Аннотация: Мистический вестерн с элементами детектива. Реджинад Киззо садится на поезд в надежде догнать давнего врага - и первым же делом встречает провидца.
Пролог. Предсказание
Посетитель явился поздно, когда на Гжаю-у-Пирита уже опустилась ночь. Последние пьяницы поднялись из-за стола и, подгоняемые, ушли полчаса назад. Марко Женоби не ждал никого.
Он расставил стулья по местам, пересчитал выручку и как раз сунул за пазуху потолстевший кошелек, когда в дверь постучали. Негромко и словно бы вежливо. Марко скривился и не стал отвечать. Кто бы там ни вернулся, наливать сегодня больше не его дело. Не успел припасти бутылку - сам себе дурак.
Спрятав керосиновую лампу под стойкой, он оглядел помещение в последний раз. С утра придет дочка аптекаря и все уберет. Обычно этим теперь занималась жена - обустроившись в Гжае, Марко все-таки женился снова, - но она уехала в гости к родне.
Он вслушался в пустоту дома, и та ответила ему глухой, приятной тишиной.
И тут стук повторился. Все такой же вежливый. Никто не пытался окликнуть хозяина, никто не крыл руганью за промедление. Поняв это, Марко по-другому почувствовал окружающую тишину.
- Принесло же кого-то.
Он наклонился за лампой.
Дойдя до порога, Марко помедлил. С чего это он должен говорить с кем-то на ночь глядя? Но любопытство взяло свое.
Он приоткрыл дверь и поднял лампу, чтобы рассмотреть гостя. И оторопел. В глаза ему бросились белая накидка и неизъяснимо радостный, зубастый оскал. Посетитель шагнул вперед, и Марко отпрянул прежде, чем понял, что должен был задвинуть засов. А потом стало поздно.
Реши он выгнать его, только наделал бы шума. Последнее, чего Марко хотел. И, глядя в повзрослевшее лицо человека, которого два года назад бросил умирать, он не видел больше ничего мистического. Чего только не выхватит из темноты свет.
Отступая к стойке, Марко следил за тем, чтобы гость не слишком-то приближался. Но тот, похоже, и не торопился никуда.
- Здравствуй, - приветствовал его Кери Янувария, голосом приятным и мягким. - Вижу, не рад?
Нечисть никогда не войдет в дом без приглашения, напомнил себе Марко. Но он, конечно, не сомневался, что человек перед ним жив.
Когда смотрел на него, Марко знал, что виноват. Но вины своей, на самом деле, не чувствовал. Не ощущал сейчас он и страха. Только разверстую бездну неизвестности впереди.
- Ты пришел за деньгами? - предположил очевидное он. - Их у меня нет.
Кери, одетый под накидкой хоть и менее, но все равно странно, улыбнулся.
- Как жаль.
И снова умолк. Марко, взнуздав скорость своего взгляда, рассматривал его. И правда ведь повзрослел. Уже не такой голодный, явно нашел, где кормиться. Наглый, куда тому мальчишке: отцовская кровь дает о себе знать. Одет только нездешне. Совсем непривычно одет.
Прошло два года - а кажется, вечность. Марко наново вспоминал теперь все.
Город, где он жил прежде, Габук, существовавший благодаря добыче черной руды. Залежи той взяли да и иссякли. Отца Кери, Януварию-старшего, хозяина шахт, который признаки близкого конца месторождения проморгал. Как многие говорили, намеренно. Он разорился, после - бежал, в попытке обмануть кредиторов. И наконец, погиб от их рук вдали от стремительно пустеющего Габука, завещав сыну одни лишь долги.
Да, в поисках денег Кери и вернулся тогда в город.
- Знаешь, а ведь я должен поблагодарить тебя, - тот снова улыбнулся.
- За что? - не понял Марко.
- За то, что ты бросил меня под землей.
Вспомнил, конечно, Марко и то, как подсказал Кери дорогу к тайнику покойного Чезмо Даллоу. Подсказал, одно 'но' - не предупредил о капканах, которые бывший владелец расставил.
Габук пустел, за выпивкой к Марко заходили все реже. А чтобы уехать и на новом месте открыть новое заведение, не помешали бы деньги. Случай оказался слишком удачным.
- Хотя было чертовски больно, - признался Кери и прохромал к стойке. Походкой, однако же, чересчур легкой.
Да, вины своей Марко не чувствовал - ни тогда, ни теперь. Потому, что они были почти незнакомы? Не только.
- Как... - Он сглотнул. - Как ты смог выбраться? Я же видел тебя. Твою ногу.
- Правда? Ах да, помню, ты все-таки за мной пришел. Точней, не за мной. За мешком.
Со зримым удовольствием Янувария оперся о стойку.
- Хотя могу понять, почему ты даже не пытался меня спасти. По штольне, а потом еще шурф. И грязь такая вокруг. А врач из Габука сбежал одним из первых. Тащи, не тащи, все равно сдохну. - Кери прищурился. - Это же был медвежий капкан? Чезмо не мелочился!
Марко пропустил издевку мимо ушей.
- Так как ты смог выжить?
Кери огляделся по сторонам.
- Ты уже закрылся, да? Но мне-то нальешь?
Ему, конечно, налили. Тяжело, с неохотой Марко раскрутил первую попавшуюся бутылку и разлил. Сначала гостю, а потом, помедлив, себе.
- Ну?
Все это представление начинало ему надоедать.
Да, по-хорошему Марко был должен признать. Кери раздражал его: и сейчас, и тогда, раньше. Вот этим в том числе фиглярством. Другого парня он бы, наверное, к тайнику не послал. Кому бы ни приходился тот сыном.
- А выжил я именно потому что остался в шахте, - только подкрепил его мнение Янувария. Но все же ответил: - 'Слёзы Лазаря'. Помнишь, что это такое?
Марко кивнул - хотя припомнил не сразу.
О 'Слёзах' он слышал не то чтобы много. Чудодейственное лекарство, и очень редкое. Сукровица земли, 'Слёзы' выступали на стенах подземных выработок, но почти всегда иссякали быстрей, чем их успевали отличить от обычной воды и собрать. Насколько Марко знал, в Габуке ничего подобного не находили.
Но, видимо, просто потому что искали не там. Не в старых, не в заброшенных шахтах. Вроде той, где Чезмо Даллоу устроил тайник.
- Да, я должен благодарить тебя, - повторил Кери. - И не только за исцеление.
Марко ничего не понял. И все-таки было же, было во всем облачении Кери что-то знакомое. В их местах чуждое, но кто не видел в жизни хоть раз?
- Ясный Свет? - не поверил он. - Ты священник Ясного Света? С какой вдруг это стати?
В Гжае-у-Пирита культ Ясного Света был не в чести. Обычно его поклонники селились южнее. Но почитатели, конечно, встречались и здесь. Странные люди, странное верование.
- Ты не был на выходных в Чер-Дайне? - полюбопытствовал Янувария. - А я вот был. Но ты ведь знаешь, почему там собралось столько народа?
- На выходных в Дайну приезжал этот, как его. Светоч, - медленно проговорил Марко. - Все, кто верит в Ясный Свет, явились за благословением.
Кери слушал внимательно, кивая каждому слову. Потом хлопнул в ладоши.
- И за предсказанием. Если вдруг ты не знал, светочи являют каждый свое чудеса. Новый может видеть будущее.
Мысль доходила до Марко долго, словно через каменный лабиринт. Наконец, дошла. И вот тут-то он все сопоставил. Празднество в Дайне, одежду Кери - и 'Слёзы Лазаря'.
Несколько секунд они смотрели друг на друга, а потом Марко сплюнул и отвернулся. Издевка нового расклада поразила его.
Целебные свойства 'Слёз Лазаря' равнялись только их опасности для исцеляемого. Марко слышал истории о тех, кто вернул себе здоровье, но потерял разум. Людей начинали преследовать видения: бредовые, путаные, крайне настойчивые. Слышал он и о великом провидце, Захарии Норэ, который якобы сумел обуздать те видения и обрел дар заглядывать в будущее.
Марко не знал, конечно, сколько в том правды. Но чтобы подобное случилось с Кери? Исключено.
На сумасшедшего тот вроде бы тоже не был похож. А значит, просто задурил фанатикам головы.
- Полудурки блаженные, - выругался Марко.
На лицо Кери нашла тень.
- Слова безбожника.
Но он не имел в виду того, что говорил, и Марко про себя вздохнул с облегчением. Ну хоть обычный жулик, не верующий.
- Как ты меня нашел?
- Там, в Чер-Дайне, люди советовали прокатиться сюда. Не мне, ясно, но я услышал, - с готовностью ответил Кери. - В местный кабак. Хозяин, мол, нездешний, но такое хорошее место завел. С пианино.
Янувария развернулся и даже в полумраке безошибочно определил, где находится инструмент. Словно уже был здесь однажды.
- Тогда-то я и вспомнил твои слова. Ты говорил же, что если уедешь из Габука, то новое заведение откроешь уже с пианино. Шанс мизерный, но я на всякий случай поразузнал. Кто здесь хозяин.
Чужая проницательность не вызвала у Марко восторга. Но и напугать не смогла. Он скрестил на груди руки.
- Хорошо, нашел ты меня. И чего хочешь? Денег у меня больше нет.
Янувария удивленно поднял светлые брови и огляделся.
- Да, вижу, на что ты потратил вот те. И правда - приятное место. Не окупается?
Марко отпил виски и стиснул зубами стекло.
Оставив его размышлять, Кери прошел через зал и остановился у пианино. Поднял закрытую на ночь крышку, тронул клавиши. Старые, пожелтевшие, они отозвались мелодичным бренчанием.
А ведь он действительно изменился, подумал Марко. В манере держать себя появилась не только уверенность, но и что-то еще, магнетическое. Святоши знают, как натаскать человека, чтобы не робел перед толпой. И все-таки времени им не хватило. Такой порченый камень гранить и гранить.
- Знаешь, эти два года я провел не впустую, - поделился, вторя его мыслям, Кери. - Светоч для ковена - чудо, чтоб выставлять напоказ, но я и правда ведь кое-что вижу. Некоторые из видений сбываются.
