Император, заложив руки за спину, стоял у окна и сквозь плотную пелену атмосферных выделений пристально всматривался в теряющие четкость очертания зданий на другом берегу Невы.
Из-под моста вырвалась шлюпка. Двигаясь сначала вдоль набережной, она взяла затем влево и устремился к едва различимой сейчас из Зимнего Петропавловской крепости.
Николай покачнулся, перевалившись с носков на пятки ботфортов
На гребных состязаниях его постоянно одолевало нестерпимое желание вскочить с места и зычно призвать: "Поднатужимся, братцы! Одолеем и возликуем!", однако всякий раз он осекался, принуждаемый к значительности внимательным взглядом козлобородого гишпанского посла, отчего весь порыв сходил на нет с глухим нутряным урчанием без всякого для кого-нибудь ведома и пользы.
Но все же, получаемое удовольствие, даже при невозможности излияния чувств во всей их обширности, было немалым, так что со своего места он всегда сходил в совершенно особом расположении духа, с любезностью общаясь со стоящими поблизости дамами и девицами, специально, можно предположить, подобранными и расставленными, поскольку, как говорилось в секретном циркуляре: " проведенные государем наблюдения требуют, несомненно, дальнейшего пиитического дополнения и развития. Посему предлагается:
Первое. Негласно доставлять в дворцовые покои лиц противоположного пола, отмеченных особенным Их Императорского Величества вниманием, выразившимся как-то:
а) в моргании любой продолжительности,
б) в подкручивании усов,
г) в любом физиономическом шевелении.
При возникновении каких-либо сомнений истолковывать поведение Государя-Императора только как проявление интереса.
Второе. Оные доставленные снабжаются игрушечными корабликами, на борта которых наносятся имена обладательниц. Далее, означенные лица вставляют полученные кораблики в свои декольте и попарно запускаются в царскую опочивальню, где при виде государя, в положении полулежа пребывающем на мягчайшей постели, выполняют грациозный реверанс и приближаются к государю, держащему в руках бутылку шампанского вина, и становятся на колени подле его ног. Государь неспешно откручивает проволочную уздечку. Раздается хлопок, пробка ударяет в полог балдахина, государь с радостным смехом начинает поливать дам пенной струей. Те же бесцеремонно сдергивают с него ботфорты и начинают их вытрясать в поисках требуемого предмета, коим является небольшой магнит. По обнаружении, предмет засовывается под штанину, сверху ставится кораблик, имеющий металлическое дно. Далее необходимо ввести руку в панталоны и, не роняя, двигать кораблик. Победительницей объявляется та участница, которая первая с победным возгласом ухватывает Их Императорское Величество за причинное место..."
Шлюпку обволокла слякотная мгла и она исчезла из вида.
Николай повернулся на каблуках, подошел к столу, взял колокольчик, приподнял было, но, не позвонив, поставил. Его взгляд упал на пухлую папку, недавно с подобострастием возложенную поверх зеленого сукна министром финансов Канкриным. Ни сил, ни желания изучать этот обширный документ у императора не было, да и содержание и выводы были ему известны- побывавший с докладом министр убеждал государя отказаться от намечавшегося строительства железного пути сообщения между Москвой и Санкт-Петербургом. Он страстно говорил о непомерной стоимости этого сулящего невообразимые напасти прожекта. Живописуя устрашительные вероятия, он говорил о пагубном влиянии на подданных противного человеческой природе способа перемещения, чрезмерная прыткость коего лишь способствовала бы возникновению непотребных умственных поветрий и разнузданности дурных страстей
Будучи усердным патриотом, министр даже попытался выказать участливое попечение и о судьбе..., но тут император махнул рукой: -Ступай.
-Неужели вы, Ваше Величество, - с пафосом воскликнул министр уже на пороге, - позволите превратиться нашему просвещенному веку в век пара и порока?
-Тяжела ты, шапка Мономаха, - вздохнув, подумал Николай и, издав стон, медленно приблизился к стеклу и прижал лицо к прохладной поверхности.
И тут встрепенулся, загнусил, запричитал юродивый, державшийся дотоле на почтительном расстоянии от дворца. Ступая босыми ногами по осклизлой от мокрого снега брусчатке, он приблизился к веренице стоявших у подъезда карет, осыпаемый бранью лакеев и ударами кучерских кнутов.
-Дороги железныя? - завопил он истошно, указывая скрюченным пальцем на верхние окна, -дух песий!Потешища бесовсие, - и страшный, огромный и косматый, легко раскидывал налетавших на него стражников.
-Привести в соответствие! - послышалось начальственное.
Тотчас окружили многочисленно, набросились со спины, скрутили-таки болезного. Жандармский офицер подошел к удерживаемому и жестом приказал открыть рот, но тот лишь замычал и замотал кудлатой головой. Несколько рук схватило его за волосы, стоявший перед ним обнажил шашку и поднес ее конец к лицу юродивого. Тот щербато оскалился, поднял глаза и, встретившись взглядом с императором, остолбенел. Жандарм втолкнул шашку в ножны, снял шапку и отдал ее стоявшим рядом. Перекрестившись, взялся одной рукой за нос юродивого, другой за бороду, с усилием потянул и с громким хрустом челюсти разошлись. Дрожа от напряжения, жандарм кивнул ближайшему низшему чину, тот подскочил, схватил юродивого за разбитые губы и обернул ими уцелевшие зубы. Жандарм надсадно взревел и вдвинул красную лысину в отверстый зев, но тщетно! Огромный, словно матрац, язык вытолкнул голову обратно. Жандарм отлетел и, не удержавшись, упал навзничь. Юродивый дико взвыл, рванулся, освобождаясь, и бросился через мостовую по направлению к Неве, волоча за собой двух вцепившихся в его рубище филеров, один из которых отвалился после удара головой о фонарный столб. Добежав, остановился, погрозил императору кулаком, подхватил одной рукой опупело выпучившегося агента, вскочил на парапет и с криком: "Христопродавцы!" прыгнул в покрытую подрагивающей, как вытрясаемая простыня, сырой снежной пленкой реку. Сбитая жестяная банка с червями с грохотом покатилась по тротуару.
... Заслышав за спиной осторожное покашливание, Николай отпрянул от окна и повернулся к Главноуправляющему Путями Сообщения и Публичными Зданиями графу Клейнмихелю, который, похоже, уже долгенько пребывал в кабинете. Держа на отлете, словно цилиндр, свернутый бумажный рулон, он с некоторой оторопью наблюдал за государем, но когда тот показал ему на стол, радостно преобразился, приосанился и, развернув принесенный чертеж, приступил к необходимым пояснениям.
Однако Николай слушал вполуха. Вновь подойдя к окну и отодвинув тяжелую штору, он увидел собравшуюся на набережной толпу.
"Предварительные изыскания, Ваше Величество, - смутно доносилось до него, - всхолмления... объем подлежащего изъятию ..."
