Аннотация: О том, как иногда может быть в Рождество.
1.
Рождество -- странное время.
Люди тратят деньги, ищут подарки, строят планы на праздники на весь следующий год, покупают наряды...В воздухе пахнет апельсинами и хвоей, и отовсюду звучит колокольный звон -- он будто рассеян в воздухе.
Ожидание праздника...
Ожидание чуда.
Роберт давно перестал его ждать.
В палате, где он лежал, было всё -- даже маленькая пластмассовая елочка, украшенная пятью шарами: красным, синим, золотым, белым и зеленым. За те два дня, что она стояла у его постели, Роберт успел изучить шары в подробностях. Сначала она его развлекла, а потом ему стало грустно от того, что это Рождество так безнадежно пропадает. Он даже хотел позвать Надин, дежурную медсестру, чтобы она убрала игрушку с его стола, но решил ее на расстраивать. В последнее время Надин единственная старалась его развеселить, и идея с елкой принадлежала ей.
--
Подумай, Бобби, скоро Рождество и ты сможешь загадать поскорее выздороветь, - сказала она, вешая на елку шары, один за одним -- красный, синий, золотой, белый и зеленый. Роберт только покачал головой:
--
Не поможет, - произнес он умудренно. Он думал о том, чтобы быть здоровым, каждый день, с утра до вечера, но анализы всё не улучшались, и доктор Керн каждый раз огорченно цокал, глядя на бумажки с результатами, которые давала ему Надин.
--
Хей, Роберт Тайли, а ну-ка перестань так говорить, - рассердилась она.- В Рождество сбываются все мечты, но только если верить в это!
Больше Роберт не говорил ей ничего, только тоскливо пересчитывал шары на елке и смотрел на свои худые руки со вздувшимися венами. На правой раньше болтался амулет, который сплела ему Алиша из параллельного класса -- тонкий фиолетовый браслет с прозрачной стеклянной бусиной Алиша сказала, что это на удачу, но браслет мешал медицинским процедурам и его сняли и положили в робертову тумбочку. Видимо, решил Роберт, его удача ушла вместе с браслетом.
В тот день, когда он попал в больницу, в школе начинались соревнования по футболу и Роберт должен был выйти на поле. Но в раздевалке ему стало плохо, так плохо, что даже известный задира Льюис не стал смеяться над раскисшим Тайли, а побежал за школьной медсестрой. Роберта привезли в больницу уже без сознания, а потом худой рыжеволосый человек, представившийся доктором Керном, сжимая в руке распечатку с его анализами, сказал, что все совсем плохо.
Лейкемия, вот как они это назвали. Мама потом сказала, что лейкемия -- это рак крови, и что теперь Роберту надо будет лежать в больнице пока он не выздоровеет. А папа сказал, что они не смогут приезжать каждый день, потому что клиника далеко от дома. И теперь Роберт уже два месяца лежал в больнице и ждал пока хоть что-нибудь произойдет: улучшится или ухудшится окончательно. Совсем плохо не было, просто силы потихоньку заканчивались и каждое утро Роберт находил на подушке по пряди своих волос.
Надин заходила каждое утро, меняла ему наволочку и рассказывала о том, что происходит снаружи. Однажды, она принесла ворох оранжевых кленовых листьев, а еще один раз ветку рябины, которую уже поклевали птицы. Еще, она приносила ему книги. До того, как попасть в больницу, Роберт мало читал: какому тринадцатилетнему мальчишке захочется тратить время на книжки, когда вокруг есть так много всего интересного: старый дедовский дом с чердаком и площадкой на дереве, тренировки по футболу и плаванью, папин гараж с постоянно чинящимся раритетным мини-купером... А тут вдруг оказалось, что когда больше нет ничего, книги вполне могут заменить почти все.
Кроме мамы и папы, конечно.
Но у них никак не выходило приехать чаще, чем раз в неделю, и Роберт даже к этому привык.
2.
Надин Эдельман никогда не верила в сказки.
В семье, знаете ли, было не принято.
Надин родилась в семье раввина и его истовой прихожанки и ее с детства окружали ортодоксальные евреи. Чтобы быть хорошей еврейской девочкой, ей полагалось слушать папу и маму, готовить кошерную пищу и носить длинные юбки. Университет? Что вы, хорошая еврейская девочка не пойдет учиться, ведь ее будет обеспечивать муж -- хороший еврейский мальчик с правильной родословной и -- ни дай Яхве -- какими-нибудь иноземцами в роду. Эдельманы очень гордились тем, что в их чистой еврейской крови нет ни капли примеси.
