- Чего ты хочешь? - спрашивает чей-то голос из-под выцветших обоев, и я не сразу понимаю чей.
- Я хочу разговаривать с ним по ночам.
Ангел весь день тяжело ворочался и громыхал где-то за плечом - то за правым, то за левым (место опустело, освободилось - надолго ли?), неловко смещаясь. Я ждал, что он вот-вот зависнет, как только осознает всю критичность ошибки. Под вечер мне стало легко и радостно. Мой страж представлялся грубой шахматной фигурой, вроде тех, что я в детстве отливал из найденного на помойке олова. Головастым конем с режущей пальцы неотшлифованной кромкой. Конем, которого вынуждают ходить не по своим клеткам, и он силится, скалит сплошной ряд зубов, прядет ушами - и не может. Ферзь давно пропал с доски, а король курит, кидает окурки с балкона и мечтательно улыбается.
На всякий случай занавесил все зеркала. Теперь я его не вижу.
Зато я увидел свою дорогу. Она была прямой и ровной, из одного угла кухонного стола в другой. Дорогой из белого круглого кирпича.
Десять. Двадцать. Тридцать. Сорок. Пятьдесят.
Должно хватить с избытком.
- Чего ты хочешь?.. - повторяет Саша, выходя из стены. Садится к столу, поджимая ногу (хромая табуретка под ней даже не пошатнулась), накручивает на палец потемневшую рыжую прядь.
Косится на початую бутылку дешевой водки. Стопки искать было лень, и я наливаю водку в одинокую кружку, почти до краев.
Да, вот уже и до краев.
- Видеть его.
Вокруг нас тихо так, как не бывает. Уши заложило? Нет.
Стены вот уже полчаса как идут мелкой рябью, словно от ветра, и волосы Саши парят над ее головой, покачиваются в такт дыханию, как водоросли. Надо же, дышит, - запоздало удивляюсь я.
- А, - говорит Саша и старательно обкусывает кожицу вокруг неровного ногтя. Сосредоточенно, затаивая дыхание. Губы блестят. - Знаешь такую актрису - Лупе Велес? Красивая была.
- Дурацкое имя, - говорю я и примериваюсь к кружке. Перекреститься, что ли, прогнать ее. Или обвести по качающемуся полу круг - мелком "Машенька". Я сегодня гостей не ждал.
- И, кстати, тебя нет.
- Так и его нет, - хмыкает Саша. - И тебя нет.
- Я есть. В том-то и проблема.
- Думаешь?..
Двадцать.
- Терпеть не могу водку.
- Я тоже. Ты как их достал-то без рецепта?
- Кто сказал, что без рецепта.
- А.
Светские разговоры на предрассветной кухне, колышащейся в такт каждому слогу. В окне едва заметно начинают розоветь стекла соседней многоэтажки. Саша брезгливо ёжится, подтягивает с пола вторую ногу, и ее дрожь просачивается сквозь кожу, впитывается в столешницу, и та начинает тихо вибрировать под ее руками.
Стены обтекают густыми, тяжелыми каплями. Мутными, неспешными. Сначала по ногам тянет холодом, потом он ползёт выше и выше, до коленей.
- Плюшками балуетесь?.. - Somebody Else заходится сиплым смехом из угла, и мы вздрагиваем, оба.
Вода хлещет наотмашь, рывком поднимается до пояса, до груди, сметает все со стола, выворачивает кружку из пальцев. Бутылка плывет, покачиваясь над головой, и исчезает в раскрытой форточке. Завтра ее найдут возле мусорных баков, вытряхнут на асфальт размокшую записку с координатами моего острова и сдадут вместе с остальной стеклотарой.
- Ну ты и придурок, дружок, - говорит Somebody Else, равнодушно наблюдая, как меня выворачивает наизнанку над унитазом. - Тебя заставь дрочить - ты хрен оторвёшь. Звезда самодеятельности, еба.