Постояв некоторое время, Николай отошел от окна и, взяв колокольчик, позвонил. В дверном проеме возник слуга. Император со значением посмотрел на него, и вскорости перед ним появилась рюмка на серебряном подносе. Выпив залпом, поморщился и взмахом руки слугу отослал. Сделав круг по кабинету, остановился и озадаченно уставился на главноуправляющего, который, наклонившись над столиком и энергично жестикулируя, что-то такое с жаром рассказывал. Подняв левую руку с растопыренной пятерней, он резко опустил ее, схватил за что-то невидимое, с натугой вытянул вверх и проворно отстриг пальцами правой руки.
Николай подошел к столику, посмотрел сначала сверху вниз на пуховый венчик, окаймлявший вспотевшую плешь Клейнмихеля, затем, сильно наклонившись, снизу вверх на его низко нависшее над картой и выражавшее полнейшее счастье лицо. Еще миг - и мясистые губы Клейнмихеля покрыли страстными лобзаниями бумагу. Почуяв недоброе, император выпрямился, взявшись за волосатое ухо, приподнял голову и выдернул из-под нее карту. Достигший экстатического состояния граф уже ничего не замечал и продолжал в упоении тереться о поверхность стола.
Император принялся изучать чертеж. Несмотря на то, что многое из нанесенного было размыто слюнями, суть была ясна: проект железной дороги был составлен по принципу рабского следования рельефу и условиям местности.
Наливаясь злобой, император подошел к своему рабочему столу, швырнул на него карту, сел, достал из ящика огромную дубовую линейку после чего поднялся и направился к Клейнмихелю.
Огромный кабинет огласился истошным визгом:
-Ваше Вели... я не ... я согласно...
-Вот тебе всхолмления! Вот тебе разнузданная прыткость! Вот тебе песьи потешища!
Преследуемый и осыпаемый ужасными ударами, главноуправляющий заметался по кабинету, и, пробегая мимо массивного стола, зацепился за угол и упал подле, тоненько скуля и мелко-мелко суча ногами.
-Строг, строг батюшка, но справедлив, - благоговейно зашептал прильнувший к щелке дворецкий.
Николай остановился. Немного отдышавшись, он повернулся к столу, пододвинул карту и, опершись на сжатые кулаки, устремил на нее тяжелый взгляд.
-Куда! - вдруг взревел он и, прижав ботфортом фалды сюртука, пресек попытку уползания.
-Фу, пакость какая, - сказал брезгливо, заметив, что наступил при этом в набежавшую из-под графа лужу.
Обтерев об лежащего обувь, император передвинулся подальше и вновь обратился к карте. Сомнения были разрешены образом самым решительным: приложив обломок линейки к карте, самодержец придавил его большим пальцем левой руки и, взяв карандаш в правую, резко провел жирную красную линию, не заметив, что в месте приложения большого пальца, чуть вышедшего за пределы остатка чертежного инструмента, образовался выступ, несколько нарушающий общую прямолинейность.
-К исполнению! - рявкнул Николай и, смахнув карту на пол, направился к окну.
Толпа на набережной, тем временем, уже начала редеть, а брешь, возникшая в месте падения двух тел, затягивалась.
-Э-э, Ваше Величество...
-Ты еще здесь?- зловеще спросил император, не оглядываясь.
-Ваше Величество, как прикажете промеж рельс? То бишь, ширину колеи. Как в Европе?
При слове "Европа" император дернулся, повернулся к главноуправляющему и двинулся на него, воздев руки и широко растопырив пальцы.
-Оборони создатель, - часто закрестился дворецкий, когда двери государева кабинета от сильнейшего удара распахнулись и оттуда вылетел граф Клейнмихель. Очумело посмотрев на слугу, с бормотанием: "На хуй шире, сиречь шире на один хуй", принялся стягивать с себя мокрые панталоны.
-Экий вы, право, неловкий, Ваше сиятельство, - не выдержал дворецкий, когда увидел, как граф пытается установить величину своего детородного органа, прикладывая его к расщепленному концу линейки и лишь причиняя себе новые страдания.
Лакей взял всё в свои руки и, пока Клейнмихель стоял, запрокинув шишковатую голову и закрыв глаза рукой, провел требуемый замер.
-Сколько? - трагическим шёпотом спросил граф.
-А вот, извольте-с, - ответствовал дворецкий и поднес линейку, зажатую между указательным и большим пальцами, к его лицу.
-А позвольте спросить, Ваше сиятельство, на что вам это?
-Их величество приказали сделать колею на хуй шире европейской, и вот теперь эта разница, - всхлипнул главноуправляющий, - эта разница будет составлять восемь и еще немножко сантиметров.
-Мал золотник, да дорог,- уважительно сказал дворецкий, заглядывая под низ графского живота.
От тяжелого удара содрогнулась закрывавшая окно вагона металлическая решетка. В неверном мертвящем свете проплывавших мимо фонарей и едва горевшей настольной лампы было видно, как, зацепившись кривыми когтями, на ней повисла и грузно затрепыхалась огромная хищная птица. Чуть успокоившись, она, наклоняя голову с боку на бок и издавая резкие скрипучие звуки, принялась пронзительно вглядываться внутрь, и через несколько секунд решетка гулко завибрировала под яростным напором разбиваемого в кровь клюва.
"Цыц!" - прохрипел сидевший за столиком и ударил ладонью по стеклу. Из-за совершенного при этом резкого поворота головой его левый глаз выпал и, прокатившись по столешнице, остановился на краю, уставившись на императора, который, забравшись в ботфортах на постель, сидел, забившись в угол и прижав колени к подбородку. Его визави, утихомирив пернатое и поправив сдвинувшийся кудрявый парик, вновь обернулся, вперив в него свой взгляд выпученного без века глаза и пустой глазницы. Решив, возможно, что ситуация требует прояснения, он поднял босую ногу, поднес ко рту и, вцепившись зубами в большой палец, оторвал вместе с болтавшейся на нем биркой. Дергая головой, он на этот раз предусмотрительно прижал оставшийся глаз рукой. Сняв бирку, на которой значилось: "тр. н/опозн. асфикция", он показал её императору и проскрежетал то ли вопросительно, то ли утвердительно: "Ага, тугамент".
Лежавший на столе глаз чуть откачнулся и снизу вверх тоже посмотрел на надпись. Для пущей убедительности "тр. н/опозн" вытянул шею и продемонстрировал оставшийся от веревки след, затем вывалил распухший черный язык, но, встретившись взглядом со своим выпавшим глазом, двумя пальцами засунул его обратно.
Послышался приглушенный треск. Удавленник сунул руку за пазуху, извлек будильник и, поднеся к лицу, принялся с любопытством разглядывать, после чего поставил его на стол и заглушил сокрушительным ударом кулака. Сдернув с головы парик, он накрыл им остатки часового механизма, вытащил фланелевый ночной колпак с помпончиком и натянул на свою матово засветившуюся в темноте лысую голову. Гулко прочистив горло, он облизал черные губы и вдруг не лишенным приятности тенором затянул вечернюю молитву. Несообразно обстоятельствам император приободрился и потихоньку стал нестройно подтягивать фальцетом. Глаза его увлажнились, еще немного - и его щеки оросили бы слёзы умиления, но тут поток сладостных созвучий начал иссякать.
