Рязанова Ирина Евгеньевна : другие произведения.

Чертополох

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:

  
  
  
   Ирина Рязанова
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   Ч Е Р Т О П О Л О Х
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   Взвесью тонкой кислоты
   Душу выбелят сады...
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   ПЕНИЕ
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   Туфли
  
   Большие ромбы линолеума, коричневые на белом, с полосами, с точками... Я вижу: по полосам шагают ноги в красных босоножках. На босоножках вырезаны треугольники. "Мне три года и у меня красные босоножки с треугольниками. А раньше мне было два года, и у меня были голубые туфли. У них были дырочки по краю". И я снова вижу, как по полосам вышагивают голубые туфли. "Всю жизнь каждый год у меня будут новые туфли, а я их буду запоминать..."
  
   Тяжелая гроздь рябины,
   вышитая крестом,
   в провале детства пустом
   осталась живой картиной.
   Я подумываю о дне,
   когда ангел мой скажет мне:
   - Вот раскрылось твое окно
   и соткалось твое полотно.
   Из того полотна я выну
   Для тебя нитку рябины.
  
   Шелк
  
   Распахнутые полированные дверцы шкафа. Где-то рядом - сестра. Раскиданные по комнате вещи. Светло-желтый шелк в сеточке тончайших черных нитей. Воздух полон чем-то живым, густым, без названия...
  
   Сон
  
   В коридоре на подзеркальнике сидит она, домработница, свесив ножки, - маленькая, как из сказки. У нее огромные, круглые, совиные глаза. Зловещий взгляд вперен в меня. Рядом возвышаются два добрых великана - папа и мама мирно разговаривают. Они совсем не замечают, что мне - конец!
  
   Открой глаза - увидишь солнце:
   оно играет на стенах Луксора,
   и наполняет желтизной пустыню,
   и напояет водоемы взора.
  
   Закрой глаза - тебе приснится:
   коровы тощие и тучные коровы -
   два вещих сна, которым не забыться,
   а воплощаться в жизни снова, снова, снова...
  
   Платье
  
   Самое страшное случается по утрам, когда на тебя натягивают платье. Пока голова протискивается через его узкую талию, ты переживаешь мучительный приступ удушья. Зачем нужно так страдать?
  
   Игра
  
   Мне четыре года. Стою в кровати, держась руками за сетку, и смотрю в окно на голый, качающийся в сумерках тополь.
   Наверное, Тот, Кто меня создал, со мною играет; придумывает для меня разные условия игры с мамой, папой и сестрой и хочет, чтобы я всегда находила правильный выход.
  
   Мир
  
   Мама ушла на кухню. Ножки стола, книжные полки... "Когда мама вернется, это, может быть, будет уже не та мама. Может быть, я сама буду уже совсем не та, и она меня не узнает... Ведь мир каждое мгновение возникает заново".
  
   Марионетки
  
   Лежу в кровати. А за стеной мама с папой о чем-то тихо переговариваются. Конечно, обо мне! Ведь я думаю! Я чувствую! Во мне столько всего. А у них одна оболочка. Вот сейчас папа с мамой договариваются, как они завтра будут играть со мной свои роли. Что-то давит на меня со всех сторон...
  
   Жизнь
  
   Только что пришла с прогулки. В коридоре открыты оклеенные голубыми обоями антресоли. Сквозь голубизну мне еще чудятся санки и снег. Вечером в окне - салют. Сквозь мрак мне еще чудятся санки о голубые антресоли. Какое блаженство жить...
  
   Жених
  
   "Жених и невеста", - говорит, глядя на нас, одна из женщин, стоящих рядом с нами.
   Я сижу на сиденье качелей. На противоположном сиденье - худенький бледный мальчик в сером пальто.
   Это мой жених.
  
   Песня
  
   Черное окно. На кухне горит свет. Новая домработница вышла. На столе остался стоять утюг. По радио звучит песня:
  
   Здесь ничего бы не стояло,
   когда бы не было меня.
   И солнце б утром не вставало,
   когда бы не было меня...
   "Ничего бы не было, если бы не я..."
  
   Сестра
  
   Лежу на кровати и реву. Входит сестра. Сейчас она сядет рядом и начнет говорить все хорошее, ясное и верное. И будет говорить, пока на душе не станет тепло и мягко.
  
   х х х
  
   Только что была совсем спокойна и довольна. Но вот в воздухе негодующее, полузнакомое - "наябедничала". Как я буду с этим жить дальше?
  
   Пение
  
   Только что проснулась. В солнечном луче пляшут пылинки. Во мне что-то переливается, поет. Что это - то, что поет? Почему нет такой науки? И кому нужны арифметика и русский?
  
   Засунув нос под лапу, кошка спит.
   В окно глядится снежный зимний вид.
  
   И в сердце тает сладкая иголка,
   И жизнь мне молча что-то говорит.
  
   Катя
  
   "Что ты таскаешься за мной, как хвост?" - эти слова, брошенные мне в давке около двери, сражают меня, хотя кажутся беззвучными.
  
   х х х
   Вот она, Катя Александровская: худенькая фигурка движется через холл подпрыгивающей походкой. Она жует черный хлеб из школьной столовой.
   Думаю, глядя из угла: "Это останется со мной на всю жизнь".
  
