Утром она всегда на меня обижается, что я так рано от нее ухожу. "Что, по своей корове жене соскучился, - спрашивает ехидно, - на родное супружеское ложе потянуло?" Я в тысячный раз пытаюсь растолковать ей, что с женой у меня давно уже ничего нет, чисто формальные отношения - "подай, прими, поди прочь", - а спешу я потому, что на работу надо (у нас, как ни странно, за трудовой дисциплиной строго следят), но объяснить обычно ничего не успеваю, в уши бьет неумолимый звон будильника, а, может быть, это и никакой не будильник, а хрустальная ваза моего счастья рассыпается на мелкие осколки. Снова - полный крах, да ничего, успокаиваю я себя, все в жизни поправимо, завтра опять склеивать будем.
"Склеивать хрустальную вазу..." Сам себе удивляюсь, как я теперь стал красиво выражаться, раньше, в молодые годы, мы говорили иначе: "клеить чувих". Женщин я менял чуть ли не каждую ночь. Но потом, когда узнал Наташу - или Соню, как я ее ласкательно называю, потому что это девушка моих снов - все другие мне стали неинтересны, осталась только она одна - надолго, очень надолго, а, возможно, и навсегда. Стоит смежить веки, и я тут же оказываюсь с ней, в домике с белыми розами под окном - в гостиной, а то и сразу в спальне, на постели, которая вроде бы и является продолжением моей тахты по ту сторону бытия, но насколько же она мягче, жарче и сладостней!
Сонечка-Наташа - полная противоположность моей жены Лидухи. Эта - натуральная блондинка, та - крашеная брюнетка, эта - высока и стройна, та - похожа на жабу, эта - свежа и юна, та - засалена и потрепана, как поваренная книга... Одна извивается в постели гибким скользким ужом, другая лежит колода колодой... Да о чем там говорить, если Сонечка моя - восходящая звезда подмостков, а жена, зануда и карга, - учительница младших классов, и то даже не в нормальной человеческой школе, а в интернате для дебилов.
Правда, и сам я во сне совсем не тот, что наяву. Там я - знаменитый писатель, красавец-мужчина, герой-любовник, здесь - ничтожество, жалкая сколопендра, которую все, кому не лень, давят своими нечищенными ботинками. Ночью, в мире грез, я раскатываю на спортивных автомобилях и жру лангуст в шикарных ресторанах. Днем, в будничной нашей российской действительности, стреляю сотни до получки, трясусь в набитых автобусах и ужинаю яичницей из одного яйца с ошметком собачьей колбасы.
Пока здесь мы всё еще разбираемся, какой общественный строй лучше, там, у них, давно уже построен коммунизм - или развитой капитализм, что в принципе то же самое. Всего завались - как в Америке или в раю. Я вот о чем все время думаю: если человек умирает, он попадает в эту сказочную страну или в какую-то другую? Иначе говоря, смерть - это тот же сон или нет? Скажем, завтра я решусь на самоубийство, приму добровольную муку, а потом получится, что окажусь не у Сонечки, а где-то еще - неизвестно где. Вот, наверно, если умереть во сне - так наверняка там и останешься. Но как тут подгадаешь, разве что большую дозу снотворного принять, чтобы уснуть и не проснуться?
Сколько раз я пытался выяснить это у своей любимой, но она не отвечает мне, только загадочно улыбается и еще теснее прижимает меня к себе. А когда начинается секс - тут уже не до рассуждений о жизни и смерти, и всякие умствования излишни. Потому что это и есть - сама жизнь и сама смерть, время и пространство, спрессованные в точку, называемую миг. Миг блаженства, как писали когда-то в книгах - а в старину умели находить для всего точные слова, не то, что теперь!
2.
Но если бы сны приносили всегда лишь отдохновение и отраду!.. Как бы не так, бывают ведь и черные кошмары, и дикие, чудовищные ужасы, заставляющие желать одного - скорейшего возвращения в явь. Происходит это тогда, когда силы зла, отравляющие наше бодрствование, неожиданно начинают действовать там, куда, казалось, им навсегда должен быть заказан путь - в стране иллюзий.
