Существует ли понятие "спящей" карьеры, если, находясь в информационном потоке и виртуальном мире, мы все так или иначе будто бы "создаем массовость", прячась за спинами друг друга - и в том числе потому, что не знаем, кто же из нас занимает в действительности "спящие" ставки? Если постсоветские граждане до сих пор живут, скажем, в "квартирах-тренажерах" (малогабаритных и т.п.), тренирующих способности выживания, то почему же политическое угасание и смерть "людей лихих 1990-х гг." пришлась именно на начало 2020-х гг. (судя по тону и содержанию российских СМИ) и почему они не успели сделать себе накопления на политическую старость, рискуя сегодня, уже в новую эпоху, сделаться постинформационными изгоями, слишком привязанными, хотя бы в мыслях, к материальному благополучию? Можно отметить, что именно массовое сознание все же диктует в РФ как чтение и просмотр на хорошем русском языке (скажем, в обязательном порядке экранизированных, также и написанных книг), так и непременное создание так называемой "видимости работы", которая, словно бы утопая в виртуальщине, все же, благодаря тому же массовому сознанию, имеет материальное воплощение. Так и государство в России: его массовое содержание - не содержание "государства маленьких", у которых легко украсть время и которых легко сподвигнуть на те или иные электоральные результаты - наоборот, даже мода сегодня в России получает основные доходы, как кажется, не от реализации продукции, а от своеобразной консультативной благотворительности и, соответственно, помощи в деле семейной экономии.
"Мировая учительская", каковой отчасти была Россия в XIX в., в "золотой век" русской литературы, превратилась на сегодняшний день, как представляется, в "ученическо-интеллигентскую", которая призвана скорее воссоздавать информационный поток в стране, чем им руководить или его реорганизовывать. И даже, учитывая обязательное для России "претворение языка в историю", можно отметить, что "отработка" ученого (скажем, научно-исследовательским институтом, куда он пришел на работу, также вузом, если тот преподаватель, и проч.) ведется сообразно масштабам потребностей государства в "мягкой силе", которая должна вырабатываться - конечно, в первую очередь для привлечения внимания и симпатий к данной стране. Науко- и литературоцентричность идеологии, характерная для России Нового времени (XVIII - нач. XX вв.), отчасти сохранилась в идеологии XX - нач. XIX вв., и при такой ситуации, с явной нехваткой поистине талантливых научных кадров, при сегодняшних геополитических задачах и требованиях России, "неправильной" научной карьерой считается именно работа на себя - а не на институт, вуз, лабораторию и т.д. Но, с другой стороны, карьера как продукт - не является ли она изначально совместным продуктом (скажем, государства, вуза, где учился ученый, даже представителя его семейного воспитания) и не является ли она сегодня также продуктом воспитания общественного, раз уж мы все расширяем день ото дня возможности общения, виртуально? Возможно, человеческие "цепи" и будут заделом для формирования новых "линий развития" в обществе и, как ни смешно это говорилось в прежние времена в СССР, общество России и дальше будет двигаться в направлении развития. Возможно также, что даже при отсутствии единого стиля в тех же российских СМИ "постановка специальности" у журналистов, попавших туда на работу, происходит после получения ими, некогда студентами, журналистского образования - иначе как может уживаться на том же ТВ обязательная политическая история России (будто бы их учебные курсы и одновременно дресс-код, которые изменить нельзя в принципе и которым поэтому легко следовать) с относительной политической правдой, порой отбрасывающей всякие дресс-коды вообще? Представляется, что романтизм XIX века породил романтизм XXI века (минуя век Мировых войн, XX-й, век биполярного противостояния), но XXI век предстает уже без особых революционных настроений, а просто как подобие позитивного флера для того, чтобы, скажем, скрасить жизнь людей постинформационного, технократического общества. И "заморозка" романтизма в XXI в. не может не проявляться в воспоминаниях о предтече советского строя - революционной демократии начала XX века с так называемым марксизмом-ленинизмом, а также о том, что именно государство как своего рода высшая силы дает "путевку в жизнь", то есть путь в профессию. Масштабнейшие возможности у современного гражданина России познавать тот или другой предмет в жизни, но также и пределы информационного развития личности (которые у семейного человека не могут не регулироваться его трудовой деятельностью "на ставке"), возможно, не противоречат друг другу, поскольку само понятие ставки как должности, рабочего места не может само себя позиционировать широко, поскольку, в капиталистическом мире и хозяйстве, информация "со ставки" мгновенно локализируется в интернете и теряется ее эксклюзивность, не говоря уже о секретности. Идеологическим представителем труда вообще в современном российском государстве может стать не только контент (и в том числе какой-либо "альтернативный", "иной", "специализированный", "профессиональный" и др. контенты), но "черные дыры" контента - например, "неродившиеся на свет" статьи, "мягкая сила" и проч. Поэтому необходимо отметить, что внутри самого мирового информационного и информационно ограниченного потока человеку очень трудно, как ни парадоксально, финансово расширяться, поскольку у всех творцов этого потока, самого по себе рождающего деньги, пользователей Сети, есть финансовые возможности, в том числе "наехать", конкурировать и проч. И именно иной носитель информации, та же бумажная газета (хотя бы и с тем же контентом, что широко принят в тот или иной исторический период новейшего времени) может придать мировому информационному потоку новый тренд - к тому же имеющий способность быть быстро верифицированным и даже унаследованным на уровне семейного, школьного и проч. воспитания, и т.д. Такой "бумажный протестантизм" в современном обществе может посчитаться консервативным ворчанием, но при этом, если принять во внимание, что, имея такую передовую науку, как в России, и при том, что заниматься наукой лучше всего в форме игровой, "научной" самодеятельности, можно заметить, что именно опираясь на нечто вещественное, носитель, можно построить цепь умозаключений, приводящую человека к его же собственному, изначально индивидуальному информационному равновесию. И, таким образом, в России конфликт "правильности" жизни того или иного лица или даже целого семейства (это как правило часто выводится из максим советского строя) с "неправильностью" жизни (часто связывается с жизнью элиты, богемы, "высоколобых", иных моделей для поведения) уходит с чисто бытового уровня на дискуссионный, научный, оставляя место для обновления человека, что и важно в условиях реального начала в стране XXI века. Также представляется, что "ограда" вокруг того же христианства (как и духовной жизни человечества - в традиционном понимании этой категории), с попаданием всей гуманитарной сферы еще в конце XX в. в область виртуала, связывается с живыми, материальными представителями текущей жизни, имеющими опыт "заморачивания" проблемами безопасности как категории всемирного обновления и будущего информационного развития. Информационная "колонизация" мира, таким образом, будет иметь в будущем более контролируемые с позиций государств как институтов власти позиции в обществе и политике, схемы и алгоритмы проведения, также формы существования и развития.