Мой день рождения приходится на ноябрь - самую темную пора года. Когда в природе всё засыпает. Когда древнекельтское население отмечает праздник Самайн.
Кельтский календарь делил год на две части: тёмную, начинавшуюся в конце октября - начале ноября (месяц Самониос), и светлую.
Светлая часть начиналась в марте - апреле (месяц Гиамониус). Смена частей года, как и месяцев, происходила с наступлением новолуния. Также вместе с наступлением тёмной части года, в первые три ночи самониоса, кельтами праздновался новый год. Праздник в латинской версии назывался "Три ночи самониоса". Так что я как раз и родилась в одну из этих трёх ночей самониоса. И, казалось бы, следовало бы радоваться настолько точному "попаданию". Только мне что-то не слишком нравится, что световые дни в эту пору становятся всё короче и короче, а ночи всё длиннее и длиннее. Но разве с этим можно что-то поделать? Когда таково устройство природы. Это можно только принимать - как рассветы и закаты, приливы и отливы, снег, дождь, град, ветер, солнце. Принимать и продолжать радоваться. Жизни.
Конечно, в эту пору года просто требуется как-то расшевелить, растормошить и даже разобезобразить жизнь (то есть, натворить безобразий, набедокурить). А тут еще как раз моё пятидесятилетие приближалось. Первая половина жизни завершалась. Ну как было не отметить это событие как следует, а не с пирожным в зубах под елкой посреди поля. И решила я полететь в Москву, чтобы и себе и всем остальным радость доставить своим присутствием и празднованиями.
Прилетела, значит, в Москву, накануне своего рождения. Было это уже более трёх лет тому назад. Приехала на такси домой и ощущаю, буквально ощущаю каждой клеткой своего тела, что что-то здесь неладное творится. Что меня здесь особо не ждали. И что мой дом как бы уже совсем и не мой дом. И мать какая-то странная. На себя не похожа, зомби напоминает. Ничего понять не могу - что же такое произошло здесь и что происходит ??? А по телефону разговариваю с мамой ежедневно - и тоже чувствовать начала, что отстранение началось.
Говорю маме - хочу отпраздновать своё пятидесятилетие как следует! всех пригласить хочу!
Мама - делай, что хочешь. Но всех приглашать не нужно, лучше по частям. Потому как будет скандал. Теперь у нас здесь друг с другом не общаются.
Думаю - ладно тогда - брата Шурика с его новой женой позову на ланч в Русскую Избу, что в местном Ильинском. Ну а остальных вечером домой.
Мама снова - про Русскую Избу ты хорошо придумала, но остальных домой лучше не надо. Лучше поезжай в Москву к своим подругам. А то обиды начнутся.
Я ничего не понимаю, потому как раньше мы все жили очень дружно, но молчу, понимая, здесь лучше действовать по обстановке.
Итак, в день моего рождения мы часов в одиннадцать утра отправляемся в Ильинское.
Мы с мамой на маршрутке. А брат с женой и их четырехлетней дочерью на своём автомобиле. Притом, едем мы из одного и того же места. Домик брата и его жены находится на мамином участке. Точнее, участке моей прабабки со стороны моего отца, который частично перешел во владения моей матери.
И тут я, уже идя на автобусную остановку, вижу рекламы на нашем заборе, что вдоль шоссе. Большие такие рекламные плакаты. Да и забор высокий, сплошной, зелененький. Рекламы под стать забору.
Спрашиваю маму - это что такое?
Она отвечает нехотя - Шурик с женой договорились где-то насчет рекламы. Нужно же им как-то жить, Соню нужно растить, да и машина нужна.
Автомобиль я их увидела - хороший новый автомобиль. Иномарка, понятно. Белая, с иголочки.
Ну.... молчу..... живут и живут. Я бы ведь всё-равно не смогла бы дома сидеть, как они сидят. Мне деятельность нужна. Что-то делать мне нужно непременно. Бегать нужно. Результаты своих трудов видеть нужно. Жизнь ведь не только из денег состоит.