Марко только хмыкнул и зашел за стойку. Он, наконец, вспомнил, что Ясный Свет - не только культ лун и Солнца. Кажется, его почитатели поклоняются еще и огню. С таких станется подпалить заведение как-нибудь ночью, если Кери расскажет, что хозяин ограбил их "чудо".
А Марко не видел ему ни единой причины не рассказать.
- Не веришь? - продолжал Янувария о своем. - Ну что ж. Например: там у тебя под стойкой ружье. Но... Давеча ты его чистил и решил сменить кремень. Новый пока не поставил: пару дней, решил, подождет. Место, мол, тихое. Так что пристрелить меня не удастся.
Кери снова тронул клавиши. Потом пробежал по ним пальцами. Раз, другой. И вот по залу разнеслась мелодия. Фальшивая по вине инструмента, она все равно выдавала в играющем известное мастерство. В конце концов, когда-то семья Януварии была богата.
- Знаешь, Марко, я долго ненавидел тебя. Год назад пришел бы только чтоб попытаться убить. Но ведь я сам тогда был должен подумать. Как же так вышло, что деньги лежат, а их до меня никто не забрал?
Марко глотнул еще виски. Смотрел при этом на Кери, как зачарованный.
- Способность мне, безусловно, в итоге досталась полезная. И все-таки расклад вышел несправедливый. - Янувария поднял на Марко сияющие в свете лампы глаза. - Ты не поверишь, но я же тогда посчитал. Пока лежал там. Сколько было в мешке у Чезмо. Считал просто чтоб не свихнуться. Целых тысяча триста восемьдесят семь львов! И, по-хорошему, ты должен мне половину.
Марко не признался бы в этом себе, но почувствовал облегчение. Половину, разбежался.
Он прикинул: если драться, кто возьмет верх? Кери моложе, но сам он, конечно, крепче. Хотя... Вдруг тот здесь не один?
- Ты же священник, - усмехнулся он. - Этот, как его. Светоч. Почитаемый. Уважаемый. Пусть и кучкой фанатиков, но все равно. Зачем тебе деньги?
Кери пожал плечами. Выпад врасплох его не застал.
- Я тут задумал уйти. Кажется, все это несколько... не мое. Да и новый глава ковена мне не верит.
- Да неужели, - подтвердил мнение совсем незнакомого человека Марко. С готовностью подтвердил. Но про себя удивился: оставить такое-то теплое место?
Тут Кери все-таки замер и - передумал, вернулся к тому, ради чего пришел.
- Да, по-хорошему, ты должен мне половину. И сам отлично об этом знаешь. Жаль, конечно, что у тебя нет больше тех денег. Но какие-то ведь найдутся? Дай мне, пожалуйста, пару сотен, - улыбнулся Янувария. - На дорогу. И на дорожные расходы. Мне было видение, и я хочу попытать удачи на севере.
Он поднес к губам стакан и, наконец, сделал глоток. Первый, похоже, за долгое время.
- А потом я уйду, - пообещал Кери. - И ты никогда меня больше не встретишь. Считай, что это было сейчас предсказание. Не поверишь, но Ясный Свет учит людей прощать.
Остановка в Гейсене
Реджинад Киззо сел на поезд в Бошоди - том Бошоди, что при устье Великой Синей Хо. Как и на всякой крупной станции, состав стоял долго, и это давало возможность порассматривать людей на перроне. Киззо ухватил последний кусок мясного пирога из тех, что были у торговки, и принялся за еду, приглядываясь.
Группа рыбаков, явно только что с Хо. Школьный класс под надзором стайки молодых воспитательниц. Три дамы, хрупких и чопорных, надежно скрывших лица вуалями. Но и во всем этом разнообразии Наж ни на минуту не упускал из виду Лейлу Экифлет.
Это, впрочем, не составляло труда. Лейла, пусть девица и не очень статная, все время до отправления поезда стояла на месте. Отец ее, однако, взял и исчез, как упырь на заре, а Киззо верил в родство по крови. Поэтому, когда машинист дал первый гудок, дождался, пока Лейла скроется в вагоне, и только тогда покинул укрытие. Куры всполошенно заквохтали, когда он перепрыгнул через клетку с ними, оказавшуюся на дороге: чей-то драгоценный багаж.
Второй гудок застал Киззо уже в вагоне. Том самом, в который села Лейла. Приближаться к ней он не стал, устроился совсем в другом конце. Задвинул дорожный сундук под скамью, со всеми вокруг поздоровался, сунул самокрутку в зубы и тут-то упал на сидение. Наконец будет время и отдохнуть. Киззо не мог припомнить, сколько дней уже мотается. Что Лейла поедет далеко, не сомневался, не знал только куда. Дорого дал бы, чтоб угадать. Но одно мог сказать точно: она приведет его к отцу. Рано или поздно - обязательно приведет.
Сам Наж взял билет до Гейсенской дамбы, но денег ему бы хватило и пять раз докупить до конечной. Чувства подсказывали, впрочем, что нужды в том не будет.
