Фернандо де Эррера
                   (1534 - 1597)

           О ПОРАЖЕНИИ
      КОРОЛЯ ДОНА СЕБАСТЬЯНА 

Пусть неутешный плач и горький стон
оденут скорбью эту песнь мою
о роковой для лузитан године,
когда они безжалостный урон
в кровопролитном понесли бою,
и честь, и славу потеряв отныне
из-за своей гордыни;
пусть разнесется грустный сей рассказ
о жизни их, оборванной жестоко,
от Африки, где высится Атлас,
до моря Красного и до Востока,
где подняты в просторах диких стран
победные знамена христиан.

Безумны те, чьей спеси нет границ,
кто возомнил себя сильнее всех
и гонит прочь сомненья и тревогу!
Со множеством коней и колесниц,
поверив в неминуемый успех,
они, не обращая взоры к Богу,
пускаются в дорогу;
хотят в песках ливийских поделить
богатую добычу после битвы,
забыв об этом Бога помолить, -
и, не дождавшись пламенной молитвы,
Господь лишает помощи своей
бойцов, их колесницы и коней.

И вот ужасный наступает день -
день испытаний тяжких, столько зла
принесший королевству. В час рассвета
на небо черная упала тень 
и солнце пеленой заволокла.
Рыдал народ, предчувствуя, что это -
вернейшая примета
грядущих бедствий. Бог, с высот узрев,
в каких грехах страна погрязла мерзких,
обрушил на нее свой правый гнев,
к оружию призвав ливийцев дерзких.
Не ради злата в бой спешит их рать,
а чтоб за спесь пришельцев покарать.

Неверные бросаются вперед,
сверкающие выхватив клинки
и, одержимы злобой, жаждут мести.
Несчастных христиан погибель ждет
от беспощадной варварской руки -
лишая жизни их, а с жизнью вместе
достоинства и чести,
враг наступает. В панике войска,
сметенные безудержной лавиной;
кровь хлынула рекой среди песка,
взметнулись горы трупов над равниной -
кто падает, кто в ужасе дрожит,
кто, потеряв рассудок, прочь бежит.

Они ли это - те, кем покорен
был целый мир, кому неведом страх,
чья слава рождена на поле брани,
кто столько диких усмирил племен
и царств могучих обратил во прах,
кто сеял смерть в Индийском океане,
от чьей могучей длани
воинственные гибли города?
Где их отвага? Отчего так скоро
они расстались с честью навсегда,
до столь великого дойдя позора,
что их тела в земле чужой страны
по-христиански не погребены?

Не так ли возносил свою главу
над купами других деревьев кедр,
в горах Ливана издавна растущий?
Он множил пышную свою листву,
вбирая сок живительный из недр,
и зелень, что ни день, была все гуще
в его роскошной куще.
Под кроной укрывался зверь лесной,
в ветвях гнездо свивала птица Божья,
к нему спешили люди, чтобы в зной
найти прохладу у его подножья.
Вовек не вырастало из земли
деревьев, что сравниться с ним могли.

Увы, чудесный кедр перебороть
в себе высокомерия не смог
и, красотой своей гордясь по праву,
стал чваниться; узнав о том, Господь
под самый корень ствол его подсек,
и враг над павшим совершил расправу,
потешившись на славу.
И вот, без веток, листьев и коры,
под грудой камня он лежит разбитый,
забыт людьми, от ливня и жары
в его сени искавшими защиты;
лишь зверь и птица по сукам снуют,
стремясь в обломках отыскать приют.

Но, Ливия, труслива и подла,
ты рано празднуешь злорадный пир,
взирая, как в песках сухих и знойных
простерты павших лузитан тела;
случаен твой успех, не числит мир
среди триумфов, памяти достойных,
побед в подобных войнах.
И если совершенное тобой
на месть испанцев доблестных подвигнет,
то, копья взяв, они поскачут в бой,
и смерть тебя ужасная постигнет;
впитает кровь прибрежная волна,
свой долг от Луко получив сполна.


                            Перевел с испанского
                            Владимир Резниченко