Аннотация: Большая и тоже неоконченная вещь. Во многом автобиографична, здесь ткань реальных действий тесно переплетается с мыслями, фантазиями героев, и фанастическим сюжетом.
Мечта о невозможном.
ГЛАВА 1.
Духота в воздухе предвещала грозу. Мост был разведен, по Оке плыл катер
"Шторм". Старый трудяга рвал жилы и сипел с натуги моторов. По зеленой
воде гонялись солнечные блики, мечтая засветится в солнцезащитнх очках
Валька Бочкарева, который подставлял лицо свежачку-ветру, дувшему по всей
реке. Валек якобы рассеянным взглядом прогуливался по водной глади и
изгибам форм стоявших к нему спиной двух девиц, на короткие шортики
которых раззявил рот даже Дэн, стоящий рядом с Валентином.
"Ничего Машки..."-хохотнул Дэн, невольно вырвав Валька из философской
задумчивости.
Валек засопел. Надобно отметить, что он сопел практически всегда, когда
шел по улице, наблюдая впереди себя "потрясающие перспективы". И ладно,
если бы его такие поползновения оставались безответными, но ведь редкая
девушка не оборачивалась, чтобы посмотреть ему вслед. Он флюиды какие
испускал что-ли. Почти все его разговоры представляли собой суждения о
достоинствах или недостатках какой-либо особы противоположного пола,
знакомой нам обоим, или лично ему одному.
Если мы ходили на пляж, то Валентин, приглядев нечто, заслуживающее его
внимания, одевал очки и прогуливался мимо пятиминутной мечты как
мартовский кот. Однако с девушками Вальку не везло. То и дело облом
какой подкрадывался. Вот и вчера, подошел он к одной, а та ему: "Ничего
у нас не выйдет, разница в возрасте... Вам ведь двадцать, наверное? Мне
23." Валек, значит: "Ага, двадцать..." И тихохонько ретировался. Лично Дэн
бы ей девятнадцати не дал, сохранилась хорошо, о чем он Вальку и поведал.
Погода нынче была не летная, и они просто шлялись.
Валентин вздохнул и повернулся к дружку.
-Данил, а чегой-то у тебя бабы не имеется?
Дэн сплюнул в реку: "Что мне ответить, Валек? Врать, что времени на них
нет? Я не такой. Проще было бы сказать, что не сложилось, но тоже не сие
истина. Хэ его зэ..."
Валентин поправил очки: "Завидую я тебе, проблем у тебя нет. И не ищи,
не в бабах счастье... И даже не в их количестве."
Дэн усмехнулся: "В качестве, наверно. Но я не Дон Жуан, мне идеал не
надобен. Мне бы любой хватило, лишь бы готовила вкусно, и не ватрушкой
была."
Парень чертыхнулся: "Да едрить твою не в шерсть, что мы все об одном
заладили. Смени пластинку, Валентайн."
Валек кисло улыбнулся и сказал: "Ну, тогда давай бухти, про то как кос-
мические корабли бороздячат..."
Дэн оторвался от перил понтонной переправы:
-Валек, не сочти за глупость и пойми меня правильно. Я страдаю, ей-богу
страдаю. Выслушай.
-Валяй.
-Вот ответь мне, как на духу. Ведь у каждого должна быть характерная черта.
Ты вот, например. Если мы говорим: "Валек Бочкарев." то сразу ассоциация:
"А, это тот, который..." Димас - наш куль хацкер знаменитый, круче в
Павлове нет... А Михалыч, он и в Африке - Михалыч.
Дэн закашлялся и вздохнул:
-А вот я... Как насчет меня? Я же не могу себе сам тавро поставить.
Охарактеризуй.
Валек повернулся к сотоварищу и серьезно сказал: "Лично среди моих знакомых
больше никто стихи не пишет. Точно тебе говорю."
Дэн погрустнел: "Да, стишки я мастер писать. Лучше б Бог меня другим
даром наградил. Кому нахрен я нужен со своим талантом гребаным. Ни денег,
ни веренек. Брат мой, Андрюха, посмеивается, что мол Лермонтов с Пушкиным
плохо кончили. Роджером Желязны обзывает."
-Что за хмырь такой?
-Фантаст один был, великий...
-Ну раз великий, чего ж обижаешся?
-А кто сказал, что обижаюсь?
-Ты не грусти, Данил. Кто знает? Может и образуется?
Дэн потер свой греческий профиль и воспрянул духом, он словно ожидал этих
слов: "Да, может... В самом деле. Кто его знает? Ника Перумова тоже 10 лет
назад никто не знал. Спасибо, Валек."
-За что?
-За характерную черту. Теперь обо мне тоже скажут: "А, это виршеплет наш
местный?"
Валек посерьезнел: "Никогда не принижай своих достоинств, иначе в дерьме
по горло всю свою жизнь проторчишь."
-Да я и так уже торчу, скоро захлебываться буду. Прикинь, Валек, с девяти
лет мне врачи Павлова и Нижнего ставили хронический гепатит. Я даже на
физкультуру не ходил. Официально мне спорт был запрещен. Конечно, я бы на
нашей физкультуре в отличниках бегал, но тем не менее, как же это
получается? Я теперь по всем статьям в армию годен. Даже гепатит мой их
не колышит. Да кабы я такое дело знал, я бы не просирал детство по
больницам, а в самбо бы ходил, да в рукопашный...готовился бы родину
защищать.
Валек засмеялся:
-Да, это как я историю слышал, в военкомате нашем парень один по
контракту хотел, его не взяли по состоянию здоровья. А срочную он
отслужил. Вот прикол то где! Ништяк, все образуется, все путем пойдет.
-Кабы оно так...
Мост свели обоюдными усилиями двух дряхлых катеров и ждущие машины
порысачили в разные стороны. Две девчонки, на которых с наслажденьем
пялился Валек и Дэн с ним на пару, поплыли впереди, держась за руки
и тихо о чем-то меж собой щебеча.
Дэн предложил: "Не будем обгонять." И Валек, подумав, согласился.
Парни прекрасно знали, что прекрасные лебеди могут запросто превратиться
в чудовищных мымр, если взглянуть на лицо, а ребята, в конце концов,
больше ценили в женской красоте лицо, нежели точеный тыл. Лучше не
портить настроение и спокойно радоваться чудным творениям природы.
Друзья шли с пляжа обратно в город и вдыхали воздух родной реки, лучше ко
торой, казалось, на свете не существует. За очередной "Газелью" по мосту
прогрохотал шикарный "Лэнд Крузер". Из него мощно и раскатисто орал Курт
Кобейн (царствие ему небесное) вперемежку с хохотом сидевшей в машине
компании. Джип остановился у бабульки мороженщицы, приютившейся на спуске
к мосту с базарной площади. Из тачки выполз поддатый водила и, купив
несколько эскимо, засмотрелся на наклонившуюся женщину, стирающую белье у
самой кромки воды. Стирающая заляпанную чем-то красным футболку
обернулась, и, увидев пялящегося на нее мужика, печально улыбнулась.
Водила, смеясь, еще долго смотрел на женщину, затем, услышав нетерпеливое
бибиканье стоящих за джипом машин, ринулся в кабину и дал по газам.
Тачка оставила лишь пыль от колес.
"Да... Нечасто такие узришь." - резюмировал Валек - "Номер видал?"
"Три шестерки. Кучу денег стоят, за такими номерками люди порой годами в
очередях стоят. Честолюбие человеческое не знает границ!" - откликнулся
Дэн.
-А я вот о тойоте мечтаю. Сплю и вижу себя в ней.
-Что ж, тойота не джип, может и обзаведешся...
-Нда, щасс.
-Истинно люди говорят, мечтать не вредно. Без мечты далеко не улетишь.
Главное в Маниловых не превращаться, Гоголь нас предупредил.
-Обидно, Дэн. Нормальные ребята всегда с потом и кровью мечту по дереву
выжигают, а вот быки всякие, которые через друга могут переступить... Я
многих подобных субъектов знаю. Ты вот погляди на тех девчонок. Я не
конкретно, я так. Знаешь, сколько машин по вечерам возле танцев стоит?
То-то. Они в тачках сидят, пивко потягивают и ждут. И ведь знают, что
дождуться. А ты как последний дурак, извини меня, идешь и думаешь, что
главное в человеке душа, и утешаешь себя тем, что ты все равно выше их.
Только вот в душу к тебе никто не смотрит.
-Отвлекись, Валек. Ты "Скалу" смотрел? Помнишь, что там Шон Конери бачит?
-Ну, просвети!
-Старик говорил так: "Неудачники ноют, что они старались вовсю, а
победитель идет домой и трахает королеву бала." Грубовато конечно, зато
мощно-то как. Мне кстати уже очень давно хочется книгу про нас написать.
Про наше поколение вообще. Про то, чем мы дышим, чем живем.
-Трудновато тебе придется, Дэн.
-Да я уж предвкушаю. Само собой не получиться даже сотой доли о нас
поведать. Если я все наши разговоры опишу, все наши помыслы, родителей
кондрашка хватит. Они же все думают, что о нас почти все знают, хотя в
сущности не знают ни шиша. Но я буду стараться. Боюсь только.
"Чего?" - картинно протянул Валек.
-Тупика.
Валек зевнул и, потянувшись, молвил: "Ты на Кручу-то собираешся, или как?
-А хрен ли делать-то? Приду, чай... Дэн почему-то пристально посмотрел
в сторону надраивающей белье полноватой бабенки. В руках у нее была уже
Дэн задумчиво сказал: "Ну пошли по домам, что-ли... Мимо церкви пройдем."
Пройдя мимо местного музея, бывшего самим по себе немерено крутым,
ребята подошли к церкви, которую некогда браво взорвали особо ретивые, а
теперь особо верующие пытались восстановить.
Вместо золотых маковок были оцинкованные, хотя Дэн, например, ничего
отрицатетельного в сем не узревал. Раз вся страна с цинковыми крышами, так
почему ж церкви без нее? Возле дома божьего лежали груды кирпича и прочей
строительной снеди.
-Дай-ка я расписание посмотрю.
-Накой?
-Да у меня тут бабка с дедом поют. Я над ними прикалываюсь, а дед божиться
что токмо ради искусства, потому как имеется в душе к данному занятию
склонность изрядная.
Дэн подошел к расписанию: "Ага, литургии, всенощные бдения... Завтра с
утра они поют."
-Сходил бы что-ль, посмотрел, заценил.
-Ну, сейчас, как не хрен. Я на Рождество специально ходил, и теперь меня
сюда пряником не загонишь.
-Что так?
-Рассказать?
-Валяй.
-Ну, слушай. Ржач тебе считай что гарантирован.
Рассказ про то, как Дэн на Рождество в церковь
ходил.
Дэн бодро зашагал, и усмехнувшись, начал: "Решили мы ни с того, ни с сего
в церковь заявиться. А именно: Я, Коля "Черный", Вован Кирьяков и Гуманойд.
Ну последнего ты не знаешь. Коля с Гумой перед ответственным мероприятием
основательно заквасили. Мы же с Вовой были как огурцы. Подходим значит
к приюту обиженных и оскорбленных, смотрим, а пьяных-то... Праздник,
куды деваться, даже еще и святой. Ну, значит, заваливаем мы в церковь,
а там не то что яблоку упась негде, руку поднять к носу, чтобы почесать,
и то весьма затруднительно. Я, поскольку решил за здравие Михалыча свечку
поставить, он же служит, сердешный, сразу направился к ларьку, где черница
продавала разные штуки обрядового предназначения. Бабки лезут недуром,
как будто им свечек не достанется. На рынке, чувствую, давно бы уже изма-
тюгали по-черному, а тут совестно. Рожи у всех благовоспитанные, святые.
Но я то все вижу... Ну да ладно, я отвлекся. Купил я таки свечку, стою
за широкой спиной нашего незыблемого и монументального Вована. С "нас
лаждением" слушаю хор стариков и монашек, повтояющий по сто раз "Господи,
помилуй". Чую, еще немного, и ноги мне отдавят. А тут еще народ попер.
Гляжу, рожи все знакомые, ей-богу, веришь ли, Валек, вся мафия с Кручи
пришла... Одни лысые черепа тут и там. Я стою, смотрю на это дело и смеюсь
потихонечку. Гума рядом блажит. Его тоже на ха-ха пробило. Коля крестится
набожно (большего матюгальщика я не встечал ни в жизни своей, ни в помыслах)
злиться на нас, а мы ржем. Тут дьяк совсем не в тему забасил про князя
Владимира. Да, про Красное Солнышко. У него еще полторы тысячи жен было."
Валек поперхнулся: "Сколько?"
-Столько. Соломону нос утер, и не только нос... Ты слушай, слушай.
Так вот. Басит он значит на старославянском, думает, мол, какая разница,
про кого петь на Рождество, все равно не поймет никто. Но я-то с филфака.
Вслушиваюсь настойчиво. Вдруг сзади в щебень пьяный паренек проорал:"Оооо,
ааа, ггоссподи помилуй, мля. Ну ищо расс пъфтъри." Я уже откровенно заржал.
Бабки запшикали на него и парень ретировался со словами "Ухожу, я ухожу..
Надоели вы мне все, придурки, в жопу... После его ухода уже интересного
ничего не осталось, и я, не без затруднения поставив свечку, вышел и
облегченно вздохнул, прочищая грудь от ладана и духоты. Какая тут вера?
