Неожиданно (или, наоборот, ожидаемо), между нами начали происходить первые размолвки.
- Сколько лет твоей жене? - как-то спросила она.
- Пятьдесят, как и мне, - ответил я, - мы одногодки, познакомились ещё в институте.
- Разве можно любить пятидесятилетнюю женщину, - задумчиво произнесла Элен, - не обманывай себя. У вас любви давно нет. Просто привычка.
- Откуда тебе знать? - спросил я.
- Тут и знать нечего, я моложе её, красивее, и это я принесу тебе счастье, - Элен посмотрела на меня с вызовом.
- Не надо мне ничего приносить, у меня уже всё есть. И я не хочу обсуждать с тобой мою жену!
- Хорошо, не буду, - сказала она, и вдруг прильнула ко мне всем телом, - я только твоя, - зашептала она, - неужели ты этого не видишь. Зачем ты делишь меня с другой. Мне это больно.
Я посмотрел на её красивое лицо, на котором появилась гримаска недовольства, и мне захотелось её уколоть.
- У нас странная любовь, - сказал я, - мимолётная, - её вообще трудно назвать этим словом. Она в основном протекает у нас в постели. Это только в английской транскрипции любить и заниматься любовью звучит одинаково. На самом деле это разные вещи.
- Мимолётной любви не бывает, - тихо сказала Элен, - бывает просто любовь. И даже если она приходит к тебе всего лишь на час, ты уже избранный. А ведь я выбрала тебя из многих и не на один час.
- Это всё слова, - резко бросил я, - и... - и замолчал. Я хотел добавить, что всё проходит в этом мире, и такая любовь тоже... Но это был бы уже не я. Это царь Соломон, у которого было триста жён и семьсот наложниц, и уже одним этим он мне был неприятен. Мне никогда не нравилось его спокойное 'всё проходит', наоборот, раздражало. Мне всегда хотелось всё повторить, и этот разговор с Элен тоже. Я бы тогда нашёл нужные слова и успокоил её, и мы бы не дулись друг на друга.
Но ссоры, быстро начавшись, также быстро заканчивались. Мы мирились. Жизнь потихоньку входила в свою колею. От обыденности трудно укрыться, она берёт своё, сколь бы ни были сильны первоначальные чувства.
Однажды мы возвращались вдвоём с Сергеем с купания. Элен и Надин ещё не вернулись из университета, и мы были предоставлены сами себе. Иногда это нужно мужчинам, отдохнуть от женского общества, даже самого приятного. Мужчина-марсианин ближе к мужчине-землянину и лучше его понимает, чем самая проницательная земная женщина. Я всегда помнил об этом. Настроение в тот день у нас было приподнятым, мы поднимались на гору и приятно беседовали. Я рассказывал ему о своей первой любви. Сергей с удовольствием слушал и улыбался.
- Элен чем-то похожа на неё, - говорил я, пытаясь припомнить черты лица той, которая отравила мне школьные годы.
- Все наши последующие женщины чем-то похожи на предыдущих, - поддержал он меня, - только любим мы их меньше. Силы уже не те. Чаша любви не бездонна.
- Не скажи, - не соглашался я, - у меня всегда каждая следующая любовь была круче предыдущей.
- И грабли у тебя всегда были новые, на которые ты наступал, - подколол он меня, - непронумерованные. Они тебя по лбу, а тебе нипочём. Значит, так нужно, чтобы ты на них наступал, это для твоей же пользы, - он усмехнулся.
- Может быть, - ответил я, - может даже, я на них наступаю умышленно.
- Не совсем, - не соглашался Сергей, - но ты сделаешь это ещё раз и очень скоро. Тебе придётся ещё раз влюбиться.
- Что ты имеешь в виду, - спросил я, заинтригованный, - у Элен есть ещё подруга, кроме Надин, и я влюблюсь в неё?
- Бери выше, - ответил он, - ты влюбишься в инопланетянку. Она будет с тобой одной крови, но это произойдёт не здесь. Посмотри во-о-н туда.
Мы уже поднялись на гору и подошли к тому месту возле обрыва, откуда Сергей отправил меня в первое путешествие. Я посмотрел вниз, и под ложечкой у меня засосало.
- Это отсюда я прыгнул в прошлый раз... или ты меня толкнул? - я взглянул на него недоверчиво.
- Нет, ты сделал это сам... и заметь, в конечном счёте, всё получилось, как надо...
- А если я сейчас разбегусь и прыгну туда, то снова всё повторится? Я опять полечу?
