Аннотация: Мистический триллер о событиях, связанных с противостоянием Ордена Ассасинов, алтайских шаманов и последней цыганской царевны в современном мире 2008 года.
Новости
волшебные технологии
"...Эксперты компании Pew Global Attitudes отрицают свое участие в создании новой глобальной поисковой системы abracadabra.go, появление которой вызвало переполох на прошлой неделе среди таких признанных хозяев рынка, как Google, Yandex и Yahoo! Например, уже сейчас доля пользователей, обращающихся с запросами к abracadabra.go, только в Великобритании, выросла на 17 процентов, а в зоне Рунета - на 16 процентов. Аналитиков беспокоит тот факт, что неясным остается до сих пор происхождение этого поисковика и официальный адрес его сервера: он не зарегистрирован ни в одной из известных доменных зон, и не спешите открывать регистрацию в новой зоне .go. Роберт Хьюстон, председатель сенатской комиссии по глобальным компьютерным сетям, заявил, что будет добиваться запрещения регистрации в США сервера поисковой системы abracadabra.go, так как за ней стоят, по его мнению, враждебно настроенные к Западу исламские террористические организации. Нетрудно также заметить, что поисковик abracadabra.go дает больше всего ссылок на запросы о волшебных технологиях, демонстрируя склонность к явно ненаучным источникам..."
Рейчел Коллиган. "Век полной Абракадабры"
Financial Times, Лондон, Великобритания
Точка сборки-1
Париж. Сорбонна
Марика Мерди и слушатели
Если подъезжать к зданию главного корпуса Сорбонны, или Sorbie, как ее панибратски стали называть легкомысленные американцы, поглощающие в этих вековых аудиториях сандвич знаний с равнодушием классических пожирателей биг-маков... так вот, если подъезжать к нему со стороны набережной Сены и площади Сен-Мишель, то лучше бы... и не подъезжать вовсе! Узкая улочка Сен-Жак всегда забита автомобилями, которых не было при Наполеоне Третьем. Тот, конечно, не додумался завести парковки хотя бы для потомков. Зато он возвел монументальный кипящий фонтан, в котором можно увидеть в жаркие дни полуголых студенток, болтающих в воде голыми пятками и беззаботно протирающими мрамор тканью джинсовых шорт. Конечно, в таком случае мы не увидим церковь Сен-Северин, что возникла на месте часовни, разрушенной норманнами. По правде говоря, норманны сделали все правильно, но то, что было возведено на этом месте, вряд ли удовлетворило святого Северина, покровителя всех капелланов и замполитов: слишком готично, слишком тычет в небо пятинефная базилика. Да и как-то нескладно: на одних колоннах капителей нет, на других - они есть, с грязно-розовыми фигурками ангелов и пророков. Разве что замечательны витражи пятнадцатого века, слегка загаженные голубями.
Знающие люди подъезжают к Сорбонне со стороны Пантеона и, не сворачивая на узкую улицу Сен-Жак, сжатую университетом и Коллеж де Франс, паркуются на улице Суффло. Так и поступил водитель белого Bentley Asur Coupe, но и улица Суффло оказалась забита автомобилями. Белая рыба кралась мимо внушительных автозадов преимущественно немецкого и американского производства, а сидящий в ней бледный человек, почти юноша - только морщинки в углу изнеженного рта выдавали его возраст, далекий от юношеской наивности! - этот человек меланхолично всматривался в ряд машин, на задних стеклах которых часто мелькал маленький зеленый флажок, означавший, что и владелец авто, и само оно находится под защитой всемогущего Аллаха.
- Боже мой, - пробормотал молодой человек, опираясь безвольным подбородком без признаков растительности на набалдашник массивной трости. - Как низко пал Париж, друг мой! Верите ли, нет, вчера мы с Пьером катались по Булонскому лесу. Треть проституток - арабские девы. Трясут лакированными в соляриях животами, а пальцы ног - белее сахара! Бог ты мой...
На молодом человеке чернел спортивный пиджак с дивными перламутровыми пуговицами, от Gonsales Quarro, спускаясь на брюки, приобретенные в дорогом универмаге Paris-VII-Valentine; в твердом воротничке сорочки серебрилась бабочка с алмазной булавкой от Lisa Rossa, а ноги украшали настоящие итальянские туфли с достойной, но упрятанной от любопытных глаз этикеткой. На пиджачные плечи легко падали светло-каштановые длинные шелковистые волосы; глаза цвета спелого кофе смотрели утомленно. Его собеседник, крутящий руль, был, напротив, брит наголо, носил тонкие кавалерийские усики; его мускулистое тело обтягивал модный серый френч, с крохотным квадратиком белой сорочки у горла, а на ногах, выжимающих педали "бентли" с механической коробкой передач - классика! - красовались юфтевые Sapogues des kazaks, стоившие больше, чем половина тряпок, надетых на молодого человека. Он нашел, наконец, нишу в ряду автомобилей, оглянулся, сдавая назад, показал зеркальцу заднего вида серые, с холодным блеском глаза и ответил:
- Да, друг мой Пяст, в квартале отсюда, между прочим - Институт арабского мира, на набережной Сен-Бернар. Кстати, это удивительно согласуется с темой сегодняшней лекции, вы не находите? "Манихейский кризис иудеохристианского наследия". Merde*, как мы поздно, однако!
* Merde - черт. (Фр.)
- Не волнуйтесь. Марика всегда начинает поздно, - заметил тот, кого назвали Пястом, да откинулся на кожаные подушки. - Вы о ней что-нибудь знаете?
- Конечно. Подвизалась у Андре Рене Бишоппа, того самого, что разул половину Парижа и Иностранного легиона. Потом занялась самостоятельной практикой. Ее раздуло, как винную бочку, но лишь прибавило апломба. Ловкая дамочка.
- Ее действительно зовут Мерди? Рискованная фамилия.
- Конечно, нет. Она Сеславская, из австрийских чехов. Впрочем, об этом никто никогда и не узнает: ее слава бежит впереди нее! Мадам Мерди предпочитает вести свои лекции в стилистике Мерилина Мэнсона. В Намюре она на сцене разорвала голыми руками и съела живого голубя, в Нанте во время ее выступления за ширмой совокуплялись два негра...
- По-настоящему? - осведомился молодой человек с искрой интереса, в первый раз проскочившей в его тихом, усталом голосе.
- Надо полагать, мой друг... А в прошлом месяце она вывезла на сцену живую обезьянку на каталке, и ассистенты при всех распилили той череп. Под местным наркозом. Ее несколько раз арестовывала полиция за оскорбление общественной морали, защитники животных спят в саду ее дома... впрочем, она обожает гостинцы! Посмотрим, что она приготовит на этот раз. Но излагает интересно. Я думаю, вы не будете разочарованы.
Молодой человек, выходя из машины, деликатно зевнул, что показывало его вкус к вежливости. На трость он слегка опирался, но шел легко, почти крадучись.
Уже темнело. Высокие окна главного корпуса были освещены, с набережных пахло сырым платаном и водой Сены - неистребимый запах легкой гнили и моченой тряпки, сопутствующий великой реке с незапамятных времен. Вышедшие из "бентли" обогнули угол, поднялись по каменным ступеням. Распорядитель кивком головы приветствовал их, взмахом руки послал в сторону нужной аудитории, расположенной большим полукружьем в амфитеатре, где в шестьдесят восьмом восставшие леваки курили гашиш и занимались любовью на кафедре.
