На гормолзаводе, куда я пришла работать после института, художественная самодеятельность была небогатой. Ирина Николаевна Автандилян украшала концерты юмористическими миниатюрами и была завсегдатаем профкомовской библиотеки. Мы с Галей Прямковой на общественных началах ею заведовали и вместе работали в конструкторском бюро. В концертах тоже посильно участвовали.
Профком нанимал очередного художественного руководителя со своим баяном или аккордеоном. Ему вменялось в обязанность из имеющегося материала выбрать что-нибудь путное и к празднику организовать концерт.
Из женщин выбиралась "группа девушек", разновозрастных и разнокалиберных. Мы вставали полукругом и в два голоса пели русские народные и эстрадные песни, ставшие к этому времени популярными. Бывали в программе дуэты и сольные номера.
1. Валерий Александрович Горяев. 2. Галя Прямкова (Макарова). 3. Ирина Николаевна Автандилян. 4. Эту безрукавку связала для меня Ирочка Автандилян, светлая ей память...
Однажды в качестве художественного руководителя на заводе появился Валерий Александрович Горяев со своим аккордеоном. В это время он заканчивал алма-атинскую консерваторию, потому инструментом владел виртуозно. Валерий Александрович недавно женился, и деньги были ему нужны. После репетиций мы просили его поиграть, и он играл нам - какая разница, где репетировать учебные задания для отчётного концерта? Его красавица-жена после одной такой затяжной посиделки стала его сопровождать. И с пользой: она пожелала украсить наш концерт мелодекламацией - очень неплохо читала стихи в сопровождении мужнина аккордеона.
Когда в консерватории наступило время выпускных экзаменов, Валерий Александрович, прощаясь, сказал нам: "Во Дворце культуры горняков есть продвинутый академический хор. Руководит им Юрий Михайлович Переверзев, он тоже учится в алма-атинской консерватории. Попробуйте обратиться к нему: точно знаю, что ему нужны альты, а вот сопрано у него полным-полно. Но вы всё-таки подойдите к нему".
Мы с Галей Прямковой и подошли. У Гали контральто, у меня - сопрано. Возможность петь в академическом хоре так взволновала меня, что я плохо спала ночь, боялась, вдруг меня не возьмут - там ведь сопрано - пруд пруди.
Но взяли обеих. Другое дело, что Галя заочно училась в институте, и на хор времени не оставалось. Из гормолзаводских осталась одна я. Была весна 1971 года.
Да, хор был хорош. После первой же репетиции я влюбилась в этот хор окончательно и бесповоротно. Он не был камерным - на репетициях нас было много. Мы сидели в полутёмном зале, похожем на лекционную студенческую аудиторию.
Некоторый опыт пения в академическом хоре у меня был. Встраивать свой голос в мелодический рисунок, слушать общее многомерное звучание и обо всём на свете забывать - чем не медитация! Главное - следить за командами дирижёра, не фальшивить и не выделяться.
Дома каждый учил свою партию по нотам. Мне дали сразу кучу нот для сопрано - надо догонять. К счастью, это было легко: сопрано ведёт основную партию, а пели мы почти всё, что я знала, поскольку хоровое академическое пение любила и всегда старалась послушать любой коллектив, включая церковный в действующих храмах. Были у меня и записи хоров на виниловых пластинках.
Пели и незнакомые мне произведения, довольно сложные. Тогда я разучивала партии на одной струне своей гитары.
Нескольким хористам, как и мне, домой надо было ехать в Майкудук. Дорогой попутчики всё вспоминали то чудесное время, когда с хором ездили они в Алма-Ату на фестиваль хоровой музыки. Как приятно было узнать, что заняли они там Первое место! Как в поезде от Караганды до Алма-Аты и назад пели-репетировали. На больших станциях пели на перроне. Моментально собирались восторженные слушатели.
Хор Дворца культуры горняков выступает тогда ещё под аккомпанемент ансамбля народных инструментов. Гильда Гильт в первом ряду, на фоне человека с большой балалайкой. Чуть левее, во втором ряду, - Лариса Ивановна Колпачкова (Ухо). Нэля Сайбель стоит над головой самого левого баяниста.
Как выяснилось, Юрий Михайлович Переверзев оказался ещё и просветителем: часто приносил и показывал нам репродукции картин, рассказывал их историю, приносил и зачитывал фрагменты удививших его книг. То были критические статьи А.М.Горького в адрес Л.Н.Толстого, критические статьи Л.Н.Толстого о театре, фрагменты из книги С. Лема "Солярис", книги психотерапевта Владимира Леви, произведения Ираклия Андронникова и ещё, ещё... Всё это стимулировало дальнейшее познание.
А уж музыки сколько новой я услышала! Из дома Юрий Михайлович приносил электрофон - мы слушали пластинки. Знакомству с замечательным английским ансамблем Swingle Singers я тоже обязана Юрию Михайловичу Переверзеву.
Но оказывается, просветительство руководителя нравились далеко не всем, о чём я с изумлением однажды узнала.
Зато к тем, кому нравилось узнавать новое, я стала внимательнее присматриваться. Мы общались во время перерыва, вместе шли от Дворца до автобусной остановки. У каждого из нас были библиотеки и фонотеки. Мы узнавали, что у кого есть, и вскоре стали обмениваться книгами и виниловыми пластинками. Музыка на этих пластинках была не только хоровой, но и инструментальной, чаще - камерной.