С третьим гудком поезд тронулся, увозя их с Лейлой вперед. Некоторое время Киззо все поглядывал на нее, словно в первый раз видел. Ладно сложенная, с правильными чертами лица, пусть и тяжеловатыми, Лейла, однако, не вызывала у него симпатии, какую обычно чувствуешь к внешне приятным людям. Наж покрутил эту мысль в голове, но однозначного объяснения не нашел. Такого, какое мог бы дать себе посторонний, незнакомый с семьей Экифлет человек.
А ведь Лейла даже не была беспросветно мрачной, ей случалось и улыбаться. Наж сам видел несколько раз: утром, в городе, во время выступления жонглеров, и уже на станции, когда школьники играли в 'дай-нет-отдай'. Но чувствовалась в ней какая-то монолитность, неповоротливость, не мысли - эмоции. В неповоротливости, видно, и было дело. У каждого свои симпатии в людях, и Киззо знал: тут вступили в игру его. Приметив, что Лейла заснула, подложив под голову шаль, он позволил задремать и себе.
Иногда Наж просыпался - проверить, на месте ли она. В такие моменты сон мешался с явью, и Лейла, на отца не очень похожая, казалась точной копией его, только без дурной прозелени в глазах. Хотя что можно сказать о цвете глаз спящего человека, одергивал себя Киззо и крепче запахивал куртку, засовывал кисти рук подмышки. Осень должна была прийти только через месяц, а зяб он уже сейчас. Но потом в раскрытое окно врывался поток горячего воздуха, и Наж понимал, что это тоже морок. Слишком он вымотался за последнее время, слишком много извел сил. Небытие тянуло к нему свои костлявые пыльцы.
Найти Лейлу оказалось непросто. Он ведь опоздал: когда приехал два дня тому назад в городок при университете, узнал, что с ней разминулся. Сказали, мол, собрала вещи - не все, какие-то так и остались у троюродной тетки - и села на дилижанс. Какой - никто не запомнил. Если бы не умения Киззо, так бы и сгинула. Но, к счастью, в Бошоди он ее все же догнал.
Проснувшись в очередной раз, Наж решил, что отдохнул достаточно. А вот темноволосая головка Лейлы осталась склоненной. Еще бы, такой путь она проделала за утро, чтобы добраться до Хо, все пешком, и так рано встала. Даже у выносливой юности есть свой предел. Киззо устал не меньше, но в его возрасте уже не поспишь долго. Подумал про возраст - и сам себя передразнил. Не реши он выйти в отставку раньше времени, преемничку долго пришлось бы ждать места.
Поезд тряхнуло - раз, другой, - и они въехали на мост. Переливчатая водная гладь раскинулась по обе стороны от рельс. Великая Синяя Хо, большая кокетка, вертелась так и эдак на равнине, через которую текла. Киззо вспомнил, что они пересекут ее еще раз: ближе к вечеру, молодую и робкую, у самого истока. Пересекут и больше не увидят уже, но отступит вода ненадолго. Впереди ждал озерный край.
По поверхности реки, видной до самого горизонта, сновали лодки. Они лавировали между медлительными баржами, но все - и лодки, и баржи - казались водомерками по сравнению с пароходами, несущими свои двухъярусные палубы над полными рыбой глубинами Хо. Один из пароходов, впрочем, сел на мель, по вине капитана или самой реки. Окруженный судами поменьше, он белел почти под самым мостом. Белел громоздко и беспомощно, как выброшенный на берег кит.
- Ишь они как! - восхитился Киззо. - Так и до завтра не слезут.
Он махнул рукой в сторону парохода, призывая соседа посмотреть. Тот посмотрел и даже ответил, но весь как-то подобрался. Это Наж понять мог, знал, что иногда бывает чутка чересчур экспрессивен.
- Куда едете? - полюбопытствовал, тем не менее, он. - Далеко?
Сосед кинул опасливый взгляд, но, приглядевшись, расслабился. Ответил на вопрос, потом задал свой, и так разговор завертелся. Обычный разговор ни о чем. Попутчица слева, средних лет матрона, все слушала их, а потом ввернула, хохотнув, что-то свое. План Киззо убить часть времени за беседой сработал, как и всегда. Да и мало ли что услышишь? Не успел он заметить, а поезд уже добрался до следующей станции.
Наж нашел глазами Лейлу, убедился, что та пока сходить не собирается. А вот матрона, подхватив корзины, двинулась к выходу. Киззо приподнял шляпу, попрощался и пересел на освободившееся место, к окну.
Смотреть на дорогу из поезда он любил. Всегда, когда только выпадала возможность, ей пользовался. Увлеченный доставшимся обзором, не сразу даже оделил вниманием новых пассажиров.
Вошло их, впрочем, немного. К ним с соседом никто не подсел, а вот рядом с Лейлой устроился парень лет двадцати. Отметив это, Киззо высунулся из окна. Местная водонапорная башня просто зачаровала его. Даже когда состав тронулся, Наж все не мог оторваться от ее кирпичной кладки: сделано было, что ни говори, мастерски.
- Приезжие каменщики строили, - пояснил сосед, заметив интерес Киззо. - Свои-то и тут есть, но градоначальник хотел что понарядней.