На сей раз ряды амфитеатра блестели бриллиантами запонок и булавок, скромных двухсоттысячных колье и вызывающе простецкой джинсой, расшитой блестками в супермодном салоне. Каблуки от Armani хищно вгрызались в столетний пол. Галерка пахла баночным пивом. На возвышении скрипичный оркестр играл инструментальную версию произведения Жана-Люка Дарбеле - симфонию "А". Мелодия оказалась хороша, а скрипачки, абсолютно голые, только с политкорректными картонными буквами "А" на нижней части худых животов - и того лучше. На большом плазменном экране за пустой сценой флегматично жарили крысу в темном квартале Гонконга. Та металась по сковороде и визжала, но этого не было слышно, так как фильм крутился без звука. Аристид Неро, человек в сапогах, и молодой сотрудник ЮНЕСКО, урожденный польский князь Алесь Радзивилл-Сарсон, уселись в одном из первых рядов. Придерживая рукой бархатные кресла, Аристид Неро шепнул:
- Иногда она начинает резать на сцене бычка или свинью, поэтому первые ряды весьма опасны. Но сегодня, кажется, обойдется без крови.
Последний аккорд Дарбеле грохнул крещендо, свет мигнул, как во время артналета, и из боковой дверки на возвышении появилась лектор.
Марика Мерди, профессор Сорбонны и член Парапсихологической академии со штаб-квартирой в Цюрихе, была женщиной невероятных размеров, которые вынуждали поверить в то, что ученым удалось скрестить слона и человека. Волосы ее, даже на вид жесткие, рыжевато-медные, коротко остриженные, но не побежденные, торчали в разные стороны пиками и на лбу выгибались пышной получелкой-тюльпаном; в правом ухе - сразу две платиновых серьги. Могучий торс, руки, не сходившиеся на животе, ноги, напоминавшие колонны варварского храма... Этим ногам, а точнее - огромным уродливым ступням было явно нелегко носить такое тело. Поэтому Марика появилась перед публикой в своем привычном облике: в безразмерном белом пиджачном костюме и босой. Ни одна обувь не могла бы налезть на ее нижние конечности.
Аристид Неро снова наклонился к своему другу и с неожиданной нежностью погладил светло-каштановый локон над его ухом.
- Если вам будет скушно, мой милый Пяст, уедем немедля.
Пяст только кивнул.
- Символам в наше время приходится жить во враждебном контексте. Все возвышенные слова, сказанные о них адептами в веке прошлом, сегодня звучат вдохновенной блевотиной духовных импотентов, замаравшей чистые плиты Парфенона... - Голос у Марики Мерди был глуховатый, но сильный и проникающий в самые дальние уголки аудитории; вероятно, этим она и брала публику. - Символ остается слишком узкой вагиной, чтобы в ней мог свободно себя ощущать фаллос современного мира! Русский поэт Иванов, посвятивший символу немало восторженных слов, определил его так: "Символ есть только тогда истинный Символ, когда он неисчерпаем и беспределен в своем значении, когда он изрекает на своем сокровенном, иератическом и магическом языке намека и внушения нечто неизглаголемое, неадекватное внешнему слову!" Это лишь умножает неопределяемые стороны неопределяемого!
Марика говорила по-английски, потому что среди аудитории виднелись и типично арабские косматые головы, и узко вырезанные азиатские физиономии. Но цитату Иванова она повторила по-русски, и тогда на галерке понимающе захихикали: русские были здесь тоже.
- ...то, что символ больше своей видимой и доступной вашим поросячьи мозгам части, понятно и так. Он и ключ к замку, и замок в двери, и пенис, и презерватив на нем, предохраняющий чистоту символа от опошления СПИДом рекламного толкования. Он - даже не дверь, а пролом в стене, отделяющий явное и явленное от не-явного, феноменальное от ноуменального, тленное от вечности, разложившиеся кишки от сохранившего часть жизни мозга. Или это рука "оттуда", выглянувшая из марева будней? Или пинок ноги, выбивающей стул из-под ног тянущегося к небу и повешенного за дерзость на собственном галстуке? Или это Венера, автосодомизирующая рогами собственного целомудрия, я вас спрашиваю? Парадоксально звучит, но Небо ближе могильным червям, честно и несуетно делающим свою работу, этим милым скользким опарышам гниющего мяса, нежели тем, кто мастурбирует сознанием на подставках и лестницах. Только ангелы величаво восходят и сходят по ним, не замечая дерьма, обрызгавшего ступени, которых коснутся их босые подошвы. Но для того, чтобы следовать за ними, нужно - нужно, слышите? - их разглядеть. Тут не обойтись без зорких глаз Иакова, утопленных вами, в большинстве своем, в нечистотах городской цивилизации.
Она сделала передышку, и гологрудые скрипачки взвыли таким мощным визгом, что зрители тревожно зашевелились. А Марика, отпив из бутылки с неразличимой этикеткой (впрочем, с первых рядов было видно, что это контрабандный Guinness), продолжила:
- Распространено заблуждение в том, что символ принимают только в виде знака, картинки, образа. Это манихейская уловка тупоголовых животных с мобильными телефонами и ядерными чемоданчиками, этих импотентов газетных полос и дерьмовой Всемирной Паутины. Они хотят увидеть это глазами, но их глаза - не более чем геморройные прыщи их хлипких задниц! А как же другие органы чувств? Им отказано воспринимать символы? В далекой варварской России художник рисует членом, даже не эрегированным - эрекция только мешает! Заблуждение пронизывает всю изначально сифилитичную иудеохристианскую цивилизацию, уже рожденную изначально убогой от Вавилонской Блудницы и покорно вылизывающую ее экскременты на пире Времени. Восточная и только восточная парадигма, дабы вытолкнуть человека, эту глупую капсулу с дерьмом, в пространство Священного, оперирует несоизмеримо более тонкими каналами, открытыми и отрытыми в нем Создателем. Танцы, ароматы и музыка, созерцание мандал и асаны, тантрические прикосновения рук, пяток и ягодиц, со-осязание пожирающего плоть огня и удерживание его на кончике пениса, мешая тому излиться, чувство холода змеиного тела - все это, даже чувственное, принужденное западной культурой к проституированию в рекламном бизнесе, все работает на "иное". Результат столь велик, что наша западная эстетика скулит и заворачивает хвост под собственную задницу, корчась в шизофренических муках непройденного оргазма. А адепт, столь несхожий с мирянином в его имбецильно-профаническом состоянии, что может испугать обывателя, жрущего дерьмо в упаковках покетбуков и на грязной простыне телеэкрана, торжествует. По его лицу своими грязными, но священными пятками топтался сам Бог, и такое имитанту не вообразить, а симулякром здесь не отделаешься!
Гигантский кулак женщины, выпроставшийся из ее белого невесомого рукава, ударил в дерево кафедры, и аудитория загудела, отзываясь каждой своей древней половицей, не перестилавшейся со времен Луи-Филиппа. Скрипачки уронили смычки. А Марика прижала ко рту бутылку, и в тишине прозвучала короткая симфония жидкости, большими глотками вливающейся в ее горло.
