"Неразменный рубль" (сказочн.) -- беспереводный; никогда не истощается; сколько ни меняй и ни издерживай. Его получают, связав черную кошку смоляной веревкой и продав ее за рубль.
Горький. Имбецильная демагогия педофилов:
"Обомлел от радости Василий
И потом, слюну глотая, шепчет:
- Дай же ты мне, господи, целковый,
Знаешь, неразменный этот рублик...
- Гениально! - крикнул Лютов и встряхнул руками"
Л. Масянов, "Гибель Уральского казачьего войска", Нью-Йорк, 1963. :
В Яицком войске было очень много старообрядцев, бежавших от гонений из России, так вот их во что бы то ни стало хотели насильно перевести в никоновскую веру... Екатерину Великую сильно невзлюбили казаки и, наоборот, большими симпатиями пользовался Павел I, вероятно, потому, что он предал забвению Пугачевский бунт и выразил желание иметь при себе гвардейскую сотню уральцев. [цари на пушечный выстрел не подпускали к себе проституток-никонаитов!]
Сотня была сформирована под командой Севрюгина и была в большом фаворе у императора. Когда во дворце решено было задушить Павла, то граф Панин предусмотрительно услал Уральскую сотню в Царское Село, боясь, что уральцы вступятся за него. И до последнего времени многие берегли неразменный серебряный рубль Павла с изречением "Не нам, не нам, а имени Твоему".
У уральцев все фамилии оканчивались на буквы -ов, -ев и -ин, никаких -ич, -ский и прочее не было. Поэтому, когда они принимали кого-нибудь в казаки за боевые отличия или за заслуги перед Войском, то меняли фамилии на свой лад.
В Уральске равенство было полное и никакие заслуги перед Войском не давали право иметь больше. Никаких привилегированных сословий, как было в Донском войске, когда государи давали донцам титулы с пожалованием земель и крестьян, в Уральском войске не было.
Казаки относились настолько ревниво к тому что земля общая, что ее не хотели ни продавать никому и даже сдавать в аренду. Уральское -- единственное войско Российской Империи, которое до последнего дня сохранило свое общинное строение и имело общую землю, заповедную реку Урал. [теперь Вы понимаете, почему коммунисты не могли не уничтожить уральское казачество] Да и сами уральцы пользовались ею только в известные периоды в году... [после революции исчезла в реке Урал и белуга (достигавшая десяти метров, веса двух тонн и возраста ста лет)]
Вики-шмики:
"Неразменный рубль" с XV века - условная денежная единица, использовавшаяся в качестве эталона при обменных операциях.
* * *
"НАРОД-НИКОНОСЕЦ"
"Жизнь ивана" - как помещики и большевики оправдывают революции и рабовладение. (вся правда о чертях на селе):
...
У пьяных и жестоко бьющих родителей бывают, разумеется, очень запуганные дети, такие, каких у нас не бывает. Затем крестьянский ребенок всегда недоверчивее, когда его чем-нибудь манят (даже к своим родителям), подозревая за лаской какую-нибудь каверзу. В своем месте было уже рассказано, как родители, боясь, чтобы ребенок не убежал, подманивают его с тем, чтобы проучить за что-нибудь.
Бабы и девки очень охотчи ходить за яблоками в сады к съемщикам, меняя яблоки на яйца или на самое себя. Нынешним летом был такой случай, что двадцатилетний караульный яблоневого сада изнасиловал тринадцатилетнюю девочку - и мать этой девочки (очень, правда, бедная) помирилась с обидчиком за 3 рубля. Два дня или три после этого кричала эта бедная девочка, и такой испуганный, забитый вид сделался у нее.
Встречи с будущим мужем или женой происходили обычно во время весенних или летних "улиц" или на вечеринках.
На них собирались девки со всей деревни и отчасти молодые бабы, особенно такие, у которых мужья в отсутствии. Начиналась "улица" в сумерки и длилась до часу-двух ночи.
Зимой "улицы" заменялись "вечеринками", "вечорками" у какой-нибудь вдовы или одинокой солдатки, которая за освещение (фунт-два керосину) пускала парней и девок к себе в избу.
Наибольшим успехом у девок пользуются те "малые", которые "чисто ходят", то есть имеют жилетку, пиджак, сапоги бутылками и хороший картуз.
Действует также на девок умение рыгать на гармонике, словца "вежливые или игривые" (у нас каждую девку теперь называют "барышней" на улице), некоторая ловкость.
Девок на улице любят веселых, таких, которые умеют плясать и за словом в карман не полезут. Всякая девушка имеет своего малого, с которым "стоит".
Он дарит ее то бумажным платком, то дешевым кольцом или серьгами, то куском розового мыла, то гостинцами - подсолнухами, жамками, рожками. Девушки тоже иногда дарят парней гостинцами. Примечательно, что после "улицы" бабы и девушки провожают парня, а не наоборот; малый даже до порога избы не проводит девушку.
