АНАРХИСТ 5

     (Окончание)

     22. НОЧЬ НАДВИГАЕТСЯ, ФОНАРЬ КАЧАЕТСЯ

     (Москва. Рязанский вокзал)

     День седьмого марта 1921 года в Москве выдался солнечным и тёплым. Когда к перрону Рязанского1 вокзала подкатил поезд с делегатами от Сибири, Урала и Дальнего Востока, большой духовой оркестр уже стоял с трубами наизготовку. В районе Басманных переулков паровоз потерял низкий гудок и облаком белого пара украсил голубое мартовское небо. Машинист, увидев на перроне кумачовое море приветственных флагов и транспарантов, потянул за рукоятку ещё раз, и по ушам встречающих рубанул резкий гудок. Из-под колёс вырвались белые клубы, окутав перрон.

     В купе поезда, ставшим таким уютным и привычным, Григорий Рогов прощался с Сашкой Фадеевым и Андреем Блинниковым. За неделю жизни в тесной клетушке поезда они о многом успели перетолковать, много успели обсудить. Григорию очень помогала в этом деле наука старого кама Каначака. Благодаря ей ему удалось даже в этих убеждённых большевиках посеять семена сомнения. Теперь надо найти Кайгородова и Гуркина и побыстрее покинуть место торжественной встречи делегатов Съезда.

     - Бывайте, мужики! – он с силой стиснул протянутые ладони. – Не поминайте лихом. Если какая помощь потребуется, обращайтесь... За паёк от наркомпуть отдельное спасибо. Не думал, что в столице такая беда с прокормом.

     - Григорий Фёдорыч, а может всё-таки с нами? – Фадееву тоже приглянулся этот сильный и далеко не глупый мужик. – Сейчас речи послушаем, потом наверняка нас в какую-нибудь ночлежку отведут. Думаю, не самую плохую. Глядишь, там и тебе и твоим друзьям местечко найдётся. Смотри, какой чудной погодой нас Москва встречает. Наверняка, всё пойдёт как надо!

     - Спасибо, Саш, за заботу, - Григорий мягко потрепал Фадеева по плечу, - но, пожалуй, я откажусь. Дела наши могут быть неправильно поняты тутошними властями. А вам удачи! И не попадите под какой-нибудь замес.

     Последние слова он уже говорил, уже продвигаясь к выходу из вагона.

     Ту-тух, ту-тух, - лязгнули в последний раз колёса и заскрежетали по стальным полосам рельс. Оркестр грянул «Интернационал». На панель посыпались прибывшие сибирские товарищи. Они несколько суетливо пытались построиться в две шеренги, но получалось не очень. Всё-таки сказывалась и две недели пьянки в поезде, и отсутствие навыков строевой подготовки. Это помогло нашим героям с Алтая незаметно исчезнуть в недрах недостроенного здания.

     Внутри недостроенного здания витал дух запустения и тлена. Сквозь щели заколоченных досками окон пробивались слепящие лучи весеннего солнца. Они словно ножом нарезали мрак, делая тёмные углы внутри здания ещё темнее. За зиму в огромные сводчатые залы снега намело по колено. Стены покрыты копотью костров, что прошлым летом жгли здесь бездомные и беспризорные, стекавшиеся в Москву со всей России. С потолка свисали какие-то тенёта. Кучи битого кирпича и прочего мусора делали путешествие в этих «катакомбах» весьма сложным делом. Зимой здесь холодно, пусто и тихо как на кладбище. Только с перрона доносились бравурные аккорды пролетарского марша.

     - Слушай, Петрович, надо бы нам, наверное, золото твоё где-то схоронить, - Григорий повернулся к Кайгородову. – Чую я, что в этом Вавилоне нас разденут, разуют, вытряхнут всё, включая душу, и провалим мы нашу искпидицию по причине преждевременной кончины.

     - Предлагаешь здесь сховать? – смекнул бывший атаман. – Боязно как-то прямо на вокзале оставлять. Не ровен час, шантрапа какая, шарить будет, да наткнётся? – Он с досадой стукнул кулаком по резной колонне.

     Колонна гулко загудела, сообщая, что внутри неё ничего нет.

     - Вот тебе и лучший сейф! – Григорий, вооружившись ножом вырезал у самого основания аккуратное прямоугольное отверстие. – Вот! Сейчас грязью замажем. Ни одна живая душа ни в жисть не догадается, что в этом сейфе хранится.

     Два килограмма николаевских золотых червонцев были надёжно спрятаны.

     Когда «Интернационал» стих, начался митинг по случаю прибытия, но троица уже была на дальнем конце Каланчёвской2 площади. Толпа дезертиров, воров, мешочников, спекулянтов, крестьян окрестных деревень, что в поисках работы стекались в город со всей губернии, таила в себе массу опасностей для одинокого путника. Только благодаря тому, что шли мужики плотной тройкой и выглядели в сибирских лохматых папахах достаточно грозно, им удалось миновать привокзальную площадь без потерь. Смрадный дух оттаявшего конского навоза, паровозного и печного дыма, ещё какой-то специфической едкой вони не давал вдохнуть полной грудью. Множество орущих и толкающихся граждан самого разного чина и звания тоже производили на Рогова и Кайгородова гнетущее впечатление. Им ни разу в жизни не приходилось бывать в таком большом городе. Столкнувшись с совсем не радостной суетой мужики чувствовали себя не в своей тарелке. Только Гуркин несколько лет проживший и в Питере и в Москве, чувствовал себя спокойно, хотя и на него столица в полуразрушенном состоянии произвела тягостное впечатление.

     - На Николаевском вокзале был до революции неплохой трактир, - вспомнил Гуркин. – Может, сядем там и поговорим о делах наших. А то из поезда, оно как-то всё не так выглядело, как на самом деле оказалось.

     - Это ты, товарищ Гуркин, хорошо придумал, - Кайгородов даже немного повеселел. – Кабак это хорошо. Может и водки нальют? Что-то мне без неё родимой в этом шуме и гаме неуютно совсем. Боюсь капитал наш потерять, а через это убить кого-нибудь.

     - Какая тебе водка? Сухой же закон в стране.

     - Гриша, ты прямо как дитё... – засмеялся атаман Алтайской Сечи. – Сухой закон становится мокрым при звоне монет.

     - Вот не светил бы ты, товарищ атаман, золотишком то. – Шёпотом проговорил Григорий. – В Москве вор на воре и вором погоняет. А если не вор, то просто бандит. Вон смотри туда, - он повёл взглядом в сторону деревянных пристроек. – Вишь, компанию мальцов в рванине?

     - Ну, беспризорники... К чему, ты Грига, клонишь, что-то мне невдомёк...

     - Внимательней смотри!

     - Ну, месят кого-то... Дело житейское.

     - Смотри их сколько! Такая толпа любого бугая затопчет. Кумекашь, Петрович к чему я клоню? И заметь мусор3 стоит

     Кайгородов только пожал плечами.

     Мужики, утопая в талой мартовской грязи, дошли до когда-то роскошного здания Николаевского4 вокзала. Буфет, которым славился вокзал в проклятые времена царизма, заколочен досками. Только в одной каморке в глубине служебных помещений стояла шумная очередь из фронтового люда, стремящегося отоварить продовольственные карточки. С отовариванием очень плохо. Костлявая рука продовольственного кризиса всё больше походила на длань скелета из четырёх всадников Апокалипсиса. Поставки продовольствия шли с перебоями, не всегда можно и по карточке что-либо получить, да и норму выдачи постоянно срезали. Выручали местные хитрецы, готовые обменять на еду любой товар, имевший хоть какую-то ценность. Особо ценились даже не золото или ювелирные украшения, а мануфактура, соль, спички и самогон. Оружие тоже в цене.

     Гуркин, как единственный знаток московской жизни, взял «командование парадом» на себя. Когда троица алтайских товарищей скрылась в тени Николаевского вокзала между торговок, сидящих на огромных чугунках с непонятным варевом. Рядом с чугунами сидели их товарки на мешках с семечками, шелухой от которых заплёвана вся Каланчёвская площадь.

     - Мужики, давайте сделаем так, - Гуркин наконец сообразил, как надо командовать, всё-таки руководить он не умел. – Я сейчас пойду к своему знакомому художнику. У него мастерская на Большой Садовой. Если до вечера не вернусь, подтягивайтесь туда. Дом, кажется, десятый, там ещё церковь рядом, не помню какого святого. Ещё помню, что рядом сад с театром каким-то неприличным, называется как-то хитро, кажется, «Ах, Варя ум»5. Хотя я не уверен.

     - Стой, Чорос, - придержал алтайца за рукав бекеши казак. – И с тобой что-то случится может... Все мы под богом ходим... Может, лучше вместе пойдём? Втроём завсегда сподручнее.

     - Не стоит, - хлопнул по плечу приятеля художник. – Чего всем троим ноги бить, чай не казённые. А задержаться могу, ага, художники же все пьяницы, а я по природе, как все алтайцы, на водку сильно слаб.

     Эти слова Гуркин уже ронял на ходу, направившись в сторону Домниковской улицы.

     ...

     (Москва. Каланчёвская площадь)

     - Фёдорыч, что мы тут с тобой как два идиота торчим? – после некоторой заминки Кайгородов уставился на Рогова. – Может, пойдём знакомство с кем-нибудь заведём.

     - Не плохо бы оно было бы, да... – Рогов внезапно остановился на полуслове. – Глянь, Петрович, вон на того служивого. Не узнаёшь?

     - Нет, даже никого похожего не вспомню...

     - Извини, ты наверно, его и впрямь никогда не видел, - Рогов уже повернулся в сторону вокзальных дверей, силясь разглядеть в толпе кого-то. – Был у меня один знакомый в армии Мамонтова. Мишка Козырь. Тоже из наших, из анархистов. Так, веришь-нет, вон с тем парнем одна харя. Только схуднул чутка. Подойду-ка я к нему. Может быть, в самом деле он это.

     Михаил Владимирович Козырь уже год проживал в столице. После того, как в Омске ему удалось получить направление в ГУВУЗ6, он горя не знал. Хотя стоило ему это всего золота, что удалось экспроприировать при эксах купцов родного Усть-Каменогорска, но оно того стоило.

     Мощный загривок, свидетельствовавший о сытой жизни владельца, плотно обтягивал стоячий воротник гимнастёрки. Добротная офицерская шинель с малиновыми разговорами7 облегала мощный торс, а из-под козырька суконного остроконечного шлема с красной звездой внимательно смотрели глубоко посаженные чёрные глаза. Когда Козырь узнал в подходящем мужчине известного когда-то вождя Алтайских партизан Гришана Рогова, в его глазах вспыхнуло неподдельное удивление.

     - По глазам вижу, узнал ты меня, друг Мишка, - улыбнулся Рогов, протягивая руку в знак приветствия. – Смотрю, ты в столице отъелся... а толкуют, что голодно тут.

     - Тебя не забудешь, ты же тот ещё горный орёл, - поддержал тон Козырь. – А что на счёт голодовки, так сам же говорил, - кто не работает, тот да не ест. А кто много работает, тот ест много. Слышал я прошлой ещё осенью, что пристрелили тебя. Говорили, что целый полк по твою душу послали и из пушки тебя в Могилёвскую губернию...

     - Соврали выходит – хищно усмехнулся Григорий. – Про пушки и полк правда, так оно всё и было, а всё остальное... ну ты сам видишь. Не привидение же я! Лучше ты мне скажи, чем в Москве занимаешься, что таку шеяку отъел? Может, поспособствуешь старому знакомому?

     - Добрые люди помогли. За мзду малую пристроили к должности не высокой, но рабочему государству крайне необходимой. Заместитель заведующего по снабжению ГУВЗ Республики, так моя должность называется. Жду вот сейчас прибытия поезда из Ташкента с грузом продовольствия. А ты чего в Москве делать собираешься? Лёгкой жизни ищешь?

     - Скорее наоборот, - опять ухмыльнулся Григорий. – Люди мне нужны с боевым опытом, не брезгливые и не пужливые. Нет ли у тебя таких на примете.

     - Есть и не пужливые, есть и с опытом, как не быть, - в глазах мелькнула неясная хитринка. – Ты никак анархическую революцию учинить собираешься? Давай так сделаем. Я дела закончу и сюда вернусь. Ты меня тут дождись. Я тебя познакомлю с человеком, который тебе точно сможет помочь. Там уж ты сам с ним договаривайся. Если договоришься, обо мне не забудь.

     - Как я о тебе забуду! Не боись, Мишук, сочтёмся. Свои же люди.

     ...

     (Москва. Хитровка)

     Небольшая площадь в центре столицы, близ реки Яузы и Яузского бульвара, окружена трёхэтажными домами с облезлыми стенами. Площадь лежит в низине, в которую спускаются, несколько переулков. Из-за такого положения и близости реки над площадью всегда курится туманное облако. Особенно к вечеру. Жуть берет свежего человека: облако село! Вот и перед нашими друзьями спустившимися по Воронцову полю, открылась панорама серой шапки вечернего тумана.

     - Толкуют, что тут до революции народу тьма собиралась, - рассказывал Козырь. – У селян денег на ночлег не было, так они здесь гуртами сбивались и прямо на мостовой на армяках укладывались.

     - А нас ты сюды зачем притащил? – Григорий с удивлением оглядывал странное и таинственное место.

     - Ты ж, Гришан, сам мне сказал, что тебе люди нужны для каких-то дел. Вот тут ты людей и найдёшь сколько надо. Лишь бы было чем этим людям платить, - Козырь внезапно стал серьёзен. – Только смотри, будь осторожен. Народ на Хитровке лихой да бедовый. Здесь жизнь человеческая зерна ржаного не стоит. За понюшку табаку убьют и не поморщатся.

     - Слухай, Мишук, верно у тебя тут знакомые имеются? – Включился в разговор Кайгородов. – Ты б, паря, свёл бы нас с кем-нибудь из местных, а то ведь и в самом деле укокошат нас с Григорием по тёмному времени. Поминай, как звали.

     - Я бы с радостью, со всем моим почтением, но вы же мне не рассказали, что вы делать собираетесь, а как я вас важным людьм буду представлять, ежели ничего про вас сказать не могу?

     - Веди нас в какой-нибудь кабак, там и потолкуем. – Кайгородов хлопнул Козыря по спине так, что тот даже слегка потерял равновесие. – Негоже посередь мостовой об важном мусолить.

     - Сейчас из всех местных кабаков только «Каторга» ещё елозит потихоньку, народ из Москвы поразбежался. Кто в белые подался, кто в европы, а кто и просто в деревню на вольные хлеба. Хитрованам пайки никто не выписывал. А «Каторга» место знаменитое, тут обычно собирались и те, кто по закону с кичи откинулся, и те, кто удачно лапти сплёл8. Поэтому по сию пору здесь народец ещё собирается. Вон она – «Каторга». – Он ткнул пальцем в обшарпанное грязное двухэтажное здание с чёрными глазницами выбитых окон.

     Через пару минут они пересекли площадь и шли вдоль, воняющей застарелой мочой, грязной стены. Неожиданно распахнулась неприметная дверь. Кто-то схватил Григория за руку, втащил внутрь, и уже собрался захлопнуть дверь, но Кайгородов среагировал быстрее. Он успел сунуть в дверь сапог, мешая хозяевам насладиться общением со случайным гостем. Григорий тоже не лыком шит. Из темноты доносились звуки крепких ударов. Драка в подъезде приобретала всё более ожесточённый характер.

     - Ша! Макан! – Козырь выхватил револьвер и выстрелом в потолок подтвердил серьёзность намерений. – Прекратили кипиш!

     Он чиркнул спичкой освещая небольшое пространство перед деревянной лестницей ведущей куда-то на второй этаж.

     - Козырь, гад, ты что-ли? – Раздался из темноты скрипучий голос. – В кои-то веки лох в наши края заглянул, так и того ты притащил.

     - Хавло-то завали! – Рявкнул в голос Козырь. – Ты, Капустка9, рамсы попутал? на кого пасть разеваешь? Скажи лучше, Ванька Вороной здесь?

     Да, ты Козырь не кипишуй, - успокаивающе сладко запел мужичёк, которого Козырь назвал Капусткой. – Не трону я твоих корешков, не боись. Успею ещё кровя пустить. А что за Вороного, так сегодня у евойной марухи именины. Выпивать они со всей кодлой изволят-с. Где-то в Марьиной Роще-с. – Капустка подобострастно захихикал.

     - А кто тогда в «Каторге» папа?

     - С какой целью интересуешься? Знаю я тебя, не из воров будешь. Паша Новодеревенский таких дюже не любит...

     - Не твоего ума дело, сявка капустная. Метнись шмелём к пахану скажи, что Козырь перетереть хочет. Да быстро, а то брыкалки повыдергаю.

     - Ша! Козырь! – заверещал Капустка. - Ты чего такой скипидарный? Бегу уже.

     ...

     - Значит, говоришь, нужны тебе мальчики для интересной работы, - Лохматые космы давно немытых волос падали на худое лицо со шрамом. На собеседников смотрели насмешливые умные глаза. – И говоришь, платить есть чем. А доказать, что не брешешь, можешь? А то положат мусора с чекистами моих орлов ни за понюшку...

     - А это ты, пан-атаман, видал? - Кайгородов достал из кармана золотую монету и повертел её перед носом у Паши Новодеревенского. И таких у нас в тайном месте схоронено ты не поверишь сколько.

     - Золото? – Глаза старого вора алчно заблестели. Он даже убрал лохмы за уши. – Покаж! Фуфло поди какое?

     - Смотри, - Кайгородов протянул монету. - Только если что с монетой станет, я тебя тут же в расход...

     - Мне одной монетой заниматься нету интересу... – Главарь воровского мира попробовал монету на зуб. – Этот червячок10 вроде как не фуфлыжный... Много, гришь, у вас такого добра?

     - Достаточно, чтобы всю вашу малину купить с потрохами, - хвастанул Кайгородов, за что тут же получил кулаком в бок от Григория.

     - А не боитесь, что мы вас прямо тут тормошить будем? Иголки под ногти, яйца в тиски? Ножичком по кусочку пальчики почикать? Не боитесь? Запоёте за милую душу, только чтобы вас убили быстро. – Бандит ощерил ряд неровных зубов в страшном оскале.

     - Может оно и так, - Рогов спокоен, как скала. – Вот только прежде чем вы нас схватите, ты, Паша, точно живым уже не будешь. Наганы у нас с собой, а промахнуться у меня с такого расстояния не получится. Так что если жить хочешь, то давай по-хорошему договариваться.

     - Лады! – Тут же согласился Новодеревенский. – Тогда рассказывай, сколько человек тебе надо и в чём гешефт наш будет.

