Аннотация: Экспериментальный проект - социальная реклама "СТОП Наркотик" посредством литературы.
АУТ 2.
От осознанья бытия Теряю собственное Я
Пролог
Александр, молодой человек, совсем не доходяга - крепкий парняга, сидит перед плазмой, с пультом в руках и отсутствующим взглядом. Сидит на огромных диванных подушках, разбросанных на полу, по всей комнате. В комнате не убрано, везде грязь и беспорядок. Бардак. Освещение в комнате то и дело меняется. Происходит это абсолютно аритмично. Освещение всецело повинуется картинке на плазме. Темнее...светлее...снова темнее. Это он, с интервалом в 20 - 30 секунд, жмет на кнопку, переключая каналы: реклама...новости...кино...реклама...ток-шоу...реклама...снова реклама...tv-shop. Начинает переключать быстрее. Выражение лица не меняется. Взгляд такой же глубокий, и такой же пустой. Еще быстрее. Звуки, вылетающие из динамиков, будто попадая на вертушку к беспонтовому dj-ю, скрипят и корчатся. Информация безнадёжно теряется в этом шумовом фоне, который смешивается в кошмарную какофонию. stop Нормальный клипчик - ,,Paranoid android,, Radiohad. Забавная анимация. И музычка ничего. Музыка подхватывает и тянет... Снова меняется картинка. Канал, еще канал. ...а музыка осталась. Картинка быстрее, еще быстрее, музыка тянет, начинает ныть, завывать. Он не шевелится. Не моргая, с абсолютным безразличием, смотрит на экран.
1-ый день Мрачно. Серо. Он спит. Звонит телефон и будит его. Сигнал просто жуткий. Он уже окончательно проснулся, а пищалка все не замолкает.
Тишина. Блаженство. Снова этот писк. Невыносимо. Он встает с кровати, точнее это огромных размеров траходром - раскладной диван 3/3, и, немного пошатываясь, с не скромно оттопыренными вперед шортами, идет на звук. Звук исходит из кухни. Это стационарный телефонный аппарат. Просто разрывается, стоя на холодильнике. Но трубку он не снимает. Вместо этого жадно пьет холодный черный чай. Крепкий и сладкий, очень крепкий. Телефон наконец-то замолкает. Утолив жажду, он идет в сортир, но стояк не дает посцать. Вот незадача, хоть на голову становись. Он возвращается в кухню, ставит чайник. Открывает одну из многочисленных кухонных полок, на которой, судя по банкам, не малый выбор чаев: зеленый, черный, с бергамотом, жасмином, лотосом, мятой, эвкалиптом. Немного помедлив, будто раздумывая, он берет одну из банок и, с ней в руках, выходит из кухни. Он проходит через коридор и комнату к двери, которая ведет на балкон. Открывает её. Холодно. Холодно, точно также как и мрачно. Он ставит китайскую баночку (она украшена иероглифами, с чудной формы завитушками) на подоконник и оборачивается, осматривая свою берлогу замутненным взглядом. Картина постапокалиптическая, с уныло-сюрреалистичными нотками. В поле зрения попадает тренажер (скамья для пресса). Это явно не то, что он искал, но, несмотря на это он приводит скамью в рабочее состояние, взгромождается на нее и, немного покряхтев, начинает интенсивно работать. В бешеном темпе выполняет сто повторений в одном подходе. Слегка запыхавшись, встает со скамьи, находит среди разбросанных кругом вещей мастерку "Adidas", одевает ее, смешные тапки-барбосы на ноги, и, прихватив с подоконника баночку, выходит на балкон. Балкон. Холодно, пробирает. Он открывает банку. Под стенкой стоит не мыслимого цвета табурет. Из-под табурета он достает бульбулятор. Ставит сверху. Буль по ходу бывалый. Прозрачная вода на его дне, резко контрастирует с засмаленным верхом. Открывает старый фанерный шкаф, ищет что-то в темноте его полок. Достает колпак, такой же бывалый, как и буль. Подносит его на свет. Чистит забившиеся отверстия зубочисткой. Одной из полдюжины зубочисток, торчащих из всех дыр хрустальной черепо-пепельницы, которая созерцает происходящее своими пустыми глазницами. Насыпает содержимое китайской банки в колпак. Это трава. Накручивает колпак на горлышко бутылки. Из правого кармана мастерки достает "Kriket". Подрывает. Вытягивает. Наркотический дым плотно клубится в пластиковой ёмкости. Он снимает колпак и склоняется над аппаратом. Принимает напас... ...пауза... ...в ушах пульсирует перепонка, вторя сердечной мышце. Выдыхает. Еще пауза. Смотрит на улицу, облокотившись на перила. Выбирает еще один колпак. Напас. Держит. Выдыхает. Поменяло. Погода вроде бы ничего. Солнце пробилось сквозь баррикады туч и заливает все вокруг своим светом, придавая всему смысл. Даже нелепому, цвета камуфляжных накидок рейнджеров из джунглей Индокитая, табурету. Он возвращается в комнату. Пи...ц дубак на улице. Светит, а не греет. Нужно согреться. Горячий душ - то, что нужно. На секунду он останавливается возле полки с CD и загружает один из них в проигрыватель. Из колонок начинают плотно качать глубокие басы. Какой-то славянский рэпчик из андэграунда. Он идет на кухню. Чайник уже закипел. Открывает туже полку, достает еще одну банку. Теперь внатуре чай, крупный лист. Заливает кипяток в почерневший от огня и времени трамбон (эмалированная кружка). Пустым спичечным коробком отмеряет чай, который плотной горкой ложится на кипяток. Ставит трамбон на плиту и запаливает конфорку. Идет в ванную, включает там воду, долго регулирует температуру. Меняются не только краски, но и термовосприятие кожи. Фуф, а нормально впирает. Он возвращается в кухню как раз вовремя: вода на огне начинает подниматься, переливаясь через края и издавая угрожающее шипение. Хорошо, чифирь готов, пускай еще настоится.
Душ. Влажно и тепло. Сквозь шум воды, доходят глухие басы из комнаты. Постепенно они сливаются с сердечным ритмом. Дыхание ровное. Вдох, еще вдох...Шум становится тишиной. Влажно, тепло и тихо, как в материнском лоне... наверное... тяжело вспомнить. Нежные потоки воды разбиваются об рельефное тело, лаская его, как женские руки, которые изящными пальцами струй, прокладывают свой шелковый путь, повинуясь земному притяжению. Возвращается утренний стояк. Надо передернуть. Дрочит. Моется. Выходит из душа, обернувшись в махровое полотенце, словно спартанский воин. Чифирит. Включает Kiss FM. Готовит завтрак, двигаясь под ритмичную музыку. Затем, при помощи маленькой цифровой камеры, фотографирует результат своего труда. Закидывая в себя завтрак, разглядывает получившееся фото. Выглядит не дурно: куриное филе, тушеное с черносливом и капустой. На вкус тоже ничего. Позавтракав, он идет в комнату и, приглушив музыку, включает tv - огромная плазма несколько неорганично смотрится в маленькой коробочной комнате. Устроившись на подушках, перед экраном, он начинает переключать каналы. Останавливается на картинке с футболом, но его отвлекает посторонний звук. Это мобильный, он лежит тут же, на одной из подушек. Это не тот противный шум, который разбудил его утром. Под неплохой саунд, на какой вообще способна мобилка, трубка запела: ,,Иди спокойно сквозь шум и суету, и помни, каким миром может быть наполнена тишина. На сколько можешь Поддерживай добрые отношения Со всеми, везде и всегда... ,, Он берет телефон и смотрит на дисплей. Трубка продолжает петь:-,,...выражай свое мнение Со спокойной ясностью... ,, Он жмет на кнопку "ответить" и подносит трубку к уху: -Ало? - Привет, Сашка, это я, открой, - отзывается женский голосок. Он открывает дверь. На пороге веселая девчонка. Одета довольно смело, как для времени года, так и для скромной юной леди. Голые коленки, меховой воротник, здоровый румянец на щеках и ослепительно белая улыбка. - Привет, То-то. Ты чего это с утра пораньше? - Какого утра?! Два часа уже - заныривает в прихожую. - Ну, заныривай. Чай, кофе, потанцуем? - А ты что пьешь? - Я курю. - Я тоже хочу, можно? - Танюшка, ты чё? A справку от папы? - Ну, Сашка. - Шучу, малыш, не злись, - у него в руках оказывается китайская баночка. - Так что, чифирнем? - Ну, Са-а-шка... Идут вдвоем на балкон. Шала, колпак, бульбулятор.
Он сидит на подушках перед плазмой. Она лежит рядом, её голова на его коленях. - А я сегодня с физры сбежала, - говорит она. Он молчит, безразлично смотрит куда-то сквозь экран. Молчание. - И с английского тоже. - Тебе сейчас учиться, а ты фуйней страдаешь. - А зачем? Еnglish я и так знаю, а в универ меня в любом случае пристроят. Папа постарается. И вообще, тебе вот уже 26, а ты английского не знаешь. Вот как будет по-английски "потолок"? - тыкает пальцем вверх. - Не знаешь. - Я жизнь знаю. - А "жизнь" как по-английски? Молчание. - По-английски "жизнь" - beautiful life, понял? Молчание. - Сашка. Саш, у меня к тебе просьба. - Говори. - У нас в пятницу party. Ничего нету? - Трава. - А еще, чтобы поинтересней? - Надо подумать, - он смотрит на нее с сожалением и упреком. - Дура ты небитая. И я дурак, что тебе помогаю. Веревки вьешь из меня, знаешь, что слова "нет" не услышишь. Ты ж мне, как младшенькая. Была бы сестра у меня и такое выпуливала, я бы застрелился. Она приподнимается, обнимает его за шею и кладет голову на плечо. - Ну, не надо, не стреляйся, Сашка, ну, пожалуйста, достанешь? - целует его в щеку и снова кладет голову на плечо. - Спасибо. - Что еще? - Да ничего. А у тебя? - Работу ищу. - Давно? - Как кризис начался, сука-безработица. - И что, есть варианты? - Немерено. - Я серьёзно. - Вяжи, слышь, малая. - Так ты ищешь, или нет? - Ищу - Всё понятно, газету купи хоть, там Aviso, или РиО. - Купил. - Врешь, покажи. - Вон лежит. Таня встаёт и подбирает в углу помятую газету. - Ха, ей уже три недели. Так ты работу ищешь? - А как? - Во-первых, чтобы завтра купил свежую. Это для начала. Пойдёшь? Ну, пойдешь? Нет, еще сегодня, а я в i-nete что-нибудь тебе поищу. Тебе по специальности что-то? Ну, не молчи, пойдешь? - Пойду, отвяжись, только завтра, с утра. - Я проверю. Она снова опускает голову к нему на колени. Так они какое-то время сидят молча. По tv тот же футбольный канал. Звучит транс, не то из колонок, расположенных по углам комнаты (единственное, в чем соблюден строгий порядок и симметрия), не то из телединамиков. Впрочем, слабая мощность и качество звука, говорит в пользу последнего. Первым молчание нарушает он: - Так когда, ты говоришь, тусить будете?
Таня ушла. Он ходит по комнате с мобильным в руках. "Алё... Эдо, привет, как оно... все норма, толковое есть чё на горизонте... чё за барыга... ага, а так чтобы не с района... ну, отлично, метнёмся завтра... вечерком съездим, да, ну давай, до связи"
Балкон, колпак, буль. Подушки, плазма, кофе глиссе, пульт, нет, пульт в сторону - уматовый канал: футбол, под неплохой транс. Правда, матчи старые крутят, но яркие все. Смонтированы под музычку, где-то ускоренный показ, где-то, наоборот, замедленная съёмка, видео-скрэтчи, вперёд, назад, снова вперёд, Месси принимает мяч, обрабатывает, одним божественным финтом уходит от защитника и пробивает. Мимо, но зато какой момент. Матч на глазах превращается в некое срежиссированое представление, потрясающее по своей драматической силе, по силе противоборствующих характеров, по эмоциям и страстям. Музыка лишь подчеркивает их, усиливая драматический эффект. Музыка набирает силу, постепенно заполняя собой всю пустоту. Он сидит на подушках, перед плазмой. Взгляд его отсутствует. Музыка поглощает все вокруг...