Девушка или женщина для того, чтобы приворотить кого-нибудь к себе ("чтобы любил"), смывает со своей запачканной рубашки кровь и эту кровь (то есть, лучше сказать, воду с кровью) дает незаметно выпить (в квасу или в чае) тому, кого она хочет "приворожить" к себе. Клянутся "матерью сырой землей" и иногда, для закрепления своей клятвы, едят эту землю.
В шестнадцать-семнадцать лет малый обыкновенно уже сходится с женщиной. Случается это, при обыкновенных условиях, во время весенних и летних "улиц" или на "вечеринках".
Вплоть до зимы бывает по всем праздникам и даже иногда по будням на деревне "улица". Водят круги, в которых "ходят малые", выбирая девушек и целуя их, пляшут под звуки "жалейки" и гармоники. Танцуют иногда "по-хамски", то есть "кадрель", и, наконец, когда все старшие уже улягутся спать, кто хочет уходит в "конопи", в кусты, за риги, в солому, и там уж дело доходит до связей. Приблизительно то же самое и на вечеринках: можно уйти в ригу, в сарай. Старшие, разумеется, нередко ругают и бьют дочерей за такие связи; малым же ничего за это не достается.
С "распутевыми" девками или бабами чинится иногда расправа. "Распутевой" называется такая девка или баба, у которой несколько любовников. Эти любовники сговариваются иногда поучить ее и, если она девка, мажут ей ворота дегтем, а если она баба, бьют ее. Побьют, затем подымут ей рубашку на голову, свяжут (так, что голова женщины как бы в мешке, а до пояса она голая) и пустят так по деревне.
Девка, у которой один любовник, уже не считается "распутевой", и ей ворота дегтем не мажут.
Если малый живет в батраках, то сходится с женщиной еще легче и обыкновенно с женщиной замужней... Если он живет в батраках у мужика, то с какой-нибудь из женщин -- членов семьи, а если у помещика, то с какой-нибудь "стряпухой" (на рабочих), скотницей и т.п. Стряпухи на рабочих обыкновенно даже пользуются славой "гулящих". Я знала одну бабу лет тридцати, жившую в стряпухах (муж ее был в отхожем промысле), которая заведомо была в связи с восьмью рабочими зараз. Иногда они, разговаривая (очень мирно) между собою, решали, что нужно общими силами проучить бабенку ("отдуть ее хорошенько"), но этого не случалось -- верно, она умела каждого умаслить.
Плохим считалось, если сын гуляет с "никудашней девкой", то есть, плохо работающей. Не ценились также "хворые", болезненные невесты. Бывает, впрочем, что какие-нибудь 15-25 рублей, даваемые отцом за девкой, заменяли и здоровье, и ум, и доброе поведение...
Но самые красивые женщины не считаются среди крестьян таковыми. Вообще при выборе невесты или любовницы крестьянский вкус совсем не сходится с нашим. Нам нравятся строгие или чистые линии и очертания, а всякий мужик предпочтет дебелую, расплывшуюся девку или бабу.
Если муж слабый или болезненный, неспособный к работе, то ему нередко достается от более сильной, чем он, супруги да еще с попреком: "Ты-то ничего небось не делаешь, задохлый, а я за тебя и ворочай".
Если молодой убедится в недевственности своей жены, тут же иногда чинит расправу: пинки ногою, щипки в живот и половые части. Один малый, женившийся не по доброй воле на "нечестной" девушке, за которой отец давал 15 рублей, так ее истязал после свадьбы, что цветущая девушка превратилась в больную на вид женщину. "Весь низ ей выщипал", - говорила ее мать. Мало того, запирал ее на целый день в маленьком амбарчике без пищи. На ночь тоже запирал ее на замок, а сам уходил к своей любовнице, какой-то вдове. Таскал за волосы, бил, чем попало. Унялся только, когда бедная женщина забеременела, - боялся, "как бы за тяжелую бабу в острог не попасть".
По мнению бабок, нет ни одной женщины, у которой не было бы испорченного живота: "Иной напьется пьян, да всю ночь и лежит на жене, не выпущает ее из-под себя. А ей-то бедной больно ведь, иная кричит просто, а он ее отдует, бока намнет--ну и должна его слушаться. А каково под пьяным, да под тяжелым лежать... -- у иной бабы все наружу выйдет -- ни стать, ни сесть ей". Многие бабы мне рассказывали, как они мучились таким образом, и, несмотря на это, носят и родят детей.
Случаи убийства незаконнорожденных младенцев очень нередки. Родит баба или девка где-нибудь в клети одна, затем придушит маленького руками и бросит либо в воду с камнем на шее, либо в густой конопле, или где-нибудь в свином катухе зароет.
В Мураевне (небольшое село) почти каждый год находят одного, а то и двух мертвых младенцев. Но редко дознаются, чьи они.
Незаконность таких детей часто известна только семье, и в ее недрах легко могут происходить такие убийства детей, которые невозможно вывести на чистую воду. Например, легко нарочно задушить маленького ребенка, навалившись на него якобы во сне.
В одной деревне (очень глухой) был такой случай: выдали замуж беременную девушку, чтобы скрыть грех.
