Хорхой Ольга : другие произведения.

Ролевик: Рунолог

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
  • Аннотация:
    Все попаданческие истории начинаются практически одинаково: "шел, упал, (очнулся - гипс), попал". И, вроде как, он не хотел и вообще скромный клерк/студент/врач/программер. Альвийская невинность... И это не он с особым тщанием прорабатывал квенту, и не он шил, строгал и раскрашивал шмот и обвес, и не он вживался в образ. И не он знал, что судьба любит шутить, что именно тогда, когда это не вовремя, не к месту и абсолютно неожиданно - маска заменит твое лицо и роль станет жизнью. Обычно, правда, такие вещи происходят не столь антуражно, просто отыгрывающий рыцаря попадает в ситуацию, когда ему надо голыми руками отбить у гопников - иной раз даже не "красивую девушку", а немолодую тетку с сумками, или старика - но можно и убежать; отыгрывающему князя или короля придется спасать свою организацию от рейдеров и отлавливать в ней "крыс" и "откатчиков"; отыгрывающему друида - отстаивать последний клочок зелени в городе и не одну неделю на общественных началах болота тушить.
    А если предположить, что кто-то специально захочет пройти такую проверку... "Нужные книжки ты в детстве читал", или нет? Сколько раз мы повторяли, отложив иную повесть: "Мне бы такие возможности, уж я бы..." Ну, да, вот тебе возможности, держи, не надорвись только. Что ты станешь делать, если там, куда ты попал, таких продвинутых, как ты, не один, и не двое, а значительная часть населения? Если те, кто приходил до тебя, были сильнее и искуснее, и все же не смогли до конца выполнить поставленную задачу? "Интеллект отыгрывается по реалу". Одно из правил игры.
    Страничка автора
    Редакция от 06.12.13

Двойной агент, или похождения бравой Хюльды

Содержание:

Часть I. В полях.

    
    

Глава I. Интро.

    
    
    Двойное отрицание равно утверждению. Почти. Не скажу, что не была готова. Но и готовности особой тоже не было, хотя бы потому, что до конца не верила в эти байки. Мало ли истеричных девиц и очкастых шизиков в ролевой среде? Не досмотрят, так дофантазируют. Но утопающий схватится и за торпеду... Э... что-то мысли не туда понесло. У меня это теперь закономерно, они гуляют сами по себе, я – тоже, "руки роются в буфете, ноги лезут под диван"... Как дошла до жизни такой? Хорошо, что вообще смогла дойти. К семнадцатому мая, которое теперь можно отмечать как второй день рождения, открытию сезона полноценных полигонок, я дотянула себя до более-менее подвижного состояния только энергуйскими техниками, и второго шанса обмануть судьбу у меня по факту не было.     
      
    Сестренка сделала квадратные глаза, когда я упихала шмотки в рюкзак и взвалила его на плечи. Шмоток было мало, иначе бы не донесла, вместо палатки взяла полиэтилен для тента, его же собралась натягивать над своей импровизированной лавкой. Чтобы не слишком много бегать, одна из первых заявила соответствующую роль, гномшу, мага-артефактора, а бижутерию, не проданную на "Городе мастеров", притащила в качестве игрового товара. Правда, когда мастер чиповать все это дело начал, геморрой мне устроил такой, что другой бы не отбрехался. Главным аргументом, как ни странно, было то, что руны настоящие и "вязь рабочая". А надо нерабочую? Или такую кривую, что владельца покалечит? Ну, да, в паре амулетов даже кровь использовала, не свою, понятно, а бычью, и не для нанесения рун, а как наполнитель керамического теста, так оно тут в тему: Уруз – это и значит "бык". Все это изначально делалось для настоящей продажи, а не для игры и не за жетоны.      
     
    Арагорн наш, свет, Московский, недельной щетиной трясет и стращает:
– А это что за скрипт, с зеркальным Хагалазом? Представляешь, что б это было, если бы тут работала магия?
Я спокойно отвечаю, что да, прекрасно знаю, боевой такой амулет Хаоса, в зависимости от энергетического наполнения действие могло быть от полной деструкции противника до аналога кварковой бомбы из космоопер.    
– Планету, значит, в клочья разнесешь и не поморщишься? – спрашивает, глаза как щелки, зубки оскалил, улыбочка волчья.
Я в ответ, что смотря какую планету, и вообще, уровень допустимой агрессии сильно зависит от обстоятельств. И что я, собственно, не из тех, кто блох вместе с бобиком травит.    
– А Хаос тебе, все-таки, ближе, да?
Ну, думаю, что за допрос с пристрастием, и вообще, хватит со мной так разговаривать, вроде с улыбочкой, а сам искрит, как ножик в микроволновке. Говорю, мол, лоу нойз, мы не в Ваху режемся и я не темный эльдар, а ты не инквизитор.
Он и отвечает:    
– Верно, я вообще этих мудраков не люблю.
Киваю сочувственно:    
– Вот несчастная раса, никто их не любит! Настолько, что даже не признается, если к ней принадлежит!
Большие глазки:    
– Кого, инквизиторов?    
– Нет, – отвечаю. – Мудраков!
Хохот за спиной. Разворачиваюсь. Стоит еще одно чудо с хвостом, то есть, не тем, что у собаки из попы, а тем, в который волосы забирают. Белые волосы, как у альбиноса, но глаза у парня нормальные, темно-синие, значит, крашеный.    
– О, – говорю. – Именно блондинов у нас не хватало! И черенькие, и рыженькие, даже зелененькие и плешивенькие есть, а вот белых и пушистых – первый раз за сегодня вижу. Альвийский принц, небось? Не Велунд, случайно? А то могу резную тросточку продать – изображать хромоту. Девчонки так и будут штабелями укладываться!    
– Ага, – подхватывает А.М. – Только я ему сперва ноги переломаю, чтоб не лез, куда не зовут.
Ну, балин печеный, сейчас чегой-то начнется... Старые друзья встретились, за дубье взялись...  
         
    Нет, ничего, как началось словесной перепалкой, так ею и осталось.    
– Не претендую! – отвечает блондин. – Если ты жаждешь огрести проблем на свою задницу, мешать не стану. А то предупредить собирался, насчет инструментов, которые подведут в самый ответственный момент.    
– Вот про артефакты не надо! – возмутилась я. Ах ты ж, наглая рожа, не разбирается, а лезет. – Мои амулеты реально действуют, оно, конечно, не с бешеной силой, как в фэнтези, но всяко сильнее бабкиных заговоров, и на всех, а не только на тех, кто в это верит. Руны же, а не НЛП.
Блондин посмотрел на меня внимательно, оценивающе так, и вздохнул, как бегемот:    
– Зря ты с Арагорном связалась, – говорит. – Манипулятор, склочник и лжец. К тому же, умственно ограниченный и недалекий. Худшее начальство и выдумать сложно.    
– А с чего ты взял, что он мне начальство, – подзуживаю, а так, в целом, понятно, на что намекает. – Вот отыграю, и разбежимся, как в море корабли, может, и не увидимся больше.    
       
    Тут белобрысый на меня посмотрел, как налоговик на директора ресторана, типа, сама-то веришь в то, что сболтнула?    
– Ты, гнома, вот что... если этот (кивок в сторону А.М.) тебя совсем зачмырит – дуй ко мне во все лопатки.    
– А шо ви мне пгедложить имеете? – распахиваю глаза, как Сара на привозе. Ара бесится, но молчит и отворачивается, будто его это не интересует, а блондин прищурился и глядит на меня оценивающе со своих двух метров росту:    
– А чего ты хочешь?    
– Чтобы дуть во все лопатки, – говорю. – Надо это мочь. Знаешь, в чем сила мастера спорта по бегу?    
– Ну, в чем?    
– А в том, что если ты сильней, он от тебя сбежит, а если сильнее он – то ты от него никуда не денешься.    
– Понял, – ржет блондин. – Заметано. Больше ничего не нужно?    
– А остальное я и сама возьму, – успокоила я его. – Как там Алькор поет: если крыльев не дано – значит, нужно крылья сделать. Руки у меня не из жопы растут, соображалкой не обделена, вуз и десять лет на кризисных предприятиях за спиной болтаются.     
          
– Здорово ты его отбрила, – кивает мне А.М., когда блондин собирается уходить. – "Гномша – мастер спорта по бегу" – это уже готовый анекдот.
– А с чего ты решил, бродяга, что у меня она будет гному отыгрывать? – кричит уже издали блондин и делает мне ручкой, так что не поймешь, то ли прощается, то ли зовет.    
– Топай-топай, – огрызается А.М., вставая между нами. – Иди, тряси булками на поребрике, тебя сюда не звали.
После чего прочиповывает мне всю бижутерию без разбора, даже больше, чем на экономике насчитали. Ох, кто-то сегодня обвесится, как елка, и останется без обеда, а я за его здоровье дважды поем...       
    
    Но обеда на этой стороне я уже не застала, а жаль – в поход надо идти пожрамши, ибо неизвестно, когда в следующий раз перекусить придется, и чем. Хоть я и ждала чего-то неожиданного, но то, что случилось, все равно застало меня врасплох. Потому что почти сразу после ухода А.М. пошел дождь. Даже не так: сперва налетел ветер. Резкий порыв, как мокрой простыней по мордасам. Сорвал тент, повалил цацки, у соседки, которая кабатчица, юбку на голову закинул, хорошо, мы не в средневековье, под юбкой треники прятались. Я барахло сгребла, говорю – "Нинка, сторожи", и еще подумала – добро, если смолчит, что я ее пореаловым именем назвала, а то мало ли... и кинулась тент ловить. Тут опять завыло, как в трубе, и резко хлынул дождь. Ветер после этого слегка потише стал, только все равно водой по лицу, как из прижатого шланга хлещет, а я этот кусок полиэтилена вслепую под ногами ловлю и по мокрой траве и глине оскальзываюсь. Измазалась, пока нащупала, вцепилась в скользкий край, как цепной пес в порточину, поволокла. Где-то вдалеке громыхнуло, потом ближе. Я смотрю – и ни фига вокруг не видать: ни леса, ни земли, ни неба, один сплошной дождь потоками, гляжу под ноги – а там вместо травы какая-то плетенка, будто в корзинке стою, и она... шатается, блин! И вцепилась я не в кусок полиэтилена, а в мокрую и скользкую веревку... стропу? Держусь, чувствую, что тащит меня неведомой силой в сторону, и опора ненадежная вбок наклоняется, и стропа выгибается под рукой, словно прослабла. Мммать! Вот влипла... Почему нельзя было меня во что-то менее экстремальное сунуть?     
      
    Но это было еще ничего. В тот момент, когда я одновременно перетрусила и обозлилась, где-то совсем близко с шипением разорвался воздух, и меня шарахнуло по балде. Как и куда я дальше кувыркалась – без понятия, в себя пришла уже на земле, в перевернутой на бок корзине аэростата. Живая, и это – действительно, чудо. Обычно подобное приземление означает если не мгновенную смерть, то смерть через несколько минут, от внутренних повреждений, несовместимых с жизнью. А я не только жива, но и цела. Почти. Правая лодыжка, когда решила подняться на ноги, так стрельнула болью, что пришлось отказаться от дальнейших попыток. Видимо, перелом, потому что терпеть трудно. На карачках выползла из гондолы, стала осматриваться и ощупываться, тем более что дождь как стоял стеной, так и не собирался утихать.     
      
    В паре шагов от гондолы обнаружился спутанный стропами и частично скрытый опавшим, как медуза на берегу, шаром, человек... нет, не человек, труп, и явно нечеловеческого происхождения. Фигура не та, слишком массивный торс, мышцы, как в америкосовских комиксах и кожа с оливковым оттенком, голова – там, где она сохранилась – тоже нечеловеческого строения, слишком развиты надбровные дуги и слишком тяжелая нижняя челюсть... с клыками. Затылок и макушка снесены то ли мощным тупым ударом, то ли выстрелом с близкого расстояния, кровищи натекла лужа, хотя это, наверно, еще и дождевая вода добавилась, а мозгов вокруг не видать – то ли изначально не было, то ли выстрел настиг его в воздухе, то ли смыло дождем. Труп обползла по дуге, чтоб в крови не испачкаться, нормальный такой труп, дохлый, не шевелится, и это очень здорово. Не хватало мне еще тут нежити. Как-то я отстраненно его воспринимаю, или это у меня шок от перехода такой, что все кажется почти нереальным.
          
    А ведь я нарочно сюда напросилась. Хотела начать новую жизнь, ибо в прежней мне уже ничего хорошего не светило. Серьезно нарвалась год назад, с тех пор здоровье ни к черту. Это, конечно, был не рейдерский захват, но что-то вроде того, "дружественное слияние" под замаскированной угрозой физической расправы, и владелец поглощаемой конторы под конец отомстил нам. Не руководству, а тем, кто вместе с судебным исполнителем вскрывал помещение. Три капсулы радиоактивного иридия в разных местах склада, по которому мы топтались несколько часов, свели в могилу представителя заказчика, активного полазившего по всем закоулкам, а нашим "специалистам по взаиморасчетам" стоили нескольких недель, а кому и месяцев в гематологии, и так называемого "неточного" восстановления. У меня начал катастрофически вымываться кальций из организма, и ни витаминно-минеральные, ни гормональные препараты не давали значительного эффекта в лечении. Оставалось либо надеяться на чудо, либо ждать скорой декальцификации и разрушения костей, а вслед за ними и мышц, и смерти в жутких судорогах. Бррр... Можно было продать квартиру и потратиться на лечение в какой-нибудь заграничной клинике – без малейшей гарантии и с очень слабой надеждой на продление инвалидного существования, при этом выставить сестренку на улицу. Нет уж. Можно было бы просто как следует напиться и шагнуть с десятого этажа. Быстрая смерть вместо мучительно долгой. Это если "не выгорит".     
      
    Можно было поставить на возможность странного случая, одного из тех, о которых ходили упорные слухи в ролевой среде. Дескать, единицы из приехавших на игру на некоторое время пропадают, а потом появляются... сильно изменившись физически. Одного даже зеленокожим видели. Правда, бывает, и не возвращаются вовсе. Два таких случая зафиксированы доподлинно. Но попробовать, однозначно, стоило, как альтернативу шагу в окно. Статистически это было связано с игромастером А.М., который появлялся внезапно где-то за месяц-полтора до сезона, развивал бурную деятельность в сети, проводил от одной до трех полигонных игр и сматывался в неизвестном направлении до следующей весны. Хотя и назывался "Московским". Случаи были именно на его играх, и как этим типом до сих пор не заинтересовались правоохранительные органы – ума не приложу. Я прикинула, чем это могло быть, если слухи о вернувшихся – враки, и они пропали совсем и бесследно. Если похищением с целью разборки на органы, то со мной похитителям ничего не светило, поскольку мои давно повреждены именно на клеточном уровне. Если похищением в рабство, то покончить с этим элементарно в любой момент, достаточно веревки длиннее полуметра и минимально свободных рук. Или вообще каменной стены и места для разбега. Как, все-таки, просто становится жить, когда уже готов к смерти.       
    
    Но могло случиться и так, что А.М. требовались наемники для решения нетривиальных задач. А тут я с моим перестроечным опытом, инженерным образованием и специфическим воспитанием. Ну, и рунист нехилый, и в эзотерике как рыба в воде, и кое-что из сейдра откопала буквально из-под камня... То есть, кандидатура разносторонняя, интересная и перспективная. Вот так и "попала". Кстати, складывается впечатление, что с белобрысым они из-за меня сцепились, и тому очень хотелось меня увести из-под носа у Ары. И экстремальное попадание с этим напрямую связано. Интересно, все-таки, кто у кого меня увел? Если я уже представляю, что за фрукт А.М., особенно после того, как вместе экономику для игры писали, то блондин из Питера... если он не такой же Питерский, как Арагорн – Московский...      
     
    Осматривать останки воздушного шара под бешеным ливнем я не собиралась, но обгорелая дыра шириной с ведро, не меньше, оказалась перед моими глазами совершенно случайно – должно быть, так же, как я попала сюда, и окончательно уверила меня в том, что с аварией не так все просто. А посему – нефиг торчать на месте происшествия, сматываться надо. Хоть и на четвереньках. "Максим на пузе проползет и ничего с ним не случится". Но куда? Если темное пятно впереди – это лес, то стоит двигать именно туда, а если не лес... ну, надеюсь, отверну в сторону раньше.       
    
    Когда доползла до леса, дождь почти прекратился, выглянуло солнце и сразу резко потеплело. Последние метры, учитывая улучшившуюся видимость, пришлось ползти по-пластунски, зато как я обрадовалась вовремя прорезавшейся трусости, когда сквозь кусты ежевики (по крайней мере, столь же густую и колючую растительность) разглядела фигуры, прохаживающиеся вокруг упавшего аэростата и попинывающие гондолу и труп ногами. Четыре гуманоида, каких – в густой дымке не различишь, плюс какая-то животина типа собаки, только с совершенно не собачьей грацией движений. Конечно, дождь следы смывает, но когда эту тварь спустили с поводка, я резко развернулась и припустила, опять же на четырех конечностях, вглубь леса. Там еще опасность то ли есть, то ли нет, а тут – вот она, въяве. Тварь плутала недолго, примерно через минуту я услышала, как ее тушка вломилась в подлесок. Оглядываться некогда, вскинула глаза в поисках дерева с более-менее низко растущими ветками и обломалась: зеленоватые гладкие стволы уходили в невообразимую высь и только на высоте десятиэтажного дома начинали ветвиться. Со сломанной ногой я по гладкому стволу и на метр не залезу. Что за... хрясь, хрусь и шмяк! Ховаюсь за дерево. Припав к глянцевитой коре, смотрю – метрах в пятнадцати от меня в петле болтается тело собаки... нет, не собаки, кого-то гладко-чешуйчатого, и подергивается в агонии. Ловушка сработала – а ведь я там прошлепала, вон, даже след в опавших листьях остался. Мне повезло? Впору задуматься, а не дурак ли я, но, однозначно, некогда. Надо сматываться. Преследователи вряд ли побегут за своим зверьком с его скоростью, так что фора у меня есть. Вот только не попасть бы в другую ловушку.       
    
    Ну, так пару сейдровских методик я знаю, или как? Тем более что сейчас мне не требуется призывать метель или грозу (и так мокрая, хоть отжимай), достаточно будет прочувствовать окружающую природу. Я благодаря этой методике уже давно забыла, как в наших родных лесах блуждать: куда надо – туда меня и выводит. За неимением лучшего попробую здесь. Присела на минуту у того же дерева, за каким пряталась, прикрыла глаза, сосредоточилась на ощущениях тела. И открыла границы чувствования, сливаясь с окружающим пространством.       
    
    Ох... если бы он не отпустил меня, этот лес, не дистанцировался – я бы умерла от восторга, просто растворилась в нем. Не беспричинное счастье, это вряд ли похоже на ощущения крыски, раз за разом нажимающей на педаль поощрения, скорее, ощущение силы и могущества этого древнего организма... нет, разумного существа, как своего собственного. Эта не зависящая ни от кого мощь, этот масштаб, эта возможность чувствования среды всем своим телом с детализацией, как у электронного микроскопа. Только опасение полностью растворить сознание в этом сверхорганизме дало мне пендаль, и я стянула внимание в свою тушку. А он меня отпустил, иначе фиг бы у меня это получилось. Удивленно, как бы качнув головой, словно человек, на которого зашипел двухнедельный котенок.       
    
    Я приоткрыла глаза. Деревья шумели где-то высоко над головой, а по опавшей прошлогодней, а то и более давней листве скакали солнечные зайцы. Яркие, сочные, словно пропущенные сквозь собирающие линзы. Впереди и чуть налево виднелась длинная прогалина, вроде тех, что бывают вдоль дороги, но даже тропинки по ней не шло. Приглашение? Встала, о! – а что же с лодыжкой, она так быстро зажила или просто такое обезболивание от сейдровской практики случайно получилось? – и пошла туда, куда приглашают. Вроде, если лес меня не растворил в себе, хотя мог, не убил, как ту собаку, а отпустил и даже немного подлечил, то вряд ли плохого пожелает. Сперва медленно пошла, потом как-то незаметно прибавила шаг, а потом уж и побежала... Точнее сказать, полетела. Если при беге нет разницы в скорости от того, как ты перебираешь ногами – это уже полет. Хотя ныыызенький-нызенький.       
    
    Мимо серо-зеленые стволы мелькают, впереди синий туман колышется, и вокруг постепенно темнеет: то ли сумерки настают, то ли чаща становится гуще. Скорее, и то, и другое. На поляне уже совсем по-вечернему, сине-серо, и трава на ней почти черная, а звездочки раскрывшихся цветов – бледные, зеленоватые. Не хватает только кольев с черепами и избушки на курьих ножках. Но нету, никаких строений вообще не видать. Зато над мерцающими звездочками цветов что-то полупрозрачное мелькает. Нет, кто-то полупрозрачный с крылышками. Фэйри, что ли? Забавные такие, как комары или стрекозы с человеческими тельцами. Поднимаю глаза выше – на пологой ветке дерева, сильно отличающегося от окружающего леса повышенной корявостью, лежит еще одно существо – серо-зеленая остроухая девчонка с хитрой физиономией, руку вниз опустила и помахивает ею, будто с кошкой играет. Или с фэйрями? А из-за дерева появляется женщина в белой ночнушке и плывет ко мне, не приминая траву. Длинноволосая и тоже ушки торчат, как у лисы. Пытаюсь повернуть, убежать или спрятаться – в глазах темнеет, а тело перестает меня слушаться. Кажется, вырубаюсь.       
    
    Это бред. Я знаю, что это бред, что я потеряла сознание и мне надо поскорее его вернуть. И я прихожу в себя – все бело, так что, наверно, вокруг меня больничная палата, а то, что со мной приключилось – активное фантазирование на темы прочитанных баек. Ну, что ж, не выгорело – так не выгорело, не очень-то и хотелось. Нет, хотелось, не ври себе... но не вышло. Ну, и хрен с ним. Нельзя мне хотеть чего-то слишком явно, такая у меня интересная особенность. Чего хочешь – того не получишь, получишь то, чего не желаешь, а, особенно, если боишься. Значит, надо бояться того, чего на самом деле хотелось бы. Ой, боюсь-боюсь-боюсь! Попаданства! Ой, хочу-хочу-хочу – чтобы это была больничная палата дурки! А-а-а... Я сошла с ума – какая радость! Прочувствовать это во все лопатки, продумать громко, почти вслух, добиться, фактически, материальности мысли... как в свое время на уроках литературы. Ну, не любила я ее, хоть тресни пополам! И учила раз пять за четверть. Так вот, чтобы не спрашивали, когда я не могу ничего выдать про очередной луч света в темном царстве, этот метод и придумала. Хотеть того, чего не хочешь. Это и потом меня выручало, в институте и на работе, самый яркий случай – когда у нас налоговая полиция сейфы изымала, а в это время активы в виде векселей на предъявителя у меня в трусах были спрятаны. Так что оно работает.       
    
    Оно и сработало. Немножко прочувствовавшись после сеанса "хочу нехотимого, не хочу хотимого", замечаю, что, вообще-то, я не лежу, а стою, и не в палате, а на необозримой туманной равнине. "Вот те раз, – подумал Штирлиц. – Вот те два, – подумал Мюллер и кинул с крыши второй кирпич"... Это куда ж я завалилась? Сперва был аэростат, потом крушение, лес, поляна с фэйрями, а теперь вот это импровизированное Аустерлицкое поле? "Небо неясное, но неизмеримо высокое"? Что ж за гадость все в голову лезет, то Штирлиц, то Лев Толстой... Сколько мусора весьма средний индивид всю жизнь таскает в своей памяти. Именно мусора, потому что практической пользы от него – абсолютный ноль по Кельвину, может, кому другому и пригодится, но среднестатистическому обалдую даже понтоваться не выйдет: если все это знают – какой понт? А каратаевщина и достоевщина – это вообще нокаутирующий удар по механизмам самосохранения человека, как индивида, так и вида. В общем, мой вердикт: в муравейник! И сочинения, и сочинителей, если там что-то в гробах осталось... Даешь Тараса, Шлахтера и Силлова в программу средней школы! И выживательские методики. И бег по пересеченной местности с полной выкладкой.       
    
    Эти размышления отвлекают меня от паники, подступающей с каждым шагом все ближе. Потому что, сколько ни иду, гольный камень под ногами не меняется, а туман впереди – не рассеивается. На ласковом озере Сарыкуль у заблудившихся охотничков по сравнению со мной была реальная возможность выжить: камыши вокруг, утки плавают, ружья у всех, с боеприпасом. И материал для настила, чтоб отдохнуть, и пища, если не совсем уж мазила, и шанс привлечь внимание спасателей дымом. А у меня тут что? Ни воды, ни ружья, ни камыша, ни уток. И что за тварь меня сюда закинула? Поорать, что ли? Хуже все равно почти некуда.    
– Эй, твою мать, – кричу. – Ара! Ты, морж хреновый, куда заброс делал? А куда получилось?! – открытым голосом, децибелы по нарастающей.
И дальше тем же манером и разными загибами, аж во вкус вошла. Стою, подбоченясь, и выдаю, на манер базарной бабы, перлы высокого искусства в низком жанре. Ничего не вижу и не слышу. Дурища. Не замечаю, как вокруг меня тени стягиваются. Здоровые такие, метров трех ростом, назгульского вида, то есть в плащах с капюшонами, но без лиц, и в руках у этих назгулов... не поверите – метлы! Вот сюр, так сюр! Не удивлюсь, если вдруг покажется Саурон в оранжевом жилете или Мелькор на асфальтоукладчике. Да, не бывает скучных книжек, бывает мало грибов... Хотя ролевиков прет без них, они самопрульные. Теперь вот и я такая.      
         
– Уважаемые, – спрашиваю. – Где ваше начальство?
Молчат, расступаются.
И из-за широких спин выходит... натуральный бомж. Обычный такой, нормального человеческого роста и телосложения. Заросший псивой щетиной, в стоптанных кирзачах, ватнике и таких штанах, что маляр на работу надеть постесняется. И в глазах его мутных плещется море восторга, или, может, литр самогона.    
– Девонька, – говорит. – Ну что тебя сюда понесло, ты же мастер разговорного жанра. Даже я, и то пару новых выражений услышал, а меня удивить, это надо... о... это постараться надо, и не обещаю, что выйдет.    
– Так вы, – спрашиваю. – Местное начальство?    
– Начальство? – оборванец делает глаза невинного младенца.
– Нет, что ты, я просто рядом проходил, наблюдал, так сказать, картину...    
– Проходил, значит... А давно уже тут... ходите?    
– Да порядочно.    
– А такого высокого брюнета с недобритой щетиной на хитрой роже не видали? Он еще себя Арагорном называет, ну, ник... прозвище у него такое.    
– Кликуха, значит, – бомж запускает пятерню в патлы и смачно скребется. – Нет, не видал! Во всяком случае, не сейчас. Не теперь. А тебе он на что?    
– Как на что? Выбираться мне отсюда как-нибудь надо. Я-то не глюк.    
– Да и я – тоже.   
– А вы, гражданин, под вопросом. Очень уж мутно себя ведете и на вопросы отвечаете уклончиво. Именно так неорганы в сновидениях поступают: чтоб ни фига полезной информации, но при этом вызвать бурю эмоций.    
– Неорганы? А, это КаКашный термин, как же, помню-помню. Знатно он народ натянул, до сих пор еще ведутся!    
– Да мне-то не надо объяснять, и так понятно насчет Орлуши, достаточно положить рядом "Даром орла" Бардо Тодол и сделать сравнительный анализ. В астрале, если всерьез поверить, что какая-то сущь тебя съест – так оно и случится. По всему выходит, что индеец бледнолицым все-таки отомстил. Скормил кучу народа своему племенному духу. А результат? Все равно его племя давно уже вымерло, и никаким шаманством назад не вернешь.    
– Ну, да. А ты, девонька, не верь. Никому. А то несправедливо получается – одним веришь, другим – нет...    
– Никому, говорите... И вам тоже, значит, не верить?    
– И мне... – пробормотал бомж тающим голосом.       
    
    Гляжу – его уже нет. Вот глюки пошли, однако... Гребаные неорганы! Долго я здесь бродить еще буду? Не успела высказаться вслух, чувствую, кто-то сзади меня за плечи берет, аккуратно так, словно не человека, а развалину антикварную.    
– Хюльда! Ты давно меня ждешь? – ага, объявился, мастер-ломастер.    
– Давно, – отвечаю честно. – Уже успела с назгуло-таджиками повстречаться и с местным бомжом перемолвиться. Глюки зачетные. А ты обо мне забыл, небось? Назад в лес дорожку подскажешь?    
– И это все? – спросил Ара. – Это все, что ты мне хочешь сказать?!    
– А еще обругать надо? Тебе какой загиб – малый петровский или большой лесотехнический?    
– Ну, я, вообще, ожидал хоть какой-то благодарности, – насупился А.М. – Ты тело уже опробовала? И как тебе?    
– Знаешь, не обратила внимания. Сперва по твоей милости попала в авиакатастрофу, потом, чудом каким-то, не иначе, оставшись в живых, удирала от бандитов и их твари в лес, потом чуть в этом лесу не дала дуба, растворившись в нем насовсем, а под конец он меня вывел на какую-то совершенно бредовую полянку с фэйрями.       
    
    Пока я говорила, глаза у Ары становились все шире и шире, пока не стали как у собаки из "Огнива", осталось только залаять. Но он начал ругаться. Ты, говорит, все ошибки, какие только могла, сделала. У тебя, говорит, на поясе вундервафля с суперганом висели, а ты деру дала. Ты, говорит, в заповедный лес по самое небалуйся влезла, а теперь дергаешься. Хотя можно было на опушке остановиться, как раз хорошее место для снайперской засидки нашла. И вообще, какого хрена ты сразу за ритуал слияния сознаний с заповедным лесом взялась? Без подготовки, без ничего... Что тебя, дескать, не употребили в пищу – это просто счастливый случай, но навряд ли так просто отпустят. Все, говорит, ты свой запас удачи исчерпала, ничего не осталось. Твое новое тело раньше принадлежало одной серьезной даме, пока ее не вынесли на тот свет ментальным ударом, а я, говорит, твою сущность в него сразу же подселил, даже сердце не больше двух ударов пропустило. Хорошее тело, крепкое, не изношенное, с сохранившейся эфирной оболочкой, а тут еще и твоя собственная прибавилась – если нормально срастутся, сразу через ступеньку по сравнению с его первой владелицей шагнешь, по силе почти архимагом станешь. Одна неприятность: ждать некогда, а то "переселенца" опознают, и расправятся, как с нежитью. Так что, говорит, пришлось форсировать процесс, чтоб за время беспамятства обе части в одну слились. Так что будет немного неприятно.
И выкинул меня из тумана, хорошим таким броском через бедро... в следующий раз надо его за ухо схватить, а лучше – за яйца: может, оторвутся?       
    
    Тттвою мать! Кто сказал, что чужая память – это здорово? Это зверски больно, ребята. Представьте, что вы вспомнили в единый миг всю свою жизнь, и это не красное словцо, означающее близость к смерти, а реальный плотный поток информации, который обрушивается на тебя, словно водопад в гнилую бочку. Теперь представьте, что эта жизнь – не ваша, и то, что проходит перед вашим внутренним взором, вы видите в первый раз, и вам надо это как-то интегрировать, упорядочить и проникнуться этим. Примерно поняли? А вот теперь займитесь! И не как в кино, а в -дцать раз быстрее и в несколько потоков...
Я каталась по клетке, сжав голову, воя и матерясь во весь голос, а перед моим внутренним взором проходило...       
    
    Город – серый, каменный, неприветливый, для меня чужой, но вполне знакомый. То ли поздняя осень, то ли ранняя весна, то ли тут зимы такие. Бодрящий холод, температура воздуха слегка в минус, тонкий лед пискляво хрустит под тяжелыми ботинками. Рядом идут друзья-соратники... нэхэрэхэ. Команда-как-семья, самый близкий перевод с орочьего. Вот этот, большой (я-настоящая отмечаю – тот самый, чей труп вчера лежал под пробитой оболочкой шара) – мне самый близкий, больше, чем нэхэрэ. Сурхвал – молчаливый, сильный, надежный; универсальный боец, ну, может, кроме лука (меткость не очень, но для "встреч на площади" ее и не нужно). Что радует – сегодня он не обвешан колюще-режущим, как терн колючками, а скромненько так с двуручником и пятью разнокалиберными ножами и кинжалами, распределенными по амуниции. Это не боевые действия, и у него, при хорошем раскладе, будет что-то вроде поединка – поэтому Сурхвал без второго, короткого клинка, полуметровой широкой, почти прямой сабли, здесь она называется "гуки". Пэрро и Тимдэл – чистокровные люди, вооружение щит-меч, они будут страховать его по бокам от остальных противников. Ну и я, точнее, та дама, в чье тело меня вчера вселили. Маг-самоучка, девушка сильно смешанных кровей, невеликих познаний и великой наглости, магическая поддержка. Сбоку и из-за спин.       
    
    Едва светает. Идем быстро, пружинящим шагом, "встречи на площади" нам не впервой. Эти "встречи" – вроде наших ночных гонок стрит-рейсеров: не разрешено, но дозволено, обычно их никто не ловит. В окружающих харчевнях народ уже сделал ставки, хамни (букмекеры) закрепили амулеты дальновидения на фонарных столбах. Богатые будут смотреть на схватку, не вылезая из постели и попивая вино или тей-фре за ранним завтраком. Вдоль сумрачной улицы гуляют легкие ветерки. Нежный запах древесного дыма... откуда-то слабо потянуло свежим пивом и жареным мясом... тихо, по-раннеутреннему чисто и кристально-прозрачно: эфирная грязь города смыта ночными течениями, свежесть воздуха приправлена незамутненностью магических потоков. Пощипывает кожу, особенно на лице и ладонях, в груди поднимается волна навстречу новому дню, и вот – отблеск восхода на шпиле Дворца Гильдий – тогда мы, одновременно с противником, делаем шаг на площадь. И двести четырнадцать шагов, чтоб сойтись.       
      
    Я-она не стала тогда атаковать воинов противника: слишком хорош был Сурхвал, чтобы ему потребовалась моя помощь, а Пэр и Тим вполне оправдывали свое происхождение с архипелага Кугро, где драться учатся раньше, чем говорить. Достаточно было поставить непроницаемый для вражеского мага щит над всеми: и своими, и чужими бойцами, и не беспокоиться за исход, точнее – препоручить его судьбе. Правда, я-она, на всякий случай, оставила в нем лазейку для себя: если что – подбросить сил раненому. Атаковать же друг друга маги не имели права по неписанным, но оттого не менее строгим, законам "встреч". У противника магической поддержкой занимался какой-то замотанный по самые уши пустынник, и он долго долбился в защитный купол, пытаясь разрушить его и таранно, и точечно, и за счет разности напряжений, и приложением двух противоположных стихий. Наивный нагханский юноша: это была не стихийная, а пространственная магия на рунной основе, только руны были начертаны не на амулете или артефакте, а в эфире над сражающимися бойцами. Сурхвал теснил противника, несмотря на тролличий рост и более длинный дрын последнего: просто за счет лучшей техники и большей скорости. Большая масса что бойца, что оружия в поединках – чаще вред, чем польза. Тим поразил своего врага, и теперь тот лежал, зажимая распоротую брюшину, и дышал сквозь сжатые зубы и через раз, надеясь не истечь кровью до завершающего гонга. Пэру достался более опасный противник – крайне быстрая полуальвийка с парными клинками, и она его вконец замотала, хотя не смогла серьезно ранить ни разу. Пустынник, кажется, сообразил, в чем дело, и потянулся к рунной вязи... Ну-ну... активной магией тебя нельзя, но вот в ловушку ты сейчас вляпаешься, не будь я Хюльда с восточной границы. Ага, прикоснулся к символам, питающим нити, схватился, рванул – и увяз: теперь уже руны будут пить его силу, пока я не изменю начертание. Собственно, встреча завершена – трое из четырех противников выведены из строя (только что мой любимый рассек ногу того полутролля, и теперь тот пятится, с трудом защищаясь, и стремительно теряет силы), а ушастой девчонке пора поднимать свои клинки кверху – против наших троих она не выстоит.       
    
    Только что за дрянь сгущается в эфире... Словно на город опускается большая кастрюля... Свартчокан, откуда ЭТО? Что же за дриттово заклинание и что с ним делать? Ведь раздавит же, весь город сомнет, может, и не дома – а людей точно. Ну, если только... Вот разогнем мой купол, растянем, подпитаем еще... повыше, над гильдейским дворцом, над самым шпилем – чтоб точно ни одно здание не задело... теперь расширить канал от пустынника – насильно, а пусть тоже на город потрудится, не все ему беззащитных орков пугать; плетение выгнуть, как чашу... ребята, помогайте! – полуальвийка встала рядом, положила руки на плечи... еще! – Пэрро протянул руку мечнице, ну же! – Сурхвал рассек крест-накрест свою ладонь, порвал на мне рубашку и прижал кровящую руку к середине груди... вытянуть края наверх, свести... закутать чужое заклинание в рунные узы, связать, заклясть, увести от города... пустынник упал – истощение, обморок или мертв, и мой кулек начал истончаться и слабнуть. Кричу: "дайте еще силы!" – Тим подходит к раненому в живот противнику, зажимает ему рот и сует в рану пальцы. У несчастного только что глаза из орбит не выскакивают, пират с Кугро умеет пытать. Сила течет ко мне... тяжкая, плотная сила умирания в муках... я ведь чувствую их, не так ярко, как сам умирающий, но мне этого хватает... и в прямом, и в переносном смысле. Закутанное, окукленное чужое заклинание медленно дрейфует в сторону озер Тримерна, а я падаю в беспамятство.       
    
    Прихожу в себя от резкой вони, напоминающей смесь камфары с уксусом, чувствую камни мостовой под задницей, а под лопатками – обнимающую меня руку Сурхвала... он лежит рядом и просто греет меня своим телом. А надо мной маячит примечательная физиономия: лысая, как у Фантомаса, голова, моложавое лицо с правильными чертами, изрядно попорченное бугристым шрамом, пересекающим лоб, глазницу, всю левую щеку и обрывающимся под подбородком, вместо левого глаза какой-то артефакт, сейчас, вон, мерцает, видимо, что-то отслеживает или передает. Лицо приметное и заочно знакомое: какая-то местная шишка.    
– Так, Хюльда, ты меня уже слышишь, не притворяйся, – говорит плешивый и убирает вонючий флакончик, затыкает пробкой и сует за обшлаг рукава. – Я так понял, что лидер вашего нэхэ... в общем, полувзвода – это ты. Хочу вас поблагодарить за помощь в поимке опасных преступников и спасении населения Нардела и его пригородов. Нет, это не все. Хочу еще предупредить – это не избавит вас от обвинения в двух убийствах, малефистике и черномагических практиках без лицензии, поскольку они были видны всему городу, и замять дело, при всем моем желании, не удастся. Вас, спасителей города, как только я отзову свой отряд, закуют в поглотительные колодки, поместят в тюрьму, осудят, и казнят не позже чем через три дня, считая от сегодняшнего утра. Закон дурной, но он – закон. Стоп! Не дергайся! Вас может спасти только одно – если вы дадите военную присягу, прямо сейчас. Да, я уполномочен ее принять. Нет, времени на раздумья у вас нет. Городская стража уже здесь.       
    
    В этот день моя Хюльда стала боевым магом Империи, а ее нэхэрэ вошли в одну из групп быстрого реагирования. Не только они – еще Райни, мечница недавних противников, и П`хор, оказавшийся совсем мальчишкой, хоть и здоровенным полутроллем. Мешанина всех рас континента, бастарды, авантюристы, да и просто не ужившиеся в более пристойных местах личности оседали в "сером буфере", к которому принадлежал Нардел, неудивительно, что разнообразных полукровок и неидентифицируемых помесей в нем собралось больше, чем чистокровных представителей великих народов. Таким же котлом рас, но уже по другой причине, был "черный буфер", прикрывавший Империю, да и "серый буфер" с востока. Все, кого выдавила с восточной части материка нежить и нечисть, осели в нем, да еще ежегодно добавлялось пополнение в сторожевые крепости, состоящее, в основном, не из людей.       
    
    Орки и тролли часто идут служить на границу, не из-за своей воинственности, а от безысходности: в благополучном обществе метрополии их не любят, и получить хорошо оплачиваемую работу почти нет шансов, особенно с учетом того, что для сельскохозяйственных работ они в принципе не пригодны, максимум для орка – коров пасти, а для тролля и это не под силу. Что с них взять? Степной орк – кочевник в энном поколении, главное занятие в естественной среде обитания – пастьба травоядных ящеров ктахи и периодическая драка с соседями за водопои, лесной – охотник и тоже скотовод, только у этих здоровенные полудикие свиньи, которых используют и в качестве ездовых животных, по-орочьи, кажется, они называются "савга". А горный тролль, попав из своего первобытно-общинного племени в долину, в по большей части человеческое общество, вообще ни к чему, кроме тяжелых неквалифицированных работ, не годен, да и то теперь этих непонятливых ребят все чаще заменяют големами: те платы не просят и делают точно то, на что их запрограммировали. Политика Империи, принимающей все излишки населения из двух опасных регионов, дала ожидаемый результат: серьезные набеги прекратились полностью, а заварушки местного значения купируются имперскими отрядами непосредственно в прилежащих к Великой Степи и Пртогхогскому нагорью регионах. Сам же "наброд" почти полностью оказывается в цепких ручонках вербовщиков раньше, чем успеет набедокурить в метрополии. Нелюдской контингент вербуют только в самые жуткие дыры: на восточную границу и в береговую стражу Теленки, которую от Кугро отделяет не такой уж широкий пролив.       
    
    Не знаю, как из Теленки, а из черного буфера не возвращается никто. Около половины новоприбывших стражей погибает задолго до окончания срока службы, а остальные остаются и после десяти положенных лет, ассимилируются с местным населением. Слишком привыкают к тамошнему боевому братству и взаимовыручке, которое помогает и военным, и мирному населению противостоять регулярным набегам монстров, и не хотят менять рискованную, но привычную жизнь на более спокойное, но и одиночное, обособленное существование в метрополии. Вот где родилась Хюльда, понятно, почему она такая отчаянная.       
    
    Тут же вспоминается детство, родители и братья. Отец низкий, широкоплечий, фигура квадратная; жесткие, как медная проволока, кудри обрамляют лоб, перечеркнутый гневной складкой, борода до глаз, глазки маленькие, темные, лицо грубое, нос вообще непонятной формы, видно, не единожды сломан... Вытирает пот рукавом, запрокидывает голову, тревожно смотрит в небо, шумно принюхивается... Ага, это он вышел из кузни... Да, я вспоминаю это, и то, что он не только кузнец, но и механик, и в какой-то степени рунный артефактор – чтобы выжить в "черном буфере" поневоле приходится иметь широкую специализацию. Мать сухощавая, сутулая, длиннорукая, со странной прической – не только монеты и бусины, но и птичьи косточки, перышки, даже чей-то жуткий коготь вплетен в мешанину мелких косичек... а, понятно, преобладающих орочьих кровей, человеческое проглядывает только в светлом оттенке кожи и в том, что клыки маленькие, незаметные, а не как у Сурхвала, например. О чем-то говорит с отцом... потом берет трещотку из костей, камушков и раковин-перловиц и начинает медленно ходить по двору, потрясая ею у земли... "Я кружу тропинки, я толку пылинки, с пятки на носок, я толку песок..." – заклинание пыли, в умелых руках сильное средство от нашествия зверья, что по небу, что понизу. Сейчас прилетят духи-ветры, закружатся, затанцуют с моей мамой, поднимут пыль, разыграются, понесутся на восток, навстречу приближающейся стае бхаудов, безмозглых собак, у которых только нос и пасть, даже глаз нету, но нюх необыкновенный, особенно на живых, с теплой кровью. Мать кружится на одной ноге, тоненько подвывает, трясет трещоткой над головой, и ее фигуру почти скрывает смерч. "Вьется, вьется, вьется пыль, пригибается ковыль..." Лишить бхаудов нюха – как ослепить, жаль, это ненадолго, но нам хватит, чтобы занести все ценное в кузню, подпереть двери колодой, а крышку продуха – наковальней, и через подземный ход на четвереньках переползти в крепость.       
    
    Когда через полтора месяца нам удастся, наконец, вернуться – кузница разметана по камушку, а наковальня погнута и пожевана, на ней явственные следы зубов, потому что безмозглые собаки были только передовым отрядом нежити, а сзади на них напирали такие монстры, от которых и в самой крепости оборонялись изо всех сил. Когда инфернальное зверье отошло от стен и направилось вглубь человеческих земель – отряд добровольцев вышел из нашей крепости и ударил им в спину, из другой крепости вышел отряд навстречу, и монстры оказались в ловушке, так что ни один не прошел в "серый буфер". Воинов погибло больше сотни, а сколько поселенцев – считали, да сбивались, слишком много было тех, кто не успел уйти за крепостные стены. Это плохой размен, и на погребальный костер кладут даже не тела, а кровавые ошметки... И отец говорит: "Был бы у нас настоящий боевой маг – Лаймин остался бы жив, и Трина, и многие другие..." – и со значением смотрит в мою сторону. "Я буду! – говорю я. – Я выучусь и всех победю!" Отец меня одобряет, он, хоть сам и не великих магических сил, но чувствует, в ком есть дар... Да, конечно, разительный контраст с моими пореаловыми, ныне покойными, родителями. Кроме "дуры" и "бездельницы" я от своего отца эпитетов не слышала, хоть через задницу вывернись, а мать боялась перечить ему. Даже если оно было именно так – то вина за это вряд ли лежала на мне, только это было манипуляцией. Так сказать, подготовкой лабораторного материала.       
    
    Семья Хюльды была значительно проще моей, даже с учетом местных реалий, и того, что грамотность мало распространена среди низших сословий, но дружная и какая-то уважительная внутри себя. Кто бы мог подумать – родители и в отсутствии посторонних не орут, не дерутся и не устраивают "показательных порок", главное наказание – "иди и переделай... пока не получится, как надо"; братья не только помогают отцу в кузне и на "железном" дворе, они могут спрашивать, что, зачем и почему – и получают развернутый ответ, они могут высказывать свое мнение, правда, у отца любимая присказка: "мы тут подумали, и я решил" – но это правильно, кто несет ответственность, тот и решает... Острое чувство – наверно, это любовь Хюльды к родным, к семье – скрутило меня, как недавно чужая предсмертная мука, и я снова заметалась, едва ощущая, где голова, а где ноги. В носу защипало, потекли непрошенные слезы. Вновь осторожно прикоснулась к памяти Хюльды: "они живы?" – "да вроде... надеюсь". Хюльда и Сурхвал летели к ним. На "воздушной лодке", не задействуя магию, тайно – некая неизвестная мне угроза нависла над ней в последнее время, и открыто путешествовать было смертельно опасно. Впрочем, и скрытность не очень-то помогла.       
    
    В последнее – это через четыре года после окончания академии, куда ее запихнули сразу же по приезду в столицу. Даже без экзаменов, только после сканирования сущности и беседы с двумя преподами, а потом и ректором, который возмутился очередным подсунутым Тайной службой великовозрастным учеником. Хюльде было уже восемнадцать, а принимали детей от восьми до двенадцати лет. Но уж больно редким среди не-гномов был ее дар к рунной магии, а проявившиеся в первый раз способности к черной – малефистической и смертной, как дополнение к рунной – сузили возможный выбор до двух вариантов: либо серьезное обучение и служба в имперской армии, либо смерть.       
    
    Хюльда, а вместе с ней и я, благодарна Агерни Лангскегу, Бороде, за индивидуальные занятия по рунистике. Текефии Керрийской или Черной Ти, прозываемой также Челюстью: она взрастила ее новый талант, сделала его послушным хозяйке, а не наоборот, как частенько случается у чародеев-самоучек. Но более всего благодарна она Дереку Эльхемскому, одному из сильнейших менталистов Империи, главе Тайной службы и брату давно почившего основателя династии, прапрадеда нынешнего императора, за то, что он не спрятал концы в воду, отправив их нэхэрэхэ на эшафот, а признался в том, что в этот раз любители и недоучки сработали оперативнее профессионалов его конторы. Тому самому Дереку, которого даже безбашенные студиозусы боятся называть за глаза как-нибудь вроде "Плеши", но злые языки разнесли слушок, что во дворце его иногда величают Синеглазкой за примечательный артефакт в глазнице.       
    
    Своевольный характер Хюльды не способствовал военной карьере, к ней и капральское звание, присвоенное сразу по окончании академии, как-то не прирастало. Да и не водят маги армий, они по натуре одиночки. Максимум – "Большая звезда" на дюжину магуйских морд, но в этом случае уже нужно два координатора и один "запасной" для подстраховки, если кого-то вырубит во время ритуала. Все четыре года по окончании Академии Хюльда проторчала в лабораториях и на полигонах, где командовала одним "вечным подмастерьем" и одним не раз чиненым железным големом.       
    
     Сурхвал за эти шестнадцать лет успел дослужиться до капитана (что для столицы весьма серьезно) и быть разжалованным за какую-то драку аж до сержанта (дело ясное, что дело темное, тем более что среди пострадавших оказался сынок высокопоставленного чиновника). Но для восточной границы Сурхвал – никто и звать никак, да еще местных порядков не знает. С Великой Степи, гонора много... поэтому Хюльда так и не собралась за него замуж. А он звал. Только для степняка жена – все одно что скаковой ящер, еще неизвестно, что дороже, а Хюльде оно надо? – отож... Вот и решила попугать, показать, что за дрянь в "черный буфер" с брошенных земель забегает. Ага, прямо по анекдоту. " – Василий Иванович, это попугай. Василий Иванович отрывает попугаю голову и говорит: – А че его пугать-то!" Но, однако, не монстры убили Сурхвала. Его и НАСТОЯЩУЮ Хюльду. А теперь ищут меня, поскольку не нашли Хюльдиного тела.       
    
    И мне с этими хмырями надо разобраться раньше, чем они разберутся со мной. Самым радикальным способом. А лучше всего это может получиться именно в "черном буфере", где я, имея знания и опыт настоящей Хюльды, окажусь в положении аборигена, а они – неопытных пришлецов. Но до него еще, судя по всему, пилить и пилить, вон, память подсказывает – пять дней на хваре (скаковом ящере), а пешком – так и втрое-впятеро дольше, это если дорогу не развезло и не завалило, и неизвестно вообще, отпустят ли меня эти лесовички – вон, в клетку засунули...       
    
    Отпустили! Повыше подняли и отпустили... Не дожидаясь, пока я окончательно приду в себя, открыли клетку-плетенку, вытащили меня наружу цапучими лапками, схватили под микитки, дотащили волоком до края леса, и отвесили пендаль... уж пнули, так пнули – летела ласточкой, метров пять, затормозила руками и коленками о сырую землю заливного луга и упругие кочки жесткой травы. Ладони порезала – сразу в себя пришла. Маленькая боль хорошо отрезвляет. Еще бы водички хлебнуть, а то прям не рот, а кошачий лоток – сухость, горечь и воняет. Осматриваюсь, поднимаюсь, еще раз гляжу по сторонам – воды не видно, вокруг разнотравье по пояс и ни следа ручьев. Хотя должны быть, запах воды чувствуется, она где-то рядом. Неужели придется грязь раскапывать и из ямки отстойную муть хлебать? И через что цедить, если... да, если никаких носовых платков в карманах не водится. Не через портянку же. Ин ладно, надо бы осмотреть шмот, доставшийся мне в комплекте с телом и памятью от прежней Хюльды. А то какое-то супероружие сразу не нашла и чуть не порадовала убийц нелепой гибелью.       
    
    Что там у нас на перевязи и в кобуре? Пусть нестандартная, но это действительно кобура, и лежит в ней... и торчит из нее забавная штука вроде игрушечного пистолетика из зачерненного металла. Игрушечного по форме, а не по размерам, размеры-то как раз под мою руку, а вот форма как у пластмассовых разноцветных игрушек с мигающими лампочками и скрежещущим шумовым оформлением. Дуло без дырки, сходящееся на конус и с крошечным камушком на острие, вроде, прозрачным и темно-красным, но точно не определишь, он полностью заглублен. Ни затвора, ни курка, рукоять рудиментирована до толстой пластинки с рунической вязью... ага, что-то проясняется. Это, судя по тому, что выдает мне Хюльдина память, местный аналог огнестрела, только магический: управление мысленное, контакт узора на рукояти с ладонью стрелка достаточен для управления, заряжается... заряжается от разлитой в пространстве энергии или заменой энергетического кристалла, которого хватает на десяток-полтора выстрелов. Где-то он внутри, потому что рубинчик на конце ствола – вершина дульного концентратора. Энергокристалл заряжается медленно, от трех суток в хорошем месте до полугода там, где "совсем голяк", а заменой... нужно пять секунд на то, чтобы откинуть крышечку, вытряхнуть использованный, вставить свежий кристалл, защелкнуть крышечку... и три декады, чтобы на него заработать, если ты охранник в ювелирной лавке или частнопрактикующий маг "мирного" профиля (это в сером буфере, в метрополии владение таким оружием всеми, не имеющими отношения к армии, запрещено). Дешевле периодически заряжать (заряжающий концентратор стоит уже полугодового жалования вышеупомянутого охранника) и носить с собой пару-тройку (а больше – лучше) полных кристалликов на замену.       
    
    Где они там у меня? Чужая память подсказывает местонахождение коробочки, неожиданно тяжелой, и предупреждает, что заряженные можно брать "только перчаткой". Ага, вот и перчатка: ладонь голая, а тыльная сторона и пальцы прикрыты, выделка странная: кожа упругая, как резина, и со слабым металлическим блеском, но память упорно обзывает ее кожей. Надела, удобно. Застегивается пряжкой на запястье. Куда бы стрельнуть? Прижимаю ладонь к узору, удерживаю за колечко пальцем, направляю в небо... ага, вон жук какой-то летит, не так уж быстро, но во все стороны шарахается, как пьяный, никак на мушку не поймаю, тем более что и мушки у магуйского пистолетика нет. Пальнула с упреждением на предполагаемое вихляние, то есть скомандовала мысленным импульсом "пли!". А жук вильнул в противоположную сторону. Красная, не особенно яркая искра сорвалась с рубина, вильнула вслед за жуком, и с треском спалила его в ослепительно-белой вспышке.       
    
    Здорово! Самонаводящиеся пули, мечта мазилы, и еще можно из-за угла стрелять. Но цель все равно видеть нужно... ничего, смастерю что-то вроде перископа, только бы к людям выйти, и, желательно, не к тем, что за мной охотились. Даже вспомнилось, как этого монстрика местной военной промышленности называют: махаг. И его более крупного собрата: канхаг, "огненный разрушитель". Какие еще цацки на мне поразвешены-порассованы? Кинжал в ножнах. Махонький такой ножичек, сантиметров сорок, в кармане не спрячешь, почти прямой, полуторной заточки, и, судя по узору металла, из сварного булата – ну, прям то, что надо молодой женщине для минимальной самозащиты, с условием, что она умеет им махать. То тело, что осталось на Земле, не умело – стало быть, придется полагаться только на рефлексы этого, вовремя отключая соображалку. Что еще?       
    
    Мешок типа сидора со зверски затянутой горловиной; когда меня фэйри вышвырнули, с поясницы на шею съехал, только тогда его и заметила. Все-таки чужое тело, не приноровилась как следует, ощущения как сквозь одеяло. Развязываю, помогая пальцам зубами. В мешке горсть пузырьков с порошками и жидкостями, моток мягкой тряпки – вроде аптечки, только россыпью. Да уж, чувствуется орочья аккуратность... Потом разберусь, что от чего. Грифель в металлическом держателе, с колпачком – видимо, аналог карандаша. Еще такой же держатель с белым грифелем. Картонная коробочка с плотными желтовато-серыми листками. Бумага? Ну, я прям капитан Очевидность. Пустая фляжка. Еще одна металлическая коробочка, шире и площе той, где хранится боеприпас, внутри обклеенная замшей. В ней плоский кристалл с неровными краями. Как подсказывает чужая память, нечто для хранения информации, но для считывания необходимо приспособление. Нда... негусто. Ни воды, ни еды, ни коньяка, ни спирта. Пойду воду поищу, а то без еды можно прожить не одну неделю, а вот без воды, да по жаре – скоро загнешься. Что еще хуже – ни веревки, ни спичек, ни огнива не обнаружено. Левитировать, она, что ли, умела? Без этого пока проживу, но если не вспомню, как разжигать костер магией – будет мне веселая ночь. Аж передернуло...       
    
    Пихаю баночки-коробочки назад, в сидор, пистолет в кобуру, ножик в ножны. Осматриваюсь. Позади лес, на три другие стороны – необозримые дали, и где тут речка, где ручей – искать замотаешься. Может, проще будет причувствоваться? Только бы луга не оказались такими же одушевленными, как вон тот заповедник фей. Аккуратно приоткрываю границы себя, готовая, если что не так, быстро захлопнуться, но ничего, никто не ломится, спокойно, рассеянная повсюду вокруг жизнь мелка, ее сознания слабы. Распахиваюсь и сливаюсь с лугом, ощущаю его как собственное тело. Ищу движение определенного сорта – протяженное, свежее и с постоянной траекторией-руслом. Ага, вот. Вытекает, правда, из леса, может оказаться с отходами жизнедеятельности тамошних гуманоидов, с них станется, шкодный народец... да и не сильно широкий ручей, не артерия, даже не вена – так, подкожный сосудик, а ощущается он на левой руке, с тыльной стороны ладони. Что ж, туда и пойду, только назад в тушку втянуться надо и границы восстановить. Вот же он, в десятке шагов от меня был. Узенький, в полторы пяди, укрытый склоненными травами, течет, лепечет тихо, как увлеченный своей, только ему ведомой игрой ребенок. Вода прозрачная, пахнет водой и ничем больше, вот и попробую. Еще не дошла до той кондиции, чтоб из лужи хлебать. Вкусная водичка, сладковатая даже, или это мне в пересохшую глотку так пошло? Ладонями много не зачерпнешь, ложусь на живот и пью, как животное, прямо с поверхности, отплевываясь в стороны от травяного мусора.       
    
    Напившись, скидываю мешок, снимаю кобуру и кладу перед собой, расстегиваю и стягиваю куртку, под ней обнаруживается свитер без воротника грубой вязки, стаскиваю его, под ним – мокрая от пота нижняя рубашка. Ага, вот ее и оставим, а, чтоб не продуло, пока сохнуть будет, куртку накину. Кобуру надеваю прямо на белье, все равно куртку скоро опять сниму. Что там на ногах? Грубые башмаки, окованные железом по мысам и каблукам, тяжелые, как гриндера. Ногами она, что ли, дралась? Иначе не понятно, зачем. Портянки из серой рыхлой ткани, намотаны поверх штанов почти до колена. Это хорошо. Сейчас ботинки сброшу да ножки освежу, перемотаю тряпки снизу наверх. О... это счастье... Пальцами пошевелить... Жизнь во! Странные, конечно, тряпки, слишком узкие и длинные, но чужая память на что? Руки сами намотают. Кстати, о теле. Не мешает посмотреть, что мне там А.М. подсунул. Чуть не клялся, что лучше не придумаешь, только он – тоже мастер художественного слова, почище меня, и надобно проверять. Штаны, правда, снимать не стала, и штанины закатать сложно – они вроде галифе, хотя сверху не такие широкие, но ниже колена резко заужены, почти в облыпку. Расстегнула крючок на поясе, посмотрела на живот. Ну, ничего, нормальный животик, подтянутый, без лишних отложений. Нижняя рубашка широкая, задирается элементарно. Груди в наличии, маленькие, и форма не ахти, ну и фиг с ними, мешаться не будут. Талия тоже как-то не особо отыскивается, фигура типа "тощая сосиска", но переживу, была бы здоровой и сильной. Прощупала тушку, насколько смогла, вроде, ничего не болит, не ноет, а что-то пальпацией определять – так я не врач. Туда-сюда наклонилась, попрыгала – ну, навскидку, все в поряде, остальное разгляжу, когда доберусь до большого зеркала. Должна же я к людям выйти, или как? Вот и пошли! Только фляжку наполню и на пояс прицеплю.       
    
    Свитер на мешок сверху увязала, лямку на одно плечо кинула, все равно почти пустой, легкий. Пошла вниз по ручью – авось, приведет к реке, а река должна вывести к людям. На равнине люди завсегда сперва у рек селятся, а уж потом остальные места обживают. Иду, солнце вовсю жарит – это сколько ж времени с заброса прошло, сутки или больше? И желудок от воды встрепенулся, начал права качать. Ниче, милай, потерпишь, радуйся, что жив. Птички в траве чивкают, кузнечики и цикады трещат, а, может, тоже птицы, есть же и у нас такая пернатая мелочь, теньковка-сверчок называется, пение от кузнечика не отличишь. Легкий ветерок обдувает, жару развеивает, травой шелестит, ритмично так, что начинаешь подстраивать под него шаги. Два шага – шелест, три шага – еще один порыв, потом снова два... Второй ритм – скрип кузнечиков, он рваный, то с одной стороны заведется, то с другой. Третий уровень – птицы, тут вообще кто во что горазд. Но в общую тональность гармонично вписываются. И я, инстинктивно, начинаю встраиваться в эти ритмы, будто всегда так шла, спокон веков, и столько же идти буду, и ночь не наступит никогда.
"А вокруг безумно ярко светит солнце,
 И раскинулась лугами без начала и конца,
 Та земля, куда уходит, чтоб вернуться
 Утром чистая роса"       
    
    А ведь там поется... про "тот свет". Куда уходит высохшая роса, а? Вот именно. Ломаю ритм, отвлекаюсь от стрекочущих-щебечущих-шелестящих звуков. Экая тут среда... не то, чтобы агрессивная, а навязчивая. Втягивает в себя, встраивает, растворяет. И ощущения, особенно с поправкой на "тело с чужого плеча", слишком яркие и сочные, не как на старушке Земле. Такие были только в детстве ... ключевое слово – "в детстве". Мое детство продолжалось до трех лет, потом родители забрали меня от бабушки, и начались дурные игрища с постоянно меняющимися правилами. Впрочем, сейчас не об этом речь, а о том, что в раннем детстве нам все телесные ощущения внове, мы еще к ним не притерпелись, не обмялись под них. Именно поэтому так хорошо подмечаем не видимое взрослыми. То есть, сейчас нужно не столько встраиваться, это все равно что обтерхаться, заново повзрослеть, сколько подмечать то, что... ну, что невпихуемо в логику вещей даже здешнего мира. Потому что, чую, мне это очень скоро понадобится. Да, и не забывать о хмырях, что за мной охотятся. Если, конечно, жить хочу.      
     
    Ритм луга отпускает меня, я осматриваюсь, стараясь не цепляться взглядом за волны травяного моря, и замечаю, что ветер-то холодный, и тянет теперь понизу, причем, со стороны понижения рельефа. Значит, река или, возможно, болотце совсем близко. Если болотце – обойду, из него может вытекать речка. По пологому склону разгоняюсь, почти бегу.       
    
    Речка! Свежесть! Кусты густые! Да-да, вожделенные кустики, а то "бежала собачка по пустыне, вздыхала: если не попадется столбика, я умру". В прозрачной воде рыбешка играет, хватает мошку с поверхности. Э-эх, жаль, нет ни лески, ни крючка, а то б наловила. Впрочем, если припрет, пущу подол рубахи на сачок, нагребу мелочи. Какая-никакая, а жратва. Руками ловить не умею, не индеец. Можно бы попытаться птичку подстрелить, но что-то мне говорит об убойной силе "пуль", автоматически подстраивающейся под размеры цели, а жук-то испарился полностью. Что вместо птички получится? Обугленная тушка или сразу горстка пепла? "И лучше не рисковать лишний раз, применяя магию", – предостерегает чужая память. Ну, нет – так нет, не очень-то и хотелось. Не зря же путешествовали воздушной лодкой, у нас сказали бы – "на воздушном шаре".       
    
    А кто это такой наглый на меня из-под коряги пялится? Сом? Но у рыб носы заподлицо с мордой сработаны, а у этой чуды сопатка торчит корявым крюком, и ко рту загибается. Тихонько достаю махаг, поудобнее устраиваю в ладони, сажусь на корточки у воды, гляжу в сторону чуды, и вдумываю ей, без слов: "Чего тебе, чудо водяное, от меня нужно? Если пожрать – обломаешься: одно лишнее движение, даже не твое, а просто в воде – я стреляю". Чудо нервно сглатывает, отвисшее горло дергается, как у ящерицы. "Да-ааа... – протягивает ко мне свою мысль. – Шлялись тут такие... дочку поймали, убили, а я – ничего не смог сделать... (шлепок ластой по воде, и я поднимаю руку с махагом) эй, пукалку убери! Если меня подстрелишь – не убьешь, но я тебе ничего не скажу" Я не только смотрю, а уже отработанным приемом причувствуюсь к реке, надеясь, что она не будет агрессивнее луга. Нет, сознания внутри нее бродят, есть даже несколько сравнимых с человеческими, но у самой реки ничего похожего на лесной сверхразум не имеется. Или она просто прячет его? "Ну, так что хотел сказать? Говори или уходи. Я в свою сторону, ты в свою". Чудо опять сглатывает и продолжает: "Дочку жгли огнем. Спрашивали про тебя, а она не знала. Два человека. Один альв. Кто еще один – не понял. Тебя ищут, убить хотят. Убей их сам". Поправляю водяного: "Не сам, а сама. Ты этого от меня хочешь?" Чудо ворочается под корягой: "Да". Я потихоньку растворяю границы сознания и сливаюсь с рекой, аккуратно подбираясь ощущениями к водяному. "Эй, ты чего? Кыш, не балуй! Ой, щекотно!" Ухмыляюсь: "Да я как-то еще и не начинала". И притом чувствую, что моя мысль приобретает реверберацию, словно за мной ее повторяют множество голосов. "Ты сильнее их! Ты сможешь..." "Надеюсь, – отвечаю я. – Но обещать ничего не могу. Куда они пошли?" "Вниз по течению". Вытягиваю сознание из реки, отсоединяюсь, втекаю назад в свою тушку. "Рыбкой угостил бы, хозяин! Свежей, съедобной. А то натощак какая драка?" "Так ты их убьешь?" – радуется, губошлеп осклизлый... "А это как получится, – отвечаю. – Обстоятельства не всегда в нашу пользу, но просто бегать от них и ничего не предпринимать – совсем дохлый номер" "О, тогда подожди, я сейчас!" – губошлеп скрывается под водой и через минуту рядом со мной в воздух взвивается рыбина длиной где-то в локоть и шлепается на берег. Выхватываю кинжал и пригвождаю рыбку-переростка к земле. Вовремя – она дергается так, что руками я бы не удержала. Привычным – не своим, доставшимся от прежней Хюльды – движением прижимаю щепоть к рыбьей башке подальше от пасти и "прерываю нить жизни". Просто и красиво. Вот так бы свиней забивать, а то фига с два через толстый слой сала определишь, где у нее нити.       
    
    Вырезаю подходящий прут из кустов, насаживаю на него рыбу, сгибаю ветку в кукан и тащусь с подарком вдоль берега, отыскивая подходящее под костер место. Ага, вот песчаный пляж, можно расположиться. С одной стороны низко, с луга сидящего человека не видать, с другой – все под руками, даже растопка поодаль торчит, прошлогодние сухие камышины. Только дрова поискать придется. Но и с этим повезло, нахожу выбеленный временем и водой и высушенный до звона пень с остатками самых толстых корней, сооружаю из него и растопки подобие костра. Теперь бы разжечь.       
    
    Руна огня. Почти послушного – Кано. Вырвется из-под контроля – беда, спалит неумеху изнутри или обуглит кожу до состояния головешки, глаза вскипят и лопнут... фу, гадость какая. Вспоминаю дальше. Вот так, обволакивая призванный ручеек стихии собственной силой, сплетая сетку канала, точечно направить на объект или отсоединить и замкнуть в шар... нет, файербол мне не нужен, мне бы только растопку поджечь. Направляю канал на кучку сухой травы... ффух! Многовато зачерпнула, от растопки не осталось и пепла, зато комель занялся веселыми лепестками пламени со всех сторон и, такое впечатление, даже изнутри. Н-да... нужно вспоминать и тренироваться, а времени нет. Ладно, поем, тогда и подумаю. Разделываю рыбину, нарезаю потоньше, насаживаю куски на камышинки, чтобы, как только костер прогорит до углей – так сразу воткнуть с ними рядом, а то, чувствую, трухляшка долго тлеть не будет.       
    
    Полрыбины умяла в охотку, не заметив, что без соли и перца. Вторая половина пошла труднее, но выбрасывать не хотелось, а коптить времени нет. Уперлась и дожевала. Почти. Судя по аппетиту, пищеварение этому телу досталось от мамочки, орочье, съесть могу больше, чем сама вешу и еще добавки спросить. Голову, кости, потроха и пепел с закопченным песком сгребла и закопала поглубже, чтоб издали место не определилось (магических следов я наоставляла столько, что вблизи даже полный профан заметит). Ладно, переварю слегка – и вперед, к приключениям, как орала полная жопа. Сижу на бережку, смотрю на воду. На нее, вообще-то, можно бесконечно смотреть, но не в моем случае – среда затягивает. "Где гнутся над омутом лозы, где летнее солнце печет..." Ага, стрекозы, как же... Соврамши, Алексей Константинович! Река сама жертву манила, или такой вот водяной, хотя второе – навряд ли. Среда – она не то, что хищная, а скучно ей. Каждый день одно и то же, и так – сотни, тысячи лет. Тут любой сбесится. Даже удивительно, что все эти ландшафты, будучи либо разумными, как фейский лес, либо полуразумными, как река, не охотятся за людьми, как мы в доинтернетное время – за новыми кассетами. Река сморщила гладь, и проступившее на ней лицо ухмыльнулось. Я помахала ей, встала, и, размяв затекшие ноги, двинулась дальше.       
    
    Но уже тише. По-хорошему следовало вообще в другую сторону идти. Хорошо, убийцы обознались, опередили меня и ловят ветер. А мне бы повернуть и пойти вверх по течению, подальше от них. А потом? Не могут же они вечно плутать? Через, максимум, пару дней поймут, что обознались, и догонят меня в два счета. Надо напасть самой, используя эффект неожиданности. А еще пора восстанавливать навыки магуйства так любезно предоставившей мне свое тело и память Хюльды. Времени, времени нет! И где его взять? Может река меня понести вниз, а я в это время повспоминаю? Но для этого нужен плот, а деревья мне нечем валить, да и опасаюсь я конфликтовать с местными ландшафтами. А без деревьев как обойтись? Помнится, школьницей в котловане с ребятами на пенопласте каталась. Полистирола тут нет, а если расплавить песок и вспучить стекловидную массу? Вулканический шлак оказывается вполне плавучим. Только плотность не помню, что-то вроде шести-восьми центнеров на куб, нет? У пенокварца, идущего на космические нужды, поменьше – около центнера на куб. А у пенополистирола в три раза меньше. Да уж, объемом не скомпенсируешь, а если еще сделать полости покрупнее, в толще платформы? Средняя плотность уменьшится, и прочность, кстати, тоже, но мне на таран не идти. Возвращаюсь на пляж и начинаю вспоминать стихийную магию.      
     
    Вспоминаю и экспериментирую долго, упорно и временами рискованно, задействуя три стихии из четырех корневых: "огнем" размягчаю песок, "воздухом" вспучиваю, силой "земли" формую в кубы. Получается сначала не очень, потом все лучше и лучше. Хюльда тоже новыми материалами занималась, только работала с металлами. Металлы, с одной стороны, проще камня: они пластичные, прочность на изгиб и кручение, упругость – все на хорошем уровне, а расплавленный кварц остудил быстро – получи бомбу, которая рванет от первого же удара. А, с другой, металлы в этом мире серьезнее и сложнее: приходится учитывать стихийные составляющие каждого компонента сплава, чтоб не получить хрен знает что или такую же, если не похуже, опасность. В результате я понимаю, что маяться с кварцевыми отливками, стараясь совместить и легкость, и прочность, и достаточную надежность плавсредства – это еще цветочки. И вскоре прихожу к оптимальном механизму изготовления блоков: сперва из расплавленной лужицы выдуваю один большой пузырь, к нему с четырех углов будущего куба пристыковываю вдвое мельче, и дальше пространство заполняю фрактально-гнездовым способом, уменьшая полости пузырьков по мере заполнения внешней формы. Три стихии и одно ноу-хау: тут такого точно не знают, как и способа использовать энергоконструкты щитов в качестве форм для дутья (как защиту от жара и брызг раскаленных веществ их применяют регулярно, я, благодаря Хюльдиному автоматизму, не задумываясь щит "подняла", прежде чем к песку огненный канал подводить).      
     
    А одушевленная частичка четвертой, водной стихии за моей спиной приподняла волну и ею смотрит. Что, любопытно, река? Как тебя звать-то? В ответ приходит свежесть с ароматом водорослей и кувшинок, женственный аромат, как отражение ее внутренней сути. А что? Хорошее имя. Запахи запоминаются лучше слов. "А я..." – хочу представиться в ответ, но река меня опережает, подсказывая некое мыслечувство, в котором я, неожиданно, узнаю себя, пусть не полностью, но достаточно, чтобы не спутать с кем-то еще. Все это уже на пределе усталости, в сгущающихся сумерках – на вспоминание и неудачные эксперименты ушел остаток дня и весь вечер. Приближающаяся ночь не сулит ничего приятного, учитывая визгливые вскрики и далекий вой с лугов, но на воде уже качается три блока пенокварца с полостями внутри. Первые опытные образцы оказывались то слишком хрупкими, то излишне плотными, так что на нежную кварцевую пену пришлось добавить пару слоев покрытия из стекло- (а, точнее, кварце-) волокна, вытягиваемого распределенным движением энергетических "пальцев" и скручиваемого ими по мере остывания, а чтобы гигроскопичная изоляция не впитывала воду, поверхность оплавить до стеклянистой корки. Конечно, корка может быть разбита ударом секиры или клевца, но сам пеноблок при этом почти не пострадает, а намокшая обмотка лишь немного снизит плавучесть. И ме-е-едленно охлаждаю по всему объему, прослабляя то и дело возникающие участки напряжений. Первый блок вообще пришлось заново прогревать во многих опасных в смысле разрушения местах. За этим интересным занятием меня и застала ночь, а блоки предстояло еще как-то связывать.       
    
    Вопли и визг, между тем, приближались. "Что за звери?" – спрашиваю реку. Она ухмыляется, не отвечая. "Огня боятся?" Мысленный ответ напоминает утвердительный кивок. "Ну, тогда живем". Формирую маленький шарик огня, накачиваю его до белого цвета и отправляю вперед и вверх, останавливая метрах в пяти над гривастой травой, свешивающейся с обрыва. Рядом, за воздушным щитом, зреет, разогреваясь под действием чар, очередная лужа расплава. Звери взвывают разом и отскакивают, но пару морд удается увидеть. Чем-то похожи на гиен, хотя челюсти заметно крупнее, а глазки можно различить только по отблескам – такие они маленькие. Это гилиды, падальщики с черной кровью, иногда нападают на одиноких путников, но, получив достойный отпор, обычно бросают эту затею. Вой и визг удаляются, не замолкая, стая отступила, но от охоты не отказалась. А вот я себя засветила полностью, если кто-то еще не засек мои магуйские эксперименты, то с осветительным шаром любые надежды на это развеялись полностью. Поспешать надо.       
    
    Из пышущей жаром лужи формирую оставшиеся концевые пеноблоки: один просто поуже, другой – сходящий на острие, как нос пиратского судна. Аккуратно остужаю, обрабатываю поверхность. Река любезно выталкивает выдержавшие испытание основные блоки на берег. Обсушиваю, соединяю все в подобие лодки, свариваю. Еще раз укрепляю "борта" волокном и, произнеся "о!" с поднятым вверх указательным пальцем, навариваю сплошной киль, и для остойчивости, и для смещения вниз центра тяжести. В верхней части плотолодки разогреваю кварц сантиметров на тридцать в глубину и проминаю выемку для удобства лежания, потом все окончательно просматриваю критическим взглядом, попутно убирая напряжения, и решаю, что плавсредство типа "непонятная фигня" готово. Весит оно, по ощущениям, центнера полтора, а то и больше, и без магии или катков, для которых у меня тут ни бревнышка нет, я в одиночку вряд ли столкнула бы его в воду. А так, направив небольшие ручейки силы в руки, ноги и пресс, перекантовываю плотолодку к реке и спихиваю с мелководья на глубокое место.       
    
    Она тут же переворачивается килем вниз и начинает скользить по течению. Река смеется, наблюдая, как я вплавь догоняю свое детище и, мокрая, как цуцик, с трудом забираюсь в него. Воду за борт, стыдно сказать, ладонями сгоняю, а о веслах я забыла вообще. Время за полночь, магрезерв почти на нуле, на самой как бревна возили, но я плыву и ни хрена не делаю. Можно отдохнуть (наконец-то!). Оглядываясь на пляж, понимаю, что песка на нем едва ли хватит на детский куличик, а файербол, оставшись без присмотра, раздувается и вот-вот рванет. Падаю в выемку плотолодки, прикрывая башку сидором, и вовремя, потому что все остальное тело точно пришпаривает паровым утюгом. Это еще хорошо, что река оттащила лодку течением так далеко, как только могла.       
    
    Да... бывает и хуже. Хоть про весла я благополучно забыла, но, благодаря дружбе с рекой, в них пока нужды нету. Файер малость обжег, но не спалил же, даже волдырей, вроде, не осталось, включаю "режим подавления боли" из арсенала черной магии и проваливаюсь в сон.       
    
