Не понеся потерь, взвод перешёл по мосту. Остановились у входных дверей в башню маяка.
- Марципулос, Брузжак, Бондарь рассредоточиться, вести наблюдение за берегом, - приказал капитан Милославский и взялся за ручку двери. Подергал, дверь была заперта, а поскольку замочной скважины не имелось - были скобы для висячего замка - то, безусловно, заперта изнутри.
Милославский застучал кулаком по двери. Подождал, ответа не было.
- Открывайте, - крикнул капитан, - не то взорвем дверь к чертям.
- Тихо, - сказала Таисия, - слушайте.
Они прислушались. За дверью кто-то поскуливал.
- Щенок что-ли? - предположила Мишка.
Таисия возмущенно фыркнула:
- Щенок бы не запер дверь на засов, ребенок там.
- Что же делать, что?
- Через окно?
Они посмотрели вверх. Нижнее световое окно было на высоте под три метра. Как до него добраться? Милославский пошел в обход башни. Наткнулся на лодку, перевернутую днищем вверх и закрепленную канатами у небольшого причала.
- Все сюда. Берем, быстро.
Обрезали канаты и подтащили лодку под окно.
- Нет, не достать, - прикинул Милославский.
- А, если бы и достал, ты посмотри на это окошечко, в него только кошка пролезет.
- Не кошка, а Мишка, - встряла в разговор младший унтер Зиятдинова, - господин капитан, прошу прощения, но вы повыше всех будете. Вставайте на лодку, а я вам на плечи и в окошко.
Так и сделали. Мишка добралась до окошка, рукояткой браунинга раздолбила стекло и перекрестья рамы, скользнула вовнутрь маяка. Через пару минут входная дверь со скрипом отворилась. У входа стояла Мишка, обнимая за плечики девчушку, лет семи, с заплаканными глазами и ещё шмыгавшую.
- Входите, - сказала Мишка, - кроме девочки здесь никого нет.
Прежде чем войти Милославский обернулся и приказал:
- Марципулос, выстрел в сторону засады неприятеля и прикройте отход подпоручика Подушина с... Бузьковой.
- Есть, господин капитан, - обрадованно откликнулась Никея, приникла к своей оптике, пошарила прицелом и выстрелила.
- Как тебя зовут, деточка? - наклонилась к девочке Таисия.
- Нюся.
- Как же ты осталась здесь одна, Нюся?
- Тятя ушел спозаранку в сяло за хлебом, хлеба у нас вторый день немае. Сказал запереться, никому не отвечать и не отчинять. Я со своей Катькой, - она скосила глаза на прижатую к груди самодельную тряпичную куклу, - играла, а тут стрельба началась, я сильно перелякалась. Спряталась под тятькин топчан и ни гу-гу.
- А мама твоя где? - спросила Таисия и тут же мысленно ударила себя по губам.
- Мамка от нас ушла. Давно ж.
Вмешался Милославский:
- Ну, хозяйка показывай свое хозяйство. Давай руку.
В этот момент в дверь вошёл Подушин со своей ношей. Хмуро оглядел не успевших снять с лиц улыбки, спросил:
- Куда Матрену положить?
- Нюсенька, - сгорая от стыда, спросила Таисия, - ты говорила про топчан, где он?
- Вот, сюда идите.
Матрену уложили на топчан, Таисия приникла к её щеке, чтобы попрощаться и отпрянула:
- Она дышит!
Подушин, облегченно вздохнув, направился к выходу.
- Куда ты, Питирим? - окликнула его Таисия.
- Есть дело, - невнятно отозвался он.
Подушин перешёл мост, быстро преодолел расстояние до их позиции. Выстрелов не последовало, тот один оставшийся то ли уснул, то ли ушёл. Питирим Аввакумович нашел убитую ударницу, Лопухина была её фамилия, а имя? Вроде бы Зоя или Зося? Подушина злило, что он не мог вспомнить. Он занёс тело в середину их бывшей позиции, с полчаса заваливал камнями, пока не получился довольно высокий холмик. Сняв фуражку, немного постоял над каменной могилой, побрел в маяк. Здесь его дожидались, тревожно собравшись на площадке у края моста, готовые при первых выстрелах броситься на помощь.
- Как Матрена? - спросил Подушин.
- Пока в сознание не приходила, - был ответ.
- Пойдёмте, подпоручик, - нетерпеливо позвал Милославский, - здесь справятся без нас. Надо осмотреть нашу крепость. Организовать, наконец, оборону.
