Риверс Джорди : другие произведения.

Отпуск вместе

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Что делать, если твоя любимая голубая планета должна погибнуть? Ты используешь любой шанс и нарушишь любой закон, чтобы спасти её.

  "Если вдруг вас разделили миры, не скучайте друг по другу. Ищите способы быть вместе. Они всегда есть."
  Так было написано в книге, которую подарил мне брат. Только эти слова. Они часто приходят мне на ум.
  У каждого есть прошлое. Только не каждому дано его помнить. Я не помню своего прошлого, а может, просто у меня его нет. Однажды ко мне пришел он и сказал, что он мой брат. И я поверил ему. Теперь я тот, кем стал рядом с ним.
  Брат всегда говорил мне, что я добрый. И я стал добрым. Он говорил мне, что я наивный, и я стал наивным. Он говорил мне, что я способен на многое, и однажды я спас целый мир. Работа у меня такая, связанная с людьми. А люди всегда на грани катастрофы. Не могу сказать, что я устал, но...
  Так вот. Я расскажу вам о том, как один мир избежал гибели. Один прекрасный мир, вода в котором была прозрачной и пела, стремясь от одного материка к другому.
  Люди, которые любили друг друга столетиями, и однажды забыли об этом, нечаянно встретились. И... Этого оказалось достаточно.
  Когда я говорю "нечаянно", я скромничаю. Потому что я много для этого сделал. Но для них все выглядело именно так. Они встретились и даже не поняли, что спасли свой мир от гибели. Впрочем это было уже не важно.
  Всплеск материи, петля времени, закрученная в несколько простых событий, развернувшихся в ограниченном пространстве. Так выглядело это для меня.
  Для них все выглядело очень просто. Как отпуск, возможно последний в своей жизни, который каждый из них захотел вдруг провести с единомышленниками. Ведь лететь в пропасть всегда хочется с тем, кто разделит твое чувство полета.
  Постараюсь рассказать обо всем по порядку.
  В каждом мире основополагающую роль играет равновесие. Так и в моем. Мой брат в свою очередь сделал все возможное, чтобы катастрофа случилась, и наш мир погиб. Не потому что он злой. Он мало чем отличается от меня. Мы близнецы. А потому что кто-то всегда должен противостоять тебе, чтобы ты шел в выбранном направлении.
  Мне повезло чуть больше, чем ему. Совсем чуть-чуть.
  Будь я человеком, я бы бился над разгадкой этого чуда. Но я не человек. И механизм чуда мне известен.
  Последний раз мы виделись с братом, стоя во дворе старинного особняка. Шел восемнадцатый век от Рождества Христова. Мы молча смотрели на то, как семеро детей Аарона, чей род вел свое основание от Авеля, сына Адама, ссорились не на жизнь, а на смерть. Я редко видел Ааронов во время своих визитов на Землю, и поэтому сейчас был просто рад лицезреть их, несмотря на то, что творилось непоправимое.
  Эти души, перевоплощаясь раз за разом и вновь приходя на землю, которое столетие шли бок о бок. Они искренне любили друг друга. И все же с каждой жизнью отчуждались все больше.
  Эта загадка мироздания никак не поддавалась моему понимаю.
  Им было, что делить.
  Но мы с братом смогли поделить мир. И остались братьями.
  - Ты наивный, - говорил мне брат. - Веришь во всякую ерунду.
  - Типа людей? - спросил я, с грустью глядя на то, как дочь Аарона выкрикивала своей сестре в лицо жестокие обвинения.
  Брат промолчал. На фоне все больше распаляющейся ссоры слова не требовались.
  Ветер теребил его темные кудри, и они волновались в невесомых лучах заката. Его взгляд стал жестким, а губы сложились в решительную черту.
  Я знал, что он сейчас скажет, и поэтому перебил его:
  - Неужели в мироздание закралась ошибка? Не может быть для человека ничего дороже любви! Не может человек забыть об этом самом главном сокровище своего сердца из-за монет, камней, акров земли и прочего.
  Брат повернулся ко мне и покачал темноволосой головой:
  - Ты такой наивный.
  Я вздохнул.
  - Пора заканчивать с этим миром. Тысяча и восемнадцать столетий - достаточный срок, чтобы убедиться в бесполезности твоих ожиданий.
  - Не достаточный, - возразил я взволнованно. - Вот и не достаточный.
  Брат, сжав скулы, остановил на мне тяжелый взгляд.
  - В следующий раз они начнут убивать друг друга.
  - Не начнут! - с горячностью воскликнул я. - Дай им еще один шанс. Всего один.
  - Это самый древний человеческий род. Но даже сила предков не спасает их. Золото всегда будет для человека дороже любви.
  - Всего один, - я готов был умолять, валяясь у брата в ногах.
  - Что мне с тобой делать? - спросил он со вздохом. - Это не может тянуться бесконечно. Уже столько времени потеряно!
  - Но Любовь до сих пор жива! Жива в их сердцах! Даже если её нет в голове! - в подобные моменты я всегда начинал говорить что-то высокопарное. Чаще всего о Любви. Ведь других аргументов у меня никогда и не было.
  - Докажи это! - бросил мне брат.
  - Давай заключим пари. На их следующую жизнь, - предложил я.
  - Я раскидаю их по разным уголкам земли, - тут же последовала угроза.
  - Кидай.
  - Они никогда даже не встретятся.
  - Значит, останутся живы.
  - Как раз наоборот.
  - Что ты имеешь ввиду? - насторожился я.
  - Если они не встретятся, если в их сердцах не проснется любовь и не приведет их друг к другу, то этому миру придет конец, - объяснил он, кидая взгляд на одного из сыновей Аарона, вцепившегося в глотку другому.
  - И..идет, - кивнул я, согласный на что угодно, лишь бы оттянуть момент гибели любимого из миров.
  Потому что море на этой планете было таким голубым и прозрачным, как нигде больше.
  - И еще! - брат поднял вверх тонкий указательный палец. - Чтобы встретиться им придется, оставить все, что у них есть.
  Умно. Ничего не скажешь. Если сейчас они забыли о главном из-за мелочей, то чтобы доказать свою человечность, им придется забыть обо всем ради главного.
  - Я согласен. Только пусть...
  Брат посмотрел на меня сердито. Потому что мне в голову вечно приходили всякие глупости.
  - Путь для каждого это будет отпуск. Я достаточно изучил человеческую натуру и могу с уверенностью сказать, что человек именно всем и может пожертвовать, чтобы хорошо отдохнуть.
  - Хорошо, - вздохнул брат. - Отпуск вместе. Так тому и быть. Но если хоть один не придет, я уничтожу этот мир.
  Я опустил глаза и поднял руки в знак того, что не буду возражать.
  
  
  
