Аннотация: Сразу предупрежу - интересным этот текст может показаться весьма ограниченному числу читателей, имевших когда-либо отношение к педагогике или палеонтологии
Наткнувшись в ЖЖ одного уважаемого коллеги на мемуарный текст о нашей общей молодости, не могу отказать себе в удовольствии немного дополнить его достойное всяческих похвал повествование. Сразу предупрежу - интересными эти дополнения могут показаться весьма и весьма ограниченному количеству читателей (по моим подсчетам - не более, чем полудюжине), имевших когда-либо на жизненном пути отношение к педагогике или палеонтологии.
Введение
Речь у нас пойдет о событиях далекого теперь уже 1994 года, когда взвившийся железный занавес явил пораженным россиянам прекрасный новый мир - общество потребления. Загорелые и белозубые потребля... ну, скажем, потребленцы, готовы были слиться в консумеристском экстазе с любым совком, обладающим достаточным количеством "зелени", или, как ее тогда еще называли, "гринов". В этом то и крылась главная закавыка.
Дело в том, что все пути, дорожки и даже тропинки к заветной инвалюте плотно прикрывали силы кооперации, сращенные с криминалом и начинавшей входить тогда в силу коррупцией. Зарплата же педагога, получаемая на тот момент вашим покорным слугой, составляла в пересчете около 30 долларов, чего для потребительского ликования было категорически недостаточно.
И вот один в меру одаренный молодой человек из круга неблизких знакомых совершенно неожиданно разбогател, открыл свой бизнес и приготовился уже прикупить популярный в той среде зеленый пиджак (бордовые вошли в моду несколько позже). Немного помявшись, он все же не утаил тайны своего неожиданного обогащения - как ни странно, она была связана с окаменелостями доисторических животных, которым я в качестве педагога обучал в те времена молодое поколение.
Оказалось, что в мире капитала эти окаменелости имеют вполне твердую цену в вожделенных долларах, и, накопав за неделю с десяток среднего качества ракушек в окрестностях Ульяновска, новоявленный кооператор сбыл их одним махом за 800 долларов. Что по тем временам было капиталом, вполне достаточным для стремительного перехода в иной социальный пласт.
Потрясенный открывающимися перспективами, автор этих строк впал в прострацию, из которой его вывел тихий и вкрадчивый голос:
- Д., а не поехать ли нам в Ульяновск? Знакомого моего навестим, он все аммонитовые места знает, свои коллекции пополним... И вообще лето создано для поля. Поехали, решайся!
Голос принадлежал ПЕ (читается Пэ Е), моему коллеге по педагогико-палеонтологическому поприщу, однако я сразу распознал в нем трубный глас архангела, что призывал меня в мир потребительского экстаза. С трудом разогнав заслонившие внутренний взор джипы, видеомагнитофоны и новые кроссовки (тогда все эти вещи находились в одном аксиологическом ряду), я промычал что-то вроде "канэшна хачу, выдвигаемся через полчаса".
Дорога
Поезд на Ульяновск уезжает из Москвы утром, часов этак в 10. Выспавшийся и полный самых светлых грез, я прибыл на вокзал за полчаса до этого срока. Находившийся примерно в такой же эйфории ПЕ радостно приветствовал меня и не замедлил увлечь на платформу, с которой нам предстояло отправиться навстречу удаче и богатству. Несмотря на то, что до отправления оставалось еще довольно много времени, поезд уже стоял у перрона. Он был пуст, а редкие проводницы не обращали на нас ровно никакого внимания. Чего ж, подумали мы и расселись в пустом купе пустого вагона. Время подходило к отправке. Подошло к отправке. Перешло отправку.
- Скажите, барышня, - полюбопытствовал я у не обращавшей на нас никакого внимания проводницы. - Когда же поедем?
- Завтра поедем, - отвечала барышня. - Сейчас в отстойник пойдем, там помоемся, белье сменим, а завтра - в Ульяновск.
