Если ты подходишь слишком близко, она притягивает тебя...
Юкито Аяцудзи
Горячий ветер приносил из пустыни мелкие обжигающие песчинки и бросал их ему в лицо. Поднимал их далеко в пустыне для того, чтобы бросить прямо в глаза, чтобы уколоть щеки и унести дальше. Будто нарочно, думал он. Столько силы для каких-то песчинок.
Сергей сидел на крыле старенького грузовичка, курил и смотрел сквозь темные стекла очков куда-то вдаль.
Он ходил перед машиной и нервно дергал рукоятку автомата. Шаг - дерьмо, второй - дерьмо, третий - долбаное...
- Хватит, - сказал Сергей и спрыгнул с крыла машины, - ты дурак, Альварес.
- Ха, - ответил тот и остановился. - Почему это?
- Потому что ждать нужно тоже уметь. Твоя мать не умела и ты не умеешь.
- Моя мать не дура, - встрепенулся Альварес.
- А я и не говорил, что она дура, - ухмыльнулся Сергей. - Я про тебя говорил.
- Как... вроде было... - Альварес недоумевающе смотрел на Сергея.
- Тебе не понять, амиго. Не здесь нужно родиться, чтобы понимать такие вещи. А дурак ты не потому, что не там родился, а потому, что ты страх свой удержать не можешь.
-Я не боюсь, - эмоции на лице Альвареса менялись очень быстро и Сергея это забавляло. - Я вообще ничего не боюсь!
- Ага, - ответил Сергей. - Скажи это Васкесу. И перестань ругаться. Я вижу, что дерьмо.
Васкес с ребятами задерживались. Полтора часа - не срок, можно и подождать, думал Сергей. Вот только бы не случилось чего.
- Ты же и сам боишься, - сказал Альварес. - У тебя в глазах страх, Серхио.
- Вон они, - вместо ответа Сергей показал рукой на горизонт. - Две машины, как и обещали.
И не страх это, подумал он. Хреновые из вас, мексиканцев, психологи. Стрелки хорошие, а психологи дерьмовые. Да и страна у вас дерьмовая, Альварес, вот так и знай.
Он сел на место водителя, завел двигатель и крикнул мексиканцу:
- Прыгай! Мы их встретим у старого колодца!
Альварес закинул автомат на заднее сидение, плюхнулся вперед, Сергей вдавил газ в пол, и машина понеслась по раскаленному песку навстречу двум другим, уже невидимым за барханами.
Ночь выдалась на редкость холодной, свежий ветерок пробирался под одежду и неприятно щекотал тело. Они остановились в полукилометре от города: две машины подальше и одна впереди, прямо посреди разбитой дороги. Васкес отхлебнул из горлышка виски, вытер рот рукавом и передал бутылку Сергею.
- Ты должен вернуться к машинам, Серхио, - убеждал он. - Тебя могут просто узнать и тогда все сорвется.
- Плевать, - коротко и зло бросил Сергей. - Он - последний, я его все равно возьму.
- Не возьмешь, клянусь Святой Девой, не возьмешь. Он заляжет на дно, он уедет из страны, он наймет асесинос. И тогда будет совсем плохо, Серхио.
- Хуже уже не будет, Васкес. Хуже было тогда.
Васкес замолчал. Смотрел невидящим взглядом в темноту и молчал. Потом, словно вспомнив, сказал:
- Нужно будет к Рамиресу сходить.
- Да, - согласился Сергей. - Цветы поставить. И доктора Сантоса навестить, что меня шил.
Плохо, что не получилось Рамиреса с донной Аделитой рядом положить, думал Сергей. Далеко теперь они друг от друга, в двух разных концах, да и Сантос тоже далеко, вообще на другом кладбище. Но сходить нужно, попрощаться.
- Вот закончим и сходим, - сказал он. - И не стыдно будет идти, если закончим.
- Правильно, - кивнул Васкес. - Вот и сходим. А сейчас иди, не стой тут. Сядь в машину, оттуда все видно.
- Ты все сделаешь правильно, - сказал Сергей, повернулся, и неохотно побрел к далеким силуэтам грузовичков.