Сам муж был смирный и не попрекал жену, но родные не давали ей проходу и в конце концов заявили: "Чтобы ублюдка твоего не было. Умори его".
Как они нерелигиозны -- в сущности! Только при приближении старости, когда уже начинаются разные недомогания, в мужицкую душу изредка начинает закрадываться суеверный страх загробного возмездия.
Да и тогда, разве они "православные" -- как их считают? Нисколько. Смутно, беспомощно как-то им делается, страшно, и сами они не знают "в чем спасенье". "Кто их знае, може масоны, аль молокане еще лучше нашего спасутся!" Каким робким, неуверенным и вопросительным тоном вырывается это у задыхающихся, покашливающих стариков!
Примечания:
5. Сейчас невозможно объяснить, чем руководствовалась О. П. Семенова-Тян-Шанская, утверждая, что в урожайные годы цены растут. [ещё одна Латынина!]
9. При этом еще является мысль: каким способом нам, на которых обращена эта ненависть, изменить такой идеал, открыть новые горизонты, дать представление об интенсивном труде (как источнике благополучия)? Нам не верят, смеются над нами, и, может быть, справедливо... -- Примечание автора.
[И вот этим "народом" они нас постоянно шантажируют?! А ведь за сто лет ничего не изменилось: черти только и ждут, когда им попы снова прикажут жечь старообрядцев - сладок иезуитов хуй!]
* * *
Виктор Бердинских, "Речи немых":
"Тогда никому ничего не надо было", Самойлов Павел Аристархович, 1893-1989 годы, Бутырская тюрьма, рабочий, зомби:
Остался я в Петрограде, понял, здесь мое место, отца должен заменить. Мы были готовы уже 20-го числа. А потом на штурм пошли. Сколько мы ждали этого, думали, Зимний возьмем, вся страны будет за нами, как мы тогда ошибались.
Ты думаешь, что так просто было, как пишут, -- все было: и давка, и стрельба, кто первый ворвался, потом если падал, то по нему и бежали, а сколько скульптур переломали, побили, тогда никому ничего не надо было.
Потом мы делегатами пошли на II съезд Советов, я тогда впервые увидел Ильича, маленький, обычный человек, а какой ум. Люди стояли везде, где можно было встать, заполненный до отказа зал, балкон, летящие вверх шапки, бескозырки, все перемешалось, и он выходит, все не сразу заметили даже.
А тут нас, передовых рабочих, послали в деревню, строить колхозы, крестьянский путь к коммунизму, как мы считали. Ходили уговаривали людей, силу приходилось применять, а что делать, когда сверху приходит разнарядка, столько кулаков выселить, а столько в колхоз записать. Неохотно люди шли в колхоз, жалко со своим расставаться, частнику надежней жить. Единственное, о чем я жалею, что не отговорил людей отдать весь хлеб, мы были уверены, нам помогут, нас не оставят, конечно, нам помогли, но поздно, люди гибли, хорошие люди умирали, а куркули жили. Приезжает такой начальник из района, ему бы поесть да бабу, и на остальное наплевать. Видя таких партийцев, как крестьяне могли верить нашей партии.
Честно говоря, я не верю, что Сталин виноват во всех репрессиях, не он, без его ведома, возможно, все это творилось. Он бывал у нас в квартире, еще до семнадцатого года, хмурый был, но честный и принципиальный, для меня он остался идеалом большевика и сейчас.
Беляков Михаил Анатольевич, 1910 год, Тамбовская губ.:
К Сталину раньше мы относились с большим уважением, верили в него как в бога. Были тогда стремления, были идеалы.
Помню рассказывал брат мне. Он жил в Москве в пятидесятых. Сталин умер тогда, хоронили его, и он был в этой огромной массе людей. Толпа шла за гробом, и эту толпу постоянно сдерживали. А вот сдерживали варварскими способами: ставили машины поперек дороги, открывали колодцы, отрезали толпы, направляли по другим улицам. После того как прошла толпа, осталась на дороге куча пуговиц, шапок, лежали и задавленные. Потом улицы не один день убирали. Очень много людей тогда погибло, ведь постоянная давка, много раненых, сердечные приступы в духоте. Ребра только так трещали. Люди гибли, но все равно продолжали идти за гробом. Мы тогда были похожи на стадо баранов, которые ничего не понимали. На улицах стоял вой огромный.
N. N.:
Раньше Сталин для всего народа был просто богом. Помню, пришли мы как-то с матерью в сельсовет. В "Красном углу" висел портрет Сталина, мать перекрестилась и меня заставила поклониться.
N. N.:
Отец мой работал председателем сельсовета, организовывать колхозы помогал. Я помню, хоть и невелика была. В него кулаки два раза стреляли -- когда коммуну организовывал и когда колхоз. Это только сейчас говорят, что они бедные высланные. Это все меня бесит.
Зачеркнуть Сталина -- все наше поколение зачеркнуть! А это время как будет называться? Период болтовни? Отец мой с семнадцатого года коммунист. А из партии потом исключили. Через два месяца восстановили. Ответ пришел -- и подпись "Сталин". Так у нас портрет его большой висел. До сорок третьего года, пока отец не погиб. Потом мама икону повесила.
