Вот ты идешь по оживленному Литейному проспекту, сворачиваешь на Жуковского, проходишь мимо старого доходного дома. Задумавшись делаешь сотню шагов и... теряешься.
Все не то: чужие вывески на домах (дореволюционные яти приглашают проехать в нумера), сами дома.... Чужими глазами глядят окна, в чужие, незнакомые миры заманивают двери... Даже кошки.... Хотя нет, кошки свои, родные. И небо свое - серое и низкое, уложенное ровно на крыши, как на опоры. Чтобы на такое влезть, достаточно открыть замок чердака и воспользоваться слуховым окном. Асфальт сменяется брусчаткой.
Вокруг тихо. Молчит улица, будто это вовсе не центр мегаполиса. Ни машин, ни пешеходов... Разве-что у двери в полуподвальное помещение, по-видимому пивную, толпится компания мужиков. Посетители забегаловки разношерстны и разномастны. Даже не ясно, что удерживает их вместе на этом пятачке, пиво? Первый старик с косматой бородищей и нечесаными волосами одет в тулуп, из-под которого видна домотканая грубая рубаха. Второй, тоже бородат, но его растительность его подбородка подстрижена. На голове его измятый и выцветший картуз, на плечах рабочая куртка. Третий в гимнастерке с орденской планкой, в галифе забранных в сапоги, пускает облака самокруточного дыма. Четвертый в отвислых на коленях брюках и югославском пиджаке держит в одной руке бидон, в другой - сушеную тарань. В джинсах пятого выросла вся Америка, а футболка "Абидас" досталась ему от старшего брата. Он с увлечением слушает музыку из наушников-телефонов, болтающихся на его шее. Шестой - маленький и ничем не примечательный узбек в спортивном костюме. Тысячу раз увидишь и не запомнишь.
Ты проходишь мимо и лица мужчин поворачиваются вслед за тобой. Их взгляды ты чувствуешь кожей. Сплевываешь и шепчешь: "Вот ведь, лешие..." и выворачиваешь на изнанку левую перчатку. Мужики отворачиваются, будто и не смотрели, шепчутся, посмеиваются....
Тринадцать шагов и ты находишь себя на вновь на Литейном. Кругом снуют машины, торопятся по делам люди.