  Прошло два с лишним столетия. Спасибо брату, все главные действующие лица вновь пришли на землю в одно время. Иногда мне кажется, брат только притворяется, будто противостоит мне. Да, я на самом деле наивен. Иначе сложно верить во все то, во что мне необходимо верить по роду деятельности.
  Поздним пятничным вечером я нашел первого из семерых потомков Аарона. Возможно, любимого из них. Сердце мое подпрыгнуло в груди от волнения. Двадцать столетий я следил за перипетиями её судьбы, следил за тем, как любовь в её душе боролась с искушениями, и побеждала. За исключением последнего раза.
  Я успел привязаться к ней, как к собственному ребенку. Да, на этот раз это была она.
  Глория.
  Не часто я испытываю чувство восхищения смертными. И вот один из них. В этой жизни Глории никак не везло. Она была красива, умна, добра, и все же каждый раз её влюбленности заканчивались ничем. Я уже начинал подозревать, что кто-то просто боится совершенства и не может вынести его рядом с собой. Несмотря ни на что Глория верила в себя и знала, что достойна любви. И я видел, что отчаянию не подобраться к её сердцу, и что она никогда не опустит руки в этом вечном поиске.
  У нее были непослушные черные кудри и пронзительные синие глаза. И в них все. Мне всегда достаточно было лишь мельком посмотреть в её глаза, чтобы понять, что творилось у неё в душе.
  На этот раз Глория облачилась в изящное, хрупкое тело. Она выглядела такой беззащитной, и все же холодный блеск в глубине её глаз напоминал мне о несгибаемой натуре.
  Я нашел её на подходе к отелю на берегу Средиземного моря. И вот она уже затерялась среди немногочисленных прохожих. На лицах людей лежала печать усталости, даже не беспокойства, а усталого, обессиленного смирения.
  "Покайтесь!" - кричал с плаката мужчина в строгом одеянии, хмуро сдвинув брови.
  Размноженный в десятках копий, наклеенных одна к другой на остановках, заборах, он смотрел буквально отовсюду, сверля безумным взглядом мою нежную душу.
  Я покачал головой.
  "Рэйв-пати накануне конца света", - гласил другой плакат рядом, взрывая яркими красками серую набережную.
  Люди бежали мимо, бросая редкие взгляды друг на друга, и еще более редкие на привычные лозунги, взывающие к ним с застывших в молчании зданий.
  Холодок пробежал по моей спине. Нельзя было терять ни минуты.
  Отыскав взглядом Глорию, я последовал за ней в небольшой, милый отельчик, чья стеклянная дверь сверкала рыжими всполохами на закате.
  Разволновавшись, я сел в кресло, где уже расположился пожилой господин с газетой, и стал наблюдать за дочерью Аарона.
  Глория подошла к стойке ресепшн, опустила спортивную сумку на пол и подала паспорт для регистрации.
  Девушка за стойкой мило улыбнулась ей и стала искать в компьютере бронь. Улыбка её с каждой секундой становилась все напряженнее. Потому что бронь никак не отыскивалась. Я довольно кивнул и посмотрел в сторону прозрачных входных дверей. Но те, кого я ждал, никак не появлялись. Хотя их поезд прибыл на станцию полчаса назад, и я сам убедился, что они сели в такси и направились сюда.
  Возможно, мой брат тоже включился в игру. Я смиренно вздохнул: таковы правила. Газета у пожилого господина заколыхалась, как на ветру.
  
  - Спасибо, - Глория поблагодарила администратора, когда та протянула ей ключ от номера.
  - Нет-нет-нет! Не уходи! - я вскочил на ноги и подлетел к ней.
  Она подняла с пола сумку и стала подниматься по лестнице.
  В этот момент стеклянные двери расплылись в стороны, и в отель вошла женщина с девочкой лет семи. Вид у блондинки был какой-то взъерошенный. А чемодан, который она тащила обеими руками, казалось, весил тонну.
  Девочка же, напротив, казалась умиротворенной. Она заинтересованно смотрела по сторонам, хлопая круглыми синими глазками.
  "И все-таки это удивительно", - подумал я про себя.
  - Такси сломалось за квартал отсюда, - выпалила блондинка, подходя к пустой стойке ресепшн. - У чемодана отлетели колесики, еще и администратора нет на месте. Что ж за день то такой!
  Я с пониманием кивнул и взлетел на лестничную площадку, прямо перед своей подопечной, которая преодолевала последние ступеньки.
  - Глория, - шепнул я ей на ухо.
  Мне нельзя было с ней заговаривать, но когда речь идет о судьбе мира, кому нужны правила?
  Глория услышала, как кто-то позвал её и резко обернулась.
  И увидела внизу блондинку с маленькой девочкой.
  И замерла на месте.
  Выпустив сумку из рук, она медленно, не веря своим глазам, стала спускаться.
  Сначала Глория пристально смотрела на девочку, которая даже не замечала чужого внимания, продолжая вертеть по сторонам черноволосой головкой с милыми кудряшками.
  Затем Глория перевела ледяной взгляд на нервничающую блондинку.
  - Мэри? - спросила она тихо, но твердо, подойдя к той.
  Блондинка подскочила, как ужаленная, при звуках её голоса.
  Чемодан с грохотом повалился на плитку.
  О да, голос у Глории был такой, что мурашки по коже. Бьюсь об заклад, Мэри сдавливала свою голову руками, в бесполезных попытках избавиться от его звучания. Человек ушел, но его голос продолжает звучать в твоей голове. И ты знаешь, что ничего уже не будет хорошо и ничего не наладиться, и все самое волшебное в твоей жизни случилось и осталось в прошлом.
  Будь я своим братом, то открыл бы лавочку по стиранию счастливых воспоминаний.
  - Что это? - холодно и жестко спросила Глория, кивая на девочку. - Что это такое? - чеканя слова, повторила она.
  Блондинка сглотнула и с вызовом вздернула подбородок.
  Но они обе знали, кто выйдет победителем из этого поединка. Слишком много было таких поединков в прошлом.
  Молча, Мэри сглотнула еще раз и потупила испуганный взгляд.
  Честно сказать, она была в панике.
  Я, качая головой, наблюдал за сценой.
  - Это то, что я думаю? - спросила Глория.
  Пожилой господин с газетой поежился в кресле оттого, сколько неприкрытой угрозы прозвучало в вопросе.
  Мэри молчала. Затем вновь вскинула взгляд.
  Я передернул плечами, потому что почувствовал нестерпимое желание Глории вцепиться в горло блондинке.
  - Это то, что я думаю? - глухо повторила моя подопечная.
  Мэри посмотрела на Глорию с каким-то даже состраданием.
  - Познакомься, - произнесла блондинка.
  У неё было такое выражение лица, словно она шагала в пропасть и испытывала облегчение оттого, что все заканчивается.
  - Познакомься, это твоя дочь Кэтти.
  Опасаясь за жизнь Мэри, я опустил руку на плечо Глории.
  В такие моменты человек чувствует вдруг необъяснимое головокружение, потому что на него накатывает волна беспечности, и ярость, еще мгновение назад выжигавшая его изнутри бешеным огнем, улетучивается, уступая место способности увидеть свои проблемы со стороны и посмеяться над ними.
  Так и Глория.
  Сначала она стояла, как громом пораженная, а затем начала громко, заливисто смеяться на весь холл отеля.
  - Ты сделала это? - проговорила она, наконец. - Ты это сделала!
  Кэтти, до этого мирно созерцавшая убранство холла, посмотрела на Глорию.
  Глория смотрела на Кэтти. Синева их глаз и черные кудри с такой очевидностью выдавали в них родных людей, что даже случайные свидетели этой сцены затаили дыхание, ожидая развязки.
  - Ты моя вторая мама? - спросила Кэтти, по-детски запрокинув голову кверху.
  "Первая", - услышал я мысль в голове Глории.
  - Да, - ответила дочь Аарона вслух. - Да.
  А затем присела перед девочкой на одно колено, чтобы иметь возможность заглядывать ей прямо в глаза.
  Так продолжалось несколько минут, они просто изучали друг друга, привыкая, смиряясь с мыслью, с чувством, с присутствием, наличием друг друга в своей жизни.
  Потом Глория резко поднялась и стала искать что-то по карманам джинс.
  Она вытащила сложенную вчетверо листовку. Развернула. Прочитала текст, нахмурив брови.
  Затем она решительно отвернулась к стойке ресепшн, припечатала ладонью листок к поверхности и требовательно произнесла, обращаясь к администратору:
  - Дайте бумагу и ручку.
  Женщина за стойкой испуганно хлопнула большими наивными глазами и исполнила требование Глории.
  - Позовите еще кого-нибудь, - безапелляционно бросила Глория ей, не отрываясь от своего занятия. - Мне нужны свидетели.
  Закончив, она повернулась к Мэри и Кэтти. Обе наблюдали за ней. Только одна недоуменно, а другая восхищенно. Дети всегда так смотрят на родителей.
  Глория протянула исписанный листок бумаги Мэри.
  - Что это? - спросила блондинка.
  - Жест доброй воли, - просто ответила Глория. - Я отправляюсь в последний... - Она хотела сказать "путь", но произнесла вместо этого, - в отпуск, в отпуск вместе с такими же, как я. А это просто жест доброй воли.
  - Ты? - не верила своим ушам Мэри, разглядывая витиеватую подпись на составленном на скорую руку документе. - Ты завещаешь мне что-то?
  Этот вопрос вызвал новый приступ смеха у дочери Аарона.
  - Не тебе. А ей. Все, что у меня есть. Учитывая, что у Кэтти нет будущего, как и у всех нас, это немного нечестно, но таковы правила.
  - Какие правила? - все больше нервничала Мэри.
  Глория опустилась перед девочкой на колени и взяла её ладошки в свои загорелые руки.
  - Мне нечего сказать тебе, малыш, - произнесла она спокойно. - Все будет звучать оправданием, а я ни в чем перед тобой не виновата.
  Кэтти молча слушала, хлопая пронзительными синими глазами.
  - Нам всем осталось немного, и это "немного" мое сердце будет принадлежать тебе.
  - Возьми меня с собой? - вдруг попросила девочка.
  Глория с усмешкой покачала головой.
  - Не могу.
  Затем встала и, не оборачиваясь, ушла. Как уходят те, кто не возвращается.
  Мэри нахмурилась. Потом вспомнила, что Глория перед уходом положила на стойку какой-то листок бумаги, видимо, обладавший для неё особенной ценностью. Но она боялась даже коснуться его. В нем была заключена неведомая сила, заставившая Глорию, всю жизнь только и стремившуюся к тому, чтобы обеспечить себе достойное, безбедное существование, в миг отказаться от всего.
  