Самой колоритной фигурой явилась для меня Лариса Ивановна Колпачкова. Приятное лицо, роста среднего. Меццо-сопрано, почти контральто. Красивый смех. Смеющиеся глаза за толстыми стёклами очков. Очень ответственна и обязательна. Прекрасный рассказчик. Великолепное чувство юмора, всё комментирует, часто парадоксально и потому интересно, с друзьями неизменно доброжелательна. Но если недруг попадёт к ней на язычок...
Иногда Лариса Ивановна приводила на занятия маленькую дочь Олечку. Она чинно сидела на стульчике, не бегала, как это можно было ожидать от ребёнка её возраста. Серьёзно слушала и наши продолжительные распевки, и многократное повторение одних и тех же музыкальных фраз.
Лариса Ивановна стала одной из самых первых хористок. А дело было так.
Давным-давно, задолго до этого хора, Юрий Михайлович Переверзев, студент музыкального училища, в поисках подработки набрёл на среднюю школу номер один и стал преподавать там пение. Из особо одарённых детей создал хор.
Математику в той школе преподавала мама Ларисы Ивановны, Софья Самойловна, а сама Лариса Ивановна, тогда ещё просто Лара, училась в педагогическом институте. Старший брат Лары, Виктор, до поступления в медицинский институт окончил музыкальную школу, а потому у них было пианино, хорошая фонотека, а в личной библиотеке - много нот и книг о музыке.
Юрий Михайлович жил тогда в общежитии: ни пластинку прослушать, ни позаниматься на фортепиано столько, сколько хочется. Они с Софьей Самойловной как-то разговорились, и Юрий стал бывать в их семье. Там он прослушивал пластинки, занимался на фортепиано. Там ему были рады и при случае подкармливали студента.
Когда Лариса была уже на последнем курсе, в их институте появился академический хор. Создал его человек, по фамилии Пилипенко. Его хоры считались лучшими в Караганде. Лара жалела, что не получилось у неё попеть в этом хоре: учёба-то заканчивалась..
После окончания музыкального училища Юрию Михайловичу предложили вести Шахтёрский народный хор во Дворце культуры горняков. Хор был очень большой, около ста человек, пел с оркестром и с танцами. Юрий Михайлович тут же пригласил в него Лару.
Ларисе нравился хор, который Юрий Михайлович создал в маминой школе, и потому она согласилась -- несмотря на то, что народному хору предпочитала академический. Было это в 1964 году.
Слово Ларисе Ивановне: "Сначала я пела безо всякого удовольствия, но репертуар постоянно менялся. Юрий Михайлович начал разучивать произведения в академическом стиле. Через год хор стал уже академическим. Пение доставляло мне большое удовольствие. К этому времени хор очень похудеп - был серьёзный отбор. В 1966 году хор принял участие в международном фестивале, который проходил в Алма-Ате. Мы занялиПервое место".
Те хористы, которым не нравилось академическое пение, покинув хор Переверзева, влились во вновь созданный "Шахтёрский ансамбль песни и пляски" в том же Дворце культуры горняков.
К тому времени у Ларисы Ивановны появился друг - Валера Колпачков. Он тоже учился в институте. Они поженились, и родилась у них девочка - Олечка. Лариса Ивановна стала преподавать математику в средней школе номер 47, а муж её поехал в Москву учиться в аспирантуре.
Тем временем Юрий Михайлович тоже женился. Окончив музыкальное училище, поступил в алма-атинскую консерваторию. Он остался добрым другом этой семьи.
Нельзя было не заметить высокую статную белокурую женщину с замысловатой причёской - локоны, собранные сзади. У неё большие небесно-голубые глаза, полные губы. Хорошая осанка, голос красивого тембра - приятное меццо-сопрано. Красивые ухоженные руки, которыми она изящно жестикулирует в разговоре. Прекрасно одета. Как мы потом узнали, известный поэт Андрей Дементьев являлся её дальним родственником.
Муза Владимировна - детский врач-невропатолог. В то время она была ещё замужем за горным инженером, их девочке Алёне было лет 11. Потом муж умер.
Музе Владимировне приходилось ездить по всей области - осматривать и лечить детей, часто из отдалённых аулов. С детьми, как и с их родителями, она прекрасно ладила: у неё талант общения.
В хоре Муза Владимировна пела недавно - после курсов повышения квалификации в Алма-Ате. Эти курсы по времени случайно совпали с весенней сессией в алма-атинской консерватории. Там, в театре, она случайно и познакомилась с Юрием Михайловичем Переверзевым, который отдыхал от очередного экзамена. Он рассказал ей о хоре, которым руководит, и пригласил Музу Владимировну на очередную репетицию во Дворец культуры горняков.
В первых сопрано я заметила невысокую миниатюрную девушку с весёлыми глазами и доброжелательной улыбкой, очень молоденькую. Волосы пепельного цвета, всегда аккуратно пострижены и причёсаны. Косметикой не пользовалась - зачем? - краски молодости так хороши! Гильда очень скромна и хорошо воспитана. К тому же у неё абсолютный слух, чувство ритма и такта, обязательность и огромное желание петь.
