Аннотация: Каждый человек индивидуальность, но при этом, где-то на свете у него обязательно есть половинка. Важно встретить ее вовремя
Обрывки
романСодержание
--
Серафим...
--
Сегодня меня зовут Семен!
--
Ой! Прости Андрей.... Я по привычке. Мы так долго стоим.... Интересно... аэропорты, закрываются на ночь...? Мне показалось.... На тебе лица нет.
Мужчина погладил ладонью плохо выбритые щеки, скорчил недовольную гримасу и, успокоенный тем обстоятельством, что лицо все же на месте, грустно усмехнулся.
Преломляясь в оконных витражах, по небу робко поплыли первые звезды. Спутница внимательно проследила за его взглядом.
--
Знаешь...? Свет этих звезд идет до Земли сотни, тысячи лет... Возможно, в данный момент, их уже и нет...
--
В живых? - грустно усмехнулся мужчина, - Как и нас с тобой. Впрочем, есть другие.
Мужчина еще раз внимательно посмотрел на небо, потом на сложенный вдвое листок бумаги. Отогнутый уголок прилип к вспотевшим пальцам. Взгляд рассеянно скользнул по ладной фигуре спутницы.
--
Почему не читаешь? - стараясь разрушить гнетущую тишину, заискивающе спросила женщина.
--
Боюсь!
Поминки тоже праздник?
Обрывок из части второй случайно оказавшийся сверху.
Ранняя весна - самое противоречивое время года. Поздняя весна, конечно, тоже противоречива по сути своей, но ранняя....Это -нечто! Ни в какие ворота не лезет!
Солнце, с утра холодное и чужое, заставляет осторожных прохожих плотнее натягивать на истертые за зиму макушки поношенных и разбитых в бесконечных сражениях с общественными вешалками "кроликов", "лис" и "уханов".
Как бы чего не вышло! Как бы не отморозить заветные части тела....
Но к обеду, словно издеваясь, щедрое светило прожаривает меха точно заботливая хозяйка розовые, в полосочку, матрацы, делая зимние головные уборы бесполезными и даже отчасти обременительными.
Озадаченные прохожие возмущенно опускают взгляды ниц в надежде высказать претензии ещё вчера такому белому, рассыпчатому и пушистому снегу, но с изумлением восклицают: "А где же...?" А был ли...?
Был. И теперь прямо на глазах у изумленных прохожих, под их измученной соляными растворами обувью, хитрый снег ловко уходит от ответственности, растекаясь жидко - бурой массой по тротуарам и газонам суетливой столицы.
Вода везде. На асфальте, в сапогах и ботинках, на стенах, на автомобилях, на крышах, в воздухе, и даже в метро. Вода везде, она - сама по себе, она не подвластна нашим желаниям и чаяниям, она не подвластна даже великим и ужасным служителям культа коммунального хозяйства. Она правдиво и беззастенчиво обнажает все то, чего до срока видеть было не дано: горы мусора, разнообразные обертки, пачки из-под сигарет, окурки, ржавый хлам, продукты собачьей жизнедеятельности...
И вот уж доверчивые горожане спешат из города вон, в том числе и на вокзалы столицы, что бы укрыться от этого безобразия на лоне природы, там - где, по их мнению, мусора быть никак не должно, там, где вот-вот появятся и расцветут нежные и удивительные цветы, именуемые в народе подснежниками. Милиция тоже готовится к сбору подснежников только "подснежники" у них свои....
На вокзале суета и давка, но Сашку это обстоятельство мало волнует. Сашка сейчас на небе!
И ни на каком-то там мифическом, а на самом настоящем. Ее не смущает разношерстная публика, она, улыбаясь, выходит на перрон и, шлепая по лужам потрескавшимися от сильных февральских морозов зимними ботинками на рифленой подошве, без суеверия смело ступает на платформу под номером тринадцать, где уже ждет своих пассажиров до боли знакомая электричка.
Следом, в небрежно распахнутой шубе, поедая на ходу сто двадцать восьмой бутерброд, устало бредет ее подружка - Ирка Нечаева. Ирка голодна и расстроена, она совсем не на небе - она на земле. В душе Ирка жутко сожалеет о том, что связалась с Сашкой. Жалеет, что уже пол года не может нормально выспаться по воскресеньям, рано утром отправляясь на подготовительные курсы в Московский Государственный Университет. Она возмущена тем, что приходится сидеть и скучать, на этих дурацких занятиях без пищи и воды в огромной "продуваемой всеми ветрами" лекционной аудитории, а потом снова тащиться вслед за Сашкой в ещё более дурацкий планетарий. Ирка совсем не разделяет Сашкиного фанатизма и любви к астрономии, хоть и прекрасно осознает, что поучиться в престижном столичном вузе было бы очень даже не плохо: цивилизация, театры, модные мальчики.... Но! Причем здесь планетарий? Зачем тратить деньги, которые можно было бы употребить с большей пользой? Например, на пирожки с мясом, или на шикарное московское мороженое! Зачем тратить время на нудные лекции по математике, а потом таращить слипающиеся глаза в беспросветно черное искусственное небо? Зачем? Ирке непонятно восхищение подруги от медленно затухающего "закатного" потолка, постепенно превращающегося в полное тайн и загадок звездное скопление. Ей невдомек, что каждый раз, когда Сашка вновь и вновь переживает это действо, внутри у нее все холодеет и напрягается, по телу приятной волной пробегают мурашки, а душа переполняется торжеством и счастьем. Даже по прошествии времени, восторженные чувства не оставляют девушку. Вот и электропоезд тронулся, судя по тому, что оставшиеся на платформе граждане побежали, точно при обратной перемотке кинопленки, спиной вперед, а перед глазами все мелькают и мелькают обрывки прекрасного весеннего неба, усыпанного разноцветными точками таинственных звезд.