Альварес снова нетерпеливо ходил туда-сюда, бормоча под нос ругательства, двое ребят сидели в машинах, а остальных не было видно - скорее всего, они были на позициях, указанных Васкесом. Сергей был не против того, что Васкес взял организацию дела на себя, хотя сам бы все сделал проще. Может не так хорошо, как Васкес, но быстрее и проще, убирать это дерьмо по одному Сергей уж точно бы не стал. В тот вечер их тоже много было, может даже слишком много, и, возможно, он бы не справился с ними. Да и не того он тогда хотел, не их смерти искал, он ждал своей пули, той, что поставит точку и унесет его в последний танец. И если бы не ребята, возможно так оно и было бы, и тот танец стал бы последним.
Голубая прохлада убаюкивала, качая его на волнах, поглаживая тело пузырьками воздуха и медленно утягивая вниз. Сергей раскинул руки в стороны, едва касаясь пальцами лучей солнца, пробивающихся сквозь толщу воды, потом вытянул правую вперед и дотронулся тыльной стороной ладони до щеки Донсии.
- Ты тут, чикита, - сказал он. - Ты всегда тут.
Донсия не ответила, она смотрела своими огромными черными глазами сквозь толщу воды, и в них не было той глубины, в которой Сергей тонул столько раз. Она улыбалась и смотрела на него, а в глазах ее была бесконечная пустота космоса. Тьма и бесконечность, думал он, как в небе, только в небе есть звезды. А у тебя в глазах их уже нет, чикита, там пусто и холодно.
- Не видно ни черта, - сказал Альварес, остановившись возле машины, и Сергей проснулся. - Мать его долбаная ночь. Вроде началось.
По дороге приближалась машина, лучи фар выхватывали из тьмы далекую фигуру Васкеса, потом она остановилась совсем рядом с ним и фары погасли. Несколько долгих минут ничего не происходило, затем фары снова зажглись, раздалось несколько выстрелов, машина развернулась и унеслась вдаль.
- Твою мать, - выругался Сергей. - Что-то пошло не так, ребята!
Подбежал к грузовичку, прыгнул в кузов и крикнул:
- Поехали, Альварес!
Шины вырвали куски травы и отбросили их далеко назад, машина помчалась к одинокому темному силуэту посреди дороги, а Сергей думал о том, что второй раз не сможет принять смерть Васкеса. Одно дело прийти на похороны, принести венки и стоять около могилы. И совсем другое - знать, что человек, с которым ты говорил несколько минут назад, уже ничего тебе не скажет. Нельзя так снова, думал он. Пусть это будет в другой раз, но только не так, не сейчас и не сегодня.
Васкес стоял около грузовичка, опираясь левой рукой, сжимающей пистолет, о капот и держась правой за живот.
- Вот суки, - шептал он. - Долбаные чердос (исп. - свиньи), мать их.
Альварес копался внутри кабины в поисках бинта, Гомес побежал звать ребят, а Сергей все никак не мог заставить себя подойти ближе.
- Ножом в живот, суки, - сказал Васкес, - как скотину какую, нет, ты видишь это, Серхио?
Сергей наконец пришел в себя, сбросил оцепенение и спрыгнул вниз. Подошел к Васкесу, положил руку на плечо, другой осторожно вынул из его ладони пистолет и, спустив предохранитель, заткнул себе за ремень.
- Сильно зацепили? - спросил он.
- Дерьмово, - ответил Васкес. - Эти чердос не умеют даже ложку в руках держать, чтоб им. Я выбыл из игры, Серхио, ты уж прости.
- Все нормально, амиго, - сказал Сергей. - Главное, чтоб с тобой все хорошо было.
- Со мной все хорошо. А вот ты никогда не научишься, русский, - Васкес качнул головой. - Мы сюда пришли сделать дело или умереть. Так мы решили, Серхио. Ради Рамиреса. Ради Кармениты.
- Да, ради них, Васкес. Мы тебя подлечим, и закончим наше дело.
- Идиот, - Васкес улыбнулся, и в темноте его улыбка показалась ухмылкой мертвеца. - Долбаный дурак. Если мы пришли сюда ради дела, чего же ты стоишь? Я жажду их крови, Серхио. Пойди и возьми ее. И принеси мне, чтобы я напился.