  
  - Иногда мне кажется, я могу умереть от заполняющего меня чувства одиночества. - Вальтер сидел в кресле на приеме у психоаналитика. Сложив руки между коленками, он, съежившись, устало смотрел в пол. - Оно темное и холодное. И словно всегда было во мне. У меня прекрасная работа, любящая жена. Но это чувство... Я забываюсь на время, а потом... Потом вспоминаю, что оно всегда было во мне. Словно когда-то я потерял что-то. Что-то важное, и мне никак не вспомнить, что. Доктор, вы понимаете?
  Вальтер поднял на врача светлые глаза, полные нежной грусти.
  
   - Дорогая, как ты думаешь, это неизвестное тело большое?
  Вальтер вел автомобиль по гладкому, утреннему шоссе, переговариваясь с женой, которая полу дремала на пассажирском сиденье.
  - Мне кажется, оно такое белое, как луна. Мне не терпится увидеть его в небе.
  Ответом ему послужило несколько пренебрежительное молчание.
  - Все равно он там появится, - неуверенно добавил Вальтер, чтобы сгладить недовольство жены.
  Солнце только поднималось над горизонтом, придавая стелящемуся по долине туману желтоватый цвет.
  - Ты же читала этой странный рекламный проспект?
  Вальтер мельком повернул голову, чтобы убедиться, что жена слушает его.
  - Про последний отведенный нам отпуск на краю света. Край света - лучшее место, чтобы встретить конец света. Свободным, - процитировал он весело.
  Но супруга продолжала молча созерцать дорогу.
  - Вместе с такими же свободными, как и ты, - закончил Вальтер и смущенно улыбнулся сам себе.
  Эта мысль неожиданно грела его. Как не грела уже давно ни одна другая.
  - Интересно, какие они? - продолжал свой монолог Вальтер. - Хоть бы одним глазком поглядеть на свободных людей, побыть среди них. Может, мне удастся сойти за своего.
  Он поправил коротковатые брюки, которые липли к ногам, бывшим долго в одном положении. Покрутил головой. Осторожно, чтобы не упали очки. Но расслабить галстук не решился. Ведущий банковский служащий.
  Я сидел на заднем сиденье. Я наблюдал за Вальтером с упоением. Соскучился как никак.
  Светлые глаза с явно ощущаемой доброжелательностью, словно почувствовав мое присутствие, улыбнулись мне в зеркале заднего вида.
  Милый Вальтер.
  - Дорогая, хочешь мы остановимся позавтракать? - спросил он у супруги.
  - Да, родной, я пожалуй съела бы бургер, - раздался ответ.
  Я сжал скулы и отвел взгляд.
  Надо было что-то делать.
  Что?
  
  Вальтер заказал себе курицу в китайском соусе, а жене блины.
  Они молча сидели за столиком придорожной забегаловки, от нечего делать листая меню.
  - Дорогая, извини, что я кормлю тебя завтраком не в шикарном ресторане, - серьезно произнес мой подопечный.
  И мне стало больно от того чувства вины, которое я услышал в его тихом голосе.
  Вальтер потянулся к галстуку, но в последний момент опустил руку. Я подул на скрипящий над окном почти нерабочий кондиционер, и тот, кряхтя, стал набирать обороты, разбавляя застоявшийся воздух забегаловки прохладными потоками.
  Где-то на кухне я услышал детский смех. Вот кто бы мне сейчас помог.
  В этот момент кухонная дверь распахнулась, и двое ребят, мальчик и девочка, выбежали в зал, где ранним утром из посетителей были только Вальтер с женой.
  Дети стали бегать между столиками, играя в догонялки.
  Затем мальчик стащил у кассы две большие бумажных тарелки, скомкал из салфетки шарик, и предложил девочке поиграть в бадминтон.
  Вальтер с застывшей восхищенной улыбкой наблюдал за тем, как белый шарик вздымал к потолку забегаловки. И лицо его лучше зеркала отражало зародившееся в груди чувство полета.
  
  После завтрака Вальтер стал вдруг каким-то молчаливым и даже суровым. Он сосредоточенно вел машину. Я видел, как он хмурил брови, будто перед ним стояла задача, у которой было только одно не самое приятное решение.
  Мимо проносились идеально ровные кусты.
  Вдруг Вальтер, не отрывая глаз от дороги, рванул галстук на горле. Нервными, но уверенными рывками, он освободился от него и бросил на пассажирское сиденье. Галстук притаился там, как змея, отползшая в укрытие, но готовящая новое нападение.
  Я подул Вальтеру на затылок, взывая к недавним воспоминаниям: мальчик со смехом бумажной тарелкой отбивает шарик, и шарик летит вверх, кувыркаясь в воздухе.
  
  - Нам надо заехать в одно место, - произнес Вальтер, еще больше нахмурившись. - Чем быстрее, тем лучше.
  Я расслабленно откинулся на сиденье.
  Я был согласен с Вальтером. Какой смысл влачить жалкое существование? Особенно, когда скоро оно все равно закончится.
  
  - Я бы хотел отказаться от всего, что имею, - сказал Вальтер, опускаясь в безликое кожаное кресло в кабинете у нотариуса.
  Кондиционер в кабинете работал исправно. Жалюзи были подняты, являя взору крыши двухэтажных домов, выросших по соседству с деловым кварталом.
  "Почетный Нотариус Хиллз", - гласила золотая табличка на столе.
  - В чью пользу? - спросил господин Хиллз, приподнимая очки. Он не подавал виду, хотя был удивлен.
  - В пользу женщины, которую люблю, - ответил Вальтер, заинтересованно осматривая стены кабинета так, словно он собирался поселиться здесь.
  Затем он остановил взгляд на нотариусе, который неподвижно сидел за письменным столом, ожидая последующих действий Вальтера.
  - Я передаю все, что у меня есть, ей, - сказал сын Аарона и положил на стол перед мужчиной вырезанную из журнала фотографию брюнетки с распущенными волосами.
  Девушка выглядела, как из рекламы шампуня.
  - Это моя жена.
  Глаза нотариуса полезли на лоб, но больше он ничем не выдал своего удивления.
  - Ка..как её зовут? - спросил он.
  Вальтер пожал плечами.
  - Не знаю. Я зову её "дорогая".
  - Как я должен по-вашему это осуществить? - спросил Хиллз.
  - Мне все равно. Просто освободите меня.
  
  
  - Она не любила тебя. И заставляла носить галстук, - сказал я Вальтеру, когда мы ехали по дороге в сторону Шотландии.
  Именно там, на высоком берегу Атлантического океана должна была состояться встреча Ааронов.
  Именно там они должны были встретить конец света.
  - Я знаю, - ответил Вальтер. - Я любил её и этого мне было достаточно. Но галстук - это перебор.
  