     - Про дело я тебе ничего сказать не могу, но занять он может довольно много времени. Может неделю даже. – Рогов замолчал, прикидывая в уме. – Спрашивашь, сколько урок нам надоть? Наверное, не мене десятка. Будет у тебя столько?

     - Вы никак Кремль штурмом брать собрались? – зашёлся хрипатым смехом Новодворский. – А, что тока десяток? Что не полста рыл? А?

     После пары часов нудного торга высокие стороны пришли к обоюдовыгодному соглашению. Договорились, что за сотню червонцев уркаганские бойцы11 поучаствует в любом кипише. Половину бандиты затребовали сразу, а вторую после окончания. За дополнительные десять монет Хитровский пахан согласился не интересоваться что, да почему. На том и ударили по рукам.

     - Где ночь коротать собираетесь, фраера сибирские? На Хитровке сейчас никого, вся босота по деревням зашхерилась. Если вы тальяну ломаете12, то милости прошу. Легко можете среди наших вошек прописаться. Для своих корешей безопаснее места в Москве не найти.

     - Дело у нас ещё, - Григорий не стал вдаваться в подробности. – Благодарствуйте за ваше приглашение, но мы и сами с усами.

     - Как бы ты не раскаялся в своем нахальстве, красавчик! — опять поменялось настроение у Паши. – От селитры13 не отобьётесь. Нам же нужно знать, где наши денежки ховаются. Если вы, падлы, сбежите, я вас найду и красный галстук лично нарисую, зуб даю.

     На этом торг и переговоры закончились.

     - Чего это мурло уркаганское на нас взъелся? – Григорий в недоумении обратился к Козырю.

     - Обидел ты его, Гриша. Не на столько, чтобы горло резать, но достаточно, чтобы при случае фиксы выставить14.

     Короче, мужики, сейчас мне до хаты пора. И так я тут с вами проваландался. Меня интересный человек дожидается. Сами куда сейчас?

     - Нам на Большую Садовую, там у нас лёжка на сегодня должна быть, если всё срастётся, как планировалось.

     В сопровождении Козыря Рогов и Кайгородов покидают негостеприимную «Каторгу». В зловещей темноте хитровских каменных джунглей они пробираются в сторону Кремля. В тумане шастают какие-то оборванцы, мелькают туманные, как в бане, огоньки цигарок. Одинокие торговки съестными припасами сидят на чугунах или корчагах с "тушенкой", жареной тухлой колбасой, кипящей в железных ящиках над жаровнями, с бульонкой, которая зовётся здесь "собачья радость". Пар вырывается клубами из дверей кабаков и сливается в общий туман, конечно, более свежий и ясный, чем внутри трактиров и ночлежных домов, дезинфицируемых только махорочным дымом, слегка уничтожающим запах прелых портянок, человеческих испарений и самогона.

     - Далековато до Большой Садовой будет... – ворчит Козырь. - Да по ночному времени небезопасно. Как добраться, конечно, не знаете... И мне с вами возиться некогда. Придётся извозчика ловить. Трудное это занятие по нынешним временам.

     За разговором мужики не заметили, как спустились к храму Рождества Богородицы на Солянке.

     - Стой! Стой! Куда пылишь! – Вдруг закричал Козырь. - Вам везёт! Вон в сторону Яузы «ванька» телепает. Сейчас мы его тормознём, и он вас доставит, куда скажете. Особенно если Пашу Новодеревенского помянете.

     - Чего, товарищ, кричишь, чего ты глотку рвёшь? Тута я, – извозчик доволен нежданным клиентам. – Куда изволите ехать? На Садовую? Десять тыщ совзнаками и вы у меня довольны будете... Доставлю в самом наилучшем виде.

     - Ты совсем сдурел? Совсем совесть потерял, да? – Козырь начал наседать на мужика. – Ты у меня сейчас даром повезёшь! Ещё и благодарить товарищей будешь, что клячу твою не отбираем.

     - Как даром? Даром никак нельзя! – привыкший к подобному тону, парень, спокойно и рассудительно выговаривать Козырю, рассудив, что именно этот горлопан здесь главный. – Товарищ, сам посуди, лошадку кормить надоть? В участок мильтону занести надоть? В деревню деткам моим тоже надоть... Так что восемь тысяч, или шлёпайте пешком.

     К ночи погода в Москве резко переменилась. Из туч, затянувших всё небо над столицей большими мокрыми хлопьями повалил снег. По причине топливного кризиса улицы города освещали только тусклым светом керосиновых ламп, что пробивался из окон московских обывателей. Гнедой рысак тянул сани резво. Ямщик, довольный, что вечер не пропал даром, щёлкал в воздухе плетью и задорно понукал кормильца. Вот сани пролетели мимо тёмной громады Покровского Собора, свернули на Красную площадь. Мокрый мартовский снег таял на лицах и холодными струйками скатывался за ворот, не давая разглядывать ночные красоты древнего города.

     Театральный проезд, Тверская, с её громадами доходных домов, и вот уже Садовая. Полчаса и санки подкатили к подъезду высокого, о пяти этажах, здания с палисадником укрытым огромным сугробом.

     - Слава богу! – Тут же раздался знакомый голос. – Я уже и не гадал вас живыми дождаться.

     - Не дождёшься, товарищ Чорос. – Григорий искренне обрадовался встрече. Всё-таки незнакомый город утомил его. - Мы ещё тебя переживём. Давай рассказывай, удалось тебе о ночлеге договориться?

     - Чорос, слушай, - привлёк внимание Кайгородов. – А кого тут фараоны караулят?

     - Говорят, что тут в общежитии бывших высших дамских курсов поселили баб каких-то важных коммунистических. Я ещё этим не интересовался. Замёрз я, вас дьяволов тут ожидая. Идёмте быстрее в дом. Там и всё обсудим.

     23. ЧЕЛОВЕК-БОРЕЦ, КАРАТЕЛЬ, МСТИТЕЛЬ15.

     (Москва. Большая садовая, 10)

     В мастерской принадлежавшей Петру Кончаловскому, отцу-основателю объединения «Бубновый валет», тесно, накурено и очень душно. Остро воняет скипидаром, самогоном и олифой. Сегодня утром из Витебска приехал прославленный футурист и супрематист, комиссар по охране памятников и председатель Худсекции Моссовета Казимир Малевич. По такому случаю хозяин, оставивший деревенскую нору, разрешил всем присутствующим располагаться, где угодно. Заставленная подрамниками, мольбертами, банками с краской, мастерская заполнена «под завязку».

     Прибывший около двух пополудни, Гуркин-Чорос, посчитал, что ему и его спутникам повезло чрезвычайно. Ведь стоило им прибыть на день раньше или парой дней позже и как бы они искали Кончаловского?

     Вечером, Гуркин и Кончаловский оставили шумную компанию гостей, забравшись на антресоли. Голоса собравшихся сливались там в один нераздельный рокот. Это напоминало зимний буран в тайге, когда ровный шум кедров, то стихал, а то сменялся треском и скрежетом заиндевелых сучьев.

     - Можете прямо здесь и остановиться. – Мастер кисти обратился к Чоросу, поглаживая в раздумьях купеческую бородку. – На этих футуристов-супрематистов можете внимания не обращать. Они сегодня ночь побузят, а завтра у Казимира доклад в Малом Совнаркоме. Он всю эту братию разгонит и за дело возьмётся.

     - Нас всего трое, так что мы можем на антресолях разместиться. Только холодно тут, - Чорос поёжился, пожалев, что оставил полушубок в прихожей среди шинелей и пальто набежавшей жадной до экзотики московской публики.

     - Это здесь только. Из-за того, что стёкла хулиганьё побила, - Кончаловский кивнул на забитые фанерой витражи. – Скорее бы уже кончилась эта чёртова канитель. Я про топливный кризис, не подумайте чего.

     - Я, наверное, пойду встречу друзей, - Гуркин встал с пыльной тахты, каким-то чудом попавшей на антресоли.

     - Конечно, конечно! – Засуетился хозяин. – Только обязательно скажи тем молодцам в парадном, что на встречу с комиссаром Малевичем идёте. Ведь эти могут и не пустить. О темпорес, о морес...

     - Кстати, Пётр Петрович, а с каких это пор мастерские художников стали охранять вооружённые стражи?

     - С недавних-с... – тут Кончаловский хитро усмехнулся. – В нашем подъезде на втором и третьем этажах в четырёх квартирах во времена Николая Кровавого располагались комнаты курсисток. Тех, что посещали высшие женские курсы. С восемнадцатого года курсы распустили, а квартиры стали использовать в качестве женского общежития для товарищей женского пола, прибывающих из провинции в Наркоматы и другие ревучреждения. Завтра открывается съезд большевистской партии, слышали? Так вот, уже несколько дней в этих квартирах селятся коммунистические гранд-дамы и фрейлины их коммунистического величества. Как же тут без охраны?

     ...

     Время в подворотне тянулось медленно. Рогова и Кайгородова всё не было. В чужом полушубке накинутом на исподнюю рубашку Гуркин основательно продрог. Он уже познакомился и даже подружился с караульными, угостив их алтайским табачком.

     Парни попавшие в караул откомандированы с Кремлёвских пулемётных курсов. Они тоже мёрзли, и им тоже тягостно стоять на пронизывающем мартовском ветру. Они понимали, что никакой опасности женщины-делегаты, приехавшие на съезд партии не подвергаются. Поэтому воспринимали свою службу, просто как нудную обязаловку. Оба бойца присланы на обучение из 51 дивизии 5 Сибирской армии РККА и по этой у них нашлось, о чем поговорить с земляком.

     Наконец, сквозь стену мокрых и липких снежных хлопьев послышалось задорное понукание извозчика. Скрип снега под полозьями саней внезапно прекратился как раз напротив парадного подъезда.

     - Мои, наверное, прибыли, - сообщил Гуркин караульным. – Пойду встречу, а то тут в этой вашей Москве и заблудиться не долго. То ли дело в нашей тайге...

     Караульные в голос заржали, оценив шутку.

     ...

     «... жизнь и смерть принадлежит нам. Приветствуем Идею Социализма и Революцию, снесшую уже не один трон Монархов-Самодержцев, уничтожавших законом сапога лучшие силы народных творцов...» - Малевич с красным от самогона лицом с восторгом древней пифии вещал с тяжёлого верстака, на котором художники сколачивали рамы для полотен.

     - Жги, Казимир! – кричали ему из публики. – Даёшь революцию футуризмы!

     Похоже, что народ расходиться не собирается.

     Алтайские друзья поднялись на антресоли, где можно говорить, не опасаясь, что кто-то сможет услышать. К тому же до них не было никому никакого дела. Снизу уже слышался бас Маяковского.

     ... Я пр-р-риду к нему

         в холер-р-ре.

             Я пр-р-риду к нему

      в тифу.

     Я приду-у-у к нему,

          я скажу ему-у-у:

      «Вильсон, мол,

      Вудр-р-рό,

     хочешь крови моей ведро?16

     - Сильно! – Кайгородов склонился с балюстрады вниз. – Что это за хрен с бугра? Мощный мужик, нам бы такого, да с такой программой он и стрелять должен хорошо.

     - Это Владимир Маяковский, - самый горластый футурист Москвы и Питера. – Шуму он много создаёт, но в реальной борьбе нам не попутчик. Троцкист, ленинец, коммунист до самой печёнки.

     - Хватит вам о всякой ерунде тарахтеть, - Рогов остановил товарищей, готовых уже вступить в детальные обсуждения тактико-технических свойств кубизма, футуризма и прочих – измов. – К делу, мужики.

     - Докладываю, как самый опытный москвич, - попытался пошутить Гуркин. – Ночлег найден, жить здесь можно сколько угодно, вот с продовольствием плохо.

     - С продовольствием везде плохо. Но Козырь нам обещал пайки выхлопотать за мзду малую. Говорит, что они ему ничего стоить не будут, поэтому много не возьмёт.

     - Главное! Слушайте внимательно. – Гуркин понизил голос до шёпота. – Прямо в этом подъезде живут делегаты, вернее делегатки, открывающегося завтра съезда РКП(б). Представляете, как нам повезло?

     - Предлагаешь баб этих коммунистических в заложники взять? – Кайгородов хищно улыбнулся. – Поддерживаю! Наверняка, их тут не очень много. Стены у этого домищи толстые. Из пулемёта их не пробьёшь это точно, только если из трёхдюймовок по окнам начнут палить...

     - Такая идея никуда не годиться – остудил пыл Рогов. – Притащат девятидюймовую гаубицу и сравняют весь квартал под ноль.

     - Григорий, совсем-то чертей из этих большевиков не лепи, - Кайгородов, никогда не страдавший симпатиями к коммунистам, всё-таки думал о них лучше. – Это же их город, столица. Побоятся, что народ и в Москве восстанет.

     - Вот поэтому и не побоятся. – Григорий тяжело вздохнул. - Вспомни, Петрович, как эти ребята Алтайские деревни расстреливали... Они поняли уже что голод и страх - их лучшие союзники, и бить будут со всей доступной силой. Я думаю, завтра встретимся с урками, там и обговорим, как легче это дело провернуть.

     - Ты что, Грига, веришь этим падлам? – Кайгородов искренне удивился. – Я-то думал, ты просто так играешь мастерски... Им же на грош верить нельзя! Они же продадут первыми, лишь бы от себя опаску отвести. У этого Паши на роже написано, сволочь первостатейная...

     - Да, знаю я, что это элемент не надёжный... Ладно, утро вечера мудренее. Что меня в сон клонит. Как бы ещё этих горлопанов-футуристов заткнуть...

     ...

     Утром девятого марта в квартире №48 в том же доме, где располагались мастерские художников было суетно. Всё-таки десять женщин в четырёх комнатах это слишком много даже если эти женщины сплошь коммунистки-коллективистки. С кухни доносится запах пшённой каши, жареного сала и лука, легко перекрываемый застарелым запахом махорки. В спальню вела дорожка из дровяного мусора. Там стояла буржуйка, так как с восемнадцатого года в доме не работало центральное отопление.

     - Какой всё-таки Владимир Ильич обаятельный, - делилась впечатлениями Мирра Гец, красивая еврейка, - не чета нашим конармейским мужикам. Вот от кого бы ребёночка родить. Умный бы получился, чтоб я сдохла!

     Она затянулась длинной папиросиной, жеманно отставив в сторону мизинец. Задержала дым в лёгких, чуть прикрыв большие чёрные глаза, затем медленно выпустила облако дыма, любуясь на своё отражение в большом зеркале.

     - Кто о чём, а ты, Мирка, про пошлости всякие, - осадила её Розалия Самойловна Землячка, самая старшая в квартире. Не время сейчас о ребёночках... Вон, матросня в Кронштадте что творит... Эх, меня бы туда. Я бы патроны тратить не стала, всех бы под лёд пустила, рыбам на корм. Вот ведь сволочь какая. Революция едва-едва становится на ноги, а эти мерзавцы требовать чего-то осмелились. Всех в расход! – Землячка всё более входит в состояние аффекта. Её глаза мечут молнии, а на впалых щеках играет нездоровый румянец. – А кулачьё! Вы знаете, как эта сволочь расправляется с коммунистами? Иван Грозный по сравнению с ними сущий младенец! Надо всех к ногтю!

     - Дивчины, хватит вам спорить, идите снидать, что бог послал, - из кухни раздаётся бодрый голос Клавы Николаевой, редактора журнала «Работница». – Помните, вчера на съезде сказал Владимир Ильич, что закупили целых восемнадцать миллионов пудов угля. Теперь до тепла точно дотянем.

     Мне тут что-то не спалось, - продолжала болтать Николаева. - Я каши пшённой сварила с лучком да на смальце. Всё-таки здесь в Москве лучше с продовольствием, чем у нас в Питере. Садитесь девоньки за стол. Поесть надо хорошо, неизвестно когда на съезде кормить будут. Сами же знаете, как в стране с продовольствием.

     Внезапно с парадной лестницы раздался деликатный стук.

     - Розалия Самойловна накинула на плечи кожаную куртку и отправилась в прихожую. Тяжёлая дубовая дверь отворилась внутрь, и на пороге квартиры возник мужской силуэт в остроконечном будёновском шлеме. Из-за широких плеч виднелась кудрявая шевелюра домоуправа Ильи Сакизчи.

     - Товарищ, - немного смущаясь при виде не вполне прибранной женщины, начал военный. – Товарища Розалию Землячку я могу видеть?

     - А вы, товарищ, кем изволите быть? – вопросом на вопрос перебила его решительная баба. – Представьтесь для начала. Здесь всё-таки не абы кто живёт.

     - Да-с, не извольте беспокоится, всенепременно-с, - голос прибывшего почему-то сразу стал заискивающим. – Леонид Христи, командир Арбатской районной ЧК, по личному приказанию Феликса Эдмундовича Дзержинского. Вот депеша... Только товарищ, мне приказано в личные руки товарища Землячки.

     - Я Землячка, Розалия Самойловна, - женщина резко вырвала бумагу из рук чекиста. – Давайте сюда вашу депешу. Или вам удостоверение делегата съезда показать?

     Она так взглянула в глаза чекисту, что того пот прошиб.

     «... В связи с внутренней обострившейся обстановкой в стране, а особливо в Москве, для обеспечения безопасности делегаток Съезда партии, приказываю сопроводить товарищей делегаток в до их нового места пребывания на территории Кремля. – Ну и кто так пишет? Что это за слог такой корявый. Это же не Дзержинский писал...

     - Ничего не знаю, - голос чекиста снова обрёл уверенность. – Мне приказано. Я выполняю. Вам тоже следует выполнять приказания. Собирайтесь, внизу ждёт автомобиль, переедем быстро. Как говорится с ветерком.

     - Позавтракать можно? – раздался голос Клавы Николаевой с кухни. – Не хотелось бы голодом сидеть.

     - Давайте, бабоньки, только быстро. Вас тут десять человек числится? Все на месте? Никто за ночь никуды не отлучился?

     - Все здесь, не боись, служивый, куды нам отсель, мы Москвы не знаем. Утром в Кремль, вечером обратно. Вот и вся наша Москва...

     - Вот и хорошо. Тогда я по остальным делегатам пройду. Их тоже оповестить надо. Вы смотрите, завтракайте быстро, потом вещички собирайте, ничего не оставляйте. Сюда больше не вернётесь. Оружие если, у кого имеется, поближе держите. Не ровён час, отстреливаться придётся. – Чекист многозначительно ткнул в домоуправа указательным пальцем.

