Аннотация: Окончание повести "Желание разбогатеть"
Но нам пришлось столкнуться с Виталием. Как это произошло, вы узнаете из моего рассказа. А пока я занимался своими делами и три дня не видел своих друзей. В пятницу они ввалились ко мне ближе к обеду. Вид у них был такой, словно они встретили инопланетянина и тот обещал свозить их на выходные на свою планету и представить местной публике.
- Ты не поверишь, но мы обвели Виталия, - сказал Сергей. - Он корчил из себя тертого пройдоху, а мы его утерли. Миллион наш!
Действительно, трудно было поверить. В глубине души я все еще надеялся, что все это мы делаем ради забавы. Сыграем спектакль, нам поаплодируют, и мы побредем восвояси своей дорогой. Потешили публику и нам будут благодарны за доставленное удовольствие. Но спектакль обернулся реальностью, и деньги были реальные.
Сергей торжественно водрузил на стол небольшой чемоданчик и откинул крышку. В жизни не видел столько денег. Разве только в фильмах, когда торговцы наркотиков демонстрируют свою кошелку, набитую долларами. В чемодане деньги лежали плотными пачками.
- Наверное, стоит объяснить, что это была шутка и вернуть все, - сказал я.
Никто даже внимания не обратил на мою фразу. Они весело стали вынимать тысячные бумажки и раскладывать их на столе.
- Ну, друзья, теперь наша мечта осуществится, - сказал Сергей. - Теперь наша жизнь коренным образом изменится. Мы богачи. Каждый получит свою долю и может смело проматывать ее.
- Даже не знаешь, на что, - ухмыльнулся Виктор.
- Я не возьму деньги, - сказал я.
Оживление вмиг угасло и все повернулись в мою сторону.
- Как это понимать?! - спросил Сергей.
- Это грязные деньги, - сказал я.
- Что из того? Они дают нам свободу. У нас расширяются возможности.
- Придет время, и мы пожалеем, что сделали.
Сильно я волновался. У меня даже дыхание перехватывало. Я не хотел, чтобы ребята подумали, что я пытаюсь унизить их. Мне хотелось разъяснить им. Но я не знал, как это сделать. Я боялся, что у меня ничего не получится. Не смогу я правильно и ясно выразить свою мысль. В ту минуту я подумал о своем отце. Вы не знаете моего отца. Он с голода загнется, а чужое не возьмет. Однажды, когда мне было лет десять, я взял без спроса велосипед у одного пацана с нашей улицы. Конечно, я знал, что это походило на воровство, но я успокоил себя, подумал, что возьму велик на полчаса, покатаюсь немного и верну и, может быть, даже никто не заметит. Но когда пришло время отдавать, я испугался и бросил этот драндулет в кусты, а он пропал. Кто-то, наверное, увел его. Но все стали обвинять меня, что я вор. Мой отец узнал эту историю, купил дорогой дорожник, уплатил за него кучу денег и вручил тому хмырю, у которого я взял велосипед. Потом этот дибил как-то встречает меня со своей компанией и говорит: "Скажи спасибо своему папашке, что он заменил мне велик, а то бы я тебе башку разбил, ворюга". А я отвечаю ему: "Руки коротки. За то, что назвал меня ворюгой, я расквашу твою паршивую морду". Наверное, во мне была уверенность и сила духа, способная доказать, что я прав. Думаю, он это почувствовал. "Не дергайся, - говорит, - Я к тебе претензий не имею" Они ушли и никогда ко мне не приставали. А причина моей смелости была в том, что отец объяснил мне. Он сказал: "Ты допустил ошибку, но мы искупили ее, вернули велосипед. Теперь ты можешь считать себя честным человеком. Всегда. И никто не смеет тебя ни в чем упрекнуть" И я знал, что это так. Я верил своему отцу. И в моей душе уже не было чувства вины. Я освободился от этого бремени. Вот это я хотел разъяснить своим друзьям. Мы не сможем обмануть самих себя. Мы знаем, что мы представляем. Маска скроет наше лицо, но в душе останется вся правда, которая оценивает нас. И мы не забудем, что смошенничали и добыли деньги. И уже никогда не скажем, что мы честные люди, если только не начнем постоянно обманывать себя и других. Но тогда мы станем, как многие вокруг нас. Мы уже не будем избранными.
- Ладно, малыш, - говорит Сергей, - оставайся заповедником своей морали, и не мешай нам вкушать прелести жизни.
Он начинает делить деньги, раскладывает их на четыре кучки. Все же и мне выделяет долю.
- Надо придумать, на что их потратить, - говорить Вадим.
- Может, съездим куда-нибудь. Хотя бы в дом отдыха, - подает мысль Юрий.
- И заодно поправьте свое душевное здоровье, - ехидно вставляю я реплику.
Я жду, что Сергей, в конце концов, взорвется, начнет беситься и накричит на меня. Тогда я заведусь и выскажу все, что думаю о них. Но Сергей настроен благодушно и сосредоточенно возится с бумажками.
- А что, если нам поехать за границу в путешествие! - восклицает Вадим.
Сергей отрывается от своего занятия.
- Хорошая мысль, - говорит он. - Это будет незабываемое путешествие. Впечатлений хватит надолго.
- Глупцы, а что потом вы собираетесь делать, когда все истратите?
- Что и обычно, - говорит Сергей, - будем работать и вспоминать, как хорошо мы повеселились когда-то.
- И ради этого вы готовы изгадить себя, чтобы три недели глазеть на заморские страны?
- Не хорохорься, сынок, - отвечает Сергей, - может быть это была проба сил. Как знать, в следующий раз мы отхватим еще больше
- Вы бездельники, фантазеры и слюнтяи. Думаете, что найдете сокровища графа Монте-Кристо. Тонну золота. И начнете разбрасывать монеты во все стороны и не думать о завтрашнем дне?!
- Не порть нам праздник, - говорит Сергей.
Он вновь начинает раскладывать деньги по стопкам. Затем он складывает их в четыре пакета. Два пакета он отдает Вадиму и Юрию.
