Аннотация: Турман увидел Её, когда ему исполнился тысяча сорок один год.
Мы ищем достоинство в том, чтоб уйти,
Чтоб выгода догм нас не сбила с пути.
Проходим мы там, где вулканы и льды,
И там, где ее исчезают следы,
Мы грезим, придя к неприступной скале,
О белом ее, прокаженном челе,
Глазах голубых и вишневых губах,
Медовых - до бедер - ее волосах.
Роберт Грейвз
Ту́рман помнил день, когда люди поймали Её.
Древняя, как сам мир, и непоколебимая, словно вросшие в землю корни гор, Она сковала всех страхом, впервые представ перед исследовательской группой ученых. Это произошло у Разлома ? 66-69, через пятнадцать лет после начала путешествий землян в иные миры. Никто из столкнувшихся с ней, не ожидал этой встречи. Никто не смог сдвинуться с места. Никто не имел представления, как Она должна выглядеть.
Но позже каждый признался, что сразу узнал Её.
Тихая и покорная, словно гейша, Она сдалась им безо всякого сопротивления. Протянула мраморные запястья, как будто любезно приглашая: "Плените меня", но никому не пришло в голову подумать, почему все так легко, почему напоминает ловушку? Магнитные браслеты сомкнулись в мгновение ока - в ту же секунду Её губы дрогнули, и на месте умерли двое. Позднее кто-то сболтнул, что Она узнала их имена заранее - поэтому и явилась к Разлому. На РХ-47 бесновались песчаные бури, но все пошло наперекосяк. Тяжкая работенка... Ей пришлось явиться туда и забрать жизни самой, ведь, очевидно, кто-то, находящийся на ступени выше, потребовал соблюдения правил мироздания.
А потом Она взбунтовалась.
Со скрипом додумавшись до этого, весь научный мир забился в лихорадке. Есть Она, есть нечто большее. Миры религии и рационализма схлестнулись, подминая под себя стабильность, уверенность, сея вместо них сомнения, страх и недоверие. Религиозные конфессии пережили свой расцвет, потом - через пару веков безуспешных попыток обнаружить пресловутого Его - свое падение.
Тысячу лет Она провела в заточении, точно муха, залитая расплавленным искрящимся янтарем. С одним лишь отличием - вместо тюрьмы целая планета. Пустая и необжитая. Затерянный мир среди бесконечности звезд; полет к нему не измерить ни одной системой, известной человечеству. Подальше от цивилизации. Подальше от имен. От жизни. В вуали из тысячелетий и холода Она воссела посреди пустыни на одиноком камне, словно шекспировский Генрих VI во время битвы между Ланкастерами и Йорками - безвольно-смиренная, равнодушная к любому исходу битвы. Без пищи и воды, без своего привычного занятия; лишь вихри ветра лизали пальцы, и Она игралась с ними, словно колдунья из сказок, а ученые записывали на многочисленные камеры каждое мановение руки. Все следили, хотя никто не подходил близко. На РХ-47 то и дело открывался Разлом, но люди не задерживались на планете надолго. Никто - кроме Летописцев.
Турман имел честь стать Летописцем, когда ему исполнился сорок один год. До этого он изучал кротовые норы, хорошо показал себя при путешествиях по Разломам и мог похвастаться юбилейным количеством посещенных миров - тридцать пять штук. Тридцать пять неизведанных мест, но Её он увидел только тогда, когда ему выдали особый приказ - бессрочная командировка на РХ-47 в составе исследовательской группы. Он не знал, вернется ли. После Её пленения, никто не мог сказать о своей жизни ничего определенного. Люди просто не умели заглядывать так далеко. Жизнь стала бесконечной.
Земляне перестали умирать.
Через некоторое время Турман удостоился небывалой чести. Ему позволили покинуть базу и совершить нечто вроде паломничества. Впрочем, можно сказать, что он сам его себе разрешил - к тому времени мало кто из ученых оставался в здравом уме. И в тот день, когда разум покинул последнего, а Турману исполнился тысяча сорок один год, он впервые встретился с Ней лично.
Сильный и выносливый, как и прежде, Турман с легкостью использовал Разлом, чтобы оказаться в нужном месте. Он вывалился из бездны с еле слышным хлопком - будто кто-то вдалеке взорвал шутиху. Разглядев среди песков темную фигуру, Турман замер. Не сразу рассудил, как подступиться. Он наблюдал за Ней так долго! - всю свою жизнь - и все же не сумел свыкнуться с тем, что человеческое существование теперь измерялось числом Грэма. На самом деле он даже не мог в это поверить. Неужели Она и впрямь... Она? Безлицая, медноволосая, с венком белых цветов, укрытых газовой полупрозрачной тканью - и все же на записях никто не мог различить черты лица. Будто их скрывала неведомая сила, для которой Разлом, кротовые норы, зонды и человеческое любопытство не значили ровным счетом ничего.
"Зачем Ты дала себя поймать?" - вот что хотел узнать Турман.
Он понимал, что ныряет слишком глубоко.
Но хотел еще глубже.
Раньше никто не пытался говорить с ней напрямую - на голосовые сообщения Она не отвечала, а приблизиться никому не хватало духу. Теперь, когда людей настигло бессмертие, никто не хотел жертвовать своей жизнью напрасно. Это казалось нечестным, в конце концов. Ни одному не представлялась радужной перспектива быть по ту сторону в одиночестве. Ад был пуст. Отныне все демоны разбежались по новым, щедрым и доступным мирам. Люди вволю хлебнули свободы.
А еще - скуки.
И пресыщения.
И неизбывной безотчетной тоски по Ней, запертой вдали - изолированной от них. Забытой, словно пережитый в детстве кошмар. Отдающей тепло своего дара в землю холодной планеты, скрытой мириадами лет.
Мало кто знал, где Она, иначе явились бы толпы, большинство - поглазеть. Турман видел в этом благой знак, значит, действительно существовало Нечто, живущее в том мире, куда люди еще не добрались. Хотелось верить, что кто-то все же контролировал ситуацию, а человечество, катящееся в тартарары... Что ж, кто-то ведь должен потесниться, правда? Всего лишь начало конца для одной колонии вида. В очередной раз, скорее всего.
Она как будто сразу поняла, зачем он пришел, потому что едва Турман приблизился - Её вуаль зашевелилась. Словно уста исторгли неразборчивое приветствие, слишком тихое, чтобы расслышать. Она сидела на камне, вокруг Нее двигались верные псы - холод и мрак, но самое странное заключалось в том, что они не пугали, а скорее приятно освежали Турмана.
Боже праведный, он прожил тысячу лет. Он знал, чего хотел.
Но знал, что не посмеет требовать.
- Зачем ты дала себя поймать? - почти со слезами на глазах спросил Турман.
Руки, сложенные на коленях, чуть дернулись, но сама Она осталась недвижима, словно греческая статуя. Только искристый полог Млечного пути на лице всколыхнулся от Её промозглого дыхания. Турман не ожидал, что получит ответ на свой вопрос, но Она была удивительно любезна и приветлива в тот день.
- Я устала.
Ну, что-то вроде этого он и ожидал. Тяжкая работенка... Турман сжал руки в кулаки и опустился на одно колено перед Ней, ощущая, что его щеки становятся влажными.
- Честно говоря, мэм, я тоже чертовски устал.
Она нежно коснулась его лба пальцами, будто осеняя своей святостью.
- Ты был со мной долго.
Он не видел Её лица. Не знал, как оно выглядит. Но знал другое - сейчас его одарили по-матерински ласковой улыбкой.
- Это было честью для меня.
- Ты бы хотел?...
- Больше всего, - он беззвучно заплакал.
Ему не пришлось просить дважды. Она была изумительно мила сегодня. Приподняла вуаль своими изящными белыми пальцами, и Турман, будучи слишком любопытным, поднял глаза. Никто не отругал его. Даже наоборот. Сердце Турмана радостно забилось, когда он увидел, что Госпожа действительно улыбалась.
Бархатистый голос покрыл его уши, обещая отдохновение. Просьба, словно песня.
- Открой мне свое имя.
Разразившись звонким детским смехом, он коснулся губами Её медных волос, опаляя кожу своим дыханием. Она нежно кивнула и погладила его по щеке - последнее касание вышло почти сладострастным.
Турман обнял Её колени, поцеловал жемчужно-белые, совершенно гладкие ладони и задержал дыхание как перед долгим-долгим прыжком.