В четырнадцать лет Надин поняла, что хочет купить джинсы. Самые простые джинсы, с надписью "Колорадо" на заднице, такие же, как у ее одноклассницы Сары -- тоже еврейской девочки, но, видимо, не такой хорошей. Отец и мать отреагировали на просьбу скандалом: никто из их детей никогда не выказывал такой дикой просьбы, как "нечистая одежда", ни Мойше, ни Мария, ни самый старший и от того постоянно бунтующий Авраам. Впрочем, саркастически думала тогда Надин, весь бунт старшего брата заключался лишь в том, чтобы попытаться уехать учиться из Бруклина в Вашингтон.
В семнадцать лет родители нашли для Надин жениха. Потенциального мужа звали Аарон, он только вернулся из Тель-Авива, где учился на раввина. Позже, Надин даже не могла вспомнить что не понравилось ей больше -- пейсатый Аарон с масляным взглядом, или то, что никто не подумал спросить ее о том, хочет ли она замуж вообще и за этого конкретного человека, в частности.
В восемнадцать лет Надин Эдельман аккуратно сложила вещи в маленький клетчатый саквояж, написала родителям, что очень их любит, но хочет жить своей жизнью, а не жизнью хорошей еврейской девочки, купила билет в один конец до Чикаго и уехала в полную неизвестность, удалив все номера телефонов и аккаунты в социальных сетях.
Обживаться на новом месте ей было неожиданно легко. Оказалось, что Надин умеет сходиться с людьми, и уже вскоре она снимала квартиру на троих, искала работу и поступала на медицинский факультет университета. Ее соседкой была тайка из Бангкока с непроизносимым именем и прозвищем Лек, которая прилетела вслед за своим бойфрендом, а потом разошлась с ним и решила налаживать новую жизнь в новой стране. Рядом с маленькой, почти крошечной Лек, рослая и широкоплечая Надин чувствовала себя почти экзотическим чудовищем.
Вторым соседом был парень по имени Кайл: молчаливый темнокожий молодой человек из Калифорнии, который по непонятным для девушек причинам подался на север. Впрочем, причины оставались непонятными недолго: очень скоро Лек и Надин обнаружили, что у их соседа есть бойфренд, который и позвал его в Чикаго. Впрочем, отношения у них не складывались, и Кайл больше проводил время со своими сожительницами, уча их настольным играм и занимаясь с Лек английским.
Все трое работали: Лек готовила в популярном тайском ресторане и приходила домой поздно вечером, вкусно пахнущая чили и лемонграссом, наливала себе холодного чая и жаловалась, смешно растягивая слова, на плохую погоду. Кайл серьезно занимался свадебной фотографией, периодически смеясь над собственной незадачливой личной жизнью -- как-то так вышло, что парни ему нравились больше девушек. Надин поступила в университет и устроилась на работу в госпиталь неподалеку от дома. Пусть сейчас это и было всего лишь подработкой медсестрой, она твердо верила в то, что придет момент, когда она войдет в здание больницы с дипломом в руках.
В целом, все трое были довольны жизнью и своим соседством и крепко дружили: Лек добавляла в их трио обаяния, Кайл -- теплоты, а Надин -- серьезности.
За полтора года, прошедших с момента переезда в Чикаго, Надин научилась краситься, есть свинину в коронных блюдах Лек, выбирать себе одежду по вкусу, завела друзей, среди которых числилось двое японцев, итальянец, русская девушка и ни одного еврея, и ни разу не позвонила родителям.
В госпитале ее любили за спокойный и дружелюбный характер. Надин не боялась крови, не паниковала по пустяками и пыталась ободрить каждого пациента. Чаще всего, это ей удавалось, но иногда даже она опускала руки.
--
Этот мальчик, Роберт, он умирает, - сжимала она кулаки у себя на кухне, а Кайл наливал ей из чайника горячего ройбуша. Лек еще не пришла с работы и потому выслушать ее мог только он. Что ж, Кайл Томас был хорошим слушателем...- Я ничего не могу сделать, понимаешь, ничего. И доктор Керн не может, и никто не может.
Она рассказала ему о елочке из гипермаркета. Пару дней назад Надин ходила выбирать подарки друзьям на Рождество и нашла уже почти на кассе маленькую елку и набор из шести разноцветных шаров: красного, синего, золотого, белого, зеленого...и еще одного, который разбился у нее в руках на сотню осколков, когда она подумала о том, как несправедлива жизнь.