Смех один. Ноги гудели. Вот, собственно и все."
Валек согласился: "Меня тоже бесит, что у нас стоять надо. Вон у католиков
скамеечки... Сиди, размышляй о высоком, сколько душе угодно."
-Как один мудрец говорил: "В церковь человек приходит думать о Боге, а не
о своих ногах."
Валек подумал и отмахнулся: "Да чего церковь-то трогать, бедную. Пусть жи-
вет себе, не мешает и ладно, одни старухи туда шастают. Да, кстати, дэвущки
молодые там присутствовали?"
-А как же, без них никуда. Такие машки были, и в платочках все. Тебе-рай.
-Небось нагрешили-то, нагрешили...
-Не без того. Серьезные все такие, глаза блестят. Подходи и бери, одним
словом. Они в такие моменты податливые, плеча ищут, понимаешь...
-Вот видишь, даже ради этого в церковь ходить непременно нужно! А ты...
Мало нынче у церкви друзей, все ее хамят, зная, что она ответить ничем не
может.
-Это верно, друзей почти нет. А врагов хоть отбавляй..." - заметил Дэн.
"Ты вот, например." - констатировал Валек.
Дэн с интересом посмотрел на товарища и отвернувшись обратно, усмехнулся:
"То, во что верю я, и о чем я мечтаю не придает большого значения общеус-
тановленным догмам, что давало бы мне право на нападки." Парень замолчал
и жестоко улыбнулся: "Одно я знаю, в тот вечер в церкви Бога не было, был
кто-то другой."
Вечерами Димасу Злыгину бывало очень тошно, и тянуло на улицу. Вот и в
этот субботний вечер ему наскребла домашняя тягомотная обстановка и он,
пораскинув мозгами, решил: "А не сходить ли мне на диску?"
Шустро одевшись, он на вопрос матери "Тебя к скольки ждать?" прорычал:
"К утру буду." и скользнул за дверь, проорав младшей сестре : "Ир, закрой
за мной, щас же!"
Дэн жил в соседнем доме и Димас, чертыхаясь, залез на пятый этаж и
позвонил.
Глава 2
Извинения приняты.
Саняк Семиков очень любил ходить на танцы. Хлебом не корми, дай
потусоваться и погудеть. И друзьям своим Александр Сергеевич являлся аки
Христос в Митьковском Евангелие - беззаботный и уквашенный. Вот стоишь ты
где-нибудь у входа на танцплощадку, в окружении знакомых, и тут является
Саня и говорит: "Господа, а у вас водки не найдется?" Божишся, что последний
грамм уже ретировался из организма вообще, а Саня, все понимая и принимая,
степенно удаляется со словами: "Будем искать..."
Но о чем мы? Саняк был отличным парнем, хоть и не лишенным недостатков.
Особенно он ладил с Дэном, потому что они знали друг друга с горшка. Двою-
родные братья это вам не шухры-мухры. Знаете, как это бывает с хорошими
друзьями. Понимаешь товарища с полуслова. И почти всегда, когда идешь
вдвоем, тянет на философские рассуждения. Перемываешь косточки всем, и в
конце концов убеждаешся в том, что все дауны и козлы, и живут они не
правильно, и дышат не так и не тем, чем надо. И когда расстаешся с другом,
чтобы увидеть его завтра или скоро, думаешь: "Классный парень." Не знаю и
не ведаю, кому мыли кости в этот раз Сашок с братом (да и знал бы - не
сказал), но факт оставался фактом, братья изрядно укушались. Саня кого-то
основательно материл, а Дэн ему внимательно поддакивал. Вообще говоря,
Саня не ругался матом почти никогда. Но если бывал пьян... И в этот раз
доставалося всем изрядно. Но, благо от сортира до площадки, где настойчиво
орала Юлька Чичерина, было недалеко, разговор иссяк и Саня с Даньком
рассосались в толпе пьяной молодежи.
Танцплощадка на открытом воздухе представляла собой бетонную коробку со
стенами, обшитыми ДСП. Размалеванная местными художниками граффити, с
контролером у входа, эта обитель была единственным в городке путным
местечком, где можно было оттянуться и расслабиться. Бычья там ходило
много, но Саню и Дэна никто не задевал. Андрюха тоже на кручу ходил,
а связаться с братьями значило для обидчика связаться и с Андрюхой.
Но ни Шурик, ни Данила никогда этим обстоятельством не пользовались. У
обоих на Круче было полно знакомых и друзей, а враги у них если и были,
то братья не знали о них.
Все было как всегда. Валек Бочкарев сидел у входа, пудря мозги своей
очередной. Димас Злыгин - ну очень крутой Куль-хацкер, местный Юниховый
СисАдмин, трепался с хозяином дискотни Батуровым, которого местная
публика непринужденно звала Колобком. Колобок в очередной раз доказывал
Диме, что у них самый хороший звук в городе (и это было правдой), а Димыч
опять и снова пытался навязать свою политику, принуждая Батурова к покупке
"телеги" и расписывал удобство работы с компьютером на дискотеке. Круча
действительно была круче всех дискотек в городе. Раньше с ней еще как-то
конкурировала площадка на Ждановском поселке, но лишь за счет наличия
большого экрана, по которому крутились клипы разных поп, рок, рэп звезд
отечественного и зарубежного разлива. А после того, как на Круче повесили
колыхаемую ветром простыню и стали крутить на ней компьютерные
демонстрашки в формате DVD, это преимущество пошатнулось. Ну а когда
неудачливые организаторы решили ДиВиДи - простыню снять и проецировать
графику и клипы на стену "ракушки", где сидел диджейский батальон, Жда-
новская площадка вообще осталась в глубокой...
Диму Злыгина Саня не понимал. Как это можно ходить на танцы не
загрузившись даже пивом? Да еще и не танцевать, а стоять в углу и
трепаться? И бабы у Димы нет... У Дэна, правда, тоже не было, но брат
хотя-бы сожалел об этом и воздыхал, а Димитрич даже вроде бы и не
нуждался. Дэн всегда обьяснял это чрезмерной зависимостью Димы от Интерне-
та, он хохотал и говорил, что при таком тэмпе из Димаса проводки полезут
к монитору. Что вот мол, дескать, придет он, Дэн, домой к другу, а на него
Терминатор местный глянет, или вообще Ева-Разрушительница...
Дэн помнил школьные времена, когда Дима пил больше всех в классе, однако,
после того, как он круто облевался уже в университетской общаге на дне
варенья соседа по комнате, он капли в рот не брал уже больше года.
Следовательно, для компаний и вечеринок Димас был потерян. Это еще
усугублялось его норовистым характером и пылким нравом, сочетавшимся с
завидной ехидностью и цинизмом. Он не мог с людьми сходиться запросто,
и тяжело обретался в новом коллективе.
Но как ни крути, Дима был чрезвычайно крут. Ему едва стукнуло девятнадцать,
а он уже год проработал домовым местного интернета, причем разбирался он
во всем этом чрезвычайно умело, так что и Саняк, и Коля Черный и уж тем
более Дэн по сравнению с ним были в лучшем случае чайниками. И самое
главное, Димас видел свой путь и шел по нему семимильными шагами, в то
время, как остальные топтались на месте и маялись с тоски. Недостаток
Димитрича был в том, что он это обстоятельство прекрасно понимал и,
следовательно, часто невидимо, но вполне ощутимо давал всем понять,
что они херней маются, а вот он... Что ж... Кому что дали для жизни.
Кому вирши клепать, кому в компьютерах разбираться. Главное, как считал Дэн -
людей уважать, ведь каждый умеет что-то лучше тебя, а вот Димас для
такого мировоззрения был частенько надменен и спесив.
Итак, Дима битый час трепался с Колобком. Саня буянил, со всеми бурно
здоровался, хлопая по чьим-то плечам, раздавая щедрые "Ооо" и "Ааа",
знакомился и корешился напропалую. Кружок, в котором тусовался незыб-
лимый и монументальный Вован Кирьяков раздвинулся под его мощными
движениями.Почему на танцах все встают в круг? Вот в чем вопрос. Инстинкт
никуда не денешь...
Коля Цветов сидел на лавочке у стены и смотрел на проходящие мимо него
ноги на каблуках и платформах и Коле было хорошо, потому как эстетизм
в его наблюдениях присутствовал. Одно хреново было. Бодяжная водка
начинала мятеж, а Коля был не очень силен в питейном искусстве, как и Дэн,
который плюхнулся на лавку рядом с "Кильком", когда "Металлика" начала
свой заунывный "Nothing else matters". Коля выкинул окурок, вымученно
улыбнулся и язвительно спросил:
-Чего не ищешь, Дэн, тяжко?
-Да насрал больно сто куч. Хреново мне что-то...
Коля часто закивал:
-Во-во. И мне тоже. Видать водка бодяжная. Хотя Вирусу с Вованом и ничего
вроде...
-Организмы у нас хилые с тобой, Колян. Но не завидуй им, нам же лучше,
что с водки худо. Алкашами нам с тобой стать не грозит.
-Точно-точно. Слава Богу.
-Я вот все думаю, не забить ли на все к чертовой матери... Может до дому-
до хаты пойдем, пока народ не повалил?
-Да подожди немного. Хотя ты вообще-то прав. Пошли домой, не хватало
еще тут "Ватсона" звать.
Чуть пошатываясь, Колян и Дэн, потихонечку, ни перед кем ни отчитывавясь,
побрели по "Паучьему" мосту, проложенному через глубокий овраг в
направлении двора, где жил Колян и Саняковская бабушка Соня, у которой
Саня и Андрей дневали и ночевали. Пауки, вечно гревшие толстые брюхи,
под вечер скрылись, и мост был одинок, напоминая собой длинную дорогу
в ад. Дэн его так и называл. Его спрашивали, почему ж не в рай, а он ржал,
как сивый мерин и отвечал, что мол, какой вам тут в жопу рай, олухи,
когда в таком дерьме живем. Коля бросил очередной бычок и спросил:
-Что вот ты, Дэн, не куришь?
-С моей печенью только и курить. Я пиво с опаской пью, а ты курить...
Дэн вздохнул:
-А ежели по-честному, то не курю потому, что здоровым хочу умереть,
не валяясь годами в кровати, ходя под себя и портя жизнь родным, а
курение это дело приближает, да еще как. Рака легких боюсь. При нем,
небось, себе все гланды вычихнешь. Резон?
-Резон. Я вот тоже бросил бы, но не могу...
-Отстань, Колян. Хотел бы, бросил бы уж давно. Ты прикинь, сколько пива
ты прокурил! Охренеть можно.
-Да уж...
Оба завалились во двор и, вопреки обычаю, не стали сидеть на скамеечке,
а сразу попрощались, ибо каждый чувствовал, что грядет...
Едва Коля сокрылся в подъезде своем, как Дэн зашел за стоявшую во дворе
трансформаторную будку и основательно проблевался.
-Господи, хреново то как... Угораздило же. Не, нафик. Время терпит, пойду
пройдусь, а то домой таким заявляться никак нельзя. И ведь знал же, что
так все и кончится, а туда же...
Дэн, облокотившись плечом на сырую кирпичную стену, стал тяжело и глубоко
дышать, как Ихтиандр на песке, потом, завернув за угол Ателье по пошиву
одежды, пошатываясь, подбрел к колонке. Долго и жадно плескал в лицо
студеной водой, но кожа онемела. Казалось, дай кирпичом, не почувствуешь.
Мозжечок поворачивал к реке и Дэн не в силах был противиться его зову.
У летнего кафе "Оазис", принадлежащего предприимчивым азербайджанцам,
он мельком увидел стоящие иномарки. По слухам, шашлыки в кафе делались
из Шариков и Жучек, но Дэн понимал, что это хохма в сочетании с очередным
проявлением расовой непримиримости.
Воздух бодрил и Дэн решил спуститься к воде с целью окончательного
протрезвения. Загребая ногами гальку, он приближался к заветной глади,
бурча себе под нос:
-Пьяный дровосек тащился по лесу...
Встали у него вдруг дыбом волосы.
Увидел он мертвеца в траве некошеной,
В новых сапогах, почти не ношеных...
Темно-размытая фигура скрючилась у кромки воды, но это был не мертвец и
не бомж, которых в городе можно было по пальцам посчитать. Данил, уже
трезвея, сел на корточки и ополоснул свое лицо, а затем стал замывать
вельветовую рубашку. Не удержавшись, он посмотрел на кого-то, кто сидел
рядом. Этот кто-то в ответ оглядел парня и Дэн изумился настолько, что
едва не блеванул снова. На него смотрело лицо женщины с моста, что днем
стирала грязное бельишко. Не смотря на некоторую полноту, душевные шрамы
испахали его покруче бульдозера. Волосы из под косынки выбивались грязно-
седого цвета. И она пела. Точнее выла. Что-то в ее пении было ненормальное, неестественное, если хотите, потустороннее.
"Ой, цветет, калина в поле у ручья,
Парня молодого полюбила я...
Парня полюбила на свою беду.
Не могу открыться - слов я не найду."
У Дэна по неизвестной причине в глазах появились слезы
и он раскрыл рот. Изнутри его колотила дрожь, и чтобы ее унять, он пошел
на риск.
Дэн встал на ноги и вызывающе засунул руки в карманы джинс. Он не знал,
что нужно говорить в таких случаях, но рот уже решал за него. Понимая,
что это может стать нелепой ошибкой, парень с пьяным гонором рявкнул:
-Убирайся отседова, нашла место!