Он возвращался домой, и ехать оставалось всего ничего, а потому хорошо знал окрестности.
Наж покивал.
- Давно это было?
- Да уж лет пять.
Они поговорили про каменщиков и про градоначальника, который на своей любви к роскоши проворовался и был смещен. Про это и про еще всякое. Час пролетел в пять минут: Киззо дымил самокруткой, спрашивал что-то, кивал, а под конец сосед даже налил ему на пробу настойки из багажа. Та, кстати, оказалась отличной. На следующей станции они попрощались, уже совсем по-дружески, и вот тут Наж понял, что кое-что пропустил.
Не он один решил пообщаться с попутчиками. Лейла, неразговорчивая, смурноватая Лейла улыбалась какой-то шутке своего молодого спутника. Киззо пригляделся к нему по новой. И не поверил глазам.
- Ага, - протянул он, подаваясь вперед. - Ага.
Все-таки старый он стал. Совсем плесенью покрылся. Хотя мог себя оправдать: другое место, совсем не те обстоятельства. Кому в голову бы пришло. Да и замаскировался парень, не хотел, видимо, чтоб узнавали.
Лейла Экифлет все улыбалась. Сдержанно, ни на пядь не ступая за грань приличий, и все ж таки улыбалась.
Хотя с собеседником явно была незнакома. В этом Наж не усомнился ни на миг. Такая-то встреча - и оказалась случайной. Натура Лейлы, однако, протестовала против долгих разговоров, и скоро она отвернулась к окну. Отвернулась с едва ли не порозовевшими щеками. Скажи ему кто утром - Киззо б не поверил.
Ее оживление, впрочем, легко было понять. Особой красотой собеседник Лейлы похвастать не мог, но вызывать симпатию умел. За свою жизнь Киззо не однажды встречал таких: тощих, с подвижной мимикой и внутренней искрой; они брали людское внимание, словно то по праву было их. Не всегда с честными целями и по большей части как раз нет.
Эти таланты, увы, не купили молодому человеку возможности спокойно покурить на своем месте. Едва он поднес к папиросе спичку, как женщина из сидевших рядом мучительно закашлялась. Бледная, закутанная в два платка. Кашляла она и раньше, надсадно и долго, но, на ее удачу, окна были раскрыты, а рядом никто не дымил. Просить ей, однако, не пришлось. Молодой человек тут же внял неозвученной просьбе. Послал Лейле извиняющийся взгляд и двинулся через вагон к тамбуру.
Тут-то Киззо его и перехватил.
- Не дают курить, а? - подмигнул он. - Садись ко мне. Все равно один пока еду.
Тот принял приглашение с готовностью. Сел напротив, затянулся, смежил от удовольствия веки. Ничем, на самом деле, не примечательный, пока молчит. Пройдешь мимо - не заметишь. Светлые волосы, бледно-голубые глаза. Жидкая, прежалкого вида бороденка, отпущенная явно с неделю назад. Кто бы подумал вообще.
- Как звать-то тебя? - спросил Киззо, когда они уже успели обсудить что-то.
- Кери.
Парень замешкался при ответе. И все же Наж думал, что имя он назвал настоящее.
Киззо опять вспомнил пыльную площадь перед храмом, заполненную людьми, и двух членов ковена, замерших за спиной воплощенного в живом человеке чуда. Чуда не исключительного, но очень для миссионеров Ясного Света важного, разодетого по этому поводу в пух и прах. Чуда положением дел, казалось, вполне довольного. Впрочем, как сказали всем, в тот день пророк отдыхал, так что свой шанс получить предсказание Киззо упустил. Но шанс этот, похоже, ему выпал снова.
Там, где жил Киззо, Ясный Свет как-то не прижился. Впрочем, в то особенное, что людей к нему манило, Наж вполне верил. Пару раз за поколение вочеловеченное чудо, всякий раз разное? Вполне возможно. Он ведь и сам умел кое-что, иначе никогда не поспел бы за Лейлой. И все-таки - что делало новое чудо, тридцатый, что ли, по счету светоч, в такой дали от ковена? Те же явно его в поездку не снаряжали.
По всему видно - отправился сам. И, скорее всего, не спросив разрешения.
- Куда едешь? - повел привычный разговор Наж. - Далеко?
Услышал ответ и понял, что мудрить не стоит.
- Я видел тебя в Абрахе, - сказал Киззо прямо. - Во время вашего разъезда. Так сразу сейчас и не признал.
Сказал и пожалел, что не художник: лицо парня стоило зарисовать.
Сначала Кери Янувария подумал, что ослышался. Понадеялся всей душой. Но надежда была явно тщетной. А в следующий момент смирился и взял себя в руки. Не могло же все и правда пройти настолько гладко. Один лишь вопрос терзал его теперь, но вопрос очень важный.
- Да ты не бойся, - словно прочитав мысли, сообщил дед напротив. - Я не из ваших верующих.
Кери кивнул, прикидывая варианты. Ворохом ржавых шестеренок они крутились в его голове.