Удавленник засипел, закашлялся, во рту его надулся пузырь, который проткнуло выскочившее изнутри бьющее крыльями насекомое. Выпучив единственный глаз, он замычал, отрыгнул и из его открытого рта повалила мутная зловонная пена.
Зажав рот пятерней, сквозь которую сочились рвотные массы, Николай выскочил в коридор и бросился в туалет. Глаз дрогнул, покатился, соскочил сначала на смятую постель, затем на пол и помчался вслед. Несчастный же, добежав до унитаза, рухнул на колени и забился в судорогах тошноты. Когда сотрясания тела утихли, он уткнулся покрытым обильной испариной лбом в поднятую крышку и впал в забытьё.
Наклонившись вперед, удавленник стал пристально вглядываться в угол купе - туда, где только что кто-то был, затем пошарил в пустоте вытянутой рукой. Ничего не обнаружив, он повернулся и прильнул к окну, расплющив об стекло нос, и шевеля губами, разглядывая вцепившуюся в решетку окаменевшую птицу.
Затем он поднялся из-за стола, сунул куда-то внутрь своего рубища оторванный палец с биркой и, встав на четвереньки, бросился к выходу. Пробегая по коридору, он надавил рукой на глаз, который вел наблюдение за недвижным телом в туалете, отчего тот лопнул, брызнул на стену струёй черной жижи.
Открыв наружную дверь, удавленник по привинченной к торцу вагона лестнице поднялся на крышу, откуда, зацепившись ногой за трубу вентиляции, вниз головой потянулся к птице. Схватив, её он извернулся по-змеиному и вновь очутился на крыше. Птица, которую он, вытянув перед собой, держал за шею, отчаянно билась, рассыпая перья. Коготь, едва не выбив последний глаз, царапнул по его лицу и, оторвав кусок щеки, обнажил часть черепа.
Со злобным урчанием удавленник оторвал птичью голову, а хлопающее крыльями тело метнул вниз, где возле стоявших на соседнем пути вагонов копошились какие-то фигурки.
Дежуривший в тамбуре хвостового вагона агент Охранного отделения был вчистую уволен со службы после того, как в поданном им на имя шефа жандармов г-на Бенкендорфа рапорте доложил, что видел, как после падения с крыши какого-то предмета на землю, возникло облако, образованное поднятой пылью и летающими в воздухе перьями, "по частичному оседанию коего проступила фигура обезглавленного куре-ли, гусе-ли видного существа, на одной лапе стоящее, в другой же лапе корчащееся человеческое тело держащее. По отбрасыванию оного тела означенное существо приступило к преследованию Их Императорского Величества поезда, по колее двигаясь и беспрестанно в размерах увеличиваясь"...
Между тем удавленник, держа в зубах птичью голову и перепрыгивая с вагона на вагон, добрался до багажного вагона. Спустившись по лестнице, он попытался отворить тамбурную дверь, но та оказалась запертой. Осмотревшись, он заметил чуть-чуть, на вершок, приоткрытое окно. Приобретая уплощение и растекаясь по стенке вагона, удавленник попробовал было проскользнуть внутрь через щель, но птичья голова помешала тому. Тогда он вернулся в прежнее состояние, вынул ее изо рта и, взяв в руку, начал кругообразными движениями со свистом рассекая воздух раскручивать ее, после чего метнул вперед по направлению движения поезда, сам же как мокрое полотенце через валики проскочил внутрь, вихрем промчался по коридору, ворвался в тамбур, молниеносно отпер дверь и поймал голову, для чего ему пришлось несколько удлиниться, поскольку она долетела уже до середины следующего вагона.
Удавленник закрыл дверь и по темному коридору, мимо храпевшего в купе проводника проскользнул в грузовой отсек.
Приоткрыв один из стоявших здесь гробов, он улегся внутрь и закрылся, но, судя по доносившейся изнутри возне, что-то его не устраивало. И действительно, вскоре он поднялся и, расхаживая по отсеку, принялся осматривать другие гробы. Определившись с выбором, остановился, с довольным видом провел рукой по лакированной поверхности и, сняв крышку, вывалил тело на пол.
Бесцеремонно выброшенной оказалась весьма свирепого вида старушонка в чепчике. С визгом вскочив с пола, она вытянула покрытые трупными пятнами руки и попыталась вцепиться в удавленника. Он увернулся, схватил увесистый бронзовый крест и, размахнувшись, саданул им старуху, которая, кратко вякнув, грохнулась оземь
Удавленник набросился на повержен,ную. Наклонился, нанес несколько ударов кулаком, далее выпрямился и принялся сначала топтать ее, высоко поднимая колени, затем приступил к прыжкам, с каждым разом подлетая все выше и выше.
Под самым потолком, словно прилипнув к нему спиной, он внезапно завис с болтающимися конечностями и свешенной головой, повертев которой, поднес обе руки к лицу и указательным пальцем вывернул глаз в подставленную ладонь. Ухватив глаз щепотью, он вытянул руку вниз и начал водить ею из стороны в сторону, после, потерев глаз об рукав хламиды, подтянул согнутую ногу, зажал его пальцами ступни и, зацепившись за балку, принял вертикальное положение, покачиваясь над распростертой жертвой. По завершению осмотра он дрыгнул ногой и резко наклонил голову, отчего подброшенный глаз влетел в пустую глазницу, где, крутнувшись несколько раз, принял обычное положение.
И тут удавленник издал дикий крик. Поднеся ступню к самому носу, он увидел торчащий из нее огромный ржавый гвоздь, всаженный вместе с обломком гнилой доски, завопил с новой силой и ухнул вниз с задранными кверху ногами. Со всего маха рухнув задом на вероломную старуху, он словно каучуковый подлетел к потолку и вновь шмякнулся на нее. После нескольких таких подскоков, во время которых он зубами выдергивал гвоздь, удавленник зацепился за балку, быстро-быстро перебирая руками добрался до стены, спустился и, всхлипывая и выплевывая труху, добежал до отвоеванного гроба, куда заскочил, с грохотом задвинув крышку.
Растекшаяся масса, в которую была превращена старушка, сначала едва заметно, затем все быстрее начала перемещаться по полу. Раздробленные кости, фрагменты полуразложившихся внутренних органов, перепутанный клубок кишечника и почти не пострадавшая рука, которая продолжала конвульсивно дергаться, сжимая чепчик, - вся эта залитая черной кровью субстанция достигла подставки и поползла вверх, вызывая шевеление свисавших сбоку гроба кистей, с журчанием и шлепаньем заполняя отверстую полость, обитую ситцем в пестрый горошек. Когда поток иссяк, высунувшаяся рука ухватилась за лежавшую рядом крышку и водрузила ее на место.
