С самого утра всё шло наперекосяк - каша подгорела и убежала на плиту в общей кухне, обнаружилась дыра на колготках, дочь Лизка не захотела есть и опрокинула на себя чай.
Ещё и соседка Валентина наорала за невымытый в очередь коридор и испачканную плиту. Катька в долгу не осталась: обложила по полной программе, всем, известным ей, подзаборным лексиконом, швырнула в Валькину дверь мусорным ведром. Она, зараза страшная, обещала, в ответ, участковому пожаловаться.
Ну, ничего, участковый - тоже мужик, не первый раз она с ним договаривается, по-своему, по-женски. Не жадная.
Теперь ещё надо к матери тащиться, потребовала к весне окна в доме вымыть.
Внутри у Катьки всё вибрировало от требующей выхода, кипящей злобы.
Внешне она выглядела вполне обыкновенно: молодая, миловидная, модно одетая мамаша, тащит маленькую дочку за руку, спешит на остановку. Но нервические вибрации ощущались и на расстоянии. Она зашла в полупустое маршрутное такси, села на переднее кресло и, озираясь, выбирая горящими глазами жертву среди пассажиров, передала водителю деньги за проезд.
Тут же к ней протянула руку с мелочью пожилая, сидевшая у окна женщина:
- Будьте добры, передайте.
Катька яростно накинулась на неё:
- Вы же видите, я с ребёнком! Вечно усядутся назад и ждут, когда придёт кто-нибудь, что бы за них деньги передать! Лень задницу поднять!
Полуторагодовалая Лиза стояла рядом с ней и молча проявляла солидарность: смотрела на рассердившую маму тётю маленькими, как чёрные бусинки, злыми глазами.
Женщина сняла тёмные очки, усмехнулась, взглянула спокойно и удивлённо на мать:
- Невелик труд - протянуть руку. Зачем вы так? Посмотрите на свою дочь - разве научится она у вас чему-нибудь хорошему?
- Иди ко мне, Лизонька! Я тебе что-то покажу!
Удивительно, но девочка просияла и пошла к старухе на руки.
Катька ошеломлённо молчала, словно язык отнялся, только лицо наливалось злой кровью.
За окном солнечной метелью проносились лепестки оцветающих абрикосов, вскипали лёгкой молочной пеной цветы вишни, пирамидальные тополя приветливо размахивали серыми ветвями с упоительно пахнущими блестящими листочками, сверкала зеркальной чешуёй небесных рыбин весёлая река, сухие прошлогодние камыши кивали рыжими султанчиками, повсюду напористо вылезала юная трава, а старая седая женщина держала Лизоньку на коленях и что-то ей тихо рассказывала, указывая рукой на весеннюю красоту.
Наконец, Катька опомнилась, на первой же остановке выхватила ребенка из рук незнакомки и, что-то шипя, вылетела из газели. Старуха лишь успела успокаивающе сказать:
- Ничего-ничего! Ты ведь ещё придёшь ко мне, малышка?
И Лиза произнесла первое в своей жизни слово:
- Да!
К Катерине вернулся дар речи:
- Придёт, как же! Держи карман шире, старая ведьма! - победно вопила она, отбегая подальше от маршрутки.
К вечеру Лиза стала капризничать, поднялась температура, она что-то непрерывно лопотала на невнятном детском наречии, но Катьке было не до дочки. К подружке Розе опять завалилась весёлая компания - чего скучать дома?
Быстро натянула открытую яркую кофточку, в домашних джинсах и стоптанных тапочках пошла в гости - в соседнюю комнату.
Вернулась под утро, хмельная, и не одна - с крепко подвыпившим новым знакомым. Подошла к детской кроватке - ребёнка не было.
Побежала в тускло освещённый коридор общежития - никого, забарабанила в соседские двери - никто ничего не видел. Выбежала на улицу - в предрассветной мгле только стая огромных бродячих собак рыщет, ищет, чем бы поживиться.
Страшно ей стало, холодно, пусто, одиноко - поняла, что дороже Лизоньки нет никого на свете. Да поздно. Не вернуть малышку. Пришла беда вслед за злобой.
Искали пропавшую девочку всем общежитием, подключалась милиция, кинолог с овчаркой, потом - весь посёлок, да так и не нашли. Только псов бродячих перебили - ни за что.
В синее рассветное небо, ввысь, к нежно-розовым перистым облакам устремилась перламутровая сфера. Изнутри - совершенно прозрачная, и снаружи - постороннему глазу не видна, но проснувшиеся птицы огибали её, а некоторые присаживались передохнуть на верху. Атмосфера доброты, окружающая эту огромную жемчужину, переливающуюся всеми оттенками солнечного оранжевого цвета, позволяла.
Внутри сидели старая волшебница и Лизонька, весёлая и совершенно здоровая. Волшебница рассказывала сказку о зеркальных небесных рыбах, а девочка гладила её лицо своими маленькими ручонками.
От этих прикосновений происходило чудо: расправлялись морщины, темнели и закручивались упругими завитками волосы, появлялся румянец на щеках и распрямлялась спина.
Серая вязаная кофта незаметно превратилась в белую шелковую тунику и над ней затрепетали лёгкие прозрачные крылья. Сказка закончилась.
Фея изящным жестом извлекла из воздуха огромный рыжий персик и протянула его хохочущей Лизе:
- Ты станешь самой способной из всех моих учениц.
- Я очень долго искала тебя.
И, вытирая влажным шёлковым платком сладкий сок с милой круглой мордашки, тихо, словно извиняясь:
- Девочка с сердцем доброй волшебницы не должна жить рядом с вульгарной бытовой ведьмой, от этого усыхает душа и пропадает способность делать добро.
Лизонька понимала не все слова, но её чуткое сердечко подсказывало: эта прекрасная женщина любит её, как своё родное дитя и никогда не бросит и не обидит.
Они отправлялись в далёкую страну добрых волшебников, неуловимую и чудесную Фата-Моргану.