Сказанное принесло облегчение: меньше всего он сейчас хотел, чтобы кто-то падал на пол ниц. Перед ним уже нападались достаточно, чтобы он не чувствовал ничего, кроме брезгливости. Грязные люди, больные люди, убогие и блаженные, все они тянули руки, просили благословить. Просили даже об исцелении. Последнее, наверное, было хуже всего. Ладно увечные и калеки, но приходили и те, кто запросто мог заразить. Светоч же не должен отказывать никому, пусть и не целитель.
Это ему объяснили доходчиво.
- Тогда кто? - встряхнувшись, спросил Кери.
Дед улыбнулся, образцово загадочно.
Сколько ему лет? Сначала Кери дал все шестьдесят пять, но потом, подумав, скинул десять.
- Я вроде говорил уже, звать меня Наж. Полностью - Реджинад, - пояснил дед и, хитро прищурившись, затянулся самокруткой. - Киззо.
Одет он был абсолютно обычно, занятие не определишь. Но не крестьянин, нет. И едва ли служащий. Кери подумал и отмел один за другим несколько вариантов. Особых денег в Реджинаде тоже не чувствовалось.
- Не угадаешь, даже не пробуй, - заулыбался тот.
- Я чую язычника, - съязвил Кери и поразился, насколько правильно это прозвучало. - Но ты можешь быть и охотником, и лесником.
Реджинад помедлил с ответом, словно под впечатлением.
- И все-таки нет.
Коричневая фетровая шляпа, которую он носил, отбрасывала глубокие тени на лицо. Это среди ясного дня. Но тут поезд на всех парах выехал к озеру, и солнце, многократно умножившись, залило светом вагон. Кери подумал и скинул Реджинаду еще лет пять.
- Чего тебе от меня нужно?
Это стоило узнать сразу.
- Немного общества, - безобидно развел руками Киззо. - Простого человеческого общения. И да, пожалуйста, веди себя попроще.
Сначала Кери не понял, о чем он, а потом расцепил стиснутые пальцы, откинулся на спинку скамьи. Вдохнул табачный дым и, как мог, расслабился. Что это он, действительно. После всего произошедшего - такая ведь мелочь.
- Общения, говоришь? - ухмыльнулся он.
- Ехать еще долго, - посокрушался Реджинад. - И тебе, и мне. Ей ведь тоже?
- Кому 'ей'?
Кери и правда не понял.
- Твоей подружке. Лейле.
Подружка Лейла, как назвал ее дед, на другом конце вагона глядела в окно. Но Кери мог поспорить, что заметила и к кому он сел, и как нервно повел себя поначалу. На всякий случай лишний раз одернул себя. Странной она ему показалась, и, получалось, странной неспроста. Про это Кери теперь должен был разузнать.
- А что с ней?
- Много всего. Так сразу и не объяснишь.
Поезд все грохотал вдоль озера, одного из Больших Пяти, самого из них, как говорили, глубокого. Испещренное крошечными, с дом размером, островками, оно переливалось под солнцем, чистое и безмятежное. Деревни лепились к берегу, подходя к самой воде: паводков здесь не было. Тихий, изобильный край.
Кери подумал так и рассмеялся. Вот уже пару лет как в тихие места он не верил.
- Ты чего? - удивился Реджинад.
- Да так.
- Ладно, - оценил тот. - Ничья.
Рельсы повернули, и в окно влетел обрывок паровозного дыма. Где-то позади опять закашлялась та женщина. Кери затянулся папиросой и выпустил кривоватое кольцо, которое тут же унес ветер. Как же ему надоели все эти люди с проблемами.
- Так что с девушкой? Что тебе до нее?
Скрытничать Киззо не стал.
- Она дочь одного человека. Которого я должен найти.
- Какого человека? Зачем?
Реджинад наклонился к самому уху Кери и прошептал сокровенное имя:
- Шэя Экифлета.
Прошептал так, словно объяснил разом все.
На секунду Кери забеспокоился, а потом поглядел на собеседника снова. На чудаковатые повадки, на потертую одежду, прокрутил заново их диалог. Да это же просто сумасшедший. Живет, верно, где-то в глуши, совсем один, вот и спятил, а сейчас едет к родственникам. Или и вовсе вбил себе что-то в голову и купил билет.
Все встало на свои места. На сумасшедших Кери за месяцы разъезда насмотрелся вдоволь. Но просто взять и оборвать разговор он не мог. Наж все же знал кое-что очень лишнее.
- Как ты сказал? Кто это?
- О, - хитро улыбнулся Киззо, а в следующий момент посерьезнел. - Темный, плохой человек. И нам предстоит в этом убедиться.
- Нам?
- Нам, - подтвердил тот. И подмигнул.
Тут Кери окончательно утвердился в мысли, что дед все-таки сумасшедший. Главное было теперь придумать, как избавиться от него. Потому что в одном Киззо не ошибался: ехать предстояло долго. Разводить шум Кери не хотел, а значит, стоило пока подыграть.
- Я только одного не понял... С чего ты мне все это выложил? Как-никак, тайна. Что, если я пойду и ей расскажу?
- Не расскажешь, - отмахнулся Реджинад.
- Почему ты так уверен?