Сашка тряхнула головой, пытаясь отогнать наваждение, осмотрелась. Девушкам повезло, им попался теплый вагон. Пассажиры быстро угомонились: кто уставился в окно, кто поспешил вздремнуть, надеясь таким образом сократить долгую дорогу. Сашка тоже повернулась к окну. Смотрела сквозь грязное стекло и ничего не видела, не замечая пролетавших мимо пейзажей, не обращая внимания на нескончаемое обжорство подруги, которая, облизываясь и пуская слюну, достала из своих тайников очередной бутерброд и аппетитно принялась жевать его. Тяга подружки к пище насущной в совокупности с ее хрупким телосложением, давно стала предметом шуток в их компании, а потому не вызывала особенных эмоций.
Неожиданно всеобщее спокойствие разорвал хлопок тамбурной двери и громкий поставленный голос возвестил:
--
Покупайте свежий номер газеты "Московский Комсомолец"! Свежий номер, низкие цены! Сегодня в номере...
--
Козел, - тихо выругалась Ирка. - Испугал. Я аж подавилась.
Сашка не возражала: козел так козел. Ей свежий номер газеты был ни к чему, в ее сумочке лежала только что купленная, священная брошюра с новыми научными данными о космических черных дырах.
Единственным, в их небольшом "купе", кого заинтересовала газета, оказался молодой, улыбчивый парнишка которого Сашка мысленно окрестила "Ёксель-Дрыкселем". Уж очень часто он употреблял это забавное и непонятное словосочетание в разговоре.
Парень постоянно кивал головой, подмигивал то одной девушке, то другой, хитро улыбался, явно пытаясь привлечь к себе внимание. Сашка улыбнулась в ответ, Ирка безучастно жевала. Ободренный Сашкиной улыбкой молодой человек раскрыл купленную газету, и принялся читать вслух заметку об удивительно способном мальчике - экстрасенсе, который в свои неполные семь лет читает по-французски, пишет по-английски, думает на хинди, лечит взглядом болезни, а за дополнительную плату обучает игре на фортепиано по фотографии.
Ирка критически осмотрела веснушчатую, хитрую физиономию нового знакомого, рыжие кудрявившиеся волосы, узкие бесцветные глазки со светлыми, почти невидимыми ресницами, простоватую немодную одежду и, улучшив момент, одними губами прошептала Сашке:
--
Чмо! - всем своим видом давая понять, что данный субъект им обоим ни при каких обстоятельствах интересен, быть не может. Ирка отвернулась к окну и притворилась спящей.
Сашка так не могла! Ей неудобно выказывать пренебрежение человеку, который в сущности ничего дурного не делал, а как бы даже и наоборот, всячески пытался скрасить им дорогу. Сашка не выглядела на свои шестнадцать с гаком. В сущности, так..., полу - ребенок, а потому вниманием людей противоположного пола избалована не была. Это внимание ей сейчас очень даже льстило....
Пейзажи со столичными многоэтажками закончились. За окном замелькало одноэтажное Подмосковье, демонстрируя, точно на показ, черноту проталин полей, разбавляя ее кажущейся белизной перелесков. Нет! Все-таки в однообразии тоже есть своя красота. Сашка, невольно залюбовавшись родными пейзажами, задумалась, и тут снова с грохотом растворилась тамбурная дверь и другой, теперь уже жалостливо - зовущий голос заблеял:
--
Покупайте газету "Московский Комсомолец". Сегодня в номере.... Покупайте!... Ну что же вы?!
Последнее было сказано с таким надрывом, с такой слезой в голосе, что невольно привлекло всеобщее внимание. Проснулись даже те граждане, которым посчастливилось забыться в тревожном железнодорожном сне.
Сашка, как и все, повернула голову на шум. В проходе стоял толстый, растрепанный дядечка, с кипой газет в руках, одет он был в засаленную кожаную куртку неопределенного цвета, воротник которой смешно оттопырился, словно хозяина её долго таскали по вагонам за шкирку точно нашкодившего неразумного щенка. Толстые слюнявые губы продавца шевелились как две огромные улитки, распухшие бесформенные веки то и дело вздымались и опускались, вызывая иллюзию надуваемых ветром парусов.
--
Что это у Вас такое? Позвольте? Где вы взяли газету? - толстяк - распространитель попытался вырвать из рук читающего мужчины печатный листок.
--
С ума сошел что ли...? - изумился мужчина, отодвигая газету в сторону, подальше от пухлых шаловливых ручонок. - Где взял?! Где взял?! Купил! Пять минут назад точно такой же горлопан продавал. Кстати! Дешевле в два раза....