Женщина тихо, но с интересом в голосе сказала:
-Я уйду, уйду. Чего кричишь-то?
Чуя, что из него лезет какое-то безумие, Дэн угрожающе прошипел:
-Ты что, стерва, не понимаешь? Убирайся, здесь не твоя страна, не твоя
родина!
-Такой молодой, и уже расист...
-Ты не глумись, я может и слаб и молод, но я тебя раскусил... Пошла прочь,
тебе тут нехрена делать! Здесь не Ирландия, твою мать...
Где-то тягостно завыла собака. Река наматывала зеленые водоросли на
гладкие камешки. Любивший реку больше жизни, Дэн сейчас испугался ее.
Мост развели до утра. Старая пристань поскрипывала как куриные кости в
кошачьих зубах.
Дэн, распаляя себя и загоняя страх поглубже и понадежней, крикнул:
-Здесь и без вас хорошо, у нас свои вестники есть, слышь, как воют?
Так что заканчивай свой кининг и уматывай отсюда!
-Не знаю, кто ты таков, сосунок, но ты не можешь запретить мне жить тут
и делать то, к чему меня судьба обязывает. Этот город чист, чист как
младенец. Я его нашла и обоснуюсь здесь.
Женщина гордо вскинула голову.
-Да и кто ты такой вообще?
-Не знаю.
-Впервые слышу...
-Не ерничай, тварь. По крайней мере я тебя почуял, и за одно это ты должна
меня бояться.
Седовласая с интересом оглядела Дэна и задумчиво рекла:
-Вот уж никогда не думала, что у этого городка тоже появится такой как ты...
-Что значит такой как я? Ты, старуха, поконкретней давай, а то я уже на грани.
-Ты ведь всю жизнь знал, что на свете не все так просто и буднично?
Ты же нутром чувствовал, что так не может быть, что надо только увидеть...
Вся беда в том, что не осталось тех, кто в обычных вещах видит тайное.
Наверняка, другой, увидев меня сегодня на мосту, и не подумал бы, что
я одна из самых страшных созданий темноты. А ты именно это подумал и
притом в первую очередь. Ты смотришь на вещи под другим углом зрения,
сынок, и жизнь твоя не будет легкой.
-Зато не лишенной смысла. А то прям хоть в петлю лезь.
-Считай, что я тебе подарила возможность начать все сначала.
Женщина вздохнула, поднялась, набрала охапку настиранного белья и выпрямившись,
глядя в даль, прошептала:
-Что ж, я уйду из этих мест, юный колдун. Я не думала, что в этом
захолустье меня потревожат. Да и вообще, подобного не случалось уже
несколько веков. Теперь все, кто еще остался, будут о тебе знать. Я уж
позабочусь. И прими на прощанье совет - не вмешивайся в НАШИ дела. Ты круто взял обороты, сильнее придется тормозить.
Седая женщина еще раз внимательно осмотрела пьяного парня и осталась недовольной.
"Сиди смирно, паренек... Сиди смирно и делай свое дело. Хотя я думаю, что наш разговор уже кто-то слышал и о тебе доложили."
-Куда? Куда доложили? Кто? Ты чего городишь?
-Молчи, дурачок. Молчи. Боги, да такие как ты уже тысячелетьями не открывались! Обычно они жили себе спокойно и умирали более-менее спокойно...
Дэн всхлипнул:
-Да что во мне такого-то? То, что я тебя раскусил - лишь цепь наблюдений вкупе с вечерней попойкой и разыгравшимся воображением... Так ты правда, настоящая Баньши?
Женщина засмеялась, показав темные редкие зубы. Засмеялась она так, что у Дэна застучали челюсти.
-Хочешь чтоб я завыла?
-Господи, нет. Не нужно... Я читал про вас. Вы приносите горе в дома...
-Мы приносим смерть, парень. И я прилетела в этот город на ее крыльях.
-Почему именно сюда? Наш городок ничем не примечателен для таких как ты... Или тебя вызвали? У нас что, секта сатанинская работает втихомолку? Или что?
-Или что. А сатанисты... у этих маленьких ублюдков кишка тонка.
-Не скажи. Тут пару лет назад наше кладбище весьма смачно погромили.
Бэнши выглядела так обыденно и естественно, что Дэн, сам себе удивляясь, разговаривал с ней, как с обыкновенной старухой. То, что у нее были белые зрачки, его смущать совсем перестало.
Он зачерпнул воды у берега и намочил волосы, так, что его причесон превратился в задорный панковский ирокез.
-Так в чем же твое предназначение? Знать о скорой смерти человеку совсем необязательно... Это даже глупо.
-А я не даю знание.
-А что ты даешь?
-Я даю предупреждение. И сегодня на мосту я этого пьяного мудака лишь предупредила, стирая окровавленную майку. Я так старалась, что он даже на меня смотрел.
-Он на твой толстый зад любовался, по правде говоря.
-Я это уже поняла.
-А ты не можешь подойти и просто сказать: "Друг, ты скоро копыта откинешь"?
Старуха отвернулась, скрежеща зубами: "Нет. Не имею права. Это не в границах моего наказания. Понимаешь, чудак, наша природа не такая, как ты предполагаешь. Мы не можем человеку сказать о приближающейся беде. Только намекнуть. И в этом наша беда, наше проклятье. Кто такая я? Кто такие банши? Мы женщины, совершившие страшный грех."
Дэн ухмыльнулся: "Блуд"?
Старуха покачала головой: "Хуже. В наши ряды попадают те, кто продает своих детей, чтобы жить самим. Те, кто младенчиков нынче в мусорные баки сует, те, кто вытравляет ребенка, когда он уже сучит ножками и просится на свет, ибо с этого момента в кусочке плоти появляются зачатки того, что мы называем душой. Мы -мертвые женщины, выкупившие свое благополучие тяжелой ценой... И в наказание мы видим нить судьбы человека, ведущую его к скорой смерти и не можем об этом рассказать. Мы видим причины и следствия, мы видим последнюю агонию и ничего не можем сделать. Вот так-то, парень... Так что относись к женщинам хорошо. Ведь часто из-за вас, кобелей вонючих, мы пропадаем в адских безднах.
Чувствуя, какая бездна непознанного открывается перед ним, Дэн спросил:
-А чей это город?
-Твой. Теперь он твой и ничей больше. Извини за дерзкое вторжение.
-Считай, что извинения приняты.
Глава 3
Суицидные мыслишки.
Жизнь текла серо, буднично и отвратительно. Радостей было немного и все
они были какие-то скупые. Мы радовались проглоченному пиву, хорошему
фильму, веселой истории. Лето резко шло на убыль. Пляж был нищ загорелыми
телами местных красоток и бледными, костлявыми каркасами студентов. Только
рыбаки от нехрена делать ловили плотву и ершей, морозя в ледяной воде
нижние полушария мозга. Знаете, такое затишье... перед грозой. Не многие
горожане хотели видеть изменения в жизни своей маленькой родины, но...
Несмотря на кажущуюся неторопливость бездеятельности, город изменялся.
В центре города в считанные дни возник филиал Нижегородского университета
им. Лобачевского. Раньше в городке было лишь презрительно называемое
"огурешником" вечернее отделение политеха, да техникум, бывший
единственным путным образовательным учреждением. А теперь хренась, и сразу
Университет. Это вам не попой свистеть. На открытии был сам губернатор
и божился, что вскоре подарит своему детищу класс открытого доступа, а
куда, не скажу, сами догадывайтесь. Набор факультетов был мал и ограничи-
вался стандартным набором: финфак, экономфак, менеджмент, соцфак и, нако-
нец, всем факам фак - юрфак. Многих парней бесило, что нынче вся страна
как с цепи сорвалась и все ринулись в юристы и экономисты. А те, кто
поумней, усмехались и пророчествовали, что мол вот настругает страна адво-
катов на свою голову, а потом они, как инженеры в свое время, никому не
будут нужны. Другие говорили, что законы знать всегда пригодиться,
значит надо идти на юрфак, но лишь как на второе высшее образование.
Кто из них был прав, время покажет, и как любил поговаривать Коля "Черный",
"Весна покажет, кто где срал".
Но еще не наступила даже осень. У каждого из героев, кои украшают сие
повествование, с осенью связывались различные переживания. Шурик Семиков
шел на первый курс Политеха, он весьма волновался насчет жилья и
дальнейшего своего существования в боевых условиях студенческой жизни.
Валек Бочкарев переживал, что пока не учится вообще. У Димаса закончился
академ, и он шел на второй курс своих уже крайне ненавидимых "Информаци-
онных систем". Михалыч, который не писал давно даже Дэну, видимо нормально
служил Отечеству в Мулинской танковой части, местные кореша в лице
вышеупомянутых весьма тосковали по Михалычу, за исключением пожалуй лишь
одного Валька, которого наш боец забыл пригласить на проводы.
Что касается Дэна, то у того была полная проруха. Он только отвалялся
в больницах, как был пойман лживой надеждой на то, что удастся перевестись
на дневное отделение журналистики. (Я забыл сказать, что Дэн на заочке
пахал) Во всяком случае ему такое чуть ли не обещали. А когда Дэн
заикнулся насчет того, что мол как же быть с чешским-то языком, я же его
еще не сдал, то методистка сказала: "Забей". Ну Дэн и забил. Но потом по
учебной части поползла вонь. Вот мол у него задолженность и тройки... У
нас, типа, более достойные есть. Как обрубили. На лапу хотели, наверно.
Боолее достоойные... Козлы! Самое обидное было то, что пришлось снова
сдавать чешский, а Дэн боялся препода, как огня. Станислав Александрович
Рылов был ну оочень крут. Зав. кафедрой по славянскому языкознанию, он,
наверное, знал о чешском, польском и прочих языках все. У него даже говор
был какой-то быстрый и пшекающий.Конечно Дэн в этом отношении был по
сравнению с ним просто даун. Дни зачета близились, Дэн сидел у окна,
измеряя как бы между прочим расстояние от пятого этажа до земли и думал о
вечном, а конкретно о том, какой же он все-таки неудачник. И еще он
силился вспомнить, о чем и с кем он говорил позавчерашней ночью на мосту,
и говорил ли вообще, потому что парень был в такой прострации, что
сомневался буквально во всем.
Павлово-город контрастов. Внешне весьма обычный и в некоторых местах даже
благовоспитанный, изнутри он такой же гнилой, как трухлявые дворы Питера.
В самом центре, по соседству с улицей Коммунистической, буквально пару
дворов пройти, есть больничный комплекс с гигантским роддомом, незнамо
накой отгроханным для провинциального городка, развалюха ЦРБ, детская
больница "Айболит" и кирпичная коробушка инфекционного стационара, имену-
емого в народе попросту "Сраный барак". Название сие обиталище дизенте-
рийщиков и сифилитиков получило крайне незаслуженно, поскольку сама боль-
ница была неплохой и там по крайней мере лечили. Да и врачи там были
настоящие спецы. Недоучек до заразы не допускают. Но речь не о том.
В незапамятные времена Никиты Сергеевича Хрущева на месте сего комплекса
было старое кладбище, которое впоследствие за ненадобностью снесли с лица
земли. И такое беззаконие и сатанинство государственного масштаба было
отнюдь не единичным случаем в городке. Школа номер 6, в которой ранее
учились Валек, Михалыч, Дэн, Димас и прочие не менее достойные товарищи,
тоже располагалась как говориться "на костях". Ранее на месте школы (тоже,
кстати в центре города) была церковь и ее погост. Когда строили школу,
разрыли склепы, чтобы склепать фундамент, а там было полно костей, и
родители с умилением наблюдали, как их пацаны играли черепами служителей
культа в футбол. Вот времячко-то было... Но самым интересным местом
подобного рода был пресловутый Стрижов овраг. Он располагался рядом с ком-
плексом больниц и нес на своих плечах два завода. И все это хозяйство сли-
вало свои отходы в некогда прозрачные как слеза воды речки Тарки, где
женщины стирали белье, а мужчины ловили рыбу. Теперь же Тарка заросла камы
шом и воняла напропалую. Таркой речку уже никто не называл. Она стала "Сра
чкой". Я не знаю, отчего у нас в городе любят слово "насрать". Если в
любом другом месте человек скажет "А мне наплевать", то в Павлове не иначе
как "насрать". Этимологию этого явления оставим краеведам, а мы вернемся к
нашим баранам. Итак, Стрижов овраг - самое вонючее место в городе. Меня
обвинят в том, что я отвлекаю от города туристов и потенциальных гостей,
но граждане, я не могу писать о месте, не преподав на листе его
естественный и правдивый колорит! К тому-же этот чертов овраг заслужил
плохую репутацию не из-за спектра своих ароматов, а из-за того, что в
далекие и уже ставшие полумистическими годы ежовщины в этом овраге расстре
ливали людей. Ни в чем не повинных людей, возможно иногда и по ошибке. Кто
тогда проверял? Священнослужителей и пресловутых "кулаков" расстреливали
в Стрижовом овраге и наш любимый город, несмотря на свою красоту, свои
автобусы "ПАЗ", своих гениальных жителей, никогда не станет чист как мла-
денец. Его биография попахивает Стрижовым оврагом и это дело не смоет ни
"Комет" ни "Уральский отбеливатель".