- Твоя часть у меня, - говорит мне Сергей. - Стоит тебе только сказать, и ты все получишь.
Они вываливаются из моей комнаты. Они весело обсуждают заграничное турне. Я закрываю за ними дверь и остаюсь один, словно всеми отвергнутый изгой. Я не смог убедить друзей. Они не приняли мои доводы и покинули меня. Я бессилен им помочь. В денежных знаках словно заключена растлевающая сила, которую я не в силах одолеть. Я ощущаю ее влияние в соблазне купить себе хотя бы часть того, что иногда возникало в мечтах: дорогие машины, яхты, нарядные дома. Кажется, ты приобретаешь власть, и твои желания начинают осуществляться. Но я знаю, что скрыто за этими глянцевыми видами. Я помню унижение, грубость и равнодушие светил политики, бизнеса и спекуляции.
Мне становится тоскливо. И тогда я решил прогуляться. Думаю, может пойти к Фомину, чтобы развеяться и отвлечься от мрачных мыслей. Я так и сделал. Вышел из дома и поехал к художнику.
Евгений не удивился, когда я постучался к нему в дверь. К нему часто приходили, и он уже привык встречать гостей. В мастерской пахло свежей масленой краской и растворителем. Посередине комнаты стоял мольберт с полотном, на котором был изображен жилистый мужик в старой, вытянутой майке на теле, почерневшем от загара.
- Вы закончили портрет? - спросил я.
- Да, осталось кое-что поправить, но нужная мысль есть.
Смотрю я, значит, на это изображение и чувствую, как мне становится хорошо и спокойно, и не могу понять, почему пришло такое ощущение. Стою, глазею и не нахожу нужных слов, хоть убей.
- С таким человеком, наверное, легко жить. Надежный он, - говорю я первое, что пришло мне в голову. И вдруг я понимаю, в чем дело. От этого мужика исходила уверенность в себе.
- Такие люди никогда не пропадут и не сдадутся, - сказал я, не отрывая взгляд от портрета. - Никакие невзгоды, беды и передряги не сломают их.
- Точно.
- Это ваше поколение?
- Они были всегда. Они могут быть войнами, а в мирное время тружениками. Главное, что они накопили опыт, что могут преодолеть трудности, если станут полагаться только на себя, поэтому они способны выстоять и не сломаться, не струсить, не запить
- Интересно, что придает им силы?
Мне было любопытно, что ответит Евгений. Наверное, он размышлял об этом, раз взялся изображать эту тему. К чему он пришел?
- Мое поколение думало о будущем. Нас привлекала идея построить справедливое государство, где каждый будет иметь равные возможности и права. Мы верили, что наши дети будут жить в такой стране. Старались ради детей.
Приехали! Хоть бы раз кто-нибудь сказал, что живет для себя, чтобы ему было весело и легко, чтобы он был счастлив и все имел, и всем был бы доволен. Что за привычка, как только разговор заходит о счастье, сразу вспоминать своих родственников, страну, правительство и всех посторонних в округе, но только не себя?! Но не думаю, чтобы Евгений лукавил. Говорил он вполне искренне, и он умный человек, и хочется ему верить.
- Нам бы самим пожить хорошо, - говорю я.
- Если есть возможность работать и обеспечивать себя и свою семью, то грех жаловаться.
Я еще раз взглянул на портрет. Его бы я точно хотел иметь у себя, чтобы, когда станет грустно, посмотреть на него и почувствовать, что с тобой рядом есть люди, которые упорно трудятся и честно зарабатывают свой хлеб, и понимают, что им надо в жизни. Мне бы иметь такую силу и уверенность.
- Будем пить чай, - сказал Евгений.
Он прошел за перегородку, где находилась портативная газовая плита. Он зажег комфорту, поставил чайник. Он сутулился над кухонным столом, стараясь приготовить бутерброды с копченым сыром. Пряди седых волос падали на его лицо.
- Я помогу вам, - сказал я.
- Нет, я уже закончил.
Мы пили чай, сидя за столом в углу мастерской. Я представил, как тоскливо находиться здесь одному. Наверное, картины помогали ему коротать время, когда подступают сумерки и, кажется, что ты затерян в этих стенах, и ни одна живая душа не догадывается о твоем существовании. Картины громоздились по всем стенам в несколько рядов, уходили к высокому потолку и оттуда безмолвно взирали на своего создателя из темноты.
- Вот, хочу жениться, - сказал я.
- Молодец. Это естественное желание.
- А вы хотели бы иметь семью?
- Да.
- Неужели это трудно?
- Нет, друг мой, я до этого не дорос. Будь я обеспеченным, то давно бы уже нашлась юная леди и сумела истратить мои накопления. Но я могу предложить только свои невостребованные картины и случайные заработки. Правда, иногда в моей жизни появляются хваткие особы, которые на закате своей красоты и молодости накопили на своем теле слой жира толщиной с ладонь. Они алчно оценивают меня и, когда понимают, что здесь нечем поживиться, исчезают. Эти приходящие жены ничем не отличаются друг от друга. Но я еще не теряю надежды, продолжаю упорно верить своим фантастическим мечтам, что встречу женщину, способную любить не только имущество и деньги.
- Я тоже верю, - сказал я.
От его глаз разбегаются морщинки. Он грустно улыбается. Он знает, что мы обманываем друг друга.
- Тебе я желаю удачи. Думаю, что у тебя получится, - сказал Евгений.
