В одиннадцать лет Валко заподозрил, что он - подкидыш. Вот как это было.
Нянюшки в услужение к графу поступали из самых глухих деревень. Молодые, но тёмные. Как будто не просвещённый век на дворе стоял, а древнее лихолетье.
Так говорил граф, но кто того графа видел? Хотя равнялись на него все.
Поэтому нянюшек Валко слушал, но будто вполуха. Одно ухо, то есть, было устремлено в будущее со всеми его механизмами, а второе нет-нет да и обращалось к прошлому. В конце концов, не случайно же человеку даны два уха?
Про лукошки для лесных духов он услышал случайно. Шёл с урока, да и присел поиграть на дудке. Такого рода развлечения граф не одобрял, но посреди поля да пока никто не видит? Валко рискнул - уж больно ему играть нравилось, - а после заснул. Солнце в полдень-то жаркое.
Проснулся он от голосов: это вышли в поле нянюшки. Некоторые на пару лет только Валко старше, а с некоторых совсем песок сыпался: всю жизнь служили при замке. Вот одна из таких и рассказывала, как однажды, тёплым летним днём...
День-то был погожий, прямо как сегодня. Слышу вдруг: ребёнок плачет. Ну а раз плачет, надо скорее унять, не то хозяйка прогневается. Да не наша, не местная. Другая хозяйка. Меня тогда в замок ещё не взяли. Прибегаю к люльке: а ребенок-то спит! Не он, значит, плакал.
Я на месте кручусь, верчусь. А потом поняла, откуда плач шёл. Мы в углу ставили всегда лукошко, со свежим сенцем. Для лесных, то есть, духов. Мало ли пришлецы устанут, захотят переночевать. Дороги у них долгие, как не притомиться. И, получается, одного из своих сынов они нам, заночевав, оставили. Случайно? Как знать.
Так что другой ребёночек то плакал, не хозяйкин.
Что сталось с ребёнком дальше, Валко не узнал. Сердце ему говорило: вряд ли хорошее. Хотя память подсказывала: могли-таки вырастить. Из страха перед лесными духами. А ну как вернутся проведать?
Нянюшка, что ту историю рассказала, скоро совсем умерла. Сколько ей было, лет тридцать? Всё графские механизмы. Корми, не корми: прожорливые, будто волки. Хотя волков Валко, конечно, в своей жизни не видел. В округе, говорили, они совсем повывелись.
Именно с того дня он стал думать, что его тоже оставили лесные духи.
Всё сходилось. Валко всегда что-то такое подозревал. И лицом он вышел, - все взрослые так говорили, иногда даже слишком назойливо. "Пустая, лишняя красота, не для нашего светлого будущего", - спешно прибавляли они. Но, хотя одним глазом смотрели в будущее со всей его... ци-ви-лизован-ностью, второй глаз-то нет-нет, да и косил в прошлое.
И была ещё музыка: духи лесов музыку любили. Валко об этом не то чтобы слышал, но откуда-то знал. Умеешь играть - в тебе их кровь. И чем лучше умеешь, тем той крови больше.
Думать, что он подкидыш, было удобно. Учёба Валко всё одно не давалась, а значит, найти родню - лучшее, что он мог сделать. Было у него подозрение, что, не сдав в конце обучения экзамен, можно слишком близко познакомиться с графскими механизмами; даже не став механиком.
Как-то ночью Валко был сон.
Семь существ, сиявших тишайшим, отражённым светом стояли вкруг него. Он бы никогда не измыслил таких существ себе сам. Мужчины и женщины, духи. На лице одной зиял чернильный вензель. Будто печать, скрепляющая вину. Дева говорила и говорила, но слова сливались в монотонную песню, смысла которой было не разгадать.
Валко проснулся в своей постели в общежитии и с минуту не знал, как дышать.
Родителей, от которых его забрал граф, он не помнил. В пять лет многое ли запомнишь? Отблеск света, перебор струн - вот что рисовала ему память теперь.
Для сравнения, многих товарищей привезли учиться позже. И семи, и даже девяти лет: неважно, во сколько начнёшь, главное выучиться. Может, его отдали так рано, чтобы не слышал пересудов?
А может, просто чтобы сбыть с рук?
В любом случае, те, приёмные, родители нисколько не занимали его. А вот первую свою семью Валко найти был обязан. Пусть бросили они его, да, верно, имелась причина. И если очень хорошо попросить, может, возьмут обратно?
