я предполагал. В конце концов, подошел ещё к одному селению заключенных.
Конвоирами здесь были списанные после ранений солдаты, не успевшие ещё ожесточиться. Спросил, где комендатура, где я смогу переночевать. Показали. В бараке я встретил молодого капитана, списанного с фронта по причине контузии. Я представился. Встретил капитан меня удивительно дружелюбно, спросил о делах на воле и что нового на фронте - газеты до них не доходят.
Предложил переночевать в его комнате, на топчане. Дал подушку. Я соврал и капитану, что не видел отца. Было их там четыре человека. После чистого степного воздуха я моментально уснул и проспал до самого подъёма, который был, кажется, в семь часов. Женщина, видимо, заключенная, подоила корову и принесла еду с парным молоком. Капитан пригласил меня за стол. После хорошего завтрака я поблагодарил капитана за приём, пожал всем руки и отправился назад. Пока добрался до Долинки, остановили меня ещё много раз.
Из Долинки пошёл в Караганду пешком. Почти в конце пути догнала меня попутная машина, на которой я и закончил свое путешествие.
До получения диплома учиться оставалось всего один год, но к завершению высшего образования мне пришлось вернуться гораздо позже, когда я был уже отцом двоих подросших детей.
Сочетать учебу с работой, особенно при ненормированном рабочем дне, было очень трудно. Дипломный проект я защитил только через 19 лет, в 1962 году.
А седьмого сентября 1942 года к нам в Караганду приехала завкадрами треста "Магнитострой" Дубинская и объявила: "По решению Госкомобороны студенты пятого курса строительного факультета мобилизуются на строительство Магнитогорского металлургического комбината". Купила нам билеты. Мы с Павлом и еще двумя студентами поехали в Магнитогорск.
Несколько человек уклонились, да к тому же они ещё и подделали хлебные карточки. Их выловили и наказали. А у нас началась совершенно другая жизнь.
Трестом "Магнитострой" с 1939 по 1946 год руководил Вениамин Эммануилович Дымшиц. С каждым из двухсот студентов он побеседовал лично, каждому из нас распорядился сшить по два костюма - повседневный и выходной.
Это казалось небывалым счастьем: самим приобрести одежду было невозможно.
"На память от сына в дни суровой действительности. Магнитогорск, июнь 1944 года".
Так началась моя работа в Магнитогорском тресте "Магнитострой" - в "Дорстрое" в должности мастера, а затем прораба".
В конце 1944 года Всеволод познакомился с Раисой Локтевой. Узнавали они друг друга около года, в декабре 1945 поженились. Им выделили комнату в 25 квадратных метров в студенческом общежитии, что на Двенадцатом Западном, по улице Чайковского. Рая была хороша собой: большие глаза с длинными ресницами, приятная белозубая улыбка. Она моложе мужа почти на семь лет - разница примерно та же, что и у родителей Всеволода. И возраст вступления в брак совпадал: Всеволоду было 28 лет, как и Василию Дормидонтовичу, Рае - 21 год, как и Зое Николаевне. И разница в росте та же: и свекровь, и невестка едва доставали мужьям до плеча.
"Родилась я в бедной крестьянской семье Локтевых в селе Александровка Ракшенского (ныне Моршанского) района Тамбовской области. Моя Мать, Александра Ивановна (в девичестве Незнанова), родилась в 1905 году; Отец, Иван Сергеевич Локтев, - в 1906-м.
Они вырастили троих детей. Я, самая старшая, родилась в 1924 году. Братья Иван и Владимир - в 1926-м и в 1928-м.
Наш дедушка по отцу, Сергей Васильевич Локтев, очень лютый был человек. Мы, внуки, не слышали от него доброго слова. Его жена, бабушка Матрена, тоже не была добра к нам. В их семье было семеро детей: Семен, Егор (убит на фронте), Иван (мой отец), Григорий, Петр, Надежда и Александра. Семья моего дяди Петра живет в городе Таганроге.
Нашего дедушку по матери звали Иваном Афанасьевичем. Он рано стал вдовцом: его жена, наша бабушка Прасковья, умерла в возрасте 45 лет от заболевания почек. У них было пятеро детей: Михаил, Александра, Федор, Мария и Полина, которая умерла в возрасте девяти лет от оспы.
