Хрустнуло рядом. Не один Рами на острове. И пока разум соображал, тело уже действовало: руки бережно опустили на землю собранные цветки, потянулись плавно, стараясь не задеть березовые ветви, за луком.
Только не шуметь. Может, мимо пройдет. Иль не пройдет, коль то оборотень... Те, если предел перейдут, крови ищут, да молодого лесника не упустят...
Давно было, года два назад, когда пятнадцатилетний Рами в первый и в последний раз убил оборотня. Молодого еще, неопытного. Скорее случайно, чем благодаря умению.
Раньше оборотни в родном лесу не появлялись. Поговаривают, предел всю нечисть бил, но зверь этот, хоть больной, да неопытный, а через магическую защиту продрался. А, как дом почуял, так на него и потянулся. На кровь людскую. Говорят, что она, кровь, оборотню пуще воздуха нужна, и раны свои они по-другому не лечат...
Много чего говорят. Рами слухам не верил, пока оборотня собственными глазами не увидел. Вернее, услышал: дикий вой, переплетенный с криком. Узнав крик, Рами сам не заметил, как во дворе оказался, как сестру собственным телом закрыл...
Лия говорила, что брат появился как из воздуха, но ему не верилось... Да кое-чему поверить пришлось - умирающему зверю со стрелой в горле. Стрелой Рами.
Только вот зверя через мгновение не стало, а на песке валялся обросший, грязный, покрытый струпьями, а все же человек, не зверь.
- В дом, быстро! - приказала прибежавшая мать.
Потом Рами сидел в своей комнате, обхватив голову руками, и терпеливо ждал воинов повелителя. А вместе с ними и смерти. Чего же еще? Кто поверит, что зверем человек был? Что не в юношу Рами тяжело-больного стрелял, в чудовище?
Но боги милостивы. На закате в спальне появился старшой из замка.
- Говорил с твоей сестрой, - сказал рослый и крепко сбитый Жерл, садясь рядом с Рами на кровать, - так что можешь не объясняться. Да я тебе, парень, и так верю. А вот судьи Кассии поверят вряд ли. Оборотни у нас гости редкие, разбираться никто и не станет. Они ведь человека видят. Мы - зверя. Так что, слушай меня, Рами. Я человек простой, но добро помню. Помню, как виссавийцы лечить меня отказались, помню, как твоя мать меня выходила. Потому и скажу - моя стрела была. Мне все поверят. Я зверя убил. Я! Понял?
Рами понял. И Лия поняла...
На следующий день пронесся по округе слух, что в деревню прибыл маг. Зверя изучать. Шептались люди, что повезло Жерлу - маг попался молодой, но дотошный, старые книги поднял, виссавийцев спросил, выяснил, что вовсе не человека старшой убил, а нечисть, которую маг назвал "звериным оборотнем".
Как оборотень может быть "звериным", Рами не понимал, но и не спрашивал - главное, что старшому поверили, а еще главнее, что ради Рами никто бы разбираться не стал... Убили бы на месте, тело оборотня придали бы огню, мать и сестру отправили под милость старейшины... И не стоял бы Рами теперь на этом болоте.
"Не дайте боги встать перед судом Кассии, - подумал Рами, выныривая из воспоминаний и натягивая тетиву. - Но лучше так, чем мертвым..."
Рами ждал... Даже дышать забыл. О времени забыл. О солнце, что все ниже опускалось. О рогатых васильках, что у ног его рассыпались. О матери, сестре, о лесе, о себе забыл. Все исчезло, растворилось, застыло, а Рами слушал... И слышал не шелест ветерка в ветвях молодых берез, не стрекот кузнечиков, не жужжание шмеля... только шаги. Его шаги, незнакомца, его шумное дыхание...
Плохо идет. Неосторожно. Уверенно... К Рами. Зачем? Чего хочет? Крови? Не даст Рами крови, просто так не даст... сначала пусть, гад, стрелы опробует, да не простой - мать каждую заговорила, каждую в отвар травяной окунула - такая и поцарапав нечисть добьет...