Сергей посмотрел в его улыбающиеся глаза.
- Ты - дьявол, Васкес, - сказал он. - И за это я тебя люблю.
Побежал к машине, на которой приехал, сел за руль и завел ее.
Альварес задом вылез из кабины, и, не сводя взгляда с Сергея, сказал:
- Он не дьявол, Серхио, он человек, простой человек. Это ты - дьявол, демон, долбаный эль диабло...
- Пошел ты, - бросил Сергей, выжал сцепление и помчался в темноту.
Дверь вылетела с первого удара, хлипкая задняя дверь, ведущая на веранду для сиесты и оттуда в кухню. Сергей вошел в дом, прислонился спиной к стене, подушечками ладоней по очереди сдвинул предохранители на пистолетах, встал напротив двери в здание и вышиб ее. Где-то внутри кричали, кажется, выла какая-то женщина, но он не обращал внимания на это. Выглянул из-за угла, выстрелил два раза в мелькнувшую тень, переместился к дверному проему, снова выглянул. Коридор был пуст, дверь в комнату - полуоткрыта, но там было темно и только слабые блики лунного света пятнами лежали на стенах. Он прошел по коридору, встал у стены и рукояткой пистолета толкнул дверь. Быстро глянул в комнату и столь же быстро ушел назад. Затрещал автомат, дверь разлетелась на щепки, обдавая его пылью и древесной трухой. Суки, засели в темноте, и вам кажется, что я не знаю, где вы, думал он. Попрятались, словно вонючие ратас (исп. - крысы). Словно это не вы за мной охотились до сих пор, словно это не я зверь, за голову которого ваш дон назначил награду.
- Эй, мучачос (исп. - ребенок, дитя)! - крикнул он. - Кажется, мы поменялись ролями? Кажется, вы больше не хотите меня видеть? Вы не рады гостю, амиго? Не по-мексикански встречать путника пулями, не так ли?
Из комнаты доносились какие-то звуки, словно кто-то тащил что-то по полу, большое и тяжелое по битому стеклу на гладком кафеле.
- Уходите, амигос! - продолжал Сергей. - Моим крошкам нужны другие жертвы, вас нет в моих списках.
Выглянул на секунду, выхватил в прицел полусогнутую фигуру посреди комнаты, нажал курки на обоих пистолетах и скрылся за спасительной стеной.
- Аааааа, - закричали в комнате, потом загрохотал автомат и в стену снова врезались пули.
Черт, близко. Слишком близко, и можно не успеть с автоматчиком, слишком у него позиция хорошая. Засел себе и только за проемом следи, сзади и сбоку стены. Хотя и не таких брали, подумал он. И тебя возьмем.
Очередь стихла, Сергей услышал сухой металлический щелчок, означающий, что стрелявший выщелкивает рожок, выглянул на мгновение, пытаясь определить его местоположение, потом понял, что не успевает и выстрелил в темную скулящую тень на полу комнаты, прямо в ноги.
- Ааааа, - закричал раненый снова, - Хорхе, сукааа! Стреляй, твою мать, Хорхе, он мне ногу прострелил, замочи его!
- Не стреляй, Хорхе, - спокойно сказал Сергей. - Уходи, Хорхе.
И на этот раз даже не высовываясь и не глядя, выстрелил в комнату.
- ААА, - закричал раненый и Сергей понял, что попал. - Он меня убивает, Хорхе, он медленно убивает меня!!! Стреляй, убей, застрели его, Хорхе!
- Не стреляй, - снова сказал Сергей, и снова, не целясь, нажал на курок. Раненый коротко захрипел и затих.
- Уходи, Хорхе, - продолжил он.
В комнате зашуршала ткань сдвигаемых в сторону штор, потом заскрипело открываемое окно. Сергей вошел в комнату, увидел на фоне окна силуэт человека и выстрелил ему в голову. Тело завалилось вперед, проламывая раму окна, и тяжело упало вниз, в темный двор.
- Хорхе не успел, - сказал он и пошел дальше.