  
  Я помню Сесилию в прошлой жизни. До сих пор перед глазами стоит жуткая картина того, как с пеной у рта она бросалась на свою сестру, отвоевывая лишний кусок отцовского наследства. Тогда она поразила меня больше всех. Казалось, ничто её так не радует, как мысли о грядущем богатстве.
  Не удивительно, что ей досталась такая жизнь. Не в наказание. Никак нет. Это был выбор её души.
  Пока все найденные мною потомки Аароны были одиноки. И не удивительно.
  Но одиночество Глории и Вальтера не должно было идти ни в какое сравнение с одиночеством Сесилии. Потому что её отказ от любви в прошлой жизни был в разы сильнее, чем у братьев и сестер.
  Да, я переживал за неё больше, чем за остальных. Я переживал о том, сможет ли душа Сесилии вспомнить свой дом и то, к чему она всегда стремилась до этого.
  
  По иронии судьбы, а может по извращенному чувству юмора моего брата, Сесилия жила в том самом доме, из-за которого они тогда вдрыск рассорились.
  Сейчас это был особняк в строгом аристократическом стиле, к которому прилегало несколько гектаров земли.
  Мы с братом одновременно появились в торжественной, строгой гостиной. Сесилия сидела в изящном кресле ручной работы из красного дуба.
  Интересно, она вообще знала о том, что приближается конец света?
  Затем я заметил в её руках свой так сказать рекламный проспект.
  Значит, знала.
  Интересно, что она испытывала при мыслях о смерти? Облегчение, оттого что скоро все закончится?
  Ей было всего семнадцать. Или чуть больше.
  Она никогда не знала своих родителей. Первые четыре года Сесилия провела в детском интернате. После чего её удочерила премьер-министр - одна из самых богатых женщин страны. Четыре года - достаточный возраст для того, чтобы помнить, что твоя мать отказалась от тебя, и ты никому в целом свете не нужен.
  Удочерение не сильно изменило ситуацию. Потому что приемная мать Сесилии в силу своей невероятной занятости уделяла девочке совсем не столько внимания, сколько необходимо было ребенку, обуреваемому чувством собственной ненужности.
  Когда Сесилии было четырнадцать, её приемная мать погибла в автокатастрофе.
  И с тех пор девочка жила одна. В огромном особняке.
  Она почти не выходила на улицу. В наследство ей досталось огромное состояние, позволявшее быть затворницей в том самом доме, ради которого жизнь назад она убила в своей душе любовь.
  
  - Ну что? - спросил меня брат, проводя пальцем по толстому слою пыли, покрывавшему каминную полку.
  На белом мраморе осталась неровная дорожка.
  - Что? - переспросил я, отрывая взгляд от Сесилии, застывшей в кресле с листовкой в руках.
  - Эта точно не твоя, - ухмыльнулся брат.
  - Почему? - удивился я. - Эта как раз моя. Она успела понять, в чем счастья нет.
  Брат посмотрел на меня так, как смотрят на умалишенных без надежды на выздоровление.
  Затем наше внимание привлекли всхлипы. Сесилия обхватила свои плечи руками и закачалась в кресле, плотно сомкнув глаза.
  - У меня все будет хорошо, - проговорила она речитативом. - У меня все будет хорошо, - повторила она с нажимом. А потом вдруг всхлипнула и спросила в витающую где-то под потолком холодную пустоту: - Правда ведь?
  - Правда-правда, - ответил ей брат, - особенно если всю жизнь просидеть в кресле, причитая.
  - Ты жесток, - покачал я головой. - Надо же помочь человеку. Подтолкнуть его.
  - Устал я. За две тысячи лет толкать.
  Но затем лицо его вытянулось, когда Сесилия вдруг поднялась в каком-то безумном порыве и подошла к телефону.
  Она набрала номер и произнесла в трубку уже спокойно и собранно:
  - Я хочу поговорить со своим адвокатом.
  Я бросил на брата победный взгляд.
  - Я так устала, - прошептала Сесилия сама себе, повесив после разговора трубку. - Мне нужно отдохнуть.
  
  
  - Ты можешь меня выслушать?
  - Я только этим и занимаюсь.
  - Выслушать по-настоящему?
  - А что я по твоему делаю всю свою жизнь? Слушаю твои истерики!
  - Ты невыносим!
  - Зато красавчик.
  - Помолчи хотя бы минуту.
  - Ты требуешь настоящих подвигов.
  Маркуса я нашел на съемной квартире, посреди полнейшего беспорядка, в самом разгаре очередной ссоры со своей девушкой.
  Аннет была настоящей. На этом её преимущества заканчивались.
  Я бы никогда не выбрал себе такую женщину, чтобы любить, будь я человеком.
  Будь я человеком, я бы..
  Я тряхнул головой. К чему это меня посещают такие мысли? Пара дней на Земле, и я уже раздумываю, не влюбиться ли мне? Причем перед глазами один пример счастливей второго.
  - Аннет, - произнес Маркус примирительным тоном и достал из кармана спортивной ветровки скомканный листок бумаги.
  Я уже знал, что это было.
  - Аннет, мне надо серьезно с тобой поговорить.
  Она сложила руки на плоской груди и посмотрела на него капризным и одновременно требовательным взглядом.
  "Ничто не может заставить нас отказаться от любви", - мысленно повторил я себе, потому что вопрос "Что он в ней нашел?" так и вертелся у меня в голове.
  - Вот, - Маркус протянул своей девушке смятую листовку.
  - Что это? - резко спросила она, едва бросив на неё взгляд.
  - Ты всегда говорила, что любишь меня не за мои деньги, - произнес Маркус и улыбнулся совсем по-детски.
  - Что ты имеешь ввиду? - Аннет занервничала.
  - Я все отдал. У меня ничего больше нет.
  - Что значит "все отдал"? Кому? - захлопала пушистыми ресницами девушка.
  Маркус пожал плечами и улыбнулся еще шире.
  - Я хочу туда, - и он указал пальцем на листок, который уже валялся на полу. - Это неизвестное небесное тело вот-вот размажет нашу планету по Млечному Пути. Оно все ближе. Поэтому я хочу туда в отпуск.
  - В отпуск? Будто ты трудишься каждый день. От чего ты устал?
  - От жизни, - Маркус настойчиво еще раз указал взглядом на пол.
  На этот раз Аннет даже потрудилась присесть и внимательно прочесть содержимое проспекта.
  - На край света? - взвизгнула она. - Без единого гроша в кармане?
  В комнате повисло молчание. Аннет сверлила Маркуса гневным взглядом, хватая воздух ртом и не имея возможности подобрать слова, чтобы выразить свое возмущение.
  - Ты идиот! - выпалила она, наконец.
  - Никогда этого не скрывал, - согласился Маркус.
  - Ты идиот! - и она в исступлении бросилась на него с кулаками.
  Мне оставалось только поставить ей подножку. Немужской поступок. Но я и не вполне мужчина. О правилах к этому моменту я и думать позабыл.
  Маркус подхватил её, и Аннет упала ему на грудь.
  - Ну-ну, будет тебе, - он пытался успокоить её, обнять, прижать к груди, в которую она нещадно лупила со всей силы руками.
  - Ты поедешь со мной? - спросил он, когда Аннет затихла.
  - Ни за что на свете. Там же одни психи. Кто откажется от всех своих денег в здравом уме и трезвой памяти?
  - Мне так не хватало сумасшедших людей. По-настоящему сумасшедших, - мечтательно улыбнулся Маркус. - Какое-то странное чувство, что они мне родные. И мне всю жизнь не хватало именно их. Так ты поедешь со мной?
  Аннет подняла голову и посмотрела в его блестящие от слез радости глаза:
  - И не надейся, что я отпущу тебя одного!
  