- Друг мой, - тихо спросил Алесь. - Вам не видно: у нее есть усики?
- Вероятно, - так же шепотом ответил Аристид. - У нее мощная энергетика.
- ...С крахом последней магической империи Советидов, - гремела женщина с возвышения: казалось, она давно вознеслась под лепной потолок аудитории и парит там, подобно Последнему Ангелу, - на территории европейской ойкумены войны символов ушли в прошлое, и мы стали спокойно давить прыщей гностицизма на наших потных, уставших от вдохновенного ожидания третьей мировой, лицах. Кстати, для русских, присутствующих в зале, специально скажу: именно кормление молоком своих дряблых грудей гигантского недоразвитого младенца красного символизма, напрочь оторванного от реальности, послужило последней причиной падения Красного Колосса, уступившего в финале свою роль вялому пенису - колбасе! В пространстве Священного, изрядно загаженном отрыжкой дешевых идеологических спекуляций, заплеванного шелухой идеологем, появился новый архетип, подобный дракону великой материи или плененной анимэ. Ведь до этого создатели систем глобальной лжи, эти говенные выкормыши Оруэлла, разводили пространство на два края, формируя формальное удаление: черное - белое, Де Голль - НАТО, доброе - злое, педераст - традиционал, сыновья света и сыновья тьмы, воинство Христа и Антихриста, Ормузда и Аримана...
- Не очень политкорректно, - прокомментировал Радзивилл. - Но скрипачек они набрали хороших.
- По сто франков за час, друг мой. С такими задами даже на Монмартр не выйдешь.
- ...Сфера символизма заужена и изнасилована либидным восприятием промоушна. Фактическое содержание облекается в мифические формы с упорством садиста-кастрата, отрезающего себе орган вопроизводства по кусочкам! Оно производит не ботинки, а дорогу в рай для ваших подагрических ступней, не бульонные кубики, а эликсир вечной жизни и марания унитаза! В товаре все должно быть "самым-самым", сфера символизма в его актуализации сведена к нескольким ублюдочным архетипам. Товар служит средством переноса вашей гнилой субстанции из профанического, серого мира, из его заплывшей сладким гноем Привычной Картины в мир детской безмятежности, абсолютной свободы и вечного блаженства. При этом конечный потребитель - это Пользователь блаженства, это уродливая, скотская, воняющая потом и спермой тварь, имя которой - Мужчина! Женщине в этой мистерии отведена роль помойной корзины, куда сливают прокисшие сливки менталитета и сваливают обертки от разжеванных чужими слюнявыми ртами мыслей. А планы промоутеров идут все дальше! Они не спят. Символ - не только знак, он - часть мифа, а миф образует ядро Ритуала, ergo*, и сам процесс покупки-приобретения товара становится ритуалом, актом массовой дефекации, совокуплением с целым универмагом и каждой его смазливой продавщицей! И вы не просто пьете молоко, вы пьете его потому, что ваши далекие предки, грея свои задницы у коровьего вымени, выжили и окрепли, а вы теперь, чтобы почтить их память и приобщиться к духовной их мощи, вы пьете ТАКОЕ ЖЕ молоко... А если вы будете делать это регулярно, как мсье Жан, да еще мастурбируя в метро по дороге на работу, вы будете очень счастливы и проживете, как он, до ста пятидесяти лет, правда, не узнав об этом, - вам будет НЕКОГДА ДУМАТЬ, ибо в шестьдесят вы будете страдать от мочекаменной болезни, выжимать в день пару капель мочи и отдавать свои деньги легиону мерзавцев-фармацевтов, испытывающих на вас, жалких лабораторных крысах цивилизации, плоды своего воспаленного сублимирующего мозга!
* Ergo - следовательно. (Лат.)
С галерки остервенело захлопали, хлопки слились ручьем по ступеням вниз, и даже сидящие впереди Аристид и Алесь сложили ладоши. А Марика отшвырнула куда-то назад бутылку, уже пустую, ступила пару шагов вперед - ее босые, белые, распухшие ступни повисли над краешком возвышения, как над бездной, - и проревела:
- Вы находите на упаковке товара ВСЕ: историю обретения счастья, вечное блаженство, радость Творца... Змей вползает вам в душу, в зад или в вашу жаждущую проникновения вагину. И вот вы уже, связанный и стреноженный, стоите у прилавка и переводите несуществующие деньги из одного ослиного банка в другой, оплачивая ненужные запонки к несуществующим в вашем гардеробе рубашкам! Вы кричите о том, что исламский мир наступает вам на пятки. Вы жалеете свои машины, разбитые палками мусульманского квартала! Но вы уже пропустили тот момент, когда горячее дыхание ислама опалило волосы на ваших заплывших затылках. Оно настигло вас тогда, когда вы обсуждали браки между геями, педофилию среди католических иерархов, тысячедолларовый педикюр для собак, и когда вашими пророками стали не воины и герои, а трансвеститы и модельеры! И вот к границам вашего зажиревшего, успокоенного, слюнтяйского болота приблизились орды тех, для кого бог жив, для кого он не формула и не логарифм, для кого он не нуждается в доказательстве, а для кого он - Символ всех символов! Они не уповают на судебные инстанции и общечеловеческие ценности, и в жилах потомков викингов давно уже не кровь, а водица. И эту водицу, а не кровь христианских младенцев - нет у них ее! - выпьют те, кто хочет напиться. Невозможно находиться над схваткой в эпоху нового средневековья - в эпоху простых и ясных решений: таких же простых, как и сам символ!
Зал взвыл так, что скрипачки попятились, болтая картонными "А" на бедрах. Женщина утерла большой рот с вывороченными губами, отбросила назад клок своих светлых волос, закрывавших не только ее бугристый, в оспинах, лоб, но и страстные, вдохновенные глаза пифии, и тоном потише продолжила:
- Это и есть конец иудеохристианства, этого нарыва на щеке великой земли, испортившего ее плоть и увязшего в ее раскисшем мозге! Глобальная ДЕ-градация, по Ричарду Генону, входит даже не в священную декаду, а в комбинацию двух пальцев, переключающую примитивную команду в электронном чипе вашего ноутбука. Чем отличается аватара долбанного геймера, неделями бродящего по темным лабиринтам Quake и пока еще способного вернуться, чтобы сходить на горшок или перекусить, или же все это одновременно, от ангелов Еноха, тоже сначала, во время оно, сходивших к земным утехам и восходивших затем к небесному утешению, но забывших все-таки, в объятиях земных шлюх, дорогу к Отцу?! Человечество, оставив без внимания - кстати, не без помощи старого пердуна Эйнштейна - мечту о Небе, активно осваивает дорогу. Но это дорога вниз или, как говорят русские, v jopou, из реальности в кишечно расположенную цифральность, в инфернальный мир Дуады, которые вскоре населят наши ники и аватары, безглазые, бестелесные адреса электронной почты и пойдут гулять по цифровым лабиринтам, все более и более забывая о лежащих в креслах телах! И если это произойдет, уже не в салонах и форумах, уже не в вонючих аудиториях с похотливыми профессорами, а в гигабайтных каналах, тогда будут вестись дискуссии о том, есть ли у символа, проявленного в цифральности уравнением...