Приехали, значит, в ресторан. В Русскую Избу. И почему именно туда, когда можно было бы еще куда-то - на Дачу или в Царскую Охоту. А потому, что там всё же попроще. Это с мамой можно на Дачу или в Царскую Охоту, а Русская Изба попроще. И тоже из нашего детства. Когда детьми были, то с бабушкой и теткой часто до Ильинского вдоль Москвы реки ходили, с остановками и купаниями. Тогда на берегу вдоль реки заборов не было - идешь себе и идешь. Это теперь всё загорожено, не дойти уже так до Ильинского.
А раньше, бывало, дойдем и сразу в Русскую Охоту чай пить с пирожками. Или морс клюквенный. Или борщом подкрепимся. Наше это место, из нашего детства. Вот и выбрала я этот ресторан и поэтому тоже для празднования своего пятидесятилетия.
Около входа в ресторан мы встретились с семьей брата и вошли вовнутрь. В эту пору дня было немноголюдно, поэтому нас ответили на второй этаж, выделив персональную залу со столом, накрытым белой накрахмаленной скатертью и уставленным стаканами, фужерами и тарелками, с белыми же накрахмаленными салфетками около каждого столового прибора. На стенах висели оленьи рога. На камине - небольшая икона апостола Андрея Первозванного - покровителя моряков.
Жена брата тут же начала возмущаться - почему ее привели в такое место, где оленьи рога на стенах?
Мы пропустили её возмущения мимо ушей. И тут как раз появился официант и принес нам меню. Мы уткнулись в меню, чтобы выбрать, что заказать. И жена брата тоже уткнулась в меню и замолчала на время.
А потом жена брата перешла к обсуждению предлагаемых алкогольных напитков. Мне же было странно, что в такую рань (наше застолье происходило около полудня) и алкогольное меню принесли. Впрочем, говорят же ведь некоторые, что
"Рано с утра, пока темно
И мир еще в постели
Чтобы понять, куда идти
Чтобы понять, зачем идти
Без колебаний прими сто грамм
И ты достигнешь цели."
Поэтому я, опять-таки, культурно промолчала, когда с утра было выбрано пиво и что-то еще, покрепче. И, опять-таки, с бурным недовольством предлагаемыми напитками и ценами. Я в алкоголе не шибко разбираюсь и в ценах тоже, поэтому заказала клюквенный морс, чтобы потом перейти и к чаю, в конце трапезы. И мать моя, мать наша с Шуриком, последовала моему примеру. Мы с матерью сидели рядышком. Поэтому и меню блюд рассматривали вместе. И остановились на чём-то лёгком. На супчике рыбном и по пирожку!
Ну а брат с женой заказали нечто поглобальнее. И вот когда это поглобальнее им принесли, тут и началось.... опять и снова и опять... котлеты недожаренные, картошка пережаренная, пиво не такое! и вот здесь! на скатерти! пятнышко! И почему это вы ухмыльнулись сейчас, когда я вам всё это говорю???? (это всё было выдано официанту)
Надо сказать, официантом был весьма приветливый и терпеливый парнишка. С таким покорным видом он выслушивал все назидания. Только на этот раз вскипела я, встав на сторону официанта, да и прочего обслуживающего персонала тоже. Потому как еда не была ужасной. Наш с матерью суп и пирожки были очень вкусными. И мне было не по себе, как можно было так вот буквально гнобить людей, обслуживающих нас. Что-то закипело. Внутри меня.
Понятно, о словах я даже не думала тогда. Хоть все эти мысли стремительным потоком пронеслись в моей голове. Я на каком-то автомате встала со своего стула, молча взяла стакан с морсом и плеснула.... да.... сами понимаете... на кого.... не на официанта.
Ну.... в ответ я тут же получила.... ответ пивом. Эти сцены были немыми...
Потом брат, его жена вскочили из-за стола, подхватили маленькую Соню и побежали к выходу, крича на ходу - мы тебе еще устроим (ну а далее обращение ко мне нецензурными словами, что вообще повергло меня в ступорное состояние, потому как в нашей семье никто никогда так не разговаривал).
Матерь наша побелела, схватилась за сердце. Я налила в фужер водички из графина, стоящего на праздничном столе, и попросила её попить водички, а она уже искала валокордин в своей сумке... Официант же благоразумно смылся, дабы не быть свидетелем сего праздничного утреннего происшествия. Мы же остались с матерью вдвоем, за столом, уставленным яствами... Я взяла салфетку, вытерла ей свою физиономию, умытую пивом, и начала смеяться.