В камышах возится ребятня. Поглощенная занятием без остатка, она, сосет
бычки, срывая чудесные продукты вонючей речки. Как приятно идти с
камышиным цветком и пускать пух по всей улице! Ради такого трофея и
утонуть не страшно. Как безобидно... Как безоблачно. Они - новые хозяева
этих угодий. По крайней мере они так думают.
Как и ожидалось, осень подкралась незаметно. Вроде бы считали каждый
оставшийся день лета, но осень все равно подошла тихонько, на цыпочках,
дабы не будить дремлющие, разморевшие от солнца и летней тупости мозги
обывателей. Саняк и Димитрич трепались каждый божий день насчет квартиры,
поскольку хотели в Нижнем жить на одной хате вдвоем. Дэн втайне
посмеивался над ними, поскольку знал, что данное сочетание характеров
на территории жалких квадратных метров попросту не возможно. Дэн был
как между двух огней. С одной стороны, Дима со своим нытьем насчет того,
что вот мол Саня будет водку пьянствовать и беспорядки нарушать, а ему,
понимаешь, учиться надо. С другой стороны, Саня с его "праведным"
негодованием по поводу Диминого аскетизма и занудного образа жизни.
Две стороны одной медали. Оба рассчитывали, что Дэн переведется и будет
жить с кем-то из них.
Саняк шел пританцовывая и напевал себе под нос песенку "Californication".
-Ну че, Дэн, прочитал Пелевина-то?
-Нет еще.
-Что-то ты больно долго. Ну ладно, не к спеху мне. Блин, я когда
"Чапаев и Пустота" прочитал, потом долго думал над мыслью, что ничто не
реально, кроме нашего сознания. Дэн, я чуть с ума не сошел. Точно тебе говорю,
без шуток. Ну вот... Это ж охренеть можно.
-Эх, Саняк, мне не до Пелевина щас. Мне вообще ни до чего. Я никак этот
гребаный чешский не сдам... Прям из окошка впору.
-Не знаю, я еще о суициде не думал. Дэн, да брось ты такие мысли к черто-
вой матери, в жопу их! Тебе еще расстраиваться нечего. Я понимаю, если
тебе пушку к башке приставили, или еще что... Или вон о Михалыче подумай.
Может он в данный момент зубной щеткой сортиры натирает? Писать-пишет,
но о таком разве расскажет кто. У тебя еще все в порядке относительно.
Жизнь не кончается. У тебя апатия просто, у меня тоже бывало так.
Безысходность эта доставала порой.
Саня вздохнул и убедительно молвил:
-Переводись на дневное, Дэн! Будем вместе жить, а то с Димой как в
гробу, блин. Студенческая жизнь не про него придумана. С ним и не сходишь
никуда, и бабу не приведешь...
-Кабы все от меня зависило... Я бы тоже рад, Сань. Но, как видишь-не
судьба. Ничо, мы еще с тобой погуляем! Я вот на зимнюю сессию поеду, если
чешский сдам, будь он трижды проклят, и мы с тобой и на концерт чей-нить
сходим.
-И по бабам-с!
Саня радостно захихикал, но, опомнившись, снова принял серьезный вид,
поскольку всегда старался сохранять хотя бы видимось репутации серьезного
человека, что он делал напрасно, но Дэна это порой даже забавляло и он
смеялся от души.
-И по бабам, Сань, и по бабам...
Дима тряс черной как ночь шевелюрой, шмыгал носом и с пеной у рта Дэна
грузил:
-Елы-палы, Данила, хватит тебе херней маятся, давай на дневное, что-ли?
Всячески, там лучше. Ты здесь в лучшем случае в "Павловский Металлист"
будешь строчить, а Нижний как-никак город, и большой к тому же!
Возможностей несравнимо больше! Я ж тебе плохого не посоветую!
-Да я знаю...
-Ну дык!
-Димас, я еще чешский не сдал... Меня вообще хоть бы не выкинули к
чертовой матери!
-Не ссы! Прорвемся! Чем черт не шутит, пока у бога СПИД. Не выкинут тебя.
Со второго курса-ни хрена не выкинут. Всяк. Тем более ты-парень. Там вас раз-
два и обчелся.
-Да я препода боюсь. Прикинь, если не сдам? У меня батя тут вмазал
и выдал мне, что если не сдашь, мол, чешский, можешь домой не приходить.
Нахер мне, мол, такой сын - дебил не нужен, если пшеканье какое-то сдать
не может. Его бы на мое место...
-Да брешет. Меня тоже родичи иногда достают. Дескать, мы как лучше хотим.
Задолбали уже с этой своей навязчивой мыслью помочь. Ты давай на дневное,
а то с Саней сам знаешь... Не хочу я больно уж с ним селиться. У него на
уме водка да бабы.
-Зря ты так. Саня умный парень.
-Да знаю, что не дурак... Но все равно как-то... Не, разные мы. Не
уживемся. Оно не есть выход. Переводись.
-Эх, Димыч...
В итоге получилось все хрен знает как. Дэн не перевелся, Саня нашел
квартиру, но она была далеко и стоила недешево. К тому же это обиталище
представляло собой тараканий рай. Саня даже есть там не мог, его мутило
от одного вида кухни. А Димас Саню послал с этой квартирой, причем в самый
последний момент, когда все уже было оговорено. Саняк обиделся и при
упоминании о Диме скрежетал зубами и шипел что-то вроде "Сволочь прижимистая".
Дима же вообще мотался из города в город каждый день. "Что ж," - говорил
злорадно Санек - "Что хотел, то и получил, за что боролся, на то и
напоролся". Хотя они иногда и встречались, но все больше с Дэном, который
лавировал между друзьями, как уж среди навозных куч. Обстановка была
достаточно накалена. И только черт знал, чем все это закончится.
Нижний новгород - карман России. Здесь Нижегородская ярмарка, здесь ГАЗ,
здесь хорошие магазины и солидные фирмы. Он третий в тройке лучших. И
между главными площадями этого мегаполиса, пощадью Минина и Пожарского
и площадью Максима Горького есть самая известная в городе "пешая" улица-
Большая Покровская. Сокращенно - Покровка. На ней престижнейшие магазины,
платящие за аренду квадратного метра сотни баксов. На ней Драмтеатр,
один из самых современных кинотеатров страны - "Октябрь" и прочие
культовые места города. На "Покре" всегда многолюдно, ибо лучшая работа -
тут, лучшая прогулка - тоже. Также волею судьбы, оторвавшись от своего
мателота на Проспекте Гагарина, торчит на этой знаменитой улице и отделение
университета, где прозябают филологи и финансисты. Туда и направлялся
промозглым осенним утречком Дэн. Внушая себе некий призрак уверенности,
парень ловил себя на мысли, что все равно идет как на казнь. Лотошники,
И, словно в ритм его шагам, из всех закрытых гаражей раздался ор десятков
магнитол, которые на последних килогерцах, треща динамиками, вопили "Smake my
bitch up!" /Хлопни мою суку по.../
-Господи, да чего это за нахрен!
Дима заметался, закружился, но снег залеплял глаза, грубая музыка давила, и где
- то позади как будто кто-то злобно ржал.
Брызгая кровью из разбитого носа, парень бежал как полоумный, не разбирая
дороги, пока острая вонь одного из притоков Тарки не резанула ему поврежденный
нюх. Дорога вела в гору, прямо к перекрестку около школы под номером "7". Гадкая
речка пересекалась асфальтированной тропой. Сизый поток был пропущен в трубу из
огромной лужи, берег которой был усеян грязными полторалитровыми пластиковыми
бутылками. Все это смердело, но Дмитрий даже пропустил этот запах, потому, что
стоял, согнувшись в три погибели, дыша,как карась на сковородке, ртом.
Снежные смерчи словно обезумели. С гадкого озера, наполовину покрытого льдом,
сдувало снежные сугробы. Неподалеку от берега в черной воде что - то громко
булькнуло. Диму, который стоял спиной к воде притока бывшей речки - красавицы
вдруг обдало таким душком, что у него снова прорезалось обоняние.
-Этот чертов город похож на помойку... Вот уже которые выборы проходят, а ни
один мэр еще не подумал об этом. Ни в жисть на выборы не пойду. Уроды! Уеду в
Новую Зеландию и не пошло бы оно все куда подальше! Чертов город, чертова
страна! Тут и бомжи на людоедов похожи, не только ли...
-Ты, безусловно, прав, дружище.
После этой, казалось произнесенной над самым ухом, фразы, Дима завертелся
волчком:
-Кто тут?!!
Снова раздалось нехорошее бульканье, и парень понял, что голос идет со стороны
черного отвратного озерца, похожего на оазис отвратительной жизни в период
техногенных катастроф. Ему не хотелось даже верить в это, но темный силуэт
всплыл над поверхностью гадюшника.
С еле слышными всплесками,фигура подходила все ближе и ближе, пока, наконец, не
остановилась в некоем раздумье метрах в десяти от парня.
-Я не хочу, чтобы наш разговор слишком быстро закончился, поэтому ближе
подходить не стану.
Голос Димы почти перешел на визг:
- А с какого это ты решил, что наш разговор долго не продлится? Не факт!
Усталый шелест ответил ему:
-Нет у тебя выбора, паря... Ты приплыл. Вирь погрыз твою систему.
Если я подойду поближе, ты нагадишь в штаны. Если ты побежишь, наткнешься на
странного бомжа, что ждет тебя за переулком. А вперед я тебя не пущу. Так не
бывает, чтобы кто-то мимо меня просто прошел. Меня уже жизнь продинамила, и я
знаком с чувством неудовлетворенных амбиций. Ты чьих холоп будешь?
-Не понял...
-Ты кто такой? Я ожидал другого, и уже не рад, что разговариваю понапрасну не с
тем, с кем надобно. Мое время дорого стоит, ты даже представить не можешь,
сколько.
Силуэт, газгребая колыхающиеся на воде пластиковые бутылки, подплыл чуть ближе.
Дима оглушительно высморкался. Громкий и знакомый звук немного его приободрил и
парень, сунув кровавый платок в карман, неуверенно просипел:
-Вообще...ну как. Я, типа, тутошний юниховый сисадмин...
-Ааа... разочарованно протянул ночной обитатель гадюшника. - Новые времена,
новые профессии. Ну и чего же ты ждешь от жизни, сисадмин?
-Что за вопросы? - Взорвался Димас.
Я ваще не понимаю, что тут происходит! Эдак и умом тронуться не долго... Что
происходит?
Ответом послужил полувздох - полувсхлип:
-Страшные вещи творятся. Уже не понять ход вещей. Не вижу, чем все это
закончится. Я начал уставать, очень, очень... Ты, наверное, хочешь знать, кто я
такой?
Дима матюгнулся и возопил:
-Ну, еще бы!
-Присмотрись, парень. Присмотрись и ответь мне - что ты видишь?
-Вижу шутничка без определенного места жительства, который разыгрывает случайных
прохожих с целью их грабежа. Наверняка за углом и сообщник, что жрет грязную
морковь как салат "Оливье"!
-Нет, дружище. Все не так. Ты не сказал мне о том, что видишь. Ты сказал лишь
то, что бы тебе хотелось видеть. Сейчас я поближе подойду, и мы...
-Нет!!!
-Да ладно, брось. Все равно я подойду, а ты никуда не денешься.
Дима неожиданно понял, что странный собеседник прав. Теперь он не ушел бы с
асфальтового пятачка даже под угрозой смерти. Он поймал себя на странной и
навязчивой мысли о том, что скоро все его, взлелеянные скептическим разумом,
догматы превратятся в обыкновенный кусок дерьма.
Снег постепенно стихал. Солнце мертвых суетливо скрылось за тучи и стало совсем
темно. Ветер свистел в трубах, на которых держатся гаражные крыши. Ничего
лиричного в атмосфере убогой помойки, спрятанной городом в своих бездонных
оврагах, не было.
Дима, который меньше всего на свете боялся сверхестественных и непонятных вещей,
ибо считал, что все поддается объяснению, теперь порядком струхнул.
-Знаешь, что в тебе самое неинтересное? - констатировал медленно приближавшийся
темный господин лужи. - Ты скептик. Скептик до мозга и костей.
Ты во что нибудь веришь?
- Ну, вообще, в прогресс, наверно.
- В прогресс. В прогресс он верит... твою мать. - задумчиво бормотал собеседник,
булькая все ближе и ближе. - В искусственный интеллект, в нейронные сети - так?
-Так.
-А вот со мной встретившись, теперь как думать будешь?
Димас храбро выкрикнул:
-А это еще надо посмотреть, что ты за перец и с чем тебя хавать надо!
-Что ж. Я выйду на свет.
Луна выглянула кстати для сказавшего сие и отнюдь некстати для обливавшегося
холодным потом паренька, ибо когда фигура из воды вышла на свет кривой и бледной
лунной дорожки, Диму ждало такое зрелище, что он лишь тихо охнул и у него так
защемило в груди, что находись он сейчас в кабинете электрокардиограммы, аппарат
выдал бы на бумаге рубец микроинфаркта.
Создание (чьего - то бредового разума или бредовых обстоятельств) не имело глаз.
Фигурой частично напоминая человека, "это" вылупилось на Дмитрия глазницами, в
которых горкой выпирало серое, мозговое тело. На потресканном черепе рядком, как
у статуи свободы, высились костяные иглы, с которых свисала тина.
