Рябинина Татьяна : другие произведения.

Полет бабочки. Восстановить стертое

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Человек, потерявший память, похож на бабочку, которая упала в черную воду своего прошлого и тонет в ней, не в силах взлететь. Потерявшему лицо тяжелее вдвойне. Очнувшись в больнице после неудачного покушения, Марина не может вспомнить ни врагов, ни друзей, ни даже своего имени. Ей предстоит сделать немало страшных открытий, прежде чем она узнает правду о своей прежней жизни и снова найдет любовь. Роман вышел в издательстве "Альфа-книга" ("Армада") в 2007 г.
[]

Татьяна Рябинина

ПОЛЕТ БАБОЧКИ

  
  
   Говорят, что за мгновенье до смерти перед глазами человека проносится вся его жизнь. Может быть, так оно и было, не помню. Но скорее всего, смерти я не ждала, и удар обрушился на меня внезапно.
   Словно граната разорвалась перед глазами. На короткий миг меня ослепило, но боли не было. Или она была такой чудовищной, что сознание милосердно оттеснило ее: потом, успеется еще.
   А потом свет стал стремительно гаснуть. Только яркая белая точка осталась, как на экране допотопного телевизора, когда его выключаешь. Но не надолго. Мигнула и пропала. А я начала медленно погружаться в холодную черноту.
   Когда-то давно мы с ребятами утопили в грязном пруду игрушечные часы - белый пластиковый круг с черными цифрами и стрелками, которые можно было поворачивать. Мне купили их, чтобы я училась узнавать время, но мне такая игра не нравилась. Я предпочитала не знать, что давно пора возвращаться с прогулки домой, пора есть ненавистный борщ, пора чистить зубы и ложиться спать. Я предпочитала не зависеть от времени, хотя вряд ли в пять лет могла это осознать. Но часы тихо ненавидела. Все. А эти - особенно. Вот папина рука ставит длинную стрелку на цифру "шесть", а короткую между "восемью" и "девятью", и я слышу: "Ну, а так который будет час? Ну же, подумай. Половина... девятого, да? А что хорошие девочки делают в половине девятого? Правильно, чистят зубки, надевают пижамку и забираются под одеялку". Я ненавидела слова "пижамка" и "одеялка", но часы - еще больше. И поэтому потихоньку унесла их из дома. "Давайте утопим их!" - с невероятно сладостным предвкушением предложила я своим приятелям.
   Днем меня отпускали погулять во двор со старшими ребятами, детьми наших соседей. Их было трое - две девочки-школьницы и мальчик на год старше меня. Они казались такими благовоспитанными, что моим родителям и в голову не могло прийти, что мы вместо чинных игр в песочнице на детской площадке лазаем по стройкам и пустырям. На одном из пустырей был пруд. А может, просто большая глубокая яма с грязной водой, какая разница. В воду мы не лезли, понимая, что в противном случае нас просто не отпустят больше гулять одних, но зато с огромным удовольствием топили в этой луже, казавшейся нам бездонной, все, что только попадало под руку. Моя идея утопить часы была принята на ура. Всем было интересно посмотреть, как именно они уйдут на дно.
   Часы косо скользнули в воду, задержались на мгновение, словно в раздумье, стоит ли тонуть или нет, и начали медленно погружаться. Белый круг тускло светился сквозь мутную толщу воды. Он опускался не плавно, а слегка колыхаясь, и мне почему-то пришла на ум белая бабочка-капустница, которую мы тоже пытались утопить в пруду с неосознанной жестокостью малолетних экспериментаторов. Бабочка пыталась выбраться из воды, взлететь, но ее крылышки быстро намокли, и она лежала на поверхности воды, слегка поводя ими и размотав длинный хоботок. А потом промокла совсем и утонула.
   Я погружалась в холодный мрак - как игрушечные часы, как намокшая бабочка. И в то же время видела себя со стороны: вот еще что-то мерцает в глубине, но через мгновенье исчезнет.
   А потом я с удивлением поняла, что это еще не все, что в этом мраке есть боль, холод и ледяной ветер. И я должна была куда-то идти, чтобы... Чтобы что? Чтобы не умереть окончательно? Чтобы окончательно не погрузиться во тьму, где окончили свою жизнь пластиковые часы и бабочка-капустница?
   Идти? Нет, идти я не могла. Наверно, ползла, и каждое движение взрывалось болью. Я тупо думала: значит, у меня еще есть тело, которое может болеть. Я не видела ничего вокруг, но чувствовала чьи-то прикосновения - мокрые, жгучие, ледяные. А потом земля - или то, по чему я ползла, - ушла из-под ног, и я сплошным огненным клубком боли покатилась вниз.
   Кто-то поднял меня и понес. Колыхнувшись в последний раз, часы растворились в донной мути. Белый отблеск погас...
  
   * * *
   С прогнозом метеорологи подвели. Еще вечером шел мелкий противный дождь, конца и края которому не предвиделось. Но к утру похолодало, мокредь подмерзла, а дождь превратился в напоминающий грязные клочья ваты снег. Он валил все гуще и гуще, и в двух шагах все окружающее скрывалось за сплошным метельным молоком.
   Самолет вылетал в десять, но Андрей выехал намного раньше - в половине шестого. Путь предстоял неблизкий, сначала надо было из Агалатова до окраины добраться, а потом еще и до Пулкова через весь город, с севера на юг. Попадешь в час пик и застрянешь в одной гигантской пробке на полдня. Когда еще кольцевую достроят - сейчас она была бы как никогда кстати. А тут еще снег этот! Как бы рейс не отложили.
   Шины, хоть и шипованные, все же нет-нет, да и пробуксовывали в ползущей по гололеду снежной каше. Дворники скрипели от натуги, свет фар обрывался едва ли ни под капотом. Андрей нервничал и молил Бога, чтобы больше ни один идиот не вылез на эту узкую и ухабистую дорогу. Вполне хватит его одного. Только бы до Бугров добраться, там уже легче будет.
   По этой дороге ездили нечасто, а зимой и подавно. До Агалатова есть другой путь, не в пример лучше и короче - через Осиновую рощу. Вот только ехать надо мимо поста ДПС, чего Андрей всячески пытался избегать. Прописка у него до сих пор была московская, и номер машины - тоже московский. Ну просто мечта постового.
   Размытый силуэт вырос на дороге внезапно. То ли пень, то ли зверь. Каким-то чудом, в последнюю секунду Андрей вывернул руль, затормозил, но машину понесло юзом.
   "Конец!" - промелькнуло молнией в обрамлении не совсем печатных выражений, но с концом небеса решили повременить. Дверца легонько обо что-то шкрябнула ("Краску содрало! Ну и хрен с ней!"), машина остановилась. Темень за боковым окном была просто непроглядная. Дверца не открывалась.
   Андрей зажег в салоне свет, перебрался на пассажирское сиденье и вышел. Порыв ветра швырнул снег прямо в лицо, пробрался под куртку. Обойдя машину, Андрей увидел, что она стоит вплотную к ограждению. Внизу, припомнил он, то ли пруд, то ли болото, в общем, скверного вида лужа, небольшая, но глубокая. Будь скорость побольше... Из-за снега-то он ехал еле-еле, километров сорок-пятьдесят в час, не больше. Поэтому и свернуть успел, и в воду не слетел. Под снегом-то наверняка лед тонкий, такие грязнухи долго не замерзают, а тут еще и оттепель недавно была.
   Что же там все-таки было на дороге?
   Он вытащил из бардачка фонарик, толку от которого было чуть, и медленно пошел назад, видя максимум свои ботинки. Поэтому на женщину, лежащую на заснеженном асфальте лицом вниз, едва не наступил. Поднял ее рывком, она глухо застонала и обмякла.
   Андрей посветил фонариком ей в лицо и вздрогнул. Лица не было. Вместо него - жуткое месиво в запекшейся крови. Словно кто-то расплющил анатомический муляж, демонстрирующий лицевые мышцы.
   Пульс на сонной артерии едва прощупывался, редкий и слабый. И все же женщина дышала, в ее горле что-то хрипело, при каждом вздохе кровь, сочившаяся из рваной раны на шее, слегка пузырилась.
   Похоже, ее сбил кто-то. Немудрено при такой погоде. Сбил и бросил умирать на дороге. Вызвать "скорую"? Андрей потянулся было за мобильником, но подумал, что вряд ли это разумно. С одной стороны, жертв ДТП вообще трогать нельзя, мало ли, позвоночник сломан или еще что. Но с другой, "скорая" и милиция будут добираться сюда сто лет. За это время женщина стопроцентно умрет, а снег все равно засыплет все следы. Надо самому везти ее в больницу.
   Самолет? Вот дьявол. Ему непременно надо было вылететь сегодня в Москву. Кровь из носа! Если только самолет будет. Это интервью - его шанс показать себя, такая удача редко подворачивается. Но время еще есть. Областная больница по пути. Не оставлять же ее здесь замерзать и умирать.
   Он вытащил из багажника кусок брезента, который всегда возил с собой на всякий пожарный случай, постелил на заднее сидение, осторожно уложил женщину. Она была маленькая, тощенькая, совсем не тяжелая. Наверно, ее нелепое черное пальто из допотопного драпа - и то было тяжелее, чем она сама.
   В приемном покое больницы получился скандал. Сначала пострадавшую не хотели принимать. Везите в институт скорой помощи, продирая заспанные глаза, бубнила толстая медсестра. Андрей наорал на нее, наорал на дежурного врача, тощего коротышку в слишком просторном халате, пригрозил, что сгрузит женщину на крыльце и позвонит в милицию.
   "А милиция будет очень кстати, - прищурился врач. - Им, наверно, будет очень интересно, не вы ли ее и сбили".
   Андрей загнал щуплого эскулапа в угол и пообещал ему столько всяческих неприятностей, что хватило бы на целый батальон. Потом потребовал, чтобы его проводили к ксероксу, при враче снял копии со своего паспорта, техпаспорта на машину и билета в Москву, записал номер мобильника.
   - Все это я оставляю вам. Отдадите ментам. Моя машина на стоянке в аэропорту. Пусть ее осмотрят. Я вернусь завтра вечером. В крайнем случае послезавтра.
   Он уже выехал на Пулковское шоссе, когда снег почти прекратился. Времени оставалось еще достаточно, можно было расслабиться и подумать о предстоящей командировке, о задании газеты - встретиться и побеседовать со скандально известным политиком. Но вместо этого перед глазами стояло изуродованное лицо, похожее на кадр из фильма ужасов.
   Хоть бы выжила, что ли!
  