А зверь все ближе подходит. И вот уже не только слух, но и зрение вступает в игру, следит за еще неясной тенью в тумане березовых листьев. Вот-вот тетива запоет, пустит стрелу на волю, да... Нет зверя.
Забилось ровно сердце, а Рами слегка расслабился. Человек, не зверь. С человеком можно справиться, тем более с таким.
Хоть незнакомец и на голову выше, и шире раза в два, но не опасен. Молод еще, Рами не старше. Неопытен. Стрелка на расстоянии десяти шагов не видит, в землю смотрит, будто ищет чего-то, да еще и заметно прихрамывает на левую ногу:
- Стой, где стоишь! - прошипел Рами, когда человек подошел слишком близко.
Тот вздрогнул, вытаращил глаза и испуганно застыл.
Одет смешно - штаны короткие, полушубок куцый, мехом опушенный, и на голове - блин какой-то, украшенный птичьим перышком. Сам толстый как колобок, вот-вот покатится, щеки румяные, как два спелых яблока, а волосы рыжие, во все стороны лезут, будто солома с худой крыши... Какой уж там оборотень... даже среди оборотней таких недотеп не водится...
Рами постарался изобразить строгость. У матери получалось хорошо.
Травница, целительница, она умела одним взглядом успокоить даже буйного больного. Рами же, большую часть времени проводивший в лесу, да в одиночестве, притворяться умел плохо, оттого и презрительно-снисходительной улыбки теперь не сдержал...
Но толстяк от страха ничего не видел. Ему и стрелы хватило, смотреть на Рами боялся.
- Не стреляйте, прошу вас, - прошептал он, делая неожиданный шаг навстречу.
Хрустнула ветка, Рами вздрогнул. Рука его задрожала, и стрела разочарованно пропела возле уха незнакомца.
- Стой, где стоишь! - крикнул Рами, сам испугавшись выстрела и благодаря всех богов, что промазал.
Но страх не помешал выхватить стрелу и вновь нацелиться на незнакомца. На этот раз в обтянутое штанами бедро, от греха подальше...
- Так и попасть можно, - ошеломленно прошептал толстяк, застывая на месте и стягивая с золотистой головы блин.
- Можно, - съязвил Рами, и тут же добавил:
- Захотел, попал бы. Еще шаг, и ты - мертвец!
- Ладно, ладно! - в испуге замахал толстыми ладошками незнакомец.
Рами изо всех сил не поддавался шальному желанию выпустить стрелу еще раз, на этот раз специально. Больно уж забавно пугался незнакомец. Да вот нельзя, с человеческой жизнью играться нельзя. Даже если это жизнь какого-то недотепы.
- Вы... главное, не серчайте... Опять стрелу упустите. А у меня жизнь одна... Жалко...
- Да не серчаю я, - ответил Рами, опуская лук. Этот идиот только сам для себя опасен... - Как тебя зовут-то, добрый молодец? Как ты в наши болота такой умный забрел-то?
- Забрел и забрел, дурное дело не хитрое. - Толстяк с облегчением выдохнул, прижимая блин к толстому животу. - Не смейтесь надо мной, я ведь леса никогда и не видел... Городской я. Бранше меня зовут. Заблудился...
- Я на дурака похож? - грозно спросил Рами, и Бранше с ужасом покосился на лук. - Заблудился... В приграничье заблудился? Что ты, тварь, в моей стране ищешь? В Кассии?
- Что?
- Я спрашиваю - что ты здесь ищешь? - начинал терять терпение Рами. - Сразу видно, не кассиец ты. Не разговаривают так кассийцы, и не одеваются. Из Ларии ты, точно! Из-за предела! Сдать бы тебя дозорным, да сам не знаю, к чему с тобой вожусь...
- Выгнали меня из Ларии, - чуть не плача, ответил Бранше. - Я в столицу шел... Родня там... Предел близок, если я вернусь...
- Еще один оборотень? - насторожился Рами, и руки сами подняли лук...