  
   Тапочки
  
   Стены идут вниз. В углу земляного мешка свалены черепа. Раньше это были люди, которые молились.
   Экскурсовод рассказывает, что здесь особый состав почвы, и поэтому мертвые тела в ней иногда сохраняются.
   Оглядываюсь назад - на гроб. В нем небольшое узкое тело в белом балахоне, в белых, шитых бисером тапочках. Тапочки заметнее всего. Над гробом склоняется женская фигура в платочке. Целует желтую высохшую руку. Ужас! Зачем?!
   Мы с дедушкой выходим на свет. Нас обступают церкви. Они выходят ко мне сквозь зелень...
  
   Рисование
  
   "Ты рисуешь, может быть, лучше Кати Александровской. Только не зазнавайся!" - "А кто зазнается?!" - "Ты".
  
   Река
  
   Знаю, что скоро на середине реки будет видна церковь.
   Вот на горизонте белое пятнышко. Оно растет. Уже хорошо различима церковь.
   Сквозь проемы стрельчатых окон мягко светит вечернее небо. А под ними струится бесконечный речной поток.
  
   Зима. Крещение.
   Дремучий лес
   и светлое кладбище
   с крестами, ставшими свободно и легко.
   А за дорогой далеко -
   просторный храм -
   Господнее жилище.
   Он полон мира и чудес.
   А купол - голая решетка,
   немного меди, крест,
   и люди, что пришли из дальних мест,
   откуда все явились и куда уйдем -
   туда, где Отчий дом.
  
   Папа
  
   В кровати перед сном читаю "Отче наш". Клочок бумаги со словами молитвы нашла недавно на подоконнике. Папе дали, наверное, потому, что с сердцем все хуже... Завтра ему делают операцию. Он умрет или будет жить. Слова как тяжелые камни.
  
   х х х
  
   Папа умер. Лежу на его кровати. Воздух какой-то липкий, он давит на меня. Моя жизнь тоже кончается...
  
   Сон
  
   Наламываю спичечных головок в стакан, заливаю водой, выпиваю. Жду. Ничего...
   Пускаю себе в висок пять пуль подряд - немного слабею - и все...
   Меня охватывает запредельный ужас: жизнь я уже предала и сейчас задыхаюсь где-то в липкой и мертвой области вне.
   Меня больше не существует, но я продолжаю сидеть на кухне!
  
   Достоевский
  
   Есть литература, а есть Достоевский. Достоевский выше. Он один пишет о том, что на самом деле.
   "Записки из подполья" - это обо мне. Но лучшее, непостижимейшее - это старец Зосима и Алеша Карамазов.
  
   Формулы
  
   Все в тумане. Скорее бы наступил конец урока, прежде чем меня спросят. Но когда-то же спросят. Жизнь состоит из формул и графиков. Их невозможно понять. Но ты должна жить так, как будто их понимаешь. Жизнь похожа на кошмар!
  
   Игорь Александрович
  
   Что-то поет в тонком лице, синем свитере, огненной бороде... Смотрю, уставившись заворожено, пока моя подруга читает свое бесконечное сочинение. И вдруг он медленно закрывает глаза, продолжая слушать. А я готова провалиться сквозь землю.
  
   х х х
  
   "Машенька для Евгения была свет в окошке". Все необычайно, что исходит из его уст, все звучит музыкой. Подчеркиваю то, что мне нравится больше всего в своей тетради. Забыв тетрадь у него на столе, прихожу в ужас: "Теперь он все знает!"
   х х х
  
   Иногда он хвалит мои способности нашей общей знакомой. Живу этими словами и умираю, когда вспоминаю, что он говорил о каких-то недостатках моих сочинений.
  
   х х х
  
   Сегодня занятия проходят на квартире его жены. Оказалось, что жена есть.
   На нем вельветовая куртка. На столе букет ландышей.
   Когда дверь за женой захлопывается, он склоняется у меня за спиной, поправляя что-то в моей тетради. Его рука совершенной красоты.
   Воздух звенит.
  
   х х х
  
   Сквозь пустое и белесое иду домой. Так и должно было случится... Не призналась... Дверь закрылась за мной в последний раз.
  
   Сон
  
   Перед устным экзаменом по литературе мне снится: я подхожу к столу и беру билет: "Вечера на хуторе близ Диканьки". Рассказать о содержании выеденного яйца". Смысл прочитанного тут же оживает во мне. Он поет. Это смысл жизни. Я мучительно силюсь дать ему название.
   Но уже пришло время отвечать. Меня еще может осенить, пока я буду говорить.
   Медленно подхожу к столу. Смысл звучит во мне, и я вдруг выпаливаю: "Яйцо - это символ жизни". Экзаменатор, доброжелательная женщина с темной короткой стрижкой, подбадривает: "Правильно! Но у вас в билете - выеденное яйцо".
   "А выеденное яйцо - это символ смерти", - заявляю я. А дальше?.." - спрашивает она. Но я не знаю, что дальше. Смысл поет. Я молчу.
  
