Аннотация: О тех, кто ведет к победе, а потом отходит в тень.
БЫТЬ РЯДОМ
Когда я столкнулась с нею в подъезде, то узнала не сразу. Смутно знакомыми показались черты лица, глаза были того же редкого цвета, но вот остальное... Ссутулились плечи, лоб рассекли вертикальные морщины усталости и опустились уголки губ; вроде бы не такие уж значительные изменения, а ведь поди ж ты, обманули меня в первый момент.
Она прошла мимо размашистым, тяжелым шагом, волоча за собой клетчатый чемодан. Я придержала из вежливости ржавую дверь - всю в каплях воды, как в лихорадочной испарине - и, когда женщина уже ступила на тротуар и заправила за ухо локон таким знакомым-знакомым жестом, не удержалась и окликнула:
- Ника?
- Откуда вы?.. - она растерянно обернулась; весеннее солнце вызолотило русые пряди волос и гротескно подчеркнуло мешки под глазами - свидетельство бессонных ночей и долгих слёз.
- Мы воспитывались вместе. Помнишь?
Некоторое время она молчала и вглядывалась в моё лицо, нервно покусывая губы, а потом произнесла севшим голосом:
- А ты изменилась.
- И ты, - на сердце стало тепло. Все-таки Ника, а не просто похожая незнакомка. - Сильно торопишься? Дел срочных нет?
- Да какие дела, если такие встречи, - ответила она без улыбки, хотя тон был шутливый, и оглянулась по сторонам. - Там лавочка, чистая, кажется... присядем?
Лавка, разумеется, оказалась мокрой, да и под ней плескалась целая лужа. Я сбегала в подъезд за газетой, кое-как застелила сиденье и вытерла спинку. Все это время Ника стояла, странными, больными глазами вглядываясь в окно на девятом этаже, белеющее дорогими пластиковыми рамами.
- Уезжаешь куда-то? - кивнула я на чемодан, одиноко мокнущий в луже.
- Да.
- Надолго? Я в том же подъезде квартиру собираюсь снимать, соседками теперь будем.
- Не будем, - Ника покачала головой. - Я сюда не вернусь. И в этот город тоже, если получится, - закончила она глухо. Таким голосом говорят отчаявшиеся или до смерти уставшие.
- Рассказывай.
И она рассказала.
...С будущим мужем Ника познакомилась на книжной ярмарке в Выставочном центре. Как в старых романсах - она уронила перчатку, он поднял, взгляды встретились, и... Его звали Виктор. Чем не пара Нике?
В тот день было много разговоров о поэзии, о сложностях жизни в изменившейся в одночасье стране, о стремлениях и надеждах. Потом пошло по накатанной дорожке. Несколько встреч в кафе, долгие прогулки в парке, первое настоящее свидание - разумеется, встреча была назначена у фонтана; каждые выходные - в кино. Виктор много улыбался, говорил уверенно и громко; обещал, что завоюет столицу и подарит её Нике.
Ника смеялась, ела мороженое и шутила, что сама-де воевать не умеет - будет вдохновлять.
Так и получилось, как ни странно.
Еще на пятом курсе Виктор устроился на подработку в какую-то сомнительную контору. Была в нем эта авантюрная жилка, толкающая людей на рискованные поступки, но сначала ему везло. Контора прогорела, а Вик не только не попался властям под горячую руку, но даже умудрился денег скопить. Как раз хватило на свадьбу и на то, чтобы после института открыть первое свое дело. Он посоветовался с Никой, и ребенка решили "отложить" - пока на ноги твердо не встанут, пока уверенность в завтрашнем дне не появится...
У Виктора только мать, разбитая параличом после инсульта, Ника - и вовсе сирота, случись что - и рассчитывать не на кого.
"На светлое будущее надо заработать", - говорил Виктор, возвращавшийся домой уже за полночь. Нику же на работу пристроить не получилось: на целый день она уходить не хотела, чтобы свекровь не оставлять надолго одну, а если на полставки идти, так там обычно платили такой мизер, что лучше уж дома сидеть и время не тратить, благо дел всегда хватает.
По первости было тяжело. Времена настали тревожные, продукты не по дням, а по часам дорожали, ещё и Виктор ввязался в тёмные дела с дурными людьми... Помрачнел, почти разучился улыбаться. Однажды в дверь позвонили уже под утро, а когда Ника открыла дверь, то увидела, что муж лежит на площадке в луже крови. Ох, и натерпелась тогда... По друзьям деньги занимала на лечение, металась между реанимацией, где Вик лежал, и домом - свекрови от года к году только хуже становилось. Но Ника справилась, сдюжила, вытянула.
Тех, кто стрелял в Виктора, конечно, не нашли; а он сам, когда выписался из больницы, стал вдвое мрачнее - и вчетверо упрямей прежнего. Продал фирму, раздал долги и начал все с начала. И то ли времена смягчились, то ли действовать Виктор стал осмотрительней, но дела у него пошли в гору.
- А потом что?
- Ну, как что, - пожала Ника плечами и запрокинула голову к ясному голубому небу. - Разное было. И хорошее, и плохое.
Одной слякотной, затянувшейся почти до середины декабря осенью умерла мать Виктора. Второй инсульт, даже скорая приехать не успела. Вик после поминок сразу и запил - много тогда проблем навалилось, а тут еще последний родной человек ушел. Ника его вытягивала две недели, водила по врачам, в комнате запирала, терпела крик и замазывала синяки маскировочным карандашом. Потом Виктор опомнился, конечно, взял себя в руки - не той он был породы человек, чтобы вот так просто под откос жизнь пустить.
Нет. Виктор - победитель.
Успех пришёл постепенно. Один магазин превратился в сеть супермаркетов сначала в столице, а потом и в других городах. Денег теперь на все хватало. Старенькую "двушку" давным-давно обменяли на шикарную четырехкомнатную квартиру, машину купили дорогую, стали по пять раз в год ездить отдыхать... Только вот к тридцати пяти годам Виктор спохватился, что детей до сих пор нет. А потом врачи сказали Нике, что и не будет.
С этого-то всё и началось.
Сперва он стал задерживаться на работе, хотя должность давно уже позволяла оставить текучку на директоров и разбираться только с самым важным. Клочки бумаги с телефонными номерами и странные звонки, когда незнакомки просили "позвать Виктора", Ника старалась терпеть. Ну, всякое бывает, мол, и хуже тоже, и живут же люди, не жалуются... Потом начались пьяные упрёки: "Ты ничего не сделала никогда, даже не работала, и ничего не делаешь, и сына родить не можешь..."
- Он ведь не кричал даже, - Ника потерянно смотрела в сторону и механически разглаживала складки плаща. - Говорил с горечью просто. Утром извинялся. А я сердиться не могла, ведь он прав был. Что я делала для нас, если задуматься? Просто всегда была рядом. И всё.
- Это уже много, - возразила я. Она покачала головой:
- Нет. По нынешним временам - мало. Это в прежние времена жена могла быть надёжным тылом, опорой, могла вдохновлять на победу... И ведь даже не в ребёнке дело. Если бы мы вместе работали, партнёрами были бы по бизнесу, стал бы он меня сейчас выставлять?
- Так он тебя выгоняет уже? - я подскочила с лавки, впервые за много-много времени чувствуя не просто злость, а какую-то священную ярость битвы: попадись мне сейчас этот Виктор, так голыми руками размажу его по асфальту! - Ника, да на таких людей у меня браных слов не хватает! Вы же столько вместе прошли, а он...
- А он хочет семью, в которой будет счастлив, - Ника грустно улыбнулась, разом старея лет на десять. - Я его все еще люблю. И поэтому не буду делать вид, что не понимаю его намеков. Уеду, пусть будет счастлив.
- Ты точно всё обдумала?
- Да, - сказала она так, что переспрашивать что-то мне не захотелось.
Сейчас, когда Ника закончила свой невесёлый рассказ, я наконец поняла, почему не узнала её тогда, в самый первый момент. Не из-за морщинок, конечно, нет.
Крылья.
В старые времена она не ходила - парила над землей, стремительная, легкая. Раздувалось колоколом белое платье, звенел смех - ветряные колокольчики, а лицо сияло - так, как сияют лица у всех юных, познавших пока ещё только вкус победы и пьянящего счастья. А теперь она горбилась, словно у нее были не крылья за плечами, а взваленная на загривок надгробная плита.
...Говорит, что просто "была рядом"... Разве от этого так устают?
- Тебе есть, куда ехать?
Нет, отговаривать я ее не буду. Она ведь упрямая, все равно уедет, не сейчас, так потом. А этот Виктор такой жены, как Ника, не заслуживает... да он вообще никакой не заслуживает!
- Пока не знаю, - она вздохнула тяжело. - Честно говоря, билет покупала наобум. Ладно, приеду - разберусь. В первый раз, что ли, все бросаю... И не с таким справлялась.
- А деньги?
- Не проблема. На первое время, конечно. Надеюсь, в провинции комнату можно дешевле снять, чем тут у нас.
И я решилась.
- Не надо комнат, - в одном кармане у меня лежала куча каких-то бесполезных бумажек, в другом - три тяжелые старинные монеты из тусклого металла, в третьем - просроченный проездной... - Вот. Держи. Это мой билет на поезд, я с ним сюда ехала. Отправишься в этот город, - я постучала ногтём по названию. - Вот улица, номер дома и квартиры, - к билету присоединился клочок бумаги с адресом. - На обороте телефон. Обратишься к хозяйке, скажешь, что от меня. Я не уверена была, что здесь задержусь, вот и оплатила там квартиру на два месяца вперед.
Она колебалась недолго.
- Имя у тебя прежнее?
- Другое. На билете посмотришь... Но есть одно условие, Ника. Если ты действительно готова бросить все и уехать - оставь и это, - я хлопнула рукой по чемодану.
Ника замерла. Радостная улыбка её угасла.
- Но там мои вещи... Личные. Наши письма, фотографии. Платье свадебное... знаю, ерунда, конечно, но столько воспоминаний...
- Столько воспоминаний - и все лишние.
- А ты жестокой стала.
- Всегда такой была, - на языке у меня появилась горечь. - Нет, Ника. Если ты не готова оставить здесь воспоминания о нём, то я тебя не отпущу. Загоню сейчас обратно в вашу квартиру на девятом этаже, дождемся твоего Виктора вместе, поговорим. Может, у него, балбеса, хоть разум прояснится...
- Не прояснится, - Ника помрачнела. - Ох, ты бы послушала его... Да ему и правда лучше будет без меня. Я ничего не сделала, просто...
- Просто была рядом, - я поймала ее взгляд.
- Была рядом... - эхом повторила она. Глаза, поначалу сумрачно-серые, теперь светлели и наливались цветом. Ярко-голубым, как ясное небо.
Билет и бумажку с адресом она забрала. Чемодан остался стоять у лавочки - завалившийся набок, подмокший, в жалкую жёлто-коричневую клетку. Я сидела, подставив лицо обманчивому весеннему солнцу, которое светит, но не греет - и улыбалась.
...К станции она не шла - летела над землёй. Расстегнутый плащ крыльями трепетал за спиной. Волосы горели, как золотой венец.
А в кулаке - я это знала - она сжимала старую, вытертую монету.
Не талисман. Просто подарок на память.
Я хочу быть с тобой - как воздух, которым ты дышишь,