Приехали мы в Германию сравнительно давно, ещё по паспортам граждан Советского Союза или Союза Советских, неважно. Берлинский забор ещё стоял, хотя сваи значительно подгнили. Было лето, делать было нечего, до языковых курсов, начинавшихся лишь в январе, времени было навалом, короче балдели. Сначала балдели два месяца в английских казармах Оснабрюка, потом ещё пару недель в школе для слепых под Касселем. Кормили в школе, правда, хорошо. Что на ощупь ни возьмёшь, я так думаю в этой школе неприлично как-то разглядывать, всё вкусно. В казарме всё больше сухими пайками выдавали. Да что там, деньги у нас были. Нам по 90 рублей разрешили вывезти. А больше ни-ни. Ничего. Ни золота, ни ковров. Продавай всё, а на вырученные возьми себе 90 рублей, 270 немецких марок в обмене. Но на каждого. И это были деньги! Осели в Нойвиде - Рейн, холмы вулканического происхождения, озёра - красота. Всё культурно так, аборигены на немецком говорят - ничего не понятно. А когда человеку непонятно, он из приличия кивает. Рассказывай, мол, дальше. Но это в России, а здесь и на казус нарваться можно. Заходишь, к примеру, в магазин - продавщица сразу к тебе и спрашивает что-то стерва. Ты киваешь, она опять спрашивает и всё норовит в глаза заглянуть. Да пошла ты, думаешь и идёшь на выход. Посмотреть ничего не дала. Это потом мы уже, когда узнали как спрашивать где туалет, стали, вместо того чтобы кивать, мотать головой слева - направо: отвали, мол. Она, как выяснилось, первым делом, поздоровавшись, спрашивает не нужна ли тебе её помощь. А мы как идиоты киваем. Да на кой мне её помощь? Я не покупать пришел, а посмотреть. Да что от нас ожидать-то было? Ну, немцы. Но забыли. Некоторые. А другие вообще не знали. Жёны у приехавших немцев опять же русские, декабристки, если можно так выразиться. Мужья у немок - русские, алкоголики, так тоже можно выразиться. Чего ждать? Время прошло, курсы пролетели, а дружба осталась. На время. То к Ваньке на котлеты, то он к нам на манты, то вместе мы к Алику на борщ, а то и все вместе в лес на шашлык. В водкой, со всеми прибамбасами. Женщины смеются, мужики пьют. Всё как надо, всё путём.
Международная обстановка тем временем стала накаляться. Сначала опрокинулся забор в Берлине, появились немцы из Сибири. Начался мат на улицах. Но очень тихо. Потом рухнул весь Союз. И началось! Приехали Казахстан и Киргизия. Вместе с наркотой, хамством в прищуренных глазах, плюющих на всё и вся. Толпы на каждом углу, характерное цыканье слюной через зубы и сладкий запах анаши от цыбарки, заклеенной слюной из никогда не видевшего зубной пасты рта. Следом завалилась настоящая русская мафия. Увешанная золотом, отрезающая головы авто-бизнесменам местного разлива, крадущая и насилующая детей. Под её мудрым руководством детки из среднеазиатских республик тоже приучились к разбою. Обложили налогом пенсионеров. Драки. Торговля тяжёлыми наркотиками. Одним словом, полный джентльменский набор.
А с кого им брать пример? Ну, с кого?! С Миши Фридмана, бывшего заместителя Председателя еврейской общины в Германии? Назови его евреем, он тебя сразу обвинит в антисемитизме. А что выяснилось? Наркоман с большим опытом работы с русскими проститутками. Так с кого наши детки берут пример? С братков боксёров-докторов Кличко. По принципу "бей каждому встречному по роже и больше налегай на докторскую колбасу. Будешь и боксёром и доктором!" Эти братки нам здесь в рекламе на дико ломаном немецком языке ставят вопрос ребром: кому достанется бисквит? "Не тебе, ВЗтали, ты умнее!", "Не тебе, ВлАдимир, ты сильнее". Кусок 2 х 4 поделить не могут. Конечно, из-за него и подраться можно, но в войну... А сейчас? Весь мир уже смеётся над "докторами", местные доктора чёрные очки стали носить, чтобы с КлЗчко в общий разряд не попасть. А с той поры, как из них из самих колбасу стали делать, уже и не знаешь, есть её или нет. Немецкий народ засомневался.
Раньше немецкие кассирши объясняли приезжим соотечественникам на пальцах, сколько они должны заплатить. Теперь приезжие кассирши, которые поумнее чем местные, просто показывают аборигенам на кассовое табло пальцем. Поучиться надо русско-казахско-киргизской смышлёности. Сам был свидетелем: очередь в кассу выросла. Вдруг выходит кассирша и на чисто русском языке объявляет: "Проходите сюда!". Ко второй кассе, то есть. Что вы думаете? Трое с бутылками водки в руках перестроились, остальные остались стоять. Русский язык надо учить местным, чтобы дальше жить в этой стране. Всё меняется. Приезжими забили тюрьмы и закрытые психушки. К деткам стали относиться как к чёрным в Америке: попал в суд, на полную катушку! Полицейские, никогда не прикасавшиеся к табельному оружию, стали постреливать. Ну и правильно. А то привыкли как в Союзе: один что-нибудь ляпнет, и все разом единогласно. Совсем, понимаешь, разбаловались, как сказал бы ЕБН, предпоследний президент. А сейчас помечтаем о тех замечательных временах, когда Казахстан и Киргизия входили ещё в состав "Нерушимого", а сибирские немцы только начали заезжать.
Приходит как-то Кларка - жена моя, другими словами, и говорит:
- Вальдемар!