Все говорят -- мы маршировали строем! Но мы были равные все!!!
Зорин Иван Иванович, 1918 год, "механик":
При Берии ведь разговаривать двум-трем человекам между собой было опасно, так как каждый пятый или даже третий был завербован службами госбезопасности агентом-доносчиком. Поэтому и проходили такие массовые репрессии.
Буркова Валентина Михайловна, 1915 год, учитель:
К Сталину и раньше, и сейчас хорошо отношусь. Он ведь не один в ЦК был. Все цари были душегубами, он тоже был.
Чарушина Зоя Ивановна, 1928 год, медсестра:
Раньше, конечно, Сталин для каждого человека -- это как отец родной. С таким уважением, трепетом относились и некоторые вместо иконы вешали, боготворили. Вот какое отношение было. И боялись... Я была свидетелем, как отца у меня чуть не упекли за частушку. Все продал, приехал голый. Ни сесть, ни лечь -- ничего нет, а спел частушку злую. Спел, и все, а ведь частушка-то к Сталину и не относилась.[а другие рассказывают, что многие материли Сталина открыто и им ничего за это не было]
Платунова Елизавета Ивановна, 1900 год, дер. Ерусалим, крестьянка:
А што? В колхозе мне глянулось. До этого мы жили дружно, в колхозе стали эдак жо. Пока у нас было три деревни, все было хорошо. А как укрупнили, все пошло-поехало. Всякий сброд отколь-то наехал. И где это видано? Мужики пить стали, бабы -- матерщина пошла.
Перминова Мария Федоровна, 1911 год, дер. Санники:
В семье мужа уже были две золовки. Неважно они тоже жили. Свекор сразу сказал: "Смотрите, если что из дома выйдет, всех перехвощу". Миша, муж, мне сказал: "Смотри, Маня, ты ни с кем не говори, если что и неладно в семье, не выноси сор из избы".
Астахов Петр Иванович, 1911 год:
"Раз вечером все большие куда-то ушли, а нас маленьких собрали в одну горницу. Вдруг как мы все заорали, да так, что из соседней хаты прибегала баба: "Что такое, что с вами?" Мы все в один голос только и твердим: "Он, он, он!" Тут скоро подошли и другие, и все согласно решили, что это домовой входил"
Нечистой силы боялись на каждом шагу. А в баню, особенно вечером, немногие решались ходить одни. Даже оставаться одни дома боялись.
[роботы-богоносцы!]
* * *
Наталья Будур, "Повседневная жизнь колдунов и знахарей в России":
Колдовство известно в России с самых древних времен. В летописях есть много рассказов о волхвах:
Под 1024 годом рассказывается, что из Суздаля вышли волхвы и стали избивать "старую чадь", то есть стариков и старух, говоря, что они портят урожай. Князь Ярослав велел схватить волхвов и иных из них заточить в темницу, других предать смерти, говоря: "Бог наводит по грехом на куюждо землю гладом ли мором, ли ведром, ли иною казнью, а человек не весть ничтоже".
Во время голода в Ростовской земле в 1071 году пришли туда из Ярославля два волхва и стали преследовать женщин: мучить их, грабить и убивать -- за то, что будто бы виновны в этом народном несчастье. Обыкновенно придя в какой-либо погост, они называли лучших жен, то есть более зажиточных женщин и утверждали, что одни из них задерживают жито, другие мед, третьи рыбу или кожи. Жители приводили к ним своих сестер, матерей и жен; волхвы же, прорезавши у них за плечами кожу, вынимали оттуда жито, рыбу и т. д. [!!!] и затем убивали несчастных, присваивая себе их имущество.
Отсюда волхвы пошли в Белоозеро, в сопровождении большой толпы народа, их последователей. Через некоторое время сюда пришел Ян, сын Вышаты, для сбора дани от имени своего князя Святослава. Бело-озерцы рассказали ему, что волхвы тут убили много женщин. Ян вступил в борьбу с волхвами, дело дошло до сечи, которая кончилась гибелью волхвов.
Таких примеров в источниках множество.
Насколько сильно было распространено в Московском царстве колдовство, показывает формула присяги, по которой клялись служилые люди в 1598 году в верности избранному на царство Борису Годунову: "Ни в платье, ни в ином ни в чем лиха никакого не учинити и не испортити, ни зелья лихово, ни коренья не давати... да и людей своих с ведовством не посылати и ведунов не добывати на государское лихо... и наследу всяким ведовским мечтаньем не испортити и ведовством по ветру никакого лиха не насилати... а кто такое ведовское дело похочет мыслити или делати... и того поймати".
Даже в "артикулах" воинского устава Петра Великого 1716 года сказано: "Ежели кто из воинских людей найдется идолопоклонник, чернокнижец, ружья заго-воритель, суеверный и богохульный чародей: оный по состоянию дела в "жестоком" заключении, в железах, гонянием шпицрутен наказан или весьма сожжен имеет быть".
