"... поистине, повышенная рефлексивность есть не что иное, как своего рода слепота".
Жан-Поль Сартр, "Бодлер"
Это старая игра: загадай животное, цвет и цветок. Твои друзья отгадают, кого из них ты имел в виду. Не дари девушке желтых цветов. Они якобы притягивают измену. Японцы в это не верят. Флористы - тоже. Помаши красным платком, если убьешь императора. Помаши белым, если хочешь сдаться. Все просто. Папа говорил ему, когда он был маленьким: для слепого цвет не имеет значения. Не хотел, чтобы сын вырос расистом. Белая трость. Зеленый человечек в светофоре. Красный крест. Голубые береты. Оранжевая революция. Белые воротнички и синие чулки, красные фонари и желтая пресса... Язык зрячих. Они говорят глазами и пишут. Даже слышат глазами.
А я читаю глазами. Я ими рисую и думаю. Я все ими делаю. Мне кажется, я какой-то очень сильно зрячий. Не в том смысле, что я как-то очень хорошо вижу - хотя определенно лучше многих... как жаль. Мне все режет глаза. А того, что не режет, я просто не вижу. Я как женщинами увлекаюсь оттенками. Я фотографирую цветы. Я болею красивыми людьми - как краснухой, желтухой, черной оспой и белой горячкой. И некрасивыми тоже болею - становлюсь альбиносом, страдаю от бельм на глазах... Хотя нет некрасивых людей. Есть пустые, как лабораторные колбы.
Когда-то давно (не помню точно, когда, со временем у меня проблемы) я так испугался людей, что решил от них убежать. Почему испугался, спросите Вы. Устал от себя и своей конфузной чувствительности, признаюсь я. Знаете, это очень неприятно: допустим, слушаешь человека, слушаешь - а он говорит что-то важное, деловое - и не можешь оторваться от формы его (или её) носа. Или век. Или губ. Без конца отвлекаешься на цвет волос или туфель. Кто это написал: "женщина в туфлях коринфского цвета"? Вот видите? В один цвет, и то не весь, а только кусочек, пролитый на туфли, умещается целый город. Забавно. Вот и я так. Вроде бы слушаю, а на самом деле только вижу. Как-то раз я прослушал целую лекцию про какого-то писателя-модерниста. Выйдя из аудитории, я помнил только одно: сиреневый. Как "Мост Ватерлоо". Клод Моне. Я был тогда очень счастлив. Но ни слова не смог записать или вспомнить.
Пришлось бросить все, найти такую работу, чтобы не видеть людей - или видеть их поменьше - и снять серенькую комнатку на окраине города. Я бы спятил, наверное, как Раскольников, от жутких серых стен, но я повесил на одну из них все тот же перепачканный в тумане мост, и сиреневые блики украсили мой дом. Парочка белых фрезий на подоконнике, от страха четности между ними крупная роза. Лососевая. Нет, не голубая. Голубую я подарю тебе, любимая, если только найду тебя. Если ты меня не ослепишь.
Когда я ушел от людей и зарос рукописями, я думал, что бумага белая, а листы - прямоугольные, и это не страшно. Я думал, что пока нет переплета, обливающего книгу цветом и формой, имиджем, ценой и всем прочим, она белая, она - девственно серая клетка нашего общего колоссального мозга, она - двоичный код бумажной интерактивной сети. У нее будто бы нет никакого цвета. И ее невозможно увидеть. Вы водите глазами по строчкам и слышите (слышите!), как чей-то голос внутри Вас начитывает Вам их, а Вы - Вы терпеливо слушаете. Вы спите, как в рекламе модного курса иностранного языка. Это оставшиеся непроявленными первые двадцать четыре кадра. На самом деле их просто нет, и никогда не было. Но у книги, похоже, есть и собственный окрас, вдруг сообразил я. Тогда дизайнерам в издательствах нужно очень серьезно подходить к вопросу оформления обложек. Кто же будет лепить красные корочки на нежно-розовую книгу? Серые - на ярко-бордовую? Желтые - на темно-синюю или болотно-зеленую? Ведь если читатель обнаружит подмену, ему станет вдруг неуютно, как будто он встал не с той ноги, как будто внутри у него все стало вверх дном, как будто в доме сквозняк и неубрано.... Он не станет перечитывать книгу, даже если она очень хорошая, даже если она написана для него, как по мерке - и вот это уже совсем кошмар.