Ну, думаю, дело серьезное. С порога и по-немецки! Посмотрел на улицу, солнце в зените. Здесь ведь в Германии как? Порядок должен быть. До 12 - "Гутен Морген", с 12 до 18 - "Гутен Таг", а позже и вообще "Гутен абенд".
- Гутен Таг, - говорю, - Вас ист? "как дела, в чём дело", значит, по-нашему, по-немецки.
- Исть, - говорит, - будем позже, а щас про отпуск!
У Кларки имя хоть и немецкое, но по форме и содержанию женщина она чисто украинская. В Красноярске взял, служил там на флоте. На речном. Поваром. Разница есть между речным поваром и морским. На морском консервы. Разогрел - подал. А тут, то петуха где-нибудь надыбают, а то и самого барана. Икра чёрная, икра красная. Ну и крепкие, креплёные и разбавленные. Сложная была служба. Выйдешь, бывало в самоволку: бескозырка, клёш, здоровый красный цвет лица - все девушки твои. Хотя, какие в Красноярске "девушки"? Обратно, конечно, в сопровождении караула со всеми почестями до корабля и на него. И за стол. Потом вчетвером с прапором караул доставляем обратно. При оружии, как говорится, где попало.
Так, об отпуске.
- Воллен Зи нихт (не хотят они, начальство, то есть) или как? - говорю.
- Да они воллен (хотят, значит), я уже путёвки купила.
На этом месте я на эту так и сел. Пропала, - думаю, - рыбалка со Славкой Пеннером... Он, вообще-то Гвидо, как Вестервелле, предводитель наших либералов. Но репа не такая изборождённая умом. У того, так извилины прямо на лице. В Брамше (деревня с временным лагерем для переселенцев) его, Славку, уговорили поменять Вячеслав на Гвидо. Пишется, сказали, намного букв короче. А фамилию Пеннер, что в переводе означает "забулдыга", оставили. Вышел он, как сейчас помню, из кабинета и продекламировал:
Был в Союзе Славою, сделали здесь Гвидою,
Наше дело правое, нам усе завидуют!
Славка родился стихоплётом. Когда ему было 3 года, он выдал первый свой стих:
Птица, птица, где твоё яЗццо?
Его мало интересуют содержание и грамматика, главное, чтобы рифма. "Усе". Не подходят "все", будут "усе". Особенно вдохновляет его тема: "Что такое - хорошо, что такое - плохо". В этом вы уже убедились. Я попросил его сочинить эпиграф к этому рассказу, что он, совместно с Сергеем Есениным, и сделал. В основном излагает он ямбом, типа: "Ехал Грека через реку...". Любимыми его словами, хорошо рифмующимися, являются "продать", "поддать" и "мать"
- И куда? - спрашиваю Кларку.
- В Испанию. Коста Брава. Ампурия Брава. Я, ты, Славка и мать.
- А что,- говорю, - материшь ты его, что он тебе сделал-то?
- Халявщик он, Славка твой! Пеннер! Прошлый раз "Унесённые ветром" "на Машку" променяли?! - Чтобы всем было понятно, так мы бренди "Mariacron" называем. По 6,99 еврейчиков за жбан. Евров, извиняюсь. Мишка Фридман виноват.
- И вообще тебе мыться чаще надо. А то запор у тебя в ушах. Я сказала, мол, ты, Славка и мать. Ну и я. Знаю же, без напарника тебе хуже, чем без закуски. Я не пью, а матери нельзя. Послезавтра выезжаем.
- В аэропорт?
- В Ампурию Браву. На своих четырёх.
- А тебя с матерью на себе тащить будем?
- На колёсах, имелось ввиду. Вчетвером на четырёх колёсах. У Славки прав нет, сам знаешь, после "Трёх мушкетёров" и одного "Идиота".
- А я здесь причём?!
- Ты ни причём, Достоевский всё устроил. Писал бы тоненькие книжки, вам бы на шкалик не хватило.
- Так я не понял, что мы там делать-то будем, в этой Браве? "Браво" кричать?
- ОТДЫХАТЬ, в море купаться. Загорать.
- Мама твоя могла бы в собственном соку и в ванной дома искупаться... И на балконе позагорать, пока соседи на работе...
- Мама моя за границей была только один раз, здесь, когда вы её колонной с Украины в неволю погнали.
- Два раза. Ещё раз, когда она колонной с мешками из Красного Креста отсюда на Украину на автобусе ездила.
- Зато вы со Славкой две недели сало горилкой запивали. Всё, собираемся.
- А мама уже знает? - была еще маленькая надежда у меня на благоприятный исход.
- Мама, к твоему сведению, уже сидит два часа собранная в собственной комнате с видом на кладбище и смотрит на дверь. С этой квартирой ты специально всё так устроил. Не прощу. Еще и окно завесил: "солнце прямо в глаза".
- Я тёщу люблю. И любил её всегда. Ещё с Красноярска, когда я поваром на корабле....
- На барже. НА БАРЖЕ, которая солярку по частям развозила! И не поваром, а помощником повара, чистильщиком, так сказать, картошки и селедки. И вся твоя болтовня про икру... Кроме баклажанной, другой ты не ел. Один раз купила форелевой за 7 тогда еще марок, кто ей "Машку" в один присест со Славкой закусил?!
Я же говорю, у неё память. "Солярку"... Мы и денатурат возили, ну и что? Сложная была служба. Ка-ароче, как говорит Славка, выехали мы через день в направлении дважды Бравы имени Косты и Ампурии. Мы со Славкой впереди, Кларка с мамкой сзади.