Мать - перестань! Что ты наделала? Зачем? неужели не могла потерпеть? у нас и так здесь отношения стали напрочь испорченными! и ты ещё подлила масла в огонь!
На матерь было жалко смотреть, и я начала всячески оправдываться. Но на самом деле я и сама не знаю - почему так сделала. Просто встала на сторону официанта. Ведь и сама много лет уже работаю в сфере обслуживания и знаю - насколько непросто бывает работать с людьми. Особенно с белоручками, с теми, кто сам не трудится на благо других, а только требует.
Но ничего объяснять матери я не стала тогда. Её и так трясло. Позвала официанта и попросила его принести нам коньяку, грамм по тридцать. Понятно, теперь уже я предложила выпить. Матери. Фактически с утра. Ну а потом мы перешли к закускам и к чаю. Мать потихонечку успокоилась.
И я сказала ей - всё-равно всё это уже случилось, уже произошло. Обратно не вернуть. Поэтому, давай, не портить мой день рождения и дальше. Давай праздновать!
Матерь подумала и полностью согласилась со мной. Еды было настолько много на столе, что, понятно, съесть то было невозможно нам вдвоем. Поэтому мы попросили коробочки, чтобы остатки блюд сложить в коробочки и забрать с собой! Надо заметить - всё было вкусно приготовлено! И мы потом с мамой дня полтора доедали остатки с праздничного стола.
Я расплатилась, за всех. И мы пошли с мамой через Ильинское шоссе по направлению к храму Илии Пророка.
По рассказам моей бабушки, которой нет на этом свете уже двадцать пять лет, в Ильинском на Ильин день, второго августа, всегда был престольный праздник, и жители со всей округи с утра пораньше стекались в село Ильинское, в храм Илии Пророка. Празднования обычно заканчивались трапезой и хороводами. Также считалось что со второго августа заканчивается лето: "До Ильина дня мужик купается, а с Ильина дня с рекою прощается" или "На Илью до обеда - лето, после обеда - осень".
Знатно праздновали престольный праздник когда-то в селе Ильинском, в храме Илии Пророка. Ещё до революции.
И мы вот тоже знатно отпраздновали мой юбилей тогда, там же. Хоть и в ноябре. На кельтский новый год.
А теперь немного об истории храма Илии Пророка в селе Ильинском, Московской области:
храм был сооружен в 1736 году на месте обветшавшего деревянного храма начала XVII века по проекту талантливого русского зодчего А.П.Евлашева. В 1818 году к Ильинской церкви пристроены два придела: во имя святого Феодора и во имя апостола Иоанна Богослова. В 1828 году была построена колокольня.
В 1937 году храм был закрыт и использовался как склад, и только в 1991 году был возвращён Церкви. 28 сентября 1990 года настоятелем был назначен священник (ныне протоиерей) Александр Попов. Первая служба в полуразрушенном храме, всё внутреннее убранство которого было уничтожено, состоялась в августе 1991 года.
Внутри храма в наши времена невероятно красиво. В 2005 году был установлен уникальный фарфоровый иконостас, высота которого вместе с крестом равна 10 метрам. В необычное тело иконостаса вставлены 23 иконы, которые специально для храма написали мастера из Палеха.
Также в храме хранится немало святынь, главные из которых - ковчег с мощами Святителей Василия Великого, Григория Богослова и Иоанна Златоуста, Преподобных Амвросия Оптинского и Саввы Сторожевского и Святого Князя Александра Невского. Свято чтятся также ковчег с мощами Святого Великомученика и Целителя Пантелеимона и икона с мощами Преподобномученицы Великой Княгини Елисаветы.
Значится, побыли мы с матерью в храме тогда после праздничного застолья, побродили и вокруг него, вместе с нашими пакетиками с коробочками с едой, и в совершенно уже благостных настроениях, дружно, под ручку вышли с ней к шоссе, чтобы сесть на маршрутку в сторону дома, ну и в сторону Москвы тоже.
Матерь уже улыбалась, весь "зомбизм" с неё слетел, и говорила - хорошо-то как! как хорошо, что ты прилетела! а в храме как хорошо было! и никого! только мы! а они сами виноваты, что убежали! обед вкусный был! и нам с тобой еще и на завтра хватит!