   Сон Ларисы
  
   "Вокруг топь, гиблое место. Смеркается. Пасмурно. Неба как будто нет, все время смотрю под ноги. Иду согнувшись. Между кустиками травы мне мерещится тропинка. Тороплюсь, боюсь ночи. Теперь под ногами камни. Поднимаю голову: передо мной почти в темноте высится крутой холм. Вправо, влево - все холм. Начинаю взбираться. Цепляюсь руками, получается хорошо, легко.
   Вот и вершина. Вдалеке на совершенно ровном месте стоит храм. Уже так темно, что он кажется светло-серым на темно-сером. Надо войти в него. Иду быстро, легко. Когда подхожу близко, вижу, что вокруг храма люди водят хоровод. Маленькие, горбатые, горбы на груди и на спине, все длинноносые и беззубые, одетые в тряпье, они смеются, кривляются, подмигивают друг другу и, крепко держась за руки, все идут и идут в хороводе. Так тихо. Стерт всякий звук. Знаками я прошу пропустить меня к дверям храма. Никто не замечает меня. Пытаюсь разнять их руки. Они вдруг окружают меня и начинают толкать в разные стороны. Озлившись, я дерусь с ними и вдруг вижу на руках своих кровь..."
  
   Церковь
  
   Над головой высится купол, кругом сверкает золото, горят свечи. Может быть, что-то откроется мне?.. Почему эти женщины в платочках стоят тут так долго?
   х х х
  
   Ограды, кресты, сырая листва... Тут душе легче...
  
   Как сырость ласково пронзила
   недвижный воздух, где могила
   Адама грешного, пуста,
   Лежит под знаменьем креста.
  
   х х х
  
  
   Узнала о сыроядении. Это, наверное, тоже пост. Завтра Пасха. Поститься, наверное, надо так: голодать до завтра. Утром съесть салат.
   Натираю сырую свеклу, сырую морковь - заправляю апельсиновым соком. Сижу перед красивым блюдом с красивым салатом и жду назначенных самой себе трех дня, чтобы начать пост. Ложусь натощак.
   В пять утра, проснувшись от нестерпимого голода, бегу к холодильнику и ем тушеное мясо кусками, прямо из кастрюли.
  
   Сны
  
   Лечу на воздушном шаре высоко над землей, над зеленым ковром деревьев, сквозь которые проглядывают храмы: православные, индийские и какие-то еще - небывалые.
   Стою на земле, а воздушный шар лежит у моих ног сморщенный, как лопнувший детский шарик.
  
   х х х
  
   Иду по дороге в жидкой грязи мимо приземистых деревянных домов с церковными куполами. Купола страшные, раздутые: грязно-голубые и грязно-розовые.
   За домами - кладбище: кресты стоят страшно, рядами, как мертвые солдаты. Все кругом серо.
  
   Бог
  
   "Чем неправ Чичиков?" - задает вопрос мой оппонент на защите диплома. И сам отвечает: "Тем, что он не Божьим делом занимается!"
   Будто молния ослепляет меня. И зачем я написала столько ерунды?
  
   Кафель
  
   Тоскливый белый кафель до самого потолка. Никелированные приборы с уродливыми висячими трубками...
   Жду, смотрю... Вся эта жизнь вторгается в тебя болезненно, уродливо, грубо, как медицинский инструмент.
  
   Екклесиаст
  
   "А какая книга Библии Вам больше всего нравится?" - продолжает психотерапевт. Не хочу признаться, что почти не знаю Библии, и говорю уверенно: Екклесиаст. Я прочла Екклесиаст полностью после того, как наткнулась в толстом журнале на фразу, полную музыки и тайны: "Суета сует, - все суета... Идет ветер к югу, и переходит к северу... и возвращается ветер на круги свои".
   Один день похож на другой, они томительно повторяются из месяца в месяц, как наваждение. Каждая новая улица как будто выплывает из забытого прошлого.
  
   Такая девушка
  
   "Разве к такой девушке подойдешь?" - сказал про меня один художник в издательстве. Мне передали.
   Но я влюблена - мучительно и безнадежно.
  
   Бред
  
   Сижу на работе одна. Мир плавится вокруг меня. Я знаю все, как есть на самом деле. "Мой отец жив!.. Его от меня где-то скрывают! Нет... не то... Я одна живая!.. Ведь это открывалось мне еще в детстве..." Иногда меня обдает ледяная волна.
  
   Духовный отец
  
   Мы втекаем в церковь в потоке людей. Сестра привезла меня к своему духовному отцу.
   В центре храма на свободном пятачке - две фигуры в облачении. Одна повыше, другая пониже. Священники беседуют. И вдруг тот, который пониже, оборачивается ко входу и пронзает меня взглядом. Взгляд направлен на меня до тех пор, пока мы не сворачиваем в сторону. "Это и есть отец Александр", - догадываюсь я.
   Во время общей исповеди он стоит на пороге придела. "Господь ради нас воплотился, а мы унываем" - запоминается мне.
   Выхожу из храма. Навстречу - подруга сестры со знакомыми. "Ты уже уходишь? - спрашивает она и добавляет иронично: - А благочестивые люди только собираются в церковь!"
  
   Молитва
  
   На первых страницах эта фраза встречается несколько раз: "Люди, созданные для того, чтобы знать Святого Духа". Автор - какой-то Бердяев.
   "Есть Бердяев! Есть Святой Дух! Мне неизвестно главное в жизни!"
   Требую у сестры книгу на ночь. Но за ночь ничего не успеваю понять.
  