В этот момент сзади резко запахло после того, как раздался звук будто бы разгрызенного каштана. Алесь поморщился и обернулся. Веснушчатая толстуха, судя по лицу - откуда-нибудь из деревенской Нормандии, сидела, выпучив голубые глаза и стиснув от стыда зубы, увязшие в коме жевательной резинки.
- Друг мой, она сказала формулу? Merde, я пропустил...
- Мой милый Пяст, это несущественно!
- ...ответная часть в мире изначальных идей - или это пустая абстракция, детская греза фрейдистской размазни о ласковом теплом солнце коллективного бессознательного?!
Видно было, что лектор выдохлась: самолет ее речи, сливая остатки словесного горючего с полных дикарских губ, несся к земле, норовя достигнуть спасительного аэродрома. Она покачнулась на своем уступе, но не упала, и было видно, как без того белые пальцы босых ступней побелели еще больше, крепче вцепились в металлический уголок ступеньки.
Видно, это был еще не катарсис.
Марика вытянула вперед руку-ствол. За ней какой-то человек в белых одеждах, с темным лицом и маленькими, прижатыми к коричневому, острому черепу ушами, по-обезьяньи согнувшись и ковыляя, вынес на возвышение ширму с белыми панелями и два металлических, сверкающих, как жертвенники, таза.
- Говорят, все русские моются в таких бадьях! - заметил Аристид, трогая друга за руку. - По-моему, это очень эротично... Как только они там не тонут!
Но рука торчала, а голос грохотал над ними, подобно буре.
- ...Вы - просто слепые овцы, которых стригут тонкие властители идей, а в ваших разжиревших душах нет обновления ливнем, вы забыли, как пахнет трава! Ты! Встань и подойди ко мне!
Казалось, палец ее руки чудовищно удлинился и, вытянувшись, ударился в лоб поляка. Он машинально уклонился, но сзади снова треснул корочкой каштан... Алесь посмотрел назад. Лупоглазая, обсыпанная ересью веснушек, крупных, как ягоды, и неисправимо очкастая толстуха, вставала со своего места, словно загипнотизированная. Скорее всего, так и было.
Она спускалась вниз. Палец Марики вел тело, тащил к себе. На девице - белая простенькая блузка, синяя юбка провинциалки и китайские кеды на очень белых, полных ногах с тугими икрами. Аудитория затаила дыхание. Вот девица поднялась на возвышение, и неумолимый палец послал ее за ширму. Невидящими глазами глядя в зал, девушка скрылась за ширмой...
- Очистительный душ, который вам всем предстоит принять, должен смыть с вас остатки иудейского ханжества и христианской кротости. Омойте себя собой, войдите в эту реку дважды, ибо вы должны поцеловать те ворота, из которых вышли! - звенела лектор.
Но когда она смолкла на секунду, в тишине явственно послышался звук: так доящееся молоко коровы струйкой бьется о край бидона. Но билась сейчас о дно лохани совсем другая струйка. Поляк с Аристидом понимающе переглянулись. От ширмы пахло...
Вот девица вышла из-за ширмы, с заклеенным какой-то тягучей улыбкой лицом. В руках она держала лохань, в которой что-то плескалось. Марика ничего говорила, только палец ее вел девушку. Повинуясь этому пальцу, та встала перед второй лоханью, неуклюже, по-детски неуклюже, бесхитростно, за пятку стащила со ступней китайские кеды, показав дешевый алый педикюр, и стала ногами в таз.
- ...ибо это - все, что вы можете сделать!
Девушка подняла над головой вторую лохань, молча опрокинула ее на себя. Желтая жидкость оросила ее пепельные волосы, лицо, плечи. Запахло резко, как в общественном туалете. Вот блузка на груди девушки намокла, густо и ярко обнажая отсутствие белья и крупные, бесформенные груди с большими кружками. О дно лохани-таза звонко бились капли.
Как только она это сделала, Марика Мерди потеряла к ней интерес и убрала палец. Та, мокрая, источающая запах мочи, вдруг очнулась, ощупала мокрое лицо - с подбородка густо лило - и завизжала от ужаса, поняв, что она сотворила перед всеми. Но это не помешало Марике: тотчас уже двое черных, обезьянистых, выскочили из двери подготовительной комнаты и с профессиональной ловкостью уволокли и тазы, и визжащую мокрую дурочку, и ее синие китайские кеды. Аудитория бесновалась: это был тот самый horreure*, который все всегда ждали от выступления Марики.
* Horreure - ужас. (Фр.)
- Возможно ли новое Небо? Будет ли под нашими ногами новая земля?! - воскликнула Марика Мерди, перекрывая шум легко, на той окончательной надрывной ноте, на которой знающие выводят "Бессаме мучо"! - И можно ли войти в священное пространство Будущего ватагой, гурьбой, не толкаясь задницами - истинными арийцами или утерянным коленом? На карте "Солнце" из старших арканов Таро изображена пара - Адам и Ева. Но солнце ПОЗАДИ них, оно дует им в спину, оно плюет в нее! Все. Планетная модель замкнулась. Три силы идут на смену ему. Три - я их вижу, силы Гаспара, Мельхиора и Валтасара, с Юга, Востока и с Севера. Они размешают это дерьмо большой поварешкой. Они сварят эту кашу, ибо Царевны, грядущие повелительницы мира, как любая истая женщина, искусны в приготовлении пищи... Иудеохристианство пожрало самое себя. Оно сгнило и отравило пространство. Нашу планету, обмазанную дерьмом, надо поджечь одной спичкой, чтобы на плодородном пепле, покрывшем затем этот никчемный футбольный шар, недостойный даже одной какашки нашего Зидана, выросла новая поросль, свободная от трихомоннелеза прежних заблуждений и догм! Выйдя за солнечный свет, мы снова ступили на шаткий серп Луны. Стоило же неимоверными усилиями превращать черный свинец в золото, когда под тонким слоем короля металлов нам открылось пошлое серебро! Все. Пора ставить точку.
После этого аудитория потонула в овациях, скрипачки выбросили в воздух мощный аккорд музыки Дарбеле, рванувшийся диким вополем: "А-а-а!" - и потянулись к выходу. Смычки колыхались у их поджарых ягодиц, как опахала. На гигантском экране китаец разрубил крысу, уже изжаренную, оторвал ей голову и сгрыз вкусно, как грушу. Марика отступила, оперлась о кафедру, что-то бросила в приоткрытую дверь. Волосатая рука подала ей свежую, открытую бутылку, тускло блеснувшую капельками на горлышке; лектор опрокинула ее в глотку, показывая мощный мясистый кадык, и хрипло бросила в зал, даже не целясь в микрофон:
- Вопросы!
Задавали вяло. Видно, Марика на это и рассчитывала. После ее речи, раздавившей аудиторию, как перезрелый виноград давят в Шампани бульдозеры, та просто не могла собраться и придумать толкового вопроса. Только поднялась тоненькая смуглая девушка и спросила про веру в Бога. Лектор отбила пас с феноменальной ловкостью.
- Свято место пусто не бывает... Принцип Лагранжа в уравнении души. Чаще смотрите на свою задницу, и вы уверуете в нее. Следующий!