Подошла маршрутка, мы сели в неё. И тут матерь опять напряглась - слушай, а, может, ты лучше в Москву сейчас поедешь? позвони своим девочкам - встретишься с ними. Я выйду около дома, а ты дальше поезжай, вечером вернешься. Боюсь я их - как бы ни пришли отношения выяснять.
Ответила маме - хорошо! только не доедай всё без меня! вечером ещё коньячку выпьем по чуть-чуть!
Мать снова заулыбалась и довольная, хоть и слегка задумчивая, вышла из маршрутки на нужной остановке, около дома. И я прекрасно понимала - она оказалась между двух огней...Но, что уже случилось, то уже случилось. Действо, поступок, как и слово - не воробей. Вылетит - не поймаешь.
Ну а я же поехала дальше, в Москву. Путь до Москвы недалек, но за это время я успела связаться и с Наташкой, и с Подругом Детства, и с Кисой. Программа дальнейшего дня и пятидесятилетнего празднования была намечена, оставалось только носиться рысью от места к месту и общаться. Общаться с теми, кого очень люблю. Ну разве не прекрасно отмечать свой юбилей именно так - дома, в Москве, с дорогими людьми, а не под елкой в темном поле с пирожным в зубах. Я была совершенно счастлива, несмотря на полуденное происшествие в Русской Избе.
И здесь очень хочется вспомнить о словах Веры Николаевны Харузиной (1866-1931) - русского и советского учёного-этнографа, первой женщины, ставшей в 1907 году профессором этнографии. Она оставила замечательные воспоминания о тех местах, вдоль Ильинского шоссе -
"Катались мы большей часть в одном направлении: выезжали прежде всего по так называемому Ильинскому шоссе... Тут начиналась замечательно красивая местность. Слева от шоссе, за узкой полоской цветущего луга, под глинистым обрывистым берегом вилась Москва-река, а на противоположном берегу в неё вдавалась широкая речная отмель... Справа от шоссе поднимался косогор, на котором полосами разметались пашни и дальше кудрявилась густая березовая роща... Недалеко от деревни Глухово начинался проспект, обсаженный в начале своем высокими старыми березами в два ряда. За Глуховом проспект переходил в липовый. Прямой как стрела, он приводил к деревянным сквозным воротам Ильинского парка... Если мы поворачивали вправо от ворот, то проезжали мимо приемного покоя и аптеки, царской фермы, мимо живой изгороди Ильинского парка - и за небольшим лесом въезжали в деревню Александровка... Из Александровки проселок тянулся открытыми местами, ржаными и картофельными полями - здесь небо широко разливалось над землей, тут был простор полей, красота васильков, прячущихся среди колосьев, торжественное великолепие осенних закатов".
Многие мои родственники со стороны бабушки, матери отца, проживали и в Ильинском, и в Глухово, и в Александровке. К превеликому сожалению, всё меньше и меньше Красоты остается от тех мест. Лично я еще застала ту Красоту, а теперь же всё больше и больше заборов.... всё меньше и меньше просторов. Хотя.... всё-равно весьма хорошо ещё в тех наших местах. Остался пока еще прежний дух, прежняя природа. Остатки прежней роскоши.
Ну а тогда, значит, из Ильинского я ехала в Москву, через Барвиху.
В Москве мы быстренько пересеклись с Наташкой. Как обычно, на Курской, около Каменного Цветка.
С Наташкой мы дружим со времен НИИПЭ МАИ. Как подружились - уже даже и не помню. В один отдел нас с ней сначала распределили, к Сан Санычу Карпову, который тогда еще был жив и весьма интересовался юными барышнями (мы ведь тогда были юными!).
Он рассмотрел всех барышень в нашем НИИ при МАИ и остановился на Альке и мне. Аля, эффектная и блондинистая, была секретарем у нашего директора, Гарри Алексеевича Попова. И про Альку было ещё понятно - красивой она очень была (и мы с ней тоже дружили). А почему Сан Саныч остановил своё пристальное внимание еще и на мне - этого я до сих пор догнать не в состоянии. И самое непонятное - Сан Саныч проявлял ко мне внимания значительно больше, чем к Але. Он постоянно приглашал меня то в командировку в Алушту, то еще куда-нибудь. А я постоянно придумывала причины - почему не могу никак, хотелось бы, но никак не могу!