   х х х
  
   Передо мной раскрытое Евангелие.
   "Почему здесь нет того, что мне так нужно? Пройдет ли депрессия? Стану ли я верующей? Если это возможно - пусть будет!" - я кладу голову на Евангелие. Когда поднимаю - вижу на странице папиросной бумаги отпечаток своего лба. "Это чужая книга!.. Но пусть так и останется..."
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   БЛАГОДАТЬ
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   Чаша
  
   У небесной стены.
   Милосердия двери
   снова отворены.
   Все земные потери,
   где порог Царский врат,
   чтоб вернуть их по вере,
   времена сторожат.
   Все земные печали,
   В чаше растворены, -
   их по вере отдали -
   Ныне утолены.
  
   Благодать
  
   "Стала такой сентиментальной, что плачу даже над мультфильмами", - жалуюсь сестре.
   "А ты скажи Ему, - произносит она каким-то новым, непривычно значительным тоном, - если Ему это угодно - пусть будет, а если нет - пусть не будет..."
   И тут в меня в груди возникает что-то нежное, живое, ликующее, чувствую, что я оправдана, и - изумляюсь.
   Иду на кухню мыть посуду и все время проверяю: во мне ли еще это?..
  
   Павлиньих перьев переливы
   на крыльях ангела всегда.
   Тяжелый сок плода оливы
   и рыбьей чешуи слюда.
   Соцветье камня под ногами,
   порывы ветра на лице.
   Соль моря, горькая слезами
   Царя распятого в венце.
  
   Крещение
  
   "Иди в воду", - снова говорит отец Виталий в большой церкви за городом. Наконец я догадываюсь, что надо окунуться с головой.
   Когда надеваю цепочку с крестом - цепочка рвется, но, к счастью, у моей крестной есть еще одна.
   Мы идем в пристройку, чтобы там записали мои паспортные данные, старушка, прислуживающая в церкви, говорит почти сердито: "Каждое утро читай "Богородице Дево"".
   Мы спешим к электричке, на мне толстая рыжая шуба и толстая дырявая порыжевшая мамина шаль. То, что я смешная, делает меня только счастливее.
  
   Исповедь
  
   Осеняю себя крестом и ступаю к углу иконостаса, где стоит лицом к иконам отец Александр.
   Меня встречает улыбка, такая широкая, что на ум невольно приходит словечко "крокодильская". И тут же мой локоть оказывается плотно прижат к его боку. Я напрягаюсь.
   - А Вы знаете, что если все церкви сгорят, то Церковь все равно останется?
   Молчу. Я знаю что-то еще более таинственное.
   - А Вы знаете, что в церкви хорошо поют, но сюда ходят не за этим?
   Опять молчу.
   - А Вы знаете, что Ленин, Сталин и Гитлер были крещеные, и все-таки стали тем, кем они были?
   Тут я начинаю догадываться, что все дело в моем скоропалительном крещении.
   "Все меняется..." - Я испуганно скашиваю на него глаза.
   Метнув на меня пронзительный взгляд, он накрывает мою голову епитрахилью.
  
   Типография
  
   Трещины на асфальте. Оштукатуренная стена типографии. Солнце. Я пришла первая. У меня есть время.
  
   Благ, благ, благ, благ
   Вседержитель, Господи ты наш...
   . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
   Который был и есть,
   Кото-о-рый грядет...
   Пели вчера у Андрея Глечика. Проповедник из Армении повторял: "У Господа для каждого человека есть свой план..."
  
   х х х
  
   Конвейер.... Грязные закоулки типографии... Курение на лестнице в полумраке... Холодный бетонный пол... Но все являет свое райской естество... На всем Его печать. Каждое мгновение приносит с собой радостную весть.... Бог избрал меня...
  
   Что в жизни малым показалось,
   далекое от счастья и мечты, -
   то неожиданно со мною сталось
   и получило вескость полноты.
   Что в этом мире было мрак и пламень
   и нескончаемый мираж,
   нашлось в углу и обратилось в камень -
   на нем написан бытия пейзаж.
  
   Исповедь
  
   - Когда я читаю Евангелие, мне все это как бы незнакомо...
   - В жизни всякое бывает...
  
   Группа
  
   И вот отец Александр входит в комнату. Молитвенная группа выстраивается вереницей. Впереди оказывается Наташа Таманина. Он привлекает ее к себе - склоненная Наташина голова утыкается ему в грудь. Следующей стою я. Он касается двумя пальцами моей руки и проходит дальше. Но на мгновение пальцы задерживаются. Он обо мне помнит!
  
  
  
   У аналоя
  
   Впереди невысокая фигура у аналоя. Отец, как всегда, не смотрит на исповедующегося, но они - одно
   Ноги в черных туфлях с рантом сосредоточенно переминаются.
  
   Болезнь
  
   - Это, наверное, от гордости... - начинаю я, зная, что отец Александр слышал о моей болезни.
   - А что было? - спрашивает он.
   - Сначала разные люди меня обвиняли, потом утешали... А потом мне объяснили, что все это не так...
   Отец молчит. Он явно угнетен.
   - Помните, - говорит он наконец, - у Гоголя был колдун, которому казалось, что все над ним смеются?
   Заметив, что сравнение меня огорчило, он замолкает.
   - Диагноз Вы себе правильно поставили, говорит он, иронией давая понять, что я вряд ли знаю, что такое на самом деле гордость.
   - Это у меня не впервые... - замечаю я, размышляя о медицинском диагнозе.
   - Так вот, - завершает он решительно, - если еще раз будет, - знайте, что это от лукавого.
  