Вот что случилось со мной вчера: едва я закрыл глаза и приоткрыл заветную дверцу, как вижу... у Сони моя ведьма сидит, на том самом диване, который был соучастником стольких моих ночных экстазов! И не просто сидит, а еще и злобно подпрыгивает, и дергается, и шипит, и вопит. "Ты, стерва, подстилка, сама мужа себе найти не можешь, так у чужих женщин мужей крадешь! Да я тебе волосы повырываю, глаза повыцарапываю, рожу наглую кислотой сожгу!"
Бедная моя девочка трепещет, как осиновый листок, на глазках наворачиваются слезки... Чтобы пресечь безобразную сцену, я делаю над собой усилие, просыпаюсь и размыкаю веки. Вижу: Лидуха лежит, как ни в чем не бывало, мирно посапывает да еще и улыбается во сне. Но меня не проведешь, я ее трижды толкаю ногой, она неохотно просыпается и смотрит на меня в упор, выпучив глаза.
- Лида, - говорю, стараясь казаться как можно спокойнее, - ты зачем в чужие сны влезаешь, это ведь - мое, сокровенное, так сказать, неприкосновенный интимный мир. Что же, теперь и там от тебя прохода не будет?
- Сокровенное, говоришь? - неинтеллигентным своим голосом кричит она в ответ. - А разве у мужа и жены не все общее - и деньги, и имущество, и постель, и сновидения? Долго я тебя выслеживала, наконец, выследила, знаю теперь, с кем ты на стороне кобелюешь, почему свои половые обязанности перед законной супругой выполнять не желаешь! У вас там, оказывается, страстная любовь, а я, значит, за вами потом простыни стирай!
Поглумившись еще несколько минут над светлым моим чувством, мегера поворачивается на другой бок и тут же вновь погружается в сон - такой крепкий, что сколько ни пинаю я ее, добудиться никак не могу. Ужас охватывает меня: пока я здесь бесполезно трачу время, она наверняка уже вернулась на ту сторону, к Соне, и, может быть, в эти самые мгновенья, вершит над ней жестокую расправу, подвергает пыткам. Скорей, скорей, на выручку к любимой!.. Но, от страшного волнения, поражает меня бессонница, и, как я ни напрягаю свой мозг, чтобы отключиться, все потуги оказываются бесплодными, а тут и утро настает, и нужно бежать на работу...
А на работе разве дадут вздремнуть? Только собираюсь отлететь мыслями к возлюбленной, чтобы узнать, что с ней, как сей же момент трезвонит на столе телефон, и в трубке раздается скрипучий голос шефа:
- Вы что, уснули там? Целый час пытаюсь к вам прозвониться, и все никак!
А пошел бы ты, дорогой г-н начальничек, на..!
3.
А потом снова - пустые, искореженные бессонницей ночи. Даже в те редкие мгновенья, когда удается перейти Рубикон, на той стороне внезапно гаснет свет. Точнее, гасну я: голова, как перегоревшая лампочка с опавшими волосками внутри. Даже если найти на ощупь выключатель, свет не зажигается все равно. Черный сон слепого человека.
Все-таки на девятую ночь - в мечтах ли, в исступлении, в беспамятстве - мне удается уловить ее призрак. Соня горько рыдает, жалуется, что от ведьмы не стало никакого житья. Постоянно вламывается в дом, учиняет скандалы. Порезала кухонным ножом простыни и подушки. Разбила хрустальную посуду - теперь даже я, с моим умением склеивать вазы, вряд ли смогу помочь... Наверно, нам нужно расстаться, шепчет бескровными губами фантом, я уйду из твоих сновидений навсегда, не ищи меня больше...
