Иногда кажется, что ничего не было. Совсем ничего. Что годы канули в бесконечность с отрицательным знаком. Родные лица стерлись в памяти. И ничего от них не осталось.
Июнь. Береза заглядывает ветвями на залитую солнцем веранду. Я лежу на узком диванчике под распахнутым окном и делаю вид, что читаю книжку. Рядом на стуле за обеденным столом, придвинутом к дивану, сидит бабушка и пришивает пуговицы к рубашке. Поблизости на керосинке пыхтит чайник. У бабушки всегда горячий чай. По старинной традиции.
Когда-то в этом доме находилась так называемая Красная (от слова красивая) чайная или же постоялый двор, принадлежавший моей прабабке. Самовар всегда был готов к услугам проезжающих дачников. И зимой, и летом. Раньше, до раскулачивания, говорят, дом был много больше. На стене висело огромное венецианское зеркало и в углу стояло пианино. В тёплом хлеву нежилась красавица Звёздочка - вороная лощадь с белой отметиной-звёздочкой на лбу. В подполе хранилось обложенное льдом мороженое, которое готовили из взбитых сливок по рецепту из кулинарной книги. Льдом запасались с зимы. Чтобы летом подавать постояльцам холодное мороженое со свежими ягодами.
Теперь же дом полуразвалился. После раскулачивания представители советской власти загоняли в него телят. Полы прогнили. А зеркало с пианино в голодные времена были обменены на мешок муки, пару мешков картошки и несколько буханок хлеба. Мне неизвестно, как было до. Могу только представлять, слушая рассказы бабушки.
Бабушка постоянно занята - то готовит, то гладит белье, то зашивает что-то, то наводит порядок на улице, то читает любимые Огонек с Новым Миром; то прихорашивается перед зеркалом, собираясь в местный клуб на просмотр нового французского фильма; сетует, что когда-то была моложе и не надо было прикрывать морщинистую шею платочком; то принимает своих подруг: толстую интеллигентную Клару Арсентьевну в невообразимо прекрасных специально пошитых на заказ кремпленовых платьях в ярких цветочках и в синеподсвеченных седых завитках волос, пыхтящую как паровоз в процессе преодоления четырёх ступенек крыльца, не выпускающую из ярконакрашенных губ беломорканалину и именующую бабушку Валюсей; а также подругу детства, тоже Валентину, пожизненную спутницу бабушки в походах по театрам, музеям и выставкам. Подруга детства обращается ко всем одинаково, называя деточками. Её муж - Нил Федорович. При упоминании его имени в моей голове воспроизводится карта мира и далёкая Африка, пересечённая самой протяжённой рекой. И ещё у них есть автомобиль Москвич. Нил Федорович упоминается постоянно. Но так и остается невидимым. И пыхтящая Клара и утончённая подруга детства всегда являются к Валюсе, то есть к моей бабушке, без мужей и обычно без предупреждения, так как на даче (дом давно используется как дача) нет телефона. Наверное, поэтому у бабушки постоянно горит керосинка и на ней греется чайник.
Я лежу на диване и делаю вид, что читаю. Бабушка пришивает пуговицы к рубашке и прислушивается к гудкам электрички. Всё. Поезд ушёл в Москву. Ни толстая Клара, ни Валечка не явились. Скорее всего, сегодня не объявятся. Перерыв в расписании до двух дня. Бабушка откладывает рубашку и говорит - "котёнок, не выпить ли нам чаю?" И мы начинаем обсуждать - варить ли яйца или просто перекусить хлебом с сыром.
Здесь дверь распахивается и в проёме появляется огромное тело Клары в невероятно прекрасном новом платье в цветочек, в зубах зажата беломорканалина.
Клара на каблуках, она едва не падает с крыльца. Бабушка кричит - "Кларка, корова. Держись за перила и выкинь свою папироску". Клара раскатисто хохочет, её телеса сотрясаются, а цветочки на платье подскакивают. Я радуюсь. Я люблю, когда бабушку навещают подруги. Между собой они разговаривают как юные девушки.
Клара вытаскивает распухшие ноги из неудобных туфель, облегченно вздыхает, ухмыляется накрашенными губами и снова тянется к портсигару с папиросами. Бабушка ворчит на неё, добавляя к ласковой "корове" еще несколько вполне цензурных, но точных эпитетов. Бабушка пытается выяснить, зачем надо было выряжаться в туфли на каблуках, когда пятнадцать минут идти по проселочной дороге. Валюся, ты ничего не понимаешь - пыхтит беломорканалиной Клара - я влюблена и, похоже, скоро выйду замуж.
Бабушка на мгновение задумывается, опять ласково называет Клару чокнутой Кларкой, просит папироску для себя и, затянувшись, спрашивает - в этот раз за кого?
Клара мечтательно поднимает глаза к потолку, потом опускает и начинает повествование, не забывая изящно стряхивать в пепельницу пепел с уменьшающейся беломорканалины. Бабушка внимательно слушает, не вставляя ни слова. Потому что знает, Кларка всё-равно сделает по-своему. У Клары было четыре мужа и ни одного ребенка. Всех мужей Клара обожала, была им верна и никогда не разводилась. Мужья сами уходили от неё. В мир иной. И как только Клара Арсентьевна оказывалась одна, то где-то через год-два на её горизонте возникала новая любовь. Готовая обнимать необъятное тело, любоваться изумительными платьями и терпеть исчадия беломорканала. Кларе можно было всё. Для каждого нового мужа она становилась королевой.
Бабушка хочет что-то сказать, но вспоминает про притаившуюся меня и предлагает Кларе прогуляться, доставая из обувного ящика растоптанные босоножки. Меня оставляют с чашками и недоеденными бутербродами. Убираю со стола и открываю книжку. Книжка не читается. За окном качаются зеленые ветви березы. Верандное окно распахнуто настежь. Солнце лучами пересекает комнату изнутри. Колышутся тюлевые занавески. Я лежу и смотрю на небо и на березу. Бабушка с Кларой где-то поблизости, в саду. И я надеюсь, что Клара останется ночевать и не сманит бабушку на ипподром.