     Через полчаса по красивой парадной лестнице спускалась вниз цепочка женщин разного возраста и в разномастных пальто и шинелях. Кто с вещмешком, кто с аккуратным чемоданчиком, а кто и с роскошным кожаным саквояжем. Замыкала шествие сама Розалия Самойловна. Что-то казалось ей подозрительным во всей этой странной затее. Почему их надо перевозить куда-то, если достаточно усилить охрану у подъезда? Почему в Кремль? Ведь раньше ей говорили, что в казармах Кремлёвских курсантов, где разместили иногородних делегатов-мужчин, мест для женщин не было. А сейчас вдруг появились? Странно всё это.

     Землячка так погрузилась в собственные мысли, что не заметила, как оказалась внизу. Вдруг до её слуха донёсся сдавленный стон. Инстинктивно правая рука храброй женщины выхватила наган. Интуиция, как всегда не подвела опытного бойца революции. Она успела выстрелить прямо в лицо набросившегося на неё злодея. Тот упал, пачкая стены подъезда мозгами и кровью. В тот же миг на шее Землячки затянулась кожаная удавка. Она отбросила наган и судорожно попыталась освободиться из подлого захвата, но силы были не равны.

     - Куда падаль прятать, Паша? – прохрипел чуть непристреленный детина в старой латаной шинели. – Может наверх поднимем? Прикроем чем-нибудь, и пускай трупаки в квартире лежат.

     - Нет, Рябой, не канает такой расклад, чека уже сегодня их найдёт и по горячим следам сможет нас вычислить. Да и мёртвая жидовка нам ещё пригодится. Её можно будет по частям большевичкам выдавать. Какая сучка прыткая! Как она ловко Капустку то в расход пустила. Ба-бах! и пораскинул Капустка мозгами. – Паша Новодеревенский, который сам решил поучаствовать в деле, хищно осклабился. – Как там остальное большевистское бабьё?

     - Да, барно17 всё. Сидят тихо, не ерепенятся.

     - Вишь как полезно бывает пристрелить одну сволочь, чтобы других до печёнок проняло. Теперь покатай их по округе и через полчаса подвози к Ермолаю18 на Козихинский. Там их и держать будем.

     - Стрёмно как-то, ведь чекисты тут такой шухер поднимут...

     - Не ссы, братан! Они же не знают, куда мы этих баб из храма спровадим. Кстати, ты мне годную мазу подкинул. Мы сделаем так...

     ...

     (Москва. Кремль)

     К стоящему на посту у входа в Большой Кремлёвский дворец милиционеру разболтанной походочкой прихилял беспризорник в рваном пальто и старых, не по размеру больших ботинках. Зато на голове у него настоящий цилиндр. Он стоял, ковыряя в носу, несколько минут напротив замершего навытяжку бойца. Наконец набрался храбрости и запричитал дурацким кукольным голосом:

     - Дяденька мильтон, а дяденька мильтон, пусти дедушку Ленина посмотреть, ну пусти-и-и, будь ласковый. У меня к нему письмо есть. Один дядька просил ему лично в руки передать. Ну, пусти дяденька мильтон. Ну, пусти-и-и-и-и... А хочешь, я тебе мою моднючую цилиндру подарю?

     - Пшёл вон отседова, - шикнул на беспризорника постовой, сохраняя полную неподвижность. - Счас, как свистну, так тебе быстро дворник пенделей отвесит.

     - Тогда сам Ленину письмо передай, - с этими словами сопливый протянул лист бумаги. – Бери не бойся, на бумаге вошек нету. Бумагу вошка не ест.

     ...

     Купольная ротонда главного зала Большого Кремлёвского дворца создавала ощущение простора. Бывший Екатерининский зал, переименованный в память Председателя ЦИКа в Свердловский, переполнен по случаю Съезда Партии. Председательствует на третьем заседании глава советских профсоюзов Михаил Томский.

     - Бандитизм, главным образом, стал развертываться у нас еще с сентября, и товарищ Ленин указывал, что развитие бандитизма не представляло ничего неожиданного. Мы его ждали, но мер, каких бы то ни было, ни для борьбы с бандитизмом, ни для изучения этого явления принять не успели... – вещал с трибуны оратор, не замечая, что сам расписывается в профнепригодности.

     - О! Слышь, Блинников, этот Смирнов в самую точку попал! – Александр Фадеев толкает локтем в бок соседа, вспомнив приключения в Новониколаевске. – Мы же через этот бандитизм нашего Сноскарёва потеряли. Светлая ему память. Если бы не Григорий, так этот паразит и нас бы шлёпнул.

     Тем временем к, склонившемуся над какими-то записками, Ленину подошёл бесшумной тенью худой как щепка Дзержинский. Что-то сказал ему на ухо. После этого Ленин поднялся из-за стола, неловко стукнув стулом, и скрылся за портьерой.

     - Товарищ Блинников, никак что-то важное случилось, - заметил исчезновение Предсовнаркома Фадеев.

     - Ты, Сашка, слушай что умный человек говорит, не отвлекайся. Что будет нужно, нам сообщат.

     ...

     - Как депутатов взя'и в заложники? Это же фо'менная чепуха! – Ленин стоял посреди кабинета председателя ЧК. В руках он держал замусоленный листок бумаги, переданный Дзержинским, к которому он попал из рук постового на входе в Большой Кремлёвский дворец.

     - Сам, пся крев, ничего не понимаю! – Феликс Эдмундович мерил широкими шагами диагональ кабинета. – Женщин-делегатов поселили в бывшем общежитии Высших женских курсов. Об этом никто, кроме моих людей не знал! Ну, ещё, конечно, председатель домкома, ну и сами женщины. Владимир Ильич, может это просто акт устрашения?

     - Конечно уст'ашения! – Ленин от волнения опять начал сильно картавить. – Ещё какого уст'ашения, батенька! Этот бандитский э'емент осме'ился поднять р-руку на пос'анниц многотысячной рабоче-к'естьянской па'тии. Они хотят войны? Они по'учат войну. Что они там т'ебуют эти ме'завцы? Зачитайте, любезнейший Феликс Эдмундович ещё раз. Не сочтите за т'уд. Кстати, - Ленин широко расставил ноги и, уперев руки в боки, склонил голову к левому плечу - А ведь это и ваша п'омашка, Феликс Эдмундович. Кто стоит за этими бандитами? К'онштадская сволочь? Эсе'ы? Поляки? В'ангель?

     - В записке требование, как у всех этих левых. Свобода слова, роспуск политотделов, освобождение политических... Есть одно отличие... В этой бумажке эти бандиты просят нас пойти на переговоры. О согласии сообщить через сегодняшний номер газеты «Правда». От кого всё это исходит, нет ни слова. – Дзержинский, наконец, остановился и сунул руки в карманы брюк. - Владимир Ильич, может это происки Антанты?

     - Не-е-е-ет, дорогой мой Феликс Эдмундович, нет! Антанта здесь совершенно ни-при-чём! Это точно из Кронштадта. Требования слово в слово повторяют резолюцию Ничипо'енко. Вот ведь какой подлец! На женщин руку поднял. Знает, что если мы не станем их освобождать, они нас с грязью смешают, а если станем, то дадим им повод опять прибегать к этому методу отъявленных бандитов.

     - Владимир Ильич, а нам не всё ли равно, с какой грязью нас мешают все буржуазные газеты? Вот женщин, конечно, жалко, это же ценнейшие революционные кадры. Одна Землячка чего стоит.

     - Да, нам, как настоящим революционерам, наплевать на всю ту грязь, которой они нас четвёртый год поливают. Одной лопатой больше, одной меньше – разница не велика. Можно даже сказать, что никакой разницы. Да-с! Никакой! Поэтому что?

     ... - Дзержинский молча ждал продолжения.

     - Поэтому ни на какие переговоры с террористами мы не пойдём! Нас на пушку не возьмёшь, а буржуазная мораль и прочие предрассудки нам чужда. Поэтому, женщин наших конечно безумно жаль, но революция, батенька, в белых перчатках не делается.

     - Но Владимир Ильич! – Дзержинский и сам не отличавшийся излишней щепетильностью, тут не выдержал. – Захвачены же не просто бабы с базара. Это же наши боевые товарищи.

     - Феликс Эдмундович, я вас не узнаю, батенька! – голос Ленина даже задрожал от возмущения. – Перечитайте, будьте так добры, катехизис революционера господина Нечаева. Кажется восьмым номером у него как раз о товарищах: «...отношение к  товарищу определяется единственно степенью его полезности в деле практической революции». Как-то так, если память мне не изменяет.

     - Владимир Ильич, память у вас прекрасная, но у Нечаева чуть-чуть не так, - Дзержинскому кажется, что он понял ошибку Ленина. – Он говорит о практической всеразрушающей революции. Мы же уже прошли эту стадию. Мы уже разрушили старый мир, нам пора уже новый мир строить. А с таким отношением к боевым товарищам, боюсь, ничего построить не получится.

     - Может быть, милейший Феликс Эдмундович, может быть вы и правы... - Ленин на мгновение задумался. – А может быть, и нет. Впрочем, что-то мне подсказывает, что эти чистоплюи убивать никого не собираются. Поэтому ничего сообщать в «Правде» не будем. Подождём дальнейшего развития событий.

     И приложите все силы вашей любимой ЧК к поиску этих бандитов!

     ...

     (Москва. Хитровка)

     В тёмном подвале холодно и сыро. В провонявшем крысами каземате со сводчатым потолкам, видавшим ещё опричников Ивана Грозного, за колченогим столом сидел Паша Новодеревенский. На столе, в пятирожковом бронзовом канделябре, горели, потрескивая, восковые палочки свечей. Света из-за общей подземной сырости они давали не много, но достаточно, чтобы различить буквы, написанные от руки. Напротив Новодеревенского громоздилась крупная фигура Григория Рогова.

     - День прошёл, ответа мы не получили, - Рогов собран и деловит. – Впрочем, мы так и думали. Наверняка, большевики считают, что мы не решимся убивать заложниц.

     - Хе-хе, а ты собираешься баб мочить? – Паша изобразил гримасу усмешки.

     - Пока нет. А дальше видно будет. Твой же корешок шлёпнул утром одну, вот её и будем по частям отправлять. – Рогов поднял глаза на Новодеревенского. – Ты, Паша, зазря смеёшься... Мусора же не знают, совсем мы её пришили, или от живой куски отрезаем. Пускай думают, что живой, может у них тогда какая-то жалость проснётся. Их же тоже матери рожали.

     - Ох, не нравится мне всё это... – Паша опять запричитал, явно набивая цену. - Уши сам будешь резать, или из моих ухорезов кого попросишь? Ещё вопрос. Этих баб, что мы сейчас в подвале держим, кормить ты собираешься?

     - Зачем? Фураж нынче дюже дорог, - теперь пришёл черёд смеяться Григорию. – Ничего с ними за пару-тройку дней не случится, если и голодом посидят. Воды им только поставь. Наших детишков им жалко не было, так чего нам их жалеть?

     «Вожди» двух «союзных» армий замолчали. Григорий начал писать на обрывке старой афиши, старательно выводя печатными буквами «соответствующие случаю» слова. Он старался писать аккуратно, от усердия закусив губу. Наконец, закончил, откинулся назад и склонил голову на бок, любуясь собственным творчеством.

     - Паша, ну-ка послушай, что я тут насочинял... – И не дожидаясь ответа начал читать вслух.

     «Товарищи большевики Российской Коммунистической Партии, мы представители трудового народа России вчера обратились к вам с просьбой о переговорах, дабы избежать ненужного кровопролития ваших товарищей бабского пола. Вы, наверное, не поняли, что намерения у нас самые серьёзные, поэтому сегодня мы высылаем вам часть тела гражданки Розалии Самуиловны Землячки. Если вы и завтра будете плевать на судьбу ваших баб, мы будем убивать их по одной в день и присылать вам уже не пальчики, или ушки, а головы. Смерти этих женщин будут целиком на вашей совести. Дата. Подпись. Анархист Григорий Рогов»

     - А не боишься настоящим то именем подписываться? – Из тёмного угла раздался бас Кайгородова. – А вдруг они начнут мести по всей России всех, кто с такой фамилией живёт?

     - Шуточки у тебя, Петрович. Мне даже с них смешно. – Мрачно осклабился Гришан и раздельно произнёс – Ха – ха – ха. Нет, конечно, для такой экзекуции надо массу времени, а времени мы им как раз и не дадим. Пошли лучше оттяпаем у этой Землячки ухо. Хорошо бы с серьгой, чтобы опознать можно было. Были у ней серьги?

     ...

     (Москва. Кремль. Третий день Съезда)

     Рано утром десятого марта на кухне Кремлёвской столовой царила обычная для времени работы Съезда суета. Сновали грузчики с мешками крупы, сахара и картошки, голосистые кухарки переругивались с рубщиками мяса. Упитанные, даже в это голодное время, повара гремели кастрюлями и сковородками. Внезапно, перекрывая гам, под низкими сводами пронёсся истошный женский крик.

     - А – а – а – а! Батюшки светы! Матерь божья пресвятая богородица, помилуй мя грешну! – Голосила какая-то кухарка в гольевой19. В руке у нее зажато что-то плохо различимое в кухонном пару. – Что ж это деется, люди добрые? Это ж ухо! От живого человека отрезано! – Она опять издала дикий вопль.

     - Надоть охрану кликнуть – рассудительно пробасил один из подсобников, тащивший на пару с приятелем мешок с картошкой. – Пущай чека разбирается чего это на кухню человечьи ухи подкидывают.

     - Вот ты, Архипка, и иди, раз такой умный, - в тон ему ответил напарник. – В чеку пойдёшь, так и неизвестно, вернёшься, аль нет.

     А и пойду, надо сознательность проявлять! – Архип бросил мешок и отправился в гольевой цех. – Матрёха! Ты что ль голосила? Кажи, что ты там нашла. Можь, перепутала гриб какой с ухом?

     - Сам смотри, Петрович, вона я его туда бросила...

     - А где ты его обнаружила-то?

     - Вот в том вот мешке с битыми курями и лежало. – Матрёна ткнула грязным пальцем в валявшийся на полу мешок. – Глянь, там, кажись, ещё чего-то есть...

     - Точно, никак письмо. – Архип поднял обрывок афиши, на котором виднелся убористый рукописный текст. Матрёшка, ты читать умеешь?

     - Смеёшься, Петрович? Тут бедной женщине не до смеху... Тут вона ухи человечие... Ещё смотри, на ухе то серёжка болтатся. Да какà ладна... С камушком. Бабье ухо стало быть.

     - «То-ва-ри-щи, - начал читать медленно и по слогам Архип, - Товарищи! бо-ль-ше-ви-ки...» - он прервал сложный умственный процесс и сложил обрывок несколько раз. Потом подобрал ухо и положил его на письмо. – Пойду, отдам охране, пускай сами разбираются, что тут к чему.

     Через четверть часа ухо и письмо террористов лежали на столе у Дзержинского.

     ...

     - Но мы их обманем! – Ленин характерным жестом потряс над головой кулаком. – Да-с, Феликс Эдмундович, именно обманем! Ну, какие же сволочи! Отрезать ухо! До чего докатилась буржуазия! Поистине нет такой низости, на какой не может пойти капитал, чтобы достичь своих целей.

     Нечего с такими бандитами церемонится! Не-че-го! Мы дадим в «Правде» сообщение о согласии на переговоры. Пусть назначают время и место. Если эти мерзавцы такие хитрые, то я думаю, они найдут способ сообщить нам об этом. Проведём первый раунд. Всё узнаем. А потом со всей мощью пролетарского гнева обрушимся на головы этих сволочей. Ничего они не получат! НИ-ЧЕ-ГО!

     Проработайте этот вопрос и в ближайший перерыв доложите мне о готовности. Это архиважно! Всякое промедление – смерти подобно.

     - И пока не говорите больше никому. Я ещё подумаю, под каким соусом подать это всё. Феликс Эдмундович, я на вас надеюсь, а Бухарину я сам скажу, что в «Правде» следует написать.

     Уже утром следующего дня на первой полосе главного печатного органа большевиков красовалась броская статья за подписью главного редактора «Правды» Николая Бухарина: - «Идём ли мы на переговоры? Безусловно, да!» В статье любимец партии нёс какой-то вздор о профсоюзах, об анархо-синдикалистах и ещё о какой-то чепухе. Только заканчивалась статья странным предложением: «Мы согласны на любые переговоры, если будем знать место и время.

     ...

     - Клюнули большевички на нашу удочку! Клю-у-у-нули! Гришка! Пошло дело! – Кайгородов радовался как ребёнок. – Григорий, как думаешь дальше дело вести?

     - Следующим письмом потребуем, чтобы делегировали трёх товарищей, из тех, что решения могут принимать. На их усмотрение. Как думаешь, может лично товарищей Ленина и Троцкого пригласить?

     - Хорошая мысль, а третьим кого? Может этого, как его, ну грузин там один. Он у них единственный не еврейских кровей. Кажется, Сталин его кличка. Вот этих троих и потребуем, а там уж как они решат. Важно с местом и временем определиться. Если на полночь назначим, как думаешь, нормально будет?

     ...

     - Владимир Ильич, получен ответ на наше обращение в газете. На этот раз ночью караульному прямо за хлястик шинели засунули, да так ловко, что он даже не почувствовал. Пся крев! Спят они там что-ли эти часовые! С такой охраной нас скоро всех можно строем выводить, никто и шелохнётся. – Даже невозмутимый Дзержинский, чем дальше, тем больше терял хладнокровие.

     - Не волнуйтесь так, батенька! – Ленин наоборот почему-то пребывал в благодушном настроении. – С часовыми вы разберётесь позже. Да-с. Рассказывайте, что пишут наши террористы? Завтра нам провожать в Петроград добровольцев из делегатов Съезда. Мне необходимо знать, в каком ключе планировать вдохновляющую речь. Итак? Я весь внимание.

     - Даже и не знаю, что тут можно сказать, Владимир Ильич... – глава ВЧК и нарком внудел замялся в сомнении. – Очень странное требование.

     - Читайте, читайте, милейший Феликс Эдмундович. – Ленин раздражённо протянул руку. – Или давайте мне, я и сам могу прочесть.

     - Они требуют товарищам Ленину, Троцкому и Сталину завтра в полночь спуститься в подвал собора Чуда Архистратига Михаила. Что-то я даже не знаю, где это такой. Уж не на территории ли Кремля? Был тут какой-то Чудов монастырь.

     - Он самый, батенька, он самый. – Ленин озадаченно раскачивался, сунув по привычке большие пальцы в проймы жилетки. – Там у нас, кажется, курсантские казармы?

     - Завидую я вашей памяти, Владимир Ильич... Да, точно мы как монахов в восемнадцатом прогнали, так слушателей пулемётных курсов там поселили. Прямо в кельи. Курсанты ещё до начала Съезда отправлены в Петроград. В первый неудачный штурм их бросили. Сейчас там ночуют делегаты съезда. Как там будет проходить встреча с террористами, я ума не приложу.