Вслед за Мишкой, которую вела Нюся, они стали подниматься по винтовой лестнице.
- Брузжак, - позвал Милославский, когда они поднялись на второй ярус - займите позицию.
Пелагея со своим пулеметом встала у разбитого окна. У окна второго яруса капитан оставил Никею.
- А это вот маячная комната, - сказала Нюся, здесь тятя дежурит. Они вошли в служебное помещение смотрителя маяка. Сумрак в ней едва рассеивался светом из иллюминатора. В противоположной стене была дверь на смотровую площадку. Обстановка простенькая - небольшой стол, на котором огарок свечи, толстая канцелярская книга - вахтенный журнал; две табуретки; полки с инструментом и техническими деталями. Лестница, ведущая к люку на потолке.
- Там светильни с лимзами, - сказала Нюся.
- С линзами, - поправил Подушин, поднимаясь по лестнице и просовываясь головой в люк, - ну, да. С линзами Френеля.
Потом все вышли на смотровую площадку. Покрытое легкой рябью море, слабый ветерок, промозгло и холодно. "Не май месяц" - вспомнилась Тимофею Аркадьевичу старая солдатская поговорка. Действительно, не май, во всех отношениях.
- Младший унтер-офицер Зиятдинова, - сказал капитан Милославский, - займите пост наблюдения. Он передал ей бинокль.
- Я же винтовку с собой не захватила, господин капитан, - попыталась открутиться Мишка.
- Винтовка для наблюдения не требуется. Смотрите во все стороны. Если заметите движение противника, кричите. Не с площадки кричите, а, открыв дверь, кричите вовнутрь башни маяка. Понятно?
- Понятно, господин капитан, - со злинкой в голосе ответила Мишка, за барышню из кисейных он видно её считает!
- Очень хорошо, - невозмутимо закончил Милославский. - Выполняйте. Через час Вас сменят.
Милославский с Подушиным вернулись в маячную комнату и, отослав Нюсю вниз, чтобы передала по пути распоряжение о снятии с постов Никеи и Пелагеи, уселись на табуретки. Закурили.
- Ты, я думаю, понимаешь, что мы все должны были полечь на тех камнях? - тихо спросил Подушин.
- Конечно. Ясно, что мы отбивались от небольшого отряда. Причем, не регулярного и без артиллерии. Видимо, основные части противника прошли севернее.
- Да, будь иначе - нас снесли бы за четверть часа. Безнадежным был наш заслон. И бессмысленным. Санитарный обоз мы бы не спасли.
- Разве у нас был выбор? Твоя Таисия поняла это сразу.
- Вот и выходит, что нам чудесным образом повезло.
- Безумству храбрых поем мы песню, - процитировал Милославский.
- Давай-ка, господин капитан, без древних греков.
- Это - Максим Горький. Большой, заблудившийся талант... Что ты сказал? Повезло? А повезло ли? Ты говорил, что у нас будет целая ночь на то, чтобы придумать, как выбираться из западни. Были мысли?
- Я думаю те же, что и твои, поскольку ты согласился на моё предложение. Во-первых, маловероятное, но допустимое: контрнаступление нашей армии, вдруг подкрепленной какими-то резервами. Во-вторых, более вероятное: прохождение здесь прорвавшейся из окружения одной из наших частей, к которой мы могли присоединиться. В-третьих, вот это уж вероятно на сто процентов - куда бы мы ушли в голимой степи? Нас бы быстро догнали и порубили, даже эти, нерегулярные.
Возразить было нечего.
Милославский сменил тему:
- Как ты думаешь, Питирим Аввакумович, почему союзники не оказывают нам кардинальной помощи. Сто лет назад они были куда как активнее в борьбе против Французской революции.
- Россия - вечная кость в горле у западных крокодилов. И до Петра, а потом всё более и более. Почему более? Ответ прост: огромные пространства от Урала до Тихого океана. Что там уже ограбленные индейцы и индусы? Золото. Драгоценные камни. Тьфу. Сверх барыши сейчас в мехах, моржовом клыке, китовом усе. По меркам будущего тоже тьфу. Уголь, лес, руды металлов, зерно - вот богатство сотен Индий и Америк. Так что западный политик - раздробить Россию на лакомые куски, которые и сожрать...
Внезапно дверь со смотровой площадки распахнулась, в комнату влетела Мишка, с вытаращенными глазами:
- Корабль! Корабль плывет! - закричала она.