Вот один из множества рассказов, записанных этнографами в XIX веке, о силе колдуна, могущего помочь человеку:
"Уворовали у нас деньги, -- рассказал крестьянин из Саранского уезда Пензенской губернии, который на всю жизнь запомнил, как ходил с отцом к местному чародею, -- пятнадцать целковых у отца из полушубка вынули. Ступай, говорят, в Танеевку к колдуну: он тебе и вора укажет, и наговорит на воду али на церковные свечи, а не то так и корней наговоренных даст. Сам к тебе вор потом придет и добро ваше принесет. [играют по-крупному!]
Приезжаем. Колдун сидит в избе, а около него баба с парнишкой -- значит, лечить привела. Помолились мы Богу, говорим: "Здорово живете!" А он на нас, как пугливая лошадь, покосился и слова не молвил, а только рукой на лавку показал: садитесь, мол! Мы сели. Глянь, промеж ног у него стеклянный горшок стоит с водой. Он глядит в горшок и говорит невесть что. Потом плюнул, сначала вперед, потом назад и опять начал бормотать по-своему. Потом плюнул направо, потом налево, на нас (чуть отцу в харю не попал), и начало его корчить да передергивать.
-- Ну, -- говорит нам, -- и вы пришли. Знаю, знаю, я вас ждал.
Отец его просит, а он все ломается, потом говорит:
-- Ну ладно, разыщем, только не скупись.
Начал в карты гадать. Долго гадал и все мурлыкал, потом сдвинул карты вместе и говорит:
-- Взял твои деньги парень белый (а кто в наших деревнях и по волосам, и по лицу не белый?).
Потом взял у отца свечу, сложил обе вместе, взял за концы руками, посреди уцепил зубами и как перекосится -- я чуть не убежал! Гляжу на тятьку -- на нем лица нет. А колдун тем временем ну шипеть, ну реветь, зубами, как волк, скрежещет.
Приехали мы с отцом домой и сделали, как велел колдун. А дён через пять приходит к нам Митька -- грох отцу в ноги: так и так, моя вина! И денег пять целковых отдал, а за десять шубу оставил, говорит: "Сил моих нету, тоска одолела. Я знаю -- это всё танеевский колдун наделал"". [ебаная матрёшка: народ в народе!]
По народным верованиям, ведьмы (и у нас, как на Западе, колдовством занимались преимущественно женщины) способны причинять людям всякое зло.
Они доят по ночам чужих коров, причем выдаивают их до крови и тем портят их. Они "скрадывают" с неба дождь и росу, которые уносят в завязанных сосудах с собою и хранят в своих домах, чем причиняют засуху, или, наоборот, вызывают дождь, град, чем уничтожают посевы и "производят голод".
Ведьмы умеют превращаться в разных животных и в различные неодушевленные предметы. Они сосут кровь у людей, в особенности у парней и девушек, и тем причиняют им смерть. Когда ведьма собирает росу, доит чужих коров или делает в полях заломы, она всегда бывает в белой сорочке и с распущенными волосами.
Летом поселяне умели отыскивать ведьм, которые тщательно скрывали свою "деятельность", по особым желтым кругам на полях. Если, кроме того, на поле ломалось много кос, а круги стали появляться недавно, с тех пор, как поле обрело нового владельца, то сомнений не оставалось -- в семье, владевшей наделом, был колдун или ведьма. На самом же деле круги на поле появлялись от медвяных -- вредных -- рос, а вовсе не от плясок на траве или всходах ведьм.
Способность ведьм к превращениям, по народным рассказам, безгранична. Ведьма может принять вид иглы и копны сена, мухи и лошади, медленно ползущего бревна и быстро несущегося вихря. По некоторым верованиям, превращениям подвергается не тело ведьмы, а душа ее, тело же ее остается дома бездыханным в то время, когда блуждающая душа меняет свой образ, являясь людям в разных видах.
В 1864 году в Старобельском уезде Харьковской губернии, в волостное правление явился крестьянин той же волости и принес жалобу, что соседка его, будучи во вражде с ним, испортила его корову, которая чрез это и околела.
Чтобы не впасть в ошибочное решение столь трудного обстоятельства, старшина и все сборище, после долгого обсуждения дела, предложили жалующемуся крестьянину отыскать знахаря, который один только может обнаружить виновного.
Ведун подтвердил обвинение хозяина коровы и удостоверил, что соседка его действительно ведьма. После этого крестьяне схватили бедную женщину, подвергли ее исследованию, не имеется ли у нее хвост; избили ее и присудили уплатить виру за погибшую корову. Также семья ее подверглась преследованию: не было ни ей, ни мужу, ни детям житья в селении, их встречали бранью, укорами в колдовстве и провожали свистом.
Беззащитная семья вытерпела много бед, пока не обратилась к мировому посреднику, в результате чего это дело стало известно.
В 1885 году летом в деревне Пересадовке Херсонской губернии был случай расправы крестьян с тремя бабами, которых они сочли за колдуний, "держащих дождь и производящих засуху". Женщин этих насильно топили в реке, и они избежали печального конца только потому, что указали разъярившимся крестьянам место, где будто бы спрятали дождь. Староста с понятыми вошел в избу одной из колдуний и там, по ее указанию, нашел в печной трубе замазанными два напильника и один замок. Волнение улеглось, хотя дождя все-таки не было.