Машина у меня хорошая. Японская. Ниссан. Название, правда... И всё электрическое - куда ни ткнёшь, ничего не работает. Стёкла не открываются, крыша не отъезжает, кондиционер уже два года как. А главное ручек никаких. Кнопочки. Ещё и подсвечиваются, что больше всего бесит. Но едет. Баня. Настоящая русско-финско-японская сауна. Ароматизированная, потому что у тёщи в дороге всегда с желудком. В смеси со Славкиным перегаром и носками...
Нравится мне с ним на рыбалку ходить. Он ноги в воду опускает прямо в носках, а запах перегара мне никогда не мешал, еще с тех пор, когда я на корабле по... мощником служил.
В дне первом
Ну вот, Выехали мы, значит, "на шнельку, где всё отшильдровано", и пилим по сорок восьмой в сторону Люксембурга, до Трира осталось около двадцатника.
- Йошка Фишка! - завизжал вдруг Славка и выпучил на меня глаза, - Вовка, а ты член?!
- Шутник ты, - говорю, - Вестервелле, бывший я. Коммунистической партии СС. А чего это ты Фишера вспомнил?
- Потому, как он министр иностранных дел, а мы заграницу едем, как я понимаю. Я серьёзно спрашиваю, мы ваще застрахованы от неприятностей и болезней?
Тут Кларка с заднего:
- Вячеслав, ты о чём?
- Об А-Дэ-А-Цэ я, о нём!
ADAC - Allgemeiner Deutscher Automobil-Club e.V. - Автомобильный клуб Германии, представленный почти во всех странах мира.
- Оно страхует нас от всех неприятностей и болезней всего за 70 с чем-то евриков.
Почему "оно"? - это же клуб. Хотя... День рождения на нашем родном русско-казахском, это тоже "оно"... По последнему слову или букве, наверное, - "Рождение", "Цэ".
- Тут тебе и остановка в отеле, - не унимался Славка, - и отправка домой в случае аварии. Тут тебе и медицинская страховка и... ваще:
Вот ты, стоя на крыльце,
Наступил на мыло.
Если б не АДАЦ,
Что б с тобою было?!
- Ну и что теперь, домой?
- Зачем, в Трире заедем, я всё оформлю, знаю как.
Так и сделали. Узнали. Заехали. Славка сходил, приволок бумаги, я подписал, он уволок бумаги и вернулся подозрительно радостный:
- Всё, подарок домой пришлют. Минипылесос выбрал.
- Какой подарок, кому, за что?
- Мне, за то, что застраховал вас. Я-то давно застрахован, моя страховка, кстати, и на вас распространяется.
- Ах, ты, гвида-гнида! И всё из-за долбаного пылесоса, который тебе и на...
- Не на, а как. Как мёртвому клистир. И ваще Вован, я те показал, как делается, будешь теперь сам себе на подарки задуривать.
- А ты вообще знаешь, для чего нужен клистир?
- Знаю, клизму ставить.
- Клизму делают клизмой, а клистир для подготовки к анальному сношению. Не то по SAT1 передавали, не то по VOX... Где у них там эта здоровенная баба, Лило Вандерс?
- Это не баба. И не женщина. И не девушка совсем.
- Вот таким клистир и нужен.
- Оба вы знатоки, - вмешалась Кларка, - Это было в передаче "Гениально мимо" ("Genial daneben") с Хуго Эгоном Бальдером. Он на русской, между прочим, был женат. (Память!)
Врезал бы я Славке, конечно, но побоялся, что с развитием темы о клистире у тещи с желудком ещё хуже будет. Вот такие мы, бывшие пионеры, теперешние Херы и будущие пенсионеры.
К вечеру подъехали к Лиону. Остановились, посмотрели по карте, нужно в тоннель. Тут Кларка рогом упёрлась:
- Через тоннель не поеду - вегетососудистая дистония.
До сих пор ни один из врачей в мире не знает что это такое, но больничный на 3 дня дают. Через пару часов уговорили со Славкой. Поехали. Едем, едем, нет его проклятого. Остановились, посмотрели. Оказывается, мы его объехали как-то давным-давно. Забегая вперед, скажу, что на обратном пути при дневном свете нам этот номер не удался. Да и не до того было.
- Тут как в сопках: не знаешь, где войдешь, когда выйдешь, - сказал многозначительно Славка. Он служил на Дальнем Востоке и видел сопки. Их и видели-то в основном солдаты да заключенные.
- Не сопки, а горы.
- Какая разница, я всегда ваш Тянь-Шань с женьшенем путал.
- Да, да, чего-то хочется, а кого не знаю... Слышь, Слав, а если вот так остановиться, вызвать их французский AДAЦ и сказать, что электричество не работает, починят на халяву?
- Не, лучше в Испании. Французы по-немецки говорить могут, но понимать не хотят. Не хочу показаться антисемитом, но мне кажется, что националистическое настроение у них, у французов. Я в Париже был в однодневной туристической поездке, кофе попросил в кабаке, чисто на немецком. Этот хмырь как услыхал, морду отворотил и руками развёл, не понимаю, мол. Я ему по-русски, кофе, говорю, давай. Убежал. Прибегает, приносит напёрсток и говорит: Нойн марк, битте. Вюншен Зи нох вас? Я офигел. Не за то, что он, тварь, якобы по-немецки не понимает, а говорить умеет, а за то, что 9 марок за напёрсток! На Монмартре педрилу одного видели. Рожа, как у быка, а грудь как у твоей.
- У которой?
- Оговорился, ну, ка-ароче, как в том анекдоте: Видал вчерась в бане гермафродита. Борода во, грудей, правда нет, но за то этот самый, женский соблазнитель и искусатель, во-от такой. Слушай, а у вас в Казахстане педрилы были?