Толстяка - распространителя от услышанного аж передернуло: скрючило, распрямило и подбросило вверх.
--
Худой!? Лицо в прыщах? В черной куртке?
--
Товарищи! Сограждане! Господа! - продавец с пафосом вытянул свободную от газет руку, мгновенно превращаясь в пламенного трибуна. - Будьте бдительны! Не покупайте газеты у этих проходимцев. Это наши конкуренты! Они ведут не честную игру. Они специально занижают цену! Товарищи! Покупайте газеты только у меня! Только у меня правильные газеты!
--
Мужик! Свали в туман, а то в оралку получишь, - мягко посоветовал выразительного вида небритый господин-товарищ расплескавшемуся трибуну
Сограждане одобрительно захихикали. Толстый дядька попытался что- то объяснять: про коньюктуру рынка, про сложности с поставками, врагов конкурентов... потом притух, махнул рукой и обиженно засеменил по проходу в другой конец вагона, не забывая жалобно - просящим тоном предлагать "настоящую" газету ехидно улыбающимся пассажирам. Изредка, он воспроизводил пару - тройку негромких, но ядреных проклятий в адрес нечестных конкурентов, что, безусловно, веселило пассажиров еще больше.
--
Постой отец. Продай мне газету, - задорно подмигнул Сашке Ексель-Дрыксель, пытаясь произвести на девушку впечатление.
Сашка подумала: "Что это он подмигивает без конца? Нервный тик поразил его!"
--
Теперь у меня будет два одинаковых номера... Жалко человека... ексиль-дрыксель!
Продавец, споткнувшись о стоявшую в проходе сумку на колесиках, с готовностью поспешил к потенциальному покупателю: воровато спрятал в боковой карман куртки полученные деньги, выдал газету, отсчитал сдачу. Взглядом полным надежд окинул прячущую в стороны глаза окрестную публику, тяжело вздохнул и снова двинулся по проходу в свой бесконечный бизнес - тур надрывно и нудно предлагая приобретать "правильное" печатное слово.
--
Придурок, - прошептала Ирка непонятно кого, имея в виду: продавца или нового Сашкиного знакомого. Она покрутила пальцем у виска и, отвернувшись к окну, снова демонстративно погрузилась в сон
--
Все они жулики! - согласно закивала сидящая напротив пожилая тетечка, - Работать не хотят - газетки носят. Их бы в колхоз! Да на грядку! И откуда столько жуликов взялось?!
--
Я вот служил на границе и у нас там был такой забавный случай, - радостно включился в занимательную дискуссию "Ексель-Дрыксель"....
Пока ехали - Сашка узнала о новом знакомом очень многое. И то, что родился он в Одессе, и то, что служил в пограничных войсках, но больше всего "Ексель-Дрыксель" вешал лапшу девушке про любимого сторожевого пса "Верного" и свои геройства. Даже утомил немного.
За разговорами дорога пролетела быстро. Подъезжая к своей остановке, парень стал настойчиво просить у девушек номер телефона или на крайний случай адресочек.
--
Вот соберусь, ексиль-дрыксель, и обязательно загляну к вам в гости. Ждите ...
--
От ещё! - надменно надула губки Ирка
Парень не отставал. Ирка снова ушла в мнимый сон. Сашка так не могла. Зачем обижать хорошего человека? Она достала авторучку, листочек бумаги и аккуратным красивым подчерком записала адрес. Адрес своей учительницы по химии, живущей в доме напротив. Нельзя лишать человека надежды. Пусть навестит их пожилую, одинокую химичку, ей это будет приятно. Кстати! За этим действом можно будет с интересом понаблюдать с балкона. Должно быть, очень весело, если конечно поймать момент....
--
Охота тебе выслушивать эти бредни? - Удивлялась Ирка. - Нигде он не служил, видишь ли, герой.... Все они в электричках герои. Адресочек ему дай! Ждите! Он приедет! Гоголь-моголь! Или как ты его там зовешь: "Ексиль-моксиль"?....
Сашка улыбалась. Улыбалась от уха до уха. Жизнь была прекрасна. Сегодня отличный день. Воскресенье. Сегодня она снова видела звезды...
Дверь в квартиру, почему-то, оказалась открытой. Девушка вошла, и нехорошие предчувствия тут же захлестнули волной, придавив, разрушив желание запеть с порога. В прихожей стоял чужой, незнакомый запах. У зеркала ревел Вовка. На встречу ей бросилась тетя Таня:
--
Саша! Милая Саша! Папа умер.....
Здания точно люди: одни вызывают уважение, восхищение, трепет; другие - маниакальную жалось переходящую в легкое раздражение; третьи вообще не вызывают никаких эмоций словно их нет и никогда не было.