Седоватый старичок поинтересовался, сколько раз она кончает при нормальном половом акте. Лицо Марики пришло в движение:
- Примерно на полведра... Следующий!
Кто-то еще, кого не видели ни Аристид, ни Алесь, спросил об обуви, явно намекая на саму Марику. Этот вопрос ей понравился:
- Ноги - это лицо женщины. Эротизм перешел от видимой части - туфли, ее каблука - на то, что под ней, под чулком или носком... Зачем мне прятать свое лицо? Каблук - это зебб, фаллос мужа. Разве вы видите со мной рядом хоть один стоящий фаллос?
В зале засмеялись. Кто-то уже уходил, и двое из "бентли" тоже пошли к массивным дверям. Поляк поигрывал тростью. Уже спускаясь по ступенькам в душной темноте улицы Суффло, он заметил:
- Ход мысли, право, завораживает. Неужели нам всем придется испытать хлыст Госпожи?
Мотор машины заурчал тихонько, сыто; "бентли" покинул парковочный ряд так же деликатно, как и вошел туда. Хлопали дверцы. Мелькали серебряные каблуки дорогих босоножек.
Автомобиль обогнул здание Пантеона, светившееся в темноте, как огромный торт, свернул на рю Кардинал, затем проскользил по улице Фосс. Когда впереди замаячили вереницы фонариков моста Сюлли, Аристид Неро спросил мягко:
- Мой дивный Пяст, может, по стаканчику шабли? Напевы этой сирены возбудили во мне дельные мысли...
- Отчего нет? Здесь?
- Да. Magie de Lovelas. Лепные потолки, расписные стекла... Типично парижское, старое и доброе местечко, поверьте мне.
- Неужели тут подают ратототан?
- Возможно.
- Друг мой, вы фантазируете... Сыр ратототан в Париже - это из области чудес. Иисус Навин не позволит Луне второй раз пройти через его рукав!
- Посмотрим, дружище!
Новости
темные и светлые волшебники
"...Один из главных воротил сегодняшнего политического пиара в России, директор агентства "PRавда" Константин Кулеваки говорит мне в темном кабинете ресторана "для своих" где-то на Шаболовке: "То, что происходит в структуре бывшего Кей-Джи-Би, иначе как шабашем не назовешь! Вытащили из небытия дедушку Рагозина, который был личной гадалкой Ельцина, создают какую-то службу то ли по борьбе с магами, то ли по их использованию". Константин курит толстые доминиканские San Carlos Merida 56 при официальном доходе всего в $128 000 в год - его тоже можно назвать магом. Русский пиарщик, заказывающий уже третью порцию виски, говорит, что после их фильма "Ночной дозор" про вампиров страна сошла с ума: все ищут волшебников, темных и светлых, и пытаются им подражать. А я тем временем вспоминаю, как нехорошо смотрели на нас двое русских кавказской национальности, когда мы заходили в этот кабинет, взявшись за руки..."
Джим Гвренги. "Волшебная Москва"
Newsday, Нью-Йорк, США
Тексты
Аристид Неро - Алесь Радзивилл
Мужчины расположились под большой аркой ресторана - отсюда сквозь зеркальное окно открывался вид на выраставшую перед ними громаду собора Нотр-Дам, а огни проносящихся машин оказались ниже уровня глаз и не отвлекали. Метрдотель, подвижный, полноватый - наверняка алжирец (Алесь поморщился) - приблизился. Выслушал заказ. Кивнул круглой головой ровно настолько, насколько это было нужно.
Аристид достал из внутреннего кармана френча темную Cohiba San-Valenso, через семь секунд ее кончик рухнул в хрустальную пепельницу, срезанный лезвием гильотинки.
- Серп... - задумчиво проговорил Аристид, провел отрезанным кончиком по полоске усиков, покачал бритой головой. - Знак Кроноса, сына Геи и Урана, не так ли, милый друг? Гея выковала серп для мести Урану, то есть Небу - а Небо сейчас косит нас, как спелые колосья... Вы так пристально рассматриваете эту вилку, что я начинаю думать, что пламенная Марика заронила в ваш ум нездоровые мысли о фаллосе!
- Да нет, - молодой человек скривил чувственные губы. - Как все-таки низко пал и опошлился Париж!
- Вы думаете?
- Конечно. Это мельхиор. Раньше везде сервировали столовым серебром... Так что вы хотели сказать?
Аристид раскурил сигару, слегка промяв ее в длинных тонких, с темным пушком на фалангах, пальцах.
- Ну да... Вы обратили внимание на скрипки? О, я вас умоляю... Переход от потенциальности к актуализации. По Каббале: Алеф - Троица в Единстве. Графически - напоминает Андреевский крест. А классический большевистский Пентакль - пять "А". Кстати, почему они с голой грудью? "А" - это проекция груди в человеческой фигуре. Но это опустим, друг мой... На самом деле то, что сегодня так эффектно преподнесла парижской публике мадам Марика... а по-другому доносить не имело и смысла, ибо публика, признаться, порядком пресыщена!.. конечно, глубокая суггестия... Но это было показательно. Заклание агнца в жертвенной моче... Так вот, все это, как ни странно, правда. Истина! Я сам замечаю на себе этот горький ветер перемен.
Метрдотель, бесшумно оказавшийся рядом, наливал в бокалы вино из длинногорлой бутыли, обхваченной крахмальным полотенцем. Алесь требовательно следил за каждым его жестом; вот напиток, источая слабый цветочный аромат - шабли всегда отдает цветами, - опустился на стол. Легкий кивок головы. Бутылка встала на поднос, в серебряное ведерко, и метрдотель исчез. Блюдо с ломтиками сыра таяло под куполом из серебра и хрусталя.
- ...И дело не в банальном противостоянии Востока и Запада, ислама и традиционного христианства. Дело в другом. Ну, друг мой, попробуем?
Они отпили по глотку, смакуя; Алесь высказался:
- Это Petit Chablie La Chablisien, тысяча девятьсот пятьдесят восьмого года? Признаться, я люблю сорта более ранних годов... Немного кислит?
- Да, пожалуй, вы правы.
- А ратототан превосходен! Sic!*
* Sic! - Именно так! (Фр.)
- Подтверждаю.
- Так о чем вы говорили, Аристид?
Бритоголовый посмотрел на собеседника с досадой и сказал, вибрируя сдержанной ревностью в голосе:
- Мой чудный Пяст, вы слишком долго смотрели на голых скрипачек... Они полностью уничтожили эгрегор вашего интеллекта. Неужели их худые зады вам понравились?
- Отнюдь.
- Ну, тогда я удовлетворен. Видите ли, мой сладкий Пяст, приближается смена эпох. Двадцатидевятилетний цикл Сатурна - тысяча девятьсот двадцать четвертый, пятьдесят третий, восемьдесят второй, две тысячи одиннадцатый... так?
- В восемьдесят втором моя маменька зачала меня в номере "Рица", - улыбнулся молодой человек. - Откровенно говоря, это был тогда такой сарай...