Сан Санычу тогда было лет между 50 и 55, и он конкретно не понимал - как же быть со мной?
В конце концов, он не вынес моих виляний и изрёк - Катя, Вы невозможно капризная! Поймите же в конце концов: я - профессор! Доктор таких-то наук!
Я взглянула тогда на него, находясь в своём двадцатитрехлетнем возрасте, и только пожала плечами - ну.... профессор....
После этого нашего с Карповым разговора я пришла домой и говорю своему отцу, что не хочу больше у Сан Саныча в отделе работать. Папа ни о чем расспрашивать не стал, он просто позвонил своему приятелю Александру Игоревичу, который заведовал другим отделом в том же НИИ при МАИ. Ну и директору Попову с Таисией Петровной (она была начальницей отдела кадров) заодно позвонил. Сказал - Тай, Саша Юрченко мою Катьку к себе берет от Карпова. Отметь в бумагах, пожалуйста.
Когда-то мой отец был заместителем председателя профкома МАИ, поэтому, понятно, друзей-знакомых в МАИ у него было навалом. И это уже был последний год жизни моего отца, когда меня перевели из отдела Карпова к Александру Игоревичу.
Александр Игоревич был прекрасно вальяжен и реально напоминал Никиту Михалкова из Бесприданницы (Жестокого романса). И у него был давний роман с Галиной Ивановной, его ровесницей, поэтому ко мне он отнесся по-отечески, с любовью.
Галина Ивановна (она трудилась в отделе Александра Игоревича) произносила своё имя - Халина. И добавляла, смеясь, - ничего не поделаешь. Ну хохлушка я! Хохлушка! Вся в маму! Когда родиться должна была, вишни поспели. А мама, понятно, как истинная хохлушка никак не могла без вишен и без вишневого варенья! Поэтому уговорила кого-то отвезти её на телеге в соседнее село, за вишнями! А вернулась из того села и с вишнями, и с новорожденной, со мной!
Здесь Галина Ивановна заливисто смеялась, заканчивая рассказывать свою историю. А мне тогда думалось - эко, однако, гарна дивчина эта Халина Ивановна.... Точно наливная вишенка! Хоть ей тогда было уже годам к пятидесяти наверняка. И сын у неё был немногим помладше меня, которым она командовала - Кирюша!!! Кирюша, туда! Кирюша, сюда! А тот безропотно отвечал - Слушаюсь и повинуюсь, Галина Ивановна!
А Сан Саныч с тех пор больше со мной не здоровался и всячески избегал наших случайных встреч в коридорах института.
Ну а моя подруга Наташка так и осталась тогда в отделе Сан Саныча. К ней он не подкатывал. Хоть, на мой взгляд, Наташка точно поинтереснее меня будет!
И закончила она не МАИ, а факультет прикладной математики МГУ. Но попала к нам. Потому как её свёкр, профессор, опять-таки, наш, маёвский, помог к нам распределиться тогда.
Так вот мы и дружим с Наташкой. Человек она очень интересный и энергичный, плюс ко всему. С детства танцевала в ансамбле Березка, до сих пор увлекается танцами и еще горными лыжами. Ну и много друзей-приятелей у нее в театральной среде Москвы. Помимо всего этого, она еще и работает, понятно.
С Наташкой мы тогда быстренько куда-то забежали. Быстренько выпили коньячку по чуть-чуть, чайку, закусили тортиком, быстренько поболтали, расцеловались на прощание и побежали в разные стороны. Она по своим трудовым делам, а я в гости к Подругу Детства на Вятскую.
У Подруга Детства на кухне мы опять выпили по чуть-чуть коньячку, поболтали, закусили, обсудили некоторые моменты из жизни, тоже расцеловались на прощание, и я понеслась дальше. На встречу с Кисой. Которая была запланирована в районе Манежа.
Но перед встречей с Кисой я еще занеслась на Ярославский вокзал, в железнодорожные кассы. Потому как до жути в Ярославль мне захотелось.