Особенно остро это заметно в так называемой "старой", исторической части города, где за каждым фасадом человеку с развитым воображение может привидеться - чёрте-что: деревянный чан; красные, распаренные от бесконечной стирки руки; мышиный писк; веселый смех и похотливый шепот под дребезжащие звуки патефона; стук чайных ложечек о упрятанные в массивные серебряные подстаканники, точно в раковины, стаканы; громкий срывающийся на фальцет голос: "Маша! Маша! Куда Ты задевала мои носки?"; грудной кашель больного ребенка; едкий дым церковной свечки под потемневшей от времени иконой, а следом, резкой тревожной волной, точно ветер с костровища, запах ладана: и тихое бормотание, и песня - плачь....
По кривым разбитым весенней распутицей улочкам от одного дома к другому неспешно продвигался молодой человек: роста чуть выше среднего, одетый в синие потертые джинсы и простенькую, не по сезону легкую, матерчатую курточку стального цвета. Человек аккуратно ставил ноги обутые в светло-серые модные ботинки, так, чтобы не запачкать обувь продуктами весенней распутицы. Иногда он делал более широкий шаг, иногда очень узкий, иногда приходилось перепрыгивать остатки снега и лужи.
Возможно, гордо поднятая голова, светлые вьющиеся волосы, стройная фигура вызывали бы гораздо больший интерес к его персоне у снующих мимо девиц из медицинского училища, если бы не распутица. Да если бы не круглые очки незнакомца с непроницаемо черными стеклами. Было что-то настораживающее и даже отталкивающее в этих стеклах.
Молодой человек на юных медичек внимания не обращал, никуда не торопился. Периодически останавливался, засовывая при этом большой палец правой руки в карман куртки, распрямляя ладонь и выставив локоть в сторону, внимательно оглядывал попадавшиеся на пути разнообразные строения старинной постройки, удивленно качал головой, цокал языком. Иногда он снимал темные очки, чтобы лучше рассмотреть детали, иногда жевал во рту черный пластик душки, но по прошествии времени обязательно водружал тонкую металлическую оправу на аккуратный, слегка вздернутый вверх носик. В одном месте под его проницательным взглядом упала с лавки вышедшая подышать свежим весенним воздухом старушка.
--
Овощ созрел, - без тени иронии констатировал факт молодой человек, помог бабушке подняться с земли и под ее жалостливые оханья и кряхтение продолжил свою познавательную экскурсию вдоль по улице.
У рассыпающейся от времени старой церквушки, превращенной кем-то толи с дури, толи по пьяни в склад лакокрасочных материалов он задержался дольше обычного. Снова снял очки. Задумался. Обманчивый весенний ветерок излишне вольно трепал его шевелюру, на мгновение выглянуло солнышко...
--
Товарищ! Вы, с какого бока свободны? - окликнул "задумчивого туриста" стоявший на противоположной стороне Т - образного перекрестка прохожий.
--
Стас!
--
Андрюха! - в тон молодому человеку отозвался прохожий, и, также как и он, в комичном приветствии широко раскинул руки в стороны.
Молодой человек не замедлил поспешить в дружеские объятия, по пути небрежно пряча надоевшие очки в боковой карман куртки. Объятия получились крепкими. С хрустом. Хрустнула и сломалась тонкая металлическая оправа. Молодому человеку, всего на миг, показалось, что тот, кого он называл Стасом, намеренно сильно прижал к себе приятеля, но, только на миг..., и он отогнал глупую мысль как недостойную внимания.
--
Вот так встреча, - растерянно улыбаясь, вертел он в руках теперь уже бесполезный предмет.
--
Да уж дорогой мой! Ты куда пропал!? - Стас осторожно, но настойчиво вынул из рук приятеля сломанные очки и выбросил их в стоящую у соседнего дома урну.
Урна того стоила: этакий черный, нагло блестящий свежим лаком пингвинчик с голубенькой грудкой и широко раскрытым клювом.
--
Поносил - дай другому поносить, - взял Андрея под руку Стас, - Рассказывай! Как ты? Где ты? Живем в одном городе, а уж почитай больше года не видимся. Это дело следует вспрыснуть.
--
Да я, в общем - то, не пью, - пряча взгляд в сторону, смущенно ответил Андрей.
--
Господи! Павлов! Ты ли это? А ну-ка поворотись, рассмотрю сие творение. Да нет! Ну что вы?! Это же он! Наш добрый, старый Андрюха!
--
Да я это! Я! И в магазинах-то ничего толкового не купишь с этой перестройкой, ускорением и Михал Сергеечем.... Да и денег...
--
Есть тут одно местечко.
--
Ну,...Не знаю...
--
Пошли мой френд. Угощаю. Поддержи товарища в беде. У меня траур...
Пока приятели пробирались по узким улочкам к площади, где наглые голуби, почувствовав весну, беззастенчиво оккупировали памятник вождю революции, всегда скрытный Стас, как ни странно, изменил своим принципам и поведал товарищу подробности личной драмы.
--
Представляешь!? Родственники меня замучили. Тебя когда-нибудь мучили родственники?
--
Ну,... бывало.
--
Понимаю. Пытали огнем, мячом и...шайбой. Шучу! Мои родственники - пытают меня водными процедурами. Ты у меня дома был и помнишь, что вода у нас дозированная - как в пустыне. А все почему?
--
Почему? - удивился сбитый с толку Андрей.