- Да, вы совершенно правы. Так вот, цикл Сатурна. Большие перемены. И шестой цикл Превращения Бога по Абракcасу. Египтяне жили в первом. Гексада стала явью, круг действительно замкнулся, сколько бы Марика ни пугала добрых парижан своим громоподобным "Merde!" Я все думаю, кто придет на смену?
- Очевидно, цивилизация андрогинов.
В тишине ресторана плавали тени - от серебряного ведерка с бутылкой на серебряном же подносе. Или он только притворялся серебряным, как и собеседник Алеся - спокойным? Большие окна молчаливо сохраняли мелко искрящую темень. Листья роскошных олеандров отгораживали их от остального зала, образуя подобие Гефисманского сада.
- По крайней мере, не цивилизация простейших пожирателей женщин, - Аристид тонко усмехнулся, губы - ниточкой, усики - арифметической дробью, в числителе - сарказм. - Ибо этот круг точно закончен. Женщина стала товаром бесповоротно, ее оседлали и укрыли вакуумной упаковкой. Идея иудеохристианства о непорочном зачатии сыграла дурную шутку: мужчина из этой схемы устранен, женщина уничтожена, остается... что? Пустота.
- Значит, снова, как в четыреста тринадцатом, соберется Эфесский Собор и вернет Деве Марии ее изначальный облик Артемиды.
- Боюсь, что нет, мой друг! Никаких соборов. Будущее уже стучится в двери. Что будет с Европой, понятно: как некогда Рим убежал в Византию, растворившись в ней, так и соединенные штаты Европы убегут на север. Новая Византия - Дания, Швеция, Норвегия. Южный этнос туда не пустит банальный северный климат. Но вам придется, милый мой, расчищать снег с крыши.
Поляк поежился.
- Да, это ведь на широте Сибири? Или я что-то путаю... В России всегда много снега.
Аристид отпил еще вина. Вилочкой поддел ломтик сыра, полюбовался переливами его цвета - от янтарного к коричневому.
- Восток образует халифат на том месте, где мы с вами сейчас пьем шабли. Думаю, шабли от этого не пострадает: ислам благоволит туризму. По крайней мере, сами они это не выпьют! Но я боюсь прихода Третьей Силы. Она сметет и ислам с его бородатым карлой, и недоеденные остатки византийства. Кто это будет? Кто будет Третий?
- Иудаизм. Не иначе, - рассмеялся поляк.
Аристид скривился, как будто на дне бокала обнаружилась касторка.
- О! Не смешите меня, мой друг... Это синайская песочница для кучки слепцов с медными семисвечниками и потными лбами? Это нудное мочеиспускание вечных истин? В иудаизме есть только одна здоровая сила - Каббала, но и она опошлена западными перебежчиками. После того, как каббалисткой стала Мадонна, можно открывать дискотеку под Древом Сефирот... Нет, иудаизм сам себя разменял на медяки. На этом куске суши, где плачут дети Вечного Жида, уже ничего не вырастет. Даже ливанский кедр - и тот хорош только для их гробов... да, пожалуй, для искусственных фаллосов в секс-шопах. Что у нас остается? Латинская Америка - это мешок с дерьмом, коммунистами и какао-бобами, однако он завязан туго, а плод, который перевязан... тоже пустое.
- Китай? - предположил Алесь - Мощная эманация конфуцианства...
- ...запутавшаяся в собственных сандалиях, - закончил за него Аристид. - Китаец, встав с утра, думает, как брать мотыгу: по-даоссски или согласно учению Кон-цзы? Боже мой, оно закончилось, как только Лао-цзы исчез на окраинах Поднебесной, оставив начальнику пограничной стражи Книгу Перемен... Конфуцианство само стреножило себя, замкнувшись на своем континенте и отрыгнув в Европу только чай, порох, книгопечатание, мандариновое дерево и монголов. Его бег остановлен. Япония? Синтоизм - несерьезно. Детская игра в самураев, kazaky-razboyniki... Сплошная сакура и гейши. У Тарантино в "Убить Билла" получилось куда как лучше, и то его меченосных женщин обучает не японец, а китайский мастер, обратите внимание! Как сказала бы наша Марика, Япония - это не более чем посткоитальная вагина восточной Азии, опустошенная второй мировой и конвейерной сборкой "тойот" по системе "канбан". Нет, мой дорогой, ждать мессии нам надо только в стране варваров. В России.
- Они умеют ждать, согласен. Там сначала выпьют, потом закусят, потом выпьют еще, - поляк на этот раз подавил зевок, - а потом пойдут клянчить на новую бутылку. Все их непроснувшиеся джинны - в бутылках. Водки.
- Но вы упускаете одну деталь...
Аристид хитро улыбнулся. Возникшего метрдотеля он обратил в прах одним движением руки и, обнажив худое, жилистое, словно выкованное из стали запястье, сам налил вина им обоим.
- Там могучий Север, - задумчиво протянул он, - Дремлющая Арктогея, Белое Царство. Но боюсь, спать она будет еще очень долго! Есть другая сила. И я вам ее назову.
- Кто же?
- Цыгане... - смакуя это слово и последовавший за ним глоток вина, ответил Аристид.
Поляк расхохотался, чересчур громко для аристократа, и заметил, что сидевшая за боковым столиком с бокалом светлого перно молодая женщина в струящемся красном платье обернулась на них. Она была почти скрыта ветками растений, хорошо видны только черные волосы, ниспадающие кудрями на плечи. И еще поляк заметил, что туфли красавицы небрежно валялись сбоку стола, показывая белую набойку каблука, а босые ступни женщины, изящные и вылепленные, как лучший кубок Челлини, покоились на синем ковре. Кажется, она с наслаждением шевелила голыми пальчиками! Она отдыхала.
- Вы меня рассмешили, Аристид! Поздравляю.
- Ничего смешного. Смотрите шире: мы имеем практически многомиллионное войско, рассеянное по всему миру. Мы сварены в нем, как в бульоне... Причем это общество со своими законами, уставом, нравами. Говорят, что закон не вокруг цыгана, закон внутри него! Легче попасть в Исламский университет Аббасидов, чем стать своим в цыганском таборе. Помните Сервантеса, "Цыганочку"? Героиня Сервантеса ведет себя совершенно логично, заявляя, что поначалу молодому человеку следует два года прожить в таборе, не прикасаясь к ней, и только после этого "испытательного срока" будет сыграна свадьба. Вот так-то вот - ДВА ГОДА!
- Это все равно останется на вашей совести, Арис...
Видимо, его друг взволновался, ибо он вдруг цепко схватил поляка за локоть и этим вынудил оторвать глаза от покачивающейся ножки (черноволосая женщина закинула ногу на ногу), но, устыдившись своего порыва, руку отнял. Алесь уже допивал вино.
- Может быть, может статься... Цыгане - это ведь наследники индийской культуры, наверно, самой древней после Египта. В принципе, все это вышло из долин Тигра и Евфрата. Они недооценены. Вы знаете, мне снился сон... Что родилась великая Цыганская Царевна. Собрала свой народ и... И куда мы с вами будем бежать, милый мой?
- У цыган повелевают мужчины, - заметил поляк.
- Да, это так... но пока не родилась Великая Волшебница. Мы судим о них в соответствии с привычной картиной мира, не допуская чуда до этих несчастных. Но помните, как у Екклезиаста? "Чудо пробуждает в человеке кротость, которая сразу пожирается зверем желания".