Дон Эстебан прятался в подвале, и он нашел его последним. Прошел на середину уставленной полками с дорогим вином комнаты, поставил табурет посередине, сел и посмотрел на старика. Дон Эстебан сидел за плетеным столом в дальнем углу комнаты полуобернувшись ко входу и, казалось, не слышал всего происходившего до сих пор в доме. Перед ним стояла темно-зеленая початая бутылка и два хрустальных стакана.
- Я пришел, дон Эстебан, - сказал он. Пистолеты в его руках немного дрожали, из стволов вились тонкие, еле заметные, струйки дыма. - Ты ведь хотел этого.
- Я не хотел, Серхио. Я не хотел, чтобы так получилось, и ты это знаешь.
В голосе его не было ни страха ни злости. Там была только усталость, усталость и безмятежное спокойствие и это не укладывалось в голове у Сергея. Не может человек перед смертью быть настолько спокойным, думал он. Или может, и вспомнил тот вечер.
- Ты забрал моих ребят, Эстебан. И ты забрал Донсию.
- Это был не я, Серхио, это была жизнь. - Дон Эстебан вздохнул, потянулся к бутылке и налил полстакана. Жестом показал Сергею на второй стакан, потом наполнил и его. - Жизнь дает нам людей, жизнь и забирает их у нас. А потом приходит момент, и она забирает нас у них. Все просто, Серхио.
Долбаный мать твою философ, подумал Сергей, что ты знаешь о жизни. Встал, подошел к столу, поднял стакан и, словно не решаясь, задержал его на секунду у рта.
- Не бойся, Серхио, оно не отравлено, - сказал дон Эстебан. - Мне незачем убивать судьбу, от нее все равно не убежишь. Пей, вино превосходно.
Сергей сделал глоток - терпкая, сладкая и немного кислая жидкость пробежала по пересохшему языку - потом залпом выпил все до дна. Дон Эстебан усмехнулся.
- Вот такие вы все, - сказал он. - Вот так вы и жизнь пьете. Не чувствуя букета и не наслаждаясь каждым глоточком, не поймешь сути. Выпить залпом можно и воду, вином же нужно наслаждаться, Серхио.
- Мне нечем наслаждаться, Эстебан. Ты забрал у меня все, ты взял часть меня, и убил ее, и мне пришлось хоронить ее, часть своей жизни. Ту самую, которой хочется наслаждаться, и которую хочется пить, смакуя каждый глоток. И я умер вместе с ней, с ее жизнью ушла и моя. Посмотри мне в глаза, там пустота. Бесконечная и безжалостная темная пустота. Загляни мне в душу, и ты увидишь там то же самое. Я закончу это дело и уеду из вашей страны, уеду навсегда.
- На родину? - спросил дон Эстебан.
- Да, на родину. Меня там не ждут, но мне пришла пора возвращаться.
- Серхио, родина не заполнит пустоту в твоей душе. Как и моя кровь на твоих руках. Как не заполнит ничто в этом мире. Ты думаешь, ты один такой? Ты думаешь, ты первый, в чьем сердце не осталось ничего? Я пил эту жизнь, наслаждался ею и брал все, что она может дать человеку. Я забирал жизни других, и другие забирали жизни моих близких. Я мстил, я убивал снова и снова, и все равно не смог заполнить пустоту в своем сердце. Уж я-то знаю. Посмотри мне в глаза, Серхио, и ты поймешь.
Вот почему он спокоен, подумал Сергей. Он знает.
Поднял пистолет и выпустил три пули прямо в сердце.
А следующей ночью он снова висел между небом и землей, в толще голубой прохлады, и Донсия тоже была там. Он пытался поцеловать ее, но руки проходили сквозь ее тело и он плакал от бессилия; слезы растворялись в солености моря, и потому ему не было стыдно, только немного щемило слева в груди. А Донсия молча кивала, и он понимал, что это ему так хочется, чтобы она кивала, вот только потом из глаз ее потекли красные кровавые слезы. Она улыбалась, а глаза ее плакали, и пустота в них тянула Сергея сильнее, чем прохладная глубина моря. Черная бездонная пустота космоса без звезд. И без надежды.
![[]](/img/r/rewenko_a_w/pustota/1772.jpg)