   * * *
   Черт, у этой сумки слишком много ремешков, карманов и молний. А у этого "Лексуса" и вовсе слишком много всего.
   Инна закашлялась и поймала удивленный взгляд Дениса.
   - Простыла немного. В горле першит. Кстати, ты так ничего еще и не сказал насчет моей новой прически, - она поправила короткую медно-рыжую прядь.
   - Неплохо, - кивнул Денис. - И цвет тебе идет.
   - Но?..
   - Что "но"?
   - "Неплохо, и цвет тебе идет, но...". Продолжай.
   Денис пожал плечами.
   - Непривычно. Ты какая-то совсем другая стала. Совсем другое лицо.
   - Просто ты от меня отвык за две недели, - хмыкнула Инна и снова принялась рыться в сумке в поисках помады.
   - Ничего, привыкну снова, - с энтузиазмом заявил Денис, высматривая место для парковки. - А еще мне нравилось, как ты накручиваешь волосы на палец.
   Он вдруг вспомнил, как они познакомились.
   Купив новую квартиру, Денис отправился в налоговую инспекцию оформить документы на налоговый вычет. Вообще-то в налоговой ему приходилось бывать нередко, и знал он там многих, поскольку отец был председателем совета директоров коммерческого банка, а сам он - его заместителем. Однако именно в этот кабинет заходить еще не доводилось. Дождавшись своей очереди, Денис вошел и увидел двух девушек. Одна, постарше, складывала в папку какие-то бумаги, вторая, помоложе, сидела, мечтательно уставившись в пространство. При этом девушка накручивала на палец длинную прядь темно-русых волос и мягко улыбалась. От нее словно свет какой-то исходил. Или все дело было в том, что за ее спиной было окно? Да нет, за окном как раз было серо и уныло, шел мелкий, нудный дождь.
   Денис, который был уверен, что не родилась еще на свет такая женщина, которая смогла бы ошеломить его до состояния полнейшей дебильности, стоял в дверях, смотрел на нее и не мог оторвать взгляда. Девушка его абсолютно не замечала.
   - Молодой человек, вам что? - вывела его из замешательства старшая. - Вычет? Сюда садитесь.
   Он присел к ее столу, вытащил из папки документы, отвечал на какие-то вопросы, что-то подписывал, а сам так и норовил скосить глаза, чтобы посмотреть на ту, вторую. Но, к несчастью, девушка сидела так, что он со своего места никак не мог ее видеть. Наконец с его делом было покончено, и он вышел из кабинета, обернувшись на пороге. Девушка сосредоточенно набирала что-то на компьютере, не отрывая глаз от клавиатуры.
   Денису срочно надо было возвращаться на работу, но он позвонил в банк, наврал что-то и сел на диванчик у кабинета. Выйдет же она рано или поздно. В туалет. Или на обед. В конце концов, рабочий день закончится, и она пойдет домой.
   Через полчаса девушка действительно вышла. В руках она держала какие-то папки. Черные брючки и бледно-голубая кофточка ладно облегали ее стройную невысокую фигуру. Денис считал себя весьма сведущим в вопросах женской красоты. Фигурка была что надо.
   - Вам что-то не так сделали? - удивилась девушка, увидев его. - Так вы зайдите, в кабинете никого.
   - Нет, - набрав побольше воздуху, он выпалил, словно в воду прыгнул: - Я вас жду.
   - Зачем? - улыбнулась она, и ее большие зеленовато-серые глаза снова засветились.
   - Познакомиться, - буркнул внезапно оробевший Денис.
   - Ну... знакомьтесь, - продолжала улыбаться девушка. Правой рукой она прижимала к себе папки, а левой снова крутила прядь волос.
   Неизвестно чего смущаясь и удивляясь самому себе, Денис назвался. Девушку, как выяснилось, звали Инной. Имя это ему всегда нравилось. Чудилось в нем какая-то мягкая замшевость, как на шляпке гриба-боровика.
   Она сказала, что, к сожалению, страшно занята - вызывает начальство. Денис предложил заехать за ней к концу рабочего дня. Инна согласилась.
   На работу Денис так и не поехал. Вместо этого вернулся домой и переоделся. Снял купленный месяц назад в Испании костюм за полторы тысячи евро, натянул джинсы, свитер и простенькую серую ветровочку, в которой ездил с друзьями на шашлыки. И к налоговой поехал на трамвае. В последнее время его постоянно грызла мысль, что женщин интересует исключительно его кошелек. Поэтому решил отказаться от протоптанной дорожки "Лексус" - ресторан - постель. Правда, уже подъезжая к нужной остановке, он сообразил, что глупо было устраивать маскарад после того, как пришел в налоговую оформлять вычет, купив квартиру за триста тысяч долларов. Но не возвращаться же обратно.
   Он топтался на крыльце, сжимая в руке скромный букетик из трех гвоздичек. Прошла мимо соседка Инны по кабинету, узнала его, хихикнула в кулачок. Время шло, Инны не было. Денис уже успел испугаться, что Инна ушла, не дождавшись его, но тут она появилась. Черный плащик, зонтик в клеточку. Денис окликнул ее, она обернулась, улыбнулась, и он почувствовал себя последним идиотом.
   Отчаянно ругая себя, Денис все-таки повел ее не в кафе или ресторан, а в крохотный бар, где можно было, сидя за столиком, смотреть футбол на большом телеэкране. Или самому играть в футбол - настольный. Странно, но Инне там понравилось.
   - Я боялась, что ты меня в ресторан пригласишь, - призналась она. - А я одета, как пугало.
   - В следующий раз оденешься красиво, и пойдем в ресторан.
   - И здесь тоже неплохо. Давай в футбол поиграем, пока свободен. Знаешь, мне в детстве страшно хотелось такой иметь. Но увы.
   Они играли в футбол, Инна с азартом крутила ручки, вопила на весь бар, забивая гол, и выиграла. На ее крик ""Зенит" - чемпион!" с улыбкой подошел бармен и вручил ей кружку пива: "за счет заведения". Инна пила пиво, и у нее были смешные белые усы от пены, которые Денис осторожно стер, волнуясь, как школьник, который впервые дотронулся до одноклассницы. Ему месяц назад исполнилось тридцать, и женщин у него было немало. И эффектных, как модели, и моделей без "как", и попроще. Только все существовали как бы параллельно ему. И ни с одной из них, за небольшим исключением, он не мог себе представить никакого будущего. Даже мимолетного, не говоря уже о семье и детях. А вот с Инной они были знакомы всего несколько часов, и он уже видел ее и себя идущими по улице под ручку - дряхлых, с палочками. А навстречу - молодые парни и девчонки, глядящие на них с нескрываемой завистью. Так, как он сам смотрел на подобные ископаемые пары.
   Он проводил Инну до подъезда. Постояв минутку на крыльце, Инна легонько поцеловала его в щеку и сказала:
   - Спасибо, Денис. Спокойной ночи.
   Дверь с кодовым замком мягко клацнула. Денис хлопал глазами, как проснувшаяся днем сова. Таких фиаско он давно не испытывал. Вдруг как-то сразу стало понятно, что на улице холодно, моросит дождь, а ботинки совсем промокли. И зонта нет.
   Он задрал голову, пытаясь по свету в окнах определить, где ее квартира. Но ни одно новое окно не засветилось - наверно, они выходили во двор.
   Странно, весь вечер они о чем только не разговаривали, обо всем на свете. Но он так ничего о ней и не узнал. С кем она живет? Может, с родителями? Поэтому и к себе не пригласила? Или, чем черт не шутит, у нее муж, дети? И, между прочим, он так и не спросил у нее номер телефона. А она не предложила. И придется ему, чтобы увидеть Инну, снова ехать к ней на работу. Только не факт, что она этого хочет. Иначе бы...
   Денис повернулся и поплелся к трамвайной остановке, чтобы попытаться поймать там такси. Надо скорее вернуться домой, принять горячую ванну и выпить коньяку - он легко простужался. А потом забраться под теплое одеяло и спать. И, в общем-то, надо бы выкинуть из головы эту девчонку. Совсем она не в его стиле. Ну, миленькая, да, ничего не скажешь. Но... С ней не получится так, как он привык - легко, без взаимных обязательств, встретились - разошлись. К чему эти сложности? Ради того, чтоб было с кем в старости под ручку пройтись? Да, может, он до старости еще и не доживет. Мало ли. У состоятельных людей жизнь нервная и опасная.
   Все, решено. Эксперимент не удался. Что же делать. Жизнь - это череда неиспользованных возможностей. Завтра можно будет позвонить Ирочке. Они, правда, уже месяца три не виделись, но, даже если она и завела еще кого-нибудь, вполне сможет и для него вечерок выкроить. По обычной схеме: ночной клуб - и к ней домой. Все просто. Ну, подарит ей очередные сережки. Так просто она денег не берет, делает вид, что порядочная. Почти...
   Ну вот, словно гора с плеч. Он даже насвистывать начал что-то залихватское. А потом вдруг понял, что идет совсем в другую сторону. Обратно идет.
   Это глупо было, конечно. Не просто глупо - смешно, обхохочешься. Но уверенность появилась такая, что и паровозом не сдвинешь. Вот уйдет он сейчас - и все. И никогда больше ее не увидит. А даже если и увидит, то все равно, ничего из этого не выйдет путного. Зато если выдержит, высидит до утра под дождем и на ветру, вот тогда все у них будет хорошо. Лучше не придумаешь.
   Так долго время никогда еще не тянулось. Денис даже подумал, что часы приказали долго жить. Вечная ночь, вечный дождь и вечный ветер. Мокрая, ребристая скамейка.
   "Идиот! - пел в уши насмешливый голос. - Что ты тут высиживаешь? Иди домой, в тепло!" "Нет! - уперся Денис. - Не уйду!" И даже в скамейку вцепился, словно кто-то пытался увести его силой.
   Начало светать, появились собачники. Смотрели на него с удивлением: сидит под дождем какой-то придурок, дрожит и на дверь подъезда таращится. Как уж медленно ползло время ночью, но теперь оно и вовсе остановилось. Инна не появлялась.
   Может, у нее выходной сегодня, думал Денис. Может, она заболела.
   Жду до половины девятого, решил он. И точно в последнюю минуту, как в кино, дверь открылась в очередной раз. Черный плащ, клетчатый зонтик в руке - она!
   Бледная, глаза покрасневшие, ни тени косметики, волосы кое-как в хвост стянуты. Увидела его и замерла. А потом бросилась к нему, обняла, заплакала.
   - Ты что, всю ночь здесь просидел? - спросила, всхлипывая.
   - Да, - сознался Денис и счастливо чихнул. Теперь ему уже казалось, что просидеть вот так ночь под дождем - это полная ерунда. Он и больше вытерпел бы.
   - Ты же заболеешь! Ты весь мокрый. И дрожишь.
   Дениса и правда здорово знобило.
   - Пошли! - Инна взяла его за руку и потащила к крыльцу.
   - К тебе?
   - Ко мне. Тебе надо на работу?
   - Позвоню, скажу, что заболел.
   Они поднялись на пятый этаж. Инна открыла дверь - металлическую, обитую обманчиво скромными некрашеными реечками.
   - Проходи! - она втолкнула его в прихожую, переходящую в просторный холл, включила свет.
   - Ничего себе! - огляделся по сторонам Денис. - Да здесь можно в футбол играть. Или на велосипеде ездить. И вообще... Стильно. Дерево, панели.
   - Мне больше нравится словечко "концептуально", - усмехнулась Инна. - В него тоже можно все, что угодно, впихнуть без риска обидеть. А велосипед у меня есть. Тренажер.
   - Ты одна живешь?
   - Одна. Наверно, удивляешься, почему в таком случае вчера не пригласила?
   Она сняла плащ, скинула туфли, ловко стащила с Дениса мокрую ветровку, ногой подтолкнула ему войлочные тапки огромного размера и убежала куда-то с ветровкой в руках.
   - Я сейчас! - крикнула откуда-то издали. - Проходи в комнату.
   В какую, интересно, подумал Денис. В холл выходили три абсолютно одинаковые резные двери. Коридорчик убегал за угол - там, надо думать, были кухня и ванная. Надо же, паркет в прихожей. Хотя нет, это ламинат такой крутой, с первого взгляда и не отличишь. Надо себе в квартиру тоже такой поискать. И светильники очень ничего, скромные и элегантные. И решетки на стенах, по которым ползут лианы. Со вкусом у девушки явно неплохо. Или дизайнер поработал? Тогда надо попросить координаты.
   Денис приоткрыл левую дверь. Это оказалась спальня. Широкая кровать, застеленная пушистым зеленым покрывалом, шкаф-купе, трюмо с мягким пуфиком. На полу - ковер с переплетением зеленых и коричневых листьев. Маленький телевизор на тумбочке. И целый подоконник кактусов, некоторые даже цвели. Чисто и аккуратно, только черный кружевный бюстгальтер предательски свесился со стула, сплетничая, что гостей здесь сегодня не ждали.
   Он закрыл дверь и пошел направо, в гостиную. И здесь ему тоже понравилось - сочетание жемчужно-серых, бледно-розовых и бежевых оттенков, просторно и вместе с тем уютно. Он хотел уже сесть в большое кресло, которое так и манило в свои объятья, но вспомнил про свои насквозь мокрые джинсы и остался стоять, переминаясь с ноги на ногу.
   - Вот, надень, - вошла Инна и протянула ему мужской спортивный костюм, не новый, но чистый и даже отглаженный. - Думаю, влезешь. Да не смотри ты так, это моего папы.
   - А что скажет папа? - Денис взял костюм и подумал, что лучше: пойти в ванную, попросить ее выйти или... или пусть она сама решит, что лучше. Трусы у него, слава богу, приличные, майка и носки тоже, за фигуру краснеть не приходится. Вот только мокрое все.
   - Папа ничего не скажет, - вздохнула Инна. - Он умер. Погиб два года назад. В автокатастрофе. И мама тоже. Папа дипломатом был, в Москве работал, в МИДе. За границу часто ездил. Я это говорю, потому что некоторые приходят сюда в первый раз, видят все это, ну и... начинают, как говорится, мыслить в меру своей испорченности. Либо я активно беру взятки, либо... Ну, сам понимаешь.
   Хорошо, что она об этом сказала, подумал Денис. Не надо спрашивать самому.
   - Послушай, да у тебя температура! - Инна подошла к нему, маленькой прохладной ладонью легко коснулась лба. - Вот дурачок! Знаешь что, давай сюда костюм.
   - И иди на фиг? - усмехнулся Денис.
   - Ну примерно. Я сейчас тебе постелю и пижаму дам. Тебе надо согреться и выспаться. А там видно будет. А я пока на работу съезжу. Ключи от сейфа отдам, отпрошусь.
   - А не боишься? Вдруг я какой-нибудь мошенник? Вынесу все, что не прибито.
   - А ты забыл, что у нас все твои данные имеются?
   - А вдруг это липа?
   - А тогда так мне и надо, - засмеялась Инна. - Чтобы варежку не разевала. Иди душ прими погорячей. Кофе будешь?
   - Ага! И пожевать что-нибудь. Знаешь, как говорят? Дайте попить, а то так есть хочется...
   - Что и переночевать негде. Так?
   Она зашла в третью комнату, видимо, бывшую спальню родителей, достала из шкафа теплую мужскую пижаму, а из тумбочки - большое махровое полотенце.
   - Ванная - там. Вперед.
   Мылся Денис долго. Под душем озноб разобрал его так, что аж зубы застучали. Вылезать из-под горячей воды не хотелось. Наконец он все-таки выбрался из ванны, вытерся, натянул пижаму. Развесил мокрую одежду на полотенцесушителе, но потом передумал - снял джинсы и свитер и перевесил на веревку над ванной - чтобы подольше сохли. Не выгонит же она его из дома в мокром, в самом деле.
   Инны уже не было - он и не слышал, как она ушла. В гостиной перед разобранным и застеленным диваном стоял столик на колесиках, а на нем кофейник, бутылка коньяка, лимон, сахарница и тарелка с бутербродами. И омлет с сыром, накрытый металлической крышкой.
   С ума сойти! Ради всего этого стоило просидеть ночь на улице, как побитая собака. А что будет дальше? Ну, поживем, пожуем - увидим.
   Он позвонил в банк, отцу, сказал, что заболел ("Надеюсь, не венерически?" - скептически заметил тот), и с блаженным стоном рухнул на диван. Закутался в одеяло, еще немного постучал зубами, согрелся. Голова кружилась, все вокруг плыло. От коньяка потянуло в сон.
   Проснулся Денис от того, что Инна сидела рядом и смотрела на него. Совсем рядом. Можно было взять ее за руку, притянуть к себе - чуть грубовато, чуть небрежно. В общем, по-хозяйски. Обычно это срабатывало. Только вот сейчас это делать не стоило. Не потому, что Инна была такая уж невинная девочка. Просто... Просто с ней все должно было быть по-другому. Не так, как с другими.
   - Как ты себя чувствуешь? - она снова коснулась рукой его лба.
   - Получше, - Денис поймал ее руку, прижал слегка к своей щеке. Получилось немного смешно и неловко, но приятно.
   - Ты извини, что так вышло, - Инна, чуть порозовев, смотрела в сторону. - Ну, вчера. Просто я подумала...
   - Что утром я скажу "спасибо за компанию" и смоюсь?
   Инна смутилась еще больше.
   - А теперь?
   - Ну куда же ты смоешься такой больной?
   - Ну, не такой уж я и больной! - Денис сделал вид, что обиделся. - Не веришь?
   - Верю, верю. Лежи спокойно.
   Глаза снова слипались, и голова кружилась.
   - Ты посидишь со мной? - спросил он уже сквозь сон и услышал откуда-то далеко-далеко:
   - Посижу...
   А потом он проснулся, и Инна была рядом, и все между ними вышло легко и словно само собой, без рефлексий и мыслей о том, "как это выглядит". И даже лучше, чем он только мог предположить.
   - А замуж за меня выйдешь? - Денис задал вопрос как бы между прочим, вскользь, но волнуясь так, что даже тошнить начало. Никому он еще предложений не делал и в обозримом будущем не собирался. Еще вчера не собирался.
   - Если ты это из вежливости, то зря, - усмехнулась Инна. - А вдруг я соглашусь, что тогда будешь делать?
   - Радоваться. Кольца покупать. Ремонт поскорее в квартире делать. У тебя здорово, но моя все-таки побольше. И холл не такой, как у тебя, а на лоджию выходит - светлый. Можно в нем гостиную устроить. Когда у нас будет двое детей, у каждого будет по комнате. А может, лучше сразу продать и домик купить?
   - Остановись! - засмеялась Инна. - Я ведь еще не согласилась.
   - Разве? - удивился он.
   - Или согласилась? Не помню, - Инна лежала, положив голову ему на плечо, и накручивала на палец прядь волос...
  