   Все есть
  
   - Как Вы себя чувствуете? - На предыдущей исповеди я не ответила ничего.
   - Очень хорошо! - Я снова уверена в своей радости.
   - У Вас все есть!
   "Отец Александр сказал мне на исповеди, что у меня все есть", - не в силах сдержать наплыв счастья, говорю я крестной на выходе из храма.
   Она улыбается немного насмешливо.
  
   Мысль
  
   Мою посуду и проверяю: здесь ли Он?
  
   Я люблю простые дела:
   как луна кастрюля бела
   и величествен, как престол,
   угловатый кухонный стол.
   А в похлебку соль положить -
   как счастливую жизнь прожить.
  
   Батюшка
  
   Мы выходим из автобуса. "Батюшка!" - Чей-то голос за спиной заставляет, вздрогнув, очнуться. Оглядываюсь: полуседая грива, борода над светлым костюмом. Отец с кем-то говорит, сияя улыбкой. Она озаряет все вокруг вместе с проглянувшим солнцем.
  
  
  
  
  
   Банка
  
   Сижу на кухне. Завтрак окончен.
   Смотрю на банку на краю стола и думаю:
   "И в этой банке - Бог!" Я слышала, что у каждой вещи есть свой ангел, и восхищенно рассматриваю банку.
   Сосредотачиваюсь на банке, сосредотачиваюсь на Боге. Стараюсь отвергнуться всего своего и самой себя, жду вопрошающе и благоговейно - и вот опять чувствую радость. Она как прилив, что поднимает корабль: киль отрывается от дна - и вот корабль качается в новой стихии.
   Потом иду по колеям разбухшего снега к остановке. В памяти всплывает евангельский стих, повторяю его снова и снова - и он проникает в меня до самых глубин.
  
   Михаил Ставропольский
  
   "Недавно одного семинариста исключили из семинарии: кто-то слышал, как он пел тропарь в туалете. А что, в туалете он должен был богохульствовать?" - заключает остроумный Михаил Ставропольский. Смешки.
   Это же так ясно. Ведь благодать - везде!
  
   Гордость
  
   - Я боюсь, что стремлюсь к духовному комфорту.
   - Благодарите Бога (с усмешкой).
  
   х х х
  
   - Я чувствую страх и сомнение...
   - Это от гордости.
  
   х х х
  
   - Я не совсем понимаю, почему страх и сомнение - от гордости.
   - Потому что Вы хотите своими силами - и получается лбом об стенку.
  
   х х х
  
   - Терпеть не могу, когда мною командуют.
   - Это гордость.
  
   х х х
  
   - Батюшка, Вы были мною недовольны одно время. Я не совсем понимаю, чем именно.
   - Не был я недоволен. Я не хотел, чтобы Вы "сползали".
   Его рука ползет вниз по аналою.
   Я вспоминаю про свою болезнь.
  
   Девочка
  
   "Отец Александр - как Бог: он каждого любит больше, чем всех остальных", - говорит Михаил Ставропольский за чаем. И я снова вижу себя стоящей рядом с отцом Александром и опять чувствую невероятное: тебя видят до неведомых глубин, а встретили одной любовью.
  
   х х х
  
   Идет служба. Хор поет. Отец - в толпе. Он поднимает руку, смыкает кольцом пальцы вокруг тоненького золотистого хвостика стоящей впереди девочки лет семи и медленно и задумчиво пропускает хвостик через кольцо, почти не прикасаясь к волосам, так что девочка ничего не замечает.
  
   х х х
  
   "Пресвятой, Пречистой, Преблагословенной, Славной Владычице нашей Богородице и Приснодеве Мари-и-и", - возносится в воздухе, величественно, как собор, и нежно, как поцелуй...
  
   Что на крыльях ангела
   замечательней всего? -
   Глаз печальный и туманный -
   чистой Девы торжество.
  
   Люди
  
   - Люди кажутся мне скучными...
   - Люди - это самое интересное (быстро, весело).
  
   х х х
  
   - Мне кажется, что во мне есть какой-то изъян... Может быть, самолюбие... Люди чувствуют это и не принимают меня.
   - Ну и что? (Холодно).
   - И это мешает мне их любить.
   - Думайте так: я несу людям мир, утешение и покой.
  
   х х х
  
   - Я себя ненавижу!
   - Себя надо любить: Вы себе тоже ближний!
  
   х х х
  
   - Я себя жалею.
   - Можно себя пожалеть.
  
   Алла Чаус
  
   - "Чаус" по-украински - виноград, - объясняет изможденная, беспокойная Алла, переминаясь с ноги на ногу. Это немногое, что сегодня она сказала здраво. Глаза у нее как две полупрозрачные виноградины, и прекрасные, длинные, загнутые ресницы.
   Мы познакомились давно, в психбольнице.
   И я могла бы быть сейчас такой же...
  
   Шаги
  
   Темный костюм. Широкополая шляпа.
   Никогда не видела, чтобы так ходили: стремительные, гигантские шаги. А рядом с отцом кто-то семенит.
  
   Горящий куст...
   Неведомым влеком,
   святой прошел всю землю босиком -
   ведь вся земля смиренному святая.
   За ним она проснется, расцветая...
  
