Солнце печет нещадно. Небо оплавляется по краям белесым воском и стекает к земле. Город к востоку смердит жженой пластмассой и тухлятиной.
Живых там не осталось - живые ушли в горы, крысами расползлись по норам, как жуки закопались в землю, а деревья - тоже чертовы сопротивленцы, как и все здесь! - распростерли над ними густые кроны, сцепившись ветками. Сплошной зеленый ковер, хоть напалмом выжигай паразитов, но напалм запретили. Как же, тропические леса, легкие планеты...
Но и в этом ковре есть дыры. И через одну такую можно достать крысу пожирнее.
Например, кого-нибудь из командования.
"Генерал Череп, да? - мечтательно улыбается Джонни-шестой. Они все "джонни" в сто четырнадцатом, и у каждого в нагрузку есть номер и звание, и больше ничего. Война. - Посмотрим, что у тебя в черепушке", - и смеется беззвучно собственной шутке.
Душно, бьет в нос запах мертвечины, и во рту сухо. Глотнуть бы воды, но отвлекаться нельзя. Через минуту сорок Джонни-первый начнет выкуривать отряды сопротивления из щелей и ему, шестому, останется только аккуратно снять цель на лысом участке склона. Сделал дырочку в Черепе - и свободен. Свои прикроют отступление.
В городе было бы проще.
В городе, кроме снайперской винтовки, еще много чего придумать можно - бомбы, ракеты ближнего и дальнего действия... да хоть бы и гранаты, в конце концов. Но жирные трусы из Парламента разрешают использовать все это исключительно на человечьей территории. В сельве даже лишнее дерево срубить не моги.
Сволочи. Да не пошли бы они со своим гуманизмом... сюда, в Жуатубу, или в Бетин, где полегла половина отряда, или в клятый Эзмералдас. Пусть бы посидели недельку-другую в этих душных лесах. Быстро бы мнение изменили, и тогда, самое большее, через месяц эта десятилетняя, бесконечная война наконец бы издохла. Глобус в штабе испятнан красным - очаги конфликтов, горячие точки и зоны политической напряженности, словно пунцовый румянец у больного чахоткой. Линии фронтов стягивают землю тугой нейлоновой паутиной. Все дерутся за свободу, а ее никак не видать.
Душно.
- Первый - шестому. Начинаем, - в наушниках - сплошные хрипы. Связь здесь хреновая, глушит что-то. - Команда ноль-четыре.
- Шестой - первому: команда ноль-четыре, принято.
Где-то в глубине горы бабахает. Диверсанты сработали чисто, и если в расчетах нигде не налажали, то скоро гнилая вода Тиете начнет заполнять подземные убежища. Хотят сопротивленцы или нет, но придется выбираться на склон.
Так и происходит.
Через четырнадцать минут из пещер начинают муравьями сыпаться люди - в основном, мужчины, но хватает и женщин, и детей в рванье. Все тащат на себе столько, сколько могут - оборудование, боеприпасы, еду... Но до крысят Джонни-шестому дела нет, ими пусть другие занимаются. А он впивается прицелом в черную расщелину, из которой должен вот-вот появиться бородач с татуировкой-черепом на бритом затылке. Хорошая примета, надежная - слава генеральской гордыне, другой бы спрятался, а этот - нет. Тут не промахнешься, если совсем не идиот, и ни с кем другим не перепутаешь.
Внезапно воздух взрывается криками ужаса. Настоящего, животного, от которого даже у матерого бойца под кожей зуд начинается. Джонни слегка поводит винтовкой - и в прицел попадает чье-то искаженное лицо. Женщина, метис - кожа кофейная, волосы черные и прямые. Но сейчас она больше похожа не на человека, а на бьющуюся в конвульсиях куклу на шарнирах: глаза навыкате, одни белки, руки заломлены под невероятным углом.
Женщина по пояс утопает в земле и с каждым судорожным движением погружается глубже.
Джонни кажется, что это именно ее крик отдается эхом в ушах.