   * * *
   - Да, мне нравилось, как ты волосы на палец накручиваешь, - повторил Денис, подруливая к поребрику.
   - Вот глупый! - засмеялась Инна. - А я никак не могла от этого избавиться. Боялась, что лысая останусь. Оказывается, нужно было всего-навсего подстричься. Но если ты настаиваешь, больше стричься не буду, пускай снова отрастают.
   Она накинула на плечи шубу, взяла сумочку и вышла из машины. Аккуратно втиснув свой серебристый "Лексус" между "Тойотой" и "Мерседесом", Денис присоединился к ней. Вообще-то он предпочел бы остаться вдвоем у Инны дома, соскучился за две недели, которые пришлось провести в Москве, но ей вдруг почему-то захотелось выйти в люди. И ни куда-нибудь, а в ресторан, хотя обычно она предпочитала что-нибудь попроще: бары, где можно болтать и пить пиво с чипсами и орешками, или боулинг. Или наоборот - в театр, на балет или оперу. Оперу Денис еще признавал, а вот балет на дух не переносил. Скачут упитанные тетки и женоподобные мужики, размалеванные так, что видно с галерки, бегают взад-вперед без толку. Можно было бы, конечно, глаза закрыть и музыку слушать, но они так топочут своими пуантами, словно кони копытами.
   Они вошли в холл, тут же из ниоткуда материализовался чопорный метрдотель, поинтересовался, заказан ли столик. Услышав утвердительный ответ, приглашающе указал на гардероб. Инна скинула шубку на руки Денису и направилась к зеркалу. Положив номерок в карман, Денис подошел к ней, посмотрел в зеркальную глубину.
   Да, они определенно смотрелись вместе. Он - высокий, широкоплечий. Светлые волосы чуть-чуть, самую малость длиннее, чем пристало бы его положению, карие глаза необычного разреза, чуть удлиненные, как на византийских иконах, высокие, четко очерченные скулы. Надо же, какое лицо интересное, говорили о нем, - и запоминающееся. После окончания института Денис не раз пытался ставить на себе эксперименты - то усы отпускал, то бороду, волосы отращивал длинные, завязывая в хвостик, стригся почти наголо, пока не пришел к выводу, что лучше вот так, без всяких выкрутасов. Зрение у него было не очень, начало портиться в последнее время, но врач сказал, что очки пока не стоит носить постоянно. Он и не носил, привык к легкой размытости мира, словно так и должно быть. Разве что щурился иногда, но это его не портило.
   Денис одернул полы темно-серого пиджака, поправил галстук. Очень даже ничего. Вполне успешный молодой человек с очаровательной спутницей.
   Очаровательная спутница ростом была чуть выше его плеча. Стройная, гибкая. Облегающее черное платье выгодно подавало каждый изгиб ее фигуры. Яркий цвет волос по-новому оттенил ее глаза. Их неопределенный серовато-зеленоватый оттенок менялся в зависимости от освещения или одежды. Сейчас они были совсем зелеными, как у кошки. И тяжелые малахитовые бусы это только подчеркивали.
   И платье это, и бусы, и длинные, тоже зеленые серьги Денис еще не видел. Платье из мягкой ворсистой ткани слегка серебрилось - кончики ворсинок были светлые. Казалось, что Инна прошлась под мелким дождиком-моросью, и на платье осела водяная пыль. Он не удержался и провел по ее спине рукой.
   - Чернобурка! Тебе идет.
   Инна едва заметно вздрогнула.
   - Пойдем?
   Они вошли в зал, метрдотель провел их к столику в дальнем углу - подальше от эстрады, как и просил Денис, делая по телефону заказ. Он не любил разговаривать, пытаясь перекричать музыку. Да и пляски полуголых девиц под самым носом не слишком способствуют аппетиту - в этом отношении он был довольно щепетилен.
   Денис выбрал себе рыбу, белое вино. Инна, едва пробежав глазами меню, как-то вяло сказала, что и ей то же самое, словно просто поленилась выбирать. Налила в фужер минеральной воды, отпила, задумалась.
   - У тебя что-то случилось? - забеспокоился Денис.
   - Да, - помолчав немного, кивнула Инна. - Случилось. Во-первых, меня выгнали с работы. Вернее, я сама ушла, по собственному желанию, но вышло так, что меня выгнали.
   - То есть?
   - Лариса начала искать какую-то папку. Не нашла и стала вопить на меня. Мол, ты о работе совсем не думаешь, как же, подцепила богатенького буратину, зафигом теперь работать. А я эту папку вообще в глаза не видела. Попыталась ей объяснить, но она совсем распсиховалась и понеслась к начальнику. Уж не знаю, что она ему наговорила, вряд ли чего хорошего. Короче, он меня вызвал и дал сроку до конца дня. Если папка не найдется, то я пишу заявление по собственному. Я весь кабинет перевернула - нет и все тут. Лариска: пиши заявление. Ну, я тоже психанула, написала, бросила ей на стол. Она же моя непосредственная начальница, должна свою визу поставить. Смотрю, а папка у нее на столе лежит, под бумагами. Это что, говорю. Она аж пятнами пошла вся. Сидит, молчит. Ну, тут до меня и дошло. Решила меня элементарно подставить. Только спрятала плохо. Она знаешь как мне из-за тебя завидовала? А я еще хотела, чтобы она у нас свидетельницей была.
   - Ну и что ты сделала?
   - Да ничего. Собрала свое барахло и ушла. Трудовую сразу отдали, зарплату на карточку переведут.
   - Но почему? - удивился Денис. - Папка-то нашлась.
   - Ты что, не понял? - хмуро посмотрела на него Инна. - Мне ведь с ней работать, рядышком. А если она такое устроила, то все равно не успокоится. Такую гадость состряпает, что заявлением по собственному не отделаешься.
   - Ничего, найдешь себе другое место, - Денис успокаивающе погладил ее по руке. - Красный диплом, опыт работы. Хочешь, я тебя в наш банк устрою? Или в какой-нибудь другой?
   - Я пока воздержусь, - покачала головой Инна. - Столько перемен сразу - это уж слишком.
   Денис уткнулся в судака-орли. Странно все-таки. Когда они вдвоем планировали свое совместное будущее, он, конечно, намекал, что хотел бы видеть свою жену не эдакой бизнес-вумэн, а сидящей дома в окружении оравы детенышей. Инна тогда ответила жестко: бизнес не бизнес, вумэн не вумэн, а дома сидеть - дудки. Декрет - это одно, а плесневеть без дела - совсем другое. Зачем же без дела, не мог взять в толк Денис. А чем заниматься, крестом вышивать или японский язык изучать, фыркнула Инна. А почему нет, вышьешь мне носовой платочек с иероглифами, смеялся он. Но смех смехом, а становиться домохозяйкой Инна категорически не желала. И вот такой номер. Ему-то это только на руку, но все равно... Ничего, отоспится, успокоится. Свадьба опять же через десять дней, медовый месяц. Квартирой надо заниматься вплотную.
   - Лучше расскажи, как съездил, - едва попробовав рыбу, Инна отложила вилку.
   - Нормально. Работал. Банк - гостиница, гостиница - банк.
   - Никуда больше не ходил?
   - Ты как мой папенька. "Съезди, сынок, погуляй напоследок".
   - Он так и сказал? - нахмурилась Инна.
   - Ну...
   - Он тебя хорошо знает.
   - За тридцать-то лет - немудрено. Правда, он мыслит давно отжившими категориями.
   - Ничего себе "давно отжившими", - Инна скептически хмыкнула. - Мы знакомы-то с тобой три месяца.
   - Разве мало? Мне так кажется, что...
   - Все, что было до меня, было очень давно?
   Эта игра у них пошла с самого первого дня знакомства: один начинает фразу, другой заканчивает. Частенько получалось так, что угадывали, что же другой хотел сказать.
   - Именно так, - кивнул Денис и поднял бокал. - Давай за тебя.
   - Лучше за тебя.
   - Тогда за нас. Чтобы все у нас было хорошо.
   - Да. Чтобы все было хорошо.
   Она не повторила "у нас". Денис это заметил, его словно слегка поцарапало. Не придирайся к ерунде, одернул он себя. Что ты капризничаешь? Признайся, все дело в ее новой прическе.
   Он вспомнил давний рассказ своего приятеля. Тот еще в школе дружил с одноклассницей. А после летних каникул, 1 сентября она пришла в каких-то нелепых туфлях, и ему даже не захотелось к ней подойти, хотя он и понимал, что это глупо.
   Денис понимал, что тоже ведет себя глупо. Выискивает какие-то мелочи, цепляется за них, едва сдерживая раздражение. Так уж ему не хотелось ехать в Москву надолго всего за месяц до свадьбы, но отец уговорил. Их банк, некогда бывший "дочкой" одного крупного московского банка, давно обрел свободу, но общие дела все равно остались. Обычно отец, будучи председателем правления, а заодно и управляющим, разруливал их сам, но на этот раз решил послать Дениса. "Пора уже и тебя натаскивать, - сказал он, посмеиваясь. - Мало ли что. Заодно и погуляешь напоследок. Мальчишник утроишь для московских приятелей".
   Мальчишник Денис устраивать не стал. Даже не позвонил никому из многочисленных знакомых. Сидел в номере, смотрел телевизор, пил пиво и скучал по Инне. Звонил ей по двадцать раз на дню. А у нее то сотовый недоступен, то по работе занята. Думал без конца, что она там делает. Не то чтобы ревновал, но все равно как-то не по себе было. Он ведь так о ней толком ничего и не знал. Как она жила раньше, с кем встречалась.
   По взаимной договоренности они о прошлом не упоминали. Решили, что откровенность откровенностью, но до нижнего белья обнажаться не стоит. Что было, то было - и не нужно об этом. С одной стороны, решение было благим, но... предполагало глубину и подводные камни. Не суйся - и останешься цел. А вот что там, в темноте прячется, какая такая глубоководная пакость - или не прячется вовсе? Лучше об этом и не думать. Но как-то время от времени... думалось. Или по себе судил?
   А тут еще сестру почти на месяц раньше срока в роддом отвезли. Они-то все думали, что Яна уже после их с Инной свадьбы родит, а вышло совсем по-другому. Беременность протекала тяжело, да и роды были непростые, мальчик родился слабенький, совсем крошечный. Денис звонил сестре каждый день и Инну попросил позвонить. Он еще раньше познакомил ее с Яной, но они друг другу не слишком понравились. Яна, измученная тяжелой беременностью, без конца ныла и дулась, сказала ему потом, что Инна - избалованная кривляка. Инна ничего о Яне говорить не стала, но видно было, что знакомство ей удовольствия не доставило. Поэтому и попросил позвонить, узнать, как дела, - может, и наладят потихонечку отношения.
   - Ты Яне не звонила? - спросил он, когда они уже выходили из ресторана.
   - Яне? - удивленно переспросила Инна.
   Вот тут-то он и выпустил наконец пар. Это смутное полунедовольство-полураздражение мучило его весь вечер, и надо было дать ему выход. Не поссориться, нет, просто найти повод, чтобы слегка возмутиться. Чтобы она оказалась виновата. Совсем немножко. Не из-за прически же выяснять отношения, в конце концов!
   - Ин, ну я же просил тебя! - он даже голос не повысил, просто посмотрел с укоризной. - Она же моя сестра, она себя плохо чувствует, ребенок себя плохо чувствует. Я же не прошу тебя к ней ехать и изображать любовь и дружбу. Просто позвонить и спросить, как дела.
   - Прости, - Инна закусила губу и отвернулась. - Я один раз позвонила, было недоступно. Думала, позвоню попозже, а потом...
   - Завертелась и забыла. Понятно.
   - Да нет, - Инна прищемила дверцей край шубы, подергала сосредоточенно, приоткрыла дверцу. - Забыла, но не потому, что завертелась.
   - А почему? - не в силах справиться с противной вредностью, продолжал настаивать Денис.
   - С Мариной начались проблемы.
   - Да, я все хотел тебя спросить, - он с радостью ухватился за возможность переключиться на другую тему, пока не заклинило окончательно. - Уехала твоя кузина?
   - Уехала, - сухо ответила Инна.
   - А я думал, она на свадьбу останется.
   - Я тоже думала.
   - Вы что, поссорились?
   - Нет.
   Видя, что Инна к разговору не слишком расположена, Денис решил, что разумнее будет помолчать. А еще разумнее - отвезти ее домой и поехать к себе. Что-то у них сегодня не клеится. Как бы не испортить все окончательно. Не хватало только перед самой свадьбой поссориться из-за ерунды. Досадно.
   Сегодня утром рядом с ним в самолете такая девочка сидела. Мордочка глупенькая, ваксы в три слоя, зато талия - ладонями обхватишь, бюст четвертого размера и юбчонка замшевая такой длины, вернее, короткости, что сиди он не рядом, а напротив, вполне мог бы ее трусы разглядеть. И косила на него так красноречиво. Только он вполне целомудренно сделал вид, что спит. Закрыл глаза и такого себе напредставлял. Только не с этой фифой, разумеется, а с Инной. И вот такой облом.
   Впрочем, почему же сразу облом? Надо просто взять себя в руки, успокоиться. Сам во всем виноват. У человека неприятности - и с подругой, и с работой, и с сестрой двоюродной, внезапно свалившейся на голову, тоже что-то неладно вышло, а он тут раскапризничался, как маленький, все ему не так.
   Кто-то говорил ему, что перед свадьбой часто так бывает. Начинает вдруг человек нервничать, раздражаться из-за ерунды. Некоторые даже из-под венца сбегают. Просто потому, что страшно становится вот так все поменять в одночасье. Инфантильно? Да, пожалуй. Или наоборот, потому что уже не глупый мальчик восемнадцати лет, который плохо соображает, что семья - это ответственность?
   Они уже добрались до Озерков, вот сейчас, за поворотом, Иннин дом. Денис решил полностью положиться на нее - как она себя поведет.
   Инна посмотрела на него удивленно.
   - А ты что сидишь? Или у тебя месячные?
   Это было грубо, совсем не в ее стиле. Он удивился и почувствовал еще большее раздражение. Надо было срочно что-то придумать и ехать домой. Но в голову ничего не приходило. Оставалось только пожать плечами и пойти за ней. Мимо скамейки, на которой мок всю ночь каких-то три месяца назад.
  
   * * *
   Инна ушла переодеваться, Денис прилег на диван, включил телевизор, пощелкал пультом, переключая каналы. Что-то мешало.
   Он сунул руку под подушку-думку в виде полосатой рыбки и нащупал какую-то книгу в мягкой обложке. Вытащил, оказалось, английский разговорник для начинающих. Полистал с удивлением, картинки посмотрел.
   В комнату вошла Инна в каком-то полупрозрачном халатике, с бутылкой пива и тарелкой соленых крекеров.
   - Будешь?
   - Пиво на вино - это...
   - Оно, - усмехнулась Инна. - А я буду.
   - Зачем тебе разговорник? Ты же хорошо английский знаешь.
   - Покажи, - Инна взяла книгу в руки, полистала, нахмурившись, небрежно бросила на журнальный столик. - Наверно, Маринка оставила. У меня такого и не было.
   Она налила себе в бокал пива, села на ковер рядом с диваном.
   - Так что у тебя с сестрой все-таки произошло? - спросил Денис, почесывая ее за ухом, как кошку.
   Инна молча допила, поставила бокал на пол.
   - Честно говоря, меня все это очень беспокоит, - начала она медленно, словно обдумывала каждое слово. - Понимаешь, она вдруг заявилась ни с того, ни с сего, на следующий день после того, как ты уехал. Позвонила с вокзала. Здрасьте, я ваша тетя. То есть кузина. Мы с ней лет десять не виделись. Нет, даже больше, двенадцать. Мы с папой к ним в Сочи приезжали, когда мне тринадцать было. Наши с ней отцы - братья, но они тоже не очень ладили. Да и приехали мы к ним... Они же две комнаты из трех сдавали все лето, а тут мы. Никто, конечно, ничего не говорил, но...
   - Отношение чувствовалось?
   - Именно. Притом Маринке уже пятнадцать было, такая барышня, красилась, курила потихоньку, болталась где-то целыми днями со своей компанией. Со мной вообще почти не разговаривала. Давала мне понять, что я еще маленькая. А тут вдруг приехала... Ну совершенно чужой человек. Я сначала просто не знала, как с ней обращаться. Потом как-то наладилось. Первые дня два было все нормально, разговаривали, по городу гуляли, по магазинам.
   Инна замолчала, встала, подошла к окну.
   - Снег пошел, - сказала она тихо и закашлялась.
   - Дальше-то что было?
   Что-то в ее тоне Денису не понравилось. Похоже, не простая ссора у нее с сестрой вышла, что-то посерьезнее. Инна старалась говорить спокойно, но он чувствовал в ее слегка охрипшем голосе едва скрываемое напряжение.
   - Дальше... Дальше она мне начала откровенно завидовать. Знаешь, в таком духе: "тебе хорошо, у тебя вот то-то и вот то-то". У самой-то не очень гладко все складывается. Закончила какой-то техникум, работает бухгалтером, с мужем разошлась, детей нет. Мягко говоря, не красавица. Не совсем урод, конечно, но... А уж характер - и вовсе веселые горки. Прихожу как-то с работы, ее нет. Я ей ключи оставила запасные. Заявляется часов в двенадцать, под мухой, в моем пальто, в моих сапогах, в моем платье. Спрашиваю, где была, начинает огрызаться. Мол, она совершеннолетняя, имеет право ни перед кем не отчитываться. Ну, я попросила ее хотя бы мои вещи без спроса не брать. Вот тут она и начала орать. "У тебя все есть, и бабки, и квартира, и машина, и шмотки, и мужик богатый. А у меня...". Я ей говорю, что предпочла бы иметь живых родителей, но куда там, думаешь, она меня слушала. Наоралась и пошла унитаз обнимать. Я думала, она соберется и уедет - ничего подобного. На следующий день все в точности повторилось. Правда, вещи мои она больше не брала, потом я уже обнаружила, что деньги пропали, пятьсот долларов, и украшения кое-какие. Короче, я ей намекнула, что пора и честь знать, по месту прописки ее заждались. Она меня матом обложила в три наката и ушла. Всю ночь где-то болталась. Вот уж я пожалела, что ключи ей дала. А на следующий вечер является с каким-то жутким черным мужиком.
   - С негром, что ли? - Денис попытался слегка разрядить напряженность, но сам понял, что получилось глупо.
   - С каким негром? С хачиком. Нос рулем, волосатый, противный, ужас. Это, говорит, мой друг, он у нас сегодня переночует. Я сказала, что, если они немедленно оба не уберутся, вызову милицию. Ох, Денис, ты не представляешь, как мне страшно было. Сейчас, думаю, прикончат меня здесь по-тихому. Но ничего, этот тип сразу ушел, Маринка быстро собралась и за ним. Правда, что она мне при этом говорила и что обещала...
   - Лучше не повторять. Ключи ты у нее забрала?
   - В том-то и дело, что нет, - вздохнула Инна. - Так растерялась, что даже не вспомнила. Всю ночь не спала. Дверь входную стулом заклинила. Хорошо хоть, на следующий день суббота была. С утра пошла, замки новые купила, сосед поставил сразу. Кстати, не забудь ключи новые себе взять.
   Денис обнял ее, начал потихоньку расстегивать пуговицы на халате.
   - А это что? - удивился он, нащупав под грудью Инны кусочек пластыря. - Опять натерла? Или все-таки убрала? Но ведь нельзя же!
   Под левой грудью у Инны была роскошная родинка, похожая на маленькую бабочку. Выглядела она чрезвычайно эротично, и от одного взгляда на нее Денис заводился с пол-оборота. Но Инне родинка эта доставляла массу хлопот - ее постоянно натирало бюстгальтером. Однако онколог удалять ее категорически запретил - слишком место опасное.
   - На этот раз онколог сказал, что оставить все же опаснее, чем удалить, - Инна осторожно отклеила пластырь, и Денис увидел крохотный черный кружок. - Так стерла, что еле кровь остановила. Пойду марганцовкой прижгу. Останется небольшой шрамик. А когда грудь до пупа повиснет, и вовсе ничего видно не будет.
  
   * * *
   Свадьба прошла довольно скромно. Конечно, если б за дело взялась мать, то размах был бы грандиозный. Но та была всецело в мыслях о Яне и новорожденном Ваньке. Когда Денис еще только привел Инну знакомиться с родителями, Наталья Васильевна отнеслась к их матримониальным затеям довольно равнодушно. "Только со свадьбой подождите немного, - попросила она. - Ну, хотя бы пока Яна не родит".
   Денис сестру любил и жалел, но в этот момент вдруг мячиком подпрыгнуло раздражение. Яна была младшая, всю жизнь вокруг нее все плясали и сдували пылинки. Его заставляли мыть полы и чистить картошку, а Янка бренчала на пианино - ей нельзя, как же, пальчики! Замуж сестра выходила именно в тот момент, когда он готовился к защите диплома. Никому в голову не пришло попросить их с Саней отложить свадьбу.
   - Мы уже подали заявление, - сухо отрезал Денис. - Свадьба 25 декабря.
   - Ну, как знаете, - пожала плечами Наталья Васильевна.
   И демонстративно самоустранилась. Впрочем, Денис был этому обстоятельству только рад. По крайней мере, они с Инной смогли все устроить по своему вкусу. Обошлись без купеческой роскоши, вроде кареты, ряженых и банкета на тысячу персон. Расписались даже не во дворце, а в самом обычном районном загсе, со свидетелями выпили шампанского на стрелке Васильевского острова, а вечером отметили событие в "Ватерлоо" на Театральной площади. Гостей было всего человек сорок, причем практически все - со стороны Дениса. Инна пригласила только школьную подругу Надю, которая была у нее свидетельницей, и еще двоих или троих не слишком близких знакомых, с которыми за весь вечер не перекинулась и парой слов.
   Когда Денис этому удивился, Инна только вздохнула печально:
   - Знаешь, у меня никогда не было много друзей. А точнее, вообще не было друзей. Так, знакомые, приятели. Одни мне завидовали, другие подлизывались. Разве что в Будапеште. Но все равно в Питере никого.
   - А в институте?
   - Ну... Была у меня подружка. Маша. Но как-то мы с ней разошлись потихоньку. В прошлом году наши собирались, а я не смогла. Как раз была годовщина смерти родителей. Ну, а на работе - сам знаешь. Там мы только с Лариской дружили. Даже и не дружили, так общались. Сидели в одном кабинете, иногда в гости друг к другу ездили. И вот что из этого вышло. Впрочем, я особо и не переживаю.
   Переживать действительно было не из-за чего. На их с Инной взгляд, все прошло просто замечательно. Другое дело, родители. Отец остался недоволен тем, что не смог пригласить на свадьбу сына известное число "нужных людей". Мать - тем, что не прислушались к ее мнению. И к тому, что на свадьбе не было Яны. Сестра прислала с родителями подарок, изрядно Дениса обидевший, - набор постельного белья, безвкусного просто до безобразия: в сердечках, амурчиках и кружавчиках. Намек он прекрасно понял.
   За несколько дней до свадьбы они с Инной приехали к сестре в гости. Яна держалась довольно сухо, Инна помалкивала. Саня с Денисом как могли пытались разрядить обстановку, шутили, болтали, тискали Ваньку и двоих других отпрысков - Вику и Гошу. Уже перед самым уходом Денис с Яной вышли на кухню, вот тут сестрица и поинтересовалась, к чему такая спешка, не могли пару недель подождать, что ли. А что такое, удивился Денис, почему пару недель-то. Если из-за нее, так она уже дома. Не из-за меня, а потому что пост, как дебилу, пояснила Яна. И вообще, вы венчаться-то думаете?
   Вот тут Денис помрачнел, потому что разговор с Инной об этом был как раз накануне. Для него это был достаточно серьезный вопрос. В Бога он, пожалуй, верил, хотя и не так ревностно, как сестра, которая вместе с мужем пела в церковном хоре и раз в месяц исправно исповедовалась и причащалась. Вот они были прихожане. А он, как Яна говорила, - "захожанин". Захотел - зашел в храм, свечку поставил, постоял, по... Да нет, не помолился, он называл это "подумать". А не захотел - и не зашел. Разве ж это вера, говорила сестра, ты просто допускаешь, что Бог есть. Но как бы там ни было, для него было важно, чтобы его брак не просто "отштамповали" в загсе, но и чтобы он был освящен перед Богом. Однако Инна отказалась наотрез. Сказала, что с ее стороны это будет сплошное лицемерие, так что не стоит. Денису было обидно, но настаивать он не счел возможным.
   И хотя он не сказал сестре, что Инна против венчания, та прекрасно поняла все сама. И довольно мрачно предрекла, что все это у них скоро пройдет. Как только в постели новизна закончится. Или если с денежками станет туго. Они с Яной тогда крепко поссорились. Сначала он еще пытался что-то ей доказать, бабушку с дедом в пример приводил, которые и без венчания прожили вместе почти шестьдесят лет, причем десять из них и вовсе в гражданском браке. Но Яна тупо уперлась, и в конце концов Денис наговорил ей кучу всяких обидных вещей. На свадьбу сестра не пришла.
   На следующий день они уезжали в свадебное путешествие. Отец отпустил его ровно на две недели. Долго не могли решить: какие-нибудь экзотические острова по мотивам рекламы "Баунти" - или наоборот, горы, снег, лыжи и горячий пунш в деревянной гостинице. Инне хотелось в Таиланд, но Денис ее все же не послушался, и, как выяснилось позже, оказался прав: в тех краях произошло землетрясение, и цунами смыло все, что только было можно. Они пошли на компромисс и отправились в Париж - банально, но весьма приятно. Хотя и не очень разумно - не стоило, пожалуй, Денису туда лететь, была на то особая причина.
   Не успели они сесть на свои места в самолете, как Инна начала дрожать. Сначала мелкой дрожью, а потом и вполне крупной.
   - Ничего не могу с собой поделать, - объяснила она Денису. - Панически боюсь летать. В детстве меня всегда тошнило. Мама думала, что меня укачивает, а я просто боялась до такой степени.
   - Изволите пакет, мадам?
   - Лучше коньяку. Напиться и...
   - Забыться. Только не до полной отключки, пожалуйста. Что ж ты мне сразу не сказала? Могли бы в круиз поехать.
   - В круиз - зимой? - скривилась Инна. - Умнее ничего не мог придумать?
   - Не везде же зима, - усмехнулся Денис. - А если умнее, то можно было бы прожить две недели у нас на даче. А что? Там сейчас никого нет. Янка с детьми только летом живет, а зимой вообще никто не приезжает. Дача теплая, с камином, с телевизором. С медвежьей шкурой. Набрали бы продуктов и...
   - И провалялись бы все две недели на медвежьей шкуре. Неплохо придумано. Вот только хорошая мысля...
   - Да, приходит опосля. Если я еще когда-нибудь буду жениться, то именно так и сделаю. Париж еще какой-то!
   Инна шутливо, но весьма ощутимо стукнула его кулаком в бок. В этот момент самолет мягко тронулся с места, вырулил на взлетную полосу, взревели двигатели. Несколько секунд - и земля осталась где-то внизу: грязно-белый снег, исчерченный сеткой дорог, спичечные коробки домов, крошечные черные скелетики деревьев. Инна сидела, зажмурившись, и держала его за руку. При каждом толчке или изменении звука она вздрагивала и впивалась в его ладонь ногтями. Денис стоически терпел, хотя особой жалости к ней почему-то не испытывал.
   Когда самолет набрал высоту, Инна потихоньку ожила и даже начала перелистывать какой-то журнал, торчащий из сетки в спинке переднего кресла. Но скоро отложила его и задумалась.
   - О чем грустим? - Денис дернул ее за рукав.
   - Честно? О Маринке думаю.
   - Боишься за квартиру? Но ты же замки поменяла.
   - За квартиру? И это тоже. Но, вообще-то, я думала о ней самой. Она ведь дурочка такая. Связалась с каким-то жутким типом. Мало ли что.
   - Думаешь, не уехала в Сочи?
   - Не знаю.
   - А у тебя есть ее сочинский телефон? Или адрес?
   - Нет, - Инна нервно постукивала ногтями по подлокотнику. - Я даже фамилию ее не знаю.
   - То есть? - удивился Денис.
   - Вот и то есть. Отец ее умер, мать куда-то уехала, квартиру она поменяла. Замуж вышла, фамилию тоже поменяла. Что я, буду у нее спрашивать, как ее новая фамилия?
   - Скажи, а вы с ней похожи?
   - Чего вдруг? - удивилась Инна. - Совсем не похожи. Разве что роста примерно одного. И комплекции. А так... У нее мать была донская казачка, вот Маринка в нее пошла. Знаешь, я думала, запишу адрес, когда она уезжать будет. Но... все вышло как вышло.
   - Ладно, Ин, что теперь говорить. Ты же ничего сделать не можешь. Может, как-нибудь все уладится.
   - Посмотрим.
   В этот момент самолет тряхнуло, Инна ойкнула и снова вцепилась в его ладонь.
  