--
Потому что за водой, нужно идти в колонку. Ту - что у соседнего дома. Помнишь? Сегодня с утра домашние кровососы насели на Стаса особенно активно: "Стас! Сходи за водой! Стас сходи..." Стас ведь не каменный, у него тоже есть сердце! К обеду Стас сдался. Взял ведро, подумал; взял ведро второе. Вышел Стасик на крыльцо..., а на улице - так хорошо! Весной пахнет! Думаю: "Что же я буду пешком тащиться? Греметь пустыми ведрами - туда, тужится с полными - обратно! А не проехать ли за водой на машине?!" Благо отец ее во дворе ремонтировал, ключи в замке зажигания торчат. Не плохая мысль?! Правда?!.... Вот и я так подумал! Кинул ведра на заднее сиденье, распахнул ворота и мигом до колонки доехал....
--
Сам понимаешь, налить два ведра воды, для нас технарей,- дело техники. Ну, не зря же я пять лет в институте обучался?! Гораздо сложнее доставить воду до адресата, не расплескав её по пути. Ведь доставка осуществляется автотранспортом. Однако чем задача сложней - тем она что? Правильно! Интересней! Одно ведро мне удалось пристроить на коврике, рядом с пассажирским сиденьем. Остро встал вопрос, куда деть ведро второе? "Ребус!?". Стас покурил, подумал и решил: лучшего места, чем само сиденье не найти. Беда в том, что сиденье, у нашей "копейки" изношенное, наклон большой, а опорная поверхность ребристая. Тронешься резко - ведро может перевернуться. Но есть ещё смекалка в этом мощном мозговом центре! Стас снова покурил; подумал: "А не привязать ли неустойчивый сосуд к спинке сиденья?!" Пошел за веревкой в дом, а там у родственников - прямо предэкстазное состояние: "Принес?!"
" Терпите! Будет вам счастье!"
--
С боем отрезал от мотка бельевой веревки кусок, вернулся к машине, привязал ведро к спинке сиденья. Получилось очень даже здорово. И до такой степени мне все это понравилось, что я снова вернулся домой, отрезал ещё один кусок веревки, и привязал к сиденью второе ведро. На этом терпение родственников закончилось. Полный экстаз. Смотрю - парламентариев выслали. Жена бежит и такая она вся напряженная.... Кричит: "Стас! Ты с ума сошел? Зачем на машине...?!". А я ласково так и нежно: "Цыпа - цыц! Лучше не мешай! Створку ворот придержи, чтобы ее ветром случайно не захлопнуло, когда хозяин с добычей во двор въезжать будут!"
Посмотрела жена на мои художества и с естественной женской вредностью качает головой:
--
Расплескаешь!
--
Не расплекаю!
--
На спор? Расплескаешь!
--
Спорим - нет!
Ударили по рукам, сели в машину она на заднее сиденье, я - за руль. Выжимаю сцепление, врубаю заднюю, плавно трогаюсь. А по воде, только круги, ни одна капля не пролилась. Мастер...! Откуда взялся этот "Запорожец"?! До сих пор не пойму....
--
И что? - не удержался от вопроса Андрей.
--
Вода во все стороны. Жена визжит: "Аааа! Говорила расплескаешь!" Из "Запора" дедок взъерошенный выскочил - орет на всю улицу! На его призывный шум - папенька мой подтянулся. Разбитый бампер увидел - и давай матом крыть! Он умеет! Сам знаешь. В общем - кошмар. Еле ноги унес.... Смешно!? Да?
В этот самый момент приятели, обойдя уже упомянутый выше памятник, вышли к дверям ресторана.
--
Стас! Может не стоит? - с сомнением покачал головой Андрей, подсчитывая в уме предстоящие убытки, и прикидывая, сколько денег у него останется до получки после предстоящего банкета.
--
Стоит! И не только стОит, но и... стоИт! - Во втором случае Стас изменил ударение.
Не везет так не везет во всем. Оказалось, что сегодня оба ресторанных зала заказаны. Оставался третий, который в дневное время использовался как столовая, и в котором добыть спиртное практически невозможно.
--
Ничего! Не теряйся в критических ситуациях! Сообразим на двоих!? - Подбодрил приятеля Стас, - ты в темпе вальса бери две порции пельменей и пару компотов. Неважно что, главное - стаканы, а я пойду с техническим персоналом пообщаюсь. Сдается мне, где-то тут обитает моя одноклассница. Эх! "Старушка дряхлая моя...!"
Народу в столовой было не много, ассортимент впрочем, тоже изобилием не отличался. Оказалось, что все пельмени в городе давно поели враги, пришлось удовлетвориться двумя порциями сомнительных котлет с холодными макаронами. Не забыл Андрей и пару яблочных компотов. Хорошо еще, что проблем с хлебом не возникло, на закуску все сгодится.
Андрей занял столик и принялся терпеливо ждать приятеля. Стас вернулся с улыбкой на устах, но по ее ядовито-скептической форме было заметно, что итогом своей миссии он удовлетворен только отчасти. В руке сиротливо покачивался треугольный бумажный пакет из-под молока.
--
Пусто? - спросил Андрей и по большему счету не расстроился.