Сняв нависшую "прядь" с "лица" полуистлевшей, но, пока сохранявшей форму,
человеческой рукой, на которой выросло с десяток тощих пальцев, субъект ехидно
заметил:
- Экий ты, черноволосый ворон! В средние века бы тебя в чернокнижники
записали...
- Ты еще что-то видишь? Господи! Спасите меня!
Димыч заорал и пустился, было, прочь, но, оглядевшись, понял, что он на
островке: "Мираж! Я читал книги! Морок, или как там его..."
Но, ступив в жижу, Дима зачерпнул холодной грязи сапогом и подумал, что если
этот мираж так реалистичен, то, пожалуй, можно и вполне реалистично утонуть.
Как бы не замечая тщетных попыток бегства, нечто абсолютно спокойно заявило:
-Я во всех диапазонах вижу. Я вижу ВСЕ! Я вижу, что ты кушал сегодня утром.
-А ты? Хотя, не говори лучше...
Существо как бы горько засмеялось. На пробитых щеках заиграли малиновые брызги.
-Я хочу ввести тебя в курс дела. Не стоит тянуть лямку. Сюжет должен быть
динамичным. Ты вот что мне ответь. У тебя менестрель в корешках ходит?
-Эээ...
-Ладушки, я по другому вопрос поставлю. У тебя есть знакомый поэт или писатель?
-Не припомню. Разве что Дэн. Он у нас, вроде, книжку пишет и по стишкам горазд.
-Книжку? (Тварь встрепенулась и откусила корявый нарост, невесть откуда выросший
на предплечье мерзкой руки.) - Значит его Дэном зовут... Считай, что к Дэну
твоему скоро Косая заявится, причем, в самом ужасном обличье.
Дима заморгал: "Какая еще, нафик, косая? Типа смерть?"
-Друк твой полгода назад Банши на мосту видел. Встреча с ней - верный признак того, что скоро откинешь копыта. Он по пьяни ее послал и ВЕЛЕЛ убираться на историческую родину - к развалинам ирландских крепостей!
Кто мог подумать тогда, что разговорчики пойдут, что она его пьяный бред послушает и действительно упакует вещички. А ЗАСТАВИТЬ Банши мог либо очень пьяный, либо очень смелый, либо сумасшедший человек. Либо... либо тот, кто я думаю.
Дима покачал головой: "Дэн немного дурной чел, но..."
"Гребешок" прошипел: "Этого я и боюсь. На путь истинный его наставить надо. Если он каждому незваному гостю будет в морду тыкать и гнать его взашей, то скоро начнуться бедовые дела. Ох, сисадмин... Кореш твой "Тонкий мир" задел. И даже не задел, а окно в нем прорубил, как Петр в Европу."
"Ничего не понимаю. Гонишь ты все!" - прерывисто вздохнул Злыгин.
"Понимать тут нечего, открылся твой друган. Не вовремя открылся. Таким как он надо сидеть тише воды, ниже травы. От них очень многое зависит.
Дима нервно захохотал:
"Это что ж от Дэна то зависеть может? А?"
"Все" - серьезно ответил страхолюд и, поскоблив дециметровым костяным когтем номер от машины с тремя шестерками, что висел на его груди видимо украшением, сумрачно добавил - "Все. Твоя судьба, моя судьба. Судьба и мечты этой вонючей провинциальной станицы."
Тут говорившего что-то резко дергнуло. он опустил страшную физиономию вниз. До
Димы донесся только замогильный шепоток.
"Водяной" поднял голову.
-Но разведка доложила точно... Его жилище уже пометили косым "Грязным крестом". Такие ребята шутить не станут. Может завтра, может через неделю твой писака выйдет вечером в подъезд, а на лестнице его будет ждать женщина в белом наряде. О, у нее червивое сердце и холодные руки. О, от нее землей попахивает... Я ее видел ТАМ.
Дима был настолько запутан, что даже не спросил "ГДЕ"? Собеседник не дал ему
задать навернувшийся на язык вопрос.
-Я отдал концы на перекрестке. Недалеко отсюда. Плохо с сердцем стало, а
таблетки из кармана выпали. Шли две молодые шлюхи с кобелями. Лет по
шестнадцать... Меня за пьяного приняли, и не помогли, и "скорую" не вызвали. Да я
в жизни капли в рот не брал!!! Я их голоса запомнил. Каждую нотку, каждый тон.
Когда-нибудь они решат сократить путь и пойдут мимо меня. О, я буду снимать с
них кожу по слоям и солить их дергающиеся тела.
- Я тоже не пью. Абсолютно. - брякнул Дима. Он решил пропустить мимо ушей
подобные клятвы, ибо стрессов ему хватило за вечер.
-Ты крут! - уважительно молвил помоечный страж. Этот город по числу употребления
и ввозу только легального алкоголя стоит на первом месте в области. О, это
пьяный в жопу город. Сколько в твоем подъезде живет алкашей?
-Не считал. Да причем они тут?
-Извини, я не на ту тропку свернул. Антиалкогольная философия - мой конек. Но за
жизнь я ни одного из своих друзей не отучил от водки. Даже папашу. Слаб, видно,
духом был. Но нынче!
Прополоскав рот гнилой водой и выплюнув отттуда что-то страшно извивающееся,
страхолюд задумчиво заметил:
-Да, я помер на перекрестке. Мне повезло. Смотрю я на тебя и думаю, как же мне
все-таки повезло.
Дима, который поначалу успокоился, решив, что этот странный мертвяк просто
просит его об одолжении для успокоения души, снова насторожился:
-Это что, вроде как, типа, повезло? Это что - жизнь? Если это жизнь, то я - Майя Плисецкая.
Дима почувствовал, что его сцапали за грудки. Видно, житель клоаки обладал еще и
телекинезом.
-А что в твоем понимании жизнь? Это ложиться по вечерам спать с мыслью о еще одном зря прожитом дне? Ты хотя бы мечтать можешь?
"Могу" - судорожно задергался Дима.
Нивидимые лапы бережно отпустили компьютерщика.
-Я здесь полезно живу. Я здесь в центре событий. Знаешь, на сколько простирается эта лужа в глубину?
Боясь попасть впросак, Дима промолчал. Теперь, даже если бы ему сообщили, что Марианский желоб по сравнению с этой лужой - джакузи, он бы поверил.
Но - одно дело представить, и совсем другое - убедиться воочию.
В центре оврага возник водоворот и вскоре Вся помойная эссенция исчезла в здоровой дыре. Глубина у озера оказалась не более трех метров. Страхолюд теперь стоял на дне
и трогал носками гнилых сапог с растегнутыми молниями здоровую желтую цепь, что расстилалась по всему дну, будучи прикованной к огромной желтой пробке, которую неустанно чистила троица странного вида существ.
Дрожа, Дима смог произнесть лишь "Дык, это, опаньки... Ну, блин, ваще..."
-Да, парень, это золото. Это все-из золота.
-Мне, ваще-то как-то до вашего золота. Это что за пеньки там напрягаются?
-О, это бывшие сливки городского общества. Предприниматель, пьяница и бандит.
Все они пропали. Один ушел и не вернулся к семье, другого застрелили на пороге дома средь бела дня. Помнишь про тот случай? Много шума было тогда.
-Помню. А бандит?
-А что бандит? Бандиты на то и созданы, чтобы их мочили другие бандиты. Тела этих счастливчиков так и не нашли. А все потому, что смертушку они приняли недалече отсюда.
-Ты так говоришь "счастливчики", что у меня волосы дыбом встают.
-Об этом я с тобой разговаривать не буду. Не дорос ты, дружок.
Дима пожал плечами и презрительно ответил: "Трепло ты. Ты просто чья-то глупая шутка, может я сейчас с сотрясением мозга в больнице лежу и мне все это снится? Я ведь вон как фэйс попортил, когда на бомжа налетел."
Оскалив иглы черных зубов, страшила плюнул в сердцах: "Скептик..." Затем, подозвав
тихим свистом парня в задрипаном кожаном пиджаке с кровавой дырой на месте левого глаза и с гниющими кистями рук в золотых печатках, он его громко спросил: "Стас, у тебя кастет?"
Раб золотой цепи, шамкая ртом, переспросил: "Шо, босс?"
"Кастет, пень глухой!!!" Взяв сотрудника за руку, он показал на тяжеленные печатки, потом легонько стукнул его в подбородок своей тощей, шелушащейся рукой.
В ответ бывшая гроза баров и ларьков недоуменно помотал лысой, землистого цвета головой.
"Не понимает, сукин сын".- огорченно поник страхолюд. "Да и как ему понимать, коль ему мозги вышибли?"
Вздохнув от предстоящего неприятного мероприятия, "Босс" так врезал чистильщику отстойника, что разбил ему в ошметки всю челюсть. Брызнуло гнилое мясо. Дима, содрогаясь, крикнул:
-Ну разве так можно? За что?
-Не дрейфь. Регенерирует паразит. Здесь все просчитано. Не развалишься быстрее, чем за тобой смена придет.
- И тебя сменят?
-Сменят, если я не поговорю с одним человеком.
-С Данилой, что ли?
-Не твое собачье дело.
Дима уже искал под ногами камни, чтобы кинуть кирпичом в наглый оскал, но тем временем бандит, роняя в грязь зубы, направился к узкой норе, прорытой в левом береге гадюшника. Он долго оттуда не вылазил. Затем, радостно мыча, он бросился к "Боссу" и угодляво протянул ему ржавый кастет.
Критически повертев в изуродованных средой пальцах бывшее орудие труда своего непутевого работника, страхолюд обернул свое тело в драном плаще с обрезанными у плеч рукавами к гостю по неволе.
-Хочешь? Против бомжа в самый раз подойдет. Тебе ведь еще и домой возвращаться.
Дима был не в той ситуации, чтобы выказывать свой норов. Ему захотелось кастет, тем более он смутно подозревал, что вещь, полученная таким образом, имеет некий символичный характер. Он уже окончательно решил, что происходящее - не более,чем его бред в больнице, возможно, на операционном столе, где врачи исправляют черепно-мозговую. Возможно, он сильно поможет себе и своему здоровью, если сейчас возьмет эту вещь. Дима давно собирался плюнуть на информатику и хотел пойти учиться на психолога, потому читал на досуге и Нейро-лингвистическое программирование, и Кастанеду, и дедушку Фрейда. А так как происходящее напоминоло лютый кошмар, то выбираться из него было просто необходимо, а ведь любой, даже самый захудалый сонник вам скажет, что уж если ты, чувак, нарвался на встречу с привидением или другой подобной противоестественной дрянью, то бояться ее глупо, а лучше попросить ее о чем - либо, или попробовать найти общий язык. Страхолюд напоминал огромного паука из старого фильма Роу о Василисе Прекрасной, захватившего Ивана - дауна в сети, где Ванька отгадывал загадки в надежде спасти свою жизнь и обрести Меч - Кладенец. И Дима твердо решил, что кастет получить он просто обязан, дабы найти путь из этого безумного Джем - сейшна.
Рассудив так, он, с нарочито пренебрежительным видом протянул руку:
-Ну, давай, что-ли. Давай твой кастет.
"Э, нет..." - с наслаждением пропел кошмар. Халявы у меня не водится. Скажи мне свою самую заветную мечту, тогда получишь.
-Не слишком ли круто - мечту за железяку? (Дима удивился просьбе, но решил играть по-крупному.)
-В самый раз.
-Не-е, не-е, не в самый! Я с таким же успехом могу палку по дороге найти, чтобы от бомжа отмахнуться! Чегой-то такого в энтом кастеет клевого, чтобы я за него душу раскрыл?
-Кошелек или жизнь. Не кобенься.
-Ну, хорошо... А какую конкретно тебе мечту надо?
-Не понял!
-Ну как же. Мечты трех видов бывают. Мечты данного периода - тачка, девка, бабки, одногигагерцовый "Атлон". Насущная мечта - набить рыло тебе и бомжу, и всем на свете. И бывает заветная мечта. Мечта всей жизни...
-Во-во. Ее то мне и надо...
"Ну, хрен с тобой" - смилостивился Димас - "Скажу я тебе". Он протянул руку, в которую угодливо телепортировался ржавый,в кровавых разводах и пропахший болотом кастет.
Провожая своими чудо-глазами расплывчатую тень Димы и просвечивая ее всевозможными лучами, стоявшее на дне отстойника демоническое создание покачало шипастой головой: "Чужая душа -потемки..." И еще оно подумало, что парень здорово продешевил.
Ржавый кастет.
Осторожно осматриваясь аки партизан, Димас, сжимая в ладони кастет, шел по направлению к магазину "Стекляшка", который обрел свое название уже давно, очевидно с времен застоя, когда там принимали тару и продавали водку.
"Стекляшку" отстроили заново, вокруг ютилась еще пара магазинчиков и все эти "Шопы" торчали рядом с городским кладбищем. Свернув у магазина, Дима пошел к пятиэтажным домам, в одном из которых жила его бабка. Народу не было ни души. И это - в субботний вечер! Должны были попадаться хотя бы пьяные или бомжи.
Бомж!!! Дима, сквозь снегопад узрел мутную фигуру позади себя, обернувшись как раз кстати.
Некстати завибрирвал сотовый. Как он не разбился при падении, оставалось загадкой.
Дима вздрогнул и чертыхнулся. Холодея, он полез за телефоном, начиная понимать, что во сне SMS еще никто не получал.