   * * *
   И снова кругом не было ничего, кроме боли. Темный океан боли, режущей, рвущей на куски. Я не чувствовала своего тела, не видела и не слышала. Только чувствовала боль. Захотела крикнуть, напряглась, но ничего не вышло. Только боль стала еще сильнее, в темноте зазмеились огненные вспышки. А потом все погасло и исчезло.
   Когда я снова пришла в себя, все было по-прежнему: темнота и боль. Нет, кое-что все-таки изменилось. Сквозь непрерывный звон прорывались какие-то размытые звуки. Я снова попробовала застонать и услышала тихий хрип. А потом шаги. Кто-то дотронулся до меня. Прикосновения я не почувствовала, просто боль стала в этом месте сильнее, вот я и догадалась, что ко мне прикоснулись.
   - Марина, ты слышишь меня? - спросил едва различимый сквозь шум и звон голос.
   Марина? Я - Марина?
   Я с ужасом поняла, что не помню, кто я такая и что со мной произошло. Даже имени своего не могу вспомнить. Не знаю, где нахожусь и почему все так невыносимо болит. Попробовала сказать что-то, пошевелиться, но боль, как волна, захлестнула с головой.
   Что было дальше? Я то ли спала, то ли просто была без сознания. Иногда видела себя летящей в каких-то изумрудных и ярко-лиловых коридорах. Голос чей-то слышала, нежный, ласковый, вот только слов разобрать не могла. А потом приходила в себя. Боль возвращалась. И почему-то мысли о холоде, хотя холодно и не было. Как будто боль эта была связана с холодом. Со снегом. С темнотой. Было что-то такое. Может быть, совсем недавно. Вот только вспомнить я ничего не могла.
   А темнота уже не была такой непроглядной. Словно к утру посерело. Словно я сидела в темной комнате перед телевизором, закрыв глаза. И звон в ушах уже не такой мучительный, вызывающий тошноту. А еще я могла различить: вот здесь мои руки, а вот здесь ноги. И голова, которая болит больше всего.
   Язык - огромный, шершавый, словно необструганная фанера. Он совсем не хотел шевелиться. Мне хотелось, пересиливая боль, спросить, где я, что со мной произошло, но язык не слушался. Я открывала рот и выжимала из себя полустон-полушипение.
   - Тише, Мариночка, тише, - пытался успокоить меня мягкий женский голос, похожий на мамин.
   Я плакала, совсем беззвучно, а слезы щипали лицо, словно кислота.
  
   * * *
   - Пожалуй, тебе не слишком идет.
   Денис оглянулся с недоумением. Инна стояла, прислонившись к стене и скрестив руки на груди. Во взгляде ее было что-то такое... То ли насмешка, то ли превосходство, он никак не мог понять.
   Они гуляли по городу, заходили в маленькие магазинчики, которые Денису нравились гораздо больше огромных универмагов. В одном из них Инна купила совершенно безобразную и вульгарную, на его взгляд, сумку.
   - Нравится? - довольно спросила она.
   - Ничего, - чуточку слишком бодро отозвался Денис, не желая лишать ее радости. - Только тебе надо будет к ней пальто купить или куртку. Я тут знаю одну лавочку. Там, правда, все здорово дорого, но зато вещи отличные.
   Он привел Инну в небольшой магазин, спрятавшийся во внутреннем дворике.
   - Сюда кто попало не ходит, - объяснил он. - Меня в прошлом году привел... Короче, девушка одна привела. Она в Париже работала по контракту и...
   - Понятно, - фыркнула Инна. - И одевалась исключительно в крутых магазинах. Ты, оказывается, не брезгуешь девицами, зарабатывающими одним местом?
   - Что ты несешь? - обиделся Денис. - Каким еще местом? Она раньше в нашем банке работала. А потом ее во Францию пригласили. Потому что она классный программист, специалист по финансовым программам.
   - А-а-а... - как-то разочарованно протянула Инна.
   Они зашли в магазин, приятно пахнущий дорогой кожей. На мелодичный звон колокольчика словно из-под земли вырос крохотного росточка пожилой месье с короткой седой бородкой и связанными в длинный хвост седыми волосами. Одет хозяин магазина был в кожаные брюки и кожаную жилетку поверх ослепительно белой рубашки. Ему бы повязку черную на глаз и серьгу в ухо, настоящий старый пират, хотя и мелковатый, подумал Денис.
   Пират посмотрел на них вопросительно, по-птичьи склонив голову на бок, спросил, что господа изволят. Не успел Денис и рта открыть, вперед вылезла Инна:
   - Nous... Nous avon une manteau* [*У нас есть пальто (фр.)].
   Хозяин посмотрел на Инну с недоумением, перевел взгляд на Дениса. Смущаясь, по-английски, Денис попросил показать женское пальто или куртку. Инна подсунула сумку:
   - Pour une sac* [*Для сумки (фр.)].
   Пират дернул плечом и не слишком вежливо махнул рукой в сторону вешалок с самым дешевым товаром, а потом и вовсе отвернулся, перебирая какие-то бумажки у кассы. В прошлом году он был внимательным и предупредительным, давал советы, приносил вещи откуда-то из задней комнаты, помогал примерить.
   Инна подошла к стойке, перебрала несколько вешалок с неплохими, но не слишком оригинальными кожаными и замшевыми пальто.
   - И это ты называешь хорошим магазином? - сморщив нос, спросила она.
   - А ты хотела к своей сумке нечто выдающееся? - не смог удержаться Денис.
   Инна надулась. Пират усмехнулся в бороду.
   - Пошли отсюда, - Инна направилась к выходу.
   - Минутку, мсье, у меня есть кое-что для вас, - остановил Дениса пират, говоря по-русски практически без акцента.
   Он нырнул за синюю занавеску и вернулся с потрясающей замшевой курткой цвета молочного шоколада, украшенной трикотажными вставками в ирландском стиле.
   Странно, подумал Денис, надевая куртку, год назад он никак не выдал свои познания. Впрочем, нет, ничего странного, тогда с ним разговаривала Вера, на очень хорошем французском. Надо было, конечно, предупредить Инну, но кто бы мог подумать, что она вылезет вперед.
   Вот тут-то Инна и высказалась, глядя на него со смесью насмешки и пренебрежения.
   Денис посмотрел на нее, на свое отражение в большом зеркале. Куртка сидела на нем идеально и шла ему просто сказочно. Уж если эта куртка ему не идет, то всю остальную имеющуюся у него одежду необходимо немедленно выбросить на свалку.
   - Pas mal, - одобрил пират. - C'est bien* [*Неплохо. Хорошо (фр.)].
   - Ты в ней какой-то старый, - нахмурилась Инна. - Нет, мне не нравится.
   - А мне нравится, - отрезал Денис. Если и были у него еще сомнения, то тут он решил твердо, что куртку купит, даже если домой им придется ехать на палочке верхом.
   - Bien, - повторил пират, упаковывая куртку и насмешливо поглядывая в сторону Инны. Поймав этот насмешливый взгляд, она вспыхнула и выскочила из магазина.
   - Доволен? - спросила она сквозь зубы, когда Денис подошел к ней, помахивая свертком.
   - Вполне, - улыбнулся он, хотя это было неправдой. Куртка хорошая, стоила в меру дорого, но в целом ситуация ему, мягко говоря, не понравилась.
   - Послушай, - он попытался взять Инну за руку, но та увернулась. - Это моя вина, надо было тебя предупредить. Тебе не нужно было говорить по-французски - с таким ужасным акцентом и грамматическими ошибками. Французы очень не любят, когда иностранцы корежат их язык. Ты же хорошо знаешь английский, а они все его учат в школе. И потом, извини, конечно, но не стоило демонстрировать эту сумку в этом магазине.
   - Вот как? - окончательно разобиделась Инна и намертво замолчала.
   Они молча вернулись в гостиницу, молча переоделись. Денис снова примерил куртку и остался доволен. Если бы только Инка прекратила свои фокусы. Ведь она явно назло сказала, что куртка ему не идет. Странно. Он никак не рассчитывал обнаружить в ней подобную некрасивую мелочность. Ему было за нее неловко. Ничего себе! Краснеть за жену, когда еще и медовый месяц не кончился. Когда она по определению должна быть самая лучшая, замечательная и безупречная!
   - Ты есть не хочешь? - спросил он, когда молчание стало слишком тягостным.
   - Нет, - буркнула Инна. - Я спать хочу.
   - Тогда я один схожу. Кофе выпью.
   - На здоровье.
   Она демонстративно улеглась на кровать и отвернулась к стене. Денис постоял, посмотрел на нее и вышел. На душе резвился целый батальон отборных кошек.
  