--
Ещё чего! - поболтал в воздухе пакетиком Стас. Внутри с характерным звуком плескалась жидкость. - Много нацедить не удалось, и все таки - это молочко от бешенной коровки. Коньяк! Пей компот.
--
Я бы... запивать, - растерянно посмотрел на приятеля Андрей, словно извиняясь за глупую привычку запивать бесценную жидкость компотом.
--
Ух-ты горе мое! Если будем пить из одного стакана, заметят. Нам, конечно, все рано....
--
Уговорил, - пришлось изменить привычкам.
Коньяк по цвету был похож на компот. Ну, может чуть темнее. Пили маленькими порциями, стараясь растянуть удовольствие. Правда, удовольствием сам процесс пития Андрей не назвал бы. После первых пятидесяти грамм в нос ударила резкая струя, горло обожгло так, что продукт чуть не возвратился обратно.
--
Чем ты занимаешься?! В своем институте!- Удивился Стас - О поле, поле кто тебя испортил? Или усеял? Не помню уже.... Павлов! Я тебя не узнаю. А ну-ка - рассказывай!
--
Да что рассказывать? Сижу на ВЦ. Креплю железнодорожную мощь страны. Занимаюсь, по большей части, прочностными расчетами. Приходит человек приносит задачу, я ее программирую, ввожу в машину, выдаю результат. За два года столько нового узнал...
--
Скольких новых ты узнал, сын мой?
--
Что? Ах, ты про это? Да ладно тебе...
--
Давай колись, скольких вдов ты осчастливил?!...
Иногда хочется спрятаться от своих проблем в большой морской раковине, уткнуться носом в ее пропахший тиной витиеватый уголок и просидеть так всю жизнь, но, спустя энное количество времени, начинаешь понимать: что бы ни остаться в этом иллюзорном мире навечно нужно срочно поделиться с кем-то переживаниями и страхами. В такие моменты на роль духовника нет никого лучше, чем человек, с которым тебя связывает счастливое студенческое прошлое. Андрея прорвало. Он с упоением, иногда переходящим в легкую форму мазохизма, принялся рассказывать институтскому приятелю про "бесконечные годы тревог и мытарств": что техника в институте стара и не перспективна; что весь мир давно перешел на персоналки, и только их начальник, пофигист и зануда от рождения, тянет какую то там резиновую Зину непонятно за какие части тела; что коэффициенты для расчетов берутся с потолка....
--
Стоп! - слегка захмелевшим голосом прервал "плачь Ярославны" Стас, - Эт конечно важно, но...! Ты давай на личное, на личное налегай...
--
Ничего личного нет и быть не может! - с безнадежной тоской в голосе категорично выпалил Андрей. - Личное - это сказки.
--
Как это? Колись, как ты до сих пор жив с таким поистине философским восприятием мира?!
--
Жив? Как и прежде! Живу в трехкомнатной квартире переоборудованной институтом под общежитие. Ты же знаешь.... Кормлю клопов. Борюсь с соседями.... Один баран - весь в науке. У него режим. Приходит с работы - ложится спать. Тихий час! Иногда два, иногда все три. Часам к девяти - десяти вечера проснется, начинает готовить себе ужин. Особенно гадский гад - любит капусту тушить. Представляешь? Мой нечастный желудок, давно переварил все, что можно и даже то, что нельзя, а эта маниакальная сволочь изощренно издевается. Жарит, парит, да так - что по квартире такие запахи витают - с ума можно сойти! Как туман над Лондоном. Вот и ворочаюсь с одного голодного бока на другой до часу, а то и до двух ночи. А этот...! Пожрет - садится диссертацию писать. И пишет до утра. Слово напишет - ходит из угла в угол за стенкой, вздыхает! Так пол ночи и пролетит... словно в общественном туалете.
--
Помню! Помню! У вас еще Гена, качок такой был...
--
Гена? Ему бы выпить и на рыбалку. Больше этого субъекта ничего в жизни не интересует. Его сутками дома нет...
--
Как удачно ты попал! Соседи люди занятые, площади свободные. Наверное уже, пол института перетрахал?!
--
Не...! - вздохнул Андрей и устремил задумчивый взгляд в лепной потолок.
Потолок был в нескольких местах покрыт тонкой сеточкой грязных разводов от весенних протечек крыши. Размышляя на тему причудливых художеств, совместно созданных великой матушкой природой и бесхозяйственностью человека, Андрей вздохнул и продолжил свой рассказ:
--
Не получается у меня с женским полом!
--
Как так? - хохотнул Стас. - В каком смысле?
--
В прямом. Однажды..., зимой поддался на уговоры... Сходил на рыбалку с Генашей, на свою голову... Вернее на другую часть тела! Ну, я же не могу столько выпить...! Итог?! Отморозил себе все... Все, что висит....
Стас засмеялся, упирая на слово "висит" и стал требовать продолжения "хохмы"
--
Да что там... -растерялся Андрей, - Воспоминания мои о том кошмаре носят достаточно отрывочный характер! Помню: зуд и жжение во всем теле когда тело стало от холода отходить. Вечером ужасная головная боль и слабость, кошмар, потом редкие вспышки дневного света, Помню: очень хотелось пить, потом какие то люди пришли, белый халат, машина скорой помощи, больница. Итог - двухстороннее воспаление легких с букетом осложнений. Месяц провалялся в больнице, потом ещё месяц таскался по разнообразным врачам в поликлинику.