- В Ивановке? Толпами. Идёшь, бывало, вечером, по улице Ленина, педрила на педриле. А в конце дороги той сам Ильич им рукой на Парк культуры имени Отдыха показывает. Туда, мол, ребята, туда. И вообще, Слава, ты в институтах не учился, я тоже нет. Но я жил всего в 30 километрах от Алма-Аты, а ты жил в Александровске на Урале всего в двух километрах от лагерной зоны, поэтому откуда тебе знать разницу между педерастом и гомосексуалистом?
- Тока не надо оскорблять, Вован. В этом лагере моя мать отсидела 10 лет за антисоветскую агитацию и пропаганду по пятьдесят-восьмой-десять. А твоя отсиживалась в Архангельске в трудармии. У нас в школе бывшие политические преподавали. Профессора, доктора и кандидаты. Но бывшие. А то, что ты мне хочешь рассказать про корень "педе", означающий "ребенок", и производные от него слова типа "педагогия", "педиатрия" и прочая "педофилия", дак это я и так знаю, ты мне свои знания в области педрил еще год назад тому излагал. А называю так, потому, что короче. Уговорили же меня на Гвидо вместо Вячеслава? Значит, понятие есть. И ваще, в Красноярске, слыхал я, улица Свободы в тюрьму упирается.
- Проспект.
- Какая разница-то?
- Улица, она узкая и кривая, а проспект - широкий и прямой.
- Что в тюрьму упирается, проспектом и должно быть. Не зря говорят: "Ему прямая дорога в тюрьму"! Так у вас в Ивановке или близлежащей Алма-Ате гомосеки были?
- Хрен его знает, Слава. У нас эти были, которые с ослами. Ишакосеки.
- Скотоложцы, Вован. Интересно, они в Германии есть?
- Нету, тут вместо них защитники животных. Они трахают тех, кто в шубах ходит. Без половой разницы. Ну и китайцев с корейцами.
- А этих-то за что?
- Эти собак жрут. Чау-Чау. Ты, когда на Дальнем Востоке служил в своём строительном, собак жрал?
- Один раз. Обманули. Ты же знаешь, я под водку канарейку от фазана не отличаю.
- Значит ты потенциальная будущая жертва защитников животных. Жди.
Тянь-Шань, женьшень... Педофилия. Женщины на заднем сидении задремали.
- Слышь, Вован, а какого ты тёщу в Германию приволок?
- Выбора не было - или Кларку с тёщей, или казашку с лошадью.
- А как у неё фамилие?
- У лошади?
- У тёщи.
- Только не ржать! Нечихайло.
- Чьё хайло?
- Не будь скотиной. Бери пример с местных немцев. Видел, как они братьев КлЗчко уважают. Особенно старшего, Доктора ВЗтали? "Эс шмект лайхт унд белястет нихт". Хотя он и никакой не "доктор", а кандидат физкультурных наук. И не ВЗтали, а Виталий, и не КлЗчко, а КличкС. И выступают они за самостийную. И Сифилис ему изрядно хайло набил. Пусть тёще моей будет обидно, она с Украины, и фамилия её, как ты заметил, тоже на "хайло" заканчивается.
- А немцы здесь причём? Пример-то в чём?
- В лояльности. Ты что, не слышал? Украинцы предложили нам принять общий флаг: жёлто-сине-чёрно-красно-золотой. С одним только условием, чтобы наш орёл был на их трезубе.
- А почему Сифилис?
- Потому, что "Люис" по-латыни сифилис. И если уж Виталий - это ВЗтали, то почему Люис не Сифилис? Профессор, Доктор вышибательно-уложительных наук Леннокс СифЗлис. Звучит благородно. Защитил диссертацию на тему: "Прогноз количества наложенных швов методом нанесения головой черепно-мозговых травм".
- Правомерно. Забыл, что ты водилой на скорой работал и развозил тяжелобольных по венерологическим диспансерам.
- Где места были, туда и возили. Немцы ладно, у них и Милан - Майланд. Я как приехал, два года гадал, где это, Майланд. И что Ден Хааг - это Гаага, я вообще месяц назад узнал. Всё думал, куда она подевалась, эта Гаага? Но что КлЗчки сами себя КлЗчками кличут, такого у нас даже в Казахстане не было. Ну, были там всякие Мансуры-Оглы. МансурАми себя называли. Так то ж Казахстан. А то - самостийная! И они еще удивляются, как это русский самолёт с евреями из Израиля умудрился сбить их ракету!
- Да успокойся ты, это у Кличков после "МосковскСй". Пили бы "Смирнофф", ничего бы не было. Кстати о певчих, то есть о пьющих: что ты там говорил насчёт "чего-то хочется, а кого не знаю?".
- Я ничего не говорил. А хочется тебе только одного, "Машку" нашу оприходовать. В бардачке.
Доставая бутылку, Славка оживлённо забормотал:
Это он, это он - дорогой Мариакрон!
Хорошо, что здесь ноль семь,
На сегодня хватит всем.
Нас братские повяжут узы,
Одна беда - кругом французы.
На улице стало прохладно, у тёщи наладилось во сне с желудком, Славка снял носки и заглотал четверть "Машки", чтобы, как он объяснил, пахло "свежим". Жить стало лучше, жить стало веселее, как любил говаривать любимый вождь всех народов. Часы мои тихо пикнули, как делают каждый час, и в радио весело забухтели новости.
- Во даёт, во даёт! - заверещал Славка.
- Что там?
- Да этот - дуча итальянский - Берлускони, обожрался макарон и предложил нашему Шульцу работу надзирателем.
- Где?
- В ихнем итальянском концлагере. Он пока только строится. Площадка под него, правда, уже готова.