Там, наискосок, произошло движение. Как-то неслышно вдали проплыли по воздуху каблуки и тонкие их ремешки: черноволосая удалилась, держа обувь в руке. Интересно, какая у нее машина? Mercedes Brabus? Jaguar? Или Ferrari...
Аристид, странно кривя губы, движением подозвал метрдотеля; тот явился уже с золотым карандашиком. Не разжимая рта, бритый показал глазами на столик и обронил:
- Кто?
- Венгерская баронесса Кариаки, джентльмены. - Они увидели лишь блестящую макушку метрдотеля, но не его глаза. - Инкогнито.
Конечно, никакой благодарности не последовало. Через несколько минут мужчины спустились по лестнице к белой машине. У самой дверцы бритый Аристид вдруг повернулся и положил сухую ладонь на щеку поляка. Ласкающе провел по его пухлым губам, нежному подбородку - рука упала, Аристид глухо пробормотал:
- Вас погубят женщины, дорогой Пяст... Хвала Господу, что это была не цыганка. Вы хотите еще вина? Да? Отлично. Мы закажем его в номер.
Белоснежный "бентли" рванулся по набережной в сторону Сен-Мишель. Париж, сочный и густой, как настояший фондю, и ароматный, как луковый суп, сырно светящийся небоскребами Дефанса, с торчащей в его горле рыбьей костью Эйфелевой Башней - Париж, раскрашенный ночью в маргариновые и синюшные цвета, примирял всех. И меньше всего думал о том, что два человека, собиравшиеся этой ночью, как обычно, погрязнуть в грехе, коснулись удивительной тайны - великой и кровавой. Тайны, которая очень скоро затронет их самих. И несравненно более жестоко.
В то самое время, как метрдотель-алжирец провожал горящим взором мелькнувшую за гладью окон "белую рыбу", шепча своими большими, вполне по-галльски оттопыренными, но с нефранцузской синеватой каемкой губами страшные проклятия и этой "рыбе", и двум живущим в ее чреве педикам - уж педиков-то метрдотель различал мгновенно! - примерно за триста метров от него, негодующего, двое полицейских Речного департамента Центрального комиссариата полиции, ругаясь вполголоса, орудовали рычагами хитроумного устройства, укрепленного на небольшом патрульном катере с оранжевыми боками и синюшным, трупным огнем бортовых маячков. Происходило это на Сене напротив вокзала Аустерлиц, у Парка Скульптур под открытым небом, мягким зеленым подолом огибающего набережную Сен-Бернар. Свет рекламных щитов здесь не бросался на реку с яростью желтого зверя, мощные искатели-прожекторы освещали только топчущиеся у борта и жалко плещущие волны, а членистая, ярко-желтая рука японского робота, укрепленная на катере, все хватала в воде ускользающее нечто. Ему помогали две крепкие волосатые мужские руки, орудующие обыкновенным багром, не изменившимся за многие века.
- Вот она, дерьма кусок! - сипло сказал старший полицейский, самоотверженно кладя на фальшборт свою печень, расширенную от ежедневной порции красного.
Печень молчала, но отчаянно скрипел о железо мокрый прорезиненный плащ. Наконец робот сонно загудел и начал подымать из воды нечто, белеющее в свете прожекторов, белеющее отчаянно, мертвенно и поэтому неразличимое. ЭТО было свалено к ногам полицейских, обутых в грубые ботинки итальянской Noldi, шьющей свои чудовища в Турции. Но ОНО не рассыпалось по решетчатому поддону палубы, как серебристая треска или сельдь, а замерло бесформенной кучей. Младший молча защелкал кнопками, возвращая натруженные руки робота в резиновые рукава, старший швырнул в угол багор, как использованную зубочистку. Первый дал резкий, прорезавший ночную тишину вопль электросигнала-сирены и повернул большое, совсем как у старого автобуса, рулевое колесо. Катер, дрожа и пошатываясь, словно ошарашенный зрелищем, представшим на его палубе, совершил полукруг в маслянистой воде - почти на сто восемьдесят градусов - и автопилот, послушно приняв команду, повел рассекающую негромкие волны машину к одной из стационарных стоянок речного патруля.
Оба закурили, стоя у надстройки рубки, большие и неуклюжие в мокрых плащах: несмотря на духоту, приходилось их носить, ибо сырость реки проникала в каждую щелку, промачивала все, даже части тела меж пальцами ног, делая их вонючими. Они только не носили на реке кепи: форменный головной убор сдавливал, мешал. Младший курил лицензионные Dunhill без фильтра, а пожилой - ароматные немецкие Kabinet.
Оба если и смотрели на белеющую груду на корме катера, то мельком. А если что их и удивляло, так это белая кожа неизвестной женщины; Сена любовно придает своим трупам всегда один и тот же серо-синюшный оттенок уже на второй день пребывания в ее гостеприимных водах.
- М-да, а голову ей небрежно откромсали, - заметил молодой, сплевывая за борт. - Мясницким типом, да?
- Ну, - откликнулся напарник. - Слушай, ты лучше скажи: правда, что у Ву Линь на киске три больших бородавки?
- Натурально. Клер видел.
- Твой Клер соврет, недорого возьмет...
- Ха! Он спорил.
- Показала?
- Смотри, а титьки у ней так и торчат, - заметил молодой, то ли в тему сказанного старшим, то ли совсем наоборот, - наверно, ее того...
Старший хмыкнул, небрежно скользнул глазами по останкам:
- А спицы вязальные, старые. Такие у моей бабки были. Ты смотри, как они ей титьки проткнули - строго крест-накрест.
Младший кивнул. Ни он, ни его напарник не были жестокими людьми, но в полвторого ночи на сырой, холодновато щупающей туманом Сене говорить просто больше не о чем.
- Еще живая была, вот и торчат. Да, у этой, помнишь, которую мы подняли с реки у Лебяжьего острова, башка чисто была срезана, правда? Как бритвой.
- Ну... похоже на то. Бодри говорил, что профсоюзы добились нашим девятипроцентной прибавки, слыхал?
- Слыхал. Но это только по Иль-де-Франсу, он нажал там на кое-кого... Она азиатка, как ты думаешь?
- Да ну нее... Черт ее знает! Слишком смуглая.
- Это у меня кормовой фонарь так фонит. Пленка уже выцвела.
- Да нет, похоже... Ты вещи проверил?
- Разбежался! - Молодой зевнул; приближался пластиковый причал, оранжево-голубой щит Police Fluvial* и стоящий на спуске от набережной Сен-Бернар желтый Renault Megane Combi, похожий на беременного таракана, с золотистым светом внутри. - Пусть Ву проверяет...
* Police Fluvial - речная полиция. (Фр.)
- Черта с два она проверит. Видал, там уже трупники подъехали? Сейчас запакуют в мешок, прокурорские этим займутся. В морге.