    Свалилась я хорошо заполночь, проспала, стало быть, часа три до восхода, а встающее солнце резко плеснуло светом в глаза, да еще речная гладь бликами добавила, так что даже зажмурься – темнее не станет, и какой уж там сон. Никак не могу привыкнуть к яркости этого мира, иногда аж тошнит от его красочности. Резерв наполнился, хорошо, если на четверть, зато тело занемело качественно, из-за снижения болевой чувствительности не переворачиваясь во сне. Я быстренько разомкнула контур, поняла, что ожоги почти прошли, разве что кожа на руках шелушится, зато ноги замерзли до синевы, особенно жалко выглядели ступни, которые трехчасовая холодная припарка из мокрых портянок заставила побледнеть и сморщиться. А вот спина хоть мокрая, да в тепле: пенокварц оказался исключительным теплоизолятором, куда лучше любой пенки и спальника. В общем, разложила портянки по бортам, башмаки рядом поставила – пусть сохнут, наклонилась к реке, умыться – а оттуда физиономия улыбается. Я со всей дури шарахнулась к другому борту, благо, плотолодка остойчива, даже качнулась не сильно, а потом вспомнила, что река так общается. "Какая-то ты чужая", – капризно промыслечувствовала она. "Почему?" "Все люди знают, что реки живые, никто так не пугается", – отвечает, а я как вспомнила, что испакостила пляж, сооружая лодку, так меня, словно кипятком, стыдом окатило: "Слушай, прости, я там все перерыла и оплавила". "А, ничего... – река словно махнула рукой. – Это до первого паводка, тогда еще песка накидаю" – "Далеко мои преследователи"? – "Далеко, – отвечает река. – Позади. Всю ночь бежали, как твой шарик лопнул – так и побежали. Они смешные в темноте: двое все видят, а двое спотыкаются и падают".       
    
    Мимо меня промчались, наверно, потому, что за рекой небрежно следили, а я, мало того, что на нуле была, так еще и спала глубоко. Магически не фонила вообще. Прекрасно, как только теперь мне их встретить, когда резерв наберу? "Подруга, – обращаюсь к реке. – Ты за ними присмотришь, и, когда куда-нибудь с того места пойдут, скажешь, в какую сторону?" Река соглашается. Не то, чтоб она уж очень скорбела о смерти какой-то русалки, но наказать тех, кто без спроса полез убивать ее жильцов и портить имущество, ей хочется, да и посмотреть любопытно, как я драться буду. Если откажусь, попробую сбежать – она меня "не поймет". Так что усмиряем хитрость и здоровый аппетит (желудок еды не то, что просит, а ультимативно требует), и начинаем вспоминать, чему меня в академиях учили. Ну, не меня, а настоящую Хюльду, и не в абстрактных "академиях" а во вполне конкретном учебном заведении, заточенном под местную оборонку и госбезопасность.       
    
    "Искусство магии оперирует двумя понятиями – "внимание" и "состояние", и двумя переменными: "собственная сила" и "ширина канала стихии". Все операции с ними в классической или интуитивной магии производятся либо по традиционным схемам, либо методом тыка, в первом случае существует опасность закостеневания в неэффективных методах, во втором – бесславной гибели экспериментатора. Научная магия упорядочила процесс разработки заклинаний и форм. И если ты хочешь быть магом, Хульд, ты должна заниматься не только практикой". Ага, это Борода, пардон, мэтр Лангскег лекцию читает, а я... Хюльда слушает. Одна на всю аудиторию. Гном он, точнее, дварф (и упаси тебя предки обозвать его гномом, лучше сразу пойти и повеситься), характер гномский, занудный, но студиозусам многие шалости прощает, если они старательно занимаются. Да и сам не без греха, любит заложить за воротник, а местная выпивка для него слабовата, вот и гонит в лаборатории семидесятиградусную 'росу' и девяностоградусный 'гномобой', злостно наплевав на инструкции. Напробовавшись до окосения, идет в столовку закусывать, и начинает трындеть о былой славе подгорного племени, а преподы, кроме Нейдиль, которая пытается его урезонить, и Челюсти, насмехающейся над ним, сбегают от недоеденных обедов. Но в трезвом виде мэтр Лангскег говорит строго по делу и так четко, что можно конспектировать, не сокращая.       
    
    Первый и главный навык, без которого не существует магии, то есть сознательного творчества силой мысли – управление собственным вниманием. Этому Хюльда научилась от матери в детстве, а я – когда стала ходить в экспедиции с "черными археологами". Врожденной способности чувствовать аномалии мало, важно не залипнуть на какой-то мелочи и не проскочить мимо реального клада... ну, или чего-то достаточно ценного, настоящих кладов с золотом нам не попадалось. Второй навык – управление собственной энергией, она наиболее послушна магу. Но ею одной профессионально работать невозможно, это уровень деревенских умельцев, травниц, да и большинства "простецов", ибо в этом мире почти все население более или менее одарено способностями, вопрос лишь в том, что у 99% они слабы и не заслуживают серьезного внимания. Но и своими малыми силами изменять, пусть ненамного, реальность тоже учатся с детства, в семье. Веками наработаны методики как подзарядки внутреннего резерва, так и "плетения" элементарных магических конструктов из собственной силы. Подобная техника работы для профессионалов – это уже не вчерашний, а позавчерашний день, деревенская дикость и каменный век. Хотя толстая книжка "Тысяча бытовых плетений" выдержала не один десяток изданий и все равно хорошо раскупается. Отдельным ответвлением идет шаманизм, нежно любимый орками, которые умеют договариваться с духами, но не умеют ладить между собой, межплеменная вражда существует до сих пор, и, иной раз, даже с другими расами эти ребята лучше договорятся, чем с собратом из соседнего племени, а то и соседом из собственного. Такой вот парадокс, совсем как у нас, русских. Но шаманизм все равно вне основного течения магии, он вроде джереки, прежнего русла реки – вроде, вода еще есть, а не течет, стоит и зеленеет.       
    
    То, чем принципиально отличается маг от умельца или деревенской лекарки – это призыв стихии, умение и способность дотянуться до источника и открыть из него канал. Для контакта со стихиями служат особые состояния сознания – "камня", "воды", "воздуха" и "огня". Они, кстати, с реальными камнями, рекой и ветром имеют не так уж много общего, а названия... это как у кварков: "верхний", "нижний", "странный", "очаровательный"... надо как-то параметр назвать, а слов для него не придумано. Стихии называть было легче, поскольку все же что-то общее с физическими носителями соответствующих названий у них имеется. Но различия от этого только ярче. К примеру, левитировать можно, задействуя силу "земли", отвечающую в том числе и за гравитационное взаимодействие, и с помощью силы "воздуха", создавая разницу давлений в подлежащих средах, и при главной стихии "вода", управляя воздушными (!) течениями (течения, каналы, мобильность и вариабельность – принципы "водной" стихии).       
    
    Это – корневая звезда стихий, основная для миров, которые мы способны познавать. Иначе ее еще называют хроматической. Как бы в другой плоскости, но с тем же началом координат лежит еще одна звезда – силы и упорядоченности. Второе название – ахроматическая звезда. Тьма и Свет характеризуют испускание или поглощение силы, а Порядок и Хаос – структурирование или энтропизацию процесса. Напрямую обращаться к ним могут немногие, это редкий дар, в отличие от склонности к стихиям. Для того чтобы открыть канал, надо, прежде всего, узнать состояние, его характеризующее, а это возможно одним-единственным путем: кто-то должен тебя зацепить и ввести в него. Потом, если ты его запомнишь, повторить сможешь сам, и, постепенно наращивая интенсивность переживания, вызвать поток нужной интенсивности. Ширина канала – второе, или, скорее, тоже первое, как и объем собственного резерва, чем определяется сила мага. А вот его умелость – вопрос более сложный, и ее можно оценить, по большому счету, исходя из того, сколько и каких форм маг способен удачно создать.       
    
    Формы распределяются по кругу архетипов, входя в один из четырех секторов: Матери, Ребенка, Отца или Шута. Любовные чары, кстати, находятся на соединении Шута и Матери, во владении Феи, боевые – Ребенка и Отца, владении Героя, большинство ментальных – Отца или соединении Отца и Матери, владении Мудреца. Сектор Ребенка считается самым опасным и требующим наибольшего опыта и быстроты реакции, если что-то пойдет не так, ибо Ребенок притягивает Хаос и Пустоту. Шут – тоже, но меньше, это скорее искажающие влияния, чем немотивированный и всегда неожиданный удар Ребенка. Все множество форм классифицировано и распределено так, чтобы легче было их понять, запомнить и научиться использовать. Строишь их каркас из собственной силы, а вот наполнение нужно стихийное. Помимо корневых стихий, встречаются их соединения, такие, как "туман", "самум", "глина", "лед" и многие другие, и дочерние стихии – такие, как "растительная жизнь" ("поле, лес"), "животная жизнь" ("кровь"), "металл", "молния". Они более специализированны, но для наполнения мощных и грубых боевых заклинаний используются редко. Исключение, пожалуй что, "кровь", хорошо идущая вместе со "тьмой", и "молния", идущая в паре со "светом".       
      
    Но это не все. Однажды трое занудных гномов собрались и то ли придумали, то ли, что более вероятно, у кого-то сперли (и я с достаточной долей вероятности предполагаю, у кого), рунную азбуку, фактически, конструктор для составления форм. Это у нас в Футарке двадцать четыре руны, а у местных – более ста в основном алфавите и полста в дополнительном, и второй время от времени пополняется. Это, наверно, самое любимое развлечение гномских магуев – изобрести очередную финтифлюшку и впендюрить ее в пару экзотических заклинаний типа "принуждения каменного пырмыргуя к сотрудничеству". Подавляющее большинство рунных магов пользуется только основным алфавитом. И еще важно – рунами тут тексты не пишут, нанесенный руноскрипт – всегда заклинание, только привязанное к определенному предмету намертво, до полного разрушения последнего. И оно реально работает! А уж к тому, кто составляет новые, нужные, качественно работающие скрипты, отношение как к чрезвычайно ценному кадру. Его готовы запихнуть в шарашку местного разлива и поставить вокруг охрану из троллей с дубинами и орков с гуками (и альвов с дальнобойными луками на вышках, и всего побольше, побольше), окружить стенами с тройным охранным заклинанием и двойным заклинанием незначительности, лишь бы никто ему не мешал. Проблема в том, что сидишь за этими стенами – а жизнь-то проходит.
"Жизнь прошла стороной,
 тропинкой.
 Играя в дороге одной
 травинкой..."       
    
    Конечно, Хюльда этого не потерпела. Выбралась, в первый раз за четыре года. И в последний. Недолго прогуляла... Причем, ее не хотели поймать и как-то использовать, ее, не мудрствуя, убили. Интересно, что ж она такое ключевое знала, чем занималась, и чего я не могу раскопать в ее памяти, как ни просматриваю, хоть с переду на зад, хоть с заду на перед. Ну, оружейные металлы и кристаллы, это было. Но ведь изобретатель – не она, конструкция канхагов больше тридцати лет назад придумана и используется уже всеми расами континента, только одни закупают, а другие – производят сами. Даже альвы мимо такого новшества не прошли, хотя и тщательно скрывают, что, вдобавок к длинному и не столь скорострельному даже в их руках луку таскают "мерзкую гномью пукалку", которая, к тому же, сработана не гномами, у бородатых цены заоблачные, а в хумановской оружейной мастерской, в Империи.       
    
    Значит, валить буду не всех. Одного надо подранить и взять для допроса. Тактику я уже прикинула, должно сработать, тем более что хуманы там – больше воины, нежели маги, раз в темноте на тепловое зрение не перешли. Еще один – менталист, который Хюльду приложил по мозгам. И четвертый – это вопрос, кто. Стихийник – понятно. Огневик... или воздушник... а вдруг полная корневая звезда, как у меня? Тогда у меня есть руны и... и Тьма.       
    
    Тьма – это падать в себя, в глубину, туда, где нет направлений. Тьма – это смерч, воронка, возникающая в эфире на месте уходящей тебя. Тьма – это голодный, затягивающий поток, это гипербола на экране перегорающего осциллографа, это видение горячечного бреда, когда мизерная точка ужасающе взрывается во вселенское ничто. В общем – это полный... свартчокан. Гномье ругательство, по смыслу близкое к толстому пушному зверьку, только другого цвета. Если не верите, попробуйте качественно упасть внутрь себя, и даже на нашей старушке Земле, несправедливо лишенной магии, вы почувствуете нечто похожее. Когда состояние стабилизируется и падение затормозится – откроется канал во Тьму, и она потянет в себя все, что есть поблизости. Первая опасность: оно может не затормозиться. Ты растворишься во Тьме полностью, а в оставшийся на твоем месте канал всосет определенное количество энергии и, возможно, вещества – пока тот не затянется. Чем шире открыт канал – тем дольше края не сойдутся. Но тебе будет уже все равно, потому что не только твое тело, но и твоя личность исчезнет. Полное развоплощение. Достаточно широкий канал может развоплотить весь мир. Ну, оно не по моим силам, но учесть стоит. Даже небольшой "аварийный прорыв" обезмаживает пространство на многие мили вокруг. Поэтому над "темняками" такой жесткий контроль.       
    
    Можно затормозить почти наверху, в областях страданий и смерти, что, собственно, и делают малефики, не рискующие обращаться напрямую ко Тьме. Любое страдание порождает истечение силы, и, чем больше страдание – тем и силы больше. При этом безразлично, страдает невинная девушка или старый развратник. Другое дело, что у старика, а еще хуже – у закаленного воина, гораздо труднее вызвать столь яркое и мощное чувство. Дети и подростки – вот самые любимые жертвы малефиков. Поэтому частнопрактикующие малефики объявлены вне закона, да и армейские маги применяют этот источник силы разве на поле боя или в крайней и безвыходной ситуации. Кстати, палачи, обычно, тоже малефики, но Хюльду учили именно боевому аспекту. Ну, если получится с "языком", на нем и освежу чужую память.       
    
    А смерть... она, как и "жизнь", относится к "дочерним", а не "корневым" стихиям. Некромантия – это утилизация покинутого жилища: тела, эфирки. Нужное дело, чтобы эфирные шакалы не заводились. Либо сжигать трупы, развеивая эфирку заклинанием, либо поднимать мертвецов и использовать для таких работ, на которые живые не согласятся. На Кугро давно рабства нет, оно себя исчерпало три века назад, когда туда сбежал Пекрито Костяная Задница с двумя учениками. То, что там вместо рабовладения, как бы ни хуже. Тем более что материал для него берется с ограбленных кораблей. Тот еще гнойник на водных путях Империи. Собственно, не самой Империи, пираты промышляют в нейтральных водах, но страдает торговля – страдает Империя. Раздавить Кугро Империи мешает отсутствие огне-маго-устойчивых кораблей – защитные заклинания не выдерживают длительного обстрела с берега, а береговая линия столь изрезана, что к стратегическим объектам приходится ползти по узким проходам, получая полной мерой с двух берегов по обоим бортам, носу, корме и с воздуха, наверхосыпку.       
    
    Ну, все, общая инвентаризация завершена, сейчас пройтись по заклинаниям и скриптам, еще раз вспомнить метки стихий и "возвратные", запирающие канал ощущения, особенно для Тьмы. Вот чует задница, ее придется использовать, и серьезно. А еще – слиться ненадолго с рекой, попросить у нее силы.       
    
    Река мирно плещется за бортом лодки, перемигивается с ней бликами. Портянки просохли, башмаки еще влажные, но надеть их придется. Свитер упаковала в мешок, а из него достала и распихала по карманам кое-какие пузырьки и тряпку, безуспешно прикидывающуюся бинтом. Застегнула куртку. Нацепила перевязь с кинжалом и кобуру с вундервафлей. Проверила, как оно достается. И тут меня перетрясло. Такой колотун напал, аж лодка закачалась. А еще в груди поселилась пустота и холод, как в склепе зимой, и мысли стали четкими, прозрачными и лишились словесной составляющей. Да, я испугалась. Кто не боится – долго не живет.       
    
    Преследователи нагнали меня через четверть часа. Я встретила их сдвоенным заклинанием воздушных лезвий. Стихийник отбросил их воздушным щитом. Чуть не получила файербол в лоб, успела отклонить косым щитом камня в сторону, рвануло аж на другом берегу. От второго магуя прилетела, как я и ждала, несусветная гадость – ментальный шип. Проникающее-присасывающееся действие. Стрелы лучников отклонила тем же щитом, главное – не выставлять его перпендикулярно, чтоб не терял энергию, а вот ментальный шип прошел его насквозь, и уж доставил мне... ну, очень противное чувство, как пиявка в мозгах. А вот тебе, сцуко, мой подарочек с той стороны. Зеркальный Хагалаз прямо в пиявку, отсоси и не чавкай. Она сглотнула его, пропустила... и ничего. Это я уже потом поняла, "чего", когда размытые воздушным щитом фигуры нападающих странно перекосились и стали опадать. Словно сдуваться. Щит испарился, будто его и не было, и я увидела, что преследователи превратились в быстро тающие бесформенные кучки, а кусты, деревья, траву покрывает сероватый налет, и они безмолвно осыпаются... ойййй... я ведь не соврала тогда про силу подпитки, а менталист был хорош, силы у него оказалось дохрена и еще столько же. Сотворила кварковую бомбу... остановить? как? или выбросить? затянуть и выбросить? Во Тьму, куда ж еще.       
    
    Падай, Хюльда, не бойся, падай в безмолвную глубину, в голодное ничто, в исчезновение... вот она, безмерная-безразмерная, алчная и зовущая... через себя протянуть ее нить, связать с этим прахом и тленом, с этим рассыпающим знаком. Вот он уходит, втягивается туда, исчезает его ощущение, его вкусозапах и звук. Обрываю канал, пережимаю и отпускаю. Впечатляющий опыт. Лангскег узнал – убил бы. И Дерек... или нет? Он – вряд ли, этот любое оружие оценит, прикинет, на что оно годно... и припрячет знание столь глубоко, что без него даже его службе до информации не добраться. Испытала, значит. А.М. меня предупреждал... Хотя, если бы не оно – хренушки бы я так просто от этой четверки отмахалась. Просто, говоришь? Опять резерв на нуле, и аура как-то взбледнула. Но ведь жива! А настоящая Хюльда не выстояла, погибла.       
    
    Итак, подытожим, напишем скрипт заклинания. Вязь, разворачивающуюся во времени. Проникновение (Вьи) – зеркальный Хагал (распад) – задержка (Тидда трижды... нет, дважды, и вторая вдвое короче первой) – канал во Тьму (Оуу) – закрытие по условию (Л`п), плюс само условие: качественное по упорядоченности изменение содержимого (Э/Ы). Хаос и Тьма, дополняющие и подъедающие друг друга и почти не оставляющие следов – так, легкое обезмагичивание фона и эмитента заклинания. Вот за это знание можно было бы убить. И не раз. Убить, поднять, допросить, а потом окончательно упокоить. Только его еще не знала убитая Хюльда. Ключевое слово – "еще". Стало быть, они узнали будущее, но именно с помощью усилий, направленных на то, чтобы его отменить, оно и состоялось.       
    
    Не буду пока возвращаться в метрополию, и Дереку об этом изобретении лучше не знать. Ибо всем известная пословица о благих намерениях может оправдаться опять. Второе. Предсказания изменяют будущее, часто – в форме "самосбывающихся пророчеств", от программирования верящих в них людей на определенные действия и бездействия до многоходового зацикливания пути, не оставляющего возможности свернуть на другую дорогу. Мне лучше не искать их, на встреченные – обращать внимания не больше, чем на чужое мнение, а заняться прогностикой самостоятельно. Но для этого необходима информация из достоверных источников. Частично можно взять из памяти Хюльды, частично – хорошо бы побеседовать с живыми "ландшафтами", населением и самой оценить общую атмосферу. И начну я с истории... но позже, когда отдохну.       
    
    "Подруга, а, подруга?" – лениво-расслабленное: "А?" – "Как представление, тебя не зашибло?" – река морщится, идет мелкой волной: "Испугалась, когда... они рассыпались прахом" – "А когда Тьма прикоснулась?" – "Не ко мне, я б не выдержала... заснула/стала бессознательной и не почувствовала смерти... заживо распадаться страшнее" – "И ты не боишься исчезнуть совсем, развоплотиться?" – "Не-ет! Я уйду туда, где все – вода/стихия, и оно/страшное меня не догонит, а потом вернусь... реки всегда уходят и всегда возвращаются" – "И даже когда пересыхают?" – "Тогда они возвращаются в другом месте". Ну, да, стихия воды – корневая, даже если в целом мире вода иссякнет, ничто не помешает речке заново воплотиться в другом. "Ну а месть, как считаешь, свершилась?" – "Вполне, – соглашается речка. – Водяной уже знает, доволен" – "Как тогда насчет поесть-попить? Подкинь, что ли, рыбу, да гони лодку к берегу посуше и поположе" – "Мне нравится/хорошо", – отвечает она. – "Что?" – "Что ты мне доверяешь и что не взяла весел" – "А должна не верить?" Тихий смех водяных струй как ответ.       
    
    Сооружаю костер и обедаю в заторможенной задумчивости. Видимо, сказывается обеднение ауры. Даже вкус рыбы почти не ощущаю. Сытость есть – и ладно. Воду приходится пить сырую, кипятить ее не в чем, да и река может обидеться. Я только протягиваю к ней фляжку и прошу: "Уж как-нибудь почище набери, а то моя зараза чужую не любит" Река понимает с полуслова, мыслями же обмениваемся, а не словами, и снова смеется. "С тобой легко, – ласковые мыслечувства. – Ты, может, ребенок?" – "Дети одни так далеко от дома не ходят", – тоже смеюсь.       
    
    Потом лежу в лодке, быстро и плавно скользящей вниз по течению, на восход, перевариваю обед и вспоминаю историю. Триста шестьдесят семь лет назад в этом мире магов и магию чуть не извели под корень. Простецам такое не под силу, но вот местные божества, супружеская пара астральных паразитов, вооружила фанатичных последователей чудесными артефактами, и те чуть не устроили армагеддец местного, всего-то на один мир, масштаба. Но. В самый ответственный и переломный момент истории вылезли, словно из ниоткуда, два братца в сопровождении седовласого (но далеко не старого и не дряхлого) наставника. Братья были разительно не похожи внешне, причем один был рыцарем, а второй – магом. Сразу после того, как их проход в Эмлар, столицу одного из мелких государств, граничащих с теократической Деонией, был зафиксирован в донесениях местных "дятлов", они громко разругались, расстались, и пошли каждый своей дорогой. Первый умудрился выбиться в военачальники армии божьих слуг и благополучно утопил большую их часть в море, при переправе на архипелаг Кугро, где к тому времени засели остатки магуйской братии. Второй вытащил первого из лап неминуемой гибели, когда все-таки выбравшиеся на сушу и даже не утопившие свои обезмаживающие орудия иерархи попытались их активировать, но натолкнулись на внезапное противодействие верного, как они считали, слуги культа. Божественные супруги в тот момент никак не могли помочь своим жрецам – их связал боем наставник братьев, и о нем мы знаем только то, что ученики сочли нужным обнародовать после его гибели. Когда же, спустя пару декад, самые любопытные осмелились приблизиться к артефактам-супербомбам фанатиков, то увидели, что те даже не деактивированы, а необратимо разрушены, и их остатками можно было бы, разве, украсить триумфальное шествие победившей магократии.       
    
    Альфар, старший брат, после этого довольно быстро, в течении восьми лет, объединил под свою руку большинство человеческих государств, во время религиозной смуты испытавших все болезненные последствия вилки безвластия и теократии, а младший, Дерек, создал такую структуру, пронизывающую, словно грибница, Империю и выходящую цепкими щупальцами далеко за ее пределы, что пару сотен лет после этого не было ни смут, ни войн. Альфар прожил немногим более предельного срока человеческой жизни, ибо, несмотря на громкое имя, вряд ли имел хотя бы толику альвийской крови в своих жилах, таковым оказалось и его потомство, так что Дерек Эльхемский присягал уже пяти императорам. Он, благодаря дару, характеру и обстоятельствам, быстро продвинулся в магии и обрел соратников в многоразличных областях великого искусства, при нем получившего стройную теоретическую базу, так что если он от чего-то за эти триста с лишним лет и мог умереть, то уж точно не от старости. С такой плотно структурированной эфиркой... не мне, сирой, тягаться... хотя...       
    
    Я начинаю сканировать свою ауру – это еще одно умение, доставшееся мне в наследство от погибшей магички – и понимаю, что она не только восстановилась, но и, по сравнению с тем, что было до драки, усилилась и уплотнилась. Сканирую резерв – и удивляюсь, как вырос объем по сравнению с тем, что зафиксировано в памяти Хюльды. Да уж, прокачка идет полным ходом, вопрос один – какова цель? Или нет, вопроса, все-таки, два, и первый: кому это нужно? Я нисколько не сомневаюсь в одном из заказчиков – это Арагорн Московский, но он здесь не рулит, это и ежу понятно, раз впихнул меня в качестве эмиссара. Дереку? Ну, да, шеф, покривившись и пожевав губами, дал Хюльде добро на поездку к родным, в крайне опасный "черный буфер". Что странно: будь я Дереком – заперла бы Хюльду под замок, что он, кстати, и делал четыре года подряд, а потом бац – и отпустил хрен знает куда. Значит, от этой поездки расчитывал что-то серьезное поиметь. Не себе, понятное дело – Конторе. Так что второй заказчик известен. Очень может быть, и еще есть заинтересованные стороны, но пока у меня слишком мало информации, поэтому не буду гадать. Что нужно А.М., он сам скажет, даже не сомневаюсь, и очень скоро, иначе бы не давил на совесть и не требовал благодарности. Что нужно Дереку – тоже, в целом, понятно: власти и новых технологий, которые он еще подумает, выпускать или нет в ограниченное или общее пользование.       
    
    Он, конечно, прогрессор и все такое, а не тупой тиран, и его Контора не стала всеобщим жупелом, не смотря на то, что играет, наверно, вторую скрипку в делах государства. Что самое странное, тайные службы в любом государстве народ не жалует, от простой подозрительности до сдержанной ненависти (и есть за что), а тут к ней относятся спокойно и, в целом, положительно. Как минимум, нейтрально. Подозреваю, что именно благодаря прогрессорской политике власти, а также не слишком спокойным соседям человеческой Империи: Кугро с северо-запада, Великая степь с юго-востока, нагханские государства с юга, постоянно побулькивающий дерьмом "серый буфер" на собственной территории и самый неведомый и опасный враг – за "черным буфером" и Гребнем. А союзников только двое, и те ненадежные: альвийская конфедерация с запада и Подгорное королевство Ладрогского хребта. Было когда-то королевство и у альвов, называлось Арфэн... до того, как они повздорили с Кугро и устроили карательную экспедицию, которую принимающая сторона гостеприимно запустила в один из узких проливов и размазала тонким слоем по скалистым берегам. Что примечательно, королевская семья в это время была почти за тысячу миль оттуда – в летней резиденции (центральная часть Серебряного леса), и каким образом там очутился отряд смертников, обойдя с десяток разнообразных защит – никому не ведомо. Королевскую династию вырезали подчистую, вплоть до трехмесячного младенца. Фактически же обезглавленными и ослабленными в результате неудачного рейда оказались все наиболее влиятельные кланы. Смуты и драки за власть не случилось, все-таки альвы – не люди, им собственная жизнь гораздо дороже, но кланы обособились на своих землях и надолго перестали выступать объединенной силой.       
    
    Дереку, конечно, такое оружие, как мое новое заклинание, пригодится, и, прежде всего, для того, чтоб придавить Кугро. Водный путь к альвам на порядок выгоднее наземного, через леса и болота, не говоря уж о портальном, который оправдывается разве что для ювелирки и артефактов, пиратское же логово в опасной близости делает его слишком рискованным. Но стоит ли отдавать в руки Конторы, которая, как ни крути, а отстаивает прежде всего свои корпоративные интересы, штуку, более опасную, чем атомная бомба – это бо-ольшой вопрос, и я всегда считала, что Эйнштейн был глубоко не прав. Гонка магических вооружений меня как-то совсем не устраивает.       
    
    Да, кстати, а почему они сами не додумались до зеркальной Хагалаз? Наверно, потому... что и Хагалаз, как таковой, у них нету! А есть Хаг, в начертании которой до Хагала не хватает, как минимум, трети. Зеркальная в этом случае... не имеет смысла, поскольку вместо "входа" у нее "заглушка". А у прямого Хага, значит, заглушка на выходе, то есть разрушение купируется раньше, чем дойдет до конца. Вот в чем причина его малой действенности. Кто-то руну подсократил специально. Подозреваю, тут и помимо меня пацифисты имеются. Ну, если считать меня пацифистом, что весьма спорно.       
    
    Так, решение принято. "Ты меня слышишь, река?" Ответное мыслечувство, соответствующее кивку. – "Запомнила, о чем я только что думала?" – "Да" – "Долго ли ты можешь это помнить?" – "Нет... – огорченное. – Пока не поменяю русло" – "Ну, это уже хорошо. Постарайся держать при себе и только если поймешь, что очень надо, что без этого тут все рухнет к гоблам и станет совсем гадко – передай тому, кому сочтешь нужным" – "Да". Ну, хоть какая-то гарантия того, что информация не исчезнет и не попадет... к недостаточно ответственным индивидам. Река боится этого скрипта даже больше, чем я, и, хоть кажется простодушной, но жульничество сразу заметит – ибо чувствует, скорее, эмоции и состояния, нежели мысли.       
    
    Солнце опустилось за дальний лес, надо мной – небо цвета голубиного пера, подо мной – вода, по тону мало отличающаяся от неба, а я плыву по ней в лодке без весел, весьма похожей на саркофаг, в том числе и материалом, и даже руки на груди сложила... сюр! Но я ловлю от этого какой-то извращенный кайф. Жара спала, свежо, плотность эфира хороша, аж кожу пощипывает, резерв восстановился более чем наполовину, и это уже много, думаю, к утру под завязку наберется. Есть опять захотелось, но не так уж сильно, можно до утра дотерпеть. Не хочу останавливаться на ночь на берегу, еще неизвестно, испугается ли тамошнее зверье огня, а в лодке можно спать спокойно, редкая дрянь рискнет по реке до середины доплыть.       
    
    Не редкая, а редкостная. Они напали уже в полной темноте, когда лодка свернула в излучину, а река, паршивка, даже не попыталась им помешать. Я проснулась от плеска резких гребков, вскочила и увидела что-то вроде болотной кочки с длинными волосатыми лапами, целеустремленно плывущее ко мне. Выхватила махаг, навела, пальнула. Тусклая искра, столкнувшись с мохнатой башкой, произвела громкий "бум" и яркую вспышку, после чего я ни хрена минут пять не видела, а плеск раздался уже за спиной. Развернулась, прикинула, откуда плещет, навела, выстрелила. Искра ушла "в молоко" (хотя в такой темноте, наверно, надо сказать "в кофе"), в ту же секунду полоснуло по ляжке, я инстинктивно развернула ладонь в ту сторону и выдала "огненный шип", тварь вспыхнула и с громким плеском отвалила.       
    
    С двух сторон ко мне протянулись длинные лапы – я уже не видела, я чувствовала нападающих, и это было не тепловое зрение. Ага, "искра" махага на этот раз нашла жертву, оглушительно вспыхнуло, опалило мне щеку, а у левой твари в груди расцвел брызгами плоти воздушный шип. Мгновенная передышка – я ставлю вокруг себя воздушный щит-купол и раздвигаю его в стороны, до краев лодки. Твари беснуются вокруг нее, хватаясь за стеклянистые борта и скрежеща когтями. Когти соскальзывают как с них, так и со щита. Какое счастье – чужая тупость: навались они все с одной стороны, и, не пытаясь зацепиться, просто толкни лодку снизу, обязательно бы перевернули. Но они не соображают, и где-то через четверть часа отстают.       
    
    Стою на коленках в темноте, зажимаю разодранное бедро и понимаю, что сама не намного умнее тех тварей: щит надо было ставить сразу же, как собралась спать, перед стрельбой подвесить осветительный шар – одно мгновение нужно, не больше, а если уж ничего не вижу, просто выдать серию "шипов" во все стороны, силы мне на это вполне хватило бы... Нет, земные инстинкты взяли верх... дура.       
    
    Убрала щит, подвесила огонек над носом лодки, причем именно огненный шарик, а не чисто световой – со Светом у меня теперь что-то совсем не ладится. Поняла, что рану зарастила криво, сместив края, и поврежденная вена внутри просто не восстановится, если так и оставить. И не вычистила ту грязь, которую, наверняка, подцепила с когтя. Остаток ночи выправляла свою же дурную работу, но сил потратила, будто кого-то с пути на тот свет вытащила. Вот ведь гадство: навыки есть, а сознание к ним не привыкло, поступает как привыкло в той, былой жизни. Река выглядывала волной из-за борта, но молчала и, вроде бы, конфузилась, что позволила этим тварям до меня добраться. Я время выдержала – пусть помучится неизвестностью, а потом и говорю: "Ничего, правильно ты меня проучила, нефиг расслабляться. Только нарочно мне не пакости, ладно?" – "Договорились!" – смущения как не бывало. А быстро очеловечивается, однако! И чувства мои перенимает, и манеру общаться словами. Еще немного – и превратится в какую-нибудь "вивиану", хотя, нет, Вивиан была девой озера, а это, все же, река, разница в характерах должна быть.       
    
    Спрашиваю: "В черный буфер вошли?" – Не понимает. – "В те места, куда небывалые, странные твари забегают, уже добрались?" – "Этой ночью" – "А, понятно..."       
    
    Всю поверхность реки, вместе с берегами, укрыл туман, река смущается: "Тут холодно утром!" Я пожимаю плечами, гашу огонек, ставлю воздушный щит надо всей лодкой и ложусь досыпать. Снятся кошмары. Будто брожу в тумане, а из него на меня выскакивает монстр, и я его угощаю Хагалазом. Сияющая влажно-алым руна прилипает на лохматую морду, он трясет башкой, а я бросаюсь прочь, не задумываясь, почему здесь видны сами руны, а не результат их воздействия. С разбегу натыкаюсь на чью-то спину, хорошо не на задницу, потому что еще чуть-чуть этому парню быть повыше или мне чуть-чуть пониже – и впаялась бы носом в полупопия. Оййй...       
    
    Разворачивается. Ну и рожа... Когда на ней такой шрам, лыбиться, как дырявый чувяк, должно быть неприятно. И что-то в этой физиономии знакомое чувствуется, будто уже видела, но не запомнила. Отступаю на пару шагов, вскидываю подбородок. Ибо высокий рост – это еще не все в жизни. А у того глазки разгораются интересом, он наклоняет голову в одну сторону, в другую, всматривается, начинает обходить меня, как музейный экспонат, а я поворачиваюсь вслед за его движением, не давая зайти с тыла. Парень цокает языком и удивленно качает головой.    
– Так ты – та самая гнома...    
– Я не гнома! А что не выросла дубиной стоеросовой, так не в этом счастье.    
– Да что ты знаешь о счастье? Кроме дамских романов.    
– Да то и знаю! Побольше тебя. И романы меня не интересуют. Вообще.    
– Да? Ну-ну, давай, колись, Штирлиц. Или пароли учить надо было?    
– Да какие пароли, – я машу рукой. – Счастье – это одно из состояний сознания. Достаточно хорошенько запомнить, и потом можно воспроизвести всегда и в любой ситуации, если только уровень помех не превысит твой собственный сигнал. То есть, для счастья причин не нужно. Даже электрода в подкорке. Самогипноз и аутогенная тренировка – вот наше "все".    
– Прямо онанизм какой-то, – неожиданно посерьезнев, качнул головой парень, и выдал матерное присловье про друзей и подруг.    
– И на эту приманку под вывеской "счастье" я больше не ведусь, – продолжаю я, будто не слышала последнего пассажа. – Как-то она потеряла всю свою прелесть от подобной доступности. И пытаться говорить со мной "на моем языке" не надо, – мне стало даже не скучно, а тоскливо, оттого, что напротив меня стоит человек – или, положим, даже не человек... какая разница... и он заведомо считает себя умнее, пытаясь со мной так грубо играть. – Любезный, не сыграете ли на флейте, как Гильденстерн Гамлету?    
– Но Ги...    
– Да, и дальше по тексту. Не считайте, что я тупее вас, черт возьми! Может, я делаю глупости, иногда поступаю, как полная дура, но не уверена, что, оказавшись на моем месте, с теми же исходниками, вы выдали бы что-то другое.    
– Значит, битие определяет сознание, да? Ты так считаешь?    
– Не так. Спросите у элементарных частиц, – мне и впрямь наскучил этот бессмысленный диалог, и я, отвернувшись от криворожего парня, сделала шаг, только один шаг в сторону.    
– Погоди... – донесся из тумана тающий голос. – Я хотел предупредить...       
    
    Поздно предупреждать, уже проснулась. От человеческих криков. Моя плотолодка плыла посередине реки, а по берегу бежало десятка два мужиков селянского вида, и, подбадривая друг друга, швырялось в меня камнями. Пока щит без труда отражал эту обезьянью атаку. Хорошо, не какашками – реку не пачкают. Что-то мерзко проскрежетало по борту. Ага, у кого-то нашелся лук со стрелами. Просто прелесть! Ну, плывет себе лодка, к вашему берегу не пристает, чего ж вы беситесь, бандерлоги? 'Ладно, подожду, пока выдохнутся', – решила я и поудобнее устроилась в теплой пенокварцевой выемке. Солнце нежно подсвечивало борта, и они мерцали мягким желтоватым сиянием. Если бы еще не эти вопли и броски – вообще была бы идилия, но увы...       
    
    И тут мой купол с шипением растворился. У них еще маг оказался поблизости, какая прелесть! Ну и хрен с тобой, золотая рыбка, поставлю вместо воздушного щита каменный. Повыше, чтоб с запасом воздуха не было проблем. Меня другое интересует. Кто режиссер этого безобразия, кто спит и видит меня в белых тапочках? В общем, после авиакатастрофы Хюльду вполне правдоподобно можно было объявить восставшим трупом, тем более, плывущую по реке в саркофаге. Так что ни маг, ни, тем более, эти бандерлоги не виноваты, они просто действуют по стандартной схеме, и валить их, если не желаю серьезных трений с законом, нельзя. А не валить... уй... вот они, мои неприятности, в виде серии файерболов, не слишком раскаленных, но здоровых, как футбольные мячи. Щит выдерживает.       
    
    Перекашивает и кладет на бок лодку, и, пока она не выправилась, еще один шипящий подарок шарашит в днище. Ему-то, как ни странно, не делается ничего. Вспышка света под коленями и слабый нагрев лодки под ними. Зато вскипает вода, а саму лодку закручивает и швыряет, как отлетевшую лопасть вентилятора, к другому берегу. Вода отступает, лодка ложится на песок, хорошо – днищем в сторону нападающих и немного под углом. Еще пара файеров соскальзывает по нему, не взрываясь, и уходит в недолгий полет в сторону обрыва. Щит пока держится, так что вспышки взрывов даже не ослепляют, а комья земли и клочья травы шлепаются в него и сползают вниз. Еще пара "мячей", песок вспучивается, лодку вместе со мной подкидывает и отшвыривает под обрыв. Щит упруго смягчает удар и рассыпается от критических деформаций, лодка пока держится.       
    
    Глохну от грохота, в глазах нули и красные пятна, но пока в сознании – и то хорошо. Щит приказал долго жить, но и обстрел прекратился. Надолго ли? Ору, не слыша себя, мешая гномские, оркские и тролльи ругательства, все, что не они – пожелания стрелкам сперва посмотреть, в кого они садят крупным калибром, а потом уж решать, хотят они свартчокан от Конторы и лично Дерека или подождут, пока капитан Ларут их на колы рассадит. Ответа, естественно, не слышу, но и стрельба не возобновляется.       
    
    Возвращается вода, тонкой струйкой, мыслешепот пробивается сквозь мою боль и досаду. "Что, река?" – "Вылезай, они не опасны" – "Почему?" – "Обезвредила". На четвереньках выползаю из-за лодки, вижу еще одну сюрреалистическую картину: полупустое русло, поток, игнорируя гравитацию, взметнулся на пологий берег и закрутился водоворотом вокруг кучки перепуганной до выпученных глаз и раззявленных ртов селянской братии, а громадный троллище протягивает лапы к уплывающей от него базуке. Ну, магическому аналогу базуки (кажется, называется "брети"), потому что по внешнему виду на базуку вообще никак не похоже, но Хюльдина память подсказывает: из нее и стреляли, а никакого мага поблизости нет.       
– Что, – ору. – Дриттовы савги, теперь признаете?       
    
    Встаю, накладываю на себя воздушный щит и топаю к ним по колено в иле. Теряю башмак, наклоняться и искать не в состоянии, не ровен час, отрублюсь. По дороге подхватываю принесенную мне рекой брети и закидываю на плечо. Она оказывается тяжелой, и как это в воде не потонула? Когда выбираюсь на берег, река отступает в прежнее русло, а на селян смотреть смешно и противно, такие они мокрые, грязные и перепуганные, хотя я сама, наверно, не лучше. Тролль еще держится молодцом. Приметный троллище, даже для своей расы огромный, а вместо правой лапы железный конструкт, и чужая память подсказывает имя этого ветерана: Т`кхир.       
    
    Обращаюсь к нему по имени, стыжу, он и вправду смущен, поднял лапы кверху и что-то пытается сказать в свое оправдание. Осторожно качаю головой, показывая на ухо, он кивает и хочет подойти ближе. Останавливаю выставленной вперед ладонью, сажусь на траву лицом к сей живописной группе, кладу на колени брети и роюсь в карманах – там точно есть что-то сильнодействующее общеоздоровительного характера. Вываливаю пузырьки перед собой, ага, вот эта гадость, выдергиваю зубами пробку, пью и жду, когда в голове чуток прояснится.       
    
    Слух возвращается, хоть и не полностью, и сквозь шум в контуженой башке я слышу, как Т`кхир объясняется со своим отрядом самообороны: дескать, обознались, а какой-то упертый бородач орет на него и машет руками, как ветряная мельница.    
– Тише, – говорю. – Мужики. Я могла вас раз десять размазать, и ничего бы мне за это не было, потому что нападать на боевого мага Империи – серьезное преступление, а его ответные действия – необходимая самооборона. Но мне это на куйн не сдалось, потому что я отсюда родом и своих земляков не убиваю, даже если они – недоумки. Сейчас все быстро заткнули хлебала и открываете их только для ответов на мои вопросы. Уяснили?       
           Кивки вразнобой, наглый бородач что-то еще пытается возразить, но тролль закрывает ему рот лапой и толкает обратно в толпу.
– Вопрос первый: откуда вы узнали, куда идти?
– Нам сказали в крепости Тенистого Лога, – ответил за всех Т`кхир.
– Что именно вам сказали и кто?
– Капитан Фарен, ему пришла весть о прорыве нежити на Перпоне, обо всем, плывущем по реке, надо просигналить в крепость и связать боем до подхода отряда, даже если это, что плывет, будет выглядеть как человек. Так что ждать недолго, они скоро здесь будут.    
– Хорошо. Ты видел того, кто принес сообщение в крепость?    
– Принес? Откуда ты знаешь, что с ней пришел человек, а не по связи сказали? – тролль уставился на меня с нескрываемым удивлением.    
– Оттуда, что на меня нападали уже дважды. Мой спутник убит, сама едва избежала смерти. И это было двое людей, один альв и один, предположительно, нагх, во всяком случае, на монстров прорыва они точно не тянули. К сожалению, живым ни одного взять не смогла.    
– Самоубились? – выпучил глаза тролль. – Вот дела...    
– Так, – говорю. – О моем прибытии в черный буфер необходимо сообщить капитану Ларуту и моей семье как можно скорее. Остальное – на твое, Т`кхир, усмотрение. Не дожидаясь отряда, потому что, чую, тут поработали агенты Кугро, и капитан Фарен ими введен в заблуждение. Утечка информации – скорее всего, из Конторы, с довольно высокого уровня. Исполнять немедленно. Вопрос государственной важности. Т`кхир, ты меня знаешь, можешь подойти ближе и удостовериться, что я – та, за кого себя выдаю. Кстати, твой протез – новый, предыдущий имел только три пальца. Этот тоже отец сработал?    
– Да, Хюльда, он. Я все сделаю. Что еще передать?    
– Что сам решишь, ты знаешь. Как там Крипина?    
– Да хорошо, полторы декады, как разродилась. Внук... Может, со мной пойдешь, ну его, этого Фарена, если он такой дурак?    
– Нет, – отвечаю. – Я останусь и разберусь, чего бы это ни стоило. Если что-то со мной случится – пусть Ларут попытается сообщить об этом по прямой связи. И чтоб как можно меньше народа знало об этом.    
– Еще что сделать?    
– Ничего больше, иди. Чем скорее – тем лучше. От этого зависит не только моя жизнь.
Отдаю троллю брети, тот подхватывается, почти бежит, и буквально через минуту словно растворяется в подлеске. Не зря же было когда-то поверье, что днем тролли превращаются в камень, отводить глаза и маскироваться они умеют не хуже альвов, а в горах – и получше их.    
       
    Спускаюсь к реке. Лодку она подогнала к берегу, та слегка оплавлена и перекошена, но плавучесть не потеряла. Нет, сидор не возьму. Пусть будет дополнительная возможность известить родных обо мне, если Т`кхир не дойдет. Сажусь на корточки, опускаю ладони в воду, сознанием сливаюсь с рекой. Вспоминаю отца, мать, братьев, невестку. Ярко, я чувствую их, как действительно свою семью, и стараюсь передать всю полноту ощущений реке. Прошу: "отдай лодку и мешок им, очень надо". Повторяю это несколько раз, чтоб прониклась, и, кажется, перебарщиваю с энергетическим наполнением просьбы – еще подняться и сделать пару шагов по берегу успеваю, а потом – чернота беспамятства.
В себя прихожу в темноте и в колодках.
    
    
             

Глава II. Волшебный сад.

    
    
    Все, что вы скажете, сделаете или даже подумаете, обязательно будет использовано против вас, как сказал Пекрито Костяная Задница. В этом я только что убедилась. Да, а я еще надеялась подружиться с вами, капитан Фарен... Я не убила ни одного вашего ополченца, хотя могла бы! А вы меня – в антимагические колодки... Стыдно... мне стыдно. Понадеялась на то, что со своим магуйством я тут сильнее даже тролля с базукой, а сама свалилась в обморок от контузии. Не трепаться надо было, а себя полечить... а уж все общественно значимые вопросы решать потом, с позиции силы. Ну, что сделано – то сделано: меня запхали в тюрягу. Блин, у себя, в родном мире, не имея никаких особых талантов и занимаясь деятельностью, не способствующей долголетию и не вписывающейся в рамки законности, я избежала не только пули, но и мягкой посадки в места не столь отдаленные, а тут, с такими приблудами, и так влипла... Вот сейчас буду сидеть и отчаиваться во всю силу. Не потому, что мне этого хочется, на самом деле в глубине души плещется только едкая досада на саму себя, но потому, что надо: в состоянии черного отчаянья меня посещают самые светлые мысли. Наверно, оттого, что активизируется правое полушарие, отвечающее за качественные оценки и эвристику, а для человека, обделенного разумом, гениальное озарение – единственный выход.       
    
    Чуть только я напряглась и вошла в состояние капитана Зеленого "добром это не кончится", расширила и углубила его, оно начало таять. Как сахар в чае, как капля на промокашке. Настроение вернулось к среднеоглушенному, состояние ушло. Ах, да! Антимагические колодки, правильнее назвать – четыре браслета и ошейник. Вот что сбивает концентрацию и вытягивает даже не на бытовой уровень мышления, а на уровень хорошо обколотого реланиумом маразматика. И голова не болит, а ведь должна: контузия была просто классической, с кровью из носа и ушей, глухотой и последующим обмороком. Интересно, колодки генерируют помехи или высасывают силу, подумала я и подбросила им яркую мысль о жратве, от которой живот сдавленно хрюкнул. Где-то через пару минут голод рассосался – нет, именно всосался – в антимагический сплав. Н-да... и что делать? Помнится, даже Корвину выбраться из темницы помог сумасшедший дедушка. Ну, так тот был крутым магуем, хоть и отмороженным на всю тыкву, а мой дедушка-пулеметчик хорошо умел только стрелять, особенно полтинники около гастронома, и чужих старушенций клеить. А что за дедушки были у Хюльды, ее память молчит, да и, думаю, вряд ли они дотягивали до строителя Лабиринта. Что сможет обезвредить эфирососные колодки? Как там про слона и кита Кифа Мокеич говорил? Где бы мне такого кита отыскать... Как где? А Тьма на что?       
    
    Падай, Хюльда, падай в глубину себя, образуя воронку... канал... стоп. Оп-па! Оно работает! Во всяком случае, не развеивается, как все остальное. Если поставить напротив друг друга и включить бытовой вентилятор и реактивный двигатель, как вы думаете – кто кого вынесет? Так вот: со стихиями все иначе. Канал, сформированный моим падением вглубь, протянулся к колодкам и на них же закончил свое продвижение. То есть, всасывать начало уже из них. А они потянули силу из меня и окружающего пространства одновременно. Блин, я ж сейчас сдохну! Не менее полно и окончательно, чем если бы бесконтрольно провалилась в самый центр Тьмы. Если только не смогу впитывать в себя силу так же, как впитывают из окружающего мира мои колодки. Может, просто слиться с ними и перенять их состояние? Ну, на время... убираю границу... А! Йесс! Получилось!       
    
    Магические колодки – это, оказывается, чисто энергетический артефакт, без использования материальных носителей, и его основа – состояние Тьмы, не самое глубокое и самоубийственное, скорее, просто запредельно голодное, вампирическое. И остановиться в нем не менее сложно, чем перестать расчесывать зудящий укус. Но возможно, особенно когда снаружи резко падает магический фон и приток силы иссякает. Пережимаю "состояние снизу" – канал ко Тьме, изменяю "состояние сверху" от голода к безразличию, и слышу множество самых разнообразных шумов. Что-то трещит, что-то падает, кто-то бегает и орет. Вопреки моим надеждам, никаких дополнительных возможностей от состоявшегося широкополосного контакта я не приобрела, и в полной темноте, окружающей меня, ни хрена не вижу. Остается только слушать суматоху за стенами камеры и ждать, к чему она приведет. Кстати, симптомы сотрясения мозга колодки купировать перестали, башка разболелась так, что каждый крик, команда и звон оружия, даже ослабленные стенами, бьют по ушам. Прижимаюсь лбом к ледяным камням пола, но легче не становится, хорошо хоть, что эта камера вряд ли когда использовалась по назначению, и пахнет в ней только сырой пылью и плесенью. Меня рвет желчью – раз, другой. Потом просто корчит желудок спазмами, так что беспамятство оказывается блаженной передышкой.       
    
    А в себя прихожу в светлой пустоватой комнате со сводчатым, в трещинах, потолком и высоким двустворчатым окном с мелкими мутными стеклышками. В глазах временами двоится и расплывается, но, когда прикладываю усилие, все можно разглядеть. Лежу на койке, рядом со мной, сидя на стуле, спит какая-то толстая тетка неопределенного возраста в чепчике и вязаной шали. Прикрываю глаза, начинаю сканировать свою ауру. Мммать! И еще три раза. Удивительно не то, что я так хреново себя чувствую, а что вообще жива и даже очнулась. Аура истончена до предела, зияет прорехами, о резерве и речи нет, я даже не знаю, сохранился ли он вообще. Фигово все, кроме одного – колодок на мне нет. Значит, можно подлечиться. Не стандартными заклинаниями местного изготовления, этого при таком истощении не потяну, а простой и действенной методикой, изобретенной древними финнами на старушке-Земле – слиянием с окружающей природой. Кстати, чем более слабым себя чувствуешь, тем легче растворяются границы. Делаю это на автомате и с ужасом чувствую, что окружающий эфир не рвется со свистом в образовавшуюся каверну, а слегка капает, и это ощущение сродни именно... тому, что я чувствовала на Земле, когда этим лечилась. Окружающий фон упал в десятки раз! Неужели это я такое провернула? Нет, нереально... Какова настоящая причина?       
    
    Тетка встрепенулась, вскочила, проскрипев стулом по полу, засуетилась перед кем-то.      – Да, господин капитан, не просыпалась. Нет, я не отходила ни разу. Вот так спит, дышит... Толстые пальцы засновали по постели, подтыкая одеяло по краям, а рядом со мной раздался негромкий, но с очень уж уверенными интонациями голос:    
– Брось придуряться, капрал Хюльда, веки-то дрожат, что я, не вижу? Как ты себя чувствуешь? И почему это за тобой гоняется пол-архипелага? Накеми, оставь нас и не закрывай дверь... да, после обеднения фона многие заклинания перестали работать и вряд ли сохранились неповрежденными, думаю, придется заменять, и я не хочу, чтобы кто-то грел уши под дверью. Я разлепила веки:    
– Что произошло?    
– А об этом тебе лучше знать. Как, сама поделишься, – добродушно спросил капитан Фарен. – Или подождать столичных мозгокрутов?         
    
– Конечно, с главным бы я с удовольствием встретилась, есть что сообщить, и даже позволила бы ему влезть в мои мысли (ну, не совсем так, учитывая рунную вязь с зеркальным хагалом, но ради убедительности покривлю душой), но к армейским коновалам у меня доверия, сами понимаете... так же как у вас.    
– Да... – капитан Фарен резко посмурнел после моих слов, но тут же взял себя в руки. – Если, конечно, он сочтет твое дело столь важным, а я думаю, что оно таково... постараюсь как-то пропихнуть твою просьбу в обход конторской сволочи. Только для этого мне нужна минимальная информация. Первое – как ты определила, что тебя преследуют "волки" Пекрито, а не другой недружественной стороны? Пока не разрядился маскировочный амулет, все заклинания и артефакты были бессильны отличить их "лису" от Финоло Быстрого. К счастью, деактивация произошла при мне, и я успел его вырубить, как только поплыли черты лица. Сейчас держим под тяжелым "хиром", фактически, в коме.    
– Лучше охладить, – говорю. – Не до замерзания жидкостей, но до остановки жизненных процессов. Такое состояние не идентифицируется заклятиями уничтожения мозга, как смерть, но гарантирует от спонтанного пробуждения в самый неподходящий момент. Даже если сдохнет, можно будет допросить труп.    
– Охладить не получится. Слишком мало энергии осталось в крепости и вокруг нее. Внешний защитный контур работает на накопителях, все остальное отключили. Это ведь ты обезмажила пространство?          
     
– Да. У меня не было другого выхода, – на ходу сымпровизировала я. – Я знала, что "лиса" тут, но под чьей личиной прячется – не имела понятия. К тому же, будучи в колодках, беззащитной, в любое время могла ожидать, что она до меня доберется и прирежет. Кстати, колодки покажете? Мне бы хотелось их осмотреть.    
– Разве ты не сама их сняла? Когда тебя вынесли из камеры, их не было.    
– Странно... Нет, не снимала. Ладно, расскажу вкратце. "Волки" напали уже на воздушную лодку, хотя она шла без применения магии. Это значит, что в конторе, и достаточно близко к руководству, сидит кугрианский "дятел". О маршруте "воздушной лодки" знал только глава и те, кто подготавливал мои документы. Почему кугрианский? Потому что именно во время путешествия я сделала изобретение, которое поможет прижать пиратов к ногтю. Первое нападение произведено до момента открытия. Это значит, что мы имеем дело с пророчеством. Само изобретение сделано, не в последнюю очередь, благодаря нападениям "волков". Это значит, что пророчество самосбывающееся с отрицательной обратной связью: оно сбылось, потому что ему препятствовали. Благодаря нападению ваших ополченцев я поняла, что, кроме "волков", была внедрена и "лиса", причем, в ваш гарнизон. Узнать это вы вряд ли смогли бы самостоятельно, не имея в гарнизоне даже мага, не говоря уж о сибле. Объяснения достаточны?    
– Да.    
    
– Тогда я прошу у вас двух людей-бойцов или одного вооруженного тролля для сопровождения в Гнездо Виверны. Мне в кратчайшие сроки надо залатать свою ауру, иначе погибну. Здесь, к сожалению, это невозможно. Капитан Ларут предупрежден о моем прибытии. Фарен ухмыльнулся:    
– Удивительный вы народ, маги! Сперва обгадите все вокруг себя, а потом носом водите и кривитесь: воняет! Вовсе не обязательно идти в другую крепость, чтобы подлатать ауру. И у нас есть источник, только не в самом донжоне, как у Ларута, а вообще вне крепостных стен. Это ближе, чем Гнездо Виверны, и дорога туда короче и безопаснее. Ты же не хочешь в своем нынешнем состоянии встретиться с гостями из-за Гребня?
Конечно, не хочу, впрочем, выбора нет – почему-то капитан Фарен не собирается отпускать меня из своей "зоны ответственности".       
    
    Одежду мне дали новую, великовата, правда, оказалась, но ничего: где обстригла, где подвернула, где под пояс упрятала. Сапожки принесла Накеми, не сильно разношенные, но со стертыми подошвами. А портянки я выкроила из полотенца сама, привычной формы, более широкой и короткой, чем те обмотки. Сборы завершились к обеду. Есть я не могла, на вопрос, чего бы мне принести, ответила, сообразуясь с памятью Хюльды: два двойных тей-фре. По вкусу и запаху напиток напоминал запаренное сено, но вздрючивающий эффект превзошел все ожидания: только что глаза на лоб не вылезли. Это в самый раз, тем более что мои пузырьки так и не отдали. Кстати, как и махаг. Правда, когда начала орать и ругаться, вернули кинжал и фляжку, в нее на всякий случай слила остатки тей-фре вместе с травяной заваркой.       
    
    Сопровождать меня отправили Накеми (кто она там – вроде вольнонаемной служанки?) и пару солдат из чистокровных людей. Это мне не понравилось, потому что, во-первых, напоминало не охрану меня от приграничных опасностей, а конвой, а, во-вторых, Хюльдина память чистокровным людям, служащим в черном буфере, не доверяла. Ну, не та обстановка в стране, чтоб селяне от голода в армию вербовались, значит – от чего-то бежали, либо не пойманные преступники, либо крепко насолившие окружающим, до того насолившие, что возник серьезный риск гибели, а то и чего похуже, от рук обиженных ими людей. А у меня, как назло, полный голяк с магией.       
    
    Из крепости вышли – еще солнце за полдень не перевалило, небо чистое, только на востоке легкая облачность перышками лежит, ну да там – как всегда, обычно даже гуще бывает. Крепость свое имя получила не зря, все пространство, простирающееся от расчищенной площадки в полкилометра от стен, и до речки, огибающей едва видный на горизонте Расколотый Холм, заросло высокими деревьями с резными, как у падуба, листьями, и ажурная тень переливалась под их кронами, словно прохладная и свежая родниковая вода. По подлеску носились мелкие зверьки и верещали: то ли дрались, то ли любились, то ли нашли жратву, которой не хватит на всех, на ветках чувикали птички. Прямо идилия в английском парке, а не кусок восточной границы. Вела Накеми, а охрана очень грамотно контролировала каждый мой шаг: как только я отклонялась от оптимальной траектории, тормозила или наклонялась за чем-то, меня тут же окликали с едва сдерживаемым раздражением и только что не тыкали дулами канхагов. Как выяснилось, старый тролль так и не возвращался в крепость Тенистого Лога, что давало еще один повод для беспокойства: то ли он совсем не доверяет капитану Фарену, то ли его схавало по дороге зверье.       
    
    За невеселыми мыслями и не заметила, как мы подошли к ограде. Она была сложена из дикого камня в доисторические времена, решила я, ибо крупные валуны вросли в землю как минимум наполовину, а соседствующие с ними мелкие и средние утонули почти полностью. Заросшие мхом и обсыпанные блекло-желтой и бежевой листвой, они выглядели прямо-таки печальным напоминанием о быстротечности времени. Верх изгороди надстраивался не раз, это было заметно по сперва появляющемуся в щелях кладки раствору, а потом изменениям его цвета: от прозеленевше-серого снизу до охристого наверху. Ни двери, ни ворот не было, и когда Накеми прошла прямо сквозь мощную кладку, я подумала, что в этом месте изгородь разрушена, а проход скрыт иллюзией, и сунулась вслед. Схлопотала шишку на лоб – стена там стояла на совесть. Тут из камня высунулась пухлая рука, схватила меня за грудки и втащила сквозь стену, я только и успела увидеть, что в камне темень почему-то со звездами, как оказалась в Саду.       
      
    Это был тот самый Волшебный Сад, о котором говорил капитан Фарен, и в котором находился источник. Если лес вокруг изгороди был высоким, с темно-зеленой листвой, светлый лишь за счет того, что листья росли высоко и не слишком густо, то Сад плотно зарос низкими деревцами и кустарником с яркой листвой разных оттенков – от золотистой и салатовой до голубой, розовой и сиреневой. Кроны их, похоже, были сформированы садовником, но не по образцам реулярного стиля, а по гармоничным принципам естественного пейзажа. Ну, не бывают природные ландшафты столь похожи на идеальные представления о них! И цветы в них растут вразнобой, а не так, чтобы выгодно оттенять друг друга. В общем, Сад был именно ухоженным садом, несмотря на все старания придать ему дикий и заброшенный вид. Вьюнок, взбирающийся по кладке, роскошно цветущий куст рядом с нишей, пучок алой травы, высовывающийся из разбитого горшка... и огромные венчики цветов вдоль тропинки, источающие приторно-сладкий аромат с легким душком разложения. Форма цветовых пятен, расположение – все обозначало одно направление: к центру. Это в каком-нибудь диком средневековье для ни разу не образованного кнехта такие ухищрения остались бы незаметны, а в мое время на Земле не то, что инженер средней паршивости, но даже распоследний солдатик из Ухрюпинска, вкалывающий на даче генерала, знает, что такое ландшафтный дизайн. Особенно вроде этого, навязчивого, как вокзальная клофелинщица.       
    
    Я остановилась. Нафиг-нафиг. Глотнула из фляжки, стащила с головы шапку, вылила на нее остатки тей-фре и прижала к носу. Вот теперь – хорошо пахнет, а не этой приторной отравой. Из-за поворота вышла толстуха Накеми и поманила за собой. Я пожала плечами, вытащила из ножен клинок и осторожно пошла за ней. За спиной послышался шорох. Сделала еще пару шагов и резко оглянулась. Какая-то мелочь прыснула по кустам, только один длинный чешуйчатый хвост удалось увидеть, да и тот мгновенно втянулся в гущу разноцветной листвы. Пошла еще тише, аккуратно растворила границы чувствования, протянуть его в стороны сил не было, но плотность эфира тут оказалась столь высока, что и без того в меня потекли ручейки силы с информацией об окружающем. Что удивительно – все мелкие создания сада испытывали жуткий голод, но друг друга как пищу не воспринимали, градиент их внимания усиливался по направлению ко мне! Нет, я понимаю, если бы это были комары или какой другой гнус, но на что надеется эта чешуйчатая мелочь? Вместе навалиться и запинать, то есть разорвать кучей?       
    
    За очереным поворотом нарисовался пруд с мостиком, и Накеми остановилась на нем посередине, над темной водой. Все мои ощущения заорали дурным голосом: опасность! И я не стала вылезать из-за кустов. Стою, подпитываюсь из окружающего эфира, через мокрую шапку соплю. Мелкие создания подкрадываются сзади, но я оглядываться боюсь, потому что настоящей опасностью несет с другой стороны – из пруда. Такого мирного, невинного, с розовыми цветами кувшинок, или лотосов, хрен его знает, как они здесь называются. Вот не хочется тут призывать Тьму: такой поток пойдет, что перегорю мгновенно, и спалит не только меня, воронка будет, как после атомного взрыва. Если вообще хоть что-то останется. Все же источник, а не хрен собачий, энергии в нем из расчета "дофига".       
    
    Накеми кричит, рукой мне машет, а я не слушаю – вся сосредоточилась на других ощущениях. Я ничего не понимаю, или зубастики позади меня слились во что-то большое и сильное? Прыжок этой дряни на спину застал меня врасплох. Один из когтей вошел под лопатку, я уж не говорю о тех, что пропороли мышцы, пасть чуть не сомкнулась на шее. Ударила кинжалом за плечо, попала ей в голову или чуть ниже, лезвие прокрутила и рванула в сторону, тварь зашипела и распалась на кучу мелких, оглушенных болью. Разворачиваясь, стряхнула мертвую гадость с клинка, повела им понизу – ну, вперед, кто смелый? И тут услышала глубокий вздох и бульк позади. Пруд! Поворот, вижу, что опоздала – из глубины выметнулась пасть с тремя рядами акульих зубов, но, на мое счастье, сцапало оно толстуху и сдернуло в воду. Ну, ни хрена ж глубина у прудика, если такая несси там прячется. Накеми завизжала на высокой ноте, дернулась и обмякла раньше, чем чудо-юдо утащило ее под воду совсем. Всплыло немного крови, и кувшинки сомкнулись над ней.       
    
    Сзади опять скучковались зверьки, но теперь, не слипаясь, шарахнулись под ноги. Пару я рассекла еще в повороте кинжалом, трех задавила ногами, остальные вцепились в штаны и полезли кверху. И еще пару убила – тех, что карабкались спереди. В это время в пруду опять хлюпнуло. Да когда ж вы отстанете, твари подколодные? Подумалось: когда примут за свою. Они своих не едят, как в фильмах про зомби. Ключ к этому – состояние. Когда такое состояние было? Голод, как у... как голод антимагических колодок. Сглотнув от нахлынувшего ощущения, я влилась в него, пропиталась этой вампирической голодожаждой и ощутила, как потоки эфира струнами вытянулись ко мне. Зверьки осыпались, словно спелые груши. Протестующе зашелестели кусты. Выметнулась из воды зубастая чуда да так и застыла, пошатывая змеиной шеей. Я стояла, не в силах двинуться, в хлынувшем ко мне эфире, как в патоке, и впитывала его, потребляла сама, а не сплавляла по каналу во Тьму. Я вся стала как антимагические колодки. Но, в отличие от колодок, я не исчезла, когда наполнилась под завязку.       
    
    Словно душ отключили. Давление эфира резко снизилось, вошло в местную норму. Я плюхнулась на пятую точку прямо посреди дорожки, огляделась и причувствовалась. Мелкое зверье исчезло полностью. Чуда в пруду сдулась, как хорошенько пропоротая резиновая лодка, только шипастая башка сохранила объем, а шея сморщилась и висела на перилах как мятая тряпка. Запашистые цветы почернели и увяли, листва у кустарников приобрела обычный зеленый цвет. Волшебство сада исчезло.       
    
    С одной стороны, это здорово. Никакая дрянь на меня тут больше не нападет. С другой – жалко, если загубила источник. Мощный был, богатый. Ну, не мог же он от меня одной, пусть и с таким объемистым резервом, перегореть и закрыться? Встала, опасливо приблизилась к пруду. Чуда не шевелится, голова носом в воде, шея через мост перекинута. Сооружаю воздушный щит, на мост иду под его защитой. Надо бы эту падаль отсюда куда-нибудь сбросить, мешает. Хоть шею, что ли, перерубить. Сказано – сделано, шкура клинку не то, чтобы легко, но поддалась, а о позвонки лезвие звякнуло. Звякнуло?! Расширяю дыру в шкуре, мяса не нахожу вообще, а вместо шейного отдела позвоночника у чуды железная конструкция на шаровых шарнирах. Голем! "А вот это опасно, – вскидывается чужая память. – Живое если умерло, так умерло, и встанет только если поднять в качестве нежити, а обесточенный голем, если не рассеешь управляющий модуль, поднимется сам, как только снова получит энергию".       
    
    Бррр... ну, ломать – не строить, формирую из тонкой струйки собственной силы поисковый импульс, делю на два направления и пускаю по железным позвонкам. Найдется модуль – тогда и посмотрю, что с ним делать. Что меня подталкивает по-быстрому отступить с моста – не знаю, разве что предчувствие, но голем реагирует на мой интерес совершенно неадекватно: голова и нечто, спрятанное под водой, вспухают двумя разрывами. Выбираюсь из кустов, уже привычно тряся головой – приложило крепко, воздушный щит слабоват для защиты от взрывов, но если бы не смягчил ударную волну, не отразил летящие железяки, я бы точно отбегалась. У кустов и деревьев поломаны ветки, от мостика остались только опоры. А от голема – клочки шкуры и разлетевшиеся во все стороны деталюхи. Хрен теперь разберешь, что это там было и какого мастера почерк просматривается.       
    
    Обхожу пруд, за ним, в рукотворном гроте, наверно, спрятана мастерская. Ага, часть камня – это на глазах рассеивающаяся иллюзия. Делаю шаг – и застываю в удивлении. Нет, это не мастерская... с жертвенником и алтарем, с фигурками "божественных супругов" и затейливой вязью молитв, переплетенной растительно-животным орнаментом. Святилище! Вот она, как на портрете – парочка астральных паразитов, Элим и Лами, связанных нерушимыми узами, как свет и тьма, как жизнь и смерть, но, в отличие от стихий, не дающих энергии, а лишь ее забирающих. Если когда-то и были от них благодеяния, то вбухивать в служение силы приходилось в десять раз больше, чем в чистую магию. Классическая пирамида для лохов.       
    
    Алтарь замерцал, в ушах зазмеился шорох, шепот. "Приди ко мне, дитя Тьмы и Хаоса, – распинался неслышимый женский голос. – Я дам тебе все, что желаешь. Только скажи. Ничего невозможного нет в Волшебном Саду". Пожимаю плечами. Что я желаю? Нет, конечно, поесть, поспать и вымыться в теплой воде с мылом – это было б неплохо. Еще бы нормальной одеждой разжиться, а не тем тряпьем, которого не пожалел мне капитан Фарен. Но все эти желания я и сама могу исполнить. А вот чего-то большего... Я уже давно отучила себя желать. У меня нет убеждений – во всяком случае, явственных, которые можно было бы высказать словами. Я никого не люблю, и никогда не любила – даже себя. К вещам я не привязана, родину покинула навсегда, всем увлечениям, чем бы они ни были, я не позволяла глубоко затрагивать душу. Воспитание такое. Чем меньше того, что тебе дорого или желанно – тем сложнее манипулировать тобой. "Нет, – отвечаю. – От тебя, Лами, мне ничего не нужно. У меня слишком мало желаний, они слабы и элементарны".       
    
    Шепот поменял тональность, в глубине черепушки зазвучал мужской голос: "Приди ко мне, дитя Стойкости. Я дам тебе цели, дам смысл твоей никчемной жизни!" Щазз! Разбежался, светоносный. Смысл или появляется сам, как закономерный итог твоей жизни, либо не появляется вовсе, а любая искусственно привнесенная сверхцель, что "спасение души", что "мировая революция" – это затычка дыры, образуемой страхом смерти, сам же страх – следствие того, что мы любим и ценим себя, свое существование, превыше всего. Ну, а я себя не люблю. Отучили. Не то, чтоб презирала, или ненавидела, или самоедствовала, нет – я себе безразлична. В некоторых ситуациях иначе не выжить. Одно во мне осталось – идти наперекор. Потому и смерти решила не сдаться. Потому и попала сюда. "Эй, ты, Элим, хочешь – я все время буду тебе перечить? При том, что у меня это единственный мотив – напакостить успею хорошо". Нет? Ну, не очень-то и хотелось. "Пойду-ка лучше я домой, желудок, что ли, просит кушать", как пел Горшок.       
           Наверно, поисковый отряд из Гнезда Виверны сильно удивился, когда перед ними вылетел кусок древней стены и через пролом вылезла замурзанная тетка с кинжалом, в грязнущей рваной одежде с чужого плеча. Ну, не запомнила я, где мы вошли, а проверять весь периметр уже сил не было.    
– О! – заорал мой знакомый тролль. – Узнаю крошку Хюльду! Что там было?    
– Будущий приговор трибунала коменданту Тенистого Лога. Святилище Элим-Лами, устроенное в непосредственной близости от источника стихии "жизнь". Жертвенник. Псевдоживые поедатели плоти. Голем-привратник. Последних уничтожила, святилище пока действует, так что сейчас нужно обнести активной защитой. Нет, амулетов не нужно, я сейчас немного отдохну... у кого-нибудь есть тей-фре? ну, ладно, хоть просто воды... нет, спиртного не надо... да, еще посижу немного, а то ноги подгибаются... ладно, все, пошли устанавливать контур, будете защищать меня со спины, а то где-то поблизости двое субчиков из Тенистого Лога ошивается...       
    
    В Гнездо Виверны добрались уже к ночи. Сперва я, конечно, доложила обо всем случившимся капитану Ларуту. Кстати, Ларут – не мужчина, а тхайен, женщина, отказавшаяся от своего пола. В Хапренернауте, чуть более пятидесяти лет назад вошедшем в состав Империи, была традиция, когда князьки старших дочерей воспитывали как мальчиков, даже, кажется, как-то магически изменяли физиологию, чтобы те могли водить отряд вместо старшего сына в набеги на соседей. Сыновей тоже гоняли, как сидоровых козлов, но впереди, на лихом хваре, неслась тхайен – если погибнет, не жалко. Тхайен не имели права, да и не хотели выходить замуж и даже иметь возлюбленного, они не имели слова в совете, они не могли править, а также наследовать что-либо, кроме хваров, оружия и денег, но даже подобная судьба в этом диком захолустье была для многих девушек привлекательнее женской доли. Это у нас за более чем триста лет магократии патриархальность почти изжита, поскольку среди женщин не меньше даровитых в магии, чем среди мужчин, но в этой провинции даже сейчас некоторые девушки дают зарок тхайен. Так вот, тхайен Ларут отнесся к моим словам с гораздо большим доверием, чем если бы он был мужчиной. Хотя Т`кхир и свидетельствовал в пользу моей версии, я бы на месте капитана стребовала с неизвестной магуйки "клятву правды". Наверно, капитан Фарен уже давал пищу для размышлений и догадок, а капитану Ларуту – тем более, начальники гарнизонов ревностно следят друг за другом и часто знают даже то, от чего в другой ситуации скромно отвернулись бы.       
    
    Пока я уничтожала его заначку тей-фре, заедая, наконец-то, лепешкой с медом и сухофруктами (соскучилась по сладкому – сил нет!), разговор перешел с моих приключений на последние новости Гнезда Виверны и окрестных селений. Оказывается, по реке Перпоне давно просачивается нежить с той стороны Гребня, и вылезает она тут, в излучине, или чуть выше по течению, ниже ее никто не встречал, что уж совсем нелогично. Река, конечно, не горная и не столь быстрая (а вот с этим я бы поспорила), но ползти не одну милю по дну против течения, когда можно вылезти сразу после "ворот" – неразумно даже для безмозглых тварей. Хорошо, что из-за меня сюда завтра прибудет комиссия аж с тремя магами в составе, может, помимо расследования, что-то насчет реки и надумает. Хотя расследовать им придется не только деятельность чужой разведки, но и организацию тайного святилища капитаном Фареном. Наговорившись, мы расходимся, и я, наконец-то, иду в баню.       
    
    Ну, баня – это сильно сказано, просто десяток емкостей, выдолбленных в известняке и заполняемых речной водой, обогрев – исключительно собственными магическими силами или принесенным с собой амулетом, зато мне выдали плошку серого мыла, банную простыню и чистое белье. Первую ванну я перегрела... правильнее сказать – испарила, ну, не привыкла еще к новому уровню собственных сил, зато воздух тут же принял родной и знакомый по земным привычкам аромат парилки. Со второй ванной получилось гораздо лучше, ну, разве чуть горячевато, а, распарившись, окунулась в третью, холодную. Посидела, замотавшись в простыню, пожалела, что нет березовых веников, оделась и, ублаготворенная, спустилась на жилой этаж – спать.       
    
    Сон навалился, как многотонная туша – не сбросить, не сдвинуться. Проморгалась, как обычно, в белесом тумане. Попробовала создать поисковый импульс, и поняла, что тут не плетется. Нет, магия есть, я чую, но она другая, тоньше и хитрее нашей. Что-то вроде той, которой манипулировал некий Мерль Кори у незабвенного Роджера. Ладно, будет время – подумаю, что можно сделать, а пока – вон он, субъект моих претензий, кра-асавчик, из-под ручки поглядеть...    
– Ну, что, мастер Пепка, готов отвечать за свои... кхм... дела? Между прочим, из неприятностей просто не вылезаю, и если бы по собственной вине! Нос поднялся – хвост увяз, хвост поднялся ...    
– А нос отвалился? Хюльда, это тебе еще везет!    
– Да чтоб тебе так везло, Ара. То шпионы, то нежить, то супружеская чета мавроди с божественными полномочиями. Задолбалась вконец. Не удивлюсь, если и комиссия на меня что-то левое навесит. Как я твои задания в такой обстановке выполнять буду?    
– Да не надо тебе никаких заданий... – морщится А.М. – То, что ты делаешь по своей воле – одно большое и серьезное дело. И легче тебе не будет – только трудней и трудней.    
– И за что мне это? Не, прошу переиграть все обратно... давай мне мой огрызок жизни на Земле, а себе бери всю, полную приключениями, на Ирайе.          
     
– Не выйдет, – ухмыляется. – На Земле ты мертва. Хорошо так, качественно, скоро сорок дней будет. И я, пожалуй, на поминки приду. Кому что передать? Только словами, морды не бью, а вот если на деньги выставить... то с удовольствием. Вплоть до полного разорения.    
– Зачем, – спрашиваю. – Мне теперь тамошние деньги? Вот если б чуть раньше, до того, как сюда попала...    
– И не помогло бы. Твоя душа давно созрела для смерти, она, ну, просто просится уйти за грань! Поэтому ты на Земле под раздачу попала, поэтому здесь бредешь от одной опасности к другой. Знаешь, как я обрадовался, когда тебя, такую, нашел! Настоящий бета-тестер для отредактированного мира. Все огрехи, все узкие места – они твои, ты их не минуешь.    
– Но почему?    
– Почему твои или почему для смерти созрела?    
– Второе.    
– А у тебя нет серьезных желаний, нет привязанностей, даже нет настоящих, что держали бы здесь, увлечений. Нечем цепляться за жизнь. Но ты почему-то за нее держишься... из страха, нет?    
– Из вредности, Ара, из принципа "не дождетесь"!    
– Да... Ну и, чтобы задержаться среди живых, тебе надо всего ничего – полюбить кого-нибудь, кого угодно, но всем сердцем. Только у тебя ничего не выйдет. Посему – держись, Хюльда, борись за свою жизнь, ибо она не даст тебе спокойно сделать ни шага.  
               
       
    

Глава III. Почти дома...

      
    
           
    Крепость, называемая Гнездом Виверны, построена наполовину на Расколотом Холме, на вторую же половину – внутри него. Его основа, состоящая из известняка и проточенная водой до дырявости швейцарского сыра, сперва была укреплена с помощью местной маготехнологии внедренным в пористую породу жидким камнем, после чего использована в качестве подвалов и подземных жилищ. Над нею надстроили стены, а в центре, где холм раскололся в незапамятные времена, впихнули донжон и возвели его метров на тридцать над верхней точкой возвышенности. Внушительное сооружение, учитывая высоту самого холма, если и не дотягивающую до полусотни метров, то совсем чуть-чуть. Даже меня, привычную к небоскребам, оно впечатляет, а для местных этот архитектурный монстр – объект непреходящей гордости и вообще чудо света.       
           