Следом открылся гроб с удавленником - обнаружив напротив лица маленькое слюдяное окошко, он вскочил и принялся скрести его птичьим клювом, затем приподнял крышку, посмотрел на свет тусклого коптящего фонаря и, убедившись, что требуемая степень непрозрачности достигнута, юркнул внутрь, с силой грохнув крышкой.
Грохот послышался и у входа в отсек- упал стоявший в дверях и державшийся за косяк император.
Хлопанье крыльев и резкое карканье внезапно наполнили лесную тишину, нарушаемую до того лишь потрескиванием сучьев, приглушенными голосами крестьян, выходивших с вязанками хвороста на опушку, да бормотанием деревенского дурачка, катавшего шар из первого, выпавшего накануне снега. Над деревьями, рассыпая перья, заметалась растревоженная стая воронья.
Мужики подняли головы, опасливо переглянулись и повернули было схорониться обратно в чащу, но тут на просеке, на которой уже пробивалась поросль, показалась запряженная цугом карета. Мягко покачиваясь на рессорах, она проследовала мимо к облегчению повалившихся на колени собирателей топлива.
Разогнувшийся после поклона дурачок с изумлением посмотрел ей вслед и закричал тоненько: -Шапку долой!
Увидев окутанную паром кучу свежего конского навоза, он всплеснул руками, подбежал, запрыгнул обеими босыми ногами и, блаженно жмурясь, замер.
Замедляя ход, карета проехала вдоль остатков высокого забора, за которым виднелись почерневшие избы с провалившимися соломенными крышами. Возле покосившихся ветхих ворот карета остановилась. Ворота и забор своим жалким видом напомнили кучеру полуистлевший ремень, застегнутый ржавой пряжкой на теле изъеденного рыбами покойника, которого ему однажды довелось вытаскивать багром с мелководья на берег.
- Здеся, значится, - вздохнул, преодолевая внезапный озноб, возница и с кряхтением спустился с козел, ступив новыми, не размятыми еще валенками на свежевыпавший снег.
- Вот, вишь...,-виновато сказал он, подойдя к двери. Не дождавшись ответа, взял кнут обеими руками за спиной и, вытягивая худую шею с торчащим кадыком, принялся всматриваться внутрь. Шторку, закрывавшую изнутри окошко, отодвинули и к стеклу приложили бумагу, на которой крупными буквами было написано: "АМБАР ДЛЯ СКЛАДА ПОКОЙНИКОВ,СВОЛОЧЬ!"
Водя пальцем и шевеля губами, кучер прочитал.. Из полумрака по ту сторону стекла, блеснув каменьями, возникла кисть руки. Большой палец, единственный, кажется, лишенный украшения, небрежно отогнулся, обратив чье-то внимание на приблизившееся лицо.
Возница отпрянул и проворно забился под карету. Открылась дверка, на которой повис выпрыгнувший изнутри горбатый черный карлик в красных шароварах. Когда она, отворившись полностью, ударилась о стенку кареты, карлик, выхватив из-за широкого пояса кривой меч, перескочил на козлы, где несколько раз рубанул воздух и откуда стремительно переметнулся на крышу, с которой со злобно перекошенным лицом прыгнул на снег, несколько раз со свистом крутанув мечом.
Приземлившись, он заглянул под карету и собрался было уже броситься под нее, но тут рука, пальцы которой были унизаны перстнями, схватила его за шиворот и, подняв в воздух, занесла внутрь кареты. Скомканная бумага вылетела наружу, хлопнула дверка..
Тяжело дыша, возница выполз из своего укрытия и отряхнулся. Подобрал бумагу, развернул, слизал слово "сволочь", поднял двумя руками над головой и двинулся к воротам, волоча за собой засунутый за кушак кнут Подойдя, зажал бумагу зубами, скоса оглянулся, с трудом отодвинул заскрежетавшую створку и понуро побрел по неглубокому еще снегу к темневшему в глубине двора бараку, с хрустом наступая на попадавшиеся подернутые тонким льдом лужи.
Не пройдя и половину пути, он остановился у гнилого колодезного сруба, обернулся и, вращая выпученными глазами и жестикулируя одной рукой, - так чтобы понятно спереди, но незаметно сзади - попытался поделиться сомнениями:
-А ну, че там, ежели вдруг? Ведь оно, язви его...
Карета вновь открылась, и появилось безжизненно обмякшее, с завалившейся набок головой тело, над которым возникла кисть руки. Некто невидимый, сдвинув рукав сюртука почти до локтя, помахал ладонью перед лицом и стукнул по носу. Голова дернулась и выпрямилась. Вращавшиеся в разных направлениях глаза сфокусировались на нависших сверху пальцах, сложенных щепотью.
Пальцы защелкали и голова вслед за звуком начала поворачиваться вокруг своей оси. Изумленный кучер увидел сначала профиль, затем плешь, окаймленную вздыбившимся венчиком волос, затем над плечом появилось красное перекошенное от неимоверного усилия лицо с открытым в немом крике ртом, из уголка которого текла слюна, и вылезающими из орбит глазами, к которым трясущейся рукой был приложен лорнет.
До полного оборота оставалось совсем немного, и тут рука застыла, чуть опустилась. Дрожа в диком напряжении, замерла голова. Кучер заметил, что на крыше кареты сидит карлик, болтая ногами, обутыми в тапки с загнутыми носками.
Раздался громкий щелчок и оторвавшаяся с громким хрустом голова, вращаясь, взмыла высоко вверх. Бьющая струя крови образовала спираль, витки которой опускались и со слабым шорохом складывались на снегу в алый круг.
Зазвенело разбитое стекло - на обезглавленное тело натянули мешок и оно было перевернуто вверх дергающимися ногами, одна из которых пробила окошко и торчала сейчас из дверки, вызывая сотрясание экипажа и пугая лошадей.
Голова упала во двор, к ней подбежал карлик и, пиная перед собой, направился к кучеру. С расстояния в несколько метров он ударом снизу поддел голову, и, пролетев по дуге, она упала в трех шагах от кучера, перевернулась и остановилась, вперив в него взгляд одного уцелевшего, лишенного века глаза.
Откуда-то сбоку подкатился второй глаз и несколько раз подпрыгнул, пытаясь занять свое место в голове, но после каждого подскока он скатывался по распухшей, превратившейся в сплошной кровоподтек щеке.
В отчаянии пытаясь влезть хоть в какое- то естественное отверстие, глаз попытался даже проникнуть в ноздрю, затем, упав на снег, откатился и с разгона залетел в приоткрывшийся на мгновение рот.
Послышался хлопок, голова покачнулась, и из ее носа и ушей повалил черный дым.