  
  Осталось трое. Не думал я, что найду их всех вместе.
  Они валялись на лежаках около бассейна, попивая коктейли. Модные, гламурные, молодые.
  Им повезло, и они уже встретились. Видимо, чтобы никогда не расставаться.
  - У нас есть еще пара дней, чтобы собрать огромную пушку. Мы бабахнем из неё по небесному телу, которое несется на нас, и тело разлетится в паре километров от земли, - вещал Мэтью, прищурив из-под панамы один глаз на застывшее в зените светило.
  - Потом правда придется возмещать ущерб, нанесенный осколками, но это лучше, чем огромный метеорит, так ведь?
  Патти дремала на животе, лицом уткнувшись в полотенце и свесив одну руку с лежака.
  - Правда, сестренка? - спросил её Мэтью и, увидев, что она не отвечает, нагнулся и громко крикнул на ухо. - Правда?
  - Какая я тебе сестренка? - пробубнила Патти в полотенце.
  - В самом деле, Мэт, - похлопала его по плечу Жаклин, проходя мимо. - Мы обычная шведская семья. У нас здоровые отношения. Никакого инцеста.
  - Мне нравится, когда ты так говоришь, - улыбнулся он, щурясь на стройную подругу. - Про здоровые отношения. Я начинаю в это верить. И смею надеяться, что этот астероид несется на Землю не по нашу душу.
  - Задумался о душе? - Жаклин выгнула бровь.
  - Я всегда только о ней и думаю, - возмущенно ответил Маркус.
  - Нас ждет еще одно совместное приключение. Оторвемся напоследок, - Патти зевнула и села.
  - Доволен? - брат появился неожиданно. - Ты почти собрал пазл. С этими тремя тебе даже не пришлось прикладывать титанических усилий.
  - В той жизни они были детьми. В случившемся не было их вины. Лишь общее наследие, - ответил я.
  Да, я был доволен. И одновременно встревожен.
  Спокойный вид моего брата, его нескрываемая уверенность в своей победе тревожили меня. Но я постарался не подавать виду.
  - Завтра выезжаем на рассвете? - спросил Мэт, обращаясь одновременно к обеим девушкам. - Я поведу.
  - Чтобы нас задержали на первом же посту? - возразила Патти.
  - Ты забыл, что у нас больше нет машины, - напомнила ему Жаклин. - И дом этот тоже больше не наш.
  - Забыл, - рассмеялся Мэт. - Мы можем угнать машину, и я все равно поведу.
  - Нам важно доехать, а не прокатиться с ветерком.
  - Важно? - переспросил Мэт. - Ты тоже это чувствуешь? Такое странное чувство, словно от этого зависит что-то намного большее. Ты чувствуешь это?
  Мэт поднялся с лежака, лениво потянулся, посмотрел на Жаклин, а затем красиво нырнул в воду.
  - Да, я тоже это чувствую, - глядя прямо перед собой, задумчиво ответила ему девушка.
  
  Сердце мое странно билось в груди. Волнительно. Я переживал, как школьник перед выпускным. Вот-вот должно было случиться то, что я готовил ни много ни мало целую жизнь, связывая, сплетая воедино разметавшиеся ниточки человеческих судеб.
  Я так переживал, что временами становился видимым людскому глазу.
  - Извините, - пробормотал Вальтер, случайно задев меня плечом в магазинчике на заправке.
  Я стоял около витрины с детскими сладостями.
  - Я толкнул вас, - пояснил Вальтер в ответ на мой недоуменный взгляд.
  - Ничего страшного, - медленно произнес я, млея оттого, что он видел меня.
  Вальтер смущенно улыбнулся и вышел из магазинчика.
  Сердце оглушительно билось у меня в ушах.
  Какое же это счастье, когда на тебя смотрит любимый человек. Как люди выносят такое?
  Должное принести с собой конец всему живому на Земле неизвестное небесное тело, (то ли метеорит, то ли комета, то ли планета - я не был силен в человеческих науках, для меня оно было просто следствием), приближалось к Земле. Оно уже появилось на небосклоне вторым Меркурием. Или второй Венерой? Названия планет я тоже всегда путал.
  В общем его уже можно было видеть невооруженным глазом.
  И от этого людей пробирала дрожь. Двигаясь узкими, живописными улочками Питлохри, я чувствовал это. Я чувствовал достигшие своего пика растерянность и отчаяние. И сам, надо сказать, огромным усилием воли удерживал себя от этих эмоций.
  Через городок Питлохри лежал путь Ааронов к Килт Року на острове Скай.
  Я выбрал это место, потому что скалистый берег здесь был высок. И можно было сесть на землю, свесив ноги в пропасть, смотреть в океан и представлять, что ты находишься на самом краю света. Я нагоню туману, и Аароны будут видеть только море, небо и приближающуюся смерть.
  
  - Дружище, довези до острова, - уговаривал Мэт пожилого таксиста. - Очень надо туда попасть до того, как эта штуковина врежется в нас.
  Старик посмотрел на троицу молодых людей, столпившихся около его желтой машины. Его лицо было все в глубоких морщинах, словно выдолбленных соленым морским ветром. Он сощурил глаз:
  - Неужели ты не можешь умереть здесь? Какая блажь ехать в такую даль?
  - Всего-то сто восемьдесят миль. Успеешь вернуться.
  - Не поеду, - отрезал таксист.
  - Очень надо, дружище! Очень! - не отставал Мэт. - Дело жизни и смерти!
  Я рассмеялся про себя относительно того, как сильно Мэт был прав, даже не подозревая об этом.
  - В кармане ни гроша, все пропил, прогулял, довези.
  Я усмехнулся и ласковым порывом ветра взъерошил Мэту волосы. Тот стал выворачивать карманы в подтверждение своих слов и замер: на асфальт упали несколько купюр.
  - Все пропил, говоришь? - старик посмотрел на деньги. Мэт тут же наступил на них, чтобы бумажки не унесло порывом ветра.
  - Двести, семьсот, девятьсот, - считал Мэт. - Все твое, только довези.
  - А больше у тебя ничего нет? Пошарь-ка еще, - сказал таксист, подняв на сына Аарона хитрые глаза.
  
  После этой сцены я понял, что мне самому лучше побеспокоиться о том, чтобы потомки Аарона, которые по моей же вине остались без гроша в кармане, вовремя добрались до места.
  - Ты же знаешь, что нельзя намеренно повышать плотность своего состояния.
  Брат хотел сказать мне, что я не могу разгуливать, как простой смертный, в человеческом теле. Но для моего плана человеческое тело мне было необходимо.
  Да, я знал, что нельзя, но сердце говорило мне обратное, и толкало меня к обратному, и я не мог противостоять зову своего сердца.
  - Знаю, - кивнул я.
  - И? - брат смотрел на меня с нескрываемой усмешкой.
  - Ммм... - рифма с окончанием на -и никак не придумывалась. - Не знаю, что тебе ответить, - сказал я, садясь за руль небольшого минивена.
  - Ты что, сейчас по всей Шотландии летать начнешь на этом фургончике, чтобы их собрать?
  - Спасибо за идею! - я помахал брату рукой и посмотрел на педали, затем покачал головой, и автомобиль, подгоняемый силой моей мысли, вихляя, поехал по дороге.
  
  - Я видел вас тогда на заправке, - сказал мне Вальтер, когда я остановился рядом с заколоченной пиццерией, найдя сына Аарона на выезде из городка.
  Кивнув, я сказал ему, чтобы запрыгивал в машину.
  - Я слышал, вы едите на Килт Рок. Нам по пути, могу подбросить, - добавил я.
  - У меня совсем нет денег, - смущенно улыбнулся Вальтер и развел руками. Его рубашка была не первой свежести, зато верхние пуговицы гордо расстегнуты.
  - У меня тоже, - честно признался я.
  И тогда мы посмотрели друг другу в глаза. От неожиданности нахлынувших на меня ощущений я захлопал глазами и раскрыл рот. Это было как наркотик. Со стороны, скорее всего, мое поведение выглядело очень странно.
  - С вами все в порядке? - участливо спросил Вальтер.
  - Как никогда раньше, - медленно проговорил я.
  - Видимо, нам на самом деле по пути, - вздохнул Вальтер и забрался в минивен.
  