Деда, Ивана Афанасьевича, мы очень любили. Он часто бывал у нас, помогал Маме солить огурцы, капусту. А вечерами он подолгу сидел с нами без света, так как не было керосина для лампы. Дед увлекательно рассказывал нам сказки, знал множество загадок.
Мы всегда ждали его прихода к нам ещё и потому, что он угощал нас яблоками из своего сада. Этих яблок нам было мало. Зная, когда Дед днём ложится отдыхать, мы собирались гурьбой с соседскими ребятишками и делали набеги на его сад. Дед на нас очень сердился, грозился побить, иногда вслед нам пускал палки.
Село наше было очень красивое. Посередине был огромный пруд, окаймленный высокими деревьями. На противоположных берегах пруда располагались два завода: крахмальный и винный. Всё это принадлежало когда-то какому-то Барину; так и называлось: "Барская усадьба".
Когда я начала ходить в школу, а она была очень далеко, мы ходили через эту усадьбу. В моей памяти до сих пор этот огромный фруктовый сад, который строго охранялся. Тут же была очень красивая церковь, звон колоколов которой помню до сих пор. В 1929 году, хотя мне было всего пять лет, я прекрасно помню, как по домам ходили грозные дяди и принудительно заставляли всех записываться в колхоз с названием "Смычка". Помню, как они подъехали к нашему дому и вывели со двора лошадь, забрали телегу, сани и всё это увезли в колхоз. Поскольку многие не хотели записываться в колхоз, в селе начались пожары. Каждый вечер, в определенное время, горел чей-то дом. Мы, дети, так боялись этих пожаров, что не хотели ложиться спать. Однажды загорелся сарай наших соседей. Мы так кричали, что потом целый месяц я могла разговаривать только шепотом.
С той поры, как образовался колхоз, мы, маленькие дети, перестали видеть своих родителей. Чуть только светало, как приходил бригадир и выгонял их на работу, невзирая на то, что нас, детей, трое и все мы так малы: мне было шесть лет, Ване - четыре, а Володе два года. О выходных днях не было и речи. Оставаться дома Матери разрешалось только один раз в месяц, когда она пекла хлеб. Для нас это был праздник, во-первых, потому, что Мама была целый день дома, а во-вторых, она пекла нам сладкие лепешки. А в 1930 - 1933 годах начался дикий голод. В нашу деревню наехало столько нищих, что просто страшно было. Дом наш был всегда открыт, но, к великому удивлению, воровства не было.
Мы, совсем ещё маленькие дети, были брошены одни на целый день. Мне как старшей давалось задание: накормить цыплят и кур. Потом мы втроём с братьями шли на огород. Было жарко, но мы ползали по рядам картошки - рвали траву для коровы.
А потом все вместе убегали на пруд. Володя однажды чуть не утонул. Я всё время думала: когда же наша Мать спит? Уходит из дома с рассветом и приходит, когда уже совсем темно. Ведь когда-то она ещё успевала приготовить нам еду, которую сами мы из печи достать не могли, просили бабушку Матрену. А она не всегда это делала. Мы все время хотели есть. Однажды Ваня, самостоятельно пытаясь достать чугунок с кашей, опрокинул его. Какие нервы надо было иметь нашей Матери, чтобы, возвращаясь с колхозных полей уже затемно, думать: "Господи! хоть бы все они были живы!".
Голод мы победили благодаря тому, что у нас была корова и небольшой огород, где сажали только картошку. Несмотря на то, что люди в колхозе работали от зари до позднего вечера, на трудодни они ничего не получали, вернее, получали крохи. И большие налоги взимались с крестьян: масло сливочное, яйца, шерсть - всё надо было сдавать государству. Себе ничего не оставалось. Обувь, одежду покупать не на что, печь топить нечем, сено для коровы косить - негде.
И вот однажды, благодаря настойчивости Матери, Отца с его братом отправили в молодой город Магнитогорск".
"Жить в Александровке становилось невыносимо. Ни одеться, ни обуться, а нам-то надо ходить в школу. И потому, не дожидаясь приглашения переехать в Магнитогорск, Мать продала корову и избу за бесценок, собрала денег на дорогу, взяла нас троих, и в октябре 1936 года (мне было тогда двенадцать лет) мы двинулись в путь. Отцу мы свалились, как снег на голову, потому что ему самому было негде жить.
Помню, как добрые люди барака по улице Луговой отдали нам под жильё летнюю кухню с огромной плитой, которая занимала её почти целиком. Так мы прожили зиму, а к лету, по просьбе жильцов, нам дали комнату в другом бараке. Теперь у нас было 12 квадратных метров на пять человек.
Так мы стали жить на Магнитогорской земле.
И тут было не сладко. Спать мне было негде, и спала я на сундуке, на который стелила одну фуфайку, а другую укладывала под голову. Мать устроилась на работу, но этих денег не хватало даже на питание. Были страшные очереди за хлебом, и мы, дети, с двух часов ночи занимали очередь.
А через четыре года началась война. Отца взяли на фронт с первых дней. Мать осталась с нами, с тремя детьми, учащимися. Вступила в действие карточная система. Во всех учебных заведениях было введено платное обучение. Платить за нас было нечем, и Мать устроила Ваню и Володю в ремесленные училища. Там им выдавались спецодежда, обувь и предоставлялось трёхразовое питание.
Ваня, Рая и Володя Локтевы, Магнитогорск, 1947 год.
А я пошла работать. Устроилась на мелькомбинат ученицей лаборанта. Работать там было заманчиво, так как старшие лаборанты брали пробы муки, манки, а потом, после анализа, из этой муки (украдкой от начальства) пекли лепёшки. Перепадало и мне. Но работа была трёхсменная, далеко от дома. (мелькомбинат находился в Центральном поселке). Ходить с работы было страшно, особенно во вторую смену. Мне, девчушке, не по силам было совмещать работу с учёбой в вечерней школе, и я месяца через три уволилась. Устроилась в трест "Магнитострой" в строительное управление "Желдорстроя" табельщицей.
Рая Локтева, Магнитогорск, 1943 - 1944 годы.
Вскоре меня перевели старшей табельщицей.
Потом это стройуправление "Желдорстроя" разделили на два: "Дорстрой" и "Желдорстрой".
Я попала в стройуправление N 3 "Дорстроя" на должность заведующей отделом кадров.
В Магнитке усиленно строили мартены, домны - нужно было много металла для фронта. В цехах комбината было казарменное положение: рабочие там и жили, и питались.
По приказу Правительства СССР в 1942 году для строительства Магнитки мобилизовали не только рабочих, но и студентов старших курсов строительных факультетов всех городов.
Их привезли, распределили по стройуправлениям. Мне пришлось оформлять их на работу. В числе студентов, направленных в "Дорстрой", был и Всеволод Васильевич Разумков. Так мы оказались в одном управлении. Всех студентов обеспечили одеждой, обувью, выдали карточки на хлеб и питание. Поселили в общежитие 12-го Западного в Соцгороде. Оформляли мы их на должность мастеров. Всеволод быстро показал себя способным, знающим дело специалистом, и потому его скоро перевели в прорабы. Мы с ним часто встречались на собраниях и оперативках. В коллективе Всеволод пользовался большим уважением и авторитетом.
Работать в отделе кадров в то время было непросто.
В трест отовсюду поступали и поступали мобилизованные рабочие, молодые и в возрасте. Особенно много было казахов, узбеков. Все они казались мне на одно лицо. Я долго не могла привыкнуть к их фамилиям.
Поступали молодые рабочие из Курганской, Смоленской, Кустанайской областей.
Были и девочки моего возраста. Они работали на строительстве проспекта Пушкина. Жили в землянках в поселке им. Дзержинского. Очень плохо одетых, в ботинках на "колодках", которые примерзали к ногам, их выгоняли на работу в лютый мороз. Нередко случались побеги, и мне приходилось оформлять дела в прокуратуру.
В 1943 году я заболела малярией. От укуса малярийного комара. Через день температура поднималась до 40 градусов, и меня трясло в лихорадке. Ходить не могла. Месяцами лежала в больнице. Пожелтела от акрихина, который мне вливали в большом количестве.
Я была избрана секретарем комсомольской организации. После работы нас, активистов, обязывали бывать в землянках, где жили молодые рабочие-комсомольцы. Приходилось проводить собрания, собирать членские взносы. Кроме того, всех секретарей комсомольских организаций обязывали после работы ходить в райком партии на занятия по изучению "Истории КПСС" и биографии Сталина. Всё это меня очень тяготило: свободного времени не было, домой я приходила поздно. В конце 1944 года началась наша дружба с Всеволодом Васильевичем.
В Магнитку приехали Ленинградский Оперный театр и Московский театр Сатиры. Люди уставали от 10 - 12-часового рабочего дня, но в театры ходили. Я любила бывать в театре Сатиры, но Всеволод чаще приглашал меня в оперу. Надо сказать, ему удалось привить мне любовь к опере, и я ему за это благодарна.
Рая Локтева во время войны.
Войну пережили. Весь израненный, вернулся с фронта Отец. Он устроился работать на металлургический комбинат, стал приносить деньги.
К тому времени мои братья окончили училище. Их направили на комбинат, и они тоже стали приносить деньги.
В конце 1945 года мы с Всеволодом Васильевичем поженились.
Поскольку я была комсомольским вожаком, наш начальник сказал, что свадьба будет комсомольско-молодёжной. Однако, в основном, были приглашены начальники отделов управления, моя семья, близкие друзья, подруги. Из музыкального училища пригласили баяниста. Пели песни. А одна женщина исполнила арию Лизы из оперы П.И.Чайковского "Пиковая дама" - "Как истомилась, устала я". До сих пор вспоминаю, как на свадьбе плакал мой брат Ваня.
Я спросила: "Почему ты плачешь?" Он ответил: "Да, ты теперь не наша". Так он переживал мой уход из семьи".
1. Локтевы: сидят: Иван Сергеевич и Александра Ивановна; стоят: Володя и Ваня. 2. Молодожёны: Всеволод и Раиса Разумковы, Магнитогорск, 1945 год.
Итак, у Раи Локтевой в конце 1945 года появилась своя семья.
14 марта 1947 года родилась Светлана, а 11 октября 1949-го - Борис.
Вся семья Локтевых сразу их полюбила.
Локтевы с внучкой Светланой, Магнитогорск,1947 год: 1. Иван Сергеевич. 2. Александра Ивановна.
Магнитогорск, 1947 год: 1. Володя Локтев, Всеволод со Светланой и Раиса Разумковы 2. Ваня Локтев и Рая Разумкова.
Иван Сергеевич Локтев, проработав на металлургическом комбинате пять лет, в 1950 году получил однокомнатную благоустроенную квартиру на Правом берегу.
1. Света, Боря, Раиса Разумковы; Володя и Ваня Локтевы. 2. Александра Ивановна Локтева, Света и Боря Разумковы, Ваня Локтев; Володя Локтев. Магнитогорск, 1954 год.
Мы с Мамой, приезжая в Магнитогорск из Агадыря, навещали их в этой квартире. Помню, как Иван Сергеевич и Александра Ивановна угощали нас чаем со сметаной.
Локтевы: 1. Александра Ивановна. 2. Иван Сергеевич. 3. Галина, жена Володи.
Младший брат Раи, Володя, женился на Гале, статной кудрявой черноволосой девушке с волевым характером. У них родился сын Игорь.
В парке Ветеранов, Магнитогорск: 1.,2.,3.: Светлана, Борис, Всеволод Васильевич, Раиса Ивановна Разумковы; Иван Иванович Локтев; Игорь и Олег - сыновья Владимира Ивановича Локтева, Танюшка - дочь Ивана Ивановича Локтева. 4. Светлана и Раиса Ивановна Разумковы.
Был у молодых Локтевых свой сад. Мы, гости, тоже не раз были приглашены в этот сад вместе с Тётей Раей.
В саду у молодых Локтевых: 1. Александра Ивановна и Галина Локтевы, Света и Боря Разумковы, Иван Сергеевич Локтев с внуком Игорем. 2. Галина Локтева, Света с Игорем и Боря Разумковы на террасе. 3. Иван Сергеевич Локтев.
1,2.:Александра Ивановна, Иван Сергеевич Локтевы и их внучка Светлана в саду у молодых Локтевых.
В саду у молодых Локтевых: 1. Александра Ивановна и Иван Сергеевич Локтевы. 2. Галина Локтева с сыном Игорем на травке, Боря Разумков.
1. Светлана Разумкова в саду у Локтевых. 2.,3.: Мы со Светланой "перебираем" ягоды из сада Локтевых.
1. Александра Ивановна Локтева варит варенье. 2. Всеволод Васильевич Разумков - первый помощник. 3. Боря на фоне Александры Ивановны.
Наш очередной приезд в Магнитогорск совпал с рождением Олега, второго сына дяди Володи и тёти Гали Локтевых. Помню, все очень волновались, но обошлось благополучно: мальчик появился на свет здоровеньким.
Вскоре женился и Ваня Локтев - на Римме, невысокой красивой брюнетке, на девять лет моложе его. 31 января 1959 года у них родилась Танюшка, а в 1962 году - Олечка. Девочки росли прехорошенькими.
В гостях у Ивана Ивановича Локтева: 1. Таня и Олечка. 2. Оля. 3.,4.: Танюшка Локтева.
В гостях у Ивана Ивановича Локтева.1. Александра Ивановна Локтева, Света Разумкова с Танюшкой Локтевой и Боря Разумков. 2. Боря Разумков, Галина Локтева, Всеволод Васильевич Разумков. 3. Александра Ивановна Локтева с внуками - Борей Разумковым и Игорьком Локтевым.
В гостях у Ивана Ивановича Локтева: 1. Иван Иванович. 2. Он же с младшей дочерью Олей.
В гостях у Ивана Ивановича Локтева: 1. Родственница Локтевых с Олей. 2. Света Разумкова с Олей.
Александра Ивановна бывала и у нас в Агадыре - сопровождала Светлану и Бориса - кажется, в 1965 году.
1. Братья Локтевы, Володя и Ваня, Магнитогорск, 1947 год. 2. В южно-уральском лесу.
Летом 1968 года я была на преддипломной практике в одном южно-уральском городке. Выходные дни проводила в гостях в Магнитогорске. Светлана, с которой мы были дружны, организовала поездку за город. На своей машине нас возил Владимир Иванович Локтев. Помню чудесный берёзовый бело-зелёный лес, удивительный воздух, обилие трав и цветов.
В Магнитогорске Локтевы всегда устраивали для нас, гостей из Казахстана, праздничный обед. Иван Иванович на своей машине подвозил нас, гостей, с вокзала и на вокзал.
В 1980 году Володя Локтев с женой Галей и младшим сыном Олегом ездили на Украину, в Константиновку. Там жил и работал их старший сын, Игорь. В 1975 году он окончил строительный техникум, теперь у него была уже должность прораба.
Дядя Сева писал нам: "17 октября 1981 года проводили на пенсию Ивана Ивановича Локтева. Правда, работать он продолжал вместе со своей молодой женой Риммой. Она на пенсии с прошлого года. Римме оформили пенсию, когда ей исполнилось 45 лет: условия её работы были очень тяжёлыми".
Александра Ивановна Локтева была очень рада первому правнуку, сыну Светланы - Андрюше. Он родился осенью 1970 года. Некоторое время Александра Ивановна была его нянькой.
Андрюша Федосеев, Магнитогорск, 1972 год.
В сентябре 1980-го Александре Ивановне исполнилось 75 лет, а Ивану Сергеевичу - 74.
В этом же году Александра Ивановна перенесла тяжёлую операцию по удалению желчного пузыря. Несколько месяцев не выходила на улицу, соблюдала диету. Иван Сергеевич тоже слабел. Жаловался на ноги, очень много курил.
Летом 1981 года старики Локтевы были вроде здоровы, но дряхлели. Стало ясно, что отдельно жить им уже тяжело. В 1981 году на большом семейном совете решали, кому с ними объединиться. Согласился Борис, сын Раисы и Всеволода. У них с женой Лидой подрастал сын Женя. Так и сделали: объединили две однокомнатных квартиры. И старики Локтевы стали жить в трёхкомнатной квартире в доме номер семь по улице Октябрьской вместе с Борисом, Лидой и Женей. Это совсем близко, в пределах одной остановки, от дома, где жили Всеволод Васильевич с Раисой Ивановной.
Весной 1982 года тяжело заболел дед Иван, лежал в больнице с плохим диагнозом. Иван Сергеевич очень страдал. Перестал есть, только кефир пил. Очень ослаб. Операцию делать боялись: вдруг не выдержит, всё-таки уже 76 лет ему. Иван Сергеевич не знал о диагнозе, надеялся на выздоровление. Какой-то недобрый человек всё ему объяснил, тем самым объявив "смертный приговор".
И стало Ивану Сергеевичу вдвойне тяжелее. Через неделю врачи боль сняли, позже всё-таки сделали операцию. Убрали всё поражённое раком. Надеялись на успешный исход. В октябре он был очень слаб. И в больнице, и дома Ивану Сергеевичу очень помогала Лида, жена Бориса. Все заботы о дедушке своего мужа она взяла на себя.