   * * *
   Андрею пришлось задержаться в Москве. С политиком он встретился, статью написал и отправил в редакцию, что называется, с колес. А в ответ получил новое задание: разнюхать о назревающем в банковских кругах мощном скандале, который мог задеть интересы многих видных людей (не говоря уже о главном редакторе его газеты, который держал свои сбережения в одном из подозрительных банков).
   В газете он работал не так давно, и столь ответственное задание говорило о многом: шеф его оценил и счел заслуживающим доверия. Доверие это необходимо было оправдать.
   Так уж вышло, что, несмотря на свое филологическое образование, Андрей имел в московских финансовых кругах некоторые связи. В основном благодаря бывшей жене Тамаре, которая руководила департаментом одного из крупных банков.
   Они познакомились пять лет назад в Крыму. Полгода перезванивались, переписывались по электронной почте, потом Тамара приехала к нему в Питер встречать вместе Новый год. Приехала, побыла неделю и... увезла с собой в Москву. Убедила, что ему, одинокому, перебраться на новое место гораздо легче, чем ей, имеющей на горбу пятилетнего сына от первого брака, больную маму и собаку со скверным характером.
   Как любой нормальный коренной петербуржец без властных амбиций, Андрей в Москву не слишком рвался. И, мягко говоря, не слишком ее любил. Зато ему нравилась Тамара, которая могла уболтать кого угодно. К тому же это была первая женщина, согласившаяся выйти за него замуж. Хотя Андрею уже стукнуло на тот момент тридцать два, с личной жизнью что-то не ладилось. Внешности он был самой заурядной, среднестатистической, точнее, никакой. Не за что глазу зацепиться. Среднего роста, средней комплекции, слегка сутуловатый. Русые волосы, неопределенного цвета глаза. Что называется, без особых примет. И характер тоже никакой. "Ты, Андрюшка, у нас мямлик какой-то", - вздыхала мама. Ему говорили: надо сделать вот и вот так. Он делал. Даже если и не хотелось. Просто спорить не умел и не любил, поэтому невероятно сам себе удивлялся, когда в областной больнице наорал на медсестру и врача, которые не хотели принимать раненую женщину. Поэтому и с Тамарой согласился, хотя совершенно не улыбалось ему покидать свою уютную однокомнатную квартирку на Юго-Западе, уютную необременительную должность редактора небольшой, но популярной газеты, родителей, приятелей.
   "Ну, это не надолго, - сказала мама, познакомившись с будущей невесткой. - Съезди, проветрись, узнай, каково это - быть примаком. Только квартиру не продавай".
   На маму Андрей обиделся. Это что же, выходит, он совсем уж ни на что не пригоден? Ну да, не получалось у него до сих пор ничего. Ни один из его романов дольше трех месяцев не просуществовал. Разве что с Инной почти год встречались. Она была совсем молоденькая, первокурсница, он - на двенадцать лет старше. И как глупо они расстались, до сих пор вспоминать тяжело. Инна забеременела, а он все тянул, не мог ни на что решиться. Дотянул до того, что она его бросила. Написала ему письмо, что между ними все кончено, чтобы он больше не приходил и не звонил. Он и не звонил. Так и не знает даже, родила Инна или аборт сделала.
   А квартиру, дурак, все-таки продал, Тамарка уговорила. Свою она тоже продала, купили большую четырехкомнатную. Мама страшно ругалась, но жили они, тем не менее, душа в душу, разводиться, вопреки страшным прогнозам, не собирались. Тамара, маленькая пухленькая блондинка, настоящий живой шарик ртути, ко всему относилась с легкостью, граничащей с легкомыслием, так что они и не ссорились вовсе. Ссоры - вот что для флегматичного Андрея было самым ужасным. А если их нет, то все остальное можно пережить. Он наладил вполне приличные отношения и со вздорным, избалованным Митькой, и с вечно стонущей, всем недовольной Каролиной Стефановной, и даже с мерзким красноглазым бультерьером Альбертом, которого про себя звал не иначе как "муфлоном". Смущало его только одно обстоятельство. С работой было туго, но в конце концов он пристроился редактором в один дамский журнал. Зарплата - просто крошечная, перспектив никаких. Тамара зарабатывала - страшно сказать! - ровно в двадцать раз больше. И смеялась над его переживаниями: брось ты, что еще за "Москва слезам не верит". Денег хватает, работа привычная, знакомая, не всем же миллионы огребать.
   Так они прожили без малого пять лет. В Москве Андрей толком не прижился, своих друзей не завел, разве что с парой сотрудником поддерживал не слишком близкие приятельские отношения. Тамара знакомила его со своими многочисленными друзьями и подругами, таскала на всевозможные вечеринки, на которых он откровенно скучал. Они посещали театральные премьеры, презентации и вернисажи, дважды в год ездили на какой-нибудь модный курорт. Общих детей у них так и не завелось - Тамара была категорически против, а Андрей, как всегда, не настаивал.
   В общем и целом, семейная жизнь протекала довольно гладко, поэтому, когда Тамара однажды вечером, после сытного ужина в приятной домашней обстановке заявила, что подает на развод, Андрей едва не выронил глаза на коленки. Прости, сказала Тамара, но я полюбила другого.
   Впрочем, расстались они довольно мирно. То ли дело было в его характере - "мямлик", - то ли в Тамарином - сердиться на нее было просто невозможно, так или иначе, когда первый шок отошел, Андрей вроде бы даже вздохнул с облегчением. И даже где-то растрогался, когда бывшая супруга вручила ему пластиковую карту своего банка с кругленькой суммой, вырученной за квартиру недавно умершей Каролины Стефановны. Он вернулся в Питер, денег с лихвой хватило на покупку "однушки" на Гражданке и подержанного "фордика". Пока дом достраивался, Андрей жил у родителей в военном городке рядом с поселком Агалатово, в получасе езды от Питера. А на работу устроился в одну из самых влиятельных городских газет, корреспондентом. Конечно, начинать карьеру в тридцать семь лет - дело довольно кислое, тем более при подобном рыбьем темпераменте, но в своем бедном московском журнальчике ему частенько приходилось самому писать статьи, чтобы сэкономить издательству хоть какие-то деньги, так что процесс, как говорится, вполне пошел.
   Получив новое задание, он позвонил Тамаре и был немедленно приглашен "на чашечку кофе". Встреча бывших супругов прошла достаточно тепло, если не сказать, жарко. Возможно, дошло бы и до горизонтального уровня, если б не угроза скорого возвращения нового мужа, который повез Митьку за город - кататься на лыжах. Тамара сделала несколько телефонных звонков, Андрей встретился с несколькими нужными людьми и получил изрядное количество конфиденциальной информации. Можно было возвращаться в Питер.
   Странным было то обстоятельство, что ему так и не позвонили насчет женщины, которую он привез в больницу. Насколько ему было известно, в таких случаях непременно заводят уголовное дело. И его, как обнаружившего потерпевшую, непременно должны допросить. Не то чтобы он так жаждал иметь дело с милицией и вообще служить правосудию, просто... Просто женщину ему было невероятно жаль. Так жаль, что аж внутри все переворачивалось. Такую жуткую, изуродованную. Такую маленькую, легкую, беззащитную. Он готов был глотку перегрызть тому негодяю, который сбил ее и оставил на дороге умирать. Непохоже на него? Ну и пусть.
   Он думал, что ему, наверно, просто отправили домой повестку, но родители сказали, что ничего не приходило. И не звонил никто. Сначала Андрей рукой махнул и сделал вид, что забыл. Не нужны его показания - ну и слава Богу. Но каждый раз, когда ехал в город или возвращался в Агалатово, особенно когда проезжал через злополучное место рядом с болотом, ему становилось не по себе. Вот, где-то здесь - он точно не мог сказать, где именно, - она чуть не попала ему под колеса. Неужели никому нет до нее дела? Может, она пришла в себя, все рассказала, и того гада уже нашли? Или вдруг... умерла? Но тогда его тем более должны были вызвать, разве нет?
   Прошла неделя. Андрей возвращался домой, проехал по проспекту Культуры мимо областной больницы и вдруг увидел стоящий у светофора милицейский УАЗик. Он вспомнил, что где-то совсем рядом находится отделение милиции. Подумал, подумал... и начал выискивать взглядом место для парковки.
   Объяснить дежурному, что ему надо, оказалось непросто. Андрей, как всегда, мямлил что-то себе под нос, капитан брезгливо морщился, листал какой-то толстый журнал, куда-то звонил с недовольным видом и в конце концов отправил его на второй этаж, к старшему лейтенанту Кречетову.
   С трудом отыскав нужный кабинет, Андрей поскребся в дверь. Из кабинета донеслось невнятное бурчание, которое он принял за приглашение войти.
   Тощий рыжий парень лет двадцати пяти, одетый в черные джинсы и темно-серый ирландский свитер, с аппетитом жевал гигантский бутерброд с вареной колбасой, крошки сыпались на служебные бумаги, но старлею Кречетову не было до этого никакого дела. Сдвинув брови, он посмотрел на Андрея и, продолжая работать челюстями, махнул рукой в сторону стула.
   Андрей послушно сел и вытащил на всякий случай свое журналистское удостоверение. Не говоря ни слова, рыжий старлей протянул руку, взял удостоверение, внимательно изучил и вернул Андрею.
   - Ну? - поинтересовался он, дожевав бутерброд и стряхнув с подбородка крошки.
   Стараясь изъясняться как можно более внятно, Андрей изложил суть дела. Кречетов удивленно хмыкнул.
   - Ни х... фига себе! - протянул он и полез в сейф за какой-то папкой. - В кои-то веки сознательный гражданин объявился. Или вы решили статейку нацарапать, признавайтесь?
   - Я не по этой части, - слегка обиделся Андрей. - Не по криминальной хронике. Я сознательный гражданин. Можете сдать меня в музей.
   Старлей снова хмыкнул, пожевал губу, стряхнул со стола крошки.
   - Значит, вы ее обнаружили, так? И привезли в больницу?
   - Ну да, да! - начал терять терпение Андрей. - Вам что, не передали ничего?
   - А что должны были передать?
   - Копии моего паспорта, техпаспорта на машину и билета в Москву. Я ехал в аэропорт, улетал в командировку. И еще - что моя машина в аэропорту на стоянке, что ее можно осмотреть, - он почувствовал острое сожаление, что не набил тогда эскулапу морду. Или, может, к приезду милиционеров дежурный врач уже сменился?
   - А зачем? - поинтересовался Кречетов.
   - Что зачем?
   - Зачем машину осматривать?
   - Ну как же, - растерялся Андрей. - Чтобы... Чтобы убедиться, что это не я ее сбил.
   - А ее никто и не сбивал, - пожал плечами Кречетов и вытащил из ящика стола бледно-серый бланк. - Нам сказали только, что женщину привез какой-то мужчина. Привез и уехал. Больше ничего. Я тут все запишу, а вы подпишете, раз уж пришли, идет?
   - Хорошо, - кивнул Андрей. - Только... Как это никто не сбивал?
   - Да так. Врачи дали заключение, что травмы явно не с ДТП. Даму долго и упорно били тупыми предметами, в основном по голове. Поступила она в приемный покой... - Кречетов полистал папку, - в седьмом часу утра, а давность травм была на тот момент - семь-восемь часов. Кроме одной раны, рваной, совсем свежей.
   - Да, я помню, на лице у нее кровь запеклась, а на шее текла еще.
   - Вы говорите, нашли ее на шоссе, за городом? Тогда, скорее всего, она на сук напоролась. В ране были частицы древесины. А может, ей просто палкой кто-то добавил. Знаете что, давайте мы с вами завтра утречком съездим на место. Конечно, следов там никаких давно нет, но мало ли что.
   - Скажите, а она... жива? - голос Андрея неожиданно дрогнул.
   - Жива, - равнодушно ответил Кречетов. - Только до сих пор без сознания. Три операции сделали. Впрочем, не сочтите за цинизм, ей, наверно, было бы лучше умереть.
   - Почему? - изумился Андрей.
   - Вы лицо ее видели? Конечно, видели. А пальтецо? Если она и выживет, то останется таким уродом, что Джиперс-Криперс отдыхает. А судя по пальтишку, ей денег не хватает, даже чтобы пломбу в зуб поставить, не то что на пластику.
   - Понятно, - Андрей вздохнул, посмотрел себе под ноги. - А... личность ее установили?
   - Да как сказать? - замялся Кречетов. - Собственно, вам-то что?
   - Ну... - промычал Андрей. - Так.
   - Документов у нее, конечно, никаких не было, - сжалился старлей. - Но в кармане пальто нашли железнодорожный билет. От Сочи до Питера. На имя некой Марины Сергеевны Слободиной.
   - Разве на билетах пишут имя и отчество? - удивился Андрей, которому с железнодорожными билетами приходилось иметь дело в среднем раз в два месяца.
   - Нет, только инициалы. Но на обороте карандашом были написаны фамилия, имя и отчество. Наверно, она заказывала билет через какое-то агентство, там нередко билеты надписывают. Впрочем, в компьютере ведь все равно остаются паспортные данные пассажира. Мы связались с Сочи, там действительно зарегистрирована некая Марина Сергеевна Слободина, 78-го года рождения. Которая в настоящее время неизвестно где находится. Бывший муж о ней никаких известий не имеет, на бывшей работе тоже ничего не знают. Но дело в том... - тут Кречетов прервался и попросил у Андрея паспорт, чтобы занести данные в протокол. - Дело в том, что неизвестно, ее ли это билет. Как говорится, не факт. Мы через пресс-службу ГУВД давали на телевидение информацию, но никто не отозвался. Даже пальцы у нее откатали, но по базе данных она нигде не значится. Значит, не наш клиент.
   - А если попробовать проводника найти? Может, вспомнит, как эта женщина выглядела, во что одета была, хотя бы примерно? - робко предложил Андрей.
   - Пробовали, - махнул рукой Кречетов. - Нашли. Не помнит.
  
   * * *
   Денис хотел было зайти в бар гостиницы, но издали заметил невероятно занудную и приставучую мадам Мерзличенко, с которой познакомились в первый же день. Она подошла к ним в ресторане, услышав русскую речь, и с тех пор никак не желала оставить в покое - едва завидев, кидалась навстречу с распростертыми объятиями и неуемной жаждой общения. От Зои Васильевны удалось благополучно ускользнуть. Денис вышел на улицу и пошел куда глаза глядят.
   Ему надо было успокоиться. Выходка Инны здорово вывела его из себя. Даже сильнее, чем это того стоило. И это последнее обстоятельство здорово его беспокоило.
   Неужели Янка была права? Неужели стерлась новизна, и Инна стала его элементарно раздражать? Но ведь они женаты всего неделю! И вообще знакомы чуть больше трех месяцев.
   Или... Или он ошибся в ней? И теперь просто начинает видеть то, чего раньше не хотел замечать?
   Он влез в глубокую лужу, промочил ноги, настроение окончательно испортилось. И с погодой им явно не повезло. Когда они в толпе зевак ждали начала нового года и праздничного фейерверка, слегка подморозило, а потом резко потеплело, все раскисло, без конца моросил дождь. Он-то уже был в Париже, видел его не серым и скучным, а ярким, нарядным. Но Инне тут явно не нравилось.
   Денис вспомнил, как год назад гулял по этим самым улицам с Верочкой Шумской. Тогда он приехал, позвонил ей. В Питере они встречались, еще когда Вера работала у них в банке. Приятная, хотя и не очень красивая девчонка, не по-женски сумасшедшая программистка. Из тех, для кого "первым делом самолеты". Пожалуй, она была единственная женщина, с которой отношения были не только... эротическими, но и дружескими. А скорее, даже наоборот: сначала дружеские, а потом уже и все остальное. Может быть, отношения эти и во что-то большее смогли бы перерасти, но Вера уехала в Париж. Они изредка переписывались по "мылу", потихоньку все сошло на нет, и та единственная встреча уже ничего не меняла.
   - Дениска! - окликнул его мягкий женский голос.
   Денис вздрогнул, оглянулся и увидел Веру. Она нисколько не изменилась. Высокая, немного угловатая, длинные темные волосы в беспорядке падают на плечи. В одной руке огромный черный зонтик, в другой - собачий поводок. К ногам жмется рыжая такса.
   - С ума сойти! - Денис порывисто обнял Веру, такса заворчала. - Не поверишь, только что о тебе думал.
   - О волке речь, а волк навстречь, - засмеялась Вера. - То есть волчица. Ты что, не помнишь, я же здесь живу. Вон в том доме. Вот, вывела Марго на прогулку. А ты что здесь делаешь?
   - Я... - замялся Денис. - Свадебное путешествие.
   - Шутишь? - засмеялась Вера, но посмотрела на Дениса повнимательнее и как-то вдруг померкла. - Похоже, что нет. Поздравляю. Честно говоря, не думала, что ты... Ну да ладно. И кто она? Я ее знаю?
   - Нет. Ее зовут Инна. Она налоговый инспектор.
   Вера искоса посмотрела на него.
   - Не слышу радости в голосе, молодожен, - сказала она, помолчав немного. - Уже проблемы?
   Денису показалось, что в нем лопнул какой-то пузырь. Внутри стало тихо, тоскливо и безразлично. Хорохориться не хотелось.
   - Ты всегда меня понимала лучше других, - невесело усмехнулся он.
   - Пойдем, посидим где-нибудь? - предложила Вера. - Если супруга не хватится.
   - А собака?
   - А что собака? Кому она мешает? Тем более если я закажу ей что-нибудь.
   Они зашли в крохотное и совершенно пустое кафе на три столика. Похоже, здесь Веру знали. Стоящий за стойкой толстяк в бархатном пиджаке приветливо закивал, быстро-быстро залопотал что-то и исчез, чтобы через пару минут вернуться с тарелкой мелко нарезанного жареного мяса. Блаженно жмурясь, Марго принялась наворачивать угощение.
   - Мы с Марго здесь самые верные клиенты, - объяснила Вера, когда они уселись за угловой столик. - Если помнишь, я готовить не люблю и не умею. Не помирать же с голоду. Что ты будешь есть и пить?
   Есть Денис уже не хотел, совсем аппетит пропал, заказал только кофе с коньяком. Вере толстяк принес огромную отбивную котлету с жареной картошкой.
   - Ты все такая же обжора? - улыбнулся Денис, глядя, как увлеченно она расправляется с мясом.
   - Я, Дениска, самая счастливая женщина на свете, - пробурчала Вера с набитым ртом. - У меня любимая и высоко оплачиваемая работа, я могу жрать, не толстея, что захочется и сколько захочется, и на мне хорошо сидит любая одежда, которую я покупаю в Париже.
   - А как насчет личной жизни?
   Денис тут же пожалел, что задал этот вопрос, но Вера беззаботно махнула рукой:
   - Не всем же выходить замуж за банкиров. В данный момент мы с Марго одиноки.
   - Слушай, год назад у тебя собаки не было, - Денис был рад перевести разговор на более безопасную тему. - Ты что, взяла взрослую?
   - Да. Ей три года. Выпросила у одной бабы. Она уезжала жить в Америку, хотела Маргошку в приют сдать. Марго сначала меня никак не признавала. А потом заболела, я ее выходила. Представляешь, с рук кормила, поила из соски. Теперь мы с ней как две сестрички.
   - А что с ней было?
   - Опухоль матки. Огромная. Операцию делали. Теперь она стерилизованная, ей легче живется, чем нам с тобой.
   И хотя Денису было совсем не смешно, он все-таки засмеялся.
   - Смех сквозь слезы, - констатировала Вера. - Колись, щелкунчик.
   - Спасибо, что не щекотунчик.
   Тут уж они расхохотались оба, на самом деле едва ли ни до слез, вспомнив русскую народную классификацию размеров мужского достоинства, которую Вера нашла как-то в интернете.
   - Кстати, бармен - вот кто забодаище, - вполголоса поведала Вера.
   - Проверила на деле? - ревниво осведомился Денис.
   - Упаси Боже! Жена его жаловалась.
   - Жаловалась или хвасталась?
   - Дурака кусок!
   Напряжение ушло, словно они только вчера расстались. На секунду Денису стало невероятно жаль, что все сложилось именно так, а не иначе, что Вера уехала работать во Францию, и ничего у них не получилось. Стало жаль себя, да так, что захотелось заскулить и уткнуться в угловатое Верино плечо.
   Нет, надо срочно взять себя в руки. Мужик он - или где?
   - Да нет, Веруня, никаких особых проблем. Обычные притирки. Все через это проходят. Жил себе жил, не тужил, кум королю и сват министру, сам себе господин. А тут появляются рядышком чужие бзики и заморочки, не говоря уже о просто дурных привычках и дурном настроении. И все это надо принимать как должное.
   - Дурные привычки, дурное настроение... - Вера отодвинула пустую тарелку и вытерла салфеткой губы. - Знаешь, как Коко Шанель говорила?
   - Как?
   - Брак - это обмен дурным настроением днем и дурными запахами ночью. То ли еще будет лет через десять. Будете, ни сколько не стесняясь, рыгать, пукать, ходить в драных трусах только потому, что лень дырку зашить. А если кто и поворчит по этому поводу, то только для порядка, без всякого возмущения.
   - Счастливые люди. Ну, кто доживает в браке до этого священного момента. Многие разводятся гораздо раньше. Я не имею в виду полное друг на друга наплевательство. Просто хорошая привычка, немножко здорового равнодушия и готовность принять чужие недостатки, как свои. Свой-то пук не раздражает и не возмущает.
   Он говорил все это - то ли Вере, то ли себе самому. Сейчас ссора с Инной уже не казалась чем-то ужасным. Да и ссора ли это? Вряд ли. Так, досадная мелочь, которых еще столько впереди.
   Или не мелочь?
   "Прекрати это!" - мысленно прикрикнул Денис и залпом допил остатки коньяка.
   Вера едва заметно усмехнулась. Но он заметил.
   - Вер, все это не стоит выеденного яйца. Даже рассказывать не хочется. Просто лезут в голову мысли всякие. А вдруг ошибся. А вдруг поторопился. А вдруг, а вдруг... Как Янка моя говорит, искушение.
   - И правда, - кивнула Вера. - Знаешь, ты лучше ей не говори, что встретил знакомую. Мало ли как она к этому отнесется.
   Денис вспомнил совершенно неожиданные Инкины слова о девицах, зарабатывающих на жизнь одним местом, и подумал, что Вера права. О драконах - ни слова.
  