    В крепости есть почти все, включая собственный, не слишком мощный, но постоянный источник силы (стихия – Вода) – видимо, его пробуждение в незапамятные времена и раскололо слабые породы холма. В подвалах хватает оружия, амулетов-накопителей и запасов продовольствия. На случай осады есть даже небольшая плантация "гномьего сыра" – неких быстро растущих низших грибов, образующих плотную, содержащую много белка, но плохо перевариваемую массу. Ну, и на вкус он, насколько помнится, своеобразен. Во всяком случае, ни хуманы, ни орки, даже тролли его есть не станут, если только не оголодают до последней крайности, а высокие альвы скорее умрут с голоду, чем съедят что-то, запахом напоминающее истлевшую прямо на теле портянку.       
           
    Даже во сне, вспомнив этот своеобразный аромат, я сделала пару глотательных движений, возвращая на место судорожно сжавшийся желудок. Информация шла ко мне широким потоком: нужная, бесполезная, интересная, банальная, тайная и общеизвестная – такое впечатление, что весь этот комплекс размером с хороший небоскреб болтал со мной, будто кумушка на крылечке.       
           
    Ретирадные ямы снабжены плетением малого расщепления и вмещают, при необходимости, полугодовой объем отходов жизнедеятельности... Стены укреплены плетениями нерушимости по всему объему... окна при необходимости закрываются "плетением лезвий"... Да, крепость старая, руноскрипты использованы только в недавно перестроенных частях и надвратной будке, все остальное – работа классических магов, настолько запутанная, что без бутылки хрен разберешь, а с бутылкой – разберешь хрен да маленько.       
    
    Как только я отмахиваюсь от объемных схем этих плетений, сразу в голову лезет чей-то голос, и старательно убеждает меня в том, что "тут-то, у нас, все в порядке, не то, что у них!". Интендантом капитан Ларут доволен, да и он сам, несмотря на брутальную внешность, по-женски дотошный, так что обновление запасов крепости налажено отлично. Что же до патрулирования местности, то до Тенистого Лога и Свиного Копыта (крепость севернее Гнезда Виверны ) если и добирались единичные экземпляры чужеродной фауны, то гораздо больше их уничтожалось именно "вивернами". Ларут смеется: "Злая виверна кабанам объедков не оставляет". А капитана Фарена что "главвиверна" Ларут, что "главхряк" Кх`эрст недолюбливают, точнее, никогда ему не доверяли. Чувство недоверия было горячим и взаимным, так что вряд ли они могли догадаться о существовании святилища.       
           
    Казарма и гостевые покои находятся в подземной части крепости, в надземной ни одного жилого помещения, так что проснулась я от звука горна, бьющего по ушам, а не от солнца, бьющего в глаза. Раньше, чем поняла, кто я, где я и что делаю, оделась и выскочила из комнатушки в коридор. После чего заржала и сползла по стенке. Судя по всему, проявилась еще одна неприятная особенность случайного растворения границ – моментально усваиваешь чужие привычки, особенно если эти привычки разделяет компактно живущая группа людей. Зато потом, поглядывая с галерейки на построение, вспомнила все, что в эту ночь мне наснилось. Вспомнила в лицах и интонациях, так что, теоретически, если кто-то и мог мне это нарочно внушить, то разве что сильный менталист. Только даже злонамеренный менталист не станет перечислять, где чего сколько лежит на каждом складу и как проверять водяные затворы клозетов.       
           
    То есть я, спонтанно растворив во сне границы чувствования, слилась сознанием не с несколькими солдатами, как подозревала вначале, но еще зацепила интенданта, ремонтную бригаду, возможно – лейтенанта, проверявшего ночью посты, и, скорее всего, не спавшего всю ночь Ларута. Искал себе оправдания, бедняга. Значит, комиссия прибудет сегодня. Кстати, Ларут себе польстил, решив, что брутально выглядит. По моему скромному мнению, с мужчиной его не спутаешь, жилистая наголо бритая тетка с жестким взглядом больше напоминает израильскую магавку, тем более что тоже загорела до черноты.       
           
    Вообще, в пограничных крепостях кого только ни встретишь, особенно на командных должностях. Проворовавшихся сюда не переводят, иначе свои же прикончат, прикопают и скажут, что так и было, и ни один менталист не станет их сканировать – по совести, они правы и для дела так лучше, а вот за остальные проступки и преступления, включая дуэли и неисполнение приказа – это попал каждый второй из числа людей, что здесь служат. Остальные командиры-хуманы или сами просили о переводе (что наводит на подозрения в нераскрытых преступлениях либо хронической неуживчивости), или выслужились из солдат, что с людьми происходит редко, они первыми погибают. Выслуживаются орки и тролли, но те звезд с неба не хватают, застревают на лейтенантских нашиквах. Кх`эрст – исключение, с виду туповатый и медлительный тролль не раз организовывал отпор монстрам, а потом отлов и уничтожение разбежавшихся после бойни единичных представителей экзофауны, но главное – потери личного состава при этом были минимальны. Его помню с детства, еще толстощеким лейтехой, заказывал у отца какие-то мудреные капканы. Кажется, он родня Т`кхиру, но, скорее всего, просто из одного племени. А вот Ларут заменил собой прежнего коменданта Гнезда Виверны не так уж давно, во всяком случае, о нем Хюльда только слышала, но в ее памяти примечательная внешность тхайен не отпечаталась. Значит, он служит здесь меньше шестнадцати лет. По местным меркам – всего ничего.       
           
    В этом мире даже люди живут долго, если, конечно, не убьет кто-нибудь. Старушенции доживают до двухсот с лишним лет, стариканы, правда, дотягивают от силы до полутораста, и это считается мало, потому что остальные расы (исключая орков, выяснить, когда они стареют в естественных условиях – невозможно, погибают быстрее) живут заметно дольше людей. Но и плодятся разумные Ирайи, опять же, исключая орков, не так бурно, как жители Земли в доиндустриальный период. Если бы не продуманная политика Империи, зеленошкурые и клыкастые очаровашки давно бы уже вытеснили или сожрали хуманов. Но пока агенты Конторы стравливают между собой племена и устраивают отток в метрополию самых бойких из оркского молодняка, все обходится. А вот альвы и дварфы медленно вымирают. И чего им не хватает для жизни?       
           
    До обеда Ларуту было не до меня, а на обед пригласил, прислав за мной денщика – бойкого орчика, из лесных, мелкого, хитромордого и ехидного. Их еще неправильно называют гоблинами, а зря. Гоблины – полуразумные стайные обитатели влажных лесов, грубые каменные и костяные орудия – вот все, на что они способны. А лесные орки выплавляют паршивое кричное железо из болотных руд, строят укрепленные городища, и отдельные их представители неплохо встраиваются в человеческое общество метрополии, хотя остаются в низших слоях. В отличие от степных, гонору у них меньше, а хитрости и приспособляемости – на порядок больше. Ну, кожа у лесных позеленее, чем у степняков, и росту поменьше, но такие же широкие скуластые лица с короткими носами, в отличие от гоблинских – худых и длинноносых.       
           
    Рядовой Кагар, как он мне сразу представился, прекрасно знал, что я маг, но не испытывал из-за этого ни малейших затруднений, развернув осаду приглянувшейся женщины за пару минут. Отметил присутствие орочьей крови, поинтересовался, откуда предки родом, когда сказала, кто мои родители, словил "о!" и тут же перевел разговор на столичную жизнь, отметив исключительную жадность и заносчивость энсторцев, совершенно неожиданные места, в которых они размещают сейфы и прячут ценности, а также основные виды охранных и маскировочных заклятий, популярных среди богатеев Энсторы. Так что его гражданская специальность не оставляла возможности для разночтений. Правда, и обо мне он уже знал намного больше, чем это можно было предположить. Был наслышан о том факте, что с меня исчезли антимагические колодки, и огорчился, когда я отказалась выдать ему способ их деактивации, хоть и за "тридцать – нет, пятьдесят – ну, семьдесят! – золотом!" кнайток. "Небось ваши конторские штучки особой секретности", – обиженно протянул он. Да, понятие "конторский" здесь обозначает совсем не то, что на Земле и обладает го-ораздо большим весом. Так вот, до того как мы дошли до ларутского кабинета, он мне не только назначил свидание, но и сделал деловое предложение "через пару лет поставить раком весь серый буфер". С напускным сожалением отвергла оба, процитировав местную народную мудрость "солдат служит десять лет, маг – до смерти". Как раз в тот момент уже подошли к двери.       
           
    Капитан Ларут был уже слегка – ну, очень слегка! – подшофе, поэтому на мое: "Доброго дня, эдлэ капитан!" ответил:
– Без чинов, садись, Хюльд. Тей-фре не обещаю, а вино оч-чень достойное, хоть и местное. Пироги, правда, кривоваты, но на вкусе оно не сказалось. Талита для столичных гостей напекла, а первые два к протвеню прилипли. Вот этот, – Ларут ткнул большим пальцем в явно ополовиненную горку кусков. – С дичью, а вон тот, – почти нетронутая кучка печеностей. – С ягодами. Дочки Накета только вчера лесной синюшки набрали.
Пироги, особенно после пропущенного завтрака, пошли просто влет, а вот вино оказалось кислым, сивушным и припахивающим деревянной бочкой, классическая домодельщина. И еще я припомнила одну местную странность – когда хотят уважительно обратиться к женщине, опускают окончание имени, как бы приближая его к мужскому. Эк тут баб в домагуйский период давили, что до сих пор такая отрыжка.       
           
    Разговор моментально – на втором недожеванном куске – свернул на обнаруженное святилище. Как я поняла, Ларуту было просто необходимо доказать не только собственную непричастность к этому (она-то как раз вопросов не вызывала), а невозможность заметить что-либо не посвященному в культ. Собственно, меня раз пять в разных вариациях спросили об одном: догадывалась ли я до того, как вошла в святилище, о его существовании. На что я честно отвечала, что нет. Ларут успокоился. Дальше разговор перешел на новое вооружение, к которому капитан испытывал маниакальное пристрастие. Нет, он прекрасно понимал, что главное – не пукалка, а тот, кто ее держит. Но хорошо бы, чтоб и пукалки его не подводили. Капитан говорил убедительно, приводя десятки примеров из собственного опыта и историй с подчиненными, и я в какой-то момент поймала себя на том, что готова на коленке смастерить ему махаг на основе вязи Тьмы и Хаоса. Вовремя остановилась. Зато предложила осветительный амулет монтировать на огневом. Они же еще в мастерских настраиваются на то, чтобы поражать ту цель, которую видит стрелок. А в темноте из них невозможно метко стрелять даже на звук. Переделать управляющий модуль сложно, проще прикрепить небольшой амулет, трансформирующий энергию одной стихии в другую, и дающий конус света в четверть окружности, с возможностью сокращения до восьмушки и увеличения яркости или дальности освещения почти вчетверо. Даже набросала ножом на корке рабочую вязь на основе рун огня и света. Огня – потому что стандартный махаг и канхаг работают на энергии этой стихии.       
           
    Ларут даже не дал положить ее на стол, выхватил, подскочил к двери, рявкнул: "Френли ко мне!" и не вернулся за стол, пока в кабинет не вбежал, запыхавшись, самый настоящий дварф. А не какой-нибудь полукровка. Чуть ниже меня ростом, в рабочем комбинезоне, с защитными очками, сдвинутыми на макушку, и заплетенной в сложную косу темно-русой бородой. Колоритный типаж! Аж загляделась. Ларут ткнул ему корку в руки и сказал:
– Осветитель для ночной стрельбы на канхаги. Ты еще спрашивал. Смотри, пойдет?       
Дварф посмотрел, поиграл мохнатыми бровями, поджал губы:
– Да тут резать нужно, как минимум, на гранат, а лучше – на рубин или лейкосапфир. А мы уже по деньгам будущий год проедаем.
Ларут вопросительно поглядел на меня, дескать, я накропала – мне и отвечать.
– Нам что, – спрашиваю. – Светом дырки прожигать? Не нужно рубинов. Даже шпинель сгодится, она тоже огненные плетения держит. Ну, свет послабее будет, так не в театре сидим, главное – врага воочию видеть.
Дварф кивнул.
– Только шпинель, – отвечает. – Тоже денег стоит, а ехать за ней не в пример дальше, и запас остался от силы камней двадцать, из них половина кристаллов со сколами, годятся только на зажигалки.
Ларут чуть не зарычал. Я почесала затылок, говорю:
– А ведь еще женщины и девушки в селах есть... и модниц среди них много. Учитывая ежегодные денежные пособия поселенцам восточной границы, у каждой по ювелирному комплекту имеется. Бусы лучше не брать – там камень сверленый, а вот колечек и сережек со шпинелью, должно быть, залежи. Деревня красные камешки любит. Кинуть клич, выкупить. На ювелирку, даже такую дешевую, идут только чистые камни без сколов. На все ваши канхаги хватит. Дварф кивнул:
– Так распорядитесь, капитан!       
           
    Да, нравится мне обстановка в этой крепости. Без лишних церемоний, все быстро и по делу. Только вот в финансах, кажись, у капитана дыра. Переоценил он своего интенданта. Попробовать вникнуть или лучше не касаться? Да и кто я такая, чтоб чужие расходы считать? Нет, не буду. Пока. Если не попросят. Или сама не напрошусь на проблемы. Что же касается недоработки с освещением цели в махагах и канхагах, то это не вина изобретателей, на Земле вообще огнестрел через тридцать лет после изобретения был тяжелый, неудобный и ненадежный в эксплуатации. А тут аж в трех вариантах конструкции и со знакомым дизайном. Вот, как пить дать, попаданец руку приложил. Надо вопрос провентилировать.       
           
    Нет, я-то думала, до прибытия комиссии никаких неожиданностей не будет, так на тебе – заявились. Не просто заявились, а притащили пятерых гавриков под конвоем. Бдительный наш Т`кхир, на месте ему не сидится, провернул операцию, достойную спецслужб, а не старого тролля. Не только отловил сопровождавших меня к источнику скользких типов, но и, хорошенько припугнув их, использовал, чтобы выманить капитана Фарена с двумя бойцами столь же подозрительного вида. Повязали всех, причем так тихо, что в Тенистом Логе никто и не чухнулся. Видать, до сих пор ждут, что командир вернется. Капитан Фарен с кляпом во рту дергался и пытался всем своим видом выказать возмущение. Ничего, ему это позволят, даже выслушают... пока к сканированию подготавливать будут. Вон, Ларут пошел к стационарному порталу комиссию встречать. Небольшой, конечно, портальчик, по мощности источника настроенный на безопасный объем перемещаемой массы, но человек пять пропустит без проблем. Так что те трое, которые сейчас в мозги полезут, надеюсь, только Фарену, а не мне, ничем не рисковали. А вот отправиться назад смогут не раньше, чем через двое суток.       
    
    И мне совсем не хочется, чтобы в моих мыслях эти спецы ковырялись. Не то, чтобы чувствовала в чем-то вину, но есть риск, что вскроется попаданство, и, как пить дать, узнают про вязь, по опасности сопоставимую с кварковой бомбой. Слинять бы часов на десять-двенадцать, пока с этими субчиками разбираются, может, мозголомам потом будет не до меня. Подошла к троллю:
– Поговорить надо, без чужих ушей. Отойдем?
Он мне лапу на плечо, отвел к окну, загородил своей тушей, наклонился:
– Ну, что?"
Я спрашиваю:
– Моих родителей давно видел?
Он:
– Да только вчера. Им река твое барахло в лодке пригнала, вот они и беспокоились, что с тобой. Я Кутхе сказал – в порядке дочка, скоро в гости придет. Варгель меня сразу за грудки: ну, говорит, если соврал. Кутха тебя мертвой во сне видала. А я отвечаю – хочешь, так приведу, сами смотрите, мертвая ли, живая.
И смеется, довольный. А вот это мое упущение: Хюльдина мать – шаманка, так что не хуже конторских менталистов может сработать. Но все же уж лучше она, чем эти, так что пойду.      
     
    Ларуту не сказалась – он был занят, гостей встречал, вещей у меня один нож в ножнах и то, что надето, собирать нечего – пошла. На задних воротах, правда, заминка вышла, но Т`кхир чего-то на ухо стражу шепнул, и калитку без разговоров открыли. Солдаты ворчали, вытаскивая и укладывая временный мостик из укрепленных простеньким плетением жердин, не железный же опускать... Речка проглядывала между шатучими палками и ухмылялась мне, а я ползла по ним на четвереньках, стараясь не попадать движениями в такт раскачивающегося мостка. Что порадовало – тролль тоже переползал по нему, и намного медленнее, чем я. Вышли мы на зеленый луг, поросший низкой стелющейся муравой вроде птичьего горца и местами украшенный пучками осоки. Я с такой уже успела столкнуться, и поэтому не трогала нежную зелень – режется. По лужку целеустремленно бежала тропинка, прямая, как стрела, и через полкилометра втыкалась в подлесок.    
– Нормальные звери остались или монстры всех повывели? – спрашиваю Т`кхира, он вздыхает.    
– Ну, волки и чиоки пока есть, стая гилид – что им сделается, крысы всякие, а вот суров всех выжрали, и кабанов, одни гленки мелкие остались – быстро бегают. Птицы тоже, ящерицы крылатые, это да, по небу монстры не ходят, но гнезда стали высоко, где в скалах долезть можно было, теперь – афыр тебе по всей морде, а не яиц набрать. В деревне жалуются – коров нельзя далеко отгонять, третьего дня явились какие-то кочки рукастые, пастух сбежал, а они все стадо перебили – не то, чтоб пожрали, а выгрызали только потроха и мозги. И туши быстро испортились, за полсуток завоняли, как на жаре за неделю. Оно, конечно, и не такое было, только раньше наскоками, отбился – снова жить можно, а теперь постоянно.    
– Как думаешь, сейчас не встретим?    
– Афыр их знает... Раз на раз не приходится.       
           
    Но дошли без приключений, спокойно. По дороге смогла без помех рассмотреть местную флору. Выяснился ее необычный состав. Основа и самые распространенные растения – предположительно, спорофиты: цветов и плодов не видно, зато есть утолщения либо на стебле, либо на нижней стороне листа. Очень характерные утолщения. Да и внешний вид схож с нашими хвощами и папоротниками. Их не только много, они еще и весьма разнообразны по видовому составу, даже на первый взгляд такое ощущение складывается. При том, что голосеменных – от силы, два вида, а то и один, с различиями по фенотипу из-за условий произрастания, а покрытосеменных – десятка полтора-два, и все они составляют какую-то пользу для местных жителей. Хотя бы в качестве коровьего корма – на хвощах не очень-то разъешься. Эх, жаль, нет ни времени, ни микроскопа – а то проклюнулась одна нетривиальная идейка, охота проверить.       
           
    Через четверть часа лес резко оборвался и впереди забрезжила речка. На ней шлепало и плескало мельничное колесо. Пока подходила – вспомнила, что колесо не мельничное, а для механического молота. Т`кхир придирчиво осмотрел свою руку-конструкт, хмыкнул, на мой вопросительный взгляд ответил: "Опять Варгель ругаться будет, когда я прошлый протез загубил, он меня чуть с дерьмом не сожрал!" Я аж прослезилась от смеха, учитывая разницу в росте между отцом Хюльды и этим трехметровым здоровяком, это как же крепко надо разозлить папашу, чтобы старый тролль всерьез напугался.       
           
    Вскоре добавились и другие звуки – детский визг, переходящий в хохот, щенячье тявканье. Навстречу нам молча и угрожающе выскочила тройка одомашненных волков – собаками таких назвать язык не поворачивается: слишком самостоятельные, независимые и серьезные. Вожак увидел Т`кхира, вякнул что-то по-своему, и волчарки, обойдя нас с флангов, целеустремленно погнали, как скотину, к двору, обнесенному частоколом. Многие колья, недавно вытесаные из стволов, еще сочились смолой и белели на солнце заточенными верхушками: вкопаны этим летом. Интересно, это был текущий ремонт, или какой-то монстр выломал прежние? Что-то мне уже немного не по себе. Ворота, впрочем, были открыты, и встречать нас выскочило двое чумазых мальчишек и невысокий мужчина, вытирающий руки ветошью, все трое – перемазанные машинным маслом и остро пахнущие потом и окалиной.       
    
    Мужчина кивнул троллю и, склонив набок голову, присмотрелся ко мне.    
– Сестрена! – мы бросились обниматься: я тоже признала, благодаря Хюльдиной памяти, братика Штере.    
– Ну, ты и заматерел... бугаище... ребра не раздави, дуболом...    
– Пошли домой, мать совсем извелась... Хю, мелкая пакость...    
– Я теперь крупная пакостница, лодку видал?    
– Ну?    
– Так это я ее сделала. Из речного песка. Одна. Понял?    
– Ты?! Да ты стеклянную каплю сама раздуть не можешь, а тут лодка.    
– Ну, так я не своими легкими раздувала, магией. Ведь что главное, Штере, если не понял? Не сила, даже не ловкость, а ум. Так что учись, братик, пока я рядом.    
– Врешь! Она магией и не пахнет. Не лей за шиворот!    
– Да ты сам себе тридцать раз зальешь – не почешешься! Принесешь чистый песок – тогда покажу. Так и быть, научу несмышленыша.    
– Хюльда! – прервал нашу перепалку громовой вопль. Ага, старший, Мергал, тоже тут. Значит, все при одном дворе, на одном хуторе жить остались.    
– Мергал, ты что, офонарел нафыр, – заорала уже я, вырываясь из его рук и поспешно создавая форму малой левитации. – Жену подбрасывай, или кувалду, если руки чешутся, а меня не трожь! Еле жива добралась до дома, а ты меня добить хочешь? Где отец, мама?    
– Пошли в дом.       
    
    Объятия с воплями повторились и там, только мать посмотрела на меня долгим печальным взглядом и протянула обе руки лодочкой. Я упала перед ней на колени и опустила лицо в ладони.    
– Можешь молчать, ийель, ты уже моя дочь. Не бойся. Духи сказали – благо, значит – так, – она склонилась ко мне и резко дунула в затылок. Когда я поднялась с колен, вокруг все молчали. Не знаю, что значил этот обряд, его не было в памяти Хюльды, но в памяти ее тела он был, а вот остальные присутствующие о нем точно знали.    
– Даю тебе новое имя, ийель, дочь. Будешь Вийда, беспредельность. Неси его достойно.      – Да, мама, – ответила я. – Клянусь даром и всем, что я есть.    
    
    Мать пошатнулась, схватилась за край столешницы и опустилась на лавку. Я подхватила чурбак, подставила по другую сторону от стола и тоже села. Да и остальные точно отмерли, но все равно было слишком тихо, словно они не знали, что сейчас отмечаем – то ли встречу, то ли похороны... правильнее, конечно, сказать – и то, и другое, но далеко не всем стоит знать то, что знаем мы с Кутхой.    
– Мы ж тебя уже похоронили, – пояснил отец. – Мать травы жгла, к предкам дорогу торила. А ты вернулась. Так что, считай, ты наша вторая дочка. Другая.    
– Да, – говорю. – Как второй раз родилась. Только что с прежним именем делать? По всем документам я – Хюльда.    
– Пусть будет, – ответила мать. – Придет враг за Хюльдой – а ее нет, придет смерть за Хюльдой – а она в Тихих Лесах, есть Вийда, а Вийда сама – беспредельность, и враг, и смерть в ней утонет...  
А дальше была пьянка...      
       
       
    

Глава IV. Приходящее ночью.

       
               
    Т`кхир, приняв чарку на грудь, попрощался и ушел, и не видел моего позорища, но мне до сих пор стыдно. Я потеряла контроль над собой, наклюкалась, и чуть не погубила семью. Может, даже тролль бы не погиб, если бы остался с нами и помешал мне напиться, а лучше бы он вообще не выходил из крепости. Спустя месяцы и даже годы, вспоминая тот вечер, я трясла головой и твердила себе: "Кто же мог это предвидеть?" Но там не нужно было предчувствий, достаточно было обобщить наблюдения, и именно этого я так и не сделала.       
           
    Если все, произошедшее со мной после попаданства, было словно во сне, в котором осознаешь себя с пятого на десятое, то этот день, плавно перетекающий в ночь, был пиком моей несознательности. Я внезапно почувствовала себя вернувшейся домой, к родным. Чужое ли тело и чужая память тому виной, но, скорее, то, что настоящего дома, куда хотелось бы возвращаться, в прошлой жизни у меня не было. Разве что счастливая, на мой когдатошний детский взгляд, суета коммунальной квартиры, где я до трех лет жила с бабушкой. Но, судя по всему, то небывалое счастье стало мне видеться из-за последующей не слишком радостной жизни с родителями. Сейчас я понимаю, что и там было достаточно скрытых напряженностей и откровенных склок. Но этот дом и эта семья, внезапно ставшая не просто моей, а моей с самого рождения, поразила меня атмосферой безусловного доверия и взаимного уважения. Судя по той информации, что я могла добыть из Хюльдиной памяти, подобные отношения и в этом мире были редкостью. Скорее всего, спокойная уверенность отца и шаманская чуйка матери, объединившись, создали такой прочный "тыл", о котором большинство семей может только мечтать.       
           
    При том, что светочем добродетели тут не был никто. Отец любил по праздникам заложить за воротник, на людях часто лез в драку, отстаивая ясно видимую ему самому, но совершенно неоднозначную для других справедливость, мать была молчаливой и скупой на ласку, да и не "жужжала по дому", "создавая уют" из кучи вышитых занавесок, вязаных скатертей и домотканых половиков. В единственной комнате родительского дома была бедноватая обстановка, в углах, бывало, скапливалась пыль – убирались дети, и не всегда тщательно, но у каждого была своя койка (у братьев – двухэтажная, у меня – узенькая и очень уютная, в закутке между стеной и шкафом), печь топилась жарко и никогда не чадила, а окна и продухи располагались так, что даже в летнюю жару в доме был свежий и необыкновенно вкусный воздух.       
           
    Питались всегда просто, но сытно. По орочьей традиции много мяса, в основном, жесткая и ароматная дичина, иногда – покупная солонина или копчености, по хуманкой – всегда на столе хлеб, фрукты и ягоды, летом – свежие, зимой – сушеные. Своего огорода и подворья у нас не было, ни отец, ни мать не имели пресловутой "крестьянской жилки", но за косы, лемехи, наконечники копий и рогатин, починку разнообразной утвари отцу приносили продукты, и только за создаваемые или ремонтируемые механизмы, особенно работавшие с применением магии, он брал исключительно деньгами, а матери совершенно официально платило государство за контроль местности от Гребня до Гнезда Виверны. Раньше осечек у нее не было, но теперь твари умудряются проползать по дну реки, и духи воздуха, с которыми, в основном, работает моя мама, не могут их вовремя обнаружить.       
           
    Стемнело, и я попросила зажечь лампу – учитывая славу, что прибежала впереди меня, они должны понимать, что со Светом у меня теперь не очень-то складывается, ибо если еще можно увязать вместе Камень и Воздух, создавая самум или заклятие Каменного ветра, можно увязать Огонь и Воду, создавая Кислотный смерч, то у тех, кто часто заглядывает во Тьму, связь со Светом истончается и, бывает, обрывается совсем. Это не просто склонность к стихии, это направление движения энергии, вещь гораздо более однозначная и устойчивая. И, зная это, никто из родных на меня даже косо не глянул.         
      
– Темнавка – а что, это же здорово! – заявил братик Штере, дожевывая шкурку от свиной грудинки, он всегда сперва ее обкусывал, а потом уже брался за мясо. – Ма, правда, самые сильные шаманы у орков – темняки? Скажи Хюльде, а то она нос повесила. Да, а ты ведь теперь в полной темноте должна видеть, или нет?  
Мать кивнула.    
– Ну, если с заклинанием теплового зрения – то вполне, – успокоила я его. – Но ты-то как чашку до рта донесешь?    
– Никак, – смеется. – Зато Мергал не будет зыркать, как дикий хвар. Слушай, ну что ты на меня взъелся, а? Соберу я назад молотилку, завтра же соберу. Только посмотрю, из-за чего она так грохочет, где что разболталось. А то Хеми опять заорет: "У Варгеля оба сына рукожопые!"    
– А он опять не заплатит, – пожал плечами старший. Вот уж у кого выдержки на троих хватит и наверхосыпку останется. – Я бы ему вообще все переломал, чтоб оно только в поле развалилось, а потом отказался чинить. Так ведь отец запретит. Правда, атта?      
    
– Мер, кончай строить козни, – нахмурился отец. – Это тебе бы со Тьмой шашни водить, но злому хвару клыков не дано... Молотилку Штере починит, и ничего не будет ломать. Добрая слава дороже денег. Но если этот жабий куйн не заплатит – ему заплатим мы. Хюльда, можешь так заклясть, чтоб он через слово квакал, или пускай мать ему духа подселит?    
– Могу, – отвечаю. – На предмет сделать или сразу на тушку? Только, наверно, пусть лучше не квакает, а говорит: "Я – жадный дурак".    
– Ты и так можешь? – восхитился отец. – Ну, тогда точно лучше на монету. Чтоб сразу, как ее отдам, на него перешло.    
– То есть, "переводилку"? А если кто-то еще схватится, чисто случайно? Хоть вон Ильс или Норги? – я кивнула на мальчишек, которые внимательно слушали нашу беседу.    
– Исключить нельзя, – согласился отец. – А ты что посоветуешь?    
– Либо можно снять слепок личности и на него законтачить, но для этого мне надо хоть раз встретиться с этим вашим Хеми или получить предмет, который держал в руках только он и никто больше. Либо есть хитрая заковырка, из арсенала плетельщиков. Если что-то может случиться, а ты этого не желаешь, думай об этом, как об уже случившемся, и с этим смирись. Тогда оно не произойдет никогда. Лучше всего работает у слабых и не инициированных магов, так что тебе оно в самую точку. Лишенные способностей не смогут запустить процесс уравновешивания, сильные маги перекосят в сторону исполнения помысленного. Выбирай.    
– Ну, попытаюсь показать тебе эту хитрую жабу... а если не получится – что ж, поучусь на плетельщика, – и рассмеялся.  
    
    Плетельщики – особый сорт менталистов, умеющих не только видеть вероятности событий, но и вмешиваться в них, с большим или меньшим успехом. Иногда маскируются под пророков и сибл, кстати, самосбывающиеся пророчества – это одна из форм их вмешательства в судьбу. Одна из очень многих. И еще, когда я думаю о плетельщиках, часть личности, принадлежавшая раньше Хюльде, холодеет от страха. А напугать эту оторву – как же надо постараться! Серьезно они тут о себе заявили... ну, да на всякую хитрую... хм, бестию найдется охотник с винторезом. Да и я мозги не на помойке нашла. Прорвемся.       
    
    Мягко сияет лампа с зачарованным кварцем, домашнее вино из синюшек (можно бы не уточнять, эта пресно-сладкая ягода входит в значительную часть местных рецептов), очень, кстати, приличное, уже отправило в постель Раэти, жену Мергала, а мальчишек мы прогнали раньше, на ту двухэтажную койку, что в далеком детстве ломали – не доломали мои братья, а мы решили посидеть до утра и на зорьке пойти поудить рыбу, заодно и с речкой поговорю – что это она позволяет всякой потусторонней дряни у себя по дну ползать? Отец выпил, наверно, больше нас всех, вместе взятых, и при этом не то, чтобы пьян, а я уже изрядно подшофе, несмотря на то, что пару раз тайком делала на себя малый закл отрезвления. Что-то мне это говорит – именно мне, а не хюльдиной памяти, которая с детства знает привычки родителей и им не удивляется. А говорит оно то, что пить не пьянея безо всяких усилий могут только две расы, и орки к ним не относятся – материных сородичей развозит с первой кружки пива до свинячьего визга. Если посмотреть на внешность любого из нашей семьи, можно также понять, что до альвов нам не ближе, чем морской сколопендре до пустынной цикады. Остаются только...       
    
    Ну и мысли. Кто во время пьянки парит себя вопросами дальнего и оч-чень дальнего родства? Может, конечно, на Ирайе кто-то и есть, только точно не орки и не хуманы. Наверно, что-то со мной не так, раз я, совершенно неожиданно для себя, выдала:    
– Атта, а твой отец не был дварфом? А то я деда не помню...    
– Дед? – отец поперхнулся. – Ну, да, а что? Только не дед, а прадед. Мой дед пришел в войско Альфара Первого из Подгорного королевства, и потом жил в столице, и прабабка у тебя из хорошего рода – в смысле, не из бездельников, из мастеровых, да только мой папаша наворотил такого, что пришлось ему бежать в черный буфер.    
– И чего ж твой атта наделал? – спрашиваю, а братья навострили уши, но старательно держат рожи кирпичом. – Что ему так далеко драпать пришлось?    
– Да прибил до смерти одного мага...    
– Оружием?    
– Нет, тогда еще о канхагах ни у кого и мыслей не было... никто не знает чем. Играли они с ним, в дорвекту, и надо ж такому случиться, что маг проигрался... до подштанников. Обвинил, как водится, отца в жульничестве, а тот оскорбился и съездил ему по уху. Маг как соберет силу! Да как швырнет заклинание! Отцу ничего, а от мага только подметки остались. Не стал он ждать стражи, подхватился, и деру. В себя пришел только на восточной границе. Так-то, ребятки... Я уж об этом молчал, но когда Хю магом стала, тогда понял – не просто так у отца оно получилось! Дар был.       
           
    Да, если только это был дар, а не "руководящая и направляющая роль" одного знакомого манипулятора. Область воздействий его: игра и все, что с ней связано. Параноить пока рано, но во внимание стоит принять.    
– Атта, – подливаю ему домашней наливки. – Так ты, значит, никого из Подгорного королевства не знаешь, все наши связи оборвались.    
– А к чему тебе? – удивляется отец. – Нет, если очень надо – то есть одно словечко, и еще пуговица с дедова камзола, только ими даже отец воспользоваться не решился: войти-то в Подгорное королевство просто, а вот выйти... но ежели что... тебя там встретят. Дварфы родню до десятого колена помнят, а девушкам вдвойне рады. Ты ж об этом спросила?    
– Ага... думаю, Конторе будет сложно меня там найти. Погоди, а кто это в дверь скребется?    
– Пойду, посмотрю, – сказал Штере, но мать схватила его за рукав.    
– Стой! Хюльда – защиту! Там твари! – мать вскочила и подняла руки с растопыренными пальцами.       
           
    Одновременно вывалилась дверь и вдоль стен закружился воздух. Я рефлекторно поставила внутри этого вихря сферический щит Камня, и только поэтому крылатая тварь, проломившая крышу, зависла над нами, распластавшись по нему желеобразным брюхом, а не вцепилась когтями в меня или Штере. Две твари помельче, взломавшие дверь, отлетели, вытолкнутые духами воздуха, и кинулись обратно, проломив их защиту, но увязнув в моей. Тут же раздался треск, и бревна стен начали расползаться в стороны – некая распределенная сила вынимала их из пазов, одновременно все, но, благодаря шипам и скрепляющим скобам это удавалось ей с большим трудом.    
– Подъем! – крикнул отец, хотя надобности в этом не было, Раэти уже подскочила к нам, волоча за руки полусонных мальчишек. – Все к лазу. Хюльд, снимешь щит только перед ним?    
– Нет, когда атакуют, нельзя нарушать – схлопнется весь. Могу снять и снова поставить другой. Мать, сильные духи при тебе?    
– Да. Двое есть. Подойдем к ходу – призову. Дети, будете драться!       
           
    Штере уже держал топор, Мергал – кочергу, только отец стоял у стола без оружия. К лазу кинулась Раэти с детьми, за ней отошла мать, мы с братьями встали рядом, отец мне кивнул – снимай! И я свернула щит и поставила новый, оставляющий лаз свободным. За эти три секунды верхняя тварь упала на нас, но не долетела – отец схватился за края столешницы и поднял кверху тяжеленный даже по виду стол, и она вцепилась в него, пропоров доски когтями. Еще пятеро кинулись от дверного проема, но Штере одну разрубил топором, а другая сомкнула клыки на кочерге, сунутой ей в пасть Мергалом. Воздух закрутился двумя компактными вихрями уже внутри нового щита, и еще три монстра, один из которых успел вцепиться в ногу отцу, а двое других стали жрать разрубленного, но еще шевелящегося сородича, были нашинкованы в кашу. Отец бросил стол – летучая тварь тоже расползлась киселем, только застрявшие когти сохранили форму и плотность. От мергалова противника осталась челюсть на кочерге. Подоспевшие твари ударились в новый щит, сруб рассыпался по бревнышку на глазах, мальчишки, а за ними Раэти нырнули в лаз, потом мать подхватила под мышки отчаянно ругающегося отца и толкнула к подземному ходу, сделала знак сыновьям и хотела пойти замыкающей, но я сказала ей – нет.    
– Нет, мам, замыкать буду я, а ты, может статься, будешь тащить меня за ноги, потому что я поползу задом наперед и поставлю столько щитов, сколько смогу. Стены лаза надежны?    
– Духи камня по всей длине сторожат!    
– Сильные?    
– Надеюсь, удержат.    
– Я тоже. Иди. Тебе тоже задом ползти. Если что – хватай меня за ноги, не церемонься!       
           
    Остальное вспоминается с большим трудом. Я все-таки отрубилась, но не из-за щитов, которых поставила штук десять плоских-односторонних, а когда на нас с матерью обрушилась земля и доски, и пришлось пробиваться тараном, одновременно удерживая над собой мобильный щит, чтоб не задавило. Учитывая, что я воспринимала все, находящееся позади, чисто на эфирной чуйке, то страх покалечить своих, что мать, ползущую вплотную ко мне, что братьев, успевших пролезть до обвала, вогнал меня в дрожь, а мать говорит, что я, громко клацая зубами, читала заклинания на чужом языке. Да ни разу не заклинания... материлась я. Хотя ей лучше знать, может, наш мат здесь силу приобретает? Во всяком случае, сработала ювелирно, только Мергалу тараном по заднице со всей дури двинула, но это уже когда продолбила завал. После чего и отрубилась, а мать меня волокла за ноги, словно кобольд особо крупную крысу.       
           
    В себя пришла только в крепости, в казарме. Там же собрались все местные жители, успевшие среагировать на внезапное вторжение. Страшно было то, что их оказалось намного меньше, чем должно было быть, учитывая численность населения трех близлежащих селений. Есть еще убежище в карстовых пещерах ближе к Свиному Копыту, хорошо, если остальные там укрылись. У отца нога замотана до колена, бинт пропитался кровью, лицо бледное. У матери глаза и щеки запали, вид болезненный – выложилась до предела. Братьев не видно, они уже на стенах, Раэти плачет, мальчишки рядом с ней, изображают суровых воинов в карауле, хотя, конечно, с большим желанием рванули бы вслед за отцом и дядей. Сама я тоже хороша, с койки вскочила и чуть не грохнулась обратно, перед глазами поплыло, к горлу подкатила дурнота. Правду говорят, боевую магию с выпивкой мешать – прямой и быстрый путь на тот свет, вдобавок весьма болезненный.       
           
    А, дритта вам на башку и погуще, вторая попытка встать. Хватаюсь за спинку койки, в голове сумасшедшие дварфы последние мозги выколачивают, но в глазах помаленьку проясняется.    
– Мам, – спрашиваю. – Где капитан, не знаешь?    
– Наверху, доча, все, кто может драться, уже там.    
– Ладно, – говорю. – Будь с отцом, а мне надо пройти к источнику, тогда и от меня будет польза. С тобой хоть один завалящий душок остался?    
– Нет, – качает головой. – Только если предков призвать, но они тебя, ох, и построят... Помогут, о чем разговор, но и спросят высокую цену...    
– Давай!       
           
    Из предков пришла старуха с длинными клыками, плотностью тела превосходящая любых других мертвяцких духов, каких я только могла вспомнить, вся обвешанная шаманскими цацками, с человеческой черепушкой на посохе, и бледный на ее фоне, но очень злой молодой орк с почти реальным ятаганом в руке. Как оказалось, это мои пра-прабабушка и пра-прадед, только он погиб еще молодым, до этого сделав ей пятерых детей, а она пережила его почти на сто лет, и не только его, но и еще нескольких мужей подряд. Но шаманка любит и таскает по правнукам и пра-правнукам только первого мужа, а он хочет назад в жизнь, на перерождение, и страшно злится. Они прямо при мне ругаться начали. Мать не выдержала, завалилась в обморок, Раэти еле успела ее подхватить, а я на них цыкнула:    
– Тихо, бесплотные! Если не поможете – вашим потомкам каюк, и не факт, что только этим (бабка попыталась возмутиться, но я слегка сместила сознание ко Тьме, и она притихла). Задача: остановить тварей. Для этого: пройти к источнику, напитаться силой, сражаться. Я сделаю вам временный канал. После – драться! Убивать. Согласны?       
    Духи закивали, особенно орк. Эх, родная кровь, у меня самой поднимается изнутри что-то первобытное, жаркое, окрашивая все вокруг в багровые тона. Даже сил прибавилось.       
           
    Идем коридорами, ориентируясь на градиент плотности эфира, три раза натыкаемся на тупики, дважды – на солдат, но они спешат наверх, тащат оружие и коробки с кристаллами, и на нас не обращают внимания. Когда выходим к источнику, оказывается, что дверь в помещение заперта, и замок сработан заподлицо с дверью, скважины для ключа не видать. Что ж делать-то? Если только...       
           
    Прижимаюсь к холоднющему металлу, аккуратно растворяю только собственные границы, причувствуюсь к тому, как фонит дверь. Не найдя опасности, допускаю ее токи в себя, в какой-то момент сама становлюсь дверью, и замком, и куском стены... понимаю, ощущаю всем телом порядок работы маго-механической конструкции, и, замирая от страха, даю правильный, как мне кажется, сигнал, разблокирующий дверь. Да! Ох... не убило. А ведь могло... Замок отперт, дверь легко сдвигается с места, и я едва успеваю расцепить с ней свою эфирную оболочку. Мы внутри.       
           
    Колодец грубой каменной кладки, вода вровень с краями. Она бирюзовая, слабо светящаяся в темноте, и сияние, в отличие от воды, переливается через край, струится по полу, расходится во все стороны, перетекает ручейками в держатели для кристаллов, сейчас опустевшие, спокойно проходит сквозь стены и питает заклятия, укрепляющие Гнездо Виверны изнутри и снаружи. Я открываюсь, впитываю эту силу, медленно подхожу к колодцу, привыкая к напору хлещущей в эфирную оболочку "воды", чувствую себя промокашкой, засунутой в чернильницу, принимаю состояние этой силы, и ярость мелеет, глохнет, растворяется в ней, взамен растет холодная решимость и воистину "водяное" чувство – упрямство сделать так или иначе, но все равно по-своему. Отвожу от себя пару ручьев к духам и наблюдаю, как они наливаются энергией, приобретают силу и подобие плоти. Как бы не перебдеть, а то съедут с катушек, особенно прапрадед, войдут в амок... отключаю, сперва буйного орка, потом оркобабку. Идем наверх, притворив дверь, и встречные шарахаются от нас троих, почти как от монстров.       
           
    За три пролета от верхней площадки уже идет бой – воины стоят у бойниц и долбят из канхагов во тьму, как в копеечку... надеюсь, Френли успел оснастить хоть сколько-то стволов осветителями. Когда выходим на площадку, понимаю, что этого не требуется – высоко над башней висит световой шар, и алые искры, петляя, почти гарантированно находят жертв. Но от этого не становится легче. Летучей дряни навалилось слишком много, а наземная перелезла через внешние стены, завалив разлагающейся плотью защитников крепости. Местами, кажется, под ней проплавился даже камень... Твою в душу мать... Если так дальше пойдет, мы не выстоим и четверти часа.       
           
    Командую духам "в атаку", сама спешно кидаю щуп к ближайшей поверженной твари, извивающейся на камнях, экспресс-методом анализирую ее суть и состояние. Несмотря на грубость этого метода, результат однозначен, и он, надо сказать, начисто выносит мозг... хорошо хоть, что образно выражаясь, а не по реалу. Огонь против них не работает! Он, наоборот, питал бы их, если бы не вторая составляющая магозарядов – Хаг, разрушение, пусть урезанное, но и в таком виде губительное.  
"Бабушка! – мысленно ору духу шаманки, и она прислушивается. – Они погибают от Хаоса!" Старуха удовлетворенно хекает, и я почти сразу же замечаю, как перед духами расступаются монстры, возникают и расходятся просеки, пробитые ятаганом воина и посохом бабки-шаманки. Они слишком увлеклись, далеко ушли, позади них смыкаются спины, бока, крылья тварей, которые летят, ползут, лезут, текут вверх по стене донжона, накатывая валами дикого мяса. Нет, еще не время зеркального Хагалаза... Ору своим: "Отступай под крышу, бью по площадям!" Повторяю для глухих и тупых, усиливая голос магией до боли в ушах. Все равно кто-то не замечает, увлекшись. Их ошибка – их смерть. Запрокидываю голову вверх, формирую в воздухе водяное кольцо, вплетая в него простой Хагалаз, но полный, а не его урезанный вариант "Хаг". Вода распадается игольчатым градом. И он сыплется-сыплется-сыплется, с ускорением много большим, чем в свободном падении, вонзаясь в тела, головы, лапы, поражая глаза, носы, пасти, крылья монстров, въедаясь и прожигая в них дыры, не сопоставимые в размерах с мелким морозно сверкающим конфетти. Достается всем, кто не успел спрятаться.       
           
    Надгрызает даже камни стен, какая-то залетная "снежинка" впивается мне в плечо, и за то мгновение, пока я ее деактивирую, проедает в мышце здоровенную рану. Зажимаю ладонью, останавливая кровь, одновременно формирую над собой силовой "зонтик". Замечаю, что поток хаотического града ослаб, а напор прибывающих тварей – усилился. Закручиваю над стенами донжона новое кольцо, вплетаю Хагалаз, разгоняю, роняю с ускорением вниз. Минут через пять повторяю. Чувствую, что давно не вдыхала, а сердце бьется через два такта на третий. Тела не чую, лицо словно чужое, в глазах – нули от перенапряжения. Выдохлась! Но и твари лезут совсем без энтузиазма. Кричу: "Выкатывай орудия, маг выдохся!" и опускаюсь на колени. Я почти в центре площадки, лестница близко, но спрятаться в спасительную нишу не успеваю – сверху на меня летит желеобразная капля с глазами внутри.       
           
    В последний момент чувствую, как кто-то сшибает меня с разбегу и закидывает немаленькой инерцией разогнавшегося тела в гулкую тьму. Потом долгая-долгая ночь, то ли сон, то ли обморок, в котором я брожу по глухим коридорам и стучу в двери, отчаявшись найти выход. Открывает шрамированный знакомец – не Дерек, другой, с которым болтала в Тумане. Нет, Дерек, конечно, посимпатичнее, несмотря на то, что лысый и одноглазый, но я рада и этому. Что-то мне намекает, что в Тумане, куда он меня галантно пропустил, намного безопаснее, чем в тех темных переходах.    
– Ну, что, – спрашивает он. – Наигралась в его игры?    
– В чьи?    
– Неужели не понимаешь? А я так надеялся... – парень кривится, хотя, казалось, сделать его рожу более кривой невозможно. – В арагорновы. Нравится быть игрушкой? Или детство хочешь припомнить?  
           
    Намек, наконец-то, понят. Вынужденно провожу здесь не слишком приятный экскурс в земное прошлое. Когда, а по нынешним ощущениям, давно и неправда, в той реальности, мне исполнилось пять лет, отец, формируя экспериментальный психоз, сперва дарил мне вещи, а потом отбирал, мотивируя это "подавлением собственнических инстинктов". Ложась спать с куклой в руках, я не знала, не отберут ли ее у меня утром, примеряя футболку с вышитыми ракетками, не была уверена, что мне удастся ее поносить. Когда я осмеливалась вякнуть: "Мое!" мне со смехом отвечали: "Да ты сама еще не своя!" И я, чтобы не радовать отца слезами или сердитым сопением, просто перестала считать что-либо своим. Шмотки и игрушки – дерьмо, можно обойтись без них, но, начиная с первого класса, отец взялся и за моих друзей. Чего только стоит распущенный им через уборщицу слух, что я "немножко не в себе". Да, уже в третьем классе я проследила цепочку, опросив даже учителей, чтобы дознаться, благодаря кому у меня школьное прозвище "шиза" и статус неприкасаемой. Учителя еще так странно на меня смотрели – боялись, что ли, что вцеплюсь им в горло?       
           
    Димке Гришкевичу, подружившемуся со мной несмотря на дурную славу, он устроил постановку на учет в милиции, угрозу сесть в колонию за чужие грехи и, естественно, вылет из элитной "Четвертой" школы. Кириной матери "проговорился", что у меня неизвестное вирусное заболевание, после чего вопрос общения увял сам собой, бедолага даже разговаривала со мной через платочек. Все отцовские фокусы, по одному, были не столь уж кошмарны, а иногда и просто смешны, но за пятнадцать лет, прожитых под его рукой, я усвоила, что близко сходиться с людьми мне нельзя – им от этого будет лишь хуже. У отца хватало знакомств, чтобы устраивать пакости по комсомольской или общественной линии вплоть до 92-го года. Впоследствии иногда я была ему за это даже благодарна. Человек, патологически одинокий, либо сломается, либо станет изрядной сволочью. Во всяком случае, будет надеяться лишь на себя.       
           
    Я была почти счастлива, будучи равнодушной к людям. А теперь пакостник Ара подбросил меня в такое семейство, которое нельзя не любить, и я попала... И он, как пить дать, уже сейчас подтасовал вероятности, в которых они погибли, и я начала за них мстить. Все, дело сделано! Я в русле архетипического сюжета, который развивается почти без коррекции, как самосбывающееся пророчество.    
– Ты уверен?    
– Сама-то как думаешь?    
– Слушай, а можно переиграть? Отмотать время назад, сделать так, что они не погибнут? А я буду к ним равнодушна. Холодна, как замороженный труп.    
– Ты шутишь? Я тебе что, Творец и Создатель? Отмотать время целого мира назад мне не под силу.    
– Блин... что ж теперь делать? Распустилась, дура, расчувствовалась... Ладно, будет мне впредь уроком. Надо же, насоветовал: "полюбить кого-то всем сердцем"!    
– Да сука он, однозначно. Но ты не бойся, они пока не погибли. Я, честно говоря, влез без санкции начальства, на свой страх и риск, и провел рокировку. Твой будущий любовник заменил собой всех твоих родичей. Судьба согласна, жертва принята, все довольны.    
– Я его знаю? Как звали?    
– Кагар.  
           
    Открываю глаза в лазарете на койке. Голова замотана, на щеке ожог, правый глаз едва открывается, левая рука в лубке. Рядом сидит мама и что-то бормочет, слов не разобрать, только я чувствую, как эта песня вливает в меня силы, и ожог перестает гореть, стягивается сеточкой шрамов.    
– Погоди, мам, – говорю. – Я сейчас полечу по-другому, а то и так не красавица, а со шрамом во всю щеку вовсе стану уродом.       
Мать улыбается и, махнув рукой, замолкает. Я растворяю уже возникшие шрамы, нахожу границы неповрежденной кожи, изменяю их, возвращая клеткам их "детство" и запускаю регенерационный процесс. Оно нехило высасывает силы, щека болит, зудит и тянет. Мышцы лица сводит в куриную гузку. Но терплю, и часа через два, осторожно дотронувшись, ощущаю пальцами не ожоговую поверхность, не шрамы, а кожу. Тонкую, чрезмерно чувствительную, но настоящую. Мама снова рядом, я спрашиваю ее: "Как там наши?"    
– Отец уже ходит, а Мергала сильно порвали, жив остался, но рука в клочья, я собрать не смогла, а ваши лекари – слишком слабые маги.    
– Штере? Дети? Невестка?    
– Штере прям огурец. Когда на него упала дохлая тварь – задымилась одежда, а он сдернул рубаху, сбросил штаны и голышом в баню кинулся, в одну ванну прыгнул, из нее – в другую, все смыл, так и отделался волдырями. Раэти с мальчишками не высовывались, что им станется... Да, бабка тебе передает благодарность от нее и от деда: им битва понравилась, говорит – зови еще, особенно если источник будет столь же богатый.    
– Старая прошмондовка... Да, а почему она себе внешность не поменяет, в астрале же каким себя представляешь – таким и выглядишь, что ж она морщинистой страховидлой ходит?    
– Морщинистой бабке больше почета: если орк дожил до старости – значит, он очень умный, и сильный, и хитрый, умеет за себя постоять.    
– Мам, я люблю тебя, ты настоящая орка!  
Мать хохочет и грозит кулаком.       
           
    Вылезаю из постели, опираясь на материно плечо, ползу через весь зал на сотню коек к Мергалу, замыкаю у него болевые контуры на подпитку жизненной силы и посылаю мать на поиски лекаря. Следующие полсуток проходят в очередном угаре: лекарки делают хирургическую часть работы, очищая раны и соединяя куски разодранной плоти, а я заживляю их, попутно вливая раненым понемногу жизненной силы. Подзаряжаться от источника меня водят под руки: всякий раз я едва волоку ноги и спотыкаюсь на каждом шагу. Трижды, или, может, четырежды... и каждый раз мне кажется, что объем резерва возрос, но этого просто не может быть, скорее всего, каждый следующий раз я набираю энергию медленней. Руку Мергала восстановила почти полностью: два пальца были откушены, а как регенерировать их, я не знала. Помочь какому-то парню с пробитой печенью не смогла: слишком много крови он потерял, или, может, сердце не выдержало болевого шока. Я не врач, и Хюльду серьезно целительству не учили, так, в объеме первой помощи, а местные лекарки – скорее травницы-терапевты, чем полевые хирурги. Вот за это пистон по самые гланды капитану Ларуту: нахрена ж он дожидался очередного прорыва? Надо было раньше начальству мозг выедать, хоть одного бы специалиста прислали. Может, даже выпускника, лишь бы не бездарь. Где он там шляется – пойду, хоть обматерю, отведу душу.       
    
    Поплутать по закоулкам пришлось изрядно, капитан обнаружился в леднике, прохаживающимся в компании двух проверяльщиков из Конторы между кошмарно изувеченных трупов. На мой бестактный вопрос: "А третий где?" он молча ткнул пальцем во что-то, прикрытое полотном и слишком маленькое, чтобы быть цельным телом. Его спутник откинул тряпку. На лавке лежал фрагмент грудной клетки с торчащими осколками ребер и полголовы на обглоданной шее.    
– Вы – боевой маг в этой богадельне? – презрением конторской крысы можно было бы подпирать не то, что забор, а все пики Гребня зараз.    
– Нет, вэль...    
– Игнер.    
– Вель Игнер. Хюльда Приграничная, рунный мастер лаборатории металлов магистра Агерни Ланскега. В настоящее время в отпуске, и приехав к родным отдохнуть... вот так отдохнула.    
– Так вы – та самая Хюльда? Вас нам и надо! Пройдемте!  
           
    Я изобразила улыбочку: кем бы ни был дядя следователь, их комиссию прислали для расследования всего, что наворотил капитан Фарен, а не какая-то Хюльда. И какая-то Хюльда пока что имеет полные права боевого мага Империи, что подразумевает, как минимум, право на адекватную самозащиту.    
– Во-первых, не пройдемте, а идем вместе, к переговорнику, потому что с недавнего времени я доверяю только одному человеку в Конторе – Дереку Эльхемскому. А вы – не он. Во-вторых, если вы превысите полномочия и хоть попытаетесь бросить на меня любое заклинание, даже чтобы развеять вонь из подмышек... имею полное право вас атаковать. Я – боевой маг Империи, не так ли? Вопрос о моей отставке на тот свет ведь пока не решен, верно?       
Один из конторских сделал рот сковородником:    
– Ну, раз хотите, пойдем. Только не думаю, что глава сможет вас выслушать!    
– Сможет, еще как сможет! После того, как услышит одно слово.       
И это слово: Кугро.  
И целая фраза: я знаю, чем их победить.     
        
       
    

Глава V. Конторские игрища.

       
                 
    Артефакт прямой связи стоял в подземной комнатушке недалеко от источника, но, как я заметила, был от него экранирован. А по виду напоминал каменную тарелку на тумбочке. Я чуть не заржала в голос – для полного сходства со сказочным блюдечком не хватало катающегося яблочка. Пока Ларут мудрил над ним, вызывая контору, пока доказывал, что информация, как сказали бы на Земле, даже не совсекретна, а прямо-таки в особую папку "главного", двое конторских очень грамотно стояли близ меня, удерживая в неактивированном виде по два-три боевых заклинания, не считая парализующих.       
           
    Дерек Эльхемский решил не откладывать разговор, и даже активировал изображение, так что вскоре над "блюдом" появилось полупрозрачное изображение лысой башки, сильно напоминающее гипсовый бюст какого-то особо нагадившего в истории деятеля.    
– Ваше могу...    
– Без чинов, Хюльда. У тебя три минуты, остальное – в письменном докладе.    
– Да, вэль Дерек. Первое: рядом с вами стучит кугрианский дятел. Он знал маршрут воздушной лодки, на меня организовано покушение смешанной группой. Четверка "волков". Второе: причина. Предположительно, самосбывающееся пророчество. Оракул или сибла – плетельщик, и сработал на Империю, надеюсь, сознательно, а не случайно. Третье: суть пророчества. Открытие, которое даст нам возможность победить Кугро. Уже сделано, мной, есть технология.      
 Дерек полминуты молчал, потом перевел глаза на конторских крыс, буквально взявших меня "на прицел".    
– Берите ее и порталом ко мне. Быстро!       
           
    Я и охнуть не успела, как на меня насели, спеленали парализующим заклятьем, впрочем, разум не тронули, и дотащили до портальной комнаты. Там минут пять мудрили у базальтового круга в полу, потом от его краев поднялся мерцающий купол, тонкий, словно мыльный пузырь, тогда они поднесли мою скованную тушку вплотную к нему и кинули сквозь переливающуюся стенку. Приложилась копчиком о паркет, ойкнула и проехала по гладкому полу под сияющей с потолка вязью. Ни рукой, ни ногой не дернуть, а надо мной двое "встречающих" стоят, и рожи у них подчеркнуто непроницаемые, как у манекенов. Подняли, аккуратно и быстро потащили по коридорам, поворотов до хрена, но ни об один угол не стукнули.       
    
    Нет, ошиблась... ё... больно-то как, опять задом об пол. Так в Тамбове конокрадов казнили: с размаху пару-тройку раз на камень "усадить" – и готово, если не труп, то калека до самой смерти. Смотрю – оба конвоира свалились: один по стенке сползает, а глаза, пардон, из орбит выскочили, один совсем, а другой на сосудах висит, и кровь изо всех дырок льется, а другой как стоял – так ничком и рухнул. Позади шаги – двое или трое башмаками топочут. Ну, связать-то меня связали, а магию не полностью заблокировали, да и не сделает этого, даже при всем желании, какой-нибудь магистр, особенно со мной и без напяливания антимагических колодок. Выдохнуть затылком – да, именно так оно чувствуется, на затылке как раз одно из сплетений нади – руну льда (ис), наведенную на центральную нервную систему (м`энс), наполняющие силы, в данном случае, свои собственные, к источникам не дотянуться. Топот смолкает, потом слышу звук падения, какой-то невнятный "ой", и меня хватают за шкирку. Смачный хруст удара, хорошо, не по мне, рука схватившего тянет меня вниз, и я падаю на спину. На кого-то. Под ладонь подтекает липкая теплая струйка... нет, не поноса, крови. Дерьмо в штанах у этого типа осталось, хотя запах пошел, и мужик не шевелится: мертв.       
    
    Надо мной опять незнакомые рожи... нет, одна знакомая – уф, наконец-то... Дерек Эльхемский демонстративно прижимает платочек к носу.    
– Трупы уберите... эх, опоздали... жаль парней. Тенерт – проведешь погибшими при исполнении. И этих двух, – выделил голосом. – Тоже. А замороженного в прозекторскую, и некроманта туда – быстро! Этого консерва? Хмм... его придется, все-таки, объявить шпионом. Лисой. Да, придумай сам, только не забудь потом доложить. Хюльда! – выразительный взгляд мне в глаза. – Почему наши встречи столь однообразны?       
    
    Я старательно растворяю заклинание парализации, но получается слишком медленно, так что шеф мне помогает, и протягивает руку, помогая встать. Фу, какая я грязная, вся в чужой крови, и бинт на руке размотался, хотя, кажется, под ним все давно зажило... начинаю разбинтовывать, чтоб не мешалось, и, не глядя в глаза, отвечаю, тихо, но чтобы он услышал:    
– А уж это не мое упущение.    
– Ладно, – щедро заявляет Дерек. – В следующий раз буду встречать с оркестром и пирогами.  
    
    Нда... здесь цветы не в моде, хорошо, что сладкие булки, которыми встречают, по традиции, важных гостей, не швыряют из окон, как букеты фиалок. Кажется, я это говорю себе под нос, или думаю слишком громко. "Виолет... Мёген зи бл... – я слышу его голос или мысли? Если мысли, то зачем он их проговаривает... на немецком языке?! И что это в голову опять анекдоты лезут? Резко убрала словесные мысли. Поймала усмешку: "Нихао! Ни цзя..." Вопросительное чувство. Опять его мысли: "Хэн чи?"       
      
    Да... едва успела встретиться с шефом – и уже так прокололась... позор джунглей... теперь не отстанет, пока не удостоверится, попаданка ли я и откуда. Заодно, правда, сама выяснила, кто это тут попаданец. И, главное, на чем прокололась! На булках! Тьфу на эту сдобу три раза, да лучше я фиалки стану есть...    
– Где тут можно помыться? – спрашиваю, поскольку сейчас для меня это самый актуальный момент. – И разжиться одеждой, но чтоб далеко не ходить? Вы ж не отпустите...     
  Шеф прикрывает глаза, через пару секунд поворачивается ко мне:    
– Идешь ко мне, все принесут туда, я распорядился. Прости, но там тебе пока безопаснее. Приведешь себя в порядок, я не буду мешать. Потом поговорим. Чертежные инструменты нужны?    
– Можно и без них. Хватит карандаша и бумаги. Только, пожалуйста, еще поесть чего-нибудь... и побольше! Ну, порций пять... или шесть... и тей-фре обязательно, чтоб не заснуть. Я уже на бровях от усталости.  
    
    В кабинете два молчаливых типа протирают стены и пол. И здесь кого-то прикончили? Да, развел он у себя шпионов, как на бродячем бобике блох. Не страшно, когда они снизу шуруют, среди младших чинов – это нормальная и взаимная игра, вроде "мафии", тут возможны варианты "верю – не верю" и дозированное скармливание дезы, но личный секретарь-"дятел" – это позор Дереку, как менталисту. А уж сколько раз меня пытались убить... и это, почему-то, ни у кого не получилось. Такого не бывает, ибо теория вероятности. Кто вероятностями манипулирует? Ара, Игрок... И он, естественно, преследует свои цели, а не стоит на страже моего благополучия. Он заинтересован в этом мире вообще и в Империи в частности, так что для их сохранения (или завоевания? а что, мысль) задействует свои возможности. Я своим присутствием выявляю слабые места, вольно или невольно подставляюсь – и тут их можно исправить. Так сказано мне. Только не факт, что сказана правда, и сказано все. Дальше – Белобрысый и Криворожий... (не хватает только Косого и Горбатого, а, нет, кривой у нас тут есть, глава разведки и контрразведки в одном лице...) второй первого шефом называет. Стараются не столько оторвать от Ары, сколько настроить против него.       
           
    Вопрос с привязанностями... ух, темный вопрос. Поглядим с моей стороны. Во-первых – застарелый страх перед ними, чего уж себе врать, но небеспочвенный. Во-вторых – по словам Ары, именно отсутствие привязанностей притягивает ко мне смерть. Со стороны Ары: ему, с таким-то умением манипулировать вероятностями, мои привязанности очень пригодились бы в качестве рычагов, но, с другой стороны, если, конечно, его словам верить, именно моя непривязанность делает из меня подходящего тестера. Белобрысый молчит, а его подчиненный с кривой рожей – вот кто пытается меня хоть на какой-то интерес поймать. Надо будет прощупать, для чего, а то что-то я не верю в бескорыстную помощь, да и вообще в их помощь не верю.         
      
– Хюльда! – орет Дерек через дверь ванной комнаты, и банка с мылом выскальзывает у меня из рук, переворачиваясь в воду. – Или думай потише, или ставь ментальный щит. А то у меня от твоих мыслей голова разболелась.    
– Не любо – не слушай, а врать не мешай!    
– Давай, вылезай скорее, разговор есть.       
Ополаскиваюсь из ковшика, в ванной вода стала мутной и мыльной, вытираюсь, с трудом натягиваю на распаренное тело штаны и рубашку и шлепаю босиком в кабинет. А он неплохо устроился – все удобства, как в дорогой европейской... гостинице, все-таки, не квартире. Может, это такой отличительный признак попаданца – не зацепляться за место?       
           
    Письменный стол, недавно девственно-чистый, заставлен вазами и блюдами, тут же кувшинчик тей-фре и пара бутылок (ну, вино уж пусть сам пьет), чашки, бокалы и куча неидентифицируемых столовых приборов. Радушный хозяин пододвигает мне кресло, усевшись в которое, я едва достаю подбородком до края стола, и, подумав, вручает блюдо с какой-то жареной птицей, размером с бройлерную индюшку, потом стаскивает на ковер еще несколько блюд с закусками и разливает вино по бокалам. Садится, скрестив ноги, передо мной и вручает бокал:    
– Ну, выпьем за старушку-Землю! Как вы там живете, в двадцать четвертом?    
– Проснулся... Да сейчас уже две тысячи двенадцатый!    
– Век?    
– Нет, год.       
Занавес...       
           
    Общение с земляком, ну, не совсем земляком, все же, славный город Лейпциг с не менее славным городом Королёвым находятся в разных государствах, принесло много чудных открытий обеим сторонам. Парень (ага, тогда ему как раз двадцать два стукнуло) попал на Ирайю прямиком из раскопа, где он старательно отряхивал кисточкой материалы для диссертации. Не ролевик ни разу, историк-антрополог, но, вслед за своим научным руководителем, на всю голову сдвинутый по теме культур бронзового века. Где-то за день до перехода побеседовал в пивной с местным сельскохозяйственным рабочим, наболтал лишнего, убеждая его, что если столько упоминаний о магии, то нет дыма без огня. Вспомнил о штази, осекся и попытался исправить произведенное впечатление. Свернул разговор на сказочные сюжеты и причины их возникновения, заполировал благонадежность рассуждениями о зависимости народных чаяний от социального строя, и постарался напоить селянина до изумления, заказав две бутылки обстлера к пиву. Ага, значит, мастера-манипуляторы на Земле пошаривали еще до 90-го...       
           
    Перепить селянина ему не удалось, а когда пришлось расплачиваться за выпитое, Дерек чуть не заплакал. Так что ночные кошмары и похмельное пробуждение поспособствовали изрядной рассеянности и неадекватности на следующий день. Когда из погребальной камеры вылез драуг, Дереку, с вероятностью в сто процентов, должен был настать полный каюк. Даже в хорошей физической форме сбежать бы не успел, а похмельным... да еще ноги со страху словно в землю вросли. На счастье адепта диалектического материализма, этот всплеск аномальной активности, спровоцированный поддельным селянином, был кратковременным и имел одну цель – создать подходящие условия для перехода. Дерек заорал, попятился, свалился в очень глубокую яму, летел, как кэролловская Алиса, думая, что пролетит Землю насквозь. Очухался от пары оплеух.       
           
    Райван Убийца, маг со вполне определенным реноме, заработанным не одним веком отчаянной свары с собратьями по ремеслу, очень удивился, когда обнаружил в окончательно, до голого камня, разграбляемой им гробнице Древних Королей не какую-нибудь хитровыделанную нежить, а живого парня в грязном комбинезоне и с коллекцией синяков и ссадин на роже. Нет, в это притягательное для авантюристов местечко люди, да и представители других рас, забирались регулярно, но, обычно, не по одному, и мало кто уходил оттуда живым. Ибо "феномены": монстры, ловушки, нежить и прочее, чем прежние обитатели планеты постарались огородить потомков от ненужных, с их точки зрения, знаний.       
           
    Возможно, потерявший сознание парень инстинктивно изменил наружный слой ауры, так что мертвяки приняли его за собрата, но, скорее всего, кто-то ему помог. Если от тупой нежити этот прием и сработал на отлично, обмануть мага подобным фокусом не стоит и пытаться. И, поскольку Райван, по своей природной жадности, не побрезговал сгрести во внепространственный карман даже кости, то молодой и здоровый раб, без сомнений, занял в нем достойное вне-место. Двое суток старательной чистки подземелья промелькнули в этом не-месте, как не-время, то есть, вот Дерек видит над собой мерцающие в темноте глаза и слышит непонятную речь, судя по интонации, ругательство – а вот перед ним уже сумрачная, но при этом роскошно обставленная резиденция мага.       
           
    Райван не был светочем добродетели, но и дураком он тоже не был, иначе не разменял бы вторую тысячу лет – а прожить этих тысяч он собирался столько, чтоб аж богам на него смотреть надоело. И он много чего любил. Барахло – ну, то есть, произведения искусства, все, что по эстетической ценности не дотягивало до этой планки, отправлялось на склад "материалов" и "заготовок", информацию – о, чтобы одолеть эту библиотеку со столь разнообразными носителями, потребовалась бы не одна сотня лет чтения, просмотра и прослушивания, женщин – их он домой не тащил, приходя к ним тайно от их родителей или законных супругов, и отдавая предпочтение зрелым альвийкам и юным ллири. Частенько ему приходилось раздваивать и растраивать сознание, находясь одновременно в снах двух-трех своих пассий.       
           
    Да, магия разума и сопутствующая ей власть над сновидениями была его сильной стороной, а одновременное слияние с несколькими партнершами приносило небывалое состояние полноты жизни, он даже подбирал их в "букеты", компенсируя слабые стороны одной выдающимися талантами другой девушки. У незамужних он старался не оставлять ни малейших следов своего присутствия, разве минутную грусть расставания при пробуждении, а вот тем, у кого был законный супруг... детьми Райвана, при желании и возможности собрать их всех в компактном поселении, можно было бы заполнить если не материк, то его заметную часть. За некоторыми он присматривал, бывало, даже делал подарки, но все это проворачивал исключительно в снах, при этом ни одного не признал при дневном свете или хоть в темноте, но в пространстве реала. Неудивительно, что при таком подходе его учеником стал совершенно чужой человек.       
           
    Тот, кого он предназначал в слуги. Дерек. Слуг и механизмов, безоговорочно и точно исполняющих его волю, что призрачных, что обладающих физическим телом: живым, мертвым или механическим, у Райвана было более чем достаточно, и на этот раз он не собирался препарировать волю найденыша, дабы в нем сохранилась вся возможная самостоятельность и свобода выбора. Не зря же говорят, что порабощенный дух не способен на истинное творчество. А Райвану нужен был настоящий творец, способный удвоить его силы в борьбе за единоличное господство в Ирайе. При сканировании Дерека выяснилось, что искра его духа может разрастись в настоящий костер или даже пожар, так что для собственной безопасности Райвану оставалось либо тотчас даже не убить Дерека, а развоплотить его, либо взять с него ученическую клятву. Клятву предвечным Хаосом, нарушить которую – развоплотить себя собственноручно, причем, не с момента ее нарушения, а с начала времен, отменив все события, что с тобой хоть как-нибудь связаны. Ученику была предоставлена об этом полная информация, но уже после произнесения клятвы.       
           
    Дерека тогда власть не интересовала. Совсем. Ему гораздо интереснее было узнавать все новые грани Полного Мира, Мультиверсума, в котором есть место не только всему, что ты можешь помыслить, но и всему, чего ты помыслить не можешь. То самое бесконечное множество, больше которого – нет. Власть над своим разумом, творческой фантазией, снами и грезами, плавно перетекавшая во власть над окружающим миром – мыслей, снов, грез и, наконец, плотной реальности... стихии, силы, формы и символы... уже в первый год обучения Дерек понял, что предыдущие двадцать два года он не просто спал, а спал почти без сновидений.       
           
    Райван же все чаще удалялся из своего средоточия, дабы приводить к покорности собратьев по ремеслу, а непокорных – отправлять... на перерождение. В лучшем случае. Естественно, сильные маги не собирались кому-либо подчиняться, кем бы он ни был, не то, что Райваном – да хоть богом! То в одной, то в другой части света разгорались локальные магические войнушки, от которых мирное население или гибло целыми городами и селениями, или превращалось в монстров. Естественно, терпению народному пришел конец, и не обладающие серьезными магическими талантами люди возопили к богам.       
           
    Элим и Лами, до этого вполне удовлетворенные паствой, все же, при отсутствии конкурентов этот мир, найденный ими пару эонов назад, был роскошным выпасом для двуногого скота, после того, как Райван вошел в силу, серьезно обеспокоились. Нет, к простецам они были столь же брезгливо равнодушны, как и маги, тысячей больше, тысячей меньше – никакой разницы, в годину испытаний приносится даже больше молений и жертв, нежели в мирное время, но Райван, скопивший просто неприлично много силы, становился опасен для них. И супруги, не медля, стали решать этот вопрос.       
           
    Первый подготовленный и экипированный ими убийца магов погиб, не дойдя до Райвана пол-континента. Просто человеку, даже сильно измененному, иногда требуется сон, а во сне... А во снах не было никого на Ирайе сильнее, чем Райван. Ну, исключая самих богов, но не могут же они постоянно пребывать со своим паладином... и хватило нескольких минут их отсутствия, чтобы не только исторгнуть душу из тела, но и забросить ее в необозримые дали. Боги подумали – и подготовили сразу много убийц, наделив их подходящими артефактами. Чуть больше ста паладинов погибли до выступленья в поход. Тридцать восемь – в походе, причины были многоразличны, но основным был "сонный удар". До Райвана добралось пятнадцать. Но и Райван был не один. Даже если сбросить со счетов вызванных им элементалов и поднятую нежить. Те маги, которых он привел к покорности, безропотно встали на его защиту. Тогда и Дереку в первый раз пришлось драться не на жизнь, а на смерть. Трое вассальных магов погибли, еще один необратимо лишился дара, Райван, Дерек и еще один маг были изранены и истощены магически. Прямо бери их тепленькими...       
           
    Но все остальные обладающие даром, проявив завидное единение, встали на их защиту. Ведь если боги уничтожат сильнейшего из них – что тогда остается тем, кто слабее? И чаша весов снова пришла в неустойчивое равновесие, полторы сотни магов против двух небожителей – это было серьезно, и грозило стереть в прах весь этот мир. Эрмино Небо-в-Котомке, Киф Каменный Ветер, Мелея Тихая Смерть с учеником Пекрито – все они, ранее осуждавшие Райвана Убийцу, присоединились к нему, заключив союзнический договор. А Элим и Лами создали и вручили своим жрецам артефакты, основной функцией которых было уничтожать не магов, а саму магию.       
           
    Как они собирались при этом сами остаться в живых – неизвестно, и на вопрос этот вряд ли когда-то найдется ответ, тем более что в результате всем известных событий на Кугро эти хреновины оказались необратимо разрушены. Многие маги, в том числе Эрмино и Мелея погибли, Киф пережил какую-то жестокую личную трагедию и удалился в никому не известную местность, Пекрито пришлось преобразовать себя в лича, а легче всех отделался Дерек: внешность – не самое главное для мужчины, и, тем более, мага. Что же касается Райвана, то после достопамятной битвы против божественных супругов его нельзя было найти ни среди живых, ни среди мертвых.       
           
    Как бы то ни было, с этого момента маги начали обращать пристальное внимание на простецов. Магократия со всемогущей Тайной службой не стала, стараниями Дерека, ни жестко пирамидальной, ни чисто карающей структурой государства. Альфар Первый не был магом, как и его потомки, мало того, он издал указ, что никто из имеющих магический дар выше знахарского не может ни занять императорский трон, ни получить любой министерский портфель, кроме как главы Тайной службы. А глава Конторы не менялся в Империи уже более трехсот лет. И ни один из министров, промелькнувших за эти годы мимо доброжелательного взгляда сапфирового артефакта, не осмелился отступать от рекомендаций Конторы. Ибо чревато. На местах же власть Тайной службы представляла ризому, ибо низшие и средние слои населения были скорее за нее, чем против.       
           
    Благосостояние метрополии нарастало именно за счет крестьянского и ремесленно-купеческого сословия. Маги делали вид, что не вмешиваются, управление было таково, что простецы его почти не замечали, а то, что было у всех на виду, представлялось благодеяниями. Бесплатные три класса грамоты давали столь необходимые умения читать, считать и производить бытовые и оздоровительные малые заклятия всем, кто захочет их освоить. Причем, каждый урок сопровождался завуалированной пропагандой против местных божеств. Это создало столь широкий слой местного варианта даже не атеистов, а антитеистов, что даже непонятно, почему божественная чета не начала снова качать права, а притихла, как мышь под веником. Впрочем, как она притихла – я уже убедилась на примере тайного святилища в Тенистом Логе.       
           
    Да, здорово Дерек рассказывает, аж заслушаться можно! Вон, не заметила, как местную птичку-страуса под его россказни съела, и, что еще менее простительно, выжрала поллитровую бутылку чего-то вроде хереса, и теперь меня плющит со страшной силой. Даже отрезвляющее заклинание не работает. То есть, срабатывает, но не отрезвляет. А вино оказалось непростое, с магической закладкой, и весьма хитрой, мягко и ненавязчиво закрепляющей точку внимания в положении "во хмелю", после чего рассеивающейся без следа. Ну, пьяная – так пьяная, что я, в этом состоянии не соображаю? Да весь Средьмаш и до перестройки, и после нее жрал нипадецки, особенно атомщики, и ничего, почище трезвых японцев работали! У косоглазых вообще до сих пор цезий-137 в Тихий океан тысячами тонн хлещет! То есть пета-беккерелями... Да, у каждой цивилизации свои проблемы... Но теперь-то моими неприятностями являются проблемы не Земли, а Ирайи, так что не о цезии думать надо, а обратить внимание на некоторые умолчания Дерека нашего, свет, Эльхемского... Особенно то, как он обошел участие во всей этой мутной истории своего "брата", давшего начало императорской династии и объединившего разрозненные государства не столько силой, сколько обещанием – кстати, выполненным, пример остальным государственным деятелям! – порядка, стабильности и процветания. Порядка... зацепка?      
    