В ноябре Ивану Сергеевичу стало немного лучше. Дядя Сева писал, что Лида буквально выходила его. Делала перевязки, уколы и все остальные процедуры. "Расположила к себе лечащего врача, и та после работы заходила к ним, консультировала, выписывала лекарства".
В феврале следующего года Александра Ивановна чувствовала себя хорошо. Иван Сергеевич уже выходил на улицу. Старался во всём "подмогнуть": ходил в магазин за хлебом и молоком. Он начал всё есть, даже выпивать, но всё равно был очень слаб.
Девятого сентября 1983 года исполнился год, как Ивана Сергеевича прооперировали, а через две недели у него был день рождения, 77 лет. Иван Сергеевич даже поработал в саду у Светланы, вЫрезал малину. Дядя Сева писал нам, что хорошее самочувствие Ивана Сергеевича - заслуга Лиды, жены Бориса.
17 декабря 1983 года Таня Локтева, дочь Ивана Ивановича, вышла замуж за Сергея Олейникова. Закупили кафе "Театральное" на два дня. "Невеста выглядела великолепно, просто как из Пушкинских времён", - писала нам Тётя Рая.
Татьяна Ивановна Локтева-Олейникова окончила Магнитогорский педагогический институт.
В 2010 году она работала в школе преподавателем русского языка и литературы. Сергей Олейников после окончания техникума работал на Магнитогорском металлургическом комбинате, обслуживал электроустановки.
23 июля 1988 года и Оля Локтева, младшая дочь Ивана Ивановича, вышла замуж. У молодых вскоре родилась Ульяна, а потом Полина. Оля окончила фельдшерскую школу и работала в поликлинике медсестрой.
Она безотказно делала уколы всем Разумковым и Федосеевым.
Летом 1984 года Ивана Сергеевича не стало. Мы с дочерью ехали в отпуск в гости поездом в Магнитогорск. Были в пути, когда всё произошло. Приехали уже после похорон.
Александра Ивановна стала совсем слаба, давление у неё поднималось до 230/140 - говорили, что у неё плохие сосуды. Она страдала также от недостатка внимания: в семье Бориса появился второй ребёнок, Виталик - до неё ли теперь. Александра Ивановна часто плакала, и отношения с Лидой у них год от года как-то натягивались.
В 1987 году Александре Ивановне исполнилось 83 года.
В 1989 году Иван Иванович Локтев с семьёй переехали с первого этажа на пятый в новом 16-этажном доме с большой лоджией. Ни количество комнат, ни жилая площадь не изменились: те же две комнаты. Но стало много света. И большая кухня, целых девять квадратных метров.
В 1993 году, в феврале, Александры Ивановны Локтевой не стало. В том году ей исполнилось бы 88 лет.
Иван Иванович Локтев и его семья всегда были рядом с семьёй наших Дяди Севы и Тёти Раи, семьями их детей, Светланы и Бориса. Иван Иванович снабжал всех Разумковых яблоками и прекрасными грушами, которые не уступали южным: у него был сад.
Умер Иван Иванович в мае 2000 года. Перед похоронами его привезли для отпевания в церковь, которая была рядом с кладбищем.
В декабре 2010 года из Интернета я узнала, что Олег Владимирович Локтев работает в должности начальника ОМТС OOO "Магнитогорский завод металлоизделий". В январе 2011 года Тётя Рая добавила, что у Олега подрастает сынок, черыре года ему. А еще сказала, что на могилах Ивана Сергеевича и Александры Ивановны Локтевых теперь установлен добротный мраморный памятник - один на двоих. Семьи Светланы, Бориса и Евгения недавно это организовали.
Владимир Иванович Локтев скончался в феврале 2015 года.
1945 год. Молодожёнам, Всеволоду и Раисе, выделили большую комнату в студенческом общежитии.
Окно и балкон выходили на север. Зимой в ней была минусовая температура. Все дыры и щели заклеили, но помогло мало.
И стали Всеволод Васильевич и Раиса Ивановна жить-поживать и добра наживать в этой своей холодной 25-метровой комнате в 12-м Западном по улице Чайковского. Впрочем, забегая вперёд, скажу, что много добра они не нажили: наш Дядя Сева, имея доступ к материальным и людским ресурсам, не принес со стройки ни единого гвоздя, зато и жил со спокойной совестью.