СОН N1
2-ой день Его будит жуткий, по своей тошнотворности, звук телефона, доносящийся с кухни. Вслед за ним, сразу раздаётся другой, уже более приятный - звонок мобильного. На дисплее "То-то". Отвечает: - Говоры. - Ты посмотри на него, он еще спит! - Танька, я же говорил звонить только на трубу. - укоризненно, даже немного повысив голос, говорит он. - А я куда звоню, в рельсу? - в ответ обижается она. - А перед этим? - Я не звонила и какая разница! Ты чего еще спишь? Ты мне что обещал? С утра пойдешь и купишь газету, прозвонишь хоть парочку вакансий. Может, найдешь, что-нибудь интересное. Сашка, под лежачий камень вода не течет. Ты ведь талантливый, а талантливый человек, талантлив во всем. Просто остановись на чем-то, что тебе интересно. Трубка звонко тараторит под ухом и, похоже, начинает его утомлять. - Ну, все. Умница, доця. Еще ведро вынеси и уроки сделай. Все, расход. Он несколько раздраженно отбрасывает трубку в сторону и нехотя встаёт. Жесткий стояк оттопыривает широкие шорты. Маршрут: кухня, там черный, как смола чай, в когда-то белой, а теперь цвета слоновой кости, керамической кружке. Открывает чайную полку. Китайская баночка. По пути на балкон, проходя через комнату, останавливается возле скамьи для пресса. Делает подход.
Балкон, трава, аппарат, просмаленный колпак, плотная укурка... Поменяло. Утро началось. Где-то лабает "Проминь". "У Києвi 11.00". Он возвращается в кухню, включает "Kiss Fm", готовит завтрак. Музыка постепенно овладевает его движениями и уже тяжело определить, в данный момент он готовит, или танцует. Трек Tiesto обрывает реклама. А на сковороде уже аппетитно шкварчат яйца с помидорами, пожаренные на сале. Он снова делает снимок своего кулинарного шедевра на маленькую цифровую камеру. Идет в душ, после чего завтракает и, в конце концов, оказывается на пoдушках перед плазмой, сербая чаёк с приколом. Вдруг его взгляд становится строже. - Пацан сказал - пацан сделал. - вслух рассуждает он. - Но только после чая, только после пряника. С удовольствием пережевывает печенье в шоколадной глазури, запивая его чаем, продолжает философствовать: -Пацан сказал - пацан сделал... А не сделал - еще раз сказал. Как? - спрашивает сам себя и, тут же продолжает. - Лихо. Забавные людишки в плену предрaссудков. Социально-психологическое клише ответственности. - смеётся долго и заразительно, затем протягивает: - Чувство долга... - вновь становится резко серьёзным. - Кому должен? За что? Перед кем отчитываться? Кто вправе спросить? - делает паузу, голос становиться тише. - Прости Господи... - снова пауза и, уже совсем уныло, - Кому я должен...я всем прощаю. -допивает чай. - А со счетами неоплаченными к Лаврику-космонавту, с балкона что сиганул. Ему трусите сечку в уши. Мне не надо. Я и без того матёрый. Горе, бл..., от ума. - он выпрямляет спину, садится в позу лотоса и разводит руки в стороны, изображая крылья. - "Вдруг на мгновение он стал птицей". Завершив свою пaфосную декламацию, он, кряхтя по-стариковски, встаёт и начинает одеваться: старый костюм "Adidas", кроссовки, ветровка. В уши вставляет наушники. Смотрит на себя в зеркало, с довольным видом. Он выходит на улицу, направляется к киоску "пресса", покупает свежий номер aviso-работа. Останавливается возле коммерческого ларька и покупает еще бутылку светлого пива. Выглянуло солнце, озолотив уже достаточно глубокую осень. Он улыбается ему в ответ: - Да, мир - это зеркало, которое отражает и возвращает каждому выражение его же лица. Он заходит во двор и присаживается на лавочку, на детской площадке. Смех, играющих там детей, и блики солнца, просеянного осенней редкой листвой, являют собой сцены просто фантастической красоты и силы. Сильное зрелище. Он выпивает пиво довольно быстро, ограничившись тремя глотками. Еще немного полюбовавшись игрой света и теней на детских улыбках, встает и направляется к подъезду. Уже внутри, на лестничной площадке, не доходя до лифта, встречает женщину в синем махровом халате, с ведром для мусора в руках. - Ну, спасибо, соседка. Благодарочка, Тамара Павловна, удружила. Кто ж с пустым ведром дорогу переходит? Она ставит ведро на пол, запахивает халат посильнее, делает шаг на встречу и долго смотрит на него своими огромными серыми глазами, как будто полными тоски. Еще не глубокие морщинки и уродливый халат не могут скрыть признаков еще такой недавней красоты на лице и теле. Она поправляет волосы лёгким, как дыхание, движением руки и тихо говорит: - Ко мне ходи, а не поперек. Она проходит по длинному коридору к одной из дверей, таким образом воображаемая линия её следования отрезает ему путь к лифту. Вставляет ключ в замочную скважину и поворачивает его, раздаётся щелчок.
Он бросает её на кровать, распахивает халат и грубыми толчками овладевает ею. Грубый секс. Сухой секс. Сначала нервное сопение, потом ускоряющийся скрип старых пружин, потом всё стихает, слышно лишь тяжелое дыхание обоих.
Он лежит на спине, глядя в потолок. Она у него на груди. - Санечка. Он молчит - Саш, а ты за домофон, или консъержку? Он молчит. - Просто толку от них никакого. В парадном проходной двор. Он молчит. - Представляешь, я даже шприцы видела. - она приподнимается на локтях, заглядывая ему в глаза. - Ты хоть опять не начал? - Идиотка! - резко отрезает он, отталкивая её. - Прости! Прости, Санечка, я просто очень сильно за тебя боюсь. - Просто - девяносто. - Прости, очень боюсь, чтобы не сорвался. И молюсь за тебя всегда. За Ваньку и за тебя, больше ни за кого. - За мужа помолись. За меня не надо я в зоне переболел. - Мужу свечечку за упокой, а вам молитву за здравие. Ванька ведь папу и не помнит совсем. А ты как появился... он к тебе очень привязался. Он тебя любит. - За что? - Любят не "за что", а вопреки всему. - Ваня еще не знает цену таким вещам, как дружба, верность и предательство, любовь. Я для него кто? Папа 2. - Ты только доброе приносишь в его мир. - Ну, конечно, ведь этот мир еще так мал и так мало для этого нужно. Мне обошлось в Sony PlayStation. - Когда я вижу его с горящими от радости глазами и джойстиком в руках, я сама начинаю тебя любить. - Вяжи. Какое-то время молчат. - Сашенька. Он молчит. - Чтобы я без тебя делала? - Жила бы, как и раньше. - А я не знаю, как я раньше жила. - Ну, тогда судье спасибо скажи, что пятерку дал, а не восемь, или десять. Тогда еще не скоро мы бы повстречались. Молчание. Она крепче прижимается к нему. На этот раз молчание прерывает он: - Да...прикол уматовый, пошпилить там... - задумывается. - В "микромашинки", помню такие заезды устраивали... Или в Mortal Combat под интерес. Соберемся и на жуйки целый день рубимся, или на копейку - азарт. Там fatality, brutality - жир. Super Mario - вот это тоже хит, жирный прикол. Прикинь, короче, буквально за недельку, до того как меня закрыли, взял у малолетки одного со двора прикол этот, ну, приставку, на пару дней - детство в жопе заиграло. Ну и похерил. То есть как похерил: хату мусора опечатали, а что подороже, да покрасившее все растянули, чайки. Техника ушла вся, золото, серебро, конечно. Даже кишки, ну, там кожа, дубло и тем не побрезговали. Приставка тоже по пи... пошла. - Не ругайся. - Ушла, короче, цацка в страну "Marlboro". - Куда? - В страну проё...х вещей. - Ну, не ругайся. - Как мне не в жилу было тогда. Прежде всего перед собой самим, не говоря уже за пацана того. Остался я должен, короче. Молчание. Она прерывает: - Я же вижу, что ты детей любишь. - Терпеть не могу - шума много. Он приподнимается с кровати, берет купленную газету и начинает листать её, очевидно пытаясь уйти от этой темы. - Aviso? Всё работу ищешь? Он не отвечает. - Ты её уже год так ищешь. Что ты себе думаешь, Сашенька, дорогой. Как же я боюсь за тебя, Сашенька, ты же сам, как ребенок. Только не влезь ни куда. - О-у, опа-па, тормозись. - повышает голос почти до крика и раздраженно начинает одеваться. - Ну, не уходи, ну, побудь еще. Ну, пожалуйста. Он молчит. - Ну не уходи, Сашенька. Ванька еще не скоро будет. Их на экскурсию повезли. Ну, Сашенька... Он молчит, одевает кроссовки, идет к двери и щелкает замком. - Саша, - говорит она вдруг тихо и очень серьёзно. - Я у врача была... Он останавливается, но не поворачивается. Она продолжает: - ... шестая неделя. Он выходит. - Я же знаю, - кричит ему вслед. - Ты детей любишь. Но я же знаю, я знаю... Она падает лицом в подушку, плачет, плач переходит в рыдание, рыдание в истерику.
Балкон, бульбулятор, иероглифы, Kriket, много дыма на выдохе, в кармане жужжит мобильный - это Эдо. - Да, порядок? Через 15 минут буду. - кладет трубку обратно в карман, сам продолжает говорить вслух: - Эдик, Эдик. Эдуард. Эдо. Уmатовый пассажир. Живет такой парень...Живет, не тужит. Фуф, хорошо как убило. Эдик, да, уматовый пассажир. Наша порода, босота, ни флага, ни родины. Он откуда? Армянин, точно, да. Они там все на борьбе сорванные. Красава, базара нет, стать вторым на Европе по боевому самбо...здоровье еб...ся,так висеть, тренироваться, еще и результат давать. Как его допинг контроль там не палит? Как он петляет? Эдик, дружаня.
Идет на стрелу с Эдо. В ушах басит "Капа". Ставит звук на мах: "Боги задувают паровозы и тогда, ты на небе видишь только перистые облака". Место встречи изменить нельзя - зал игровых автоматов Джокер, около метро. Заходит внутрь. Выходят вдвоём. Ловят бричку. Едут еб...ть барыгу. Едут молча. Молча заходят в черный подъезд. Молча звонят в дверь. Молча делают.
- Саняба, ты ему по ходу нос сломал. - Я ему сейчас еще и все пальцы, по одному, ломать буду, затем все суставы, может еще и до зубов дойдем. Всё зависит от его благоразумия. Привяжи-ка его к батарее, пускай разoгревается, сейчас начнем. - Суки, вам пи...а, - захлёбываясь кровью, кричит барыга. - Вы не знаете, куда луканулись. Эдо его тихонько придушивает. - Слышком громко, галава балит. - Его непревзойдённый акцент заставляет улыбнуться. Барыга в его крепких руках теряет сознание. - Не ведись, Эдо. Слова сотрясают вэдь толко воздух, но нэ противныка! - неуклюже пародирует кавказское произношение. - Лучше приведи его в чувства. Эдик достаёт из-за пазухи наручники, приковывает барыгу к батарее и начинает хлестать по щекам, приводя в чувство. Капли кровавой юшки, из разбитого носа, падают Эдику на кроссовки. Несчастный случай. Для Эдо достаточный повод, чтобы свернуть барыге шею, как цыплёнку. Но Эдо просто отрывает барыгу ногами. Немного успокоившись, оставляет его. - Всэ равно, уже запачкал. -как бы оправдываясь, показывает окровавленную обувь. - Ну, чево дэлать с ним? Хочет быть крутым. А, Саняба? У Санябы в руках утюг - старая школа. Он подходит к барыге: - Петушка, сейчас я тебя поглажу... Когда в руках оказывается плойка, паяльник, на крайняк - кипятило, или же утюг, как сейчас, терпилы сразу становятся на редкость сговорчивыми. Результат: перед хулиганами несколько коробок от обуви, набитых под завязку, одни - LV, другие - запретом. Гаш, гера, метадон, эфидрин, первинтин, феномин, актифет, троефет, прокопан, сиднокарп, сибазон, фенозепам, седуксен, еще какие-то реланиумы, трамадол (куда без него), чистый адреналин, даже несколько ампул с эссенцией дикой эфедры. Галимая аптека. Жирный барыга. Деребан.