Мы еще немного посидели. Евгений, как обычно, рассказал мне о великих художниках прошлого. Потом я ушел. Был предвечерний час. Солнце только что скрылось за крышами домов, и его свет тихо угасал в эти последние минуты. Незаметно опускались сумерки. Я свернул на улицу, где располагался госпиталь. Он сразу бросался в глаза своими выступами по фасаду и красной кирпичной кладкой. Любой мог сообразить, что такие дома уже не строят, что это старинное сооружение. Больные прогуливались в сквере, расположенном перед зданием. Большинство из них были одеты в домашнюю одежду. На одной из лавочек сидела пожилая пара. Наверное, муж с женой. Женщина была повязана платком, и она что-то доставала из сумки. Думаю, это была еда. Я медленно приближался к ним. Муж налил себе стопку водки. Жена поспешно протянула ему огурец. "Не спеши", - сказал он сурово, и она отдернула руку. "Будем здоровы", - сказал он торжественно и со вкусом осушил свой стакан. "Давай", - сказал он, женщина вновь протянула ему огурец. Она извлекла глубокую металлическую миску, и ее муж стал сосредоточенно черпать ложкой и поедать приготовленное блюдо. Женщина смотрела на него. Я проходил мимо и видел ее выражение лица. Она была счастлива. Вы не поверите, но я точно видел, как ее лицо светилось счастьем. Чудно. Вот она прожила с мужем долгую жизнь, и все равно она любит его. Что она поняла? Как сумела сохранить чувство преданности своему мужу? Она радовалась, что приготовила вкусную еду и принесла пищу в больницу, и накормила своего мужа. И он, в свою очередь, ценит эту женщину как хорошую жену и хозяйку дома и отблагодарит ее, несмотря на то, что непривычные, нежные слова застревают у него в горле. Я должен был расспросить их и узнать тайну, что их сплотило. Вы, может быть, скажете, что совместно нажитое добро, или обязанности, которые они взяли на себя, или ответственность пред супругами и детьми. А может совесть, которая руководила ими? Тут можно безконца упражняться в догадках. Лишь они могли сказать правду. Надо было поговорить с ними и выведать все. Только, вы понимаете, они ни хрена не стали бы со мной разговаривать. Они снова были вместе после разлуки, и я им был совсем не нужен.
Мне не оставалось ничего другого, как идти своей дорогой. В конце сквера я заметил молодую пару. Возлюбленные стояли тесно прижавшись друг к другу в тени деревьев. Я хочу свернуть, но сквер огорожен кованой решеткой, пришлось продолжить свой путь прямо на них. Девушка обхватила своего партнера за шею, а он сжимал руками ее бедра. Они стояли неподвижно, застыли в каком-то сладострастном оцепенении. Видимо, они искали уединенного места, чтобы на скорую руку предаться любви и облегчить свое томление. После этого они разойдутся, и лишь временами будут звонить друг другу или слать сообщения по мобильному телефону, напоминая о себе, до тех пор, пока не накопится в них таинственная сила, которая заставит их искать встречи и сближения. И вновь на короткое время все повторится. И любовь впопыхах где-нибудь в чаще зелени, и нежные слова по телефону, и занятый столик в кафе, где можно заказать сухарики с пивом, и, сидя на террасе, поглядывать на прохожих, пить холодное пиво и радоваться, что они полезны друг для друга. Все это станет для влюбленных романтическим периодом, пока не появится новое увлечение. И будет тот же круг действий, но уже с новым человеком. Сколько таких кругов будет в жизни?!
Сами понимаете, что это были не очень веселые мысли. Мне стало как-то не по себе. И тогда я подумал, не заглянуть ли мне в танцевальный клуб. Время еще было не позднее, и я надеялся застать там своего приятеля Егора Кротова. Он часто просиживал вечера в этом заведении. Сел я на маршрутку и поехал в тот шалман. Он находился чуть ли не на краю города, где-то у черта на рогах. Неприметное серое одноэтажное здание, и не подумаешь, что внутри него буйствует веселье. Я заплатил за вход и прошел в помещение. Здесь ничто не изменилось с тех пор, как я его посещал в последний раз. Радостный угар давил на стены, гремела музыка, и пары отплясывали, кто во что горазд. У стойки толпился народ, а по краю зала за столиками тоже распивали напитки. Я заказал себе коктейль из разных соков и, стоя в стороне, разглядывал толпу и старался отыскать в ней своего знакомого. Я увидел его, сидящего в компании какого-то парня и двух девиц. Кротов засек меня, когда я подходил.
- Привет, брат, - закричал он.
Я заметил, что Егор хорошо выпил. Лицо у него было красное, он был раскован, и его одолевала беспричинная суета.
- Греби к нам, - призывал приятель.
Я подсел к этой группе и поставил стакан с коктейлем на стол.
- Что пьешь? - спросил Егор.
- Коктейль.
- Мы это еще не пили, - сказал Егор. - Мы пили коктейль? - обратился он к одной из девиц.
Та ничего не ответила. Они все смотрели на меня.
- Меня зовут Евгений, - сказал я. - Будем знакомы.
Зина представила свое худое тело с маленькой грудью. У нее были темные глаза, темные волосы, и она казалась устрашающей жрицей, повелевающей змеями. Тамара могла похвастаться своими крашеными волосами и грубо подведенными тушью глазами, которые делали ее слишком некрасивой. Вела она себя развязно. Она хотела казаться простой и доступной. Анатолий выглядел слишком тщедушным и подавленным. Они мне не понравились, и я решил немного посидеть для приличия, а затем незаметно уйти.
- Это мой лучший друг, - разъяснял Егор. - Мы однажды хотели раздробить яйца нашему начальнику. Этому жадюге. Но потом пожалели его жену. Зачем ей мучиться с таким кастратом.
- Что-то сегодня душно, - сказала Тамара. Она расстегнула еще одну пуговицу на кофточке и встряхнула плечами. Тонкая ткань зашевелилась, давая простор ее формам тела.
- Я вас раньше не видела здесь? - обратилась ко мне Зина. - Где вы обычно проводите время?
- Со своей престарелой тетушкой, - ответил я. - Она безумно богата и больная, и я ухаживаю за ней на правах родственника.
- Вы что, сами за ней ухаживаете?!
- Да, меняю простыни, подсовываю "утку" и все такое.
- Вам что, нравится?!
- Я выполняю свой долг.
- А! Значит, нянечка при старухе?!
- Она оставит мне десять миллионов долларов в наследство.
- Скажи ты, сумела столько заработать! - воскликнула Тамара. - Поди, трудилась в каком-нибудь публичном доме для важных персон?!
- Вы не правильно думаете. Она глубоко верующий человек и всю жизнь прожила в Америке. Ее муж известный в мире миллионер.
- Наследник, ты не закажешь пивка? - спросила Тамара.