--
Так вот куда неожиданно пропал мой боевой товарищ?! Мне друг не пишет, не звонит. Я весь извелся.
Андрею показалось сказанное Стасом не искренним. Было огромное желание возмутиться и надув губы обиженно бросить: "Почему же ты так и не нашел времени чтобы посетить больного друга?!", но поостыв немного, он решил - такое поведение будет сильно смахивать на каприз маленького ребенка и промолчал.
--
Ну!? - поднял стакан с остатками коньяка Стас, - Хорошо да мало?! За тебя дорогой! За твое богатырское здоровье! Ха-ха-ха! Отморозил! Надо же!... Давай вон тех баб снимем! Забуримся в общагу...! Уверяю тебя! Вся отморозка пройдет! Как рукой...
Стас кивнул глазами на неспешно жующих холодные макароны "девиц" из клуба кому за сорок и засмеялся.
--
Да в том-то и беда! Стас!... Дела мои совсем хре-но-вые..., -не обращая внимания на шутливый тон предложения, нервно зашептал Андрей. - Не пройдет! Не могу я!
--
Я "замужний" человек - могу! А он не может!? Что? Совсем - совсем?
--
Выпить бы ещё! Понимаешь Стас?! - опустив взгляд в пол смутился Андрей, - Не могу я с бабами.... Совсем-совсем...!
--
Импотент что ли?
--
Полный...
--
Не.... Не понимаю! А врачи что говорят?
--
Да не удобно ... спрашивать. Выпить бы!
--
Стоп! Понял! Будем лечить! Мы должны...! Мы просто обязаны вернуть обществу нормального, здорового производителя! Бу-гагага!
Однако, пустой пакет из под молока делиться живительной влагой с приятелями больше не захотел. Он только хрюкал, издавал свистящие звуки и морщился, словно высохшее от долгого лежания на солнце яблоко.
--
Приехали! - печально констатировал факт Стас
--
Пойдем домой? - принялся собирать тарелки и стаканы грустный Андрей. - Мы с тобой итак засиделись. Вон уборщица недвусмысленно косится...
Приятели отнесли грязную посуду на столик, над которым красовался самодельный плакат с классической столовской надписью: "Помоги немного нам, убери посуду сам" и двинулись к выходу. В этот момент в вестибюле послышался грохот, шарканье ног и приглушенные разговоры.
Едва приятели вышли из столовой, как оказались в самой гуще новых посетителей. По одежде, по хмурым печальным взглядам, по темным платкам, покрывавшим головы женщин, можно было сообразить: люди только прибыли с похорон. Теперь приятелям стало понятно, каким мероприятием был занят один из залов ресторана. Он был арендован под поминки. Граждане раздевались в холле, сдавали верхнюю одежду в гардероб и поднимались по пологим ступенькам ресторанной лестницы на второй этаж. Туда где как раз и находились "золотой" и "серебряный" залы.
В глазах Стаса мелькнула сумасшедшая мысль. Перехватив этот полный озорного безумства взгляд, Андрей понял все без слов:
--
Нет! Не стоит! Неудобно это! Стыдно. Мы здесь никого не знаем...- зашептал он в самое ухо приятелю.
--
Не дрейф. То-то и оно. Здесь половина не знает друг друга, а вторая половина не знает кто такой... или такая покойник. Пристойно помянуть усопшего - дело святое. За мной отмороженный.
Андрей и сам не понял: почему в тот момент он подчинился приятелю? Почему не вернулся в гардероб за вещами? Почему не отправился домой? Он точно под гипнозом потянулся вверх по лестнице, стараясь не отстать от Стаса.
В "золотом" зале, название и обстановка которого явно не соответствовали глубине и трагизму мероприятия, столы были сдвинуты в один ряд, так что получался длинный сплошной стол протянувшийся от входа до маленькой сцены в глубине которой виднелись зачехленные барабаны и электромузыкальный инструмент.
Народу на поминках собралось много. Ребята пристроились с краю, у дверей, рядом с пропитанным табаком и алкоголем пролетариатом. В сущности, как и предполагал Стас никто их не одернул, никто не спросил: кто они такие и за чем пожаловали на столь специфическое мероприятие. И все же Андрей чувствовал себя очень неудобно, точно он явился на страшный суд, а грехи его тяжкие пудовыми гирями повисли на шее.
Когда все расселись и выпили, а церемония пошла своим чередом, стало ясно - поминали какого-то бедолагу, Николая Петровича. Много говорилось о том, как он любил свой завод, любил свой цех, и что без него все вокруг осиротеет и промышленность в стране остановится. В принципе - как обычно. Стас периодически шепотом пытался вставлять лукавые комментарии, а Андрей упрямо рассматривал задники своих ботинок или, в лучшем случае, ногти на пальцах рук.
Жалобно и грустно, так что мороз пошел по коже, запели на другом конце стола женщины.