О Юрии Михайловиче Гильда узнала, когда училась, видимо, в девятом классе той же средней школы номер 47.
Вот как Гильда вспоминает это примерно через пятьдесят лет:
"Он готовил к смотру солистку, а я во все ушки с восхищением слушала в сторонке, как она чистым голоском пела, а Юрий Михайлович был за пианино. Каким образом и когда я в хор попала - не вспомню при всём желании. Хоровое пение я и раньше любила, а самой иметь возможность петь в хоре - это само по себе уже было превыше всех моих мечтаний. Главным для меня была радость пения, я слушала и растворялась в гармонии. Хор почти восемь лет был моим самым лучшим и единственно важным развлечением, ради которого я всё остальное могла отставить. Это были последние годы школы и шесть студенческих лет".
О фестивале в Алма-Ате Гильда не помнит. Вероятно, в хор Гильда пришла уже после него.
Позже я узнала, что математику в Гильдином классе преподавала Лариса Ивановна Колпачкова, которая как-то с восхищением сказала: "Вот если бы моя Олька стала такой же, как Гильда, ничего другого мне не надо".
Школу Гильда окончила с золотой медалью, и застала я её студенткой Карагандинского мединститута.
Хор стал для меня великолепной отдушиной. Я попала в коллектив, близкий мне по духу, слушала, восхищалась звучанием, впитывала всё новое и очень хотела быть полезной этому коллективу. Точно так же ощущали себя в хоре и остальные его участники.
Добрых слов от руководителя мы слышали мало: был он очень своенравен и строг. После выступлений, даже вполне удачных, Юрий Михайлович нас никогда не хвалил. Конечно, каждый знал свои промахи, но всё-таки доброе слово после всех волнений услышать хотелось.
Бывало, что по какой-то причине кто-нибудь из хористов на выступлении не присутствовал. Зная, во что это выльется, не приходил он и на следующее занятие. И правильно делал: почти половина этого занятия уходила на разнос тех, кто на выступлении не был. А слушать приходилось нам, ни в чём не повинным... Иногда Юрий Михайлович устраивал "облавы" - то на альтов, то на сопрано. Помню, как я вжималась в кресло, хотя говорили не обо мне... Атмосфера накалялась настолько, что я иногда не выдерживала и убегала плакать: ничего поделать с собой не могла. Но в конце концов мы начинали петь, и снова наступало умиротворение.
Позже я узнала, что Юрий Михайлович готовил наше выступление к Государственному экзаменационному отчётному концерту. Педагоги из консерватории приедут из Алма-Аты и здесь будут нас слушать.
В перерывах Юрий Михайлович отрабатывал на рояле произведения по учебной программе. Мне нравилось его слушать, но смотреть на него я избегала. Как сейчас об этом говорит пианистка Екатерина Мечетина, он "хлопотал лицом". Впервые это явление я заметила по телевизору у одной молодой пианистки. В том и в другом случае мне было неловко, как если бы я наблюдала интимное действо сексуального характера.
Репетировал Юрий Михайлович и вокальные произведения. Запомнилась "Ах ты, ноченька".
Всем нам нравилось хоровое пение, а потому было всё равно, что мы, наш хор, в конечном счёте, являемся только средством для получения Юрием Михайловичем Переверзевым консерваторского диплома. Мы просто пели и хотели показать на этом концерте наилучший результат. Для нас же побочным продуктом был диплом Юрия Михайловича.
Администрации Дворца культуры горняков надо было отчитываться перед руководством участием академического хора в праздничных концертах, посвящённых событиям партийной жизни города - конференциям, областным партийным собраниям.
Поскольку руководство мало интересовал привычный репертуар академического хора, оно настаивало на исполнении чего-нибудь из многочисленных "партийных гимнов" со словами о Родине, а главное, о партии и её вождях.
Но этих песен как не было в нашем репертуаре, так они и не появлялись: был негласный сговор руководителя и хористов.
Перед праздничным концертом назначались специальные репетиции по изучению "партийного" репертуара. Причём Юрий Михайлович, видимо, произносил какое-то ключевое слово, и все понимали, что на следующую репетицию (как правило, днём в выходной день), приходить не надо. Но это почему-то не доходило до сознания двоих - Гильды Гильт и меня: мы, как обычно, приходили, ждали всех, ждали, а когда понимали, что больше никого не будет, шли в кино, просто гуляли, или ехали ко мне в Майкудук. Так я обрела замечательную подругу на всю мою оставшуюся жизнь.
Ко мне зашла знакомая с малышом. И он сразу же потянулся к Гильде.
Отчётный концерт прошёл очень хорошо, Юрий Михайлович удостоился высшей оценки преподавателей консерватории. На концерт приходила хорошенькая жена Юрия Михайловича с сыном Павликом, лет пяти.
Каждого из нас Юрий Михайлович попросил написать отзыв об этом концерте. Кажется, тогда я впервые с удовольствием попробовала формировать свои мысли вне учебных заданий, и мне это понравилось.