- Это можно, - ответил я, и стал вертеть головой, отыскивая официанта.
- Не надо, - сказала Зина. - Мы достаточно выпили. - Она придвинула свой стул ближе ко мне.
- У вас, наверное, роскошная квартира? - спросила она.
- Да, шестьсот квадратных метров, - ответил я.
- Обалдеть! Настоящий богач! Знаете, вы мне нравитесь.
Егор ухмылялся, слушая мой треп. Какой-то тип расхлябанной походкой подошел к нашему столику, извинился перед нами, и пригласил Зину на танец. Она ушла танцевать.
- Слушай, здесь есть отдельная комната, ты можешь увести ее туда. Не забудь только захватить презерватив, - зашептал мне Егор.
- Мне не хочется, - сказал я.
- Брось, брат. Расслабься! Здесь можно делать все, что захочешь, никаких запретов. Полная свобода. Лови кайф! Наслаждайся и забудь все проблемы.
Он стиснул рукой обнаженное колено Тамары.
- Правильно я говорю? - Он поднял голову.
Тамара засмеялась и откинулась на спинку стула.
- Пойдем, потанцуем.
Они исчезли. Я посмотрел на парня.
- У меня ломка, - сказал он. - Паршиво себя чувствую. Надо дозу.
- Вы не в силах это побороть? - спросил я.
- Нет. Пустая трата сил.
- Но некоторые сумели соскочить.
- Чепуха. Мне надо уколоться.
У него было умное лицо. Бывает, что посмотришь на человека и сразу догадываешься умный он или дуралей. Парень мог сойти за студента приличного вуза, сыночка благородных родителей. Но влип он здорово, ничего не скажешь. Действительно, все его изнеможденное тело страдало.
- Проклятый Сыч, требует денег и не дает в долг, - сказал Анатолий.
- Попробуйте перебороть себя. Начните лечиться. Зачем вам это мучение?!
Анатолий досадливо махнул рукой. Наверное, ему надоело вести об этом разговор. Ему уже тысячу раз говорили, что пора завязывать и надо лечиться. Только у него ничего не получалось и ему надоело и опротивело говорить об одном и том же. Конечно, я мог дать ему денег, да еще одобрительно похлопать его по плечу, мол, давай, сынок, вруби себе порцию, чтобы, не задерживаясь, сразу отправиться на тот свет. С меня было довольно. Я уже собирался уйти, но тут вернулась Зина. Она протянула скрытно Анатолию шприц.
- Возьми, - сказала она.
Анатолий взял шприц и поцеловал ей руку. Он встал и, дергаясь всем телом, скрылся в толпе.
- Скоро дойдет до ручки, - сказала Зина.
Ее черные глаза и ярко накрашенные губы ничего не выражали.
- Мне кажется, он уже там находится, - сказал я.
- А ведь был журналистом. Стихи писал, печатался.
- Что же заставило его сорваться с катушек?
- Как он говорит, ему нужна была свобода. От всего. От морали, от страха, от тяжелых мыслей, чтобы творить, уходить в нирвану, в блаженство. Для этого стал использовать наркотики, а сейчас ему ничего не надо, лишь принять дозу и забыться.... Вы богатый человек, помогите ему, отправьте его в какую-нибудь платную лечебницу, где его вылечат. Прошу вас.
Она готова была заплакать.
- Простите меня, но я врал вам, - сказал я.
Зина посмотрела на меня с недоверием.
- Но зачем?!
- Это моя зашита, - сказал я. - Одевать маску.
- Вы, правда, не можете помочь?
- Я такой же бедный, как и вы, как Егор.
Она вытерла щеки ладонью, достала из сумочки косметичку и стала прихорашивать себя.
- Через год закончит жизнь в каком-нибудь притоне, - сказала она, не отрывая взгляда от зеркальца в пудренице.
Зина спрятала принадлежности в сумочку, отхлебнула из стакана напиток.
- Я помню его стих, - сказала она. - Если желанья подвластны тебе, то подчиняться не станешь судьбе, узреешь ты дали грядущих дорог, и путь, что к Божественной сути ведет. Правда, здорово написано?! То подчиняться не станешь судьбе, - повторила она. - Выбрал он дорогу. Сломала его судьба и превратила в поддонка. Из-за него я стала мамочкой для каждой свиньи, чтобы покупать ему дозу.
- Оставьте его, - сказал я. - Вы ему ничем уже не поможете.
- Я останусь с ним. От него все отвернулись. Он одинок так же, как и я. Мы нужны друг другу.
- Извините, но мне надо идти, - сказал я. - Прощайте.
Я пробрался сквозь веселую, беззаботную толпу и вышел на улицу. Я чувствовал себя так, словно у меня за плечами сто лет, и я несу бремя людских трагедий. Но почему?! Почему?! - твердил я - Мы не можем ничего сделать? Ни я, ни Зина, ни Егор? В чем дело? Я стараюсь соблюдать кодекс избранных, Зина поддерживает своего друга и, наверное, миллион раз просила подавить в себе гнусную зависимость, Егор высказал в лицо начальнику, что тот из себя представляет. И чего мы добились? Все в пустую. Если бы кто-то сказал мне, что надо делать, чтобы побороть зло?!
Домой я вернулся поздно и сразу лег спать.
* * *
Сегодня после работы я занялся стиркой. Честно признаться, не люблю я это делать, но на завтра я с Зоей договорился пойти в концертный зал слушать симфоническую музыку, поэтому я решил навести на своем облике марафет. Обычно я упрашиваю себя постирать, приготовить обед или сбегать в магазин. Не поверите, но это так. Например, начинаю говорить сам себе: "Парень, ну ты и бездельник. Неужели такое пустячное дело тебе не под силу". А иногда доходит до того, что я обзываю себя, рычу: "Ну, ты, ленивая скотина, давай, поднимай свой зад и пошел быстро замачивать белье" Если бы кто-то другой мне так сказал, то я точно бы обиделся. Но я знаю, что люблю себя и говорю все не по злости, а чтобы подбодрить себя. И я понимаю тех мужиков, которые выглядят неряшливо. Наверное, у них нет автомата, способного за них и выстирать, и отжать, и погладить, а самим неинтересно возиться с таким примитивным делом.
