Кривыми мечами на бархате красном
У свода пещеры скрестились лучи,
И странные тени незванно, опасно
Шагнули из мрака на пламя свечи.
В.Ян. 1985 г.
Инцидент первый.
  Прощание не было кратким. Провожающие и отъезжающие собрались в клубе к восьми часам, подцепили по паре транспортных мешков и двинули на вокзал. Одной ходкой не обошлось. Ребята, кто трижды, кто четырежды, обвесившись грузом, влазили в переполненые троллейбусы, чтобы мокрыми, как мышь после заплыва через Днепр, вывалиться на привoкзальную площадь, отругиваясь от пассажиров, водителей, а иногда и контролеров.
Когда проводник увидел две тележки, доверху груженные ящиками, мешками и бочками, он закрыл проход в вагон собственным телом и сообщил нам, что товарные поезда отходят с другого вокзала. Но этот жест был беспомощным и бесполезным. Своими ключами открыли все, что закрывалось, личный состав проник в вагон через тамбуры соседних вагонов, груз пропихнули через окна, проводник смирился и принялся ухаживать за кокетливой Оленькой.
Два часа после отхода поезда проходят в размещении груза под лавками, на полках, в проходах, емкостях под вагонами и в тамбурах. Полтора часа - на отличный ужин из маминых бутербродов. А потом молодежь удаляется в тамбур, чтобы до утра петь, курить, балдеть. Все... Можно залезть на полку и ни о чем не думать. Впрочем: две тысячи метров веревки, трос, кабель, сотня альпинистских карабинов, тушенка, деньги, опять деньги, два ящика помидоров, огурцы, хлеб картошка, разгильдяй-завхоз, снова деньги, билеты...
Закрываю глаза и перед глазами возникает Киевский вокзал, медленно протекающий мимо вагона пестрым карнавалом. А за туманным окном бледное лицо Лиды.
- Все будет хорошо.
- Ты о чем, Лидочка?
- У тебя все будет хорошо. Я буду ждать тебя.
- Извини, сейчас они расквасят аптечку.
Надо было сказать, что она мне нужна, что я не могу без нее.
Опять не хватило времени. Или чего-то другого.
В Москве взяли грузовик и перебрались с Киевского вокзала на Казанский. Это самый грязный и людный вокзал. Кроме того, никогда не знаешь на какой путь подадут твой поезд, пока до отправления не останется пять минут. Опять бурная посадка... Обошлось без потерь.
До Самарканда ехать трое суток. Главное - не дать народу в дороге заскучать. Впрочем, дел столько, что этот вопрос решается автоматически. Необходимо проверить связь, отремонтировать подвесные системы, провести занятия по технике безопасности и многое другое. Все как всегда.
За ремонтом, учебой, песнями и розыгрышами добрались в Самарканд почти без приключений, и вот газик с брезентовым верхом, набитый под завязку снаряжением, продуктами и спелеологами, едет по Пенджикентской дороге на Ургут, в Чакыл-Калянскую геологическую экспедицию. Ночуем в вагончиках у геологов, а с утра на тракторных санях со страшным скрежетом и грохотом ползем к перевалу. В санях пять ящиков динамита, наш груз и мы... кто посмелей и поленивей. Страшновато. Особенно на крутом северном склоне. Но господь благоволит к беспечным и все кончается благополучно. Несколько седых волос - не в счет. Зато груз под вершиной Яхтон. Еще два перевала пешком - и мы "дома". Сто двадцать килиграммов груза на человека... Много? Но ведь мы сами "подписались" на это мероприятие, поэтому три ходки с сорокакилограмовыми рюкзаками для нас не сюрприз. Только очень в этом году жарко. На небе ни облачка, ветра нет и азиатское солнце пощады не знает.
Первая ходка прошла кое как, а вторая совсем уж тяжело. Солнце выжигает из трав эфирные масла, и пахучее марево стелется над плато удушливым покрывалом. Болит голова. Я здорово перегрелся и иду с трудом. Груз прижимает к камням, и даже стройные ферулы не привлекают внимания, а в этом году они цветут особенно пышно.