Уйти далеко от замка Валко раньше никогда не пытался. Можно ли было вообще уходить? Распорядок на этот счёт молчал, а дорогу не сторожили. И всё-таки всякий раз, выйдя к околице, Валко чувствовал, что на него кто-то смотрит.
Поэтому идти он решил ночью.
После заката всё вокруг мерцало, словно осыпанное росой; мелкой звёздной пылью. Плетни и стволы деревьев, и даже дорога. Ветер волновал поля: все, как одно, тоже искристые.
Пока шёл, Валко видел впереди громаду леса. Приближался тот медленно. Это на сколько же протянулись угодия графа?
Когда кроны, наконец, сомкнулись над ним, Валко понял: сияла не роса и не пыль. То были механизмы, просто совсем крошечные. Под пологом лесной темноты очевиден стал поддельный свет маленьких лампочек.
Едва ли духам такое соседство нравилось. Поэтому Валко шёл и шёл дальше, пока мерцание не потухло и он не остался наедине с чащей. Здесь на него уже никто не глядел: ощущение, наконец, ушло.
А потом вдруг вернулось, по-новому.
- Эй? - позвал Валко.
Минуты текли, но те, что смотрели, ничем не выдавали себя. Только гудела далеко позади графская фабрика.
Валко достал из сумки миску, ссыпал в неё ягоды. "Хороший гость да полакомит хозяев". Потом сел на землю, стараясь дышать как можно тише.
Да так и задремал.
Их было семеро. Мужчины и женщины, духи. Взрослому едва ли по пояс. "Как от них уродиться обычному человеку?" - сверкнула мысль; и тут же погасла.
Почтительным, просительным жестом Валко протянул миску с угощением. Духи даже не взглянули. Только скользнула по губам девы - немного похожей на ту, первую, и всё-таки неумолимо другой, - жалостливая улыбка.
Нет, они не признают его своим. Никогда, ни за что. Как можно было надеяться? Теперь духи уйдут, и он никогда больше не встретит их. Всхлипнув, Валко зажмурился. А когда открыл глаза, увидел у себя в руке нож.
Корни деревьев тянулись под землю, к воде.
Дева кивнула. И какого же милосердия в этот раз полна была её улыбка.
Разбудил Валко переливчатый, звонкий стрёкот. Будто плач, а может быть, вой.
Покрытые многоугольными, звёздчатыми узорами, вокруг искрились механизмы. До этого Валко никогда не слышал, чтобы они пели. Ни за что б не подумал, что петь будут так. Откуда они вообще взялись здесь?
Выглянула луна, осветила поляну. Миска с ягодами стояла нетронутая во мху: никто не приходил забрать гостинцы.
Скоро пение механизмов стихло, погасли и лампочки. Выходило, они с самого начала были тут.
Валко вернулся в замок под утро, так никого и не встретив. Разочарование и обида подгоняли его, но на урок он всё равно опоздал.
В аудитории было тесно и душно. На золочёных переплётах в шкафу тускло блестело солнце. Были то настоящие книги или муляжи? Валко слышал про такое: пара цветных страниц и множество пустых листов. Притворное знание; зато нарядное.
Он тряхнул головой и раскрыл глаза как можно шире. Ночной поход в лес давал о себе знать.
...И ещё слепо скреблось воспоминание, что Валко сделал что-то, чего был делать не должен никак. Он потёр запястье: болело, будто порез. Хотя с виду ни синяка, ни царапины.
- В окрестностях больше нет волков. Но это не значит, что здесь не осталось хищников, - слова учителя требовательно прогоняли сон. - Пишите название следующего параграфа.
Валко прикрыл глаза всего на секунду, но этого хватило.
- Хочешь знать, кем были твои родители? На самом деле?
Вопрос девы, казалось, имел свой, насытившийся, ритм. Кем-ли-и-ели? Угощение краденой красой алело на её губах.
Против воли Валко представил себе графа: в чёрном, бьющемся на ветру плаще тот объезжал свои владения. Граф собирал оброк, да не простой. То, что некогда было посеяно, дало всходы.
(Чересчур лестная приманка.
Говорили, граф с виду скучный совсем человек. И все знали, что у него не могло быть детей кроме механизмов).
- Ну, хочешь?
Дева голодно мерцала. Похоже, Валко ошибся, и она ещё не наелась.
Он всё искал среди духов ту, которую видел в первый раз. Была ли она вообще? Семеро ли их было?
В любом случае, эти существа точно не приходились ему роднёй. И, так выходило, могли поведать не больше тайн, чем книжный муляж.