- Да... но будет другое. Скорее всего, такое, о чём ты даже не подозреваешь. Не знаю этого и я. Попробуй, разбегись, только глаза закрой. Если снова не побоишься, то какая-нибудь из твоих жизней к тебе возвратится снова, только в иной вариации.
Я не стал долго раздумывать, разбежался, закрыл глаза и сиганул в бездну. Но не утерпел и тут же открыл их. От того, что я увидел, у меня захватило дух.
- У-у-у-ф-ф, - закричал я во весь голос.
Глава V
Путешествие второе
Пауки тоже люди...
- У-у-у-ф-ф, - закричал я во весь голос, и эхо со всех сторон ответило мне, - у-у-у-ф-ф.
Я вскинул переднюю боковую руку и выпустил мощный заряд липкой массы в макушку высокого редра. Послышался шлепок, и тугая прочная нить завибрировала между мною и деревом.
- Вперёд, - закричал я в порыве первобытной страсти и, оттолкнувшись от поверхности Юлины, полетел ввысь, расправив все четыре задние конечности. Нить быстро всасывалась в переднюю боковую руку (я правша), и густой плотный воздух, разрезаемый моим телом, начал издавать приятную мелодию. Она была похожа на ту, которую исполнял на вечеринках мой дед, вождь гордого племени челлеев. Пролетев над дорогой и сделав кульбит, я оказался у самой верхушки дерева, крепко обхватил её задними боковыми ногами и выстрелил липкой паутиной в следующую цель. Это был одинокий могучий редр с раздвоенной макушкой, примостившийся на краю скалы. До него было метров четыреста. Но я знал, что не промахнусь.
- Си-си-си, - засвистела лента, и тут же до меня донёсся увесистый шлепок. Я как всегда точен. Распластав тело и вытянув в струну все конечности, я ринулся в свободный полёт.
И вот я на вершине. Здесь хорошо, как на всякой вершине, и отсюда видно всё как на ладони. В недавнем прошлом мои предки были отличными охотниками. Но сейчас мы больше не убиваем живых существ, мы насыщаем наши тела целебными травами и цветами-бутонами.
- У-у-у-р-р, - издаю я победный клич нашего племени.
Но эхо уже не вторит мне. Я высоко. Слишком высоко. Высоко над всеми.
Правда сейчас летают и повыше. На механических колесницах. И по юлине ездят в самодвижущих повозках, и кресла всякие удобные придумали для отдыха. Летать, как летали наши предки и, как это по-прежнему делаю я, считается теперь зазорным, не престижным. Не восхищается никто свободным полётом без механических устройств.
Я крепче зацепляюсь на толстом суку, боковыми ногами обхватываю ствол, а прямые свешиваю вниз. Ими я буду болтать просто так, для удовольствия. Липкую массу вбираю всю без остатка в боковую правую руку. Делаю это аккуратно, потому что острые секиры выступающие на обоих запястьях и ещё недавно служившие мне для победных схваток в турнирах могут, ненароком, повредить паутину, и тогда придётся вырабатывать новую.
Я подпираю передними прямыми руками подбородок и задумываюсь...
Мне скоро двадцать юлинских лет. Все вокруг имеют своё гнездо, по нескольку подружек и по целой куче детишек, маленьких прелестных челлейчиков, все ездят на колесницах и по юлине и по воздуху. Никто не перемещается дедовским способом, как это делаю я - последний из могикан. Зачем я это делаю? Назло другим? Может быть, но мне очень не нравятся перемены на моей планете, которые произошли совсем недавно.
И их устроили мы - челлеи. Мы будто сошли с ума, увлёкшись механическими приспособлениями. Клич - всё для удовольствия, затмил разум всем. А ведь совсем недавно всё было не так. Я ещё помню рассказы моего деда, последнего правителя гордых челлеев, о великих идеях народа, о бесстрашных подвигах, совершаемых мужчинами нашего племени во имя этих идей. Он успел поведать мне, как его отец, Главный Вождь всех юлинцев, мой прадед, мог мысленно перемещаться в пространстве, а паутину употреблял только для страховки. Он хотел научить этому моего деда, но не успел. Дед уже не должным образом отнёсся к учёбе, потому что тогда бациллы новомодных веяний, под названием прогресс, уже повсеместно отравили умы челлейцев. Стало модно летать и ездить в механических колесницах, сидеть в пищеприёмниках на удобных креслах, болтая прямыми ногами для удовольствия (вот и я завёл эту дурную привычку) и есть изысканную пищу. Никто уже не может вырабатывать паутину, не говоря уж о том, чтобы попадать ею точно в цель.