     Эти подонки оказались оригинальнее, чем мы с вами, Феликс Эдмундович, думали. Что-то они опять придумали... – Ленин в задумчивости погладил бородку. – А ведь откуда-то эти ме'завцы узнали, что сегодня утром большая группа иногородних делегатов уедет в Петроград?

     Нет, идти мне, Троцкому и Сталину ни в коем случае нельзя. Пусть будут все ваши из Чрезвычайки. У вас, люди решительные, убеждённые, в чистоплюйстве незамеченные. Кого бы вы посоветовали?

     - Пойдёт Ксенофонтов20, - уверенно начал Дзержинский. – Это ответственный и самостоятельный товарищ. Вторым будет Давыдов21. Он у нас спец по внешней агентуре. Если будут следы Антанты, он их не упустит. Может быть...

     - Курского Дмитрия Ивановича22 назначим официальным главой этой группы. Он у нас мастер переговоров, кого хочешь уболтает, даром, что прокурор. – Ленин перебил Дзержинского, вспомнив одного из опытных соратников. – Кто всё-таки в вашей вотчине шпионит? Феликс Эдмундович, разберитесь там у себя. Надеюсь, вы понимаете, насколько это опасно.

     ...

     Голые ветви яблонь в палисаднике перед западным притвором собора Чуда Архистратига Михаила отбрасывали на ноздреватые мартовские сугробы размытые колышущиеся тени. Ближе к полуночи группа ответработников, назначенных Лениным, прибыла к храму. Доски, которым заколочен главный вход отодрали ещё днём, все помещения проверили. Проверили и верхний, и нижний ярусы подклета, но не обнаружили ничего примечательного. Вход в подвал тоже обнаружили. Открыли. Спустились по широкой лестнице в самый низ, где среди каменных ниш пыльных и опутанных тенётами не заметно ничего примечательного. Только лики святых смотрели равнодушно с древних фресок арочных сводов собора.

     Все участники поисков терялись в догадках, как в соборе появятся террористы.

     - Что ж, Дмитрий Иванович, - Дзержинский посмотрел в лицо наркома юстиции, - придётся вам теперь спускаться в подвал без охраны, тесно там будет, но тут уж ничего не попишешь.

     - Я готов, - пожал плечами Курский, - лишь бы наши партнёры по переговорам появились. В подвалы далеко ходили?

     - Всё обошли. Никого и ничего подозрительного не обнаружили... Ладно, нам пора, а то если действительно какое-то чудо замешано, то увидят террористы нашу суету и не появятся...

     Ровно в полночь в подвале остались только трое назначенных. Они стояли, с недоумением озирая каменные пыльные ниши, на которых когда-то укладывали мощи преставившихся святых. Неровный свет масляных ламп освещал неровную поверхность стен свободных от каких-либо изображений, в отличие от самого храма расписанного от пола до купола.

     Внезапно одна из плит пола дрогнула и начала медленно опускаться. Ксенофонтов вытащил из кобуры именной маузер и подошёл к краю.

     - Кажется, началось... - проговорил он, не поворачивая головы. – Вот же строили. Под подвалом ещё подвал. Боялись, значится, цари народного гнева, вон какие норы рыли, чтобы тушки свои спасти.

     Давыдов и Курский тоже подошли вплотную к постепенно углубляющемуся отверстию. Постепенно открывались стены вертикальной шахты выложенные известняковым «белым» камнем. В стене под плитой виднелись бронзовые грубокованные скобы.

     - Товарищи, можете спускаться, только осторожно! Ступеньки склизкие и пули у нас быстро летают, - раздался хрипловатый голос из мрака подземелья. – Поэтому оружием баловаться не надо.

     - Первым вы идите, Яков Христофорович, вы у нас самый молодой, - Курский тронул за рукав Давыдова. – Я за вами, а Иван Ксенофонтович будет замыкающим.

     Спуск не отнял много времени. В помещении с нависающими полукруглыми сводами теплее, чем в верхнем подклете. Свет факелов хорошо освещал всё центральное пространство узкого сводчатого коридора, что уходил куда-то в темноту.

     К посланцам приблизились двое в масках и серых крестьянских зипунах без воротников. Один из них поднёс факел к лицам гостей.

     - Что же вы, товарищи, нас обманываете? – в голосе хрипатого слышалось раздражение. – Сказано же было русским языком – Ленин, Троцкий и Сталин. А вы кто? Как с вами о важных вопросах говорить, если вы решения принимать не можете?

     Курский отодвинул рукой факел от лица и шагнул на встречу, как он догадался, главному в этой паре.

     - Нарком юстиции Курский, - он кивнул головой. – Справа заместитель ВЧК Ксенофонтов, слева начальник разведки этой же службы. Я надеюсь, что о значении ВЧК вы знаете. Нам даны все полномочия для решения любых вопросов. В крайнем случае, если ваши требования будут касаться всероссийского уровня, мы обязуемся донести требования до вышеозначенных товарищей максимально точно.

     - Народный комиссар юстиции... – хмыкнул хрипатый. - Важная птица... Как ты считашь, Петрович, пойдёт нам для разговору начальник прокуроров?

     - Пойдёт, Моисей Иваныч, - пускай буде нарком юстиции, - пробасил второй. – Надоело уже ваньку валять с этими дурацкими шпионскими письмами. Бабы голодают уже четвёртый день на одной воде живут, жалко их... А эти телятся - ни два, ни полтора.

     - Тогда мешки им на головы и ходу. Нам тут, если помнишь, больше часу колобродить по этому треклятому подземелью.

     Хрипатый приказал сдать оружие и надеть на головы гостям дерюжные, пахнущие плесенью мешки.

     - Не извольте беспокоиться дорогие товарищи большевики дойдём в лучшем виде, главное – спешить не надо, а то можно упасть и голову сломать.

     ...

     (Москва. Хитровка)

     - Повторяю, ещё раз, - хриплый голос мужика, сидящего напротив Курского, ровен, но нотки раздражения уже чуть позванивали в паузах. – Наши требования просты и понятны.

     Народ юга Сибири, на прошедших в ряде городов и крупных сёл плебисцитах высказался за самостоятельное существование вне единого с Советской Россией государства. Мы хотим создания отдельной, свободной республики. Как она будет называться, покажет будущее. Размежевание территорий должно проходить по северной границе Барнаульского, Кузнецкого и Минусинского уездов Томской и Енисейской губерний. Южная граница - по реке Иртыш и границе с Китаем и Монголией, включая в себя Урянхайский край и Ойротию.

     Мы требуем полного вывода с означенной территории всех воинских подразделений и вооружённых отрядов, прибывших из других частей страны, роспуск всех чрезвычайных комиссий и трибуналов, с последующим заключением равноправного договора о торговле и сотрудничестве.

     Товарищ Курский, вам всё понятно? – обратился он уже персонально к немного ошарашенному наркому.

     Тот ожидал, что вопрос будет всего лишь о золоте, продовольствии, в крайнем случае, общих для всех мятежников требований о «советах без коммунистов» и прочей подобной привычной уже демагогии. Молчание затянулось. На стенах подвального помещения без единого окна играли отблески огня факелов. Вся ситуация напоминала допрос инквизиции где-нибудь в Испании.

     Первым не выдержал самый молодой, и самый горячий Давыдов-Давидян. От волнения кавказский акцент делал его речь анекдотичной.

     - Пачему ты так гаваришь! Паслушай, да! От вэлики Россыя оторвать такой балшой кусок, да? – Парень вдруг резко вскочил и уже размахнулся чтобы ударить, сидевшего противника.

     - Сядьте, товарищ Давыдов, - перехватил его руку Ксенофонтов. – Требовать они могут, что угодно, как говорится – «съесть то он съесть, да хто ж ему дасть». Затем Ксенофонтов повернулся к Рогову.

     - Вам, неуважаемый Моисей Иванович, я уже сейчас могу сказать только одно, – Иван Ксенофонтович говорил тихо и медленно, но так весомо, что каждое его слово падало как пудовая гиря. – Я бы пристрелил вас прямо здесь и сейчас, но не буду этого делать, так как обязался передать ваши требования Владимиру Ильичу и Феликсу Эдмундовичу. Так что живите пока. Скажу вам сразу, никаких шансов на то, что ваши требования будут рассмотрены нет. Считаю, что переговоры можно прекратить за нереальностью требований одной из сторон. Женщин, конечно, жаль, но карающая рука пролетариата рано или поздно притянет вас к суровой ответственности и пощады вам не будет.

     - Петрович, мне кажется он прав, хватит воду в ступе толочь. – Рогов демонстративно отвернулся от Курского. – Подождём ещё день и всех баб расстреляем к чертям собачьим. Нет, так и не надо. Будем по-другому правду защищать. Пусть у них Алтайская земля под ногами горит. Видит бог, мы хотели всё без крови решить. Но не судьба...

     ...

     (Москва. Кремль)

     Рано утром ещё до начала четвертого дня съезда в кабинете Ленина состоялась встреча с парламентёрами. Курский сильно удивлён, увидев, как повеселел Владимир Ильич. Присутствовавший тут же Дзержинский, держась в стороне от разговора, тоже улыбался в бородку.

     - Значит, говорите, требуют независимость для алтайских туземцев? – Ленин даже рассмеялся, как будто наслаждаясь детской наивностью «простых сердец». – Ну, надо же какая святая простота. Они, видите ли, провели всенародное голосование, и считают теперь, что им можно от имени народа говорить. Какая мелкая и подлая идейка!

     Тут Ленин не удержался на месте, а начал мерить шагами кабинет, а сидевшие за столом неудавшиеся парламентёры вынуждены были вертеть головами вслед за его мечущейся фигурой.

     - А ведь можно посмотреть на ситуацию по-другому! – Ленин, наконец, остановился и хитро прищурился. – Слушайте меня внимательно, потом скажете, если будут возражения.

     Он сел за стол расправил перед собой лист бумаги и, взяв в руки карандаш, на мгновение замолк.

     - Итак, что мы имеем? Первое, мятеж в Кронштадте! Восстания на Тамбовщине, в Тобольской губернии и в казачьих областях. В Екатеринославщине бесчинствует Махно. В стране продовольственный, транспортный и топливный кризисы. Ко всему этому, командир 26 стрелковой дивизии Гайлит сообщает, что китайские милитаристы сосредотачиваются на территории Китайского Алтая. Я не знаю, откуда там собралась такая силища, но пренебречь мы такой опасностью не можем.- Он на мгновение прикрыл глаза. – Нет! История нам этого не простит!

     Ленин сделал полный круг по кабинету. Подошёл к стене и поводил взглядом по большой карте России.

     - Мы в прошлом году в подобных условиях пошли на создание ДВР, чтобы избежать столкновения с Японией. Теперь у нас есть прекрасная возможность проделать то же самое и на Алтае. Всё, что эти бандиты требуют мы, конечно же отдавать не можем и не должны, но чем-то можем и поступиться. Пускай эта партизанско-бандитская братия сама с китайцами и разбирается. А потом... – Ильич отмахнулся ладошкой от воображаемой мухи.

     Все, кто находился в этот момент в комнате, с облегчением вздохнули.

     - Я думаю, - не мог остановить поток творческой мысли Ленин. – Я думаю, что эти шалопаи прибегут к нам уже летом, чтобы просить о размещении воинских гарнизонов на территории Алтая. А мы с них за это будем плату брать, зерном, золотом и пушниной. Посмотрим ещё, как им себя почувствуют в ежовых рукавицах.

     ...

     (Поезд «Москва-Бийск»)

     В процессе второго раунда переговоров большевикам удалось уговорить алтайцев умерить аппетиты и ограничиться территориями южнее рек Алей, Чумыш, Томь, Абакан и Кебеж. Южной границей договорились считать северный берег реки Иртыш до впадения в него Убы и далее по Убе до Алея. На территории независимой алтайской государственности, таким образом, не оставалось крупных городов кроме Бийска и Змеиногорска. Не проходило по ней и железных дорог, кроме дороги «Барнаул – Бийск». Правда пограничными городами становились теперь Барнаул, Кузнецк, Абакан и Усть-Каменогорск. По Кузнецку и Усть-Каменогорску принято решение провести плебисцит, по результатам которого и определить принадлежность этих городов. В качестве платы за эту уступку алтайской стороне передавались безвозмездно склады оружия, обмундирования и боеприпасов, оказывающиеся на её территории. В свою очередь алтайская сторона принимала на себя обязательства не чинить препятствия эвакуации продовольственных и топливных резервов РККА и НКВД.

     За неделю, пока поезд медленно перебирал стыки рельс на многовёрстном пути, команда «террористов-дипломатов» успела придумать название, флаг, герб и гимн нового государства. Рогов, как убеждённый анархист, сначала выступал категорически против самого слова «государство», но подобрать понятный, краткий и легко объяснимый термин так и не смог. Пришлось ему в конце концов согласиться со всем понятным словом.

     - Только это всё равно не должно нам вносить путаницу. Так как главная идея – свободный союз всех входящих в него общин. Я вот как соберусь с мыслями, как напишу эту, как её, конь-сти-туцию... Но позже. – Сдался он, наконец.

     Флаг представлял из себя зелёное полотнище с белым кругом. В центре круга - жёлто-чёрные рыбки мандалы инь-ян. Зелёный символизировал спокойствие и мощь тайги, чёрный – идеи анархии, а белый чистоту и справедливость. Мандала дуализма передавала вечный круговорот жизни с переходом из одного состояния в другое.

     Герб Гуркин нарисовал со всякими геральдическими кунштюками в виде грифонов с хищными клювами и медведей с устрашающими когтями. Кроме средневекового зоопарка там можно любоваться ещё кучей всего: и короны, и знамёна, и серпы с молотами, и ружья с пушками и много чего. Рогов и Кайгородов такой герб забраковали.

     - Каша какая-то, проще надо изображать и в круг, чтобы вписывался. – Втолковывали мужики новоявленному герольд-художнику. - Гербовая печать, слышал, Чорос, такое выражение?

     В Новониколаевске Гуркин герб устаканил. В зелёный круг вписаны белые звёзды, по числу основных народов населявших Южную Сибирь, а центр занимала та же мандала, что и на флаге.

     - Что-то мне не заходит... – почесав затылок буркнул Рогов, - ещё думать надо.

     - Да, ещё не очень, хотя уже и лучше, чем прошлый зверинец, - поддержал командира Кайгородов. – А может нарисовать на одной половине мишку зелёного, на белом фоне, а на зелёной половине – написать что-нибудь торжественное?

     Пришли к мысли, что герб всё-таки придётся поручить специалистам, или объявить конкурс по всему миру.

     - Пусть узнает весь мир, что появилась в центре Азии новая страна. – Подытожил Кайгородов, разливая по кружкам смирновскую водку из запасов хитрованов.

     Зато с гимном всё решилось очень просто. В качестве мелодии и слов взяли – «Марш сибирских стрелков», только слова всё тот же Гуркин немного подрихтовал под Алтайские реалии. Всем понравилось и уже на следующий день друзья зычно горланили на весь вагон:

     Средь тайги, тайги дрему-учей

     У Алтайских гор стра-ана

     И привольна, и могуча,

     И богата, и сильна!

     Через неделю в здании Бийского вокзала состоялся торжественный банкет по случаю обретения политической независимости Алтайской конфедерации. На банкете наряду с представителями Бийской и Улалинской общественности присутствовали уже не как пленницы, а как почётные гости, женщины-делегаты, до того игравшие роль гарантов безопасности московской экспедиции. Они уже на следующий день должны снова сесть в поезд и отправиться обратно в Москву. А сегодня их ждала баня, хорошая кухня, номера в лучшей гостинице Бийска и сувенир из золотого червонца на цепочке.

     День 18 марта провозглашён днём независимости нового государственного образования.

     24. ЭПИЛОГ. ПО СЛЕДАМ ОДНОЙ АВАНТЮРИСТКИ

     (Англия. Графство Кент. Усадьба Чартвелл)

     Чартвелл – недавно приобретенная резиденция сэра Уинстона Черчилля герцога Мальборо, скрывался в густом зимнем тумане. Утром шёл дождь, который к вечеру сменил мокрый снег. Рыжий кот Джок расположился у камина, в единственном тёплом месте громадного особняка.

     В столовой большого викторианского дома собралось семейство Черчиллей. В этом году сэр Уинстон достиг очередной вершины политической карьеры. Его выбрали канцлером казначейства кабинета министров его величества. Хлопот прибавилось, так как новая должность не очень подходила для его деятельной натуры. Уинстону никогда не нравилось копаться в безликой цифири, пусть даже за ней и стояли судьбы Империи и населявших её народов.

     По заведённой традиции, в гостях у семейства Черчилля-старшего на Рождество приехало семейство младшего брата Джона Черчилля. В нынешний промозглый вечер праздник был тих и по-семейному спокоен. Отсутствовала шумная семейка кузины Клэр Шеридан с её детьми, которые вносили суету и переполох. Вот уже два года, как Уинстон простил Клэр её увлечение большевизмом, поняв, что увлекалась его страстная кузина не столько большевизмом, сколько большевиками. Личное знакомство всегда охлаждало её пыл. С прошлого года, когда она увлеклась фашизмом и фашистами, Советы резко переменили к ней отношение. Ей не запретили въезд в страну, но отказали во встречах все высшие чиновники государства.

     - От Клэр вести так и не приходили? – Уинстон затянулся кубинской сигарой и подвинув чёрное кресло, уютно разместился в нём, вытянув ноги к огню.

     - Вот уже больше трёх месяцев ни письма, ни телеграммы, - Джон Черчилль плеснул себе и брату на палец коньяку. – Знаешь, Уинстон, меня начинает беспокоить такое положение дел. Даже появилась мысль организовать экспедицию на её поиски.

     - Вспоминается тот француз, как там его? Который отправил детей на поиски их отца, - усмехнулся старший Черчилль23. – Брось, Джонни, это пустое, ты же знаешь какая взбалмошная и непредсказуемая наша кузина. То у неё коммунисты в фаворе, то фашисты, тут она вдруг анархистами увлеклась. Со всеми ей надо переспать.

     - Винни, ты не прав, - бросился защищать любимую кузину Джон, - да, наша Клэр немного взбалмошная, где-то даже вздорная натура, но она человек искусства, а такие люди - подарок господа человечеству. Особенно редки в этом смысле женщины. Да, дорогой Винни, спасибо тебе за подсказку, я всё-таки отправлюсь на её поиски. Нельзя допустить такой потери. Иначе я себе не прощу.

     - Что там кто кому простит на этом уровне такие пустяки, Джонни. История не простит мне «Дарданеллы24», - Уинстон поднял бокал и посмотрел сквозь коньяк на языки пламени с треском извивающиеся в камине. – В позапрошлом году большевики дали ей хороший урок. Но его ей хватило ненадолго.