--
Я думала, что он обрадуется, черт побери, я думала, что хоть это поможет! Но он уже не верит, в то, что выкарабкается...Почему, Кайл, почему, черт побери, почему?
У этого Роберта синие глаза и бледная кожа. А волосы были такие красивые, такие золотистые...Надин убирала их с его подушки каждое утро, и не могла перестать думать о том, ей бы хотелось такого же красивого сына. Только здорового...
--
Это несправедливо, - горько заключила она. Теперь Надин уже не знала, так ли ей хочется стать врачом. Медсестры в госпитале говорили о том, что доктор Керн напивается после каждого такого случая, и что от него ушла жена, потому что не выдержала того, как он горит на работе.
--
Это жизнь, - сказал Кайл, поморщившись, - и ничего уж тут не попишешь.
Надин плакала, сжимая в руках смешную кружку из Нью-Йорка, и как никогда хотела хотя бы на одну минуту поверить в сказку.
3.
У Кайла Томаса было несколько жизненных правил.
Первое из них гласило: никогда не спи с незнакомцами. Кайл достаточно насмотрелся на гей-тусовку, что понять: это не для него. Он хотел обычной тихой жизни -- семейные вечера, фотографии в стиле ретро, общие выходные. Правда, это правило часто сталкивалось с суровой реальностью, но Кайл не терял надежды однажды встретить своего человека: может быть, парня, может и девушку. Пока же ему вполне хватало уютных вечеров в компании двух соседок и редких попыток построить личную жизнь.
Второе правило было еще более простым: фотографируй глазами. У Кайла было поразительно мало, для профессионального фотографа, обыденных ежедневных снимков. Ему больше нравилось наблюдать, рисовать, и лишь изредка ловить моменты на маленькую пленочную камеру, которая валялась у него в рюкзаке постоянно. Пленка учила его беречь себя, не растрачивать время на сотни бездарных снимков, но еще больше его учило этому простое наблюдение.
Третье правило Кайл не особо афишировал, но в его жизни оно занимало очень большое место. "Можешь совершить чудо -- соверши", вот было его третье правило.
В десять лет Кайл сильно простыл на катке и несколько недель провалялся в постели. Встать на ноги ему помогли его друзья, приезжавшие день за днем в их дом и сидевшие рядом с ним по несколько часов каждый день.
Но друзья мальчика Роберта жили далеко, в нескольких часах езды от Чикаго, и навряд ли бы родители отпустили их из дома в канун Рождества.
Впрочем, у Кайла появилась идея.
- Надин, ты работаешь сегодня? - он позвонил подруге прямо из машины, подъехав к воротам университета.
--
Что? Нет, у меня сегодня экзамен, я же говорила.
--
Пересдашь потом, - великодушно разрешил Кайл, - а пока быстро вылетай с факультета. Я в машине и жду тебя на парковке.
В голосе ответившей Надин появилось раздражение:
--
Кайл Томас, ты рехнулся? Я не могу пропустить экзамен, от этого зависит моя карьера, черт тебя дери!
--
От того, выйдешь ты сейчас или нет, возможно зависит жизнь твоего пациента. Почему бы тебе не послать карьеру к такой-то матери?
--
Что?
--
Я продолжаю ждать тебя на парковке...
Ее не было двадцать минут. Кайл сидел в машине, смотрел на падающий снег и думал о том, что дорога сейчас будет просто ужасной. А еще думал о том, что возможно делает глупость...и что Надин вполне может не выйти сейчас из университета и тоже будет права. Но ему почему-то очень хотелось сделать в это Рождество что-то настоящее, что-то правильное.
Наверное, Кайлу Томасу до смерти надоели его глянцевые молодожены с их картонным счастьем "на кадр". А может, и еще что-то, о чем он даже и думать не хотел.
Надин рывком открыла дверь и плюхнулась на соседнее кресло.
--
Что случилось? Я едва успела сдать экзамен.
--
Мы едем в школу твоего Роберта. Я договорился с их классной...
--
Что?
4.
Иногда жизнь ужасно удивляла Надин Эдельман.
