Аннотация: Неправда, что за границу мы ездили только на танках!
Владимир РЕЗНИЧЕНКО
РУССКИЕ ИДУТ!
Картинки из заграничной жизни
ТАНТАЛОВЫ МУКИ
Распространенная среди путешественников болезнь: стремление смотреть на мир через узкий глазок фото- или видеокамеры. Тем временем окружающая жизнь, по-настоящему не увиденная и не осознанная, безвозвратно уплывает в небытие. Потом, вернувшись домой, люди проглядывают отснятые кадры, опознают на них себя, а также случайных попутчиков. И гадают: "В каком это было городе?", "на фоне чего это мы запечатлелись?", "а, у нас тогда еще сломался автобус!.." Затем начинаются воспоминания о лопнувшем колесе - или потерянной сумочке, разбитой в суматохе бутылке и прочих экстраординарных происшествиях.
У советского человека, удостоившегося чести - в эпоху "железного занавеса" - быть выпущенным за рубеж, были, помимо этих, и другие проблемы со зрением. Прогуливаясь по заграничным улицам, он обычно не смотрел ни под ноги, ни по сторонам, ни вверх, на лазурное небо. Взгляд его приковывали товары, выставляемые напоказ расположенными на этих улицах - вплотную один к другому - магазинами. Какая роскошь! Какой фантастический ассортимент! Какой разительный контраст с убогими отечественными "торговыми точками"!
Душу грыз злобный, ненасытный червяк: как бы это все купить и вывезти в СССР... Нет, я отнюдь не хочу сказать, что наш человек по природе своей - стяжатель и жадина. Чаще как раз наоборот : кто не знает широты русской натуры! Однако так называемый "советский образ жизни" постоянно ставил его в жалкое, унизительное положение. Суточные были настолько мизерными, что на них ничего путного не приобретешь. Даже если решишь экономить на питании.
Прямо-таки танталовы муки! Кто не слышал легенды про античного царя, обреченного богами на голод и жажду? Сладкие плоды и живительная влага окружали беднягу, но он никак не мог до них дотянуться... А советский командировочный или турист должен был еще привезти домой огромное количество подарков. Кофточку и колготки жене, джинсы и жевательную резинку детям, растворимый кофе тёще, сигареты оформлявшему поездку кадровику... А как не проставить, по возвращении, бутылку с красивой наклейкой друзьям и сослуживцам?.. И все равно ведь на всех не хватит, всем не угодишь. Кто-то обязательно затаит обиду, будет считать жмотом.
В качестве сувениров использовались даже коробочки с джемом, оставшиеся после завтрака на борту самолета. А то и кусочки мыла в ярких обертках из гостиничных санузлов... Большой успех имели украшенные рекламными лозунгами пластиковые пакеты из магазинов. Эти вещицы считались престижными - в СССР они были редкостью.
Понятно, отоваривались, как правило, не в бутиках, а на барахолках. Причем покупалось не то, что качественней, а то, что дешевле. Скажем, швейцарские (?) часы на ярмарке у цыган стоят в несколько раз меньше, чем в фирменном магазине. Как преодолеть искушение сделать выгодную покупку? А попав в крупный универмаг, приезжие нередко пытались торговаться. Хотя вряд ли кому-то из них пришло бы в голову спорить о цене у себя на Родине - где-нибудь в ГУМе или в ЦУМе.
Само собой, совзагранкомандированный всеми силами старался - никому, нигде и не при каких обстоятельствах - не давать чаевых. Психологическая установка у него была прямо противоположная: поживиться чем-нибудь на халяву. Совсем как в анекдоте про посещение поручиком Ржевским дамы легкого поведения в Париже. "Мсье, а деньги?" - кричит жрица любви собирающему свои манатки клиенту. "Русский офицер денег не берет!" - отвечает бравый поручик и с гордым видом удаляется.
Ну уж, конечно, нищим никогда не подавали. Этого только еще не хватало, у самих в кармане пусто!.. Вспоминается Мексика, жители которой очень вежливы. До сих пор они сохраняют старинные испанские формы учтивости: "Чего изволите, сеньор?.." "Готов вам служить!.." Однажды я даже видел там такую табличку: "Туалет не работает. Спасибо!"... Так вот, мексиканские нищие благодарят проходящих мимо людей - "мучас грасиас!" - даже в том случае, когда те не отстегнули им ни гроша. Представляете себе, как удивляло это совкового человека, сызмальства притерпевшегося к грубости и хамству?