Принеслась на вокзал, звоню матери и спрашиваю - ты со мной в Ярославль послезавтра утром поедешь? Если поедешь, то сейчас и для тебя билет возьму! (паспортные данные матери были при мне)
Матерь моя, умирающим голосом - мне плохо....они приходили выяснять отношения, хорошо, что тебя нет дома.... но они снова придут.... у меня болит сердце, поднялось давление....
Я матери - об этом потом. Сейчас скажи - едешь или нет?
Мать выдавливает из себя - е-д-уууууу
Вешаю трубку, дальше её не слушаю. Что лекарства она приняла и лежит, то и так понятно.
Покупаю билеты на поезд в Ярославль и добираюсь до Манежа. Ну а там рестораны поблизости. Заходим, уже с Кисой, в какой-то. Даже вывеску сейчас не вспомню. И было тогда уже около девяти вечера.
Киса такая вся из себя. Фур фур фур, фыр фыр фыр. Киса и есть Киса. Она ж Львица! Царица всех Зверей! И этим всё сказано! На каблуках! И видно - не просто Кошка, а извини-подвинься!
С ходу (не успели в дверь заведения войти) начинается - коньяк-то у вас есть хороший??? Несите-несите! Скорее! Вон к тому столику! Мы вон тот столик хотим! Там красиво! (и пальцем указывает, пальто скидывая)
И мне - Дуся! Что ты еще будешь? Супчик, как обычно?
И все уже вокруг нас бегают кругами. Потому как там, где Киса, там сразу же такая Атмосфера!
Ну и пошло ..... Hennessy номер один..... Hennessy номер два..... Hennessy номер три.....
Я тихонечко - Кисуля, а денег-то нам хватит???
Она мне - Дуся!!!! Тебе 50 лет сегодня, а ты мелочишься!
В итоге захотелось нам выйти. На свежий воздух. Понятно, к Кремлевским Звездам!
Вышли на улицу - хорошо-то как! И звезды в небесах! Кремлевские!
Понесло нас на Красную Площадь. К Мавзолею. Потому как наступал самый кульминационный момент - День моего рождения приближался к концу. Вот-вот куранты пробьют полночь! И просто необходимо было завершить этот день достойно и красиво. Ничего достойнее, нежели прилечь на булыжники перед Мавзолеем не придумывалось. Да и бежать куда бы то ни было еще было уже поздно. Минутная и часовая стрелки на курантах вот-вот должны были совпасть!
Ну..... я и прилегла. Около Мавзолея.
Людей на Красной площади в это время, да еще в начале ноября, было немного. Но милиция (она же полиция) присутствовала. Милицейские приблизились к нам и встали в сторонке в метрах в двадцати от нас.
Киса, тут уже переходя на шепот, - Дуся, вставай! А то они недовольны. Видно по ним.
Я - а что они могут сделать???
Киса - не знаю! Но лучше вставай и пойдем отсюда!
Но я полежала для приличия еще несколько минут, потом встала, и мы пошли восвояси по направлению Гостиному Двору, уже хохоча-гогоча в полный голос. И Киса начала вопить - Дуся!!!! Я тебя люблю!!!!
Ну а потом мы как-то добрались домой. Киса к себе, а я к себе. Матерь ждала меня. И мы снова выпили. По чуть-чуть. Всё того же. Hennessy.
Матерь снова выглядела так себе, её трясло. Но от поездки в Ярославль не отказывалась. Только просила, чтобы не носиться так, как пару лет тому назад в Петербурге. Когда я прихватила её с собой на один день - туда-обратно.
Глядя на мать, и сама понимала, что что-то здесь происходит, она сильно сдала, пообещала двигаться с остановками, не спешить, хоть на поездку в Ярославль мною было отведено только полтора дня.
И едва не позабыла - мой любимый двоюродный брат, он же индийский брат (потому что он провел в Индии много лет), так и не дождался меня в тот мой деньрожденный вечер. Но заходил, несколько раз. И оставил для меня громадный букет из белых роз. На моё пятидесятилетие я получила пятьдесят роскошных белых роз от Сережи. Он точно знал, какому подарку я буду бесконечно рада. Мы ведь росли вместе с ним.
Так вот я отметила тогда своё пятидесятилетие. И впереди был славный город Ярославль.... и гостиница Волжская жемчужина, прямо на реке, на Волге.