- Потому что если ты спросишь ее, окажется, что она тоже взяла билет до Гейсенской дамбы. Как ты или я. Спорим?
Спорить с ним Кери бы не стал ни за что. Потому что уже знал Лейлин ответ. И тут он понял, что сам не отстанет теперь от Киззо, спятил тот или нет.
Когда Кери, выкурив вместо одной папиросы три, вернулся на свое место, Лейла все так же смотрела в окно. Чересчур для пейзажа внимательно. Это придавало ей, и без того неподвижной, монолитность статуи. Статуи, впрочем, хорошенькой. Темноволосая, серьезненькая, она попадала в типаж, который нравился Кери. Хоть и казалась года на четыре старше. И заинтересовала еще до рассказа Киззо. Только вот общаться с ней было сложно.
Он, тем не менее, не мог теперь не попробовать снова.
- Ну и старик. Полоумный напрочь. - Кери уселся на скамью и взъерошил волосы. - Как ни еду в поезде, вечно на таких попадаю.
Он поднял на Лейлу глаза, с видом одновременно раздосадованным и - о чем знал прекрасно - забавным. Та секунду помешкала, словно слышала не слова, а только беззвучное эхо их, и улыбнулась.
- В поездах всегда так. - Улыбка, таким же эхом, отцветала на ее губах. - Но вы долго с ним говорили.
Кери развел руками, выглядя теперь еще и смущенным.
- Не хотел обидеть. И, ну да, смешную чушь он несет.
Лейла кивнула. И, как Кери и надеялся, улыбнулась снова, в ответ. Все так же сдержанно, словно чего-то себе не позволяла.
Одета она была просто, в темное платье, изрядно поношенное. Из украшений - только браслет на запястье. Похоже, не замужем. Из багажа - две сумки, для девушки тяжелых, но Лейла выглядела так, словно могла их поднять. А вот в глазах ее, дымчато-серых, застыло безвременье. Она была и рядом с Кери в вагоне, и где-то очень оттуда далеко.
- И ведь я снова пойду курить, - огорчился он суровой неизбежности.
Лейла не ответила. На секунду Кери показалось, что последних слов не слышала вовсе, как будто на пару секунд задремала. Он уже замечал это за ней - моменты странной, внезапной сонливости. Качество, видел Кери, обычно ей вряд ли свойственное: в Лейле чувствовался внимательный, неженский ум. Что ж, дорога часто утомляет.
Но просто так позволить разговору затухнуть он не мог.
- А в Бошоди у вас семья осталась? Скучаете уже, наверное?
Лейла вздрогнула и покачала головой.
- Я не из Бошоди. Просто там села на поезд.
- Тем более тогда скучать должны. Раз уехали далеко.
Она снова качнула головой, уже мягче.
- Мы не были близки с теткой. А мать... несколько лет назад умерла.
- Мне очень жаль, - извинился Кери.
Про отца решил пока не спрашивать.
Хотя Лейла в любом случае его больше не слышала. Прижавшись щекой к оконной раме, она смотрела на стену деревьев, которую прорезал поезд. Смотрела не внимательно - сонно, что совсем не вязалось с тем, о чем они только что говорили. Кери чертыхнулся про себя и опять взглянул на Лейлу, прикидывая, не собирается ли она оттаять. Но нет, какое, вон даже и веки прикрыла.
У всех свои причуды, решил он, и оставил ее в покое. Пока. Тем более что поезд как раз подъезжал к очередной станции. Кери потянулся: глядя на Лейлу, ему самому захотелось спать, - а потом вышел в тамбур и достал папиросу. Но едва чиркнул спичкой, как произошло кое-что. Кое-что, чего он уже не ждал.
Предчувствие накатило внезапно, похожее, как всегда, и на предельную ясность, и на опьянение. На секунду Кери показалось, что видение будущего взаправду явит себя. Но, увы, не сбылось. Опять - не сбылось. Ничего, лишь тишина молчащего колодца, как всегда в последнее время.
Сзади кто-то выразил недовольство заминкой: Кери застыл на самой подножке. Он огрызнулся и спрыгнул.
Станция, на которой остановился поезд, не могла похвастать ничем примечательным. Недостроенный вокзал, низенькая ратуша, дома, такие же, как везде. Но какие за ней были поля! Впрочем, их Кери увидел только тогда, когда придавил каблуком очередной окурок. По его мыслям все так же шла мелкая, противная рябь, всегда сопровождавшая видения. И лишь перед гудком она, наконец, окончательно стихла.
Когда он вернулся, Лейла спала. Или делала вид, что спит. Новых соседей предупредить, что рядом с ней занято, и не подумала. Впрочем, тут уж как знать: одно-то место осталось.
- Нет-нет, - заулыбался Кери, когда какая-то женщина решила подвинуться. - Оставайтесь, я пересяду.
Вытащив из-под сидения сумку, он развернулся на пятках, высматривая, куда сесть. Мог бы пойти и к Киззо, тогда время точно прошло бы нескучно, но с кем с кем, а с ним говорить пока не хотелось. Новости горным обвалом засыпали Кери, и он должен был сначала все обмозговать. Поэтому устроился рядом с парой рыбаков в середине вагона. Те дремали и вообще глянулись ему людьми молчаливыми. Как раз то, что нужно. Пять минут спустя поезд отъехал от станции, а Кери не пришлось даже представиться.