"Что ж, Алиса, посмотрим, как глубоко идет эта нора" - сказал он себе, включая подсветку.
На дисплее торчала "мессага": "Дима Сервак в ЦРБ полетел опять Сергей".
"Уроды" - злобно плюнул Димас, совершенно выпустив из внимания темную фигуру, которая свернула в один из подъездов.
Только он собрался положить свой "аппарат" обратно в карман, как "сотик" снова завозился и занервничал.
"Ну что там еще..." - с досадой прошипел парень.
У него что-то внутри опустилось, когда на мутном, запорошенном снегом экранчике проступили слова: "Бей в рыло не прогадаешь."
И тут, Дима, держащий "трубу" в левой руке, а кастет в правой, почуял позади себя какое-то движение и услышал скрип быстрых шагов по рыхлому снежку. Метнулась чья-то тень.
Дима молчал. Это не триллер, чтобы орать:"Кто здесь?" Это жизнь...
Парень потихоньку пошел вперед, напряженный, как стальная пружина. Будучи по характеру ершистым и взрывным, Дима легко выходил из себя и не имел никаких авторитетов, плюя в глубине души и на тех и на этих, всегда настаивая на своем. Такие люди могут взять в руки кирпич, если против них поднимут палку...
Поэтому, когда Дима услышал позади дыхание, он, не мешкая ни секунды, развернулся и выкинул вперед руку, сжимавшую орудие подонков. Зажмурив глаза, он лишь услышал хруст ломающейся кости, очевидно - челюсти, и дикий вой, который почти сразу захлебнулся хрипом. Открыв глаза, Дима увидел, что вместо бомжа на снегу лежит прилично одетый молодой человек с окровавленным ртом и свернутой челюстью и глухо стонет. Понимая, что он здорово вляпался, совершил ошибку, Дима побежал прочь, не попытавшись даже вызвать врача. Он был в горячке.
Уже забежав в подъезд своей старухи-баушки, он вдруг вспомнил, что пострадавший сжимал в руках какой-то шнур.
Как и в любом нормальном небольшом городке, в городе Павлово регулярно появлялись маньяки. Озабоченные, неудовлетворенные жизнью и вообще неудовлетворенные. Маньяки, одним словом. Каждую зиму местным ментам приходилось кого-нибудь да отлавливать. Душегубы шастали по ночам, нападая на молодых женщин, а в случае с самым борзым, что повадился нападать и на пары, безумные плоды безумного мира не брезговали никем. Причем насильничали немного, довольствуясь в основном смертоубийством. Беда. Валек встречал свою девчонку из института по вечерам, мамаши не пущали дочек гулять в одиночку, да и вообще, хотя большинство предпочитало думать, что такая оказия с ними-то уж ни в какой мере не произойдет, народ на авось надеялся и сам не плошал.
Так что наш несчастный Димас, которого вся эта история вообще не должна была коснуться, сам того не осознавая, избавил свой городок от нашествия очередного скота. Может и ненадолго, но охоту срывать зло на людях ржавый кастет отбил. Орудие вора стало орудием возмездия в руках юнихового сисадмина.
Дима пулей влетел в подъезд и птицей вознесся на второй этаж. Он забарабанил в дверь. Ему никто не открыл. Парень лихорадочно стал искать ключ и когда попытался вставить его в замок, руки его предательски задрожали. Он еле открыл дверь. Ввалившись, он запер все замки и задвижки что были на внутренней стороне хрупкой преграды между нормальным и ненормальным миром. Сполз на пол, позвал бабку. Тщетно. Доковылял до залы, рухнул на диван. Горел телевизор, который почему-то показывал пустую студию новостей первого канала. Без ведущей и энтих самых новостей.
Диме не хотелось выходить из квартиры,искать заблудшую старуху, что шастала, очевидно, по соседям. Он поджал ноги в грязных ботинках, сдернул с дивана плед и заснул как убитый. Ну, или как раненый.
Бадяжная развлекуха.
Никто никогда не задумывался о том, откуда в людях берется ненависть и другие, менее негативные чувства по отношению к жизни и окружающим людям? Правильно. Не хрена задумываться. Своих проблем туева куча. Для этого психологи и философы есть. Пусть анализируют сидят. Дома, в тепле, сытые и довольные. Пусть из своих бредовых голов берут сущую чепуху, пусть брошюрки пописывают, размышляя над тем: "И откуда такая жестокость берется"? Мы этих "созерцателей" не слушаем и не слышим, а имеем свое мнение, которое индивидуально и адекватно мировоззрению каждого из нас. Нормальный павловчанин прекрасно знает, что жизнь штука сложная и противная, и не каждому она по карману. И все очень просто, как пел Макаревич. Счастье у трудовых людей наступает лишь при одном условии. Когда у тебя много денег. Строим логическую цепочку. У тебя есть деньги (в понимании павловчан деньги - это когда ты сидишь в баре и посасываешь пивко, не думая о том, хватит ли еще на кружечку для себя или для собеседника(цы).) Мои земляки понимают то, что деньги можно израсходовать в театре или в опере, в спортзале, в бассеине, наконец. Но это не считается у них делом престижным и достойным с точки зрения респектабельности. Если ты не сидишь в баре - значит ты не в порядке, или не в порядке твой кошелек. Всем хочется посидеть в баре и попить пивка в выходной, и это нужно только приветствовать. Это стимул к развитию и обогащению. Единственное, что может сделать сознательная молодежь, чтобы повеселиться - так это посидеть в баре, съездить в Нижний на рок или поп концерт, где можно побрататься с кучей народа, объединенной любовью к общим кумирам, или посмотреть редкие выступления школьных команд КВН, половина из которых - просто издевательство над этой славной игрой, причем издевательство в чистом виде. И поэтому всегда действует одна и та же схема. Или ты сидишь в баре, или смотришь по ТВ "О счастливчик", или развлекаешься с подружкой (О, счастливчик!), или высасываешь из пальца бредовые истории, надеясь когда-нибудь увидеть их в списках бестселлеров.
Бары маленького городка - это своеобразный мирок, в котором варятся в собственном соку пьяные идеи и вырастают мечты до небес, которые моментально забываются. Здесь "разлагается" молодежь. Ух, как разлагается!
Плотно покушав, Санек, когда на часах было около 10 вечера, оделся, вышел из дома и, пританцовывающей походкой (Саню всегда "колбасило", когда он предвкушал веселье) направился в заведение под названием "Сакура", что располагалось в двух шагах от его дома на высоком берегу реки.
Сразу следует пояснить уважаемым читателям, почему это достославное и уже легендарное местечко могло похвастаться таким интересным названием. Ведь "Сакура" с японского - "Зимняя вишня". Стало быть, следует искать параллели в интерьере и атмосфере этого бара с японской экзотикой и японскими обычаями. Ну так вот. Ни хрена подобного. В Сакуре стояли огромные деревянные столы и скамейки, а вся экзотика ограничивалась несколькими иероглифами, затейливо украшавшими стены танцевальной комнаты и парой мечей, по сравнению с которыми "катана" Андрюхи была просто воплощением мастерства японских кузнецов. Короче говоря, та еще обстановка. Да и, если уж говорить совсем откровенно, то большинству молодых павловчан было на это дело на...ть. Главное, что там можно было выпить и закусить, и пивко там было недорогим.
В "Сакуре" у Сашка были свои люди. Барменами там работали его друзья: Дядя Федор и Йогурт. Дядя Федор, что в свое время учился с Сашком в одном классе, был высокий худощавый черноволосый парень с коротко стрижеными волосами и чем то неуловимо был похож на египтянина или грека. Он вид имел серьезного молодца с искоркой юмора в глазах и с располагающей манерой общения, хотя и видно было, что он "себе на уме".
Что касается Йогурта, то это был фрукт особенный, принадлежащий к редкому сословию абсолютных и безоговорочных раздолбаев. Понимайте это слово в его лучшем смысле касаемо Йогурта, ибо он был отнюдь не дурак, но страшный любитель повеселиться и поколбасится, что собственно и свело его с Сашком, так как где общие интересы - там и до дружбы недалеко. Не имеет смысла описывать первоначальное время пребывания Сашка в этом некогда достойном баре, ибо интереса особого не представляют сцены приветствий, особых рукопожатий "с вывертом пальцев", звонких поцелуев в наштукатуренные щечки местных "предметов роскоши" и реплик, типа "О, какие люди и без охраны!"
Перенесемся на машине времени на пару часов вперед, когда нужные нам люди доходят до определенной кондиции и начинаются разговоры и сцены, необходимые для сведения сюжета нашего "литературного эксперимента" в нужное русло.
Улыбка с лица Шурика не сходила уже в течение четверти часа. Он когда "принимал на душу", только улыбался и хохотал. Весьма безобидным опьянением порой люди обладают. Завидую я таким, как они. Меня вот, например, на депресняк пробивает, когда я "поддам". Знаю "перцев", мечтающих подраться в пьяном угаре, полно товарищей превращаются в никуда не годных "блевалок", а уж если все это совмещается в одном человеке, как говорится, по нарастающей, то тут уж впору бежать подальше от такого сомнительного собутыльника.
Саня, облокотившись на стойку, задумчиво смотрел на то, как Йогурт цедил посетителям пиво. Почесав "двухнедельную небритость", он глупо улыбнулся и посмотрел на донышко пустой рюмочки, после чего развел руками и окликнул бармена: "Йог, а Йог!"
"Чего, Семак?" - лукаво ухмыльнулся Йогурт, и когда Саня с умоляющим взором скрестил указательные пальцы рук, бармен покачал головой и налил другу "под крестик", что практически всегда равнялось "халяве". Саня удоветворенно кивнул и махом "писяшечку" опрокинул. Была среда и посетителей почти не было, только в соседней с баром танцевальной зале тусовалась кучка народа, разъяренно вопя "Du Hast". Рядом с Сашком, опрокинув голову на стойку спал потрепанный перец лет двадцати накачанной наружности в шапочке "сидорке", в названии которой частенько хохмачи меняют первую букву. Санька презрительно косился на него, ибо считал, что своим присутствием "быки" засирают те немногие места, где павловской "сознательной" молодежи можно гульнуть. И правда, "быки", приходили уже пьяными, часто с торчащими бутылками в карманах, и с таким важным видом кидали на стол жалкую сотню, требуя бармена "пошевелиться", что Саню это раздражало до самых глубин его праведно возмущенной души. Ну а по субботам в "Сакуре" эти тупые супчики частенько устраивали дебош с кровопролитием и выбиванием зубов. По бару летали пивные кружки, шли в ход массивные деревянные скамьи и бутылки. Таким образом решались как любовные проблемы, так и межнациональные, ибо часто побивали местных "хачеков", "азеров", "чурок" и прочих уроженцев Кавказа, кому не повезло жить в россииском провинциальном городке в период Чеченских "антитеррористических" операций.
"Бык" в сидорке на мгновение приподнял голову, что-то промямлил и снова заснул богатырским сном. Внимание Шурика привлекла сидевшая с другой стороны девица приятной (не забывайте ,что наш герой еще и был чуточку нетрезв, посему смотрел на мир и девушек сквозь розовые очки) наружности, и наш раскуралесившийся Ловелас решил приударить. Тем более, что грудь у брюнетки была просто сказочная.
"Душевно сидим..." - как бы невзначай Шурик сообщил "Дяде Федору" и тот, протирая стойку, засмеялся. Саня повернулся к девушке и придав лицу по возможности заинтересованное выражение, спросил: "Простите, но я вас прежде не видел здесь."
Девушка повернулась к Шурику и удивленно посмотрела на него: "Да, я вообще-то здесь нечасто бываю. Не очень-то мне такие места нравятся."
Саня закивал: "Да, вы правы. И меня такая обстановка не очень-то вставляет. Вот в Нижнем! Там - да! Там в ночной клуб такого вот урода не пустили бы даже с билетом!" И Шурик красноречиво мотнул головой назад, указывая на "спящего красавца".
Девушка улыбнулась и засмеялась. Саня приободрился и продолжил обработку объекта. Пьяно мотнув головой, он спросил собеседницу: "А вы в ВУДУ верите?"
"Ну, в ВУДУ! Колдовство такое в Африке есть! Там в фигурку человека шаман тычет булавкой, и, типа, человеку тоже больно! Вот я сейчас им займусь!
Саня пошвырялся в карманах куртки и вытащил ключи от квартиры: "Йог, а Йог! А вот я сейчас тебя ключами кольну в руку и она сама у тебя нам с э-э..."
-Катя. Меня Катя зовут - дружелюбно сообщила незнакомка.
- Да, Йог. С Катей нам она у тебя пива нальет! Вот в такое ВУДУ я верю!
Все засмеялись, а Йог так зашелся смехом, что прослезился. Он сказал: "Ну, Семак, тебя пьяным на ха-ха пробивает! А ты всех остальных!" Пива он налил и Сане и Кате и себе заодно.
Саня, хлебнув прохладного разливного пивка, озабоченно Йогурта спросил: "Йог, а где все наши? Длинный, Казаныч, Децл и прочие?"
-Полегче спроси чего-нибудь, Семак! Я им не мать и не отец. Порют где-то. У Фила день варенья, кажется.
-А я и забыл совсем!!! Н-да...
Саня огорченно умолк, а потом снова обратился к "потрясающим перспективам": "У меня к вам предложение! Может потанцуем пойдем! Там у меня Ди-джей свой человек! У него отличные компакты есть!"