Славка в силу ограниченных знаний немецкого делал иногда довольно свободные переводы. Как в объявлении одной из московских газет: "Перевожу с Немецкого на Ваганьковское". (Название кладбищ в Москве). В то, что речь шла о киносъёмочной площадке, он не врубился. Проявлялось неполное восьмилетнее образование. Мне лично мать всю дорогу твердила: "Сынок, получи аттестат о полном среднем образовании и сразу почувствуешь себя наполовину интеллигентным человеком!". Отлей в сугроб, почувствуй себя лазером.
- Ну и что наш Шульц, согласился?
- Не, он возмутился, потому, как работа у него уже есть. Нашёл тоже дуча, кому предлагать! У нас четыре с половиной миллиона потенциальных надзирателей безработные, а он именно ему, Шульцу, члену парламента Европейского Совета предлагает. Да колебал Шульц эти вещи!
- Не всё так просто, Слава. Это ж международный скандал! Нам на что-то грязно намекают. И кто?! Бывшие отцы фашизма и теперешние мафиози! Не говоря уже о том, что концлагеря изобрёл великий русский, если можно так выразиться, мыслитель - самоучка В.И. Ленин, он же Ульянов, он же рабочий Иванов. Причём здесь мы? Всё, спать пора, время первый час, делаем привал. Долбанём по маленькой и завалимся.
Так и сделали. Нашли стоянку с бетонным столом и двумя такими же скамейками, достали женщин из машины, зажгли пару свечек и начали пир перед чумой. Славка кромсал ножом колбасу и хитро поглядывал на скамейки.
- Не вздумай, Вячеслав, - сказала Кларка, - нож испортишь. Для того чтобы на этой скамейке выковырять твоё имя, нужен отбойный молоток.
К двум часам ночи угомонились. Женщины погрузились обратно в автомобиль, мы в спальниках улеглись на бетонный стол. "Машка" приятно грела желудок. Звёзды медленно одна за другой исчезали с небосвода, на глаза надвинулась муть.
Славка в белой ночной распашонке, выпучив от ужаса глаза, двигался короткими перебежками в мою сторону с отбойным молотком в руках. "Не знал, что он лунатик", - отметил я про себя. За Славкиной спиной полыхнуло пламя. Чуть дальше в позе ракеты "Союз" стояла здоровенная кирпичная труба, из которой вился сизый дымок. Приглядевшись, я понял, что пламя бьётся в огромной печи. Около неё сновал туда-сюда Берлускони и навытяжку стоял "наш" Шульц. Берлускони как-то боком подбежал к Шульцу и, по мафиозному сощурив глазки, начал что-то орать, показывая кривым пальцем на Славку и меня. "Мама дорогая, это ж крематорий", - сжал меня ужас. Ноги свело, пот стал заливать лицо и другие части тела. Я почувствовал, что лежу связанный по рукам и ногам. От ужаса я дико заорал...
- Чего орём? - Славка рывком сорвал с меня путы. Солнце и воздух ворвались в спальный мешок. Тёща сидела в закрытой машине и таращилась на меня через стекло. Кларка сновала у стола.
Хорошо, когда день ясный
И кончается запой!
Очень плохо быть...
Славка обвёл глазами горизонт, взгляд его задержался на Кларке:
Сисястой...
И висеть вниз головой! - неожиданно закончил он.
Кларка парировала намёк, не моргнув глазом:
Ты, Слава, душенька моя,
В грудях не смыслишь ничего.
Мы дружно заржали и поняли, что очередной день отпуска наступил.
В дне втором
Около 11 утра мы уже стояли на французско-испанской границе. Точнее на месте, где раньше была граница. Позади и чуть сбоку остались Марсель и Монпелье. Впереди и прямо лежал Пиренейский полуостров с его апельсиновыми равнинами и незаснеженными сопками. Стояла дикая жара, я впервые заметил, как на приборной доске нашего Ниссана зажглась лампочка перегрева двигателя. Работает, машинально отметил я про себя. Тёща сняла с плеч пуховый оренбургский платок - это было явным признаком того, что температура воздуха была не меньше 50® по Цельсию в тени. В нужном месте мы съехали со "шнельки" и оказались на какой-то просёлочной дороге, правда, асфальтированной. Обшарпанные хибары, убогие лавки с фруктами, старики, сидящие перед какими-то тоннелями в этих хибарах, начинавшимися открытой дверью и такой же заканчивающимися. Для продува, очевидно. Ну и несметное количество мух. Заменить бы испанцев на казахов, получилась бы наша Ивановка, что в 30 км от Алма-Аты. Спустя кое-как, мы, наконец, добрались до Ампурии Бравы. Это было что-то! Белые дачки с красными плоскими крышами. "Дачки", конечно, мягко сказано. Настоящие бунгалы, а то и просто дворцы, громоздились на берегах каналов со сверкающими белыми яхтами на приколах. Вышел на крыльцо, сел, понимаешь, и поехал. Праздник в будний день. Гостиницу нашли сразу. Приёмщица людского товара, закончив с каким-то толстопузым беседу на английском, посмотрела на нас и мягко переключилась на немецкий. Издалека нас, немцев, видно. По сумкам из Альди, наверное. Обидно, что мы тёщу не пустили в первые ряды, приёмщица наверняка заговорила бы на ридном украиньском. Как бы там ни было, ключи нам были выданы и хорошая погода обещана. Аппартмент наш располагался на десятом этаже: гостиная, она же кухня с двумя диванами, балкон с видом на Средиземное море и спальня с кроватью. Двуспальной, правда, как в лучших домах. Увидев эту кровать, тёща сделала громогласное заявление, что спать со Славкой в одной кровати она ни под каким видом не собирается. Сразу возникла масса проблем. Почему она должна спать именно в спальне никто не понял. Её убогое заявление, что приличные люди спят в спальнях, а не на кухнях, на нас впечатления не произвело. На нас со Славкой. Но нас было меньшинство и решено было, что тёща с Кларкой спят в спальне на двуспальной кровати, а мы со Славкой в кухне-гостиной на двух диванах. Как два гомосека. На том и успокоились.