Он сидит на подушках, дома, перед своей плазмой. Методично переключает каналы. Взгляд отсутствует. Мышцы лица словно окаменели в напряженной, тревожной гримасе. Медленно, еле заметно, начинает шевелить губами: - Барыги, суки, ненавижу...бесы тухлые...суки, как насекомые...паразитируют на организме здоровом, разносят по нему инфекцию...раковые клетки...множат своё зло...бесы, сука, ненавижу...давить бесов...ненавижу... На плазме начинают мелькать кадры из прошлого. Бессвязные обрывки чьей-то памяти: молодые счастливые лица, весёлые праздники, дорогие подарки, крутые тачки, деньги-брызги и бес с баяном. - А, сучара рогатый. Нашел меня? Кыш, проклятый. -смеётся, всё смеётся. Но и от смеха на глазах бывают слёзы, и концом радости часто бывает печаль...
СОН 2
3-ий день Серое утро. Он лежит на диване с открытыми глазами. Глаза воспалённо-красные, видимо от переутомления и недосыпания. Обстановка уныло-гнетущая. На кухне начинает звонить телефон. Он реагирует на звонок, закрывая глаза руками. Когда звонок затихает, он убирает руки от лица, бессильно роняет их и медленно, отчетливо выговаривая каждое слово, произносит: - Любовь и ненависть, Заботу, безрассудство, Обиду, жалостность и горький привкус слёз, Всю гамму чувств, Всю жертвенность и силу С собой ребенок в этот мир принёс.
Встаёт с дивана, довольно резко. Начинает оcуществлять причудливые движения, чем-то напоминающие утреннюю зарядку. Покончив с нелепыми па, принимается за скамью для пресса. Делает несколько подходов, между которыми наведывается на кухню: включает Kiss Fm, пьёт холодный чай. После очередного подхода, встав со скамьи, идёт не на кухню, а на балкон. Китайская банка. План. Плановая тяга. Поменяло. Возвращается на кухню, открывает холодильник. В холодильнике мышь повесилась: три яйца куриных, кетчуп, кусок прошлогоднего сала, ещё какая-то банка с горючей, по виду, смесью. В животе требовательно урчит. Закрывает холодильник. Чифирит. В животе начинается революция, срочно на парашу. Только бы добежать.
Он сидит на толчке и листает глянец: - Верунька...хорошо...с Верунькой я бы завис...и рядом бы мы не плохо смотрелись, да...блонда...белокурая бестия...она может внучка, или правнучка, этого...генсека...ну, этого... Леонид Ильич, да...нормальный прикол...чисто, Сантилло с Веркой за поясом...покоритель партийной элиты...да...пойдёт...основоположник династии Хунь. Смеётся, громко и от души. Смех прерывает звонок в дверь. Он лишь перестаёт смеяться и переворачивает новую страницу журнала: - Не-е, вот, Светка...с нею зависнуть, где-нибудь на частном пляжике...мне больше нравится рот...какой рот, какая соска...настоящая самка...пантера...накормить бы её...эскимо. Кошка, любишь мороженое?..вижу, любишь...обожаешь облизывать...любишь быть мокрой и липкой...а-а, романтика. - следующая страница.- Надька...тоже гарна дивка...все три ничего...одна Надька за двоих...хотя...нет, не мой тип...малая, такие сиськи это лишак...не, ну я большой ценитель женских прелестей, я люблю сиськи...гладить их...мять...мне нравиться, когда они ритмично покачиваются, в такт моим движениям...нравится видеть, как наливаются жизнью, отвечая на мои ласки...меняют цвет, форму...просят нежности. Но это...ну, ни куда не годится...первый надойный комбинат ударников культурно-массовой деятельности...фабрика бесконтрольного производства сомнительного качества виагры...что это?..фармо-реклама, или госпропаганда культа тела...кунсткамера...Фуф, че-то нормально так сунет. Надюшка, ты не обижайся...я ведь не со зла...красота - меч, разрубающий жизнь...может и подчинена моде...зависит от неумолимого хода времени, но существуют же и незыблемые эталоны...еще древние эллины определили идеальную гармонию...одно ёмкое слово - ariston, сейчас бытовая техника есть такая... ariston...в буквальном переводе с древнегреческого означает мера...чувство меры...во всем и всегда...золотая середина...это гармония...Надежда, но середина у тебя, видать и вправду золотая.
Выйдя с дальняка, моет тщательно руки и идет прямо к полке с мультимедия. В основном DVD. Их действительно много. Но он точным движением находит на полке нужный ему компакт. Загружает в плеер. На огромном экране тут же появляется, таких же огромных размеров, наполовину проглоченный член. Порнуха. Устроившись поудобней на подушках и сделав звук потише, он мастурбирует. Затем идёт в душ.
В душе влажно и тепло. Сквозь шум падающей воды, долетают басы из комнаты. Какой звук! Необычный, полный, потрясающе великолепный. Децибелы внешнего мира невероятным образом совокупляются воедино, повинуясь непостижимым законам макрокосмоса, образуя в этом хаосе звука строгий порядок и даря слуху просто сказочную симфонию. Потрясающе, как можно раствориться в этой божественной музыке. Именно музыке... похоже на Брамса, только в тысячи раз прекрасней. Это фантазия стихий - гармония сфер - бальзам для искaлеченной души, звук, издаваемый эфиром, колебания которого вызваны движением в нем небесных тел, фантастическая мелодия, являющая собой совершенство звука. Слышно каждую падающую каплю. В каждой из них можно увидеть своё отражение, оно распадается на миллиарды брызг, на бесконечное количество атомов, о существовании которых напоминают лишь нелепые уравнения астрономов и алхимиков, доказывающих теорию этого распада, и числа из этих уравнений, с такими же нелепыми степенями. Числовой порядок закона космической энергии подчиняет всё: космос, музыка, душа. - Так вот от куда отождествление фибров души со струнами лиры. Балалайки! Соберись.
Он выходит из душа и снова открывает холодильник. Там по прежнему пусто. Кишка рамсит. Яйца каждый день - плохой слоган. Заказывает пиццу по телефону, обещают доставить за 30 минут. Его взгляд падает на купленную вчера газету. Просматривает её, в ожидании своей пиццы. Берет мобилку снова. Набирает номер. Трубка отвечает: - Арт-агенство ,,Премьера,, , здравствуйте. - Добрый день, я по объявлению. - Вы имеете ввиду объявления о приеме на роботу? Какая вакансия вас интересует? - Меня интересуют продажи, менеджер, наверное так. - Арт-представитель, консультант. - Да, да, именно. - Высылайте своё резюме на наш электронный адрес, или же приходите на собеседование. Сегодня в 15.00, вас устроит? - Устроит вполне. - Наш адрес... и не забудьте паспорт и идентификационный номер. - Спасибо, вы очень любезны. -разрывает связь. - Фу, жара,так гнать и не бибикать.
Привозят огромную пиццу. Курьер - пацан, лет семнадцати, с прыщем на носу, смотреть жалко. Расчет. Не хватает семь гривен. - Ну, чё делать будем? -сдвинув брови, смотрит на курьера. - Идти навстречу пожеланиям клиентов.
Балкон. Колпак. Шала. Ингаляции. Курьер, после двух водных, похож на узбека. Глаз узкий и кривой, как сабля турецкая. Накурив курьера, отпускает его и собирается сам. Кроссовки, так, шнурки, бл..., что-то не вяжутся, нет, наверное руки. Пальцами трамбует шнурки вовнутрь, не завязывая. Одевает ветровку. Смотрит на себя в зеркало: - Сан-н. -делает поклон, подобно монаху шаолинь, о чем-то на секунду задумывается, переодевается. Черные туфли, брюки, рубашка. Как-то не уютно в этом воротничке. Спускается на лифте. Сегодня здесь на удивление совсем не воняет, даже чувствуется некая свежесть. Сегодня что, праздник? Или может день покаяния - очевидно, в лифте кто-то убрал. Даже светлее стало. Но лучше бы этого не делали - тут по-прежнему ужасно. Марафет лишь обнажил недостатки и уродство, пролив свет в самые тёмные и грязные углы. Чем вам не Бердяевское злое добро? Или доброе зло? Лифты, наверное, придумало быдло, чтобы было где кнопки выжигать, или манилы-извращенцы, чтобы было где девок портить, одно из двух. - Вот где простор для творчества. - разглядывает стены лифта, пестрящие наклейками, пошлыми стишками и прозой, другими таинственными знаками и письменами. Читает вслух: Козя лох...минет с проглотом, тел.:4... Е=mc2...Тарас - в самый раз (ниже приписано еще пара-тройка оригинальных версий, как то шоколадный глаз и заголяй свой таз). Венчает сей поэтический олимп чье-то поистине шедевральное творение, нацарапанное и закрашенное жирным коричневым маркером: Писать дерьмом на туалете увы, мой друг, не мудрено. Да, в туалете вы поэты, А вот в поэзии - говно. - Для кого-то это еще и туалет. - делает печальное заключение, выходя из лифта. У двери натыкается на бабку-консьержку: - Саша, участковый приходил, спрашивал за тебя, дома, а если нет, где можешь быть. Он молча кивает и выходит из подъезда на улицу, идёт на остановку, ждёт маршрутку. Из наушников валит плотный бит - какой-то свежий подвальный рэп. Сзади дергают за рукав. Поворачивается. Там какой-то гусь, чего-то рассказывает. Но его не слышно. слышно только музыку. Гусь продолжает шевелить губами. Смешно становится. Так смешно шевелит губами, что улыбку сдержать невозможно. Гусь начинает махать своими ветками, указывая на серый ланос, метрах в пятнатцати. Что там ещё? - Ха, Жид! Из машины выглядывает знакомое пухлое лицо. Тоже шевелит губами. Прикол, но пора подвязывать: - Здорово, шлёма! -одной рукой вынимает из ушей наушники, другую протягивает жиду. - Бананы из ушей повынимай, ты чё гонишь, Шура, я запарился сигналить. - Лучше гнать, чем быть гонимым. Не ведись, малой. - Собрался куда? - Да надо тут съездить, распедалить один вопрос. Закинешь меня в центр? - У меня бак пустой... - А у меня ни сольдо в кармане, значит договорились. Всё, не плач, поехали. Выручишь дружаню.
Он стоит у входа с огромной вывеской ,,Премьера,, .Ниже, буквами помельче - art agency. Заходит. Много света, много зеркал, много улыбок. Самая ослепительная и уродливая у девочки на reception. Зубы похожи на вёсла, а пасть растянута так неестественно, что хорошо видна верхняя десна. Модель по ходу, или похожа. Миньетчица. - Чем могу вам помочь?
Судя по виду, она и мёртвому поможет. - Да, - смотрит на часы, времени двадцать минут четвертого. - Мне на 15.30 назначено собеседование. - Пожалуйста, заполните анкету и ожидайте, вас пригласят. Он берет анкетный лист и, погрузившись в шикарное кожаное кресло (да, не слабый офис), начинает его изучать. Так много света. Вскоре это начинает действовать на нервы. Изобилие пластмассовых улыбок вокруг, просто бесит. - Александр, проходите пожалуйста.
Хорошо, смена декораций.
