Льва привезли за месяц до свадьбы госпожи Чарнет, но это был подарок. Подарок, подобающий случаю. И, получив его, маркиз, отец Чарнет, захотел, чтобы лев поднес новобрачным два золотых венца. В собственной своей пасти поднес - когда празднование достигнет пика, когда узы будут заключены.
Конечно, времени, чтобы приучить зверя, оказалось мало. Но выбора у нас не было, и мы старались изо всех сил. Бились, и зверь бился - против нас. И все-таки мы сумели его побороть. Зверинец маркиза не зря считался в стране вторым лучшим. Лучше - только у короля. Накануне свадьбы лев принес мне и моей помощнице венцы, те самые. Нельзя было подменять, ведь зверь мог забыть. Но случись венцам пропасть, маркиз знал бы, с кого спросить. К нашему счастью, они не пропали.
Приучать такого зверя было для нас в новинку, но говорили все не о нем, а о свадьбе, и тому имелся резон. С кем же повенчается госпожа Чарнет, решалось долго. Отец ее колебался, и колебался не только потому, что не мог выбрать, какие земли ценней. Что один жених, что другой - оба приходились ему родней по крови. Близкой родней. И брак все равно был нечистым.
Говорили, он как-то отправился к гадалке, чтобы она предсказала, какое потомство будет сильнее. Прорицание - тайна, и увиденное скрыто от чужих глаз, но когда на площади объявили о помолвке, гадалка сплюнула и ушла. Это я видел сам, но она вздорная женщина, как знать, почему поступила не иначе, а так.
Венчалась госпожа Чарнет со своим кузеном, и он был охотник, каких поискать. Сапоги его сделали из шкуры хенского вепря, штаны и куртку - из васских оленя и рыси. Когда он шел мимо, каждый слышал скрип его одежд, скрип и будто бы стон. Он почти всегда возил с собой арбалет - кроме кинжала и шпаги. На случай, если удача настигнет там, где он не ждал.
Но льва подарил маркизу не он. Зверя привез двоюродный дядя госпожи Чарнет, второй из женихов, признанием поражения. Был он потерянной невесты лишь на три года старше и полной ее противоположностью. Если не характером, то уж точно внешне. Госпожа Чарнет - она вся белая-белая, светлоглазая и светлобровая, с серебряным покрывалом волос. А дядя - словно в чернилах купался; но такой же бледный. Это у них было общее, и худоба.
Многим нравилось поговаривать, что она спала с ними обоими еще до свадьбы, ведь оба часто гостили в маркизовом замке. Но, если по мне, она была холодна, как ледышка. Это не значит, конечно, что ей не могло двигать что-то еще. Мы видели госпожу Чарнет часто, но она, ясное дело, с нами не говорила. Только спрашивала через служанку порой о зверях. А когда спрашивала, смотрела будто бы сквозь. Так не вел себя больше никто из женщин, даже из знатных.
Наконец, назначили день свадьбы. Гости прибыли кто накануне, а кто за неделю, и гостей оказалось много. В кои-то веки замок маркиза заполнился весь, так, что с полсотни слуг пришлось оставить в деревне. Жених появился в числе последних, утром накануне праздничного дня, но ему не понадобилось много времени, чтобы вникнуть в тонкости церемонии. Он привез с собой вереницу повозок, груженых подарками, и собирался увезти еще больше. Их - и госпожу Чарнет.
Но больше, чем свадьбы, считали люди, он ждал грядущих гуляний, а прежде всего, конечно, большой охоты. Когда священник принял обеты новобрачных и по проходу к алтарю двинулся лев, сложно было не заметить, с какой жадностью жених глядел на него. С жадностью куда большей, чем та, с которой смотрел на невесту, волосы которой украсил золотым венцом. С жадностью и, быть может, надеждой, что дрессировка окажется недостаточно хороша.
Тем же вечером новообрученный супруг зашел к нам в зверинец и вместе с другими любовался зверем. Уходя, выразил-таки вслух сожаление, что не может поохотиться и на него. Однако так вышло, что возможность, которую он считал недоступной, ему все же выпала.
Лев сбежал в середине недели, на которую растянулись празднества. Сбежал ночью, оставив у дверей своей клетки обглоданного мертвеца - того, кто сторожил зверинец той ночью. Никто из нас не смог бы ответить, зачем он отомкнул запор. Но все видели, что сделал так зря. Большая охота к тому дню уже состоялась, но муж госпожи Чарнет созвал новую - следующим же утром. Сказал маркизу, что не может допустить, чтобы по его землям рыскал хищник. Что его долг, как зятя, - вернуть.
Едва ли он сумел бы привезти в замок что-либо, кроме трупа, но его бывший соперник, дядя Чарнет, тот, кто подарил редкого зверя, не был против, даже предчувствуя исход. Он поехал на охоту вместе со всеми.