- Расстаться? - вскрикиваю я. - Навсегда? Но разве нельзя придумать какой-нибудь выход? - И внезапно, перегоревшая лампочка моего сознания озаряется спасительной мыслью. - Сокровище мое, если мы не можем быть вместе во сне, почему бы нам не переселиться в явь?
Каждому, конечно, известно, что на рубеже двух миров действует строгая и бдительная таможня. Сам можешь переходить границу в любую сторону, но проносить либо провозить с собой какие-нибудь вещи или предметы категорически запрещено. Впрочем, люди обычно спят в трусах и в майке, там многого и не спрячешь. Но даже если заснуть в верхней одежде, набив карманы всякой всячиной, на таможне устроят шмон и все подчистую вытащат. Особенно обидно бывает тем, кто, нахватав в царстве сна драгоценных камней и золота, пытается переправить их в Россию. Просыпаются эти бедолаги в своей кровати - а руки-то пусты, шарят под подушкой - и там ничего.
Сам я как-то пробовал провезти контрабанду в обратном направлении. Мне было неловко, что Соня всегда расплачивается за меня в дорогих ресторанах, и вот, разжившись однажды полусотней долларов, я не стал сообщать об этом Лидухе, а, засунув купюру погрубже в плавки, крепко уснул...
Минут через пять мы уже сидели в баре, под пальмами, у кромки искрившегося в солнечных лучах бассейна, и я заказывал экзотические коктейли и блюда из душистых тропических фруктов. А когда настала пора расплачиваться, полез в плавки, но, сколько в них ни рылся, за исключением того дара природы, которому в этом месте положено быть, ничего там, к ужасу своему, не обнаружил. У Сони, в отличие от обычного, тоже не оказалось денег: "Ты же мне звонил перед выездом, сказал, что разбогател", - растерянно оправдывалась она....
Два дюжих подавальщика негра долго мутузили меня и, вдосталь насладившись моим страданием, выкинули безжизненное тело в бассейн. Очнулся я рядом с Лидухой (а рассчитывал-то после бара попасть в постель к Сонечке!), и злыдина, видя, что я дрожу и задыхаюсь, не приминула меня уязвить: "Сколько раз тебе говорила, будешь шляться с бабами по кабакам да лакать всякую гадость, сдохнешь, к этому все и идет!" Неужели она уже тогда была в курсе моих ночных приключений?
Так вот, если через границу нельзя перевезти даже долларовую бумажку, то как перевезти через нее женщину? Но разве не способна любовь творить чудеса? Не буду раскрывать секрет, как мне удалось это сделать (не то все повезут из-за границы героинь своих грез, что еще более обострит жилищную проблему). Можете считать, что я дал взятку таможенникам (кто теперь не берет?), но самое приятное для меня, конечно, будет, если вы решите: "он пронес ее в своем сердце" - ведь, с сущности, так оно и было...
4.
Оказавшись в Москве, мы сразу же приступили к реализации своего плана. Купив бутылку шампанского, я отправился к жене - якобы, чтобы помириться и начать новую жизнь. Стоило Лидухе отлучиться на кухню, как в бокалы была засыпана лошадиная доза снотворного (в царстве Морфея все женщины на это дело мастерицы). Ведьма, едва отхлебнув, отпала на тахту; через десять минут у нее отключился пульс.
Труп мы завернули в одеяло и - помятуя о том, как ликовала она, когда негры бросили меня, бездыханного, в бассейн - зашвырнули сверток в зловонную Яузу. "Река забвения" - образно прокомментировала Сонечка, точнее, уже Наташечка, потому что со всяким сном, по крайней мере, на ближайшее время, было покончено.
Но эта бессонница была совсем иной, чем в предыдущие ночи. Настали часы неутомимых ласк, ненасытной любви. Если я, низвергаясь с очередной вершины в очередную пропасть, и погружался на какие-то минуты в забытье, то сны мои были чистыми и белыми, как этот бумажный лист, лежащий передо мной в ожидании последних строк моего невероятного и в то же время абсолютно правдивого повествования. Всему в мире наступает конец: придет он скоро и этому рассказу, как - увы и ах! - пришел уже нашей неистовой и, думалось, вечной страсти.