В кабинете двое: он и HR. Второй, без особого вдохновения, просматривает, написанную минуту назад анкету, бубня себе под нос: - Так, прописка киевская...образование высшее...так, тут что?.. хорошо...опыта маловато- поднимает глаза на соискателя. - Значит вас интересует вакансия менеджера отдела продаж. Ну, что, восьми часовой рабочий день, два выходных - суббота, воскресенье, зарплата два раза в месяц, сдельно, ставка + процент. - Говорит немного в нос, отложив анкету в сторону, рассматривает календарь, стоящий на столе, затем начинает переставлять его, меняя местами то с часами, то с декоративной чернильницей. Полное невнимание, безразличие, скорее даже неуважение. - Наша компания предлагает полностью официальное трудоустройство и полный соц. пакет. Во-от, значит, в обязанности менеджера входит: прямые, телефонные продажи, работа с базой клиентов, её расширение. Вот, собственно, и всё. У вас, может, возникли какие-нибудь вопросы? - А чем торгуем? - Н-не понял? - Чем торгуем, спрашиваю, радостью? Я не менеджер. - К-как же, вот, тут у вас написано... - На заборе х... написано, а там дрова. - Н-не понял. - было видно по его лицу полного флегмата, что он от природы непонятливый, а сейчас совсем растерялся в незнакомой ситуации. - Я автор. - Продолжает, с невозмутимым видом. - К-какой автор? - Я придумываю и детально прописываю концептуальных людей. - В смысле? Этот полупокер реально подкумаривает. Непреодолимое желание погнать подкрепляет скопившаяся злость и агрессия. Больше всего раздражает заикание. Хоть и грех смеяться, но... - В смысле супермен, человек-паук и т.д., но это уже раскрученные бренды. A Я придумываю новых героев. - П-п-продолжайте. - Интервьюер выдавил из себя одно слово, оставшись сидеть с открытым ртом. Всё, достал: - Допустим, из отрицательных - человек-беляш, обжигает жиром и травит людей не свежим мясом. -Молчание. - Или вот, из последних, человек-сапог. Тоже отрицательный. Бездарь, штаны просиживает, чужое место занимает. -Смотрит прямо в глаза, холодно, безжалостно. - Зато выглядит, как с иголочки: накрахмален, напомажен, напидарашен. Знаете, я, наверное, назову его - ,,человек-гей,, , можно еще - ,,человек-петух,, . Всего доброго, допобачення. Встаёт и направляется к двери, собираясь выйти, но, уже взявшись за ручку, слышит позади осипший от шока и волнения голос: - Хам, пошел вон. Он останавливается. Подумав, поворачивается и идёт обратно к столу, на ходу расстегивая ширинку. Всё происходит так стремительно, что этот даже не успевает выбраться из-за своего рабочего места, как его находит горячая солёная струя. Обосцав весь стол: календарь, часы, чернильницу (хоть тут пригодилась). Обосцав самого гея, не брезгуя, забирает свою анкету со стола, и, скомкав её в руке, сплёвывает презрительно и невозмутимо уходит. Прорвавшись сквозь нарастающий гвалт птичьего базара на улицу, он жадными глотками вдыхает грязный воздух мегаполиса, будто вынырнув из-под воды. Верхняя пуговица рубашки - явно лишний элемент. Избавляется от неё, открывая доступ кислороду в одном направлении и накипевшим эмоциям в другом: - Фу, жара! Ты чё, так гнать...петух. Гомодрыл пробитый, сиповка! Животные...
Он стоит в вагоне метро, прислонившись к дверям. Слушает плеер и бесцеремонно разглядывает людей. Выгоняется на свежей теме, как смешно все вокруг губами шевелят под музыку. Эта забава быстро надоедает. Начинает болеть голова. Он выключает музыку, но тихо не становится. Грохот вагона давит на голову еще сильнее. Станция. Поезд останавливается, вместе с ним останавливается и шум. Рядом стоят две молодые бабы. Становится слышно о чем они говорят: обсуждают особенности месячного цикла одной из них. На него же, стоящего менее чем в полуметре от них, бабы не обращают никакого внимания. Ведут себя так, будто его не существует вообще, здесь, рядом с ними. Это все наушники. Эти шмары уверены, нет, это даже не уверенность, они на подсознательном уровне получают для себя информацию, что он слушает музыку, что он не слышит их, что он не претендует на вторжение в их интим. Поезд трогается. Он становится еще ближе и начинает прислушиваться. Сюжет оказывается до боли прозаичным и примитивным - бытовуха, с примесью романтики. Он проталкивается на другую дверь и занимает новую позицию. Штрих что-то орёт в мобилку, затыкая пальцем свободное ухо. Ага, Вася горит на работе. Каждый раз, когда поезд, проехав станцию, заезжает в туннель, связь пропадает. Штрих при этом нервно ругается, стараясь не привлекать внимание к своей персоне со стороны окружающих, и, дрожащими пальцами снова жмёт, не попадая в маленькие кнопки. Нервы. Дядя, да ты попал. Снова передислокация. Теперь он навис над парочкой пенсионеров. Тут всё плохо: пенсия, болячки, дети сволочные. Тяжелая энергетика. Погнали дальше. Выходит из вагона на перрон, присаживается на скaмейку. Как будто и голова не болит. Чужое горе, как лекарство. Морфий для сознания, опиумная анестезия для больного воображения. Еще инъекцию, если можно. Парой лишних точек дозняк не набьёшь. Давай, не писай в рюмку...он встаёт, голова уже не болит, отпустило. Нужно догнаться: продавливается в вагон первого подошедшего поезда. В этом вагоне гораздо теснее, просто поезд идёт в другую сторону. Это всё не важно. Понеслось по новой: студенты, врачи, малолетки-лесбиянки, работяги, опять студенты, студенты (а, проезжаем КПИ), зольды, а вот пацыки по карману работают. Базар вам нужен, кто на что учился, а нас с детства учили, что ,,все профессии нужны,, . Еще одна пересадка. Сюжеты, выдаваемые людьми, на вид совершенно заурядными, оказываются уникальными, каждый в своём роде, фантастическими, нелепыми, жестокими, экспрессивными, горящими, как лесной пожар, депрессивными, как маниакально-суицидный бред, глубокими и холодными, как океанское дно, некоторые полны веры, в некоторых осталась жить лишь надежда, но любви нет ни у кого. Её вытеснили бытовые проблемы и заботы, будни. Когда в душе не остаётся места для праздника, остаются одни будни. Ещё пересадка: снова пенсионеры, но эти поживее, что дальше, молодая пара - одни слюни, мама с дочкой - доця ничего, свежее тело, да и мама еще та, нет, поторопился, не свежее - у доци сифилис. Пересадка: панки и эмо в одном вагоне - ярко,брутально, с печальным финалом, комиксы можно рисовать. Пересадка: две училки обсуждают молодёжь (- Тётя, где ты была?..), одна жалуется на сына, сын - ублюдок. Следующий: вот это дама! Сразу видно - работник культуры - сильно рожа интеллигентная, и накрашена, как гардeробщица. Только она не говорит, больше слушает бредни урода с жирными губами, который явно не прочь вставить ей пистон. Следующий: два забавного вида, плюгавых мужичка. - Не надо, - говорит вдруг один, резким вуйковским говором, поворачиваясь и глядя на него.- Нема в нас вже ничого, так ничого. Покрали, ти що на гори. - Воинственно вскидывает руку, указывая куда-то вверх. - Это, ты мне, землячок? - недоумевает. - Тоби, тоби. Я ж бачу, як ти по вагону биля людей трешся. Биля нас не надо. Порожни кишени тут, - хлопает себя по карману, как это обычно делают локшёвые фраера, или купцы времен Киевской Руси из старых, еще советских фильмов. - Не перевиряй, юначе, втратиш час лишень.
Он поднимается по практически пустому эскалатору. Размышляет вслух: - Полегчало. Что теперь? Хмыря домой прикупить, а то жрать вообще нечего. Бля, LV нет. Бля-а. Чего делать? Козе х... приделать! На улице темно. Он идет к ярко освещенным ларькам. Возле одного из них, кучкуется компания. Три человека. Ага, вот еще четвертый выходит из-за ларька, видно отливал там. - Опа-па, человек молодой, некрасиво. Тебя что это, мама с папой учат на стенки писять, или ты территорию метишь? - Зажимает в левом кулаке свой ,,Kriket,, (удар тяжелее) и идёт прямо на терпилу.- А здесь моя территория. - Шо такое? Чё надо? -Засуетилась вся компания. - А, он с вами, ребя, я ж не знал, всё путём. - Подходит к ним. - А вы сами откуда? Чё-то я вас тут раньше не встречал. - Та мы из центра. - Ого, закинуло вас! Как выбраться хоть знаете? Может помочь? - Спасибо, но мы не заблудились, всё ОК. - А, ну, нормально. Тогда может вы мне в подмогу, - делает паузу. - Курить есть? - Угощайся, - протягивают пачку Parlament. - Спасибо, - берет пачку и кладет к себе в карман. - А зажигалка? - Шо? - В чоло! - повышает голос, накаляя атмосферу, но он чувствует, что они его уже бояться, в своих мыслях они уже стали жертвами. Он чует этот страх. - Зажигалка, спрашиваю, есть? Голова, поделись добром. Тяжелая пауза - кульминация вечернего фристайла. Чем дольше пауза, тем выше мастерство. - Там, в пачке, внутри зажигалка. - Да? Точно. - Достаёт зажигалку, сигарету, подкуривает, делает пару тяг, перебирая зажигалку ловкими пальцами правой руки, останавливается, зажав её в кулак, улыбается, глядя на терпил ...и бьёт. Стремительно, как укус змеи, как бросоk тигра. Бьёт свою первоначально выбранную цель - пописавшего мальчика, левым джебом в горло, в район кадыка. Туша хрипит и валится с копыт. Не давая опомниться, второму правый хук в бороду - еще одно тело на земле. Третий, зажмурившись, пытается увернуться от ударa, которого нет. Вместо этого, агрессор ловит терпилу за вороник и тащит за собой, в тёмный двор. На остальных он даже не смотрит, он их схавал живьём. Какие они сладкие - мальчики мажоры, крутэлыки, похитители маминых денег, белая кость, голубая кровь. Здесь, в этом враждебном каменном гетто, они всего лишь испуганные дети. Они уже целиком в его власти. Это власть страха. Во дворе темно. Он бросает терпилу об стену и проводит еще двойку по корпусу. Терпила скрючивается, как улитка и тихонько скулит. Снова хватает его за шиворот и подрывает на ноги: - Ну чё, гусь ты лапчатый? -Шипит ему в ухо. - Выбирай, на что тебя мне посадить прямо тут: на х..., или на нож? Что тебе дороже: честь твоя пацанячья, или жизнь непутёвая? Отпускает его. Тот сползает по стене на землю. Плачет. - Ладно, что у тебя там? Давай. Деньги есть? Так, телефон с часами оставь, давай рыжее. - Считает деньги. - Маловато. Что, у папы бизнес не идёт, кризис? Ну, идём кентафуриков твоих труханем, они вон тебя дожидаются, там где светлее.
Балкон. Буль. Колпак. Чиркает зажигалка. Дым. Много дыма.
Он сидит на подушках, перед плазмой, убитый, разорванный в лашпорта. Взгляд отсутствует, сознание тоже. Вокруг разбросаны разноцветные фантики: конфеты, мороженое, шприц, чудо-творожки. По tv идут криминальные новости...
СОН 3
4-ый день Серое утро. Его будят настойчивые звонки в дверь. Просыпается долго. Ворча, тяжело поднимается с дивана, но идёт не к двери, а на балкон. Настраивает аппаратуру и вытягивает почти полный колпак. Задержав дыхание, облокачивается на перила. Разглядывает пейзаж. Выдыхает. Поменяло. Мамы с колясками, ребятня гоняет в футбол, короче, пейзаж обычный, за исключением мусорского бобаря под парадным. А вот и гвардейцы нарисовались: выходят из его подъезда. Одного он знает - участковый. Менты грузятся в машину и отъезжают. Он смеётся: - Гуси,группа Демоны с песней Дьяволы. Вытягивает еще один колпак, после чего идёт на кухню. Включает Kiss FM. Открывает холодильник, там изобилие. Выбирает продукты, раскладывая их на кухонном столе в нужном порядке. Начинает готовить, двигаясь под очередной трек очередного dj-я. Готово: греческий салат и телятина с зелёным горошком, обжаренная в красном вине. Фото на память, поместить файл в папку ,,кишкоблуд,, . Чифирит. Дальняк. Душевая.
