Одна из фигур, смутно темнеющих на фоне сугробов, описала неровный круг и на снегу зажглись пять свечей. Их бледный свет подмазал красным три подбородка, видневшихся из-под низко надвинутых капюшонов. Подбородки выглядели зловеще. Твердыми жесткими линиями эти подбородки попирали само понятие милосердия и жалости. Нерешительность они попирали тоже. И, к тому же, были плохо выбриты.
Кроме подбородков в свете свечей стали четко видны вычерченные на снегу линии пентаграммы. Свечи трещали и бунтовали, искря в морозном воздухе. Пентаграмма колыхалась, будоражила бесстыже пространственно-временной континуум. Неподалеку ворочался мешок. На кладбище спускался ужас. Очень хотелось есть.
Фигура, прямо и стройно стоявшая по центру, подняла голову и из тьмы капюшонной обвела мир потусторонним взглядом, пронизающим если и не до костей, то до селезенки - уж точно.
- Готовы ли вы, братья мои адепты, к великому таинству? - Проникновенно вопросила она. Из медленно шевелящегося рта выползали зловещие клубы дыма.
- Ведите девственницу. И да свершится предначертанное!
Вторая фигура, помельче и неказистее, стоявшая хоть и прямо, но не столь стройно, послушно рванулась к сугробу с мешком. В сугробе завозилось. Девственница не понимала значения великого таинства и активно протестовала, апеллируя к безмолвствующему небу. Пару раз ей удалось наградить адепта олимпийским пинком, но сила зла восторжествовала и девственница была доставлена к эпицентру событий.
- Жертва готова, о, магистр, - сообщил мелкий адепт, - и смиренно ждет своей участи.
Магистр благосклонно махнул капюшоном и извлек из кармана листок бумаги, пожухлый и, по виду, не чуждый древней мудрости. Второй адепт, нежных, округлых очертаний, безмолвствовал, преисполняясь величием вечности: вечность плевала в небо жемчужинами...
- О, Великий Факториал! - Торжественно начал магистр вступительную речь. - Мы собрались здесь вот по какому поводу... - Он повертел листком, пытаясь поймать на измятую плоскость концентрацию света. Концентрация рассеивалась и стекала оземь. Очень хотелось спать.
- Можно побыстрее? - Уронил округлый адепт. - У меня задница замерзла.
- Готовь ритуальный нож, - велел он строптивому адепту. - А ты держи жертву крепче!
Мелкий адепт обхватил овцу поперек поясницы и с наслаждением прильнул к теплой шерсти.
- Я вот что думаю, - заметил он, одним глазом наблюдая, как его товарищ шарит по закромам в поисках орудия убийства. - И почему люди не пушисты, как овцы?..
- Цыц! - Сказа магистр.
- Беее, - сказала девственница.
- Как было б славно пробежаться по лужку, размахивая легкой шерсткой... - мечтательно продолжал мелкий адепт. - Мне иногда кажется, что я овца. Вот так бы разбежался, распушил шерстку...
- Вы что, издеваетесь? - Всхлипнул магистр. - Собаки злые!..
- Бееее, - сказала девственница.
- Ну что ты там возишься?!? - Продолжал бушевать магистр. - Нашел ножик? Или уже на бутерброды нацелился?
- Бутерброды я по дороге съел.
- Твари...
- Зато погода хорошая, - заметил мелкий адепт, разложив щеку на овце и сладострастно зажмурившись. - Можно я лягу?
И то: морозец бодро колол и искрил в отблесках пламени, снег солидарно хрустел под ногами, свечи разошлись и торопливо теряли в весе, небо обрело вид бесконечности и лживо намекало на светлое будущее... Очень хотелось выпить.
- А ножик-то, кажись, тю-тю... - нарушил идиллию округлый адепт, - вот тут и дырка даже есть...
- Ну, это уже ни в какие ворота!.. Какое сопливое злодейство!.. - Возмутился магистр. - Связался с идиётами...