После отчётного концерта Юрий Михайлович к хору заметно охладел. Иногда не приходил на репетиции. В это же время активизировалась часть хора, недовольная и его просветительской деятельностью. Видимо, это был сохранившийся костяк прежнего, народного, хора, что сопровождался тогда плясками. Во главе была активная громкоголосая дама по имени Роза Сергеевна. Видимо, она дошла до руководства Дворца горняков, и хора не стало. Певцы, покинувшие его, и любившие народное пение, влились в параллельно существующий во Дворце "Шахтёрский ансамбль" с тем же народным оркестром и плясунами.
Юрий Михайлович прослушал некоторых из нас, предложил создать ансамбль и сам стал его участником. Было нас восемь человек - до камерного хора не дотянули.
Было, а потому и запомнилось, всего одно выступление. Женщин одели в бело-голубые с золотом костюмы, мужчин оставили галстучно-строгими. Что мы пели - не помню, но выступление, кажется, понравилось.
Потом ничего не стало: Юрий Михайлович решил заниматься исключительно женским казахским хором - видимо, решил сделать с ним кандидатскую диссертацию в той же алма-атинской консерватории.
Но дело на лад не пошло: для этого хора надо было научить хористок использовать нижние обертоны голосов, но у них это почему-то не получалось: однажды мы побывали на одной из репетиций и посчитали, что работы - непочатый край.
А мы с Гильдой продолжали общаться. Весной 1973 года я купила магнитофонную приставку к электрофону. С Гильдой мы пели в два голоса и делали магнитофонные записи, слушали пластинки с записями хоровой музыки, не только светской, но и духовной; как православной, так и католической.
Однажды мы с Гильдой пошли в театр на дневной спектакль. Было это 2 мая. И на тот же самый спектакль пришли Лариса Ивановна и Муза Владимировна. Встретились, обрадовались, разговорились. Оказалось, они тоже очень хотят петь, но петь негде.
После спектакля долго гуляли. И решили: будем петь сами, а выступать будем там, где каждый из нас работает. Нас четверо. Возьмём произведения хорового репертуара. Дочь Музы Владимировны, Алёна, занимается в музыкальном салоне. Вот она и перетранспонирует партии теноров и басов в первое сопрано и второй альт. У Гильды высокое сопрано, она будет петь перетранспонированную партию тенора. Заниматься будем там, где есть фортепиано: у Ларисы Ивановны и Музы Владимировны. К тому же, они в центре города живут. Так сложилось, что в то время ни у кого из нас не было мужей, так что заниматься нам никто не мешал.
Наметили дни репетиций. Первое занятие было у Музы Владимировны. Придумали название нашего будущего квартета - по первым слогам фамилий. Получилось "СкоГиРаКо". Потом и распевались с этим словом. Так родился наш незабываемый квартет.
Некоторое время мы действительно занимались сами. Так же, как когда-то на репетициях хора, долго распевались, потом отрабатывали каждую фразу любимых произведений. Всё было из нашего хорового репертуара: "Серенада" Танеева, "Арагви", "В тёмном лесе", "Во кузнице".
2. Скогирако с Анатолием Демченко.
После занятия бывало приятное чаепитие. Студентка, врач, педагог и инженер, объединённые общим увлечением, были друг другу интересны, каждый рассказывал, что нового было в институте, на работе, кто что прочёл, услышал, посмотрел.
У нас был духовой гармонический камертон - небольшой круглый предмет с возможностью настройки тональности. Однажды мы выступили на каком-то городском концерте-конкурсе, нас даже по телевизору показали - кажется, в передаче "Огни Караганды": в то время модно было искать народные таланты в глубинке.
Выступали мы а капелла, тональность определяли с помощью этого гармонического камертона. Кто-то из бывших хористов, случайно увидев передачу, нас похвалил. Может, из вежливости.
Потом Лариса Ивановна договорилась с учителем пения из своей школы, Анатолием Демченко. Он немножко с нами позанимался, и мы выступили с концертом в день медицинского работника в детской больнице, где работала Муза Владимировна.
В концерте участвовала и Гильда Оттовна Витковская. Мы познакомились с ней на гормолзаводе: она недолгое время занималась с нашими танцорами. У неё был опыт занятий в хореографическом кружке того же Дворца культуры горняков. Основным местом работы Гильды Оттовны был Карагандинский политехнический институт, там она преподавала физкультуру и активно занималась туризмом.
Мы с Гильдой Оттовной не потерялись, и весной 1972 года вместе ездили на слёт авторской песни. Он проходил в горах Бугылы близ станции Дарья. Однажды, когда Гильда летом работала в Каркаралинске, она пригласила меня погостить там несколько дней, познакомила со своими друзьями - Валей и Петей.
У себя дома для знакомых Гильда устраивала творческие четверги. Каждый участник готовился к этим вечерам: рассказывал о только что прочитанной книге, о фильме, который запал в душу, приносил любимую пластинку. Гильда читала стихи, учила нас какому-нибудь танцевальному па. У неё была редкая в те поры кофемолка, и вечер всегда заканчивался кофейной церемонией. При этом Гильда учила нас гаданию на кофейной гуще.
Впереди Лиля и Марина Витковские. Слева направо: Гильда Гильт, Анатолий Демченко, Муза Владимировна Скоробогатько, справа - Лариса Ивановна Колпачкова с подругой Наташей.