Но красотка покачала головой, лукаво посматривая на Сашка: "Извините, но может не сегодня? Мне пора уже. Нам пора..."
"КОму это нам?" - лишь успел подумать Шурик, как вдруг его "план на вечер" подошла к кому бы вы думали? Да, к "спящему красавцу"! Подергав за рукав "бычевидного" хахаля, девушка пробудила его и лаского сказала: "Паш, пойдем! Пора уже!"
"Какого х..." - заплетающимся языком было произнес сателлит "Прекрасной Венеры", но посмотрев на часы над стойкой бара, присвистнул: "Катерина, твою мать! Ты чего там расселась! Время уже до х... Пошли, давай! Собирайся!"
Саня, Йогурт и Федоров, наблюдая за этой сценой, изумленно вылупили глаза, а когда пара вышла за дверь, дружно рассмеялись, хотя Сане было немного досадно, да и он был удивлен такому странному дуэту "Красавицы и Чудовища".
Пропустив "еще парочку", как говаривал Полиграф Полиграфыч Шариков, Саня стал потихоньку, незаметно для себя, косеть. И ему было, что праздновать! Начало сессии! Первой в жизни сессии! Саня заглушал беспокойно-мутные предчувствия, ибо его подготовка к данному испытанию была просто фиктивной. На часах пробило одиннадцать. Саня решил уйти, поскольку экшн уже явно не намечался. Йогурт вызвался с ним, попросив "Дядю Федора" его подменить. В полупустом заведении двое барменов смотрелись удручающе.
Пока еще слабая зима припорошила снежком грязный асфальт набережной. Отойдя от ресторана "Ока", часть которого занимала "Сакура", Шурик И Йогурт отправились вверх по реке прогуляться и освежиться. Не знаю, о чем разговаривали Семак и Йогурт, да и знал бы - не сказал, дабы не компрометировать этих достойных товарищей и не нарываться на неприятности, если эта хренова повесть все-таки увидит читателей, но чтобы не вызвать упреков, скажу лишь, что разговор их был весьма содержательный и будь я в то время с ними, я бы его записал. Саня же рассказал мне его лишь в общих чертах. Черты были следующие: сначала досталось "Длинному", за то, что тот "в прошлый раз, сука, нажрался и всех достал", потом обсудили пару свежих глюков Маздайного Миллениума, что стоял у Йогурта на компьютере и наконец, все свелось к тому, "какие классные буфера были у той телки, что представилась Катей". Весь разговор был щедро смазан обилием нецензурных междометий и тонкими философскими размышлениями в контексте жизненных наблюдений.
Город наш в зимний вечер на набережной особенно приятен. Деревья растут аллеями, Стоят беседочки, чьи стены украшают прихотливые желания, сердечки, "метки", признания в любви рокерам, панкам, попсушникам, рэперам, хип-хоперам, металлюгам и прочей "нечисти". На скамеечках посиживают бабульки и пьяницы, влюбленные или псевдовлюбленные парочки, а по реке тихохонько плывет свет прожектора и паром перевозит на левый берег последнюю сегодня часть толкаемых "налево" с завода новехоньких "пазиков". Житие, блин...
Да, в нашей удивительной стране маленький городок, в котором ты родился, можно любить лишь из-за великолепных природных красот. Как, впрочем, и всю непонятную и непонятую родину. Странное дело... В других местах люди любят Родину за заботу и ласку, за то самое "чувство локтя", которое не оставляет человека в беде. Рождение ребенка в семье - и страна обеспечивает всем необходимым! Получаешь гражданство - и ты полноправный член общества с кучей привилегий! А у нас один хрен - гражданин ты, или погулять вышел. Получить гражданство в нашей стране мечтают лишь беженцы и идиоты. У нас я, ты, он, она рождаемся уже многие века лишь для того, чтобы отдать своему краю все: от денег до жизни, от здоровья до долгих лет непосильного труда, получая взамен то, над чем смеются впоследствии внуки и правнуки, справедливо понукая: "Какого хрена ты, дедуля, за ЭТО горбатился и /или/ кровь проливал?" Отдача просто мизерна, унизительна и страна платит тебе с таким снисходительным видом, будто ты не заслужил ее такого доверия... За что же остается любить такую страну, такую область, район, город? За природу, мать ее за ногу. За природу и больше ни за что. И напрасно воняют с телеэкранов ведущие политики, что Россия была, есть и будет великой державой! Мы, ребятки, великая держава лишь потому, что можем помахать миру ядреными боеголовками, оставшимися с лучших времен! Лишь потому, что у нас природных ресурсов, хоть жо...й жри и у нас их с удовольствием покупают, так как обрабатывать их мы не умеем! Лишь потому, что у нас народ безумный, а значит и солдат - безумный, а потому непредсказуемый и тем опасный! И потому, что у нас красивые природные красоты в тысячах маленьких городкой и деревенек, где ходят в полночный час по набережным подрастающие романтики, которые растут на корм своей прожорливой земле... где ежедневно идет душепролитная война с силами тьмы, старающимися застлать наши плодородные поля мыслей и чувств
туманами безумия. /ну я и завернул, ешкин кот... В кого я только таким умником уродился-то. "Туман безумия", понимаиш. Шаблонщик, такая мать./
-Йог, а Йог!
-Чего?
-Экшна хочется! Тоска берет.
-На работу устроится не пробовал?
-Шутишь?
-Ладно. Пошли к обелиску! Может наши гаврики там...
Через двадцать минут Йог и Шурик, пошатываясь и гогоча, как наклевавшиеся испорченных вишен гуси, подошли к обрыву за парком "Дальняя круча", где стоял огромный, метров в двенадцать высотой монумент из мрамора, посвященный нашим дедам и бабкам, что, несмотря на величайшую победу в мировой истории живут в десять раз хуже побежденных ими немцев. Монумент был в форме высокого черного мраморного параллелограмма, окольцованного снизу чуть более широким прямоугольником. Трудно было узреть замысел скульптора (хотя где тут работа скульптора - трудно сказать), но некоторые смутно догадывались, что этот монолит представлял собой по сути - рукоятку меча, воткнутого в землю. Знавшие об этом единицы пацанов посмеивались над обелиском, прикидывая, сколько метров мраморного "лезвия" ушло в землю.
Парни присели на лавочку и дружно зевнули. Перед глазами расстилалась широкая долина и изгиб полузамерзшей реки. Изредка падал метеорит, изредка замысловатыми всполохами сверкали за рекой фары дальнобойщиков и запоздалых путешественников. Темнел на склоне гор слева гребешок лесопосадок, снизу, прямо под склоном вилась длинная деревянная лестница, ведущая к городской водокачке. Она, похожая на огромную трансформаторную будку тихо гудела. На крыше горели фонари, лучи которых резко делили ночь как зебру - на полоски. ЗА водокачкой, вдоль по высоким насыпям взгляд скользил до руин старой водонасосной станции, от которой осталась лишь часть стены и несколько огромных колодцев. Шурика видимо очень тянуло на экшн и его задница жаждала неприятностей. А, возможно, развалины старой водокачки под влиянием винных паров у него трансформировались в подобие руин некоего древнего монастыря, часовни или сторожевой башни средних веков. Этот вариант был вполне объясним. Руины были так красивы и так вписывались в береговой пейзаж, что будь в Павлове клуб толкинистов, эти раздолбаи точно бы устроили в их недрах какую-нибудь пещеру дракона или склеп. Руины Саню потянули и он потащил за собой слабо упирающегося Йогурта. Если Шурика куда-либо неудержимо рвало, то он тянул за собой всех, кого только мог. Сусанин и Моисей сливались в нем и звали за собой в опасные авантюры.
-Куда ты, Семак! Охренел, что-ли!
-Йог, я тебя с собой не зову. Мы ж гуляем, или что?
-Гуляем, но...
Саня уже спускался по лестнице, держась за перила. Йог ржал и брел за ним.
-Семак, так чего ж мне с Виндами-то делать? Винтяру форматить опять, чтоль?
-Погодь, Йог. Отформатить всегда успеешь. Я к Диме зайду, спрошу насчет твоих глюков.
-К Злому, чтоль?
-Угу. Я, кстати, его уже две недели не видал. Я на него еще в обиде. Он меня с хатой тогда продинамил!
-Ничо, Семак. Все к лучшему. Ты ж теперь на нормальной хате живешь?
-Да. Слышь, Йог! Давай ко мне заваливай в среду! Созвонимся, "пельмешков" поедим? "Шняшечками" запасемся! Исключительно полезная для здоровья вещь!
/Шняшечки - пузырьки с настойкой барышника. Прим.авт./ Экшн устроим! "Мышей" знакомых устроим! Для создания атмосферы.
-И не только, я полагаю?
-Офкорз, Йог! Обижаешь! Я сказал экшн - значит экшн, а не бодяга какая!
У меня в среду правда зачет... Ну да ладно. Сдам - напьюсь. Не сдам - тоже напьюсь! Круговая порука!
-Ха-ха-ха! "Шняшечками"! Ха-ха! Сема-ак! Ну насмешил! Ладно, Сань. Если дельные предложения по предмету будут - выскажу!
-Не вопрос!
Саня захихикал и в предвкушение среды сжал руки в кулаки и потряс ими.
Тем временем друзья уже спустились вниз к реке, где стояла пара занесенных снегом гаражей для лодочных моторов, а также кверху днищем лежал чей-то позабытый ботник для рыбной ловли. В днище зияло несколько пробоин, будто некий морской змей окского пошиба прочертил дно лодчонки своим костяным гребнем.
В метрах двадцати от Сашка и Йогурта возлежали развалины старой водокачки.
Йог хохотнул: "Жутковато, Семак... Может не пойдем?"
Саня сделал жалостливо-испуганную физиономию и притворно прижался к Йогурту: "Ой, Йог, и впрямь, тут страшно! Я, Йог, боюсь! Обними меня!"
Йог засмеялся: "Отвали, Семак! А то подумают, что у нас супружеская размолвка."
Парни взошли на пригорок. Сашок оперся плечом на кусок рыжей кирпичной стены и глянул вниз, сквозь дыру в бетонной плите, закрывающей глубокий колодец с грудами битого камня на дне и лужами ледяной воды. В боках колодца темнели отверстия труб, уходящих далеко под землей на многие сотни метров в разные стороны. В колодце было темно и оттуда тянуло сырым прелым запахом камня.
Саня ностальгически вздохнул: "Эх, я тут в детстве, бывало, лазил... Днем, разумеется." Он повернулся к Йогурту и увидел что тот уже давно блаженно закатил глаза и поливает угол стены. Саня хмыкнул и тоже собрался проделать эту несложную операцию, но тут он как в замедленных съемках увидел, что из неглубокого кармашка его модной куртки вываливается связка ключей от дома, его бабушки и старенькой машины родителей, которую он недавно научился водить. Рука, застрявшая в ширинке, не смогла ловко вывернутся и спасти драгоценную вещь от падения в черную бездну колодца. Лишь слабенький звон с подозрительным плеском возвестил о приземлении ключей.
Семак матерно рявкнул и тихо взвыл от досады.
Йогурт тоже взвыл, неожиданно услышав в ночной тишине крепкое словцо, он защемил молнией свои причиндалы. Ругаясь, он поправился и вопросительно глянул на товарища, что тупо смотрел в дыру и чесал непокрытую голову. /Шурик всегда ходил без шапки до самых лютых морозов./
-Что?
Йогурт уставился на Саню.
-Ключи. Ключи упали. От хаты, от машины... Надо, блин, вниз лезть.
-Ну, ты, Семак, даешь... Я говорил, не стоит...
-Йог, заткнись. И без тебя тошно.
Саня протрезвел, как стекло. Он знал, что дома за потерю ключей по голове не погладят.
С сомнением глянув вглубь черного провала, бедолага понял, что спускаться по проржавевшей и искореженной железной лестнице, не доходящей до дна, было бы чистой воды безумством. Но выхода у Шурика не было. Позаимствовав у Йогурта зажигалку, Саня снял куртку и осторожно спустил ноги в дыру, нащупывая лестницу. Когда наконец нога стала на стальные прутья, предательски прогнувшиеся под ботинком, Семак осторожно выпрямился и огонек зажигалки осветил сырые кирпичные стены и уродливые ступени сваренной из стальных полос лестницы. Семаку стало страшно. Очень страшно. Он ругнулся: "Доигрался, алкоголик бешеный..."
Огонь зажигалки слабо колыхался и привыкшие к темноте глаза Семака за пределами его колыхающегося света не видел ничего. Осторожно ступая на ощупь, он спустился на пару метров ниже, при этом один из прутьев просто рассыпался под его ногой и Шурик едва не полетел в тар-тарары. Йогурт с таким беспокойным интересом следил за смазанными густой темнотой движениями друга, что не ответил даже на звонок сотового, что запищал мелодией "На поле танки грохотали".
Наконец Шурик добрался до конца опасного спуска и посмотрел вниз. С лестницы сорвался камешек, но бульканья Саня не услышал и, посчитав такое дело добрым знаком, сел на край лестницы, спустил ноги и, мысленно перекрестившись, спрыгнул.
Правая нога попала в груду битого кирпича и Саня чуть не свихнул лодыжку. Тем не менее приземление оказалось вполне благополучным, не считая того, что левую ногу Семак все-таки промочил, почти по колено попав в глубокую лужу. Чертыхаясь на чем свет стоит, Шурик оперся руками в грязный щебень и, вылезя из лужи, с удовлетворением обнаружил, что зажигалку не потерял, а благоразумно положил в задний карман джинс.