  Глорию мы подобрали на железнодорожном вокзале. Она решительно осматривалась по сторонам, выискивая себе в жертвы какого-нибудь молодого паренька, который конечно не смог бы устоять против её обаяния.
  - Неоговоренный трансфер от отеля? - спросила она, запрыгивая на пассажирское сиденье ко мне в кабину.
  - Что? - уставился я на неё.
  - Меня никто не предупреждал, что будет развоз.
  - Все решилось в последний момент, - деловито произнес я, и мы тронулись.
  
  Оставив город позади, мы выехали на прямую, серую дорогу. С обеих сторон раскинулись бесконечные зеленые равнины, далеко позади которых на горизонте возвышались горы. Впереди же, сколько было видно глазу, простиралось серое в тяжелых дождевых облаках небо, отчего настроение моих спутников становилось все пасмурнее.
  Несущий Земле смерть небесный объект уже висел в небе двойником луны, то и дело выглядывая из-за бегущих с севера на юг облаков. Те, словно пытаясь куда-то успеть в последние часы жизни планеты, неслись по небу, подгоняемые сильным, порывистым ветром, все больше походящем на ураган.
  Глория поглядывала на меня, и я все никак не мог понять выражение её взгляда. То он казался мне снисходительным, то, наоборот, подозрительным.
  - Руль, - наконец, произнесла Глория, глядя прямо на дорогу. - Его надо держать. И крутить по возможности.
  Я быстро положил руки на руль, невинно оглядываясь по сторонам.
  "Хорошо, что ты еще не видишь педали", - промелькнуло у меня в голове.
  
  По поводу Маркуса душа моя была спокойна. Я знал, что он доберется сам. А вот за Сесилию я переживал. По мере приближения к океану ветер становился все сильнее. Его порывы сотрясали минивен. И мне приходилось держаться за руль, чтобы усидеть в водительском кресле.
  Глория повернулась назад и окинула оценивающим взглядом Вальтера. Тот ответил ей быстрой улыбкой и опустил глаза.
  - Вы работали в банке? - спросила она.
  - Как вы догадались? - удивился Вальтер.
  Глория пожала плечами.
  - Мне показалось, это самый невероятный вариант из возможных. Банкиры такие жмоты.
  - Да уж, - согласился Вальтер и поймал заинтересованный взгляд сестры.
  Оба замолчали. Я затаил дыхание.
  - А вы работали в банке? - спросил Вальтер.
  - Никогда в жизни, - фыркнула Глория и рассмеялась.
  - На бензоколонке?
  - Еще чего!
  - В модном журнале? - продолжал Вальтер.
  - Опять нет.
  И снова они замолчали, изучая друг друга.
  - Я чувствую необъяснимое желание говорить с вами о всякой ерунде, лишь бы наш разговор продолжался, - признался вдруг он.
  - Как я вас понимаю, - улыбнулась ему Глория.
  В этот момент новый порыв ветра встряхнул нас, заставив сосредоточиться на дороге. И тогда мы увидели её. Сердце мое сжалось от боли и гордости одновременно: далеко впереди по дороге шла Сесилия. Её хрупкая фигурка выглядела такой одинокой посреди ровной однообразной местности. Сопротивляясь сильному ветру, она обхватила плечи руками и упрямо наклонила голову вперед. Светлые волосы шлейфом развивались за нею.
  Как отличалась она от себя самой, той, из восемнадцатого века. Невиданная и незнакомая ранее жажда толкала её вперед, туда, где она могла обрести потерянное. В этой части материка фермерские дома встречались один на сотню миль, и она могла просто умереть от голода по дороге, но надежда, забрезжившая в сердце, гнала её по пустынной дороге к скале на берегу океана, где, возможно, её никто даже не ждал.
  Я объехал Сесилию и остановил минивен. Глория тут же выпрыгнула из кабины прямо перед сестрой. Они были такими разными. Первая яркая, загорелая, сильная, решительная. Вторая хрупкая, светлая, почти прозрачная от постоянного сидения в четырех стенах, того и гляди рассыплется у тебя на глазах.
  Может быть, Глория почувствовала то, что Сесилия находилась на грани своих жизненных сил, может быть, Глория почувствовала, что Сесилия истосковалась по человеческому теплу, а может быть, просто дул пронизывающий, холодный ветер. Но, когда я подошел к ним, чтобы открыть дверь минивена и пригласить Сесилию внутрь, у Глории в руках уже была теплая кофта, которую она даже не пыталась протянуть или вручить сестре. Нет.
  Глория подошла к дрожащей девушке и, притягивая ту к себе, укрыла ей плечи свитером.
  С непривычки оттого, что кто-то прикасается к ней, Сесилия, скорее рефлекторно, чем по желанию, попыталась отпрянуть, но сестра крепко держала её.
  - Тихо-тихо, - рассмеялась Глория, потирая плечи Сесилии.
  Та затихла на груди первого за прошедшие несколько лет человека, который обнял её. А затем, после паузы, которую, как мне казалось, переполняло мое благоговейное, восторженное молчание, Сесилия произнесла:
  - Это того стоило.
  - Что того стоило? - со смехом спросила Глория.
  - Все, - ответила ей девушка и вдруг размякла в объятиях сестры, словно позволяя опасть невидимым оковам, мертвой хваткой державшим её до этого.
  - Я думаю, ты и один справишься, - сказала мне Глория, кинув многозначительный взгляд на руль, а затем вместе с Сесилией забралась в салон минивена.
  Они сели рядом, и одна притянула к себе другую в простом и все же всепоглощающем желании разделить тепло.
  Мы поехали дальше. От бушующих вокруг эмоций у меня кружилась голова. Две тысячи лет я наблюдал за этими людьми, следил за перипетиями их жизней, но никогда не позволял себе приближаться. И вот сейчас я был среди них, ощущал их возрождающиеся чувства друг к другу, и мне казалось, ничего более прекрасного я в своей жизни не испытывал.
  Я ликовал, я участвовал, я сходил с ума. Две тысячи лет, я смотрел, как они теряют рассудок из-за власти, денег и самое главное любви, и никогда не понимал их сумасшествия. И вот теперь сам терял рассудок и впервые в жизни понял, что у человека просто нет выбора, по той одной причине, что он человек. И я погружался в это сумасшествие с головой.
  При всем при этом, я чувствовал себя как никогда нужным, деятельным, могущественным. Да что там, я правил судьбой мира, сводя любящих друг друга людей.
  Оставалось совсем немного, и висящее в небе серой бляшкой неизвестное космическое тело должно исчезнуть. И ничто не посмеет угрожать голубой прозрачной воде в теплом, ласковом, так любимом мною море.
  - Это будет самый необычный отпуск в моей жизни, - произнес Вальтер.
  - Главное не последний, - обрадовано заявил я.
  Они все посмотрели на меня как на умалишенного. Точь-в-точь как делал мой брат.
  - Я не верю в конец света, - решительно заявил я.
  Со мной даже не спорили. Да и что толку спорить, если их главный аргумент висел в небе, с каждым часом все больше приближаясь к поверхности земли.
  - А вы-то что там забыли? - спросил меня Вальтер.
  И я вздрогнул от волны удовольствия, пробежавшей по моему телу: какое же это было наслаждение - говорить с ними.
  - А я с вами. Я отдохнуть.
  Кто бы мог подумать, что я буду смущаться и заикаться, разговаривая с человеком. Но разговаривая с ними, будучи влюбленным в них во всех, заикаться для меня сейчас было самым естественным занятием.
  Я посмотрел в зеркало заднего вида: Сесилия спала на плече Глории. Две жизни назад они были мужем и женой. Три жизни назад дедом и внуком. Вальтер тогда как раз был дочерью одного и матерью второго.
  В этой жизни они были незнакомцами, трясущимися в минивене, который мчал их на край света.
  