В общем, развернул я стиральную машину, доставшую мне от деда, и стал заливать в нее воду. Машина была старая и примитивная. Такие уже и не делают на заводах. Все, на что она способна - это гонять белье по баку. Будет гонять, пока вы ее не выключите или не сгорит мотор. А потом придется выкручивать руками рубашки, выдавливать из них воду. Вот что мне предстояло делать в этот вечер. И не будь завтрашней встречи, ни за что не подошел бы к этой развалине. Если, конечно, не накричать на самого себя.
Но тут пришли неожиданные гости. Явились мои друзья. У каждого в руках по огромному пакету, а выглядели они так, словно у подъезда их дожидается роскошный Кадиллак и шофер в ливрее. Радость светилась в обликах этих молокососов, но ведут себя сдержано, достойно, как и подобает важным особам.
- Ты удостоился великой чести, мы явились к тебе на ужин, - произносит Сергей, а сам ухмыляется во все лицо.
И они начинают выгружать на стол свертки с едой. Чего там только не было! Колбасы, балыки, какие-то непонятные деликатесы. Весь стол завалили этими диковинами, места уже не осталось.
- Вы решили перевезти сюда магазин и развернуть здесь торговлю?! - спрашиваю я.
- Мы решили познакомить тебя со съедобной фауной и флорой планеты, - отвечает Сергей. - Тебе выпала редкая возможность отведать все эти дары, так что, расслабь ремень, и приступай к трапезе.
Они вовсю хозяйничают на моей кухне. Достают из шкафов тарелки, стаканы, нарезают еду. Спорилась у них работа, что и говорить. Сергей любовно окидывает взором стол.
- Не хуже, чем у тех знатоков жратвы и напитков, где мы пировали в прошлый раз.
- Что вы отмечаете? - спрашиваю я. - Покаяние в грехах и свое возрождение?
- Мы отмечаем праздник жизни, - отвечает Сергей. - Запомните, друзья, этот год, день, час и минуту. С этого времени мы радуемся жизни. Тебе знакомо это чувство? - обращается он ко мне.
- Хорошее чувство, - поддакивает Юрий. - Сегодня мы зашли в магазин и выбирали продукты, все, что нам хотелось и нравилось и не смотрели, сколько они стоят.
- Напрягитесь и сообразите: этот миг вашего праздника скоро пройдет! - восклицаю я.
- Вся наша жизнь - это миг в потоке рождения и смерти, - замечает Сергей и меланхолично трясет своей головой. - Но не будем предаваться грусти. Прошу тебя, отведай балычок, брат мой, не изнуряй себя постом и тяжелыми мыслями.
Сергей заботливо подкладывает на мою тарелку ломоть красной рыбы. Остальные налегают на еду без всяких просьб.
- Навестили турагентство, наметили маршрут, - говорит Вадим. - Не верится, но скоро мы будем гулять по улицам европейских городов, любоваться видами архитектуры!
- Заодно узнаем, чем питаются местные аборигены, - говорит Юрий и отправляет в рот огромный кусок жареной говядины.
- Все владельцы ресторанов только и ждут вас, - я оглядываю стол, выбираю, что еще съесть, - а духовную пищу ваши головы не переварят, - заканчиваю я свою мысль.
- Кушай, дружище, и добрей. - Сергей поддевает вилкой сочную спаржу и с удовольствием заглатывает ее.
- Вам недоступно постигнуть творения лучших умов Земли, - упрямо утверждаю я.
- Ты еще не отведал этих крабов. Прошу тебя, - настаивает Сергей и выкладывает на мою тарелку существо, похожее на осьминога.
- Я раскусил вас, понял ваши гнусные намерения, - говорю я. - Вы хотите, чтобы я объелся и умер в страшных мучениях от заворота кишок.
- Мы спасем тебя, - отзывается Юрий. - Мы сами съедим все, что на этом столе.
- Фиг вам. Я хочу погибнуть от обжорства вместе с вами.
- Уж, лучше пусть брюхо лопнет, чем добро пропадет. - Вадим в знак солидарности доедает острый корейский салат из моркови.
- Хорошо сидим, ребята! - восклицает Сергей. Он любовно смотрит на нас и подкладывает нам лучшие куски. - Этот миг вы можете записать в летопись своего безликого и пустого бытия! Наконец мы начинаем открывать для себя, что вокруг нас есть яркие краски.
- Отличный старт, - соглашается Юрий.
Конечно, мы были веселы и беззаботны. Мы были словно дети, которые могут рассчитывать на снисхождение за свои поступки. Пройдет какое-то время и все изменится, но тогда мы дорожили нашей дружбой. Нам казалось, что мы будем жить вечно, и ничто не сможет разлучить нас. Мы готовы были постоять друг за друга, не струсить в случае опасности и всегда прийти на помощь. Такое единение переполняло нас, и было хорошим заделом для воспоминаний и поддержки.
Когда друзья ушли, я закончил стирать белье. Мне уже не было скучно сгибаться над тазами. Спать я лег в двенадцатом часу ночи.
Утром я позавтракал остатками еды, что накануне принесли друзья, и стал готовиться к свиданию с Зоей. Я гладил рубашку и брюки и слушал, как по радио передавали новости. А в них сообщалось, что Греция обанкротилась, и приходиться сокращать заработную плату служащим и пенсию старикам. И довели страну до такого состояния чиновники, которые обворовывали казну и не платили налоги. Естественно, люди вышел на улицу с протестом. Кому охота за работу получать гроши?! Удивительно, несколько сотен жуликов навредили миллионам своих соотечественников! Наверное, эти чиновники прикидывались честными и достойными людьми, уверяли всех, что только и думают о благополучии своего народа. Все они похожи друг на друга в каждой стране. Любят поговорить о заботе, о долге и, особенно, о патриотизме. Тут только дай им микрофон, и просить не надо. Начнут рассуждать - заслушаешься. Вы уж поверьте мне. В другом сообщении рассказали, что в России в Кузбассе взорвалась шахта. Около сотни горняков погибло. Просто владельцы не вкладывали деньги на профилактику забоев. Боялись, что потеряют миллионы. Всю прибыль от добычи угля они переправляли в офшорную зону на Кипр, а затем себе в карман. В этом случае не надо платить налоги. А в Индии в эти дни террористы взорвали пассажирский поезд. Встречный товарный состав врезался в опрокинутые вагоны. Погибло сотни людей. Возможно, для кого-то эти новости покажутся мифом. Но кто сам побывал в подобных ситуациях, тот понимает, каково потерять близких. Невольно станет грустно.