С Гильдой Оттовной пришли её девочки-близняшки - Лиля и Марина. Гильда Оттовна спела романс "Домик-крошечка", девочки что-то станцевали. Какой-то дуэт спели мы с Гильдой Гильт. Смотрелись мы с ней комично: очень маленькая Гильда и я, дылда.
Потом тем же составом выступили в школе, где работала Лариса Ивановна.
Тем временем, Гильда Гильт летом 1974 года с красным дипломом окончила медицинский институт. В июле мы с ней несколько дней провели в Каркаралинске, а потом она уехала по назначению, в город Рудный Кустанайской области.
А квартет наш вместе со слогом "Ги" потерял основу нашего квартета - милую, скромную, обязательную Гильду с абсолютным слухом и прекрасным высоким хоровым сопрано.
Мы простились. Конечно, писали друг другу толстые письма.
Не могу вспомнить, как оказалась у нас молоденькая девушка - Неличка Сайбель. Очень музыкальная, с чистым сопрано прекрасного тембра.
С ней, как и с Гильдой, никогда не было никаких проблем: Неля твёрдо знала свою партию и терпеливо ждала, когда мы наконец выучим свои. Будучи значительно моложе нас, Неличка никогда в разговоры не вступала, а мы втроём замыкались исключительно на себе и Неличку ни о чём не спрашивали.
Когда решили, что уже можем явить себя народу, выступать пришли в наш институт Промстройпроект.
Задумались о костюмах. Практичная Муза Владимировна придумала, как мы оденемся. У себя на работе, в профкоме, она взяла для нас простые жёлтые платья. В то время в продаже были лёгкие большие платки с красивым ярким рисунком. Каждой купили по два платка и сделали из них свободные рукава.
Выступали мы а капелла, тональность определяли с помощью того же гармонического камертона. Спели всё, что знали. Кажется, понравились - так, по крайней мере, говорили мои сотрудники - куда им деваться?
Вскоре Юрий Михайлович и с казахским хором работать перестал. Какое-то время мы о нём ничего не знали.
Наше выступление по телевизору имело последствия: нас заметил приятель Юрия Михайловича Переверзева, выпускник той же алма-атинской консерватории, Вячеслав Фёдорович Ларин. Он работал в музыкальной школе-интернате, а подрабатывал в Фёдоровском Дворце культуры. Он пригласил нас, и мы после работы около часа добирались до этого Дворца. Было это осенью 1974 года.
Новый руководитель был доброжелателен, остроумен, терпелив и смешлив, носил с собой пакет карамелек и часто нас угощал.
Стал он думать над репертуаром: хоровые произведения, которые пели мы, не подходят! Выбрал он несколько народных песен. Сделал из них композицию.
На 7 ноября из Рудного домой на четыре дня заезжала Гильда Гильт. Мы снова, как прежде, собрались вчетвером, с удовольствием попели. Гильда побывала на одной из наших репетиций - ездила с нами на Фёдоровку. Руководитель ей понравился, понравилась и Неличка Сайбель.
Эти новые народные произведения, кажется, стали у нас получаться.
И вдруг, видимо, из-за простуды, у меня пропал голос. Помню, как плакала я в кухне у Ларисы Ивановны, думая, что голос мой больше не восстановится: значит, я не смогу больше петь! Но голос восстановился через неделю.
Муза, я, Галя Прямкова и Неличка Сайбель.
Приятель Вячеслава Фёдоровича, режиссёр, помнится, посоветовал композицию "сыграть": Муза Владимировна, как самая видная и красивая, должна была играть роль невесты, а мы втроём - вести себя так, словно уговариваем её перед замужеством: не огорчайся, замужем тоже неплохо жить. Содержание песен значения не имело, главное - играть.
Кто-то из референтной группы Вячеслава Фёдоровича, послушав нашу репетицию, сказал ему, что заниматься с женской группой уже неперспективно: звучание бедное. После этого разговора нас, как материала, руководителю стало не хватать. И решил он сделать на нашей основе октет. Стали искать четверых мужчин.
Обратились к бывшим хористам.
Слева направо: Рудольф, Вячеслав Фёдорович Ларин, Саша Сидоренко, Богдан.
Первым нашёлся Саша Сидоренко. У него серебряный тенор и отличный слух. Нашлись басы - Рудольф и Богдан. Восьмым стал сам Вячеслав Фёдорович -- вообще-то тенор, но, если надо, он мог и баритоном спеть.
Петь стало ещё интереснее. В программе были инструментальные пьесы, которые Вячеслав Фёдорович превращал в вокальные, без слов. Мы пели их на разные слоги, иногда - с закрытым ртом.
У Фёдоровского Дворца культуры. 1976 год.
Слева направо: Галя Прямкова, Неля Сайбель,Лариса Ивановна, Саша Сидоренко, Муза Владимировна с дочерью Алёной, Вячеслав Фёдорович Ларин с женой и дочерью, Рудольф.
Запомнилась миниатюра Мак-Доуэла "К дикой розе", композиция из русских народных песен - "На море утушка купалася", "Во лузях". Была и оригинальная композиция, мелодичная и гармонически богатая, автором которой был сам Вячеслав Фёдорович Ларин.