Колючий жидкий травостой сменяется можевельником и горной вишней, а местами голыми карстовыми и щебнистыми полями. К пещере пришли на пределе усталости. Над входом какой-то шутник установил лошадиный череп и подписал масляной краской: "Посетите комнату смеха". Варварство, конечно, но не без юмора. На обширной, вытоптаной полудкими лошадьми, площадке перед входовой воронкой лежат вперемешку рюкзаки, транспортные мешки и обгоревшие на солнце люди. Сбрасываю рюкзак, беру полиэтиленовый мешок и иду собирать лошадиный помет. Это единственное достойное топливо на плато. Кое-кто присоединяется, поддавшись чувству солидарности. "Кладбище" постепенно оживает. Коша Резников начинает суетиться около кострища, Томка подняла Димку Вдовина - они сегодня дежурят и собрались в соседнюю карстовую воронку за снегом. Похоже, обед будет вовремя. Необходимо серьезно подкрепиться и отдохнуть. Когда спадет жара, пойдем в третий раз. По свежему ночному воздуху должно получиться проще. Врeмя уже поджимает. Завтра первая четверка должна выйти на штурм пещеры Киевской.
Пообедали. Поспали и, дождавшись сумерек, вышли в последнюю ходку. Все получалось вполне удачно, пока не случилась крупная неприятность.
...Осыпь была метров двести щириной, но очень подвижная: мелкий щебень держался на крутом скальном спуске плохо. Дорогу я знаю - четвертый год хожу через этот перевал, но на этот раз залетел крупно. Если бы не погас фонарь, я бы с тропы не сошел. Сгорела лампочка, а когда я попытался ее сменить, уронил запасную и наступил на нее. Спички помогли установить печальную истину, что жизнь электрической лампочки очень хрупка. Надо бы остановить ребят (я шел замыкающим ), снять рюкзак и разыскать в нем запасной светильник, но не хотелось срывать темп. Пусть идут, пока идется. И я пошел по тропе без фонаря. В конце концов я отстал, потерял тропу и вот сижу на осыпи, любуясь звездами. Они в Азии яркие и большие, а в августе просто сказочно красивые. Только место для наблюдений сегодня я выбрал крайне неудачное.
Через пятьдесят метров осыпь уходит к обрывам, и, если уехать вместе с камнями вниз, то остановиться уже не удастся до самого дна ущелья. Метров триста свободного полета в компании с рюкзаком и тонной щебня - перспектива сомнительного достоинства.
Под клапаном рюкзака есть каска с фарой, но без батареек. Если из фары выкрутить лампочку и вставить в ручной фонарь, можно попытаться сориентироваться. Попробую снять рюкзак... Стоп! Поползла, проклятая... Собственно говоря, осыпь еще и не останавливалась. Ползет, то быстрей, то медленней. Думал перебегу, но не хватило дыхания. Может опять рвануть? Нет. Не успею скорость набрать. Да и не видно, куда бежать. Жаль, с Лидочкой толком не попрощался...
Опять поехали... Хоть бы луна взошла. Тогда можно сбросить рюкзак и метнуться к ближайшему краю что есть силы. А щебень все сыплется и сыплется в ущелье и где падает, не слышно, только щелкает по ближайшему уступу.
Через три часа будет утро, и будет очень светло, но меня уже не будет. Звезды! На кой черт столько звезд, если от них так мало света! Да засветись хоть одна поярче! Дай немного света! Мне нужен свет!
-- Свечу! Свечу! Ишь разорался. Только не двигайся, Иваныч! Да, лихо ты влез. Это я, Коша. Держи веревку! Осторожней шевелись, пока не привяжешься. Мы уже полхребта облазили. В Зарансасае пересчитались, видим - ты отстал. Сбросили рюкзаки и стали ждать. Через час нам это удовольствие надоело, и мы пошли искать. Осторожней шевелись! Закрепи веревку попрочнее, теперь поехали. Пойдешь вправо маятником, там осыпь покрупнее и заросла колючкой - должна выдержать, и до скалы с того места метра три. Пошел! Вышел на скалу? Отлично! Теперь закрепись на уступе, а я сейчас к тебе спущусь и приму рюкзак.
Еще пять-десять минут ушло на выход к тропе. Она, оказывается, была совсем рядом, за ближайшим гребнем. Сажусь на рюкзак, дрожащими руками достаю сигареты, спички. Закуриваю. Коша стреляет у меня сигарету и присаживается рядом, потный, тяжелый и какой-то очень мощный. Ворчит.
-
- Искали мы тебя ближе к вершине Яхтона, где твой фонарь последний раз видели, все "перерыли". Никаких следов.
- А как ты догадался на этот склон спуститься?
Коша оживился:
- Тут, знаеш-ли, совершенно фантастическая история случилась. Когда я понял, что под Яхтоном тебя нет, то тоскливо стало до предела. День-то тяжелый и так выдался. А тут еще ночные поиски выпали. Присел я на камень и шарю по карманам - может где сигаретка завалялась. Сижу, никого не трогаю. Вдруг кто-то подходит сзади, поднимает меня, кладет на плечо и несет по горам. Пробовал пошевелиться, чтобы вырваться или хотя бы посмотреть, кто меня несет, но как-то оцепенел. Помню только, что здорово трясло, и запах непривычный - резкий, мускусный. Принес меня этот друг сюда, где ты орешь и поставил около осыпи, где ты орешь. Я сразу о нем забыл, к тебе побежал, уж больно ты раскричался. Но один раз обернулся. На тропе стоял кто-то очень здоровый и какой-то серебристый. Потом он махнул рукой и исчез. Не улетел, не убежал, а именно исчез!
- Ну и ловок же ты заливать! У меня научился?
- Не веришь? Я сам себе не верю.
Тут пришла и моя очередь задуматься. Ведь знаю я Кошу с шестого класса - врать он не умел совершенно. Бог не дал таланта.
Инцидент второй.
  Прошло две недели. Наша палатка стояла на глубине 850 метров в пещере КиЛСИ на просторной глинистой площадке последнюю ночь. Экспедиция прошла вполне благополучно. Бывает хуже:
- пещера закрылась на тысячном метре большим залом, наполовину заполненным водой;
- переохладившийся томич Паша Воздриков, еще вчера игравший с смертью в поддавки на 900 метре, уже в наземном лагере пьет чай с чабрецом и уверяет всех вокруг, что и сам бы выбрался из пещеры; без спасателей;
- вчера, перед сном, мы скрутили изолентой в блоки последние батарейки для наших фонарей;
- близится к концу отпуск и контрольное время возвращения из пещеры;
- силы и здоровье на исходе, как раз осталось, что бы выйти на поверхность.
И рука моя, на которую Вовка Баранов сбросил зубило в пятнадцатиметровом колодце, почти зажила. Хорошо, что попало на часы, - повреждения минимальные, но Амфибию жаль.
Пора, пора. Надо уходить по веревкам, по тросам, по лестницам вверх, к небу. Это было ясно еще в нашем штурмовом вчера. Поэтому сегодня мы должны проснуться пораньше, выползти из дорогостоящего комфорта подземного лагеря и начать свой путь через черный, холодный пещерный мир к небу, от которого ушли две недели назад.
В нашем четырехспальном мешке, сшитом из нитрона и парашютного шелка, пока спокойно. Все уже проснулись, но каждый еще живет в своем мире. Клин, украдкой, чтоб не выгнали, закурил сигарету. Томка с хрустом потянулась, опять свернулась калачиком и уютно засопела у меня под боком, растягивая последние минуты тепла и уюта. Находчивый Коша не спеша копается в своем углу. Он никогда не забудет затащить в спальник отсыревшие носки, что бы подсушить, и всегда обнаруживает их где-то подо мной.
За тонкой стенкой палатки пещера живет своей призрачной жизнью. Мелкая капель у северной стены выбивает что-то веселенькое о дно консервной банки из-под мойвы, в которую мы собираем воду для готовки пищи. В галерее, ведущей вниз, к гроту Морское Дно скатился камень и наполнил пещеру целой гаммой ксилофоновых звуков. В проводах связи что-то насвистывает ветерок - ближе к утру тяга воздуха из пещеры усиливается.
Над головой фосфоресцирует циферблат Томкиных 'командирских часов', подвешенных к потолку палатки при помощи булавки. Было 2 часа 32 минуты, когда все это началось.
Откуда-то снизу, со стороны ручья, который мы назвали Стикс, кто-то, громко шлепая по лужам, шел к нашему лагерю. Вот он обошел большой камень, где я оставил свое личное снаряжение, погремел карабинами, что-то иронически хмыкнул, положил на место, подошел ближе, футбольнул консервную банку, потеребил растяжку палатки, шевельнул полиэтиленовый лист, перекрывающий палатку от капели. Сейчас войдет..? Нет, не вошел. Обогнул палатку, протопал к веревкам, свисающим в зал из колодца, подергал, пробуя на прочность, тяжело вздохнул и ушел... Ушел вниз, в сторону Стикса.
Штурмовая группа молчит. Спят? Притворяются? Тянусь к телефону и названиваю в базовый лагерь на поверхности. Там у них предрассветная мгла и моему звонку никто не рад.
- "Земля", "Земля", я "Недра". Как слышишь меня? Прием!
- "Недра!"Я "Земля!" Слышу нормально. На связи Шакалов. Чего тебе не спится, Иваныч?
- По нашему графику у нас уже утро. Сейчас будем вставать. У меня к тебе вопрос. Кто, кроме нас есть под землей?
- Нет никого. Из лагеря "Четыреста" группа спасателей ушла еще вчера, а вспомогательная группа войдет в пещеру только завтра утром. Тьфу ты! Уже сегодня. А почему это тебя так заинтересовало?
- Да тут кто-то по площадке бродит...
- Может Коша по надобности выполз? У него с желудком - сам знаешь...
- Нет! Все на месте.
- Слушай, Иваныч. У нас здесь еще полчетвертого, а ты со своими шуточками. Конец связи.
Значит, я шучу... Может не заметил, как задремал, и что-то приснилось.
Объявляю подъем и подаю пример. Тем более, что моя очередь готовить завтрак. Натягиваю полиэтиленовые кульки на ноги, засовываю ноги в сырые резиновые сапоги и, собравшись с духом, выныриваю из палатки в пещерный холод.
Бр-р-р... Пять минут на туалет, еще десять, что бы заправит бензином примуса и разжечь их сухим топливом. Горят, родимые! Подбираю алюминиевые котелки и бегу по воду. Консервная банка опрокинута. Не беда! Вода в луже за палаткой отстоялась до кристальной чистоты. Наберем отсюда в котелки - хватит и на кашу и на чай. Где продукты..? Продукты справа под палаткой под стенкой зала. Еще с вечера я разложил их на трех камешках. Один кулек на завтрак. Другой, поменьше, чтобы перекусить в дороге до пятисотого метра. А в оранжевый транспортный мешок я вложил три банки тушенки, пять банок печеночного паштета, десять пачек галет, восемь пачек сухого спирта, два пакета свечей, пакет конфет килограмма на два и две пачки чая. Эти продукты были аварийным запасом, и их надо бы вынести на поверхность. Но тащить 800 метров по вертикали вверх на последнем этапе экспедиции такой груз не хотелось и мы решили оставить все эти полезные, но тяжелые припасы крымской команде, которая входит в пещеру через неделю после нас.
Ну так вот. Именно этого большого оранжевого транспортного мешка с продуктами на месте и не оказалось. Тщательно обследуя территорию вокруг палатки, продуктов я не нашел, зато рядом с камнем, на котором лежало мое личное снаряжение, на глинистом полу пещеры я обнаружил след ноги размером где-то сорок пять - сорок семь. Нога была босая...
Когда я показал след друзьям, посыпались упреки в розыгрыше, обвинения в неуместных шутках. Но собрались очень быстро. Часа за полтора. Раза в два быстрее, чем обычно.
Через 25 часов после выхода из подземного лагеря пришло время цветов, ста граммов спирта, чая, сухого азиатского воздуха и ярких горных лугов в лучах раннего ласкового солнца... Все как рукой сняло!
Инцидент третий.
Прошло десять лет. Как-то так получилось, что мы опять собрались той же компанией под землей, но уже в другой пещере. Глубина - метров 900, температура воздуха - как в бытовом холодильнике - плюс три, только влажность 100 процентов. Да и устроена шахта не очень уютно. Во время сильного дождя со всех окрестных гор и ледников в шахту стекают потоки воды, которая затапливает эту пещеру почти наполовину.
Поэтому, когда вода в русле ручья , протекающему по дну галереи, вдруг помутнела, и поток буквально на глазах стал расти, превращаясь в реку, стало ясно, что пора искать место, где можно было бы отсидеться от этих неприятностей. Метров за триста вверх по течению в безопасном месте стоял наш лагерь и нам очень захотелось туда. Но идти по воде в такой ситуации нельзя. Собьет с ног течением и перемелет жерновами камней. Не стоит и здесь ожидать дальнейшего развития событий. Судя по следам затопления, эти места очень скоро очутятся глубоко под водой. Будем уходить щелями. Там, выше, на древних этажах пещеры вода нас, может, и не догонит.
Мы начали с того, что по боковой галерейке поднялись метров на восемьдесят, а потом по какому-то камину покарабкались вверх, где свободным лазаньем, где распираясь о стены и подсаживая друг друга. Река к тому времени затопила нижнюю часть пещеры, и на дне галереи, по которой мы только что прошли, образовалось озеро. Нехорошее такое озеро... Уровень воды в нем поднимался на метр за пять минут. Это означало - двенадцать метров в час. И скорость подъема увеличивалась. По поверхности воды лениво кружились спички, какие-то щепки, полиэтиленовая банка из под карбида, одинокий окурок. Вдруг вода забурлила и возникли огромные воздушные пузыри - вода выдавила воздух из какой-то пустоты.
В конце концов вода затопила галерею полностью и стала подниматься по камину. Началась гонка. Неторопливая такая гонка. Вода поднималась, а мы уходили от нее, карабкаясь по скалам вверх. Гонка продолжалась часов шесть, пока мы не добрались до приличной полочки, а вода не успокоилась двумя метрами ниже. Уютная сухая полочка, метра три шириной и пятнадцать длиной случилась очень вовремя. Выше шли совсем уж неприступные стены. В южной части полки обнаружилась круглая дыра диаметром до метра, за ней гротик два на два метра - отличное место для базового лагеря.
Только чтобы оборудовать это убежище, у нас было всего два куска полиэтилена, который мы носили с собой на всякий случай. И еще у нас было по плитке шоколада и по пачке сухого топлива. Маловато? Но что поделать, если Коша утопил наши запасы еще час назад. Ну, не виноват Коша! Он в это время страховал Томку с уступа, а откуда-то сверху прилетел камень килограмма в два и упал на каску Коше. На каске образовалась трещина сантиметров в пятнадцать длиной, амортизатор налез на уши, но страховку мужик не выпустил, сдюжил. Контейнер только не уберег. Хорошо, хоть продукты улетели в воду, а не Томочка. Она плавает примерно так же, как ящик с тушенкой.
Сидим на полочке, отдыхаем. Курим. В прорезиненных доспехах пока жарко, но это ненадолго. Подсчитываем резервы и выясняем, что ,если вода через три дня не спадет - мы умрем. Замерзнем мы. Что бы выжить в такой пещере более трех суток, нужны палатка, сухой спальный мешок, пенополиуретановые теплоизолирующие коврики и пища... Или хотя бы только пища.
Ну, да делать нечего. Будем "зимовать". Завешиваем вход в гротик листом полиэтилена, залазим по одному в тесноватое убежище, складываем по центру грота свои ремни, железо и резиновые куртки, садимся на них, прижавшись друг к другу поплотней, укрываемся вторым листом полиэтилена, чтобы максимально сберечь тепло, и начинаем скучать.
Эх, если бы было вдоволь еды, тогда был бы и бег на месте, и приседания, и песни. Но сейчас не та обстановка: надо беречь силы. Кстати, умирать тоже будем скучно - во сне.
Сухого топлива хватило только слегка просушиться, и потом еще на двадцать пять часов экономного расходования, когда каждая таблетка делится на шесть частей и сжигается с трепетной нежностью к выделяемому теплу.
Шоколад кончился через сорок часов, а вода не убывала. Еще часов двенадцать мы на что-то надеялись, но к концу третьих суток я стал готовиться к "уходу". Пора пришла. Голод уже не чувствуется, знобит, ноги холодеют. Хватило бы сил уйти прилично... Стараюсь думать о море, о тепле, внушить себе, что сыт, что жарко, очень жарко. Это иногда помогает. Если очень стараться...
Тихонько заплакала Томка.
- Сына жалко...
- Слезы увлажняют воздух, а тут и так сыро, неуклюже пошутил Клин.
- Да и рано еще сопли распускать, - бурчу я.
- Вода упала, как минимум, метра на полтора, - включается в беседу Коша, - Я веревкой мерял, рукой уже не достать.
- Главное, чтобы начала падать, - поддерживаю эту тему и я, - скорость спада должна увеличиваться по экспоненте.
Опять замолкаем. Даже если вода будет падать с такой скоростью, с какой ожидается, все равно сил на выход уже нет, а искать нас в этих щелях вряд ли кто будет. Скорее всего решат, что нас унесло потоком вниз, за пределы доступной части пещеры.
Молчат ребята. Может уже "засыпают" один за другим? Для меня самое страшное - остаться последним.
Вдруг за полиэтиленовой занавеской появились новые звуки. Галлюцинации? Рановато. Но кто-то там ходит... Огромный, тяжелый... Прошелся по площадке из конца в конец и вернулся ко входу в грот. Тяжело вздохнул. От мощного дыхания колыхнулся и зашелестел полиэтилен. Войдет? Нет, не вошел. Опять пошлепал по площадке. Сбросил какой-то камень с уступа в воду. Булькнуло далеко внизу - метров пятнадцать наверняка пролетел (вода убывает быстро). Ушел совсем. Включаю свет и ползу к выходу. Коша сквозь дрему проворчал:
- Брось, Иваныч, - это все снится.
- И мне такое же снится, - встрепенулась Томка.
- Я тоже что-то слыхал, - заявил Клин.
-- Ну, знаете ли! Коллективные сны - это для меня слишком сложно. Там кто-то наверняка был, откуда-то пришел и куда-то ушел.
Ползу к выходу, срываю полиэтилен и получаю сюрприз:
Перед входом в грот на знакомом оранжевом транспортном мешке аккуратно выставлены три банки тушенки, пять банок печеночного паштета, десть пачек галет, восемь пачек сухого спирта, два пакета свечей, пакет конфет килограмма на два и две пачки чая.
Вода из галереи ушла на пятые сутки, а на шестые мы уже были в лагере "700", где нас готовились искать спасатели, споря по ходу дела, как транспортировать трупы: целиком или расчленять на части.
Последнее, что я помню перед восемнадцатичасовым сном - это кружка чая со спиртом и то, как у меня пытались отобрать оранжевый контейнер с пустыми банками.
Когда мы отоспались, нас отпустили на поверхность налегке- без вытаскивания возвратного груза, но контейнер с банками в лагере "700" я не оставил, не смотря на уверения, что эти банки мне вынут с базовым грузом. Доверять в таких случаях нелепо, поэтому я прицепил оранжевый мешок к себе и потащился к солнцу. Спорить со мной не стали, но пообещали достать адресок хорошего психиатора.
Честно говоря, временами мне было так нехорошо, что сам удивляюсь, как я вытащил на поверхность этот мешок. На обширной поляне близ пещеры нас уже ждал вертолет и отвез нас в Адлер вместе с кучей грязного пещерного скарба и моими банками... Еще через три дня мы вернулись в Киев, очередной раз поклявшись друг другу, что в пещеры больше ни ногой.
* * *
Через два месяца, когда мы подлечили все свои болячки - и приличные и неприличные, набрали обычный вес и перестали ужасать родных чудовищным аппетитом, пришло время попытаться ответить на накопившиеся в экспедиции вопросы. И вот однажды, прихватив ящик пива, мы явились все четвером на квартиру нашего друга Владлена Казака.
Владлен - биолог с большими научными степенями, посвятивший все свои отпуска неудачным поискам снежного человека, принял наш рассказ как розыгрыш и стал выдвигать шуточные гипотезы одну смешней другой.
Пришлось слегка его урезонить:
-Успокойся, Владлен! Посмотри в этот блокнот. Дело в том, что этикетки банок в процессе транспортировки обычно теряются, и тогда невозможно разобраться, где тушенка, где паштет, а где консервированная ветчина. Поэтому перед каждой поездкой я переписываю номера на банках. Вот записи за 1975 год. Смотри подчеркнутые номера. А вот банки, которые нам вернули в 1985 году.
И я выставил на полированный лауреатский стол одну за другой восемь ржавых мятых пустых консервных банок.
Владлен тщательно сверил номера и разволновался несказанно:
- А ведь так и есть! Номера совпадают! Похожие истории ходят и среди альпинистов, но у них нет никаких доказательств, а ваши баночки очень впечатляют. Ведь где-то он живет, снежный человек. А где ему в горах жить? Конечно в в пещерах! В пещерах он живет! Как же мне это раньше не приходило в голову? Он из пещер выходит на охоту или за плодами. Причем - только ночью и, кроме того, он очень осторожен. Поэтому достоверных следов снежного человека мы знаем много, но не можем его найти. А ведь когда-то и мы сами вышли из пещер. И только сейчас делаем первые робкие шаги обратно в этот огромный, забывший нас подземный мир, в котором все иное: и время, и жизнь, и законы. Мы должны найти хозяев этого мира, понять их, изучить!!!
Владлен огромными шагами мерял комнату, яростно жестикулировал, и на ходу планировал шикарные экспедиции в пещеры на изучение то ли снежного, то ли пещерного человека.
Мне стало жаль его:
- Господи! Для начала надо бы выяснить, КТО КОГО ИЗУЧАЕТ. Ну, как в самом деле уместить хотя бы два факта в твою версию: продукты, которые нам вернули через десять лет, выглядели совсем свежими; баночки и все прочее у нас взяли на плато Кырк-Тау, в Средней Азии, а вернули на Бзыбском хребте. А это - Западный Кавказ.