- Да не оборотень я! - вскричал Бранше. - Был бы оборотнем, в вашу Кассию и не сунулся! Дурак я, что ли?
- Не понимаю, - нахмурился Рами. - Коль не оборотень, так радоваться должен. Разве нет?
- Нет, - пояснил Бранше. - Предел между нашими странами давно поставили, века назад, вот вы соседей и забыли. Забыли, кто мы на самом деле. Забыли, как мы живем, чем дышим. А наши, кто сюда через предел продирался, вам рассказывать и не спешили.
- А ты добрый, - протянул Рами. - Ты мне все расскажешь, правда?
- А и расскажу, - явно начинал злиться толстяк. - И нечего в меня целиться, и так все расскажу. И ешьте вы свою правду, на хлеб намазывайте, или с вином мешайте - мне все равно. Все у нас оборотни, слышите! Все! Такие как вы - сытые, красивые, ухоженные - оборотни! А такие как я, кто до срока в зверя не превратился - те изгои. "Недомерками" их величают. В лесах они живут. От людей прячутся.
- От людей ли? - прошипел Рами.
- От людей ли, от оборотней - то дело неважное, - сник вдруг Бранше. - Я как до посвящения в зверя не превратился, меня и выкинули. Как недомерка... Сказали, вернусь - убьют. У нас таких, как я, за зверей считают, на них даже охотятся, вот родители и вспомнили, что было у нас в роду подобное, давно уже, но было. Клан тогда недомерка пожалел, через передел переправил, а тот у вас в столице и пристроился. Хорошо зажил, весточку нам прислал.
Рами усмехнулся, но промолчал, а толстяк продолжил:
- Поверьте мне, прошу... через границу перешел, мама цех воров подкупила, те от нас ткань тащили, на рынке продавать будут... а так - запрещена ведь, с кожи недомерков-то...
- Дальше рассказывай.
Рами успокаивался, понемногу переваривая слова толстяка. На людей они охотятся? На тех, кто не может оборотнем обернуться? Одежду из кожи шьют...
По позвоночнику пробежал неприятный холодок, но отношение к Бранше, "недомерку", стало лучше, с легкой насмешки сменившись на сочувствие... сложно, наверное, необоротню в Ларии... как здесь - оборотню...
- Что рассказывать? - пожал плечами Бранше, сминая толстыми пальцами блин. - Как к пределу подошли, так они и шептать начали, ну и пропустил нас предел. Да я ногу подвернул, совсем плохо шел. Теперь отошла нога... почти, да поздно - бросили меня.
Бросили... что же, с цеха воров станется. Стал обузой, вот и бросили. Жалко вдруг Рами стало толстяка, жалко глупца, совершенно неприспособленного к жесткой и беспощадной жизни на приграничье. Не место тут таким... тихиньким.
- А что им? - затравленно смотря на Рами продолжал Бранше. - Матушке теперь не пожалуюсь... Ну, я бродил, бродил, да и набрел на это проклятое болото. А тут вы со своими стрелами! Смилуйтесь, что я вам сделал? Не оборотень я, не видно?
- Видно, - прошептал Рами, опуская лук.
И сам удивился. Верил он Бранше. Верил безоговорочно. Сердцем чуял, а Рами сердце слушал. Вот и сейчас видел: не врал незнакомец. А коль не врал, значит, в помощи нуждался. А кто ж стреляет в беззащитного, потерявшегося человека?
- Верю я тебе, Бранше. Верю. Лесник я здесь, за лесом смотрю. Идем, спешить надо. Темнеет уже. Нехорошее ты место плутать выбрал.
- Зато тебя нашел, - прошептал Бранше, и вдруг спохватился, - простите, вас.
- Я не архан, чтобы мне выкать, - спокойно ответил Рами, собирая рассыпавшиеся рогатые васильки в полотняный мешочек. Спешить надо, и так много времени потерял. Матери обещал траву принести, для зелья, вот и задержался почти до самых сумерек. - Котомку принеси!
- Архан это кто?
- Господин, глава, как там у вас величают? Особый... высокорожденный.
- А ты?
- Простой я... лесник. Рожанин.
Бранше, чуть поколебавшись, схватил котомку, да так неловко, что оттуда выкатился завернутый в капустные листья кусок хлеба. Небольшой совсем, Рами ненадолго в лес уходил.
Но Бранше при виде еды украдкой сглотнул, осторожно взял восхитительно пахнущий ломоть и затравленно протянул Рами, всем видом извиняясь за свою неуклюжесть. Лесник, чуть поморщившись, быстро бросил:
- Ешь. Вижу же, что голодный. Ешь же!
Бранше с жадностью набросился на хлеб, а Рами продолжил собирать в котомку испачканные в липком соке цветки. Лишь откусив несколько кусков, лариец спохватился. Покраснел густо, переломил хлеб на две половинки и одну протянул Рами.
- Прости меня, оглодал я больно... только о себе думаю.
- У нас тот, кто хлебом делится, другом называет, - отрезал Рами, завязывая мешок с травой. - Осторожнее с дружбой-то. Друга уже не обманешь, не предашь, против него не пойдешь, боги этого не любят. Не знаю, как ваши, а наши - даже карают. Оттого люди дружбой и не разбрасываются.
- Так ты и есть друг, - заметил Бранше. - Не убил меня, и ведешь куда-то...
Больно уж быстро лариец другом быть захотел, подумал Рами. Но отказываться не стал. Слабо улыбнулся, подобрал упавший капустный лист. Осторожно, чтобы сок рогатых васильков не попал на хлеб, через лист отломил маленький кусочек, вернув остальное Бранше.
- Принимаю твою дружбу. Да вот только я не голоден, - Рами быстро засунул кусок хлеба в рот, почти не ощущая вкуса, пережевал его, перекинул мешок с травой через плечо, а котомку оставил нести Бранше, ведя его к кромке болота. - Долго плутаешь?
- Второй день пошел, - с полным ртом ответил Бранше, с трудом поспевая за Рами со своей больной ногой.
Рами пошел медленнее, с тревогой наблюдая за сгущавшимися сумерками... неужели, не успеют?
Когда они вышли на болото, Бранше уже закончил есть, и слегка покряхтывал, неловко прыгая за Рами по кочкам.
Рами, слушая сопение Бранше за спиной, подумал - надо все же поговорить с Жерлом. Пятый труп за это лето в лесу. Пятая жертва неведомой нечисти... простому рожанину ведь такое не под силу. Да и арханам-магам незачем так труп уродовать, в сухую пыль превращать - тронь и рассыпется.
Не время блуждать в темноте без особой необходимости. И лучше быстрее дойти до дома, пока не начали волноваться родные.
В полной тишине спустились они по склону к ручейку, что синей лентой бежал между часто поросших кустов лозы. Вдоль ручья они дошли до шаткого мостика - нескольких бревен, крепко связанных веревкой.
Рами в мгновение ока оказался на другом берегу, Бранше заколебался. Лесник чуть вздохнул, протянув толстяку руку:
- Я тебя ждать не буду... Идешь?
Бранше пошел... на середине мостика поскользнулся, чудом удержавшись на скользких бревнах. Но через мгновение рука его вцепилась в руку Рами, и молодой лесник рывком вытянул толстяка на берег.
- Не улыбайся, - сказал Бранше, потирая больную ногу. - Ты в лесу хорош, а я в городе. Кухарь я. Готовлю так, что народ в харчевню валом прет. Хозяин, как отпускал, аж плакал, да вот только нельзя мне было там оставаться... убили бы... и так посвящение оттягивали. Куда уж дольше?
- Может и так, - примирительно ответил Рами, которому не хотелось спорить. Он вообще не любил ни с кем разговаривать. Но пустякам - тем более. - Уже недолго.
Но дошли они до дома Рами только с наступлением темноты. Огромный пес, вылетевший им навстречу с заливистым лаем, чуть не сбил Бранше с ног и запрыгал вокруг Рами.