– Дерек, – спрашиваю. – А тот "селянин", который тебя сюда забросил, он с тебя ничего такого... не спрашивал? Ну, подать, донести, замочить кого-то конкретного?    
– Нет, – смеется Дерек. – Мочить, особенно конкретного, не требовал. Да и подавать ему ничего не нужно, он же, вроде как... бог! Не как Создатель, конечно, но и не как местная семейка паразитов. Ага, значит, насчет "донести", и в обоих смыслах, промолчал. Уже что-то.    
– Погоди, – говорю. – Боги, они тоже разные бывают. Ну, темные, светлые... серобуромалиновые. Твой из каких?    
– Светлый, конечно! – оживляется шеф. – Абсолютно! Волосы как снег, одежды как небо.    
– Беловолосый, – тяну, а про себя отмечаю, что небо может быть абсолютно любого цвета, в зависимости от погоды, времени суток, подсветки и находящихся в атмосфере посторонних примесей. – А вот меня пихнул в чужое тело брюнет с модной недобритостью на щеках.    
– Ну, конечно! – даже не напрягся, ждал этого. – Ты ведь русская, а русские всегда с темными силами дружат.    
– Как Альфар Первый? – спрашиваю. – Как его на Земле звали, а? И кто из вас своему покровителю нос натянул, что вы столковались?    
– И откуда ты такая дотошная на мою голову взялась? – притворно вздыхает шеф. – Не из КГБ?    
– А что, есть с кем сравнивать? – что-то я зарвалась, право слово, трехсотлетнего мага, главу Тайной службы, и собственного шефа с пристрастием допрашиваю... – Альфар? Кто-то после него?      
    
– Альфар был никто, фантик, пустышка! Поляк надутый! – и осекся. Потом, словно не было прокола. – Я его создал, можно сказать, из ничего, из болтливого ничтожества. Ну, Райван, конечно, сперва в него много вложил... Но вся эта империя, то, что ты видишь, весь этот порядок, государственные и социальные структуры... это моих рук дело, моего разума, труда, и вот этим, – он указал на шрам. – Тоже заплачено. Ты думаешь, если я во главе, и не суюсь в каждую заваруху, если у меня индивидуальная защита сильнее, чем у иного фамильного замка... меня не пытались убить? Да я себя трижды поднимал чуть не со смертного одра! А как тогда было, когда божественные артефакты рванули, знаешь? Этот идиот бездыханным валяется, куски ребер из груди торчат, а у меня пол-лица в мясо, только кровь остановил, и к нему. Тело мертво, душа рядом торчит, как дурак на базаре, а что сделаешь, когда от сердца и легких один фарш остался? Я повернул время! Да! Можешь не верить! На крошечном участке, размером с гроб... а чувство, будто Вселенную на плечах тащишь... Ну, там еще много силы было разлито, и хаос в течениях вероятностей был, но ни одной вероятности, чтобы и магия осталась, и Альфар не попал под раздачу, так что работал я непосредственно со временем. Ты бы видела, как тело назад собралось! Над живым так нельзя – умрет, а мертвому время вперед, время назад – не критично. Как душу назад привязывал – уже не помню. Так представляешь, эта сволочь на следующий день уже парад устроила, победителей, чтоб его... А я полудохлый в шатре валялся, он ко мне только через сутки удосужился заглянуть – не пора ли на погребальный костер отволочь...    
– Так Альфар Первый, что, нежитью был? – да все я поняла, но придуряюсь.    
– Сказку про живую и мертвую воду знаешь?    
– Да.    
– Так вот: это – не сказка. Но не знаю, что было бы лучше...    
– Да, действительно, что ты к нему привязался, неужели дураков-солдафонов мало, чтоб ими рулить? Был бы не Альфар, а какой-нибудь Бренак или Тарпен Первый, какая разница?    
– Разница принципиальная. Но это не твоего ума дело. Тебе же что сказали?    
– И что мне сказали? – недоумеваю.    
– Что ты должна сделать, неужели забыла?    
– Да, действительно, что? – говорю я, и прямо-таки физически ощущаю, как он пролезает своим вниманием мне в мозг.  
           
    Ну, и голова зверски кружится, так, что глаза лучше закрыть, а то вовсе вырублюсь. Как там лезет корова на березу? Да, за яблоками. А там что-то длинное, зеленое, на стене висит и пищит. Это колобок удавился. Хоронили его в глобусе, внутри, а там Мак Сим Саракш разоряет. Ну, я пепелац нашла, только Нео говорит: спички нет. Но есть нарезной батон, я из него бегу и стреляю, а он все никак не кончается, впереди фантомный мост, на него выполз первый снег, а у меня в руках только взрывпакет акций. Тут шавка-невидимка как мне под ноги кинется! Что ж ты, радемый, меня на пол уронил? Мне уже пора к подушке зад привязывать, то есть, нет, подушку... или пАдушку? Если падать на нее – то она пАдушка, а если нет... ты сам-то не падай... Дерек! Проснись! Я больше не буууду!       
           
    А если буду? А откуда мне знать, буду я или нет? И откуда я знаю, была я мгновение назад, или мне это только кажется? Может, я только мгновение назад, такая умная и красивая, возникла из небытия и через мгновение... стоп! Нет, не так. СТОП! Кончай рушить картину. Когда-то, давно и неправда, это было моим спасением, никто не мог уличить меня во лжи просто так, без доказательств, а когда они возникали, им находилась туева хуча объяснений, и все были равновероятны... Что следак, пытавщийся выбить из меня показания против моего бывшего директора, не повесился – я в этом не виновата. Я очень старалась. Но Дерек – это же не следак. Его сил вполне хватит на то, чтобы, поверив, изменить, хоть и локально, мировые течения вероятностей, и сотворить здесь нечто близкое к тому, что помыслилось. Особенно, учитывая умение работать со временем, что в сумме дает... плетельщика. Плетельщика, создавшего самосбывающееся пророчество, которое привело меня на Саракш... тьфу, на Ирайю. Если посмотреть, кому от этого выгода, то мотив есть только у него...       
           
    И что с ним сделаешь? Все уже совершилось. Спи теперь, моя радость, усни, а вот я как раз протрезвела. Возьму бумагу и карандаш, и буду описывать процесс изготовления огне-маго-упорного материала для кораблей, на которых твой спецназ пойдет громить Кугро. Не потому, что мне это очень надо, а потому, что временной паттерн должен завершиться, иначе возможны вариативные повторения.      
       
       
    

Глава VI. Прощание.

       
               
    Закончив выкладки, я свернула шесть листов в трубочку, связала огрызком веревки от давно занявшей место в моем безразмерном желудке колбасы, и, подумав, запихнула сверток спящему Дереку под камзол. Попробовала за обшлаг рукава, но глубины не хватает, а вот между пуговицами на застежке – самое место. Меня, правда, когда руку приблизила сантиметров на тридцать, сперва слегка дернуло, как током, и защипало кожу – охранный периметр, надо же, но я подождала – и он разобрался, что ни непосредственной, ни отложенной опасности в свертке и моих помыслах нет, и пропустил. Второй раз подобное повторилось, когда я прикоснулась к одежде. Надо же, какие интеллектуальные штучки! И это помимо того, что на стенах комнат и входах-выходах стоит многослойная защита, не видна, но чувствуется каким-то душноватым металлическим привкусом на границе сознания. Пропихнула бумажки поглубже, полюбовалась на безмятежную физиономию спящего шефа – а он ничего так, если на время забыть, какая сволочь. И не видеть ни его живой глаз – водянисто-голубая радужка и выражение, как у дохлой рыбы, ни артефактный – полное впечатление, что общаешься с киборгом.       
           
    Я тоже прилегла на ковер. А что – тепло, сухо, сквозняков нет, но воздух свежий – чего б не поспать? А то я в последнее время как мокрый сахар – не высыпаюсь. Вырубилась раньше, чем руку под голову сунула. Ну и, конечно, да, я ожидала этого – гребаный туман. Кому не спится в ночь глухую? Известно кому, Аре. Вон, маячит в тумане, задом ко мне.    
– Эй, мастер пепка! Что попой повернулся, черную мессу служишь?    
– Не понял? – эк он быстро в этом тумане перемещается... неорган хренов. Только маячил вдалеке – и уже нос к носу.    
– Спрашиваю, что ты там, на Ирайе натворил, что тебе черноту приписали?    
– Это смотря кто приписал, – слишком спокойно реагирует, жаль.    
– Да тамошний главный особист.    
– Дерек? – довольная улыбка. – Обидели юродивого, отняли копеечку, – пропел козлетоном. – Не дали патрона к власти привести.    
– Райвана?    
– Райвана не трожь. Мужик сделал все, что в его силах и даже чуть больше. Артаса.    
– Ой, как интересно! Артас – это же король-лич из Варкрафта, есть даже песенка "лич кинг прикольный парень был, но гейский паладин его убил".    
– Ага, убьешь его... Но нагнули изрядно. Что интересно, это сделал человек, и не попаданец, а местный. Вот оба и бесятся – и хозяин, и слуга. Самое смешное даже не это – Райван так и не понял, кого это он натянул... перед смертью. Теперь эта шайка втроем пытается "отыграть назад", ан, время ушло и оружие утрачено.    
– Это те хреновины, что должны были уничтожить магию?    
– Не только, но и второе не лучше... Там было Зерно Хаоса. Уж они бы с ним такого наворотили... Но получилось, как в анекдоте: один шарик сломали, другой потеряли. И к счастью. Осталось выдавить из Ирайи остатки их присутствия. Хаос...    
– И тогда настанет порядок?    
– Вот именно. Нет, я не против Дерека, он сейчас на своем месте, но и воли ему особенно давать не стоит. Собака хороша на цепи, а крокодил – в огороженном бассейне.    
– Значит, зря я ему оружие против Пекрито сделала? Наверно, надо было пиратов поддержать?    
– Пиратов? Романтично. А ты знаешь, что бедненький Пекрито – некромант и зомбодел? Что он за свою жизнь народу уничтожил больше, чем погибло при бомбардировке Хиросимы?    
– За триста лет сто сорок тысяч? Ну, ладно, увеличим вдвое, учитывая неучтенку... По тысяче в год... это даже не смешно, больше погибает на МКАДе. А сколько убито в Первую Мировую войну? Более пятисот тысяч солдат и офицеров, как минимум – точного числа нет. Сколько во Вторую Мировую? Пятьдесят четыре миллиона только погибших на полях сражений, без мирного населения. Смекаешь, как говаривал Джек Воробей? Так вот, а мое оружие – это даже не Хиросима. Никому я его не дала, успокойся. А Дерека снабдила технологией огне-маго-устойчивых материалов. И воюют пускай по-старинке, канхагами да файерболами. Я отчиталась, все. Отвянь, дай мне хоть раз нормально выспаться.    
– Ну-ну, спи... – протянул А.М. – Кстати, меня тут одна старуха просила тебе передать, а то она в конторские катакомбы до тебя достучаться не может. Твою мать... э... то есть Хюльдину... судить будут, по законам военного времени, да и трансвеститка одна подставилась по полной программе... Так что, если захочешь вмешаться...    
– Ты поможешь?    
– Нет, конечно. Но вмешивайся, я разрешаю.  
           
    Проснувшись, обнаружила, что лежу, крепко зажатая в объятьях, так, что не двинуть ни рукой, ни ногой. Судя по тому, что как в одежде завалилась, так и осталась, никто на мою, кхмы, честь не покушался. Уж не знаю, с чего на шефа нашел такой стих, но среди ночи он подгреб меня под живот, как дите – плюшевого медведя, и зафиксировал по рукам и ногам. А теперь еще и сопел, довольный, в макушку. Хотя, признаться, захват хорош – и не дернешься, и защита работает на двоих – я-то, дурища, не ставила... Хотя тут, судя по всему, не Лубянка, возможностей отдать концы гораздо больше и они разнообразнее. А уж милый гадюшник Средьмаша вообще детсадом покажется, со всеми их изотопами без контейнеров в неучтенных местах.       
           
    Но, однако, пора вставать, уже вовсю солнце светит. Если Арагорн не соврал, а ему нет никакого резона, то надо рвать когти к порталу, и выручать двух ни в чем не повинных дам. Что Кутха невиновна – это точно, а Ларут, если и виноват, то в излишней доверчивости к людям. В общем:
– Дерек, подъёооом!
Проснулся, но делает вид, что спит и не слышит.
– Руки разожми, дылда немецкая!
– Дилдо? – смешок.
– Да что хочешь, только вставать пора! И мне – гнать в Гнездо Виверны. Там, чую, с моей семейкой не все в порядке.
– С твоей? Но ведь...
– Да, я родилась не там, – тяну настолько занудным голосом, что у самой зубы свело. – Но сейчас это моя семья, и заботиться о ней – мой священный долг.
Ага, что такое долг, он понимает, уважает и все такое. Продукт куцей западной культуры. Если бы я сказала, что привязалась к ним, как к родным – элементарно не понял бы, а так – даже не возмущается, что к порталу несусь, а ведь переброска энергии жрет – закачаешься. Это почти как самолет главы государства в личных целях использовать. Сам настраивает. А вот это – фигвам, еще куда-нибудь не туда забросит. Подхожу, проверяю. Понимаю, что с этой конструкцией мне не один час разбираться, и требую с него малую клятву, что этот перенос будет именно в крепость "Гнездо виверны". Он смотрит на меня, как на чокнутую, но клятву дает. Да, в последнее время у меня обострение паранойки, и есть с чего.       
           
    Шагаю под льющееся с потолка сияние, несколько мгновений "падения" – и я в центре базальтового круга родной крепости. Встречает меня незнакомый парень с сержантскими нашивками и в зачарованной по самое нехочу кирасе. Интересное тут производство, в основном, штучное, из всех металлических изделий штампуют только гвозди (плоские), да еще солдатские миски и ложки, из магоемкой продукции – кристаллы к канхагам и махагам явно стандартизованы, зарядники к ним... а остальное – хрен разберешься с первого взгляда, как сделано, хорошо хоть, все больше заклинаний плетется на рунической основе, реально прочесть без полного "дезассемблирования". Вот и то, что у парня на кирасе наверчено – без поллитры не разберешь, а с поллитрой – не одного часа, а может, и дня дело. И парень серьезный, приметный, но ни в обороне, ни после нее я его не видала.       
       
– Эдлэ... – делаю вопросительное лицо.    
– Марен. Марен из Эсве, вэль Хюльд, - вытягивается передо мной.    
– Вольно, – говорю. Собственно, не будь я магом, он был бы для меня старшим по званию, но в ситуации "сержант не-маг и капрал-маг" маг выше. – Я не заметила вас при отражении атаки тварей, вы прибыли недавно?    
– Точно так, вэль Хюльд. Из "Свиного копыта".    
– Много тварей на вашу долю досталось?    
– Да хватило, но у вас, конечно, больше...    
– Потери?    
– Гарнизонных немного, а в карстах селяне все до одного погибли, у них и оружия почти не было, только у тролля брети переносная...    
– Т`кхир? – неприятная догадка резанула по нервам.    
– Да, а что, знакомый?    
– Он меня, еще мелкую, к потолку подкидывал.    
– Погиб... – Марен сочувствующе вздохнул. – Жижей от мертвых тварей залило, заживо в этом... сгорел...    
– А его дочь, внук? Крипина, а вот как мальца нарекли – не знаю.    
– Какая-то тролльчиха по Копыту металась, все порывалась со стены соскочить... не ваша?    
– Не знаю, буду выяснять. Еще новости есть? Много я пропустила?    
– Да так... – морщится. – Комиссия лютует. У вашего Ларута все бумаги перевернули, теперь на складах роются. Наблюдателей местных, из помощников, в подвале закрыли, вроде, не под арестом, а типа того, что "от возмущенного населения их прячут". А какое оно возмущенное – все на их стороне. Не нравится мне это!      
    
– А что они говорят насчет причины "возмущенности" этого "населения"?    
– Ну, как – что? Проворонили тварей... оттого подготовиться никто не успел.    
– Да... плохо, что Т`кхир погиб, в любом смысле плохо. Хотите мне помочь? Кажется, я знаю, как доказать их невиновность, но мне нужен свидетель.    
– После полудня смена караула, так что могу... сопроводить.    
– Хорошо, – говорю. – И второго кого-нибудь позовите, для полного комплекта свидетелей.    
– Можно! – обрадовался Марен. – А кого лучше?    
– А кого-нибудь из комиссии...    
– Ох, вэль Хюльд, удружили! – оживился Марен. – Я уж думал, придется ради справедливости приказ нарушать, и молчать о нашем разговоре.    
– А, – машу рукой. – Молчать о том, что говорится здесь, бесполезно. Наверняка где-то во-он там, – указываю на потолок. – Плетение или артефакт стоит и все запоминает. И хорошо, если не в реальном времени конторским стучит, хотя, учитывая, что они сейчас в бумагах роются... нет. Пожалуй, просматривают записи раз в день и в ускоренном режиме. Так что уж отвлеки одного из них от проверки и приведи к запруде у кузни. Да, знаю, разрушенной запруде у разрушенной кузни... После полудня, но до заката.  
           
    Когда к запруде подошли эдлэ Марен и вэль Игнер (а еще взвод стрелков с канхагами рассредоточился по руинам кузни, выбирая места, откуда меня удобнее взять на прицел), я уже немножко побеседовала с рекой. Но лучше расскажу по порядку. Руины и разбитая запруда не прибавили мне оптимизма, но, по крайней мере, у нас никто серьезно не пострадал, а отстроиться заново, имея в семье трех здоровых мужиков – не проблема. Сбросила куртку и полезла в воду. Убрала с развалившейся запруды разбитое в щепу бревно и доски, которые едва держались и могли в любой момент поплыть по течению, потом устроилась рядом с остатками стенки, почти как в ванне, и слилась сознанием с рекой.       
           
    Отклик пришел сразу, речка словно ждала моего прихода. В ее сбивчивых мыслечувствах я уловила дикий восторг, какой на Земле испытывают мальчишки после просмотра крутого боевика с роботами-трансформерами, звездными войнами и нашествием зомби в одной серии. Сбивчивая и захлебывающаяся от полноты чувств "речь" струй, мгновенно сменяющиеся и наслаивающиеся друг на друга образы, общее взбудораженное состояние. Если выразить это одной фразой, она бы звучала так: "Это было круто, что ты не радуешься?!" Я мысленно хмыкнула и пустила образы смерти, разрухи, погибших и увечных людей. Река моментально ответила: "Все люди смертны". – "И притом внезапно смертны", – ответила я и показала обезлюдившие поселки, разрушенные крепости, тоскливый и долгий, серый и печальный вечер, позднюю осень, дождь, потом зиму, снег, и из года в год каждый день одно и то же. "Хочешь?" – "Нет!" – "А ведь будет! Признавайся – ты пропустила тварей по дну, ты помогла им незамеченными подойти к поселку и крепости?" Смущенное: "Да". – "И что теперь с тобой делать?" – "Развлекать?"       
           
    Да, а еще поить, кормить и танцевать... Река ведет себя не только, как ребенок, но еще и как избалованная девица. И это смертельно опасно для всех жителей черного буфера. Вспомнилось дофига эпизодов, как дети ломали бабочкам крылья, затискивали до смерти котят, заигрывали маленьких собачек, как великовозрастные дуры загоняли на покатушках лошадей, как умирали засунутые в "барбины домики" мыши и хомячки, как иссыхали в неприспособленных условиях черепахи... загнивали кактусы и засыхали фиалки... и все это с ярким, просто пронзительным чувством сожаления и дыхания пустоты... Река притихла, даже водопад с развороченной запруды стал тише и глуше. "Не надо..." – "Чего не надо?" – "Не умирайте все, это скучно". – "Мы можем и просто уйти, живи-теки одна, дружи с рыбами и зверями". – "Нет! Не надо! Не хочу одна!" Обычная детская истерика... Но вот теперь можно и договориться.       
           
    Вылезла из реки, не чуя от холода ни рук, ни ног. Как раз переговорщики подошли. Спрашивают меня, что я тут в одиночестве делала, а я говорю: "Отойдите от берега и не пугайтесь". И тут подымается над запрудой "дева вод", не полностью, правда, тело только до пояса сформировала, но уж такое, что большинство мужчин слюной изойдут, не посмотрят, что девица из воды слеплена. Повернулась к ним, и заявляет: "Звери с той стороны по моему дну прошли, я не мешала. А если хотите – ни одна тварь не посмеет ко мне в воду сунуться! Я такое могу!" Конторский хмырь на нее смотрит искоса, оценивающе так, и спрашивает: "Ведь не даром? Что ты хочешь за это?" Река, изгибаясь всем телом: "Развлекайте меня! Мне нужны песни. И сказки. И чтобы певцы и сказители сидели на берегу, и переживали все, что поют. И чтобы девушки и парни танцевали и любили друг друга – тут, рядом, у воды и в воде... да, так! И чтобы ни одного дня без песни, или сказки, или истории!"       
           
    Я подождала, послушала, как они торговались – конторская крыса отжал у реки еще и оповещение в случае, если заметит в своей долине какую-либо опасность, а река – народные гульбища на своих берегах трижды в году. Посмотрела, как скрепили договор клятвой... Машинально сгребла щепок и запалила костер. Солнце ушло за горизонт, становилось сыро и холодно, а я после "купания" одежду как следует не просушила... Потом мы со взводом бойцов из Свиного Копыта вернулись в замок, а конторские выпустили мою мать и еще троих наблюдателей. Весь следующий день прошел под знаком счетов – пришлось влезть в бухгалтерию. Тут мне, кстати, ничего не улыбнулось, Ларут действительно перерасходовал гарнизонную казну и влез в долги, но именно это помогло крепости выстоять при недавнем прорыве, ибо неизвестно, смог бы гарнизон отбиться при ограниченных запасах кристаллов-накопителей. Я, в конце концов, сбила только острие атаки, основное совершили простые воины с канхагами и брети. Так что отчет обо всем этом был составлен и отправлен в Контору. Сама комиссия после этого передислоцировалась в крепость Тенистого Лога – там четвертые сутки ждал расследования своей боголюбивой деятельности капитан Фарен.       
           
    А мы, наконец-то, смогли отправить в последний путь погибших защитников крепости. Не скажу, чтоб это было "мрачно и торжественно", но обыденным оно точно не было. Я сделала так, чтобы тела, до этого пролежавшие не один день в заморозке, сгорели быстро и без малоприятных для зрителей эффектов. С огнем мое сродство после общенья с рекой лишь окрепло. Если раньше я любила поплавать, как только удавалось добраться до более-менее чистого водоема – и меня из него было лебедкой не вытащить, если, даже стирая белье, машинально играла с водой, то теперь пришло отрезвление и сопутствующий ему сухой рисунок действительности, словно кто-то на расплывчатой акварели сделал чертеж рейсфедером. Понятно, четко, никаких сантиментов...       
           
    На капитана Ларута было больно смотреть. Кто ему Кагар – ведь не только денщик, верно? Но и на любовника непохоже, потому что у тхайен обеты – первое, да и сильно измененная физиология – второе, вообще неизвестно, женские органы какие остались или нет. Стало быть, близкий друг или что-то вроде того. Но напился капитан от души, не то, чтоб до соплей, а до остолбенения какого-то. Сидит, молчит, глаза в кучку, и ни рукой, ни ногой не двинет. Был бы женщиной – заплакал бы. Был бы мужчиной – стал бы буянить, мебель посек, меч испортил, морду кому-нибудь набил. Но он же себя контролирует так, что ни лишнего взгляда, ни лишнего слова, ни лишнего чувства наружу не выпустит. Жесткие требования и самодисциплина с раннего детства, это в нем явственно чувствуется. Собрат по несчастью. Сажусь рядом, наливаю себе. Молча пью.       
           
    Ларут смеривает меня мутным взглядом, кивает. Потом, собравшись с мыслями:    
– Вот вы, маги... да... сильнее нас, выше. Ага, выше, чего бы там вы сами ни говорили... если ты сильнее – легко быть великодушным...  
Хмыкаю.    
– Сильнее или нет, а без простецов может прожить, от силы, десяток из нынешних магов. Остальные зависят от вас не меньше, чем вы от них. И в этом случае спорить, кто главнее... не стоит.    
– Не стоит... да, конечно. У вас сила, власть, а мы что – букашки... Вы живете долго, как альвы... пока вас не убьют... а вот такие, как...    
– Кагар.    
– Да! – Ларут упирается кулаками в стол и встает. Качнувшись, находит другую опору, уже вертикальную – стену. За нее и держится. – Он тебя спас, да, столкнул на лестницу. Сам погиб. А убить должны бы тебя! Ты одна там на крыше светилась!    
– Ага, – соглашаюсь. – Прогуливалась, дышала свежим воздухом. Непонятно только, кто первую волну тварей положил. Видать, сами сдохли, со смеху! Глядя, как людишки без мага пытаются крепость оборонять.    
– Мммм... – Ларут опускает глаза, хватается за столешницу и старательно ищет ногой запнутую под стол табуретку, потом, отчаявшись, садится на стол. – Прости. Я дурак... Но ты пойми...    
– ?    
– Нас учили – знаешь, как учат детей в Хапренернауте? – ага, ну, наконец-то пошел разговор по делу. – Нас учили, что душа доблестного после смерти растворяется в Свете, а труса – во Тьме. Без остатка. Так вот, я думаю... да, думаю... а какая разница? Какая разница, краххачан сварчгах, Тьма или Свет? И каково нам – живым... пока живым... понимать, что Кагар... что таких, как Кагар – уже нет... совсем нет, понимаешь? И ссал я с горы на Свет! И на Тьму! Если таких, как Кагар, уже нет!      
    
– Ларут, – говорю я. – Ларут, погоди. И послушай меня. Ты помнишь, что я сражалась не одна.    
– Да, Хюльд... и не говори – "сражалась", ты не баба, ты как мужчина... С тобой было два демона? Или шамана?    
– Это духи моих предков. Всех орков оберегают предки, и даже если в тебе не так уж много орочьей крови, и даже если просто приняли в род... ну, понял, да? Так вот, если живешь правильно, если не предаешь свою кровь, свой род – они тебе помогают, они приходят, чтобы тебе помочь. Знаешь, что это значит?    
– Они не растворились... они стали демонами?!      
– Сам ты демон, Ларут, дурья башка... Я о том, что Кагар – орк, и он точно в детстве не жил в Хапренернауте! Он будет помогать своему роду, а потом в нем же и возродится. И мертвые предки будут уже ему помогать. Это же просто... даже орку понятно.      
– Хюльд, почему я не орк? – может, я ошибаюсь, но, кажется, еще немного – и будут пьяные слезы. Нет, сдержался...      
– Ну, в общем, эдлэ, ты подойди к моей матери, поговори, она, все-таки, шаман, знается с духами. А я – только маг, многого не знаю.  
Ларут кивает головой, или просто отгоняет сон... нет, берет себя в руки, встает, провожает меня до двери.      
– Это... да, а она меня будет слушать? Я, все-таки, не из вашего рода...      
– Орки, – я гордо поднимаю голову. – Не заморачиваются человеческими предрассудками!  
И мысленно про себя добавляю: "у них и собственных хватает".  
           
    Через пару часов, потраченных на обдумывание вопроса, я начинаю рваться к переговорнику. Проблема состоит не в том, что меня не пускают, а в том, что пустить могут только по личному приказу коменданта, а Ларут дрыхнет пьяным сном. Еще где-то полчаса капитан приводит себя в порядок, унимая начинающееся похмелье различными элексирами, еще час ждем, когда освободится Дерек и соизволит со мной поговорить. Никто, кстати, в возможность этого разговора не верит до тех пор, пока раздраженное лицо бессменного главы всемогущей Конторы не появляется над переговорным "блюдцем".       
         
– Опять ты, Хюльда?      
– Опять я. Бумаги передал в лабораторию?      
– Уже в производстве! – у Дерека живой глаз сейчас на лоб выскочит, конечно, забавная ситуация сложилась: какая-то мелкая магичка некоронованного главу империи дрючит, но зачем же так удивляться?      
– Еще один вопрос. Местные религии. Я знаю, почему до сих пор культ Элим-Лами не изжит. Знаешь такую поговорку: "свято место пусто не бывает"?      
– Ну, это и до тебя было ясно.      
– Так нужно другой культ, что этот вытеснит.      
– Ага, и будет новых астральных паразитов плодить. Или предлагаешь, чтоб как у орков?    – Не претендую, – скромная я, да. – Чтоб наша, орочья традиция имперской стала, но учти, что и там, откуда ты родом, не только персонифицированные религии были. Конфуцианство помнишь? А мистические практики теософов?      
– Ты что, тут теософию возродить собираешься? – нет, все-таки западное мышление слишком линейно...      
– Не нужно ничего возрождать, дритт! – тут уже я закипаю, как тей-фре в закупоренной посуде: вот-вот и взорвусь. – Собери в Конторе пяток-другой шаманов, которые сами придут, а они пойдут, как только скажешь: "по просьбе Вийды", пусть исследуют верхние, нижние миры и пути душ. И пусть кто-нибудь конспектирует, что они увидят, в реальном времени. А потом напечатайте книжечки и ознакомьте как можно больше народу. Почему орки не религиозны? Потому что они не верят, а знают! Я все сказала, а ты поступай, как хочешь.  
           
    Дерек поджал губы, слушая мою гневную тираду, а потом качнул головой:      
– Ну, конечно, не все так просто... но рациональное зерно в этом есть. Благодарю, Хюльда. Сама поучаствовать хочешь?      
– Как получится. Вообще-то, конечно, хочу.      
– Ну, тогда жду тебя завтра. Кстати, а кто это – Вийда?      
– Вийда... Одна хорошо известная духам орка. Большего сказать не могу.      
– Ладно, пока! Завтра тебя с восхода до заката у телепорта будет ждать охрана.       
Сеанс связи закончился, туманный образ над блюдом исчез, и тут возникла заминка – Ларут стоял поодаль с отвалившейся челюстью. Видимо, столь неформальный диалог вогнал его в какой-то там диссонанс... а, ладно, переживет. Оно даже лучше – уважать будет больше. Вон, даже позволил зайти без дела в другую каморку, покрутиться у телепорта, изучая магическую часть конструкции. Видимо, считает, что я и ее решила улучшить, и вообще, смотрит на меня, как на аватар Мудрости, не иначе. Надо поскорей сваливать отсюда, а то загоржусь.  
           
    Вечером сижу дома, с семьей, в срубе, собранном "на живулю", и вместо окон в стенах пока просто прорублены узкие проемы. Дерево должно просохнуть – тогда братья переберут заново, сплотят и проконопатят. Пока и в этом пожить можно. Едим кашу с мясом, обсуждаем ремонт кузницы и песни-пляски у реки. Оказывается, Контора взяла это под контроль и послала к нам двух известных сказителей, которые, правда, еще в пути, а пока наибольшей популярностью у водной девы пользуется Натих, пьяница и похабник, но мужик с юмором и неиссякаемым запасом историй. Потом гуляем с мамой на приречных холмах, беседуя о судьбе и случайности... почему-то именно такая тема пришла, и она важна для обеих. Кутха знает, что я уезжаю, и духи сказали ей, что больше мы не увидимся. Мне жаль, но лучше, чтоб так: рядом со мной слишком опасно. Мать говорит: "Вийда, ты всегда на ветру! Твои крылья должны быть острыми, как у ласточки – и тогда тебя не догонят". Срываю лиловый цветок с резким, полынным запахом и прячу в карман... Пора собирать вещи.       
           
    На следующий день, с дорожным мешком за спиной, вхожу в портальную комнату. Коленки мелко и противно дрожат, а по спине ползет холодная капля. Ларут активирует рунные узоры, выставляет отметку на один из столичных пунктов прибытия – вчера было оговорено, который из трех. И я ныряю в переливающийся мыльный пузырь, украдкой кинув удвоенную руну райдо в южный сектор настройки, тем самым сместив пункт прибытия на несколько сотен километров к югу.       
           
    Йес! Жива. Свалилась метров с трех высоты, приложилась боком и рукой, но жива и здорова. Верно расчитала, тут ни холмов, ни леса, стало быть, впаяться телом во что-то твердое маловероятно, опасность одна – нет поддерживающего контура, могла распылиться нахрен, но, к счастью, уйма силы, вбуханной в нужные руны, сузила неопределенность места прибытия до размеров плотного тела. Перевернулась на живот, осмотрелась. Потом с коленок. Потом встала во весь рост. Выкинуло меня в чисто поле, вокруг – зеленые колосья какого-то злака, похожего на овес, а вдалеке, в жарком мареве полдня маячат крыши домов и частокол деревни. Прощай, Контора! Я тебя никогда не забуду, и, надеюсь, никогда не увижу! Дерек, хорошо, если ты сочтешь это случайностью, и не будешь искать виноватых... а меня – можешь искать. Я знаю, что сделать, чтоб у тебя это не вышло.    
       
       
    

Глава VII. Анабазис в Керемницу.

    
    
    От Конторы я убежала, никакой менталист не определит с точностью до километра, где я сейчас нахожусь, просто не тот уровень детализации, а вот проникнуть в мои мысли или подсмотреть и подслушать через меня саму – это под силу не только Дереку, а очень многим. У меня всегда есть против этого средство – то нагромождение образов, которое я прокачала через свое сознание, повергнув шефа в здоровый сон, но постоянно держать его невозможно, даже будучи сумасшедшей.       
    
    Откуда я его взяла? Да элементарно, Ватсон! Те вещества, что синтезируются у человека в мозгу, гораздо крепче любой кислоты и гашиша. На самом деле "психонавты" – просто ленивые самоубийцы, обогатители наркомафии. Любое "психоделическое" вещество – всего лишь инициатор состояния, а не само состояние! И употреблять его – расточительство собственного здоровья. Фиксируйте-запоминайте само состояние, сажайте на него метку – и все, готово. И не надо ничего курить или глотать. Говорите "розбуш" – ну, вообще-то можно любое слово сделать меткой – и улетаете в нужном направлении. В том же направлении улетит и крыша того, кто попробует выкачать из вас инфу. Он, конечно, постарается вернуть вас во вменяемое состояние, но, чем сильнее рванет (а он сильно рванет, поскольку вы будете сопротивляться) – тем скорее вы вылетите в противоположность несвязанным нагромождениям мыслей – бесконечную фрактально ветвящуюся паутину связей, не несущую нужного менталисту смысла. Вместе с ним, естественно, и он в этом увязнет тем больше, чем сильнее он как менталист.       
    
    Данная технология – не из хюльдиной памяти, а с Земли, из одного хитрого и закрытого НИИ, где отрабатывали технологии для нужд разведки. Она гарантировала невозможность результативного допроса под "сывороткой правды" и в 70-х годах использовалась при подготовке разведчиков. И то, что было в ней недостатками, впоследствии "зарезавшими" направление, стало в мире, где есть мозгокруты-менталисты, неоспоримыми достоинствами.       
    
    Но, как я уже сказала, перманентное сумасшествие мне не подходит, так что нужно нечто другое. Что ж, есть еще одна наработка с Земли, уже конца 80-х, создающая синдром множественной личности. Собственно, папаша у меня его инициировал еще в 12 лет, но подростковая психика крепче и гибче взрослой, так что результаты его эксперимента отличались от подобных, проведенных на взрослых подопытных. Как я уже упоминала, сперва был подготовительный период, во время которого создавалась общая дезориентация. Сперва тебя хвалят за одно, наказывают за другое. Потом тебя наказывают за то, за что раньше хвалили, а поощряют – за то, за что наказывали. После чего условия перемешиваются и случайным образом выбираются новые группы поощряемых и осуждаемых поступков. В результате где-то через год ты уже не понимаешь, чего, собственно, ждать от судьбы в лице родителей. Хорошо еще это сопровождать запугиванием значимыми для подростка страхами. После чего создается жестко травмирующая психику ситуация, от которой подросток может ускользнуть только одним способом. Сказать себе: "Это не я, это не со мной!" Тут и подсовывай ему то, что "не он" и "не с ним". И он начнет переключаться в это состояние всякий раз, как ему станет плохо, страшно или безвыходно.       
    
    Кратко скажу: меня обвинили в краже кошелька с большой по тем временам суммой в триста рублей у друга семьи. Ну, сами подумайте, если бы я их украла, разве пробыла бы я после этого хоть пять минут дома? И хрен бы меня отыскали. В те времена, когда крупа стоила от девяти до сорока копеек, на триста рублей можно было прожить как минимум год где-нибудь в заброшенной после хрущевских укрупнений деревне. Но я не то, что не крала, у меня до того треклятого дня о таком и мысли не возникало. И вот – обвинение, скандал, привод в детскую комнату милиции... мама плачет... отец приносит кошелек, говорит, что нашел у меня под матрасом. Я что, дура – если бы и украла, то вряд ли бы стала прятать в своих вещах. Сказала, но это здравое замечание вызвало совершенно неадекватную реакцию: "Так ты, оказывается, не в первый раз крадешь!"       
    
    Это сейчас я понимаю, что вряд ли в том возрасте меня посадили бы даже за настоящую, доказанную кражу, но тогда, не зная реального положения вещей, я представляла себе дальнейшую свою судьбу чем-то вроде четвертака на лесоповале или ежедневного избиения в карцере, где нельзя ни сесть, ни, тем более, лечь, потому что клетуха метр на метр на полтора и с водой по колено. Надо ли говорить, с каким наслаждением отец это мне расписывал?       
    
    Спас меня Гашек, точнее, его бравый солдат Швейк. Когда-то его "Похождения" были моей первой книгой, потом этот образ стал моим вторым я и перекрыл дорогу всем ужасам, которыми стращал меня отец. Широко открытые глаза дурака, дурацкие вопросы, от которых отцова ложь рассыпалась, как пшено из дырявого мешка, а, главное – незамыленный страхом и страданием взгляд, заново открывший мне мир – широкий, разнообразный, с огромным количеством лазеек и люфтов, в которые может ускользнуть не забитый страхом и ненавистью человек. В образе "дурака" я прожила, помнится, месяца четыре подряд, и напугала не только учителей, но и отца: все-таки он расчитывал получить абсолютно послушную, но умную марионетку, а не своевольного идиота. Потом я вернулась в свое обычное замкнуто-недоверчивое состояние, только ехидства в нем прибавилось. С этого момента переключения были полностью в моей власти, и уже не отец опускал меня, а я опускала его в кругу сослуживцев, не изображая – становясь на всю голову ушибленной идиоткой.       
    
    Так что сейчас я перехожу в состояние "дурака", временно забывая все знания, которые получили я или Хюльда, весь мой арсенал – природно-инстинктивная магия и "три класса сельской школы". Я даже не помню, как меня звали, ну, вот так по башке ударило... в черном буфере. Это объясняет и мою полувоенную амуницию, и определенные автоматизмы. А что нет пластинки, удостоверяющей личность мага... вряд ли в деревне ее спросят, а города и крупные селения буду огибать по широкой дуге. Да и беспамятность дурака вполне объяснит утерю документов. Ну, что ж, сейчас присяду в овес, сосредоточусь, перенесу внимание внутрь себя... "Брейк!". Вот и все. Метки – великое дело. И куда теперь мне идти? А, вон деревня... ну, что ж, добрые люди помереть не дадут.       
    
    Естественно, не дали. Только вот когда чистишь третий ящеречник за сутки, то начинаешь сомневаться в доброте этих добрых людей. Дело даже не в тяжести, липкости и плотности дерьма, смешанного с подстилкой, а в невероятной вонючести ящериного навоза, в этом смысле далеко оставляющего за собой и свиной, и гусиный. "Даже если духами обдать, все равно продолжает вонять", – всплыла в памяти строчка из блатняка, ну, да, личность "тупки" только его и воспринимает в качестве музыки. Была бы умной – знала бы: одной вонью другую не замаскируешь, разве что добьешься удвоенного поражающего действия. А если облегчить себе работу магией, то для этого нужно выходить из образа ушибленной на голову магуйки, забывшей, и как ее зовут, не то, что какие-то энергетические конструкции и руноскрипты. Вот и пришлось на третьем сарае уже потихоньку заливать силу в ноги, руки и спину, надеясь их не сорвать. Когда показались первые звезды, я закончила с ним, а физических сил хватило ровно на то, чтобы поставить лопату и разогнуться, держась за плетень.       
    
    Нет, я понимаю, что даже после того, как вымылась из прозеленевшего бочажка, я совсем не ландышами пахла, и сама бы себя я в дом и на порог не пустила, но гнать за частокол на ночь глядя... это воняет не только дерьмом, но и подставой. Есть же, в конце концов, и сараи, и сеновалы, можно просто на улице устроиться – но внутри поселения. Хорошо хоть, расплатились сполна – шмат копченой ящерятины, четыре серых мягких лепешки, мешочек чего-то вроде недробленого овса и – о, счастье! – сухофрукты, по вкусу напоминающие ягоды белой шелковицы, то есть сладкие до безумия. Вышла из деревни, забралась на пологий то ли холм, то ли курган. Ну, вот сейчас самое время мертвякам на меня полезть, как там в фэнтези пишут.       
    
    Интересно, насколько быстро я смогу поставить щит... ах, да, я этого сейчас "даже не помню", а уж серьезные манипуляции с энергией просто проорут всем менталистам Конторы – "вот она, ату ее!" Значит, будем защищаться как-нибудь иначе... Смерть – распад и разделение, немертвые – те, кто остановлен на этом пути магией: плетениями или вязью. Зомби и костяки – элементарными, которые реально разрушить энергетическим ударом в слабое место. А если я его не увижу? А если будут некроконструкты или модификанты? Нееет, сваливать надо. Пускай внизу гнус, туман и сырость, но намного безопаснее. Чем безопаснее, интересно? Если из кургана какая-то дрянь вылезет, ничто не помешает ей спуститься вниз и поиграть со мной в догонялки в тумане. Интересно, что это за странная интуиция меня с холма спуститься подталкивает? Маскирующаяся под мой страх. Я свою чуйку знаю, она по-другому ощущается. От нежити не спрячешься и внизу, зато наверху у меня будет хороший обзор и комфортная обстановка. Именно сухость и удобство сидения в ложбинке, густо заросшей сорняками еще в начале лета, а сейчас покрытой высохшим на корню сеном, убедила меня в том, что трогаться отсюда не стоит.       
    
    Я достала из сидора припрятанную фляжку с тей-фре. Руна ис на ее боку почти начисто испарилась, выработав весь ресурс в полуденную жару, но сама жидкость была холоднющей, с тонкими льдинками, шелестящими по металлическим стенкам. Подержала в ладонях, поприкладывала к предплечьям, избавляясь от боли и жжения в мышцах, прислонила вогнутой стороной к щеке, потом ко второй, хотела прижать и к груди, но передумала: не хватало мне еще простудиться. Хотя – вон сколько уже мерзла, то в воде, то на каменном полу, то просто в мокрой одежде на ветру – и ничего, орочья кровь хоть и не альвийская, но от болезней меня бережет. Интересно было бы еще в зеркало посмотреться – как я с лица выгляжу? Судя по тому, что видела в неясном водяном отражении, вполне заурядная рожица, напоминающая башкирские или бурятские лица. Ну, разве что челюсть тяжеловата, и загар не золотистый, а почти серый за счет свойственного оркоидам зеленоватого цвета кожи, видимо, липохромы какие-то в подкожной клетчатке скапливаются. Хюльде в детстве говорили, что если почаще на солнце бывать, зелень уходит совсем, и загар становится нормальным, но пока мне до этого далеко. Зато проведи пару суток под пологом леса или просто в помещении – и получи "зеленую рожу". Все равно в зеркало не помешает глянуть, жаль, они тут совсем не распространены, даже в крепости ни одного нет. Что странно.       
    
    Впрочем, хрен с ними, со странностями, пожрать надо и спать устроиться. Оторвала волокнистый кусок ящерятины, завернула в лепешку и стала откусывать мелкими кусочками, растягивая удовольствие от еды, такими же мелкими глотками запивая ледяным настоем из фляжки. Одновременно растворила границы чувствования, чтобы не только приглядываться к раскинувшейся подо мной сумрачной равнине, но и ощущать все, что делается там, куда взгляд не достает. Туман заполнил до краев ночное поле и язычками стал подниматься на холм, кстати, настоящий туман, водяной, мокрый и холодный, оставляющий бисерную влагу на листьях – не то, что в том странном месте, где бродят назгулотаджики. Тихонько потрыкал и умолк припозднившийся кузнечик, вдалеке мерно и заунывно уже с полчаса стонала какая-то птица. Внизу, в тумане, задвигались неясные тени, то ли сутулые люди, то ли вставшие на задние лапы местные хищники. Расширившиеся границы эфирного тела воспринимали их как нечто не вполне живое, но и не совсем мертвое. Стараясь не шуметь, отложила в сторону еду и питье, вытащила кинжал.         
      
– Поздно, – услышала слева от себя, из-за спины.      
– Не думаю, – ответила я, как-то не очень и удивившись. – За меня, против?      
– Это зависит от тебя, – произнес незнакомец. – С кем ты? Со мной?      
– Внизу твои твари?      
– Если ты спрашиваешь, кто их сотворил – то не мои. А вот если хочешь узнать, кому они подчиняются – то мои... ратники.      
– Судя по тому, что я вижу и чувствую, мне не очень-то хочется становиться твоим соратником.      
– Но ты и так ийель. Ничего не потеряешь.      
– Кто бы мне еще объяснил, что такое – "ийель".      
– Не знаешь? Но почему? Как?      
– Так. То ли никогда не знала, то ли память подчищена.      
– Ага, – странный собеседник ненадолго умолк. – Ага, подчищена... Маг, канал к стихиям закрыт, память вычищена... Без колодок и не мертва. Работа на Контору, задание, смерть, с того света быстро вернули, но тонкие структуры повреждены, перекрыли связь со стихиями, подчистили память и бросили посреди дороги – живи, как знаешь. Справедливо, а?      
– Так это и значит – "ийель"?      
– Нет. Ийель – это тот, кто несет печать смерти. Она бывает на тех, кто туда собрался, да не дошел. Она же бывает на тех, кого оттуда вернули.      
– Ты – тоже?      
– Я – нет. Я вернулся сам – отомстить.      
– Мне мстить некому и не за что. Я знала, на что шла, и получила даже больше, чем рассчитывала.  
           
    Беседа – хороший способ протянуть время, но тянуть надо с толком, то есть, делать то, для чего его тянешь. Я, и так объединившая эфирку с окружающим пространством, добралась, наконец-то, до собеседника. Ощутила его как нечто холодное и плотностью едва превышающее окружающий воздух. Нежно, имитируя туман, обволокла эту фигуру и ощутила волны гнева, сотрясающие непрочную оболочку. Нехило дядьку колбасит! Как бы не лопнул от злости.      
– Неужели не хочешь отомстить во-он тем селянам, что выкинули тебя на верную смерть?      
– А смысл? Хочешь, сказку расскажу?      
– Сказку? Зачем? Я не ребенок, а ты не моя мать.      
– Ничего, послушай, она как раз о мести, – я поудобней устроилась и отхлебнула из фляжки. – Шел солдат со службы домой. Не один день идти. Идет, смотрит – небо темнеет, скоро ночь. Видит, у дороги стоит селенье. Стал он стучаться в дома, а его никто не пускает, потом и за ворота выгнали. Повернулся он, вышел оттуда, и проклял то место: говорит, раз вы, как дикие звери, только родных за своих считаете, а кто за вас кровь проливал – тот чужой и ату его, словно зверя – так и будьте же вы зверями отныне и навсегда. И стали все люди в том селении зверями, передрались да по лесам разбежались. Но смысл-то в этом какой был?      
      
– А солдат был орком-шаманом, – прокомментировал собеседник. – Только орки могли такое придумать. Надо же – людей в зверей... идея, конечно, хороша... Но очень уж трудно ее исполнить.      
– Да кем бы ни был. А идея – дерьмо. Человека можно убедить, что он неправ. Иногда, правда, кулаком в рожу, а чаще – просто демонстрацией превосходящей силы, но можно. И он запомнит, а его дети, так и вовсе сочтут это должным и справедливым. А со зверя что взять? Или на шкуру его, или на мясо, или отогнать. Да и то, сейчас он боится, а через пару-тройку дней уже забудет, редкие звери запоминают на годы, а уж детям своим точно не передадут. Так что, в перспективе, глупость этот солдат сделал.      
– Ну, а другим в назидание?      
– Какое назидание, даже если кто-то и поверит? А ведь ты не особенно поверил. Ну, и остальные так же.     
       
– А ты бы как сделала?      
– Думаю, пугнуть надо, чтоб у всей деревни штаны промокли, и в следующий раз они странников будут встречать пирогами от самой околицы. Поможешь?      
– Помогу, но не даром. Давай так: я их пугаю, а ты идешь под мои знамена.      
– Зачем я тебе, призрак? – что-то у меня голос сел, наверно, из-за эфирного контакта, силы он тянет, как любой призрак, изрядно. – У тебя хватает соратников. И зачем мне твои знамена? Мне хватит имперских.      
– Ратники... Почти все дошли до состояния то ли полузверей, то ли беспамятных духов. Пятеро еще держатся, но они и пришли позже.      
– Это сколько же лет прошло? Или такими они и раньше были?      
– Не считал... Сделай это сама. Мы погибли, защищая родину от Узурпатора и Одноглазого Бастарда.      
– Э... Альфара и Дерека? – только при упоминании об одноглазом я поняла, откуда ветер дует. – И чем они вам не угодили?      
– Они – захватчики.    
        
– Они уничтожили твой народ или поработили его? – нет, я знаю, что рабство в Империи законодательно запрещено, но с какого времени – вот вопрос.      
– Нет, они даже наш язык сделали обязательным для всех, – призрак снова погрузился в давнее горе. – Но они вырезали мою семью, и даже слуг, а народ... он молчал... ополчение разбежалось по домам, наемники переходили на их сторону... скоты продажные!      
– Сколько лет тебе было? – догадка мелькнула на грани сознания, но я угасила ее раньше, чем она оформилась в мысль.      
– Восемнадцать! – ох, как мы вспыхнули! – И я хорошо понимал, какую требовал клятву.      
– Так вот где савга порылась... Клятва не дает вам покинуть мир живых.      
– Я не жалею! – уже менее уверенно, тем более, что вместе с энергией, которую он беззастенчиво высасывает из меня, я ему плотным потоком транслирую свои сомнения и этакое раздумчивое состояние. Надеюсь, он еще не потерял способности мыслить...      
– И не надо. Сожаление – бесполезная трата времени и сил. Ты мне лучше скажи, какой была клятва дословно.      
– Мы поклялись отомстить захватчикам и убийцам.      
– Полностью, юноша!      
– Поклялись посмертием своим, что отомстим грабителям, убийцам и разорителям нашей земли, семьи и рода.      
      
– А чем вы тогда думали? – сомнения, сомнения побольше и в голосе, и в энерго-информационной подпитке. – Вряд ли Одноглазый собственноручно убивал твоих родных... А те, кто их убил – давно мертвы. Сам же Одноглазый и его брат... да, признай, они ведь не разоряли и не грабили захваченные королевства и княжества, так что к грабителям и разорителям их тоже не отнесешь. Нет, не "чисты, как альвийская дева", но подумай и скажи – почему народ не сопротивлялся завоеванию? Да, вы именно сглупили. Мягко говоря. И что теперь делать будешь? Между прочим, ты за своих воинов отвечаешь и по сию пору – клятва-то у вас общая. Да, думай. Вон, скоро вам уходить – уже светает, а мне надо поспать. Так что не мешай мне и не пытайся выпить досуха, очень неприятный подарок подсуну, а у тебя и так существование не медовое. Нет, до завтрашнего вечера я никуда не денусь, даю слово.  
      
    Спровадить настырного призрака удалось только с первыми лучами солнца, и моя усталость на тот момент была намного сильней, чем после чистки ящерятников. Поэтому я все же рискнула поставить элементарный защитный контур, нагребла под себя побольше сухой травы, сунула под голову мешок и завалилась спать, притенив лицо фуражкой. Границы чувствования так и оставила приоткрытыми – и подпитаюсь, и почувствую, если будет что-то не то. Вот нахрена же мне этот сопляк, а? С его идиотской клятвой, которую принципиально нельзя исполнить. А ломать наживую... как бы не вышло хуже, и не только ему и его озверевшим воинам-призракам, им-то поделом, идиотам... а всем окружающим за что, и мне в том числе?  
    
    Не успела заснуть – выпала в тот туман, который туман только для виду. Что примечательно – прямо перед начальством, Арагорном, свет, Московским. Как положено, имею вид лихой и придурковатый, ибо приготовилась по старой памяти блуждать и кричать "ау", или еще что похуже, а тут сразу встречают. Неожиданность, в целом, приятная.      
– Ты что, – завелся с полоборота А.М., без всяких "здрассте". – Бегаешь, как укушенный заяц? Нахрена я тебя в серьезную контору пристроил? И вообще, зачем тебе магия, если ты решила говночистом работать? Нет, я точно не понимаю, с такими возможностями, и так бездарно про...      
– Ну, во-первых, – перебила я его тем занудным голосом, который когда-то использовала для общения с господами проверяющими, что из налоговой, что из министерства, что из всяких гринписов. – Конторе я уже сделала одно большое "хорошо" изобретением нового материала. Надеюсь, крупным астральным жуликам изрядно хвосты поприжала, если только Дерек не тупица – а он парень ушлый, ты сам знаешь, и встроит в госидеологию достаточно большой пласт мистики. Родную орочью кровушку тоже осчастливила – уж не знаю, во благо или во зло, но шаманы очень скоро станут не менее востребованы, чем прирожденные маги. И этого, ты считаешь, мало? А, да, я забыла договор с рекой Перпоной, который заключила не я, а представитель Конторы, так что теперь его соблюдение зависит не от меня. Ну, и крепость помогла отстоять от нечисти, но там мое участие невелико. Ты хоть понимаешь...    
        
– Понимаю. Я понимаю, что ты решила отдохнуть, пофилонить, и не нашла ничего лучше бегства на теплые юга. Опустилась до работы ассенизатором, закрутила роман, стыдно сказать, с трехсотлетним призраком.      
– Ни хрена ты не понимаешь, гражданин начальник! Я тебе еще во-вторых не сказала. А во-вторых будет то, что не все изобретения можно Дереку в ручонки давать, в его шаловливые. И если я останусь рядом с ним, рано или поздно он найдет возможность пробраться в мою память и считать там все, что я знаю. Я, конечно, могу на какое-то время вызвать у себя делириумный бред, на это у него срабатывает естественная защита и отрубает его от источника бреда, но я не могу такое держать постоянно!      
– Хочешь, сделаю для тебя защиту разума? Прочную, никто не пролезет?      
– Прочная защита, если делаешь ее не сам, приводит к ограничению возможностей и прочим незадокументированным побочкам. Оно мне надо? Так что для меня единственное разумное поведение – держаться от Дерека и его Конторы подальше, контактируя кратко и только по делу.    
        
– Ну, в целом, правильно, – А.М. перекосился, но спорить не стал. – Тогда вот что. Есть поблизости одно подозрительное место, в Керемнице, городе у Ладрогского хребта. Собственно, это даже не город, а один большой базар. Он же – перевалочный пункт на пути в Подгорное королевство. Что там происходит – точно не знаю, и говорить тебе не буду. Смотри сама, непредвзято, поступай, как сочтешь нужным, но чтобы ни следа Хаоса там не осталось. Попасть туда быстрее всего на гномовозке... то есть, транспортном големе дварфов – на Ирайе это самое быстрое средство передвижения, не считая порталов. Они так продовольствие к себе возят. Встретишь на тракте – не ошибешься. Твоя цель – выйти на Ладрогский тракт и наняться охранником к этим дварфам. Как ты это сделаешь – меня не интересует, тем более что орков они, прямо скажу, недолюбливают. В путь выйдешь сегодня же. Как проснешься – так и пойдешь.    
        
– Погоди, не части, слушать не успеваю, не то, что запоминать.      
– Так смени личину! Эта подделка мало того, что грубая, так еще и малоподвижная, как картонная маска. Хочешь, подкину в сознание "заместителя", на тот случай, если от менталистов прятаться будешь?      
– Не хочу. Самодельная личина мне подконтрольна, а твой подарок будет подконтролен тебе. Ее грубость сглаживается расстоянием, так что для защиты от Конторы достаточно. Но вот пойду я только когда совсем стемнеет. Нужно довести до ума дело с призрачным отрядом. Не хочу оставлять за спиной невнятную кракозябру.      
– Да что ты с ними цацкаешься? Не можешь развоплотить – отправь во Тьму, и дорога свободна.     
       
– Эх, не туда ты меня толкаешь. Я предпочитаю разумный минимум насилия, для пользы дела, а уничтожать человеческие личности просто чтоб избавиться от проблемы... Если бы мы были на старушке Земле, я бы подумала, что ты хочешь под "вышку" меня подвести.      
– Что ты понимаешь в насилии... Тут скорость важна! Кто не успел – тот опоздал, а ты все дальше и дальше от цели забираешься!      
– Ничего, начальник, успеем... Ты бы хоть на цель-то намекнул, может, я быстрее тогда бы к ней добралась. А то завелся, как шарманка: "бета-тестер" да "бета-тестер". Прямо скажи, что такого стухло в Датском королевстве.      
– Прямо? А то, что "прямо" – ни хрена не увидишь, только чуешь душок разложения – это тебе как? И надо искать, а вот как и где – изволь меня слушать, иначе... иначе ты пожалеешь, что вообще на свет родилась. Поняла, да?      
– Вполне, начальник. Ну, я пойду?      
– Ну, иди. Куда только пойдешь, если я тебя отсюда не выкину?      
– Да уж как-нибудь соображу, не первый год сноходчеством балуюсь...  
      
    После того, первого раза, я задумалась, как бы мне выходить из этого туманного болота самой, а не милостью неорганов, И додумалась только до одного: смены состояний и антуража. Прежде всего надо отключиться от любых внешних сигналов (ну, может, оставить сигналку на случай, если кто-то приблизится), для этого закрыть глаза и увести слуховые и тактильные ощущения "вглубь", есть такое упражнение для плохо засыпающих, когда ты "себя вовнутрь стягиваешь", оно работает именно на снижение кожной и мышечной чувствительности. Дальше очень ярко, во всех деталях и нюансах вспоминаешь и представляешь ощущения, которые должно чувствовать твое лежащее тело. Пока они не станут для тебя единственной реальностью. А потом командуешь себе: "По-од-ё-ом!"     
      
    Ну, вот, молодца! Заснула на солнцепеке, теперь шея и подбородок как кипятком ошпаренные, а организм сигналит о том, что еще немного – и будет солнечный удар. Утро в Эмларене жарче полдня в черном буфере. Подхватываю сидор и куртку, на четвереньках сползаю на теневую сторону кургана. Допиваю из фляжки остатки тей-фре, согревшиеся и, кажется, прокисшие, и понимаю, что надо искать родник или ручей. Дорастворяю нечеткие границы эфирки и протягиваюсь в стороны. Настоящей текучей воды, как и ожидалось, нигде нет. Зато есть потенциальные источники, под землей. Два в полях, третий – рядом со мной, под курганом.       
    
    Оставляю мешок и куртку, обхожу курган, сужая область поисков до метра в диаметре, и начинаю копать. Хорошо, что кинжал из качественной стали потерялся во время прорыва, этот, взятый из арсенала, не так уж плох, но мне его не жалко. Ковыряю им плотную землю, поддеваю крепко засевшие камни, отгребаю все это руками. Хорошо так прорыла, почти метр в глубину, когда вместо влажной земли пошла липкая грязь, а потом и вовсе текучая супесь, скорее грязная вода, чем мокрый грунт. Пока муть отстаивалась – отобрала подходящие камни, обложила стенки. К тому моменту, как показалось дно под прозрачной линзой воды, у меня уже и пота не осталось, все высушила местная жара. Сунула руку – и, не доведя пары сантиметров, убрала. Ну, вот, и зачем копала? Это же настоящая "мертвая вода", не та, которую наши умельцы магнитами делали, а такая, что если и не умертвит сразу, то снизит обмен веществ и прекратит обновление тканей... то есть вообще деление клеток, а не только физиологическую регенерацию... и размножение бактерий и вирусов на долгое время. На какое – это проверять надо, но я не в лаборатории, так что придется бросить этот родник и вырыть новый – метрах в ста отсюда, на самом солнцепеке. Потому что только самоубийца будет пить эту водичку из-под кургана.       
    
    На следующий родник ушли те силы и пот, которых, как я была уверена, уже не осталось. Кажется, мой организм начинает осваивать область отрицательных количеств вещества и энергии. Запеклись, наверно, даже мозги под фуражкой, во всяком случае, в голове бродила только одна мысль: "Ну, еще пара горстей, и еще пара... и вода потечет". На этот раз пришлось копать не так глубоко, и когда показалась вода со взбаламученной в ней супесью, я даже не стала ждать, пока отстоится – зачерпнула шапкой и вылила на голову. И еще, ну и что, что грязь, грязь тоже целебная бывает. Пожалуй, эта именно такая. А то с чего бы так хорошо стало? Пока на себя вычерпывала – вода очистилась, стала прозрачной. Напилась и рядом с родником повалилась.       
    
    Солнце уже давно зенит перевалило, на вечер пошло. Небо высокое, светло-бирюзовое, на востоке в сиреневый отдает, а прямо над головой – как бездонный колодец: кажется, не удержишься, упадешь в него и будешь лететь до самого космоса, и страшно это, и тянет. Хорошо, птичка полевая отвлекла, рядом со мной взлетела и защебетала в полете, почти как наш жаворонок, только звонче: если жаваронок как бубенчик звенит, то эта – вроде музыкальной чаши, булькает и вибрирует голосом. Поднялась, грязь подсохшую с волос и рубашки стряхнула, и чувствую, что никакой усталости нет, а энергии в резерве под завязку, словно около источника постояла. При том, что фон если и повышен, то немного – от родника фонит. Ну, так это ж классическое сочетание: мертвая и живая вода, тут где-то и поляризатор имеется, в водоносном слое, а высота обеих точек выхода примерно на одном уровне, только над той, что у кургана, больше грунта навалено.       
    
    Стою над водой, чешу репу и думаю: хорошую штуку я отрыла, именно для простецов, не магов; для травников и знахарей со слабым даром. Такой водичкой если не мертвых воскрешать (это вещь неоднозначная даже для опытных магов жизни), то тяжелые заболевания лечить вполне реально, тут не сила требуется, а лишь знания и опыт. Плохо одно – не тем людям родники достались. Местные селяне – гнилые людишки, трусливые, жадные и недалекие, и если знания можно получить, то смелость, щедрость и ум привить невозможно. Нынешнему поколению. А тому, что сейчас в пеленках "уа" кричит? Если хорошенько постараться... то есть пугнуть их родителей. И взять с них сильную клятву. Маги клянутся своим даром, простецы – посмертием, но простец всегда думает, что смерть далеко, поэтому клятву зачастую нарушает. Вот ежели взять с них клятву их же костями и плотью... это если кто-то нарушит – какой роскошный урок остальным получится! Один заживо сгниет – остальные сто раз подумают, прежде чем нарушать. Решено! Только вот текст половчее составлю.       
    
    В ворота, открытые, по дневному времени, настежь, я вошла без проблем, этакая фигура, измазанная в земле и глине, как из могилы выкопамшись. Поигрывая огненным шариком, скачущим вокруг ладони, словно йо-йо, расхлябанным шагом дошла до самого большого и богатого дома. Шла не слишком быстро, чтобы вездесущая ребятня успела добежать до взрослых и сообщить, что вчерашняя магуйка обратно идет. Захлопали двери и ставни, загомонили бабы, заорала какая-то заполошная птичка, на голову ей, что ли, наступили? В дверь я стукнулась один раз, но так, чтобы доска треснула (зря не укрепила кожу, костяшки в кровь сорвала). Встала сбоку и спрашиваю:      
– Староста здесь живет?      
– Неееет! – отвечает из-за двери трясущийся козлетон.      
– Ну, тогда я этот дом подожгу, – заверяю его. – А староста пожар увидит – сам выскочит, народ созывать.      
– Э... а что вэль...      
– Вэль Вийда.      
– Что вэль Вийде от старосты нужно?      
– Поговорить. Даю слово, что в этом случае никого не убью. В противном – не ручаюсь, я головой сильно ушибленная, могу сорваться.       
    
    Слышно, как отодвигают мебель, засов, после чего в приоткрытую дверь выскальзывает дядька с козлиной бороденкой и хитрыми глазками. Беру его за грудки свободной рукой, пусть радуется, что не за бороду, стаскиваю с крыльца и волоку на середину селенья, к колодцу. Благо – недалеко тащить, а то он выше меня на две головы, неудобно.      
– Ах вы твари! – говорю. – Нежити меня скормить собрались! Не возражай, заткнись и слушай, ответишь, когда тебя спрашивать буду. Ну-ка, отвечай, сколько народу отправили на ночь глядя за ворота?      
– Э... в этом году?      
– Нет, за все время, пока ты тут старостой!      
– Ну, в прошлом году троих... в этом шестеро...      
– А в позапрошлом? А третьего-четвертого года? А раньше? – давлю на него, и не только голосом, но и наведенным страхом. – Но это уже не имеет значения. Суд решит, что с тобой делать... Каторгу ты себе заработал, это точно, и весточку в Контору я вот сейчас и кину. Как-как, телепатически, вот как!  
    
    Мужичонка предсказуемо валится в ноги. За мои штаны хватается, какую-то околесицу несет.      
– Да накой мне ваши деньги, – говорю. – Мне и на службе хорошо платят. А выход у тебя есть. Мне же главное что? Не знаешь, тварь ты дрожащая? Чтоб такого больше не повторилось. Так что гони народ со всего селения к колодцу, чтобы все, кто говорить умеет, сюда собрались. Как что? Клятву с вас буду брать, о гостеприимстве.
С клятвой провозилась дотемна, потому что заставила каждого, от трехлетнего малыша до стапятидесятилетнего старца, полностью произносить ее текст. Не то, чтоб это действительно требовалось, коллективные клятвы не хуже работают, но чтоб поняли и прониклись. Нет, кто-нибудь обязательно нарушит, но то, что случится с ним, лучше всяких слов убедит остальных: никакая выгода не стоит подобных последствий. Потом нашла среди них травника и рассказала ему о родниках живой и мертвой воды, судя по реакции – он прекрасно знает, что это такое, почему, интересно, сам не отыскал, рядом же было! Люди, что ж вы так ленивы и нелюбопытны?       
           
    Потом повернулась, сделала им ручкой и вышла за ворота. В темноту. Представляю, сколько было открытых ртов. Пошла по дороге, едва намеченной тележными колесами, остановилась у кургана и в моментально набежавшем тумане почувствовала присутствие воинственного юнца.      
– Что решил, эдлэ? Как дальше будешь?      
– Решил. Это мой народ, и я буду его защищать. От грабителей, поработителей, убийц.      
– Тот народ, который тебя предал?      
– Те умерли больше века назад.      
– Эти не лучше. Грабители, насильники и убийцы выходят именно из него, больше неоткуда.      
– Это так, – вздохнул призрак. – Значит, я буду очищать мой народ от преступников.      
– А то, что почти у каждого преступника была причина стать тем, кем он стал, это ты знаешь?      
– Да, но не всякая причина дает повод к прощению.      
– Тогда я тебе советую хорошенько, дважды и трижды, думать всякий раз перед тем, как кого-то лишить жизни. Смерть, как правило, непоправима. И еще одно тебе скажу. Дерек Эльхемский, или, как ты там его называешь, Одноглазый Бастард, смертен. Нет, он может прожить еще очень долго, но однажды умрет. Мы, живые, все однажды умрем. А ты – нет. Ты уже мертвый. Ты со своими воинами, если народ признает, будешь его хранителем, защитником и неподкупным судьей. И он даст тебе столько силы, что никакому магу даже не снилось. Понял? Но пока... лучше тебе с Одноглазым не ссориться. С ним и его Конторой. Вам еще повезло, что местные жители больше боятся магов, чем призраков, и три века молчали в тряпочку, откупаясь от вас прохожими и проезжими, а вот тем – не повезло: их смерти на вас, и если Контора об этом узнает – развоплотят и тебя, и воинов начисто, весь отряд отправят во Тьму.  
           
    Призрак посмурнел, аж туман на дорогу инеем выпал.      
– И что мне делать? Справедливость не всем по нраву, кто-нибудь достучится и до Конторы.      
– Это твой риск, тебе думать, искать решения. А народ живет сиюминутными чувствами и справедливость понимает иначе, чем судьи. Так что рано или поздно нарвешься. Не буду клятвенно обещать, что оно поможет, но советую в этом случае просить разговора с самим Дереком. Убеждай, доказывай, что это вопрос государственной важности, может быть, согласятся. И тогда назови одно имя. Вийда. По-орочьи – "беспредельность". Запомнил? После этого Дерек тебя обязательно выслушает, а ты честно расскажешь ему все, не прикрашивая. Он без предрассудков и весьма практичен, так что пользу от твоего отряда сразу поймет.  
           
    Уфф... Призрачный эскорт отстал, его командира я загрузила по самые уши, так что пусть думает. Не знаю, что из этой затеи получится, может, и ничего хорошего, но при некотором везении эти парни вполне могут стать, как минимум, духами места, причем, в границах своего прежнего государства, а это немало. В худшем случае их развоплотят. Жаль, конечно, потраченных усилий, но все имеет свою цену, в том числе и убийства безвинных путников. И неразумные клятвы. И неумение извлекать уроки из поражений. Так что теперь надо оставить в покое и забыть то, что сделано, если оно как-то криво пойдет – само о себе напомнит.       
           
    И на кой же ляд я чужими проблемами маюсь? А чем еще маяться – своими, что ли? Так у меня одна проблема: быть нужной. Как только сделаю все, чего от меня хочет А.М., я, с очень большой вероятностью, сыграю в ящик, и моему мастеру-пепке даже не потребуется прилагать к этому каких-то усилий. "Утолив жажду, от источника отвернутся", – сказал Бальтазар Грассиан. Если когда-то в таком случае говорили: "Он нам не нужен, отпусти его!", то теперь говорят: "Он нам не нужен, убей!" Тому, кто манипулирует вероятностями, даже убивать меня не придется, не зря же сразу сказал, что смерть за мной по пятам ходит. А вот пусть обломается! Хоть он мастер игры, но не он же один, и на него найдется управа. Только пока об этом – молчок, даже не думать, оставляя в глубине сознания неоформившуюся мысль.       
           
    Наутро выхожу к другому селению, вокруг него широко и вольготно раскинулись сады, и пьяно пахнет забродившими фруктами. Деревья невысокие, кряжистые, с корявыми ветвями, склонившимися под тяжестью созревших плодов, и плоды эти падают, падают, падают с веток. Повсюду стоит легкий шорох и звук сочных ударов о землю. Что же такое случилось, что хозяева их не собирают? Нападение? Повальная инфекция? Мор? Да ну – при наличии магов жизни любое заразное заболевание лечится быстро и эффективно, исключение лишь для тех болезней, в основе которых лежит проклятие. Неужели тут именно оно? Вот же везет мне на всякую гадость... Ну, бутылек мертвой и фляжку живой воды я набрала, себя, если что, вылечу. А остальных – вопрос: я не лекарь, мой потолок, даже если вернусь в основную личность, это анестезия, остановка кровотечения и заживление ран.       
           
    Негусто. Впрочем, никто меня и не обязывал людей лечить, подам как-нибудь весточку в Контору – и выполнен долг. Аккуратно прощупываю эфиркой место, и, не найдя ничего вредоносного, усаживаюсь под деревом. Фрукты вкусные, вроде тутовника, только крупнее, сочные и такие сладкие, что мед им в этом смысле проигрывает. Горсти хватает, чтобы наесться до тошноты. Мой оставшийся с земной жизни вкус обычно выбирает сладкое, а вот организм, в котором то ли четверть, то ли три восьмых орочьей крови, углеводы не слишком хорошо переносит, и требует мяса, желательно, побольше, и можно даже сырым. Отхлебываю глоток из фляжки – и впрямь дура, надо было в нее нормальную воду набрать, а вместо одного бутылька у селян реквизировать два, но теперь думать об этом поздно. Подожду, пока здесь народ проснется, тогда нормальным питьем разживусь.       
           
    Тут нету никакого мора, да и жители не в пример приветливее, чем в том селении, у кургана. Первая из ворот выскочила девчонка лет шести, выгнала местных пташек-страусов попастись, сама за ними вприпрыжку бежит и хворостиной машет: "Ап-ша! Ашши!" Ничего не боится. Когда я к ней подошла, она подбоченилась и начала разговор, как взрослая:      
– Тихого утра, доброго дня! К кому эдлэ в гости пришла? К старому Пегу? Он тоже орк, как ты, правда! И глазки узенькие, и клыки торчат. А почему у тебя клыков нет? Потому что тетя? – любопытство все-таки взяло верх, это нормально, слишком серьезными дети бывают лишь от несчастья.      
– Старого Пега я не знаю, и к нему в гости не шла. Иду на Ладрогский тракт, – отвечаю ей, как взрослой. – Отдохнуть у вас можно? Да воды бы где взять, чтоб попить и умыться. А то, видишь, какая грязная?      
– Да, тетя, – смеется девчонка. – Ты чумазая, как орк! Ой... – стушевалась.      
– Что замолчала? – тоже смеюсь. – А то я не знаю, как нас называют! И орки людей тоже крепко любят, говорят: трусливый, как хуман. Главное-то не шутки, главное – уметь договариваться.      
– И старый Пег нам тоже сказал: договорились вы, хуманы, до разоренья, договоритесь и до петли.      
– Ну-ка, ну-ка, кто это как и до чего у вас договорился?      
– Ой, тетя, не знаю, ты лучше к Одоне иди, или к Пегу, они тебе скажут. А я гшилок на луг погоню, а то опять ягод нажрутся, будут болеть, – и, подхватив подол, побежала. – Ап-ша! Ашши!  
    
    Одоня – необхватных размеров и гренадерского роста тетка, отыскалась сама, когда я баб у колодца спрашивала, где тут старый Пег живет. Прибежала, колыхая выдающейся, обтянутой сорочкой, грудью и размахивая широченными расшитыми рукавами:      
– А ну, убирайся, откуда пришла! Никакого Пега здесь нету, уехал! Вот вчера на телегу сел и уехал! И куда – не сказал, и спрашивать запретил! И господину Водалту скажи – не будем продавать слачу, пусть вся сгниет. Ни куйна он с нас не получит, жлоб тижальский!      
– Тише! – говорю. – И помедленнее. Кто такой господин Водалт? И чего за что он с вас хочет?      
– Да пусть хотейку себе в дупу сует! – у нее что, скорость речи не переключается? Или, может, если она медленнее заговорит, то голос уйдет в инфразвук, вот и частит, чтоб повыше звучало? – Долги не наши, и отдавать не нам. А хочет по золотому с мешка свежей слачи – дадим ком навоза без сдачи, и пусть радуется, что целым ушел.      
– Насколько я понимаю, тут тяжба в полном разгаре, – Одоня еще что-то вопит, но я говорю громко и медленно, чтобы все, кто присутствует при разговоре, слышали, о чем идет речь. – Клянусь, что не знаю, о каком господине Водалте речь, и, скорее всего, его самого никогда не видела. Иду на Ладрогский тракт, зашла попросить воды – попить и помыться, но, раз тут такой непорядок, задержусь, поговорим, разберемся.  
    
    Тетка, как только я поклялась, что Водалта их не знаю вовсе, немного успокоилась, а потом, как я и ожидала, притащила меня в полуземлянку старого Пега. Примечательный такой дед, колоритный. Кожа темно-оливковая, морщинистая, желтые клыки над губой торчат, меховая жилетка на голое, костлявое до жалости тело, куча фонящих природной магией цацек на груди и запястьях, кожаные, затертые до блеска штаны и стоптанные калижки на шишковатых ногах. Чистокровный орк, а живет среди хуманов, обзывается на деревенских, только что желчью не брызжет, а сам готов ради них в огонь и воду. Какая история его сюда привела и здесь задержала – не знаю, но уж наверняка есть. Недосуг выспрашивать, сейчас выясняем другой вопрос: кому, почему и сколько должно селенье Варлацы.     
      
    Ситуация знакомая и безвыходная, из разряда "сами виноваты, с жуликом связались". Господин Водалт, неслабый частнопрактикующий маг, специализирующийся по сельскому хозяйству, заключил устный, но от этого не менее твердый договор с селеньем Варлацы, на "благословение", как селяне называют стимуляцию урожайности сада. Только вот цену договора каждый подразумевал свою: селяне – "позлату", медную монету среднего достоинства с позолоченным профилем Альфара I, с каждого собранного мешка ягод, маг же – "по злату", по золотой монете с мешка. Понятно, что ни один нормальный человек так слачу не оценит, то есть господин маг смошенничал. Но по рукам ударено, слово дано – остается только платить.       
           
    Пег нашел лазейку – платить надо за собранный урожай, если ягоды не собраны, валяются на земле – можно оставить жулика с носом. Маг бесится, дважды подсылал к ним крепких парней для выбивания долга, один раз сам приходил, предлагал разойтись миром – отдать ему этот сад в качестве компенсации долга, только тем крепким ребятам накостыляли всей деревней по самое небалуйся, а сад отдавать магую – больно жирно с него будет. Но и потеря одного урожая – уже серьезный удар по благосостоянию селян, кто побогаче – развяжет узелки с припасенным про черный день, а у кого ни гроша не накоплено? В общем, монокультура – зло, всегда надо иметь хоть немного земли под зерновыми и бобовыми, не на продажу – для подстраховки от таких хитромордых дельцов. А господина Водалта следует проучить, хотя бы ради престижа магического искусства, излечить его, так сказать, от излишнего златолюбия.       
           
    Златолюбия. "Кто что любит, то того и погубит". Проклятие на невозможность получения оплаты. Условием снятия поставить клятву, что от претензий по саду отказывается и жульничать более ни в чем не будет. Только вот сформулировать почетче, чтоб не было никаких разночтений. До вечера мы втроем сидим в чистой, пахнущей свежим бельем и пирогами "веталке" тетки Одони, сочиняем текст и ругаемся. Я, как самая грамотная, пишу на доске углем и периодически стираю то одно, то другое слово. Иногда вместо пирога этим же углем и закусываю, недосып страшнейший и отдыха в ближайшие часы не предвидится. Вот когда доской закусывать начну – наверно, меня и отпустят. Нет, согласовали раньше.      
– Утром проклинать будешь? – спрашивает Одоня.      
– Нет, – отвечаю. – Не собираюсь я его проклинать. Это сделаете вы.  
           