   Пение
  
   Регент за фортепиано: "Кто фальшивит? Прекратите петь!"
   Чувствую, что фальшивлю я.
   "Хороший слух и хороший голос", - так он сказал в большой церкви рядом с рынком, когда я подпела на панихиде для пробы. Теперь не получается...
   Некоторые девушки зажимают себе пальцем ухо, чтобы слышать свой голос, но я своего почти не слышу.
   Лицо девушки, заменяющей иногда регента, совершенно застывшее. Она будто ничего вокруг не видит.
   Когда одеваемся в прихожей, я отпускаю легкую шутку. Все продолжают одеваться молча, будто не слышат. Никто ни на кого не смотрит. Расходятся.
   "Свете тихий..." - все еще звучит во мне вместе с Его утешением.
  
   ... И под песню иудейскую
   вьются волосы святого.
   Голос сына иессейского
   Повторяет золотого
   Локона извивы...
  
   Сирень
  
   Царские врата распахиваются. Отец устремляется нам навстречу в фелони с крестами. В опущенной руке - огромный букет июньской сирени.
  
   Благодать
  
   Иду от Эммы с ее знакомой. Мы почти не знаем друг друга. Со страхом начинаю рассказывать о своей благодати. Совсем недавно я узнала, что она - редкость.
   Ответ поражает меня нестерпимой жестокостью: "Но ты ее потеряешь!"
  
   Предпоследняя исповедь
  
   Отец берет меня под локоть и прижимает его к своему боку.
   - Я не удерживаю дурные мысли: вот додумаю до конца... Ведь я же знаю, что это плохо.
   Он отпускает руку и отступает в сторону. Он чем-то недоволен, чем я не понимаю.
   - Не представляю, как можно быть верующей, когда у тебя что-то болит (это я о благодати).
   - Да! Не получается. Но можно! Можно!..
   - Я распустилась. Раздражаюсь на маму.
   - А Вы сразу туда! (Его палец указывает вверх).
  
   Юбка и кофта
  
   Стою в храме в новой черной юбке и белой кофте и думаю, что мой наряд очень подходит к деловому разговору с отцом, который предстоит после службы.
   Но когда подхожу к нему, ощущаю вдруг сосущую тоску: его как будто здесь нет. И все вокруг колеблется и теряет смысл.
   - Наш директор ворует...
   - Это его дело...
   - Нет... Сотрудники хотят написать письмо и предлагают мне подписать.
   - Ну что же... Подписать можно. Только надо быть уверенной, что это так...
   - Я просто вся состою из ненависти...
   - Жить надо проще! - Он бросает это с сердцем и добавляет: - И людей любить!
   Понимаю, что это - самое главное про меня.
   "Так я же тебя и люблю..." - возникает откуда-то во мне. Смутно догадываюсь, что то, что я назвала ненавистью, на самом деле - смятение от того, что отца Александра как бы больше нет рядом.
  
   Порог
  
   Разговор окончен.
   Стою у двери с гримасой боли. Отец - лицом ко мне, рядом, у косяка. Не смотрю на него, но чувствую, что теперь он меня понял. Знаю: я его больше не увижу. Он понял, благословил меня, но все медлю уходить.
   Он кричал на меня во время разговора. Это не впервые, сейчас важно не это. Ведь может быть... Мы стоим молча. Вдруг он поворачивается и выходит. Тогда я, наконец, смотрю ему вслед. Он спотыкается слегка на пороге.
   Продолжаю смотреть на его фигуру в дверном проеме. Он стоит в соседней комнате в профиль ко мне и говорит что-то человеку, которого отсюда не видно. На лице его гнев, рука делает отрицающий жест. Меня будто хлестнули.
   "Нет, сердится..." - тут же странно успокоительно возникает у меня в голове, и я иду к выходу, забыв обо всех опасениях.
  
   Отец Александр
   "... Дали их за землю горшечника,
   как поведал мне Господь..."
   Свет алтарного семисвечника,
   ежедневный хлеба ломоть.
   И моих грехов попущение,
   и Господнее их прощение.
   И судьбы снеговая вершина
   и моей земли три аршина.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   ЛЮБОВЬ
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   Записка
  
   На косяке ворот какая-то записка. Рядом с ней останавливаются, читают, молча проходят в храм.
   В записке: "Уже и секира при корне дерев лежит: всякое дерево, не приносящее доброго плода, срубают..."
   Бумага чернеет. Вот оно... Топор...
   В храме лежит батюшка.
  
   Бог
  
   Группа сидит за поминальным столом. Во главе - новый священник. Он говорит: "Отец Александр умер, но Бог остался".
   "Нет, не то... Так не бывает", - думаю я с возмущением.
  
   Кровь
  
   - Это первая картинка, - не отрываясь от дела, произносит художник. Положив лист бумаги на стол, он красит и красит красной краской плащ Христа, несущего свой крест. Это иллюстрация к последней книге батюшки. Плащ красный, как кровь. Говорят, на месте убийства кровь собирали совками.
   А мне теперь осталась только эта батюшкина книга.
  
   Ответ
  
   Напротив за столом сидит и слушает меня мой дядя.
   - Как-то раз на занятии ведущий группы начал, очень напрягаясь: "Отец Александр, у меня к Вам вопрос... Вернее, это не вопрос..." - "Ответ?" - живо откликнулся отец Александр.
   Дядя смеется
   Ловлю себя на том, что рассказывала взахлеб, в каком-то восторженном возбуждении, в котором нахожусь в последнее время постоянно.
  
   Убийца
  
   "У меня такое ощущение, что это я убил отца Александра. Ну, конечно же, не буквально", - говорит Михаил Ставропольский на балконе.
   Как же я рада, что он это сказал. Ведь именно это мучает меня все время. Значит, это не я его убила. Это, может быть, только так кажется.
  
