Рассвет наступал очень неохотно. Позднее зимнее солнце медленно поднималось из-за холодного, размытого морозным туманом, горизонта и в безветренной ледяной звени начинался новый день. Трескучие сибирские морозы держались уже вторую неделю, усиливаясь по ночам и лишь самую малость ослабевая с появлением солнца. А оно, багровое от непосильных попыток растопить это морозное оцепенение, каждый день старалось побыстрее прокатиться к другому краю горизонта.
Новый день тоже обещал быть морозным. Холод проникал всюду. Легко проникал он и под крышу старого заброшенного сарая, где жила стая диких голубей. Сарай был ветхим и двускатная деревянная крыша его, защищавшая поселившихся под ней птиц от холодных осенних ветров и дождей, не могла защитить их от крепких январских морозов. Поэтому голуби сидели не шолохнувшись, только сильнее прижимаясь к земле, насыпанной когда-то на чердаке, для утепления помещения. Ни одна птица не вылетела с утра из под крыши на поиски корма. Голод был страшен, но холод был страшнее голода. И только один сизый, с чёрной, угольного цвета головой голубь, сидевший в дальнем углу чердака. рядом со своей голубкой, под стать ему, такой же сизой, только с небольшим белым пятном на голове, ненадолго вылетел наружу. Не прошло и нескольких минут, как он вернулся обратно, неся в клюве пару ржаных зёрен своей подруге, найденных им на дороге, после проехавших саней. Вернувшись, он сел на своё прежнее место, прижавшись к своей голубке и как прежде укрыв её своим правым крылом. Так им было теплее и мороз уже не казался таким жгучим.
Постепенно пришёл полдень. Вновь, как и утром, заструились над крышами домов перпендикуляры дымков, растворяясь где-то в вышине, это хозяйки готовили обед. Разлетались стайками из школы деревенские ребятишки, только не так звонко и весело переговариваясь, как обычно. Были и малыши, хоть в такие морозы младшие классы могли и не ходить в школу, но им-то никакой мороз нипочём. Жизнь текла. И как только обед закончился, снова над селом послышался гул тракторов, а из совхозной мастерской донёсся звон металла, там что-то ремонтировали. Среди этих звуков, отчётливей всех услышали птицы лязг приближающегося к сараю гусеничного трактора и визг тянувшихся за ним больших деревянных саней. Подъехав ближе, трактор остановился. Не выключая двигателя, тракторист Сашка выпрыгнул из кабины и поправив на своей голове шапку-ушанку, всегда каким-то образом державшуюся на самой макушке, но на этот раз туго натянутой на лоб, принялся отцеплять сани от трактора. Один из двух рабочих, не спеша слезших с саней, взялся ему помогать, хотя всех делов-то было не более чем на минуту и Сашке самому не составляло это никакого труда. А когда с этим покончили, все трое обошли вокруг покосившегося старого строения, примериваясь, с какой стороны его лучше всего развалить, чтобы потом удобнее было складывать на сани.
Сарай стоял на отшибе и когда-то давно служил небольшим амбаром для хранения зерна, потому здесь и поселилась стая диких голубей. А потом, когда амбар пришёл в негодность и пустовал, они уже не хотели улетать из обжитого помещения, а у людей всё не доходили руки разобрать его. И вот теперь, когда работы было не особенно много, а зима заявляла о себе в полную силу, решили разобрать его на дрова. И хотя все знали, что на крыше старого амбара жила стая диких птиц, о них сейчас все позабыли. Не помнил о них и Сашка. Бесшабашная башка, он, несмотря на зимнюю одежду, легко впрыгнул назад в кабину трактора, взялся за рычаги и газанул. Выплюнув клубок синего дыма, бульдозер развернулся и не опуская ножа, медленно пополз к углу строения. Приблизившись к сараю и уперевшись в него ножом бульдозера, Сашка газанул сильнее. Старый амбар дрогнул, но устоял. Сашка газанул ещё раз. Далеко разнёсся треск ломающегося дерева и вскоре, на месте амбара, осталась только груда старых брёвен и досок. А испуганная стая голубей, вырвавшись наружу, сделала низкий прощальный круг над своим бывшим жилищем и метнулась над замёрзшим изгибом небольшой речушки к совхозной ферме. Здесь птицы всегда находили зимой корм и в непогоду прятались на чердаке, если он бывал открыт. И на этот раз, к их счастью, дверца, ведущая на чердак под крышей фермы, была прикрыта неплотно и вся стая влетела в небольшую щель под крышу.
А Сашка вместе с рабочими, разобрав образовавшуюся кучу досок и брёвен, уложили их на прицепленные вновь к трактору сани. Затем, закрепив всё это как следует, один из рабочих двинулся к сохозной конторе пешком, а второй втиснулся к Сашке в кабину и Сашка, включив скорость, тронул.
По дороге к конторе, проезжая мимо фермы, остановились, вошли внутрь. Переговорив несколько минут с бригадиром, вышли обратно. А выйдя на улицу, Сашка, видевший куда полетели птицы, то ли ошалев от мороза, а может так и сам не зная почему, решил забраться на чердак - пугануть их.
Испуганная стая вновь метнулась к выходу и расселась на небольшом карнизе вдоль наружной стены, не зная, куда же теперь деваться. И только сизой, с небольшим белым пятном на голове голубке, места на карнизе уже не хватило. Беспомощно взмахнув несколько раз крыльями, она, развернувшись, в отчаянии рванулась к темнеющему недалеко лесу, обжигая крылья в морозном тумане. И вопреки всем природным инстинктам, черноголовый голубь вдруг рванулся за ней. А она, достигнув леса, попыталась сесть на ветку берёзы, но не удержавшись, бессильно спорхнула вниз, прямо на нанесённый под деревом сугроб.
Он, он догнал её у самого леса и одновременно садясь рядом с ней на ветку, ещё пару секунд задержался на дереве, может быть последний раз раздумывая, прорываясь птичьим сердцем сквозь табу природных инстинктов, а затем, почти вслед за нею, опустился рядом на белеющий сугроб и, подняв крыло, укрыл её им, пытаясь согреть её последним своим теплом...
Ночью мороз неожиданно стал спадать. Небо мало-помалу затянулось низкими тучами и к утру большими белыми хлопьями пошёл снег, укрывая землю мягким пушистым одеялом и ещё сильнее укутывая её от новых морозов.