   * * *
   Когда Андрей, предварительно отпросившись с работы, утром приехал в отделение милиции, его ждал малоприятный сюрприз. Он-то рассчитывал сразу поехать с Кречетовым на злополучное место, где обнаружил женщину, показать все - и забыть, как страшный сон. Во всяком случае, попытаться забыть. В конце концов, он-то здесь при чем? Ну, нашел он ее, ну, привез в больницу. Молодец, возьми с полки пирожок. Между прочим, его в милицию за штаны никто не тянул.
   Но, как водится, ни одно доброе дело не остается безнаказанным.
   В кабинете Кречетова на стульях у стены сидели высокий седой мужчина с выправкой гвардейского офицера и молоденькая, ничем не примечательного вида девица, некрасиво жующая жвачку.
   - Ну вот и Андрей Витальевич пожаловал, - удовлетворенно кивнул Кречетов. - А это следователь прокуратуры, Георгий Петрович Сабельников. И Алевтина Ивановна Николаенко, эксперт-криминалист. Сейчас Георгий Петрович с вами побеседует, а Алевтина Ивановна пока вашу машину посмотрит. Вы же на машине?
   Андрей ошарашенно кивнул. Такого поворота он не ожидал. Только вчера Кречетов удивлялся, зачем осматривать машину, если женщину никто не сбивал. Или это следователь затеял?
   - Ну и что я там, интересно, должна осматривать? - недовольно скривилась Алевтина, и Андрей понял, что не такая уж она и девочка, похоже, ей хорошо за тридцать, просто бесцветное маленькое личико и мышиного оттенка длинные волосы, собранные в хвост, ее изрядно молодят.
   - Тебя что, Алевтина, учить надо? - удивился следователь. - Травмы головы - значит, капот, стекло лобовое. Соскобы возьми, если есть повреждения.
   - Неужели он, по-вашему, такой дурак, что приехал на битой машине? - фыркнула Алевтина, мотнув в сторону Андрея головой.
   Ее бесцеремонность почему-то сильно его задела, и он открыл было рот, чтобы ответить, но Кречетов его опередил:
   - Он не дурак, Алечка, но... Мало ли что.
   Это уже не в первый раз услышанное от Кречетова "мало ли что" задело Андрея еще больше, но возмутиться вслух он снова не успел. Вытащив изо рта розовый комок жвачки, Алевтина осмотрела его внимательно со всех сторон и сказала ехидно:
   - Другие люди, дорогой товарищ старший лейтенант, не делают даже того, что должны. "На фиг", говорят. А вот зануды пытаются сделать даже то, что сто лет не нужно. И говорят: "Мало ли что".
   - Да, я зануда, - кивнул Кречетов. - А тебе Алечка, за это самое "мало ли что" деньги платят.
   - Деньги? - Алевтина взвилась со стула, как разъяренный Змей Горыныч. - Да за такую зарплату, как у меня, не работать, а вредить надо.
   - Вот и иди, голубка, повреди немного, - усмехнулся следователь. - Только особо не увлекайся, а то у нас 37-ой год снова наступит.
   Бросив на него яростный взгляд, Алевтина повернулась к Андрею, сухо поинтересовалась, что именно и где она должна осматривать, взяла ключи и удалилась какой-то неприятной, дергающейся походкой.
   - Не волнуйтесь, - Сабельников пересел к столу и достал из портфеля какие-то бланки. - Больше, чем нужно, не навредит. Да и подтасовать факты не получится. Я вам задам несколько вопросов, а потом мы к месту проедем.
   Андрею стало совсем муторно. Его словно подозревали в чем-то. Даже если это было и не так, он все равно чувствовал себя распоследним идиотом.
   Допрос длился не меньше часа. Следователь дотошно, въедливо интересовался мельчайшими подробностями. В котором часу Андрей ехал по дороге и с какой скоростью, какая была видимость, как именно он затормозил и как занесло машину, в какой позе он обнаружил женщину и почему сам повез ее в город, а не вызвал на место происшествия "скорую" и милицию. И почему сразу же уехал из больницы. Андрей отвечал, едва сдерживая раздражение, не давая ему выплеснуться наружу. В конце концов ему показалось, что его непременно арестуют - должны же кого-то задержать, так почему бы и не его? Он уже тысячу раз пожалел, что вообще - как последний осел! - заявился в милицию. Сидел бы себе на попе ровно, так нет, понесла нелегкая. Беспокойство, видите ли, заело. Пожалел бабу. Ну так вот тебе геморрой в подарок, законопослушный гражданин!
   Вернулась Алевтина в наброшенной на плечи коробкой кроличьей шубейке.
   - Спереди все чисто, - буркнула она, нервно прикуривая от дешевенькой розовой зажигалки. - А на левой дверце борозды. Я отправила на анализ.
   - Это об перила моста. Когда тормозил. И вообще! - Андрей не выдержал и повернулся к скромно помалкивающему Кречетову. - Вы же сами вчера сказали, что ее не сбивал никто!
   - Ну да, - кивнул следователь. - Но ведь надо же подтвердить. Мало ли что.
   "Опять "мало ли что"! - мысленно простонал Андрей. - Господи, ну почему ты не послал мне тех, которые говорят "на фиг"?"
   Наконец он нацарапал внизу страницы "С моих слов записано верно" и подписал протокол. Кречетов закрыл кабинет, и все четверо спустились вниз.
   Андрей ехал на своем "Форде" впереди, остальные, погрузившись в обшарпанную синюю "девятку", плелись следом.
   Добравшись до мостика, Андрей притормозил и вышел из машины.
   - Вот, пожалуйста, - он показал подошедшим глубокую царапину на грязно-белой краске, покрывающей низенькое ограждение, и добавил ядовито: - Можете взять соскоб на анализ.
   - Непременно, - буркнула Алевтина и даже не пошевелилась.
   - Так, значит, место?... - оглянулся Сабельников.
   Андрей пересек пустынное шоссе, посмотрел по сторонам.
   - С точностью до метра не скажу, но примерно здесь.
   Обочина в этом месте была совсем узкая, можно сказать, ее совсем не было. Асфальт обрывался в неглубокий кювет, сразу за которым начинался довольно крутой подъем, поросший соснами и негустым лестным подшерстком.
   - Вы уверены, что с этой стороны? - засомневался Кречетов.
   - Абсолютно. Если бы она была на той обочине, я вообще не стал бы сворачивать. А если бы шла или ползла с той стороны мне наперерез, то свернул бы вправо, а не влево. У нее все пальто в снегу было, она могла просто скатиться сверху и на дорогу выбраться.
   - Ну, пальто - это не показатель. Такой снег шел, что можно было вообще в снеговика превратиться. С таким же успехом она могла лежать или сидеть на обочине. Вряд ли здесь ночью такое уж оживленное движение. Но если предположить, что тело хотели спрятать... Ладно. Поглядим, что ли? - Кречетов отважно шагнул в кювет, наполненный раскисшим, ноздреватым, как серый хлеб, снегом.
   - Ты что, совсем сдурел? - ужаснулась Алевтина, забавно приподнимая то одну, то другую ногу в коротеньких сапожках на высокой "шпильке". - Что ты там думаешь найти, интересно?
   - Я так думаю, ее откуда-то привезли или принесли и в лесу бросили, - Кречетов стоял, хмуро покусывая ноготь и глядя на склон. - Вряд ли там били. Не могла она столько времени пролежать на снегу. Замерзла б, сто пудов.
   - Ну и дурь! Вон бочажина в двух шагах. Если хотели от тела избавиться, почему туда не бросили?
   - Бочажина замерзла и под снегом. И вообще, если найдем этих самых "их", непременно спросим, почему, - пообещал Кречетов и отважно полез наверх. Следователь и Андрей - за ним.
   - Я туда не пойду, - Алевтина повернулась и пошла к "девятке". - Охота была мокнуть. Если что - кричите.
   Склон оказался, в общем-то, невысоким, за ним лес шел довольно ровненько. Обнаружилась и широкая тропа, по которой вполне могла проехать машина. Настоящей тропой она, надо понимать, была летом, сейчас же это было просто широкое пространство между деревьями, покрытое осевшим жухлым снегом. Разумеется, никаких следов, кроме их собственных - рыхлых и глубоких. Стояла неприятная, разбухшая тишина, какая бывает в лесу во время оттепели, только изредка поскрипывали от ветерка сосны, прошумела внизу одинокая машина.
   - Алевтина права, - Сабельников нагнулся и поднял почерневшую сосновую шишку. - Даже если ее действительно сюда привезли и бросили, следов никаких. И ты, Володя, прав, били ее не здесь. Семь-восемь часов ранам. Она действительно замерзла бы. И далеко вряд ли ушла бы. Время, время... - он зашвырнул шишку в сугроб и отряхнул руки. - Если бы еще стояли сильные морозы. А так - одна оттепель, и вся кровь ушла в землю. Да и крови-то много не могло быть, даже если она где-то здесь и лежала.
   - Да, - подтвердил Андрей. - Когда я ее нашел, у нее кровь уже запеклась. Только из шеи еще текла.
   - Пойдемте, - Кречетов повернулся и пошел обратно к склону, но вдруг остановился, да так резко, что шедший следом Андрей налетел на него и едва не сшиб с ног. - Смотрите!
   Он показал на сломанный сук дерева примерно на уровне своей груди. Острые, торчащие, как иглы, щепы были неприятно бурыми.
   - Ей как раз по шею, - прикинул Кречетов. - Вот вам и свежая рваная рана. Я так и думал. Почему только снегом кровь не смыло?
   - Древесина не земля, - пожал плечами следователь. - Впиталась. Стоит Алевтину звать, чтобы сфотографировать? Да нет, наверно, не стоит. Не принципиально. Отковырнем кусочек, пошлем на экспертизу.
   - Мало ли что? - хмуро и с ехидством спросил Андрей.
   Его эта бессмысленная экспедиция просто бесила. Ну, привезли бабу сюда или принесли - и что? И так ясно, что она не с неба на дорогу упала. Только что это дает? Да ничего. Если бы хоть какие-то следы...
   - Оп-па! А это что здесь такое? - следователь разглядывал какой-то мусор, зацепившийся на ветку кустарника.
   - Шерсть какая-то, - наклонился Кречетов. - Да нет, это волосы. Ни хрена себе, целая прядь. Длинные. Может, ее?
   - Нет, у нее светлее, - возразил Андрей. - Я точно помню. Эти хоть и мокрые, но все равно. А почему именно ее? Мало ли кто здесь ходит?
   - Ага, вот прямо стадами и ходят. Так и шастают. Никакого пакетика нет? - Кречетов вытащил записную книжку, вырвал листок и завернул в него прядь волос. - А можно определить, сколько они здесь пролежали?
   - Это ты Экспертизу Ивановну спрашивай, - отозвался следователь. - Но, в принципе, можно. Примерно. Как знать, может, это и следочек.
   Андрей только головой покачал.
   "Следочек"! С ума сдохнуть можно. Как в кровавом романе. Прядь волос убийцы, зажатая в кулаке жертвы. Делать им больше нечего, честное слово.
   Когда они спустились вниз и вышли на дорогу, стряхивая снег с насквозь промокших ботинок, Андрей вдруг совершенно неожиданно для себя спросил:
   - А навестить ее можно?
   - Кого? - не понял Кречетов.
   - Ну... Женщину эту, - смутился Андрей.
   - Зачем?
   Андрей пожал плечами. Он и сам не знал, зачем. Более того, он не представлял даже, как у него это вырвалось. И не собирался он ее навещать. И не думал даже об этом. Ну, жалко, да. А навещать-то зачем?
   - Она в коме, в реанимации лежит.
   - Ее... не изнасиловали?
   - Нет. Никаких следов.
   - Как вы сказали, ее зовут?
   - Слободина Марина Сергеевна. И все-таки, зачем вам?
   - Не знаю! - огрызнулся Андрей, злясь и на него, и на себя самого. - Просто так. Свечку поставить. За здравие.
   - А-а, - протянул Кречетов. - Понятно. Только не факт, что ее действительно так зовут, я же вам говорил.
   На самом деле Андрей никогда никаких свечек не ставил. Он и в церкви-то за всю свою жизнь был раза два, на экскурсии. Причем один из этих двух разов - в Исаакиевском соборе. Когда там еще показывали маятник Фуко, демонстрирующий вращение Земли. Опять само собой вырвалось. Словно кто-то посторонний его языком ворочал.
  
   * * *
   Я открыла глаза, ожидая увидеть привычную черноту, чуть светлее слева. Наверно, там было окно, оттуда тянуло холодом. Но сквозь противный, как тошнота, туман вдруг проступили мутные очертания шкафа у стены и каких-то трубок прямо перед носом.
   - Я... ви-жу, - с трудом прошлепала я огромным железобетонным языком - и услышала свой тихий хриплый шепот. Пошевелила руками, ногами - тело отозвалось болью, но пальцы двигались.
   "Значит, позвоночник цел", - с каким-то тупым спокойствием подумала я и как-то совершенно неожиданно для себя заплакала. И снова лицо вспыхнуло огнем.
   - Кто этот тут плачет? - спросил знакомый мягкий голос, и я увидела, спешащую к кровати высокую полную женщину в белом халате. - Очнулась, моя золотая? Только не плачь, а то швы болеть будут.
   Швы? У меня швы на лице? Вот почему оно так болит от малейшего движения. И слезы - они же соленые, от них так щиплет.
   На кого же я похожа?!
   Я? А кто я-то?
   Мне стало так страшно, что даже замутило.
   Я не представляла, кто я такая, где нахожусь и что со мной приключилось. Этот приятный добрый голос звал меня Мариной. И это было единственное, что я знала о себе - впрочем, с чужих слов. Ну, и еще то, что случилось со мной что-то очень и очень неприятное. И теперь я больна. Видимо, лежу в больнице.
   - Кто?.. Что?..
   Мне хотелось спросить, что случилось, где я, но слова путались, язык не слушался. Губы шевелились, а лицо просто разрывалось от боли.
   - Тихо, моя хорошая, не говори ничего. Ты в больнице. Ты очень пострадала, но теперь все будет хорошо, ты поправишься.
   - Я... ничего не помню.
   Каждое слово давалось трудом и болью. Боль - это было единственное, что я знала и помнила. Чудовищная, рвущая на части, обжигающая - и леденящая. Да, кроме боли я помнила еще холод. Снег. И темноту. Эта темнота словно скрыла все, что было когда-то. Было - это я знала точно. Но словно осталось за дверью темной комнаты, из которой никак не найти выхода.
   - Она говорит, что ничего не помнит.
   Женщина в белом халате озабоченно разговаривала с высоким смуглым мужчиной в какой-то странной голубой одежде, похожей на пижаму. Я то видела их отчетливо, то они вдруг совсем пропадали за пеленой тумана, струящегося перед натужно ноющими глазами.
   - Совсем ничего? - уточнил врач - кто же еще, конечно, врач.
   - Совсем, - прошептала я.
   - А как вас зовут?
   - Наверно, Марина.
   - А фамилия?
   - Не помню.
   - А сколько вам лет? У вас есть родные?
   - Не помню.
   - А как вы здесь оказались?
   Я молчала. Сколько можно повторять одно и то же. Не помню!!! Не знаю!!!
   - Типичная ретроградка. Не волнуйтесь, у вас ретроградная амнезия. Это часто бывает после черепно-мозговой травмы. Со временем вы все вспомните. Как в сериале. А пока отдыхайте.
   Отойдя от кровати, врач жестом поманил медсестру в коридор.
   - Вот что, Галина Степановна, - сказал он, прикрыв дверь в палату, но нисколько не заботясь о том, чтобы хоть немного понизить свой трубный глас. - Помните, милиция нам телефон оставляла? Позвоните им и скажите, что больная в себя пришла, но кроме имени ничего не помнит, так что приезжать и допрашивать нет смысла. Да, и скажите, что ее действительно зовут Марина, так что тот билет в кармане все-таки ее.
   - Знаете, Игорь Палыч, - голос Галины Степановны звучал сконфуженно, - я пару раз назвала ее Мариной, так что она могла просто это с моих слов запомнить.
   - Вот как? - хмыкнул врач. - Ну, тогда не говорите. Скажите, что вообще ничего не помнит.
   - Да, но зато сегодня звонил какой-то мужчина и спрашивал, как ее самочувствие. И назвал имя и фамилию, которые на билете.
   Врач помолчал немного. Мне показалось, что он непременно должен в этот момент нахмуриться и качнуться пару раз с носка на пятку.
   - Вот об этом обязательно расскажите. Он что-нибудь еще говорил? Может, кто он такой - ну там, родственник, сослуживец?
   - Нет, просто спросил, в каком состоянии Марина Слободина. Я ответила, что без сознания, он поблагодарил и трубку повесил. А что я могла сделать? Попросить представиться? Так все равно не успела.
   - Могли бы меня позвать хотя бы.
   - Вы были на обходе.
   - В конце концов! - взорвался врач по имени Игорь Палыч. - Больная без сознания, в тяжелейшем состоянии, ее толком никто не опознал, никто не ищет. Звонит человек и интересуется ее состоянием, а вы... У меня просто слов нет, одни буквы... нехорошие. Могли бы попросить его приехать, что ли. Если еще раз позвонит... И всем скажите!
   - Я поняла, - виновато вздохнула медсестра. - Я просто как-то не подумала. Конечно, если еще раз позвонит...
   Недослушав ее причитания, врач куда-то пошел по коридору, а подавленная своим ляпом Галина Степановна вернулась в палату ко мне. Почему-то мне не хотелось, чтобы она поняла, что я слышала их с врачом разговор. Поэтому я закрыла глаза и сделала вид, что сплю. И незаметно уснула на самом деле.
  