    Ойййй... опять она зачастила, как пулемет, хоть затыкай уши. Ну и что, что он маг? Такой же человек, как и все, только отражающих сфер понавешено. И боевка – не его специальность, так что щиты явно не идеальны, да и невозможно постоянно их на себе держать, резерв восстанавливаться не будет. На Ирайе все разумные имеют, пусть иногда слабый, но магический дар. Если деревенских собрать в большую звезду, скоординировать – вон, и Пег мне поможет – то надежней, чем у любого одиночки получится. А если я наложу – то большой вопрос, получится ли у них даже при выполненном условии снять. Одоня притихла, задумалась.      
– Так это, – говорит. – Как Дикой Лог сковали! Я ж из Дозиньцы родом, сюда взамуж выходила... а у нас Дикой Лог рядом, ежели теплая зима – вода бурлит, через него не проехать. Так нас бабки собирали мороз выпевать и выплясывать, чтобы Лог сковало. Пятнадцать девок, три старухи машут руками, кому когда выход делать. По очереди пели, потом возьмемся за руки – и плясать, а допляшем – как мороз грянет! И все по домам. Утром встаешь – ан, на улице все заиндивело, захрясло, и лед крепкий, что половицы – хоть пляши, хоть быками телегу тащи. Так и тут можно.  
           
    Запятую в этой истории я увидала, а вот точку – не успела, слишком долго ждать бы пришлось. Но и запятая меня порадовала. Вот представьте себе толстую тетку, которая тащит на себе мешок переспелой, исходящей забродившим соком ягоды. Ставит его у порога, садится на приступку и ждет. Где-то через час в селение является господин Водалт: в охотничьем костюме и шапочке с длинным пером, пуговки на камзоле серебряные, тонкой работы, плащ фибулой ювелирной работы с двухкаратным изумрудом застегнут, ни дать, ни взять – наследный прынц в изгнании. Я вообще тут классические плащи только раза три видела, вещь статусная и непрактичная, особенно летом. Сопровождают магуя двое дюжих слуг. Все трое – на хварах, если кто не знает – это ящерка такая, передние лапы короткие, а задние – кенгуру обзавидуется, только вот удерживаться в седле при его скоке – искусство посерьезней нашей верховой езды. А ведь некоторые на них даже сражаются, вон, степные орки или соплеменники капитана Ларута, с трудом замиренные хапры.       
           
    От этой троицы так и веет опасностью. Водалт соскакивает с хвара, подходит к толстой тетке: та спокойно греется на солнышке и за ним наблюдает. Маг без слов протягивает руку – тетка сует два пальца в карман и вытягивает золотую монету: "Бери, Водалт, золотой..." Тот берет, а тетка, не останавливаясь продолжает: "...вместе с нашим проклятьем – и отсохнет твоя рука до тех пор, пока не расторгнешь все жульнические договора и не поклянешься впредь не заключать подобных". Рука Водалта повисает плетью, золотой катится под ноги. Легкое движение другой, левой – в тетку летит что-то мерзкое, из разряда "псевдожизнь вредоносная", но растекается в лужу на подлете к крыльцу. Зря, что ли, я щит ставила. После атаки магуя выхожу на крыльцо и говорю:         
        
– Уважаемый господин маг, вы только что использовали атакующее заклинание для нападения на мирных жителей. Это уже два серьезных преступления. Вы хотите на каторгу или предпочтете лишение дара? Что, не слышу? Нет-нет, не доставайте оружия, щит сработан на совесть... У вас есть выбор – либо вы даете клятву не жульничать (если вы – честный человек, для вас же ничего не изменится, правда?) и расторгаете договор с этой деревней, в этом случае вы исцелитесь, а мы позабудем о вашей несдержанности, либо можете валить отсюда куда хотите, не останавливаясь и назад не оборачиваясь, оставшись калекой на всю жизнь, либо делать, что задумали и ждать визита серьезных парней из Конторы. Выбор за вами!       
Водалт оглядывает селение – оно как вымерло, никого, кроме нас с Одоней, на улице нет, окна ставнями закрыты, двери заперты.      
– На вашем месте я не стала бы идти на конфликт с законом. Оставшись без руки, вы еще можете посудиться с селянами (если дадите клятву – то нет: она расценит вашу тяжбу как жульничество), но, совершив убийство, вы сами попадете на суд жестокий, скорый и справедливый: тут вам даже каторжник не позавидует.      
– Твой, что ли? – ну-ну, ты мне еще права покачай.      
– Не претендую, – улыбаюсь ему примирительно. – Я тут никто и звать меня никак, а вы напоретесь на реальную силу.      
– Контора, да? – качает головой маг. – Везде стукачи. Деревенские дятлы... вы только это умеете. Всех под одну гребенку, кто поднял голову – тех и стриги!      
– Не хочу спорить, – на самом деле этот вопрос надо бы провентилировать, вдруг действительно так? – Но вас не из-за этого прокляли, а за ваше жульничество.      
– Но проклятие – тоже преступно! И вы ответите, головой ручаюсь!      
– И потеряете голову. Вас проклял не маг, Водалт, вас прокляли простецы, а на них закон о преступных магических действиях не распространяется. Проклятие одного обиженного простеца дешево стоит, но проклятие сотни простецов – это реальная сила. Либо даете им клятву и расторгаете договор – либо остаетесь одноруким калекой. Что выбираете?  
     
    Он дал клятву. Поднял возвратившую чувствительность руку, скривившись, размял плечо, пошевелил пальцами – а ты как думал, все пройдет безболезненно? – вскочил на хвара, прикрикнул на слуг, и все трое вылетели за ворота, как ошпаренные.      
– Ох, чует мое сердце, нам он этого не простит... – вздохнула Одоня.      
– Не простит мне, а не вам, вас он всерьез не принимает, просто решил, что я как-то хитро простецами прикрылась, творя это проклятие. Слушай, Одоня, вот на куйна вам этот маг, который и себя исцелить не может? Нет, понимаю, если было бы что серьезное, но ягоды на ветках сохранить и насекомых отвадить – это вы сами сможете, если вместе возьметесь. Хоть кто-то из Варлац в школу ходил?      
– А как же! Старый Пег учился, у него дома и книжки лежат.  
           
    Ну, твою ж мать... Да, такие вот люди. Наверно, бесплатного образования мало, оно должно быть принудительным! Хотя все равно не оценят, озлобятся только. По СССР помню.       
           
    До темноты отсыпалась, после захода собрала одонины пироги, повидло в сушеной коробочке-тыкве, живую воду перелила в керамический бутылек, а флягу наполнила водой нормальной. Пег, посмеиваясь, подарил мне ложку, вырезанную из раковины и маленький казанок с перекидной ручкой: и варить, и жарить, а понадобится – и лепешку в нем испечь можно. Тяжеловат, конечно, но не критично, я больше от недосыпания и расхода сырой энергии устаю. А старикан-то непрост: по его участию в истории с магом чувствуется опыт старого служаки, а не лесного или деревенского жителя.      
– Черный буфер? – спрашиваю.      
– Не, в Теленке служил! – отвечает. – А ты из буфера, видно. Там все такие... ушмы, атаман-бабы, всех на уши поставят и плясать заставят, как ты нас.      
– Ну, – говорю. – Зачем так? Не я вас построила, жизнь. Ты уж научи кого из мелких тому, что сам знаешь, а то и впрямь будут подниматься только когда им на шею веревку набросят и потянут как следует.  
Смеется, говорит:      
– В Теленке тебя б за такие слова на поединок вызвали, там за шею вяжут только пиратов, и поднимают высоко-о!       
           
    Так и пошла я по дороге, поправляя сидор на плече и смеясь. А ночь-то заметно холоднее прежних, осень, что ли, приближается? Нет, не может такого быть, лето на середине, и все же: какое сегодня число? Совсем потерялась во времени. Как попала – ни одних суток спокойных не было, все слились в нескончаемый поток, в один невероятно длинный, тяжелый и насыщенный день. "Выхожу один я на дорогу...". Народ здесь ночью за ворота не шастает, призрачный отряд всех распугал, а мне он не страшен, вот и получается, что ночью самое безопасное время для путешествий. К тому же, не жарко идти, а то днем просто пекло. И это еще далеко не Хапренернаут, он-то намного южнее. А уж как нагхане в своих пустынях и мангровых болотах живут – вообще не представляю, то-то они у нас во сто тряпок даже летом кутаются. Интересно, кстати: у них там чисто мезозойская флора, или тоже есть привнесенные виды? Маячит догадка на краю сознания, никак в мысль не оформится.       
           
    Тут и вторая мысль в голову постучалась, четкая, темная и тяжелая. Человек – да что человек, орк и тролль, по моему мнению, тоже – тварь, в массе, ленивая и не желающая ни за что отвечать. Любопытство заканчивается у кого в шесть, у кого в двенадцать, самое позднее – в шестнадцать лет, а вытесняет его социализация, которая является, по большому счету, однообразной игрой с жесткими правилами и – внимание – в этой игре не жалуют тех, кто эти правила может даже не изменить, а обойти или проигнорировать. Любой власти не нужен умный народ – ей нужен тупой и покорный, любой народ не рвется ни к образованию, ни к прогрессу – он рвется к спокойной обеспеченной жизни. Но спокойная жизнь не должна слишком долго тянуться. Чтоб не привыкли. Как только наступает неблагополучие (а это обязательно происходит время от времени, по естественным причинам) – ни тупой и необразованный народ, ни тупая самодовольная власть не смогут его даже скомпенсировать, максимум, на который они способны – не замечать беды, пока она не станет для всех смертельной.       
           
    Умные деятели приходят и удерживаются у власти только в случае постоянной угрозы и государству, и его опоре, и умный-сильный народ правителям нужен только в том случае, если для борьбы с угрозой требуется именно такой. Точно так же и народ – лишь реальный страх за свою жизнь в постоянно меняющихся условиях делает основную массу исключительно талантливой, умной и склонной к самообразованию. Так что – да здравствуют опасности и постоянный легкий свартчокан. Свартчоканчик. Но тогда я-то что здесь делаю? А я так, погулять вышла...       
           
    Утро застало меня в чистом поле, но чуть раньше полдневной жары я успела-таки дотащиться до обжитого места. Знакомьтесь, местный аналог мотеля, двухэтажный то ли трактир с комнатами наверху, то ли гостиница с паршивой столовкой внизу. Что готовят плохо, понятно по запаху – несет явным тухлячком, единственное достоинство "мотеля" – загон для хваров и крепкая изгородь-частокол. Такое впечатление, что тут других загородок не знают, и это притом, что более-менее приличные рощи мне встретились на всем пути лишь дважды. Правда, с камнем здесь еще хуже, да и строительной глины нет, подстилающий грунт – то кварцевый песок, то плотная супесь, в лучшем случае суглинок. Зато плодородный слой весьма приличный, до метра, конечно, не дотягивает, но и сорок-пятьдесят сантиметров гумуса – это очень неплохо! Не наши несчастные пять-пятнадцать, да белесый подзол.       
           
    Пустырей почти нет, все либо засеяно, либо засажено, либо под выпасами для огромных медлительных ящериц ктахи, долгоногих страусоподобных гшил и коров, размерами и статью больше напоминающих буйволов. Их быки – так уж точно, громадины, как из плейстоцена пришли. Да и коровки тоже не выглядят мирными, рога длиной по полметра, острые, изогнуты лирой. И, в отличие от самцов, самки поджарые. Не столько мясной, сколько молочный и тягловый скот. С местной системой хозяйствования я не знакома, единственное, что узнала – каждое селение во внешних договорах выступает как хозяйственный субъект. Но, в любом случае, не бедствуют же! Почему тухляк в гуляше?       
           
    У меня были с собой еда и питье, спать под открытым небом я уже привыкла, на солнышке бы точно не разлеглась, и накой я полезла в этот клоповник? Стадный инстинкт, не иначе. Да и денег у меня почти не было, так, какую-то мелочь сгребла в карман еще перед телепортацией, думала, что потом подзаработаю. Но не получилось. Значит – закажу на последнее чего-нибудь выпить и расспрошу, скоро ли тракт.       
           
    Зашла, осмотрелась. На удивление чисто и опрятно, стены не оштукатурены, но без пыли и копоти, бревна аж золотистым светом мерцают, пол земляной, но "вымазан" начисто, в углах еще не просохла мазилка, столы и лавки – без грязи, чистые плашки на ровных крепких козлах. Три посетителя под пеленой иллюзии в дальнем углу, хозяин за стойкой – все бы ничего, кабы не запах тухлятины. О, как хозяин-то разулыбался, первый здоровается, да "чего изволите заказать"... Это он мне, которая в пыльном выгоревшем армейском тряпье, "форма летняя полевая б/у без знаков различия", рожа оркоидная с шелушащимся от загара носом, все надеюсь до нормального цвета ее довести, а она под солнцем только обгорает, волосы отросли и из-под фуражки местного идиотского покроя (я ее вообще сперва за издевательство посчитала) торчат в разные стороны. Убожище! Ну, не пристало перед такой трактирщику прогибаться!         
        
– Пикайзу, дщез? – он моментально предложил мне какие-то местные напитки.      
– Пивка бы легкого, – говорю и выкладываю три медяшки низшего достоинства, если уж в черном буфере столько стоило, в хлебном краю не может оказаться дороже.      
– Сей момент, – подхватывается трактирщик и исчезает в подсобке.  
Через минуту, впрочем, появляется, несет на плече "гостевой бочонок" литров на десять-пятнадцать и кулек непойми с чем. Сгружает бочонок на стойку, обмахивает кружку полотенцем, раскрывает над ней кулек и высыпает десяток жирных черных дохлых мух! Ловко подсовывает под краник и профессионально нацеживает пива "с шапкой".  
Пока я в остолбенении наблюдаю сие действо, отодвигает медную мелочь ко мне:      
– Не волнуйтесь, за вас все оплачено!      
– Что именно оплачено? – офигение прошло, причина вырисовывается.      
– И муховочка, и гуляш по-орочьи!      
– Как вы сказали, какой гуляш?      
– Ну, как же, все по рецепту, мясо и печень ктахи, сутки выдержать на жаре...      
– Понятно. Вообще-то, в лесу ктахи не водятся, но не в этом дело, – глядеть в сторону тех троих уже не нужно, чтобы понять, кто это. – Я, пожалуй, подсяду во-он к тем ребятам, туда принесите, три блюда, гуляша хватит? Вот и прекрасно.  
    
    И что теперь делать? Размазать я этих трех могу, и повод они мне дали, оскорбление расового достоинства – вполне достаточная причина для дуэли. Максимум последствий для меня – домашний арест на тридцать суток или, если уж совсем не повезет – разжалование до рядового. Но я сейчас как бы случайно потерявшаяся при сбое телепорта и добирающаяся до Конторы на своих двоих, а стоит мне попасться стражам порядка – и препроводят к разлюбезному Дереку в течение трех дней. Значит, увы, дуэль и даже просто драка отпадает. Нельзя мне сейчас в столицу, никак нельзя! Ладно, вы играете – и я вам подыграю. Иду к их столу, развеиваю иллюзию кисеи, подхватываю табурет от соседнего столика и подсаживаюсь к обедающей троице. Нет, не обедающей: слуги, вполне ожидаемо, просто сидят рядом и охраняют, а Водалт пьет из серебряного кубка вино и время от времени закидывает в рот орешек. Что-то это напоминает, а? С родной старушки Земли, такое в малиновом пиджаке и с голдой на шее. Антураж тут, конечно, другой, а смысл – тот же. И опыт имеется...       
    
    Трактирщик приносит поднос с тремя тарелками омерзительного гуляша, сгружает на наш стол. Одну из них толкаю к Водалту, он инстинктивно отшатывается, я подхватываю у него вазочку с орехами. Слуги делают синхронное движение ко мне, останавливаю их взмахом пальца – ах, да, забыла, я же на кончик ногтя посадила маленькую, но яркую искру, этакий тонкий намек на файербол.      
– У лесных орков, – сладчайшим голосом заявляю магу. – Принято обмениваться пищей за столом, в качестве подтверждения добрых намеренний. Типа, ни ты меня не отравишь, ни я тебя не отравлю. Усек, приятель? Так что приятного аппетита.  
И выхожу за дверь. Движения за спиной не чувствую – они, кажись, от моей наглости остолбенели.  
    
    Иду дальше, волоча ноги, как не первой свежести зомби, и не боюсь, что Водалт или его слуги за мной погонятся: боевой маг, даже не имеющий доступа ко внешним источникам, в охранниках-немагах обычно не нуждается, именно это я ему только что показала. "А маленькие люди без оружия – не люди, все маленькие люди без оружия – мишени!" Канхаги и махаги у них вряд ли найдутся, тут не черный и не серый буфер, так что ношение незаконно, а палить из арбалета в меня сейчас бесполезно – щит я хороший выставила, потому и еле ноги волочу. Скорей бы в Керемницу прийти, сбросить надоевшую личину, там, если это действительно город-базар, такой мыслешум стоит, что сам Дерек меня не отыщет.  
    
    Солнце печет, голова раскалывается, щит сняла уже часа два назад, а легче нету – и недосып, иду почти сутки без передыху, ноги переставляю по привычке, не разгибая коленей, и последние силы на скандал в трактире и последующий красивый уход из него потратила, а главное – проклятущая жара и слепящее солнце... Хоть бы дождик, что ли, да ладно – хоть бы тучка какая. Нормальную воду выпила всю, дважды по чуть-чуть к "живой" прикладывалась, вроде, прибавилось сил, но с ней надо поосторожнее: в больших дозах это канцероген. Так простимулирует клетки, что начнут делиться, как раковые. Ничего, скоро в тетки в Варлацах ягоду соберут и решат, что хватит жары, пора бы и поливом озаботиться. А погодой и благословеньем садов им теперь придется заниматься самим, потому как Водалт если что для них и будет делать, то только гадости. Ничего, вот и совместят полезное с полезным, а уж когда научатся работать "звездой", так и вообще весело станет. Конечно, с серьезным магом "звезде" простецов и тогда не потягаться, а вот наделать неприятностей, да просто конкуренцию составить типам вроде Водалта – это они смогут. Пустячок, а приятно!       
    
    Честно, не заметила, как оказалась на тракте, и сколько по нему отмахала, тоже не знаю, на автопилоте шла, мозги спали, а ноги двигались. Неудивительно, что не заметила перегородившую всю правую сторону гномовозку, споткнулась о суставчатую лапу и приложилась лбом об раскалившийся на солнце иссиня-черный металл. Скорее обожглась, чем ушиблась.      
– Куда прешь, деревня! – это были единственные пристойные слова в последовавшей за этим тирадой. Все остальные оказались на языке Подгорного королевства.  
    
    Я села на дорогу около гномовозки – стоило остановиться, и ноги отказались меня держать, осторожно дотронулась пальцем до обожженного места: кажется, обойдется без пузыря. Вот тебе и "те самые дварфы", вывалянные в пыли "той самой дороги". Рояль в кустах. Правда, гномовозка не едет, а дварфы ругаются хуже сапожников. Ну, и я им отвечаю, осипшим от жажды голосом, тем же макаром по тем же местам, только позаковыристее, я вообще сквернословить люблю, а гномский дает ругателям огромные возможности количеством степеней родства и названий рабочих инструментов. Если даже просто перечислить, чьим сватам-зятьям-своякам что и куда сунуть, уже книгу написать можно, а если еще и с фантазией подойти... когда я остановилась, тишину можно было резать и есть.      
– И после этого не говори, что на подгорном не понимаешь! – слышу над ухом.  
Отвечаю:      
– Не скажу, моим учителем был Агерни Лангскег, а он ругатель, каких поискать. Я сперва боялась, что он и взаправду меня молотом тюкнет, – и, без перехода. – Вода питьевая найдется?      
– На, держи. Теплая, правда, да и вообще по пиву бы лучше.  
    
    Я присосалась к бутылке. А коротышки знают, что нужно в походе – подсолили, такой скорее напьешься, хотя, что я говорю – конечно, они должны это знать, почти половина населения с металлом работает, а это у печи или горна, там простую водичку пить бесполезно. Открыла глаза, присмотрелась к своим поильцам. Чумазые и потные бородатые дядьки, за счет низкого роста и широких плеч в квадратном формате. У одного на голове платок как бандана повязан, а в руках металлическая пластинка, и он грязной тряпкой пытается ее от копоти оттереть, а второй, в войлочном подшлемнике с завернутыми наверх "ушами", поставил на железную спину голема сумку и рассеянно в ней шарит, устремивши взор в никуда.    
– Не нашел? – спрашивает тот, что в платке.    
– Не-а, – отвечает тот, что в подшлемнике. – Ты его брал? Я – нет, понадеялся на твою память.    
– Чугунная башка, – шипит на него первый. – Лучше б ты штаны забыл, скотина безрогая...  
    
    Ну, вот, вроде мне уже малость получше, встаю на дрожащие ноги, обхожу и разглядываю голема. Железная гусеничка из трех звеньев на шести лапах, запряжена была в телегу, нагруженную с верхом мешками, сейчас та стоит на обочине, уж кто отодвинул – неизвестно, а у гусенички вскрыт первый сегмент и он, судя по запаху паленого и густой копоти, недавно горел. Лапы, соединенные с ним, неподвижны, у остальных двух сегментов – подрагивают, как мои ноги.      
– Парни, – спрашиваю. – Что, радиатор сожгли?      
– Какой, кирку в зад, ради... – поднял на меня глаза дядька в подшлемнике.      
– Охладитель, то есть. Или охлаждения не предусмотрено?      
– Ну, есть пара плетений, – отвечает тот, что в бандане. – То есть, была. На этой пластинке. Но, как видишь, не потянули такую жару, масло загорелось, привод слетел.      
– Гидравлический привод? – спрашиваю.      
– Что?      
– Масло под давлением приводит в движение лапы. Так?      
– Ну, если грубо, то да. Механика снашивается быстрее, да и жрет энергии больше, а уж смазку подбирать зае... замотаешься: то для лета, то для зимы...      
– А лапы что, не нуждаются в смазке?      
– А что им сделается, на подшипниках синей стали...      
– Ну, вот и пожгли. Жара, трение температуру повысило до критической точки, масло закипело...     
       
– И откуда ты такая умная вылезла, а?      
– Откуда все, на себя посмотри. Вообще-то, меня мэтр Лангскег немножко рунной магии научил, так что с плетением покумекаем вместе. Привод восстановить сможете?      
– Да это-то не вопрос, шланги в запасе есть.      
– А еще нужна смазка для подшипников: минеральная, достаточно тонкая, чтобы не застывать на стоянке и достаточно вязкая, чтобы не стекать при нагревании. Примерно представляешь?      
– Ну, как для механики, – ответил тот, что в платке.      
– А еще я на корпус пару охлаждающих плетений повешу, маломощных, но чтоб скомпенсировать нагревание солнцем. Вот накой же вы его черным сделали, а?      
– А что, надо было золотым?      
– Серебристым или белым. Нанести тонкую красочную пленку. Нагреть до полимеризации...      
– Полуме... что? Ты мне мозги не канифоль, нет такого слова.      
      
– Глоди! Сбавь обороты! Девка дело говорит. А ты не обижайся на него, лады? Это его изделие, вот он и готов за каждую гайку всем глотки рвать. Да ты еще не нашего народа, ведь так? Откуда столько знаешь?      
– Ну, я вам не совсем и чужая. У меня один из прадедов из вашего народа, отец только в это лето признался, когда я его уличила: мы все пьем и пьянеем, а он – нет. А вообще я с детства в отцовой мастерской вместе с братьями железки крутила, он же у меня и кузнец, и механик, и совсем чуток алхимик и артефактор, в черном буфере иначе нельзя.      
– Да, мы такие! И как прадеда звали?      
– Отец обещал на ухо шепнуть, но не успел – как раз начался прорыв, потом, когда отбились, меня в Контору вызвали, а тут сбой при телепортации. Хорошо – вывалилась на поле, а не в толщу горы, только теперь пол-империи пехом шагать, а я с собой ни денег, ни припасов особо не взяла. Местные за работу, в основном, кормят, так что за проезд заплатить не смогу.      
– Слушай, а тебя как звать? Хюльда... Так вот, Хюльда, если ты поможешь восстановить плетения, и оно заработает, как надо заработает – слышишь? – мы тебя довезем до Керемницы, а оттуда в столицу чуть не каждый день стада гонят, с ними дойдешь. А если доберемся без приключений – мы тебе заплатим, ну, не как за охрану, конечно...  
      
    И тут я на собственной шкуре убедилась в присловье "жадный, как дварф". Услуги рунного мага Квигги оценил в стоимость проезда на уголке телеги, груженой непонятно чем, охрану груза и его владельцев боевым магом – в полцены охраны мечником, а ноу-хау относительно смазки "подшипников синей стали" и покраски корпуса светоотражающим составом вообще словно не заметил.      
– Хорошо! – говорю. – Но с некоторыми дополнениями. Если приключения будут... так вот, в случае нападения на нас вооруженных субъектов – да кого угодно, любой расы, живых ли, немертвых, даже животных – заплатите мне как воину, а если нападет маг или у них будет артефактное оружие – платите как боевому магу. Пойдет?  
Глоди и Квигги выразительно переглянулись.      
– А нет – так наносите свои руны сами, какие вспомните, авось, не сразу взорвется...  
Еще переглядки.      
– А что ты умеешь, кроме морозильника? – ага, опять Глоди возбухает.      
– Да то и умею, чему в Академии двенадцать лет учили: боевка, алхимия, механика, артефакторика, спецпредметы – рунная магия и магия Тьмы.  
    
    У Глоди взгляд остановился и челюсть отвисла, а Квигги поджал губы и ехидно спросил:      
– И что ж ты, такая умная, и по такой пылище пешком тащишься?      
– А то, умник, что не грабить же на большой дороге. Будь я жизнючкой – давно бы уже с ветерком на хваре скакала. Боевому магу нечего продавать, кроме охранных услуг, да и это не совсем законно. Единственная отмазка – самозащита и защита мирного населения. И не приведи судьба хоть чуть-чуть меру превысить. Врубились?      
– Да ясно... Спрашивается, зачем девке война?      
– Не война. Я родилась в черном буфере. Там такое из-за Гребня вылазит, что не на всякой войне встретишь. И когда малявкой была, то отцу пообещала: выучусь на боевого мага и всю ту дрянь победю.      
– Победю, говоришь... И как, победила?      
– Пока – нет, но и жизнь не закончилась. Ладно, Квигги, хватит трепаться. Глоди, на тебе вся механика и смазку найти, а я займусь вязью.  
Уже из-за спины услышала, как Квигги посмеивается:      
– Да, Глоди, ищи смазку, а то девка тебе на сухую вставит... понял?  
И я вздохнула с облегчением: на таком транспорте добраться до города – дело не дней, а часов.     
       
       
    

Глава VIII. О том, как меня не убили.

      
    
    Если бы я тогда нормально соображала, то удивилась бы, с чего это дварфы потащились за зерном задолго до уборки урожая? Где взяли – не вопрос, скупить остатки, теоретически, можно, но дорого. Выгоднее подождать полтора месяца и заплатить в три-пять раз дешевле. Эти ребята за каждую медяшку удавятся, а тут – разница в разы, и не в их пользу. Нет, чтобы заподозрить неладное, тем более что со мной оно просто обязано случаться, и хоть немного подготовиться, так нет же: лежала на телеге, раскачивающейся на колдобинах, словно корабль в бурю, держалась за борт и ловила кайф от гномьего курева. Квигги, сидящий впереди, смолил не переставая, а местный "табак" явно сродни конопле.       
    
    Глоди расслабленно устроился в седле на самом големе и правил им. Охладительная вязь, установленная на корпусе, и легкий ветерок, создаваемый быстрым движением транспорта, делали положение "возницы" самым приятным, а шестилапая ходовая часть имела несколько несомненных преимуществ перед колесной, особенно по разбитой грунтовке. Во-первых, высокая проходимость: где забуксует колесо, лапа найдет опору и оттолкнется, где оно увязнет, лапа вылезет из грязи без проблем. Во-вторых – плавность хода. Не обсуждается, потому что любую колдобину, на которой встряхивало телегу, голем попросту переступал.       
    
    Скорость была где-то километров тридцать-сорок в час, и зависела исключительно от прочности телеги, а голем, по утверждению Глоди, мог бежать и вдвое быстрей. Хотя, наверно, он привирал, потому что охлаждение, несмотря на весь магический обвес, у его детища было конструктивно плохо продумано. В сырых и холодных подземельях об этом можно не задумываться, но к выводу гномовозки на поверхность эти двое подготовились из рук вон плохо. Только давать дварфам советы – избавьте меня от этого удовольствия: сперва оскорбятся, потом насмеются, затем воспользуются и в результате скажут, что придумали сами. Не зря выражение "сгномить" имеет хождение даже там, где их самих давно уже нет.       
    
    Но в остальном парни вели себя очень корректно, по расовым вопросам не заикались, ко мне, как существу женского пола, перестали придираться после ремонта голема, признав право голоса. И в отношении еды не жлобились, отдав на заправку для крупяного варева копченую рульку савги, кило на четыре, так что, отпахав кусок попостней, я остальное вернула. Мы ее в промежутке между поздним завтраком и ранним ужином на ходу объели до голой кости, они – запивая спиртным, я – водичкой. Вот чем плохо иметь орочью кровь – это тем, что пьянеешь быстро, трезвеешь медленно, бодун жуткий и, вдобавок, рискуешь натворить в пьяном виде такого, чего и вспомнить наутро не сможешь. Посему – сухой закон, и точка! Хватит мне "накурки" от Квигги, его, кстати, этот хитрый табак почти не берет, а меня и вскользь срубило. Ладно, ничего, подремлю часок – к ночи проснусь протрезвевшей. Тогда как раз Квигги будет вести, а Глоди, по его утверждению, не курит, и вообще собирается отсыпаться. Но поспать мне не дали.       
    
    Проснулась от рывка телеги. Вопль Квигги – и мы понеслись, рассыпая мешки по разбитой дороге. Если бы я в борт не вцепилась, меня бы выкинуло, как мешок, а так только немилосердно трясло и грозило ими завалить.      
– Свартчокан дриттсусра! – орет Квигги напарнику. – Нагнись, не дай им прицелиться! Куда канхаг дел, крёдд? Послала судьба...       
    Приподнимаю голову из-за мешков, и тут же ныряю обратно, а от фуражки остается только полоска с козырьком. Если б не это убожище у меня на макушке, прицелились бы точнее, и мозги мне бы вынесло со свистом, а так только волосы затрещали от близкого жара. А, была ни была, возвращаю себя в прежнюю Хюльду. "Розбуш!" – это не куст, и не ругательство, это метка основной личности. Ну, что, "скучно вам, серые? Щщаз я, накапаю, правду на смирные ваши мозги – трататата-та-та!". У меня со страху гадости получаются лучше.       
           
    Односторонний щит воздуха, чуть развернутый влево для соскальзывания с него атакующего чего-бы-там-ни-было, под его прикрытием встаю и угощаю преследователей с двух рук, по-македонски, шипами камня. Они невелики и не такой уж большой силы, но их получилось действительно много. МНОГО! Даже не вполне материализовавшиеся, уже искажениями поля они рвут в клочья двух опасно приблизившихся разбойников, или кто они там, и их хваров – тоже. Глоди прибавляет ходу, телегу опять сильно встряхивает, и я еле удерживаюсь на ногах.       
           
    Ага, стрелок не пострадал, еще один заряд из канхага летит в нашу сторону, соскальзывает со щита и гудя проносится над полем, оййй, возвращается, это ж самонаводящаяся хрень... Сдуваю порывом ветра в придорожный кустик, где он и вспухает слепящим огнем, а телегу бросает в сторону. Еще пара мешков падает на дорогу, а я, поднимаясь, вижу два огненных шара, с обеих сторон огибающих щит. Вать машу! Растягиваю-заворачиваю щит наружу, укутываю заряды в него и отбрасываю подальше. Ага, Квигги канхаг нашел! Не просто так за моей спиной прятался. Из-за моей спины вылетает серия алых шариков, загляденье! У трех преследователей – серьезные индивидуальные щиты, заряды по ним просто стекают, а у четвертого такого то ли нет, то ли не выдерживает, и его разрывает пополам. Ммать... кишки на дорогу... Снова воздушный щит, и пошире, чтобы сразу в кусты улетало. Но не стреляют больше, обходят с двух сторон по дуге.       
           
    Гони, Глоди, гони! А я в них всяким дерьмом пошвыряюсь. Тем, что пройдет сквозь щиты четырех стихий. Ныряю в одно не шибко любимое состояние. Комбинация смерти с водой, ах, какие брызги шампанского! И распадающейся плоти. К сожалению, хвара, не всадника, но и то хлеб, за нами осталось двое. Нет, уже не за нами... Нагнали, сближаются, зажимают в тиски. Квигги палит в них так, что вокруг полыхают уже не только кусты, но и поле, а им хоть бы хны. Чем же достать? Зеркальным Хагалом и Тьмой? Нет! Ну же! Не могу, не удержу, слишком выложилась, не сумею канал пережать. И вот тогда всем хана.       
           
    Поднимаю темную воду, открываю канал в огонь. Бью свитыми в тонкие спирали противоположными стихиями, этот "бур" проедает почти все, растворяет щиты, какие бы они ни были. Но не эти – с этих двух, как с гуся вода, словно во сне, где ты лупишь врага со всей дури – а кулак становится ватным. Они обгоняют нас, почти синхронно поднимают копья, вырвавшийся вперед – простое, охотничье, а тот, что поравнялся со мной – невероятно старое, короткое, мощное, и ржавое не от старости, а по самой природе своей. Отшатываюсь, но не так быстро, как надо, и удар опрокидывает меня.       
           
    Никому не пожелаю услышать ТАКОЙ хруст собственных ребер. И ощутить вслед за этим ТАКУЮ боль.       
           
    Клубится туман. Остопаршивевший безвкусный туман обиталища неорганов. Все, как всегда. Только чувствую я себя в нем как-то не так, словно болею... да, в меня ж копье на полном скаку всадили, и, гусары, блин – молчать!.. это я что, значит, мертва? Нет, врешь, мертвым не больно. Поджимаю подбородок, смотрю вниз, и вижу, как чуть ниже груди – всплывает мысль: "хорошо, что справа" – завихряется воронка смерчика, а засасывает в нее мою плоть, то есть, плоть сновидческого тела, и выбрасывает туманом наружу. Вгрызаясь в меня, смерч пляшет, как волчок, расширяет дыру. Сейчас в нее уже кулак пролезет, наверно. Инстинктивно дергается рука – зажать рану, торможу ладонь в нескольких сантиметрах от воронки – чувствуется, и руку она сожрет, не заметив. Что делать? Своей силы не осталось, источники как отрезало, вокруг один туман. Объединиться с туманом, ибо нет сигнала без носителя, а носителя – без энергии? Да только попробуй растворить границы – исчезнешь, как плоть в этой воронке... или нет? Все зависит от точки зрения, как говорится в Бардо Тодол. Не растворяться в тумане, а перенести в него сознание и перехватить управление. Перенести сознание=познать.       
           
    Состояние тумана – вот оно. Никакое, без вкуса и запаха, материя в потенции. Я тоже могу быть такой. Нет чувств, нет мыслей, нет ощущений. Но это не пустота. Мысли, ощущения, действия – они могут быть, не сейчас, а вообще. И я выключаю все, кроме осознания "я существую", стягивая все бывшее и будущее в потенциал. Без памяти, без знания, без мысли об этом. Сверхматериальная точка. Я – есть. Мгновение-вечность Бытия. Неделимое Присутствие. Здесь и всегда.  
Почему оно все-таки ушло? Это же было так... нет, слово "приятно" не подходит, скорее "естественно", без всякого напряжения. Могла пройти вечность, и не надоело бы. Какое там "перехватить управление", даже мысли об этом не возникало!       
           
    Но чужая воля вырвала из точки покоя, сместила на йоту вбок, в чуть – совсем немного – другое состояние. И я ощутила себя как заряжаемый аккумулятор, потому что кто-то переливал в меня силу. Необычную, даже несколько чуждую, но вполне узнаваемого вкуса, словно запах давнего знакомого. Или будущего давнего знакомого. "Точечное присутствие" не различает того, что было, от того, что будет, но я-смещенная была уже в потоке времени, многомерном и разнонаправленном, я уже ощущала изменения как сплетенные жгуты и пучки событий. В этой, например, я отмахивалась от нежданного союзника и вскоре погибала – не сейчас – но хвостик этой последовательности был короток, а вот в этой – длиннее... но тут последовательность заворачивалась сама в себя и вертелась в бесконечном цикле... а что будет в этом случае? как интересно, но я не хочу лишаться гуманоидного общества, это мой мир! а вот тут – дальний конец расплывчат и туманен, сама последовательность спутана и искривлена... но она длинная! на много порядков длиннее – вот ее и беру.       
           
    Сколько с меня за этот хвост? За КАЖДЫЙ погонный год? Нет, вы шутите, год на год не приходится, остальные должны быть дешевле... Мне нужен именно этот, все те хвосты низкого качества! Всего лишь долгий сон? Сколько времени спать? Дюжину жизней? А дальше? Заманчиво, но все равно дорого. Скидку, иначе прям сейчас помру и оставлю тебя без дохода! То есть сойдемся на половине? Нет, шесть – не мое число, не люблю. Пять, как у Мадмуазель, и не полностью, не с пеленок, а лишь в ключевые моменты! По рукам! Ты не прогадал, торговец, такие, как я, встречаются не просто редко, а практически в единственном экземпляре!       
           
    Возвращаюсь из "лавки времен" в предшествующее ей состояние уже с трепещущим хвостом становящейся реальностью вероятности, и понимаю, что торговалась не с тем типом, который недавно подзаряжал меня, а сейчас – латает. И что с этим, энергия которого выдает в нем будущего "давнего знакомого", мы уже встречались. Открываю глаза – вижу красавчика-блондина, склонившегося над моим сновидческим телом и что-то мудрующего в непосредственной близости от печени. Что он там делает, врач-вредитель? И так нормально выпить не могу, а еще этот хмырь намудрит.             
– Сможешь, – отвечает Артас. – От любого спиртного будешь трезветь, от гномьего курева – получать бессоницу, дурное настроение и прилив рационального мышления. Цени, детка, возможности Хаоса. Еще не забыла заказ на мастера спорта по бегу? Я его выполнил – до сих пор никто из тех, с кем ты не хотела встречаться, тебя не догнал.      
– Кто же тогда меня приколол, как поросенка? Или мне только почудилось?      
– Кхмы... А разве ты этого не хотела? Не знаю, с какой стати, но это событие было тебе чем-то дорого, и я решил не вмешиваться. Так что винить можешь исключительно себя. Кстати, уже лучше? Вот то-то, Арагорн сказал бы: "детка, ты сама впуталась – сама и выпутывайся, я и так сделал для тебя все, что смог!"      
– Вроде, – я переваливаюсь на бок и встаю, оглядывая и ощупывая место под грудью, где раньше зияла дыра: затянулась не только плоть сновидческого тела, но и его одежда. Понятно, ведь то и другое сделано из одного материала – овеществленного воображения. – А плотное тело тоже восстановилось?      
– Нет, конечно. Я не могу лезть на Ирайю так явно только ради того, чтобы тебя подлатать. Но теперь твоя рана уже не смертельна. Эфирное тело в порядке, даже претерпело некоторые улучшения, какие – сама определишь, рассказывать долго, а плоть... нарастет плоть, и шрама не останется.      
      
– Неужели, – вот он, повод сличить показания. – А как же плешь и шрам у Дерека? Ах, да, еще его пустая глазница.      
– Этого неудачника? Ну, с сапфиром он не расстанется по доброй воле – слишком многое в его службе завязано на артефакте, а вот шрам и плешь – это следствие местных понятий о красоте. Еще не ясно? Ах, да... Внешность, слишком точно соответствующая каким-либо стандартам, в цивилизованной части континента – признак пошлости и плебейского вкуса. Богатое купечество заказывает у целителей коррекцию внешности как бы ни чаще, чем лечение подточенного излишествами здоровья, но красивые по земным меркам лица среди них встретишь реже, чем у селян. Зато характерных, отточенных, с запоминающимися чертами хватает. Знать оригинальничает, нанимая как жизнюков, так и магов иллюзий, и результат, зачастую, просто ужасен. А те, кто хочет и может показать хороший вкус, меняют внешность так, чтобы она в какой-то мере отражала нетривиальную суть их безусловно глубокой натуры. Дерек же просто ненавязчиво напоминает императорской семье их неоплатный долг и собственную незаменимость. Доиграется... Кстати, хочешь занять его кресло? Нет? Жаль... Да, это я к чему тебе говорю: когда будешь в столице – не смей лепить из себя "гламурное кисо", сие есть признак плебея. Да, придется поехать, ибо у тебя передо мной теперь кое-какие долги завелись, и как отработать, я объясню. Пока не торопись, лечись, отлеживайся, отдыхай... – Артас поднял руку, изобразив давешнее "то ли привет, то ли пока", и я вывалилась из беспамятства, как щебень из самосвала.  
           
    То есть, чувствуя себя столь же разбитой. Ни вдохнуть, ни выдохнуть, и в груди как горячей кочергой ворочают. Привычно уже замкнула болевой контур, осмотрелась, двигая исключительно глазами. Ночь, луна, кусочек... второй луны, мелкой и обгрызенной... Надо мной проплывают ветви деревьев, пятна света и тени скользят по лицу с явным стробоскопическим эффектом, носилки подо мной покачиваются, и рядом – о, это и впрямь чудо – я слышу голос Квигги:      
– Эй, ребята, а почему вы не пойдете в Керемницу?      
– Не твоего ума дело, дварф, – дохнул замогильный – в прямом смысле замогильный голос. – Мы спасаем вас, мы наказали преступников – не требуй от нас большего!      
– Но как нам до города добираться? Магичка-то по дороге помрет! Да и Глоди еще нескоро на ноги встанет.      
– До города не умрет. У нее есть все нужное для лечения ран. Спроси. Выполни.       
           
    Квигги наклонился надо мной.      
– Хюльда! – помахал короткопалой рукой перед глазами. – Ты меня слышишь?      
– Ага, дриттхартр... – горло перехватило, и меня сотрясло болючим кашлем. – Мешок не потеряли? – добавила уже шепотом, выплюнув кровь.      
– Да тут он, слава благородным... владетелям? – дварф подпустил в голос дозированную толику лести.      
– Призрачному сопляку и его ратникам! – раздался совершенно противоестественный смех, поскольку если призрак смеется – он должен делать это зловеще, а не ржать, как сивый мерин. – Пусть будет так, как ты назвала. Не хочу смущать народ настоящим именем.      
– Да, – согласилась я шепотом. – Это вы нас отбили?      
– Ты не представляешь, Хюльда! – встрял непрошенным Квигги. – Я думал, тебя насмерть закололи, Глоди големом придавленный лежит, мне, меня... в общем, мне так пригрозили, что я готов был отдать... э... ну, все наше имущество. И тут приближаются эти... спасители! Будто силовой полог обернулся вокруг! И разбойники падают, как в обморок, а на самом деле – подохли! оба подохли!      
– Следи за словами, дварф! – оборвал его призрачный голос. – Люди, даже враги – умирают, гибнут. Дохнут – звери, и то не все. Хотя, некоторые из них достойнее людей... и дварфов.  
           
    Квигги стушевался, замолк. Однако то, что мне было надо, я услышала. Зерно на телеге лежало, как я и думала, только для виду. И о потере голема дварф не особо жалеет. "Имущество", которое у них так и не отняли – невелико по размерам, они его настолько хорошо спрятали, что грабители найти не смогли и припугнули Квигги лишением детородного органа, чтобы тот указал, где оно лежит. Но оно весьма дорогое, поскольку разбойники раскошелелись на артефактное оружие и амулеты щита четырех стихий. Только почему рожа того ублюдка, который ударил меня копьем, вызывает судорожные спазмы зрительной памяти? Что-то знакомое промелькнуло – то ли широкий нос с раздутыми ноздрями, то ли перекошенный рот. Был ли шрам? Не заметила... Но сейчас кажется – был.      
– Призрак, убили троих разбойников?      
– Нет. Один исчез раньше, чем мы подошли.      
– Исчез?      
– Да. Не сбежал. Растворился, как дым.      
– Маг, наверно, – прокомментировал Квигги, подняв голову от раскрытого сидора. – А как выглядит твое лекарство?  
           
    Ну, мертвая и живая водичка тут играли сугубо вспомогательную роль, одна – чтобы не началось серьезное воспаление, вторая – подкачать мне энергии в резерв, а главное-то было заткнуть пневмоторакс, из-за которого в груди дыханье сперло, и тут оставалось действовать только собственной магией, или подыхать – на выбор. Я хоть и мало в медицине шарю, но представляю, что происходит, если пробить грудную клетку, да и Хюльде вдолбили накрепко, при каких симптомах какую первую помощь оказывать. Квигги мою повязку из одного бутылька пропитал, другой пузырек мне в зубы сунул, ну, я тут не один глоток, а до половины склянку осушила. Один риск далекий и бабка надвое сказала, а другой – стопроцентно близкая гибель: какой перевесит?       
           
    Потом скользнула – нет, упала в медитацию, хорошо, не пролетела дальше, в беспамятство. Обратила "взгляд" вовнутрь себя. Правое легкое сдулось и соскочило с проткнувшего его ребра, с ребром пока ничего делать не надо, до лекаря подождет, а что срочно, чтобы воздух больше не подсасывало – это дырки стянуть и в легком, и в тех двух блеклых красновато-синих пленках, которые копьем и ребром пробило. Ребро мешается? Поставим чисто энергетическую "затяжку" вокруг него, и ладно. Мышцы и кости тоже до лекаря подождут, не сахарные. Потом вылившуюся вовнутрь кровь убрать. Стихия вода: задать ме-едленную деструкцию до раствора солей и вывод в кровяное русло... Все, энергетический резерв доскребла, еле хватило. А теперь можно расслабиться и "падать". Вот уж не знала, что в обмороке настолько лучше, чем наяву.       
           
    В следующий раз прихожу в себя в сыром тумане и на земле. Утро, рассвело, Квигги торгуется со стражей на воротах, Глоди подвывает где-то рядом. Меня трясет от холода, если это, конечно, не жар начался, но, в целом, состояние не намного хуже, чем ночью, значит, до лекаря, а лучше, мага-жизнюка, доживу. Надо Квигги остатки поляризованной воды отдать, пусть на собрата употребит. При переломах, кстати, самое то. И напомнить насчет оплаты – сказать, чтоб мою долю потратил на плату целителю. За обоих. Что у него должны быть деньги – к бабке не ходи, ибо эта парочка промышляет явно чем-то незаконным. Задаром таким не занимаются. Кстати, Квигги, оказывается, так долго не торговался, а нанимал носильщиков для наших с Глоди побитых-поломаных тушек, причем, те двое, которым досталось тащить Глоди, еще возмутились и стали требовать доплаты – гномы-то намного тяжелее людей. Когда Квигги и это разрулил, я подозвала его (не с первого раза, потому что шепотом, хоть и на пределе возможностей) и сказала насчет оплаты целителя. Суммы, по идее, должно хватить.       
           
    Так вот, Квигги – истинный гном, неподдельный. Он, оказывается, умудрился обобрать все трупы разбойников, включая те, что разорвало недоматериализовавшимися шипами. С дороги, наверно, собирал, среди человеческих ошметков ковырялся (как подумала – саму затошнило, а у меня нервы крепкие). У тех порядком иссекло даже кошельки с монетами, в результате чего Квигги стал обладателем хорошего такого мешочка резаной и погнутой мелочи. И теперь собирался ею платить.   
Спрашиваю:      
– Тебе собрат нужен целым или сгодится без ног?      
– Э... конечно, лучше чтоб с ногами и вообще здоровым, а что?      
– Тогда не позорься с резанью, а то хорошего целителя не наймешь. Все равно ж из моей платы тратишь.      
– Что, и на Глоди из твоей? Не жалко?      
– Да. Как пришло, так ушло. Ведь не будешь двух разных целителей нанимать?      
– И то верно. Так все можно потратить?      
– Сколько надо. Потом отчет спрошу. А что сдохну – не надейся, приду призраком, как эти.      
– Э... дорожный отряд? Нет, не надо.      
– Тогда ищи лекаря. Быстро.  
           
    Эх, хорошо ребята шороху дали. Неудивительно, что гном чуть штаны не обмочил. Поражает другое: как это призрачная нежить "сопляка" умудрилась сгуститься чуть не до физической плотности и тащить двое носилок? Хотя, что я говорю, ведь они сломали "щиты четырех стихий", а я этого, не задействуя Тьму, не смогла. Потому, кстати, и не смогла. Амулеты против стихийных энергий далеко не всегда работают против нежити, и призраки даже не ломали их, а "выпили", отсюда теперешняя "плотность" и сила бестелесных бойцов. Кхмы... правосудие на самообеспечении... а что будет, когда разбойники кончатся? Начнут изобретать несуществующие "преступления" и за них казнить мимоезжих? Нормальные-то духи места питаются за счет поклонения (сразу вспомнились цветные лоскутки на ветках и пирамиды из камней на алтайских туристических тропах). Значит, ребятам нужен грамотный пиар, и попервости создавать его придется мне. Не было у бабки забот – купила порося! И не одного, целое стадо...       
           
    За размышлениями немножко забывалась общая хреновость моего состояния, хорошо еще боль убрала "закольцовыванием". Солнце опять печет, дышать и без того тяжело, а Квигги все никак не найдет лекаря. Наконец, после двух обломов, потому что не застал местных светил ни дома, ни на рабочем месте, он отпустил носильщиков. Оставил нас с Глоди на заднем дворе харчевни под присмотром лохматой девчушки лет пяти, судя по разговору, хозяйской дочери, и немого уборщика, а сам побежал по очередному адресу. Мелкая вертелась вокруг носилок и беспрестанно болтала, но воду принесла по первому даже не требованию – полуслову, а дворник с застывшим на лице выражением крайней серьезности и внимания уже дважды помогал Глоди поменять позу. Теперь девчонка пытается разговорить нас, но я и дышу-то с трудом, а Глоди весь ушел в свою боль, стоны сдерживает, но зубами скрипит. Даже я ее чувствую, хотя спонтанная эмпатия у меня так себе, на троечку с минусом.       
           
    А вот целители, обычно, сильные эмпаты.      
– Что здесь происходит, Нела? – спросила, едва войдя в калитку, хрупкая девушка. У полных даже высокие голоса звучат по-другому, а тут словно голос вообще без тела, сам по себе гуляющий в жарком воздухе полдня. – Опять хваров привели?      
– Нет, это не хвары! Это гном и орка! На них разбойники напали! – девчонка обернулась, и тут же переменилась даже не в лице (мне было не видно), а всем состоянием души, побежала навстречу пришедшей девушке и повисла у нее на шее. Я смогла увидеть лишь окончание сцены, когда худенькая (я не ошиблась!) магичка отодрала от себя верещащую от радости мелочь. – Темина приехала-а-а! Темина, пошли! Темина, не уходи! Я тебя больше не отпущу-у-у-у!      
– Разбойники на тракте? – хмыкнула девушка, подойдя ко мне. – Слышала о пропавших путниках, но из тех, на кого нападали, не выжил никто, а те, кто рассказывал – видели их уж слишком издалека и сквозь марево. Вы – первые, оставшиеся в живых. Вэль, вы из Конторы, не так ли? Что-нибудь удалось выяснить? Ну, из того, что положено знать нам, местным жителям, – она криво усмехнулась.      
– Думаю, будет тихо, – прошептала я. – Разбойники мертвы, ушел только маг. Я оставила призрачных стражей. При них он побоится вернуться. И передайте всем, прошу, и теневым гильдиям тоже – теперь преступления на тракте будут жестоко караться. Возможно – не только на нем. И прежде всего – убийства, грабеж и насилие.  
– Серьезно, – кивнула Темина. – Ждете целителя из Конторы?      
– Квигги ищет, – сквозь зубы ответил Глоди. – Но они все как вымерли! А скоро и мы помрем.      
– Да, в последнее время у нас дварфов не жалуют... С вашим сородичем, – она кивнула Глоди. – Не станут даже говорить. Вообще-то я чаще животных лечу, – она опустила глаза. – Но могу и разумных. Хотите, покажу диплом?      
– Не надо. Начните с меня, если что-то пойдет не так, – я по-идиотски шучу, заглушая собственные сомнения. – Глоди поймет, что нужно искать другого целителя.       
В нашем положении лучше уж лекарь-коновал, чем вообще никакого.      
– Хорошо, подождите немного, – тон сменился деловым, жестким. – Нела, беги, скажи маме, Темина просит скипятить воды и подготовить мою ДРУГУЮ комнату.  
И обе ушли в дом.    
            
    Тут я опять перетрусила до темноты в глазах. Ну, да, решение верное, но примерить на себя шкуру бобика в ветлечебнице... стремно! Ой, как стремно! Тем более учитывая мои собственные познания в медицине, вернее, почти полное отсутствие таковых. А потом подумала: самое страшное, что со мной сейчас может случиться – смерть. Любую боль я могу исключить из сознания, "закольцевать", и что? Это утешает? Не очень. Умирать не хочу! Странно, но за последние дни – сколько их было, две, три декады? – я полюбила жить, да, понравилось мне это дело. И этот излишне яркий, сочный, наполненный жизнью под завязку мир – тоже. Тут интересно! И знаешь, чего ради живешь. Кхм... действительно знаешь? И ради чего? Не могу, пока – не могу ответить. Вертится что-то на краю сознания, а в руки, то есть в мысли не дается. Ладно, буду жива – додумаю, а пока...        
            
    В комнату Темины меня перенесли ее мать с отцом. Хозяева гостиницы, а не погнушались ни оркой, ни дварфом, и не боятся досужих сплетен. Это подняло их еще выше в моих глазах. Темина не сказала мне еще ни слова о плате за лечение, а они действуют так, словно я – их родная кровь. Ага, родная – гремучая смесь трех из восьми рас континента, а сознание – так вообще "импортировано" из другого мира. И что? А я как к другим отношусь? Точно так же. И Дерек подобное отношение старается ввести в норму, введя штраф за оскорбление по расовому признаку. И смягчив наказание до чисто символического за убийство на дуэли, если причиной поединка было оскорбление расы, но только для одной стороны – оскорбленной. Так что хочешь – дерись, не хочешь – судись, но можно найти способ оскорбить и так, что не придерешься. Игнорировать, как проигнорировали Квигги, ничего не продавать, закрывая лавку перед носом, не пускать на ночлег в гостиницу ("мест нет, мест нет!"), "забывая" предупредить о местных порядках. Хюльда в метрополии с этим уже не раз сталкивалась, и находила выход. Найду и я.         
            
    Отвлеклась на мысли и не заметила, как выпала из реальности на долгое время. Темина усыпляющие чары уж больно ловко и незаметно наводит, наверно, потому, что хвар – скотина своевольная, кусачая и лягачая, к ней бодрствующей может подступиться только хозяин. Но это я думала уже потом, в плотной "обмотке", ограничивающей движения грудной клетки, и, тем не менее, ощущая, что стало легче дышать. Закольцевала оставшуюся боль – она, кстати, оказалась намного слабее, чем раньше – и прошептала больше для успокоения Глоди, чем Темины:      
– Все в порядке, доверять можно.  
Но самое смешное, что этого можно было не говорить – с дварфом Темина разобралась быстрее, чем со мной, за то время, которое я пролежала в отключке.  
    
    Уже вечером явился Квигги, и тогда мне потребовалось все возможное красноречие, а громко говорить я не могла. Переходила с полуголоса на полушепот и обратно.      
– Кто, – спрашиваю. – Дал слово отдать весь мой заработок за вашу охрану лекарю?      
– Ну, я, – отвечает. – А что? Она ведь не просит.      
– Она не должна просить, – говорю я. – Она не нищая, а целитель.      
– Хвароисцелитель...      
– Да хоть бы и так. А мы с Глоди – хвары, или еще какие скоты...      
– Или савги, – подсказывает Нела, усиленно делая вид, что поправляет занавески. Ее уже дважды прогоняли вниз, но она все еще вертится здесь – интересно!      
– Ага, – соглашаюсь. – Потому что нам она помогла. Меня спасла от смерти, а Глоди – от чего и похуже. Знаешь, свои ноги завсегда лучше конструктов, верно я говорю?      
– Верно, – отзывается Глоди. – Тебя, Квигги, тоже полечить надо.      
– Это от чего? – взвился гном, аж на цыпочки приподнялся. – У меня все на месте и вообще я не толстый, у меня фигура такая.      
– Амфибиотрофная асфиксия, – изрекла я, не переходя на местный диалект, что удалось мне с большим трудом. Но на Земле это выражение точно бы поняли.      
– Что за нагханская ругань? – возмутился дварф.      
– Не ругань, а диагноз. Жаба тебя душит, – перевела я. – Всего лишь мерзкая, жирная, пупырчатая жаба, и зовется она жадностью.      
– Засунь свою нагханскую жабу в дупу, – разозлился Квигги, полез пятерней за пазуху и хлопнул об стол увесистый мешочек. – Будешь считать?      
– Нет, – ответила я. – Только поклянись, что там вся моя уговоренная плата, полностью.      
– Да! Даю слово! Довольна? – Квигги перешел на крик. – А теперь идите все на... И вышел, хлопнув дверью.  
– Не сердись на него, – попросил Глоди минут через пять. – Он страшно устал и боится местных.      
– А еще он из купцов, верно?      
– Почему он? А не я, например.      
– Элементарно. Руки. У вас они отличаются. Мозоли от оружия и мозоли от инструментов расположены по-разному, а еще у тебя ногти "с ободком", у него – чистенькие. И торгуется он профессионально.      
– Надо же, – слабо улыбнулся мастеровой. – И наверху об этом знают. А Квигги про вас говорил: дылды тупые, даже если видят – не понимают.      
– И после этого спрашиваете, почему вас здесь не любят? Невинность альвиссы! Вас, ребята, в Керемнице не жалуют потому, что слишком хорошо знают, – подытожил только что вошедший хозяин. Глоди обернулся на голос.      
– А мне-то что делать? – спросил он. И никто не нашелся, что ему ответить на это.  
    
    Через два дня Квигги явился опять, и о чем-то вполголоса беседовал с сородичем на дварфийском, сердито оглядываясь и чуть ли не фыркая на меня. А через восемь дней, утром, еле-еле разлепив глаза (хорошо поболтали "за жизнь", аж до свету) и умывшись, я поняла, что не видно не только Глоди, вольготно раскидывающегося на койке к утру, но и его сумок под столом, и его куртки на спинке стула. Зато обнаружила у себя на среднем пальце кольцо. Простенькое по форме, без вязи, стальное, с заглубленным мелким топазом. И, несмотря на то, что значить оно могло что угодно, жаркое смущение плеснуло мне на лицо. Надо же – переодеваться при нем не стеснялась (ну и что, я мужчин вообще не стесняюсь, как все дамы, долго проработавшие в мужском коллективе), а в первые два дня мы оба, кхм... ну, в общем, до отхожего места дойти не могли, так что пользовались соответствующей посудой, а от колечка зарделась, как маков цвет. Может, это вообще знак презрения? А?  
    
    Но за эти восемь дней произошло многое, о чем стоит поговорить отдельно.     
       
       
    

Глава IX. Где я начинаю осваивать Туман.

      
           
    Болезнь или ранение, как в моем случае – еще не повод для безделья. Это было бы не просто скучно, а крайне тяжело. Потому что я отдыхать могу, а мои мозги – не умеют. Особенно теперь, когда от них зависит не оценка на экзамене, не зарплата на работе, а собственная жизнь. К моменту встречи с дварфами личность тупой дубинушки дала серьезную трещину, чтобы потом свалиться по первому требованию. А это непорядок: мысли должны знать свое место. В оправдание мне можно сказать, что накоплено слишком много информации, которая во весь голос требует осмысления. Вынужденная остановка и бездействие пришлось весьма кстати.       
           
    Главное: Питерский хмырь меня все-таки ущучил. Предположение, что неорган, изображающий веселого дядю со шрамом, работает на него – это почти стопроцентная уверенность, а тот, кто меня пырнул артефактно-ржавым копьем, уж очень смахивает на этого весельчака, как если бы можно было изменить черты лица, оставив ту же мимику. Элементарная двухходовка в стиле "добрый и злой полицейский", от которой не отвертишься: один калечит – другой лечит, параллельно меняя мою энергетику. Я же чувствую, что эфирное тело изменилось, и к нему опять привыкать придется, только теперь не количественные характеристики – резерв-то прежним остался – а качественные: с того момента, как пришла в себя после ранения, все время ощущаю эфирный "запах" этого блондина, тонкий, слабо ощутимый, но не исчезающий.       
           
    Представляю, что будет при встрече с прежним нанимателем... Ара меня нахрен убьет. И не попадаться ему не смогу – в туман меня затягивает не по моей, а, такое впечатление, по его воле. Значит, единственный для меня выход – познать Туман не хуже, чем стихийную и ахроматическую звезду сил. Если это возможно.       
           
    Потенциал в нем есть, ощутила, но он сведен в точку покоя. При соприкосновении с любой достаточно сильной энергией материя Тумана начинает отклоняться от этой точки, принимая соответствующую "окраску" и "форму". В то же время для деструкции источника меньше определенной силы ему не требуется дополнительных условий, во всяком случае, в тумане я чувствовала небольшую, но постоянную убыль энергии из резерва. То есть, состояние Тумана напоминает устойчивое равновесие, после критического отклонения перестающего быть равновесием вообще. Вопрос первый: какова критическая сила по количественному и качественному параметру? Вопрос второй: как бы мне ее достичь? Вопрос третий: в механике действуют условия равновесия не только для сил, но и для их моментов, то есть мы можем использовать рычаги; что является подобием рычага в мире тумана? И, пятой точкой чую, рычаг надо искать в той стороне, в которой местные были искусственно ограничены: Хагом Хагалаз не просто так заменяют. Хаос? Посмотреть-то не мешает, поставить, по возможности незаметно, пару экспериментов, а вот сразу делать выводы мне претит. Особенно, когда к ним старательно подводят. "Настоящий блондин" мне нравится ничуть не больше, чем Ара, и его методы – тоже, Арагорн, во всяком случае, не устраивал мне таких подлянок.  Самый животрепещущий вопрос – неуловимый эфирный "запах", который оставил в моей ауре "блондин", и который, как пить дать, почувствует Ара. Я, в целом, не виновата в этой истории и в ее результате, но кто из начальников будет разбираться, почему напортачено? Всех по балде, и "шоб все исправили – когда? – еще вчера!".       
           
    Отложила грязную от угля доску, на которой так ничего достойного и не изобразила – одни знаки вопроса и недочерченные графы. Что-то быстро я стала уставать, хотя что удивляюсь – организм старательно заживляет повреждения, а помогать ему энергетически Темина строго запретила. Дескать, она и так еле распутала все плетения, которые я на рану в качестве первой помощи навесила, и нечего мне, убивице и темнавке, в работу целителя вмешиваться. Ну и ладно, вот пускай теперь сама Глоди болевой синдром снимает, он и так полночи зубами скрежетал, пока она его не напоила какой-то наркотической дрянью. Достала ее из подпола, если я верно засекла ее перемещения, да еще из явно зачарованного тайника, поскольку характерные всплески стихийной магии были. Зато дварф сейчас дрыхнет без просыпу и храпит, как бульдозер на склоне. Нет, конечно, я и под Блэк Саббат засыпала, но не тогда, когда у самой то там, то тут боль прорывается.       
           
    Да, плохая из меня темнавка, знаю. Ненавижу боль, что свою, что чужую, и это мое собственное отношение, еще с Земли. Вплоть до того, что, наслушавшись в детстве материных подружек, болтавших на кухне, как их без обезболивания чистили, решила, что ну его нафиг, этот секс. Потом, правда, лет в пятнадцать, когда соответствующее "просвещение" в школе ввели, умом поняла, что они дуры и Баковский завод не зря изделие номер один выпускает, но внутренний запрет остался. И еще кур не любила рубить, они даже с отрубленной головой дергаются, но приходилось. Отец строго следил, чтобы это делала я. Нет, убивать я как раз не боюсь, а вот мучить кого-то или наблюдать, как кто-то страдает... не мое это. Не малефик, увы. Поэтому пусть уж лучше храпит, чем стонет.       
           
    Если бы не эти рулады, так вообще тут сонное царство: в комнате прохладно, окна настежь, занавесочки под ветром колышутся, пахнет совсем не по-городскому: сеном и нагретым деревом. Горы близко – с камнем попроще, так что первый этаж из тесаных блоков, а второй, где гостевые комнаты, все-таки деревянный. Уличный гомон едва долетает, видимо, на окне не только фильтр от насекомых, но и слабая глушилка стоит. Хорошо, ти... Грохот падающего тела, невнятное ругательство.       
           
    Оборачиваюсь. Опять со мной "что-то случилось"? Вот же... Орк. Настоящий, не то, что я – седьмая вода на киселе. В стеганом поддоспешнике или халате – хрен их там, степняков, разберешь, да и замурзано все до последней крайности, с рукавов грязь разве что слоями не сходит. Стоит на четвереньках, а на спине щит, и не шибко большой, скорее годный для всадника, чем для пехотинца. Стало быть – точно, степняк, только вот кожа темновата, у него, скорее, как у наших лесных. Не о том думаю... Кто его сюда портанул, да так ловко, что ни в стену, ни в пол не вляпал? Останавливаю уже готовое сорваться "обездвиживание", и строго спрашиваю:      
– С кем имею честь?  
           
    А щит-то не лыком шит, артефакт либо первого, либо нулевого класса, так что вопрос с точной телепортацией снимается, с такой дурой простые люди, тьфу, орки не ходят.      
– Привет, коллега!      
– Сам ты калека, – привычно отругиваюсь, и только потом понимаю, что и он сказал, и я ответила по-русски.      
– Если только на голову, зато целый, а вот ты...  
Значит, не только сородич, но и соотечественник. Знакомьтесь, очень приятно, еще один попаданец. Держу рожу кирпичом, жду, пока он поднимется и отряхнется.      
– А я почти в поряде, – ну, конечно, не совсем, но надо ж марку держать! а выпрямляться гордо мне при этом не надо, с такой плотной обмоткой я уж, скорей, не согнусь.      
– Если это – порядок, то я – китайский летчик, – обезоруживающе улыбается орк.      
– А что, – подхватываю. – И летчик – прилетел ведь? И китайский – глазки узенькие.      
– Гы! – ржет, зараза.  
           
    Смешной он. Такая интересная посадка фигуры, совершенно не человеческая, у Кутхи... нет, что я говорю – матери! – это не так было заметно, а он и двигается иначе. Ловчее как-то, ухватистей. Волосы светлые – не по-нашему, у нас тут орки все с черными космами, и не седеют долго, а у него уже серые пряди вперемешку... вот, не знаю, как такой цвет назвать – то ли пепельный, то ли грязно-русый. И глаза светлые – как у волка. Ну, и пахнет от него – по-походному, скажем так. Конечно, и от нас с этим вон, соседом-бульдозером, не диколоном разит, а портянкой, хотя сейчас не так уж и сильно. Смотрю – оглядывается, ищет, куда примоститься.      
– Да ты, – говорю. – На койку присядь, не стесняйся. Свой же.  
Аккуратно присаживается, будто потревожить боится. Да целы у меня ноги, это вон у того, на другой койке, в лубках.      
– Тут у нас, правда, одно тело из подгорных валяется, – успокаиваю его, чтоб не стеснялся. – Но оно еще долго спать будет.  
Орк встает, наклоняется над гномом. Спрашивает:      
– Под танк попал?      
– Под собственного голема, нас тут малость подбили. Это тело со своим подельником под гору какую-то дурь возит, так их разбойники решили раскулачить, а я под раздачу попала, заодно.      
      
– Ясно... – отходит к столу, заглядывает в кувшин. А чего в нем интересного, вода и есть вода, вон и кружки рядом стоят. Переводит взгляд на меня. – Ладно, местные дела, сама разберешься. Я вот чего... Тебя блондинчик перевербовать решил – на чувстве благодарности за лечение. Гон это. Он тебя еще пометил, как собственность.      
– Да, – говорю. – Знаю. Его запах постоянно чувствуется. А ты, вообще, кто и с кем?      
– Кто я – сложно, – смотрит на меня внимательно, голову к плечу наклонил. – Если скажу, что доктор, поверишь?      
– А что лечишь? Излишнюю самоуверенность?  
Отвечает:      
– И ее тоже... Но и дырки в теле могу.      
– Это уже интереснее, – прищурилась я, и сходу. – А блондинчика откуда знаешь?  
Орк качнул головой, и с сожалением, будто я его разочаровала:      
– Пересекались... и с ним, и с его слугами.  
    
    Что-то мне не по себе стало, какое я имею право его допрашивать, тоньше действовать надо, нежнее... Говорю:      
– Ты уж извиняй – не я к тебе, а ты ко мне пришел, поэтому мне сложно доверять тебе просто так, сразу.  
Все равно фальшиво. А, плевать, ну, даже если он меня убьет, вот тут, вот сейчас, жалко? Да не очень! Не настолько жалко, чтобы лишить себя роскоши человеческого общения... единственного удовольствия, не оставляющего мерзкого послевкусия. Нет, это смешно, хоть и правда: я такое удовольствие получала здесь уже трижды: первый раз дома, когда отмечали мой приезд, второй раз – поминая с пьяным тхайен его друга, а третий – с вот этим странным и шибко неместным орком. А на Земле, среди сплошных людей – ни разу. Вот тебе и "человеческое"...  
           
Орк суетился, роясь в сумке и вытаскивая всякие банки-коробки, что-то отмеривая ложечкой и засыпая в кружку. Если травить – самое то, и, что вообще ни в какие рамки не укладывается, ведь я это выпью! Просто для того, чтобы он подольше не уходил, говорил со мной, как сейчас: спокойно, обстоятельно, ничего для себя не выгадывая...       
– По-старинке, значит, – возобновляю беседу. – Препаратами... я от них отвыкла уже. Тут больше магуйство в ходу, даже хирургические вмешательства часто им заменяют.  
Орк, похоже, понял не только то, что я сказала, но и то, что подумала :      
– Ладно, не доверяй. Хотя все просто. Я – тоже попаданец. Арагорн – это имя тебе должно быть известно – нанял лечить один мир. Мир почти в порядке, заодно выясняю, где причина. Причина – даже не блондинчик, его, кстати, Артас зовут, а в нарушении целостности данного конкретного веера миров. А ты... ну, случайностей не бывает, если доктору показывают почти труп, то это – намек.      
– Ясно. Попугать, значит, решил, – хотя, если вдуматься, не ясно ни хрена. Если хотят попугать – труп показывают, или садистское умерщвление, а напугать врача несмертельной и не приводящей к инвалидности раной – это даже не смешно. – А за мной – во всяком случае оба этих гребаных неоргана так утверждают – смерть ходит. Такая конкретная, разве что не с косой... намекает, что зажилась. И вот не знаю – верить-не верить? Ну, где там твоя мешанина, или вскипятить надо?  
    
    Да, скорей бы уж ее выпить. Тогда, по крайней мере, или помру, или пойму, что орку доверять можно.      
– Не, кипятить не надо... – заливает жидкостью из фляги, помешивает. – Смерть – господин серьезный, но ходить по пятам... не, не в смерти дело. В безумии бессконтрольных случайностей. У тебя, видимо, со знаком минус, – вот это пассаж, я просто в ауте! Случайность – она и должна быть бесконтрольной, если она программируема – это закономерность. Третьего не дано. Но орк, видите ли, знает лучше, и, кивнув самому себе, заключает. – В итоге – да, помереть недолго.      
– Ну, я пока от нее бегаю, – успокаиваю его. – А что ты там о "веере" накопал?  
Орк не отвечает, протягивает мне свой декокт:      
– Пока для аппетиту.      
– Давай, что ли, – да хоть цианистый калий, надоела уже эта неопределенность.  
    
    Орк внимательно смотрит в глаза, подает кружку. Делает еще порцию, в другой:      
– Это – бородачу.  
Накрываю рукой, причувствуюсь, вроде как, ничего лишнего-ядовитого, но ощущается и энергетический компонент. Запускаю "анализатор". Ну, если темнавку светлым заклинанием не убьешь, то уж этим – тем более. Пью. Н-да, не яга, конечно, но на вкус тоже мерзость-мерзостью.      
– Ну и гадость, – говорю. – Чисто, абсент.  
Орк соглашается:      
– Гадость, да... Но печать хаоса – не страшно, хаоситы не мерли. Проверено.      
– Знаешь, я как-то этой "печати" не шибко боюсь, – ух, какая я смелая стала, когда решила, что ему доверять можно. – Проблема в другом – мне из-за этой метки и от Ары бегать придется. А как это сделать – вопрос.      
– Бегать? – удивленный взгляд. – Зачем? Он не дурак. Игра идет и за пешки. Понадобишься – выдернет к себе. А пока ты тут, видимо, приманкой... надо думать...  
    
    Пешки? Да хоть сушки, мне от этого ни тепло, ни холодно, для живых ландшафтов мы тоже – двуногая мелочь, а надо же, договариваться стали, для местных богов – взбесившиеся кролики, которые сами их загнали в сарай, только вот сидят они сейчас в этом сарае под веником и не порываются выйти. Так что и тут возможны варианты.      
– Ладно, пешки тоже, бывает, мат делают, а то еще бывает – рраз! – и вместо шахмат шашки стоят, а там – все равны, все прыгают одинаково. А еще бывают Васюки, где нужнее кулаки.  
Орк головой качает:      
– Прыгать одинаково – и не мечтай. Пока – кишка тонка. Это я к лечению от лишней самоуверенности. Дело не в этом. Дело в том, что блондинчик этот – неправильный. И вообще все в этом веере неправильно. И виноват не блондинчик, а внешние обстоятельства. Так что... в общем, если даже ты станещь местным богом, никто особо не почешется.  
    
    Богом? Значит, возможно, но надо ли? Я там, на Земле, и начальником отдела поработала, и финдиректором, и, скажу я вам, времени и сил организаторская работа отнимает немеряно, так заматываешься, что в текучке начисто забываешь, ради чего все затевалось. И, как мне кажется, "божественность" здесь, если подходить к ней добросовестно, чем-то сродни такой должности.      
– А я не этого хочу, – ага, я хочу вообще странного, и, возможно, невыполнимого. – Давай, кстати, сверимся – что ты называешь "веером", и как рассматривать Туман: это мир неорганов или что-то еще?  
Орк обрадовался:      
– А! Так ты ваще нулевая! Туман – это ось миров... Хумгат, как у Фрая. Место, где миры еще не реализованы. А оттуда во все стороны идет по нисходящей... семь тонких миров – разной степени плотности – и потом проявленные миры. Ну, типа как тут. Все проявленные миры, получается, вроде нанизаны на Туман... Я сильно гоню?      
– Да нет, – отвечаю. – Я по плотности и степени ограничений смотрела – оно не выше астрала, как бы не ниже... Я там явно в сновидческом теле ходила, а оно – средней плотности между эфирным и астральным... ментал – вообще без-образен, как и верхний астрал... остается – низ. Я на Земле сноходчеством увлекалась, и за пределы астрала нос высовывала, правда, не часто.  
    
    Ой, как ехидно мы улыбаемся! Ну-ну, сейчас скажет, что выше эфирки ничего нет, одни фантазии, примерно то же я слышала насчет астральных выходов на Земле, только там-то, при отсутствии магии, единственно существующим считался физический уровень. Но он сумел меня удивить, не ударившись в доказательства того, что "все это порождения скучающего ума".      
– Угу... – протянул орк. – Начитаются Кастанеды, потом лезут куда попало... недолго ко мне в психушку угодить... Туман – он практически безОбразен. Проявленное – только вокруг тех, кто туда попал. Прослойка типа... Ну и обитатели проявляются, если энергии хватит. А с энергией там напряг. Попаданцы за счет своей там себя вообще материальными ощущают. Ты... ну да, опыт сновидения, так что тебе материализовываться не понадобилось.  
Жаль, конечно, что напряг, но ведь материя-то есть! Значит, в потенции, должна быть и энергия. Только вот как ее добыть – не аннигиляцией же. Но это идея! На крайняк, конечно, только продумать все равно стоит. А психиатр этот... он что, не понимает, что я – законченный псих? Хотя, конечно, у меня все под контролем, ага... и манечка величкина, и девка паранька с двумя ведрами сыкоты, и содержательные диалоги между самим собой и самим собой.      
      
– С моим опытом, – отвечаю. – Я даже если напрочь свихнусь, снаружи буду выглядеть благопристойно. А вот насчет отсутствия энергии – это очень напоминает именно кастанедский мир неорганов, которые живут только за счет того, что в соседних мирах своровали. И именно это кажется мне шибко странным. А в ментале... – тут меня понесло, любимая темка. – Там ты просто становишься потоком мысли... и там свободно, мысль на мысль откликается, это как... явление резонанса. Понимаешь, я на нашей, безмагичной Земле умудрилась несколько раз в него вылезти. Почему бы этому здесь не получиться?      
– Вот я и говорю, – подхватил орк. – Неправильный веер. Какие-то свойства сохраняются, то есть найти того, кого знаешь, без проблем. Подумал – и вот он... К костру опять же попасть – без проблем... Но эта проявленность... она какая-то ненатуральная. Раньше я думал, что это – ради попаданцев, чтобы они не рехнулись... в общем, лично-персональные глюки попаданцев, которые создают видимость чего-то проявленного. Но зачем? Потом один Оракул подсказал, что этот веер миров был изменен извне...      
      
– Обидно, – говорю. Вот ему – без проблем там кого-то найти, а мне все какая-то гадость попадается: то бомж, то дворники, то криворожая гопота. – Я ни разу не попадала к костру. Ты – первый чело... гуманоид, которого встретила. И то – не там. В Тумане как будто – от всего отрезана, и дурная бесконечность... А Оракул этот не сказал, как именно его изменили?      
– Сказал. Сделали... ну... как бы игровой площадкой... и ради зрелищности все эти навороты устроили. А костер... интересно... а у водопада была?      
– Нет. Только туман. Один раз – назгулотаджики. Один раз – бомж в ватнике. Два раза – Ара. Два раза – парень с коротким широким носом и шрамом на щеке. Один раз – этот ваш Артас. А, да, еще один раз – какая-то драная зубастая скотина, еле от нее убежала.      
– Назгулотаджики? Гы! – ржет. – Хорошо ты их... Хранители они... Бомж? С папироской?      
– Кажется, со мной говорил без нее... – если видимое расходится, то облик ненастоящий. – Или что-то в углу рта торчало, вроде, спичку жевал. Скажи, а что у него на ногах, а?      
– Кирзачи.      
– Сходится, – н-да, если это и иллюзия, то сгенерированная кем-то еще, а не порождение собственного воображения. – Значит, как минимум, источник информации вовне. А то неорганы любят воздействовать на наши собственные воспоминания и сформировавшиеся образы, чтобы что-то нам, типа, передать, а на самом деле – не сказать ничего такого, чего ты и сам не знаешь.  
      
– Недоверчивая ты... – неужто заметил? А я-то думала, ты меня и дальше будешь "Красной Шапочкой" считать. – Это хорошо. Неорги, кстати, эти при желании – вполне себе орги... Что, на Земле не встречала? Не глюки же были на Земле... Да, слушай, у меня к тебе вопрос... я все пытаюсь понять, что мне не нравится. Расскажи, как в попаданцы попала?      
– Сама пришла. А не нравится – от меня Конторой пахнет. Дерек так напрямую и спросил: КГБ? Но могу поклясться – нет! не КГБ, не ГРУ и не какая-то другая спецслужба, кроме Конторы здесь, на Ирайе, но от той я пока что успешно бегаю. Хочешь, даром своим поклянусь? это серьезная клятва, таким тут верят, и не зря, что я не имею ни к каким шпионам никакого отношения, а эта астральная вонь – издержки воспитания.      
      
– Не в шпионстве дело. У меня ощущние, что ты здесь лишняя, – вон оно что... неужели даже орку понятно? – Говоришь: сама пришла? Арагорн не упрашивал и на пинках не гнал?      
– Я на Земле уже умерла. Мою тушку закопали. Арагорн, сцуко, на сорок дней выпивать ходил. У меня неплохой опыт и знания, и я так думаю, что меня сюда не зря перетащили, поскольку Ара сказал: что-то на Ирайе протухло, что – не знаю, ищи. Я ему наполовину верю, потому что сама чую – не то. Бегала, замазывала по мелочи, пока не нарвалась на ржавое копье. А теперь думаю – не замазывать надо было, а искать.      
– Тоже вариант... Понимаешь, есть некий закон соответствия. Арагорн в попаданцы не кого попало тащит, а тех, кого проблемные миры сами выбирают. Иногда это такие уроды... – осекся. – В смысле – попаданцы, а не миры. И попадать никуда не хотят на самом деле. Девушку одну знаю – она только и знает, что хныкать "мама, хочу домой"... но мир вокруг нее крутится. Или хаоситы – бывают нормальные люди, но вот так получается, что вокруг них – полный дистрой. А замазывать... не, если можешь – почему и нет. Жить проще, когда сзади несделанных дел не осталось. А вот что искать... и, главное, зачем?  
           
    И как бы тебе объяснить, зачем, если у самой эта мысль еще в бессловесной области бродит. Ладно, скажу, как само подумалось.      
– Я там, на Земле... понимаешь, "нас учили не выживать, а спидометры выжимать". Отец методично делал из меня винтик, "идеального гражданина идеального государства", но не получилось ни винтика из меня, ни идеального государства из СССР. По вполне объективным причинам. Все это нормально, идеалам место в голове, а не в реале, но, видать, неправильные идеалы были, раз так быстро сдались! Перестройка, развал. Производство, наука – гибнут. Я попробовала встать поперек этой машины разрушения – ей похрен, меня смело. Действовать надо было гораздо раньше. Что потом? Для себя жить не умею, для родины? – а ее теперь нет, есть сброд агрессивных шавок. Не религиозна, стяжательством не страдаю. Я потерялась. А нашлась – на Ирайе. В общем, тут – моя вторая родина и вторая семья... и я хочу, чтобы они жили! Понимаешь, мать знает, что настоящая Хюльда мертва, и говорит мне: "Ты – тоже моя дочь!"      
      
– Счастливая... – блин, посмотреть бы ему в глаза, а взгляд застлало. Что это? Я что, плачу? Не-ет, все нормально, лишняя влага в нос ушла, и, надеюсь, он не заметил моей бабской слабости. – Хотя, ладно, я не о том. Я о том, что не мир тебя выбрал, а ты его приняла – как второй шанс. Кстати, есть один мужик – не знаю, жив ли на Земле или мертв... полутрупом там был. А в своем Зелен Логе получил все, что хотел. Но и его Ара убалтывал... А ты – сама на голову свалилась... вот и пристроил по возможности с пользой. А бомж тот, Наблюдатель, мужик не глупый, и посильнее обоих Ар будет. Если заинтересовался – то знает, что делает. Может, ты корни проблемы найти сможешь. Да, а урод со шрамом... должок за ним передо мной. Если решит опять появиться, скажи, что орк Мышкун кланяться велел...      
– Если он появится... по морде, конечно, не двину – силенок не хватит, а напомню хорошо, в последний раз в тумане он только икал и ничего мне возразить не мог, – естественно: физическая, да и магическая сила – не единственные, в споре победить не помогут, разве что в драке. Из этого какой вывод? Надо объединяться в ментальном диапазоне, где я, по крайней мере, не слабее того криворожца. – Я что думаю – ментал-то один на всех, и если нам всем в него вылезать...  
           
    Орк кивает с довольной рожей, типа, пой, птичка, пой...  
Ну, не веришь – не надо, все равно скажу, чтоб потом не сокрушаться: дескать, была возможность – и ее просра... профукала.      
– То есть, первая задумка – наладить связь между всеми попаданцами, которые этого хотят... а может, и не только попаданцами, но и продвинутыми аборигенами наших миров, и сваять сеть. Ты программеров среди наших-закинутых встречал?      
– Не... офицер спецназа один был, манагер еще... но парень толковый, девушка... слушай, я ее не спросил про профессию... кошка – вроде на учителя училась... еще – школота в перьях, фотограф, еще два совсем кутенка... в общем, не встречал...  
Жаль. Архитектуру интернета я знаю чисто описательно и по верхам, так что вспоминать, практически, нечего. Придется заниматься очередным изобретением велосипеда. Отвечаю:      
– Тогда придется мне. Я, вообще-то, занималась соплами, – ну, да, а потом еще кучей совершенно не инженерной работы, когда ушла к поставщикам для подпинывания. – Но проги приходилось писать. Начинала – поверишь – с фортрана и битья перфокарт. Ладно, главное – алгоритм, а машинный язык мне здесь не поможет, вместо него рунический строй. Офицер спецназа... интересно, хотя бывший сисадмин был бы полезнее. Но нету... Остальные – хорошо было бы встретиться, поговорить самой, да я еще попробую с дварфами потолковать – они тут самые инженерно образованные парни.  
           
    Орк качнул головой:      
– Игорь – мужик серьезный, но он женился. Потерянный для общества человек. Это как раз тот, который трупом в госпитале на Земле был. Женился на иномирской принцессе, радуется жизни.  
Да знаю я, что семья лечит авантюризм, но она же и ответственность в разы повышает, так что возражаю:      
– Если всем свартчокан наметится, ну, то есть, песец, пойдет, как миленький. А остальные в сети смогут быть хотя бы пользователями.  
Орк согласен:      
– Пойдет... Богдан – тоже. Он хоть и манагер, но... в общем, на Земле ему драйва не хватало. И... знаешь, думаю, хаоситскую кысу можно на подвиги сподвигнуть.  
           
    Хаоситская крыса? Или кыса, кошка то есть? А что – очень даже ничего, интересно! Я ведь тоже еще не определилась, какой луч ахроматической звезды мне ближе. Хотя... нет... о третьем варианте лучше молчать, даже мысленно. Сложно все, аж голова пухнет. Да еще Темина, чувствую, сюда собралась. Сейчас придет, и тут уж мне будет! И на орехи, и на горохи... Не стоит ссориться с лечащим врачом. Поэтому говорю орку:      
– Ладно, я тебя ощутила хорошо, так что, если вдруг интересную, чужую мысль словишь – причувствуйся: не мной ли пахнет. А остальных – попробуй заинтересовать идеей, и подумай, как бы мне с ними пересечься.      
– Ого! Даже так? Это что-то новенькое и неизвестное... Ладно... да, а тебя как зовут? В смысле – как звать? Хьюльда вроде? Или я не расслышал, что Артас говорил?      
– Называй Хюльдой, мать, мне, правда... тутошняя мать! другое имя дала, но пока его придержу в загашнике... а ту, что земное имя носила – похоронили, и точка! Мой дом теперь – Ирайя. Кстати, и сам назовись, а то не знаю, как к тебе обращаться.      
– Да как хочешь, так и зови. Можешь – Мышкун, а можешь Сан Санычем. Остальное... сложно. Посмотрим. Главное – понять, куда и зачем лезть. Хрю... Хюльда – так Хюльда. В общем, мне теперь проще, я координаты этого мира знаю. И... вот еще...  
           
    Ходит по комнате, что-то ищет. Причувствуюсь к нему, понимаю, что ищет он емкость.      
– В сидоре, – говорю.      
– Что?      
– Под моей кроватью мешок, в нем фляжка.      
– Даже так? – смотрит на меня удивленно, типа, как догадалась.      
– Ага, с полувзгляда. Или думай потише, или говори погромче, а то две контузии подряд – глуховата стала.  
Мышкун встает на колени, шарит под кроватью, находит мешок и в нем – флягу, а я смотрю на его засаленную стеганку, словно вспоминаю то, что когда-то было или когда-то будет, и чувствую, что мы с ним давным-давно знакомы, или будем знакомы потом, но не так, как с тем блондином, а с точностью до наоборот. Вот хочется дотянуться, дотронуться до плеча или волос – так оно близко, ощутить ладонью то, что чувствуется эфиркой, но сдерживаюсь. Неуместный порыв.  
           
    Отливает спирт из своей фляги в мою, досыпает порошка:      
– Прибери это... в ближайшие три дня – пей по вечерам. Может, истинное пламя и на печать Хаоса повлияет, не знаю. Но выздоровеешь быстро. И... в общем, вот, держи на будущее., – оставляет на столе берестяную коробку. – Просто антисептик. Почти готовый, только заварить кипятком.      
– Хорошо, попробую. Знаешь, Мышкун, вот почему мне такие хорошие лю... гуманоиды встречаются, а?  
Орк пожимает плечами:      
– Эээ... видимо, нужна зачем-то... если не этому миру, то вееру вообще. Говорю же – тут случайностей не бывает. Я как о тебе узнал? Туманная нежить подсказала, что Артас на того, кого Арагорн позвал, собирается заклятия ставить... А нежить... она разная, но все строятся перед Наблюдателем. Может, это он и заварил на этот раз кашу, у него на тебя виды...  
Ага, еще какая-то "туманная нежить". Ин ладно, еще успеется – спрошу, а сейчас как бы перед Теминой не засветиться "родичем". Хуманы – они такие, не любят, когда родню в гости водишь.      
– Слушай, Мышкун, – говорю. – Сюда сейчас целитель придет, мне перед ним опасно "родней" светиться, еще прогонит. Ты же знаешь – зеленокожих мало где любят. Давай уж подосвиданькаемся.  
Орк прислушивается к чему-то, склонив голову, машет рукой, потом смотрит на меня, делает страшную рожу, показывает язык и исчезает с легким хлопком. Но еще с полчаса, беседуя с Теминой, я ловлю себя на том, что пытаюсь улыбнуться его улыбкой и говорить с его интонациями.  
           
    Даже если бы я не чувствовала, что Темина приближается к нам, то услышала бы цокот ее каблуков. Девушка она стройная, легкая на ногу, но каблуки башмачков подкованы железом, а мыски – острые, как наконечник копья, и, зуб даю, какая-нибудь злая железяка у нее завсегда имеется. Потому что не стесняется в выражениях с теми, кто реально ушибить может. Вот со мной, например, разоралась так, что Глоди чуть не проснулся.      
– Чем тут воняет?  
Поднимаю брови.      
– Нет, я, наверно, неправильно выразилась, КЕМ тут воняет?      
– Э... сородич меня навещал, – лучше признаться в меньшем, чем быть обвиненной в большом.      
– Вот как знала, – всплеснула руками Темина и забегала по комнате. – Все орки одинаковы. Сдаешь комнату одному – жди все стойбище.      
– Так он уже ушел, – успокаиваю. – И все стойбище ко мне не придет. И вообще, когда комнату сдаете, а орк вас спрашивает "можно ли семью поселить?", твердо отвечайте, что нет, нельзя, потому что семья орка – это его племя, особенно у лесных, насчет степных не знаю. Там даже мужей только из другого племени берут, потому что в своем все братьями считаются, – да, матрилокальная система поселения, но не матриархат, только Темина поняла иначе.      
– А, это правильно, – сразу взгляд потеплел. – Здорово вы их прижали!  
    
    И тут феминистки появились, во всяком случае, один экземпляр – передо мной.      
– Ошибаетесь, – говорю. – У лесных правит тот, кто умнее, сильнее, хитрее. Половых различий нет. Обычно – шаман или шаманка, потому что с топором против прикормленных духов не попрешь – размажут тонким слоем. А если у людей случается иначе, то ненадолго. Глупый король долго править не сможет. Соседи съедят-с!      
– Да, – она смотрит на меня ошарашено, видимо, ожидала другого ответа, в прянично-имперском духе. – Да, а это что за гадость стоит?      
– А это как раз орочье снадобье, чтоб быстрей поправлялась. Посмотрите, просканируйте, убедитесь. Кстати, в кружке – для него, – я киваю в сторону гнома. – А в коробке – не берите, это для меня оставлено, против заразы в полевых условиях применять.  
Темина хмыкает с уже привычной скептической улыбочкой и накрывает кружку ладонью. Через пару минут, не меньше:      
– Можно. Не знаю, насколько поможет, но не повредит... – и уже сфокуссировав взгляд на мне. – Больше, пожалуйста, не зовите сюда своих сородичей, и не берите у них всякую... всякое... всякие не одобренные гильдией средства.      
– Постараюсь выполнять ваши предписания, уважаемый целитель, – успокоила я ее в самых официальных выражениях. – Не пойму только, почему с такими серьезными познаниями вы лечите животных.  
    
    А вот не надо на меня так пронзительно зыркать! Предполагаю, что отношения с местной гильдией жизнюков и лекарей у тебя совсем не радужные, что ни денег, ни связей, чтобы получить лицензию, у тебя нет, вот и пробавляешься ветеринарной практикой, благо, объезженные хвары – животные дорогие, и любой хозяин постарается их вылечить, а не отправлять на бойню, если только такое возможно.      
– Не беспокойтесь, Темина. Я не собираюсь вас никому сдавать. За добро злом не платят. Просто расскажите мне, что нужно сделать, чтобы получить лицензию на целительскую практику в Керемнице.      
– Как везде, – девушка тяжело вздохнула и сложила руки на груди. – Предъявляешь диплом, отвечаешь на вопросы комиссии и исцеляешь указанного ею больного. Если хоть один пункт признан неудовлетворительным – лицензию не дадут. Подтверждать ее нужно каждые пять лет, но большинство и получить не могут.      
– Насколько часто можно проходить испытания?      
– Да хоть каждую декаду, – вздохнула Темина. – Только это слишком дорого.      
– Они берут деньги за работу комиссии? – это криминал, Хюльдина память однозначно классифицирует такую практику как нарушение закона. Всем гильдиям подобные расходы покрывают из госказны.      
– Нет, – кривится целительница. – За аренду зала. А пройти третий этап испытания не реально. Если только ты не родственник городского главы или членов гильдии.      
– Почему?      
– Не все болезни может исцелить маг жизни.      
– Да, и что?      
– Достаточно найти в больнице для бедных соответствующего больного...      
      
– Поняла, – кивнула я. И потом, подумав, спросила. – А хотите, мы с вами их всех посадим?      
– Что?      
– Ну, статья... вот номер забыла... уложений о целительстве и магии жизни гласит, что за незаконное воспрепятствование целительской практике виновному грозит от шести до девятнадцати лет каторжных работ, или изгнание через южную границу, или пожизненный бесплатный труд уборщиком в больницах для бедных, в зависимости от степени виновности. Предлагаю им это устроить. Согласны?  
Темина посмотрела на меня долгим взглядом, ничего не ответила и начала будить Глоди.  
    
    Да, обеспечить им мягкую посадку я могу, я уже нечто подобное на старушке Земле дважды проделывала, правда, со взяточниками, только тогда за моей спиной была серьезная организация с немаленьким оборотом и своим человечком в МВД, а сейчас... а сейчас еще серьезней – Контора! если не побоюсь потом явиться пред светлы очи... нет, око. Одно. А, ладно, все равно Арагорн меня ругал за бегство? ругал, Артас требовал нестись на всех парах в столицу? требовал. А уж начальство как обрадуется! Типа, врагов надо держать поближе... Интересно, почему Артас назвал его неудачником?       
    
    Обед был очень приличный, с учетом орочьего обмена веществ, более чем наполовину состоящий из мяса. Его и Глоди оценил, нажрался от пуза, после чего развалился на койке и пожалел, что для полного счастья ему сильно не хватает зимнего пива. Потом попытался разговорить меня на тему покраски металла, вот не дает ему покоя услышанное от меня слово "полимеры", а меня резко потянуло в сон. Еще бы, полночи не спала, слушая скрежет зубовный, а до обеда не вздремнула ни часу из-за его раскатистого храпа. Поэтому сказала: "Я – спать", отвернулась, по возможности, к стенке (все равно в полусидячем положении и на правый бок не перевернешься) и решила поэкспериментировать с Туманом.       
    
    Вспомнила и вызвала его состояние, но усиливать до забвения себя не стала, а то не вылезу в Туман, а стану им, соскользнула в молочную муть, будто в сон. Да! Все получилось, стою в этой белесой дряни по самую маковку. Сверху, вокруг – однородная "взвесь", даже не крутится, как раньше, и тишина... мертвая тишина. Повернула руку ладонью вверх, выпустила тоненькую струйку силы – она завертелась смерчиком, оторвалась от ладони и, вращаясь, исчезла высоко над головой. Начертила на ладони пальцем руну, Уруз, понятное дело, о другом сейчас плохо думается, наполнила силой – и та, вместо активации, вырвалась смерчиками в туман. Все, хватит таких экспериментов – сила мне и самой нужна, а что формы в этом аномальном месте ее не удерживают, можно считать доказанным.       
    
    Чем бы еще заняться? Поищу-ка я кого-нибудь живого. Как там сказал Мыш? С кем поведешься... нет, на кого похож... нет, опять не то, в общем, если своими словами – того, кто с тобой в одном состоянии, найти легко. Прикрыв глаза, представляю, что чувствует заблудившийся, дезорентированный человек, примеряю это состояние на себя. Делаю шаг, другой, открываю глаза...       
    
    Ура! Парнишка. Близко, на расстоянии – если можно считать расстояние в этом месте – шагов пяти, в мятой шляпе, сдвинутой на затылок, с рюкзаком за плечами. Субтильный и не шибко высокий. Прямо скажем – не "танк". Идет аккуратно, крадется, осматривается – потерялся, как я в первый раз. Подхожу ближе. Интересно – визуальные пять шагов покрываю одним шагом, говорю негромко, по-русски:      
– Ого, на ловца и зверь. Откуда ты, добрый молодец, и куда путь держишь?  
Парень вздрогнул и остановился. Оборачивается. Лицо – неиспорченное такое, хорошее, взгляд чистый, наивный, губы домиком. Ну есть – Ванюшка сказочный, а я тогда – баба Яга, значит.      
– Где я? – провещался, наконец-то. – Ты кто?  
Вот хотела назваться дедом Пихто, или бабой Ягой, но нельзя – ведь поверит. Тем более что рожа у меня с отчетливым зеленым оттенком.      
– А кто как называет, – отвечаю прямо как в сказках. – Кто – осью миров, кто – миром неорганов, кто – гребаным туманом. А кто я... да примерно то же, что и ты. А ты-то сам кто?  
Задергался Ванюшка, видно, разглядел особенности моей теперешней внешности.      
– Я? – оглянулся нервно. – Дома Женькой звали, а сейчас чёрт его знает, кто я. Пусть будет Джен. Слушай, раз ты столько знаешь, может, подскажешь, где здесь выход?  
    
    Вон оно как, Ванюшка наш теперь Дженом прозывается, ну да ничего – видала я и еврея с фамилией Гусаков, и этнического немца по имени Батор, и даже Изольду Волобуеву.      
– Знаю мало, но подскажу, – говорю. – Не сам выход, а как его найти. Подобное идет к подобному. Вспомни состояние того места, откуда ты пришел – не только как выглядит, но и как пахнет, как ощущается.      
– Никак оно не ощущается, – да прекратил бы ты уже дергаться, а? С такими скачками настроения нужное состояние не удержишь. – Хотя... Жаркий ветер, яркое солнце. Это оно?  
Ну, вроде, понял, начал вспоминать. Жаль, нельзя дотронуться до него аурой, ощутить вспоминаемое им место, да и его самого успокоить. Опасно тут эфирные лапы протягивать, не раствориться бы в ноль. Так, смотрю, собрался, взял себя в руки. Продолжаю:      
– Вот почувствуй это хорошо, без слов, вспомни как наяву. Прикрой глаза, ненадолго.  
    
    Джен неохотно закрывает глаза, уходит в себя, и я прямо-таки ощущаю, как он погружается в состояние своего мира, даже облик слегка размылся. Даю следующую команду:      
– У каждого места есть свой вкус и... лицо. Суть. Чувствуешь ее?  
Открывает глаза, нерешительно произносит:      
– Кажется, чувствую. Это оно?  
И поворачивается вправо. Эх, парень, самой бы знать, что тут правильно, а что – нет...      
– Ну, если определил верно – то это она. Я же не знаю того места, куда тебе надо. Давай пройдемся в ту сторону, в которую тянет.  
Джен кивает:      
– Давай пройдёмся.  
    
    Делаю еще шаг к нему, и чувствую, как меня начинает корежить. Он тоже как-то отвлекается от своих созерцательных опытов. Отступаю, вспоминая, что он сказал о своем мире, стараюсь войти в это состояние – это позволяет приблизиться до соприкосновения аур – и говорю:      
– Пошли, но помни: все время держи это состояние, и чем ярче будешь его чувствовать – тем лучше.  
Парнишка идёт. Периодически останавливается и снова закрывает глаза. Я иду рядом, ощущая под кожей нехороший зуд, грозящий перерасти в боль, но не отдаляясь: надо проверить, смогу ли я вместе с ним пройти в его мир. Через пять шагов эта предболь исчезает – внезапно, именно в тот момент, как я отвлеклась и перестала поддерживать в себе состояние-ощущение слепяще-жаркого дня. Оглядываюсь – ну да... парень исчез.  
           
    Сорвалось, но определенные сдвиги есть: в тумане действует изначальная "магия состояний". Чем ближе состояние сознания – тем ближе объекты или системы. Ну, тогда можно возвращаться назад, и я закрываю глаза, во всей яркости вспоминая не слишком приятные ощущения моего физического тела, оставшегося на Ирайе. На родной Ирайе.  
          
     Открываю глаза и вижу прямо перед собой лицо Темины, так близко, что мелкие конопушки, теряющиеся на расстоянии, сейчас можно разглядеть во всех деталях. А глаза у нее большие, напуганные.      
– Вам плохо?      
– Нет, а что?      
– Сердцебиение сильно замедлилось, дыхание почти прекратилось.      
– А, это, – успокаиваю ее. – Глубокая медитация, ничего опасного. Если, как я, умеешь из нее возвращаться.      
– Я, конечно, всего лишь целитель, – возражает девушка, отстранившись и присев на стул у кровати. – Но почувствовала, что вы были ОЧЕНЬ далеко. Пожалуйста, если хотите это делать – делайте тогда, когда выздоровеете, чтобы никто не смог приписать мне вину за вашу гибель.      
– Контора не припишет, – говорю я. – А остальные и захотят – не узнают. Так что там с лицензией?      
– Сто пятьдесят золотых кнайт за аренду залы.      
– А сколько у вас есть?      
– Тридцать восемь осталось от того, что вы заплатили, ну, еще семнадцать у меня накоплено на ремонт.      
– Вам есть, у кого занять?      
– Девяносто пять? Да, гно... "Димел и Койри" дают ссуды, но те, что меньше тысячи – под сто процентов годовых.      
– А если вернуть раньше?      
– Даже при самых удачных обстоятельствах я не смогу заработать столько быстрее, чем за полгода. Поэтому лучше – год.      
– Что скажешь, Глоди? Знаешь тут кого-нибудь с меньшими аппетитами?      
– Я тут вообще кроме вас никого не знаю, – убитым голосом произнес дварф.  
Жаль, если бы он был в хороших отношениях со своим сородичем-ростовщиком, можно было бы хоть немного сбить процент.      
– Но это все в чистой теории, – вздохнула целительница. – У меня нет драгоценностей, а закладывать ради этого гостиницу может только безумец.  
    
    И нас накрыл тупняк. Все трое (Глоди уже настолько заинтересовался готовящимся предприятием, что решил присоединиться – пусть не финансово, так хотя бы интеллектуально) смотрели друг на друга, на стены, в окно, в пол – и молчали.      
– Глоди, – меня осенило. – А что ты спрашивал про покраску и почему?  
    
    Какое, все-таки, счастье, что в детстве я любила органическую химию! Полиэтилен в условиях этого мира, правда, не удержал бы структуру без постоянной магической изоляции, зато целлюлозу тут можно получать в неограниченных количествах из любого растительного сырья, обходясь несложным и малоемким плетением и минимумом хи... нет, алхимических реактивов. Немножко щелока и плетение разделения – и получите многофункциональный материал: хоть нитки из него делай, хоть лаки, хоть взрывчатку... хотя, нет, для взрывчатки еще магокомпонент понадобится, ибо нитроцеллюлоза здесь будет неустойчивой, так что придется ограничиться распылением простых целлюлозных волокон в ограниченном объеме с одновременным воспламенением.       
           
    Но не будем о взрывах. Хватит ниток и лака. Правда, для их производства еще уксусная кислота потребуется, но она тут совсем не дефицит. Удивительно, почему это они до таких простых вещей не додумались? Одежда недешева, лаки изготавливают из живицы и костяной выварки, а дармовой материал растет на обочинах.      
– А почему ты считаешь, что не додумывались? – перебил меня Глоди. – Мы же умнее вас, наземных, а у нас тоже в последние сто лет ничего серьезного будто и не изобретали. Но это неправда! Изобретают – и прячут подальше, потому что если сам спрячешь, то сможешь этим попользоваться, а отдашь старейшинам – они прикажут разломать и в старый штрек выкинуть.      
– Вот на этом мы их и поймаем! – ответила я, ибо вспомнила историю одного хитрого дяди, у которого было несколько тысяч патентов. Он этим хорошо зарабатывал не один десяток лет. Изобретал ерунду, но работающую ерунду, немного меняющую либо производство, либо свойства конечного продукта. После чего предлагал эти патенты крупным корпорациям. Им проще и дешевле было заплатить хитрому изобретателю и положить идеи под сукно, чем потом столкнуться с применением эффективного изобретения у конкурента. Дядька, конечно, миллионером не стал, но прожил безбедную жизнь. Все бы это ничего – и корпорации не обеднели, и хитрец заработал совершенно законно, только ведь и с реальными, нужными изобретениями поступали точно так же, и чем крупнее, чем серьезнее становились корпорации, тем меньше они хотели что-либо менять... ну, разве, кроме упаковки и рекламных слоганов.  
           
    Я это кратко и без упоминания земных реалий рассказала своим сообщникам, и мы условились, что я изложу два варианта получения "волокна из древесины": чисто алхимический (относительно дорогой, долгий и крайне вонючий) и алхимико-магический (простой, дешевый и максимально чистый), и первый Темина вместе с полученными образцами продукта кладет в залог у гномов, а второй держит при себе для последующего патентования и использования.       
           
    И я занялась разработкой плетений и руноскриптов, от модификации давно известного на Ирайе "аналитического разделения" до силового "сита" из микрофильер для получения волокна. А химию-то вспомнить было делом получаса, от силы. Н-да, если бы на Земле была магия, сколько бы производств стали почти или совсем экологически чистыми. Но, к счастью, изготавливать чисто алхимический образец с риском для здоровья и ненулевой вероятностью утечки невероятно вонючего побочного продукта – меркаптана, Темине не пришлось. На следующий день меня посетил еще один нежданный гость и планы скорректировались.       
           
    Утром, после неприятных, особенно для Глоди, осмотра и перевязки, в комнату постучали. Говорю:      
– Войдите.  
Заходит человек, средний во всех отношениях – от макушки и до пяток, от внешности до словарного запаса. И заявляет:      
– Мне нужно поговорить с вами наедине.  
Я отвечаю:      
– На троллий афыр? – еще не хватало, с незнакомцами наедине оставаться.  
Он:      
– Тот, чьи интересы я представляю, не любит огласки.  
           
    Ставлю над нами полог тишины и кисею, скрывающую от внешних наблюдателей. Убедившись, что мы скрыты от внешнего мира, посланец неизвестного доброжелателя тянется рукой к поясу, а я, совершенно автоматически, выставляю перед собой воздушный щит, и пусть радуется, что моя реакция предпочла пассивную защиту нападению. Достав крошечный шелковистый мешочек, он протягивает его мне и качает головой:      
– Вы подозрительны... совершенно зря.      
– Нет, – я не собираюсь брать неизвестно что неизвестно от кого, и его рука повисает в воздухе. – Если вам это не нравится, сперва представьтесь и изложите причину вашего визита.      
– Это обязательно? – средний во всех отношениях человек поднимает брови и изображает на своем лице огорчение. – Так ли важно знать, кто вам благодарен?      
– Обязательно, – отвечаю. – Я, конечно, понимаю, что вижу посланца теневой гильдии, но относительно ее специализации у меня есть вопрос.      
– Могу вас заверить в одном: мы – не убийцы, и сами относимся к убийствам весьма неодобрительно.      
– Значит, главное для членов вашей гильдии – ловкость и незаметность при освобождении зажиточных горожан от источников соблазна? Или, наоборот, помощь в удовлетворении требований плоти и соревновательного духа?      
– Хамни и веселые девицы платят взносы в другую гильдию.      
– Великолепно! Значит, методом исключения, я имею дело с представителем гильдии, ускоряющей и перераспределяющей движение денежных потоков?      
– Приятно иметь дело с осведомленным существом.  
           
    Вот же блинский нафиг, когда я перестану оскорбляться на совершенно нейтральное слово "существо", ведь назвать меня человеком некорректно, а орка – по мнению некоторых вообще эквивалентно нашему "чукча". Однако, эти слова – вовсе не утверждение о его принадлежности к гильдии воров. На самом деле, это не столь важно, главное – то, что это не убийцы и не какие-нибудь беспредельщики, с которыми начал разбираться призрачный отряд.      
– Так, и за что же мне благодарны?      
– О, во-первых, – оживился посланец. – За предупреждение. Это был весьма благородный поступок, учитывая неоднозначные отношения между нашими организациями. Во-вторых – вы убрали наших конкурентов, освободили, так сказать, простор...      
– Не понимаю, как, – я действительно не понимаю, как две теневые гильдии могли стать конкурентами.      
– Ну, как же! – напоказ удивляется визитер. – Если нельзя человека убить, то можно отомстить ему другим путем, например, разорив, ввергнув в долги или лишив фамильных драгоценностей.      
– Вы и на это принимаете заказы? – удивляюсь я.      
– Теперь – да. Двойная выгода, так сказать.      
– То есть, я опосредованно стала причиной увеличения ваших доходов?      
– Да, однозначно.      
– Тогда еще один вопрос. Неожиданный. Как оценивает ваш глава городскую гильдию лекарей и магов жизни? Может ли такое существо, – я выделила это слово интонацией. – Как я, надеяться на то, что ему помогут выздороветь, например, в случае ранения?  
Посланец понимающе улыбнулся:      
– На первый вопрос я вынужден ответить: "не знаю", зато на второй твердо скажу: "нет".      
– Могу ли я надеяться поговорить с вашим начальством с глазу на глаз о состоянии дел в этой гильдии?      
– Я могу об этом спросить, – ответил он, и вскоре мы распрощались.  
           
    Вечер принес мне уже ожидаемую новость: вместо того, чтобы пользоваться посланцами, глава местной теневой гильдии решил встретиться со мной сам. Вначале пришел тот же средний человек с двумя подручными, черты которых были умело изменены маломощной, но искусной иллюзией. Не сомневаюсь, что сросшиеся брови и бородавка у одного и грубый шрам у другого были именно иллюзиями, но выглядели они даже для мага, если не слишком приглядываться тонким зрением, очень реалистично. С Теминой посланец явно встретился специально, впрочем, я успела ее предупредить, что это идет не вразрез с моими планами, и она смолчала, продолжая внутренне кипеть. Во всяком случае, на его любезности она ответила только одно: "Когда же этот бардак закончится?" А он сконфуженно пожал плечами.       
           
    Потом я услышала топот носильщиков под окном и звук опускаемого на дорогу портшеза. Посланец же сказал, что глава теневой гильдии ждет, и им велено проводить меня. С одной стороны, это вполне могла быть ловушка совершенно других теневиков, не тех, кем они представились, и клятву требовать бесполезно – в принадлежности к любой теневой гильдии перед чужими не клянутся, а, с другой – я уже неплохо восстановилась, и даже убийцам смогу доставить смертельное огорчение, поменявшись ролями. Если не размениваться на стихийную магию, а сразу задействовать плетение с Тьмой и Хаосом. Единственное, что из стихийки я сразу же сделала, как села в портшез – это окружила себя щитом камня, наклепав на его поверхность шесть датчиков возмущения эфирного поля. Вовнутрь не пробивалось ни лучика света, а носильщики явно расстарались, петляя по городу и сдваивая следы, и я задремала. Сколько проспала – не знаю, но меньше получаса, учитывая то, что проснулась не от удушья, а от того, что в лицо мне плеснуло ярким светом, и посланец, наклонившись в открытую дверцу, с размаху впечатался лбом в силовой щит.       
           
    Ругань он сдержал, а я, мало что разглядев сквозь преломляющее свет в самых неожиданных направлениях силовое поле, прежде окружила себя слегка отстоящим от тела воздушным щитом, а потом развеяла каменный. И вылезла. Мы стояли в пещере. Не просто пещере, а окультуренном людьми или, скорее, дварфами, сводчатом зале тыщ на сто, а то и все полтораста кубов, то есть, с хороший торговый центр. При этом над центральной площадкой и дорожками ничего не нависало и не капало, а все потеки, наплывы, колонны, сталактиты и сталагмиты, водяные наковаленки, ручьи и водопады располагались между ними в качестве декоративных загородок и садовых скульптур. Все это дополнялось сочной голубой, золотистой и зеленой подсветкой, спрятанной под натеками кальцита или прямо в воде. В общем, было, на что посмотреть. Волшебное место, и, если бы я в земной жизни не набродилась в одном торговом центре, проектировщики которого явно переиграли в Варкрафт и Морровинд, я бы впечатлилась до забвенья себя. А так просто оценила масштаб проведенных работ и художественный вкус проектировщика, а также потраченную на создание и поддерживание всего этого великолепия энергию. Нехило живет глава воровской гильдии какого-то заштатного городка! Даже если это город-базар на границе с Подгорным королевством.       
           
    Мы пересекли этот зал, потом еще один, меньших размеров, и посланец постучался в совсем незаметную дверку слева от главного хода. Дверь минуту спустя открылась, и мы вошли. В комнате, уютной, но совсем крошечной по сравнению с залами, в кресле-качалке сложной конструкции сидел седой и плешивый тип. Его мясистая физиономия незабвенного Доцента в исполнении актера Леонова, только с окладистой бородой, которой тот никогда не носил. А еще он курил трубочку, поглядывая на что-то, спрятанное от нас поднятой крышкой с флорентийской (а здесь ее как, интересно, зовут?) мозаикой и бронзовыми накладками. Когда мы вошли, он захлопнул ларец и встал с кресла, слегка потеряв в росте. Это был, как вы, наверное, поняли, дварф. Аккуратно положив трубку на стол, он шагнул ко мне и протянул руку:      
– Приветствую вас, вэль Хюльда, в моем скромном жилище. Знаю-знаю, наслышан о ваших подвигах. Но тут мне сказали, – он кивнул на среднего во всех отношениях человека. – Что вы хотите разобраться с одной гнойной язвой нашего городка...  
           
    Через пару часов я получила беспроцентную ссуду в сто пятьдесят золотых кнайток и пожелание вытрясти из гильдии жизнюков всю надутую сволочь. Видимо, местные расисты крепко насолили главе преступной гильдии, но связываться с ними он не рискнул. Интересно, это он такой слабый – во что ни на грош не верится – или они имеют козыри в рукаве?     
       
       
    

Глава X. О незадокументированных возможностях.

      
           
    Все-таки рано мне еще носиться колбасой – от небольшого путешествия на чужих, заметьте, плечах, устала, словно после полуторасуточной пробежки по пересеченной местности с магловушками (да, есть одна милая дисциплина в Академии, спецово для боевых магов, с земной физподготовкой у нее общее только одно – название, и такая пробежка там – зачет, даже не экзамен). Правда, сейчас ничего не болело, но это не показатель. С моей нелюбовью к боли я могла закольцевать ее чисто автоматически. Но Темина, с поджатыми в ниточку губами просканировав состояние моей уложенной в кровать тушки, как-то неожиданно расслабилась и одобрительно кивнула.             
– Вообще-то я работаю с орком в первый раз, – сказала она. – Скажите, у всех вас настолько высокая регенерация? В лекциях этого точно не было, а практику мы проходили в деревнях, там только люди.      
– Насколько я знаю, нет. К тому же, у меня орочьей крови немного, до половины точно не дотягивает. Просто она доминантная. Думаю, регенерация ускорилась из-за нашего лекарства.      
– Надо же, – Темина качнула головой. – Орки всегда считались склонными к Тьме, а в составе – явно светлая энергия, и так сработала.      
– А что вы понимаете под "Светом" и "Тьмой"? Только, пожалуйста, оставьте в стороне этику.      
– Если без этики... Ну, наверно, как жизнь и смерть. Это дочерние стихии, но они достаточно четко отражают материнские.      
– Вы где учились?      
– Нойрегская школа целительства.      
– Ага, ясно. Труды Текефии Керрийской в программе были?      
– Некроманта?!      
– Челюсть... извините, Текефия – маг Тьмы, а некромантия для нее – одна из сторон, и далеко не основная, ее искусства. Так вот, еще на курсе введения в магию вас должны были ознакомить с ее программным трудом "Связанность стихий". Небольшая такая брошюрка, чисто тезисная, обоснования в три строчки и дальше – галопом.      
– Нет, не было... – кажется, Темина всерьез огорчилась. – Это же не ваша Академия, у нас ничего лишнего не давали, четко придерживаясь традиционных границ.      
– Традиционных? Да Текефия ненамного младше главы Тайной службы! И "Связанности..." лет этак полтараста, не меньше, а вы говорите – "не в традиции". Да, смешная ситуация сложилась, когда самые передовые и вольнодумные теории расцветают именно под крышей Конторы! Смеяться или плакать?      
      
– Не думаю, что надо смеяться, – так, в голосе Темины появились обиженные нотки. – Жизнь разумного существа – не тот материал, на котором можно экспериментировать.      
– Тогда остается плакать. Если нет движения вперед – начинается падение назад, в первобытную дикость. А эксперименты... В любом крупном городе ежегодно казнят не менее сотни разумных, и за дело. Только в Энсторе их отправляют в лаборатории Академии, а в остальных...      
– Пфф! – ого, возмущение. – Казнь – это вынужденное избавление общества от асоциальных членов, и она должна быть гуманной!      
– Даже для растлителя собственных дочерей? – провокационный вопрос, но Хюльда свой первый зачет по малефицистике сдавала именно на таком объекте.  
           
    Темина смолчала, а то как же, феминистские убеждения не дадут ей сказать в этом случае "да". Вот и хорошо, продолжим.      
– Но хватит о практике, вернемся к теории. В определенном разрезе, если отвлечься от изначальных и неделимых состояний и спуститься к теории силы и упорядоченности, схематически представляемой ахроматической звездой, то Тьма является поглощением энергии, а Свет – испусканием ее. Представим также источники Тьмы и Света: первый – в который все вливается, второй – из которого все изливается. Ясно, что даже для бесконечной емкости, за бесконечное время, энергия или переполнит его, или иссякнет. Точнее, мы будем иметь в результате такое приближение к опустошению или наполнению, которое обеспечит остановку процесса. В этом случае можно предположить два варианта ахроматических систем: ограниченную и неограниченную во времени. В первом случае ничего добавлять не надо – как только система доходит до естественной границы, Свет иссякает и Тьма переполняется – в ней прекращаются процессы, и она разрушается, ибо связи есть только там, где происходят изменения. В случае же неограниченной во времени системы к нашей Вселенной надо добавить ее зеркального близнеца: то, что является источником Света для нас, для них – колодец Тьмы, и наша Тьма – их источник Света. Это не так уж сложно представить, ведь отражение и отрицание чего-либо понять проще, чем нечто, отклоняющееся на некоторый угол.      
      
– М... заплелись мысли в косичку...      
– Ничего, разберетесь, – улыбаюсь я. – У хороших целителей гибкое мышление. Так, продолжим. Деление на Тьму и Свет для техник целительства – тоже весьма условное, ибо часто приходится использовать то и другое. Вспомните, например, "Флогистон и Уголь".      
– Архаизм.      
– Весьма рабочий архаизм. Самое быстрое и щадящее средство, чтобы остановить "синий огонь" и "могильную гниль". Проблема только в одном: уж очень сложно найти мага, одинаково хорошо работающего как со Светом, так и с Тьмой. Или же хорошо сработавшуюся пару магов – светлого и темного. Мы с вами как раз представляем эти две противоположные ипостаси. Но парные целительские техники я знаю чисто теоретически. Для того, чтобы исцелять с их помощью, мы должны либо сработаться – а времени на это нет, либо научиться объединять сознания, чтобы исцелять больного под вашим руководством.      
– Вэль Хюльда! – Темина распахнула глаза. – Вы добыли деньги для моей лицензии, теперь вы даете мне власть над вашей силой – что это? Ловушка?      
– Ловушка, но не для вас. Вы честны и преданы своей профессии. И вы поможете мне выковырять ретроградов, семейственников и взяточников из руководства гильдии. Поверьте, это нужно не мне, и даже не вам, а всем жителям Керемницы.  
           
    Пафосно прозвучало, конечно. Но ведь это не ложь. Не вся правда, это да. Но кому она, правда, нужна? Она же настолько некрасива, что за ней никто не пойдет. Помните поговорку, что новая теория завоевывает место под солнцем по мере вымирания приверженцев старой? А на Ирайе даже люди долго живут. Вот и приходится ворошить кадры насильственным способом. Не факт, что следующие гильдейские чинуши будут лучше качеством, да это и не обязательно. Главное – это будет следующее поколение, не повторяющее ошибок предыдущего, а совершающее свои. Иначе – никак. Изменчивость – материал эволюции.       
           
    Следующий день прошел спокойно: Темина отправилась подавать заявку на лицензию, я показывала Глоди, с которого сняли часть лубков, основные приемы бесконтактного массажа, а он рассказывал мне о своих приключениях (хотя их лучше назвать злоключениями) в общине третьего яруса северного крыла Нерудной. Парень оказался излишне упрямым и изобретательным на свою голову, из-за чего мастер Хофри выгнал его из учеников, ославив тупицей и бездельником. И если тупой дварф еще может пристроиться к кому-то в "вечные подмастерья", то "бездельник" – это клеймо на всю оставшуюся жизнь. Такому найдется место разве что в забое, и то остальные рудокопы коситься будут. Учитывая, что телесно парень сильно не дотягивал до формата "рудокопов", там ему тоже ничего хорошего не светило.       
           
    "Это ж какие они медведи, – подумала я. – Если Глоди против них слабак". Вообще, он парень крепкий, неглупый и довольно симпатичный, чем-то напоминает одного байкера из той, земной жизни, который безуспешно пытался ухаживать за моей сестренкой. Я-то была не против, да и папаша к тому времени уже два года, как скопытился, мешать некому, но, видимо, сестрицу коробило то, что Антон ниже ее на полголовы. Эх, не надо мне было тогда пускать все на самотек... ладно, проехали.       
           
    Опозоренному Глоди ничего не оставалось, кроме как уйти на поверхность, а о человеческих городах он если и знал, то понаслышке. Нет, дварфы живут не только в чреве горы, сам Ладрогский хребет изобилует небольшими поселениями в районе предгорий и альпийских лугов, да и вокруг озера Торден, куда не допускаются чужаки, наверняка есть сельскохозяйственные угодья, но это все не то, и парень решил найти попутчика, хорошо разбирающегося в "хумановских заморочках". Только вот он и в своих соотечественниках ни шиша не разбирался, поскольку напоролся на Квигги, оказавшегося наркокурьером.       
           
    Кстати, дурь этот гаденыш сбывал не в Подгорном королевстве, а в Керемнице, так что у себя дома считался вполне достойным купцом. Возил, как я поняла, мелкими партиями, прибиваясь к чужим караванам, пока не встретил Глоди с его транспортным големом. Вот тогда и развернулся на полную катушку, припрятав в заднем сегменте железной гусенички полпуда концентрата "радужницы". Именно с ее действием я успела познакомиться, надышавшись дымом от его трубки. Для такого эффекта ее разводили в сто-полтораста раз и пропитывали табак. Можно представить, сколько стоил припрятанный мешочек на восемь кило. Но на всякого хитрого мудреца найдется хрен с винторезом. С дальнейшей историей я познакомилась на собственной шкуре.       
           
    Да... еще один геморрой на мою пока не седую голову... Интересно, она раньше поседеет или мне ее снесут? Собственно, убрать Квигги было бы элементарно, но это не решит вопрос. Наркотики употребляют там, где скучающие или отчаявшиеся индивиды составляют немалую часть населения. Существу, боле-менее довольному жизнью, заменители счастья не требуются. И без решения этой проблемы ловить и карать можно до бесконечности.       
           
    Встречайте, вот он и нарисовался полностью, весь комплекс проблем, прячущийся за фасадом сытой и спокойной жизни. Кланово-цеховое деление общества, явное у дварфов и неявное у людей, замкнутые и зубами вцепившиеся в свои традиции страты – застой в технологиях и принудительное купирование самостоятельности всех своих членов – пассивность и скука одних и отчаянье других – наркотики, преступность, да и обычное "моя хата с краю", когда надо действовать, а не болтать, соседствующее со столь же обыденным "настучи на соседа", потому что тут нужен только подлый нрав и злой язык.       
           
    Буэ... какая мерзопакостная картинка нарисовалась. А ведь вокруг так мирно и спокойно, не то, что в черном буфере. Стоит звонкое, пронизанное светом и криками играющей ребятни лето. Грузная работница под окном собирает белье с веревок и еле протискивается в заднюю дверь, слышно мерное постукивание башмаков по лестнице. С кухни тянет едва ощутимым и таким домашним ароматом похлебки. За оградой оповещает о приближении тележки старьевщика стук колес и деревянная трещотка, ненавязчивый шум, не громче кузнечика; еще дальше гомонят широкие и людные центральные улицы, с лавками, пивнушками, приезжим народом; мычат, фырчат, орут и торгуются рынки, их тут аж семь штук; а выше всех, на фоне выцветшей кромки неба, сидит на крыше сорванец лет десяти и играет на сиринге – если сосредоточиться, можно ощутить эту невесомую мелодию, легкую, как танцующая пыль. И все это отдать на откуп даже не цеховым интересам, а самодовольной кучке старичья, и ждать, пока угаснет огонек в глазах Нелы, Темина состарится, сращивая кости скаковых ящеров, Глоди либо погибнет, либо попадет на каторгу, а парнишка, играющий на крыше, сопьется или скурится? Нет, нет, вот уж нет, не дождетесь!       
           
    Темина вернулась после полудня, сосредоточенная и молчаливая. На мой вопрос "Ну, что?" утвердительно кивнула, проверила наше самочувствие и ушла к себе: готовиться к вопросам комиссии. Что ж, все идет по плану. Вот пожую, что Нела с кухни принесла, и опять слажу в Туман, а то ночью может не получиться – Глоди храпит, как удавленник. Толкну – успокоится, а через пять минут снова рулады. В Туман вошла даже без полного предварительного расслабления, не говоря о засыпании. Сновиденное тело проявилось четко и без помех. Огляделась. Постояла, причувствуясь к окружающему. К чему бы мне притянуться? Или к кому бы? В ком есть сила, огонь, жизнь... при этом – не местная "божественная" и недобожественная шатия. Прикрыла глаза и остановилась в раздумьи... Какой бы критерий человечности вообразить? А! Эврика – эмоции. Причем, чтобы выбор был пошире, давай-ка все сразу. Начну, конечно, со счастья, хотя кто это может быть счастливым, завалившись в Туман – вряд ли попаданец... просто допинг мне на дорожку. Счастье-удивление-гнев-страх-недоумение-чувство противоречия-любопытство-узнавание-радость... и делаю шаг.       
           
    Открываю глаза:      
– Ого, какой неорган! – выглядит оно как блондинка с картинки, хороша до невозможности, а вот ощущение от нее явно нечеловеческое: чуждым веет, хотя и не слишком сильно. – Эгей, девушка, да, вы. Слышите меня?  
Блондинка останавливается и распахивает ясны очи:      
– Орк. Настоящий... Какая прелесть. А потрогать можно?  
Потрогать? А она сможет? Учитывая, что тут и подойти друг к другу нельзя, посмотрим, как она это сделает. Говорю:      
– Да трогай – не жалко, только могу огорчить: я полукровка.  
Девица подходит вплотную, и даже не чешется:      
– Вот блин, везёт мне на полукровок, – аккуратно дёргает за ухо. – Нет, ну какая прелесть! Я обязана это зарисовать... Как тебя зовут, полуорк?  
Осторожно ловлю ее за руку, кисть изящная, ощущается живой, хоть и прохладной, пытаюсь убрать от своего уха:      
– А ты-то кто? Да еще рисуешь... Можешь называть меня Хюльдой, хотя у меня теперь два имени.  
Блондинка почти не отвлекается на мои слова, ей интересно ухо, и руку не убирает:      
– Землянка? – смешок. – А как тебя в реале звали?  
    
    Ага, щазз, разбежалась. Любое знание – возможность надавить, а на Земле у меня сестренка осталась. Поэтому перевожу стрелки на место жительства:      
– С Земли, ага. Краснознаменку знаешь? А славный город Королёв? А в Комитетском лесу не играли?  
Отвечает:      
– Я плохо знаю географию России. Сами мы не местные... – так, о России знает, да и говорит ведь по-русски. Но это ничего не доказывает, большинство попаданцев, судя по тому, что сказал Мыш, из России, а она – нет. – Меня, кстати, Зарёй называют. Давно ты переместилась? – качает головой и всё же отходит на два шага, не прекращая любоваться.  
Продолжим – теперь тест на знание сказок, "Малахитовую шкатулку" читали в детстве почти все:      
– Заря... прямо как из сказки Бажова. Помнишь "Таюткино зеркальце?" – качает головой. – Нет? Жаль... Переместилась... по какому времени считать? По личному, своего мира, общемировому?  
Заря улыбается:      
– Не знаю такой сказки... Лучше, конечно, по земному считать.  
           
    Отвечаю с юморком, понять который без знания истории невозможно:      
– По земному – чуть больше сорока дней, точнее не скажу, по времени Ирайи – около месяца. Но наворотила уже столько, что по личному тянет на год. Или двадцать лет без права переписки, – смеюсь, потому что последнее – это эвфемизм смертной казни в определенный исторический период, а первое намекает на поминки.  
Ну, как среагирует? Тоже смеётся:      
– Десять месяцев и три смертные казни... Это если не считать того, что запланировано.  
Надо же, дошло. Тогда действительно наша. Русский юмор специфичен, неорганам не понять. Радостно констатирую:      
– Вот и нашлись точки соприкосновения. Так ты, значит, рисуешь? Профессионально? – это могло бы быть интересно, вот не дают мне покоя амберские карты, а сама только машиностроительное черчение освоила.      
– Преступная деятельность? Хороши точки, ничего не скажешь... А ведь всё на благо государству, – вздыхает. – Не-а, рисую я отвратно. Но кто запрещает мечтать?      
– Дык, я – тоже на благо стараюсь, только всей той планетки, а не одной Империи, – небрежно так, словно это для меня раз плюнуть, не я только что чуть не подохла. – Она меня впечатлила. Одушевленные ландшафты – представляешь? Не русалка – а сама река, не дриада – а сам лес.  
           
Заря:      
– Вполне. Я как-то с целой Природой общалась. Признавайся, что ты собиралась натворить.  
Чувствует или наугад спросила? Забрасываю удочку:      
– Я собираюсь объединять. "Когда мы едины – мы непобедимы" и вообще но пасаран!  
Заря:      
– Кто не пройдёт? – зависла, об Арагорне и Артасе – ни полслова. Ну и я о них пока не буду. – Так, стоп. Кого, чего и как ты собралась объединять? Попаданцев?  
Соглашаюсь:      
– И их – тоже. Дерек, есть в моем мире один такой хитрый хрен, начал создавать общество-ризому. Но его поделка застопорилась на середине, хотя идея – да, хороша!      
– Давай поподробнее, – она уселась прямо на туман, как в кресло. Блин, я тоже так хочу! А он, зараза, мне непослушен.  
       
Говорю:      
– Мне бы хотелось сваять тут сеть по типу... ну, интернет-сообщества, что ли, чтоб можно было в любое время получить ответ, проконсультироваться. Амберский цикл знаешь?  
Заря:      
– Нет. Но, в принципе, это осуществимо... Ноосфера едина для всего веера, а для неё расстояние не важно. Только одна проблема, каждый должен обладать зачатками телепатии.      
– Помнишь о "козырном контакте"? – если говорит, что осуществимо – то слышала, как минимум. – Амберский Лабиринт просто настраивал членов одной семейки на одну волну. Телепатия прокачиваема – был бы источник и резерв, потому что энергия нужна, это не обойдешь.      
– Не знаю такого. Но, полагаю, это что-то вроде сервера, если делать аналогию с интернетом. Телепатия прокачивается не у всех. Мне, например, опасно выходить в прямой контакт с кем-либо.  
Ну, тут девушка без понятия, так что не буду давить. Навскидку я знаю несколько способов построения сети без сервера. Главное – связи и общий язык. А вот то, что ей опасно выходить на прямой контакт... если темнавка – чего не наблюдается, кстати – это ерунда, от меня отхлебнуть без моего согласия – смертельно опасно, отраву подкину.  
           
Предлагаю:      
– На спор – со мной давай? Меня еще ни один телепат заломать не смог, даже интересно.      – Я не телепат. Я эмпат, абсолютный, – пожимает плечами. – Поэтому и контакт к разуму происходит через ауру... Но давай, для эксперимента. В тумане, вроде, спокойно.  
Сосредотачиваюсь, дотягиваюсь "собой" до нее, растворяю границы. Да, расход силы намного выше, чем в реале – утечка, аднака! Но ничего не попишешь, Туман...  
И передача начинается. Это вам не "радио Маяк"! Одновременно любовь и ненависть, желание спасти, уничтожить, бежать, не двигаться, хохот, плач... В общем, крайне противоречивые эмоции. Однако. Такая хрупкая блондиночка, и какая мощь! Это не она меня, это я все ее эмоции пью широкополосным контактом и ловлю неземной кайф – никогда не знала, что можно ТАК чувствовать.  
           
    Ощущаю себя уродом, слепым, глухим и безмозглым, которому дали разок ощутить настоящую жизнь. И ведь я сама себя так изуродовала, считала, что иначе не выжить. Выжить-то выжила, а вот жить – не жила. Сознание затопила тоска. Непереносимая, жуткая. Захотелось просто взять и упасть оземь, разбив себе голову. Тут же её сменила любовь. Всепоглощающее желание защищать, холить и лелеять... Ненависть! Разрушать, убивать, нагибать! Где-то на периферии прозвучал дикий смех и жуткие рыдания, а ярость чуть не заставила тело броситься вперёд... Туман стал таким мягким-мягким, красивым, нежным... Захлебываюсь, это даже для меня чересчур. Хотя, если упорядочить? И я, прикоснувшись к эмоциям, начинаю плести потоки – чередовать, давать им имена и лица: и получается то ли песня, то ли сказка, только без слов и образов. Так бывает, когда уже не бодрствуешь, но до конца не заснул.  
           
Заря распахнула глазки:      
– Ух... Что это? Твой бред? – и поток иссякает, затихает, оставляя отзвуки, словно эхо, гуляющее по пустому залу.  
Рот ссохся, слова не идут. Сглатываю, с трудом добираюсь до памяти слов:      
– Зачем бредить? Я просто включилась в твою область, в твою внутреннюю "игру".  
Соглашается:      
– Телепатия – это путь, который идёт в обе стороны.  
Уточняю:      
– Мы были вместе, как система: ты – источник энергии, я – форм, я же рунный мастер, мое дело – оформлять.      
– Хреновый из меня источник энергии, – не соглашается Заря. – Скорее передатчик... Ну, так как, работать можно?      
– А далеко тянутся твои чувства?      
– Не знаю. Теоретически, поток омывает в пределах одного мира, но в Тумане нет тех, кто мог бы испытывать эти эмоции, так что... Не знаю.  
      
А вот тут требуются уточнения:      
– Так, Ледбитера, Блаватскую читала?      
– Нет      
– Жаль. Эмоции – астральный план, а тут, по ходу, просто неоформленный эфир, материя-в-потенции, и она должна быть ниже рангом. Астрал для всех, испытывающих схожие эмоции – общий! Хотя один знакомый мне заявил, что тут именно астрал, но – аномальный. В общем, на Земле, как ни странно, с этим было намного проще.  
Качает головой:      
– В моём мире эксперименты с астралом и магией разума запрещены, – фигасе, значит, она все-таки из параллельного мира... параллельной Земли? Так вот почему о Бажове не знала! – Об эфире, официально, вообще неизвестно, так что давай попроще. Что нужно сделать, чтобы связь работала?  
Проще – так проще:      
– Надо прочувствовать другого. Это вроде как любящий представляет любимого или наоборот, ненавидящий – ненавистного. Надо ПОЧУВСТВОВАТЬ СУТЬ человека. В этом и был смысл амберских карт. Амберитов настраивал Лабиринт, а мы настроимся сами.  
       
Прикрывает глаза, а я чувствую – там, внутри себя – прикосновение чего-то прозрачного и невесомого:      
– Есть. Чувствую тебя. Ух... Так ещё круче!  
Абстрагируюсь... Не хватало мне еще астральным сексом с девушкой заниматься...      
– Дальше – можно посылать что-то типа морзянки, например, "черные" и "белые" вспышки, двоичная система.      
– Чёрные вспышки... Физик во мне такого не потерпит. А почему просто не поговорить?..  
Смеюсь:      
– При работе с эфиром приходится привыкать не только к черному свету, но даже к "прозрачному" и "кристалльному", которые, к тому же, принципиально различаются. А вот специальная теория относительности выглядит в этой системе полным бредом, как доказательство 2х2=5. Это к вопросу о разнице. Сложные посылы принимают не все, а двоичная система известна большинству наших, можно сказать, это тайный язык землян.  
           
Заря не согласна:      
– У меня два знакомых телепата. Оба – парни. Никакой морзянки им не требовалось. Слишком сложно и долго. Тренировка, сонастройка... Но, наверное, надёжнее, чем через стихии...      
– Это хорошо, что два. А у меня только один, да и тот – зараза жуткая, не поймешь, за кого "играет". Мой начальник, менталист с трехсотлетним стажем. Стихии – вещь ненадежная, ей нужен внешний источник, а источник чувств есть в каждом. Он астральной, а не эфирной природы  
Опять смеётся:      
– Какая разница? А мои телепаты – муж и любовник. Наверное, мне нравится этот типаж.      
– Разница как у денег в чужом и своем кошельке. Из чужого брать не накладно, но не всегда в него руку запустишь.      
– Астрал – свой, эфир – чужой?      
– Да, – неужели непонятно? – Энергия стихий – заемные средства, а астральную генерируешь сам. Эмоции где начало берут? В тебе или вовне?  
           
Расплылась в улыбке, довольная, как нашкодившая кошка:      
– Вовне. У меня нет эмоций. Всё что есть, я получила из окружения.  
Оппаньки... теперь я поняла, что в ней увиделось чуждым.      
– Ну, может, если ты уже сильно отклонилась от гуманоидного обмена. Для большинства гуманоидов эмоции – их реакция, их источник в них самих.      
– Источник моего пламени тоже находится во мне. Это желудок. Читала про Аюроведу?      
– Читала, пробовала, знаю. Но ты своим нижним котлом если только свечу зажжешь, а я заемной стихией огня – пару кварталов разнесу, если поднапрягусь как следует. А насчет твоих "заемных эмоций".... какая разница, получила-не получила, если оно у тебя – значит, твое, если твое – распоряжайся!  
Показывает язык:      
– Тогда и впитанное пламя – моё.  
Состояние хозяина... кажется, я сказала это вслух – или громко подумала?  
           
Заря:      
– Что?      
– О, май прешшес.... а если неоткуда впитать будет? Как здесь?      
– Преобразую.      
– Из чего? Тут нет выхода к источникам стихий      
– Из эмоций. Знаешь как прикольно горит гнев?      
– А откуда берешь эмоции?      
– Из эфирного потока.      
– Во-первых, астрального, – опять какое-то недопонимание у нас, и все растет и ширится. – Тут ни хрена течений нет, сплошная потенциальная энергия. Я ее никак с места не сдвину... а хотелось бы.      
– Да мне пофиг, здесь это или где-то ещё. Видишь ли... – встаёт с туманного "кресла", подходит вплотную. – Мне как-то на барьеры плевать, – делает шаг вперёд и... проходит сквозь меня. – Так что я считаю, что стихийка проще, а менталь – надёжнее и развивать надо обе.  
           
Вот тебе два... Пятое измерение воочию увидала.      
– Так, – говорю – У нас немного разные системы отсчета...      
– Скорее всего, – улыбается, делает шаг назад.      
– А опираться придется на то общее, что есть у нас всех, гуманоидов-попаданцев.      
– Я не гу... – ну, что ж ты запнулась, давай дальше! но она вернулась к теме. – Эмоции и разум.      
– Так что тебя я буду вылавливать по твоему корично-горчичному вкусу... и еще немного голубиных перьев на заре... ну, ты понимаешь, – конечно, поняла, после того слияния в потоке эмоций. – А ты меня запомнила?      
– Нет нужды. У меня, так сказать, своя поисковая система. Интуиция. Если будешь в пределах моей досягаемости, я тебя найду.      
– Это для передачи другим, – она что, не понимает, что две станции – это еще не сеть, а детские игры в шпиенов. – Надо перезнакомиться так, чтобы можно было вызывать друг друга напрямую, без сервера. Если построить ризому, "грибницу" – такая система неуничтожима.  
           
Заря кривится:      
– Не пойдёт. Каждый видит разное мысленным взором. Это для тебя я коричная, а для кого-то – лимонная. Придётся настраивать на человека... И вот для этого я бы предпочла стихийную или квазистихийную магию. Общение через воду, сон или зеркала – что может быть лучше?..      
– И все же давай попробуем. Может быть, для эксперимента, с кем-то одним. Встречаться со всеми я не смогу, но, может быть, затащу сюда на экскурсию целую группу аборигенов с Ирайи. Зеркало – та же астро-менталка, а через стихии в другой мир сигнал не пройдет, закон местной природы.  
      
– Я тут встречалась с одним... – вспоминает Заря. – Он был крайне против объединения.      – Специализация?      
– Воин. Все мои "девчачьи глупости" ему были неинтересны. М..., кстати, ты же сказала, что рунист? Я тут приготовила основные руны, для создания переговорного зеркальца, но что-то у меня не выходит.      
– Да... солдафон – не политик, – ну, конечно, смотря какой солдафон, но в большинстве своем эти ребята ретрограды и службисты. – Руны? Покажь!      
– Лови, – и пересылает образ телепатически.  
Н-да... Вот надо ж было столько напутать? Да четырех за глаза хватит.      
– Ну, что, – говорю. – Тут нужны всеобщие. Манназ, он же м`энс – мысль, пишем в центре, снизу его поддержит эваз, или эвэ – перенос, для обхождения препятствий вплетаем лагуз, и, наконец, послание – ан`эс, ансуз.      
– Ага, – тянет Заря. – И номер телефона куда вбивать? Как к эвэ присобачить имя?  
Объясняю:      
– Собираем в центре энергию – канал возникнет сам. Добавляем в канал образ получателя – задается направление. Ну, и дальше само послание, желательно, кратко – всеобщие руны жрут силу по-страшному.      
      
– Ничего, меня целый замок питает... Угу. Посмотрись в зеркало и начерти на нём вот эти руны... Тогда диалог возможно будет установить?      
– Монолог как минимум, диалог будет, если принимающий – маг, и сможет в канал что-то закинуть. Давай его сюда, – беру у нее зеркальце. – А вот писать чем...  
Заря подаёт кинжал, я выцарапываю на стекле вязь, стараясь не скривить линии, от усердия режусь, из пальца течет кровь и заливает импровизированную гравировку. Стираю рукавом, удивляясь, что в сновидческом теле кровь совершенно реальна. В царапинах на зеркале остаются бурые полоски, и это просто прекрасно – привязка к крови улучшает связь, надеюсь, только, никто не попытается воспользоваться этим во вред (мне не себя, а его жалко).  
    
Заря забирает свеженький артефакт:      
– И никого не волнует, что я, в принципе, не маг...  
Отвечаю:      
– Ты можешь управлять энергией, а структура развернется сама, как только ее получит. Именно так дварфы обходят невозможность собственноручных манипуляций с магией – присоединяют к руноскриптам кристаллы-накопители... Слушай, меня уже дергают – перевязка, мать ее... пока! Провентилируй вопрос с тем, кого встретишь, насчет хотят – не хотят ментосвязь и астральный интернет.      
– Есть, мэм, – делает "под козырек".  
           
    Еле успеваю сказать еще раз "Пока!" до того, как меня выносит пред светлы очи Темины батьковны... эх, жаль, тут отчества не в ходу, а то целительница страсть какая серьезная, надо бы ее как-то уважительно называть...      
– Вы опять за свое?!      
– Ну, Темина...      
– Что – Темина? Вы занимаетесь невесть чем, а у меня – голова боли? Глоди орал, как савгой укушенный, что с вами плохо, я сорвалась, прибежала, а вы опять... медитируете.      
– Так, разберемся без паники, – говорю. – Мне прошлая медитация вред принесла? Как оно – с вашей, целительской точки зрения.      
– Нет, – помедлив секунду, ответила девушка.      
– А эта? Ну, осмотрите меня, что вы медлите!      
– Уже осмотрела, – нехотя сказала Темина.      
– И как?      
– Оба раза не повредили здоровью.      
– Почему же вы запрещаете мне это делать?      
– Потому что в Керемнице уже полгода происходят странные смерти. Умирают молодые, ранее ничем серьезным не болевшие, во сне, неожиданно для самых близких людей.      
– И вы боитесь, что то же самое произойдет с боевым магом? – ага, не сказала еще, что опытным сновидцем, ибо только сновидчество на моей былой родине хоть как-то, через пень, но работало. В отличие от остальной магии.      
– Все когда-то бывает в первый раз.      
– Когда у вас теоретическое испытание на лицензию? – перевела я разговор на менее конфликтную тему.      
– Завтра в полдень.      
– Тогда идите и повторяйте, чтобы дойти до практического без потерь. В теории я вам не помощник.  
Она, кажется, обиделась, но возражать не стала, повернулась и вышла.  
           
    Сколько я по местному времени в Тумане проболталась, наверное, уже вечер? Солнце, и правда, ушло за крыши, но до темноты еще далеко, а я выспалась так, что аж про запас. Видимо, тот шквал эмоций, что обрушила на меня Заря, помог переварить дневную порцию инфы. Да сколько ее было-то... немного, но не в том дело... у меня появилась путеводная нить! Вот же какая мелочь – а так много значит. Первое – руны. До сегодняшнего дня я использовала их, во-первых, для графической записи форм (очень удобно, но не принципиально) и для нанесения вязи, то есть, саморазворачивающейся формы, на будущие амулеты и детали конструктов. Основное удобство – управление: пока к вязи не подведена сила – она "спит", не фоня и не потребляя энергию, при энергетизации – мгновенно разворачивается, и, при иссякании энергии, либо "засыпает", либо самоликвидируется.       
           
    Но ведь именно это снимает ограничение Тумана на силу! Во всяком случае, оборонятся можно руноскриптами, запитанными лишь настолько, чтобы не растворились, а, попадая в энергетичное место, к примеру, на шкуру какого-нибудь туманного монстра, они будут работать уже за счет его сил. "Осужденный сам выроет себе могилу!" И так должно получаться не только в Тумане, но и здесь, особенно, если ограничиться всеобщими рунами. Второе – зеркало. Нет, не для связи, хотя этот спонтанно придуманный "мобильник" стоит опробовать, и, возможно, как-то модифицировать... но я не об этом. Я о зеркальных рунах, если еще кто-то не понял. Здесь известно их подобное использование, но почему-то оно никого не привлекает. Зеркало – и отражатель, и исказитель. То есть, любая руна, которую можно отзеркалить, превратится либо в собственную противоположность, либо в нечто извращенное. С Хагалазом получилось второе. А что, интересно, выйдет с Райдо? А с Йер?       
           
    Записывать, конечно, не стоит, а в памяти зафиксировать надо, и, при первой же возможности, проверить на каких-нибудь "кроликах". Или, как тут говорят, "на савгах". Что-то можно, а что-то и нет, потому что связанное с интеллектом на савге не испытаешь.  
Зеркальное райдо – поворот назад, возможно – блуждание.  
Зеркальный йер – закольцованное во времени движение, дежавю.  
Зеркальный хагал – извращенное разрушение, хаос.  
Зеркальное вуньо – отказ от результата, безрадостность.  
Зеркальный ансуз – обманщик, зеркальный перевернутый – обманутый.  
Зеркальный эйваз – "предел", преграда, цепляющий крюк, неисполнение.  
Зеркальное соулу – "черное солнце", сфера Шварцшильда. Чем-то сродни местной оуу, но не ограниченная рамками канала, тотальная тьма. Хотя, для слабосильного может обернуться и просто слепотой-ослеплением. Эту руну проверять на чем-то ну, очень маломощном.  
Зеркальный лагуз – турбулентность, заскоки, сумасшествие.  
Зеркальный турс – "самострел" или самоубийство, сознательный вред себе.  
Зеркальный перт – чаша яда и злая судьба.  
Зеркальная беркана – бесплодность как символ любви.  
Зеркальный уруз – смертельная болезнь, "рост того, чего не нужно".  
           
    Проверить на животных можно первое, второе и двенадцатое. Третье уже проверено, на двух магах и... всем, что было вокруг них. А остальное следует испытывать только на разумных существах, иначе большой риск ошибки в полевых условиях, которая равна гибели. И не говорите мне о гуманности, война – всегда негуманна, а именно в нее я, по сути, ввязалась. И, кстати, другой выбор если и был, то явно самоубийственный.       
           
    Могла ли я сразу после переселения в другое тело пободаться с двумя сильными магами, стихийником и менталистом, работающими в связке, иначе, чем применив столь разрушительную формулу? Да ни в жисть! Могла ли я оказаться в стороне, когда меня пытались принести в жертву? Уже смешно. Могла ли я остаться в Конторе, а не рвануть на выручку матери? За кого вы меня принимаете? Ну, и последующее бегство – как способ отсрочить противостояние. Не сработало. То есть оно сработало, но не так, как задумала я, а как задумывал кто-то другой, с извращенной фантазией, вывалив на меня кучу связанных и перепутанных между собою проблем. И я их, что самое смешное, буду решать! Потому что меня зацепили за живое всеми этими детьми, девушками, гно... нет, не ими. Это все побочные сантименты.       
           
    Меня поразило невероятное сходство ситуации в Империи с той, что была в СССР периода "застоя", когда, вроде, все в порядке, но гниль разрастается и ползет во все стороны. Как нельзя с этим бороться – я уже видела, знаю. Дело за малым – выяснить, как можно, и сделать это. Всего-то... И нахрена оно мне сдалось? Не стану отвечать: "мне здесь жить", с моими грандиозными планами проще погибнуть, чем добраться хоть до середины, тут, скорее, "на принцип пошло". Не на того, который Гаврила, а на безличный принцип, который остается с тобой даже после крушения всех твоих планов.       
           
    Посему – будь что будет, а действовать стану по ситуации. Кстати, мне нужно зеркальце! А я до сих пор тут ни одного не видала. Странно, да? И, что самое странное, в унаследованной памяти я не нахожу этому внятных объяснений. Точно так же, как в свое время термина ийель, "ближнего смерти". Как бы поаккуратнее выяснить?       
           
    Темину дергать не стала, да она и не появлялась у нас до позднего утра следующего дня, и то пришла лишь затем, чтобы отрапортовать о своей готовности к экзамену. Передо мной, как перед начальством спину тянет, даже самой неудобно. Думаю, вряд ли ее будут старательно валить на теории, если на практической проверке это сделать элементарно. Нет, конечно, если только даст малейший повод – завалят, но и долго подкапываться под нее чиновникам от целительства не с руки – еще какой-нибудь собственный ляп ненароком покажут.       
           
    Так что за нее можно не волноваться. Когда она ушла, я позвала Гарну, ту самую толстушку, которая здесь и коренщица, и посудомойка, и прачка, и вообще первая помощница хозяевам и практически член их семьи. Попросила проводить меня в нормальную купальню и принести хотя бы пару ведер воды. А то надоели обмывалочки-протиралочки, все тело зудит. Она меня привела на кухню, вытащила таз ведер на пять, скомандовала дворнику натаскать воды, а сама начала выспрашивать, правда ли маги печей не топят и еду готовят на огневых плетениях.     
    
– Неправда, – отвечаю. – Воду подогреть или костер разжечь еще могу, а вот так отрегулировать жар, чтобы окорок запекся и не подгорел – это навряд ли. В столице в богатых домах есть специальные бездымные печи на огненных амулетах, но это дорого и себя не оправдывает, разве для того, чтобы хвастаться и золотую пыль глаза пускать.         
Она снова спрашивает:    
– А правда, что все боевые маги ходят в форме, и женщины никогда платьев не носят?    
– Опять неправда, – говорю. – Я бы надела платье, если бы, например, на бал собиралась, и оно бы у меня бы еще было, но тогда бы пришлось еще и прической заниматься, а то вон, на голове как савга порылась, – я потрогала неровную щетку подпаленных волос. – Эх, взглянуть бы себе в лицо, а то в последний раз свою физиономию в бадье неделю назад видела.    
– Это у хозяйки спрашивай, у меня иллюи нет, сама в сковородку гляжусь, – смеется.    
– А чего-нибудь более гладкого не найдется? – спрашиваю, понимая, что не зря здешние модницы вместо зеркала используют простейший амулет слежения.    
– Да что вы такое говорите, вэль? Мы же не маги и не сможем защититься, ежели что. Это вы – и с зеркалами, и с канхагами... а мы – люди простые, мирные.    
– Ладно, Гарна, прости, не подумавши ляпнула. Привычка с Академии осталась...    
– Ну, да, слыхали тут о ваших, энсторских... только думали – сказки. Не стыдно так – напоказ рисковать?    
– Да нет, вроде. Ну, ладно – воды натаскали, мне хватит, сейчас погрею, а ты мыла помылистей и простыню почище и поистерханней принеси, а? Старые тряпки лучше впитывают.  
           
    Без помощи вымыться не удалось, вроде и зажило все, но повязки сгибаться не дают, и мочить их сильно не стоит, а то Темина заметит, что я в горячую воду влезла, даже если я их оперативно высушу. Пришлось опять просить Гарну. А после помывки мы с ней еще грог пили, и меня вконец разморило. До обеда продремала, а после него все же решила разобраться, что у меня за провал в памяти, полностью исключающий зеркала. Не связано ли это с зеркальными рунами? Может быть, может быть... А они – козырь в моем рукаве. Тогда то, что я – ийель, это тоже козырь? С какой, интересно, стати? Печать смерти. Что она мне дает? Благожелательное отношение призраков? Фигня, с зеркальным Хагалом не идет ни в какое сравненье. Или что-то еще? В любом случае стоит и зеркальце раздобыть, проверить способ Зари. Может, удастся наклепать мобильных связных устройств, хотя бы и с навешенными на них защитными плетениями. От кого только защищаться? Неужели тут, как у Кэрролла, есть Зазеркалье? В общем, одни вопросы.       
           
    К вечеру Темина пришла – осунувшаяся от волнений и усталости, но с победой. Ответила на комиссии с блеском, только завтра – самый главный и сложный этап: ее поведут в городскую больницу и укажут больного, которого нужно исцелить. Спрашиваю:     – Оговорили возможность присутствия темного мага?
Отвечает:    
– Пока нет, но не волнуйтесь, если нужно – я это аргументировано докажу.    
– Вы сразу обо мне не говорите, – предупредила я. – Лучше скажите: "без темного мага не обойтись", вам тогда закономерно ответят: "А у нас его нет". Спрашивайте: "Действительно нет?" Они подтвердят. Вы им: "Я сама тогда найму" – и приводите меня.     – Хорошо, – согласилась Темина. – Сейчас пойду переоденусь и поужинаю, а ты, Глоди, – она строго посмотрела на дварфа. – Готовься к осмотру, если все хорошо – сегодня лубки снимать будем.  
           
    Этой ночью мне снилась всякая муть. То папенька, то маменька... нет, маменька не снилась. Она вообще после своей смерти не приходила ни разу, как жила тихо, так и умерла, от кровопотери, не приходя в сознание. А нехрен было аборт на большом сроке делать... Другое дело – папаша. "Детей забыл, жену извел, барбос с ним жил – барбос ушел". Нет, меня не забыл, сцуко, он и в земной жизни мне снился регулярно, в кошмарах, приходил полусгнившим трупом и убеждал пойти с ним, хватал за руки скрюченными пальцами. Я спокойно отношусь к любым снам, в том числе и кошмарам, если уж совсем достают – просыпаюсь, но когда тебя так упорно преследуют, само это постоянство бесит. Я уже стала его использовать как метку для осознайства в сновидении: если вижу папашу – значит, сплю. К счастью, на Ирайе он мне пока не снился, а это больше месяца. Но сегодня пришел. С претензией: "Ты что родных забыла?" Ну, я ему популярно объяснила, перемежая трехэтажными конструкциями, что теперь у меня другая семья: другой отец, другая мать, двое братьев, племянники, и родина у меня другая, и вообще я здесь на Витю Цоя малость похожа. Только ростом пониже и оптимистичного зелененького цвета.       
           
    Ой, что тут началось! Истерика с шипением и метанием костей! Сколько их там в человеческом скелете? Так вот, в его костяке их было, наверно, раза в два больше. Проснулась не только в холодном поту, но и с кучей синяков на предплечьях, я руками лицо прикрывала. Достал-таки, нежить окаянная. Сперва, конечно, огляделась – и простым, и тонким зрением. Ничего не видно, за исключением довольно сильного фона моей собственной обиды и досады. На эфирном плане никогошеньки! Но душшок-то был вполне такой самостоятельный, узнаваемый и идентифицируемый как астральные останки моего папаши. Земного, между прочим! Атта Варгель жив-здоров, чего ему и дальше желаю. Выходит, астрал здесь не такой уж непроницаемый, при большом желании даже из земного Лимба просочиться можно.       
           
    И это здорово. Если просочился дух – пройдет и информация. Ну, папик, порадовал! Приходи еще – я напомню, от чего ты сдох. Если тебя до этого местные духи в компост не зароют. Да и я зря вела себя как почти приличная девушка – хоть ругалась, а руки не распускала. Надо было на тебе какую-нибудь руну опробовать, вон хоть зеркальную йер. Посмотрела бы, как тебя зацикливает. О! В следующий раз так и сделаю. Будешь моим подопытным кроликом.       
           
    Разбудил, дурило, что я теперь до утра делать буду? Ведь сна ни в одном глазу! Ворча шепотом, как карга на печи, вылезла из кровати и присела к окну. Местные луны – одна мелкая, другая еще меньше – подсвечивали город с двух сторон, и он казался призрачным, дрожащим, как мираж, и абсолютно нереальным. Да не бред ли все то, что я вижу? Может, я сейчас лежу в коме где-то в неврологии и это мои предсмертные видения? Или уже умерла... И что это меняет? Кстати, да, там я, действительно, умерла. И вся разница в том, попала я в астрал или в реальность другого мира.       
           
    А отличить просто: в астрале ты всегда притягиваешь к себе то, о чем думаешь, а в реале – наоборот, если ты чего-то хочешь – оно не исполнится, если ты в чем-то уверен – именно оно тебя подведет. Врут популярные гуру, проповедуя "позитивный взгляд": как только ты начинаешь "жить мечтой", жизнь поворачивается к тебе такой... кормой, с которой не то, что о мечтах, о хлебе насущном вспоминаешь через два дня на третий, и радуешься, что пока не в могиле. Или даже сожалеешь об этом. Судя по тому перманентному свартчокану, который со мной происходит, все это по своей пакостности больше смахивает на реальность.       
           
    А давай-ка еще эксперимент поставлю, благо, новая знакомая сдернула с моих эмоций удавку. Так, закрываю глаза и начинаю бояться. Ярко, еще ярче! До зубовного перестука. Погружаюсь в страх, как в кисель, и он смыкается над головой... открываю глаза. И что? Где все те ужасы, которые слетаются на страх в сновиденьях и астрале? Ау!!! Ну, разве что тени приобрели глубину и прозрачность. Вспомнился самый веселый практикум на первом курсе, у Челюсти, когда вызывали и сковывали духов... Итак, Валерий Иваныч, приди!!! Угощенье готово, гнилушка астральная! Ну-ну, вылезай, папаша, я тебя бою-ууусь!       
           
    Зашевелился? Наконец-то. На, держи! Зеркальный йер летит в недооформившееся пятно мрака, и начинается веселье – оно то продвигается вперед, то откатывается назад, то сгущается, то расплывается. На призраках зеркалка работает. Давай еще кого-нибудь вытяну, надо опробовать зеркальные райдо и эйваз. Но, на удивление, никто не откликается, а глубины серого сумрака хранят настороженное молчание. Устав бояться, я всплываю в нейтральное состояние, едва не забыв снять с призрака зеркальный йер, после чего тот резко втягивается в тень, так и не попытавшись отмстить мне за издевательство. Куда они все подевались? Струсили? Уж в Академии-то что магов, что недомагов-учеников было в количестве, и призраков, духов мертвых и прочую могильную шваль они юзали в хвост и гриву, а те все равно приходили по первому зову. А тут – тихо и пусто! Словно их кто сожрал...       
           
    Ладно, попробую другую эмоцию. Не страх, а любовь. Конечно, я никого не любила, и вообще считаю эту эмоцию сорной, но попробовать стоит, тем более что Заря меня с ней познакомила. Вчувствуюсь, расширяю канал, падаю в него, открываясь... И встречаю нечто сколь знакомое, столь и неожиданное. Вот скажите, какая фигура символизирует для вас любовь? Ну, для парней – понятно, красивая девушка, для девушек – парень... хотя, конечно, с полом идеала возможны варианты, но в любом случае, обычно, кто-то молодой и как минимум симпатичный. Но не старый же орк! Нет, я поняла бы свое тело, если бы мне привиделся некто вроде Сурхвала – там хоть и рожа была без проблеска интеллекта, зато фигура как у молодого Халка Хогана и очаровательная улыбка на сорок зубов, включая клыки. Жаль парня, погиб ни за что.       
           
    Но я, даже обладая памятью настоящей Хюльды, которая с ним жила в любви и согласии больше десяти лет, ничего кроме физической тяги к такому типажу не испытываю. А тут из памяти вылез Мышкун, он же Сан Саныч. Лекарь, итить его не во что. Это что, такой грубый намек? Типа, любовь – психическое заболевание, а не эмоция? Да знаю я, но что мешает использовать сумасшествие? Например, если бы не моя паранойя, я тут и трех дней бы не выжила. Хотя эмоции во мне Сан Саныч вызывает... да, не соответствующие его нынешней внешности. Тянет меня к нему со страшной силой. В общем – сбой. Ничего, бывает, не стоит зацикливаться на неудаче, перейду к другим чувствам.       
           
    Вот, например, садистическая страсть, подаренная Зарей. Не простое, как кирпич, желание урыть противника, не ненависть, с которой я знакома гораздо больше, чем хотелось бы, а болезненная смесь притяжения и отвержения. Желание нагнуть, уничтожить другого – такого, как он есть, и возродить – такого, какой тебе по нраву. Но если так сделать, то желание, а с ней и эмоция, угаснет... Вот и терзают такие моральные уроды всех, кто им не безразличен. Хорошо, у Зари все эмоции заемные, стало быть, и эта – чужая, а то я бы всерьез задумалась, продолжать знакомство, или не стоит. Вчувствуясь, падая в это, понимаю, что со мной такое не в первый раз. Бывало уже, только слабее. За последнее время – да через два дня на третий!       
           
    Всякий раз, когда возмущалась – "ну, что ж вы, братцы, ленивы и нелюбопытны, почему не желаете ни учиться, ни думать своей головой, неужели не понимаете, что люди вообще живы только благодаря умственным усилиям?". И что, будь я абсолютно нормальной, все это меня бы не волновало, я бы спокойно принимала окружающих такими, как они есть. Доанализировалась, блин! Между прочим, я никого не нагибала, действовала гораздо тоньше. Именно потому, что воспринимаю другого не как объект приложения силы, а как субъекта общения. Хотя, конечно, это лишь отговорка... В общем, начала с тренировки, а закончила... как всегда.       
          
    Вывод – когда тренируешься, надо отключать в себе анализатор. Ибо мешает. Весь настрой поломала.  
Зато прогресс есть – и любовь смогла почувствовать, и в насилие по уши окунулась... Заря использует их как источник энергии – может, и мне удастся. Не выжимая из себя силу через эмоции, а заимствуя чужую из астрала. Есть нечто общее у этого способа с изначальной магией состояний. Надо найти связь. Но это – потом, сейчас меня, наконец-то, сморило. Пойду спать, переваривать инфу.       
           
    Проснулась поздно, от грохота, который устроил Глоди, запнувшись о стул. Шатает его, беднягу, как бы опять ноги не переломал. Не один день над ним Темина мудрила, пока кости срослись. Там, правда, не только с костями были проблемы, если я не ошибаюсь, мягкие ткани размозжило на обеих ногах, но поврежденные сосуды и мышцы она ему восстановила уже в первый день лечения. Вообще, тут медицина на высоком уровне, на безмагичной Земле до такого хорошо, если через несколько десятилетий доберутся, а то и вообще никогда. Так что за дварфа можно только порадоваться. Вот еще бы перестал водить дела с Квигги, но тут я ему не дорожный указатель. К чему приводит наркоторговля – показала иллюзию в красках, рассказала, что такое каторга, и почему ее не выдерживают долго не только люди, но даже намного более выносливые тролли, объяснила так, что и ежу понятно. Голова на плечах есть, пусть сам думает. Больше давить не стану. Уж слишком ярко я прочувствовала собственную насильническую суть, ее не так просто принять, хотя умом понимаю: иначе нельзя.       
           
    Время до полудня прошло в тягостном ожидании, Темина как ушла с раннего утра, так и не появлялась, но ближе к обеду прислала мальчишку с запиской: "Приходите в Приют Скорби на Белой улице, жду".       
           
    Денег нанять портшез у меня не было, поэтому я подхватила мальчишку под руку и скомандовала: "Веди, – прибавив. – Не слишком быстро, все-таки пять дней, как дырку в легком залатали". Ребенок тут же вцепился в меня, как пес в порточину, и начал выспрашивать. А я ему в красках описала столкновение с разбойниками, и как их победил призрачный отряд, и как выглядит его предводитель, и что эти призраки поклялись защищать простой люд от грабителей и убийц. К тому моменту, как мы подошли к Приюту Скорби, я уже была уверена в том, что вскоре по дворам Керемницы будет носиться не одна ватага мальчишек, играющая в "призрачных воинов".       
           
    Темина встретила меня на пороге и потащила вовнутрь. Больница для бедных была чистенькой, хоть и без излишеств. Никаких рассыхающихся дверей и осыпающейся штукатурки, никаких посторонних запахов, но... все равно она оправдывала свое название. В воздухе стоял не запах, а эфирный концентрат эманаций боли. Из-за прикрытых дверей доносились стоны. Приписать бы сюда на полставки какого-нибудь темнавца – и ему польза, и больным анестезия. Спрашиваю Темину – та шикает и грозит пальцем: не жалуют здесь темняков. А я чуть себя не выдала, уже хапанула силы – это я не люблю чужую боль, а мой энергетический резерв жрет ее с удовольствием. Тьфу, так и до шизофрении недалеко: крокодил-веган и кролик-людоед в одной тушке. Проходим почти до конца коридора, заворачиваем в палату на восемь коек. Там семеро стариков и старух разной степени запущенности – нет, не грязные и не изможденные, тут за этим следят – но даже самая "свежая" бабка – со стеклянным остановившимся взглядом, сидит и смотрит в стену, а остальные – лежачие – вообще ко всему безразличны.       
           
    И восьмой – тот, который достался Темине – иссохший парень, не скажу, каких лет, потому что напоминает мумию. Коренные зубы щеки подпирают. Без сознания, дышит редко, кожа пергаментная, на ощупь холодная, энергетика – не похожа на таковую у нежити, но ослаблена до предела.      
– Что с ним случилось, – спрашиваю. – И когда?      
– В конце весны... почти восемь декад прошло. Сами прочтите, – и передает мне табличку с текстом, написанным несмываемой краской. Наверху имя больного – Иймен.  
           
    Читаю. Если кратко, то парень был самым обыкновенным, хоть и образованным, но без магических талантов, работал в городском архиве переписчиком, ничем необычным не болел, ни в каких драках не замечен... так что даже удивительно, что, однажды заснув, он впал в это подобие летаргии. При этом в его ауре не наблюдалось ни следов яда, ни признаков магического или чисто энергетического воздействия, мозг не поврежден, хотя резкий спад активности налицо. Такое впечатление, что душа его очень далеко, гораздо дальше, чем духи мертвых. Мистики пытались ее вытащить, но опустили руки: не могут найти. К шаманам не обращались – расовые предрассудки, шаманы-то только у орков и троллей, у людей подобная специальность называется "мистик" и имеет ряд ограничений. Родители за эти семь с половиной декад истратили на целителей все накопления, продали полдома в городе, переселившись в деревню, но все траты оказались впустую.      
      
– Его обязательно здесь лечить? – спрашиваю.      
– Да, – отвечает Темина. – Если переносить куда-то, то надо вызывать двух смотрящих из комиссии.      
– Плохо, – говорю. – Если удастся его душу назад затащить, он попросту испугается – тут слишком много страдания. Подумает, что попал в демонический мир и со страху сбежит еще дальше.      
– А вы сможете его найти?      
– Постараюсь, только мне нужно, чтобы никто не мешал. Проследите?      
– Да. Сколько, примерно, времени вам потребуется?      
– Часа два-три максимум. Если буду отсутствовать дольше, постарайтесь меня "позвать". Только не грубо – неохота мне часть себя оставлять в неведомых далях.  
           
    Причувствовавшись к больному, определила метку его сути – самые яркие ощущения, доступные при максимально возможном погружении в личность. Создала в себе отражение его сути и заскользила по нему, как по ниточке. И знаете, куда я в результате попала? В Туман.     
       
       
    

Глава XI. О Великих и маленьких.

      
           
    Туман не менее густой, чем раньше, но если до этого он был сухим и безжизненным, то теперь напоминает испарения раскрытого коллектора с нечистотами. Вонь, влажность и знобящая промозглость атмосферы. И, несмотря на плотность вонючего пара, сквозь него неплохо видно. Без деталей, конечно, но силуэты определяются безошибочно. Представьте загон с неровными каменными стенами. Размером квадратов на двести-триста, точнее не скажешь, все же не реал, а Хумгат, или как его там. На каждом квадрате – человек: сидит, или лежит, или вообще стоит и качается. Что примечательно – все они с закрытыми глазами! Что еще интереснее, плотность этих фигур различна: от почти полной телесности до колышущегося тумана. А вот и наш книгочей – прямо передо мной, и почти как в реале, даже не иссохший. Сидит на корточках и раскачивается.         
        
– Эй! Иймен! – громко шепчу, хватая его за шкирку. Руку тут же начинает зверски саднить, точно наждаком по кости. – Пробудись! Ты в полном дерьме!      
– Не... – отвечает парень.      
– Открой глаза, дурила! – говорю уже в голос. – Очнись! Посмотри!  
С размаху шлепаю его по щекам – ладонью туда-сюда, и вторую руку будто кипятком обдает. Но и его лицо, видно, чувствует то же самое. Веки поднимаются, выпуклые мутноватые глаза смотрят на меня с удивлением и досадой.      
– Уй-ди... не мешай...      
– Обурел?! – ярость поднимается изнутри. – Подъёооом!  
Держа за шкирку, разворачиваю его от себя к окружающему неприглядному пейзажу.      
– Видишь, ...? Видишь, куда попал? – тот лупает глазами и мычит. Перекидываю его руку через плечо – ну, вот, уже во всем теле мерзопакостный зуд. – А теперь идем домой, в реальность.  
           
    Скольжу обратно по "нитке", связывающей душу незадачливого астролетчика с телом, плотность нарастает, ощущения как у ныряльщика – едва теряешь скорость, и вода начинает выталкивать. Так вот: не меня, а этого опупка реальность выталкивает, не хочет она с ним дело иметь. С трудом нахожу истощенное тело, спихиваю в него выскальзывающий из захвата дубль и пришпиливаю двумя энергетическими тычками: в лоб и грудину. Теперь никуда не денется. Восстанавливаю ощущения своего тела, открываю глаза.  
И встречаюсь с бессмысленным взглядом. Неужели его разум совсем угас?      
– Эй, – спрашиваю. – Тебя как звать?      
– Иймо... – тянет тот.      
– Где ты был? – продолжаю экспресс-допрос.      
– Там, где нет горя и боли, – отвечает парень едва слышно, но вполне осмысленно.      
– А ты помнишь, что видел? Да, именно перед тем, как я тебя вернула? Вонючий загон...      – Нет! – вскрикивает парень и пытается отмахнуться рукой, но та, едва оторвавшись от простыни, падает обратно.      
– Темина! – командую. – Дальше твое дело – лечи. А я еще полетаю.
            
    Откинувшись на спинку стула, втягиваю в себя хорошую порцию разлитой вокруг силы и принимаю состояние "в вонючем загоне". Выныриваю там мгновенно, только что от декомпрессии не плющит. Осматриваюсь, выискивая наиболее плотные "тела".
    Из них ближе всего девушка с красивым, но совершенно бессмысленным лицом и роскошной гривой черных волос. Шаг – хватаю за шкирку – встряхиваю, бью по щекам – призываю очнуться, разворачиваю в сторону творящегося безобразия. Она морщится и открывает глаза.      
– Мама! – шепчет она, и взгляд становится осмысленным: в нем ужас.      
– Ага, – говорю. – Именно так. Кто твоя мама, помнишь?  
Девушка морщит лобик:      
– Да.      
– А кто ты и где твое тело, помнишь? Ну-ка, давай, прочувствуй, где ты лежишь и как себя чувствуешь!      
– Но я же здесь...  
           
    Повезло мне – наткнулась на дуру. Ну, и что теперь делать? Фиксирую ее голову в ладонях, и смотрю-погружаюсь в глаза. Где ты там, настоящая? Как ты ощущаешься, какова твоя суть? Н-да... А суть-то у нее дюжинная и банальная, таких девочек из девяти десять, и ни за что не зацепишься. Ладно, поступим иначе. Нашла вход энергетической пуповины, связывающей тонкое и плотное тело. Хорошо, значит, еще жива. Хватаю не сопротивляющуюся девицу в охапку, скольжу по этой тоненькой ниточке и, наконец, ощущаю... что влипла во что-то не то. Оказывается, так противно ощущается пуховик, на котором уже зашевелилось тело "проснувшейся". Ффух! Можно продолжать "высокую миссию".       
           
    Честно – не думала тогда, накой оно мне надо. Вроде инстинкта: если горит – помогай заливать, если "наших бьют" – лезь в драку, если кто-то тонет – прыгай в воду и подплывай к нему сзади. Это даже не сознательное воспитание в каком-то там духе, это как радиация – в воздухе, земле, и воде: даже если просто находишься на зараженной территории – огребешь определенную дозу. Поэтому то, что толкало меня на авантюру, было чем угодно, только не рассудком. По уму-то этого делать совершенно не стоило.       
           
    Третим вытащенным в реальность был крупный парень с подчеркнуто трагическим выражением лица, кажется, его тело лежало в какой-то частной психушке или даже комнате замка с затейливо зарешеченными окнами и обитыми войлоком стенами. Потом вернулась в себя и опять вдохнула эфирный воздух страданий. Так, сила есть – вернемся к нашим баранам. Очередной овцой оказалась тетка средних лет с потухшим взглядом. С ней я задержалась. Тоже зря. Есть люди, которых спасать бесполезно: ты ее из петли вытащишь – она топиться побежит, ты ее откачаешь – а она отравится. Но мне ж больше всех надо – держу ее за волосы, верчу, показываю, какое дерьмо вокруг, и не понимаю, что ей уже все равно или даже "чем хуже – тем лучше". Так увлеклась, что не заметила, как рядом со мной появилось еще одно действующее лицо.       
           
    Красивая женщина, была б я мужиком – точно бы влюбилась. Этакая у нее вампирская бледность, алые губы, черные волосы, а главное – черты лица, неуловимо неправильные, чуть-чуть утрированные и при этом плывущие, меняющиеся каждое мгновение, зыбкие, как сон. И особого сорта взгляд, по которому даже полная бездарь признает сильнейшего мага. Блин! Я попалась... И ведь зациклило меня на бесцветной тетке с потухшим взглядом – трясу ее, стараюсь пробудить, будто родную, когда по-хорошему надо все бросать и бежать.       
А красавица-вамп подходит и констатирует:      
– Надо же... Где бы орки ни были – везде скот крадут. Натуру не переделаешь.  
И бьет по темени – резко так, для глаза неуловимо, а для башки... словно петарда внутри взорвалась. В полной уверенности, что уже пораскинула мозгами в радиусе метров пяти, лечу то ли вниз, то ли вглубь, и воронка кружится и сужается. Выворачивается, становясь многомерным гиперболоидом вращения. Черной звездой на ослепительно белом фоне, на убийственном, мертвенно белом – всепоглощающая, дарующая забвение тьма. Тьма? Нет.  
           
    Приходит понимание – это Смерть. Не только та смерть, которая отделяет душу от тела, даже не та, что стирает твои следы с лица реальности – нет, они тоже тут, но и еще много разных смертей, в том числе сердцевина, суть Смерти: полное развоплощение, исчезновение без следа, из прошлого, настоящего и будущего, когда мир забудет тебя, потому что тебя не было. Никогда. А у тебя не будет больше ни страха, ни боли, ничего с тобой не случится... и не случалось... это тянет, влечет, как открытая дверь в Ничто, как шаг с крыши, как бездонная пропасть... и я останавливаюсь.      
– Кто ты?      
– Ты знаешь. Смерть, – приходит ответ.      
– Но...      
– Одна из ВЕЛИКИХ. Выход из безвыходности. Остановка вращения.      
– Конец пути...      
– Нет. ИСЧЕЗНОВЕНИЕ пути.      
– Небытие.      
– НЕ-БЫТИЕ.      
– Противник Жизни?      
– Великие не враждуют. Извечный танец. Гармония. Нечего делить.      
– Значит, я исчезну?      
– Если захочешь. Тут причинность – желание. Ты же хочешь.      
– Нет.      
– Ты – моя. Желания, стремления, привязанности... Все – источник БОЛИ. А Ты отвращаешься. Значит – стремишься в НИЧТО.      
– Уже нет... Да, я знаю тебя. Но маловато тебя одной, понимаешь... Маловато мне будет!      – ВИЙДА.      
– Ага. Беспредельность. А Ничто, даже самое великое – это не Все. Потому что есть еще Что. Так вот: я выбираю его.      
– Будет БОЛЬНО.      
– Пусть.       
    
    Ах, какая я смелая! А кто от любой царапины с радостью проваливался в забытье? кто отказывался от чувств, называя их сором? кто боялся не то, что любить – даже дружить, одинаково ровно общаясь со всеми? кто там плевался на кастанедчиков, а сам культивировал свою непривязанность? А? "От первой кончины – до смерти последней, от плача в гостинной – до плача в передней". Что, чуешь ложь?      
– Не ложь. Уже – не Ложь, – говорит Смерть. – Ты выбрала, младшая. Иди, передай ей – это.      
– Кому?      
– Ей – чужой младшей – Фалль, – и я понимаю, кому передать, и что передать, хотя назвать словами, увы, не могу. – Не своим делом занимается. Нарушила гармонию моего ТАНЦА.  
Я взяла невесомое послание и уже почти повернула назад, понимая, что мгновением раньше миновала очередную развилку и выбрала путь, кстати говоря, не самый легкий. Ну и ладно. Но остановилась на полдороге.      
– А как же люди в загоне? – спрашиваю Смерть.      
– Песчинки? Просто умрут...      
– А можно как-то иначе?      
– Ты хочешь, чтобы они ИСЧЕЗЛИ?      
– Нет.      
– Тогда – умрут.       
           
    В туман вернулась именно в тот момент, когда красавица медленно, волоча за рукой струи тумана, замахнулась (странно, а в первой попытке я замах даже не успела увидеть). И тут я швырнула в нее послание Смерти. Оно было невидимо и неощутимо для меня, но на остальных произвело действие ударной волны, откинув и протащив по камням "чужую младшую", а людей – сдув, как осенние листья, куда-то в совсем другое место. Я не стала ждать, когда красавица очнется, прониклась ощущениями тела – и оказалась в "Приюте Скорби" рядом с Теминой и ее пациентом.       
           
    Хорошо, что я сидела как раз между ними и дверью, потому что именно оттуда вылетело нечто, замеченное мной лишь благодаря постэффекту общения с Великой. Холодок в затылке – поворот головы – и клякса, расползающаяся по воздушному щиту. Следующим подарком ожидаемо прилетел заряд из канхага, но он взорвался на щите камня, которым я заткнула дверь. Шарахнуло крепко, стена затрещала, и я, не мудрствуя, сформировала плетения энергетического щита на стенах палаты, затянув ими также все окна, и накачала энергией из внутреннего резерва до состояния "хрен порвешь". Получилось быстро, точнее, благодаря длящемуся эффекту, мне казалось, что все вокруг двигались как сонные мухи, говорили басом, растягивая слова, и даже предметы падали как-то лениво, а я действовала с обычной скоростью. Во всяком случае, закончился он неожиданно: вот я заплетаю последнее окно и закрепляю энергетический узел, и вот уже, со свистом и грохотом, в него влетает пудовый булыжник, но, откинутый защитой, отлетает обратно.       
           
    В следующие полчаса чем только в нас ни кидали, чем только ни ковыряли мое плетение, особенно часто всякой дрянью из разряда "псевдожизнь неразумная", от червей, прожирающих в щите дырки, до зубастых крыланов размером с гуся, бьющихся в окна. Ну не идиоты? Я ж темнавка, а засела в больнице для бедных, где страданиями пропитан каждый дюйм поверхностей, каждый глоток воздуха... и этой силы у меня хватит не на один час, а вот псевдожизнь, жрущая конструкт из нее, дохнет почти сразу. Был только один риск – вывалиться из реальности, но тут меня, как ни странно, поддержали два пациента, до этого безучастные к нашему присутствию и манипуляциям с Иймо. Дряхлый дедок, в чем душа держится, подскакивал на койке, шлепал кулаком в ладонь и вскрикивал радостно, когда очередная дрянь распадалась и сползала по щиту: "Врешь! Не пройдешь! И не таких бивали!" Бабка, полчаса назад напугавшая меня совершенно пустым взглядом, теперь оживилась и шепотом спрашивала Темину, "чем помочь вэль магу?"       
           
    Как же приятно, впору расчувствоваться, только не время. Когда в три канхага начали по окнам лупить, стало слишком жарко, камень потек, штукатурка-то уже давно со стен поотскакивала. И одновременно задрожала стена, будто осадным тараном в нее шибанули. Геомант работает, блин... Хреново. У него вблизи гор как бы силы ни больше, чем у меня в "Приюте Скорби". Следующие четверть часа показались мне целым годом. Землевик расшатывал стену – я ее укрепляла, он превращал монолитный камень в песок – я заменяла рассыпавшуюся часть материи энергетическим плетением, он раскачивал здание – я выпускала отростки во все стороны и цеплялась за что попало...       
           
    Потом оказалось, что деревья метров на сто вокруг почернели и высохли. Это я, видать, за них цеплялась. И очень правильно, что не огрызнулась ни разу, сидела в глухой обороне. А то не избежать бы мне обвинения в нападении, разрушении, а может, и убийстве. Правда, один горе-стрелок не заметил, как попал под энергетический щуп, который шарил, во что бы вцепиться, и умер мгновенно, но в самой больнице никто не пострадал, кроме геоманта, который посопротивлялся перед тем, как на него надели "браслеты" и удостоился ментального удара в тыкву. Опытные, все-таки, менталисты в Конторе, мозги ему не пожгли, могу засвидетельствовать, на всех допросах присутствовала.       
           
    В общем, когда осаду сняли, и я признала в человеке, подошедшем к основательно расширенному дверному проему, капитана силовиков, я была на последнем издыхании. Даже не удивилась, когда меня, нарушая дурную традицию последних месяцев, не заковали в антимагические колодки, а поздравили с удачным проведением операции...  
Э-ммм... Да. Благодарю. Вы подоспели своевременно.  
           
    Следующие трое суток слились в одну ленту событий. Как ни стыдно признать, после "неудачной телепортации" искали меня недолго – полтора суток. Нашли по менталу – кто б сомневался... наблюдали, фактически, моими глазами, слышали все, что слышала и говорила я, подивились нетривиальным методам работы, но сам глава сказал: "не мешать!" и ломать мои экспромты не стали. Только пару раз всполошились, когда "сигнал пропадал" полностью, и один раз недоумевали, что это им всю картину засветило, уже когда я у Темины дома лежала. Сопоставив время засветки, я поняла, что это была встреча с Сан Санычем – орком.       
           
    В Керемнице я, помогая Темине, нечаянно разворошила преступную организацию, по сравнению с которой нарковозка Глоди была милой мелочью. Не желая связываться с подгорным посольством, дварфов крепко пугнули и отпустили, посоветовав убраться "в дупу горы" не позже трех суток с этого момента, и пообещав, что следующее их появление на территории Империи закончится бессрочной каторгой для обоих. Тут и без их дури было что расследовать. Гильдия жизнюков оказалась только частью преступного альянса, и, естественно, никого со стороны в свои ряды принимать не собиралась. Причем, высокие цены на медпомощь были не главной статьей их дохода. Основные средства шли от закрытого клуба, деятельность которого они крышевали. Чем занимались члены клуба – еще предстояло выяснить, но хватало и того, что странные смерти во сне и случаи псевдолетаргии происходили именно с ними.       
           
    Кстати, из всех, впавших в длительный сон, выжило и пробудилось лишь трое, и только один из них согласился давать официальные показания – Иймен. Его, умирающего, гильдюки подсунули Темине в полной уверенности, что уж тут быстрая и показательная смерть гарантирована на сто процентов, осечки не случится. Просчитались – он моими стараниями очухался, обделались со страху, что тот укажет на них (кстати, не факт, парень вживую знал только председателя клуба, об остальных догадывался, но не интересовался), решили втихую убить – но не получилось, я вовремя среагировала. Вот тогда гильдюки пошли ва-банк, решив спалить нахрен больничку и списать все на свихнувшуюся меня. На этом их повязали.         
    Председатель клуба, кстати, сбежал, а всех оставшихся в живых "клабберов" пришлось отправить на лечение к целителям со второй специальностью маг-менталист в состоянии тяжелой депрессии. Причину сейчас выясняют. Ну, это, пожалуйста, без меня. У меня и самой эмоциональные проблемы.       
           
    Пока шли аресты, допросы, снова аресты, о своем думать не приходилось, хотя я там была сбоку-припека, основную работу делали два спеца-менталиста и капитан силовиков со своими резкими ребятами. Зато потом, покачиваясь в крытой рессорной повозке, под мерный шум перебирающего лапами голема (гномская модель в имперской раскраске, что-то родное мне это напоминает), я провалилась в себя. Как это выглядело снаружи – не знаю, только капитан, периодически заглядывавший в окошко, к вечеру забрался на соседнее сиденье и принялся накачивать меня дщезом, и мы усидели на двоих полтора литра этого самогона без закуси. В результате капитан откинулся на подушки и захрапел, а мне – хоть бы хны, разве что тоска навалилась. Блин, теперь даже не напиться... А до Энсторы дней семь езды при хорошем раскладе, то есть, если будем ехать часов по пять в день со средней скоростью 35 километров в час. Голем это с легкостью сделает, а хвары... ну, будем надеяться, не подведут.       
           
    А на душе мне все хреновее и хреновее. "Дом стоит, свет горит... из окна видна даль..." Вслух петь по-русски нельзя, мало ли кто опознает попаданца и как это знание использует, даже мысленно не стоит – вон, парочка менталистов бдит, и вряд ли только обстановку на дороге, а местных песен таких нет, вот и мучайся молча. "Мы хотели песен, не было слов. Мы хотели спать, не было снов. Мы носили траур, оркестр играл туш..."  
Еду в Энстору.
    
      
       

Часть II. На паркетах и коврах.

    
      

Глава I. Дорога.

      
           
    Первый день в дороге прошел сумбурно, мне-то собираться – только подпоясаться, а вот арестантов, семнадцать штук, из которых пятеро – правление гильдии, трое магов-стихийников, а остальные – магически слабоодаренные участники штурма "Приюта Скорби", пришлось ввести в стаз, иначе силовики отказывались конвоировать этот хорошо подготовленный к драке сброд. Менталисты использовали для этого забавный амулет, напоминающий электрошокер, тыкали им арестованных в солнечное сплетение и в середку лба, отчего те бледнели и заваливались на спину. Потом на магов и главных гильдюков нацепили поглощающие колодки, а остальных просто заковали по рукам и ногам, и сложили всех в арестантскую карету.       
           
    В нее запрягли голема, а за ней прицепили мою повозку, ибо лезть на хвара я наотрез отказалась. Повозка была специфическая, как мне подсказала унаследованная память, нечто вроде реанимобиля, с кучей держателей и регулируемыми сиденьями, но и для обычного путешествия очень удобная. Прежнюю меня смутило бы ее назначение, не привыкла притворяться больной, но теперешней мне это было глубоко пофиг. Слишком много всего произошло, и на постоялом дворе, где мы остановились ненадолго в середине дня, я без зазрения совести вылезла размять ноги. Под удивленными взглядами местных жителей зашла в общий зал, выпила чашку тей-фре с дежурным пончиком (заплатил за меня капитан Астел, в моих карманах давно ни медяка не водилось), и забралась назад.       
           
    Кортеж, распугивая встречных и попутных, двинулся дальше, а я прилипла к окну. Мне было не по себе, словно в душе что-то проснулось и ворочается, создавая жуткое неудобство. Полузабытые и вообще незнакомые чувства, цепляясь друг за друга, поползли наверх, в сознание, и, несмотря на все мое сопротивление, захватили его. Это было совсем не так, как тогда, с Зарей, там они были очищенные, беспричинные, "чувства вообще", и потому было так просто и проникаться ими, и манипулировать, и отстраняться, а тут... когда видишь пыльный куст чертополоха – и рад ему, как родному, смотришь на рассохшиеся кривые ворота – и от счастья плакать хочется, глядишь на раскинувшуюся под косыми вечерними лучами дорогу – и такое в груди поднимается, чему и названия не найдешь, а если все же попробовать, то самым близким будет слово "родство", словно все долгие годы я бродила где-то в чужой стороне, и вот – вернулась. "Я ехал в вагоне по самой прекрасной, по самой любимой земле".       
           
    Неужели под ментальное воздействие попала? Попыталась просканировать наличие управляющих структур, но либо оно было наложено мастером, до которого мне дальше, чем до звезд, либо это сама земля... нет, Ирайя... легонько коснулась меня вниманием, и мне снесло крышу, почище, чем в заповедном лесу. Там были его ощущения, а тут – мои. Сопротивляться бесполезно, они на самом деле мои, просто кто-то любящий и жестокий разбудил их – и вот, смотрит, как я извиваюсь, будто раздавленный червь, пытаясь восстановить прежнюю, отстраненную и рассудительную себя, и качает головой: "Учись быть живой, девочка, обратного пути нет, разве что и взаправду умрешь". И это не просто понимание, это сказано в моей голове очень знакомым голосом. Нет, не Смерти, орка. Мышкуна, Сан Саныча, и как его там – не удивлюсь, если еще пара-тройка имен найдется. Ох, не простой орчик, не простой, даже учитывая, что тоже, как я, попаданец. И почему-то меня это совсем не настораживает, интуиция не предостерегает, а по головке гладит и нежно в глазки глядит. Совсем дура... влюбилась? Да ну, даже не смешно. Просто человек хороший встретился, вот и хочется с ним еще раз увидеться, поговорить. Не скрывая мыслей, не играя словами.       
           
    Вот тут ко мне капитан и подсел, с бутылкой. Думал, я от всех этих приключений в шоке, никак не отойду. Напоить хотел, но не вышло. Еще две бутылки раздавили почти в полном молчании, словно на поминках, и я оценила "подарочек" Артаса. Теперь мне никак от мыслей не сбежать, опьянения не получается, только сушняк и гадкий привкус во рту. Еле дотерпела до постоялого двора, и даже не ужинала, только пила воду, как лошадь, всю ночь ловила глюки вместо нормального сна, а поутру проснулась отекшая, вялая и в черной тоске.       
           
    До вечера меня мотыляло по всем возможным чувствам и ощущениям, в памяти всплывало то одно, то другое, и каждое воспоминание вызывало такую эмоциональную бурю, что проще сдаться и перестрадать, чем подавить. И, словно одного этого мало, когда, наконец, встали на ночевку, я поняла, что мое тело преподнесло мне еще один специфический подарочек – у меня началось то, что скромные девушки называют всякими эвфемизмами вроде "женских дней". Оно, конечно, раньше должно было произойти, если только в этом мире физиология гуманоидных существ не сильно отличается от земной, но все равно неудобно, в дороге и с кучей мужиков рядом. Выпотрошила аптечку, если кто из них и догадался, то никак себя не выдал.  
В общем – мрак.       
           
    Шел третий день пути, мысли встали на место, чувства угомонились, проклятущая тоска обиделась, что я не хочу с ней бороться, и уползла в глубины подсознания, а тушка выспалась на декаду вперед. Самое время слазить в туман. Странно, но после происшествия со ржавым копьем ни один из так называемых божеств меня в туман не вытаскивал и со мной не встречался. А сообщить о фокусах "чужой младшей", как назвала ее Смерть, было необходимо. Хорошо бы, конечно, мужику в ватнике, он, вроде, там самый главный из проявленных, но не факт, что найду его, а не другого знакомого, с кривой рожей. Да и к двум А-антиподам никакого доверия нет, ни к бородатику, ни к хлыщу. Кому я могла бы довериться – это орку Сан Санычу. В любом интерьере и пейзаже он выглядит более настоящим, чем то, что его окружает, все остальное рядом с ним – даже если это будет вековечный лес или горы – кажется жидковатым и плосковатым, как на телеэкране. Он может ошибаться – а кто, скажите, не может – но не предаст. Так что, это с ним надо связаться.       
           
    Прикрыла глаза, расслабилась, убрала ощущения тела и зависла в багровой мгле взгляда сквозь веки. Медленно, постепенно алый цвет исчез, оставив мутное бесцветье внутреннего экрана. Я вспомнила его лицо. Не особо скуластое – у нас орки больше похожи на монголов, чем он, с длинными волчьими глазами, светлыми, внимательными, в обрамлении "птичьих следов", щеки запавшие и изрядно пожеванные жизнью, нижняя губа за счет клыков с характерной "расшляпанностью", серые волосы... все проявилось само, как на фотобумаге, почти без моего участия. Вдалеке.       
           
    Да, а не бедно там у него... Ковры, подушки, резьба по ганчу, обрешетка на окнах. Правда, не хотела бы я в такой комнате зимовать – уж больно каменная, излишне просторная и в окнах ни слюды, ни стекла не блестит. Да и приобретенная мною память морщится от одного вида каменных стен – вспоминает неизбывный холод казармы. Свечка мерцает, танцуют тени по углам. Саныч сидит при параде, в шелковом халате с люрексом, чалме и вообще – не подступись, серьезный, напротив него – старушенция с совсем уж темным лицом, как наши лесные, сухая и морщинистая, словно кора, и так же роскошно, как Саныч, одетая. На голове у бабки тоже накручено, но не белым, а цветастым платком. Что-то отвыкла я от разноцветных нарядов, у нас тут одежки попроще, основные цвета – белый, черный, бурый и зеленый, только вышивка красным и синим, а яркость подсознательно ассоциируется с дикарством. Нет, это точно наследство от прежней Хюльды, деваха была ехидная и не упускала случая поиздеваться над деревенщиной, даром что сама из жуткой дырищи. А, может, именно из-за этого.       
           
    Сейчас подойти аккуратненько, дотронуться до плеча, шепнуть в ухо... А вот хрен мне по всей морде. Не успела сделать и шагу, как впаялась носом во что-то прозрачное, как стекло, и упругое, как хорошо накачанная шина. Отлетела подальше, разогналась и с размаху саданула в преграду плечом – меня отбросило в начальную точку. Ладно, я в сновидениях стекло (признак границы локации) расплавляла ладонями и прорывала, давай-ка попробую тут. Прислоняю руки, гоню в них энергию, выпускаю тонкие струйки огня – преграда все поглощает, даже не нагреваясь. Ну не хаг же на нее сажать, а? Он ведь и Санычу повредить может.      
– Мышкун! – ору мысленно, но с громкостью корабельного ревуна. – Сан Саныч! Информация – важная – есть! Обернись, так тебя, этак! Э-эй! Открывай, сова, медведь пришел! Мыш, оглох, что ли! И тут понимаю, что не только меня не слышат – но не слышу их я, а это для астральной проекции небывалое дело. Я на Земле в первый выход из тела шаталась по комнате почти вслепую, влипая то в стену, то в шкафчик, но отчетливо различала, какими словами за стеной соседи ругаются. Чтоб тебя! С размаху бью кулаками в "стекло" и упираюсь лбом. Приятный такой холодок от него идет, аж вспомнилось, как в детстве мы с сестренкой в окно страшные рожи корчили. Зима, долгий вечер, заняться нечем... только прохожих пугать.       
           
    Упершись ладонями в невидимую преграду, расплющиваю об нее нос, прилепляюсь губами и раздуваю щеки – изображаю лягушку. Только "ква" мое никто не услышит... Вот тут-то Саныч и обернулся. Блиин... интересно, у астральной проекции щеки краснеют? Если да, то я сравнялась по цвету со свеклой. А он – как ни в чем ни бывало, ну, взглянул, обратил внимание... потряс головой, кивнул и подвинулся так, что заслонил от меня старуху, зато сам стал в полоборота. Я отшатнулась от "стекла", и, вовсю пылая щеками, продолжила мысленно-звуковую атаку.      
– Мышкун! Сан Саныч! Привет! Информация – важная – есть. Женщина – красивая – вытаскивает – простецов – в Туман. Аборигенов! Они – истаивают – гибнут. Зачем – не знаю. Как – нам – поговорить?  
Повторяю это, как заведенная, ну, не может такого быть, чтоб не среагировал на меня. Видел же, заметил! Значит, надо подождать, но так, чтобы он не забыл, что его ожидают. Наконец, старуха уходит. Как только за ней закрывается дверь, преграда внезапно исчезает, а Мышкун встает и делает шаг ко мне. Я от неожиданности шарахаюсь, но быстро возвращаюсь назад.      
– Хюль? Какая женщина? Кого?       
           
Ура! Услышал. Повторяю, уже без воплей, но максимально кратко и четко:      
– Красивая женщина. Не человек. Самая главная Смерть назвала ее чужой младшей. Заманивает простецов в загон. Технологию не знаю, возможно – наркотики. Каменный загон с дурным запахом. Они там сидят – души – ничего не видят, не понимают – а тела в коме, потом гибнут. Смерть очистила загон, – опускаю глаза, фактически, я ускорила их гибель. – Моими руками... Очень надо поговорить с тобой. Тебе – доверяю. Больше – никому.      
            
    Мышкун, офигевший, хлопает глазами, открывает рот, закрывает, снова открывает и медленно говорит:      
– Подожди, не части! Давай по порядку. Где? В каком мире загон? Какое ощущение от женщины?  
Повторяю медленно, с отчетливой артикуляцией, как глухому.  
Орк со злостью бьет кулаком по коленке:      
– Ну не телепат я! Это ты чужие мысли слышишь... А я... Да красивых баб нелюдской породы в любом мире вагонами! Хоть местных эльфиек взять... тоже животноводы еще те!  
Что-то серое выпархивает из темноты, словно напуганное его жестами, сначала думаю – ночные бабочки, а потом вижу – сычи. Воробьиные сычики, маленькие, серьезные, встрепанные. И не в физических телах, а вроде моего дубля, где-то между астральной и эфирной плотностью. Глаза – желтые, огромные, на полголовы. И пищат:      
– А я? А мы? Пусть говорит много!    
        
– Сычушки? – ага, Саныч их не гонит, значит, его пернатая команда. – Идите ко мне. Слушайте. Передайте ему, – тычу пальцем в орка. – Что женщина, красивая, высокая, белокожая, черноволосая... очень сильный маг – сильней меня на два порядка, не меньше... заманивает людей в туман. В специальный загон. В нем туман был сырым и вонял. Они находились там в духовной форме, и даже в ней – одурманены. Уйти не могли. Истаивали. Я спасла только троих, остальные... умерли. У нас на Ирайе идет расследование, но не думаю, что ее поймают. Ее надо остановить.  
Пуховки подлетели поближе. Одна уселась на плечо и начала потеребить клювом ухо – пробовать на вкус. Пришлось аккуратно отстранить, и она недовольно ущипнула за палец. Другая сыча с профессорским видом зависла в метре от лица и уперлась в меня гипнотическим взглядом. Учитывая размеры птички, это выглядело забавно. Потом, пискнув, метнулась к орку и уселась тому на голову.      
– Смерть назвала ее Фалль? – вдруг спросил Мышкун. – Если так, то – старая знакомая. Сказочница, что б ее... – три огра? ... да, порнуха вышла бы знатная. – Если так, то это – одна из помощниц Артаса. Зачем ей души – не знаю. Но попытаться узнать можно.      
– Фалль... да, – говорю. – И еще – чужая младшая. Она ходит между мирами, могла сманивать не только с Ирайи. И еще – у нас что-то не то с духами. Все, кроме орочьих – пропали. Поговорю с родней – узнаю точнее. Есть вопросы?  
           
    Надеюсь, что они есть, потому что уходить не хочется, а хочется присесть рядом, просто поговорить, без всякого дела, так, словно встретились двое знакомых, в пути, и сегодня вместе – а завтра как выйдет. Может, и никогда больше не увидимся, только будет иногда всплывать перед мысленным взором лицо, как мгновенное фото, пока не изотрется о время. Так ведь и этого не выйдет, бери, что дают.      
– Да. Ты говорила прошлый раз об... интернете на весь веер миров, – ну, раз об этом вспомнил, то и впрямь разговор надолго. – Так вот, Богдан заинтересовался. Но он – очень слабый маг. Точнее, не маг вовсе. Кое-что может, но мало. В их мире магия... как сказать... скорее – технология. Но энергии там много, особенно у Богдана. Есть мощный источник. Можешь придумать, как с ним связываться? Я-то тебя в любом мире теперь найду.       
          
– Кое-что предложить могу. Мне подсказали... – а у самой, стыдно сказать, насчет зеркал память отшибло, словно и не было всех этих экспериментов еще на Земле, и в "двойном коридоре", и с обсидиановыми плашками. – Но надо проверить артефакт до того, как его запустят. А то еще будет "упс" с летальным исходом. И принеси с собой зеркало и нож, которым можно на нем царапать. Победитовый, – смеюсь. На Ирайе "синяя" и "черная" сталь как бы не в разы тверже победита, но не факт, что у Саныча о них знают. – У нас зеркала под запретом и их почему-то боятся. Как встретиться – придумай сам. Я могу приходить только астральным дублем.      
– Любое зеркало?      
– Любое, но отражать должно очень хорошо, а не как сковородка. Без сколов и царапин – это требования безопасности.  
Саныч почесал в затылке и говорит:      
– Ныряй за пазуху      
– К кому?!      
– Ко мне!  
           
    Не, ну, я, конечно, к нему бы... что себе врать, предложил бы в койку – пошла бы, но этого точно не будет, не в его характере, а за пазуху? Я ж, пардонте меня, слюной изойду, как спаниель на котлету. Уточняю:      
– То есть, к тебе под одежу лезть?!  
Улыбается:      
– Ага! Ты же по меркам этого мира – дух.  
Дух-то дух, но не деревянная же буратина! У меня что, опять уши зарделись? Вот незадача – и сыграла бы коварную обольстительницу, когда бы не было стыдно от одной мысли об этом, и сдержалась бы, задавила все чувства в зародыше – но не хочу. Качаю головой, опускаю глаза, подхожу к нему вплотную... и не знаю, что делать дальше. А Саныч, словно не видит, как меня крючит, распахивает халат чуть не до пупа... ага, это не "косточки – обнять и плакать", это, скорее, "мослы – вцепиться и рычать". К счастью, на шее у него обнаруживается кристалл, который ощутимо притягивает взгляд. Сюда он, что ли, меня зовет? Хммм... стремно... Один из совят с разгону подлетает к амулету и исчезает.  
           
    Осторожно протягиваю руку и трогаю кристалл. Интересная структура, свернутое пространство, правда, не столько физическое, сколько астральное. Сразу вспомнилось "дополнительное измерение" Зари. Но не фрактал, конечно, попроще. Три уровня детализации навертели – и ладно. Что ж, попробую. Если застряну – есть у меня транклюкатор, что угодно разломает, правда, не факт, что на этом остановится.  
Второй сыча подлетает и чирикает в ухо:      
– Не тормози, места полно.  
    
    А, была ни была, делаю "зууум" и просачиваюсь в кристалл. Ну, да, как и предполагала – прозрачные зеркала, дробящийся свет, ощущение, что ты – внутри многокамерного калейдоскопа. Слишком ярко и однообразно. Противную бесконечность отражений нарушают совиные гнезда, выложенные пухом так, что сычики в них сидят по уши в "утеплителе". И глазами лупают. Приятная компания, главное – нужная, а то уже паника подкатывает и автоматия саккад бесится. Усаживаюсь в одну из кристаллических ниш, ту, что побольше, зажмуриваюсь и протягиваю руки сычам – надо как-то скоротать время, а то от кристаллического "порядка" уже зубы сводит и в глазах рябит.     
      
    Они слетаются моментально, садятся на плечи, голову и начинают там возиться и спрашивать...      
– А что будет, если сочетать беркану и йеро?      
– А разве премиальные обязательно включать в фонд зарплаты, они же могут быть как на текущие расходы, как покупка...      
– А можно ли заменить минеральное маслов в шарнирах на растительное?      
– Опять работа? – да, сычушки деловые, боевые и нахальные. – Эй, мелкие, кончай допрос! Давайте лучше что-нибудь споем, а? А то я так давно не пела... Раммштайн в переводе слушали? Нет?  
Четыре пары глаз хлопают...      
– Нет!      
– Тогда "Райзе", – и запела. Как говорится, "хошь ты пой, хошь ты не пой, а в тебе голос никакой". И слух, кстати, тоже. Но в астральном мире мы все себе льстим, в результате получилось очень прилично, даже задушевный баритон Тилля удалось сымитировать.  
"На волнах резвятся рыбы,   
На волнах пылают битвы,   
В глубину уходят сети   
И земли нагие дети..."  
           
    Совки перемигиваются в такт, наклоняют головы в разные стороны, щелкают загнутыми клювами, а один осторожно, бочком-бочком подбирается по плечу к уху и сначала повторяет, потом подхватывает:      
– Без тоски оставь свой дом...      
– Как родились – так умрем, – подпевают хором.  
Домучиваем кавер в стиле кто-в-лес-кто-по-дрова, принимаемся за следующую – "Берег" Бутусова, но допеть его не успеваем. Раздается грохот, один из совят исчезает. Еж твою медь... что за шум, а драки нет... нет ли? Может, Санычу там по репе вломили?      
– Шаман зовет! – отвечает на мысленный вопрос сычик-меломан.      
– А ты проводишь? – спрашиваю, а то ломанусь еще как-нибудь неправильно, и оно рванет.  
Появляется тот, который исчезал, и показывает на одну из квази-стен:      
– Пошли, по периметру все чисто!     
      
    Открывается проход наподобие оплавленной дырки в шарике, ныряю туда – и обнаруживаю себя на письменном столе в совершенно другой комнате, более светлой и менее экзотической. Сижу, как в нише сидела, только коленки к подбородку подтянуты. И комната эта больше приспособлена для нормальной жизни – есть тахта, стол, стулья. Тахта? Ого! Это когда ж я в последний раз мягкую мебель видала? Кажись, еще на Земле, дома. Саныч стоит и с вопросом в глазах показывает настенное зеркало, в руках его держит, а оно тяжелое: и стекло толстенное, и рама в завитушках, напоминающих одновременно скифский звериный стиль и ар-нуво.      
– Такое сойдет?  
           
    Спрыгиваю, подхожу, осматриваю со всех сторон.      
– Ну, что, вроде, сколов и трещин нет, сколы, знаешь ли, вещь опасная... в смысле спонтанных порталов, затянуть может. Или какая-то дрянь из зазеркалья вылезет – тоже мало хорошего.      
– Эльфийская работа! – хвалится орк.  
Досконально проверив, киваю:      
– Пойдет.      
– А теперь что делать? – спрашивает Саныч.  
Что спрашиваешь – работать будешь, чертежником.      
– Положи на стол, принеси линейку какую-нибудь и стеклорез или что-то вроде, придется царапать стекло  
Орк суетится:      
– Сейчас, Побудь здесь, только никуда не исчезай.      
– Постараюсь.  
    
    Когда находишься в сновидческом теле, сложно не соскользнуть в настоящий сон, в результате приходится постоянно "вычищать" сознание и цепляться за внешние источники информации. Поэтому осматриваю комнату. Стены каменные или кирпичные, штукатуренные и побеленные. Не люблю жилые дома из камня, вот крепость – это да, общественное заведение какое, а дом должен дышать и не давить на башку стотонной тяжестью. Не зря же у нас противопожарные заклятия так популярны, любим из дерева строить. Потолок сводчатый – это здорово, конструкция прочная, с дополнительными ребрами жесткости, уважаю. Не готика, более человеческий стиль. Если бы это было на Земле, поставила бы на итальянское возрождение, чинквеченто. Под потолком несколько отверстий, оттуда выглядывают какие-то мелкие духи. Немного не хватает декоративного бордюра, хотя бы нарисованного гризайлью, эти ящерки и глазастики на его фоне органично смотрелись бы. Окно – стрельчатое, витражное, на улице ночь. Из мебели – диван без спинки, стол, пара стульев. На полу и на тахте ковры.       
    
    И накой же столько пылесборников, нет, чтобы стены и пол утеплить, нобели хреновы. Прямо чувствуешь себя Джульетой... только вот мне, в отличие от юной девушки, годков за сорок, а моей нынешней тушке – поменьше, но не намного, даром что выгляжу, как девчонка. И лишние мысли надо давить и выбрасывать, а не вестись на подозрительную романтику. Тут еще бы парочку стеллажей с книжками – и жить можно... и для полного счастья – комп с интернетом (смеюсь, конечно, но в конце-то концов кто мешает мне повторить достижение Клейнрока и Бернерса?)      
      
– А Мышкун обещал меня в Гугль пустить! – радостно сообщает один из сычей. И встопорщивается от важности.      
– Ах ты сычушко! – качаю головой. Только астральной мелочи в сети не хватало – не выцарапаешь же потом. А если подхватят вирь? Притащат червя или трояна... Будет Санычу радость – домашних духов лечить. – Вот нарвешься на толстого тролля, ощиплет он тебя, одни перушки по ветру полетят.      
– Ой! – пищит мелкий. – Они же с дубинами!      
– Они не только с дубинами, они еще и хамло. Так что в сети постарайся на рожон не лезть, и сперва приглядывайся, фильтруй информацию. Там труднее правду от лжи отличить, во всяком случае, новичку, – ладно, о вирях надо хозяина предупреждать, а не этих информационных маньяков. – А вообще, можно тебя поднапрячь?  
           
    Сыча встрепенулся, распушился и встопорщился еще сильнее:      
– Троллей гонять? Да?      
– Нет, привет передать, – ага, как бы его самого не погнали, с его-то наивностью.      
– Кому?      
– Сестренке. Ее почтовый адрес akrasno...@mail.ru, просто отправь сообщение: "Я жива, но не здесь. У меня все в порядке. Твоя старшая". Ок?  
Совенок добросовестно повторяет адрес, потом повторяют все четверо. И синхронно поворачивают ко мне головенки:      
– Хорошо! Только у нас пока своего адреса нет! Но Мышкун сказал, что посадит нас в свой ящик!      
– Весело! Держитесь, ребята, за него. Он умный, даром что дурачком прикидывается. А еще – он надежный, и это самое главное.      
– Правда? – как-то не сразу поняла, кто это спросил, поэтому, ничуть не стесняясь, ответила:      
– Я вижу. У меня работа рискованная была, на грани законности – приходилось сразу понимать, кому доверять можно, а кому нет. Правда, перестраховываюсь иногда, но это уже вопрос второй.  
      
    А это говорит орк от двери... Надеюсь, мой астральный дубль не краснеет, а то я тут светофором могу работать: то зеленого цвета, то красного... Саныч как-то странно шмыгает носом и подает линейку – почти земную, с делениями примерно в дюйм, разбитыми еще на 10 мелких, и алмазик, зажатый в щепку.      
– Вот, подходит? – это он что, думает, я за него художественно-магуйской резьбой заниматься буду?      
– Подходит, – отвечаю. – А теперь идем к зеркалу, я тебе показывать пальцем буду, а ты – чертить. Черти по линейке, не надейся на свой глазомер, поверхность уж больно большая.      – Лучше нарисуй, а я перечерчу, – и достает из сумки тетрадь и шариковую ручку.  
           
    А вот не удастся тебе пофилонить, по объективным причинам.      
– Я тут ничего не нарисую, – говорю ему. – Плотность не та.  
Сую руку в стол – она проходит сквозь столешницу. Орк задумывается.      
– Да что думать, все сделаем, – беру его под руку и собираюсь убеждать в наличии чертежного таланта, но он перехватывает другую, и, что интересно, сквозь него мои пальцы не проходят, ощущают его... как нормальное тело его ощущают. И даже ярче, чем если бы я была в телесной форме. Тепло, фактура кожи, сдавливание – не вовремя у меня чувствительность обострилась, как бы крышу не снесло от избытка ощущений.      
– Дай-ка палец... – орк что-то бормочет, и по кисти руки разливается мягкое желтоватое свечение. Достает из сумки порошок, равномерно посыпает им зеркало. – Проведи над стеклом. Понимаешь, у меня по рисованию всегда двойка была, – оправдывается передо мной.  
    
    Черчу на пробу отрезок, который потом станет боковушкой м`энс, порошок стягивается к пальцу, оставляя на стекле четкую линию.      
– Хорошо, – вот хитрая морда, добился-таки своего. Но все равно расслабляться нефиг, ибо тут, как ни в одном черчении или чистописании, важна последовательность действий. – Тогда смотри, и запоминай – на всякий случай. М`энс – мысль – сверху, эве – движение – снизу, весть – ансуз – слева направо, лагуз – гибкость – справа налево.         
Все, заготовка для вязи готова, но он же и механизма работы наверняка не представляет.      
– Теперь – как этим пользоваться. Слушай, запоминай.  
Орк встрепенулся:      
– Порошок – толченый магнитный минерал...      
– Ясно. Я не об этом, а о работе с артефактом.  
Саныч хмурится и кивает.      
– Первое – подойти ближе, чем реальный размер зеркала, не включая раму. Второе – сконцентрировать энергию эфира в центре вязи. Тут же сформируется канал. Ясно представить себе образ того, с кем хочешь связаться. "Отпустить" этот образ в зеркало. Канал найдет адресата. Это поймешь по тому, что твое отражение в зеркале либо пропадет, либо, если связь хорошая, то заменится отражением адресата. Тогда говоришь или показываешь ему сообщение. Он это увидит и услышит эйдетически.  
    
    Саныч решил, что это все, встрепенулся, но я его осадила и продолжила инструктаж.      
– Если он – маг, то сможет отправить ответ и без второго зеркала, прямо в канал, в противном случае, максимум – можно прочесть по губам отражения то, что ответит.      
– Здорово! – вроде, доволен.  
Добросовестно чертит по линейке алмазом в том порядке, в каком я ему говорила, так что продолжу лекцию:      
– Можно делать "зеркала-любовники", отрезанные от одного куска и активированные кровью переговаривающихся. Они надежнее, но допускают только эти два адреса.  
           
    Орк хлопает глазами:      
– Их вообще не магам можно использовать?      
– "Любовники" именно для простецов и придуманы. Но для них тоже нужно подводить энергию. Обычно маг-артефактор привязывает энергокристалл к центру зеркала.  
Саныч задумывается и вдруг хихикает:      
– А во лбу звезда горит!      
– Чудушко! – вот не люблю, когда напрямую технические термины понимают, хотя сама так люблю подколоть. – Кристалл можно спрятать под рамой, с тыльной стороны, а к центру вязи от него пустить энергетический канал, его и называют привязкой.  
Орк хмурится:      
– Жалко... но... в общем, не надо на изнанку!      
– Какую изнанку? – смотрю исподлобья в ответ. В зазеркалье из хорошего одиночного зеркала хода нет.      
– Изнанку зеркала... Ладно, это так, идея родилась, – ржет: – Нет, мне пока "любовники" не нужны. Давай попробуем...  
      
    И орк сосредотачивается на зеркале. Вскоре появляется физиономия бородатого мужика в белой простой рубахе... Мужик трет глаза, трясет головой и явственно произносит:      
– Надо меньше пить...      
– Игорь, клянусь, я – не белочка, я – орк, – говорит Саныч.  
Мужик смачно ругается, потом выдает:      
– Опять тебя куда-то подрывает?  
Однако! Киваю Санычу:      
– Это... рыцарь, о котором ты говорил?  
Орк подносит палец к губам:      
– Тихо, ваше величество, тут это... дамы. Только бестелесные... Не знаю, сможешь ли видеть, но услышишь – точно. Ее зовут Хюльда. А это, – орк показывает на зеркало. – Игорь Ракитин, капитан российской армии и король... чего ты там король, Игорь?      
– Очень приятно... – я в изрядном обалдении от того, как работает немудрящая штуковина, исходя из унаследованной памяти, ее возможности должны быть явно слабее.  
Мужик с ошеломленным видом кивает:      
– Взаимно.      
– Насколько я поняла, – уточняю. – Зеркало находится в исключительно энергетичном месте. Даже при таком размере разговорник "говорит и показывает" не только магов.  
           
    В этот момент орк вспоминает и выдает:      
– Король Зелен Лога!      
– Да уж, компания собралась...  
А орк продолжает:      
– Хю, Игорь... как бы сказать... он маг, только хитрый.      
– Это что, специализация такая – "хитрый"? – хватит мне мозги пудрить, я и сама себя гарантированно запутаю. – Ну, как "погодник", "жизнюк" или "боевик"?  
Игорь качает головой:      
– Нет, я не маг по-настоящему, просто тут, в Зелен Логе, много связано с силами этого мира, они дают кое-какие возможности.      
– Вроде альвийских дев... – ну, если кто не знает, это потомственные жрицы леса. Служение у них лет по пятьсот, или пока замуж не соберется, а должность передают зигзагом, от тетки – племяшке. В самом начале попаданства на такую наткнулась, счастье, что она не расценила меня как угрозу, не то забелелись бы мои косточки. В своем лесу у них сила почти божественная.      
– Ну... вроде того, – говорит орк.  
    
    А мне пора в тело, чувствую "неудобство", которое обычно появляется перед пробуждением из осознанного сна или возвращением из астрала. Поэтому сейчас загружу собеседников информацией к размышлению, неизвестно, встретимся еще, или нет, а так она не пропадет, может, даже, кому пригодится.  
Продолжаю:      
– У нас почти каждая морда на Ирайе понемногу магичит, энергии хватает. Только, вот сдается мне, ее много оттого, что границы у мира излишне проницаемы. И лезет из-за этих границ... хрен знает что лезет. Там все в комплексе надо проверять и сводить факты. Вот это – пока мое основное занятие. А вообще у меня тут специальность боевая, а в мирное время – артефакторство. То есть, как на Земле была в оборонке, так и здесь оказалась... в том же.  
    
    Игорь кивает, но на физиономии крупными буквами светится: "не верю". Ну и хрен с тобой, золотая рыбка, если тебе артефактор потребуется – по-другому говорить будешь, на равных, а не как мент с малолетним карманником. И Саныч еще себе под нос что-то бормочет, язва клыкастая...      
– В общем, – говорю. – Ребята, вы большие, а я маленькая. Поговорить бы в более комфортной обстановке. А то мне сейчас в хренову даль возвращаться... как бы сопровождающие не переполошились.  
Саныч вскидывается:      
– Понял! Лети, я тут кое-что придумал... в общем, не удивляйся, если что...      
– Ладно, ребята! – машу рукой. – Пока! – подмигиваю Сан Санычу. – Орк умный, он в молодости Сунь Укуном подрабатывал, на полставки! – и лечу назад, затылком вперед, со свистом втягиваясь в физтело.  
    
    А, понятно, доехали до придорожного трактира, а он уже заперт. Сапогами в дверь стучат, хозяина выкликают. Как неохота из коляски-то вылезать. Может, я тут посплю, а вы ее вместе со мной в сарай поставите? Пока, сонная, тащусь по темной зале и не менее темной и скрипучей лестнице наверх, слегка взбадриваюсь и понимаю, что догадка-то у меня верная, и на что-то жирно намекает: Сунь Укун и вправду подходит под описание орка, и по характеру, и по беспокойной натуре, и по отсутствию какого-либо уважения к авторитетам. Вылитый Сан Саныч!       
           
    И явился царь обезьян не из лесу, как положено четвероруким, появился он на Земле довольно странным образом – "из горы", заметьте – не "с горы", а из нее. Обезьяны в пещерах не живут, разве что иногда укрываются от непогоды – там им есть нечего. То есть, факты по совокупности указывают на попаданца. Орк-попаданец на Земле... А птицечеловек Гарруда, и все его соотечественники из разных мифологий – от сладкоголосых сирен до нашей родной птички Алконоста?.. И кто такая, интересно, Медуза Горгона, которая своей внешностью страшно напоминает местных ллири, а способностями и наличием "жутких сестер" – небезызвестную расу гипнургов? Кто еще откуда и куда попаданцы? И, наконец, откуда у моего нынешнего мира такое интересное название – почти "Ирий", славянский рай... Да если собрать хотя бы все свидетельства из мифологий разных стран в каждом из наших миров, то у нас получится не "веер" и не "ожерелье ", а сплошной проходной двор с дырявым забором. Или коммунальная квартира.  
    "Это коммунальная, коммунальная квартира. Это коммунальная, коммунальная страна."     
       
       
    

Глава II. Лучшее место в гадюшнике.

    
    
    На пятое утро путешествия мы попали под ливень. Сперва туман не рассеялся, как обычно, а поднялся и затянул пеленой весь небосвод, потом впереди обозначилась серо-сизая лента дождевого фронта, он шел навстречу и приблизился гораздо быстрее, чем мы ожидали, и вскоре первые капли ударили по крыше повозки. Это был не осенний мелкий дождичек, а полноценный ливень, но шел он не десять-пятнадцать минут, как это обычно бывает, мы неслись под ним почти час, прежде чем поток с неба ослабел, а потом и совсем прекратился. Всадники промокли до нитки, а хвары не обмякли и не стали вялыми лишь потому, что неслись как угорелые, и разгорячились, но это ненадолго – следовало как можно быстрее протереть их и поменять попоны. Нежная скотина, хоть и чешуйчатая, зимой на них без обогревающего амулета не поездишь, осень и весна – рискованное для путешествий время, и только летом лихая скачка не сопровождается постоянными опасениями за здоровье скакунов.       
           
    Лошадей на Ирайе нет и не было никогда, это накладывает серьезные ограничения на передвижение и людей, и товаров. Давно пора отечественное големостроение развивать – что наши опупки в Академии медлят? Проспят же все на свете, дварфы нас обставят и по железу, и по финансам, будем потом закупать на заемные деньги чужие машины, а за это собственными ресурсами отдуваться. Или хлебом. Или бородатые решат отхватить жирный кусок от югов, и мы не сможем им помешать, потому что техника у нас будет чужая, а, значит, с сюрпризами. Хотя вряд ли решат – крестьянствовать они не умеют и не любят, вот железяки крутить – это их, выплавлять металлы, обрабатывать камень, или гору долбить – лишь бы только в земле не возиться.       
           
    И как они на исторической родине жили? Питались наверняка какой-нибудь биосинтетической дрянью. Один их "сыр" чего стоит, помойка рядом с ним – душистый цветник. На Ирайе, небось, в первый раз хлеба откушали. Что они здесь пришлые – я уверена, как и в том, что "дети Ллира", альвы, люди и орки не эволюционировали из местного зверья, а приперлись либо организованно, либо чередой случайных попаданств из соседних миров.       
           
    Сомневаюсь только насчет нагхов – чешуйчатые умники как раз подходят к местному "мезозою". Животный мир тоже в чем-то напоминает Австралию, колонизированную козами и кроликами. Хотя, конечно, местное зверье оказалось не столь безобидным. Те же чиоки, хищные ящеры размером с собаку, не только успешно конкурируют с пришлыми волками в средней климатической зоне, но и полностью вытеснили их на юге вплоть до нулевой зимней изотермы. Гленки же плодятся, как кролики, жрут, как свиньи, и бегают так, словно их уже за хвост укусили, так что должен случиться серьезный катаклизм, чтобы они вымерли. Скорее уж передохнут люди и крысы.       
           
    Кстати, о крысах. Особенно порадовало то, что на въезде в Энстору не собирали пошлину. Мы-то, как люди государственные, все равно платить не должны, но очередь из возов не подвинешь, и пришлось бы стоять, пока всех не пропустят, а так проехали без особой давки, ну, разве малость притормозили, когда в воротах две телеги бортами сцепились. Возницы, как увидели одного из наших менталистов, хорошо, если штаны не обмочили, а уж разобрались со своим транспортом мгновенно.       
           
    У парня бесцветные "рыбьи" глаза и взгляд прирожденного убийцы, что в сочетании с черной формой и отстраненной манерой говорить дает потрясающий эффект, еще на допросах заметила. На самом деле, он в Конторе недавно, опыта мало, до этого служил на южной границе. Но талантище развязывать языки был замечен, парня повысили в звании и перевели в дознавательный корпус под начало опытного специалиста. Вот его начальник – опытный "мозгокрут", полноватый дядька неопределенного возраста с мягкой улыбкой и ленивыми движениями. Настоящий мастер потрошить мозги аж до пренатальных воспоминаний, и само проникновение почти незаметно, лишь когда начинается активное считывание, чувствуешь, что тебя выворачивают, как перчатку. Со мной он тоже хотел проделать подобную процедуру, и я уже запустила бредогенератор, но молодой его остановил. Активное переглядывание, телепатический контакт, и я чувствую, как щупальца чужого внимания нехотя меня покидают. Уфф... Пронесло. Не факт, что бредогенератор мне бы помог.       
           
    Так вот, интересное новшество – дорожный налог собирают в "стойлах", и рассчитывается он по количеству тягловых единиц, вне зависимости от того, что и сколько на этих единицах ввезли. С одной стороны, вроде, доход меньше, чем мог бы быть, а, с другой, много не своруешь – сразу видно, сколько стойл занято. Сами стойла построены у городской стены, сверкают свежей краской и королевским асфоделем на эмалевом гербе. Так что и налево деньги не уходят, и крысятничество пресечено на корню. Ну, и экономия на уборке – быков не гоняют по городу, улицы не засираются. Опять же, товары оставляют на ближних складах – тоже, какое совпадение, принадлежащих короне. Аренда склада – денежка небольшая, но объем реализации от налогов не скроешь. Хочу познакомиться с тем, кто это придумал, чувствую, с его помощью и другие проблемы разрулить можно.       
           
    А вот и родные места – п-образное длинное здание с пятью рядами абсолютно одинаковых окон, это казармы, по левую сторону от них, если смотреть от воротной башни – пряничный домик Академии: островерхие башенки, лепнина, витражи; по правую – двухэтажный, с виду напоминающий подсобные службы, кубик Конторы: обманчивая простота и незаметность, внутри он намного больше, чем снаружи, за счет как пространственной магии, так и подземных этажей. Тех, о которых я знаю – одиннадцать, а сколько их на самом деле, затрудняюсь сказать. Мощеная серым гранитом площадь, каждый камень знаком, сколько меня здесь на первом курсе гоняли (разве меня? однако, заемная память окончательно стала своей), даром, что не "эдлэ", а "вэль". "Дисциплина для всех, вэль Хюльда, извольте отрапортовать по форме, после чего – десять кругов, прыжками... на левой ноге". Каждый круг по этому плацу – немногим менее километра, десять кругов – где-то километров девять издевательства. Но самое неприятное было в том, что "качество прыжков" командиру не понравилось, и он приказал "возместить оное количеством".       
           
    Капитан Этель был подчеркнуто вежлив и зверски изобретателен, и, к тому же, обвешан амулетами так, чтобы не оставить ни малейшей надежды на отмщение будущим боевым магам. В общем-то, правильно, основная масса поступающих была в возрасте десяти-двенадцати лет, и уже избалована родителями, а переростки, вроде Хю, не упускали случая поставить мелких барчуков на место. Конфликты капитан давил так, чтоб и желания продолжать не возникло. Когда же закончилось "выбивание подростковой дури" и началась настоящая боевая подготовка, насмешки и обращение "вэль" мгновенно исчезли, а любое замечание и приказ, до предела краткие и однозначные, следовало выполнять беспрекословно именно ради сохранения собственной жизни и жизни своих товарищей.       
           
    Не то, чтобы отсев был большим, но из тех, кто поступил одновременно с Хюльдой, погибло двое "боевиков" и один необратимо лишился дара. Это считалось почти идеальным результатом, у других "практиков" погибало больше народу, а капитан Этель трепетно относился к жизням курсантов. Переломы, раны, ожоги, обморожения – это чепуха, как и хроническое переутомление, это излечимо, за учебный год каждый "мажонок" лежал в лазарете как минимум десять раз, это не считая тех мелочей, которые исцеляли своими силами. После многим приходилось заново ломать неправильно сращенные кости и растворять глубокие, мешающие кровообращению шрамы, но все это делалось, обычно, у частных целителей, за свои деньги и на каникулах, а во время учебы эти неудачники хромали и кривились, но оставались в строю, причем, никаких скидок на временное увечье им никто не делал.       
           
    А не так уж оно было хреново, правда. Во всяком случае, работать в "связке" и "звезде" я только тут научилась (ага, "я", как же... "мы пахали"), и координировать действия приданного полувзвода с канхагами – тоже, и на одном инстинкте мгновенно выбирать верную тактику... а вот стратегию и прочие офицерские предметы нам по программе не положено было, но капитан Этель, без какой-либо дополнительной платы, готов был заниматься этим в любое свободное время. Говорят, его семья погибла в черном буфере, но это из серии "одна баба сказала", доподлинно известно лишь то, что во время моей учебы близких людей у него не было, и что ко мне он относился по родственному (читай: гонял, как сидорову козу и давал чуть не вдвое большую нагрузку, чем остальным). Встретиться бы теперь, посмотреть, насколько оценка той, настоящей Хюльды соответствует действительности.       
           
    По приезду капитан Астел с двумя бойцами проводили меня в гостевую (ага, ни окон, ни ручки на двери) комнату и ушли. Через полчаса девушка в одежде служанки и с ухватками профессионального телохранителя принесла мне обед. Вполне приличный, но мяса можно бы и побольше. Часа через три, когда я уже собиралась улечься на диван и поспать, заявился сам Дерек. Прямо чуть не сказала "великий и ужасный", именно такая физиономия у него в тот момент и была. Не-а, не проняло, чтоб меня напугать, нужно нечто посерьезнее плохого настроения начальства.      
– Ну, - говорит. – Считай, проверку на адекватность ты прошла. На удивление мало трупов.      
– Чего?!      
– Почти никого не убила, даже там, где стоило. Очень изящные, воистину женские решения. Честно, понравилось. В разведшколе ГРУ изменился стиль обучения?      
            
    Тьфу, блин, и это глава Конторы! Во всем необычном видеть "руку Москвы" – это не просто дурной тон, это глупость, за которую ты прямо сейчас и получишь.      
– Вам доложить по порядку, или сперва рассказать, что произошло на вашей родине, пока вы тут строили "светлое будущее"? Кстати, для общего развития: ГРУ в России разогнали, а КГБ теперь воюет в основном с собственным народом.      
– Ну, расскажи, - оживился шеф. – Что же должно произойти, чтобы говорить эдаким тоном?       
           
    Тон не нравится? Понравится ли сама инфа? О том, как ваши соотечественники радовались, когда разломали Берлинскую стену. Как позакрывали производственные предприятия, поскольку они без интеграции по СЭВу стали не то, что неконкурентоспособными, а вообще от жилетки рукавами. Как заводы превратились в сборочные цеха, а то и просто склады готовой продукции. Как инженеры и квалифицированные рабочие стали коммивояжерами, а осси – бедными и презираемыми "родственниками" весси. В лучшем случае. Это только то, что я узнала из интернета и рассказов знакомых.       
           
    Что такое интернет? Ах, да, это действительно светлая страница в истории Земли. Большие ЭВМ ушли в небытие, персоналки стали многофункциональным девайсом, а серверы в локальных сетях – не намного крупнее, чем в метр по большей диагонали, даже НАСА-вские. Однажды ученые додумались, как их объединить в общую сеть. Если хочешь, расскажу подробнее тому, кто у тебя конкретно обработкой информации занимается.       
           
    На том, что случилось с СССР, остановилась кратко, говоря больше о внешнеполитических последствиях ослабления и развала, о нестабильности однополярного мира, но Дерека это ушибло намного сильнее, чем ситуация на когдатошней родине. Все-таки осси, наш человек, хоть и сволочь... Об активном внедрении "нового средневековья" и поддержки мировым капиталом самого дикого мракобесия не только в странах третьего мира, но и в развитой "семерке", об "обезьяньих процессах" по всей Европе и шариатском самосуде чуть не в центре Берлина. О падении уровня среднего и высшего образования и "тестовых" программах вместо фундаментальных. О перманентном кризисе и его причинах.       
    Спокойно, фактографически, эмоции-то уже давно перегорели, изредка увязывая факты в систему, поскольку человек двадцать лет на родине не был (а по времени этого мира – вообще столько, что впору самые простые вещи забыть), явно о многом и не догадывается. Не сразу заметила, что клиент спекся. Мрачный, как черт, подлокотник сжал – побелели костяшки.  
– Считаешь, есть нечто общее с нашей ситуацией, в Империи?  
– Пока некоторые тенденции, но для беспокойства хватает причин, иначе и грузить бы не стала. Первое – финансы, точнее, банковские структуры. У вас они в зачаточном состоянии, а дварфы выдают через свои меняльные конторы немаленькие суммы под высокий залог. Твоим гражданам, между прочим! Если так дальше пойдет, то ситуация с ростовщической нацией, государством в государстве и против него, повторится, только на новой почве. Определенные различия будут, но экономические отношения скорее изменят менталитет дварфов, чем наоборот.  
           
    Что делать? Перехватить инициативу, естественно. Если бы на Земле в свое время не ликвидировали тамплиеров, история, возможно, пошла бы другим путем. Но создавать надо свою систему, благо, на магических носителях информации и средствах связи государство может не экономить. Саму ее структуру следует хорошенько обдумать и не допускать уже известных ошибок. Другие, конечно, будут, но хотя бы некоторые исключим.  
Подрастить и вписать в созданную систему средний класс, потому что крупные землевладельцы и перекупщики от нее не будут в восторге. Есть ли у меня наметки? Да, есть, но это отдельным разговором и после подготовки, поскольку расчеты нужны.       
           