ГОСТИ ДОРОГИЕ
Оказываясь за рубежом, мы, нередко сами того не подозревая, превращаемся в живую витрину своей страны. Чужеземец у всех на виду, по одному человеку судят о народе, к которому он принадлежит. Естественно, что каждый, очутившись в непривычной обстановке, может попасть впросак. Местные жители к этому, чаще всего, относятся снисходительно: с кем не бывает? И вместе с тем зорко подмечают черты и черточки, дополняющие, подтверждающие или опровергающие уже имеющееся у них представление о том или ином национальном характере и государственном устройстве.
Самому вырвавшемуся из СССР "за бугор", спору нет, трудно было посмотреть на себя, что называется, со стороны. А вот я - так уж жизнь сложилась - имел возможность наблюдать своих сограждан, так сказать, отстраненно. Поскольку сам, работая длительное время за границей, выступал в качестве "принимающей стороны". Подобно незабвенному Арончику, персонажу знаменитого одесско-аргентинского танго, я "был для них тогда почти что иностранец". И - как без этого? - в пивные их водил. Ничуть не хуже той, на Дерибасовской, где "собиралась вся компания блатная".
Время от времени руководство информационного агентства, представителем которого я был, присылало мне "телексы": "просьба встретить тов. Имярек и оказать ему содействие". Не то что бы приказ, скорее пожелание. Но такое, какое с удовольствием исполняется. Даже и при отсутствии рекомендаций из "центра" я приезжих старался всячески опекать. Живя в скучном иноязычном окружении, как приятно накоротке пообщаться с человеком из Москвы! Узнать последние (неофициальные) новости и свежие слухи... А то еще письмишко от родителей он доставит, подвезет (лучше подарка нет!) черного хлеба и селедки!.. Какое-никакое, а лекарство от ностальгии.
Приезжий - будь он хоть большой цековский начальник, министр или академик - сталкивается в чуждой среде с немалыми трудностями. В городе не ориентируется, языком не владеет, местных обычаев и порядков не знает. Это дома он царь и бог, а тут уверенности в себе у него заметно убавляется. Дипломаты не в состоянии уделить ему много времени - у них собственных забот невпроворот. Иное дело журналисты, люди свободные, сами устанавливающие себе рабочий график. Показать гостю исторические достопримечательности, свести в какое-нибудь увеселительное заведение, ознакомить с шедеврами национальной кухни - всегда пожалуйста!
Не подумайте только, что тесное неформальное общение с "сильными мира сего" приводит к установлению сколь-либо прочных товарищеских или деловых отношений. Ничего подобного! На прощанье они нежно обнимают тебя, сердечно благодарят за оказанный прием, клянутся в вечной любви и дружбе... А потом, чаще всего, начисто вычеркивают из памяти... Глупо было бы обижаться на это: такова человеческая натура. Хоть, волей случая, и пересекаются людские пути, все равно у каждого своя дорога и своя цель.
СТУЛЬЧАК С РОЗОЧКАМИ
Вот некоторые забавные случаи - впечатления из разных моих заграничных командировок.
...Видный советский литератор, человек недюжинного таланта и эрудиции, встречается в узком кругу с зарубежными коллегами. Хозяева засыпают его вопросами о литературном процессе в СССР и в мире. Получают обстоятельные ответы. А затем, в свою очередь, любезно интересуются, не хочет ли спросить их о чем-либо гость.
- Видите ли, - говорит тот, - я уже почти неделю в вашей стране и никак не могу решить одной, казалось бы, простой проблемы. Моя жена поручила мне приобрести занавески для душа и крышку для унитаза. Этого у вас тут полно, но меня интересует исключительно розовый цвет - такая у нас в санузле плитка. А вот ничего розового, в тон, достать никак не могу... Не знаете ли вы адрес какого-нибудь хорошего магазина, где такие товары в широком ассортименте?
Радушные хозяева везут гостя в самый хороший магазин. В нем - о, счастье! - розовое судно (причем даже в цветочек!) обнаруживается. Но после этого контакты приезжего писателя с местными собратьями по перу как-то сами собой угасают. Высокоинтеллектуальные беседы о проблемах мировой культуры впредь не возобновляются.
...Известная актриса тоже интересуется магазинами. Однако, в первую очередь, теми, где продают косметику. Она просит меня отвести ее в дорогое и престижное парфюмерное заведение - на главной торговой улице. И там начинает придирчиво осматривать образцы продукции. Делая упор на импортные, а значит и самые высокие по цене изделия. А за ее спиной нервно премининается с ноги на ногу супруг... Изображая на лице весьма кислую мину... Тоже, кстати, крупный деятель советского искусства.
Осматривает товары она не вприглядку. А пробует все на себе - духи и лосьоны, помаду и румяна, пудру и "тени". Услужливая продавщица, надеясь на крупную покупку, едва успевает распаковывать флаконы и тюбики. Но привередливой социаластической кинодиве ничего не нравится. Не тот оттенок, не тот аромат... Наконец, она открывает сумочку и начинает долго пересчитывать купюры.