Кучер отшатнулся и столкнул спиной стоявшую на срубе бадью. Загремела цепь, растрескавшийся ворот пришел в движение, и рукоять больно ударила его по плечу. Под ускоряющийся скрип бешено вращающегося деревянного барабана он перебежал на другую сторону колодца и остановился, зачарованно глядя назад. Вдруг вместо ожидавшегося приглушенного всплеска послышался глухой удар, за которым раздался искаженный глубиной и последовавшим эхом отчаянный крик и шум множества падающих в воду предметов. Качнувшись несколько раз, ворот остановился.
Карета осветилась изнутри. Обладатель бороды-эспаньолки, раскуривая чубук, поднял глаза над огоньком и пронзительно посмотрел на кучера.
Тот сплюнул бумагу в колодец, облизал пересохшие губы, сгреб горсть снега со сруба и, набив им рот, ускоренным шагом продолжил свой путь.
Подойдя к бараку, он остановился у слегка запорошенных кирпичных столбиков, что остались от сгнившего крыльца, потоптался в нерешительности, подошел к находившемуся чуть выше уровня головы окну, одно из стекол которого заменял бычий пузырь, затем вновь обернулся, огляделся по сторонам, развел руками и, стоя спиной к стене, постучал кнутовищем по раме.
Со скрипом чуть приоткрылась дверь и из нее выпрыгнула кошка. Усевшись на столбике, она обернула хвостом передние лапы и, встретившись взглядом с кучером, облизнулась, несколько раз моргнув одним глазом.
-Чего это она так: морг, морг, - оторопело пробормотал тот.
И тут окно со стуком распахнулось, в проеме показалась фигура в надетом на голое тело запятнанном фартуке. Блеснул голый череп, фигура перегнулась через подоконник, левой рукой схватила возницу за клочковатую бороденку, а правой с хэканьем вонзила в живот зазубренный крюк, после чего резко выпрямилась, выдернув из валенок конвульсивно дергающиеся босые ноги с болтающимися кальсонными штрипками и, подняв мычащее извивающееся тело в воздух, утянула его внутрь.
Задрав голову, кошка с интересом наблюдала за происходящим и даже, подняв лапу, попыталась ухватиться за мотнувшуюся рядом тесёмку. Затем она соскочила со столбика, подошла к валявшимся валенкам и обнюхала их, после чего запрыгнула на завалинку, оттуда в открытое окно и исчезла из вида.
Через некоторое время послышалось душераздирающее мяуканье и кошка вылетела из окна. Упав в торчащие из снега сухие стебли чертополоха, она поднялась, отряхнулась и, припадая на заднюю лапу, с окровавленной мошонкой в зубах пересекла двор и шмыгнула в какую-то дыру.
С окончанием снегопада город, казалось, впал в оцепенение. Прекратилось движение экипажей на обезлюдевшей набережной, в стоящей у входа на мост полосатой будке застыл городовой. Напитанный влагой снежный покров Невы тягостно замер в предчувствии неминуемой кристаллизации.
Император стоял у окна, опершись одной рукой об раму и держа в другой хрустальный кубок. Резко повернувшись на каблуках, он, слегка покачиваясь, подошел к столу, не выпуская бокала из рук, взял один исписанный каллиграфическим почерком лист бумаги, отбросил, взял другой, и, вновь подойдя к окну, погрузился в чтение, отхлебывая время от времени из бокала.
"Государь, нижеследующее способно представить нравственность местных жителей отчасти с худой стороны.
С большим удовольствием предался бы я созерцанию плодов трудолюбия, коих описание способно произвести во мне некоторый даже возвышенный трепет, однако же, перехожу к изложению подмеченного.
По приближению к месту ожидаемого события можно было увидеть во множестве зонтики и расстеленные прямо на траве скатерти с кушаньями и напитками.
Похоже, дремотная вялость, навеянная продолжительным ожиданием, обильным завтраком и монотонным гудением насекомых при набирающей силу жаре одолевала расположившуюся здесь публику.
Впрочем, не эти господа занимали меня, но стоящие поодаль кареты и их извозчики. Одни из них искали прохлады прямо под экипажами, другие же, презрев опасность барского гнева, забирались внутрь и засыпали, откинувшись на мягких подушках.
Хоронясь за пышной растительностью, пробрался я поближе, лег и затаился. Достал бумагу, карандаш. Вытащил особую Т-образную подставку и водрузился на нее челюстью для освобождения рук, требуемых для расторопного письменного уловления полезного мимолетного, едва заметного.
Возлежание на благоуханных бальзамических травах наполнило существо мое возвышенными настроениями, готовыми к излиянию. В воспарении духа на девственно чистом листе хотелось лишь прочувствованно начертать: "О перси любезной Натуры!" и более ни слова!!
Но тут я увидел, как самые неугомонные из кучеров приступили к поимке различных жужелиц, как-то: мух, шмелей, всевозможных перепончатокрылых и даже незначительных земноводных. Определенно, эти канальи замышляли излюбленное ямщицкое игрище, в том заключающееся, что указанная мелкая живность запихивается в рот спящего. Никакие жульничества при этом недопустимы, т.е. нельзя добиваться открывания рта путем ласкового поглаживания детородного органа спящего, как и нельзя добиваться того же ударом под ребра и одновременным дерганьем за бороду.
Уличенный в нарушении правил подвергается наказанию. Он становится на колени и широко открывает рот, в который по очереди плюют ямщики, водящие вокруг него хоровод с песнопениями. Допустимо и сморкнуться, но остановки и размыкания круга возбраняемы, так что для того необходимо, дойдя до наказуемого, проворно встать на одну ногу, поднять другую, коленкой означенной другой ноги зажать одноименную ноздрю и произвести прицельное выдувание сопли.,
Хотя все, все было известно мне довольно подробно по рассказам очевидцев, был я снедаем жаждою обладания собственными визуальными впечатлениями. Подрагивая от нетерпения, приподнялся я на локтях, чуть даже высунулся из кустов и уловил аромат онучей кучера, что проходил мимо и, держа в руке отчаянно бьющуюся стрекозу, давился от смеха.
Но, увы! Послышался гудок, над лесом показался дым и округу залил поднявшийся визг публики. Наблюдаемый мною кучер обернулся, лицо его вытянулось. В досаде топнул он ногой, сунул насекомое в рот и бросился туда, куда устремились все. Поддавшись порыву, вскочил и я на ноги и увязался за какими-то дамами, которые, задирая подолы платьев и теряя на ходу шляпки, бежали прямо по белоснежным скатертям.
Возбужденная толпа, в которую обратилась дотоле предававшаяся отдохновению публика, заняла пространство, ограниченное с одной стороны чугунною высотой в несколько саженей оградой, с другой - еще более высокой крутой каменистой насыпью, по верху которой проходила колея железной дороги.
За оградой находились накрытые рогожами клетки числом с десяток, к каждой из которых был приставлен солдат, и из которых доносились яростные крики и завывания, заглушавшие порой гвалт множества собравшихся зрителей. Чуть далее виднелось непонятного назначения сооружение с соломенной крышей и с дверями, расположенными как раз напротив клеток. Возле каждой двери был прибит выкрашенный черным ящик.