Я выключаю приемник и пытаюсь думать о Зое. Я старался вообразить, как она собирается на свидание со мной. Мне было нетрудно вспомнить обстановку в ее комнате. Однажды я пришел к ней в гости. Она жила в заводском районе, где стояли одинаковые пятиэтажные коробки, сложенные из бетонных блоков. Все вокруг было заставлено подобными домами. Крыши у них были плоские, и на них громоздились телевизионные антенны. По четыре штуке на каждую крышу, как раз по числу подъездов. Такое жилье строили во всех городах. Квартиры давали бесплатно, в порядке очереди. Отец Зои работал на заводе, и, в конце концов, получил долгожданную площадь.
Когда мы позвонили в дверь, то оказалось, что ее родители куда-то ушли. Нам открыла бабушка. Она немного поговорила с нами, а потом исчезла, и мы остались пить чай в крохотной кухне. Зоя сказала, что здесь они живут вчетвером. Она с бабушкой спит в маленькой комнатке, а родители в другой, чуть больше. Я потом заглянул в ее комнату, чтобы попрощаться с бабкой. Там все место занимали две кровати и шкаф для одежды и белья. И вот я представляю себе, как она перебирает в шкафу платья и размышляет, что бы одеть на сегодняшний вечер, потом примеряет одежду, а бабка вертится рядом и орет своим беззубым ртом "Классно упакована, чувиха! Тот хрен сразу станет тащиться от одного твоего вида, клянусь своей клюкой"
Я понимаю, что у меня странное воображение. Иногда на меня словно что-то находит, и начинаешь нести несусветную чушь. Особенно, когда мне не по себе. Поэтому я и думаю только о Зое. Я не спеша одеваюсь и выхожу на улицу. До встречи еще два часа, но мне не терпится, и я решил прогуляться, чтобы таким образом убить время. Я доехал на маршрутке до центра города и медленно пошел по улице. Ярко светило солнце, и в его лучах плавали тонкие нити паутины. Я двигаюсь по солнечной стороне вдоль трамвайных путей, а навстречу мне шагают прохожие. Сегодня выходной и никто не спешит. Мы наслаждаемся последним теплом осени. Жизнь кажется прекрасной. Друзья скоро отправятся в поездку по Европе, а я стану настойчиво ухаживать за Зоей, водить ее в театры, покупать ей цветы. Мне хочется, чтобы она тоже радовалась проходящим дням. Я сворачиваю на улицу, ведущую в парк. Здесь еще работают фонтаны. Вода журчит, и струи взлетают вверх, искрятся на солнце. Блики на воде слепят глаза. Два малыша, мальчик и девочка, гоняются друг за другом. Они вспотели, но не могут остановиться, им нравится эта веселая беготня. Отец с матерью подзывают их и дают им по брикету мороженного, и они усаживаются на лавочку и затихают. Они с наслаждением поедают сладкий пломбир, они радуются празднику, который подарили им родители.
Скоро сюда должна подойти Зоя, но у меня еще есть время, и я иду по аллеи вниз туда, где расположилась площадка с каруселями. Оттуда слышится пронзительный визг. Люди взлетают в голубое небо, и ощущение высоты вызывает у них восторг и страх.
Меня переполняет биение жизни. Такие минуты редко наступают, и сейчас мне кажется, что я живу полноценной жизнью. Я молод, у меня есть работа, и меня любит красивая девушка, и я тоже люблю ее, и мы скоро поженимся и будем счастливы. Воздух наполняет мои легкие, я устремляюсь вперед к цели. Я не сомневаюсь в успехе. Я могу осуществить задуманное, и я спешу к месту встречи.
Вскоре появляется Зоя. Я почти с трудом узнаю ее. Ко мне шла женщина, уверенная в своей магической силе притягивать и обвораживать. Вместо джинсов на ней одето платье, нитка жемчуга обвила ее шею.
- Привет, - сказала она, подходя ко мне.
- Привет, - отвечаю я.
Я не знаю, что еще сказать. Мне хочется произнести, что-то значимое, нежное, но с языка срывается фраза:
- Ты сегодня клеевая, как никогда.
Я понимаю, что эти слова неуместны, нужны другие, которые подходят к ее женственному облику, но я взволнован, растерян и не нахожу их.
Зоя смеется, берет меня под руку, и мы идем к театру, и чем ближе мы подходили к нему, тем гуще становилась толпа. Мы шли слушать симфоническую музыку. Оркестр должен был исполнить симфонию номер три Бетховена и произведения Вагнера.
Хочу признаться, что с детства театр казался мне другим миром, в котором живут благородные и смелые люди, и где зло будет обязательно наказано и уничтожено, и воцарится на земле мир и спокойствие, и люди станут жить поживать да добра наживать и воспитывать своих детей в любви и согласии. Когда я был маленький, то думал, что и в жизни все происходит подобным образом. Но со временем мое восхищенное отношение ко всем этим выдуманным и разыгранным историям поубавилось, и все же, в глубине души осталось счастливое чувство, что, как бы ни буйствовало зло, его все равно изведут, и никто не присоединится к злодеям, а станет бороться с ними. И граждане вокруг меня казались мне соратниками. Я любил их. Я не верил, что среди нас может прятаться мерзавец. Не посмеет он появиться, потому что ему здесь нет места.