- Что вам завернуть? - обрадованно спрашивает продавщица.
- Да нет, пожалуй, ничего!.. В вашей лавочке низкое качество и невозможные цены! Скоро мы с мужем - правда, дорогой? - поедем в Париж, там я все и приобрету. А здесь лучше куплю себе шубку. Не знаете, девушка, где тут, по соседству, меха продают? Переведите ей, пожалуйста, Владимир!
...Популярный поэт, прибывший на международный конгресс, останавливается в отеле, который оплачивает не он сам, а устроители мероприятия. Отель - один из наиболее престижных в городе. Но гостя выделенная ему комната приводит в негодование.
- Уверен, что Габриэлю Гарсии Маркесу (тот тоже приглашен на конгресс) предоставили номер значительно лучше, - громко возмущается он. - хотя я не менее известен! Меня знают во всем мире, а вы даете мне комнату с некрасивым видом из окна. Да я здесь от тоски руки на себя могу наложить!... Имейте в виду, что если меня сию минуту не переселят, я тут же сажусь на самолет и улетаю обратно в Москву!
Принесший его чемоданы подросток, к которому - за неимением другой мишени - обращает свои гневные тирады гость, растерянно мнется на месте. Не только к проблемам мировой литературы, но и к вопросам расселения постояльцев он никакого отношения не имеет. Паренек решает, что в данной ситуации ему лучше всего ретироваться. Не дожидаясь причитающегося за услуги вознаграждения в виде долларовой купюры.
Воспользовавшись паузой, я пытаюсь объяснить своему прославленному соотечественнику, что номер с окнами во двор гораздо лучше номера с окнами на улицу. Потому что по улице день и ночь курсируют издающие страшный шум автобусы. Не уснешь!.. Но тот не слушает меня, даже намекает, что я гостиничным начальством сговорился... Потом появляется кто-то из администрации... И спор о неправомерном преувеличении заслуг автора "Ста дней одиночества" в ущерб советским литературным корифеям вспыхивает с новой силой...
Так вот и получалось: на театральных подмостках, на концертной сцене, на лекторской кафедре мы были носителями яркого искусства, выдающегося художественного мастерства, разносторонних знаний... А спустившись с этих возвышений в заграничную повседневность зачастую выглядели голью перекатной. Вели себя, как жалкие провинциалы. Навязывавшийся коммунистическим агитпропом образ "человека новой формации" - "у советских - собственная гордость, на буржуев смотрим свысока" - моментально рассыпался, как карточный домик.
ПО СЛЕДАМ ШТИРЛИЦА
Далеко не все, конечно, выставляли себя - на потеху аборигенам - жлобами или бедными родственниками. В памяти всплывает аргентинская гастроль популярнейшего советского писателя - Юлиана Семенова, человека замечательного во всех отношениях. "Исторического", как сказал бы Гоголь.
В Буэнос-Айрес он приехал по следам своего любимого персонажа Штирлица. Который, по сюжету, после крушения "Третьего рейха", перебазировался - вместе с "соратниками", беглыми нацистами - в Южную Америку. Автору "Семнадцати мгновений весны" нужно было воссоздать "кулер локаль", то есть местный колорит.
В городе на берегу Ла-Платы я в то время оказался на положении бездомного. Дело в том, что у меня возникла идея - отреставрировать особняк в старинном районе "Палермо", где находились моя контора и моя квартира. Пока шел ремонт, пришлось переехать в гостиницу в историческом центре федеральной столицы. Апарт-отель "Суйпача" имел то преимущество, что там в номерах были маленькие кухни ("кичнет") с набором утвари и посуды. А на первом этаже - открытый бассейн, садик и небольшой бар.
Туда - чтобы не скучать в русскоязычном одиночестве - я и решил поселить Юлика (так он сам себя называл). Ему это место очень понравилось. Днями (а то и ночами) он просиживал за столиком у кромки воды. На следующий же день после прибытия, откуда ни возьмись, к нему, как бабочки на цветок, в большом количестве слетелись местные девушки и дамы. В окружении аргентинских поклонниц его литературного дарования и человеческого обаяния он с удовольствием коротал досуг. Не скупился ничуть. Полагаю, что в баре ему был открыт кредит.
У Юлиана, судя по всему, тогда уже было много серьезных заболеваний . Из Москвы он привез большое количество лекарств. И всегда их имел под рукой. Никогда не забуду, как, сидя за упоминавшимся уже столиком, он ссыпал себе в горсть десятки таблеток из разных фармацевтических упаковок. Забрасывал их решительным жестом себе в рот. И запивал водкой, а потом еще - для пущего эффекта - крепчайшим кофе.