После завтрака он устраивается поудобней на подушках с пультом в руках. Плазма освещает его бледное лицо. Вдруг вновь раздаётся звонок в дверь. Он недовольно кривится, но ничего не предпринимает. Звонок повторяется. - Мусора мусорянские, а-а...- смеётся. - Псы лягавые. - Саша, я же знаю, что ты дома!- Доноситься из-за двери женский голос. - А вот и не мусора. Это Тамара. Еще звонок. Он не открывает. Вместо этого делает громче звук. Чертов трус. Пытается не замечать звонков, сосредоточившись на экране. Вскоре это у него выходит. Спасибо дыму и Discovery. Сколько прошло времени, десять минут, или несколько часов, сказать сложно. Невероятное количество полученной информации. Всю её нужно еще разложить по полочкам. Сейчас она напоминает мусорную кучу прямо внутри головы, в самом центре мозга: черные дыры, неординарные личности, загадка Сфинкса, снова черная дыра, как это работает?.. что...Бермудский треугольник...роды в воде...выжить любой ценой...разрушители легенд...черные дыры, их всё больше...Эверест...снова роды - прямой эфир...вот это шоу...нет, наверное галюн, новая черная дыра...меч Тамерлана...алмаз Орлов...этапы развития эмбриона...прыжок со скалы...Н2О...жидкостная среда...бериллиевая сфера...плод в материнской утробе ... стоп-кадр... завораживающее зрелище...темно.
Его разбудил звонок мобильного - Тотошка. - Говоры. - Открывай, я за дверью. Запорхнув в комнату, Танюшка наполняет её свежестью и светом, чистым светом. Она дышит жизнью. Она сама жизнь. - Голодная? Хавать будешь? - Не-а. А у тебя что, почетный караул под дверью? - В смысле? - Чушка какая-то тут, на коврике сидела. Меня увидела и убежала. Кто это? Молчание.
Он приносит картонную коробку из под обуви, открывает её и ставит перед Таней. Она разглядывает содержимое с открытым от удивления ртом. - Выбирай. Хотела повеселее, выбирай. Только смотри там, аккуратно. Последняя фраза звучит как-то небрежно и безразлично. - Ого! -Выдавливает наконец из себя Таня. - А это что такое, а это? Она хватается то за одно то за другое: колёса, ампулы, порошки. - Ну, смотря чего ты хочешь. Это, например живчик, там в клубец, на диско, двое суток плясать будешь. Это умняк. А это благородная тяга, для секса хорошо, просто фонтан. - Хочу благородную. А как тут? Не хочу колоть, боюсь иголок. - По разному можно. Мне нравится курить, с гашиком особенно. Он приносит трубку, забивает ее гашишем и посыпает сверху белым порошком. - Взрывай. Боишься? Ну, давай я. - Раскуривает трубку и возвращает ей. Она втягивает немного дыма, кашляет, курит еще, кашляет сильнее. На её глазах выступают слёзы. Он осторожным движением руки снимает слезинку с её ресниц, медленно выговаривая странные слова: - Ом мане падмэ кхум. - Что? - Улыбается она. - Жемчужина в цветке лотоса.- повторяет он уже на понятном языке. -Это древняя тибетская мантра, формула человеческой души. Он ещё раз нежно касается её щеки, которая немедленно вспыхивает ярким румянцем, реагируя не то на прикосновение, не то на дурманящий дым. В воздухе, в клубах выдыхаемого дыма, повисает неловкая пауза. Он долго пристально смотрит ей в глаза, затем целует там, где совсем недавно блестели, как утренняя роса, слёзы. - Соблазни моё глупое сердце, - шепчет ей на ухо. - Души встречаются на губах целующихся. Целует её. Она тает под его поцелуями. Она течет. Он это знает, он это чувствует, этот запах, который пьянит и притягивает. Это запах плоти, запах желания, запах страсти. Он отпускает это желание в варварский танец, необузданный ритуал чувственных наслаждений, животных инстинктов, колдовская игра - танец страсти. Она поёт, как Эолова арфа в его сильных умелых руках. Аккорды всё искусней, звуки всё божественней. Они стремятся ввысь к невидимой иллюзорной цели. И вдруг всё пропадает. Но лишь на мгновение, чтобы взорваться неимоверной силы вулканом, извергая наружу всё: агрессию, радость, боль, наслаждение, экстаз.
Она, голая, лежит на диване. Он на подушках на полу, с сигаретой в зубах. Плазма выдаёт fasion. Из колонок плавно качает ,,Марчибо,, . На полу бутылка вискаря. Рядом пузатый стакан с этим пойлом и остроугольными кубиками льда. Еще один стакан в руках у Тани. Она проводит им по нежным округлостям своего тела и оно тут же реагирует на холод льда, покрываясь гусиной кожей. Он первым прерывает тишину: - И в мире нет несовершенства И в мироздании секрета, Когда распластавшись в блаженстве Нас освещает сигарета. - Классно...это твоё? - Нет. - А кто? - Один умный еврей. - Ты тоже умный. Очень умный. И очень добрый. - Ага. - А еще ты мудрый. Умный не всегда знает, как поступить правильно, а ты знаешь. - Учителя были хорошие. - Он находит в подушках мобильный и набирает номер. - Алё, Сергеич...здрасте, это Прокопенко, мне тут передали, что вы заезжали...за что такая честь?..так а я уже не отмечаюсь...вам ли не знать...Сергеич, ну какая еще ориентировка...да, встал на путь исправления и давно...остепениться хочу, там семья, дети...сейчас? Конечно...охранником ночным на складе...ну вот, сразу ,,не пи...,, , вы ведь воспитанный человек...нет, неофициально...к вам? Kогда, завтра, в одинадцать?...ясность полная, видимость хрустальная...говорю понял. - кладёт трубку. - Пидараст. - Кто это? - Участковый. Да пошел он. Она гладит его. Он дышет глубже, успокаивается. - Как с работой? - спрашивает она. - Нашел, что-нибудь? - Нет, - отвечает он коротко и сухо, еще перетирая на зубах злобу на родную милицию, ту, что бережет. - Я там тебе, в i-nete парочку вакансий подобрала. Все по твоей специальности. Одна - тренер по баскетболу, и по волейболу в какое-то ДЮСШ. Ты в волейбол играть умеешь? - Умею. - отвечает он всё еще несколько отстраненно, не проявляя никакой заинтересованности. - Классно,- с ноткой зависти в голосе говорит Таня. - А я не умею. Зато я в футбол умею. Сколько я себя помню в детстве, мы с папой вечно гоняли. Вечно он со мной возился. Он бы со мной наверное и в куклы играл, он меня очень любит. Хорошо, что мне больше нравилось с мячом резвиться, чем косички заплетать, для него, так уж точно. Жаль, что теперь, так не играем. И я выросла, и у него работы по горло. Так вот, на счет работы и футбола: школе Динамо нужен тренер по физ.подготовке. В лицей на Печерске - преподаватель физического воспитания. - Танюха, прекращай. Какой лицей, о чем ты говоришь? С моей биографией меня к детям на пушечный выстрел не подпустят. - Но ты ведь детей любишь. У тебя получается, вы друг друга понимаете. - И она туда же. Ты то откуда знаешь. - Ты сам мне рассказывал, как в школе, учителем работал. - Братья Грим тоже рассказывали,вяжи. Оба молчат какое-то время. - А ты серьёзно? - Спрашивает она. - Что? - Ну на счет семьи. Он какое-то время молчит, задумавшись, затем отвечает: - Говоришь, под дверью чушка, какая-то? Знаешь кто такая? - Кто? - Семья, дети...
Таня ушла. Он сидит перед коробкой, набитой запретом. Берёт в руки шприц.
Он на полу. Вокруг разбросаны подушки. Звучит Рахманинов. Плазма тускло освещает комнату. На экране большой оркестр, много людей, много инструментов. Крупный план на пианиста: выразительное лицо, потом его руки. Какие интересные руки, не человеческие, как у героев Уэллса, или Стивена Кинга. Эти щупальцевидные пальцы, невероятно, как они порхают по черно-белым клавишам, при этом просто облизывая их и рождая сказочные звуки. Ни ноты фальши, искренне и полнозвучно. Но музыка, с каждым мгновением становится тише. Ей на смену приходит непонятной природы шум. Пианист продолжает играть, пальцы не останавливаются ни на секунду. Шум нарастает... Шум полностью заглушает музыку... Шум становится невыносимым... Шум находит своё отражение на лице пианиста, в его сумасшедшей мимике. Зрелище приобретает зловещие очертания. Сумасшедший, в окружении свиты из себе подобных, вооруженных виолончелями, тубами и литаврами, с безудержной яростью бьёт руками рояль...
СОН 4
5-ый день Серое утро. Тихо. Он лежит на полу с закрытыми глазами. Плазма освещает его бледное лицо. Картинка на экране не меняется - на канале профилактика, и единственная информация выдаваемая благодарному зрителю, это время - 05:46. Он открывает глаза. Какое-то время лежит не двигаясь, затем встаёт. Варит чифирь. Яд. Ловит приход. Идёт в парашу. Возвращается в комнату. Принимает упор лёжа. Отжимается: 20-40-60. Раскладывает скамью для пресса. Делает сотню за подход. Отдыхает. Выбирает CD на полке. Загружает компакт в проигрыватель. Что-то этническое, замешанное на хорошем трансе. Делает еще подход на пресс. Идёт на балкон: китайская баночка, чуйский план, культура, колпак, буль, ингаляции... Поменяло. Маршрут обычный: с балкона на кухню. Готовит. Готово. Фото для коллекции: салат из дикого риса, с курагой и изюмом. Идёт в душ, затем завтракает. С собой, в комнату, зелёный чаёк с приколом. По-приколу белый шоколад. Под такую тягу можно и кинчик отсмотреть. Долго медитирует перед стойкой с DVD. Наконец делает выбор и занимает место в зрительном зале, согласно купленным билетам. Dolby Digital Surround сотрясает кирпичную коробку комнаты. Соседям не привыкать, у них своё кино: дрель с молотком. Холодная война. Пускай - каждому своё, и каждый своё найдёт. Фильм с непонятным названием. Имена режиссёра, операторов, актёров и их героев не выговорить вообще. Made in China. Нет - япошки. Один хер , узкоплёночные, оккупанты мировой экономики. Они уже и кино снимают. Не плохое кино. В меню диска выбирает воспроизведение на языке оригинала. Пойдёт...они мочат, мочат не по-детски. Суровые парни с суровыми нравами. Бусидо, мать их, переяпономать, сакура, кимоно, сепуку... Базарят строго и по сути, на мелодичном, полным образов, философском языке хокку... Мерцают миражи Он стремится к иллюзии В поисках обмана...
Его приводит в чувство настойчивый звонок мобильного. Фильм закончился, вопрос, как давно. Он берёт трубку: - Чара? - Привет, Санчо, чё, спишь? - Нет, бля, сиси мну, бодрствую. - Ну извини, если разбудил. Просто дело срочное. Есть чё? - А чё надо, дубас? - Ну. - Могу узнать, сейчас прозвоню барыгу, а ты минут через десять перемаячь. Тебе сколько? - Кораблик. - Хорошо, сейчас узнаю. -обрывает связь, идёт на балкон, хапает, снова звонит мобилка, снова Чара.Даёт Чаре короткий расклад. -Есть, подъезжай, через полчаса около метро.
Он собирается. Отсыпает из банки пакет плана на газетный лист, быстро технично его заворачивает и прячет в носок. Выходит из дома на улицу. Пройдя пару кварталов, сворачивает во двор. Заныривает в тёмный подъезд. Поднимается вверх по лестнице. Между вторым и третьим этажами останавливается, прислушивается, достаёт из носка пакет с травой, прячет его в пустую пачку от сигарет, пачку, в свою очередь прячет за мусоропроводом.
Чара уже ждёт. Жмут друг другу руки. - Ты на тачке? - Да, - отвечает Чара. - Вон, бэха черная, тонированная. - Кто за рулём? - Кент. - Пускай в машине тебя ждёт. Тут не далеко, идём.
Заходят в уже знакомый двор, по курсу тёмный подъезд. - Пришли. Давай LV. Чара даёт деньги: - Ты сам пойдёшь? - Да, он чужих боится. Присядь вон на качельку, я быстро. - Скрывается в темноте подъезда. Через некоторое время выходит. Протягивает Чаре руку: - Ну, давай, дружаня, будь здоров, не кашляй. Рукопожатие - передаёт Чаре, зажатый в ладони пакет. - С нами не пыхнешь, - интересуется Чара. - Нет, спешу. - Подумай. - Не, в натуре спешу. Хочешь, отсыпь мне пяточку.