Да-да, мы сидели в купе поезда "Ульяновск-Москва", час назад прибывшего в столицу нашей родины. Надо признать, что известие это произвело совершенно разное действие на членов нашей экспедиции. Я немедленно впал в ступор, пытаясь одновременно посчитать, сколько денег мы только что потеряли, смогу ли получить часть потерянной суммы с ПЕ, как с руководителя экспедиции, и если смогу, то какую.
ПЕ же, промедлив мгновение, вдруг подхватился и выметнулся из вагона. Нагнать его удалось уже на полпути к специальной кассе, занимавшейся обменом билетов. В кассе выслушали нашу историю, билеты поменяли, удержав 10% в фонд развития железных дорог, и наказали нам более не опаздывать.
Чем заниматься целый день, вопросов не возникало - недавно в одном из подмосковных карьеров раскопали уникальные залежи древней глины, в которых все желающие находили самые необычные окаменелости. Многочисленные свидетели клялись, что лично видели подобранный там палец тираннозавра, зуб гигантской акулы и целую стайку каменных черепах. Пришло время расширить этот список собственными находками, решили мы и на ближайшей электричке отправились к Коломне.
За Бронницами начался дождь. Я люблю холодное лето, ПЕ к внешним условиям невосприимчив, поэтому дождь подвергался обструкции всю дорогу и примерно час, который был истрачен на прогулки по карьеру. Очевидно, пастухи облаков обиделись нашим невниманием, поскольку из интеллигентного питерского дождика непогода превратилась в размашистый московский ливень. Переждать его было решено в ковше брошенного экскаватора, куда как раз влазило два человека. Массы воды стекали между зубьями ковша, изображая собой водяную завесу в 15 сантиметрах от наших носов. Хотелось домой и ликера "Амаретто".
Наконец в облаках обнаружился просвет, хляби небесные несколько поиссякли и вот уже электричка везет нас обратно в Москву. Еще в ковше экскаватора вызрел план не расползаться по домам, а переночевать в палатке здесь же, в карьере. В электричке план этот был скоординирован в пользу ночевки на вокзале, чему немало способствовали моя юношеская романтичность и невосприимчивость ПЕ к внешним условиям. Опять же время было легкое и веселое, ночь на вокзале представлялась чем-то вроде посещения ночного клуба, а отоспаться можно и по дороге в Ульяновск.
Казанский вокзал не разочаровал - романтики там хватило примерно на три следующих года, в течение которых я всеми силами уклонялся от подобных поездок. Все места были заняты живописно раскинувшимися телами более предусмотрительных пассажиров, буфеты закрыты, а из динамика, висящего над единственным свободным от спящих тел местом каждые 10 минут раздавалось что-то вроде "Поезд номер хрндцать Москва-Хрнград отправляется с хрного пути в хрнь часов хрнь хрять минут". Заснуть было положительно невозможно, оставалось развлекать друг друга бородатыми анекдотами и тешить воображение картинами скорого триумфа.
Ульяновск.
В Ульяновск московский экспресс приходит около пяти часов утра. Чтобы не тратить потом времени на ерунду, мы позавтракали в вагоне случившейся банкой китайской ветчины с хлебом и приготовились к выгрузке. Честно должен признать, что дальнейшее сохранилось в памяти отрывочно и невнятно.
Вот мы бегаем по береговому обрыву Волги, составляющему в тех местах примерно вертикаль метров в 20 сухой и очень сыпучей породы. Любой бугорок или перышко неведомой птицы мнятся нам аммонитом ценой баксов на 50, зависшее в зените солнце вроде как особо и не печет, а покушать мы, верно, начнем через полчасика.
Вот обрыдшие серо-сыпучие вертикали начинают двигаться все медленнее, солнце почти не светит, а обволакивает весь мир звенящим сизым маревом, в котором тонут и растворяются воспоминания о Москве, курс доллара на вчерашнее утро и мысли о том, что мы, кажется, еще не полдничали. Ну да ладно - фауна где-то рядом.
Вот уже девять вечера, котелок, чай, палатка и удивительное чувство пустоты во всем теле: ведь этот чай - первое, что проходит через горло после ветчины, съеденной в поезде.