Оказавшись в безрадостном и сером российском быту, вкусив сполна повседневных наших забот и тягот, Наташа мало-помалу начала блекнуть и сникать. Постепенно она перестала следить за собой: с лица исчезла косметика, а день ото дня не сменявшиеся драные колготки лишали былой прелести ее длинные точеные ноги. Деньги здесь не сыпались сами собой, как из рога изобилия, а еда не доставлялась неведомо откуда на серебряном блюде.
Однажды утром, жаря мне на плите ненавистную яичницу-одноглазку, Наташка взорвалась:
- Ты мне говорил, что ты - известный писатель, но где же твои публикации, где гонорары? Строчишь всякий бред, который никто не печатает, а знаешь, почем у вас в магазинах картошка, почем огурцы?
- Во-первых, не "у вас", а теперь уже "у нас", - холодно парировал я. - А во-вторых, ты тоже мне болтала, что ты - восходящая кинозвезда, чего ж тебя никуда не берут, даже в массовку?
Обозленный на Наталью, в тот день после работы я здорово набрался с приятелями, пришел домой поздно и, не проронив ни слова, плюхнулся на диван и сразу же заснул. Впервые за долгое время сон мой был глубоким и крепким. В мире иллюзий все выглядело по-прежнему - красота и покой, и ноги сами привели меня к знакомому порогу, распахнулась дверь, и там...
- Ага, опять нажрался! - проговорила она каверзным голосом. Ну да ладно, я всегда знала, что ты бабник и пьянь, но ты, оказывается, еще и убийца! Это ж надо же - ради грязной девки отравить родную жену, а тело мое - нет, чтобы похоронить по православному обряду, - так они в воду меня бросили, мерзавцы!
Лидуха - а это была именно она - чувствовала себя в Сонькиной квартире, как дома. Все уже было пронизано ее запахом и завалено ее вещами. Впрочем, пребывание моей жены здесь показалось мне вполне естественным - а где же ей еще было поселиться, как не на освобожденной соперницей жилплощади?
- Может, все-таки пропустишь в комнату? - просительно протянул я. И Лидка, секунду проколебавшись, пропустила. Разглядывая свою прежнюю спутницу жизни, я в очередной раз пришел к выводу, что материальное благосостояние оказывает огромное влияние на женскую внешность.. Лида, с тех пор, как мы с ней расстались, сильно похорошела. Модная прическа, сочная помада и умело наложенные тени подчеркивали природное обаяние лица, нарядное платье тесно облегало заманчивые выпуклости грудей и бедер. "Совсем такая, как тогда, когда мы с ней поженились", мелькнуло в мозгу.
- Что, каяться пришел, паршивый кот? - продолжала Лидочка, но уже без прежней непримиримости. Что хорошо в ней, подумал я, так это то, что она хоть и вспыльчива, но отходчива. Надо бы подпустить немного ласки, средство испытанное, глядишь, совсем смягчится... Хмель еще не вышел у меня из головы, и, схватив жену жадными руками, я завалил ее на диван. Она, как и следовало ожидать, особо не противилась, и все тело мое затрепыхало от нахлынувшего вожделения...
Трепет мало-помалу перерастал в дрожь, дрожь в нестерпимую тряску. Комната внезапно поплыла у меня перед глазами, уютный полумрак сменился режущим взгляд светом, и рядом с собой я увидел совсем другое лицо, раздраженное и сердитое.
- Вот уже десять минут тебя трясу, никак дозваться не могу, - чертыхалась Натаха. - Вставай, пьянь беспробудная, не то на работу опоздаешь, выгонят тебя, совсем жить не на что станет...
- Ну и достала ж ты меня, всегда самые лучшие сны изгаживаешь, - с досадой пробормотал я, вскочил и понуро побрел в туалет.