Все, собственно, произошло так, как и предсказал старший, умудренный опытом. Обезглавленное тело с фрагментами юбки и нижнего белья и без каких-либо следов ранений, кроме воткнутых в него спиц, принадлежавшее женщине в возрасте предположительно тридцати-пятидесяти лет, было бесцеремонно разложено на резиновых ковриках, сфотографировано несколько раз, изорвано в нескольких местах контрольными пробами кожи и мышечной ткани, а потом запаяно в хрустящий черный пакет. Санитары-арабы, освещая темноту своими белозубыми улыбками, как фонариками, задвинули носилки с телом в фургон "ситроен", и тот уехал, сердито ворча дизелем. Пока полицейские топтались у открытой дверцы легкового автомобиля, сидящая в нем дежурный следователь запаковала файлы полицейского архива, отправила с ноутбука копии в департаменты и округа, своему начальству, и спросила устало:
Ву Линь было около тридцати, и была она наголо бритой - череп правильной формы в свете лампочки салона отливал марганцевым оттенком - с колечком в правой ноздре невысокой китаянкой с очень большими бедрами и жилистыми ногами, обутыми в ремешковые босоножки. Большой голый палец с квадратным двухцветным ногтем торчал вперед, как торпеда, а символические, узкие полоски очков без оправы перечеркивали ее лицо артиллерийским прицелом. Ву сидела в машине, одетая в черную клочковатую юбку и неряшливую рубаху, ее бледные пальцы молотили по клавишам.
- Завтра распишитесь в сдаче, - подытожила она. - И не рассказывайте, что у нее был при себе миллион золотом, принадлежащий русской мафии! Пока, ребята.
- Мадам Ву, - заметил старший, - а правда, что бородавки - это круто?
Китаянка в плоских очках, острые груди которой рвали светлую ткань рубахи, смерила его взглядом и почти босой ногой нажала на педаль газа.
- Если только не на заднице, придурок! - ответила она. - Тогда это геморрой... Пока, мальчики!
Красный "Меган" умчался по набережной Сен-Бернар, скользнув в тень скульптур Музея под открытым небом, подсвеченного разноцветными прожекторами. Младший сплюнул на асфальт окурок, а старший наклонился и что-то поднял с серой плиты.
- Что? Нашел миллион русских копеек? - издевательски поинтересовался старший. - Поехали. Надо пройти еще раз до Лебяжьего, может, кого снова поднимем...
Молодой задумчиво вертел в руках небольшое колечко из какого-то светлого, красноватого и по виду очень недорогого метала. Бронза, что ли?
- Что за дерьмо ты там собираешь, Эррен?
- Так. Кольцо.
- Откуда оно взялось? Из задницы у нее, что ли, вывалилось?! Пойдем.
- Ага. Тут же коврики лежали...
Пока они спускались по ступеням каменной лестницы, возведенной здесь еще при Георге Османе, чтобы удобнее было полоскать белье, младший крутил в пальцах кольцо. Наконец они зашли на катер; младший, становясь к пульту, заметил:
- Слушай, я вспомнил! Такое же было у той, у которой голову бритвой... Помнишь? Только в кулачке.
- Ей что, тоже скальп с живота сняли? - осведомился старший.
- А черт его знает... Но кольцо было.
- Ладно тебе. Смотри, как китайчонка взъелась насчет бородавок, а? Выходит, я должен Жоздри пять евро?! Ах, каналья... Ты Клеру скажи, что он может спорить наверняка.
Разговоры затихали. Патрульный катер шумно уходил вниз по Сене, к Лебяжьему, пропадая и из власти огней, и из нашего рассказа.
Документы
Строго секретно. Оперативные материалы Љ 0-895А-8897986
ФСБ РФ. Главк ОУ. Управление "Й"
Отдел радиоперехвата
Перехват телефонного разговора в рамках операции "Тетрада"
- ...Вы что-нибудь можете без меня? Сделайте ему рожу сзади, и все! Извини, Эрастик, приходится отвлекаться. Ну, и как там у вас погода?
- Тепло, но дожди пошли.
- А у нас плюс восемнадцать, и все эти мымры-француженки надели плащи... Думаю, надо приказ вывесить о запрещении плащей и колготок, пусть закаляют свои галльские ляжки. Ты сейчас в отпуске?
- Какое там! Половину не отходил, выдернули...
- А чего? Массовое убийство? Теракт?
- Почти. Товарищ приехал из Горно-Алтайска, от какого-то местного общества по развитию традиционной культуры. И к академику Шимерзаеву. Ну, его пустили. А он достал топор и говорит: если, мол, немедленно не отдадите приказ мумию вернуть, голову отрублю...
- Какую мумию? А... которая у вас там лежит. Алтайскую Принцессу. Элен, вы меня вконец доконали. В зад! Понимаете, au derriere... Merde, espece de con!* Черт, извини, сейчас... Элен, я не помню, как называется последняя обложка... Ну и что, что у нас там рисунок оргии... Пусть там и будет. Эй, крысы мокрые, ну помогите ей разобраться! Expliquez-lui, quelq"un...** Лев Николаевич, да, будьте добры. Да... да... Эраст, я тебя слушаю. И что?
** Expliquez-lui, quelq"un... - Объясните же ей кто-нибудь... (Фр.)
- Ну, как обычно, милицию, ОМОН подтянули. Шимерзаев не дурак оказался, говорит: "А топор-то у вас острый?" Тот попробовал: ну, говорит, острый. Академик ему: нет, мол, ерунда, вот у нас в приемной сабля лежит из могильника Тимура-Тамерлана, она, дескать, острая; я принесу.
- Что, правда? Сабля лежала?
- Да у него там этот... коньяк подарочный в бутылке - в виде сабли. Ну, тот в приемную, а окна приемной на козырек выходят. Там еще дерево такое растет, пальма.
- Знаю. Пальма над входом в Президиум СО РАН - это фишка... И что?
- Выпрыгнул. И с этой пальмой вниз, мягко.
- Ни черта себе! Деревце жалко... Якута-то задержали?
- Не якута, алтаец он. Пока наши согласовали, как его штурмовать, - академик-то со страху наговорил, что у того не топор, а бомба, - он из окон со зла все повыкидывал. Из кабинета.
- Много?
- Да так... Телевизор плазменный, проекционную установку, три компьютера, микроволновку, цифровые видеокамеры две... А потом простые менты-пэпээсники из Советского райотдела зашли да повязали.
- Да, история. Ну, а тебя-то чего туда? Ты же у нас по особо важным. Важняк прокурорский.
- Ущерб. В особо крупных размерах. Академик в приемную Президента пожаловался, что, дескать, не ограждают... Вот и разбираюсь.
- Алтаец-то сидит?
- Ну. В СИЗО. Молчит, как рыба об лед. Лечат его - он сразу синий какой-то стал.
- Я занят, разговариваю... Элен, подите к черту! Я вас уволю... Мерседес, где мой кофе? Минутку, Эраст...
- Работаешь в поте лица?
- Обложку для третьего издания Зеланда* не можем слепить... издание на иврите, а наш художник все время одну порнографию рисует. Лев Николаевич, ну дайте оргию фоном, а поверх болдом пустите текст. Fuck! Русский забыли?! Болдом, говорю, жирный, жир-ный: bold!!! Извини...
* Зеланд - автор серии книг "Трансерфинг реальности".
- Да ладно. Я просто звонил, поговорить. А то вы ведь все разъехались.
- Не говори. Олег, консультант наш всех и вся, знаешь, что утворил?