--
Не нравится мне тут. Скучно. Я бы даже сказал - трагично! - в очередной раз, разливая водку по стаканам, резюмировал ситуацию Стас. - Давай позаимствуем бутылочку и пойдем отсюда. Свой долг перед покойным мы уже исполнили...
--
Нет! - В Андрее взыграл дух противоречий, - Ничего мы со стола заимствовать не будем! Давай по тихо...
На полуслове он осекся. Впервые поднял глаза, посмотрел на другой конец стола.
--
Куда смотришь? На кого глаз положил? - нетерпеливо дергал приятеля за рукав свитера любопытный Стас, - А эта! С косой! Это дочь покойного. Сашунька...
--
Откуда ты знаешь?!
--
Тихо! Не шуми! Пока некоторые под столом обмороженные яйца разглядывали, Стас не дремал. Ты Павлов - серьезно? Она хоть и ничего, но еще малолетка. Впрочем...
--
Какие у нее глаза. Сколько в них тоски....
--
Знаешь что?! Пошли отсюда или ты на детей кидаться начнешь. А еще прибедняется...
--
Тебе не понять!
--
Соседи курить собираются и мы с ними под шумок. Смываемся.
В коридоре Стас, точно фокусник, вытащил из-под полы початую, но почти полную бутылку водки. Когда он успел прихватить ее со стола? От неожиданности Андрей замер на месте. Слышно было, как гремели вилками о тарелки в соседнем, "Серебряном" зале, у дверей которого приятели остановились.
--
Живем! - радостно поднял большой палец вверх Стас.
--
Зачем?! Не буду ее пить!
--
Павлов не зли меня! Будешь!
Однако, сколько Стас не уговаривал приятеля, тот уперся точно осел и стоял на своем:
--
Не хочу! Не буду!
--
Господи! Почему на моем жизненном пути сплошь и рядом попадаются одни упрямые ингибиторы?!! - закатил вверх глаза Стас. - Ты пойми, глупый, все оплачивает завод, а не эта грусноглазая дочка покойного...! Царство ему небесное... Что теперь делать? По домам расходиться?! Ну, уж нет! Давай посмотрим. Может тут мероприятие повеселее? Свадьба к примеру...
Стас быстро произвел манипуляции с обмякшим от приличной дозы алкоголя телом товарища, да так ловко, что Андрей даже и не понял, каким образом он оказался внутри "серебряного" зала.
Теперь ему на собственном опыте предстояло убедиться, что учение Маркса хотя бы частично, но все-таки верно. Помните про историю, которая повторяется дважды? Первый раз в виде трагедии, а второй в виде фарса. Не такой уж и глупый был этот бородатый парень Маркс! Он словно предвидел, что с одних поминок человек запросто может попасть на другие. Для этого достаточно просто иметь заводного приятеля.
"Серебряный" зал был меньше "Золотого", столы здесь стояли буквой П, а атмосфера судя по первым ощущениям была не такая трагическая и подавленная как на аналогичном мероприятии в зале соседнем. Тем ни менее, когда на приятелей уставилось три десятка вопрошающих глаз, Андрей растерялся. После не продолжительной паузы - с трагической миной на лице в дело вступил Стас.
--
Мир вам, - почему-то в духе классических католических священников начал он свою речь. - Мы зашли с соседних похоронов..., похорон, - Стас сделал неопределенное движение рукой в бесконечность, той рукой, что сжимала злосчастную бутылку водки, - От имени... и по поручению ...мы хотим засвидетельствовать вам свою скорбь и разделить вашу..., так сказать, боль.... Сегодня очень тяжело: и нам и вам..., потому что все мы понесли невосполнимую утрату. От нас ушел хороший товарищ, можно сказать - настоящий человек! Наставник молодежи, честный гражданин, передовик производства, активный строитель коммунистического общества, прекрасный семьянин - Николай Петрович. У вас тоже горе..., и в этот трудный час, как никто другой, мы понимаем всю боль утраты, родных и близких и хотим поддержать.... Разрешите выразить вам искренние соболезнования.... Помним...! Любим...! Скорбим...!
Стас замолчал, видимо соображая, что ещё можно наплести, но, как ни странно, говорить больше ничего не пришлось. Навстречу приятелям поднялась от стола женщина, одетая в темный отнюдь не дешевый костюм классического покроя. Голова женщины была покрыта черной шифоновой косынкой. На первый взгляд ее возраст приближался к пятидесяти. Ласковые, чуть печальные глаза располагали и завораживали точно омут. Жил в этих глазах небольшой бесенок. Ой, жил! Андрей сразу успокоился, понял - все будет в порядке. Так и вышло, женщина отнеслась к незваным гостям "с теплотой и любовью". "Наверное, вдова" - подумалось Андрею, и тут же вдогон промелькнуло: - "Веселая вдова!". Несмотря на трагичность ситуации, она улыбнулась. Не губами - глазами. Ребят снова усадили на край стола, подали чистые столовые предметы и поручили заботу о них приятной молодой особе.
Стас с ходу, так как умел делать только он, сбросив с лица трагическую маску, не преминул наговорить девушке кучу комплиментов. Не откладывая дело в долгий ящик, познакомились: оказалось, что их симпатичную опекуншу зовут Марина.