Защита от колдунов
Особенно часто портили молодых. В виде предохранительной меры против такой порчи существовал обычай подпоясывать жениха сетями и обкалывать подол платья невесты иголками и булавками. В некоторых местах молодых провожал из церкви до дому священник с крестом в руке, причем молодые шли в венцах. Но распорядителем на свадьбе по сути дела становился колдун.
С. Максимов приводит рассказы крестьян о том, как целые свадебные поезда лихие люди оборачивали в волков, о том, как один неприглашенный колдун высунул в окно своей избушки голову и крикнул ехавшей мимо свадьбе: "Дорога в лес!" -- а колдун приглашенный успел ответить: "Дорога в поле!" -- и у неприглашенного чародея выросли на голове такие рога, что он не мог высвободить головы из окна, и спас его на обратном пути из церкви соперник, сняв чары.
Против чародейской силы колдунов народная практика выработала свои меры:
При свидании с колдуном, чтобы он не мог причинить вреда, нужно упереться безымянным пальцем о сучок, где бы он ни был, а при споре или ссоре с колдуном следует плюнуть ему в лицо и смотреть в глаза: тогда он на время лишается своей силы.
Теряет он эту силу и в том случае, если "вышибить" из него кровь. При этом необходимо пользоваться осиновой или вязовой палкой, а если нужно совсем убить колдуна, то этого ничем другим нельзя сделать, как только осью из летней повозки. Чтобы пустить колдуну кровь, крестьяне считали необходимым "бить его по носу, разбить ему губы или зубы", а в более легких случаях -- ударить его наотмашь и сказать: "Чур меня".
Русский человек научился и распознавать колдунов. Для этого существуют три верных способа: вербная свеча, осиновые дрова и рябиновый кнут.
Если, зажечь умело приготовленную свечу, то увидишь колдунов и ведьм стоящими вверх ногами.
По мнению крестьян, в пасхальную ночь все черти бывают необычайно злы, так что с заходом солнца мужики и бабы боялись выходить на двор и на улицу: в каждой кошке, в каждой собаке и свинье они видели оборотня, черта, прикинувшегося животным.
В пасхальное воскресенье все колдуны приходят в чужую избу просить огня. И тут важно не растеряться и не дать маху -- отказать пришедшему в просьбе.
В день Ивана Купалы от купания проходили решительно все болезни, только купаться надо между утреней и обедней. В некоторых местах существовало даже убеждение: кто в Купалу не станет купаться, тот колдун. [!!!]
Еще в народе считали, что если над колдуном или ведьмой три ночи подряд читать Псалтырь, то каждую ночь умерший чародей будет подыматься из гроба и стараться схватить отчитывающего его. Если не испугаться, стоять в кругу, обведенном стальным ножом, и продолжать чтение молитв, то на третью ночь ведьмак умрет по-настоящему и никогда уж больше не будет пугать живых. Этот сюжет хорошо нам известен из повести "Вий" Н. В. Гоголя.[21]
Погребали колдунов и ведьм по христианскому обряду, как и прочих умерших естественной смертью крестьян, но иногда хоронили их поздно вечером. Это бывало тогда, когда родственники умершей, боясь "посещения ее из могилы", просили священника прочитать над нею "заклятые молитвы", а потому желали, чтобы было поменьше народа при исполнении этого обряда.
Часто ведьма после смерти приходила по ночам к своим домашним и занималась хозяйством, как при жизни. Чтобы избавиться от этих ужасных посещений ведьмы, ее прибивали к гробу колом или по крайней мере осиновыми кольями прибивали крышку к гробу.
Причины болезней по верованиям народа
Русский народ не сомневается в возможности паразитирования в организме "волосатиков", так называемых "зубных червяков", различных насекомых и мелких животных -- например тараканов, сверчков, мокриц, уховерток и даже жаб и змей.
Волосатику "приписывались" все язвы, особенно на нижних конечностях. Поверье о волосатиках, или волоснях, проникающих в человеческое тело и вызывающих нарывы и язвы, было широко распространено по всей России. [по сей день]
Наиболее часто встречаемый способ лечения застарелых язв состоит в "выливании волосатиков" щелоком, или местных щелочных ваннах, причем иногда перевязывали ноги или руки выше язвы ржаными колосьями, с целью помешать паразиту проникнуть далее в тело. ... Во время этой процедуры в помещении, где она производится, должна быть полная тишина, вероятно, чтобы шумом не испугать выползающих волосатиков.
По народному убеждению, наглядные и неопровержимые доказательства присутствия волосатиков в телах больных дает зола, остающаяся на дне ванны или корыта, в которой заметны различные волоски, под микроскопом оказывающиеся шерстинками или ниточками.
Не менее "страшным зверем" русскому народу представляется и "зубной червяк", который "заводится в зубах и ест их". На самом деле зубные червяки, "беленькие с черными головками, которые беспокоят зубную кость", -- это известный и страстно нелюбимый всеми нами кариес.