"Что за черт? - он рывками переводит прицел с одного человека на другого и чувствует, как по спине ползут противно-липкие капли пота. Люди тонут в земле. Не все - некоторые дети скачут ошалевшими блохами и верещат, женщины пытаются вытащить своих - но увязают сами. - Зыбучие пески? Болото? Тиете размыла склон?"
Так не бывает.
- Первый - шестому. Бросай винтовку, - оживает связь неуставными хрипами. Не радиоволна - чистая паника. - Выбрасывай к чертовой матери свою винтовку!
- Шестой - первому, подтвердите приказ, помехи на линии, - едва шевелит пересохшими губами Джонни. Кружок оптического прицела - окно в параллельную вселенную кошмаров. Там, на выцветшем от жары склоне, какой-то парень сумел добраться до леса и увяз в древесных корнях. Они как змеи - извиваются, душат, тащат куда-то в голодную глубину.
Не отвести взгляда.
- Бросай оружие, кретин! - хрипы.
Бросить оружие? Невозможно. Это вдалбливали с самого первого дня - ни за что, никогда не бросать винтовку, пока задание не выполнено, даже если небо начинает разваливаться на куски.
Что-то касается руки - мягко, но с неумолимым нажимом. Джонни судорожно дергает локтем, не верит своим глазам. Росток. Всего лишь росток, то ли бамбука, то ли еще какой тропической дряни. Зеленый, многосуставчатый, он слепо тычется в жесткую ткань камуфляжа, а потом - захлестывает руку неожиданно прочной петлей. И земля вдруг делается мягкой, невозможно мягкой, как растаявшей пломбир - и такой же холодной. Ростков становится все больше, они прут из разжижающейся почвы, как черви, плотно обвивают предплечья - дергайся, сучи ногами, как обделавшийся младенец, но исправить ничего не сможешь.
Они тянут вниз, вглубь...
Рот у Джонни раскрывается сам собой, и из него льется, льется крик, словно воздух, который выходит из надувного шарика. Крика так много, что когда Джонни замолчит, наверное, останется одна пустая оболочка - сморщенный камуфляж. Земля уже подпирает подбородок.
- ...чертова винтовка! - надрывается связь.
Жирная красная почва лезет в рот, удушливая, вездесущая, ноги барахтаются где-то на поверхности, глаза режет. И ничего нельзя сделать - легче землетрясение остановить голыми руками, легче развернуть обратно ураган, дунув против ветра, чем выплыть отсюда на поверхность и глотнуть воздуха.
"Да я подыхаю", - осознает вдруг Джонни с необыкновенной остротой, и это понимание, словно бритвой, срезает солдатские рефлексы. Пальцы наконец-то разжимаются и винтовка, тяжелая, как будто свинцовая, падает куда-то вглубь.
И в тот же миг земля твердеет. Только вот Джонни от этого уже не легче... Попробуй-ка вздохни, когда полон рот грязи.
А еще над желудком что-то колет и тянет одновременно, и наваливается чернота.
Джонни почти рад, что сердце все-таки не выдержало.
- Beba... Você tem sorte.
Вода. Она сладкая, жидкая и восхитительно мокрая. Кажется, воду можно пить бесконечно. Нет, теперь Джонни никогда не будет страшно утонуть в воде.
А где будет?
Память возвращается внезапно, и Джонни дергается, пытается одновременно вскочить на ноги, закричать и нашарить винтовку. Но горло сорвано, колени подгибаются, а винтовка осталась там, в жадной красной земле. Даже ложе - не кровать, а так, тряпки на полу. Темнокожая девушка с глазами старухи равнодушно прижимает к груди оранжевую пластмассовую миску и улыбается. Одежда у Джонни с чужого плеча, тесная, пуговицы на рубашке цвета хаки еле сошлись и вот-вот отлетят.
"Где я?" - хочет выкрикнуть Джонни, но получается только:
- Хрррде...
Девушка вдруг перестает улыбаться и подается вперед. Намозоленные коричневые пальцы осторожно ложатся на щеку, и от этого прикосновения Джонни словно током прошибает.
- Pobre... - шепчет девушка, и глаза у нее делаются больными. - Beba, por favor! - она вручает ему миску.