Вчера, пролетая над самодвижущей коляской и легко обгоняя её, я заметил восхищённые взгляды двух молоденьких дамочек, сидевших в ней.
- Ещё не всё потеряно, - решил я и послал им воздушный поцелуй передними прямыми руками, а боковыми изобразил фривольное движение, будто обнимаю их. Но кучер резко дёрнул за рычаги управления, и коляска, изменив направление, умчалась прочь.
Я предвижу для нашего народа дурное будущее, скоро станет всё непросто. Уже сейчас никто не хочет оставаться прежним и вести размеренную природную жизнь. Все хотят нового - весёлого, разгульного, опьяняющего, жаждут телесных удовольствий. Смогу ли я противостоять этому веянию, заразившему наш народ, найду ли силы сопротивляться, или стану таким как все.
Я переменяю позу и перелезаю на другой ствол, который повыше. Раздвоенная макушка редра раскачивается на ветру. Ствол, на который я перемещаюсь, начинает скрипеть, не предвещая ничего хорошего.
Но мне не страшно, я давно ничего не боюсь в этой жизни. Я рождён гордым челлеем и живу, как мне начертано судьбой.
Я прикладываю прямую руку козырьком к глазам и всматриваюсь вдаль. Из-за лесистых холмов набегают тучки, норовя закрыть белёсое Солнце. Его лучи, пронзая толщу облаков, светятся разноцветными огнями. Это юлинская радуга, предвестник тёплого летнего дождя.
Я люблю этот мир, он подарил мне жизнь и вместе с ней ощущение радости. Пусть я ещё не постиг его смысла, но это ничего не значит, не всё потеряно. И какой бы никчемной не казалась мне моя жизнь до сегодняшнего дня, я знаю - всё не напрасно. Я ещё поборюсь...
Скоро турнир доблести мужчин нашего рода, он намечен как раз в день моего двадцатилетия. Я выступлю достойно и с честью постою за идеалы моих предков. Может быть, наконец, найдётся и среди самочек родственная душа, которая меня поймёт. Хотелось бы, чтобы это была Тея. Прекрасная дивная недоступная Тея. Придёт ли она посмотреть на турнир и возьмёт ли с собой призывный букет нераскрытых бутонов, и кому он будет вручён. Пока, кроме взглядов украдкой, она ничем меня не одаривала. А мне уже давно пора передать свою зелёную жидкость по наследству. Она уже давно пропиталась неимоверной жаждой жизни, которой не нужны подпорки в виде колесниц и мягких кресел. Она насытилась моими генами и жаждет таинства соединения. Мои потомки будут летать выше и дальше всех, а паутиной стрелять точнее, чем это делаю я... Пора, пора совершить таинство...
Да, жизнь изменилась. Кардинально. Особенно круто и непоправимо она изменилась с изобретением денег, с этим мерилом всего. Кто выдумал сей бред -деньги, который 'эквивалент всего'. Ещё недавно мы довольствовались простой пищей, одинаковой для всех, и состоящей в основном из редровых шишек и целебных трав. Мы пили простую воду из родников, танцевали лихие любовные пляски и летали на паутинах не хуже птиц. Так было всегда, и веками ничто не менялось. Никто не ублажал себя излишествами, не сидел за удобными столами по целым дням, поедая обработанную огнём и кипящей водой пищу, не закрывал своё тело цветными лоскутами, якобы украшая его, а на деле, пряча изъяны, и, главное, не заставлял работать на себя других. Теперь всё не так, все жаждут иметь деньги, потому что с их дьявольской силой можно исполнить любое желание. Имея деньги, этот подлый 'эквивалент всего', можно заставить другого работать вместо себя, можно заставить его сочинять и петь песни, плясать под твою дудку, приносить еду и уступить тебе на ночь свою даму сердца.
Мой дед, предводитель челлеев, не знал денег, в те времена их ещё не было, но он и без них прекрасно обходился. Все и так видели, что он лучше всех, сильнее всех, справедливее, и в этом никто не сомневался. Дед был красавцем, в боях и турнирах ему не было равных. Его секиры, сверкали как молнии, и разили врагов, даже не прикасаясь к ним. А как он плясал и каким был оратором. Он был по праву вождём нашего племени, самым достойнейшим из всех. И это было видно без всяких денег.
03.06.2016 12:55
Продолжение здесь: http://samlib.ru/editors/r/reshetnew_w_s/sozidajaboga12.shtml