Мы, по-соседски, ежедневно ходили друг к другу в гости. Он всегда был в каких-то потертых штанах и в распахнутой рубашке. На груди сиял - напоказ! - массивный золотой крест. Совершенно неподходящий, невозможный, немыслимый религиозный символ для посланца Страны Советов, члена Союза писателей СССР! Но Юлик жил - точнее, старался жить - так, как ему нравилось.
В загранке вообще язык у всех развязывался. Вроде как "выпустили меня - чего теперь бояться?" Но вот литературный отец Исаева-Штирлица нес уже совершенно дичайшую антисоветчину. И рассказывал ужасающие истории из секретных архивов, к которым, как можно было понять, он имел неограниченный доступ. Мы были одними из первых слушателей. Потом, когда наступила долгожданная "гласность", он все это широко распубликовал.
Делился и своими наисвежайшими амурными переживаниями. Что любопытно, говорил не только о победах (как это обычно делают мужчины), но и - рассчитывая, видимо, на мое сочувствие - о досадных неудачах. А еще он все время что-то терял. Мог разбудить среди ночи: "куда это задевалась моя записная книжка?" Хотя самым памятным для меня его ночным телефонным звонком был тот, в котором он оповестил меня о безвременной кончине очередного генерального секретаря ЦК КПСС.
Помню, я вскочил с постели, как ошпаренный. Стал искать черный траурный галстук, хранившийся у меня для таких случаев. В те времена - предмет первой необходимости: высшие руководители мёрли один за другим... А ведь по телевидению об этом прискорбном факте пока еще ни не было сказано ни слова. Но Юлиан, хотя вроде бы и предавался прекрасному ничегонеделанию, постоянно находился в курсе мировых событий. И,стати, умудрялся еще передавать стенографисткам в редакции центральных газет репортажи о последних новостях аргентинской жизни...
К сожалению, я не смог стать прилежным слушателем хлеставших из него фонтаном былей и небылиц. Работы было полно. На шее висел коллектив из десяти местных граждан - людей, по большей части, умных и добрых, но трудовым энтузиазмом никак не отличавшихся. Надо было внедрять среди них производственную дисциплину.
Кроме того, приходилось разбираться с руководившими ремонтом архитектором и прорабом. Они требовали от меня увеличения сметы, а я от них - уменьшения. Зачем я тратил на эту борьбу свои нервы, сегодня толком понять не могу. Видимо, чисто из спортивного интереса. Тоже, наверно, совковая дурь. Москва ведь утвердила бы любые расходы.
Так или иначе, я перепоручил заботы о Юлиане Семенове свой жене, работавшей у меня (согласно существовашим правилам) секретарем на полставки. Катя, выпускница журфака МГУ, в прошлом - корреспондент "Московского комсомольца", брала у писателя сенсационные интервью и печатала их в крупных советских изданиях. Но потом мы переехали из отеля в отреставриванный дом, и Юлик исчез из поля нашего зрения. Я слышал, что он нанял себе самолет и летал над бескрайними пампасами. Высматривал - какие там перед Штирлицем открывались пути-дороги на новом этапе его феерических приключений.
***************
Что было, быльем поросло. Времена переменились. Наши соотечественники - "новые русские" - расхаживают по загранице не как приблудные оборванцы, а как хозяева жизни. Сорят - направо, налево - нефтедолларами и газоевриками. Пьют самое дорогое шампанское, раскатывают на самых шикарных авто, спят с самыми роскошными шлюхами. Зачастую и дебоши устраивают... Каждый сам по себе - кум королю и сват министру. А все вместе - собирательный образ восстанавливающей свое державное величие матушки России. Даже - экскьюз ми - не "образ". "Имидж" - так в эпоху глобализма, видимо, правильней выразиться.
Заканчивая эти заметки, я наткнулся в интернете на интервью со швейцарскими и австрийскими коммерсантами. По их оценке, "русское нашествие" в дни чемпионата Европы по футболу - феномен исторического масштаба. Сметены прилавки в лучших ювелирные магазинах. Опустошены бутики, где продаются шмотки, пошитые знаменитыми кутюрье.
Прибыли баснословные... Им, разумеется, это нравится. А нам? Но - как вчера, так и сегодня - изменить что-либо очень трудно. Человек, как ни маскируйся, выглядит на людях таким, какой он есть на самом деле. Не хуже и не лучше. Хотя, конечно, каждому (и всем нам скопом) надо, что называется "расти над собой". Дабы самим поменьше срамиться и Родину в неприглядном виде не выставлять.