  Я завидел четыре фигурки еще издали на подъезде к месту нашего будущего пребывания. Они сидели, прижавшись друг к другу на крыльце старого маяка. Он белым столпом возвышался на зеленом травянистом берегу. За ним разными оттенками фиолетового цвета переливалось закатное небо. Внизу шумел океан. Чуть далее справа текла река Конон, падающая со скалы оглушительным потоком, который и звался Килт Рок.
  Ветер, казалось, сейчас подхватит всех четверых и очередным сшибающим с ног порывом унесет в море.
  Подъехав, я выпрыгнул из автомобиля и остолбенел: на крыльце сидели Мэт, Патти, Жаклин и Аннет. Маркуса среди них не было.
  - Как же так? - я подлетел к крыльцу, перепрыгнув маленькую аккуратную калитку. - А где Маркус?
  Аннет остановила на мне свой взгляд, в котором одновременно было чувство вины и уверенность маленькой принцессы в своей полной невиновности, чтобы она ни натворила. Она ковыряла землю носком белой кроссовки.
  - Я не виновата! - выпалила она, наконец.
  Я остановился перед нею, как громом пораженный.
  Небесное тело ощутимо выросло в размерах с того момента, как я смотрел на него утром. Оно неумолимо приближалось. Его шершавости и неровности уже ощущались в моей душе, словно я водил по ним пальцем, отчего неприятно заныло под ложечкой.
  Ураган бушевал вовсю.
  Я же чувствовал, чувствовал, что Маркус доберется. Куда он подевался?
  Но прежде чем отчаяние успело охватить меня, мы все заслышали где-то наверху еще один шум. Он словно отделялся от того сонма оглушительных звуков, которые царствовали вокруг. Вскоре мы уже смогли различить звук работающего мотора: это был вертолет.
  Приземляться под шквальным ветром являлось самым настоящим самоубийством, поэтому из кабины выбросили веревочную лестницу, на которой через минуту появился человек.
  Мы все следили за его спуском, затаив дыхание. Я готов был локально изменить законы гравитации, если бы он сорвался, а потом все списать на ураган.
  Но мне не пришлось.
  
  - Я успел! - он спрыгнул на землю, и вертолет мгновенно поднялся в небо, и вскоре мы забыли о нем, вслед за Аннет бросившись обнимать Маркуса.
  Это было так странно и так приятно. Я обнимал человека, человек обнимал меня. Мы все перемешались, обнимая его. Все весело толкались вокруг Маркуса, и ветер уже не казался таким холодным и пронизывающим.
  - Это наш отель? Здесь мы проведем свой последний в жизни отпуск? - спросил наконец, Маркус, обнимая Аннет за плечи.
  - Вместе, - сказал я, доставая ключи из кармана штанов.
  Я поднялся на крыльцо старого маяка и уставился на дверь. Что же люди делают с ключами? Это совершенно вылетело у меня из головы.
  - Замок, - произнесла поднявшаяся за мной Глория.
  - Ах да, спасибо! - поблагодарил я её и протянул ей ключи.
  
  Маяк имел несколько этажей. Внутри он оказался достаточно вместительным. Пахло деревом, уютом и чистотой. Мне нравился этот запах. Он был абсолютно невинным. Именно с такого запаха можно было начинать новую жизнь. Можно было окунуться в него с закрытыми глазами и родиться заново.
  На первом этаже располагалась столовая. На последующих шли спальни: сначала мы с Вальтером, затем Глория и Сесилия, затем Маркус и Аннет, а на самом верхнем этаже поселилась шведская троица.
  За всеми хлопотами, связанными с заселением, я совершенно позабыл о том, что сыновья и дочери Аарона, наконец-то, встретились.
  - Астероид! - закричал я, подбегая к окну и распахивая его.
  Он должен был исчезнуть с небосклона.
  - Что случилось? - подбежала ко мне Глория.
  Но небесное тело было на месте. На месте были и порывы шквального ветра.
  Я ошеломленно уставился на серебристую глыбу в облаках.
  - Оно здесь, - пробормотал я растерянно.
  Глория внимательно посмотрела на меня. Я встретил её пронзительный синеглазый взгляд.
  - Оно не должно быть здесь. Больше не должно.
  - Смирись и живи дальше, - ответила Глория.
  Сначала она хотела развернуться и уйти, затем передумала и потрепала меня по плечу.
  Я хлопал глазами, стоя на месте, как вкопанный.
  
  Мне необходимо было поговорить с братом. Придя в себя, я вихрем выскочил на улицу и чуть не поскользнулся на гладких красивых булыжниках, которыми была выложена тропинка от калитки к крыльцу.
  - Осторожно ты, - услышал я родной голос и ощутил, как меня подхватили под руку.
  - Что это? - закричал я, указывая пальцем в небо. - Что это такое?
  Брат флегматично пожал плечами.
  - Небесное тело.
  - Что оно там делает?
  Я чувствовал, что готов вцепиться брату в горло. Как же непросто быть человеком.
  - Аароны встретились. Чего ты еще от них хочешь?
  Брат опять пожал плечами, начав чертить сапогом линии на песке.
  - Хочу, чтобы встретились и проснулись их души. Я не вижу, что они вспомнили друг друга.
  Я реагировал странно. Мне хотелось кричать и обвинять его в том, что он никогда не увидит чего-то, во что не склонен верить.
  Огромным усилием воли я сдержался. Вздохнул. Мне казалось, у меня дым идет из ноздрей, так я был взбешен. Но я промолчал.
  - Хорошо, - произнес я. - Будь по-твоему.
  - Тебе еще не надоело? - спросил меня брат. - Мир людей занимает и влечет тебя больше, чем собственный! Ты погружаешься в мир иллюзий, неужели ты этого не видишь?
  И в этот момент я почти завидовал его безмятежной прозрачности и бестелесности.
  Но сжав зубы, я процедил:
  - Нет.
  
  Громко хлопнув дверью, я вернулся внутрь. Половицы скрипели и прогибались под моими тяжелыми шагами.
  Аароны собрались в обеденной на первом этаже. В комнате был включен свет, потому что из-за сильного ветра они закрыли окна вместе со ставнями.
  - Почему ты носишь очки, а не контактные линзы? - донесся до меня противный голосок Аннет.
  В человеческом обличье я едва справлялся с тем раздражением, которое она у меня вызывала.
  - Потому что иногда мне хочется снять очки и посмотреть на мир не предвзято, своими слепыми глазами, - просто ответил ей Вальтер.
  И я вмиг успокоился от его слов, от его спокойного тона, словно он разговаривал с ребенком. И мне стало так легко, что я рассмеялся.
  Это, конечно, же не добавило моему облику в глазах Ааронов основательности, учитывая, что еще пару минут назад я разговаривал сам с собой на ураганном ветру, размахивая руками, как мельница.
  