Лай сменился радостным скулежом: Клык льнул к рукам хозяина, подозрительно косился на Брашне, но незнакомца, пришедшего с хозяином, трогать не смел...
Сметь не смел, а взглядом внимательным провожал. Да скалился недобро и Рами, слегка придержав пса, погладил в мохнатые уши, только сейчас заметив, как сильно припадает Бранше на больную ногу. Пошел медленнее. Пес вышагивал рядом, а Бранше, тяжело дыша, пытался поспеть за ними.
Показались между деревьями огни дома. Пахнуло дымом, сонно замычала в хлеву корова. Скрипнула калитка. Ласково мигнул в темноте желтый прямоугольник распахнувшейся двери, в дверях - стройная фигурка, и Лия, пахнущая вереском, что повисла у Рами на шее.
- Вернулся! - шептала черноволосая и черноглазая, как сам Рами, девушка, пряча лицо на плече брата. - Мама говорила, что ты у нас везучий, тебя не одна нечисть не возьмет, но мало ли что...
- Лия, гость у нас, - отрезал Рами, и девушка живо повернулась к Бранше, до сих пор смущенно стоявшему в тени. - Это моя сестра, Лия, а это - мой новый друг, Бранше.
- Гостя на улице держишь, по темноте гоняешь, - спохватилась одетая в скромное серое платье Лия. - Заходи, заходи, Бранше. И брата моего прости, ему все бы со зверюшками, с людьми он разговаривать давно разучился... Ты входи, холодом уж потянуло, а в доме тепло, ужин на столе, Рами ждал, но у нас на всех хватит...
Рами посмотрел, как Бранше тяжело переваливаясь входит в дом, и на всякий случай посмотрел наверх - висевший над входом амулет молчал, не мигал тревожно. Значит, не подвело Рами чутье, незнакомец - чист. Плохого не задумал, пришел в дом как друг.
Бранше, которому явно не хватило куска хлеба, заметно расслабился при упоминании об ужине. Рами вошел в общий зал, лениво зевнул, бросив сестре мешочек с травой. Девушка живо скрылась в одной из дверей, оставив Рами один на один с гостем.
Хозяин бросил лук и колчан на столик у окна, снял грязные сапоги и надел мягкие, домашние, такие же протянув Бранше. Тому сапожки оказались чуть маловаты, но Бранше послушно переобулся и смущенно уселся на краешке резной лавки.
Лия, скользнула в залу с горшком, из которого шел пар. Принесла плошки и от души плеснула в них лукового супа.
- Никогда такого не ел, - восхитился Бранше. - Что ты туда добавила... Гм... чую укроп, лук, мясо но есть что-то еще, мне не знакомое...
- Бранше - повар, - коротко пояснил Рами.
Лия, слегка раскрасневшись, начала торопливо рассказывать, как надо готовить луковый суп, а Бранше внимательно слушал, то и дело прерывая девушку глупыми, по мнению Рами, вопросами:
- А сколько луковиц?
- Гм... хорошая ветчина, на еловых ветках?
- А класть до или после?
- А кипятить сколько?
- Э... а что это за травка?
- Правда? А мясо, какое?
- Мелкими кусочками, говоришь, а жарить на масле?
- Не... я делаю иначе, получается вкусно, но по-другому...
- Это хорошо, полезно...
- Не, это гости не любят, да и достать у нас трудно... а чем заменить?
При этом Бранше умудрялся продолжать есть и восхищаться стряпней Лии, а красная от смущения Лия бегать туда и обратно, унося грязную посуду и возвращаясь с новыми лакомствами.
Рами ел молча, задумавшись.
Завтра приедет архан. Завтра жизнь Рами и всех обитателей замка, по словам Салама, друга Рами и конюха в замке, сильно усложнится... Еще Салам посоветовал держать Лию подальше от замка. Хороша девушка: в свои пятнадцать мужчин с ума сводит.