Мы вошли в помещение и, пройдя по широкой металлической лестнице, попали в зал. Там мы сели в мягкие кресла и стали ждать, когда выйдут музыканты. Вокруг нас вдоль рядов не спеша двигались праздничные люди. На сцене стояли стулья и подставки для нот. Все пространство был заставлено ими. Я достал свой мобильный телефон и отключил звук.
- Хорошо, что здесь прохладно, - сказала Зоя.
Она облокотилась о мое плечо. За кулисами показалось какое-то движение, раздались робкие хлопки, остальные поддержали, и весь зал стал аплодировать мужчинам и женщинам, которые с музыкальными инструментами выходили сбоку и рассаживались на стульях. Повисла тишина. Неожиданно послышался протяжное звучание скрипки. Она тянула одну ноту, другие настраивали свои инструменты в унисон. Все резко оборвалось, как и возникло. Вновь все стали аплодировать. На этот раз приветствовали дирижера. Невысокий, лысый и крепкий маэстро во фраке энергично приблизился к небольшой кафедре, где лежали ноты, и положил на нее свою ладонь. Он поклонился, словно нажал рукой незаметную кнопку и включил механизм, который согнул его в поклоне. Он взошел на возвышение, поднял руки, а затем взмахнул ими. Родились звуки, которые заставили наши сердца восторгаться, негодовать, наполняться мужеством, смелостью, готовностью бороться за справедливую и достойную жизнь. Около часа мы были во власти чувств. Они захлестывали нас. Наконец мелодия стихла. Радость переполняла нас. Мы аплодировали и выражали свою благодарность.
В антракте я вышел в фойе. Зоя осталась сидеть в зале. Я видел, что концерт взволновал ее. Может, я ошибаюсь, но по себе знаю, что в такие минуты лучше не говорить ничего, а в одиночестве подумать и понять, что для каждого важно и к чему необходимо стремиться.
Во втором отделении исполняли произведения Вагнера, суровую и трагическую музыку немецкого композитора. И вновь оркестр подчинил нас властной силе. Казалось, пришло время и у нас раскрылись глаза, и мы уже воспринимаем окружающих как своих единомышленников, мы разобрались во всем и знаем, что надо делать и как жить...
После завершения концерта, все долго хлопали в такт, потом поднялись со своих мест. Кто-то устремился вперед, выставляя перед собой букет цветов. Если вы бывали на подобных мероприятиях, то, несомненно, представляете, как это происходит. Одним словом, праздник удался. Даже на сцене по лицам было заметно, что оркестранты довольны, что замечательно сыграли. В конце концов, по какому-то внутреннему сигналу люди потянулись к выходу. Мы вышли на темнеющую улицу.
- Музыка меня вымотала, - сказала Зоя. - Много ощущений за короткое время.
- Поэтому некоторые засыпают к финалу, - сказал я.
- Не мудрено.
- В театре такое не произойдет. Особенно, если герой в жутких конвульсиях погибает за правое дело.
Зоя засмеялась.
- Таких драм сейчас нет. Все заканчивается разводом и дележом имущества. В худшем случае герой спивается, не понятый окружающими.
- Или герои тайно изменяют друг другу и мучаются от своих мерзопакостных дел.
- Вернее, находят отдушину от семейных неурядиц.
- Слушай, - говорю я, - но это уже не герои. Все, что угодно, но они не герои.
- В современном мире такое становится привычным делом.
- Тогда я хочу совершить подвиг, - говорю я. - ќќќќЖениться на тебе и никогда не изменять.
Она вновь смеется.
- А если я изменю тебе?
- Ты это не сделаешь, - говорю я.
Ее слова меня ошарашивают. Мне казалось, что она думает так же, как и я. У избранных только один выбор: или служить добру, или злу.
- Это невозможно, - упрямо настаиваю я
- Я пошутила, - говорит Зоя. - Проводи меня до остановки.
Честно сказать, я никак не могу забыть, что сказала Зоя. Меня словно выбивает из колеи, и я не знаю, что думать. Я стараюсь отвлечься, забыть, что она способна предать меня. Честное слово, мне было не по себе, и, как это со мной бывает в такие минуты, я начал трепаться.
- Скоро я с друзьями уеду в турне по миру, - говорю я. - Мы создали две команды игроков в карточный покер и будем соревноваться с местными чемпионами. Ставки огромные. Но никому не справиться с нашим умением, и мы будем отвоевывать приз за призом, пока наше богатство не станет несметным. Мы посвятим колодам карт свою молодость и свою судьбу. Никто не сможет превзойти нас. И мы прославимся как лучшие картежники планеты.
- Опять ты фантазируешь, - говорит Зоя. - Ты как ребенок, будешь только что-то хотеть и вести об этом разговор, но никогда ничего не добьешься.
- Я могу быть хорошим мужем и отцом, - возражаю я.
- Это не достоинство, это закон природы, ему все подчиняются.
В ее словах слышится разочарование и раздражение. Наверное, она ожидала от меня нечто другое. Она убеждена, что я не смогу обеспечить ей спокойное существование, и она готова связать свою судьбу с другим человеком, более сильным и успешным. Вот почему возникла эта фраза об измене.
- Ты не знаешь, на что я способен! - восклицаю я значительно.
Зоя молчит, она вглядывается вдоль улицы, боясь пропустить нужную маршрутку. У меня рождается догадка, что в последнее время мы не понимаем друг друга. Знаете, бывает, что ты разговариваешь с человеком, говоришь ему о своих планах, о том, что тебя волнует, а он все представляет себе по-другому. Но ты об этом не догадываешься и знай, выкладываешь ему свои мысли да еще ликуешь, что они у вас совпадают. А ему твои откровения по барабану, потому что у него свои понятия об отношениях супругов, о воспитании детей, о своей роли в обществе, свои ценности. И в действительности ни хрена у вас ничего не получится, потому что каждый станет тянуть в свою сторону и верить, что один он прав на всем свете.