В декабре 1974 года я пригласила Ларису, Музу и Неличку к нам в институт на вечер. Мне показалось, что им тоже понравился "капустник", которыми славились наши институтские новогодние вечера.
В январе 1975 года я сломала руку: упала, когда везла в институт Гипрошахт чертежи на согласование. Была несказанно рада, что вместе с Ларисой и Музой навестить меня в Майкудук приехала и Гильда Гильт! Она гостила в Караганде несколько дней - захотелось повидать маму и брата. Заранее знать я об этом не могла - телефон появится у нас дома лет через 15. Это была наша последняя личная встреча с Гильдой. Всю оставшуюся жизнь мы будем только активно переписываться.
Сломанная рука петь не мешала, и я регулярно ходила и на репетиции, и на выступления, которые проходили в Фёдоровском Дворце культуры.
"Скогирако" снова вместе. Муза, Гильда, я и Лариса.
Свою композицию "Какая ночь" на слова Сергея Есенина нам подарил Юрий Михайлович Переверзев. У руководства Фёдоровского Дворца на генеральной репетиции восторгов она не вызвала: чиновники не оценили неожиданную смену тональности, которую мы считали изюминкой композиции. Исполнять её нам запретили.
Вскоре ездить на репетиции в Фёдоровский дворец мы стали только на выступления: очень уж много времени уходило на дорогу, а я в свой Майкудук вообще приезжала около 11 часов вечера. Репетировать снова стали по-очереди - то у Музы Владимировны, то у Ларисы Ивановны, которые к тому времени утратили для меня свои отчества.
Все праздники проводили за столом, иногда у меня, в Майкудуке. Пили мало, пели всё, что знали, зачастую импровизировали. Время было замечательное.
Нам объявили, что весной 1976 года будет республиканский смотр-конкурс. Руководство Дворца ворчало, что этих "певцов-надомников" никогда не застанешь на репетициях, сомневалось: а бывают ли они? Пришлось снова ездить в Фёдоровский Дворец. К выступлению нам сшили роскошные бордовые платья в пол с серебряной вышивкой.
После выступления на конкурсе.
На конкурсе мы заняли Первое место. Каждому из нас подарили по настольной белой гипсовой фигурке. Говорили даже, что предстоит нам поездка во Францию: наш октет будет представлять там Казахстан. Только обязательно нам надо выучить какую-нибудь казахскую песню.
Вячеслав Фёдорович наскоро обработал песню "Кара-Торгай". Солировать будет Неличка, а мы - украшать. Только начали учить - узнали, что во Францию решено послать детский ансамбль.
Так мы Францию и не увидели...
После этого ездили мы с концертом в какой-то дом отдыха вместе с деятелями из карагандинского Союза композиторов.
Летом пришлось устроить каникулы: Лариса Ивановна уехала в отпуск в Саратов, меня на три месяца послали в командировку, в свердловский Гипромез.
И как раз в это время, в июле 1976 года, в Караганду приезжала Гильда Гильт. 21 июля состоялось её бракосочетание с Эрнстом Бекком. Почти сразу уехали они в Рудный.
Муза тоже вышла замуж за Сашу Сидоренко, взяла его фамилию, и они вместе занялись ремонтом квартиры.
1976 год. Саша, Лариса и Муза в гостях у Рудольфа. Фото из моего архива.
В моём участии в октете появилась большая и, как выяснилось, бессрочная пауза из-за радостного события: в декабре 1976 у меня родилась дочь. Конечно, ни о каких репетициях речи быть не могло: почти сразу вышла я на работу - стало не до пения. Изредка мы с моими поющими подругами перезванивались, по почте поздравляли друг друга с праздниками.
В сентябре 1976 Муза Владимировна пригласила нас к себе: Юрий Михайлович Переверзев захотел нас увидеть. Предварительно мы наготовили всего: как же, такой редкий гость.
Мы едва узнали Юрия Михайловича в худом чернобородом человеке. Движения его стали плавными, сам он - спокойным и улыбчивым. Куда подевался жёлчный авторитарный руководитель хора, широкоплечий, плотного сложения, когда-то метавший в нас громы и молнии!
Сентябрь 1976 года. На балконе Музы Владимировны. Неля Сайбель, Муза Владимировна, Юрий Михайлович Переверзев, Лариса Ивановна.
Он рассказал нам, что в какой-то московской библиотеке ему удалось достать книгу некоего Никитина по лечебному голоданию ещё дореволюционной орфографии. Принцип лечения такой: организм при отсутствии еды съедает слабые, больные клетки. Оказалось, что после первого же голодания на его зубах не стало зубного камня!
Голодает он строго по методике: постепенно прекращает и начинает есть; в периоды, когда ничего не ест, пьёт воду в неограниченном количестве и ежевечерне делает клизму - чтобы шлаки не отравили. Вначале было три дня, потом десять, а сегодня он голодает уже тридцать восьмой день. Поголодает ещё пару дней и начнёт постепенно выходить из этого состояния. Говорит, что аппетита у него нет совсем, вид еды не рождает никаких эмоций. Поскольку есть ему не надо, он спокойно прислуживает за столом, подкладывает жене и детям вкусные кусочки. Так же он поступил и за нашим столом.