   Сухость
  
   Почему же сосредоточенность больше не помогает? Бог меня отверг.
  
   И от обилья красоты
   душа больная безутешна.
   Она кричит от тесноты,
   и невместительна, и грешна.
   Она стремится на простор,
   но ей не выпало простора.
   Она глядит поверх опор,
   но лишь земное ей опора.
   Ася
  
   - А у тебя сейчас есть благодать? - решаюсь, наконец, спросить. Ася - единственная из моих знакомых, кто на опыте знает, что это такое.
   - Есть.
   Меня пронзает острая зависть, глубокое отчаяние.
   - Пока мы живы, всегда остается надежда... - заключает Ася.
   Да, я жива...
  
   Литургия
  
   Вот раскрываются опять Царские врата. Мучительно пытаюсь почувствовать хоть что-нибудь. Но нет - здесь только усиливается окамененное нечувствие.
  
   Надежда
  
   Слушаю запись... Неужели ничего нет для меня в его последней лекции?! Но. Кажется, вот!... "Когда ученики почувствовали, что Он расстается с ними, Он произнес слова вещие и вечные: "Я не оставлю вас сиротами, но приду к вам"".
   И еще: "Благодать дается даром..."
  
   Вопрос
  
   Большой незнакомый храм. Исповедь.
   - Что значит быть простой?
   - Не надо рефлексировать.
   Я уже давно не занимаюсь рефлексией, но вряд ли я проста.
  
   х х х
  
   Пробираюсь в сухости мелкими шажками сквозь лабиринт имен живых и умерших. Лишь бы никого не забыть!
   Разве такой должна быть полноценная молитва?
   Но мне нужно научиться любить людей!
  
   Ларек
  
   Стою у ларька с православной литературой, покупаю книжку батюшки. "Александр Мень, - женский голос за спиной, - это которого убили".
   "И правильно сделали", - звучит в ответ мужской голос. Я чувствую, что надо что-то сказать. Но горло перехватило, хочется кричать.
  
   Сон
  
   Подхожу к двери кабинета, за которой должен находиться батюшка. Волнуюсь и радуюсь. Открываю дверь, обитую черной кожей, и вижу слева от входа стол. Но батюшки нет. Наверное, он вышел.
   И вдруг замечаю его! Вплотную ко мне, по правую руку, у косяка, стоит он!
   Я стучалась робко, заглядывала воровать. А он, оказывается, все это время за мной наблюдал!
   Смущаюсь и говорю: "Я смотрела на стену (напротив на стене висит какое-то изображение), и не заметила, что Вы на меня смотрите". "Ну, это как всякая литорафистка..." - непонятно замечает он.
  
   Нина Вильгельмовна
  
   Через двадцать минут после начала рабочего дня распахивается наконец дверь, и появляется улыбающаяся, стремительная, запыхавшаяся Нина Вильгельмовна и первым делом запускает в сумку руку и нашаривает две большие шоколадки: "Это Вам, Ирина Евгеньевна", - шутливо говорит она.
   Уже не отказываешься, засовываешь, смеясь, шоколад в ящик стола на стопку скопившихся плиток.
   Я не очень люблю шоколад, но стопка меня утешает. Нина Вильгельмовна - гениальный редактор, а у меня это дело плохо получается.
  
   Исповедь
  
   - Мое общение с людьми сводится к тому, что я их пытаюсь обратить и наставить.
   - А Вы больше слушайте. Человеку ведь даны два уха, а рот только один, - отвечает мой духовный отец.
  
   Диккенс
  
   Рука отламывается. Опускаю тяжеленный чемодан на тротуар. В нем - только что купленные тридцать томов.
   Слышала, что в последние полгода батюшка перечитал всего Диккенса. И я прочитаю Диккенса полностью.
  
   Сон
  
   Напротив меня за столом сидит Эмма. Я помню, что она уже умерла, и спрашиваю: "Попаду ли я в рай?"
   "Ну, да-а", - тянет она, как бы давая мне понять, что я сама не догадываюсь, о чем спрашиваю. И добавляет: "Не думай, что рай больше ада".
  
   х х х
  
   - В раю мы или в аду - мы должны делать то, что должны, - отвечает на мою настойчивость на исповеди мой духовный отец.
  
   У счастливого края,
   у далекого рая,
   на веревочке тонкой
   дикой сизоворонкой,
   примостилась душа.
   Ей пристало обличье
   угловатое, птичье,
   и внушает ей страх
   крыльев собственных взмах.
  
  
  
   Эльмира Котляр
  
   Половинки листов со стихами. Стихи написаны трудно, будто трава пробивается сквозь трещины асфальта. Но в них есть своя жизнь. Мы уже давно знакомы с Людмилой Котляр.
   Если бы я могла так писать стихи!.. Может быть, они такие оттого, что листы разорваны пополам? Надо попробовать...
  
   Я никогда не знала, как начать.
   Как немоты снимается печать?
   Чтобы сокровище свое не прятать,
   лишь ломкой глиной надо запечатать,
   пойти и бросить в глубину морскую,
   к нему впридачу - суету мирскую.
   Пусть все поглотит быстрых рыбок стайка.
   Разрежет рыбу старая хозяйка,
   и может быть, случайно из монет
   один талант появится на свет.
  