Они выскочили наружу.
- Где?
Мишка показала рукой. На фоне угасающего вечернего заката едва можно было разглядеть темную черточку на юго-западе. Милославский схватил бинокль, несколько минут всматривался и начал бормотать:
- Корабль ммм... , появился, по-видимому, из-за мыса, с запада. Что? Военный, несомненно, военный. Насколько хватает моих знаний во флотских делах - это эсминец. Флаг не разобрать, но вроде не одноцветный и уж точно не красный. Слушайте! Он движется, словно бы огибая побережье. Если не изменит курс, то будет напротив нас на расстоянии не более полутора верст часа через два.
На площадку привлеченные криком Мишки поднялись все, кроме легко раненной Вольской, оставшейся возле Матрены. Поднялся гомон.
- Тихо, - сказал Милославский, - так, надо привлечь их внимание, зажжём маяк.
Таисия тут же возразила:
- Зажжем мы маяк и что? Он и должен гореть для своих целей. Для этой...навигации. Как на корабле поймут, что мы нуждаемся в помощи?
Аргумент был убедителен, все задумались.
- Читала я где-то, - неуверенно начала Никея, - есть сигнал бедствия с тонущего судна, получив который все обязаны придти на помощь.
- Я знаю, - раздался звонкий голос.
Все обернулись. Зина Бондарь, вообще-то боевая девушка, под всеобщими взглядами несколько смутилась:
- На курсах телеграфистов у нас преподавал бывший моряк, капитан-лейтенант... Так вот он как-то рассказал про международный сигнал бедствия по азбуке Морзе, на доске написал. Я запомнила: три точки, три тире, три точки. Абсолютно точно.
- Вот это то, что надо, - сказал Милославский, - Нюся, ты знаешь как зажечь фонарь?
- Знаю, да только масло для светильней давно закончилось.
- Обойдемся без масла и без светильней, - вмешался Подушин, - топор у твоего отца имеется?
- Да, внизу.
- Тащи его сюда побыстрей.
Нюся принесла топор и Подушин взялся рубить стол и табуретки в маячной комнате. Затем поднялся под колпак, сложил между линз костёр, поджег и спустился вниз:
- Этого горючего хватит минут на десять, а больше нам и не потребуется. На наш сигнал либо среагируют сразу, либо оставят без внимания совсем. Идём, Тимофей Аркадьевич.
- Толпиться здесь незачем, - сказал Милославский, - Марципулос, Брузжак - занять прежние посты, остальные, кроме Зиятдиновой, вниз.
Они втроём вновь вышли на смотровую площадку. Благодаря линзам и сгустившимся сумеркам огонь маяка наверняка должен быть виден с корабля. Капитан и подпоручик растянули на руках снятую Подушиным шинель, подняли её, закрывая свет самодельного прожектора. Мишка смотрела в бинокль.
Милославский начал размеренно командовать. ''Точке'' соответствовало:
- Опустить! Поднять!
Для передачи '' тире'':
- Опустить! Раз, два, три. Поднять!
Они передали сигнал SOS таким образом в седьмой раз, когда раздался крик Мишки:
- Они отвечают! По-видимому, тоже что-то передают.
- Ну, для диалога мы не годимся. Заметили, слава Богу, а нам остается только ждать.
Ждать пришлось не то, чтобы долго по времени, но очень долго по мучительности ожидания. Наконец, заметно стало, что от корабля, находившегося уже не далее, чем в трех четвертях версты от маяка, отошла шлюпка с фонарем на корме.
В это время Пелагея, вновь стоящая с пулеметом у окна первого яруса, вызвала командира.
- Пушки тащат, господин капитан, - доложила она. Милославский, выглянув в разбитое окно, разглядел две подъезжающие упряжи с трехдюймовками. Их сопровождали до двух рот пехоты.
- Пелагея, поднимись на второй ярус, бей окно. Даже, если они начнут занимать позицию за пределами досягаемости твоего пулемета, стреляй. Постарайся не дать им развернуться.
- Слушаюсь, господин капитан, - несколько нечетко ответила пулеметчица, смущенная тем, что капитан обратился к ней по имени.
Он окончательно смутил её, похлопав по плечу.
Никея была послана со второго яруса на смотровую площадку с той же целью - выбивать орудийную прислугу.
Спустившись вниз Милославский со злостью сказал Подушину:
- Сто свечей чертям под хвост! Не оказаться бы нам меж двух огней.