Раздавшийся совсем близко гудок привел и без того разгоряченную толпу в состояние совершенного неистовства, когда же паровоз показался на насыпи, началось настоящее безумство. Рев сокрыл все звуки, под ударами множества тел закачалась огромная, массивная решетка.
Поезд приблизился, и стало видно, что составлен он был из нескольких платформ, на которых были установлены катапульты с какими-то продолговатыми белыми метательными снарядами. Стоявший на паровозе офицер обнажил и поднял саблю, перерубая канаты, взмахнули топорами солдаты. И тут я увидел, как над толпою, кувыркаясь в воздухе, летят одетые в белые балахоны человеческие фигуры, как, упав на крышу строения, проломили её и исчезли.
"Куклы?" - мелькнуло в голове, но вдруг одна из фигур упала на острия ограды, и из развороченного живота вывалились окровавленные внутренности, к которым потянулись скрюченные пальцы и ручки зонтиков.
Солдаты слаженно сдернули рогожи и отворили клетки, из которых выскочили обросшие, бородатые звероподобные существа. Подбегая к дверям строения, они выхватывали зазубренные крюки из черных ящиков и скрывались внутри..."
Николай обессилено опустил обе руки и уткнулся лбом в стекло. Из недопитого бокала на ковер полилось вино.
Он закрыл глаза и вызвал в памяти вал воспоминания о приятностях минувшего лета, о невыразимо сладостных мгновениях, проведенных там, на травах бальзамических лугов, на персях любезной Натуры...
... -Да, да, на них ... там они ... перси, - бормотал завалившийся за унитаз и подергивающий ногами Николай. И они появились - прельстительные в своей наготе, упруго подрагивающие дамские бюсты, закружившиеся над лежащим навзничь императором. Стремительно снижаясь, одна чета грудей, скользнув по его губам, щекам, носу, с серебристым смехом отлетала в сторону, уступая место следующей.
Помутневшим от блаженства взором Николай следил за круговертью дивных колышущихся форм, признательным дрожанием членов отзываясь на каждое прохладное волнительное касание. Очередная пара, вестником которой стал приблизившийся к его потному лицу и упорхнувший трепетный пупок, начала плавно снижаться. Уже были различимы несколько волосков вокруг восхитительно пупырышчатых сосков и, высунув язык, он с неизъяснимым волнением вожделел соприкосновения, как возникшие вдруг из пустоты две мохнатые длани хищно облапили нежную плоть персей, вонзив в них грязные обкусанные когти.
Злобно зарычав, император приподнялся на локтях, и, исполненный отвращения, вцепился зубами в одну из нависших над его лицом рук, отчего она тут же почему-то превратилась в ногу, из которой торчал огромный ржавый гвоздь.
Раздался пронзительный визг. Николай, втянув голову в плечи и зажав ладонями уши, остолбенело наблюдал за тем, как, немыслимо разбухая, лопались и осыпались клочками груди, как оплыли, закапали, потекли и, грохнув железкой, исчезли в унитазе непарные конечности
Отняв ладони от ушей, император уловил в наступившей тишине новый звук - свист, исходивший откуда-то сверху и нараставший с каждым мгновением. Он присмотрелся и с замиранием сердца опознал в падающем с огромной высоты предмете чудовищный лиловый зад, сидевший верхом на деревянной бадье. Тотчас вскочив на ноги, император вылетел за дверь, едва успев захлопнуть ее за собой, и в ту же секунду все вокруг содрогнулось от оглушительного удара. Со звоном посыпались стекла, паутина трещин покрыла настенное зеркало, с сухим треском лопнула упавшая под ноги китайская ваза с драконами
Дверь клозета выгнулась подобно наполняемому ветром парусу, слетела с петель и с грохотом упала на пол. Ситуационно, вне фактического подобия, напоминая быка, выпускаемого на улицу перед корридой, в коридоре появился зад. Словно установка для забивания свай - высоко подпрыгивая и долбая по полу, подпрыгивая и долбая, он надвигался на императора, который после некоторого замешательства обратился в бегство. Прочь, прочь - по анфиладам пустых комнат, по гулким коридорам, по подземелью, освещенному чадящими факелами, с прильнувшими к решеткам бородатыми изуродованными лицами, под неумолчные ухающе - чмокающие звуки погони и детские крики: "Жопа! жопа!"
Далее вверх по покрытой красным ковром лестнице. У ее основания зад было остановился, однако тут же раздался сильнейший треск, из углублений ступеней вылетели медные прутья и кровавым потоком ковер потек вниз - зад, зажав ягодицами его нижний конец, попытался стянуть бегущего человека, но тот, падая, успел ухватиться за балясину мраморных перил.
Вскочив на ноги, император, прихрамывая, выбежал из здания на залитую лунным светом пустынную площадь. Передышка длится совсем недолго - дверь разлетается в щепы и, не оглядываясь, он бежит вдоль кажущегося бесконечным фасада.
Забежав за угол, он, отчасти даже неожиданно для себя, заскочил в нишу и спрятался за каким-то античным богом. Зад, уже не ухая зловеще, а обречённо ёкая и хлюпая, пропрыгал мимо. Совсем близко мелькнула его поверхность, напомнившая Николаю непомерно раздувшуюся и поросшую редкой шерстью пожарную кишку.
Выждав некоторое время и отдышавшись, он утер обшлагом камзола покрытое испариной лицо, и, выглянув, едва не лишился чувств - зад, шипя и потрескивая, грузно переминаясь с ягодицы на ягодицу, стоял рядом.
Николай отшатнулся, с отчаянием обреченного надавил на спину каменного божества и обрушил его на надвинувшееся чудище. От неожиданности зад отпрыгнул, Николай выскочил из укрытия и, бухая ботфортами, побежал через площадь.
Поверженного истукана зад в несколько подскоков превратил в порошок и, поелозив для верности на месте, возобновил преследование.
Николай бежал то освещаемый лунным светом, то накрываемый огромной тенью. Когда же мрак окончательно поглотил его и конец казался близким и неминуемым, впереди показалась карета. Из последних сил он приблизился к ней, кучера, во время бега подбадривавшего его жестами, сдернул с козел и швырнул монстру.
Зад остановился и сосредоточенно запрыгал на месте. Под хруст костей Николай вскочил на место возницы и, нечленораздельно завопив, стегнул лошадей. Рухнув от резкого толчка на сиденье, он, опершись одной рукой на крышу и держа в другой вожжи, приподнялся и посмотрел назад. Зад зигзагами метался по площади, а за ним бегал горбатый карлик, размахивая кривым мечом, с лезвия которого разлетались искры. Император в изнеможении опустился и откинулся на спинку, не обращая внимания на то, куда мчатся кони.
Приоткрылась дверка, кто-то выглянул и окликнул императора. Он взял кнут и, не глядя, хлестнул на звук. Раздался визг, и чье-то тело выпало из кареты. Но ни падения, ни долго затихавшего воя император уже не заметил, как не замечал и того, что прекратился стук колес, и движение уже не сопровождалось скрипом и покачиванием, оно ощущалось лишь по тому, как мимо проносились растрепанные клочья тумана.