     - Ты, наверное, прав, - Джонни поднёс к губам бокал, - но всё-таки я не могу оставаться в неведении. Кроме того, мне и самому интересно увидеть, что там происходит, в самом центре этого огромного континента.

     - Поезжай, Джонни, не могу тебе препятствовать, я бы и сам составил тебе компанию, вспомнил молодость... Судан, Куба, Радж25... Молодость, молодость... Кстати, Джонни, ты не боишься, что тебя бросят в каталажку эти жуткие ребята из это их Джи Пи Ю26? Москва же раздувает сейчас бешеную антианглийскую истерию. Всё эти треклятые шахтёры, чёрт бы их побрал. Моду взяли, чуть что, сразу забастовка... Хорошо, что Болдуин ведёт жёсткую политику. Надо показать этим профсоюзным бандитам...

     - Винни, ты что? – замахал руками на брата младший. – Успокойся, мы не в парламенте. Сегодня Рождество, до весны ещё куча времени. Может быть всё к тому времени утрясётся. Первого мая у русских какой-то вселенский праздник, на который собираются комми со всего света. Вот и я поеду за компанию. – Джон звонко рассмеялся собственной шутке.

     Внезапно разговор братьев прервал звук урчащего мотора за стеклом. Кто-то ещё прибыл в гости в этот Рождественский вечер. Тут же в кабинет вбежала крошка Мэри27.

     - Папа, - кричала она в восторге, - папа, смотри это Санта привёз мне подарки на автомобиле!

     Братьям Черчиллям ничего не оставалось, кроме как отправиться встречать «Санта-Клауса» вместе с маленькой шалуньей.

     ...

     (СССР. Ленинград, четыре месяца спустя)

      В конце апреля 1926 года, вместе с членами английской секции Коминтерна, на набережную Лейтенанта Шмидта ступил солидный мужчина плотной комплекции в экстравагантном костюме. В охотничьи сапоги заправлены добротные кавалерийские галифе изрядно выгоревшие на солнце. Пестрый вязаный жилет на белую рубашку с туго завязанным чёрным галстуком облегали тяжеловесный торс. Завершала ансамбль клетчатая кепка-реглан с ушами. Во рту, как положено, дымится трубка, через плечо – офицерский планшет «Same Brown».

     Это Джон Стрэндж Спенсер-Черчилль, прибывший в СССР официально для расширения сотрудничества деловых кругов Великобритании и СССР. Именно так написано в официальном запросе на визу. Управляющий Лондонским филиалом компании « Thomas Cook & Son» был поставлен в известность и о неофициальной цели – поиске кузины, пропавшей без вести в дебрях Алтайской тайги.

     Была и третья, ещё более скрытая цель, о которой знали только брат Джона - Уинстон Черчилль и несколько высших имперских чиновников. Британцев интересовало проникновение в таинственное «государство» Белогория. Очень уж удобным казалось контролировать самый центр Евразийского континента. Тем более, что ещё старик Маккиндер предсказывал ключевое значение этого «Хартленда».

     - Мы уже второй год пытаемся открыть представительство в Советской России, но дело не движется ни как, - жаловался Черчиллю управляющий турфирмы. – В этой стране невозможно работать. У нас есть определённые наработки и связи, но сразу предупрежу вас, в СССР вы ни за какие деньги не найдёте привычного вам сервиса. Мы бы смогли вам его обеспечить в любой африканской или азиатской стране, но не в России. Единственное, что я могу вам обещать, наш персонал сделает всё возможное.

     Контора Кука хорошо потрудилась и смогла добиться от советских представителей разрешения на въезд и перемещение по стране до границы с Белогорией.

     Уинстон договорился с руководством SIS28 о представлении Джону наиболее надёжного сопровождающего с хорошим знанием реалий и России и Сибири. Джордж Келл29 лично подобрал для поездки гида и переводчика – бывшего офицера из армии Александра Колчака со шведской фамилией Окерлунд30.

     Не успел уважаемый джентльмен покинуть, качающиеся на морском солёном ветру сходни, как к нему уже спешили суровые парни в фуражках с синими тульями и красными околышами. На рукаве белого кителя одного из них виднелся ромб комбрига. Джон лишь хмыкнул про себя. Он понимал, от навязчивых услуг ГПУ никуда не деться.

     - Зато не надо заботиться о транспорте, - пробормотал он про себя. Затем уже, обращаясь к Окерлунду, - как думаете, мистер Окерлунд, долго нас будут инструктировать господа из ДжиПиЮ?

     - Хотелось бы надеяться, что сегодня отпустят, но кто этих товарищей разберёт... – в голосе русского слышалось некоторое волнение.

     Действительность превзошла их самые смелые ожидания. Возможно, по причине заинтересованности советского руководства в налаживании международных контактов, продержали мистера Черчилля в иностранном отделе Ленинградского ГПУ не более трёх часов. Не обошлось и без «наседки». К ним приставлена женщина-чекист лет тридцати. Если бы не излишняя худоба, её можно было бы назвать красивой. К тому же суровый взгляд карих глаз, короткая стрижка и сжатые тонкие губы вызывали скорее страх, чем симпатию.

     - Лариса Рейснер, корреспондент газеты «Известия», рада приветствовать вас, сэр Черчилль в Советской России. - Женщина протянула узкую ладонь для рукопожатия, изогнув губы в подобие улыбки.

     Черчилль ловко поймал ухоженную ручку и склонился с поцелуем, а Окерлунд посчитал возможным продемонстрировать знание русского языка.

     - Мы тоже рады такой заботе о нас от лица ГПУ и руководства СССР. Особенно приятно, что нас встречает такая красивая дама, - попытался сделать комплимент Окерлунд – Вам очень к лицу эта модная стрижка, мадам.

     - Не будем терять времени, - Лариса отняла руку и перешла на английский. – Следуйте за нами. Сейчас я вас доставлю к месту проживания, а завтра утром мы выезжаем в Москву. Вам сказочно повезло, господа. Вы имеете редкую возможность для иностранных буржуев принять участие в праздновании Дня Интернационала.

     - Как? Разве нам разрешат пройти по Красной Площади в рядах демонстрантов? – Окерлунд искренне удивлён.

     - Нет, конечно, - Лариса снисходительно вздохнула. – Вы приглашены на трибуну иностранных делегаций.

     Джон Черчилль с удивлением уставился на сопровождающую, - а отказаться от такой великой чести никак нельзя? Мне бы хотелось быстрее оказаться в Белогирии. – В его голосе слышалось явное недовольство.

     - Нет! – отрезала Лариса. – Кроме праздника, у вас ещё встреча с руководителями наркоматов. Вы же у нас представитель деловых кругов Британии. Вот и будьте таковым, проявите уважение к принимающей стороне.

     Через два дня утром Джон Спенсер-Черчилль уже был в Москве и с унылым видом сидел на скрипучей скамейке. Слева возвышался странный деревянный зиккурат.

     - Правду ли говорят, - повернулся он к Ларисе, - что внутри этого сооружения вы спрятали саркофаг с забальзамированным телом вождя?

     - Да, по многочисленным просьбам трудящихся, ЦК ВКП(б) принял очень непростое решение, сохранить тело великого пролетарского вождя. – Голос Ларисы звучал ровно и бесстрастно. Она явно повторяла заученный текст.

     Их места располагались на краю верхнего гостевого ряда. Оттуда хорошо видны, собравшиеся на трибуне мавзолея советские вожди. Черчиллю интересно наблюдать за ними. Он даже пожалел, что Окерлунду пропуск не дали. Он остался в спецквартире на на улице с непроизносимым названием, что-то вроде Wosdvijenka. Хорошо ещё, что эта Воздвиженка недалеко от Красной площади.

     Между тем на площади начинается торжественный спектакль. Тысячи солдат Московского гарнизона парадным прусским шагом проходят по брусчатке древней площади. Направо, на мавзолей, равняются колонны. За пехотой идут красные курсанты, кавалерия. По брусчатке скрежещут траками танки. В полдень подкатывают автомашины, приспособленные под ораторские трибуны. Приближается шествие рабочих... Перед каждым предприятием движется знамя, за ним маршируют дети в красных галстуках. За детьми следуют рабочие. Они несут эмблемы своей фабрики или завода: прялку или веретено, рубанок или молоток, автомобильную шину или башмак, нож или кирпич. Для Черчилля это смотрится немного наивно, немного смешно, зато сопровождающая его Лариса Рейснер расчувствовалась. Даже аккуратно промокает платочком уголки глаз. Демонстрация длится целых шесть часов...

     Ещё день ушёл на нудные переговоры с советскими чиновниками, которые мечтали получить с представителя «загнивающего строя» как можно больше, ничего не давая в ответ. Джон тоже крутился как мог, не давая ни каких обещаний, кроме как поставить в известность, довести до сведения, проинформировать деловые круги Сити, лишь бы ему разрешили, наконец, сесть в поезд и отправиться на восток. Как сказал по этому поводу Окерлунд – в Москве много часовых мастерских, но здесь совершенно не ценят время...

     Только на третий день компании удалось вырваться из цепких объятий партийно-хозяйственной машины.

     - Ви очен хитры, товарищ Черчилль, - говорил с заметным кавказским акцентом усатый и рябой секретарь коммунистической партии. – Ви так и не сказалы нам ничего опрэделённого.

     Почему представитель деловых и финансовых кругов Британской империи должен что-то обещать какому-то секретарю, пусть даже генеральному, Черчиллю совершенно не понятно. А вот о Клэр никто ничего рассказать не мог. Лев Каменев, бывший поклонник Клэр, а в жизни нарком торговли, в неформальной обстановке смог сообщить только, что зимой прошлого года миссис Шеридан покинула Москву, благополучно добралась до Барнаула, где пересекла границу анархической конфедерации. Больше о ней никто ничего в Москве не слышал.

     - Бросьте, мистер Черчилль, вашу безумную затею, - в который раз повторял Каменев. Он прекрасно владел английским. – Белогория страшное место, особенно для женщин. Там практикуются всякие ужасы вроде древних кровавых ритуалов. Многожёнство там в порядке вещей. Даже храмовая проституция присутствует... и даже... вы не поверите! даже культовая наркомания!

     - Лев Борисович, вы хотите сказать, что нашу милую Клэр принесли в жертву? А может её силой удерживают в гареме какого-нибудь местного богдыхана? – Черчиллю стало смешно от таких предположений. У него не укладывалось в голове, что его кузина, женщина, безусловно, вздорная и взбалмошная, но отчаянно смелая и ловкая, могла попасть в серьёзный переплёт.

     - Вовсе я не хочу ничего такого... – смутился Каменев. – Во всяком случае, удачи вам, и передавайте миссис Клэр горячий привет от Лёвы Каменева, - нарком с чувством пожал протянутую руку. – Всего доброго!

     ...

     (Белогория. Бийск)

     Неделя в тряском и тесном купе, однообразные унылые пейзажи, медленно проплывающие за окном, сажа и копоть паровозного дыма утомили путешественников и они были страшно рады, когда поезд прогрохотал по мосту над полноводной Обью. В Новосибирске они должны пересесть на другой поезд, который доставит их в Бийск – финансово-промышленный центр Белогории. До административного и культурного центра, города с громким названием Каракорумск, надо будет добираться либо верхом трое суток, либо, если им повезёт и удастся нанять авто – то полдня. Расположен Каракорумск где-то в отрогах Алтайских гор, поэтому даже при наличии автомобиля, часть пути придётся двигаться пешим порядком или верхом.

     В Барнауле Черчилль и его спутники были задержаны на целые сутки. Не помогли даже грозные сопроводительные письма Ларисы Рейснер.

     - Откуда я должен знать, что вам разрешено без очереди пересекать границу Союза Советских Социалистических Республик? - Втолковывал им грузный усатый пограничник в Барнаульском ОВиРе31. - Бумаги ваши это лишь бумаги, я таких сам скока хошь заскирдую. А в Белогорию кого попало пускать мне запрещено, вот позвонит мне лично предгубкома, товарищ Эйхе, скажет, что можно вам ехать, тогда пожалуйста. Езжайте куда хотите. Хоть в Белогорию, хоть в Тибет, хоть к чёрту на рога.

     Пришлось Ларисе срочно телефонировать в Новосибирск и требовать вождя Сибирских коммунистов Роберта Индриковича Эйхе. Тот не стал упорствовать, а просто попросил передать трубку бдительному пограничнику. Вопрос был решён мгновенно, и уже через час поезд из десяти вагонов лениво стучал по стыкам рельсов, унося английского аристократа, русского офицера и еврейскую революционерку в сторону Центра Азии.

     В отличие от Советской России на перроне Бийского вокзала никакого собрания по поводу встречи не было. Да и вообще никого не интересовало, кто и зачем приехал в этот почти летний день в самый большой город молодой республики.

     Привокзальная площадь жила бурной жизнью. Между двухэтажными кирпичными магазинами сновали носильщики, торговцы уличной едой и дворники, которых на удивление много. Вокруг пестрели яркие рекламные вывески, на уличных растяжках ветер раскачивал красное полотнище с чёрными буквами. Буквы складывались в – «АНАРХИЯ – МАТЬ ПОРЯДКА». Шумно хлопала крыльями стая голубей, которую только что согнали дворники.

      Черчилль, Окерлунд и Лариса Рейснер стояли посреди привокзальной площади, курили и гадали, почему их появление никого не интересует. Во всех странах мира ко всем лицам пересекающим границу – повышенный интерес, а тут до них нет никому дела.

     - У этих анархистов полная свобода перемещения, - вспомнила Лариса. - Мне на инструктаже об этом говорили, но не уточнили, что контроля за пересечением границы у них нет, хотя это именно та свобода, что самая сво...

     - Лариса, милая, что-то вы заговариваться начинаете, - притормозил её Окерлунд. - Так значит, свобода передвижения? То есть, кто угодно может сюда приехать и остаться жить?

     - На счёт остаться жить, я не знаю, - Лариса задумалась на мгновение. – Мне говорили, что чтобы здесь поселиться временно, надо найти какое-то жилище и заключить договор на проживание с владельцем. А чтобы – постоянно, наверное, надо арендовать участок у местной общины. Тут же община – главный решающий элемент всей конфедерации, помните, я вам в поезде рассказывала?

     - Наверное, для бедного и малонаселённого государства такая политика и в самом деле приносит определённую пользу, вспомните, как выросли на эмигрантах САСШ, - Черчилль начал выступать, словно на митинге, но вовремя остановился. – Впрочем, господа, нам пора задуматься о наших дальнейших действиях по поиску миссис Шеридан.

     - Интересно, есть ли здесь какие-то службы занимающиеся поисками? – повернувшись к Ларисе, спросил Окерлунд. – В нормальных странах этим обычно занимается полиция.

     - Вроде бы полиция у них отсутствует вообще, а за порядком следят какие-то добровольные народные дружины. Это что-то похожее на отряды Красной Гвардии в 1917 году. Не помню, чтобы красногвардейцы поиском пропавших занимались, но нам, наверное, лучше всего спросить у этих самых дружинников. Знать бы ещё, где их найти.

     - О! Да вот же они! – Окерлунд кивнул в сторону трёх всадников лихо выруливших на привокзальную площадь. Все трое одеты в подобие казачьей летней формы сибирского казачьего войска – белые «ермаковки» с красными погонами, синие шаровары с зелёными лампасами. В руке у каждого – нагайка. На голове, как положено, фуражки с зелёной тульей.

     Гости дорогие! – крикнул зверского вида пожилой бородач. – Куды путь держите? Ищете кого? Может чем помочь? Так вы не стесняйтесь! Первый раз в Бийске, наверное?

     - Какие у вас кони статные, - игриво качнула обтянутым черной юбкой бедром Лариса. – И сами вы мужчины видные, любо-дорого посмотреть.

     - Спасибо, милая барышня на добром слове, но всё-таки, куды вам надоть?

     - Ищем мы одну женщину из Англии. Больше года уже никаких вестей не было. Родственники волнуются. Может быть, знаете, служивые, кто в Белогории поисками пропавших путников занимается?

     - Должно, Горная Стража. Так ведь, Евсеич? – Самый рослый обернулся к пожилому усачу. - Это вам сейчас надоть по Стрелочному, потом свернуть на Александровскую... – Евсеич, присмотри за моим коником, я лучше провожу товарищей прямо до места. – Казак ловко спрыгнул на булыжную мостовую и усиленно замахал руками, тормозя извозчика.

     ...

     Начальник управления Горной Стражи Плотников Филипп Долматович, бывший красный партизан и командир партизанского полка в армии Ефима Мамонтова очень удивлён появлением в его кабинете странных гостей. Он никогда не представлял, что будет разговаривать с живым английским аристократом. Сказал бы кто лет десять назад о таком повороте, он бы ещё и в ухо, такому брехуну залепил.

     Что до миссис Шеридан, то Плотников прекрасно помнил, как года полтора назад в Бийске появилась экстравагантная особа женского пола. В кожаном шлеме, кожаных штанах и больших очках-консервах разъезжала по Бийску на грохочущем и чадящем мотоциклете. Мотоциклет, конечно, класс! Но через месяц барышня укатила в сторону гор, и больше ничего о ней слышно не было. Так как никто о пропаже не заявлял, то и искать её никто не искал.

     - Иностранные гости – большая редкость в нашей стороне, - успокаивал англичанина Филипп Долматович, разливая по чашкам ароматный смородиновый чай. – Вот сейчас сообразим с вами заявление, вы подробно опишете словесный, так сказать, портрет, особые приметы, фото приложите, а потом мы делу, как говорится, ход дадим. Вот увидите, не пройдёт и недели, как найдётся ваша кузина. Никуда не денется. Думаю, что нашла она какого-нибудь гарного хлопца да и вышла за него взамуж.

     - Это вряд ли, - перебил словоохотливого чиновника Окерлунд. – У неё в Англии двое несовершеннолетних детей осталось.

     - Ежели детки, тогда, да, - согласился Филипп Долматович. – Супротив материнского инс-тин-кту не попрёшь. Мы в любом случае искать будем. Вы-то сами как собирались искать? Наверняка, не в Бийске сидеть?

     - Конечно, двинем в сторону гор, там же у вас вся культурная жизнь кипит. – Окерлунд в этот раз активно вёл переговоры. После прохождения процедуры получения английского вида на жительство в общении с чиновниками он стал виртуозом.