Утро началось с кошмара - приснился ПЕ, энергично бегавший по палатке и изрекавший лозунги наподобие первомайских. "Пойдем, Д., там аммониты. Там фауна, пойдем ее собирать..." Напуганный страшным сном, я нашел спасение в глубинах спальника. Но кошмар вернулся - на этот раз ПЕ декламировал гекзаметры о найденном им кривом белемните. "Такие кривые имел лишь Кабанов когда-то. Я их в монографии видел, и вот овладел" - раздавалось в прохладном утреннем воздухе. Пришлось просыпаться. И снова - отвесы, серая супесь, перья и бугорки. Аммонитов не попадалось, также, как и магазинов с едой, кооперативных ларьков или странствующих разносчиков пищи. Кроме того, кончилась вода - разводить костер и кипятить чай ломало, а пить воду из Волги уже по тем временам было делом немыслимым.
Наверху, над серой безаммонитовой породой замаячили вдруг крыши. Небольшой подъем по обрыву - и мы перед живописным домиком, населенным доброй старушкой. Как это водится в сказках, мы спросили водицы - напиться. Старушка задумалась, неразборчиво буркнула и исчезла. Идти дальше не было сил, пить хотелось больше, чем есть, а оторвать меня от штакетника не смог бы и хорошо подготовленный человек. Спустя полчаса за забором нарисовалась бабка с какой-то посудиной в руке. Жестом жрицы, вручающей некондиционную жертву грозному, но давно не проявлявшему себя идолу, бабка протянула нам свою ношу. Полная ендова (или то была крынка?) мутной жидкости напомнила о магазинной соляной кислоте для аккумуляторов - та тоже была странного зеленого колеру. Однако на вкус питье оказалось вполне - я люблю кисленькое, а ПЕ к внешним условиям не восприимчив.
Затем был блаженный путь на ПАЗике в местный музей, прохлада музея, бородатый музейный сиделец, о чем-то толковавший с ПЕ в задней комнате. Предоставленный сам себе, я считал, сколько раз просквозится мимо меня юный музейный мытарщик, таскавший аммониты, кости и просто каменюки из одной комнаты музея в другую. Наконец культурная программа исчерпала себя и мы выдвинулись в Шиловку. Или Сенгилей, кажется это одно и тоже. Впрочем, не помню.
По информации ПЕ, именно тут нас ждали самые дорогие, самые целые и самые замечательные образцы. Они наполняли собой конкреции, разбросанные по дну Волги возле самого уреза воды. А по бечевнику, и тоже возле самого уреза, ходило стадо вполне здоровых и активных коров.
Здесь нужно сделать небольшое отступление, поскольку неискушенный городской житель склонен считать корову малоподвижным биореактором, превращающим силос в жировую эмульсию. Это, товарищи, заблуждение. Хитрее и коварнее коровы нет животного в наших широтах. Бочкообразное тулово и придурошная морда скрывают незаурядный интеллект, гиенью жестокость и слоновью долгопамятность. Сколько раз мне приходилось спасаться бегством от этих милок и буренок, не говоря уже о еще более опасных борьках и петьках.
Так вот, коровы блокировали весь берег, преграждая нам путь к дарам древней природы. В силу невосприимчивости к внешним условиям ПЕ попытался проигнорировать опасное соседство и смело двинулся навстречу прибою. Вскарабкавшись на высокий берег, я кричал ему издали, махал рукой и всякими другими способами пытался спасти его жизнь и здоровье, но тщетно. Спустя секунды случилось неизбежное - деланно не обращая внимания на ПЕ, коровы стали окружать его, а местная киллерша даже пригнула голову с 30-сантиметровыми острейшими рогами. Когда опасность ситуации стала очевидна уже и самому ПЕ, он, неожиданно прытко протолкавшись между коровьих хвостов, присоединился ко мне в моем возвышенном созерцании.
Осознав бесперспективность движения в эту сторону, мы вернулись к пристани и посетили обнажение буквально в километре от нее. ПЕ подобрал тарелкообразного аммонита, и полевая часть экспедиции была торжественно завершена. Возвращение домой, как и все подобного рода ретирады, практически ничем интересным не ознаменовалось, поскольку что может быть интересного в дороге домой?