Мы обалдели от этой невероятной новости: прежде о лечебном голодании никто из нас ничего не слышал. Даже не спросили, чем он занимается, только о его голодании и говорили.
Прошло полтора года.
Стороной мы узнали, что Юрий Михайлович уехал в Тулу. По прошествии некоторого времени тот же источник рассказал удивительное: Юрий Михайлович теперь верит в Бога. Свою богатейшую библиотеку он продал, вместо неё купил Библию и прочую духовную литературу. Он по-прежнему лечится многодневным голоданием. Потом прошёл слух, что теперь Юрий Михайлович регент церковного хора. Мы слушали и поверить не могли.
Моё отношение к вере не меняется много лет. Я уважаю все конфессии: если человеку легче жить с верой Бога, как бы Бог ни назывался, и при этом он не пытается заставить и меня верить в этого Бога, что же тут плохого? Может, я не знала, но мне всегда казалось, что люди моего окружения достаточно сильны, чтобы искать себе такую духовную поддержку. Меньше всего ожидала я этого от начитанного, циничного Юрия Михайловича Переверзева.
Он неожиданно объявился в Караганде и 1 февраля 1978 года пожелал с нами встретиться.
Собрались мы у Ларисы Ивановны. Муза Владимировна пришла с мужем. Саша Сидоренко завёл себе бороду и курительную трубку.
Юрий Михайлович был так же худ и бородат, как тогда, в сентябре 1976. В данный момент он не голодал, приехал действительно из Тулы.
После ужина Юрий Михайлович достал шестиструнную акустическую гитару с мягкими нейлоновыми струнами и виртуозно сыграл несколько произведений, достаточно сложных. Рассказал, что помимо того, что он регент церковного хора, ведёт ещё кружок гитаристов на каком-то заводе. Мы восхитились.
Потом он сел за фортепиано и стал играть и петь то, что сочинил для церковного хора. Звучало всё очень прилично, больше других мне понравилось песнопение под названием "Надежда".
Всё это время меня мучила мысль: действительно ли он уверовал, или этот душевный камуфляж нужен ему для карьеры?
Если бы он так и сказал, мы поняли бы его и в душу лезть не стали. Но Юрий Михайлович настаивал, что верует он по-настоящему. Что Ветхий Завет он уже прочёл, а теперь читает Евангелия и жития святых. Чтобы постичь всю эту литературу, надо очень много времени, но он прочтёт всё.
Все мы получили атеистическое воспитание, мода на веру в Бога наступит, как минимум, лет через двадцать, а потому нам было непонятно, как умный, интеллектуально развитый человек может уверовать. Мы надеялись, что всё это несерьёзно, а если нет, то почему?
Бедный Юрий Михайлович попал под перекрёстный огонь вопросов. Перед ним сидели четыре "волка" и алкали добычи.
Это теперь никто не смеет ни у кого ни допытываться о вере, ни подвергать её сомнению: дурной тон. Даже закон - правда, нелепый - издали "об оскорблении чувств верующих". А тогда известие казалось нам невероятным: Юрий Михайлович такой же, как мы - следовательно, почему?
Юрий Михайлович начал с того, что когда он попал в трудную жизненную ситуацию, рядом с ним оказались люди и очень ему помогли. Они даже подарили фисгармонию его сыну, Павлику.
Это понятно, подумала я. Из чувства благодарности многое можно сделать. Но Юрий Михайлович настаивал именно на своей вере, которой из чувства благодарности не выковать.
В качестве основного аргумента он рассказал нам эпизод, который меня тоже не убедил.
Однажды летом была невероятная духота. Когда он открыл окно, с улицы стали доноситься крики подвыпивших забулдыг. Крики были настолько громкими и неприятными, что Юрий Михайлович сделал замечание. А те, кому "море по колено", обозлились и закричали ещё громче, теперь уже на него. Но тут пошёл дождь. "Тогда я помолился, - сказал Юрий Михайлович, - и охальников как ветром сдуло, а воздух стал чистым". Ну, от дождя-то они и убежали, подумала я.
Потом что-то спросила у Юрия Михайловича Лариса. Вопрос ему не понравился, и он на Ларису прикрикнул, чем окончательно уронил себя в моих глазах: "Юпитер, ты сердишься, значит, ты не прав". К тому же на подсознательном уровне мы уловили неуверенные интонации в его голосе. У верующих так не бывает.
Неличка Сайбель 17 июня 1978 года вышла замуж, и в ансамбле петь прекратила. Её место заняла Гильда Витковская. Ещё там появилась Герта, преподаватель средней школы - вместо меня.
В последний раз я увидела Неличку в начале 90-х самым неожиданным образом. По телевизору транслировали заседание суда, зал был полон, а в первом ряду сидела наша Неличка. Она была очень полная, не исключено, что ждала ребёнка, но милое личико не могло быть ничьим, кроме Нелички. Судя по его благодушному выражению, разбирательство её никак не касалось, и это было замечательно! Видимо, была она в тот момент недалеко от здания суда, вот и пришла посмотреть.
А дело это было столь дерзким, ужасным и людоедским, что не было человека в Караганде, который бы о нём не слышал. Вот оно.
Вдруг стали умирать дети одного из детских садов. При осмотре на спинках обнаруживался след от шприца.