Он вздохнул. Поднеся бокал к губам, открыл глаза и похолодел, парализованный устремленным на него из-за окна взглядом - некто, вывалив набок огромный язык и уплотнившись в комок, из которого словно из сжатой губки интенсивно капало, висел на спущенной с крыши веревке.
Впрочем, ничего угрожающего ни в облике, ни в поведении висевшего не было, напротив, во взгляде его читался призыв к милосердию и состраданию. Николай с некоторым трудом опознал в своём визави давешнего юродивого и заметил как тот, переведя взгляд на бокал в его руке, округлил глаза и сделал глотательное движение.
Под пристальным наблюдением, двигаясь как сомнамбула, Николай открыл окно и протянул недопитое юродивому, который при виде такой царской милости радостно задергался на своей веревке. Приноравливаясь по высоте, он скользнул ниже и, едва не слетев с конца, повис на одной руке, а другой потянулся к кубку. Схватив, со стонами и гульканьем осушил, шершаво лизнул торчащую наружу государеву длань и метнул хрустальную посудину под себя, после чего стал с интересом наблюдать за ее падением. Втянув руку и высунув голову, то же сделал и император. После глаза их встретились. Николай нахмурился, отпрянул и закрыл окно. Юродивый поднялся повыше и, устраиваясь поудобнее, подтянул колени к самому подбородку. Сияющий восторг исчез с его лица и он начал тревожно всматриваться сквозь стекло.
Император подошел к столу, отодвинул нижний ящик и извлек оттуда пистолет.
-Ужо я тебя, каналья, - пробормотал он и направился к окну. При виде царя юродивый радостно закивал головой, открывая и закрывая щербатый рот, однако что-то заставило его насторожиться. Когда же тот приблизился и открыл раму, держа одну руку за спиной, он из глубины своей хламиды извлек какой-то режущий инструмент и, с горестным возгласом отхватив кусок веревки, ухнул вниз.
Император опешил. Приподнявшись на цыпочках, он уже почти высунулся, но тут мысль о мозгах на брусчатке заставила отшатнуться.
Через некоторое время он все же выглянул из окна и, к вящему удивлению, увидел только машущего метлой дворника
-А что, любезный, - хотел было окликнуть его Николай, но из пересохшего горла вырвался лишь невнятный хрип.
-Шарк, шарк, - доносилось снизу, - шарк, шарк.
Зарычав в ярости, он выхватил из-за спины пистолет и выстрелил в воздух. Дворник выронил метлу и, закрыв голову руками, бухнулся на землю.
-Ты, скотина! - послышалось сверху, - отвечай, где покойник?
-Осмелюсь доложить, - запричитал дворник, опасливо приподняв голову и глядя на окутанную клубами дыма голову царя, - ни сном, ни духом... Мы тута приставлены... Посильное благолепие... А покойники, которые смирные, так те все больше в мертвецкой. Вот Фёкла...
Император плюнул и закрыл окно.
-По своему скудоумию... Ага, стёклушки, - бормотал дворник, выколупывая из бороды осколки хрусталя.
Тут послышалось цоканье копыт, и из-за угла показалась карета. С козел призывно махнул рукой кучер, и дворник, волоча за собой метлу и снимая на ходу зипун, под которым обнаружилось драное рубище, поспешил на приглашение. Подбежав, открыл дверку, и стало видно, что на дне кареты лежат два недвижных тела: одно во всем мокром с открытым ртом и выпученными остекленевшими глазами, другое же без верхнего платья с неестественным положением головы, словно от страшного удара сверху ушедшей в плечи по самые уши.
В проеме показалось бледное, с трясущимися губами лицо графа Клейнмихеля, поднявшегося с сиденья. Юродивый ( а это был, разумеется, он), будто ломающий перед барином шапку крестьянин, сдернул с себя картуз и раскланялся, затем, нахлобучив картуз на графа, растопыренной пятерней в лицо втолкнул его обратно. Тут он замер, потом как был с поднятой рукой и разведенными пальцами обернулся и пристально посмотрел на неубранную кучу битого стекла. И, подхваченные налетевшим смерчем, осколки взвились в воздух, образовав летящее облачко, краткий миг жизни которого сопровождался переливами нежнейших радужных оттенков, после чего оно исчезло в грязном кулаке.
Щелкнул бич, карета резко тронулась с места, выехала на набережную и, набирая скорость, понеслась по направлению к Медному всаднику. У пребывавшего, казалось бы, в состоянии полного бесчувствия графа Клейнмихеля смутная озабоченность переросла в беспокойство, поскольку он уловил отсутствие обычных для поездки в экипаже шумов и ощущений. Он с недоумением обратил взор на находившегося напротив него юродивого, и тут ужас с новой силой обуял его: вместо оборванного городского сумасшедшего сидел господин в камзоле черного бархата, который держал на коленях палку с золотым набалдашником и в задумчивости пощипывал бородку - эспаньолку пальцами, унизанными перстнями с мягко переливающимися в полумраке камнями. Граф зажмурился, но, услышав странные звуки, открыл глаза: юродивый стоял у открытой двери кареты. Метнув наружу метлу, он оттолкнулся обеими руками, качнув экипаж, и прыгнул вслед. С открывшимся видом владевший графом ужас достиг невыносимой степени: рядом проплывал купол Исаакиевского собора.
Слабея, он повалился с сиденья и упал на лежавшего у его ног приплюснутого дворника, который, как померещилось в последний перед навалившейся тьмой миг, успокаивающе погладил его по голове: ничего, ничего.
Между тем, юродивый направился было опять к Зимнему, но тут увидел, как из дымохода на метле вылетела обнаженная ведьма, за ней другая, третья, а вскоре они уже во множестве сновали над городом. Придя в неописуемый восторг, наш герой попытался привлечь внимание дам, которые с сумрачными лицами проносились мимо.
Он встал на свою метлу подобно канатоходцу и выполнил несколько изящных телодвижений, затем попробовал совершить цирковой номер, заключающийся в том, что стоящий на канате подпрыгивает, со всего маха садится на канат, его подбрасывает и он вновь встает, однако трюк не удался и, проломив задом древко, он со свистом понесся к земле, сопровождаемый презрительными взглядами ведьм. Впрочем, раздавшийся вскоре визг одной из них ознаменовал его возвращение. Раздобыв где-то новую метлу, он увязался за приглянувшейся дамочкой, потихоньку подсел сзади и, страстно задышав в нежное ушко, просунутыми снизу руками ухватился за болтающиеся прелести и тут же взревел от яростного укуса в пятерню. Юродивый отъединился от бьющейся в истерике чертовки, кувырком через голову назад вернулся на свою метлу, задрал рубище, зажал древко ягодичными мышцами, завертелся вокруг его оси и унесся прочь.