Он дома, на подушках, перед плазмой. Зрака нет, зрак отсутствует, сам тоже далеко. По TV в мире животных. Все развалы по касаткам... умные твари...пик эволюции...люди просто примитивные организмы, в сравнении с этими совершенными созданиями природы...или Бога...нет...нет Божьей воли...есть реальный ход процессов мироздания, для преодоления которых необходимо познать их и считаться с ними...нет Бога...тогда почему так страшно...вот, им никогда не страшно...кит-убийца...венец творения...вершина пищевой цепи...невероятное сочетание несочетаемого: грации в игре и атакующей мощи, нежности к партнёру и свирепости к противнику, заботы о потомстве и кровожадной жестокости, интеллекта и животного инстинкта...охота - единственный способ выжить...другого не дано...всегда так было и будет...всегда были охотник и его жертва...глаза хищника смотрят вперёд, глаза добычи по сторонам...каждому своё...но своё не каждому...
СОН 5
6-ой день Серое утро. Его будит звонок в дверь. Он не реагирует. Еще звонок. Вместе с тем начинает звонить мобильный. Подносит трубку к уху: - Ало, Костян? - Ало, это Алла? Алла, это Ало. Открывай. Сколько мне еще в дверь тарабанить? Встаёт с дивана, открывает дверь, за которой хорошо слышно беспокойного гостя: - Ну, ты чё, Саньтьяго, не готов? - Чего? - Большой футбол, Саньтьяго Бернабэу, программа максимум на сегодня! - Сколько время? - 9:00, у нас ровно час. - Ох ты и делаешь.- Идёт умываться. Через минуту, уже вернув себе человеческий облик, возвращается к гостю, который ждёт его на кухне: - Чай, кофе? - Давай чай. Короче, взял билеты в VIP-ложу. Ну, скажи, что ты в шоке. Он возится с чайником. Видимо не в состоянии с утра осуществлять два или более процесса одновременно, в ожидании, пока закипит вода, отвечает: - Фан-сектор наша VIP-ложа. Ну, ничего, можно будет загнать с половины перед игрой. - Ты серьёзно? - Вполне. Мы же не буржуи. Не хочешь, так отдай кому-то. - Ладно, посмотрим. Ты давай, собирайся, поехали, костями хоть встряхнём. - Слышь, братишь, может, покурим? - Может подышим? Давай, давай собирайся, поле игрока не ждёт. Сейчас мячик погоняем, потом в баньку, попаримся, там пивасик, карасик, и пяточку там приколотим. Вечером на ,,Динамо,, и дальше...культурная программа, all inclusive.
Они в машине. На спидометре 140км/ч. Нормально вырвались. Странно, мало машин, впрочем, это уже загородная трасса, но и в городе было не больше. Наверно, выходной. Оба весело отбивают ритмы, подпевая магнитоле: ,, Застрахуй-хуй-хуй... ,, За десять минут долетают до спортбазы. Вокруг лес, пахнет хвоей, вроде освежителя для туалета, только здесь всё натуральное. На футбольной площадке, окруженной по периметру сетчатым ограждением и исполинскими соснами, уже разминаются несколько человек. Выходят из машины, переодеваются. Шоу начинается. Делятся на две команды. И грают под интерес. Начинают резво. Все бегут. Все борются. Играют жестко, правила хоккейные. Кого-то ловят на бедро. Можно играть, свисток молчит. А судьи кто? Судью на мыло. Рывок, пас, еще рывок. Все быстро сдыхают, физуха не вывозит. Начинаются рамсы: - Рука была!.. - Какая рука?! Мне в плечо попало. - Голова ты комбижировая, а плечо у тебя где, на ноге, или вместо шляпы? - Неумышленная... - Какая неумышленная, дай сюда мяч, пеналь. Побеждает сильнейший, а сила, как известно, в правде.
После футбола идут в парилку. Накрытая поляна радует глаз: пиво, много пива, закусь. Дежурный косячок...пойдёт... Поменяло. Костян тоже доволен. Вид во всяком случае довольный: - Пойдёт... - Поедет, Костыль, поедет. - Саньтьяго, ты счастливый человек? - Это вряд ли. - Ты счастливый человек. - Чего это? - У тебя есть то, что за деньги не купишь. Я у тебя это колено выхватил и теперь тоже чувствую себя иногда счастливым. - То есть пиво мы здесь не за деньги купили, да? И паримся тоже за спасибо, или нет, за глаза красивые. - Ты знаешь, о чем я. За деньги можно купить кровать, но не сон...еду, пиво вон, рыбу, но не аппетит...книгу, но не мозги...секс, но не любовь...связи, но не друзей...развлекуху, но не счастье... - Место на кладбище, но не на небе, -грубо обрывает он. Оба какое-то время молчат. - Ладно, Костыль, не ведись. Что-то на умняк пробило. Приедем ко мне, дам тебе кубик-рубик, поумничаешь.
Он на кухне, варит кофе. Разливает готовый напиток в две чашки и идёт с ними в комнату. Там Костян, вертит в руках кубик Рубика. - Как успехи? - Чувствую себя буйволом. - Не ведись, малой. На, подснимись кофеинчиком, а то у тебя уже платы дымят. - Ану, на ты. - Засекай время, сынок, - собирает кубик. - Стоп. Сколько? - Три минуты, восемь секунд. - Старею. - Кофеёк хорош. - Да? Я больше чай люблю. Чай - сила. Чай - это традиция, не попса какая-нибудь. - Смотрит на часы. - Чего там, скоро ехать? - Через пару часиков можно уже выдвигаться. - Времени еще вагон и тележка. Ты как себя чухаешь? - Чухаю себя барсиком. - Горстка бодрости и станешь жульбарсиком. Пройдёмте, молодой человек, к аппарату Елизарова, для начала. Идут на балкон...Возвращаются в канабиноловом умате. Плазма, клипы, музыка, гониво... Собираются уходить: - Ещё одно - Что? - Что доктор прописал. - Как по волшебству появляется чудо-коробка. - нема мартiнi - нема вечiрки. - Это что, ночи в стиле буги? - Буги-вуги. Ваш ход, моншер. - протягивает Костяну коробку. Тот, не глядя, достаёт из коробки горсть улыбчивых колёс. - Отличный выбор, поздравляю. Это даже не буги-вуги, это Ча-Ча-Ча!
Стадион. Фан-сектор. Рядом Костян. Орёт, как невменяемый: - Динамо с Днепра, Киев, Киев, ура!.. Не смотря на то, что он обладает довольно сильным баритоном, его практически не слышно. Тысячи голосов слились воедино, децибелы зашкаливают, эмоции льют через край. - Го-о-о-ол!!! - Весь стадион подрывается с места, в порыве безудержного хаотического восторга. Образовывается настоящее живое море. Шторм шесть баллов, не меньше. Совсем рядом вспыхивает фаер в руках у подорванного малолетки. Это служит сигналом для мусоров, которые сразу начинают стягиваться к сектору. Хул даже не собирается тушить свой факел, начиная походить в его ярко-красном свете на одержимого Данко. Дожидается, когда кучность людей в форме избавляет его от необходимости целиться, и кидает догорающий фаер прямо в них. Попадает. Мусора идут в атаку. Костян один из первых выламывает пластиковое кресло и бросается на передовую. Начинается рубилово. Резиновые палки, против злого духа толпы. Мусора давят. Какую-то биксу топчут берцами, кто-то сидит на корах, обхватив окровавленными руками пробитую голову, обпаленного мента грузят в карету скорой помощи. Толпой овладевает паника, начинается давка. Останавливают игру. Пора валить.
Он намерен зайти в ночной клуб. На входе его не пускает охрана. Face control. Он не базарит, сразу делает - бьёт охраннику прямо в торец. Получает ответку. Начинается возня. Бесов многовато, как тараканы лезут со всех щелей. Кому-то, видно, придётся сейчас выгребать. Прекрасный вечер для п...юлины. Костян ломится к машине. В бардачке лежит волына. Вот и помирились. Едут дальше. Еще клуб. Те же яйца...только вид с боку. Третий клуб. Есть, в яблочко: музыка...танцпол...бляди...кастинг...бар...бухло...чилаут ...канарейки поют на ухо...запрет...грязные танцы...кабинка туалета...качественный отсос...с проглотом...умница милая...снова танцпол...вокруг неистово скачут мартышки...уже неинтересно...неплохой трек под В-52...на взлёт...мы рады приветствовать на борту нашего лайнера...турбины ревут...нет...это колонки...бумц-бумц-бумц-бумц...стюардессы разносят напитки...можно освежиться...где бассейн?... в этом сарае нет бассейна...только горячая ванна...обжигает...нет, нормально, уже не печет...греет...так, хорошо... пустите к штурвалу...где кресло пилота?..крутое пике...слишком крутое...пахнет блевотиной...дичь, обрыгалась...говорила, уже взрослая...тошнит от её вида...дайте пакетик...всё, идём на посадку...пристегните ремни...зелёное сукно...казино...нет, бильярд...пускай шары не стучат...усталость...пустые...на уходах...по домам...сперва по машинам...
СОН N6
7-ой день Серое утро. Он, усталый и сонный, выходит из машины и, на автопилоте движется через двор к своему подъезду. Ему в спину маячат фарами, переключая ближний и дальний свет. Он оборачивается: - Ну, какого еще хера?.. Машины, на которой он приехал, уже нет. Моргает фарами другая - черный BMW, припаркованный на углу. - Чара?..- меняется в лице. - Сучара! Он резко ускоряет шаг, практически переходя на бег, по пути нервозно избавляясь от содержимого своих карманов. Когда до подъезда остается менее двадцати метров, в тёмном проёме появляется такая же тёмная, похожая на тень из второразрядного хоррора, фигура. Он застывает на месте, как вкопанный. Тень непроглядно тёмная, абсолютно черное тело, поглощает падающее на него излучение на 99,9 %, при этом ничего не отражая, как сажа. Вдруг вспыхивает зажигалка и освещает лицо. Мясистая, щетинистая морда, на бритой голове, с сигаретой в зубах. - Здравствуй, Александр. Сколько бегать за тобой? Чай не малые дети неразумные, в салочки с тобой играть. - А я не бегаю, только по утрам иногда. - Как сегодня? Забежал бы и к нам, как-нибудь, проведал старых друзей в ОБНОНе. - Подходит и кладет руку на плечо. - Таких друзей, за х..., да в музей. Морда недовольно качает головой, затем следует удар под дых и краткое нравоучение: - Ты не хами, паскудник, а не то по губам получишь. Педагогика, это мой конёк. Тебе ли не знать? - Пошел ты, - хрипит он. - Ну-ну-ну, чего ты, пойдём к тебе, наверное, потолкуем. Не на улице же нам стоять. - Базар тебе нужен, идём. Санкция прокурора на обыск у вас конечно с собой. А ведь я волать начну, если ко мне в дом, сейчас будете ломиться. - Ты не глупый ведь малый, Александр. Умных люблю, умников - нет. Подкатывает BMW. Из-за руля выглядывает еще одна морда, которую он уже видел пару дней назад, когда встречался с Чарой. - Быкует? - заговорила морда. - Умничает, - отвечает вторая. - Давай его в машину. - Поехали, покатаемся. На запястьях туго защелкиваются наручники. Затем морда1 производит поверхностный шмон, давая при этом задание морде2: - Иди, глянь, чего он там скинул, - тот выполняет. - Ищи только хорошо. - Еще раз лупит задержанного под дых. - Профилактика. - Есть! Нашел!