В то время немножко приоткрылись границы СССР, появился чёрный рынок, на котором неимоверным спросом стали пользоваться стволовые клетки, лучше - детские. Будто бы инъекции этих клеток продлевают молодость. Стоили они баснословных денег. И вот организовалась группа врачей. Договорились они со знакомой воспитательницей детского сада, чтобы та вывела детей "на прививку". Поодаль стояла машина, возможно "скорая помощь". Детей по одному в эту машину вносили, делали пункцию спинномозговой жидкости, потом их поили укрепляющим напитком, давали отдохнуть. После этого воспитательница гуськом увела детей в садик.
Не помню уж, как наказали тогда этих упырей, поправших не только клятву Гиппократа, но и простую человечность. Караганда жужжала, как потревоженный улей.
Вячеслав ФёдоровичЛарин во время наших "каникул" взялся вести хор в какой-то средней школе. Попутно подумывал организовать ансамбль из преподавателей вокального отделения музыкальной школы. Предлагал участвовать в нём Музе и Ларисе, но что-то не срослось. Интернатский хор перестал существовать с отъездом Юрия Михайловича Переверзева.
В октябре 1993 года Вячеслава Фёдоровича не стало. К тому времени уехал он в свой родной город Талды-Курган. Говорят, долго болел. Пусть земля будет ему пухом...
Хорошо когда-то попели мы под его руководством.
Саша Сидоренко скоропостижно скончался весной 2016 года.
Светлая память всем, кто ушёл так рано...
Гильда Оттовна Витковская с дочерьми живёт в Германии. Переписывается с Музой Владимировной.
Юрия Михайловича Переверзева больше никто из нас не видел. Кто-то из бывших хористов сказал, что его больше нет, добавив, что в последние годы был он проповедником. Зная его артистичность, легко представить, как убедителен он, вероятно, был в этой роли.
Запоздалое раскаяние за наше непристойное атеистическое поведение с этим неординарным человеком не покидает меня: обидели мы его тогда...
Нет и никогда больше не будет этого талантливого человека, музыканта и просветителя, - думали мы. Сидя за роялем в зале для репетиций, Юрий Михайлович так много дал каждому из нас, такой непреходящей радостью в те годы было для нас пение в хоре под его управлением!
![[]](/img/r/razumkowa_tatxjana_petrowna/26muzmom/1971g.jpg)
![[]](/img/r/razumkowa_tatxjana_petrowna/26muzmom/img_4244.jpg)
![[]](/img/r/razumkowa_tatxjana_petrowna/26muzmom/img_4328.jpg)
![[]](/img/r/razumkowa_tatxjana_petrowna/26muzmom/zhiletkuswjazalairina.jpg)
![[]](/img/r/razumkowa_tatxjana_petrowna/26muzmom/hordworcagornjakow.jpg)
![[]](/img/r/razumkowa_tatxjana_petrowna/26muzmom/img_3450.jpg)
![[]](/img/r/razumkowa_tatxjana_petrowna/26muzmom/lara.jpg)
![[]](/img/r/razumkowa_tatxjana_petrowna/26muzmom/img_3237.jpg)
![[]](/img/r/razumkowa_tatxjana_petrowna/26muzmom/img_3454.jpg)
![[]](/img/r/razumkowa_tatxjana_petrowna/26muzmom/img_4283.jpg)
![[]](/img/r/razumkowa_tatxjana_petrowna/26muzmom/img_4634.jpg)
![[]](/img/r/razumkowa_tatxjana_petrowna/26muzmom/gilxda66.jpg)
![[]](/img/r/razumkowa_tatxjana_petrowna/26muzmom/gilxda72.jpg)
![[]](/img/r/razumkowa_tatxjana_petrowna/26muzmom/img_4280.jpg)
![[]](/img/r/razumkowa_tatxjana_petrowna/26muzmom/scannen0011.jpg)
![[]](/img/r/razumkowa_tatxjana_petrowna/26muzmom/cimg8346.jpg)
![[]](/img/r/razumkowa_tatxjana_petrowna/26muzmom/scannen0010.jpg)
![[]](/img/r/razumkowa_tatxjana_petrowna/26muzmom/img_2273.jpg)
![[]](/img/r/razumkowa_tatxjana_petrowna/26muzmom/img_4633.jpg)
![[]](/img/r/razumkowa_tatxjana_petrowna/26muzmom/img_3451.jpg)
![[]](/img/r/razumkowa_tatxjana_petrowna/26muzmom/img_5151.jpg)
![[]](/img/r/razumkowa_tatxjana_petrowna/26muzmom/img_5172.jpg)
![[]](/img/r/razumkowa_tatxjana_petrowna/26muzmom/img_3420.jpg)
![[]](/img/r/razumkowa_tatxjana_petrowna/26muzmom/img_2272.jpg)
![[]](/img/r/razumkowa_tatxjana_petrowna/26muzmom/img_3180sashasprawa.jpg)
![[]](/img/r/razumkowa_tatxjana_petrowna/26muzmom/img_3312.jpg)
![[]](/img/r/razumkowa_tatxjana_petrowna/26muzmom/sentjabrx1976.jpg)
![[]](/img/r/razumkowa_tatxjana_petrowna/26muzmom/img_3205.jpg)