      - Тогда я бы порекомендовал вам задержаться на неделю в Бийске. Мы поработаем и выдадим вам какой-то материал. Либо скажем, куда вам направляться, либо сообщим, что вообще происходило. Потом так и будем, так сказать, работать. У нас центры НГС в Каракорумске, в Улале, Кебезени, Змеиногорске, в этом как его, - он, вспоминая, пощёлкал пальцами, - в Белоцарске... да ещё в Кузнецке и Минусинске. С этими городами у нас прямая телеграфная связь. А пока живите наслаждайтесь в нашем прекрасном Бийске. У нас очень интересный кружок философов образовался. Николай Бердяев его возглавил, слышали о таком, ну он ещё «Вольную академию духовной культуры» придумал и теперь в этой академии лекции читает для всех желающих.

     - Он же кондовый православный? – удивилась Лариса. – Его же из-за мракобесия из СССР выгнали. А у вас, я слышала, с религией тоже контры.

     - Контры, это да, это вы девушка правильно заметили, но запрета на любую творческую деятельность у нас нет и быть не может. Потому как, это будет нарушение нашего главного закона. Полная духовная свобода в отличие от Совдепии. Пишем, говорим, обсуждаем что хотим. Это закон. - Филипп Долматович строго посмотрел на женщину. – Вот принуждать кого-то к чему бы то ни было, агрессия по любому поводу – это ни-ни. Организовывать секты религиозные или политические, карается... да-с, и строго-с.

     Филипп Долматович порылся в ящике могучего стола и достал какой-то листок.

     - Вот могу вам репертуарный план предложить на май месяц. У нас в Бийске прекрасные театры! Алька Розенбаум32 такие потешные комедии сочиняет, просто обхохочешься. Сергей Леонтьев33 балеты ставит... Не поверите, к нам из Китая из английской миссии специально приезжают насладиться, так сказать. - Филипп Долматович гордо подкрутил ус. – Да-с! Кстати завтра дают «Петрушку34», очень рекомендую. Витя Смольцов35 первую партию танцует. Моя жена от него просто без ума... Может только билетов не достаться. Театр у нас пока маленький всего на...

     - Да, пренепременнейше, перебил главу НГС Окерлунд, - милейший, Филипп Долматович, порекомендуйте нам лучше постоялый двор поприличнее. И вот ещё что, верхом по Белогории путешествовать хорошо, но долго, есть ли возможность арендовать авто?

     - Гостиниц в Бийске хватает, у нас народ, так сказать, подвижный, да и из Советской России бывает, что к нам заезжают. Есть и перворазрядная гостиница со всеми, так сказать, удобствами. Можно прямо от меня позвонить, номера забронировать. С автомобилем сложнее, всё-таки ни в Китае, ни, извините за выражение, в Совдепии автозаводов нет. У нас тоже пока только планы. Авто в частном пользовании, конечно, имеются. Но гарантий, что вы с хозяевами договоритесь, я вам дать не могу. Только, на мой взгляд, лошадки они как-то, так сказать, надёжнее будут. Бензин же придётся с собой везти. Да и дорог у нас тоже пока, так сказать, маловато. Вот смотрите: - Чуйский тракт до Китайского Кобдо36 и дальше в Синьцзян, потом Кузнецкий тракт на Минусинск и в Урянхайскую область, ещё Змеиногорский до Усть-Каменогорска ну и строящиеся – Ануйский, Чемальский, Телецкий. По строящимся на машинах не проехать, а на лошадках - со всем нашим удовольствием. К тому же, машинкам бензин нужён, а коники летом травку завсегда...

     - Хотелось бы всё-таки авто, так что напишите, будьте любезны, адреса владельцев, надеюсь, нам удастся с ними договориться.

     - Во-от! Точно! Вспомнил! – Вдруг воскликнул Плотников. – Автомобиль самый лучший у нас в городе в прошлом годе купил, так сказать, купец Кричевцев. Прямо из Лондона ему доставили. Хорошо, что сейчас в России НЭП... Марки «Остин» с крышей, с окнами, всё как положено. И что ещё хорошо, Этот самый купец неплохой гостиницей владеет. Он бывший особняк Ассанова перестроил. Сам-то Николай Иванович Ассанов в Китае предпочитает жить, а всё Бийское и прочее Белогорское хозяйство он на шурина переписал. Тот и рад. Он во всех городах нашей республики гостиницы, магазины, мельницы открыл. Деньги лопатой гребёт.

     - Филипп Долматович, - Окерлунд опять тормознул говорливого мужика, - спасибо вам за совет, наверное, нам действительно подойдёт ваше предложение, но, ради бога, скажите, наконец, как нам добраться до этой гостиницы.

     - Извините, товарищи, простите, Христа ради, что-то я на старости лет стал, так сказать, болтлив, - Плотников встал из-за служебного стола, поманил гостей на улицу. – Сей момент, мы поймаем для вас извозчика, и вы мигом у гостиницы окажетесь. Багажа у вас, я смотрю, не много.

     - Да, чуть не забыл, - хлопнул себя по лбу Окерлунд. – Где можно поменять русские рубли на вашу валюту? Или английские фунты?

     - Можете не беспокоиться у нас везде, кроме самых отдалённых улусов берут любые денежные знаки. Курс корректируется ежемесячно с привязкой к стоимости зерна на Чикагской товарной бирже. Получается, что наши деньги, это натуральное зерно, то есть самые обеспеченные деньги в мире. Хлеб то он ценнее золота будет в голодный год. Потому и денежная единица у нас называется пуд. – Плотников опять пустился в пространные рассуждения, теперь на тему финансов.

     Он достал с полки потрёпанный гросс-бух и начал не очень ловко в нём копаться. Наконец нашёл нужную страницу и продолжил о финансах.

     - Вот смотрите... Котировки проводятся раз в месяц. Глянем последние торги Чикагской товарной биржи. Тэк-с... Бушель пшеницы стоит... – 65 центов. Бушель это чуть меньше двух пудов. Пуд зерна будет стоить 38 центов. Люксовые номера в «Карлсбаде» стоят 100 пудов за ночь, значит, вам это дело обойдётся... впрочем, считайте сами, главное я вам рассказал. В рубли, фунты или, там юани переводить можно по текущему курсу.

     ...

     Гостиница с громким названием «Карлсбад-Люкс» действительно оказалась достойным для проживания местом. Наличие собственной котельной, обеспечивало гостей горячей водой в любое время дня и ночи, в номерах имелись ванные комнаты с большими чугунными ваннами. А в подвале работала прекрасная парная баня с купелью. Ватерклозеты тоже имелись, хотя по сведениям из Белогорской прессы централизованная система водоснабжения и канализации в городе только строилась. Хорошее впечатление произвели на путешественников и высокие потолки, и большие витражные окна. Номера располагались на втором этаже, а на первом - ресторан, прачечная и мастерская по пошиву верхнего платья. Во дворе – гараж на два авто, конюшня и каретный сарай.

     Приказчик, блестя напомаженным пробором, всё показал, обо всём рассказал и пообещал, что пока гости будут заняты размещением, он свяжется с хозяином и сделает всё от него зависящее, чтобы дорогие гости могли с ним встретиться.

     - Может быть, господа желают получить сеанс массажа с дороги? у нас работают очень умелые девушки из Китая, - в завершение заселения предложил молодой человек. – Весьма рекомендую, стоит дорого, но это действительно хорошо снимает усталость.

     - Я думаю, - Окерлунд решил взять инициативу на себя, мы вечерком действительно возьмём баньку и массаж.

     Ждать долго товарища Кричевцева, не пришлось. Едва господа-товарищи путешественники успели освежиться в душе после долгой дороги, как в комнату Черчилля уже стучал посыльный.

     - Мистер Черчилль, не соблаговолите ли составить компанию хозяину заведения, товарищу Кричевцеву? – доложил дородный посыльный в строгом чёрном жилете. – Ваши друзья тоже могут присоединиться.

     - Йа не понимат вас, - пожал плечами с сожалением Черчилль, - плохо знат рашен. Уан момент, плиз. – Он постучал в дверь комнаты Окерлунда. Тот быстро сообразил, что от них требуется:

     - Передайте, любезнейший Василию Андреевичу, что мы с радостью примем его приглашение. К шести вечера будем готовы, - Он повернул голову к Рейснер, заметив, что та тоже вышла из номера. – Вы согласны со мной, Лариса Михайловна.

     - Конечно, никаких препятствий я не вижу, мне лично достаточно пятнадцати минут, чтобы закончить туалет.

     ...

     К шести часам невольные компаньоны спустились на первый этаж. Швейцар в ливрее напоминающей монгольского война, проводил их в отдельный кабинет, центр которого украшал богато сервированный столик на четверых. Джаз-банд негромко наигрывал что-то из Джина Остина.

     Буквально через минуту подоспел и гостеприимный хозяин заведения.

     - От всей души приветствую такую приятную компанию в моём скромном заведении, - басил, заросший по самые глаза курчавой бородой, бывший купец первой гильдии, а ныне, не смотря на сосредоточенные в его руках финансы и ресурсы, просто товарищ Кричевцев Василий Андреевич.

     - На счёт скромности, вы изволите шутить – улыбнулся в ответ Окерлунд. – Такой роскошный стол не каждый банкир в Англии гостям поставит.

     – Рад, очень рад такое слышать. – Продолжал своё, разливая по хрустальным стопкам прозрачную, как слеза водку. - Редко кому в наших-то пенатах выпадает такая честь. Мне сказали, что вам автомобиль требуется? – вдруг он сменил тему.

     - Потерялась в ваших благословенных краях одна наша родственница... миссис Шеридан, её зовут, - Окерлунд прекрасно справлялся с ролью основного передатчика информации, - В Горной Страже мы уже были и заявление на поиск оставили, но чтобы ускорить поиск мы бы хотели тоже участвовать в поисках. Пешком или на лошадях это сделать затруднительно. А вот на авто было бы замечательно.

     - Эх! Если бы не текучка эта проклятая, - вздохнул басом Кричевцев, - я бы с вами, господа-товарищи, рванул по Алтаю, но империя моя растёт и крепнет с каждым днём, но без пригляду может и развалиться. Коммерческое дело оно такое, чуть не углядел, и поминай как звали... Авто вам дам, это не вопрос, карту нарисую, где мои заведения стоят. Вы только в них останавливайтесь! – Он строго погрозил толстым пальцем почему-то Ларисе.

     Лариса тоже непонятно почему покраснела, зачем-то поправила край выреза, засмущалась и отвела взгляд. Возможно, из-за того, что на ней не привычная мужская гимнастёрка и чёрная юбка, а лёгкое летнее белое платье с заниженной талией и глубоким треугольным вырезом, который подчеркивал красивую шею, но слишком откровенно, по её мнению, демонстрировал грудь.

     Уха из тайменя сменилась пельменями с медвежатиной. Блины с икрой и раками дополняли закуски из алтайских грибов и других экзотических дикоросов.

     - Про машину я вам вот что скажу: - сын мой старшой на ней укатил до Змеиногорска, тамошний серебряный прииск докладывал, что следы золота обнаружили. Так Колька мой и двинул проверить. Золото – штука серьёзная, а он у меня на геолога учился, во всех минералах разбирается, как я в финансах, - видно, что отец гордится успехами сына. – Будет через неделю. Мой вас совет, живите неделю в Бийске, не пожалеете! Я для таких дорогих гостей обязательно найду время, чтобы рыбные места показать. Лично в прошлом году поймал в Бие двухаршинного тайменя, - хозяин раскинул руки в стороны в известном каждому рыбаку жесте. – Не заскучаете. И вам, милая Лариса Михайловна, найдём, чем заняться. У нас и синематограф работает, и театров куча. Музыка самая модная тоже имеется.

     Чудесный обед закончился приглашением хозяина

     - Вечером, после бани, бу-у-уду рад представить мужчинам чудесных китайских массажисток, - после очередной стопки Кричевцев стал говорить ещё громче. – Такого наслаждения вы ещё никогда не испытывали. Эт-то я вам гарантирую.

     ...

     В подвальном помещении, приспособленном под банные процедуры, витал горячий запах распаренных берёзовых веников, и полевых трав. Черчиллю хватило двух заходов в парилку. Он раскраснелся, как варёный рак и сидел, откинувшись на кожаном диване, уже плохо соображая, что происходит. Потребовалось окатить его холодной водой, чтобы привести в божеский вид. Окерлунд же наоборот почувствовал необыкновенный прилив сил и на пару с Кричевцевым отдавал должное искусству банщика.

     После парной и перед сеансом массажа мужчины закутанные в полотенца сидели, наслаждаясь отличным лагером, который сварили на пивоварне тоже принадлежащей хозяину гостиницы.

     - А что делать, господа, если у меня жилка такая, организаторская – басил хозяин, подливая пиво в большие керамические кружки. – Сейчас, когда вашей «мата хари» с нами нет, как раз самое время переговорить о делах.

     - Мата Хари? - удивился Черчилль. - Who is Mata Hari?

     - У вашей Ларисы на лбу крупными буквами написано Ге-Пе-У, - рассмеялся Кричевцев. – Сюда ей вход по понятным причинам закрыт, можно поговорить не боясь советских спецслужб.

     Окерлунд перевёл фразу на английский и сделал знак рукой Черчиллю, тот киванул головой, в знак согласия.

     - Вы уже успели что-то придумать, уважаемый Василий Андреевич? – обратился Окерлунд к Кричевцеву.

     - Дык, мы же народ торговый, нам сам бог велел, по всему свету мотаться, за всей округой присматривать и смекать, - усмехнулся в бороду купец. – Давно уже наши коммерсанты приглядываются к вашим и к американским банкам. Вот выйти на их руководство у нас никак не получалось. А вас к нам видать сам Будда послал. Или Бурхан...

     Тут вот какое дело... Нам нужно строить железную дорогу от Бийска на Кобдо. Дальше можно тянуть ветку на Урумчи, Кашгар и до самой Индии. Нас больше интересует до Кобдо, мы своими капиталами готовы участвовать, но их недостаточно. Нужен кредит от серьёзных финансовых структур. Ваш брат, мистер Уинстон Черчилль, как мне известно, канцлер казначейства, я прав? – Кричевцев повернулся к англичанину. Ему было неудобно говорить через переводчика.

     Черчилль отхлебнул солидный глоток, - ваш бир ест вэри гуд! – похвалил он. Затем перешёл на английский и медленно, словно взвешивая каждое слово, долго что-то говорил Окерлунду. Наконец он остановился и снова потянул на себя тяжёлую кружку.

     - Мистер Черчилль говорит, что идея железной дороги ему лично нравится. За брата он говорить не может, но сразу скажет, что и мистер Уинстон, и другие финансисты потребуют гарантии.

     - Гарантии это как раз понятно, - бурчал Кричевцев, хлебнув холодного пива. – Ты ему скажи, пусть хариуса попробует, под пиво ни с какой воблой не сравнить. На счёт гарантий я вот что думаю. Мы переговорим с Гришкой Роговым да с Ванькой Новосёловым, чтобы они продвинули в верховном совете разрешение разместить у нас военную базу. Британскую, естественно. И вам, для гарантии капиталов полезно, и нам от красных лишняя защита. Можно даже на паях с китайцами. Например, ваше оружие и инструкторы, бойцы - китайские и наши, а за аренду земли можно плату не брать в счёт будущих прибылей.

     - Вот господин Троцкий со стула упадёт, когда узнает, что на Алтае военная база «проклятых империалистов» появилась, - рассмеялся довольный Окерлунд. – Тут же выход на Транссиб прямой, а это укорочение дороги от Индии до Лондона. Правда, насколько я помню географию, Индия от Азии Гималаями отрезана.

     - Никто и не говорит, что будет легко, - поддержал шутку Василий Андреевич. – Но! - Он потряс полупустой кружкой. - Тут ведь главное, чтобы до ваших воротил смысл дошёл, а Гималаи это просто горы, дело житейское. И Альпы пересекли чугункой и Кордильеры. Вода, как говорится, камень точит.

     Теперь давайте ещё разок в парилку, а потом на массаж. – Размахивая берёзовым веником, Кричевцев двинулся к низкой дверке отделяющей камеру с невыносимым для европейцев жаром. Джон Стрэндж Спенсер-Черчилль герцог Мальборо поплёлся следом, кляня про себя и эту баню, и чёртово русское гостеприимство. Но последовавший после бани массаж скрасил ему впечатления от этого культурного мероприятия.

     Массаж тоже оказался совсем не таким как ожидали гости. Китайские массажистки сначала действительно занимались разминанием, растиранием и поглаживанием мышц, но через полчаса их ловкие и крепкие пальчики заскользили в местах, которые не предназначены для лечебного или физкультурного массажа. За пальчиками в ход пошли губки и язычки. Милые маленькие смуглянки с большим знанием дела всасывали в себя фаллосы путешественников. Ещё через несколько минут массажистки пустили в ход и тренированные «нефритовые пещеры». Они так ловко играли, сжимая и разжимая вагинальные мышцы, что оргазм настиг мужчин, только когда они уже совсем теряли себя в потоках наслаждения. Однако это был ещё не конец.

     Совершенно опустошённые, но полностью удовлетворённые, Джон и Рагнар наконец погрузились в тёплую воду большой купели. Головы их уже не могли ничего соображать, а тела требовали покоя.

     - Friends, I'm going to bed! – мистер Черчилль кулем ввалился в номер, оставив Окерлунда в недоумении. Уже из темноты раздалось - No, I don't need your help.

     Через мгновение могучий храп доносился из занимаемой герцогом комнаты.

     ...

     Через пару дней, возвращаясь с очередной увеселительной прогулки, Окерлунд заметил, как к подъезду из гостиницы подкатила двуконный экипаж. Из экипажа довольно бодро выбрался пожилой мужчина с белой бородой и висящими усами. Затем он помог выйти из экипажа даме. Оба одеты в походные костюмы, на мужчине защитный военный френч с большими накладными карманами, бриджи и высокие шнурованные ботинки. На его спутнице надето тоже нечто походное в виде жакета поверх белой блузки, юбки с большими пуговицами и кавалерийских сапог.

     Окерлунд заинтересовался и поспешил выразить своё почтение, сопроводив вновь прибывших гостей к стойке администратора. Оказалось, что на Алтай прибыла американская научная экспедиция во главе с известным художником и философом Николаем Константиновичем Рерихом. С ним следует его жена Елена Ивановна и сына Юрий, который с членами остальной экспедиции занят снятием с платформ четырёх авто, которые экспедиция получила в дар от Советов.

     Рерихи планируют дождаться, осмотреть и проверить автомобили после долгой дороги и сразу после этого выехать в Каракорумск чтобы договориться о концессии для разработки вольфрамового месторождения в районе Ташанты. После этого у них в планах - проследовать в Тибет.

     Окерлунд тут же переговорил с Черчиллем. Ему показалось, что следовать одной большой командой значительно легче, даже не смотря на разные цели.