Внизу в гостинице, не считая бассейна на улице и бара внутри, был огромный супермаркет. Под видом поднятия чемоданов в аппартмент и установки Ниссана в гараж мы со Славкой в этот супермаркет сходу и рванули. "Машки" не оказалось, но "Шантрапа" (Chantre) имелась. Взяли три. Пятилитровая пластмассовая бутыль красного вина дополнила букет. Всё это быстро взволокли наверх. Нетерпение жгло, трубы горели. Разлили, не глядя ни на кого, по стакану, и загрузили в организм. Тёща смотрела на нас зверским взглядом.
- Мама, ну понимать же надо, мужики весь день за рулём, - добродушно сказала Кларка, продолжая выкладывать из сумок на стол варёные яйца, куски жареной рыбы и ещё что-то там, завёрнутое в промасленную бумагу. Одним словом, весь арсенал привокзального буфета бывшего Того, Сего и Республик. Тёща, заглотав 150 грамм "Шантрапы", задернула шторы в спальне и улеглась на двуспальную кровать, накрывшись оренбургским пуховым платком. А мы под неуёмным давлением Кларки попёрлись на пляж.
- Вован, Вован, - зашептал Славка, - гли, бабы.
- Ну и?..
- Так ведь с голыми сиськами!
- Где, где, где? - в горле у меня запершило.
- Ну что, герои-любовники, баб в своей жизни не видели? - рявкнула Кларка, - хватит косить по сторонам, лежаки ищите.
- А что их искать, вон киоск стоит и написано: Liege - 4 Euro.
- Сколько? - возмутилась Кларка, - на песок ляжем!
Она стащила с себя платье и с размаху улеглась. Секунд 5 лежала, потом вскочила, сунула мне 20 евриков: - Иди, плати.
Да, как говорил наш соотечественник Эйнштейн, "теория относительности - вещь относительная: сидишь на раскалённой плите голой задницей всего минуту, а кажется, что целый день". Жара стояла невыносимая, вода не освежала, заснуть не удавалось. Голые сиськи больше не удивляли. Тоска. Как говорил наш парторг: "На западе, там всё вызывает отвращение, начиная со стриптиза и кончая антисоветской пропагандой продуктов". Мы жалобно начали смотреть на Кларку. Поняв без слов наши замыслы, прореагировала между тем безжалостно, если не сказать - бездушно:
- 12 евров за лавки псу под хвост? Лежать!
Славка в тяжёлых жизненных ситуациях, здесь нужно отдать ему должное, умеет быстро сориентироваться и принять правильное решение.
- Мы тока туда и обратно. Что-то с этой вареной колбасы... пучит меня... - у него закатились глаза
- Меня тоже, - поддержал я.
Это был удар в точку. На такое нельзя сказать так просто "лежать!" или даже "сидеть!"
- Ладно, но как попучите, сразу сюда!
- Есть, сэр! - радостно заорали мы на весь пляж уже на бегу.
Правильно гласит русская мудрость: "Бороться с пьянством, ограничивая доступ к водке, - это то же самое, что бороться с поносом, ограничивая доступ к туалету".
Тёща, сидя на балконе, смотрела на море и попивала наше красное винцо из здоровенного стакана. Был лёгкий ветерок и пуховый оренбургский платок покоился на своём неизменном месте.
- Как море, Агриппина Богдановна? - спросил Славка, отвинчивая башку очередной "Шантрапе". Тёща работала в бытность свою кем-то там, в плановом отделе и не терпела фамильярности типа "тётя", "бабуля" и тому равное.
- Вода, - пробурчала тёща. - А вы что заявились?
- Клара просила одеялку принести, - заверил я без особой уверенности в голосе.
- Что с банкой вина будем делать? - зашипел Славка. Она у неё в ногах стоит.
- Сдача от лежаков осталась, новую приобретём.
- Ну, мы побежали, Агриппина Богдановна, - пропел Славка, и мы ринулись вниз.
До пляжа было каких-то 150 метров, но пёрли мы как бурлаки вверх по течению... Жбан с вином оттянул уже мне обе руки, Славка из последних сил волок по песку одеяло. Нет, чтобы сказать, Кларка веер, мол, просила...
Кларку увидели сразу. Рядом с ней на моём лежаке развалилась какая-то дама. Похоже, они оживлённо беседовали. У Славки загорелись глаза, он прибавил ходу, оставляя за собой песочный шлейф... Взгляд его тупо вцепился в нашу соседку, и он уже не вихлял из стороны в сторону, а шёл целенаправленно.
- А вот и они, - сказала Кларка, - знакомьтесь.
Что касается женщин, то у Славки в этом направлении имелся отработанный приём: он сразу брал быка за рога и тряс, пока эти рога не отваливались.
- Ну что, будем знакомиться? - несвойственным ему басом произнёс он и протянул руку. При попытке сделать ещё шаг в направлении новой знакомой левая нога его запуталась в одеяле, и он рухнул на колени, упершись в последний момент протянутой рукой женщине в правую грудь. На секунду все застыли как на картине Репина "Не ждали".
"Взялся за грудь, скажи что-нибудь!", - пришло мне в голову избитое выражение.
- Гвидо, - представился Славка и отдёрнул руку, - Представляете, во такой комар сидел.
