Давно замечено, что дедушки и бабушки в своих внуках души не чают и любят их сильнее, чем их дети своих детей. Вот молодые и используют эту любовь, отдавая внучат на попеченье своим родителям, а сами бросаются урвать от жизни побольше. Словно она с момента рождения их чада стала убегать от них в два раза быстрее. Они как экскаваторы без гусениц роют землю в поисках соли и оказываются в котловане. А старики уже узнали, что выплывая против течения обретаешь лишь гордость. И до чего бы не докопались или куда бы не доплыли их дети, родители их внуков, то все равно конец для всех один - человек рождается лишь для того, чтобы крикнуть в пустоту и через сорок лет услышать внучатое эхо своего крика. Старики словно встречают своих старых знакомцев и ради них отбрасывают все свои дела, отогреваясь в лучах новой жизни. Так осень любит весну, сожженная летом.
         Такими мыслями думала старуха Сенмут, соскучившаяся по не родившимся внукам, когда встречала свою невестку. Молодая госпожа Сенмут приехала в деревню к свекрови пожаловаться на беду и попросить помощи. Свекровь, маленькая и крепко сбитая женщина, из староверцев, из тех, которые едят с закрытыми глазами и не держат в доме зеркал, потому что зеркала и совокупления отвратительны, аки множат людей. Жила она в большом доме, покрашенном по-женски, на тридцать лет вперед - лаком с серебрином.
         - Да что с него взять, - вздыхала она, - с детства таким был. Что в кармане, то и на уме - постоянно мелочью звенел.
         - А мне что делать, - плакала молодая Сенмут, - линии на ладонях спутаны, временами свое имя забываю, кому я теперь такая нужна?
         - Маемо, що маемо, буде, що буде. Молодая ведь, я в твои годы, в войну, с животом да за плугом ходила...
         Свекровь знала, что в тяжелых слезах вдов и покинутых жен не тонут даже подковы. Но хоть что-то надо было делать. Она очень любила свою невестку за ее красоту и покладистость.

          Под вечер старуха сняла нательный крест, заварила на козьем молоке приворот-траву и велела молодице умыться ею :
         - Это чтобы луна тебя за свою признала, чтоб не обманула. После умываний старая Сенмут принесла пропахшую нафталином офицерскую форму, единственную в этом доме одежду своего сына и велела надеть ее. На прощание трижды перекрестила и сунула за пазуху гусиное яйцо :
         - Это чтобы звезды не сглазили, черти тропки не попутали, - сказала она и отпустила ворожить.

         Госпожа Сенмут, молодая жена архитектора, сидела на скамье у колодца и, из ладони в ладонь, играла обручальным кольцом. Кольцо из белого золота было сработано самим архитектором еще в те времена, когда ради своей невесты невозможного для него было мало. Оно состояло из двух змеек : левая кусала за хвост, а своим хвостом обвивала головку правой, правая же держала в пасти темно-зеленый изумруд дивной огранки. Госпожа Сенмут верила, что прямая - это всего лишь дуга бесконечной окружности, но человеческую вечность можно описать и четырьмя цифрами.
         Рядом на скамье стояло ведро воды с полной луной. Только что девушка выбрала его из колодца, зачерпнула побольше звезд с неба и, сдув лживую пену, споймала водной гладью желтый блин. Ночь стояла такая ясная, что будущее виднелось четче, чем вспоминалось прошлое. Звезды-солонцы на небе блестели так, словно их только что облизала корова, а луна налилась тем же светом, что и грудь молодой матери.
         -Я не мышей в мешке ловлю, я любимого стерегу, - шепнула в ведро гадалка. Но луна обернулась ее собственным лицом, в невестином венке и со звездами в глазах, потом отражение мигнуло и посмотрело ледяными зрачками архитектора, как в тот раз, когда он сказал "Прощай навсегда". Вода в ведре покрылось рябью, два лица слились в одно, и сквозь них снова проявилась луна. Больше с ворожбой не получалось. Госпожа Сенмут вырвала из темени волосок, связала в три узелка, сплюнула на него, бросила в ведро, а ведро перекинула через левую руку. "С такой ворожбой нужно переспать, а потом и посмотрим",- решила она.
         Молодая Сенмут любила своего мужа как отца и сильнее отца родного. Распятая его телом на влажной простыне, она часто думала, что если и зачаст, то родит саму себя. Сейчас, спустя четыре года после свадьбы, архитектор сказал, что когда огонь и вода соединяются вместе, то получается "Пшик", а тратить жизнь на "Пшик" он не намерен. И ушел. Сквозь ночь и стрекот цикад донеслось как где-то голосили деревенские девки :