Джонни облизывает губы и внезапно понимает, что все еще страшно хочет пить. Воды в миске слишком мало. Девушка понимающе кивает, поднимается и выходит из комнаты, похожей на келью - если бы в кельях бывало столько мусора и тряпок. За занавесью слышится шум, тихий обмен репликами. Второй голос мужской.
- Что, проснулся, везунчик? - на этот раз занавеску отодвигает высокий парень. У него куртка с нашивками пилота. - Старший сержант Рикман.
- Джонни-шестой, - сиплым шепотом представляется он, и парень хмыкает.
- Ну, а настоящее имя?
- Я... не помню, - ответ машинальный, но уже через секунду Джонни понимает, что это правда. Нервных сил на панику не хватает - так, слабый отголосок пережитого ужаса всколыхивает душу, и только.
- Шок, наверно, - с сожалением констатирует Рикман и садится прямо на пол. - Ты как, нормально?
- Ничего не понимаю, - честно отвечает Джонни-снайпер и вдруг начинает смеяться. Всё так плохо и странно, что даже уже не страшно. Невозможно это воспринимать как реальность - ни холод чисто выметенных досок пола, ни кислую вонь плесени от тряпья, ни обшарпанные стены без окон.
- Ну, это нормально, - лыбится Рикман. - Связь не работает, кстати. Не работает вообще ничего. Все сколько-нибудь сложные механизмы встали. Опасные сооружения, вроде завода в городе, вообще как сквозь землю провалились. Или не как, - он зябко передергивает плечами, и улыбка становится натужной. - Те, у кого было оружие, исчезли без следа. И наши, и местные, - он тыкает в колышущуюся занавеску. - Похоже, кто-то решил, что мы заигрались в войнушку. Вот такие дела, Джонни... Ну, ты давай, приходи в себя, работы много, - парень фамильярно хлопает его по плечу. - Девчонку звать Мария, то есть, не Мария, конечно, но тут половина - Марии, так что она не возражает. По-нашему она понимает, но плохо, так что и ты вспоминай азы иностранного. "Бебер", значит, это "пить", "комер" - "жрать", ну, больше пока и не надо. Дальше сами разберетесь.
Когда Рикман выходит, Джонни еще долго пялится в пустоту. Кажется, что и в голове так же пусто. Только звон и человеческие крики.
Интересно, а те ублюдки из Парламента, которые запрещали взрывать в лесах, знали про это? Или только догадывались? А если знали, почему не завязали с чертовой войной - неужели какой-то гребанный тоталитарный режим так глаза мозолил?
Злость перехватывает горло.
И - страх.
Сегодня под землю ушли те, кто носил оружие. А завтра? Те, кто бросает бумажки мимо урны? Или те, кто строит города на месте лесов?
Девушка с оранжевой миской, полной воды, появляется незаметно, как призрак.
- Quer beber?
Улыбчивая дурочка. Еще вчера Джонни стрелял по ее братьям, а сегодня она выхаживает его, как родного. Неужели это потому...
...от ужаса в груди екает...
...потому, что больше не осталось вообще никого? Потому что погибли все - и парни из сопротивления, и его, Джонни, сослуживцы?
Бред. Быть такого не может. И прочь, прочь панические мысли о том, что, возможно, не только в лесах близ Жуатубы люди с оружием в руках были похоронены заживо.
- Почему это произошло? - хрипло выдыхает Джонни. Мария замирает, хмурится, как будто пытается понять. - Почему? - он жестом слепца проводит по доскам пола и вздрагивает, когда услужливая память воскрешает то, как он тонул в самой земле.
И Мария, кажется, понимает.
Она аккуратно ставит миску и касается раскрытой ладонью саднящих ребер Джонни. От неожиданности он вдыхает полной грудью и одна пуговица все-таки отлетает. А Мария ловит его взгляд и говорит серьезно, в такт биению сердца.
- Ela só queria respirar.
*Beba. Você tem sorte - Пей. Везучий ты.
**Pobre - бедный, несчастный.
***Ela só queria respirar - Она просто хотела вздохнуть.