   Портрет
  
   Вхожу в храм и замираю. С большой фотографии на стене придела на меня смотрит отец Александр. Он точно такой, каким я видела его в последний раз. Мне мерещится, что его взгляд впивается в меня обличающее.
   Думаю: "Надо попросить Сергея Ставропольского сделать мне такую фотографию. С этим и надо жить!"
  
   Мама
  
   Без сознания мама лежит на больничной койке. Маленькая рука слабо держится за мою руку.
  
   х х х
  
   Мы стоим у здания больницы: сестра, мамин друг и я. Впервые за полтора месяца нестерпимой жары веет прохладой. На землю падают первые капли дождя. А мамы больше нет...
  
   Искушение
  
   Двое суток почти не поднимаюсь с колен. Крик в душе. Мне приснился странный сон. Может быть, он означает, что я упустила возможность сделать для Бога что-то очень важное... Если я схожу с ума, то с молитвой. Я молюсь о России, о Церкви, о самоубийцах... Я должна отмолить все!
  
   ...И подо мною не разверзлись хляби -
   земля свою мне подставляет спину.
   Когда, когда, о Господи, я выну
   свой жребий вечный из сомнений ряби?
  
   х х х
  
   "Если я не сделала чего-то, значит, у меня не хватило для этого возможностей. И это мне не в укор. Это сделает кто-то другой", - застигнутая этой мыслью посреди двора, я чувствую, как она наполняет меня миром.
  
   Чертополох
  
   Зеленые башенки весеннего чертополоха поют...
   Господи, если бы когда-нибудь такой стих...
  
   А для меня чертополох
   ничем не хуже Нотр-Дама:
   Всевышний Зодчий не был плох,
   когда его направил прямо
   из полной мертвыми земли
   ажуром вычурным в пыли,
   к умытой утренней звезде,
   которая видна везде -
   в любом краю, и даже там,
   где ввысь вознесся Нотр-Дам.
  
   Муж
  
   Двери трамвая закрываются. Муж взмахивает мне рукой на прощание и отворачивается в сторону.
   Но я чувствую, что мы остались вместе.
  
   Сон
  
   Маленькая аудитория. Мы сидим с батюшкой и я рассказываю, рассказываю... Тороплюсь, жалуюсь, все не складывается...
   "Да что ты все себя ешь?" - роняет он. И я замолкаю. На меня нисходит покой. В самом деле...
   Я могу спросить обо всем, о чем захочу, но почему-то ничего больше не приходит в голову.
   Тогда я встаю и иду по другим аудиториям, чтобы привести к батюшке людей. Открываю одну дверь за другой, но нигде еще не закончились занятия. Возвращаюсь разочарованно. Тогда батюшка медленно поднимается и направляется к двери.
   "Куда Вы стреляете?!" - кричу я в тревоге высокой старухе, целящейся из длинноствольного ружья. Выстрел. "Это убит отец Александр", - падает у меня сердце.
  
   Воспоминание
  
   - Я человек ревнивый, завистливый и... злобный, - от стыда я говорю с яростью.
   - Это же одно и то же... Станьте Им, - живо откликается он.
   - Но это же очень трудно... стать им, - бормочу я, ничего не поняв, думая, что надо поставить себя на место человека, которому я завидую.
   Отец Александр бросает на меня негодующий взгляд, и я отхожу растерянно.
  
   х х х
  
   Пустота в душе. В отчаянии перебираю слова, поступки за последнее время. Найти, в чем покаяться! Вспоминаю: "Станьте Им". И тут вдруг меня озаряет: да это же 2Станьте Им! Это головокружительно. Нужно стать Им!
  
   х х х
  
   "Мне кажется, - каюсь я, как обычно неуверенно собирая заранее заготовленные слова, - что я не хочу стать Им, а хочу отказаться от чего-то в себе самой, чтобы избавиться от тревоги, страха..."
   "Понял... понял... - отзывается отец Александр, помолчав с минуту. - Это творчески... творчески... Это по возможности... Дочка". Последнее слово в его устах так просто, так естественно, что на мгновение я верю в наше кровное родство.
  
   Владычица полуденного сада
   нам подарила новую одежду,
   в которую облечься надо, -
   благую, светлую надежду.
  
   Сон
  
   Мы стоим с отцом Александром в большой толпе. В руках у него металлическая "чашка", в которую он ударяет рукой.
   Толпа движется. Я хочу удержать отца Александра, он вежливо приостанавливается, но вдруг мне становится стыдно, я отстраняюсь, и он проходит вперед, оказывается во главе и идет вперед легко, ударяя рукой в высоко поднятую над головой чашку. Бесконечный людской поток течет вслед за ним, как река, и я иду со всеми вместе.
  
   Илюша
  
   Я выхожу из храма. Хочется разделить с кем-то свою радость. Смотрю на развешанные перед магазином дешевые куртки. "Надо купить куртку племяннику, - думаю я и ищу ту, которая мне нужна. - Вот эта синяя как раз подойдет Илюше".
  
   Песня
  
   "Придите, поклонимся Цареви нашему Богу", - слышу я свой внутренний голос перед Распятием и чувствую, что слышит его и Он. Это лучшая на свете песня.
  
   Маленький синий глаз
   сорного цветка у забора.
   В какой-то памятный час
   детства - не оторвать было взора.
   Это объяла меня
   Вечность, молчаньем маня.
  
  
  
  
   25
  
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"