Целый ряд болезней приписывается проникновению в тело различных мелких животных, преимущественно земноводных и насекомых, через естественные его отверстия -- рот, нос, уши. Так, различные желудочные страдания объясняются проникновением в тело человека змей, ужей и ящериц. Животные эти, по мнению народа, могут заползать в рот спящим в поле или в лесу, причем несчастные обыкновенно видят во сне, что глотают что-нибудь холодное. Попав "в нутро", животное поселяется там, движется, "ходит, сосет, гложет" внутренности и даже производит потомство.
Вопрос об "одержимости гадами" был в начале XX века предметом обстоятельных научных исследований русских психиатров -- академика В. М. Бехтерева и профессора Казанского университета В. П. Осипова.
Лягушки и жабы, как считали в народе, могут проникать в тело или через рот, при проглатывании их или их икры, вместе с водой, или через нос. Злые люди, желавшие наслать на кого-либо указанных животных, обращались к колдуну, который и снабжал их нюхательным табаком, смешанным с высушенной и истертой в порошок лягушачьей или жабьей икрой. Достаточно было понюхать человеку такого табаку, чтобы в нем завелись соответствующие гады. Смешанная с табаком икра проникала в череп, и из нее развивались там жабы или лягушки.
Теперь перейдем к описанию "сверхъестественных" причин болезней русского человека.
Грыжу на Руси также мыслили сверхъестественным существом -- духом болезни, как это видно из послания царя Алексея Михайловича патриарху Никону в связи с кончиной патриарха Иосифа:
"Ввечеру, -- пишет царь, -- пошел я в соборную церковь проститься с покойником, а над ним один священник говорит Псалтырь, и тот... во всю голову кричит, а двери все отворил; и я почал ему говорить: "Для чего ты не по подобию говоришь?" -- "Прости де, государь, страх нашел великой, а во утробе де, государь, у него святителя безмерно шумело... Вдруг взнесло живот у него государя (усопшего патриарха) и лицо в ту ж пору почало пухнуть: то де меня и страх взял и я де чаял -- ожил, для того де я и двери отворил, хотел бежать" И меня прости, владыко святый! -- продолжает царь, -- от его речей страх такой нашел, едва с ног не свалился; а се и при мне грыжа то ходит прытко добре в животе, как есть у живого, да и мне прийде помышление такое от врага: побеги де ты вон, тотчас де тебя вскоча удавит... да поотстоялся, так мне полегчало от страху".
Даже сам Алексей Михайлович, как известно, один из просвещеннейших людей своего времени, был убежден, что "грыжа" есть одушевленное существо -- враг, то есть демон, который не только может "ходить в утробе", но и удавить человека, "вскоча на него сзади".
Кликушество проявлялось и в виде отдельных случаев, и в виде эпидемий. В отдельных случаях кликушества часто встречается притворство.
Какая болезнь "лежит" в основе кликушества, в точности неизвестно. Профессор Бехтерев считал "основой" кликушества истерию, а известный русский психиатр Краинский -- сомнамбулизм. Несомненно только, что все истинные кликуши отличаются ярко выраженной склонностью к гипнозу, внушению и подражанию.
Бесноватые отличаются от кликуш главным образом тем, что во время припадков ни на кого не "выкликают", не обвиняют в порче, а кричат от имени третьего лица -- сидящего в них беса. Припадки случаются чаще всего во время церковных служб, причем бесноватые богохульствуют, произносят самые отвратительные ругательства, плюют на священные изображения и предметы. Большинство бесноватых, по-видимому, -- истерички, убежденные в том, что они одержимы дьяволом. По существу русская бесноватость (как явление) -- аналог эпидемий демономании, которые почти в течение трех веков (XV, XVI и XVII) господствовали в большей части Западной Европы.
Но наши бесы -- это грубые, глупые черти, умеющие только корчить и мучить больных, кричать разными голосами и изрыгать площадные ругательства. Они даже не знают ничего о себе самих. Иными представляются европейские демоны. Устами одержимых, во время припадков, они сообщали массу сведений о своей природе, занятиях, развлечениях, отношениях друг к другу и к одержимым. Сведения эти были настолько подробны и обстоятельны, что на основании их написаны целые демонологии различными учеными докторами, судьями и духовными лицами.
Таков, например, знаменитый "Молот ведьм", изданный в 1484 году монахами Генрихом Инститорисом и Яковом Шпренгером. Эпидемии демономании были особенно часты в XVII веке. Развивались они главным образом в женских католических монастырях Франции, Испании, Германии и Швейцарии, которые затем нередко являлись центрами распространения болезни в окружающем населении.
В журнале "Неделя" (1879. N 7-8) рассказывалось о случае наведения порчи, случившемся в 1824 году:
Тогда общество крестьян деревни Аксеновки через своего выборного донесло управляющему местной удельной конторой, что крестьянин Андрей Копалин, мельник, по народным слухам, "имея за собою колдовство", портит людей, "садит икоты под названием кликуш и впускает другие болезни, как то: грыжи, вздутие живота, боль в пояснице и прочее". Управляющий конторой, "принимая в уважение рапорт крестьян", просил суд произвести законное расследование возводимого на Копалина подозрения.