Слабый огонек одноразовой зажигалки осветил мрачную круглую яму, похожую на средневековый каземат. Оставалось только пожелать удачи Шурику найти в этой тьме крохотную связочку ключей. Пока же фортуна явно показывала парню задницу.
-Кис, кис, кис... Ключики, ключики, идите к папе в ручики...
Семак, согнувшись в три погибели исследовал дюйм за дюймом гору щебня, которая как остров возвышалась в кольце ледяной воды.
В трубах, чьи гигантские жерла зияли на стенах колодца, зашумел, заухал, заквакал и зарычал ветер.
-Ты как там, Семак?
Раздался сверху "пропитый" бас Йогурта.
-Спасибо, хреново! - Отозвался Шурик и продолжил поиски.
Буквально через минуту он возопил: "Йог! Нашел! Нашел, иху мать!"
-Молодца, Семак! Давай вытаскивай свою задницу из этой клоаки!
-Щас, Йог, передохну... Йог, тут ветер такие рулады выводит! Аж жуть!
-Это, Семак, не ветер! Это мертвяки поют. Щас тебя за яйца-то как ухватят! Душевно завопишь!
-Шутник... Йог, здесь надписи на стенах!
-Первобытные, что-ль?
-Да не, самобытные! Виртуозный мат!
-Да ну? И о чем пишут?
-Щас... О, да тут про тебя, Йог!
-Брось трепаться, Семак...
-Да точно тебе говорю! Тут описана вся твоя порочная сущность! Да как метко! В двух словах - и такой глубинный смысл!
-Семак, щас ты там у меня навечно останешся! А ну вылезай, давай!
-Йог, тут журчанье слышно. Вода течет.
-Тут родники повсюду. Может пробился какой.
-Я хоть руки вымою да штанину замою. А то грязный, как черт! Меня моя матушка так отымеет! Только пух полетит.
-Давай быстрее.
Йогурт был прав, в чем Саня успел убедиться воочию. Неподалеку от места, где нашлись ключи, из стены, пробиваясь в щель между серыми кирпичами, тек ручеек ледяной воды. Родник. При тусклом свете огонька он заискрился всеми цветами радуги и Шурик завороженно уставился на маленькое чудо.
-Йог, красотища-то какая! Я и не ожидал, что у аорты нашей вонючей Оки такие чудесные каппиляры... Да еще и в таком месте!
-Мойся давай!
-Да, да, сейчас... Сколько там натикало, кстати?
Йог наверху посмотрел на часы: "Без двух минут полночь! Время детское, но пока до дому дойдем..." Сам же подумал про себя: "А такси я уже хрен поймаю."
Саня замывал брючину одной рукой, а другой держал зажигалку, колесико которой так раскалилось, что Сане стало здорово щипать большой палец. Чтобы согрется и приободриться, Саня запел какую-то древнюю рок-балладу то ли Бон Джови, то ли Мановар. Обстановка донельзя располагала к пению.
Закончив со штаниной, Сашок окунул руки в лужицу под родничком и омыл их, шипя от холода. Затем, набрав в пригоршню воды, он плеснул в потное от волнения лицо родниковой влагой. ВОда приятно смыла грязь и тут Шурик почувствовал себя хорошо. Точнее по-другому. Совсем по-другому он себя почувствовал. Когда он открыл глаза и вздохнул, ему показалось, что он всю жизнь носил очки или линзы а сейчас впервые снял...
В это время Йогурт наверху обеспокоенно смотрел на часы. Стрелки указывали полночь и из-за облаков вышел молодой месяц.
Когда голова и туловище отдувающегося Шурика показались из дыры, Йог облегченно вздохнул и позволил себе заржать:
-Ну, Семак, ты на зомби похож! И на башке черти-чо! Ты бы себя в зеркало увидел!
-Злорадствуешь, говнюк? А вот я тебя сейчас чести и достоинства лишу?
Йогурт держался за живот и хохотал. Круглое лицо покраснело от смеха и на лукавых глазах Йогурта выступили слезы. Хохотун он был еще тот.
Семаку же было отнюдь не до смеха. Он был белым, как полотно.
-Йог... Йог, мне хреново, что-то. - слабо сказал Семак и свалился набок.
-Улыбку Йога как ветром сдуло. Он засуетился: "Перепил, Семак! Два пальца в рот и все пройдет!"
-Не, Йогурт... У меня с головой что-то... Глаза того гляди из орбит вылезут. Наверное давление. У меня бывает, но так впервые... Жжет кожу на лице...
-Ты только смотри, коньки тут не отбрось, слышишь? Щас я тебя подниму...
-Не надо. Я полежу чуток, авось пройдет. Что там Йог?
-Где?
-Небо... В небе птицы. Черные. Откуда здесь вороны, Йог? Большие какие...
Йог порядком струхнул:
"Семак, ты хватит надо мной прикалываться! Нету там никаких ворон! Это облака плывут!"
-Йог, я шепот слышу.
Йогурт попытался улыбнуться: "Семак, ты ведь смеешься! Да!" - в его голосе надежда боролась с волнением.
"Вставай, засранец чертов! Это не смешно."
Саня водил глазами и разжимал и сжимал кулаки сидя на земле поддерживаемый Йогуртом.
Йогурт терялся в догадках, а Саня тем временем с трудом поднялся, облокотился плечем на "руину" и его стошнило.
-Так, так, Семак! Давай, давай! Нажрался, как свинья! Назад прет. А может намешал пива с водочкой... Раз на раз не приходится. Так то вот, вудуист местный... - Йогурт облегченно вздохнул и когда увидел, что Саня закончил, подхватил его под руку и повел к лестнице в гору.
Внезапно заморосил мелкий, противный дождь и далеко за рекой, над равниной сверкнула молния. Йогурт крепче сграбастал Семака и хотел было ускорить шаг, но Саня вдруг остановился, и, резко вырвавшись из медвежьих объятий кореша, с неведомо откуда взявшейся прытью побежал к берегу, закованому в лед. Йогурт заорал ему вслед: "Семак, с ума сошел? Буря начинается! Побежали скорей!"
Он добавил еще несколько крепких словечек, но, когда приблизился к Семаку и увидел его отрешенный взор, который тот направил на реку, невольно тоже взглянул туда. Круглое лицо Йогурта вытянулось. От ледяной кромки, покачиваясь на воде, медленно отплывал "худой" ботник, который лежал в пятнадцати метрах от берега, когда наши гулены пришли сюда. ЙОгурт был практически трезв и долго не мог сообразить, как эта дырявая лодченка не тонет, и действительно, ботник бросал вызов и природе и разгоряченным мозгам друзей. Но Йогурт видел лишь "вершину айсберга". Саня, который не отрывал взгляда от лодки, знал: в ботнике сидела укутанная речным туманом фигура, что держала в вытянутой руке качающийся в стороны старинный фонарь или керосинку. И ядовито-зеленый свет фонаря неровными лучами разливался по черной речной поверхности.
Глава не помню какая по номеру, но важная по существу.
Папаша у Дэна ушел в "Крутое пике". Стало быть - в чудовищный запой, и сие паскуднейшее действо продолжалось уже неделю. Совершенно понятно, дорогие друзья, что Дэн от такой "милой домашней обстановки" начал здорово уставать. Вот и теперь, в выходной день, когда Дэну не надо было идти на работу, где его ждали хитрые боссы, мизерные деньги и проклятое "1С - предприятие 7.7", когда наш виршеплет с наслаждением ловил крупицы сна и снились ему кучи голых девок, на кухне родители по обыкновению начали скандал. Дэн заворочался и открыл глаза. "Х-хосподи... Опять, е... твою мать!"
За дверью раздавался визгливый голос матери и нудный голос отца:
-Ну дай мне... На четверочку. Щас на второй этаж к шинкарке схожу и все нормально будет!
-Отвали!
-Ну дай! Ну, это в последний раз!
-Ничего я тебе не дам! Ты уже десять лет мне поешь про "последний раз".
Отец Дэна стоял у зеркала и приглаживал седые длинные волосы, что растил, будучи верен моде семидесятых, ибо бунтарский дух рок-н-ролла просыпался в нем сразу же, после первой выпитой стопки.
-У... Как вы мне все надоели. Мать! Ну дай на чекушку-то!
-Дел вокруг до черта! Даньке скоро на сессию ехать - где я денег-то брать буду, если ты тянешь их из меня как из рога изобилия? Знаешь, почем продукты сейчас? Нет? Загляни-ка в холодильник-то! Там мышь с тоски удавился!
Дэн вздохнул. "Не бойся,мать. Деньги у меня на сессию есть. От вас мне ни хрена не нужно..." - подумал он.
Отец продолжал нудеть.
-Ну ладно тебе...А про этого засранца я вообще ничего слышать не хочу! Он мне не сын и я ему не отец! Кончено! Я с таким дерьмом вообще никаких дел иметь не желаю!
"Ну-ну" - ухмыльнулся Дэн.
-Ну дай...
-Я сказала, иди в зад!
Отец взорвался: "Да е...твою мать! Да в конце то концов! Я ведь все равно найду! Пойду и займу!"
-Иди и занимай. Это твои проблемы. Он меня еще шантажировать будет!
-У меня все болит! Ноги, руки, голова!
-Не пил - не болело. Все, я на работу пошла. К Даньке не вздумай чалится!
Дэн сел на кровати и оглушительно зевнул.
Отец ехидно, сцепив зубы, из-за двери сказал: "О! Проснулся! Сынок херов!"
Мать хлопнула дверью. Дэн молча прошествовал в ванную и включил воду. Но умыться отец ему все-таки не дал. В умывальном зеркале Дэн увидел небритую харю с копной седых волос, шрам на лице от падения с горы на Дальней круче позапрошлой зимой и страдальчески-гордое выражение лица.
Дэн сразу понял, чего папаше нужно, но издевательски спросил: "Чего тебе?"
Тот начал издалека:
-Я знаю, что у тебя просить бесполезно...
Дэн кивнул.
Отец, как бы не замечая, исподлобья продолжил:
-Но все-таки. Обращаюсь к тебе не как отец к сыну, а как мужик к мужику... Дай червонец, а?
Дэн отложил бритву и подошел вплотную к отцу, которого перерос сантиметров на пятнадцать.
-Тебе проще у бога того же попросить, потому что от меня ты ни хрена, слышишь? Ни хрена не получишь! Подыхать будешь - не дам! Я - не мать! Меня не разжалобишь. И мне насрать на все твои ломки.
Отец отпрянул: "Ладно сынок!" /Словом "Сынок" он просто давился./ Я, блядь, для него стараюсь! А он...
-Бухти, бухти, больше... Старатель!
-Пальцем для тебя не ударю! Дерьмо!
-Весь в тебя...
То ли аргумент подействовал, то ли отец просто понял, что от сына ждать нечего, но он ретировался, громко хлопнув входной дверью, будто она чем провинилась.
Дэн как всегда неумело побрился, порезав подбородок в двух местах. Выйдя из ванной, он долго думал, чем же ему заняться, чтобы успокоить свои нервишки. С тоской посмотрев на скрючившийся в углу старенький "пенек", он хотел было приняться за очередную виршу, но едва это доблестное желание созрело в его мозгу, как в замке зашевелились ключи.
Дэн сглотнул. Слишком уж много всего странного навалилось за последний месяц. Он никак не мог забыть, как на днях зашел к Злыгину домой и узнал, что он в Нижнем уже десять дней и еще ни разу не приехал. При этом лицо Димкиной матери нисколечко не выражало какого-либо беспокойства. Да и Дэн бы охотно поверил в это необычайное обстоятельство, еслибы не одно "НО". Злыгина видел вчера Сашок, который мучился жуткой головной болью уже три дня и лепетал Дэну, что у него "крыша едет не спеша, тихо джипами шурша..."
"Не поверишь, Дань. Я его окликнул, а он повернулся и на меня даже не посмотрел. Я ему через улицу заорал, а он улыбнулся. Рожа такая, блин, счастливая-счастливая! Словно мечта всей жизни сбылась! Как Чеширский кот улыбнулся! Мать его!"
Дэн тогда засмеялся и ехидно спросил: "А в воздухе он потом не растаял? Улыбка не парила по улице одна?"
"Тебе все хиханьки, Дань... Я с Брызгаловым шел, так этот длинный мудак даже не заметил Диму-то! Шел рядом и не заметил, блин!"
"Не дрейфь, Сашок. Я знаю, почему Дима счастливый и домой не заявляется! У него кто-нибудь есть! Точно!"
"Типа, девочку нашел? У-ууу!"
"Вот уж не знаю. Но кто-то есть, это точно."
Парни засмеялись, но Сашок вдруг всхлипнул и попросил его проводить до дому. Старший брат заметил, что у Сашка исчезла его пританцовывающая походка... Он молчал, что было весьма странным, учитывая его насыщенную событиями молодую жизню. Образовались жуткие круги под глазами и Дэн предложил ему уйти в завязку и некоторое время не колобродить, но тот лишь молча покачал головой. Видно было, что с Сашком что-то происходило, но на все расспросы Дэна он упорно отмалчивался и просил сменить тему разговора, а когда они дошли до подъезда, Санек вздохнул, и, держась за виски, направился вверх по лестнице домой.