Наверное, я сильно преувеличил свою чувствительность, когда решил проверить степень этих несоответствий на себе. Совсем просто: я покупал книжку, читал и думал о том, в правильной она обложке или нет, как подобраны цвет и формат. Потом я продолжил игру в ассоциации. Семь цветов спектра, семь нот, семь дней недели. Семь длинных книжных полок вдоль стен - если смотреть сверху вниз, получается радуга. По бокам от стола две жирные кипы черного и белого цвета. Слева, само собой, черная. Я не стал отвлекаться на полутона, на коричневый или серый. С одной стороны, наверное, зря: таких книг больше всего, потому что очень многим жизнь кажется именно такого цвета. И это опять поверхностный взгляд: поспорьте-ка с жемчужно-серым "Великим Гэтсби", с горчичного цвета "Гулливером"... Нет скучных цветов. Есть скучные дни, погода и люди.
Но мне понравилась игра в мозаику. Мне нравилось, что у меня есть такой наглядный каталог. Раскладывать книги по цветам приятнее, чем по буквам, причем в одну кучку нужно сложить "правильные" книги, а в другую - "неправильные". Это так просто не сделаешь, нужно прочитать каждую, подумать, представить себе лица героев (если они есть), понюхать бумагу, придумать, в какой обстановке лучше всего читать именно эту книгу, помечтать... Ну да, у меня не было телевизора, не было телефона, я не занимался спортом, не ходил в кино и очень мало гулял - до булочной и обратно. Во многом моя жизнь осталась прежней и по сей день.
У меня нет друзей. Об этом несложно догадаться. Трудно терпеть рядом странного человека, который слушает вполуха, а сам в это время внимательно изучает Ваше лицо, как увлеченный своим делом антрополог или просто серийный маньяк-убийца. Трудно объяснить своему приятелю, что ты не гомосексуалист, не осведомитель ЦРУ, не шантажист, если ты фотографируешь его без памяти и рисуешь, смотришь на него, запоминаешь, как будто от этого зависит твоя жизнь. Итак, я один, и мне тяжело вспоминать те времена, когда у меня были друзья, когда у меня была возлюбленная... Теперь мне кажется, что я мучил их, изводил и терроризировал своей мнительностью, раздражительностью, болезненным и отвратительным поведением.
Старая игра теперь не для меня. Я, конечно, могу загадать цвет, животное и цветок. Они обозначат воспоминания, следы человека, которого в моей жизни больше нет. Еще они могут обозначить книги, которые по сути своей - чьи-то воспоминания. Они - отверженные, к которым я сбежал, и которые не могут сбежать от меня. У них нет ног, чтобы укрыться от какого-нибудь горе-издателя, который лепит на них дурацкий шутовской колпак вместо обложки - лишь бы побыстрее продать (я знаю, что есть хорошие, чуткие издательства, с большим вкусом и очень изысканные... это не то, нет, не то, мне, больному, и этого мало, я привередлив... Боже мой, как это, должно быть, ужасно). У них нет языка, кроме того, который принадлежал автору, причем в строго определенный период... В своей беззащитности и молчаливости книги похожи на цветы (затканный цветами багульника том Метерлинка - да, я вспомнил именно его, Вы угадали). Значит, не будь я таким грубым, я бы еще чуял их запах. Когда они умрут, я бы откапывал их для гербария, осторожно, чтобы не повредить корешки. В своей бумажности, в электронности, в формальной сенсорной стерильности книга есть знак особого эмоционального напряжения, острого, органического. Седьмое чувство, высшее из всех.
Судя по Достоевскому, я живу в темно-желтом городе. Не очень верится. Я родился не здесь, поэтому я только слышу, как лиловые отблески сирени через форточку затекают в мою комнату, только вижу пыльно-серебристую седину на темно-зеленых листьях. Я только вижу ребра корешков на магазинных полках. Ребра воспоминаний и ожидания, как ребро Адама - не более чем предугаданная женщина. Сиреневый город-ожидание восстает из мостов, как облако дорогих духов в золотистом флаконе. Пахнет бумагой и финской полиграфией. Здравствуй, библиотечный рай!
Листья травы. Grassroots - её корни. Как замечательно. Серебристыми травами дышит "Мартини бьянко"... А я не пью серебро, потому что мне достаточно его видеть. Ну что, друзья-корневища? Cheers! Поехали... Я загадываю - вы отгадываете. Мои ассоциации - и из бессловесных растений вы превращаетесь в людей! Независимые тексты с пакетом гражданских прав... Хо... кто тогда я сам, если не карманный блокнот в клеточку?