     Рериха тоже привлекла эта идея, так как все его попытки проникнуть в Лхасу разбивались о сопротивление британской колониальной администрации. Там просто процветала параноидальная идея, что всякий, стремящийся в Тибет, имеет цель отторгнуть у Англии её главную жемчужину.

     - Я думаю, мистер Черчилль, нам будет весьма интересно и полезно объединить усилия с экспедицией господина Рериха, - уверял Рагнар Ансельмович шефа.

     - Дорогой друг, - шеф явно знал больше спутника. – Рерих безусловно человек интересный, но он работает на американцев, и я не могу поручиться что он не работает на ГПУ. Спросите нашу «Мата Хари» легко ли сегодня получить в Москве авто для экспедиции... Вот-вот, вы даже спрашивать не будете и правильно сделаете. Поэтому мы не будем помогать мистеру Рериху, вы и сами должны понимать, чем это может грозить старой доброй Англии.

     - Помнится, Киплинг что-то писал по поводу «Большой Игры» двух империй, - Окерлунд решил развить тему. – Вы думаете, большевики продолжат политику царя?

     - Им никуда деваться, это судьба. Восточный Туркестан37 и Тибет – последние ничейные территории на планете. Хорошо, что китайцев можно пока не учитывать. Они всё никак не могут объединиться ни под чьим флагом, дерутся между собой. Поэтому время благоприятное для того, чтобы прибрать огромные территории в центре Евразии. Это прекрасно понимают как у нас в Форин Офис, так и в Московских наркоматах. Через Рериха им удалось выйти на американцев, а нам с вами лучше сейчас интересы Короны не светить.

     ...

     Вечером в ресторане «Карлсбада» собрались и «англичане» и «рериховцы». Николай Константинович восторженно делился планами гималайского похода.

     - Связь буддистов Запада с буддистами Востока дело первостепенной важности! Руки Махатм великой Шамбалы опустятся на наши плечи, когда посольство будет у Далай-ламы и Щит Майтрейи засверкает над ними. – Восклицал в экзальтации седовласый, похожий на земского врача Николай Константинович. - Объединить народы Азии именем Будущего Будды Майтрейи и создать новое буддо-коммунистическое государство — Священный Союз Востока.

     - Как он говорит складно! – похвалил философа Кричевцев. – Но вот на счёт государства это он зря. Надо бы Рериха предупредить, чтобы на встрече с вождями, он про государство не заикался. Создание любого государства у них приравнено к измене Родине. Если Новосёлов будет не в настроении, то может и ВМС прописать. Он у нас парень страсть какой горячий!

     - А ВМС это что значит?

     - Темнота вы, ваше благородие! Это высшая мера соцзащиты. По-простому расстрел или повешение, если патронов жалко.

     - Однако сурово!

     - Так ведь анархисты... - Василий Андреевич достал коробку сигар и угостил присутствующих. – Рекомендую, господа, сигары... Табачок, кстати, наш Алтайский.

     ...

     (Белогория. Каракорумск)

     Ещё через три дня компания мистера Черчилля оставила гостеприимный и весёлый город Бийск. Путь их лежал в культурно-административную столицу Белогории молодой город Каракорумск.

     По первым сведениям, полученным Горной Стражей, последний раз Клэр Шеридан отметилась в гостинице «Шамбала» в древнем центре Горного Алтая - Онгудае, который стал после революции 1921 года центром бурханизма Белогории.

     Компания выросла ещё на одного человека. Это был Николай Васильевич Кричевцев, который ни за что не соглашался доверить управление любимым железным конём по кличке «Остин семёрка».

     - «Лошадка» моя с норовом, - объяснял он отцу и «англичанам». – А если, не ровен час сломается в дороге? Если у меня сломается, так я сам и виноват буду, и починить я знаю как, а не знаю так что-нибудь да придумаю, а без меня даже... – он театрально разводил руками. - Поэтому либо я еду с вами как механик-водитель, либо никто и никуда на этом авто не едет. Точка. И ша!

     В этом были и свои плюсы. Николай Васильевич прекрасно знал как Рудный Алтай, так и Горный, Кузнецкий и Минусинский края он знал хуже, Урянхайскую землицу только по слухам, но она в планы путешественников пока не входила. По его словам выходило, что в Онгудай попасть просто – он прямо на Чуйском тракте стоит. Вот только не известно пока, там ли Клэр, так как сообщение о её там пребывании было датировано августом прошлого года.

     В Каракорумске остановились в недавно построенном по последней архитектурной моде постоялом дворе с тем же названием «Карлсбад», принадлежащей семье Кричевцевых.

     - Знаменитый томский архитектор проектировал, - хвастался Николай Васильевич. – Константин Лыгин его фамилия. Он ещё в Новониколаевске здоровенный Александровский собор построил.

     Город вырос всего за пять лет. На скалах и, практически, с нуля всё в нём было новое и чистое. Основной строительный материал - дерево. Злые языки уверяли, что такой город долго не простоит и падёт жертвой «красного петуха», на что Андрей Дмитриевич Крячков местный энтузиаст деревянного зодчества отвечал – Анархия – мать порядка, а соблюдение противопожарных правил – гарантия безопасности. В каждом деревянном здании существовал добровольный пожарный расчёт, который был оснащён всем необходимым для борьбы с огненной стихией. Благо воды в окрестностях было в избытке.

     Вот городское хозяйство пока хромало. Частенько происходили перебои с электроснабжением, на улицах высились кучи строительного мусора, не хватало зелени. Причина вполне объективна – строительство шло в нескольких точках, сил и средств порой не хватало. Уже полностью работали Дом Советов, Дом верховного суда, носивший помпезное название – Дворец Справедливости и Порядка, комплекс жилых зданий для чиновного люда. Жилая группа располагалась в небольшой долине в среднем течении Элекмонара рядом с его слиянием с Караколом. Одноэтажные сблокированные домики отбрасывали стада солнечных зайцев скатами крыш из кровельного железа. Сурик ещё не успел потерять глянец, поэтому район чем-то неуловимо напоминал красные черепичные крыши городков Средиземноморья. Только вместо морского гнилостного запаха, здесь витал аромат свежеструганного дерева.

      У каждого из домовладений имелся небольшой дворик с конюшней для лошади или гаражом для авто. Небольшой огородик, цветник, пасека на пару ульев. Школы тоже имелись, двухэтажными красавицами возвышались они в урочищах Карасу, Ишмеша и Четкира. Вот их строили из кирпича. Не жалели времени и средств везти с кирпичного завода Маймы. В каждой школе имелись гимнастический зал, столовая, библиотека, которыми пользовались все жители города. Гимнастический зал использовался и для собраний общины, и для обрядов, и для танцев молодёжи.

     Дом Финансов включал в себя филиалы нескольких самых именитых мировых банков, тут легко можно узнать курс стоимости любого товара и перевести в местные пуды. Здесь же располагалось главное хранилище драгметаллов республики.

     - Самое недоступное хранилище золота в мире, - снова хвастался Кричевцев, - в базальтовой скале устроено. С трёх сторон каменный монолит!

     Аффинажный завод38 располагался в Элекмонаре, ставшем торгово-промышленным районом Каракорумска. Сюда свозилось по Катуни руду и россыпное золото с месторождений Бащелака, Масленского и многих других. Здесь всё это обрабатывали и получали слитки по стандартам, принятым Лондонской ассоциацией рынка драгметаллов. Большая часть золота сразу шла на закупки так необходимого стране промышленного оборудования, но какая-то часть всё-таки шла в «золотой запас». Ведала всем этим делом столичная община, которую возглавлял своеобразный триумвират: Рогов, Гуркин и Кайгородов. Последние обитали обычно в других улусах, но на общий курултай, собиравшийся дважды в год, приезжали в обязательном порядке.

     Торговля в Каракорумске тоже процветала. Поскольку на Катуни и Чемальском тракте стоял старый посёлок Элекмонар, то и вся торговля размещалась там же. Работали целых три рынка, которые отличались по роду товаров. На нижнем рынке торговали в основном тяжёлыми вещами, доставляемыми по тракту. Это в основном сельскохозяйственные машины и механизмы, а также ремесленное оборудование. Выше по течению Катуни на «Карасуйском» торговали в основном мануфактурой, домашней утварью и прочими товарами периодического спроса. На «Каракольский», который располагался на самом верху, рядом с белым кубом Дома Советов везли всевозможные яства Алтайских гор: мёд, ягода, грибы, овощи и фрукты, баранина, говядина и дичина, рыба всех сортов, пиво, медовуха и прочий домашний алкоголь. Прилавки ломились от товаров. При таком обороте магазины не нужны. Наряжаться жёны чиновников предпочитали ездить в Улалу и Бийск. Это и экономия и развлечение.

     Черчилль и Окерлунд с помощью Николая Кричевцева записались на приём к главному идеологу республики – товарищу Новосёлову. По протекции именитого купца аудиенция была назначена на следующий же день по прибытию. До ночи ещё далеко, поэтому Николай Васильевич вызвался показать окрестности. Для этого, по его словам, достаточно подняться по деревянным лестницам, построенным специально для приезжающих в столицу, жителей республики.

     Подъём пологий, но для грузного Джона Черчилля оказался настоящим испытанием. Несмотря на одышку и усиленное сердцебиение ему всё же удалось забраться до перевала Бегаташ, где всех поднявшихся ожидал небольшой трактир с пивом и прохладительными напитками. Столики трактира установлены таким образом, чтобы клиенты могли спокойно отдыхать и любоваться волшебным видом долины Караколов.

     После спуска последовало посещение горячих источников. До них пришлось добираться в соседний распадок по уютно поскрипывающим деревянным тротуарам. Вода с температурой 65 градусов по Цельсию выходила на поверхность, после чего трубами подавалась в оборудованные каменные ванны-купели, где остывала до 50 градусов. В этой горячей воде и нежились посетители. «Англичанам» сразу показалось странным, что нигде не было разделения на мужские и женские купальни. Все запросто верхнее платье и бельё в запирающихся кабинках и нацепив верёвочку с ключом на запястье шли совершенно обнажёнными к большому бассейну.

     - Тут так принято, - прояснил ситуацию Кричевцев. – Все купаются в термальных источниках и парилках голыми, без разделения на мужчин и женщин. Дело в том, что хоть дебет источников солидный, но само урочище невелико и строить всё в двойном размере дорого да и негде. А разбивать на мужские и женские дни это значит лишать того, кто приехал на всего на день возможности оздоровиться. Это Григорий Рогов придумал, он вообще главный изобретатель необычных обычаев, извините за каламбур.

     Лариса Михайловна сначала наотрез отказалась лезть нагишом в воду вместе с мужчинами. Она с независимым видом села за столик у стойки управляющего и сделала вид, что любуется окружающими горными вершинами. Как она ни старалась не смотреть на купающихся, любопытная женская натура брала своё и Лариса всё чаще посматривала в сторону купальни. К своему удивления она заметила, что большинство нежащихся в горячей воде, как раз женщины, причём самых разных возрастов и комплекций.

     Не прошло и получаса, как Окерлунд и Черчилль приветствовали компаньонку-шпионку, сидя по шею в горячей воде.

     - У вас прекрасная фигура, милая Лариса Михайловна, вы многих здешних дам переплюнете - отпустил незамысловатый комплимент Окерлунд. – Вот только худоваты чуть-чуть... Я бы подкормил хорошенечко.

     Лариса только презрительно фыркнула и погрузилась в воду с независимым видом. Через пару мгновений её лицо расслабилось, веки сомкнулись, а дыхание стало медленным и плавным.

     После горячей купели - ныряние в ледяную воду Кедрового озера – самого нижнего из Каракол, а затем неспешная прогулка по вечернему городу, напоминавшему Черчиллю Обервальд в окрестностях Швейцарского Люцерна.

     ...

     - Господа, у меня мало времени, я пошёл навстречу моему другу, великому предпринимателю земли Белогорской, Василию нашему Андреевичу, но это не повод, чтобы тратить время зря. – Иван Панфилович Новосёлов с утра настроен по-деловому. -Предлагаю действовать как завещал самый знаменитый русский царь Пётр I, якобы Великий. То есть – «говорите четко, просите мало, уходите быстро». Я весь внимание.

     - Кроме заявленной цели в виде поиска кузины мистера Черчилля, перед нами поставлена задача по установлению контактов с руководством республики Белогория. Как нам сообщил господин Кричевцев, у Белогории есть заинтересованность в получении кредитов для строительства железной дороги.

     - Если бы только чугунки, - усмехнулся Новосёлов. – Нам нужно и аэропланы собственные строить и шахты, и авто, и... да чего нам только не нужно. Мы, конечно, и сами с усами, но с кредитами и поставками машин и оборудования дело пойдёт гораздо быстрее.

     Если британские банки не побоятся дать кредит, то мы будем рады учредить в Каракорумске ваше консульство. Вы, наверное, знаете, что пока у нас только консульство СССР работает. Мы меняем наше зерно и золото на их оружие. У Советов после войны оружия скопилось видимо-невидимо. Кроме винтарей и патронов они нам обмундирование скидывают, медикаменты кое-какие. Керосин и бензин, спички, хлопчатобумажные ткани, нитки, железные и чугунные изделия, вот за последнее дерут, сволочи, три шкуры. Ничего, скоро мы в Майме текстильную фабрику откроем, льняную материю будем сами ткать. Артиллерию они нам ни под каким видом продавать не хотят. А нам бы пушки очень пригодились бы. Ведь рано или поздно китайская катавасия закончится, большевики поймут, что им с этого направления ничего не угрожает, они нас тогда просто шапками закидают. Поэтому Британская база была бы нам очень даже в струю.

     - Что касается базы, мы уже согласились доложить в Форин Оффис, но по поводу пушек... Как же мы вам артиллерию поставим? – удивился Черчилль. – Советы по своей территории не пропустят. А со стороны Китая – пустыня и никаких дорог.

     - Правильно... – Новосёлов сделал театральную паузу, - но не совсем. Дороги есть, если пушки разобрать, то можно их и на грузовиках доставить. Тем более, что грузовики нам тоже очень нужны. И водители с механиками тоже нужны. Мы готовы вербовать их в любой стране, было бы их желание.

     - Возможно, такое желание и имеется, - уклонился от прямого ответа Черчилль. – Я обязательно передам ваши пожелания брату.

     - Да, будьте так добры. – Новосёлов поднялся из-за стола и лично предложил сигары гостям. – Вот табак мы уже научились выращивать. Закуривайте, господа.

     - Неплохой табак, стоит заметить, но похуже виргинского, - усмехнулся Черчилль. – А что ещё кроме территории может предложить Белогория мировому сообществу?

     - Минеральные ресурсы, такие как медь, вольфрам, цинк, молибден, - Новосёлов поднял глаза, припоминая. – Большая часть ещё только частично разведана и требует капиталов для добычи и обогащения. Что ещё? Продовольствие у нас забирает Советская Россия по договору 1921 года... Табак и конопля у вас есть... Вот! – он вдруг оживился, что-то вспомнив. – У нас есть уникальные товары! Это продукты алтайской природной фармацевтики. Рога марала, бобровая струя, медвежий жир, золотой и маралий корни. Если мы начнём их поставлять при соответствующей рекламе, то вполне можно будет расплачиваться за импорт. Это же при должной переработке – золотое дно. Кто же не хочет продлить молодость и мужскую силу?

     Черчилль усилием воли подавил скептический смешок. Ему действительно стало смешно от претензий этого недогосударства. Хотя резон в размещении базы в сердце Центральной Азии имелся. Такая база могла служить отличным маркером претензий Британской Империи, к тому же средств больших не требовала. Всё содержание можно переложить на белогорцев.

     - Иван Панфилович, - Окерлунд решил тоже принять участие в разговоре. – Не могли бы вы в свете вашей просьбы, рассказать о военном строительстве Белогории. Помнится, что появлением страна обязана чисто террористическому приёму. Но такой разовой акцией можно достичь только разового результата.

     - Вы совершенно правы, дорогой товарищ Окерлунд, это чистой воды террористический акт. Но как бороться моське супротив слона? Вот и пришлось... Да и сейчас нам нелегко, населения всего полмиллиона, из которого баб, извините, женщин заметно больше половины. Слышали, наверное, что мы поощряем семьи с несколькими женщинами? Такая у нас попытка исправить половой дисбаланс. Народ отнёсся к этому с недоверием. Даже анекдоты сочинили, правда, похабные. Слышали уже? Нет? Тогда расскажу:

     - Кто берёт несколько жён?

     - Тот, кто женится по пьяни и сослепу.

     - Ничего, это вопрос привычки. Пройдёт лет пять и привыкнут все. Ведь всем от этого только хорошо. Но шутки в сторону. – Новосёлов снова принял серьёзный вид.

     - По причине малолюдности и армия у нас существует только, как своеобразное учебное заведение, а как инструмент подавления отсутствует вообще.

     - Как так, нет армии? - гости не смогли сдержать удивления, смешав русскую и английскую речь. – Как без армии вы противостоите красным?

     - Тут такое дело, господа-товарищи, - Новосёлов улыбнулся в усы. – У нас в республике действует всего два закона. Первый так и называется – Главный Закон. Он прост. Гражданин республики может делать всё, кроме того, что мешает другому гражданину. Следствия из этого закона тоже просты: отношения между гражданами регулируются советами общин, а между общинами Верховным советом Белогории.

     - А второй закон? – полюбопытствовал Черчилль.

     - Он ещё проще, - Новосёлов опять хитро улыбнулся. – Попытка создания Государства – преступление против народа Белогории и наказывается высшей мерой социальной защиты.

     - Убиваете идеологических противников?

     - До тех пор пока их идеологии не переходят в практическую плоскость, никто ничего не говорит. Но стоит начать собирать сторонников в секту или партию, создавать структуры похожие на иерархию, типа бандитских кланов. Закон вступает в действие и стенка или верёвка инициаторам обеспечена.

     Новосёлов плеснул себе в стакан ещё порцию белочки.

     - Я вернусь к вашему первому вопросу про армию. Наша армия – вооружённый народ в прямом смысле слова. У нас каждая семья имеет столько стволов сколько в ней человек старше двенадцати лет. Каждый житель республики старше 16 лет, может обучиться военному делу, ни пол, ни имущественное состояние, ни вероисповедания и национальность не могут быть препятствием для этого. Только после прохождения службы житель становится полноправным гражданином, но и после этого он или она обязаны раз в год проходить военные сборы по месту жительства. Особенно долго у нас этому единственному правилу сопротивлялись кержацкие скиты, но постепенно удалось убедить старцев, что это для их же блага. С тубаларами, кумандинцами и другими тюркскими народами тоже не просто. Воины они хорошие, но русский язык понимают с пятого на десятое. Пришлось в армии делать отдельные смешанные роты, куда собирали всех не говорящих по-русски. Так они быстро учатся русскому. Коверкают, конечно, страшно, но команды понимали сносно. После годичной службы уже могут работать и чиновниками, и фельдшерами, и даже учителями.