Он сидит посреди кабинета на табурете. Руки скованы за спиной наручниками. Кабинет самый обычный: стол, пара стульев, сейф, вешалка. На одной стене календарь, на другой - часы. Зарешеченное окно. На столе лежат его деньги, ключи от дома, мобильный, несколько таблеток. Старший из мусоров сидит за столом, глядя в монитор компьютера. Начинает говорить: - Ну, чё? Гагарин долетался, а ты у нас допрыгался. Пятерку уже имеешь. Сейчас мы еще и в берлогу твою наведаемся, - берёт со стола ключи, ехидно улыбаясь. Он молчит. Вторая морда ходит кругами: -Чего ж ты и деньги, и трубку?..деньгами разбрасываться нельзя. -Богатенький Буратина!..- старший смеётся, затем снова углубляется в информацию, выдаваемую пк. - Открываем: Прокопенко Александр Иванович. Погоняло - Тренер. Теперь будет - "Буратина". Так картина та же, ничего нового, две судимости, одна условно. Так, пять лет на усилке. На учёте в наркодиспансере с 98-го, два раза на дурке, а это что такое - что-то новое, у-у-у, как всё запущено. - Встаёт из-за стола. - Ну, чё? Срок уже имеешь. - Достаёт из сейфа прозрачный пакет, с белым порошком внутри, и бросает на стол, к изъятым вещам. - А это еще пару годочков. Сейчас еще интересней будет. - Кладет на стол несколько купюр, номиналом по 100. - Это уже 307-я , сечешь? - Контролька, - сухо отвечает он. - Говорю, ведь, умный малый. И так, что мы имеем: контрольная закупка, товар, меченые купюры. Следовательно: хранение и распространение. Итого. Молчание. - Молчит, проклятый. - А ты ему кодекс покажи, Николай. Морда берет толстую книгу в твёрдом дорогом переплёте. Подходит к задержанному и со всей силы бьёт его сверху по голове. - Ну, как прикинул? Сколько? - бьёт ещё раз, теперь с боку, наотмашь. От силы удара переворачивается табурет. - Посади его. - Сидеть. - Поднимает с пола за ворот и усаживает обратно, на табурет. - Послушай, Александр. Мне лично явка с повинной теперь твоя до жопы. Хочешь - пиши, хочешь - не пиши. Этим ты участь свою печальную не облегчишь. Сейчас я буду тебя воспитывать. - Он берет резиновую палку и подходит ближе. - Не бить, не пытать - воспитывать. Раньше, чем ты не будешь ползать сейчас на этом полу, обосцаный, в собственной блевотине, я в хату тебя не пущу. Ставь, - приказывает морде. Тот кладёт злополучный кодекс жертве на голову, придерживая рукой. Этот размахивается резиновой дубинкой и что есть духу обрушивает её на чёртов кодекс. Сразу бьет второй раз. Александр кричит. Третий, четвёртый... Александр теряет сознание. Из носа и ушей вытекают тонкие струйки крови. - Не коси, паскуда. - Бьёт со всей силы ногой в грудную клетку. Табурет снова переворачивается. - Раздупли его. Только осторожно смотри, кровь, у него СПИД, я в базе нашёл, проба совсем недавняя.
После небольшой паузы экзекуция продолжается. - Николай, принеси-ка "прокурора". Морда выходит. Через минуту возвращается с железным ломом в руках. Мусора привычно подвешивают задержанного на лом, как на вертел, лицом вниз, в аккурат между двумя стульями. Под весом тела, браслеты врезаются в запястья. Руки начинают краснеть, потом синеть. Процедура сопровождается избиением. Работают ногами. Работают точечно: печень, селезенка. Перекур. Надевают браслеты еще и на ноги, тоже подвешивают на лом. Давление усиливается, усиливается стон, гусары отбивают свой марш по внутренним органам, терпеть такое невозможно. Опять теряет сознание.
Его отливают, окатив ведром воды. - Давай противогаз. Противогаз самый обыкновенный, с ,,хоботом,, . Надевают на голову задержанному, оба закуривают, и, через шланг, задувают едкий дым внутрь, перекрывая доступ воздуха. Александр, задыхаясь дымом, опять теряет сознание. Его опять отливают. Он приходит в себя, давится от кашля, начинает рвать исторгая месиво из крови, желчи и рвоты. Процедура повторяется, но вскоре мусорам надоедает. - Николай, давай наверное динамо-машинку нашу, сейчас через хер ему ток пустим. Или нет, стой. - сам достаёт из сейфа маленькую цифровую камеру. - Снимай ему штаны. А тебя припетушим, - на распев говорит задержанному, подходя ближе, с камерой в руках. - Улыбнитесь, вас снимают... и фото супроводом с тобой в камеру, чтоб тебя еще и там нормально встретили. - Включает камеру. - Николай, вставь ему в жопу дубинку. - Ты не прав, начальник, - с трудом, вместе со сгустками крови, выдавливает из себя Александр. Несмотря на это, в голосе его слышны нотки несломленного духа, но на глазах предательски блестят слёзы. Они заводят мусорылу и тот, с хрипом "шо?" еще несколько раз пинает его ногами. Александр, со слезами на глазах, просит пощады: - Вяжи, начальник...будь нормальным...не исполняй...что написать, только вяжи...диктуй...подпишу любэ... Морда растягивается в довольной улыбке. Садится за стол, опять начинает шариться в компьютере. Затем поднимает глаза на задержанного: - А ты, Александр, с некоей Соболевой Татьяной знаком? - Вам Таня нужна? - удивляется он. - Нет, не умный, всё-таки дурак. Да уж не ты, мразь. У нас таких как ты - вон, полный обезьянник. Ну так и быть, кому как не воспитателю, уму разуму вас, тупорылых, учить. Не нужна нам твоя Таня, папашка её нам нужен. Со всем своим бизнесом, со всеми своими потрошками. Короче так, ты сдаёшь нам сцыкуху под делюгу, а я тебя не закрываю. - Делает многозначительную паузу. - Отдыхай, раны зализывай пока... Молчание. Оно длится больше минуты и становится гнетущим. - Хорошо, - коротко и тихо выдыхает Александр, уткнувшись в пол. - Ну, вот и славненько, а ты боялась. Всё иди домой, мы с тобой свяжемся. Видишь, как просто. Давай, выздоравливай, не хворай, - начинает ржать, сквозь смех выдавливая слова. - Тебе нельзя.
Эпилог
Он дома. Сидит на подушках, перед плазмой. Лицо тёмно-серого цвета, как земля. Взгляд глубокий и пустой, как пересохший колодец. В руках у него пульт д/у. Картинки на плазме меняются, повинуясь нажатиям кнопок. Канал за каналом: шоу...кино...новости...сериалы...футбол...мульты...Верховна рада...Динамит...Шарапова...няня...президент...Юля...Шева...Кличко...ёжик в тумане...Кинг-Конг...конфликт на ближнем востоке...телепузики...ВИА Гра...терорристы...стихия...кризис...реклама...реклама...реклама...еще реклама...тампоны...прокладки...чай...пиво...стиральный порошок...грязь под ногтями...накипь грёбаная...новинка...праздничная акция...скидки...полная распродажа коллекции...только до конца недели...месяца...года...дальше...что?... Информационный поток внезапно прерывается серым шумом, на сером, как сухой асфальт, экране.
СОН 1.
Яркие цвета сначала заставляют жмуриться, искривляя лицо нелепой гримасой, и прикрывать глаза ладонью, как козырьком, чтобы окунуть их в мягкую прохладу тени. Но конструкция глаза оказывается настолько совершенной, что без сверхусилий преодолевает эту неприятность, спасибо Конструктору. Когда свет перестаёт резать по живому, взору открывается, спрятаная за яркими красками , но не менее яркая,живая картина. Твердь одарила этот мир плодами любви и всего прекрасного, чем богаты хроники сущего, прошлого и будущего. Но впрочем, высокие материи можно оставить на вечерние платья для невинных путан. Может и на них хватило бы время, но все внимание привлекает на себя странное существо, с поразительно длинным носом и ушами, как легкие, покрытые нежным невесомым пушком лопухи. Они покачиваются, и не понятно - это происходит по воле существа или под легкими, не порывами - вздохами ветра. - Здравствуй, - вымолвило существо, миролюбиво и властно. - назови мне своё имя. - -Александр. - Ты сын Фетиды? Я не узнал тебя, раньше ты был выше. Вечная жизнь среди равных угнетает тебя? - У тебя тоже знакомое лицо, но встречал я его очень давно. Тогда я уже не говорил на каку - ,,буба,,, но еще имел много друзей. Скажи, как звать мне тебя. - Ты всё еще не можешь отделаться от памяти, этой дурацкой привычки людей. Не можешь забыть дух схватки, победы, страсти, любви, жизни, смерти. А мое священное имя ты забыл. Хотя хорошо пoмнишь мои мантры, которыми ты соблазнял юных ариек, превращая их в мед на своих устах. Несмотря на это, я никогда не считал тебя полyкровкой и искренне принял в своем сердце. Существо медленно поворачивается и начинает удаляться. - Как мне звать тебя? - Ганеша, - отвечает существо, не останавливаясь. - Куда мне идти? - Я иду по пути этих трех звезд, -существо задирает нос вверх. - Что это за звезды? - Это звезды мудрости. - Существо останавливается и, сделав паузу, отвечает, опережая его следующий вопрос: - А эта, что освещает твой царственный лик и будет нести любовь до скончания эры - это Сириус. Я должен быть там, я должен это видеть. Существо достает из-за пазухи две скользкие рыбы, жадно хватающие ртами воздух и протягивает их Александру, затем величественно трогается снова и вскоре растворяется в неземной красоте горизонта, смешивая за собой краски в сочные пятна, превращая пейзаж в причудливую палитру, излучающую свет радости и умиротворения.
СОН 2.
В лесу, насквозь пронизанном солнечными лучами, по укатанной, петляющей между исполинскими вековыми дубами дороге, ползет крытая телега. На её корме, измазанный грязью и дорожной пылью, герб доминиканского ордена. Путников двое. По виду, оба монахи, оба с четками и капюшонами, и оба пьяные. Они поют и громко смеются, поддерживая свою кондицию содержимым пузатого бутыля, который передают друг другу, как эстафетную палочку, обменивая её на вожжи. Две лошади мерно ступают, отбрасывая причудливые тени и тяжело сопя. Внезапно на их пути, словно материлизoвавшись из воздуха, возникает лесная фея, с волосами черными, как смоль. Лошади хропят и пятятся назад. - Прочь с дороги, цыганка! - орёт тот, что с бутылкой. - Как ты смеешь задерживать нас, поcланников священногo Ватикана, во имя исполнения воли Господа? - Не говори за других, Инститорис, -холодно отвечает цыганка. - Язык дан человеку, чтобы отвечать за свою душу, а не за того, кто сидит рядом. - Ты знаешь меня? - властным голосом спрашивает другой монах. - Кто же не знает отца Алесандро, посланника святейшего папы Иннокентия восьмого? Summis desiderantes. А я знаю все? - Как твое имя, цыганка? - продолжает свой допрос посол веры. - Кaссандра! - отвечает она, с изящными нотками надменности в голосе. -Что ты делаешь здесь, в лесу, одна? - Я не одна. Одна я не справлюсь с диким зверем. А в лес меня загнали люди. Они не дают чинить мне промысел, с которого я живу. Дрессируют свою совесть. - Что у тебя за промысел? Ты читаешь судьбы по рукам, картам и звездам? - Нет , я торговка. - Покажи нам свой товар. - Хорошо, но помни, кто смотрит, тот тоже платит. - Она делает несколько шагов в сторону и негрoмко зовет: - Мария! Тотчас, из-за густых еловых веток показывается девочка, с белым и чистым, как снег, лицом и покорными глазами. Цыганка берет её за руку и подводит к телеге. - Это моя дочь Мария, - говорит цыганка. - У кого из вас есть золотой рог, чтобы испить нектар её молодости, сок её девственной жиненной силы? - У меня, - хищно твечает Инститорис, подбирая обильно выделяющуюся слюну. Он, забыв о бутылке, спрыгивает на землю, жадно хватает юное тело, перекидывает его через плечо и тащит свою добычу в логово, под плотную мешковину, натянутую над телегой. Задергивает за собой штору, с вышитым гербом, таким же, как и на самой телеге. - Не завидуй ему, отец Алесандро, - заговорила цыганка. - Где зависть и сварливость, там неустройство и все худое. - Ты считаешь себя вправе давать мне советы, читая святое писание? Делай то, что умеешь, смотри в будущее. - Еще ты горд и властолюбив, это будит в тебе гнев и хитрость. Еще ты не знаешь покоя, потому что цель твоя недостижима. - Какая у меня цель? - Ты сам знаешь это, но ты не знаешь того, что движешься в обратном направлении. И даже смерть не станет концом твоих мучений. Внезапно из-за шторки раздается пронзительный крик и грязная ругань. В следующий миг похотливый вспотевший служитель Господа выбрасывает на дорогу послушницу в разорваной одежде. - Грязная сука, - вопит он. - Что случилось, Инститорис, - требует объяснений отец Алесандро. - Эта девка - ведьма! - В чем её вина!? - Она ублажала себя рукой, склоняла меня к языческому ритуалу любви и прокляла , назвав меня сарацинским именем. - Сарацинским именем? - Да она назвала меня "Раху". Она прокляла меня! Это колдовство! - О чем ты говоришь? - Она отобрала мою мужскую силу! Инститорис выхватывает из под скамьи топор, но только сейчас оба замечают, что цыганки уже нет, она исчезла так же, как и появилась. Растворилась в солнечном свете и её белокожая дочь. И где только что простиралось её жертвенное тело, остался лежать в пыли лишь деревяный крестик на кожаной нитке.