При подлете к Зимнему из вертикальной плоскости вращения он перешел в горизонтальную и, заходя со стороны Невы к знакомым окнам, напоминал покачивающийся, готовый вот-вот упасть волчок.
Когда же до цели оставалось совсем немного, он выдернул из себя метлу и, улегшись на нее, приблизился к стеклу на уровне подоконника, как диверсант на бревне к вражескому берегу. Метелка смягчила удар о стену. Юродивый осторожно приподнял кудлатую голову, но тут же опустил ее, приникнув щекой к метловищу- по ту сторону стекла возле большого письменного стола, читая какие- то бумаги стоял лакей с колотушкой под мышкой.
Юродивый поерзал, принялся шарить по карманам и извлек два облепленных хлебными и табачными крошками прозрачных шара, наполненных какой-то жидкостью. Он обтер их о рукав и осмотрел. В одном находилась голова хищной птицы с подрагивающими пленками глаз и шевелящимся клювом. Во втором барахтались маленькие человечки. Один из них в шитом золотом мундире, в картузе и с бляхой дворника, разводя руками, подплыл к стенке шара, припал к ней лицом и, выпучив глаза, принялся вглядываться наружу.
-Ишь, ушлый какой,- юродивый, щелкнув пальцем по поверхности, отогнал его внутрь.
Выждав немного, он снова приподнял голову, присмотрелся и выпрямился уже не таясь - лакей, покачивая опущенной головой, словно сокрушенный приобщением к гадостному секрету, волоча колотушку по полу, брел к двери. Юродивый вытянул руку и слегка толкнул раму - со слабым скрипом она отворилась.
-Ага, не закрючено, - пробормотал он и проник в пределы государева кабинета.
На цыпочках подбежал к столу, выхватил из пухлой папки первый попавшийся лист, подпрыгнув, уселся на край стола и, болтая грязными босыми ногами, углубился в чтение.
"- кень кесерым, - говорят здесь в подобных случаях.
Вы только вслушайтесь в особенное раскатистое звучание этой упругой фразы.
Чу! Слышите? Здесь и завывание пронзительного зимнего ветра над полузанесеным стойбищем и поскрипывание, издаваемое горестно покачивающимися под его яростным напором пихтами, стоящими окрест.
А вот собаки, уже довольно вяло, можно сказать, через силу предающиеся своему праздничному пиршеству - на редкость удачной оказалась кабанья охота.
Вот ученик шамана (далее в тексте 1й) приник ухом к колеблемой внутренними толчками стенке чума и, округлив раскосые глазенки, внимает сопутствующим звукам.
Подходит ученик шамана (далее -2й):
-Шибко худо, однако. Тодышка Ешпанчу завалил. Во, гляди,- вытаскивает изо рта отнятую у собак кость и вытягивает перед собой.
1й(с ужасом глядя на обсосанный фрагмент скелета)
-Ешпанчу?(со слабой надеждой):-Может, хоть Подьелдыку?
2й(с каким-то даже злорадством):
-Ешпанчу, Ешпанчу.
1й в отчаянии сжимается в комок, сползает по стенке и, приглушенно стеная, закрывается учебным бубном. 2й застывает, глядя на стремительно заметавшийся вокруг него в воздухе трепетный пупок, который с громким шипением падает в снег..."
Юродивый с недоумением поскреб затылок, затем взял еще один лист: . "Название для рок-группы можно найти,например, в криминальной хронике :Тяжелый тупой предмет или в передаче на медицинскую тему: Свободные радикалы (Свора), Холестериновые бляшки (Хобля), Антисанитарные условия (Анус). Название может просто носиться в воздухе: Подозрительный запах, альбомы же можно будет называть Поза Љ1,Љ2 и дт. Теперь возьмем словосочетание "рок-группа". Что здесь можно найти? Гоп, урка, пук, ура - не то. Ага, вот готово: на сцене Пупок! Восторженный визг зала. Вииииииии! Всеобщее опупение..
Если взять "тяжелый металлический рок", то здесь можно обнаружить, например, вот что:Корчи, Отрыжка, Рык - артель, Стража мрака, Оскал, Кикимора, Скрежет, Чары срама, Крыжик-раскоряка,Срака-теремок ,Cмак- истерика, Открытие клоаки,Каралька, Титикака, Тортилла ..." Юродивый плюнул и засунул листы в папку.
Вынул из-за пазухи кубок, подышал на него, протер рукавом своей хламиды и, подняв кверху, посмотрел. В тусклом свете газовых фонарей был виден рельефный рисунок: паровоз, едущий по линии, которая, будучи на некотором расстоянии прямой, вдруг загогулиной уходила вбок, затем вновь приобретала стройность. Странность изображения заключалась в том, что вместо шпал были уложены скелеты. С другой стороны был запечатлён некий чиновник, передвигающий рельсу своим детородным органом.
-Вот и славно, - пробурчал юродивый, поставил кубок на стол и засеменил к открытому окну,
Широко разведя полы своего драного одеяния, он выпорхнул наружу. Облетев Александрийский столп, он устремился к шпилю Петропавловской крепости, где, совершив оборот вокруг венчающего его острие ангела, резко взмыл вверх, вслед за мчавшимся на немыслимой высоте экипажем.
По мере подъёма облик летящего претерпевал причудливые метаморфозы, как если бы его естество подверглось дематериализации: сквозь силуэт стали различимы контуры облаков, а вскоре даже для слабого звездного мерцания тело его не было препятствием. Не исчезнув полностью, он мчался по ночному небу сгустком мрака, изредка озаряемый изнутри синими всполохами.
В огромном облачном каньоне, который заканчивался входом в пещеру, он настиг экипаж. Почувствовавший его приближение возница вскочил на крышу и, широко расставив обутые в о ботфорты ноги, раскрутил перед собой огненный кнут, образовав блистающий щит, закрывавший и карету и лошадей. Ударивший в этот щит черный клубящийся шар, в котором на долю секунды проступило сходство с головой хищной птицы, отскочил раскаленным и с гудением ушел вверх между готовыми вот-вот сомкнуться гигантскими стенами. Следом ударил шар из нескольких человеческих фигур и он сокрушил огненный диск -ослепительная вспышка заполнила всю толщу чудовищного облака.
Все живое содрогнулось. Овеществлением страха вспучился над городом гигантский мутный пузырь, внутри которого метались тени. Казалось, это был живот роженицы - еще немного и воды Финского залива примут из разверстых ложесн немыслимого младенца, но пузырь осел, с шорохом ложась на крыши зданий, провисая над провалами улиц и каналов, слегка зашипев при соприкосновении с поверхностью Невы, воды которой изнутри озарились багряным. На мгновение высветились потянувшиеся кверху фигуры, словно руки восточных танцовщиц колеблемые глубинными потоками. Воцарилась тишина, бархатистая черная ткань которой на всем пространстве была проницаема лишь вкраплениями звуков, издаваемых догоравшей под окнами Зимнего дворца метлой. Но вскоре, испустив струйку дыма, она погасла.