Она прожила с Кайлом под одной крышей полтора года -- как раз столько, сколько обычно хватает проницательному человеку, чтобы знать о другом человеке все. Она знала, что он гей, что одинок, что терпеть не может итальянскую кухню, что у него аллергия на грейпфруты и пыльцу, что иногда они с Лек курят на балконе травку, думая, что она не учует запах. Она знала размер его одежды и даже один раз подарила ему свитер на День Благодарения, знала что он любит джаз и не терпит Леди Гагу, и что на его айпаде совсем нет никаких фотографий и он презирает инстаграм. Кайл Томас был удивительно консервативен для двадцатисемилетнего подающего большие надежды фотографа, который давно уже зарабатывал столько, что мог снимать квартиру вдвое больше, в одиночку.
Но она никогда не думала, что он повезет ее в метель, в школу, где учился ее пациент, чтобы...
--
Зачем мы туда едем, Кайл? - спросила она, наконец. Он передернул плечами, и коротко бросил, не отрываясь от дороги.
--
Увидишь.
В машине заиграла "Спасибо за Рождество".
--
Эй, кто в наше время слушает Рода Маккуина? - Надин улыбнулась. Это была музыка поколения ее бабушки и дедушки, даже не родителей. Впрочем, слушали ли они музыку о Рождестве, вот в чем вопрос. Кайл ухмыльнулся.
--
Мой дед обожал эту песню. Особенно момент "рождество для маленьких мальчиков, а не для старых поврослевших мужчин". Он и сам неплохо пел, на самом-то деле.
Надин хмыкнула:
--
А мой, будучи абсолютно классическим евреем, играл на скрипке. С детства терпеть на могу ее звуки.
Кайл еле сдержался от ехидного комментария -- не то чтобы Надин обиделась, она и сама относилась к своей семье с изрядной долей иронии...просто не захотелось разрушать магию старой рождественской песни.
--
И все же, что ты задумал? - спросила в пустоту Надин, зная, что ответа не последует.
...Они были славные, все те ребята, с которыми учился Роберт. Встрепанные от постоянного бега мальчишки, девочки с первой косметикой на лице. Они нервно улыбались и делали все то, что говорил им Кайл.
А к ней, стоящей позади фотографа и подающей ему то очередной объектив, воды, подошла черноволосая девочка.
--
Простите пожалуйста, это ведь вы приехали из больницы, где лежит Боб?
У черноволосой худышки позвякивали на запятьях десятки самодельных браслетов всех цветов радуги. Надин вдруг вспомнила, что снимала с руки Роберта похожий браслет в тот первый день, когда он поступил.
--
Привет. Да, мы оттуда.
--
Вы не могли бы передать ему кое-что от меня?
Надин серьезно кивнула.
--
Конечно.
Девочка сняла с руки связанный из фиолетовой нитки браслет с маленькой прозрачной бусиной в середине.
--
Это ему. Меня зовут Алиша, скажите что это от меня.
--
Конечно...
5.
Шары на елке перемаргивались в электрическом свете и как будто тихонько звенели. Роберта это раздражало. Сочельник, а родители так и не приехали, ведь сегодня у его сестренки Ив спектакль в школе. Конечно, это важно, потому что Ив всего девять, а он уже взрослый, но Роберту как никогда захотелось стать маленьким...
Доктор Керн опять ничего не сказал, только покачал головой и пожелал счастливого Рождества и ушел домой. Наверное, к своей семье, хотя Роберту почему-то казалось, что у доктора нет семьи.
Интересно, подумал Роберт, включая свою электронную книжку, почему во всех историях, которые он читал, все всегда были здоровы. Нет, иногда героев ранили, и раны их заживали долго, но почему-то никого болезнь не ела изнутри, как пожирает она его. Свою лейкемию он представлял хитрым маленьким насекомым, которое въедается под кожу и начинает откладывать там потомство...Это было похоже на ужастики, но в ужастиках у героев обязательно есть шанс выжить, а у него, похоже, не особо-то.
В дверь палаты постучались и вошла Надин с большим бумажным пакетом в руках. Сегодня он ее еще не видел -- она дежурила через день, и приходила всегда с каким-нибудь сюрпризом.
Роберт приподнялся на локтях.
--
Привет, Надин. Как дела?
--
Хорошо, Бобби...У меня кое-что для тебя есть.
Она села к нему на кровать и высыпала из пакета кучу больших фотографий. Роберт с удивлением обнаружил, что на них его друзья, которые держат в руках плакаты. "Выздоравливай, Боб", "Ты нам нужен, Боб", "Тайли, придурок, возвращайся" (этот плакат держал в руках, конечно же Льюис)...Они желали ему выздоровления, счастливого Рождества, побыстрее возвращаться...