Павел Цигин, вместе с которым они уехали в Караганду в казённых лыжных ботинках, женился ещё раньше. Они с Анной жили в этом же общежитии и уже растили сына. Разумковы и Цигины ходили друг к другу на чай, гуляли по городу. Они были молоды, и город Магнитогорск был молод. Они полюбили его. Радовались, что могут строить и улучшать город своими руками.
Магнитогорск, 1947 год: 1. Всеволод Разумков в комнате на 12-м Западном на фоне чертежей. 2. Иван Сергеевич Локтев (слева) в гостях у Раи и Севы в общежитии. Аня Цигина наливает чай.
Вся жизнь была впереди, и она им нравилась. Только бы карточки поскорее отменили, да в комнатах было бы потеплее, да перестала бы Раю трепать малярия, которая была знакома и Всеволоду.
Вспоминает Тётя Рая: "Весной 1946 года к нам из Агадыря приезжала Алла, сестра Всеволода. В Магнитогорске она была впервые, но посмотреть город не успела: времени у неё было - только на дорогу.
Малярия всё не оставляла меня. В том же 1946 году сосед по общежитию, Семен Лукич, принес какой-то спирт и сказал мне: "Я тебя вылечу". Налил всем по стопочке, и все выпили, но плохо было только мне. До пяти часов утра меня выворачивало наизнанку так, что жить не хотелось. После этого малярия бесследно прошла, но зато я узнала, что такое язва желудка.
14 марта 1947 года у нас родилась дочь Светлана. День и ночь горела в комнате электроплитка, но обогреть её толком не могла".
 
1. Всеволод Разумков со Светой. Декабрь 1947 года. 2. Киса Свету обидела. 1947 год. 3. Рая со Светой на прогулке. Август 1947 года.
1. Друзья-отцы: Всеволод Разумков со Светой и Павел Цигин с сыном. 2. Рая со Светой на прогулке с соседками по общежитию. 3. Семьи Разумковых и Цигиных, Магнитогорск, 1947 года.
Магнитогорск, 1947 год: 1. Рая Разумкова со Светой. 2. Семья Разумковых. 3. Рая Разумкова со Светой (справа), в центре - детский врач Бася Евсеевна, слева - Ира Коржева с Наташей.
Магнитогорск, 1947 год: 1. Рая(справа) со Светланой и соседка Ира с Наташей. 2. Семья Разумковых у барака на Луговой, 28.
"Летом 1947 года нас навестил брат Всеволода, Юрий - из ГДР. Он подарил мне невиданные сокровища: босоножки и хлопчатобумажный костюмчик. Сам Юрий выглядел прекрасно: молод, красив, хорошо одет. У него был отличный заграничный фотоаппарат. Мы много общались, гуляли по Магнитогорску, фотографировались, искали для Юрия самую лучшую невесту".
Магнитогорск, 1947 год: 1. Братья Разумковы: Юрий (слева) и Всеволод. 2. Юрий и Раиса Разумковы.
1., 3.: Всеволод Разумков. 2. Раиса Разумкова.
Магнитогорск, 1947 год: 1. Раиса Разумкова, Вера со Светой, Юрий Разумков. 2. Вера и Раиса Разумкова со Светой.
Магнитогорск, 1947 год: 1. Юрий Разумков, Вера, Раиса и Всеволод Разумковы. 2,3. В парке на Маяковке. Магнитогорск, 1947 год. 2. Раиса Разумкова и Маша. 3. Всеволод и Раиса Разумковы
1.,2.: Семья Цигиных, Маша, Рая Разумкова с братом Ваней, Всеволод Разумков с дочерью Светланой, Магнитогорск, 1947 год.
Юрия Разумкова провожают в Германию, Магнитогорск, 1947 год: 1. Юрий Разумков и брат Всеволод с женой Раисой. 2. Юрий Разумков и Маша; Всеволод.
Вспоминает Раиса Ивановна:
"Когда Светлане было 8 месяцев, в ноябре 1947 года к нам впервые приехали Зоя Николаевна и Василий Дормидонтович. И свёкор, и свекровь мне понравились.
Все родственники и друзья приглашали нас в гости и восхищались голосом Василия Дормидонтовича. Родители Всеволода жили в Казахстане на железнодорожной станции Агадырь.