В числе обвинителей Копалина явился, между прочим, родной его племянник Евдоким, "одержимый болезнью и не в полном разуме". Когда с ним "случалось", он кидался при людях на своего дядю мельника, называл его отцом и "выговаривал", что тот впустил ему в утробу воробья с золотыми перышками.
Крестьянин Рычков удостоверил, что жена его от порчи Копалина "подвержена такой икоте, что почасту и вовсе ума лишалась". Во время припадков она бьется об землю, не щадя жизни своей. При встречах с мельником порченая кидается ему в ноги и вопит, обнимая его колена: "Не троньте моего батюшку!"
Таких больных, кликуш, испорченных Копалиным, оказалось в волости не менее семнадцати. Каждая из них заявляла, что Копалин испортил ее по злобе на мужа, брата или отца.
Молодой крестьянин Уронтов показал, что вскоре после свадьбы его 17-летняя жена Марья сделалась больна икотой и со временем эта болезнь стала так тяжела, что она уже более не встает с постели. Порчу эту Копалин напустил на нее единственно за то, что на свадьбе молодая не подала ему вина.
Старуха Ларионова жаловалась, что ее 23-летний сын "с глазу" Копалина "начал скучать и болеть сердцем и расходится оная болезнь по всей его утробе". У других также "с глазу" оказывается ломота во всех членах, в руках и в ногах.
Вологодский советный суд первоначально порешил, "передав дело воле Божией, наказать Копалина в селении прутьями, дав ему 70 ударов".
Но спустя восемь лет дело это опять было возбуждено по следующему поводу. Крестьяне нескольких смежных волостей, как видно, неудовлетворенные взглядом суда на дело, составили приговоры об удалении из общества, со ссылкою на поселение в Сибирь, Андрея Копалина, его свояченицу, жену Прасковью Копалину и еще троих крестьян, водившихся с ними.
Иногда колдунов, наводящих порчу, не только били или предавали суду, но даже убивали.
4 февраля 1879 года в деревне Врачеве была сожжена в своей избе солдатская вдова Аграфена Игнатьева, 50 лет, слывшая среди местного населения еще со времени своей молодости за колдунью, обладавшую способностью "портить" людей. Выйдя замуж, Игнатьева жила в Петербурге, но года за два до своей смерти возвратилась на родину. Когда крестьяне услышали, что Игнатьева переселяется в деревню Врачево, то стали говорить, что среди местного населения снова пойдет "порча". Многие утверждали, что лучше всего взять Аграфену, заколотить в сруб и сжечь.
Как колдунью Игнатьеву боялись все в деревне и старались всячески ей угождать. Так как она по своему болезненному состоянию не могла работать, то все крестьянки из страха пред ее колдовской силой старались снискать себе ее расположение и оказывали ей всякие услуги, как то: работали за нее, отдавали ей лучшие куски, мыли ее в бане, стирали ей белье, мыли пол в ее избе и т. д. [ритуальное откармливание]
Со своей стороны Игнатьева, не уверяя, что она колдунья, тем не менее не старалась разубеждать в этом крестьян, пользуясь внушаемым ею страхом для того, чтобы жить за чужой счет.
... [а вот и революция:] Все крестьяне в числе четырнадцати человек отправились к избе Игнатьевой. Войдя в избу, они объявили Аграфене, что она "не ладно живет", что они пришли обыскать ее и запечатать. Игнатьева отворила сундук и стала подавать Коншину разные пузырьки и баночки с лекарствами. Эти лекарственные снадобья, найденные в сундуке Игнатьевой, окончательно убедили крестьян, что она действительно колдунья.
Ей велели идти в избу, и когда она туда направилась, то все крестьяне в один голос заговорили: "Надо покончить с нею, чтобы не шлялась по белу свету, а то выпустим -- и она всех нас перепортит". Решили ее сжечь вместе с избой, заколотив окна и двери.
Никифоров взял доску и накрепко заколотил большое окно, выходившее к деревне. После этого Коншин захлопнул дверь и зажженной лучиной зажег солому, стоявшую у стены клети, другие крестьяне зажгли висевшие тут веники, и огонь сразу вспыхнул. Услышав треск загоревшейся соломы, Игнатьева стала ломиться в дверь, но ее (дверь) сначала придерживали, а потом подперли жердями и заколотили.
Дым от горевшей избы был замечен в окрестных деревнях, и на пожар стало стекаться много народу, которого собралось человек триста. Крестьяне не только не старались потушить огонь, но, напротив, говорили: "Пусть горит, долго мы промаялись с Грушкой!"
Вскоре прибежал брат Игнатьевой, Осип. Он бросился к дверям, но сени были в огне и туда нельзя было попасть. Он кинулся к окну, желая оторвать прибитое полено, но крестьяне закричали на него, чтобы он не смел отрывать полена, потому что "миром заколочено и пусть горит".