Роберт сердито смахнул с ресниц непрошеную слезу и еще раз посмотрел на фото с Льюисом. Вот идиот...
--
А юная леди по имени Алиша передала тебе вот это...Давай сюда руку, Роберт.
Надин ловко завязала браслет на запястье Роберта и неожиданно для себя обняла мальчишку за плечи.
--
А ну выздоравливай, Бобби Тайли, и даже не думай хандрить.
Надин уже давно вышла, а он все перебирал фотографии -- школьный двор, плакаты, маленькие послания от друзей, которые все равно рядом, все равно с тобой.
6.
- Ну вот и все, - сказала она, выходя из палаты. Кайл задумчиво осмотрел ее с ног до головы подал куртку.
- Как ты думаешь, это действительно поможет? - в голосе Надин было сомнение... Даже не так: в ее голосе был страх того, что все напрасно.
Кайл пожал плечами.
--
Не знаю. Мне однажды помогло. Хотя, я и не умирал, но и не выздоравливал, - он сделал паузу, - Где ты собираешься отмечать Рождество, хорошая еврейская девочка?
Она рассмеялась:
--
У нас не принято его отмечать. Но Лек пригласила меня к себе в ресторан, так что, скорее всего, пойду туда. А ты?
--
Буду лежать и слушать Маккуина, - усмехнулся он невесело.
Дома было тихо и спокойно -- стояла в гостиной купленная Кайлом маленькая ель, на кухне был аккуратно сложен на столе очередной кулинарный шедевр Лек, которая увлеклась сейчас японской кухней. В комнате Надин все было так, как она любила: чуть-чуть беспорядочно, но очень уютно, но сегодня ей хотелось посидеть немного у ели, вдыхая чудесный аромат свежей хвои.
Она и не заметила как задремала на кушетке, а проснулась от того, что кто-то водил ей перышком по носу.
Кайл сидел на полу рядом с ней и строил уморительные рожи.
--
Из подушки выпало перо, - объяснил он, ухмыляясь. - Я не мог удержаться.
--
Вот балда, - Надин подняла голову и огляделась. За окном уже давно стемнело и, скорее всего, ей уже стоило собираться на вечеринку.
--
Еще какой...Вообще-то, у меня для тебя есть подарок, - Кайл вдруг смущенно дернул носом, - Я так понимаю, что в твоей семье не особо-то наряжали ёлку...
Он протянул ей коробку...маленькую коробку, при виде которой у Надин екнуло сердце -- коробка была такого размера...такого правильного размера...
Внутри был елочный шар.
Серебряный.
Точно такой же, что разлетелся на осколки несколько дней назад.
--
Черт тебя дери, - только и смогла сказать Надин.
--
Вообще-то, хорошей еврейской девочке не пристало богохульствовать, - Кайл не смог удержаться от легкой ухмылки.
- Дурак...- ей вдруг почему-то захотелось совсем по-детски заплакать, уткнувшись ему в грудь.
Кайл обнял ее покрепче и вдруг подумал: а пошло оно все.
Вот прямо сейчас взяло и пошло.
Ему нравилась эта белая девочка, которая плакала над бедами своих пациентов, собирала кленовые листья в парке, дружила со странными людьми и могла поехать в город, находящийся за двести миль, лишь бы только пробудить волю к жизни у умирающего подростка. Ему нравилось радовать ее и заботиться о ней, и плевать на то, что что он десять лет трахался с мужиками. Ему не нужен был великий секс, ему нужен был дом, а она, и он это чувствовал, могла дать ему дом и забрать в ответ всё то, что он копил долгие годы.
Надин вдыхала его запах: молодое чистое тело, легкий аромат шампуня и стиральный порошок от свежевыстиранной футболки.
Совсем не хороший еврейский мальчик.
Она даже не знала, были ли у него когда-нибудь женщины, или сейчас она первая из всех, поцелует его в губы. Но удержаться она не могла, даже и не пыталась.
Серебряный шар мягко откатился в сторонку, даже не подумав разбиться...
7.
Роберт Тайли вернулся домой еще через два месяца. В его дорожной сумке почти все место занимали фотографии, которые ему привезла Надин и набор стеклянных елочных шаров, бережно укутанный в старый свитер.
Первым, кого он встретил на пороге своего дома, был чертов Льюис.
--
Я уж думал, что твои органы разобрали на опыты, - ехидно сказал он, и тут Роберт удивил его впервые в жизни, обняв так, что все ребра затрещали.