   * * *
   После возвращения из Парижа Денис нет-нет да и ловил себя на мысли о Вере. Впрочем, это и мыслями-то назвать было трудно. То вдруг вздрагивал, увидев идущую по улице темноволосую худощавую женщину. То улыбался, наблюдая за деловито семенящей таксой. А потом наткнулся на Верин адрес электронной почты в адресной книге "Outlook Express". Посидел, подумал, кликнул мышкой на кнопку "Создать" - появилось окошко сообщения.
   Он набрал "Привет!" и мучительно замер. Прошло пять минут, по экрану монитора поплыли яркие рыбки. Сердито толкнув мышку, Денис вернул окно почты и... выключил программу.
   О чем писать-то?
   И вообще, раньше надо было думать.
   Эта мысль его даже испугала. Вот как, значит, дело обстоит...
   Вера и Инна...
   С одной стороны, не мешало бы об этом хорошенько поразмыслить. А с другой, думать в этом направлении совершенно не хотелось. Действительно, поздновато. Как в анекдоте: умерла так умерла.
   Или все-таки не поздновато?
   Бред какой-то!
   Денис включил программу "Фотоальбом", полистал снимки и нашел тот единственный, на котором была Вера. Она вообще не любила фотографироваться или сниматься на камеру. Тогда они ездили с друзьями на пикник в Кавголово. Веру с превеликим трудом удалось втащить в кадр. Вот и получилась она такая - то ли сердитая, то ли смущенная. Немного смешная. Волосы растрепаны, в руках бутылка, из которой она поливала угли на мангале. Вопреки утверждению, что шашлык женских рук не любит, в их компании лучше Веры никто шашлыки не жарил. Она вообще умела многое из того, что обычно свойственно лишь мужчинам, да и характер у нее был скорее мужской. И при все этом Вера оставалась очень женственной и привлекательной.
   Увеличив снимок, Денис рассматривал Верино лицо и вдруг понял, что, хоть внешне Инна ничуть на Веру не похожа, но все-таки, все-таки... Определенно что-то общее есть. Может, поэтому его так сразу к Инне и потянуло?
   Странно это все, очень странно. Никаких таких особо пылких чувств он к Вере не испытывал, скорее дружеские. Ну да, любовью, к обоюдному удовольствию, занимались, и вообще им было хорошо вместе. Но, к примеру, жениться на Вере Денису и в голову не приходило. А зря, наверно, не приходило. Она-то к нему относилась гораздо серьезнее, чем он к ней, хотя старалась это не слишком демонстрировать. Может, и на работу во Франции согласилась с такой готовностью, потому что понимала бесперспективность их отношений? С глаз долой...
   Он тогда особо и не переживал. Да что там, вообще не переживал. Согласилась - и молодец. Хорошие деньги, хорошие возможности. И письма, если хорошо подумать, писала ему Вера, а он только отвечал. Так уж его с детства приучили: "Ведь принято обычно на письма отвечать", как в глупой песенке про практикантку Таню, получившую письмо от двоечника Егоркина. А потом он - Денис, а не Егоркин - как-то не ответил, так уж вышло, и все... И даже эта прошлогодняя встреча в Париже - Денис долго сомневался, стоит ли вообще звонить. Он даже дома у Веры не был, просто гуляли, сидели в кафе. Обещал позвонить, написать, но...
   Вот дурак-то!
   Он подумал, что у Веры и Инны есть что-то общее? Да нет, скорее уж было. Потому что Инка после свадьбы изменилась так, что ни в сказке сказать... Кстати, о сказках. В детстве он никак не мог понять, почему сказки обычно кончаются свадьбой. А дальше-то что? Ну, как что, пожимала плечами бабушка, стали они жить-поживать, добра наживать. А как поживать-то, настаивал Денис. Да кто же их знает, наверно, хорошо.
   А может, и не хорошо, а совсем даже наоборот. Зачем сказку-то портить. С этим люди и в действительности столкнутся. Была сказка, а стала неприглядная, непричесанная действительность. Была невеста-принцесса, а стала... Ну, замнем для ясности, кто.
   С Инны будто лак сползал потихоньку. Она стала какой-то грубой, бесцеремонной. Вульгарной? Нет, пожалуй, нет, до этого еще не дошло. Но от некоторых ее словечек и поступков Дениса буквально коробило. Он снова и снова задавал себе вопрос: что произошло. Видел ли он Инну теперь во всей красе, без розовых очков - или она просто перестала притворяться?
   То же самое сказала и Яна. Неделю назад они с Инной были на дне рождения отца. И все, вроде, было чинно и благопристойно. Инна сидела, скромненько помалкивая, опустив глаза в тарелку, но Денис чувствовал какую-то неловкость и тихо злился. А когда вышел на кухню покурить, за ним в дверь скользнула сестра. Поморщилась, открыла форточку, села за стол и спросила в лоб:
   - Ну?
   - Что "ну"? - попытался отвертеться или хотя бы потянуть время Денис.
   - Как протекает жизнь счастливого молодожена?
   Голос Яны звучал, вроде, с ехидством, и Денис, наверно, огрызнулся бы, если б не было, кроме ехидства, еще и сочувствия. Неожиданно для себя он, совсем недавно разругавшийся с сестрой из-за Инны чуть ли ни до драки, вдруг начал плакаться ей в жилет. Хотя и понимал, что поступает не слишком порядочно, не по-мужски как-то, жалуясь сестре на жену, с которой прожил всего два месяца.
   Яна слушала молча. Она, конечно, могла сказать что-то вроде "ага, я же говорила", но не стала.
   - Знаешь, - вздохнула она, - когда я ее в первый раз увидела, она мне не слишком понравилась. Но тогда я сказала себе, что сама виновата. Ну, тогда мне все на нервы действовало, держалась на одном "Господи, помилуй". А сейчас... Я удивляюсь, как раньше-то не заметила. Денька, я бы не стала тебе говорить, если б ты сам не рассказал, но... В общем, она, мне кажется, насквозь фальшивая. Сидит такая скромница, не замути воды, а в глазах... Извини, нехорошо все это, что мы тут с тобой говорим, но... Может, ей деньги твои нужны были?
   - Я об этом думал, - Денис раздраженно воткнул окурок в пепельницу. - Но она много не просит и не тратит. Не знаю, может, это только пока?
   Тут на кухню вышла мать, разговор пришлось свернуть. Осадок остался неприятный. А с Инной в тот вечер они поссорились. Она по какому-то поводу обидно съязвила, он не счел нужным сдерживаться и ответил. Да так, что Инна дулась два дня. А потом натянула новую ночную рубашку, надушилась новыми духами и пришла мириться.
   Кстати, она и в постели стала совсем другой. Где-то, может, более раскованной и страстной, но... совсем не такой нежной и внимательной, как раньше. Казалось, ее интересует только свое удовольствие. А еще... Она смотрела словно сквозь него, и порой Денису думалось, не представляет ли Инна на его месте кого-то другого.
   Что он вообще знает о ней?
   Да, в общем, ничего. Так, факты биографии. Двадцать пять лет, родилась в Питере, из приличной, что называется, семьи. Какое-то время жила с родителями за границей, школу закончила в Будапеште. Потом Финэк с отличием, в налоговой работала. Родители в автокатастрофе погибли, других родных нет, кроме этой злополучной сочинской кузины Марины. Никаких друзей, подруг. Только вот правда ли это - что никаких? Или Инна просто не считает нужным посвящать его в свою личную жизнь? Это их соглашение не касаться личного в прошлом... С одной стороны, оно Дениса эгоистично устраивало - совсем ему не улыбалось рассказывать о своих многочисленных подружках. Да и знать что-то о мужчинах в жизни Инны ему совсем не хотелось. Но дело было совсем в другом. Конечно, он не воображал, что встретил невинную девственницу. Может, такие еще и встречаются, но ему ни разу не попадались. Наверно, не там искал. А точнее, и не искал вовсе, предпочитая несколько иных девиц. Поэтому то обстоятельство, что он не первый мужчина Инны, само по себе его нисколько не смущало. И если бы она сказала что-то вроде "ах, дорогой, все, что у меня с кем-то было, - это было давно и с тобой сравниться никак не может, потому что ты лучше всех" - если бы она так сказала, Денис с готовностью поверил бы, пусть даже допуская, что в этом есть некоторое преувеличение.
   Но эта ее категоричная фраза: "Давай сразу договоримся - никаких разговоров о прежних связях" - предполагала, что было в жизни его жены что-то такое, что она так же категорически хочет от него скрыть. Иначе к чему это было сказано?
   - Денис, поехали в "Ленту"!
   Эта ее манера входить тихонечко, словно подкрадываясь, подбираться к самому уху и вопить, как в лесу! Сколько раз просил ее так не делать - бесполезно. Хорошо хоть фотографию Веры с экрана убрал.
   - Съезди сама, - поморщился он. - У меня нет настроения. Там довезешь в тележке до машины, а приедешь - позвонишь, я выйду и помогу. В конце концов, ты же знаешь, что я не люблю шляться по универсамам. С детства не люблю. С тех пор, как меня сажали на детское место в тележке.
   Тут Денис соврал. Стопроцентно наоборот - универсамы и всякие там супермаркеты он как раз очень даже любил. Но только не с Инной. Она тащила его с собой - ну как же, я ведь не для себя одной покупаю. И тем не менее, коробки, банки и прочее кидала в тележку исключительно по своему выбору. Стоило Денису взяться за что-то, Инна строила страдальческую гримаску, словно недоумевая, зачем ему это понадобилось. И он в свою очередь недоумевал: зачем ей понадобилось тащить его с собой? Чтобы важно загрузить пакеты в "Лексус"?
   Между прочим, сама Инна за два месяца ни разу за руль не села. Ее голубенький "Опель" на стоянке совершенно зарос грязью. Если Инне надо было куда-то ехать, она просила отвезти ее. А если Денис не мог, то отправлялась на автобусе или вообще оставалась дома. На его недоумение отвечала, что не хочет, потому что вообще не любит водить. Но ведь ездила же раньше, удивлялся он. Ну ездила, так ведь по крайней нужде. А сейчас он ее может подвезти, да еще на такой роскошной машине.
   Вот так, он еще в придачу и шофер на "Лексусе"! Нет уж, хватит. Завтра же найдет ей водителя. Пусть катает ее, если сама такой барыней заделалась. С ума сойти, кто бы сказал ему, что так все обернется. Или это нормально? Нормально для жены состоятельного человека - стать наглой ленивой клушей? Странно, что она еще до сих пор не потребовала прислугу. Хотя убирает кое-как, готовит - ужас, все какую-то малосъедобную дрянь. Либо запихивает в микроволновку дорогущие полуфабрикаты.
   - Ну пожалуйста, Дениска, - ныла Инна, строя всевозможные умильные рожицы. - Мне нравится с тобой.
   - Не хочу! В конце концов, я зарабатываю деньги, а по магазинам ходить - твоя обязанность. Если так уж в лом, давай домработницу возьмем.
   - Ну тогда и я не поеду, - Инна надулась и вышла, хлопнув дверью.
   - Напугала ежа голым... задом, - проворчал Денис и выключил компьютер.
   Подумав, он включил ноутбук снова и поставил на вход пароль. Несколько раз по одному ему известным признакам он понимал, что его компьютер включал кто-то еще. На работу ноутбук Денис не брал. А дома - кому еще, кроме Инны. У которой, между прочим, свой компьютер имеется. Ничего такого страшно секретного у него в компьютере не было, и если б Инна попросила, он без колебаний разрешил бы ей в нем порыться. В игры поиграть, картинки всякие посмотреть, музыку послушать. Но вот так - тайком? Это было просто противно, и, наверно, Денис устроил бы скандал, если бы... Если бы это не было еще противней. Кроме того, он злорадно представил, как Инна в очередной раз потихоньку пытается включить ноутбук, натыкается на требование ввести пароль и пытается догадаться. Только фиг! Тут уж его Вера научила. Хитрый пароль, говорила она, сам можешь забыть, а простой, вроде имени или даты рождения, легко отгадать. Самое милое дело - введи свое имя с орфографической ошибкой. Он и ввел: "ДИНИС". Пусть думает!
   Выйдя на кухню, - Инна ушла в свою комнату - Денис заглянул в холодильник.
   М-да, осады с таким запасом продовольствия явно не выдержать. Конечно, можно и в ресторан пойти или в гости к кому-нибудь, но... Он все-таки предпочитал дома есть. Не любил, когда незнакомые люди пялятся на него - жующего. Даже если они вовсе и не пялятся, а смотрят в свои тарелки, все равно. Выйти в магазин самому? Совсем не обязательно ехать в "Ленту", рядом полно продуктовых магазинов, магазинчиков и ларьков. Но это означало начать с женой затяжную позиционную войну. Принцип на принцип.
   - Ладно, поехали, - сдался он. - Собирайся.
   Инна вышла из своей комнаты, абсолютно готовая, хотя десять минут назад была еще в спортивных штанах и в майке. То ли собиралась все-таки сама поехать, то ли знала, что так и будет.
   В машине Инна еще дулась, но в "Ленте" уже забыла, что должна изображать оскорбленную добродетель. Ее захватил обычный азарт, еще один повод для его недоумения. Он понял бы этот странный блеск в глазах, если б Инна была из крайне бедной семьи и жила впроголодь, на черном хлебе и овсянке. Понятное дело, дорвался человек до изобилия, не может с собой справиться сразу, глаза больше, чем желудок. Но она-то всегда жила в достатке, хорошо зарабатывала, на еде не экономила. Или у нее всегда была эта продуктовая жадность? До свадьбы Денис с Инной в продовольственные магазины ни разу не заходил.
   Она в очередной раз заставила его испытать неприятный момент, когда Денис потянулся за куриной колбасой с шампиньонами. Такую физиономию скорчила, что оказавшаяся рядом молодая женщина с ребенком не удержалась от снисходительно-жалеющей улыбки. Денис вспыхнул и едва сдержался, чтобы не высказаться.
   Когда они вышли из магазина, нагруженные пакетами, внутри у него по-прежнему кипело, и он ругмя ругал себя за то, что пошел на попятный. Это было в последний раз, пообещал он себе. Это надо же, сказать кому - засмеют. Во кретин, скажут, за женой авоськи таскает.
   Складывая пакеты в багажник "Лексуса", Денис вдруг услышал неуверенный мужской голос:
   - Инна?
   Подняв голову, он увидел, как напряглась жена, которая как раз открывала дверцу машины, чтобы сесть на переднее сидение. Она медленно повернулась и посмотрела на того, кто звал ее.
   В двух шагах от машины стоял среднего роста мужчина лет сорока в короткой кожаной куртке на меху, с фирменным пакетом "Ленты" в руке. Он был без шапки, редкие снежинки падали на его негустые русые с проседью волосы. Какой-то он, как показалось Денису, был... никакой. Идеальный кандидат в агенты спецслужб. Не за что глазу зацепиться, совершенно среднестатистический.
   Денис стоял за машиной, выглядывая из-за крышки багажника. Если его и было видно, то вряд ли кто-то обращал на него внимание. Зато он прекрасно все видел. Мужчина смотрел на Инну - и столько всего было на его ничем не примечательном лице. И сомнение - не обознался ли, и радость, и испуг какой-то непонятный. А Инна... Ох, что по ее лицу пробежало, Денис и понять толком не успел. Недоумение, раздражение и - тоже? - испуг.
   Она словно с досадой тряхнула головой, слегка поморщилась, но по-прежнему молчала, не отрываясь, глядя мужчине в лицо.
   - Инна... Это ты? - с еще большей неуверенностью спросил тот. - Ты меня не узнаешь?
   Инна снова тряхнула головой и отрезала:
   - Нет! Вы ошиблись.
   - Но...
   - Я вас не знаю. Вы обознались.
   Она резко повернулась и села в машину. Мужчина застыл на месте, совершенно потерянный. Денису вдруг стало его жаль. И в очередной раз неловко за Инну. Он захлопнул багажник и сел за руль. Мужчина, ссутулившись, медленно побрел к стоявшему поодаль красному "Форду".
   - Кто это был? - чуть резче, чем хотелось, поинтересовался Денис, выруливая со стоянки.
   - Не знаю, - равнодушно пожала плечами Инна. Слишком уж равнодушно. - Не веришь?
   - Я безоговорочно поверил бы, если б он назвал тебя Машей.
   - По-твоему, Инна - такое редкое имя?
   - Не Перепедигна, конечно, но и не Маша.
   - Далась тебе эта Маша. Ты что, ревнуешь?
   - Нет. Просто...
   - Просто да! Неужели ты думаешь, у меня могло что-то быть с таким старым грибом?
   - Во-первых, он не такой уж и старый гриб. А во-вторых, почему сразу "что-то могло быть"? Кроме любовников, бывают и просто знакомые мужского пола.
   Инна вспыхнула и замолчала.
   Вот ты и попалась, подумал Денис. Без всякой досады подумал, скорее даже с удовлетворением. И сам этому удивился.
  