         В нос бил запах мокрого тысячелистника и древней сырости из колодца. Госпожа Сенмут, зажав обручалку в кулаке, вдруг почувствовала, как останавливается тугое течение времени. Она почувствовала себя каплей воды, которая падает туда, где в глуби времен пластами лежат множество ее прожитых жизней. Ясность ночи вошла в ее рот, в нос, в уши, заслезила глаза, зазмеилась между ног. Ясность наполнила все ее существо прозрачностью и пустотой, лишила памяти, имени, сознания.
         - Мое имя... - шевельнулись губы.
         Все тело обмякло, девушка уронила голову на локоть, пальцы разжались, и кольцо упало вниз.
         - Неуфф... - проглотил колодец.
         Глубоко внутри оборвалась натянутая между ребер струна, но не со звоном, а с каким-то всхлипом. Холодно очень стало. Роса, ночной пот земли, охладила лоб и щеки девушки, привела ее в чувство и она, без души и имени, поднялась со скамьи и ушла в дом.
         - Эр-р-р... - скрипнула калитка.
         Редкая по ясности ночь медленно ползла к ацтекским пирамидам, приминая своим животом сорвавшиеся в небо сны уснувших людей. Звезды-солонцы отражались на земле холодными светлячками. Своим стрекотом сверчки невольно задавали ритм далекому пению :

         Госпожа Сенмут проснулась от удушья, прокашлялась и выплюнула свою душу. Душой был темно зеленый изумруд из обручального кольца, только, ей показалось, уменьшившийся в размерах. Не задумываясь, она засунула камень защеку и прислушалась к горячему ветру хамеину, обдувавшему ее сердце. За ночь сухой ветер с юга выдул из головы ее имя и память, а сейчас выдувал из сердца ее любовь. Зеркал в доме не было; она достала из сумочки свое, чтобы заново познакомиться с собой. Лицо с нежным овалом, чуть улыбающийся рот с чудесными углублениями около губ, прямой нос, прекрасные миндалевидные глаза, слегка прикрытые широкими тяжелыми веками. На губах играла безмятежная улыбка.
         - Ннам-м-м , - сказала Госпожа Сенмут своему отражению и повеселела. Изнутри она изменилась сильнее, чем снаружи. Но новому лицу нужно было дать новое имя. Она села по-восточному, на пятки и сказала :
         - Мое имя...
         Последний порыв ветра выдул остатки старой жизни и, проходя через гортань, задвигал ее языком :
         - ...Нефртити...
         Она снова посмотрела в зеркало и ей показалось, что отражение в нем старше ее на четыре тысячи лет.
         - Еще нет, - прищурилась она, - я еще не одному зеркалу стекло намозолю.
         Старая Сенмут стояла посреди двора и задавала корм курам. Ее невестка спросонья щурилась на солнце.
         - Ну, как ворожба, дочка?
         - Я уже знаю, что правда в свете, а не во тьме.
         - Помни, что ночь - это покинутая жена, солнце - ее сын, а время - ее муж, всегда на шаг впереди спешит.
         Сложив руки на животе, Нефертити посмотрела в глаза старой Сенмут.
         - Я остаюсь с солнцем.
         Околдованная ее улыбкой, свекровь отошла в сторону, она все поняла и почувствовала, что за невесткой ей уже не поспеть. Ей показалось, что в тени уходящей девушки как комнатная собачка бежала смерть ее сына.