- Странная она какая-то, эта дырка, - продолжал гнуть свою линию округлый адепт. - Какого-то неестественного она происхождения - я бы так это назвал. А может, я его положить забыл?.. Нет, ложил, точно помню, как порезался. Было больно, но я сдержался...
- Молчал бы уж, - магистр продолжал неуклонно впадать в депрессию. Адепт, однако ж, вошел в раж: из-под капюшона даже просматривалось шизофреническое выражение лица, следы недосыпа, прошлогодний авитаминоз, шалый глаз и пропитая стипендия.
- Ножик я ложил - это раз, - сообщил он, воздевая к зениту обвиняющий перст. - Вот и порез еще не сошел, - деловито поплевав на ранение, адепт вознес палец еще выше к небесам. - По дороге он мне в бок упирался - это два. А бок у меня нежный - это три.
Магистр стянул капюшон, чтобы оратор мог проникнуться всей гаммой презрения, бодро марширующей по физиономии магистра.
- Может это бутерброды были? - Вопросил он, изогнув бровь дугой с неслыханным цинизмом.
- Может, - покладисто согласился адепт. - Но порезаться бутербродами я точно не мог - это четыре. Подозреваю я, что прокралась в наши ряды тварь дрожащая, струхнувшая принести жертву Великому Факториалу - это пять! - На сей торжественной ноте обвиняющая пятерня устремилась в сторону мелкого адепта, продолжающего сладострастно жмуриться в обнимку с девственницей. - Он всегда малодушный был (я давно заметил) - это шесть, - поскольку одна пятерня у адепта кончилась, а вторая была занята котомкой с утерянным ритуальным орудием, адепт поднял ногу и пояснил, - жаль, вам не видно, но я там пальцы оттопыриваю.
- Ну-ну, - подбодрил его магистр.
- Так я продолжаю... Давеча я самолично наблюдал, как он паука из раковины спасал - это семь. И лицо у него порядочное. Как у свиньи. Это - восемь.
- А правду говорят, - подал голос мелкий адепт, - что шапка у Красной Шапки была обычная, серая, только мясом наружу?
- Беее, - сказала девственница.
- Не отвлекайте следствие, подследственный...
- Пусть его, оправдывается. Хоть и тварь дрожащая, а право имеет...
- Я не тварь, я - Чайка.
- Ты ж, вроде, овцой был?..
- Я сегодня не такой, как вчера. А вчера я был вобще никакой...
- Попытка увести следствие с проторенной дороги - это... Черт, я сбился!
- Считать не умеешь, - резюмировал магистр.
- Зато у меня по ботанике пятерка!
- Беее!
- Не сдадите вы никаких матметодов, даже и не мечтайте. Тут вам здесь и девственница не поможет!
- Что значит "девственница не поможет"?!? Я что же - зря дедушке на деревню депешировал, чтобы в срочном порядке невинной овцой бандеролировал?!?
- Попрошу не выражаться.
- А может мы ее того - задушим?..
- Совсем сбрендил? Думай, что предлагаешь!
- А что? Ты не бойся, мы ее не больно задушим: чик - и факториал у нас в кармане...
- Кровь нужна, стоеросина!.. Вся магия - она на крови.
- Чушь какая. Вон, Лизка на Чайку без всякой крови паралайз наводит! Впрочем, Лизка - она такая: то ли Фея Органа, то ли Лея Моргана...
- Дурак!
- Сам такой! Ты - целый магистр дураков!
Магистр и адепт сошлись. Вцепившись в доступные части оппонента, они закружили средь свечей и медленных задумчивых хлопьев редкого снега. Было тихо и радостно. Очень хотелось написать "Войну и мир".
- Кажется, мы наблюдаем Маркса в действии, - пробормотал мелкий адепт, разлепляя один полусонный глаз, - в смысле, парадоксальную тенденцию низших классов стремиться к своему экстремуму...
- Пни его, пни его, - воззвал второй адепт, - он попустительствует беспределу!..
- Свечу своротил, сволочь!..