Когда Светлане исполнилось два годика, я по их приглашению решилась поехать в гости. Родители жили в землянке, кругом была голая степь. Приняли нас хорошо. Гостили мы больше месяца. Там я связала себе кофту".
1.,2. - Раиса Ивановна в новой вязаной кофте.
1. На прогулке, Магнитогорск, 1949 год. 1. Света бежит впереди, далее Раиса и Всеволод, сзади - сын Цигиных, тени которых впереди. 2.,3.,4. - Светлана Разумкова, Магнитогорск, 1949 - 1950 годы.
Магнитогорск, 1949 год; 1-3. Света Разумкова 1. справа - с Наташей Коржевой. 2. Слева - с Наташей Щербаковой.
Магнитогорск, 1-3. 1949 год; Света Разумкова. 3. Справа - со мной: мы с Мамой приезжали в Магнитогорск на несколько дней из Агадыря. Посылая эту фотографию нам, на обратной стороне Тётя Рая написала: "Большая память для двух маленьких сестриц, 1950 год".
Раиса Ивановна продолжает:
"11 октября 1949 года появился Борис. Дети часто простужались. Я не работала. Карточная система еще существовала. Жили мы на одну зарплату Всеволода. Страшно вспомнить, как мы это пережили".
Магнитогорск. Боря Разумков: 1. С мамой. 2. 21 мая 1950 года.
Магнитогорск, 1951 - 1952 год.Света: 2. С братои Борей . 3. На ёлке в детском саду. Света Разумкова - справа.
Праздничный обед в общежитии в честь приезда родителей Всеволода и брата Юрия из Агадыря. Магнитогорск, 1950 год. Фотографируют попеременно Юрий и Всеволод. Слева по кругу: Зоя Николаевна, 1. Юрий, 2.,3. - Всеволод, Раиса - Разумковы, Володя, Ваня, Александра Ивановна, Иван Сергеевич - Локтевы, Василий Дормидонтович Разумков со мной. 4. Юрий, Раиса - Разумковы, Иван Сергеевич со Светланой, Александра Ивановна, Ваня и Володя - Локтевы.
Родители и брат Всеволода, Юрий, в гостях у молодой семьи Разумковых, Магнитогорск, зима 1950 года. 1. Зоя Николаевна со мной, Юрий, Раиса, Василий Дормидонтович. 2. Зоя Николаевна, Раиса, Всеволод,Василий Дормидонтович, я.
"В 1952 году нам дали благоустроенную двухкомнатную квартиру на Правом берегу в доме 32 по улице Садовой.
Квартира была теплая, с балконом, а главное, были кухня, туалет и ванная, но не было ещё горячей воды. В этой квартире нас посетили все наши агадырцы: Зоя Николаевна и Василий Дормидонтович, потом Алла с Таней, потом Юрий с Надей."
В доме отдыха "Зеленстроя", : 1. Раиса Ивановна Разумкова, 1953 год. 2. Раиса Ивановна и Всеволод Васильевич Разумковы, 1953 год. 3. Всеволод Васильевич сидит слева, Раиса Ивановна стоит, 1954 год.
1,2: В Ессентуках, 1960 год: 1. Всеволод Васильевич. 2. Раиса Ивановна (слева)- у нижних ванн. 3. Газета "Магнитострой", ноябрь 1961 года: Ровесники Октября: механизатор И.В. Бурцев, плановик Б.А.Кистер, инженер В.В. Разумков.
У Светланы очень рано обнаружился абсолютный музыкальный слух, и это определило её будущее. Она росла очень ответственной девочкой. Всегда была загружена: мало того, что училась в двух школах, так еще и газету в классе выпускала, и председателем совета отряда была, и вообще делала массу таких дел, которые педагоги поручают одним и тем же: кто везет, того и погоняют.
В обеих школах Светлана всегда была одной из лучших учениц, но при этом не была занудой и зубрилкой. У нее всегда было много подруг. Дружила она честно, другом была верным и преданным.
Когда Тётя Рая уезжала на курорты, она смело оставляли хозяйство на Светлану. Конечно, Дядя Сева дочери помогал. Но у него была работа. Светлана на уроках домоводства научилась шить и готовить еду.
Боря тоже рос любознательным и ответственным. Учителя его хвалили.