- Ты будешь любить меня, пока я не умру, - легко говорит Тургеневский Мальчик. Сейчас он пытливо рассматривает пальцы на собственной босой ноге, а меня весь вечер замечает только боковым зрением. Впрочем, левый глаз у него всегда отчетливо ведьмински косил, так что не могу ни за что поручиться. - А потом я умру, - легко говорит Мальчик, - а ты все равно будешь меня любить и не сможешь похоронить.
- Буду таскать твой гроб за собой, как Хуана Безумная, - говорю я, - и открывать каждую ночь.
У Мальчика легкие птичьи кости, полые внутри, наполненные воздухом. Я думаю, что вряд ли надорвался бы в этом знаменательном трипе.
Мальчик смотрит на меня, как на идиота.
- Забальзамируешь, конечно же, - сказал как отрезал, - и оставишь в дальней спальне. На кровати, застеленной белым шелком. И будешь каждую ночь приходить ко мне и целовать неподвижные холодные пальцы. Кожа станет сухой, потеряет упругость, и пахнуть будет совсем не по-человечески, тревожно и горько, и ты будешь засыпать рядом со мной и изредка дотрагиваться.
- И только? - я еще надеюсь свести этот монолог на шутку, но он недовольно сводит брови, и лоб по едва намеченным штрихам прорезает острая складка.
- И только, - говорит Мальчик, поблескивая птичьим глазом из полумрака, - а иногда ты будешь переодевать меня и причесывать. Конечно, об этом никто не узнает: ты отвадишь всех гостей и повесишь на окна ставни. Рано или поздно твой дом начнут обходить десятой дорогой. Ты будешь появляться в городе крайне редко, может, раз в месяц - купить еды на рынке и зайти на почту. Тебе будут приходить посылки и письма со всех концов света. Странные, плотно упакованные свертки. Старые книги. Химикаты. Редкие растения.
- От меня будут шарахаться на улице.
- От тебя будут шарахаться на улице, а дети выдумают игру на "слабо": простоять под твоим окном пять минут. Вернувшиеся смельчаки будут рассказывать, как заглянули в щель между ставнями и увидели, что ты сидишь за столом при свечах, а напротив тебя - неподвижная фигура. А может, померещилось.
Я улыбаюсь ему. Мальчик тянет цепкую лапку сквозь сгущающуюся темноту, и шепот вползает мне в ухо прохладной верткой ящеркой:
- И так будут проходить годы. Ты будешь любить меня.
- Пока не умру.
- Тебя хватятся только спустя несколько месяцев после смерти. Вызовут полицию, взломают двери и найдут нас в дальней комнате. Ты станешь совсем седым стариком, разложение обезобразит тебя до неузнаваемости. Ты будешь обнимать меня. Я буду улыбаться в потолок. И мои пальцы будут сжаты.