Неизвестно, чем бы все кончилось, но тут один из сугробов, в оголовье которого торчал старый покосившийся крест, зашевелился и оттуда вылезла сначала чья-то рука, потом чья-то нога. Потом вылезла еще одна нога. Потом вылезла голова. В общем, много там всего было.
Дерущиеся незамедлительно пришли к консенсусу.
- А-а-а! - Согласно возопили они, делая дружное па в сторону.
В стороне была нога девственницы. Все смешалось на зимнем кладбище. Руки адептов, и ноги магистров и шерстка овечек - все слилось в одно средь свечей и утоптанного снега.
- Je ne mange pas six jour. - Заявил пришелец из сугроба. - Гибен зи мир битте цвайи марк.
Под зад девственнице попала одна из чудом уцелевших свечей. Огласив мир воплем восторжествовавшей жизни, девственница бросилась в ночь, увлекая за собой мелкого адепта. Они элегантно скользили по сугробам, сбивая снег с кустов и банки из-под пива. Казалось, что мимо проносятся года и квазары. И это было прекрасно. Ибо, какой же русский не любит быстрой езды?
- Три тысячи мутантов с полотен Босха!.. - Радовался жизни мелкий адепт. - Мать твою за ногу, баран кучерявый!..
Очень хотелось уйти в астрал.
Округлый адепт и магистр переглянулись и грязно овладели телепатией.
- Валим торпедой, пока покойник свежих мозгов не унюхал! - Скомандовал магистр и припустил следом за девственницей.
- Эй, вы куда? Я не покойник, я честный бомж!..
Малость подотставший вследствие габаритов округлый адепт прибавил ходу.
- Уже унюхал! - Подбодрил он галопирующего впереди магистра. - Начал зубы заговаривать!.. Беги, овечка, беги!..
- И свечу затоптали, мерзавцы, - всхлипнул бомж, падая на колени в центре повергнутой в прах пентаграммы. - Курить охота, как курить охота... Эй, вы, засранцы! - Трагически завопил он в кладбищенскую темень. - Хоть зажигалку оставьте!.. Овцы!.. Покайтесь публично!.. Подайте бывшему члену Государственной Думы! Je ne mange pas six jour! Alain Delon ne parle pas le russe!..
И канули годы.
Над кладбищем выглянуло солнце. Момент настал.
Три фигуры скорбно застыли над свежеутрамбованным холмиком. Их плечи сутулила горькая правда жизни, а мысли полнились вселенской печалью и вчерашним обмыванием дипломов. Где-то в кустах надрывно кричал комар.
- Мы собрались сегодня, - торжественно начала одна из фигур, - вот по какому поводу... - Бывший магистр на мгновение отвлекся, пронзительно всхлипнул, откашлялся и продолжил: - Мы прощаемся сегодня с заслуженным членом нашего коллектива, который был рядом с нами все эти тяжкие годы, поддерживал нас в горе и счастии, дарил нам свое душевное тепло, всегда отзывался на крик о помощи и никогда... - Голос экс-магистра окончательно взбунтовался. - Нет, не могу, это слишком больно, - сообщил экс-магистр сквозь бодрые рыдания. - Закончите за меня кто-нибу-у-удь...
Он хотел слишком многого - сегодня всем было больно, уж такой получился день. Несколько минут почтительную тишину кладбища нарушали только мужественные всхлипывания. Они разносились по округе и взмывали под облака, потом все стихло. Только комар продолжал одиноко кричать в кустах.
- Мы никогда тебя не забудем, - проникновенно сказал один из бывших адептов.
- Да, - подтвердил второй, - ты была такой хорошей овечкой...
Скорбящие дружно поникли головами. Солнце продолжало красить мир в цвета радости. Это означало, что жизнь будет прекрасной и удивительной. Потом. Может быть. Сейчас же им было не до прелестей бытия. Горечь утраты, острая тоска и осознание быстротечности жизни - все это переполняло их души. Очень хотелось облегчиться.