         Дом дяди Коли, крестного ее бывшего мужа, Нефертити нашла быстро, он был через семь домов соседом. Стоял дом своим углом к дороге, равняясь не по ней, а по сторонам света. Он был деревянным, а не каменным или глинобитным, как почти все дома в селе. Колоритнейший мужчина, и к тому же лесник, дядя Коля считал, что перед тем, как жить после смерти в сосновом гробу, нужно привыкнуть к дереву, пожив хотя бы в настоящей деревянной избе.
         - Убийце нужно то же, что и вину - холод, темнота и время. Хорошие убийцы крепки как старый коньяк, для них открыт четвертый смысл жизни... - так встретил Нефертити крестный. Его три раза вынимали из петли, куда он лез по дурости, выступившие капилляры на шее вязью прописали его дальнейшую судьбу - вино в его жилах не скиснет, самоубийцей ему не стать. Дядя Коля продал своего племенного быка и два гектара леса, купил четвертый Pentium и по локоть терялся в Интернете, работая модератором сразу на нескольких анархических сайтах.
         Нефертити был нужен именно Интернет.
         - Но меня у меня не отнимет никто, - прошептала она про себя и набрала в поисковой строке Яндекса слова "взрывчатка", "динамит", "нитроглицерин". Дядя Коля заглянул через ее плечо, почесал затылок и ушел сапать картошку.
         Адская машина зажужжала и выдала результат. Растерянно просматривая десятки тысяч ссылок на документы, содержащие заданные смертоносные слова, Нефертити разочарованно думала, где же ей взять все эти мензурки, ледяную ванну, спиртовку концентрированную азотную и серную кислоты. Она даже не знала на точно, хочет ли она сделать то, что навеял ей в голову ветер - хамеин. Чувствуя, как ее сердце учится работать за двоих, Нефертити уже была готова простить своего бывшего мужа и отпустить его перекати-полем на все четыре стороны.
         Но взрывчатку самой делать не пришлось. Ни о чем не спрашивая крестный привел хромого мальчишку с чужими желтыми глазами, который почти задаром отдал спичечную коробку тринитолуола. А вместо платы просто пожал руку, но как-то странно, по своему - взял в руку не ее ладонь, а только большой палец, и не потряс его, а дернул на себя, как будто хотел оставить себе.
         Снова оставшись одна, Нефертити смотрела на свою новую улыбку, отражавшуюся в потухшем экране монитора, и чувствовала, что после прихода хромого мальчишки назад пути нет. Теперь она принадлежит к сомну тех неприкаянных душ, судьба которых предопределена символами, вытатуированными в глубинах глазных впадин и на безжалостном лике солнца.
         Теперь у Нефертити не было сомнений в необходимости казнить архитектора. Если она родит мальчика, то двум Сенмутам по земле не ходить, она будет воспитывать ребенка как брата. Задуманное раньше желание, туманное и зыбкое, сейчас предстало перед ней в виде простой и ясной схемы. Она заметила в серванте у свекрови запылившуюся стеклянную улитку с одним отбитым рожком. Наверняка архитектор помнил ее еще с детства, улитка была чем-то вроде флакона для духов, сохранившаяся с довоенных времен. Перед отъездом в Одессу Нефертити незаметно прихватит ее с собой. После развода их квартира осталось за ней, но ему разрешалось в отсутствии своей бывшей жены туда заходить, чтобы выпить из бара или посмотреть телевизор. На следующей неделе, 22 июня, будет годовщина их свадьбы, улитка будет подарком с ее стороны. Она поставит ее на столик перед телевизором, наполненная тринитротолуолом, с фитильком и розовой восковой пробочкой улитка сойдет за декоративную свечу. Спичечного коробка тнт хватит на то, чтобы разорвать господина Сенмута на несколько частей.
         Нефертити смотрела на свою новую улыбку и думала о том, что теперь жизнь пойдет по другому, не то что раньше. Что чувствует кошка, когда умирает своей девятой смертью?