- Ирина, - в свою очередь представилась женщина. - Большой, значит, комар был?
Обстановка разрядилась. У Славки была ещё одна черта: в присутствии женщин у него ехала крыша. Он становился напыщенным упрямым дебилом. Чем симпатичнее было женское создание, тем более прямой становилась его извилина в мозгу. Но хорошо и давно зная его, а, также учитывая его былые заслуги, мы с Кларкой закрывали на это глаза. В конце концов, - это была его голова. Это детям можно сказать, чтобы не косили глазами, мол, подойдёт кто-нибудь, даст по голове, так и останется. А со Славкой такие номера не проходили. Его, очевидно, уже успели в детстве стукнуть. И оно осталось.
- Это, Вальдемар, по кличке "Вован", - небрежно махнул он в мою сторону, - это Клара. Ну что, сразу "на ты", а вечером по городу? Паэйя - мороженое? - защебетал Гвидо-Вячеслав, - Я вообще-то долго в Перми жил, да. На машинах там гонял гонщиком. Однажды помню...
- и таксистом работал на такси, и печником на печке, - не удержался я, чтобы не отомстить.
- Ну да, ну да, и это было. Ты Вован того. Откупоривай пока за знакомство. Ты как, Ира, по красницкому?
Ира оказалась нашим человеком, уловила суть, и в душе, как я понял, посмеивалась над пермским Квазимодой. Это я не к тому, что Славка рожей не вышел, а к тому, что он полез на колокольню и забил в колокола.
Красненькое уложило меня на лежак. Славке лежак был не нужен, он любил декламировать стоя. Вихляя задом, он наглядно показывал Ирине в какую сторону и как они ехали на гонках в Латвии, когда у их "Волгаря" вырубило все передние скорости и осталась только задняя. Эту историю я знал наизусть и ждал только одного момента. Задержав дыхание и придав мученическое выражение лицу, Славка, наконец, выдохнул:
Заглотав красной жидкости из предусмотрительно принесённого бумажного стаканчика, он снова открыл рот, но я нагло перебил:
- Про Слесарева потом. Есть хочется. Ирина, ты, где живешь? - нужно было опережать "халявщика", как выразилась Кларка, и на корню задавить желание Славки зазвать зазнобу к нам на обед, который ещё нужно было готовить.
Выяснилось, что Ирина живет хрен знает где на окраине, чуть ли не в одной из этих хибар с тоннелями, которые мы проезжали.
- Гвидо, может, проводишь? - ковырнул я Славку.
- С удовольствием, отвезёшь?
Этот вариант мы предусмотрели:
- На тот свет? С моими-то промилями...
Этот фокус мы знаем: не хочется развозить, долбанул 200 и сделал огорчённое лицо:
- Ой, а я уже выпил...
Договорились встретиться в 9 вечера на центральной улице. Ира, как выяснилось, пребывала здесь уже не первый день и вообще была не в первый раз. Она назвала нам какой-то ресторанчик - "не пожалеете" - и мы расстались.
Обед прошел легко и независимо: Кларка с тёщей ели тушёное мясо с картошкой и запивали красным, мы со Славкой пили "Шантрапу" и заедали тушёной картошкой с мясом. Проклятая жара не спадала, тёща, распарившись от горячего и красного, сняла своё оренбургское пончо. Большинством, при двух воздержавшихся, было принято решение пойти прогуляться. Шли как афганцы, когда их равнины ещё были усеяны минами, а с сопок строчили пулемёты: женщины впереди, нетрезвые муджахетдины - сзади.
Центральная улица в Ампурии являлась не только центром культурной жизни с ресторанами и забегаловками, но и здоровенным рынком, где торговали всем - от презервативов до надувных лодок бундесвера. Славка, не раздумывая, купил шикарный "Роллекс" за 10 евро и самурайский меч за 40. Со словами "стойте здесь, я щас вернусь, только саблю в номер отволоку, а то прохожие шарахаются", он исчез в толпе. Мы, несмотря на указание, продолжали двигаться вперёд по принципу: "захочет, найдет". Через пару минут потерялась тёща. Искали недолго: Агриппина, дочь Хмельницкого, стояла как вкопанная перед турецкой лавкой ковровых настенных и половых изделий. Проследив за направлением её взгляда, я увидел на стене коврик размером 2 х 1,5 с изображением двух лебедей в пруду перед жёлтым домишкой.
- 70 евро, - прочитал я вслух.
- Хочу, - сказала тёща, - Всё лучше, чем из окна на кладбище смотреть. Мы о таком ещё в молодости с Остапом мечтали.
Делать было нечего, с плановым отделом не спорят. После десятиминутной торговли, заплатив 25 евро и погрузив произведение коврового искусства на моё плечо, мы вышли из лавки и сразу наткнулись на Славку.
- Где это чёрное с часами?! - заревел он, - Где эта недобитая обезьяна из Африки?!
Обезьяну нашли быстро. На ломаном русском, изученным по всей вероятности в институте имени Патриса Лумумбы, он толково объяснил Славке, что надпись на часах "Waterproof 200 м" означает не 200 метров под водой, а "от воды". Забрав Славкин аквариум назад, он вручил ему такой же новый, но без воды. "Не больше менять", - сказал он на прощание. "Пролетарии все страны, закупайтесь!"
Погуляв ещё немного с ковром на плече, я начал уговаривать спутников вернуться в гостиницу и загрузить коврик на крышу Ниссана, благо, там были реллинги.
- Нет, - отрезала тёща, - украдут! В аппартмент!
Ну, на "нет" и суда нет. Зашли, выгрузили турецкий раритет на балкон, доели картошку, запили кто чем. Часок подремали кто как и пошли на встречу с Ириной.
