Аннотация: Огрызок-предисловие. Когда-нибудь я это допишу.
Этот день не задался с самого утра. Хотя правильней будет сказать, что не задалась вся жизнь. Но если раньше как-то получалось сводить концы с концами, то теперь все запуталось окончательно и восстановлению не подлежало.
Дело в том, что две недели назад умерла моя старшая сестра. И остались мы с ее дочкой Катькой одни. Мелкой только через несколько дней второй год исполнится, а я все-таки не слишком хорош как воспитатель. Да и няня из меня та еще.
Лиза болела долго. Еще до рождения Катьки. Последние полгода она почти не участвовала нашей в жизни. И все равно ее - пусть даже нематериальная - помощь была незаменима. Но понял я это только после того, как она однажды не проснулась утром.
Я выдержал две недели, но все рассыпалось на глазах. Нет, не крыша рухнула мне на голову, Катерину не покусали оборотни, и даже поели мы сегодня нормально, но ощущение безнадежности не уходило. Это было предчувствие, наверное.
Никогда не пытайтесь готовить ужин в темноте. И пусть вам послужит предостережением моя распоротая мясным ножом ладонь.
Я тихо зашипел и пошел искать какие-нибудь бинты. Длинные узкие полосы белой ткани, на которых так хорошо виден алый цвет. Нашел, как ни странно, но воспользоваться не успел - как назло, зазвонил телефон. Я шлепнул по трубке окровавленной ладонью, поморщился, прижимая ее плечом к уху, и попытался одной рукой замотать порез.
- Да?
- Верталь.
- А, Вань, привет, - усмехнулся я. - С чем пожаловал?
- Верталь... Я попрощаться.
Я молчал. Задрожавшие руки механически теребили бинт, не успев затянуть узелок.
- Верт... ну не могу я больше... прости, а?
Я сглотнул.
- Ну что ты, не говори глупости, - произнес я, не узнавая спокойный и ободряющий голос. Мой? - Я же понимаю. Это твое право.
- Спасибо, - тихо ответил Ваня. - Никогда не забуду.
За столь короткий срок я бы тоже не сумел.
- Ну... пока?
- Пока, - как-то неловко отозвался лучший друг и положил трубку.
Я молчал, продолжая прижимать к уху трубку, словно в надежде, что мне померещилось, что сейчас снова услышу знакомый голос, весело обсуждающий собственную дурацкую шутку. Гудки отдавались в голове в такт дергающей руку боли. Кровью набухла повязка, кровь стекала с пальцев и падала тяжелыми глянцевыми каплями на пол, кровь засыхала на измазанной щеке. А в голове было пусто. Ни боли, ни грусти. Просто гулкая звенящая пустота.
Мелкая заплакала, и я уронил трубку на пол. Поднимать не стал.
- Замерзла? - тихо спросил я, подходя к племяннице.
Я привычно закутал ее в одеяло, пачкая пеленки алым, и передернул плечами. Сел на кровать, покачивая девочку одной рукой, и зажал другую между колен, решив, что кровь все-таки надо остановить. Джинсы только жаль, но это ладно. Это не важно. Совсем не важно.
- Я ни за что не уйду до срока, - пообещал я затихшей Катерине. - Пусть еще помучаются, сживая меня со свету. А я сильный. Я не сдамся. Обещаю.