   * * *
   Андрей автоматом, на деревянных ногах добрался до своего "Форда", положил пакет с продуктами на переднее сидение и сел за руль. Ключ никак не желал вставляться в замок зажигания.
   Руки дрожат, что ли, с досадой подумал он. И дернуло же его в "Ленту" заехать. Мать просила купить чего-нибудь вкусненького к ужину. Как будто других магазинов по пути не было. Уж не говоря о том, что ехать по Выборгскому шоссе через Осиновую рощу намного дольше, да еще мимо поста ДПС.
   Она изменилась. Сильно изменилась. Семь лет прошло. Он даже засомневался, она ли. Только... Только так жестко, с металлом в голосе и ледяным блеском в глазах не отвечают случайно обознавшемуся человеку. Сколько раз его самого принимали за кого-то другого. Это еще не повод смотреть, как на врага. Нет, она его узнала. Именно поэтому и отвернулась так резко.
   Нельзя сказать, что Андрей так уж часто об Инне вспоминал. Сначала это вообще было слишком больно. Особенно потому, что прекрасно понимал: сам виноват. А если и приходило в голову, что все еще можно исправить, малодушно отвечал себе: нет, она его не простит, нечего и пытаться. А потом и вовсе понял, что обратной дороги нет. Слишком поздно. Говорил себе: ну и что, таких Инн у меня будет еще грузовик с прицепом. А оказалось, что ни одна женщина и сравниться с ней не может. Даже Тамара. Удивлялся: а ведь выходит, парень, что ты ее действительно любил. Одну единственную - по-настоящему. И тут же вздыхал: ничего себе "по-настоящему", если бросил беременную. Ну да, возражал внутренний голос, это не ты ее бросил, а она тебя. А что ей еще оставалось делать, если я ни мычал, ни телился.
   Вот такие беседы он вел сам с собой, и со всех сторон выходило: сам дурак!
   В конце концов мы с ней обязательно встретимся, думал Андрей. Так всегда бывает. Проходит время, люди опять встречаются. Только вот чаще всего бывает, что лучше бы им и не встречаться снова.
   Навязчивой идеей мысли эти у него не были, приходили время от времени и опять уходили. И каждый раз Андрей представлял себе эту встречу по-разному. От самых розовых оттенков до самых черных.
   Идет он, к примеру, по улице, а Инна навстречу. Все такая же красивая, милая. А за руку ребенка ведет. Мальчика. Или девочку - неважно. Увидела его, обрадовалась. И ребенку говорит: а это твой папа. Берутся они все трое за ручки и идут... в светлое будущее. Короче, литр соплей. Новый русский сериал.
   Или все так же, с ребенком, только Инна совсем ему не рада. И говорит: деточка, это твой папа, только он такая сволочь, что лучше бы его и вовсе не было. И идут они, только уже не за ручки, а вовсе даже в разные стороны. Тоже новый русский сериал, а слез и соплей литра на два.
   Только вот того, что в действительности произошло, Андрей почему-то не предусмотрел. Что она сделает вид, будто вообще с ним незнакома.
   Подходя к квартире, он проделал давно освоенную процедуру, призванную создать вполне довольный жизнью вид, по крайней мере, на первые секунды. Процедура эта была внешне довольно страшненькая и не слишком приятная, но эффективная.
   Крепко сжав кулаки, Андрей крепко зажмурился и сартикулировал на крайнем напряжении безмолвный звук "и". Внутри головы все занемело, в ушах противно зазвенело. Когда через несколько мгновений он "отпустил себя на свободу", лицо приняло вполне довольный вид. Если перестараться, то могли получиться даже счастливые слезы, но на этот раз до них дело не дошло.
   Впрочем, маму провести все равно не удалось. Ей стоило мельком взглянуть на него, принимая из его рук тяжелый пакет с продуктами, - и все.
   - Ну, что на этот раз? - словно между прочим поинтересовалась она, выгружая свертки на кухонный стол.
   - А что? - попытался отвертеться Андрей. - Все в порядке.
   Но обмануть маму... Он, в общем, обычно и не пытался. Безнадежное дело.
   Удивительно, но, будучи "мямликом", Андрей маменькиным сынком все же не являлся. Хотя бы уже по той причине, что сама мама не хотела, чтобы он им был. "Своим детям надо быть немножко мачехой, - любила говорить Ольга Павловна. - Потому что именно у чокнутых наседок получаются самые отъявленные подонки. Либо ведерко манной каши вместо человека".
   До выхода на пенсию она служила прапорщиком в той же военной части, где и отец-полковник. Солдаты ее боялись и обожали. Ольга Павловна была "всехной" мамой, и не раз Андрей видел, как она утешала какого-нибудь зеленого салабона, которому вдруг перестала писать девушка или слишком уж досаждали "деды". А 8 марта Ольга Павловна бывала завалена цветами и подарками, как ни одна другая офицерская жена. Отца Андрей видел эпизодически - тот постоянно был занят. Мать тоже крутилась, как белка в колесе, но для него время у нее всегда находилось. Она не тряслась над ним и всегда предоставляла свободу выбора. И не ее вина в том, что Андрей иной раз боялся этой свободой воспользоваться. Кроме того, мать буквально видела его насквозь. Даже тогда, когда он пытался скрыть что-то из желания лишний раз ее не расстраивать.
   Вздохнув пару раз горько, Андрей как был, прямо в куртке, уселся за кухонный стол, заваленный покупками, и начал рассказывать. И так ему вдруг обидно стало, чуть ли ни до слез.
   - Ты уверен, что не ошибся? - осторожно спросила Ольга Павловна.
   - Уверен. Хотя... Да нет, она, точно. Изменилась, конечно.
   - Столько лет прошло. Да и вообще, жизнь тяжелая.
   - У нее тяжелая? - усмехнулся Андрей. - "Лексус", шуба из... не знаю даже из кого. Мужик весь такой прикинутый.
   - Причем здесь шуба и мужик? По мне, так с "Лексусом" жизнь тяжелее, чем с "Запорожцем". Послушай, может, она так на тебя фыркнула, что муж рядом? Или кто он там?
   - Да нет, не думаю. Он совсем не выглядел таким уж злобным монстром. Нормальный мужик. Да и потом, даже если она так боится, что ее приревнуют к первому встречному столбу, так эта ее злость гораздо подозрительнее выглядела, чем если бы она просто сказала спокойно: "Извините, вы обознались". Уж глупой она никогда не была.
   Андрей помолчал, передвинул с места на место несколько пакетов, отщипнул хвостик французского багета.
   - Знаешь, мам, - сказал он тихо, разглядывая упавшие на стол крошки, - она не просто изменилась. Ну да, повзрослела, прическа другая. Только раньше она такая была... Не знаю. Мягкая. Светлая. Изнутри светилась. А теперь... Совсем другая. Жесткая, грубая.
   - Ты же не знаешь, Андрюша, как она жила эти семь лет. Жизнь многих ломает так, что не приведи Господь. С тобой все глупо получилось. Тогда-то она не так уж сильно на тебя и обижалась...
   Ольга Павловна поняла, что случайно проговорилась, и замолчала, закусив губу.
   - То есть? - приподнял брови Андрей. - Ты что, с ней разговаривала тогда? Ну, когда она от меня ушла?
   - Да, - виновато кивнула мать. - Инна просила тебе не говорить. Я ей позвонила, думала, может, она еще передумает. Я же видела, как ты переживаешь. Мы встретились. Она сказала, что не хочет, чтобы ты женился на ней, как говорится, по производственной необходимости. Мол, ничего хорошего из этого все равно не выйдет. Что если б ты хотел, сразу бы предложил ей расписаться, как только узнал, что она беременна. А еще, что если ты захочешь помочь ей и ребенку, она против не будет.
   - О Боже! - простонал Андрей. - Мама, что же ты наделала? Если б я знал! Если бы ты мне рассказала!
   - А что, собственно, я наделала? - сухо поинтересовалась Ольга Павловна. - Это ты, голубчик, наделал, а не я. Она ведь не к другому мужчине ушла. Так что у тебя при желании была возможность все исправить. Пришел бы с букетом и конфетом. Раз прогнала, два прогнала, а на третий и простила бы. Честным пирком да за свадебку.
   - Если б она меня прогнала, я больше не пришел бы.
   - Ах, какие мы гордые, скажите, пожалуйста! Вон меня отец три года обхаживал. Пять раз предложение делал, пока не согласилась. Откажу - он фыркнет, мол, больше ты меня не увидишь. Недели две пройдет, смотрю - стоит на углу, ждет. А ты... Теперь-то что ныть? Ах, Инночка стала злая и грубая, ах, не бросилась мне на шею. С какой радости-то? Ждала-ждала, пока ты образумишься. И замуж вышла. И не вздумай теперь ее искать! Нечего мыльную оперу разводить. У ребенка твоего другой отец есть. Сам говоришь, на злобного монстра не похож. И слава Богу. Учти, сунешься, узнаю - голову оторву.
   Она права, уныло подумал Андрей. Как всегда права. А я, как всегда, идиот. Круглый идиот.
  
   * * *
   С того самого дня, как меня перевели из реанимации в обычную палату, я только и думала о том, как бы увидеть свое лицо. Хотела и боялась. На ощупь выходило какое-то страшилище. В туалете зеркала не было. Соседки по палате странно ежились и врали, что у них тоже нет. В глубине грязного оконного стекла отражалось что-то смутное и неясное.
   Я прекрасно понимала, что ничего хорошего это зрелище не сулит. Себя все равно не вспомню, а доподлинно знать, что превратилась в безобразное чудовище, - приятного мало. Синяки и кровоподтеки на ногах и животе побледнели и цвели желтым, под бинтами на бритой голове пробилась щеточка колючих волос. Мне уже разрешили вставать и ходить. И только лицо... И все-таки я решилась. Что толку прятать голову в песок. Рано или поздно все равно себя увижу. Так лучше сразу.
   Но оказалось, что заполучить зеркало не так-то просто. Медсестры говорили "да-да" и тут же забывали о моей просьбе. Или делали вид, что забывали. Лечащий врач буркнул что-то себе в усы и тоже проигнорировал. Я разозлилась не на шутку.
   Они что, боятся, что я тут же это зеркало разобью и с отчаяния себе вены перережу?
   Пришлось идти на шантаж.
   Во время очередного обхода я набралась наглости и заявила врачу, что не буду принимать никакие лекарства и уколы не дам себе делать, пока не принесут зеркало. Врач нахмурился. Мне показалось, что сейчас скажет что-то вроде "ну и фиг с тобой, не принимай", но он, подумав немного, повернулся к моей молоденькой соседке с сотрясением мозга:
   - Ирочка, дайте, пожалуйста, зеркало, - и добавил, обращаясь к медсестре: - А ты, Катя, сбегай за валерьяночкой. Пригодится.
   Ирина, пряча глаза, достала из тумбочки пудреницу и протянула мне.
   Где-то в глубине души пряталась робкая надежда, что, может, все не так страшно, как кажется. Но действительность оказалась намного хуже, чем самые мрачные предположения.
   Из маленького зеркальца на меня смотрела страшная рожа. Если б увидела такое в темном переулке, тупо подумала я, прежде чем залиться слезами, то умерла бы со страху.
   Косые шрамы пересекали лицо и шею, стягивая и уродуя их. Надломленные края кости на лбу выровнять не удалось, они так и срослись - где впадиной, где бугром. Скулы, левая глазница, нижняя челюсть - все это было сломано и тоже срослось кое-как. Левый глаз словно выглядывал из какой-то косой щели. Сломанный нос провалился вовнутрь, как у сифилитика. Порванная и криво сросшаяся нижняя губа свисала уродливым валиком. Вдобавок от доброй половины зубов остались одни пеньки.
   Медсестра Катя принесла стаканчик с валерьянкой. Я выпила залпом, продолжая таращиться в зеркальце. Рожа словно гипнотизировала меня, притягивала к себе. Слезы катились по щекам, капали на казенную бурую пижаму, я и не думала их вытирать. Врач погладил меня по плечу:
   - Пойдем в ординаторскую, поговорим. Там сейчас нет никого.
   Шлепая огромными казенными тапками неопределенного цвета, я вышла за ним в коридор.
   - Мариночка! - подбежала ко мне с поста медсестра Лариса. - Там опять этот звонил. Ну, тот самый. Спрашивал, нельзя ли тебя навестить. Сказал, что еще позвонит.
   К великому разочарованию - моему, а также врачей и следователя, выяснилось, что мужчина, интересовавшийся моим самочувствием, - всего-навсего тот, кто нашел меня на дороге и привез в больницу. Очень смутно прорывалось сквозь темноту: кто-то берет меня на руки и несет... Мне очень интересно было, какой он. Представлялся, разумеется, прекрасный принц. Молодой, высокий, красивый. И, конечно, сильный. Хотя меня, с моим ростом и весом, вполне мог унести и плюгавый коротышка. Однако подобный вариант казался мне оскорбительным. Разумеется, мне очень хотелось увидеть моего спасителя, и я вполне допускала, что раз он звонит и справляется обо мне, то, может, и навестить захочет. Чего там греха таить, и лицо-то мое в первую очередь интересовало меня как раз на подобное развитие ситуации. А то ведь придет (вдруг!), посмотрит и... И убежит с криками ужаса. Или посидит, мужественно сражаясь с тошнотой, минут пять, после чего и звонить перестанет.
   Кроме моего таинственного спасителя никто меня не искал и никто обо мне не спрашивал. Приходил молодой рыжий милиционер в штатском, старательно и безуспешно пытался что-то у меня выведать. По его словам выходило, что в Сочи отправили по факсу два моих снимка, но, как и следовало ожидать, никто меня по ним не узнал: ни бывший муж, ни бывшие сослуживцы. Поэтому вопрос идентификации моей личности оставался открытым.
   И надо ж такому случиться, что именно в тот момент, когда я наконец обнаружила, во что превратилась, мой прекрасный принц по имени Андрей Ткаченко захотел увидеть меня воочию. Лариса стояла и смотрела на меня выжидательно, а у меня от отчаяния просто слов не нашлось. Я только рукой махнула безнадежно, нисколько не задумываясь, как именно этот жест поймет Лариса.
   Врач привел меня в ординаторскую, закрыл дверь, усадил в кресло, сам подошел к стенному шкафчику. Достал бутылку с прозрачной жидкостью, плеснул в мензурку, разбавил водой из графина, протянул мне.
   - Спирт? - поморщилась я, почуяв привычный запах, напомнивший о бесконечных инъекциях.
   - Пей давай.
   - А разве мне можно?
   - Раз выжила, теперь можно. В небольших количествах. Только ничего паленого. И не курить. Куришь?
   - Не знаю, - пожала плечами я. Курить не хотелось, да и сигарету в своей руке я совершенно не представляла. Вздохнув поглубже, я одним глотком выпила содержимое мензурки. Закашлялась, помахала перед лицом рукой, скривилась, от чего лицо сразу напомнило о себе тянущей болью.
   - Не тянет - значит, не куришь. Слушай меня внимательно.
   Врачу-травматологу, которого звали Виктор, Виктор Алексеевич, неделю назад исполнилось тридцать два. Молодой еще, но, судя по всему, повидал немало. Взгляд суровый, хотя и видно, что жалеет меня. Интересно, было ли в его практике что-нибудь подобное? Человек, потерявший разом все - и внешность, и память. А вместе с этим и всю свою жизнь. Я еще довольно смутно сознавала тогда, что в один момент оказалась заброшенной на самое дно. Ему предстояло объяснить мне это - правдиво и жестко, если не жестоко. Другого выхода не было.
   - Марина, я скажу тебе откровенно. Твое лицо - да, это ужас. Но другого выхода не было. Его собирали по кусочкам, на живую нитку. Торопились. Что вышло, то вышло. Пластиков рядом не имелось. Да если б и были... Не до них тогда было. Самое страшное, Марина, не это. Лицо... Ты с этим свыкнешься. Другие... Другие тоже привыкнут. Скажи, что ты будешь делать, когда тебе надо будет уйти из больницы? Тебя не смогут здесь держать долго. Максимум еще неделю. У тебя ведь даже полиса нет. И счет выставить некому. Не тебе же. Твою личность до сих пор официально не установили. У тебя нет документов, ты ничего не помнишь, тебя никто не ищет.
   - Но... - робко пробормотала я, задохнувшись от ужаса, который навалился на меня - тяжело и безысходно.
   - Тебе уже говорили, наверно, из милиции отправили твою фотографии в Сочи, - перебил меня Виктор. - На тот случай, если ты действительно Марина Сергеевна Слободина, как на билете написано. Только никто тебя по ним не узнал. А это значит...
   - Это значит, что мне одна дорога - на улицу, - прошептала я, судорожно сжимая в ладони пустую мензурку. - Даже если я все вспомню - все равно. Мне рассказывали, бывает, людей случайно посчитают умершими, а потом они никак не могут добиться, чтобы их обратно признали живыми. Нормальные люди, здоровые, с памятью и с документами. Ну, допустим, вспомню, что я - это та самая Марина Слободина. Или еще кто-нибудь, неважно. Но как я это докажу? Как трупы опознают? По травмам и зубам? Не смешите. У меня и зубов-то почти не осталось. По анализу ДНК?
   - Неплохая идея, - вздохнул Виктор. - Только вот...
   - Только вот кто его будет делать! И с чем сравнивать? Так что, Виктор Алексеевич, надеяться мне не на что.
   - Ну, надеяться всегда есть на что. Если память к тебе вернется, то хоть и небольшой, но все же шанс есть. Например, ты вспомнишь что-то такое, что никто, кроме тебя знать не может, стопроцентно. И тогда кто-нибудь, родственник какой-нибудь или знакомые, смогут подтвердить: да, ты это ты. Ну, а дальше начинается судебная волокита...
   - До самого конца моей жизни. И в результате меня все равно закопают как неопознанный труп.
   Я опустила голову и спрятала лицо в коленях. Виктор подошел, погладил меня по спине. Я вздрогнула, но голову не подняла.
   - И все-таки отчаиваться не надо. Ты в Бога не веришь?
   - Нет. Не знаю. Наверно, нет.
   - Жаль. Так было бы легче.
   - А вы верите?
   - Ну... - задумался Виктор. - Скорее да, чем нет. Одно то, что кто-то тебя нашел на дороге и ты выжила, - уже чудо.
   - Чудо чудом, - я посмотрела на него снизу вверх, - а что дальше-то делать? Вы ведь меня к себе домой не возьмете?
   Виктор смутился. Конечно, нет. Только говорить об этом прямо - цинично, а выкручиваться и говорить, что он, конечно, взял бы, но... - глупо и фальшиво.
   - Да ладно, - с горечью усмехнулась я. - Это я так, просто. Конечно, нет. Да я и не пошла бы.
   - Послушай, я постараюсь что-нибудь сделать. Не знаю еще что, но постараюсь. Может, кому-нибудь прислуга нужна. Тебе же сейчас особо выбирать не приходится. А так - под крышей и сыта.
   - Да что вы, Виктор Алексеевич, кому такая страшная прислуга нужна? Столкнутся со мной вечером в коридоре - и кондрат хватит. Идея хорошая, но...
   Сгорбившись, шлепая тапками, я вышла из ординаторской. Виктор возился с замком, когда ко мне снова подбежала, одергивая коротенький халатик, Лариса.
   - Марин, он снова звонил. Ну, я сказала, чтобы приезжал. Ты так рукой махнула, я подумала, что пусть.
   - Да он со страху помрет, - простонала я, беспомощно глядя на Виктора. Что делать-то теперь? Приедет ведь!
   - Не помрет, - отрезал тот. - Он тебя уже страшную видел, когда сюда вез. И потом тебе что, замуж за него выходить?
   - Ну, это вряд ли.
   - Вот видишь. А вдруг он-то как раз тебе и поможет?
   Ничего не ответив, я побрела обратно в палату.
   Поможет, как же! Никто мне уже не поможет. Господи, если ты есть, то почему не дал мне умереть?
   Полностью книгу можно прочитать на сайте Литмаркет
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"