Рами, как такое услышал, вспылил, обиделся было, но теперь, наблюдая за сестрой, вдруг понял: правду конюх говорил. Хороша Лия, для служанки - излишне хороша: стройная, гибкая, а волосы... Рами никогда не видел таких волос, как у матери и сестры - густые, чуть вьющиеся, они вечно норовили вылезти из тугой косы, рассыпаться по плечам черной, блестящей пеленой.
Рами вздохнул. Давно бы Лия в беду попала, коль за ней в лесу старшой не присматривал, а в замке - Салам. Но время идет, Лие пора жениха подыскивать, а она, кажется, о замужестве даже не думает. Рами пробовал с матерью поговорить, да та все отмахивается, рано, мол, еще.
А куда там рано? Все ровесницы Лии замужем давно, детишек растят... А сестра красоты своей будто и не замечает вовсе. Вот и теперь улыбается Бранше, а тот и млеет. Благо, что толстяк на горшках помешанный, а то пришлось бы Рами гостя на сеновал выпроваживать...
Рожанин вновь вздохнул. Знал он таких "одержимых". Салам тоже за лошадями ходит, будто те людей лучше. Часами в конюшне сидит... Добро это, когда свое дело любишь. Рами не любил. Хоть и неплохо ему в лесу было, а душа требовала чего-то большего. Может такого блеска в глазах, как у Бранше, когда тот о еде говорит? А вместо этого уже шесть лет торчит Рами в проклятом лесу, шесть долгих лет после посвящения главой рода.
Тем временем гость поел, и сияющая Лия живо потащила Бранше в кладовую, хвастаться заготовками. А их у девушки, не смотря на середину лета, набралось немало... Бранше был не против: когда Рами спустя некоторое время заглянул в кладовую, гость и Лия как раз взахлеб спорили, как правильно солить капусту.
Рами улыбнулся, украдкой стащил со стоящего у дверей ящика яблоко, и незаметно ушел в свою комнату, хрустя по дороге сочным плодом. Здесь и нашла его мать.
- Отнесешь прачке? - спросила Рид, подавая кувшинчик с ее теплым зельем. - Знаю, что темно... но пса возьмешь, да и недалеко тут, а она может до утра не протянуть...
- Мама, почему они не зовут виссавийцев? - спросил Рами, накидывая на плечи плащ.
- Ребенка она своего извела, - ответила Рид после некоторой паузы, и в голосе матери Рами почувствовал знакомое презрение.
Не к девушке, в целителям-виссавийцам. Странные они - виссавицы. Кутаются в зеленые тряпки, будто скрывают под ними что-то, только глаза открытыми оставляют. Необычные глаза - огромные, чуть блестевшие зеленоватым свечением, почти лишенные белка... и холодные. Как можно быть холодным и исцелять?
- Виссавиец, как узнал, лечить отказался. Сказал, боги покарали. Может и так, но... я не могу ее оставить...
- И я не могу, - ответил Рами, забирая у матери кувшинчик. - Отнесу. Только гость у нас. Нога у него... хромает. И сама знаешь, с этими убийствами в лесу... все же немного побаиваюсь я.
- Не бойся. Бранше может быть кем угодно, - мать сделала паузу, и Рами на мгновение насторожился. Что это еще за "кто угодно?" - но в дом наш пришел с добрыми намерениями. Я чувствую. И амулеты не ошибаются. Я и гостем займусь, и ногой его, - усмехнулась Рид, провожая сына до дверей. - А ты не задерживайся... Иди... И будь осторожен. Носишь амулет?
- Ношу, мама, - еще более насторожился Рами.
Иногда он не понимал мать. Не понимал, но все же не снимал с шеи небольшого мешочка, внутри которого и был "амулет" - прядь коричнево-красных волос с таинственно поблескивающими искорками... Кому принадлежала та прядь - Рами не знал. Но мать не любила отвечать на вопросы ни о своих амулетах, ни о травах, ни о странных снах, посещавших изредка Рами. Ни о имени... Ар. Кто такой Ар?