Поздней ночью проливной ливень. Горстка солдат притаилась в лужах окоп. Жмутся друг к другу, передают папироски и сухари, изредка высовываясь и посматривая. Все в одну сторону.
- Только бы обошлось.- Слышался ропот усталых людей.
- Обойдется, он в этом деле гений.
- Почему я не пошел с ним, почему не пошел?!- Один из солдат снял каску и прижался лицом к сырой глине.
- Успокойся, Дрейк!
Солдат вцепился зубами в рукав:
- Сволочь я, мы же всегда были вместе, почему теперь я бросил его?
- Там вполне достаточно одного, второй только мешался бы.
- Я должен был пойти с ним!
- Рядовой Дрейк Гибсон, прекратить истерику!- В лицо солдата кричал сержант и жестко тряс его за грудки.
В это время раздался оглушительный взрыв и гигантский гриб пыли и грязи вырос на горизонте.
Дрейк вырвался из ослабевших рук сержанта, на ходу одевая каску. Он лихо выскочил из окопа. Рот искажен злой гримасой, только белые зубы светятся на фоне грязного лица. Ему не нужно было оборачиваться, чтобы увидеть остальных.
Рота бежала молча, бряцая саперными лопатами и тяжело дыша, спеша туда где взрыв дал возможность огню временно победить вот уже третий день властвующий ливень.
- Вот он! Сюда, скорей!
- Он мертв.
- Нет, ранен.
- Он герой, пожертвовал собой, ради нашего спасения.
Солдаты окружили израненного человека, покашливая и вытирая лица от копоти. Человек лежал вниз лицом, казалось нет места на его теле, куда бы не попал осколок. Его аккуратно перевернули на спину. Дрейк, молча вздрагивая от рыданий, опустился рядом. Затем он погладил человека по голове, как -будто желая пригладить ему волосы.
- Она...ушла...- треснули сухие губы и ручейки крови побежали вниз к подбородку.
- Что, что он сказал?- Гибсон беспомощно озирался по сторонам. Затем припал ухом к замолкшим губам человека.
- Что, что ты сказал? Повтори, Джон!
- Ты? Это к тебе... она... ты был лучшим моим... как ты ...мог...я был счастлив до этого письма, а сын, он... у меня ничего не осталось
Сзади какой-то солдат среди обломков и огня раскладывал рацию:
- Командир, мы нашли его! Что? Представить к награде?! Есть, сэр! Но... боюсь он не дотянет и до госпиталя.- Ответил солдат журчащему в аппарате голосу, кинув оценивающий взгляд на лежащего человека.
- Я не хотел умирать, но она...- Вновь, трудно разлепились губы и застыли уже навсегда.
Дрейк, раскачиваясь на коленях, тихонько завыл.
- Сержант!
- Да,- вздрогнул тот.
Перед сержантом стоял невысокий солдат с рацией за спиной.
- Приказано наградить орденом третьей степени.- Кивнул он на человека.
- Да, да, наградим, обязательно- чему-то задумавшись ответил человек в сержантских погонах.
Где-то далеко послышались победные крики и беспорядочные выстрелы в небо.
- Наши прорвались.
- Прошли.
- Слава Богу - радостно зашептали солдаты.
Дрейк встал, вытер слезы, в лице его появилась решимость:
- Этот салют в честь тебя.- Сказал он человеку и, слушая далекие победные крики своего полка, зарыдал как ребенок.
И грянули залпы вверх.
Дрейк поднимался по ступеням. В походной сумке у него лежали всего лишь: часы, авторучка и забрызганное кровью письмо - все, что осталось от товарища, плюс деньги, что Дрейк хотел передать его жене. Его сильно смущали последние слова Джона, но заглянуть в открытое письмо он все же не решался. Состояние было паршивое. Затаенное сознание собственной вины усиливалось, зная что вот-вот предстоит свидание с женой друга, мертвого друга. Вот и дверь. Он остановился, оправил форму, громко звякнув медалями, и тут же пожалел, что нацепил их. Дрейк поднял руку, чтоб постучать, но никак не мог решиться. В этот момент он увидел, что дверь слегка приоткрыта. Что-то подсказывало ему войти. Он тихонько взялся за ручку и, толкнув дверь, переступил через порок.
Оказавшись в хорошо освещенном коридоре он замялся и набрал воздуха чтобы позвать хозяйку.
- Вот, возьмите платок. Не плачьте, вы все правильно сделали.- Дрейк вдруг отчетливо услышал громкий голос из закрытой комнаты. Он выпустил воздух и замер.
В комнате все затихло, создалась тягостная пауза. Затем как будто, что-то зашевелилось и раздались всхлипывания.
- Кроме него это никто не смог бы сделать.- Звенел снова твердый бас, напрасно стараясь звучать мягче. - Он был профессионал, лучший из всех, поймите. Но и он бы не справился, если б не это письмо. Если б он хоть немного хотел жить, он бы и полчаса там не протянул. Во всем виновата эта новая система электронной защиты. С ней мы плохо знакомы, она недавно на вооружении у наших врагов. Ни один микадо не смог бы ее пройти, потому что даже смертники, как бы они не были подготовлены, подсознательно боятся смерти и на этом самом сильном человеческом инстинкте, инстинкте самосохранения, вражеский компьютер подловил уже четырех наших лучших ребят. Ваш муж подарил нам целых три часа. Три! Нам нужно было это время, нам нужна была эта победа. Другим людям слишком дорого обошлось бы наше поражение. Поэтому вы все правильно сделали, и я, от лица командования, благодарю вас, за ваш личный подвиг. Вот бумага на пенсию. Страна никогда не забудет вас и вашего мужа. Та страна, в которой погиб ваш муж, далекая и может вам не известная, но поверьте, что вы принесли огромную пользу нашему народу. Родина будет гордиться вами.
Голос замолчал. Вдруг раскрылась дверь. Дрейк вздрогнул. Из комнаты быстро, словно преследуемый, выскользнул генерал. Увидев солдата, он приостановился, удивленно глядя ему в глаза. Дрейк машинально выпрямился и козырнул. Генерал, платком вытирая пот со лба, молча прошел мимо. Из-за двери доносились рыдания. Дрейк нерешительно вошел.
На диване, закрыв лицо руками, съежилась женщина. Увидев солдата, она вдруг затихла. Дрейк держал в руке письмо, залитое кровью, как - будто на него нечаянно пролили малиновое варенье. Его взгляд упал на тумбу, где на листе гербовой бумаги лежал орден третьей степени. Входная дверь вдруг хлопнула и из коридора раздался звонкий детский голос:
- Мама, я дома.
Женщина снова закрыла лицо руками.
- Я дома, мама.- Тихонько сказал мальчик лет семи, входя в комнату, и обрадовано разглядывая постаревшего солдата.
Сначала тихо, но, очень быстро набирая силу, вновь разразился женский плачь. А в голове у Дрейка через сильное смятение настойчиво пробивались слова давно забытой, заунывной песни: