Распахнутое окно открывает вид на город - не спящий еще, но уже готовый закрыть глаза и уснуть. Огни его переливаются, ведя какой-то лично свой разговор, понятный лишь им одним. Девушка всматривается в улицу перед ее домом. Все тихо. Несколько качелей для детей, припорошенная снегом лужайка в голубых отсветах фонаря. На лавочке у подъезда кто-то забыл вечернюю газету. Маленькая продуктовая палаточка уже давно закрыта - через стекла виден красный мигающий огонек охранной сигнализации. Чуть в стороне - стоянка для машин, временная такая, открытая, но все равно там стоит несколько машин. Две иномарки неопределенно-темного цвета и маленькая зеленая автошка, очень невразумительно здесь смотревшаяся.

Но несмотря на кажущуюся нормальность и спокойность этого пейзажа, девушка чувствует, что что-то не так. Ей пока трудно понять, что именно. Возможно, чего-то не хватает. Она точно не знает. Она просто внутри себя осознает, что все не так, как каждый вечер в это время.

Кафе в центре города. Циферблат больших часов показывает тридцать пять минут первого. Это кафе когда-то было семейным ресторанчиком, но сейчас здесь прижились ярые поклонники классической и готично-роковой музыки и современной чувственной прозы с неким налетом таинства и недомолвок. Это в основном были стажеры журнала, редакция которого располагалась неподалеку, и студенты близлежащих архиктурного и литературного вузов. Такое вот творческое заведение.

Интерьер был выполнен безупречно, в кофейно-карамельных тонах, музыки здесь всегда хватало. В основном играли классику, реже что-то из современной гот-рок сцены.

Подобно любому творческому заведению здесь было порядком тесно и накурено. Но вот недостатка в посетителях никогда не было. Обычно в обеденное время сюда ходили журналисты и фотографы, реже - модели. А в районе пяти-шести вечера зал наполнялся студентами обоих вузов, заскочивших на чашечку кофе после долгого трудового дня на почве прогрызания гранита науки. Было очень легко распознать "архитекторов" и "литераторов" (хотя в этих университетах учили не только двум этим специальностям; были также художники, дизайнеры, переводчики, даже экономисты): первые вечно являлись с огромными папками и тубусами, а вторые всегда сидели с задумчивым видом с ручкой в руке.

Но сейчас посетителей немного. Несколько одиноких полуночных "литераторов" и компания шумно о чем-то спорящих молодых людей. Судя по всему эти шестеро тут завсегдатаи, и их никто не прерывает. Это четверо девушек и двое молодых людей. Всем в районе двадцати. Все яркие, эмоционально и интеллектуально сложившиеся личности. Много обсуждают, но слушают друг друга. Пьют кофе. Все - разный. Кто просто черный, кто мокко, кто с молоком, кто латте, а кто вообще капуччино.

Почти у всех свои прозвища - к чему скучные реальные имена? - и по толстой тетрадке в руках. Зачем - пока неясно. Звучит Моцарт. Немного не подходяще случаю, но пожилой представительный бармен очень его любит. Компания на секунду замолкает, каждый погружается в свои мысли. Только сейчас можно заметить, что все они самые обычные, ничем не прримечательные, таких сотни; пройдешь мимо и не заметишь. А заметишь, так тут же забудешь.

Совсем уж непонятно, почему они замолчали. Один из молодых людей, тот, что был в синей непонятного назначения и формы толстовке на молнии и что предпочел своему настоящему имени короткое и хлесткое "Лекс", достал откуда-то сигарету и закурил. Обычную легкую сигарету. Девушка справа от него, та, чьи медного цвета волосы выстроены в необыкновенную смесь кудряшек и крупных локонов, а платье цвета горячего шоколада ровно лоснится, открывая колени, потянулась к чашке латте.

- Триш, - обратилась к ней худощавого сложения девушка, сидящая напротив. Ее руки были скрещены на груди, за ухо заткнут остро наточенный карандаш, волосы топорщатся, глаза блуждают. Шелковое платье под пиджак и поверх брюк только подчеркивает вязчую небрежность. Оказалось, что рыжая выбрала себе прозвище Патриция, что очень быстро сократилось в "Тришу".

- Так вот, что ты там говорила по поводу Союза По? - продолжила девушка Кара (есть мнение, что это сокращение от французского ms. Caran Dasche - мисс Карандаш). Союзом По Кара называла местный Союз Поэтов, в который Патриция хотела бы войти, так как была превосходным стихоплетом - только в лучшем смысле этого слова.

Все остальные - а именно девушка Клео, девушка Мадлен и парень Пип - закатили глаза. Лекс хмыкнул. Для него хмыканье обычное состояние. С сигаретой, хмыком и книгой - вот перманентный вид его. Над его левой бровью пролегает неглубокий шрам сантиметра в четыре, темные волосы взьерошены, галстук развязан и болтается вообще непонятно с какой целью. Он с этим своим хмыком удалился в направлении бармена за новой чашкой тройного капуччино с корицей. Мадлен, чье настоящее имя было Мария, светловолосый ангел с весьма озорным характером, в простых синих джинсах и явно мужской джинсовой же рубашке на светло-сиреневый топ, приобняла соседа Пипа, улыбнувшись на вопрос Кары. Пип (опишу уже всех), на вид самый старший из всех, с длинной русой челкой, частично закрывающей глаза и неопределенной остальной прической, в оранжевом шарфе и клетчатой рубашке с полуспортивными брюками. Он улыбается в ответ Мадлен лишь уголком рта, одаривая легким поцелуем в макушку. Сразу же становится понятно, что они спутники по жизни.

И осталась лишь одна девушка, которая стояла чуть в тени, то и дело откидывая довольно длинную прядь темных волос с лица. Голубая рубашка, терракотовый жилет, темные брюки со стрелками. Светлая кожа, светлые глаза, очки в серо-голубой оправе. Ничего лишнего. Просто Клео.

Вернулся Лекс - уже без сигареты, зато с чашкой, и беседа-дискуссия потекла дальше.

Комната девушки. Часы показывают сорок восемь минут первого. Она все еще пытается понять, что не так за ее окном. Чтобы ей это далось проще, она садится за письменный стол, достает из ящика толстую записную книжку в кожаном переплете и дорогую перьевую ручку. И начинает писать. Методично, отработанными движениями чернила "Монблан" ложатся на бумагу. Ее бесстрастное лицо лишь иногда меняет наклон, чтобы глазам было удобней скользить по строкам. У нее уверенный почерк, буковка к буковке.

Она поднимает глаза и смотрит в окно, чтобы еще раз взглянуть на панораму. Нет, чего-то явно не хватает. Она продолжает писать.

На циферблате часов в кафе три минуты второго. Молодые люди собираются разойтись. Их еженедельная встреча окончена.