СОН 3.
Темно. Мерное сонное дыхание древнего города ощущают на себе лишь невесомые шифоновые и парусиновые шторы. Они то вздымаются, наполненые жизнью, то пропадают в черных щелях оконных и дверных проемов. Ничто не предвещает беды, когда небо озаряет свет падающей звезды. Она очерчивает дугу, которой позавидовал бы сам Эвклид, если бы увидел это зрелище. Но он спит, как и сам город. Звезда несется к своей цели, раскаляя воздух, а из-за черной линии горизонта взмывают ввысь сотни таких же звезд, устремляясь вслед за super nova. С первым приступом резкой боли раздаётся пронзительный крик:,, Греческий огонь,,!!! Этот крик подобно волне вздымается над городом. Но волна не в силах противостоять цунами огня, которое в следующее мгновение обрушивается на вековые стены, завершая свой путь небесным сводом. Изобретение военного гения прошлого, непревзойденное и по сегодняшнюю страшную ночь, несет с собой разрушение и смерть. Город погружается в кошмарный хаос. Он задыхается в густых клубах едкого дыма и стонет от невыносимой боли. Его ветхое тело, изрезаное временем и сухими пустынными ветрами, не в состоянии выдержать атаки универсальной военной машины, направляемой всемогущей рукой богoподобного Цезаря. Древний город повержен, вместе с такими же древними истинами, хранимыми в его стенах. ,,Мудрость сильнее силы, мудрее силы, древнее силы... ,, - страшными хрипами стонет само его сердце. Оно умирает, сгорая в адском огне варварской страсти. Огонь уносит в холодную вечность забвения мудрость тысячелетий: сотни, тысячи священных манускриптов, папирусов и пергаментов. В них, с точностью до шага вычислена окружность Земли, проложен курс её вокруг божественного светила, описаны законы жизни, космоса и безсмертия, анатомировано и изучено человеческое тело, чем доказано, что разум в голове, а не в сердце, и душа... Мировая душа умирает этой ночью.
Снова темно - так легче справиться с болью.
В огромном, богато убраном шатре, на троне восседает человек. Его смуглое , уже немолодое лицо, укрыто ухоженой окладистой черной бородой. Глаза его закрыты, а линия бровей, словно тень от крыльев коршуна, предупреждает об опасности каждого, кто приблизится к нему. В шатер осторожно, согнувшись пополам, ступает другой. - О великий владыка мира, незгасаемое солнце своего преданного народа, султан Омар ибн Хаттаб, - говорит он нараспев. Султан устало открывает глаза и сдавливает взглядом трепещущее сердце нарушителя его покоя. - Чего тебе? - наконец сухо отвечает он. - Что прикажешь делать с Александрийскими рукописями? - Ты о библиотеке? - султан недовольно озадаченно сдвигает брови. - Да, владыка. Султан встает с трона и медленно идет по кругу, поглаживая эфес меча, который висит у него на боку, инкрустированый россыпью драгоценных каменьев. - Если в этих свитках записано тоже, что и в Коране, - говорит он подумав, - то они бесполезны. Если же в них нечто иное, тогда они вредны и их необходимо уничтожить. - Уничтожить? - Я завершу то, что четыреста лет назад не удалось Цезарю... растопить мне сейчас баню на этих свитках. Я очень устал и хочу раслабиться. - Он вновь опустился на трон, погружаясь в мягкие подушки, которыми тот выложен. - Стой, раб, я хочу чтобы Амру присоединился ко мне в купальнях, мне нужно говорить с ним. Раб удаляется. Владыка вновь закрывает глазa и мир погружается в тьму.
СОН 4.
Мрачный частокол сухих скрипучих стволов, скозняк умело превращает в дирижируемый оркестр, с таким же мрачным репертуаром. Сквозь беспорядочнo сцепившиеся охапки веток, видны бледные пятна тяжелого свинцового неба. Лесная чаща не даёт ни единого шанса молодой женщине, с грудным ребенком на руках, определить время суток и стороны света. Ребенок плачет и кричит, в унисон зловещей симфонии леса. Мать прижимает свое дитя к груди, и гладит, пытаясь успокоить его, но ничего не выходит. Каждый новый крик превращается в седой волос на ее голове, каждое всхлипывание в рубец на сердце. На лице ее застыла маска тревоги, невыразимой печали и обреченной безнадежноти. Лишь губы нервно дрожат, движимые сакральными молитвами. Она кладет ребенка на развилку гигантского дерева и отступает шаг назад, скрывая свой страх в пляшущих на земле тенях. Её бледное лицо, как луна - без света и тепла. Сквозь дрожащие губы вырываются обрывки слов и острый запах слез. - Прости, Сантьяго...прости меня, сыночек...прости... Ребенок отвечает криком, но крик этот разбивается о непреодолимую для него стену из пустоты. Он в отчаянии призывает лесных духов лишить его жизни, тем самым наказать, предавшую его, мать. Духи слышат этот зов. Они являются, ранят жертвенное тело младенца, превращая его в гнездо термитов. Кровь, струйками запекшаяся на стволе, превращается в ходы термитов, которые те устраивают дабы защититься от мира. Детский крик становиться тише, пока не смолкает вовсе. Ему на смену приходит гипнотический шум издаваемый армией божьих тварей, неустанно работающей сотнями тысячь челюстей. Этот шум способен свести с ума, и лишь он встречает уже обезумевшую мать, вернувшуся в поисках собственной души. Она опускается на колени перед гнездом и начинает поедать его, отламывая трясущимися руками источеную и кишащую термитами, некогда плоть, а ныне трухлявую древесину. Она жадно заглатывает добычу, совершая свой дикий ритуал. Но чрево ее не принимает этой пищи, исторгая её наружу, распостраняя вокруг зловоние, страшные болезни и дух смерти. Одержимая злыми духами, в промежутках между приступами рвоты, она в кошмарном бреду повторяет одно лишь слово: -,,inticium...inticium...,,
СОН 5.
Факел коптит грязным светом, обнажая грубые каменные своды просторной пещеры, посреди которой возвышается большой, правильной формы, словно высеченный из скалы неизвестным зодчим, утес. Утес, видимо, служит жертвенным камнем, или алтарем, потому что на нем лежит тело человека, завернутое в саван. Факел приближается, возвышаясь над утесом и его тяжелой ношей, где наконец замирает, освещая пещеру, тело и самого факелоносца. Его могучий силуэт также подобен скале, а серое лицо также, словно вырезано из камня. - Вот, я и настиг тебя, Сантилло, вождь диких народов севера, владыка безплодных земель, отверженных селений, десяти тысяч телег, груженых чужим добром, табуна из сотни тысч отборных жеребцов и неисчислимого стада скота... - Его голос рокочет глухо и раскатисто, как далекий камнепад. - Несметные полчища твоих свирепых воинов не защитят тебя теперь, когда мой праведный гнев... моя жажда мести будет утолена. Сегодня память о великом царе оставлена его народом в холодном могильнике. Также будет предана забвению и память о его героических подвигах. С этими словами человек-скала обрушивает факел, вместе со своим гневом, на усопшего. Саван, видимо пропитанный горючими маслами, вспыхивает мгновенно. Лицо факeлоносца из каменно-серого в тот же миг окрашивается кроваво-огненным. Он продолжает свою надгробную речь: - Больше не будешь ты разрушать и грабить, не будешь насиловать и убивать женщин и детей. Не разрушать тебе больше семей и не ломать человеческие судьбы. Ты погряз в своей непомерной алчности к богатству и власти, хищной животной похоти, необузданной и беспричинной жестокости. Ты хотел укрыться от справедливости этого мира в царстве мертвых, но я не дам осуществиться твоим планам, и этот адский огонь, в который я поверг твое тело, это лишь начало... Теперь, когда я настиг тебя на этом смертном одре, тебе не спасти свою душу. Савaн догорает, обнажая плоть, разрываемую угасающим огнем. На лице покойника беспощадное пламя оставляет уродливую гримасу невыразимого ужаса. - Вижу, ты узнал меня, призренный царь. Ну, что ж, ты будешь помнить меня вечность. - Свободной рукой он выхватывает простой рыбацкий нож из-за пояса, склоняется над обгоревшим трупом и двумя твердыми движениями вырезает тому глазные яблоки. - Отныне, вечность будешь ты скитаться между мирами и не сможешь найти дорогу в рай... И ни у кого не сможешь спросить ты дорогу. - Отрезает язык. Покончив с глазами и языком, справедливый судья и палач всаживает нож по самую рукоять трупу в живот. - Ты всегда сытно ел пил, никогда и ни в чем не ограничивая себя. Отныне, ты вечность будешь мучим голодом и жаждой, и вечность не сможешь насытиться. - Он коротким рывком распарывает брюхо и вываливает на пол его содержимое. - А теперь, - говорит он ликующе-торжественно. - Когда настоящее уже стало прошлым, я позабочусь о будущем. Вестник справедливости снова сверкает ножом и на полу, в кровавом месиве, оказываются гениталии его безмолвной жертвы. - Род твой отныне проклят и не подарит больше этому миру ни одного мужа. И последнее... - он вновь склоняется над телом и спустя минуту, рука сжимавшая до этого карающий нож, сжимает уже багровое небьющееся сердце. - Это я заберу с собой. Черный ангел уходит, унося с собой переполненное свирепой злобой сердце и коптящий свет факела, погружая все в крoмешную тьму.
В кромешной тьме вдруг вспыхивает яркое пламя, но освещает оно уже не пещеру: на перекрестке двух дорог, уходящих далеко за пределы света, в неизвестность, пылает огромных размеров дуб без листвы. Он горит, не згорая. Он лишь скрипит и стонет, обращая свои мольбы к небесам, в надежде выпросить хоть каплю дождя. Но в небе нет ни единого облака, а только игривые россыпи звезд и безучастная луна созерцает эту вечную муку.
СОН 6.
Темно. Но не так, как в чулане. И не так, как бывает, когда вдруг гаснет свет.Так темно, что страшно ступить даже шаг, чтобы не провалиться в бездну. Так темно, что страшно шелохнуть рукой, чтобы не натолкнуться на крышку гроба. Так темно, что кружится голова и к горлу подступает тошнотворный ком. Страшно задохнуться этой тьмой. Холодно. Но не так, как в морозильной камере. И не так, как бывает, когда провалишься под неокрепший лед. Так холодно, что чувствуешь, как загустевает кровь в жилах. Чувствуешь, как тяжело сердцу продавливать эту вязкую, липкую жижу. Еще страшнее. Страшно. Но не так, как перед лицом врага. И не так, как бывает, когда оказываешься на операционном столе, под скальпелем эскулапа. Так страшно, что начинаешь ощущать физическую боль от того, что страх пожирает тебя. Сначала ОН селится внутри, в животе, где-то между желудком и солнечным сплетением. Там начинает свою трапезу. Неспеша, как настоящий гурман, но аппетит приходит во время еды. ОН крепчает и разростается, заполняя собой всю человеческую сущность. ОН хищно пожирает все чувства и эмоции. Проглатывает, не пережевывая и, когда не остается больше ничего, впивается в плоть, разрывая ее изнутри. ЕГО холодные клыки, как острые бритвы, они режут, рвут, кромсают. Они не оставляют никакой надежды вырваться из ЕГО ненасытной пасти, а горячее зловонное дыхание согревает терзаемоe телo, даря жалкой грешной душе вечную жизнь. Вечный кошмар, вечная боль, вечная мука.
Лишь теперь, скорее как насмешка, чем как надежда на спасение, в черной пустоте вспыхивает далеким холодным светом маленькая точка. Это Сириус, это знак, теперь Oн будет нести любовь до скончания эры. ,,Я должен быть там, я должен это видеть...,,