     Против мелких конфликтов такая система себя полностью оправдала. Все провокации красных, особенно в первый год независимости, получали немедленный и жёсткий отлуп. Советы поняли, что без тотально войны нас не сковырнуть. Теперь они ждут, когда закончится междоусобная война в Китае, чтобы в союзе с любым с победителем расплющить нас. Кстати, мы провели год назад в Гонконге набор офицеров, пообещав хорошую плату. Только ваших соотечественников целый батальон набрали. Хорошо парни. Отлично наших партизан натаскивают. Ещё б им знание русского, а то только маты осваивают.

     - Не думали немцев в качестве наёмников привлечь? – спросил Окерлунд. – У них сейчас голод в стране, рады будут любой оплате.

     - Думали, конечно, но до Германии далеко, а в Циньдао и Тяньцзине39 немцев не осталось. Японцы всех выселили. Русских из Маньчжурии и Монголии мы брать опасаемся, – монархисты, государственники кого не возьми. Мы тут с Унгерном на этой почве разругались. Его потом красные поймали и расстреляли. А пошёл бы к нам, так глядишь и жив был бы. В 1922 году мы мятеж Шишкина с подавили, повторения не хотелось бы.

     Кабинет затянуло облаками табачного дыма. Мужчины с удовольствием смаковали неплохие сигары, прихлёбывая из пузатых хрустальных стаканов что-то среднее между джином и виски. Напиток назывался ласково «Белочка», но в голову ударял не хуже бурбона «Джим Бим».

     Завершилась беседа на «высшем уровне» звонком Новосёлова заместителю по культуре Чоросу-Гуркину с просьбой принять английских гостей и помочь им в поисках пропавшей кузины. Гуркин, не любивший публичные выступления, изо всех сил пытался уклониться от такой почётной миссии, но под напором старшего товарища сдался.

     - Если сейчас пообедаете и сразу выедете, то часов через пять будете в Онгудае. Там в центре увидите двухэтажный круглый дом. Крыша у него на конус и шкурами обтянут. Там вас наш Чорос и встретит. Я думаю, что с его помощью вы быстро найдёте вашу кузину.

     ...

     (Белогория. Онгудай)

     Культурным и образовательным центром Белогории стало старинное Алтайское поселение Онгудай, расположенное в межгорной Урсульской степи, на берегах Урсула, левого притока Катуни. Лесистые отроги Теректинского хребта и лысые – Семинского придают живописность долине. Зубчатые гребни отрогов глинистого сланца словно пасть древнего сказочного дракона дополняют мистическую картину. С давних времен здесь останавливались на зимовье сеоки племени теленгитов. Самый центр Горного Алтая, сердце страны...

     Чуйский тракт содержался в образцовом порядке благодаря республиканской дорожной службе, бравшей за проезд и провоз груза 20 копеек за пуд груза за десять верст пути для гужевого транспорта и вдвое больше для автомобиля. Нашей компании пришлось выложить 160 рублей, но дорожное строительство - дорогое удовольствие. Правда и окупается сразу во множестве отраслей      .

     Тишина горной дороги нарушается только шорохом шин по укатанному гравию полотна. Солнце жарит немилосердно. В кабине «Остина» очень душно и одуряюще воняет бензином. Уже через час всем участникам путешествия страстно захотелось остановиться и освежить тела в призывно бурлящей речке Семе. После омовения в купальнях Каракорумска Ларисе уже всё равно, видят ли её мужчины или нет. Она первой освободилась от лёгкого платья и просторных штанишек и, повизгивая на камнях, сбежала к воде. Мужчины вскоре присоединились к ней. Купание в ледяной воде быстро прогнало полуденную жару. Только долго в ней не просидишь. Мгновение и мышцы начинает сводить ледяная хватка. Выручают природные промоины в гранитных валунах наполненных прогретой на солнце водой.

     В этих промоинах резвились загорелые до черноты узкоглазые и скуластые ребятишки ближайшего улуса Барлак. Они впервые видели таких белокожих людей, поэтому с любопытством и детской непосредственностью наблюдали за путешественниками.

     Ещё через три с лишним часа «Остин» подъезжал к зданию оригинальной архитектуры. Сразу заметно, что Онгудай это центр культуры. Растяжки поперёк улиц, афишные тумбы, оповещавшие о вернисажах, постановках и кинофильмах попадались на глаза всё время. Первый этаж культурно-образовательного центра занят торговыми рядами. Продавалось здесь всё, начиная от местных сладостей на горном меду, и заканчивая живописными полотнами и скульптурными композициями.

     У одной из скульптур Джон Черчилль остановился. Его внимание привлёк характерный экспрессивный стиль, в котором выполнено это изваяние. С первого взгляда Джон не понял, что именно привлекло его в этой скульптуре, и он продолжил знакомство с торговыми рядами главного культурного центра.

     Внезапно на встречу их компании из за угла появился высокий алтаец с бритым наголо черепом, в развевающемся от быстрого шага, черном халате-чекмене с красными узорами и в остроносых узорчатых сапогах.

     - Вэлкам, май фрэндс, - громко, на весь базар приветствовал алтаец наших героев. – Май нэйм из Григорий Чорос, русская фамилия - Гуркин. Ай эм глэд ту си ю ин май хом! Вот! Целый час учил приветственную речь. Надеюсь, вы рады?

     - Мы ест отчен рад узнават вас, - Черчилль тоже не хочет ударить в грязь лицом, поэтому, собрав всё, что знает, отвечает по-русски. - Дякшилар, дякши дядарба! 40

     - Дякши! Дякши! – удивлён и Гуркин, - мистер Черчилль знает алтайский язык?

     - Так же как и вы английский, - смеётся Окерлунд.

     Только Лариса не понимает общего веселья. Ни английского, ни алтайского она не знает, только немецкий и идиш.

     - Пойдёмте со мной в мой кабинет. Мне Иван Панфилович уже сообщил, что вас интересует, поэтому вы сейчас пообедаете, а я соберу всех, кто мог в прошлом году пересекаться с вашей милой кузиной. Кстати, я её прекрасно помню. Очень милая женщина. Конечно, она совсем не похожа на наших луноликих красавиц, но тоже в своём роде прекрасна. – Гуркин не переставал говорить всю дорогу, пока они поднимались по широкой лестнице на второй этаж культурного центра. Широкий коридор освещался через плоскую крышу, поэтому создавалось ощущение простора и величия.

     Ещё больше поразил гостей сам кабинет главы культуры Белогории, - круглый зал метров шесть в диаметре застеленный коврами под выпуклым куполом и большим отверстием, через которое внутрь заглядывало голубое небо. Стены как и пол покрыты коврами. Посредине зала стоял низкий круглый стол-йул чёрного дерева, уставленный блюдами алтайской кухни.

     Кое-как сплетая ноги, расселись, непривычные к такому европейцы, вокруг йула и долго возились пытаясь сесть поудобнее. Особенно неловко себя чувствовала Лариса. Её длиннополая юбка мешала правильно сложить конечности.

     Не успели гости рассесться за столом, как в кабинет вошёл крупный мужчина с бородой лопатой, в зелёной косоворотке и чёрных шароварах.

     Григорий Иванович, вызывали? – обратился он к Гуркину, не обращая внимания на присутствующих.

     - Николай, я же тебя учил, - с укором начал выговаривать хозяин кабинета. - Когда у меня гости, обязательно здороваться. Хоть ты и старший Онгудайской Горной Стражи, но уважать гостей первейшее требование. Это на будущее, а пока рассказывай, что Горная Стража накопала.

     - Докладаю! – Рявкнул Николай. – Британская подданная миссис Клэр Консуэло Шеридан  урождённая Фрюэн прибыла в город Онгудай 10 числа августа месяца прошлого года. Здесь много рисовала карандашами и красками, бродила по окрестностям, лепила из глины разные фигуры. Вас тоже, помните, Григорий Иванович? В сентябре открыла в Онгудае школу искусств для детей и учила их рисовать и лепить до самого Рождества. На Рождество к вам в гости приехал Павел Кучияк41. Как-то у них всё закрутилось и весной они свадьбу сыграли. Теперь по документам упомянутая выше, вдова Клэр Шеридан стала носить фамилию Шеридан-Кучияк. Как снег сошёл, так и отправились чета по стойбищам сёока Кучияков. Точно сказать, где именно на сей момент они находятся невозможно, но если пожить в Онгудае недели две, то наверняка слух дойдёт. По степи сплетни разлетаются быстро.

     - Скорее всего они к Анохину42 подались. У него же целая колония музыкантов, художников, артистов собирается. Всё это под шаманские бубны с кострами... Они там такие празднества устраивают с Антониной Ворониной43, у-у-ух! Дух захватывает.

     - А где они в этом году собираются, - опять вступил Окерлунд. – Хотелось бы приобщиться. В Европе много говорят о сибирских шаманах, но мало кто лично видел.

     - Вроде люди говорят, что на речке Чуе в селе Акташ, между Чуйскими и Курайскими белками у них в этом году сборище, - почесав затылок, сообщил Николай.

     Путешественники решают прямо завтра туда и отправиться, благо Чуйский тракт как раз проходит через Онгудай. Они надеются, что часа за три на «Остине» они смогут туда добраться.

     Остаток вечера прошёл в обсуждении проблем образования в маленькой по числу жителей стране.

     - Понимаете, мистер Черчилль, - горячился Гуркин. – Это вопрос выживания. Без университета нашей республике грозит медленная деградация с возвращением в каменный век. У нас очень плохие стартовые условия. Девяносто процентов коренного населения и половина русских в 1921 году были совершенно неграмотны. За прошедшие пять лет нам многого удалось добиться, но это пока только первые шаги. С самого первого дня независимости от Москвы к нам стекались русские учёные. Феодосий Добржанский у нас пытается наладить биологические направление, Степан Тимошенко и Владимир Зворыкин – физические. Но нам нужны собственные специалисты, местные, хорошо бы коренные.

     - Я вас понимаю, - Черчилль выпустил большое облако ароматного табачного дыма - думаю, что Великобритания тоже заинтересована в распространении культурного и интеллектуального влияния на регион Центральной Азии. Мы бы могли выделить несколько десятков мест в наших университетах. Вот только для обучения в них нужно будет знание английского языка и достаточно высокий уровень образования.

     - Это очевидно. Я даже знаю как выйти из этого положения. – Улыбнулся Гуркин. - После прибытия к нам вашего консула мы договоримся о найме профессоров для отбора и последующей подготовки к поступлению местных молодых людей. Мы тут среди всей молодёжи такой конкурс устроим, что горы закачаются.

     - Ну, качать горы, это наверное, слишком, - поддержал шутку Окерлунд, - достаточно будет раскачать тайгу.

     - Можно и тайгу, но это позже, а сейчас, дорогие друзья, прошу вас отведать наших местных разносолов, - Гуркин провёл рукой над столом. – Не стесняйтесь! Вот тонкие тубаларские лепёшки йаан кулак, вот тутпаш из говядины и баранины, а вот урянхайский сыр баштак. Кушайте гости дорогие! Араку тоже не забывайте.

     ...

     Вечером следующего дня Джон Черчилль, Окерлунд и Лариса Рейснер сидели на склоне бурной Ялу-Айры, ожидая начала сказочного представления на лоне дикой природы. Внизу у самой воды собиралось всё больше и больше народу. На склонах то тут, то там загорались огоньки костров. Прямо перед ними шумно переговаривалась группа немецких туристов.

     Джон решил посмотреть на участников поближе. Аккуратно ступая по каменистому склону, он спустился к Ялу-Айры и пошёл вверх по течению. Шум воды заглушал остальные звуки, текучее серебро реки отражало пламя костров и луну с мириадом звёзд. Вдруг его внимание привлекли две женские фигуры о чем-то разговаривающие у самой воды. В голосе одной из них слышался какой-то неуловимо знакомый тембр. Джон невольно прислушался и решил попытать счастья, вдруг это и в самом деле окажется Клэр.

     - Мадам, извините... – тронул он осторожно одну из фигур за плечо.

     Женщина вздрогнула от неожиданности и резко повернула голову к нему.

     Нет! Это не она. Немного досадуя на себя, Джон пробормотал какие-то извинения на английском и вдруг услышал в ответ.

     - Oh! Johnny! Dear brother johnny44! – вторая женщина, о которой Черчилль даже успел забыть, схватила его за рукав и продолжала весело щебетать голосом кузины Клэр. – Не меня ли ты ищешь, братик Джонни?

     - Клэр! Какое счастье, что мы наконец-то встретились, - до Джона дошло, что он просто не верно определил направление голоса в сумерках и под шумом реки. – Клэр, Я рад, что с тобой всё в порядке.

     Оставшуюся часть ночи он пытался уговорить женщину вернуться в Англию, обещая сделать её помощником консула в Белогории. Договорились, что в конце лета миссис Шеридан выедет в Лондон и будет полномочным представителем Белогории до конца года, пока ей на смену не пришлют подготовленных кадров. Потом она может, если захочет вернуться обратно. Черчиллю пришлось пообещать, что ей не помешают даже вывезти на Алтай детей. Жажда просветительской деятельности так захватила мадам Шеридан-Кучияк, что об окончательном возвращении она и слышать не хотела.

     - Джонни, мне надо подумать и посоветоваться с Павлом. Он мудрый человек. Возможно, он даже обратится за помощью к духам. Но будет это точно не сегодня. Сегодня он выступает как верховный кам. Давай оставим все проблемы на завтра, а сейчас пойдём приобщаться к миру духов.

     В этот момент долину реки наполнили рокочущие раскаты шаманских бубнов...

     Notes

     [

     ←1

     ]

      С 1913 года вокзал официально называется «Казанский», но до окончания строительства в 1940 году известен более по своему прежнему названию «Рязанский».

     [

     ←2

     ]

      В настоящее время Комсомольская площадь

     [

     ←3

     ]

      мусор (жарг.) – милиционер, от МУС (Московский уголовный сыск)

     [

     ←4

     ]

      Переименован в 1924 году в Октябрьский, а в 1937 в Ленинградский

     [

     ←5

     ]

      имеется в виду городской сад и театр «Аквариум», впоследствии перестроенный в «Мюзик-холл»

     [

     ←6

     ]

      Главное управление военно-учебных заведений

     [

     ←7

     ]

      клапаны застёжки на полах шинели в РККА

     [

     ←8

     ]

      сплести лапти (жарг.) – совершить удачный побег.

     [

     ←9

     ]

      под кличкой Капустка скрывался известный в Москве бандит Степан Смирнов, член банды Павла Морозова по кличке Паша Новодеревенский

     [

     ←10

     ]

      червячок (жарг.) – червонец, десять рублей

     [

     ←11

     ]

      бойцы (жарг.) - вооруженная группа заключенных, подчиняющаяся лидеру или лидерам заключенных

     [

     ←12

     ]

      тальянку ломаете (жарг.) - скитаетесь без ночлега

     [

     ←13

     ]

      селитра (жарг.) – конвой, сопровождение

     [

     ←14

     ]

      фиксы выставить (жарг.) – выбить зубы

     [

     ←15

     ]

      Строчка из поэмы В, Маяковского «Владимир Ильич Ленин»

     [

     ←16

     ]

      строки из поэмы «150 000 000»

     [

     ←17

     ]

      барно (жарг.) - хорошо

     [

     ←18

     ]

      храм Св. Ермолая в Козихинском пер.

     [

     ←19

     ]

      помещение для ощипывания птицы при крупных предприятиях общепита

     [

     ←20

     ]

      Ксенофонтов Иван Ксенофонтович – секретарь и заместитель Дзержинского на посту председателя ВЧК

     [

     ←21

     ]

      Давыдов  (Давтян) Яков Христофорович – начальник иностранного отдела ВЧК

     [

     ←22

     ]

      Курский Дмитрий Иванович – народный комиссар юстиции РСФСР

     [

     ←23

     ]

      имеется в виду роман Жюля Верна «Дети капитана Гранта»

     [

     ←24

     ]

      Дарданельская операция неудачная битва Антанты с Османской империей, произошедшая в январе 1915 года по инициативе Черчилля

     [

     ←25

     ]

      Бритишь Радж (British Raj) – Индийская Империя, колониальное владение Великобритании

     [

     ←26

     ]

      ГПУ – Главное политическое управление

     [

     ←27

     ]

      Мэри Спенсер-Черчилль – младшая дочь Уинстона Черчилля

     [

     ←28

     ]

      Secret Intelligence Service - Объединённая служба внешней разведки Великобритании

     [

     ←29

     ]

      глава SIS с 1923 по 1939

     [

     ←30

     ]

      Рагнар Ансельмович Окерлунд мичман Российского Императорского флота, служил в разведотделе штаба Колчака. В 1919 отправлен в Англию.

     [

     ←31

     ]

      ОВиР – отдел виз и регистраций в структуре НКВД

     [

     ←32

     ]

      Алиса Розенбаум (Айн Рэнд) - писатель и философ, эмигрировавшая из России в 1925

     [

     ←33

     ]

      русский артист балета, балетмейстер по сюжету эмигрировал из СССР в 1924 вместе с частью своих учеников и оркестровой группой

     [

     ←34

     ]

      балет «Петрушка» на музыку Стравинского по сценарию Бенуа.

     [

     ←35

     ]

      солист балета, артист классического академического танца

     [

     ←36

     ]

      Кобдо находится на территории Монголии, но в 1926 году независимый статус страны признан только СССР. Китайские государственные чиновники считают Монголию частью Китая. Белогорье тоже не признаёт МНР поскольку в её состав входит Урянхайский край, находившийся в вассальной зависимости от Монголии.

     [

     ←37

     ]

      ныне Синьцзян-Уйгурский автономный район КНР в двадцатые годы ХХ века независим ни от одного из китайских правительств того времени. СССР поддерживал в этом вопросе

     [

     ←38

     ]

      предприятие по очистке драгоценных металлов от примесей

     [

     ←39

     ]

      китайские города под управлением Германии. После 1917 захвачены Японией. В 1922 переданы Китаю

     [

     ←40

     ]

      здравствуйте, как поживаете (алт.) уважительное приветствие старшего

     [

     ←41

     ]

      Кучияк, Павел Васильевич – алтайский поэт и драматург и племени теленгитов

     [

     ←42

     ]

      Анохин Андрей Викторович - учёный-этнограф, композитор, основоположник профессиональной музыки алтайского народа

     [

     ←43

     ]

      Уткина-Воронина Антонина Александровна и Просвиркина Софья Константиновна - художницы сотрудничавшие с Анохиным в его путешествиях по Сибири

     [

     ←44

     ]

      О! Джонни! Милый братик Джонни!