  - Тебе налить лимонной воды? - спросила Глория, подходя ко мне.
  - Да пожалуйста, - согласился я.
  - У нас больше нет ни одного чистого стакана, - заметила Аннет.
  Мне нестерпимо хотелось лимонной воды. На стойке с посудой я взял металлическую кружку. Огляделся, увидел около окна раковину, подошел, включил воду, сполоснул кружку и вытер её висевшей на стене тряпкой. Я был уверен, что делаю все по-человечески.
  - Как тебя зовут? - спросила Глория, внимательно наблюдавшая за моими действиями.
  - Оскар, - ответил я, не раздумывая. Этот ответ я приготовил заранее, увидев понравившееся мне название на консервах с фасолью. Своего имени у меня никогда не было.
  - Оскар, посуду вытирают полотенцем, - сообщила мне Глория. - И оно висит рядом.
  Я посмотрел на болтавшуюся вдоль окна тряпку.
  - А это занавеска.
  - Сам с собой разговариваешь, посуду занавесками вытираешь. Что ты за человек такой? - в шутку возмутилась Аннет.
  - Никакой из меня человек, - согласился я и опустил голову.
  - Может, ты маньяк какой-нибудь? Заманил нас всех сюда, чтобы прикончить? - продолжала Аннет.
  Один за другим отправляя в рот жареные кусочки рыбы, она сидела за столом в длинной футболке, вытянув голые ноги на соседний стул.
  - Маньяк? - переспросил я.
  - Взгляд у тебя безумный. Как будто ты нас всех ненавидишь.
  - Ненавижу?
  - И толку от тебя никакого, только и делаешь, что путаешься под ногами. Зачем ты вообще за нами увязался?
  Я моргнул и выдохнул.
  Слова Аннет кнутом щелкали меня по сердцу, оставляя там вздутый, горящий след от обиды. Никогда за всю свою очень долгую по сравнению с человеческой жизнь я такого не чувствовал. Чтобы мне кто ни говорил, чтобы кто ни делал по отношению ко мне, никогда мне еще не было так обидно и больно и горько.
  Я понимал, что все дело в моем теле, которое стало плотным, и эмоции более не проходили сквозь него беспрепятственно, но тяжким грузом оседали внутри.
  И все же.
  Аароны смотрели на меня, и я видел в их взглядах недоверие.
  Пораженный до глубины души, я даже не успел порадоваться тому факту, что они все были на одной стороне.
  - Я не маньяк, - произнес я. - Вы должны были встретиться. И тогда ничего бы не случилось. Вы любите друг друга, и вы должны были встретиться, чтобы вспомнить это.
  Вряд ли моя бессвязная речь могла развеять их сомнения.
  Я отвернулся и поплелся наверх в нашу с Вальтером комнату. Я безумно хотел спать. Впервые.
  Подойдя к окну, я уставился на выглядевший почти черным в наступившей ночи метеорит. Шквальный ветер с остервенением обрушивался на старый маяк. Внизу бушевало море, вздымая высокие, беспокойные волны.
  Завтра ничего этого не будет.
  Да какая уже теперь разница.
  
  Я проснулся с тяжелой головой. Ночью мне снилось, что я шел по дороге и собирал монеты, которые вдруг то ту то там показывались из песка. Я радовался каждой из них, как самой настоящей драгоценности. Я набрал семь штук. Затем сел в трамвайчик, который катил по незнакомому мне городу. И когда настал мой черед оплатить проезд, то оказалось, что найденные мною монеты - не более, чем безделушки, подделки. Я высыпал их из ладони, и они с глухим, пустым звуком посыпались на землю.
  Я сел на кровати, гадая, что же я принял за ложную ценность.
  На маяке уже никого не было. Я встал с не разобранной кровати и вышел на улицу.
  Ветер утих, словно понимая свое бессилие перед приближающимся концом. Остров накрыл туман. И поверх этого тумана совсем близко, словно между нами оставалось всего несколько сотен метров, висело оно.
  Я запрокинул голову и приставил ладонь козырьком ко лбу. Не было у меня внутри ни злости, ни отчаяния, ни обиды, ни чувства бессилия. Ничего подобного. Было спокойно, и даже некая тень умиротворения пришла ко мне и принесла желанный мир в сердце.
  Так было тихо вокруг, как бывает, наверное, только в самом конце. Нет надобности что-то делить, за что-то бороться. Ты сделал все, что мог, и теперь тебе остается только встретить последствия.
  И все же кое-что осталось. В последние минуты мне не хотелось быть одному. Я хотел быть среди тех, ради кого заварил всю эту кашу.
  Я настолько укоренился в своем новом теле, что совершенно не представлял, как же мне из него выбраться. Да и не собирался я этого делать. Та мысль, что вместе с Землей погибну я сам, лишь изредка появлялась на горизонте моего сознания.
  Я отправился на поиски Ааронов.
  И нашел их там, где и предполагал.
  Они сидели на берегу, на самом краю, болтая ногами в разверзающейся под ними пропасти, где далеко внизу шумело успокоившееся море. Даже сквозь рваные куски тумана я мог видеть, что нежно зеленого цвета вода была невероятно прозрачной. В ней безмолвно лежали каменные глыбы.
  Я посмотрел вперед: только молочная мгла. Все известное позади. Мы были на краю света.
  Я молча сел рядом с людьми.
  Когда ничего не осталось, так легко вдруг получилось выделить самое главное. И это главное так явственно предстало предо мной в своей прекрасной, неопровержимой и гениальной простоте. Я любил людей. Если им суждено было уйти, значит так тому и быть, но к моей любви их уход не имел никакого отношения. Время, которое я провел с ними и провел среди них, я буду помнить вечно.
  Так же я любил эту планету. Она навсегда останется в моем сердце голубым, вращающимся в бесконечном свете Вселенной шариком, и я буду видеть в своих счастливых снах, как изумрудная волна бьется о берег.
  Я просто любил все то, что видел перед собой, и это делало меня свободным.
  Я посмотрел на небо. Нам оставались считанные минуты, судя по тому, насколько стремительно серая с серебристыми шрамами глыба, (словно наша планета была не первой в списке её побед), приближалась к Земле.
  Она летела прямо на нас, на наш маяк, на нашу скалу.
  Рядом со мной сидел Вальтер. Я взял его за руку и закрыл глаза. Он сжал мою ладонь. В этот момент я почувствовал, что все Аароны взялись за руки между собой. И чувство полета вдруг вспыхнуло в груди, отрывая меня от земли.
  И я.. полетел. Тяжесть человеческого тела покинула меня, освободила от своего груза. Я вновь мог дышать полной грудью. Словно заново родился. Голова кружилась, а перед глазами проносились вселенные.
  Я летел, и полет увлекал меня, заставляя позабыть обо всем, что было и чего не было.
  Когда я открыл глаза, то увидел перед собою сияющее небо. А внизу море.
  - Завтра я привезу из города овец, - раздался позади меня голос Мэта. - И нам нужен лес, чтобы построить амбар и питомник для животных.
  - А жить мы будем на маяке. Я посажу вокруг цветы, лаванду и кустарник, - говорила Патти.
  Легкий ветерок подхватил с травы пушинку, и она пролетела сквозь расставленные пальцы Сесилии, которая с мечтательным видом следила за её полетом.
  Аароны сидели на берегу, все так же держась за руки, и обсуждали свои планы на будущее.
  
  - Ну что?
  Я резко обернулся на родной голос. И понял, что опять был собой.
  - Ты счастлив? - брат снисходительно улыбался мне.
  - Да, - ответил я, по-прежнему ничего не понимая. - Что произошло?
  - Ничего, - он пожал плечами. - Ничего не произошло, кроме самого главного.
  - Зачем тогда ты устроил все это?
  - Дорогой брат, - он посмотрел мне в глаза и положил руку на плечо. - Ты веришь в самое лучшее, что есть во Вселенной. Ты веришь в сказки. И мне захотелось подарить тебе ту, которую ты сотворишь своими руками.
  Я хлопал глазами:
  - Ты мог погубить целый мир из-за любви ко мне.
  Брат пренебрежительно скривил рот:
  - Все так делают.
  Поймав мой ошеломленный взгляд, он рассмеялся:
  - А кто по-твоему стер метеорит в небе?
  Мы растворялись в пространстве, оставляя Ааронов, Килт Рок и Землю далеко позади.
  - Я нарушил столько правил, - спохватился я, вспомнив обо всем, что делал.
  - И правильно сделал, - был мне ответ. - Кому нужны правила, когда есть любовь? Правила для тех, кто ничего не чувствует, чье сердце молчит. Когда же оно живое, говорящее, единственное правило - слушать его голос.
  В самый последний момент я оглянулся: Глория стояла на кухне и, задумчиво вертела в руках металлическую кружку. Я пил из неё лимонную воду. От меня осталась только лишняя кружка на столе. Затем она тряхнула головой и поставила кружку на полку.
  
  - Аарон, когда-нибудь ты еще вернешься к ним. Удели уже брату хоть чуточку внимания, - раздался над ухом деланно-раздраженный голос. - Тебя долго не было рядом.
  - Аарон? Ты назвал меня Аарон?
  - Да. Это твое имя.
  У меня внутри все перевернулось. Затем еще и еще раз.
  - Почему ты раздражен? - спросил я, заметив тона брата. - Косишь под человека?
  - Не тебе же одному.
  Наш разговор вновь мог продолжаться вечно.
  
  
  
  
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"