Была дождливая ночь, и все следы, которые мог оставить лев, к утру уже смыло. От собак не сумели добиться толка: поджав хвосты, они отказались даже приблизиться к клетке. Это не стало преградой. Охотники провели в поисках весь день - но к закату вернулись, признав поражение. Госпожа Чарнет встретила мужа ободрением, вынесла к воротам хлеб, который, конечно, сама не пекла. Она оставила охоту раньше супруга, сказав, что утомилась.
А вечером состоялся ужин, пятый из праздничных, но все такой же роскошный. Гости, чей голод только распалился за день, строили планы о том, как станут выслеживать зверя. Ведь ясно было: дело нельзя оставлять так. Они осмотрели земли вокруг большого Копейного озера, а назавтра хотели пойти на юг. Блюда приносили и уносили, вино переливалось в кубки и гудел разговор. Наконец, зал начал пустеть. Но маркиз остался, осталась его дочь Чарнет и ее муж. И дядя. Тот самый.
Гости - те, кто еще не ушел, - уже хотели отправиться спать, когда он встал. Надо сказать, что двоюродный дядя госпожи Чарнет говорил мало, но голос у него был звучный. Легко заглушал всех, кто оказался слишком пьян, чтобы умолкнуть сразу.
- Я отдам, - пообещал он, отведя с лица скользкие черные волосы, - это тому, кто выследит льва.
С этими словами он снял с пальца перстень: старый, с треснутый камнем, доставшийся ему еще, как говорили, от прадеда. И положил на стол.
Маркиз молча кивнул, принимая ставку, улыбнулась тенью отрешенной улыбки Чарнет. Ее муж стукнул по столу кулаком и закричал в знак одобрения. На его крик отозвались все, кто еще остался в зале. А через полчаса они разошлись.
Разошлись и слуги с кухни, и мы, унося с собою объедки. Ведь нам нужно было кормить оставшихся зверей. Их, и себя тоже. Я вернулся четверть часа спустя, потому что забыл, как сказал своим, кое-что в зале. Но, на самом деле, затем - о чем все они знали отлично, - чтобы повидаться с одной из кухарок. И затемно возвратился, уже от нее.
Тогда-то, выйдя во двор, я их и увидел: мужа госпожи Чарнет и ее дядю. Они стояли у ворот, у самой опущенной решетки, и говорили о чем-то. Не скажу, что спорили. Скорей, наоборот, выглядели сговорившимися. Луна уже поднялась на небо, круглолицая и полная, и я видел, как блестит в ней арбалет новобрачного, богато украшенный серебром. Словно хозяин собрался найти ему применение.
Потом поползла вверх решетка. Потом оба они вышли, а с ними кто-то еще. Потом решетка опустилась, и шаги стихли. Я ушел раньше, незамеченный, ведь не мое это дело - следить, кто и о чем говорит.
Той ночью тоже был дождь, как никогда сильный. Потоки воды изливались на землю, будто в наказание за извечные наши грехи. А утром оказалось, что, хоть охота и собралась выехать снова, возглавить ее некому. Муж госпожи Чарнет пропал, будто и не было его.
Сама Чарнет говорила, что они заснули вместе, а под утро она проснулась - уже одна. Решила, что беспокоиться не о чем, и уснула снова. Звала всех разыскать супруга. Вняв ее мольбе, они выехали и провели в поисках весь день. Но, как и накануне, без всякого успеха.
Назавтра партия отправилась снова, взяв с собой собак. Они кружили вокруг Копейного озера, потом отъехали к самым границам владений маркиза, но так ничего и не нашли. Ни зверя, ни человека. А ведь это первый унес второго, никто не сомневался уже. Унес, когда, быть может, между ними шла схватка не на жизнь, а на смерть. Унес, потому что охотник вышел ночью, чтобы продолжить поиск.
В конце недели дядя госпожи Чарнет надел на палец обещанный в награду перстень и отправился домой. Сама же Чарнет надела траур. Но, увы или к счастью, носила она его недолго. Маркиз не любил откладывать задуманное. Не прошло и полугода, как он выдал дочь замуж - вновь. Теперь уже за того, за кого отказался выдавать прежде.
Льва так никогда и не нашли. Пропадал какое-то время из ближайших сел скот: коровы и овцы, даже несколько лошадей. Обглоданные их туши пару месяцев спустя обнаружили в самой чаще леса. Их, но не льва. Один из ребят, впрочем, проговорился, что наткнулся под старым дубом на кусок вскопанной земли, прикрытый ветками, и расковырял. Будто бы докопался до чьей-то шкуры, и что шкуры такой не видел раньше никогда.
Но, на счастье, рассказал он это первому мне, а после не разводил уже пустых разговоров.