Раздражение от неудавшегося пророчества все бродило внутри, как болотный огонь. И все-таки он давно не был к предвидению так близко. Когда все пошло не так? Полгода назад? Нет. Время тянулось медленно, вот Кери и подумал, что его прошло больше.
Он вспомнил последние месяцы разъезда, полные искусной мистификации и требовательных взглядов нового главы ковена.
А ведь кто бы сказал Кери еще два года назад, что он будет иметь что-то общее с Ясным Светом.
Ковен - верховный Ясного Света совет, - впрочем, поначалу оказался совсем не плох. Они поселили кандидата в светочи в просторной комнате, совсем одного: роскошь, давно уже Кери забытая. А поскольку сами не знали, что нужно делать, дали книгу, чтобы он посвятил часть времени чтению. Книгу, написанную Захарией Норэ, чей дар полагали ближе всех к его собственному. И Кери, разумеется, ее прочитал.
Ничто другое, наверное, не дало бы ему того, что дала она. Это была странная книга, и писал ее странный человек. Кое-где тщеславный, кое-где излишне снисходительный, но в первую очередь - очень, очень далекий. От всего, что считал для себя важным Кери. Захарии было, наверное, уже шестьдесят, когда он взялся за перо, чтобы поверить бумаге историю своей жизни. Не только с целью потешить самолюбие - в начале книги значилось: 'Тому, кто придет после меня'.
И как тот, кто, предположительно, был адресатом, Кери зарылся в страницы насколько мог глубоко. Захария приступил к делу с достойной эпоса пространностью, погрузив в густой туман как факты своей биографии, так и обстоятельства, которые привели к ее переломной точке. Но Кери с самого начала знал, что в этой точке Норэ, как и его, встретили 'Слезы Лазаря'.
Туманность изложения охватывала и ту часть истории тоже, и человек посторонний не извлек бы из описаний никакой выгоды. Потому ковен и не побоялся дать книгу. Но Кери отлично знал, о чем идет речь. И с каждой страницей утверждался в мысли, что ему очень повезло. Потому что Норэ рассказывал о том, как научился в хаосе видений узнавать нужные. Те, что сбудутся. И как сделал так, чтобы приходили только они.
Через два месяца ковен, уже несколько лет безуспешно искавший, кто же сможет, наконец, стать новым светочем, голосовал и принял решение.
То время показалось Кери золотым. Амбиция, зародившаяся в его душе, понемногу сбывалась. Он почти уверился, что поймал, в кои-то веки, птицу удачи. Тогда, когда не чаял для себя не то что удачи - совсем ничего. Кери решил, что побудет немного светочем, а потом - как пойдет. Ему все-таки очень нужна была эта передышка; пусть и в таком странном месте.
К сожалению, прежний тихий, созерцательный глава ковена вскоре умер. А вместо него после долгих споров назначили Моримера Амери. Который Кери не верил. Больше того - вообще считал, что светочам достается чересчур много внимания.
...Хотя и на Моримера Амери, возможно, со временем удалось бы найти управу - не откажи Кери сам дар. И не окажись на практике бытие светочем так мало похожим на то, что он себе по глупости навоображал.
Но все-таки - дьяволы бы побрали Амери.
Кери вздрогнул и открыл глаза - проверить, не произнес ли последнее вслух. Рыбаки копались в своих сумках как ни в чем не бывало. Хотя могло ли их спокойствие поколебать что-то вообще?
Воспоминание о высохшем личике нового главы ковена мигом стряхнуло с Кери дремоту. Но прошла минута, другая. Деревья размеренно мелькали за окном. Дремота вернулась и привела с собой сон. Ехать и правда предстояло еще долго.
- До Гейсенской дамбы уже ведь недалеко? - справился Киззо.
- Часа полтора. Да вы не бойтесь, не пропустите. Ее со станции отлично видно, а стемнеть еще не успеет.
Удовлетворившись ответом, Наж вернулся на скамью. Полтора часа - это совсем недолго. После всего того времени, что уже прошло, сущая ерунда. Он вытащил из дорожного сундука флягу, прополоскал рот. Обедал Киззо тоже какими-то пирогами, но утренние ему понравились больше. Выбирать, впрочем, не приходилось.
Путешествие пока протекало гладко. Лейла как села в Бошоди, так и не двигалась с места. Вставала только раз. Сколько она уже так? Полдня? Сам-то Киззо извелся от неподвижности. А она и не ела даже, только пригоршню печенья. Не человек - голем. Наж сравнил и сам поразился сравнению. А что, в каком-то смысле действительно так.
За прошедшие часы поезд останавливался с дюжину раз. Люди входили и выходили, и теперь в вагоне не было уже половины тех, с кем Наж отправился из Бошоди. Появились, конечно, новые. Он долго проговорил с офицером в отставке, который выбрался навестить родню. Им нашлось, что обсудить, потому что Киззо в свое время и сам не чужд был военного дела. Потом офицер сошел, и Наж остался один.