Подкатывает нужный микроавтобус. Мне хочется, чтобы у машины лопнули все четыре колеса враз. Но это не происходит. Зоя устремляется к дверям, она оборачивается и машет мне на прощание рукой. У меня нет сил ответить ей. Она уехала, я остался стоять на остановке. Мне кажется, что я потерял, что-то дорогое и ценное. Я прислонился спиной к дому. Я вспоминаю, как на прошлой неделе мы сидели у меня в квартире, слушали музыку и болтали друг с другом. Все было прекрасно. Музыка, эта девушка, наша молодость, наши отношения. Казалось, впереди нас ждет беззаботное счастье. Зоя сидела на диване, держа спину прямо и сдвинув колени. Она с улыбкой слушала меня.
- Это будет наш дом, - рассуждал я. - Моя любовь к тебе никогда не пропадет, можешь не сомневаться. Наша забота и поддержка друг друга поможет нам преодолевать любые трудности и невзгоды. Что может быть лучше, видеть тебя каждый день, знать, что ты любишь меня, а я люблю тебя. Ты мне родишь славных детей. Мы их воспитаем добрыми и честными. И в старости мы будем гордиться ими. Это здорово! Скажи, лучше такого и не придумаешь?!
- Ты просто не можешь представить себе другую жизнь, - говорит она. - Замечательно, когда у тебя есть просторный дом и красивая мебель. А отпуск ты проводишь в прекрасной Венеции или на побережье Франции. Знаешь, как здорово гулять по шумным улицам или отдыхать на курортах с ослепительными песками в компании загорелых, веселых и беззаботных людей! А вечером пойти в ресторан, где тебя будут окружать галантные мужчины и красивые женщины в нарядных одеждах и где подают изысканные блюда, и свечи мерцают в красных вазах, а на эстраде тихо играет камерный оркестр скрипок. Тебе не хотелось, чтобы все это было у тебя?
- Звучит как текст рекламы, - говорю я.
- Мне приходилось это видеть и мне нравится так жить, - сказала Зоя.
Вот что я вспомнил в ту минуту, когда подпирал своим задом дом. Я, глупец, возомнил себе, что смогу дать Зое все, что только она пожелает, но ее требования оказались за пределами моих возможностей. Я выглядел в ее глазах жалким фантазером, убогим мечтателем, строителем скудного быта. Куда я полез?! Меня охватил стыд. Все, что я говорил, только унижало меня перед ней. Я возомнил, что открываю просторы семейной истины, а все оказалось сценарием пошлого и бездарного деятеля. Больше этого не будет. Она не дождется от меня ни звонков, ни встреч. Мое место в хрущевке, среди моих книг и музыки. Мне доступно только вечерние пешие прогулки и посещения раз в месяц театра. Это моя жизнь. Значит, так тому и быть. Я оттолкнулся от каменной стены и зашагал к себе домой.
* * *
Кажется с тех пор, как я распрощался с Зоей, прошло недели две. Я ходил на работу и вечерами возвращался домой. Друзья звонили мне, но я отнекивался и не встречался с ними. У меня не было настроения делать что-то еще, кроме работы, которую я вынужден был выполнять.
Но как-то, помню, это было в среду, вечером позвонил мужчина.
- Евгений, за вами должок, - дружелюбно сказали в трубке.
- С кем я говорю? - спросил я.
- Не важно. Я хотел напомнить вам, что пара расплачиваться.
- О каком долге вы говорите? Я не понимаю?
- Ну, как же! Не прикидывайся дурачком. Взяли миллиончик, а что обещали, не выполнили и думаете, вам это сойдет?!
- Я не брал ваших денег.
- Короче, в четверг вы должны их принести.
- У меня нет такой суммы.
- Не дури, чувачок, и не парь мне мозги. Если хочешь, мы найдем покупателя на твою квартирку. И не вздумай увиливать...
И он повесил трубку. Я сразу перезвонил Сергею, но его отец сказал, что Сергей уехал куда-то, и его второй день нет дома и неизвестно, когда он появится. Вадим и Юрок тоже исчезли. Родители этих авантюристов сообщили, что их детки решили отдохнуть на озере, порыбачить там. Наконец, я связался с нашим вожаком по сотовой связи и рассказал о разговоре с мужиком.
- Я знаю, - сказал Сергей. - Туфта все это. Они нас на понт берут. Поорут, позлятся и отстанут. Не паникуй.
- Но что мне делать?!
- Посылай их подальше. Наглость - верная защита от подобных дибилов. Впрочем, ссылайся на меня. Скажи им, что я скоро верну все.
В четверг мне вновь позвонили, и уже другой голос спросил:
- Где деньги?!
- У меня нет денег, я не могу вам отдать.
- Не понял. Ты чё, в натуре, хреновину гонишь?! Мне насрать, есть они у тебя или нет. Взяли - верните.
- Вы поговорите с Сергеем, он вам все разъяснит.
Образовалась пауза, потом голос произнес:
- Этого щенка мы скоро замочим.
И раздались гудки. Я позвонил Сергею по мобильному телефону, но связи не было, лишь в трубке повторяли, что абонемент недоступен.
Два дня не было никаких звонков, и я ничего не знал о своих друзьях. Страх все больше и больше овладевал мною. Наслышался много я об этих отморозков. До того я нервничал, что уже в каждом прохожем стал подозревать опасность для себя. Мне чудилось, что на меня могут неожиданно наброситься, избить, покалечить, причинить боль. Меня пугали взгляды случайных людей, то, что они долго шли за мной следом. Я избегал темных мест на улице, и старался вечерами не выходить из дома. Неожиданно, мне пришло на ум, что Зое тоже угрожает опасность. Я ухватился за эту мысль и решил позвонить ей, узнать, как она поживает. Конечно, глупо было так думать, но я словно свихнулся. Все эти болезненные фантазии были продуктом моей неуверенности, бессилия и боязни. Одним словом, я позвонил Зое.
- Привет, - сказал я, услышав ее голос.
- Привет.
- У тебя все в порядке? - спросил я.
- Да, у меня все хорошо.
Я немного помолчал. Мои мысли, как от ветра разбежались в голове, и я старался собрать их. Мне хотелось увидеть Зою, но сказать ей об этом прямо и честно, мне казалось недостаточно, надо сказать так, словно я делаю ей одолжение. Я пытался скрыть, что я схожу от нее с ума и боюсь ее потерять.