Она уже была на месте под вывеской "Corrida" с изображением быка в боевой стойке. Мне сразу стало неуютно. Я вспомнил, сколько стоит "стэйк без ничего" в Германии. Знал я также, что продаётся он на граммы, и меньше 200 грамм, кусок говядины не жарится. Я посмотрел на Ирину и прикинул, что она без полкилы в животе отсюда не уйдет.
- Может мороженного испанского? - попытался я спасти ситуацию.
Ирина выжидающе глянула на Славку, и Гвидо поплыл. Ирина засияла, тёща заулыбалась. В мясе и красном толк она понимала.
- Ладно, мы в отпуске, - разом разрешила все сомнения Кларка, - пошли!
Я по натуре не жлоб, но зачем же забивать желудок тушёным мясом с картошкой, если потом в ресторан?! Это ж равносильно пожиранию денежных купюр, не запивая! Ну да ладно, не так часто мы этот стэйк в пищу и употребляем. А ведь могли бы: ну не суй ты этот кусок говядины в борщ! Пожарь его культурно, чтобы кровь с него капала. Нож острый с вилкой рядом положи! Свечу зажги! Купи один раз в жизни сигару. Намажь в конце концов морду одеколоном! Запри тёщу в её комнате с лебедями! Гляди Кларке в глаза! Подмигни ей с намёком!
Нет, не умеем мы жить культурно. От этих мыслей я расслабился и подмигнул Славке. Мы подхватили пакет из Альди и вышли "подышать, пока стэйк подадут". Заглотав завёрнутой в пакет "Шантрапы", мы скромно вернулись назад. Описывать трапезу воздержусь. Мы скрипели третьими зубами, прожёвывая стэйк, и выходили каждые три минуты "подышать". Официант с некоторым удивлением наблюдал за воздействием безобидного мяса на человеческий мозжечок, так как кроме него и колы на столе ничего не было. Заплатив за удовольствие 200 Евро, мы вышли на улицу. Ампурия бушевала. Кругом гремела музыка, откуда ни возьмись, выплыли на рейд нарядные девочки и мальчики в трусах и лифчиках на голо тело. Натуральных трансвеститов и гомосеков мы видели в первый раз в жизни. Занятное зрелище. Посмотрев на Славкину вихляющую походку, к нему прицепились сразу двое. Кларка отбила его без особого труда, рявкнув:
- А ну, пошли отсюда! Докатились, средь белой ночи к людям приставать!..
Славка выразил желание проводить Ирину и, отведя меня в сторону, зашептал:
- Кондомы есть с собой? - пьян он был прилично.
- На что ты их в таком состоянии надевать собрался?
- Моё дело, надую, в баскетбол будем играть.
- Тогда нету. Слава, ты умом тронулся? Когда они у меня были?
- Был тока вопрос. У Ирки, наверное, есть.
Мы распрощались и разошлись. Я с Кларкой и тёщей в сторону отеля, Славка с зазнобой в сторону хибар. Придя в аппартмент, Кларка с Агриппиной добили бутыль, а я оставшуюся "Шантрапу". Мой заход на тему: "Агриппина Богдановна, Славка, наверное, сегодня не придет, что Вам тесниться с Кларой на одной кровати?" был тут же разбит вдребезги пополам:
- На кухнях не спят!
Ну и ладно, они не спят, а мы спим. Раздевшись, я лёг на диван и начал вытряхивать забившийся между большими пальцами ног песок. От этого занятия у меня возникла лёгкая эрекция и перед глазами поплыли девочки и мальчики, но уже без всяких нарядов и в очень произвольных позах. Навстречу мне двигалась Кларка, в чём её идущая сзади мать родила. Я сделал вид, что не вижу их, и отвернулся в сторону. А зря. В этой самой стороне Славка сосредоточенно прилаживал себе презерватив, что-то там у него не клеилось, а Ирина в нетерпеливом ожидании посматривала по сторонам. Потом она повернулась, и я увидел на крестце голубовато-серую татуировку - " 250 € ". Что этот последний значок обозначал, я не понял. Славка со страданием на лице посмотрел на меня. Я пожал плечами, тебя, мол, предупреждали, что на такое опущенное настроение... Эта моя безразличность была, очевидно, последней каплей в его эротической жизни: в руках его засверкала японская шашка за 40 евро и он, размахивая ей над головой, как Чапаев, двинулся на меня. "Белого осла под тобой не хватает, скотоложец", - подумал я и посмотрел на неизвестно откуда появившийся в моей руке полицейский кольт 38-го калибра. "Трансвеститы, наверно, подсунули", - пришло мне в голову. Самое интересное, что среди голой толпы, я был единственный одетый. Как голый король из одноимённой сказки. Только наоборот.
Увидев кольт, Славка затормозил и дал задний ход. "Щас ты у меня будешь пятиться", - со злостью подумал я, - "все 150 километров. Нашел, на кого шашкой замахиваться!"
Славка врубился в неоднозначность создавшейся ситуации и, в секунду поменяв выражение на лице на мученическое, заныл:
- Вован, денег дай! А, Вован? Дай денег. 130 евров всего надо. Всего 130. 130. 130. 130.
- Всего 130 евров.
Я открыл глаза. Славка стоял надо мной и канючил: - Всего 130 надо.
Я сел на диване. Видение не пропало. Славка действительно стоял надо мной и канючил.
- А у тебя что, нет? И вообще, на хрена тебе деньги ночью. Ты что, в бордель собрался?
- Уже был, Вованчик, уже был. 120 было наличкой, отдал. Еще 130 должен остался. Ирка у входа в отель ждет со своим цухельтером.