Это случилось в тот год, когда я поступил, наконец, на службу. Платили пока мало, но то был верный оклад с перспективами, а значит, помолвочные кольца, которые давно уже носили мы с Мэриэнн, могли, наконец, смениться обручальными.
Свадьбу думали назначить на весну, и, хоть дату пока не выбрали, я знал свою невесту: все случилось бы не позже апреля. Она так долго ждала этого. И я ждал тоже, но, разморенный жарой того лета, которая в конторе становилась только хуже, не чувствовал при мысли об открывшемся мне будущем ничего. Значение имели только старый вентилятор, который вращался слишком медленно, мои обязанности - чуть более однообразные, чем я ожидал, - и, в зыбкой дали конца рабочего дня, то, что дорога домой могла бы быть и покороче.
Она занимала почти час, эта дорога: сначала на автобусе, а потом пешком я добирался до нашего городка. На углу улицы меня всегда встречала Мэриэнн, которая жила через два дома, и, оставив портфель, я заходил к ее родителям на ужин. У них кормили очень хорошо.
Почти каждый вечер, возвращаясь, я видел нашего нового соседа, который весной перекупил дом у Макнилов. Маленький седой старик почти все свое время проводил в саду. Я махал ему рукой, он махал мне в ответ. Так когда-то состоялось наше знакомство; так оно и продолжалось.
Иногда я заходил к нему: узнать, как дела и не нужна ли помощь. Все-таки человеку в таком возрасте тяжело, думал я, вести целое хозяйство. Хотя держался он куда моложе, чем выглядел. Его сад был ещё одним пунктом на моем пути домой - после визита к Мэриэнн и перед тем, как мои собственные домашние дела поглощали меня.
Лето тянулось, но жара и не думала спадать, только изредка небо проливалось дождем - а иногда и целой грозой. Во время одной такой грозы у нашего соседа убило молнией яблоню. Как расстроился он, хоть вырастил ее и не сам, бедный старик! Он очень любил природу. По выходным я видел, как сосед поливает свои цветы и выпалывает сорняки, подвязывает деревьям ветки и подравнивает живую изгородь. Казалось, этому он и собирался посвятить остаток своих дней, и я с улыбкой думал о таком будущем.
Однажды вечером мы разговорились: старик как раз заварил чай и позвал меня составить компанию. Мэриэнн тогда уехала к тёте, и была, к счастью, пятница, так что мне не приходилось думать о том, что утром ждет работа. Служба уже начала утомлять меня, хоть я и надеялся, что успею еще и привыкнуть, и найти в ней что-то интересное для себя.
Какое-то время мы сидели у него на веранде. В отличие от других людей его возраста, сосед обычно совсем не стремился рассказывать о себе, но в тот раз говорил много и с удовольствием. Я не запомнил, откуда же именно он был родом - название ничего не сказало мне, как и пояснение к нему - но объездил, казалось, огромное количество мест. "Сколько же вам лет?" - спросил я, впечатленный. "Много", - подмигнул он.
Каково же было мое удивление, когда старик сказал, что собирается к зиме уезжать и отсюда. Я засыпал его вопросами. Ему не понравилось у нас? Или, может быть, зовут к себе дети? Хотя в таком доме, как у него, вполне могла бы жить целая семья. Впрочем, не всем нравились тихие городки вроде нашего, и я это знал. Но сосед только улыбался, отмалчивался и пил свой чай.
Насколько молчалив был он, настолько же разговорчив оказался я. Начав с работы, я перешел потом и на Мэриэнн. Не знаю, что сыграло свою роль; наверное, дело было в том доверительном ощущении, которое оставлял у меня сосед. "Я так давно знаком с Мэриэнн, - пошутил я, - что даже не уверен, правда ли хочу, чтобы она стала моей женой".
В каждой шутке есть доля истины: я думал об этом, но думал не всерьез и без недовольства. Чтобы быть недовольным, нужно иметь, с чем сравнивать. Мне же сравнивать было не с чем. Мы с Мэриэнн знали друг друга с самого детства: она переехала сюда перед тем, как пойти в школу, и мои отец и мать тоже росли вместе.
Старик пил свой чай и улыбался, но слушал внимательно, хоть почти ничего и не отвечал. Я был на него не в обиде, потому что, на самом деле, хотел выговориться. А потом, наконец, чайник опустел, и пришла пора прощаться.
- И все-таки, почему вы уезжаете? - спросил я, когда он пошел проводить меня до калитки.
Темнело: закат уже погас, но зарево солнца ещё виднелось над горизонтом. На заботливо прополотых стариком клумбах цвели розы. Сосед повернулся ко мне, чтобы обменяться рукопожатием, и в гаснущем полумраке показался вдруг гораздо старше. Куда старше, чем любой из тех, кого я когда-либо знал.
- Да все из-за одного человека. Встретил его однажды и потерял с тех пор покой.
Эти слова вместе с его внезапно изменившейся внешностью напугали меня.
- Какого человека?
Увидев мое лицо, сосед рассмеялся. Свет тут же упал по-другому, и старик снова выглядел, как обычно.
- Да племянника моего. Его отца давно уж нет на этом свете, а он только и делает, что куролесит. Теперь вот проигрался, и сестра зовет меня к себе, чтоб хоть кто-то за ним присмотрел.
Мой нелепый страх как рукой сняло: это всё объясняло. Я посочувствовал ему - в нашем городе игроков не было, но я слышал достаточно рассказов о них, чтобы понять, какое это несчастье для семьи. А потом мы попрощались, и я ушел.
Не знаю, может, это было простым совпадением, но после того лета я тоже потерял покой. Работа нравилась мне все меньше, и я устроился, хоть и не ждал от этой перемены ничего хорошего, коммивояжером. Наша с Мэриэнн свадьба состоялась в один из тех коротких промежутков, когда я возвращался домой. Жена надеялась, что жизнь в поездках скоро мне надоест, что я оставлю эту затею и опять пойду на службу.
Но вместо этого я оставил саму Мэриэнн. Вряд ли это может служить оправданием, но, кажется, к тому моменту, когда всё, наконец, произошло, она и сама уже рада была такому исходу. В следующий - и предпоследний - раз наведавшись в город, я узнал, что между ней и приезжим помощником нотариуса давно уже возникла самая искренняя симпатия.
Любил ли я ее хоть когда-нибудь? Или то была просто привычка, порожденная традицией? Любила ли меня она? Теперь сложно сказать. Коммивояжером я проработал почти пять лет, а потом открыл свое дело. Но и оно вынуждало меня переезжать с одного места на другое. Я женился еще раз, но снова неудачно, хоть и подумал было, что смогу, наконец, осесть. Разочарование заставило меня искать удачи за океаном, и я нашел ее - но не покой.
Иногда, вынужденный в очередной раз сниматься с места, я думаю - не лучше ли было бы, если бы я так никогда и не покинул свой город? Если бы прожил жизнь с Мэриэнн и детьми, которые, несомненно, у нас родились бы? Каждый раз я отвечаю себе, и каждый раз по-разному.