    Смотрит на меня с интересом, но без огонька, типа, рад, что я сама, без его подсказок догадалась. Насчет "наметок" согласно кивнул:  
– Да, тут есть где развернуться. Думаю, в ближайшее время будут кадровые передвижки, тогда и начнем. Привлечь тебя как стороннего эксперта или включать в состав?  
– Казначейства? Не-не-не! Кто у тебя насчет стойл и складов придумал? Вот его – вводи обязательно, а я – если только что-то из земного опыта вспомню, подскажу. Взаимозачетами в особо крупных размерах занималась. Второе – идеология. Провисает, как мокрая тряпка! Сам знаешь, не маленький... уже хорошо. Потому что как исправлять ситуацию, я не представляю. Не знаю, да! Неужели до сих пор думаешь, что меня сюда кто-то послал в качестве волшебной палочки? Да сама я пришла, и звезд с неба не хватаю, просто кое о чем знаю больше. Ты меня в сто раз умнее и в триста – информированнее. Только я с тобой в одной лодке, назад на Землю мне хода нет, и отсидеться за твоей спиной не получится.      
– А ты наглая девица, – смеется шеф. – Характер один к одному с прежней Хюльдой, если бы не знал, что она погибла, решил бы, что кто-то внедрил ей чужую память, не тронув самой личности.  
           
    Я улыбаюсь в ответ – уж ты-то точно знаешь, сам ее смерть подстроил.      
– Дерек, не знаешь, что происходит в вашем астрале? Куда подевались "сорные" духи и кто перепугал мелких стихиалий?      
– Нет, а что?      
– А то, что чует моя задница, это связано с делом "клуба самоубийц".      
– Он назывался "Духовным освобождением", если не в курсе.      
– Главу нашли?      
– Нет, как испарилась. Интересная личность, успела создать филиалы по всем крупным городам Империи, исключая столицу и буферы. Уже арестовано больше сотни мелких функционеров, но крупная рыба, увы, уплыла. А как хотелось задать ей пяток неудобных вопросов!      
– Боюсь, не удастся. Она, вроде как, младшее божество. Скорее, это она вас поймает и допросит, если захочет, конечно.      
– Н-да... не люблю богов, от них сплошные проблемы.      
– Так что с астралом?      
– Пришлю к тебе парочку ваших зеленорожих шаманов, и разбирайтесь сами.      
– Мерси вам с бантиком, но мне будет шибко неудобно принимать их в этой пусть роскошной, но все же камере. Может, отпустишь домой?      
– Ах, да, забыл! Держи ключ, - кинул мне цилиндрик с опоясывающей его вязью. – Перед уходом подойди к казначею, тебе там положено.  
      
– Положено, а не причитается? Я же, вроде, отпуск гуляла.      
– Провели, как задание, так что жалованье, не выданное довольствие, премия... Кстати, как насчет присвоения очередного звания, готова?      
– Не надо, за что меня так! В десятниках ходить нет никакого желания, управлять людьми умею, но не люблю.      
– А если через ступеньку? Прецеденты были, а по твоим заслугам прокатит.      
– А можно оставить, как есть? Не создавая мне геморроя.      
– Ты, наверно, не понимаешь. Мне нужно, чтобы ты присутствовала в совете, на заседаниях разных комиссий, и не в качестве охранника или чьего-нибудь ординарца.      
– В чем проблема? Сторонний специалист вас не устроит?      
– Мне нужно, чтобы к твоему слову прислушивались, а звание младшего подофицера... не способствует, прямо скажем. Кроме того, тебе предстоит общаться с аристократией, а для зеленокожей девчонки из черного буфера без каких бы то ни было званий это будет практически неосуществимо – на тебя станут смотреть, как на пустое место.      
– А пожаловать мне баронский титул ваше могущество не в состоянии?      
– Титулы жалует император... но можно попробовать. Разве что без земли, разбазаривать ради тебя государственное имущество никто не станет.  
– Великолепно! А уважения добьюсь сама, если оно мне еще нужно будет.      
      
– Вот и ладно. И зайди к Садру в каптерку, а то одета, как нищенка, а не боевой маг Империи.      
– Не забуду. Когда ждать финансиста? Того, который придумал общественные стойла.      
– Да это не финансист придумал, хотя... его не забуду. Умный парень, толк выйдет, если раньше башку не снесут. Как начнем кадры двигать, так сразу. Где тебя искать, на квартире?      
– Да. Кстати, пока не забыла: почему тебя Артас неудачником называет?      
– Меня? – живой глаз расширился в неподдельном удивлении. – Он так тебе и сказал?      
– Да.      
– Потому что это – правда. Ты можешь смеяться, но светлые редко лгут. Даже ради значительной выгоды.  
Неужели Дерек до сих пор уверен в непорочной чистоте и белой пушистости своего патрона? Либо, вероятнее, столь качественно прикидывается, что от правды не отличишь.  
           
    Денег мне причиталось столько, что нести в кошельке было как-то стремно. Пришлось выпросить в каптерке длинное полотенце и завязать под курткой тяжеленький импровизированный пояс. На квартире есть сейф, и уж если там надежно хранились яды Лейны и пара моих махагов с дополнительными кристаллами (сейчас от пары остался один, за утерю второго с меня вычли изрядную сумму), то до золота наверняка никто, кроме нас, не доберется. А Лейне я доверяю, пять лет на двоих одну квартиру снимаем, и ни разу даже тени повода усомниться не было.       
           
    Лейна, моя давняя соседка – целитель и маг жизни, а что ядов в загашнике немеряно – это следствие работы на Контору, стандартные заказы лучше делать с запасом, а то из лаборатории вылезать не будешь. Девушка она серьезная и обстоятельная, хоть и младше Хю на семь лет, так что никаких эксцессов не возникало. Скорее уж Хюльда периодически устраивала дома раздрай. Особенно три года назад, когда подумала, что Лейна уехала в гости к родне, и можно привести на ночь Сурхвала. Оба по этому случаю набрались до поросячьего визга и обсвинячили всю квартиру. И вот, представьте себе, как в четыре утра умотавшаяся над зельями Лейна отпирает дверь, а там все перевернуто и уделано двумя обрыганами. Хю потом целый год бессменно убиралась, в качестве моральной компенсации.       
           
    Собственно, это даже не квартира в нашем понимании, а верхняя половина дома, с отдельным входом по боковой лесенке, но со всеми удобствами и по столичным меркам недорогая. А что досталась двум выпускницам без отделки, так для магов это ерунда, сперва закрывали облезлые стены иллюзиями, потом заработали на бумажные обои и собственноручно их расписали. У Лейны осенний лес, который она по большим праздникам дополняет иллюзией скачущих зверьков и поющих птиц, а Хю нарисовала на стенах карты, а на потолке – звездное небо. Посередине в качестве лампы свисает костяная лапа монстра, сжимающая в когтях хрустальный шар-светильник. Лапа, конечно, не настоящая, а собрана из модифицированных костей с задней ноги хвара, но выглядит потрясающе.       
           
    Я потихоньку зашла в комнату, бросила сидор под койку, плюхнулась на стул и вдохнула пыльный, сладкий запах оседлой жизни. "Оседланной", как говорит Лейна. Она-то как раз рвется прочь из столицы, только работа деревенской целительницы – точно не по ней, а в черный буфер ее никогда не отправят, поберегут, потому что ее основной талант – яды – востребован именно здесь. Контора применяет в операциях не только ментальное воздействие, но и, если понадобится, смерть "от естественных причин".       
           
    Лейна копошилась у себя, но когда хлопнула дверь, она перестала шуршать бумагой, и вскоре я услышала тихие шаги и стук.      
– Заходи!  
Белокожая и румяная, как морозное утро, пухленькая, с роскошными формами, Лей и внешне была моей полной противоположностью, мы только роста почти одинакового. Нет, она, конечно, повыше, но ненамного. А сейчас что-то в ней изменилось, и в лучшую сторону. Исчезла складка у вечно поджатых губ, слезло, как шелуха, выражение "ушла в себя и не вернулась", и то, что открылось под ним, было мне по душе. Сияя, Лей ворвалась в комнату, подскочила ко мне и крепко обняла.      
– Хю! Наконец-то вернулась! А я замуж выхожу! Догадайся с трех раз, за кого.  
Я как-то автоматически прижала ее к себе и задумалась. Не о предстоящем замужестве подруги, а о том, как мало женщине нужно для счастья.      
– Никогда не догадаешься! А ты с Сурхвалом когда? Давай вместе!      
– Сурхвал погиб, – отвечаю.  
           
    Лейна отпустила меня.      
– Правда? – радость Лей не угасла, но ушла вглубь, уступив место сочувствию.      
– Да. И саму потрепало. Может, посмотришь, когда время будет? – ох, что-то совсем нерадостное возвращение у меня получилось, надо исправлять. – А пока рассказывай, что тут без меня было.      
– Ну, если не догадываешься, мне твой руководитель предложение сделал.      
– Дерек?!      
– Да тьфу на тебя! Мэтр Лангскег! Представляешь?      
– Да ему ж сто лет в обед, а в ужин – двести.      
– А кого это волнует? Он – маг, так что возраст не помеха.      
– И еще он – дварф.      
– Ну и что? Зато веселый, и ухаживает так...      
– Старомодно.      
– Неужели? С ним говорить интересно, не то, что с твоими орками, у которых три темы – где служили, кого били и как пили.      
      
– Не, это только у местных, специфика профессии. В черном буфере даже у орков темы другие. А уж в лесных поселениях – тем более. Кстати, ты шаманов в Конторе видела? Как они тебе?      
– Только издали. Старые клыкастые зеленявки. А старик, так еще и тухлятиной воняет, носит на шее лапу, вроде твоей люстры, только меньше в два раза и с остатками шкуры.      
– Ясно. Ну и афыр с ними. Когда свадьба?      
– Через три дня, ой, нет, уже два с половиной осталось. А у меня платье не готово.      
– Что? Этот гребаный женишок, из которого песок ведрами сыплется, не обеспечил невесту нарядом? Да на куйна он тебе сдался?      
– Хю, ну, что ты взъелась? Знаешь же, как меня называют. Лей-Отрава. Разве приличный человек такую в жены возьмет? А всякая шантрапа мне самой сто лет не нужна. Агерни хоть и жадный дварф, но меня уважает, и не станет тыкать в нос скоропостижной кончиной какой-нибудь аристократической сучки.  
      
    Я вздохнула. Отговаривать поздно, подруга давно все решила сама.      
– Он в постели-то хоть что-то могет? – контрольный выстрел в интимное место.      
– А как же, - зарделась Лей. – Уже мне...      
– Мальчишку заделал, - ну, да, ошибиться и без сканирования сложно, у дварфов из десяти детей от силы две девочки рождаются, а пол ребенка зависит лишь от отца. – Учти, хуманки от дварфов тяжело рожают, младенцы больно головастые, так что ищи повитуху с магическим даром.      
– Да я и сама не хуже дипломированной повитухи. Уж со своими костями как-нибудь сама разберусь.      
– Вот не советую только на себя надеяться, потому что всяко бывает – а вдруг сознание потеряешь? Пока в себя придешь, ребеночек-то и задохнется.      
– Ну, вот, пришла Хюльда, и начались страсти-мордасти.      
– Лей, ты меня тоже пойми – не хочу больше близких терять. Хочу, чтобы с тобой все было хорошо, даже если ты выйдешь замуж за дварфа. Так что там у тебя с платьем?  
    
    Платье было сшито, уже меньше проблем. Из тонкого нежно-белого льна, такое изящное до невозможности, полуприталенное, даже немного стройнило пышную Лей, но на этом его положительные качества исчерпывались. В чисто-белое на Ирайе только покойников обряжают, а замуж выходят в ярком и цветном, чтоб семейная жизнь играла яркими красками. Селянки вышивают белое полотно красным и синим, городские невесты надевают платья из набивной ткани, а богатые – из шелка с ручной росписью.       
    
    Последний писк столичной моды – "альвстиль", напоминающий извитыми формами и затейливой росписью земной модерн начала двадцатого века. Можно было бы что-нибудь оттуда вспомнить, но вырисовывать замотаешься, к тому же, альвстиль гораздо свободнее относится к симметрии рисунка, ее, по большому счету, вообще быть не должно, только взаимная увязанность деталей и уравновешенность композиции. Да и не успею я все это расписать, умом-то все помню, но у нынешнего тела сноровки в рисовании никакой.      
– Краски под роспись готовы? – спрашиваю.      
– Уже, - Лей выставляет пузырьки и баночки. – Хочу сочетать глухой синий, мшисто-зеленый и лилово-коричневый тон.      
– Одобряю. Фон оставим белым или оттонируем?      
– Хорошо бы так, чтобы талия потоньше казалась... стыдно, если все поймут, что я с пузом.      
– Глупости какие. Предупреждаю – на альвису ты даже во сне пьяного дварфа не потянешь, не те параметры, но изобразить что-то напоминающее о лесных фейри – вполне реально, могу свидетельствовать, что среди них встречаются даже толстушки. Согласна?      – А ты сможешь?      
– Если согласишься и поможешь мне – то да.      
– Я всеми руками!      
– И сколько их у тебя? – напоказ оглядела подругу. – Ну, все, сколько есть, не забудь, и пошли собирать цветы и травы.  
    
    Помните, когда-то было повальное увлечение фотограммой? Накладывали все, что найдут, на фотобумагу и слегка засвечивали ее, потом перекладывали – и повторяли процедуру. Проявляли, закрепляли и получали нечто художественное. Иногда. Чаще – полную фигню. Мы не имели права на ошибку, поэтому долго перекладывали собранные травки, спорили чуть не до рукоприкладства, потом с внутренней дрожью опускали на получившийся антитрафарет облачко распыленной краски, создавали другую композицию и окрашивали ткань вокруг нее облачком другого цвета. Цветные разводы пересекались, смешивались, переходили один в другой – эффект батика, ничего подобного я тут еще не видела.     
      
    Росписи не хватало завершенности – дорисовала на уровне груди раскидистую ветку с лиловыми плодами, словно возникающую из тумана, и в несколько штрихов тонкой кистью набросала по подолу разноцветные папоротники и хвощи. В завершение нанесла синюю краску на швы, слегка размыла ее водой, и осталась довольна. Живописное полотно, в которое превратилось платье, привлекало внимание к роскошному бюсту Лей, может быть – к затейливому переплетению трав на подоле, но никак не к расплывшейся талии. Оставалось лишь закрепить цвет.      
– А чем волосы заколешь? И какое у тебя ожерелье?      
– Ну, есть нитка раухтопаза...      
– И больше ничего? Позор твоему пердуну! Передай, чтоб не попадался мне на глаза, а то станешь вдовой до замужества.  
    
    Покупать ничего не стали, денег у Лей гшилкам на смех, а у меня она одалживаться не захотела. Зато я вспомнила рецепт "холодного фарфора" для бабских поделок. Правда, на Ирайе не достать клей пва, но мы заменили его яичным белком, добавив сразу после остывания мучной смеси. Получилось жидко. Поняли, что придется химичить долго, пробуя разные наполнители и пластификаторы, и пошли в лабораторию. Там выгребли кучу – "может, подойдут" – порошков и вытяжек, и развернулись по полной. Опытным путем нашли оптимальное соотношение компонентов, смешав тонкомолотый порошок яичной скорлупы, белок и отмытую клейковину, добавили красок, да налепили сотни три мелких бледно-розовых, зеленоватых и белых цветочков. Дальнейшую маету с просушкой и прогревом до разных температур я опущу, уж больно долго и муторно оно было, в результате оставшихся цветков с трудом хватило на скромный веночек, зато у Лей оказалась точная пропись изготовления "альвийских фиалок".            
      
    Нет, я гений, аднака! Сколько фантастики о прогрессорах ни читала, нигде не встречала таких потрясающих изобретений. Еще бы придумала новый способ носки надевать. Через голову, например. Это было бы действительно новое слово, а что там – батик какой-то и фиялочки из кухонных отходов... Совсем несерьезно...              
Легли спать мы уже к утру, а проснулись к обеду, и то лишь из-за настойчиво повторяющегося звона от входной двери.      
– Приглашение вэль Хюльде в Керинел Ронта, - посыльный передал мне пакет с золотым стилизованным асфоделем в правом верхнем углу. – Сегодня, в шесть часов пополудни.      
– Одежда?      
– Свободная.  
Значит, и выпендриваться незачем. Форму только что получила, а что не парадная – так оно, к счастью, не нужно. Парадную Хю – тогда еще реальная Хю, а не я – загубила, с пьяных глаз облившись красным вином и жирным соусом. Только вот пакетик раскрою, прочту, что мне там написали...       
    
    И провал. Пришла в себя, чувствуя, как меня охаживают по щекам, да такими звонкими оплеухами, что в ушах стоит непрекращающийся гул. За окном – полная темень, под спиной – холодный пол, надо мной – напуганная Лей с мокрой тряпкой и двумя пузырьками в руках. Она услышала грохот и тут же прибежала. Заметила упавший пакет и облачко пыли, моментально закляла воздушный фильтр для себя, проанализировала распыленную гадость. Когда поняла, какой это яд, облегченно вздохнула.       
    
    Потому что противоядие от него давно пылилось в ее аптечке. Влила его мне, бесчувственной, в рот и сформировала плетение очистки крови. Видя, что я никак не прихожу в сознание, начала тормошить и хлестать по щекам. Я пошарила негнущимися пальцами по полу – где пакет? Лей критически осмотрела меня и спросила с профессиональным интересом:      
– И зачем на тебя дорогущую дрянь извели? Экстракт подзимника достать трудно, а смертелен он только для тех, кто не выпьет противоядия.      
– Побочные эффекты есть? – промямлила я, язык не желал ворочаться во рту.      
– Нет, кроме замедленной реакции дня на три-четыре, но это не от него, а от противоядия.      
– Значит, не хотели, чтобы я успела. Сколько времени?!      
– Половина восьмого.      
– Свартч... Пакет прибрала? Не надышалась?      
– В банку с притертой крышкой. Нет. Что еще надо?      
– Найти и нанять портшез – для меня. Потом вызвать дежурного из Конторы, передать банку с этим пакетом, дать пояснения.      
– Сообщать, куда ты поедешь?      
– Думаю, они сами знают.  
    
    У Керинел Ронта, летней резиденции императорской семьи я оказалась почти ночью. Нечего было думать, что меня там кто-то ждет. Даже если мне действительно принесли приглашение на аудиенцию, вряд ли пригласивший до сих пор хочет меня видеть. Но хотя бы показаться на глаза наружной охраны стоило, если что – я выполняла свой долг, несмотря на все препятствия. Хоть и безнадежно опоздала. Расплатившись и отпустив носильщиков, я пошла к парку за высокой ажурной оградой, перед которой слабо мерцал в тонком зрении силовой щит. Магические светильники превращали древесную листву в яркую стеклянистую мозаику, чуть колышущуюся на фоне иссиня-черного ночного неба, розовые цветы на колючем кустарнике мерцали, как драгоценности, и одуряюще пахли. Раздался шорох. Справа от меня кто-то сдавленно пискнул. Я еще не решила, пойти посмотреть, что там, или уверить себя, что какие-то бродяги (а, может, наоборот, аристократы, откуда мне знать их вкусы?) занимаются любовью в кустах, как моя паранойка почти без участия разума запулила в них вывернутым щитом – силовой ловушкой.       
    
    Темнота под деревьями ожила, заклинание вспыхнуло, обтекло серебристым мерцанием четырех людей, которые тащили кого-то пятого (неизвестной расы, уж больно мелок), дергающегося и вырывающегося, и распалось. Двое вскинулись, ударив чем-то в ответ, не успела увидеть, чем, потому что автоматически закрылась щитом камня, а когда сняла его – их уже и след простыл. От зданий послышался шум и лязг оружия, высоко в небо взмыл ярчайший осветительный шар, ворота распахнулись, и на улицу выскочили гвардейцы – признала их не только по форме, но и по тому, как грамотно они распределились по местности и перекрыли все возможные пути отхода.      
– Если вы ловите тех четырех, что тащили пятого, - сказала я им. – Поторопитесь искать следы портала или прыжкового перемещения, ибо они уже ушли.      
– Не сопротивляться! – рявкнули на меня, наставив канхаг. – Руки перед собой, молчать и не шевелиться, и сегодня вас оставят в живых!      
– Вы угрожаете боевому магу Империи, - рискнула возразить я. – Какие у вас основания?      
– Вы обвиняетесь в покушении на убийство императора Альвальда Первого и похищении принцессы Альфлед. Еще одно слово – и до суда вы пробудете в стазе.
Я примирительно протянула руки, на меня тут же надели антимагические колодки. Ничего со мной от них не случится, а провести ночь в каменном мешке, конечно, то еще удовольствие, но лучше, чем одеревеневшей тушкой в хранилище или хладным трупом в покойницкой.       
    
    С потолка в узкой каморке не капало, но сырость стояла густая, и, конечно же, вонь. Поневоле вспомнился загон Фалль, носатый Иймен, красавица Эльма, здоровяк, не запомнила имени... младший сын древнего рода и все такое. Самое интересное – самый нормальный из этих троих, хоть и аристократ, не сосчитать в каком поколении. Спокойное чувство собственного достоинства и непоказушная тоска где-то в глубине то ли взгляда, то ли второго смысла сказанных слов. Воин по рождению и воспитанию, но абсолютно бездарный в магии – крошечный объем резерва, отсутствие способностей к манипуляции потоками. С современным оружием вроде канхагов ему физически не управиться, доступно только холодное, как стрелковое, так и ближнего боя, с механически активируемыми артефактами. То есть, в нынешних условиях даже себя не защитит. Его действительно жалко.       
    
    Болтуна Иймо – нет. Этот дурак, реальной жизни даже не нюхавший, достал абсолютно всех. Сперва менталисты радовались, что "птичка распелась", но когда эта птичка по третьему разу пошла перечислять все свои претензии к "жестокому миру", им ничего не оставалось делать, кроме как погрузить его в сон. Самое смешное, что объективно парню было не на что жаловаться: занимался любимым делом, был на хорошем счету у начальства, имел доступ к богатейшей библиотеке, даже вниманием девушек не был обделен – ну и что, что худой и сутулый, зато какие стихи знает! Но что-то не давало ему жить. Сперва Иймо отказался от мяса, потом и вовсе перестал есть животную пищу. Это еще понятно, совесть не выдержала груза вины за погубленные жизни незачатых гшилок (потому что оплодотворенные яйца этой птицы есть невозможно, они тут же приобретают специфический запах), но когда парень заявил матери: "А ведь репе тоже больно, когда ее тушат!", бзик перешел в активную фазу. В последние недели перед впадением в кому парень жил исключительно на ягодах слачи, тщательно выбирая и высеивая на огороде ее семена. Где рассаживать столько неплодоносящей дички – вопрос, но его подобные мелочи не волновали. В фантазиях он обрел мир, где никто никого не ест, ибо все "питаются светом".              
Эльма просто любила сказки. Не только слушала и читала запоем, но даже сочиняла сама, представляя все в лицах и красках. И стать бы ей писателем "народных книг", как в Империи называют тоненькие тетрадки на дешевой бумаге, издаваемые большим тиражом на деньги государства, с крупным шрифтом и возвышенными историями, но этого же ей было мало! Она хотела во всем этом жить. Фантазии дали ей такую возможность.       
           
    Три кривых судьбы – по причине врожденной инвалидности, интеллигентских заморочек или бабьей глупости, а выход один, простой и манящий – страна фантазия, в которой все, как ты хочешь. Что-то мне это напоминает. Не меня ли саму? Правда, попав в "страну своих грез", я, в отличие от этих ребят, нашла не исполнение желаний, а очередную кучу проблем, разве что тут они хотя бы теоретически разрешимы. Выходит, я – тоже беглец от реальности. Паршивой и короткой реальности моей прошлой жизни. Ну, а если бы я не "сбежала", прожила ее до логического конца – чем бы оно было лучше? Пара лет мучительного угасания на препаратах, окончательно испорченная сестре жизнь... нет, я правильно поступила, сбежав. Вопрос – не в страну ли фантазию, и он никогда не будет мной разрешен. На любое "да" найдется "нет", и на любое "нет" – "да".       
           
    Погрузившись в мысли, не сразу заметила, как под дверью возникла полоска света, расширилась, и в дверной проем, пригнувшись, заглянул Дерек.      
– Выходи, капрал Хюльда. Стоит от тебя отвернуться, как ты в очередную историю вляпаешься. Все обвинения сняты, если хочешь, капитан гвардии принесет свои извинения.      
– С чего мне такая честь? – отлепляюсь от стены и делаю шаг к выходу, чувствуя, что коленки не желают сгибаться и вообще задубела я окончательно и бесповоротно.      
– С того, что ты одна знаешь организатора похищения.      
– Откуда подобные выводы?      
– Когда начался переполох, та знакомая, о которой мы говорили, возникла на месте пропавшей принцессы и крикнула: "Выпьем за Хюльду!", после чего допила принцессин кубок до дна, кинула об пол, рассмеялась и бесследно исчезла. Похоже, она действительно из мелких божеств, поскольку с замковой системой охранных заклятий ни живой, ни дух даже в парк пробраться не мог, не говоря уж о парадной зале.      
– Скажи, а не могла ли она оказаться в числе приглашенных?      
– Если умеет изменять свою суть, то да. Но тогда все равно остается вопрос с ее исчезновением. Портал из резиденции открыть невозможно, это проверяли не раз, да и то, что похитители его открыли именно выйдя за последний периметр, подтверждает мою правоту.      
– Тогда действительно остается поверить в божественность этой твари. И ждать, чего она с нас потребует за Альфлед.      
– Может, выйдешь с ней на контакт, спросишь?      
– Ничего обещать не буду, тем более что колодки ты с меня пока что не снял.      
– А что, нужно? – Дерек лукаво улыбнулся.      
– Ну, если не хочешь, чтобы тут повторилась история Тенистого Лога.      
– Все-все, - напоказ поднял руки шеф. – Сейчас сниму. Только прошу, оставайся там, куда тебя отведут. Для всех, кроме меня и императора, подозрения с тебя не сняты, надеюсь, это ослабит бдительность похитителей, и они допустят какую-либо оплошность. Кроме того, в этом гадюшнике для тебя самое безопасное место – тюрьма. Хорошая такая одиночная камера, для знати, со всеми удобствами...  
           
    Ну, вот, не успела вернуться домой, как опять посадили. Может, это я за земное везение так отдуваюсь? Конечно, эти три комнаты: кабинет с книжными шкафами до потолка и конторкой из какого-то экзотического дерева, спальня с траходромом и целая зала вместо ванной комнаты, с водопадиком, бассейном и живыми растениями, потрясли мое воображение, особенно когда я представила, как высокопоставленный заключенный ворочается на этой кровати, ища под боком служаночку... но заменить возможность пойти куда хочешь и делать то, что считаешь нужным, кучкой барахла? Абсолютно неравноценный обмен! Кроме того, отсутствие свежей информации вызывает у меня жесткий дискомфорт.      
      
– А телевизор? – спрашиваю.      
– Что?!      
– Ничего, - отвечаю. – Забыл самое популярное развлечение на Земле?      
– А, ты об этом... Вообще, если поклянешься не разглашать ход расследования, разрешу допускать к тебе друзей.      
– В любом количестве, в любое время дня и ночи.      
– Не более четырех одновременно, не дольше, чем на восемь часов, только не в ночное время.      
– Отправлять и получать письма и срочные послания.      
– Сколько угодно, но с обязательной перлюстрацией.      
– Заниматься магией, иметь доступ в библиотеку, лаборатории магоемких сплавов и рунной артефакторики.      
– Да это какой-то...      
– Режим наибольшего благоприятствования. Учти, тебе это будет выгоднее, чем даже мне. Прикинь, все время, что не сплю и не ем – работаю. Не на себя – на Контору! Это же горы своротить можно.      
– Горы не надо. Ты лучше Альфлед найди.  
    
    Ну-ну, режим... Если не смотреть на показную роскошь, то как в шарашке. Но Дерек уверен, что это ж мне дохренища свободы, удобства и прочих печенек. Вот вам и адепт Хаоса – такую систему создал, что тоталитарные режимы Земли нервно курят в углу. Вообще картина интересная складывается. Артас не считает его переметнувшимся к противнику, но Арагорн им, в целом, доволен, назвал "цепным псом в нужном месте". Крепко связан с потомками Альфара, который был ставленником Арагорна, и удовлетворен своим положением, хотя Артас назвал его неудачником, и тот согласился. Артас хотел бы его заменить, но пока не знает, кем, потому что предлагать мне столь серьезную должность, даже в далекой перспективе, можно только от полного отсутствия кадров.       
           
    Вот шепчет моя интуиция, что наименования "Порядок" и "Хаос" в данном случае не несут никакого смысла, тут они вроде наклеек на бутылках с соком, из которых один "натуральный", а другой "обогащенный", но оба разлиты из одной и той же цистерны, и не факт, что в ней вообще был сок, а не смесь подкислителя, подсластителя, ароматизатора и фиксатора. Это аргументы "контра". А что у нас "про"? Дерек не мог поступить иначе – его знания и опыт говорили об одном: чем надежней организована структура власти, тем стабильнее само государство, чем лучше контроль и неотвратимее наказание – тем честнее граждане. Все его юношеские идеалы давным-давно разбились о жестокую реальность, иначе бы его тут сейчас не было. Возможно, не было бы и самой Империи. Дерек, с гораздо большим правом, чем некий "король-солнце", может сказать: "Империя – это я". Так что ломать нельзя – получим "перестройку" на новый лад. Остается только незаметно и последовательно изменять ситуацию. Помнится, Арагорн сказал, что я обязательно наткнусь на все местные косяки, так что остается понять их причину – и исправить, если возможно. Всего-то! Божество устранилось, а я вот взялась... а еще я очень скромная...       
           
    Да. Информации по мироустройству не хватает, но я знаю, кого теребить. Пригасила свет, легла на кровать, закрыла глаза... На внутреннем экране четко проявилась знакомая, зеленая... физиономия Сан Саныча – орка. Я прикоснулась к ней, впилась вниманием, дернула, потянула. Забеспокоился. Заоборачивался. Зашевелил губами. И пропал из виду. Дотянулась опять, дернула еще энергичнее, требовательнее. "Саныч! Так тебя и этак! Смотри сюда, чудо зеленое!" Слышу – то ли стихи читает, то ли заклинание: слов не разобрать, только ритм. Держусь за него взглядом и дергаю во все стороны, кабы такое в реале было – брылями бы захлопал. Но я не в реале, увы... Снова исчез со внутреннего экрана... Неуловимый Джо, в муравейник тебя... и задом, и передом! Внезапно – ффффух! И грохот.      
– Э-э-э... Ты помирать собралась?  
Ну, наконец-то. Явился. Можно расслабиться. Открываю глаза, сажусь на кровати:      
– Достучалась. Со мной все великолепно, кроме одного: я попала в шарашку. Не ту, конечно, классическую, а вот в такую роскошную, но суть-то от этого не меняется. И нам бы с тобой поговорить где-то не здесь, потому что прослушка, проглядка и прочая про... сам понимаешь. Ну, очень надо. Вопрос касается нашей знакомой скотоводки. Она тут нагадила, как стадо слонов.  
           
    Орк встает с четверенек:      
– Угу, понятно...  
Под ним, над ним, вокруг него обнаруживается куча духов, и не только воробьиные сычики. Пуховый комок зависает у него перед лицом:      
– Только быстро, – отмахивается Саныч.  
Непонятно откуда выкатывается эфирный дед – колоритный клыкастый орк в классическом шаманском прикиде, на котором столько всего понавешено, что и не разберешь, что надето.  
Дух озирается, жует губами, только языком не цокает, и вдруг изрекает:      
– Богато живешь, девка!  
Подмигиваю деду, привыкла уже к обитателям тонкого мира:      
– Это не я богато живу, а служба безопасности. Я тут – квартирант на правах то ли скрываемого, то ли пленника. И мне пылесборники без надобности, лучше бы в нормальную рабочую обстановку. В лабораторию или на полигон, на свежий воздух. Если тут начну чудить, магуйский спецназ сбежится, – а ведь и правда, напряжение сгустилось в воздухе как перед грозой. – Кстати, думаю, они уже задергались, и малая звезда с поддержкой стрелков сюда топает. У нас полторы минуты на сборы.  
Шаман склоняет голову набок и прислушивается. Видно, что понял дед только одно – сюда кто-то идет. И встречаться с этим кем-то он абсолютно не хочет.  
           
    Саныч молча вытаскивает из-за пазухи кристалл, дух шамана тонкой струйкой втягивается туда, за дедком ныряют и сычи. Один, правда, остается. Совенок, пометавшись по комнате, находит какую-то щель и прячется в нее, как раз рядом с плетением "рыбьего глаза". Орк берет меня за руку, и сердце пропускает удар. Да что ж это за жизнь такая? Нам достаточно даже не соприкоснуться, а лишь приблизиться, чтоб тряхнуло, как 220 без изоляции. Меня-то точно, его, вроде, нет. Хорошие у него руки, красивые. Ладонь широкая, твердая, трудовая, пальцы короткие, но цепкие, и все он так ловко делает... залюбуешься. И теплые они у него всегда, как от печки. Окидывает меня критическим взором – ну, да, форма крепко помялась и штанины снизу заляпаны, но последнее не особенно заметно – на классическом-то хаки.  
Бормочет что-то под нос, а потом – мне, вслух:      
– Глаза закрой.  
           
    Головокружительное то ли проваливание, то ли полет кандибобером через голову, и глаза открываю уже в Тумане. До того бывала здесь только в тонком теле, а теперь, гляжу – и вижу наши совершенно реальные сцепленные руки, реальный и засаленный донельзя Сашкин поддоспешник и... странные камни, напоминающие дешевый аквариумный грунт. Да, кстати, валяемся мы оба на камнях, он – в позе лошадки, я, как всегда, боком и рукой приложилась. Поднимаемся, отряхиваемся, одергиваемся.      
       
       
    

Глава III. Романтическая прогулка.

       
    
    Туман сухой и безвкусный, но ощущения от него то ли знобкие, то ли... да, он и из физического тела энергию тянет. Гадость, в общем. Аж перетрясло. Осмотрелась, гляжу, вдалеке мерцает что-то мутное, неопределенно-розового цвета, как киселя в молоко плеснули.      
– Давненько я тут не была, – говорю. – Это что там за красное белеется?      
– Костер, – отвечает Саныч. – Рядом с ним – точно ни одна тварь Хаоса не сунется.  
Повернулась к нему, нахмурилась. Как же надоели эти пафосные названия! Так и чувствуется в них что-то пропагандистское, времен "холодной войны". Кто застал – тот поймет. И те, и другие такую лапшу вешали, да с таким пафосом, что хотелось раз и навсегда выкинуть и радио, и телевизор... нет, телевизор было жаль – по нему "Солярис" и "Шерлока Холмса" показывали.      
– А как насчет тварей Порядка? – спрашиваю. – Ты, конечно, прости, но мне все меньше нравятся эти названия из заглавных букв. Я ощущала – один раз – близость действительно Великой. Это нечто... столь огромное и при этом однозначное, что два-А рядом с ним – игрушечные клоуны в разноцветных одежках. Но это я так, к слову. Пошли.  
    
    Ухмыляется. Надо мной-то ржет – ладно, не гордая, а вот над Смертью потешаться, которая не божество даже, а сам принцип – это он зря. Просто не видел, не ощущал. Если одно па их танца по времени занимает вечность, и вечностей этих – не одна и не две.      
–  Какая разница, кто из них круче? – пожимает плечами. – Нам бы в своих проблемах разобраться. Если эти... типа-великие... не напрягаются на "два А", то значит, им так надо. Каждый играет свою игру.  
Н-да... переоценила Сашу, не ощутил он, не понял смысла. Хотя, возможно, именно Великие и помогут нам против божеств-олицетворений. Между делом, не глядя, как откидывают прядь волос. Просто чтобы не нарушалась гармония их танца.  
    
    Около костра все напоминало обстановку неосознанного сна средней паршивости. Валуны, пыль, нарочитая заброшенность. И костер, как рисунок над очагом папы Карло, только трехмерный. А пламя неизвестно откуда горит, и форма лепестков повторяется с хорошо заметной периодичностью. Может, еще разок намекнуть, и на второй раз поймет?      
– Когда не мешают их танцу, – говорю. – Мы для них антураж. Финтифлюшки на занавесках. Когда мешают... Смерть передала Фалль щелчок – это помимо того, что все вернула назад во времени – и ту чуть не расплющило...  
    
    Да, либо не верит, либо не хочет понимать. Прямо говорю – тут не то, что орк, горный тролль догадается! Значит, зайду с другой стороны. Весь этот на коленке сделанный антураж, который меня уже выбешивает – неужели не наводит на размышления? Обхожу так называемый "костер", обнюхиваю – ну, да, если бы это было во сне – сразу бы осозналась, настолько все схематично. Говорю:      
– Не пахнет! Огнем не пахнет, дыма нет. И туман – подделка, и огонь – подделка... Саныч, а это точно не Фалль сотворила? Какое-то ненатуральное все. И щит этот – прямо как из компьютерной игрушки.  
Давно уже его заметила, а сейчас подошла, попинала малость, наклонилась, чтоб рассмотреть. Так и есть – царапины и зарубки на нем как в фотошопе "штампом" размножены, текстуры повторяются, одно только вносит разнообразие – нацарапанные по-русски стишки и пометки в стиле "здесь был Вася". Еще один жирный намек на то, что межмировая ментальная связь – не роскошь, а жизненная необходимость. А то эти "младшие" используют нас, как безмозглые инструменты, втемную, и потом остается только совестью мучиться, а исправить ничего нельзя.  
    
    Саныч, вроде, пытается объяснить, а по моему мнению – просто уходит от разговора:     
– Не то, чтобы подделка... вещества нет, точно. Иллюзия. Но иллюзия на основе сути. Огонь, по крайней мере, – сильная шняга. Лучше любой химчистки чистит.  
Поддерживаю эту нить разговора, переводя ближе к собственным мыслям:      
– Знаешь, на что тут похоже? На картинку с обложки диска. Некий символ чего-то нематериального – но чтобы с другими не перепутать.       
– Игрушка? – переспрашивает. – Похоже. Тебе, смотрю, тут не катит... Ладно... Девушка, можно пригласить вас в чайную?  
Вот же хрюк... психолог... нет, бери круче – психиатр, умеет управлять ходом беседы. Ну, вы выделываетесь – и я буду. Изображаю жеманную барышню с парасолькой:      
– Ах, как любезно с вашей стороны! – но долго не выдерживаю, фыркаю, киваю. – С тобой, Саныч – куда угодно. Пошли!  
Если уж доверять здесь кому, то орку Сашке, единственная абсолютно надежная личность. Я знаю таких. Пока сам не подличаешь – они тебя не подставят. Был у меня знакомый в... нет, не стану сдавать хорошего человека, мало ли кто эту писульку прочтет.  
      
    Отошли в сторонку, костер почти мгновенно стал мутно-розовым пятном, а туман сгустился. И тут фрррых из тумана! Здоровый богомол прямо на Саныча свалился. И давай ему в ухо что-то скрежетать. Вот уж не думала, что насекомыши иначе, чем ногами, звуки издавать могут. Впрочем, тут все не то, каким кажется. Туман – место иллюзий. Нарочито игровая локация. Кстати, об играх. Надо спросить – вон, насекомый уже наскрипелся, можно влезть в разговор.    
– Угу. Понял, – говорит ему Сашка.  
Богомол швыряет какую-то какашку Санычу на ладонь, машет лапой, будто отдает честь, и одним прыжком исчезает в тумане. Ладно, чужие игры... Сашка смотрит на меня, ждет, что спрошу. Спрошу, но не об этом.      
– Да, кстати, – заметно напрягся. – Ты по сети рубился или по полигонкам шастал? Или как я – больше в солдатики?  
Секундное замешательство.      
– Я вообще на компьютере играть не люблю. И так работа сидячая. Разве что в "хирсы"...         
Н-да, тут уж я – дикий пользователь. "Герои", что ли? Кроме "Вархаммера" только "Квак" и "Контру" знаю. Ах, да, еще восьмибитные танчики! Но все это чушь, важнее – как он сам воспринимает игру.      
– Так о чем мы? – продолжает. – Да, о полигонках... ну, по лесам бегали, эльфов гоняли... зеленых чертей тоже. Иногда. Ладно, давай руку.  
    
    Подхватывает под локоть и делает шаг. Опять взялись за руки, опять мне по нервам врубило. Нет, это не эмоции или не только они, тут еще энергетика, как у двух разноименных зарядов, каждое прикосновение – короткое замыкание. Но, блин, какой кайф... мазохистский, должно быть. Хорошо, что на этот раз хоть не грохнулась. Перед глазами радуга, будто луч кинопроектора взглядом словила. В следующий раз надо за него покрепче цепляться, а то каждый переход – испытание на прочность. Промаргиваюсь, зрение приходит в норму.  
    
    Комната, по виду – вариант деревенской гостиницы с привкусом восточного колорита, из-за тростниковых циновок. Окна тоже ими занавешены, а кровать и стол все-таки есть, не совсем "жилище народности мяо". На столе песочные часы и открытый самодельный блокнот на кольцах. Видно, что не просто так лежит.      
– Вот и я – тоже, – заканчиваю фразу. – Здорово ты проходишь, как финский нож. Да, насчет игрушек: мне чем ощутимей – тем лучше. Потому и Ваху забросила. Как-то не чувствуешь себя на месте пластиковых солдатиков. А животина в тумане – это кто? Неписи или личности? И тут – твой мир или где?      
– Попрыгунчик? – Саныч удивлен, что, никогда не слышал термина "непись"? – Один из мозголомов... вроде, воякой был. Нормальный мужик.  
Ага, все они нормальные. Мозголомы в особенности. Название обязывает. У нас полная Контора медвежатников черепной коробки, только вот насекомых среди них нет, да которые еще и "вояками были". Ладно, отложим этот вопрос, а то вон удивляется – что же я так озираюсь. Да просто думать сподручнее, когда глазами водишь, заодно и обстановку фиксируешь.      
      
– А это... здесь я вроде живу, – замялся, бедняга. Я что, как наши конторские стала? Засмущала орчину... – Комнату снимаю, когда в Эльтуроне. Пошли вниз, только сделай вид, что все нормально. Хорошо?  
Ага, своевременное предупреждение. У него ж сразу после перехода одежда сменилась. Сама. Перетекла, как иллюзия. Все страньше и страньше. Халат новый цветной, пояс широкий, шелковый – красавчик, из-под ручки поглядеть! Ну и оружие, "флорентинка" по-восточному: сабля и кинжал. Вешает на стену щит, снова подхватывает меня под руку. И – в темный коридор. Привыкла я к комфорту в Империи – магические светильники, как лампочка ильича, в каждом доме.  
    
    Тут меня Саныч опять удивил – начал хлопать дверями, изображая, что мы откуда-то сюда пришли. Неужели внизу ни одного мага, который может просканить "эфирную карту"?      
– Прошу... – снова берет меня под руку, но я сдвигаю его ладонь до запястья, и обхватываю сжатые пальцы. – Как там у вас к дамам обращаются? Или к командирам? А то не апой же тебя звать – молода слишком.    
Молода... Когда ж ты сам это поймешь, зараза клыкастая...      
– К магам одинаково обращаются, – отвечаю. – И к мужчинам, и к женщинам – вэль. От "вейлих" – диктовать волю, – да, что-то официальщина вышла. – Общество у нас довольно жесткое сверху и разгильдяйское снизу. И в армии никто не смотрит, мужчина ты или женщина, требования одни. А ты... – киваю на его потуги имитировать приход и уход. – У нас такое бы не прошло, имитировать присутствие нужно как минимум овеществленной иллюзией. Будет к тебе пара вопросов... Но пока, – улыбаюсь. – Пошли, уважаемый, да придумай, кого мне тут из себя строить.  
Руку не вырывает, склонился ко мне, шепотом на ухо:      
– Иностранку. За свою в Эльтуроне вряд ли сойдешь. А вот за магичку с востока – вполне. Они тоже в штанах ходят, – и, отвернувшись, во всеуслышание выдал какую-то фразу, из которой я поняла только "вэль Хюльда".  
    
    Спустились вниз, в трактир. Обеденный зал – большой, светлый, окна застеклены, мебель простая, но удобная и чистая. На столах – белые скатерти с вышивкой по краям. Стулья, а не скамьи – легкие, с плетеными из лозы спинками и сиденьями, по форме вроде "венских". Окошечко на кухню, около него двое парней, хуманов, в расхлябанных позах и в нарядах, как у половых из дореволюционного трактира. Не хватает только набриолиненных кучеряшек на прямой пробор. Золотистый свет с улицы. И связки... бя... сушеных ушей? по стенам. Понты... Вот от живого (пока что) вражины заполучить кусок – это дело, помогает обходить любую его защиту, а от мертвого – только похвастаться.      
– Однако... – говорю. – Ну, что ж, на китайца похожа. Нихао, Эльтурон.  
Бегло осмотрела зал и присела за столик в простенке между окнами, откинулась на спинку стула. Да, паранойка, чтоб дверь видеть и в случае чего в окно сигануть. Вслед за заклинанием обездвиживания. Саныч подсел рядом, на стол облокотился, растопырился, ухмыляется. Вальяжно подрулил половой, и мой кавалер что-то заказал.  
    
    Говорю:      
– Если что и буду у Ары просить – это с Земли живое кофейное дерево, – принюхалась – нет, кофе тут не пахнет. – А лучше – десяток. По кофею страшно скучаю, а в Хапренернауте как раз подходящий климат.       
– Я как-то на кофе не подсел, – отвечает. – А вычный взвар похож на хороший зеленый чай. Мне нравится. И еще тут травки есть – от оолонга не отличишь. И китайцы ни при чем. На востоке – земля магов, только там женщины могут, как ты, одеваться. Делай вид, что ты – приезжая магичка.  
Ну, ладно, не так уж и хотелось, и, кстати, еще одно подтверждение, что не сон – во сне я бы уже крепким кофе травилась. Наркофе... наш тей-фре, хоть и вздрючивает не хуже, не имеет того неповторимого техногенного запаха горячего асфальта, как крепко заваренный робуста.
      
    Вскоре поднесли широкий чайник, исходящий паром, две пиалы, блюдо с выпечкой и множество плошек с разноцветным вареньем. Мы с Санычем, не сговариваясь, колданули глушилку, а я – и легкую кисею, чтоб по губам читать никакая лиса не сподобилась.      
– Ну, вот, – говорю. – А теперь, мил друг Сашенька, расскажи мне про Фалль. Все, что знаешь, включая слухи и сплетни. Потому что эта тварь только что провела операцию, которая может стоить Ирайе очень дорого – от шантажа правящей династии Империи (и это – сущие пустяки) до мировой войны. А магии у нас достаточно, чтобы устроить армагеддец на одну, отдельно взятую, планету.   
           
    Он кивнул, а я разлила местный чай по пиалам, прикусила рогалик и приготовилась слушать.      
– Фалль... она же Сказка... она же Ложь... она же Прекраснейшая... она же Манька-Облигация... тьфу, это не она... – шутишь? Малатца, может, оттаешь немного. – В общем, одна из подручных Артаса. Откуда взялась – неизвестно. Причем не только мне, но и Арагорну. Я в лоб спрашивал. Но точно – не человек. Похоже, что материализованная фантазия самого Артаса. Понимаешь... когда я спросил Арагорна, он так интересно улыбнулся, словно с мимолетной нежностью. Думаю, что Фалль в чем-то – представление обоих Ар об идеальной женщине. Или Шут подсуетился, так сказать, желания патрона материализовал... Шут – тот существовал до появления Артаса, был мелким божком. Пошел на службу к Артасу. ...чем занимается? Сейчас прикидываю и вспоминаю... кажется, я мог видеть ее на Земле. Крутилась возле ролевиков, особенно возле молодых, в основном в Питере и в Екатеринбурге. Что болтала – не знаю точно. Рассказывали вроде, что может помочь стать магами по-настоящему. Что, дескать, на Земле тоже магия есть, только инквизиторы всех информированных пережгли, вот искусство и утерялось. Потом мы с ней в Тумане пересекались. Здесь, на земле Хатар, почитается некоторыми как богиня... Несколько раз являлась перед народом. Правда, ее возможности на планете сильно ограничены. Видимо, тут дело в устойчивости энергетической структуры планеты. Когда-то эту землю хорошо сделали. Прорыв извне возможен, только если есть достаточно много адептов, готовых делиться силой. Пока их не так уж много. Ее проповедники несут обычную либеральную чушь про добро, справедливость и прочие радости. Правда, храмов в ее честь пока нет. С теми, кто начинает ей поклоняться, случаются... мелкие неприятности. Вроде быстрой смерти. Я немножко способствовал некоторым... Теперь о Тумане. Там она до последнего времени особо не светилась. Появлялась только около Водопада, в чертогах Артаса... говорят там такие чертоги – любым дворцам занюхивать надо... Но не так давно начали появляться "фермы", как ты их называешь. Скопления тонких тел живых разумных. Обычно в Туман попадают души мертвых, да и то не все. А тут – души живых. Правда, пока я не взбаламутил Пятое небо, никто ими не интересовался. Теперь головоломы отыскивают эти "фермы" и устраивают там коллективную побудку. Превращают иллюзии, которыми удерживаются души, в кошмар... в общем, обладатели этих душ просыпаются в холодном поту от страха. Это головоломы могут...    
    
    Что ж, емко. Внимательно слушала его, не перебивая. Теперь понятно, что значит – "младшая", и кем ее, да и меня Смерть назвала. Киваю, продолжая мысль:      
– Иллюзионистка. Астральная бестия. Персонифицированная мечта. Игроки, а, особенно мастера игры и должны ее любить. Без мечты нет игры. И насчет магии она, в принципе, права, но ее методами ничего не прокачаешь, кроме понтов. В лучшем случае. Что в худшем – мы с тобой видели. Она имеет на ролевиков не меньшее право, чем два-А.  
Хмыкнул:      
– Насчет прав – не знаю. Смотря, какие ролевики. И какая мечта. Дамочка она, конечно, смачная. Но... ты уж не обижайся, такие – только для постели. Нет, не дура, но на физиономии написано: "Хочу миллион, и ты, мой зайка, мне его принесешь... иначе пошел вон". Из тех, про кого анекдот, дескать, настоящая женщина может сделать из своего мужчины миллионера... конечно, если он – миллиардер. Видел я таких на Земле и стараюсь держаться подальше. Хотя да – хороша...  
    
    Ой, Сашка, с темы уводишь. Но я верну:      
– Вот скажи мне, если сможешь – нахрена тебе, серьезному человеку, сдалась зеленая рожа по выходным? А потом я тебе расскажу... как дошла до жизни такой. Согласен?  
Макнул рогалик в варенье, прожевал. Чаю хлебнул. Я тоже не спешу, молчу, чай пью. У меня времени много. Наконец, провещался:      
– Нахрена мне зеленая рожа? Сообщу тебе тайну – я был наркоманом! Ага! Эндорфиновым. Аутогенным. Причем – с детства.  
Состроила большие глазки. Этого мало, продолжай.      
– Слишком рано научился получать кайф от новых знаний и интересных задач. Поэтому любопытен всегда был, как кошка. Да еще адреналинщик... тоже с детства. Вечно меня куда-нибудь заносило. То взрывал что-то... то с крыши прыгал. В  наше время слова "паркур" не знали, но по стройкам и гаражам мы как паркурщики носились... И потом... в горы ходил, с "тарзанкой" с моста прыгал, с парашютом прыгал, в пещеры лазил... все время чего-то новенького хотел. Кстати, про магию... точнее, эзотерику – знаешь, сколько я "гур" перебрал? Костанедианцы всякие, рериховцы, шаманы, аюрведовцы... Кое-чему научился, чисто на казуальном уровне, но "мультиков" не ловил. А "зеленая рожа" – это и физкультура, и эмоции... настоящая игра – это двое-трое суток в измененном сознании. Прочищает мозги лучше любых таблеток, ни выпивка, ни наркотики рядом не стояли. Но это если так относишься... а есть... да, есть те, которые не выходят из игры никогда. Такое бывает.   
    
    Ага, хорошо мне глазки замазываешь. Или действительно думаешь так? Нет, скорее всего, просто не знаешь, не разобрался в себе. Долила себе чаю, прищурилась сквозь пар:   
– И насчет красивой суки – не вся правда, и насчет адреналина – тоже. Потому что хрен бы с ним, с переписчиком, он действительно дурак... эх, был бы ты тогда со мной, не погибло бы столько народа! – вот он, запоздалый стыд, которого я так боюсь, когда непоправимое уже произошло и остается только биться лбом в стену. – Так вот, вытащила я еще одного парня, очень достойного, и он, поверь, не на женские прелести повелся, и не на сказочки. На то, что в жизни делать не мог. Ты же знаешь, у нас все современное оружие на мысленном управлении, а у него – ни капли дара. А парень – из древнего рода, где  на протяжении трехсот лет каждый мужчина, заметь, каждый! служил Империи. Это вроде инвалидности. Вспомни – на инвалидности же словил Ара одного из наших. Игоря, да? И девочка, которую я успела вытащить – она ведь не на бабу повелась, а на сказки о красивой любви, на мечту! Которой в жизни – кошачьи слезки.   
Передохнула, глотнула чаю. Это у Сашки ораторская глотка, а у меня горло сохнет. Продолжаю:      
– На себя погляди – ты же не альпинизм выбрал, и не байкером стал, адреналинщик... хотя попробовал многое из того... ты выбрал – прожить еще одну жизнь, понарошку, но все же... сколько тебе лет там, на Земле было – ведь ты младше меня, чувствую! – но помнишь ли ты, как мальчишки, да и девчонки, что греха таить, хотели быть космонавтами? Это – тоже адреналин? Да не-ет! Это – тяга за все пределы, границы, вовне!   
И смотрю испытующе.  
    
    Кивает и молчит, ушел в себя, вспоминает что-то. Лицо разглаживается, на губах слабая улыбка. Да... если девушку вспоминает, то для меня это жесткий облом. Трудно зелененькой копии Земфиры Рамазановой конкурировать с русской девчонкой. А я еще своего лица как следует не видала, может, Хюльдины воспоминания сильно приукрасили внешность? Э-эх, ладно... Продолжим.      
– Человеку дано слишком много. Мозг не используется и наполовину, двадцать-тридцать процентов – для большинства предел. А ведь разум определяется не столько мозгом. Мое серое вещество сгнило там, в могилке, на Земле, – тычу пальцем в пол. – А думаю я так, как думала там, а не как думала Хюльда. Она не была дурой, а просто другой. Практичнее, приземленней, – отхлебываю чай, что-то горло перехватывает. – И человеку слишком мало дано. Каждый день одна и та же рутина. "Та-рутино меня убивает", как сказал Наполеон. Так ему и надо. А нам? В мечте люди реализуют оставшиеся восемьдесят процентов себя. Печально, но факт. Я пришла в тусовку Элхэ после того, как перешла на денежную и, увы, сволочную работу, которая ничего не давала ни уму, ни сердцу, и за которую меня покусывала совесть. Знаешь, я еще до того, как попала под облучение, испытала странное чувство... – интересно, как психиатр такое расценит? – Стояла на балконе, смотрела в ясное, синее небо, и так хотелось прыгнуть... чтоб раз – и все, и ничего нет, и не стыдно за бесцельно прожитые годы. Думаешь, мало кого так тянет? Вот именно... Автоматия саккад. Зрение постоянно ищет разницу тона, тело – разницу температур, а ум и душа – новой информации, новых задач... и хоть какого-то чувства. Без этого – смерть и даже хуже, чем смерть. Помнишь, что пел Наутилус – "Она читала жизнь, как роман, а он оказался повестью"?   
    
    Да, Саш, и еще "Я хочу быть с тобой". Как-то мне в последнее время всякая слезовыжималка на ум приходит. Только я тебе, конечно, этого не скажу. Если нет отклика – так хотя бы лицо сохранить. Блин, и впрямь становлюсь как япошки с их дурацкими понятиями...  
Вдохнуть, выдохнуть...      
– Еще у меня есть какое-то смутное подозрение насчет цели фантазий. Не додумала, но тут найдутся и поумнее меня, обмозгуют. Главная-то идея элементарна – чтобы выпилить Фалль, ее даже убить недостаточно – она хоть младшее, но божество, и возродится. Ее надо ЗАМЕНИТЬ. И это зависит от того, о чем мы мечтаем. Согласен?       
– Согласен, – неожиданно быстро и охотно кивает. – Мечта, да. Но она подменяет ее. Наверное, где-то есть настоящая богиня мечты, только где? А по поводу инвалидности...  Мы не всегда совпадаем с тем миром, в котором родились, по востребованности таланов. Твоего бы парня в любой немагический мир... А меня... знаешь, мне и на Земле нравилось. Узнавать новое можно и там. Просто в нынешней России это труднее и хуже оплачивается.   
    
    Так, да не так, Саныч. Есть магия или нет – дело десятое, возможности не от нее зависят. А от того, есть хоть что-то впереди, или нет, жизнь там, или медленное, а то и быстрое угасание. В какую сторону парабола глядит.      
– Если крыльев не дано, – говорю. – Значит, нужно крылья сделать. И это возможно! Но не везде и не всегда. И парню тому не в любом немагическом мире было бы комфортно. В России он повесился бы сразу же, и не из-за отсутствия магии, а из-за полного отсутствия перспектив. Любых. Что, ты не видел, как спиваются и стреляются ребята из горячих точек? Ты же психиатр! Знаешь, что я тут, грешным делом, продумала... – сказать, или нет? Ладно, Сашка меня не выдаст, даже если будет наотрез против. – Если все – здесь – получится. Вернуться на Землю. Однажды. Но не голяком, как с нее уходила, а эпически сильной и с командой. Отдать долг нашей общей мамке. Дать шанс человечеству продолжить развитие. Да, пока я никто... и ни хрена не могу. Но, кажется, наметился прогресс. Знаешь, кто мне дал надежду? Та, которая обычно ее отнимает.
      
    Хохотнула – неужели я такая страшная, Саныч? Чего ты жевать перестал, с куском во рту остановился?      
– Она назвала меня, как и Фалль, "младшей". Значит, я развиваюсь.         
Молчит. Слово, имя, которое я не сказала – не произнес. Ладно, потом переваришь, у тебя на это времени хватит.      
– Значит, так! – встряхиваюсь. – Есть такая штука, как астрал. Сновидчеством занимался – знаешь. Если сновидение – личный астрал, то астрал – коллективное сновидение. И он может быть притоном наркоманов и хищников, а может – огромной школой, театром и местом встреч с умершими близкими. Когда-то этруски называли эти встречи "звидан". Погуглить сейчас не могу, единственное, что помню – разрешение на такие встречи им выдавал Менеока, видимо, страж порога. То есть, чем будет наша мечта и на кого она будет работать – решать нам. А то за нас решит какая-нибудь Фальшь.  Предлагаю найти людей... или эльфов, орков, кого угодно... или хотя бы поднапрячь Ару: пусть найдет тех, кто станет заниматься астралом. Особенно там, откуда воровала людей Фалль.  
           
    Опять губами жует, затылок чешет, на меня поглядывает. Не можешь представить, или опыта не хватает? У меня душа старше тела, а у тебя – моложе и здоровее. Ты, хоть психиатр, а психов до такой глубины не поймешь, как ни старайся. А сновидцы – все с расщеплением сознания, иначе во сне не осознаешься. Одна половина разума спит и сны видит, другая – за ним следит. Астральные законы тоже на психов рассчитаны, на тех, что считают свои мысли материальной силой. Ты формируешь среду своим разумом и фантазией, а потом эта среда на тебя же и бросается. С тем, что ты там придумал. В астрале реагировать на опасность так, как реагируешь в реале – смерти подобно. Агрессия против агрессии плохо работает, убегать вообще нельзя, бояться – все равно, что самому себя без ножа зарезать. Впрочем, не о том пока речь...
– Что такое "чеченский синдром" – знаю, – говорит. – Сталкивался. Да, дело в перспективах и в оценке обществом. У фронтовиков Великой Отечественной никаких синдромов не было... Если и спивались – так из-за физической боли, из-за как попало залатанных ран. Потому что было... как ни смешно – светлое будущее, – так, уже теплее, но еще не совсем. – У нас, у тех, кем мы были на Земле, этого светлого будущего не стало. Личное... может быть. В частном наркодиспаснесере можно заработать столько, что не только на хлеб с маслом, но и на Канары три раза в год хватит, и на скромный домик в три этажа. Но это, по большому счету, не перспективы. Человечество действительно уперлось в стену, – да! Саныч – умница, до чего не додумался, на то чуйка сработала. – И если получится... Ладно, это все – потом.         
Сашенька, если получится – да я, пусть даже к тому времени сдохну, на том свете чечетку спляшу!
      
    Пьет чай, думает, я не тороплю. А рогалики-то закончились. Отодвигает чашку.      
– Коллективный астрал? Как ты описываешь – похоже на Пятое небо. У меня хватит сил протащить туда одного-двух... даже, пожалуй, пару сотен. Но пятое небо уже обустроено под души мертвых... обустроено богами. Поделено...  
Нет, Саш, не то, в среднем астрале ты, пожалуй, и не был. То, о чем ты говоришь – его верхняя кромка, не для живых, а от нее и до эфира – слоев немеряно, да еще локаций до кучи, чем разумные просвещенней – тем богаче астрал. Особенно расцветает он с началом книгопечатания, за счет коллективных фантазий.  
    
    Продолжает:      
– Можно, конечно, попробовать там себе кусочек оттяпать. Но смысл? Для того чтобы помочь Земле, достаточно расконсервировать те "пути", которые оставили Странники. Есть тут одно местечко в горах... хозяева ушли, а входы в телепорты остались. Вот бы эту технологию поиметь...  
Ну, вот, все перемешал, и получились щи с марципанами. Ладно, придется самой с Арагорном встречаться, хотя и не хочется. Говорить о женщине с мужчиной должен мужчина, а женщину, особенно страшненькую, вроде меня – не поймут, все претензии спишут на зависть. Эх, ну почему я не вселилась в мужское тело – они же везде погибают чаще? Правда, вышел бы гомик... фу! Жизнь печальна.  
А для Земли даже отсутствие или наличие магии не критично, технологиями ее заменить можно, вопрос сложней – в зацикленности истории. В том законе или существе, что устраивает армагеддец всякий раз, как человечество поднимает голову чуть выше корыта. Вот его надо бы снять, и качественно – чтобы не возродился. А потом еще и переделывать всю систему, желательно – малой кровью. Никакие технологии Странников нам тут не помогут, только самим, своим умом и своими руками.  
      
– Слушай, а при нелимитированной энергии ты сможешь своими рунами сделать "пространственный карман" на пару тысяч человек? – подумав, продолжил Саныч. – Пусть временный – достаточно на один раз... Тогда и Фалль прогнать можно.  
Вытащил из-за пазухи кристалл, показывает:      
– Попадалось мне несколько вещиц, которые "отправляют" вполне материальные вещи в иные измерения, при этом превращая их в данном конкретном трехмерном пространстве в точку. Таким был мир Лофта – он был связан с осью миров единственной математической точкой, причем во всех измерениях, кроме трех... Так работают порталы "странников", через которые проходили из мира в мир не то, чтобы один-два "сноходца", тысячи, целые племена...   
    
    Кристалл? Чегой-то сомневаюсь я в его мощи. Больше похож на сложенное в многомерную гармошку пространство, чем на настоящий внепространственный карман, и лучше туда помещать духов, с физическими телами может получиться жестокий конфуз. Чай кончился, и я покачала пиалой, заставляя остатки отвара кружить по стенкам, взяла небольшой таймаут, прикинула. Говорю:      
– Карман... могу. Только есть одно жесткое "но". При складывании кого и чего бы то ни было в "карман", или "ничто-нигде-никогда", ты забираешь определенную толику вещества из всего Континуума, и если где-то до тонны – это мелочи, свыше тонны – уже опасно, а когда начинаются промышленные масштабы, то нестабильность будет весьма ощутима. Боги-то скомпенсируют, а мы? Тропой  этот табор провести никак?  
Выпучил глаза:      
– Говоришь, нестабильность...  
И прямо-таки слышно, как мысли жужжат, того и гляди, мозги перегреются.      
– Ладно, это с одной дамой обсудим. Сможет ли она скомпенсировать? А тропу еще найти надо. Самое обидное: местная эфирная мелочь их не ощущает. Так бы давно проблем не было бы...  
    
    Ну, Саныч, ну, шаман, тудыть через колено. Каким местом искали-то? Мы с сестрой в Подмосковье две аномалки такого рода нашли, правда, опасные, но уже видели перед собой древовидные папоротники, когда повернули назад. Это на Земле, почти лишенной магии! А там, где она есть, да с такими слабыми границами мира, как на Ирайе – запрещают подобные эксперименты, чтоб не прорвать, не впустить кого-то чужого и чуждого по той же тропе.      
– Если хочешь, – говорю. – Даже я могу найти, хотя и не геомант. Практики не было, но учили... настоящую Хюльду, так что у меня знания есть. Насчет суперкармана – подумаю. А если есть, кому, в случае, скомпенсировать перекосы, то прошу тебя: когда затеешь заварушку – притащи меня. С Фалль хочу встретиться. Я знаю, как побить ее на ее же поле. И еще, кажется, знаю, как сильно уменьшить ваши потери при захвате территории. Интересует?  
    
    Кивок с кривой рожей. Не верит. Зря. У нас вся Ирайя иммигрантами из других миров заселена, сейчас бьемся над тем, как от вовсе негуманоидных пришельцев избавиться. У тропы два конца, и на другом может быть кто и что угодно.  
Да, кстати, мне ж теперь еще астрал с патроном обсуждать, раз Саныч не понял, заодно выясню насчет похабной анимации в тумане:      
– Хорошо, – говорю. – Что ты меня к костру сводил, теперь у меня к Аре вот такущий, – показала жест "отруби по локоть". – Вопрос поимелся. А может, и к Наблюдахе...  
Молчит, недоверчиво смотрит. Ребята, я тут серьезно – если кто не понял – за дело взялась, и сделаю его, даже если придется кое-кому руки повыворачивать. И даже если эти "кое-кто" – вневеерные божества. Для этого не обязательно иметь превосходящую силу, для этого достаточно находиться в ключевой точке.       
    
    Чай допит, рогалики съедены, варенье вымазано дочиста. Пора расставаться, а не хочу. Пусть Сашка и не гигант мысли, но меня это совсем не волнует, мне он хорош такой, какой есть. Жаль, что я ему не хороша.  
И тут он, словно услышав мои мысли, смотрит на меня, поднимает брови домиком, и спрашивает:      
– Слушай, а ты не хочешь посмотреть Эльтурон? Погуляешь, сравнишь миры...  
Блин! Да согласна, согласна!  
Он расплатился и мы пошли.  
           
    Город терпко пах солнцем и пылью, потными телами, жареной рыбой и острым ароматом чесночной подливы. Я наклонилась и потрогала здоровенный дикий камень, бледно-рыжий известняк, когда-то давно пристроенный строителями в фундамент и утопленный до половины в раствор, и порадовалась его сложной форме, с окатом и сколами, с маленькой белой ракушкой и россыпью блестящих кристаллов лилового кварца в обнажившемся за сколом нутре. Не то, чтобы это было уж очень красиво, но оно было настоящим: ни один кристалл, ни одна трещина не повторяли другие, все царапины были разных форм и размеров.       
           
    Подняла голову – из-за плоской крыши к нам тянулась корявая ветка, с десятком, от силы, скрученных и запыленных листьев и зелеными, мелкими, тоже какими-то пыльными плодами. Но и она была настоящей – то есть, разной на всем своем скрюченном протяжении. Эта телесность, массивность, самостоятельная значимость мира меня обрадовала. Не "потому что", а просто так. На втором этаже, на балконе, опоясывающем мезонин, сидел, свесив босые ноги, парнишка лет семи и увлеченно выстругивал что-то из палки, аж язык высунул и прикусил. Нормальный мальчишка, измазюканный, в драных по низу штанах и застиранной великоватой рубашке, ноги в грязи и царапках, на скуле желтеет старый синяк. И весь он в своем деле, маленьком, но реальном, и сам так реален, как никто и нигде другой.       
           
    Дальше по правой стороне был внушающий уважение каменный забор, через него перевешивались ветви с коричневыми сдвоенными орехами в потрескавшейся кожуре, наверно, несъедобными, раз никто не обобрал. По левой стороне обнаружился домик, разрисованный травяным узором, сплетенным с силуэтами то ли крылатых кошек, то ли зубастых птиц и увенчанный фигуркой жирафа с мордой ящерицы. На открытой терраске сидела старуха с темным, как деготь, лицом и плела корзину. Рядом с ней стояла пара уже готовых изделий – изящные, с выдумкой штучки, для модниц. Она перехватила мой взгляд и приветливо кивнула, произнесла что-то на гортанном и не понятном мне языке. Показываю, что восхищена ее работой. Может, и купила бы, будь у меня местные деньги, хотя – на что мне? Я несусь по жизни так, что все барахло просто сдувает, за два месяца убила три полных комплекта форменной одежды, да еще две пары обуви.       
           
    Из окошка на втором этаже слышно младенческий требовательный плач, вот он утихает, мимо окна проплывает спина в накинутой шали, дитя, ублаготворенное, сосет грудь, даже на улице слышно. Кусочек чужой жизни промелькнул перед глазами. Завидно? Нет, конечно, но... если бы у меня была запасная жизнь – я бы хотела прожить ее так, с мужем-кормильцем, с горшками в печи, обедами, постирушками, обязательно – с кучей детей и целым выводком внуков: лохматых, босоногих, живучих... орчат. Но, знаете ли, именно запасную, другую. Потому что есть такое слово "надо", и кроме меня это "надо"... нет, может, кто-то и сделает... но никакой гарантии, что вообще кто-нибудь возьмется.       
           
    Обернулась к Санычу, и увидела, что он в ту же сторону смотрит. Ну, тебе тосковать рано. У тебя как раз еще сто шансов на такое будет. И, думаю, не только в Кароде. Это я свое будущее в руках держала и знаю на вкус, а у тебя оно куда разветвленнее.      
– Саш, – говорю. – Психиатр в тебе не вопил, не бил тревогу, когда ты сюда попал, да еще и в таком экзотическом теле?      
– Я не сюда попал, – отвечает, глядя в пространство. – А в степь. Конечно, сначала думал, что с ума сошел. Но степь еще более реальная, чем Эльтурон. Потупил немного и вспомнил про теорию супер-струн, да про то, что каждый может быть тем, кем захочет... есть такая теорийка у земных эзотериков. Правда, никто вроде, пока из дурнушки королевой красоты стать не смог, но, может, те, кто может, на королевские регалии плевать хотели. И решил, что пока в этом теле поживу – удобное. Как у всех, никто за чудо-юдо не принимает.      
      
– Так, выходит, ты захотел, – ну, если я сейчас ржу, то не в голос. Злая я, злая. Еще с Земли надоели рассуждения о том, что "если вас избили в подъезде – значит, вы сами этого подспудно хотели". – Стать орком. По-чесноку, оно тебе даже идет. Интересно, человеческая внешность тебе так же шла или хуже? А вот при чем тут струнная теория – не очень понимаю. У меня тоже весело – я до сих пор своего лица не видала. То есть, максимум – отражение в воде. Зеркала у нас запрещены, а амулетик, чтобы на себя со стороны посмотреть, не в каждом доме имеется, – это что же я, оправдываюсь, что ли? Какое гнусное предположение! Я объясняю, а то ты, Сашенька, наши ирайевские реалии совершенно не знаешь, надо тебя просветить. Не знаю, правда, зачем. – И пути в параллельные миры торить нельзя: теорию читают, а практику – ни-ни. Так, о чем я: у вас тут где-нибудь в зеркало посмотреться можно?  
Как говорится, с этого и следовало начинать.      
– Можно, конечно! – и потащил в стекольную мастерскую.  
    
    По дороге чуть не впаялись лоб в лоб в гномскую процессию – купец поперек себя вдвое с охраной из дюжих молодцов на полголовы ниже меня, зато широких, как танки, и столь же бронированных и вооруженных. Вот таких ребят в войске полезно иметь, особенно, с их национальным оружием – от секир синей стали и блочных арбалетов до большой брети на колесном ходу. Мечты, мечты...  
Стекольная мастерская – в одном из проулков. Никакой химией не разит, наоборот, цветами пахнет и дизайн "экологический" – перед входом разбит палисадник с какими-то пестрыми сорняками, а стены дома оплетены вьюнком аж до третьего этажа. Красиво, особенно в сочетании с витражами в окнах. Заходим.  
    
    Мелодичный звон стеклянного колокольчика, и навстречу нам идет продавец. Эльф. Не альв – тех я по Хюльдиной памяти знаю, у них черты жестче, носы вровень со лбом, часто с горбинкой, и все лицо – острое, как опасная бритва. А вот уши – такие же, удлиненные, острые. У этого лицо гармоничное и правильное до невозможности, глазищи длинные, небесной синевы, и две косички над висками колоском заплетены. Одежда свободная, совсем простая, льняная рубаха и штаны, только пояс роскошный – из оправленных в серебро цветных стеклышек.  
    
    Саныч ему что-то говорит, эльф сдержанно улыбается и приглашает за собой. Идем между стеллажами и полками с разноцветным стеклом, от пуговок размером с горошину до внушительных ваз сложной формы с цветочным или древесным орнаментом. Все это переливается и сверкает под светом магических ламп, многократно отраженным от зеркал и прилавков со смальтой и наборами для витражей. Волшебно! Не удержавшись, подхожу к одной заковыристой штучке из кобальтового и марганцевого стекла с умопомрачительными переходами.      
– Саныч, переведи ему, – беру своего спутника за локоть, шепчу, а вот это уже громко, для продавца. – Вы простите, скажу честно – зашла посмотреть, а не покупать. Красивые вещи... – дотрагиваюсь кончиком пальца до сине-лилово-коричневой вазы. – И стекло качественное – теплоемкость большая.  
    
    Стекло действительно хорошее, преломление как у хрусталя, пузырьки и шлиры отсутствуют в принципе, единственный дефект – остаточное напряжение чуть в стороне от центра вогнутого донышка. Дотуда трудно достать, но стоит разок тюкнуть – и ваза разлетится вдребезги. Эльф ловит мой взгляд, он понял, что я поняла, и ничуть не смущен. Возможно, такова философия творчества – обязательно должно быть слабое место, ничто не может быть идеальным и вечным. Эта ваза, в принципе, способна простоять не одно столетие, в нее будут ставить цветы, ее будут мыть и заполнять водой снова – но однажды кто-то случайно ударит чем-нибудь в донце...      
     
    Зеркала оправлены в бронзу и серебро, тонкий растительный узор, разительно отличающийся от грубоватой орочьей "звериной" резьбы. Впрочем, мне нравится и то, и другое. Так, как может нравиться африканский агат с его брутальными трещинами – и упорядоченные формы звездчатого кварца. Чего-то одного – мне всегда мало. Подхожу к зеркалу – вот он, момент истины! Хмм... то ли эльфийские зеркала льстят, то ли я как-то симпатичнее, чем полагала. Трогаю пальцем скулу, провожу по щеке, подбородку. В принципе – очень даже ничего рожица. Сильно выпуклый лоб (все, что досталось от прадедушки-дварфа), острые скулы, переносица вдавленная и глаза слишком глубоко посажены, отчего кажется, что я все время смотрю исподлобья, нос прямой и короткий, верхняя губа длинновата, но не критично, обезьянистость только намеком. Да, хорошо, что я раньше себя не видела, а то бы глупостей наделала много... Кабы не зеленоватая кожа – вполне в Челябинске или Владике за свою бы сошла, там и более первобытные типажи встречаются.       
    
    Подзываю Саныча, хватаю за локоть и придвигаю к себе.      
– Встань рядом, а? – немного меняю позу, и получается подобие парного портрета – двое, объединенные чем-то большим, нежели одна раса и случайное знакомство. – Смотри, какая картинка вышла – прямо в брейгелевском стиле, или, может, Милле? – Саныч тупит, а, скорее, не хочет понимать, так что немного сдвигаю акцент. – Как у вас с живописцами и другими деятелями искусства? Писателями, поэтами... Ты подумай – именно они могут стать заслоном от... нашей знакомой. Подходит эльф, и, глядя на двойное отражение, ехидно ухмыляется.       
    
    Я поворачиваюсь к нему, отпускаю Сашку, киваю, чтоб перевел:      
– Благодарю, вы серьезно мне помогли (а глазами: что уставился, орков не видел?). Эти вещи навели меня на дельную мысль (глазами: что захомутать этого субчика, который со мной пришел, невозможно, надо ловить, когда его занесет на повороте – и потом сбегать, не дожидаясь отрезвления). Ну и, потом, они просто прекрасны (глазами: урок вашей вазы я усвоила, благодарю). Всего вам хорошего, и покупателей лучше, чем я (тех, что не разбираются в сопромате или не видят в тонком диапазоне).  
А Саныч купил банку с притертой пробкой.  
Вышли. Куда теперь?      
      
– О! – Сашка поднял палец. – Тут слух прошел, что пару щенов привели. Их редко продают. Пойдем, глянем?      
– Пошли, – говорю. – Что-то меня плющит от этих блескучих стекол, прогуляться полезно.  
По дороге Саныч целую лекцию мне прочел:      
– Знаешь, – говорит. – Удивительные звери! Если бы орки не умели родниться со своими волками, те вряд ли бы подчинились. А так – молодых связывают заклинаниями запрета охоты на двуногих, а запечатленный волк уже думает вместе со своим наездником...      
– Почти как с гиенами, – говорю. – В Африке похоже пятнистых гиен приручают, только негры одних самок берут, они покрупнее и поумнее. Без какой-либо магии: кого первого гиеныш увидел, открыв глаза – тот и родич. Говорят, гиены мысли чувствуют, но сама не проверяла, так что не поручусь. В детстве мечтала о собаке, а когда выросла – началась перестройка и все риски безвластия, стало нельзя – по краю хожу: убьют меня – куда псина денется? Теперь – тем более. Подумываю, как бы у бородатых заказать голем наподобие мотоцикла, оно не живое – не жалко, ежели что, бросить.  
Саныч укоризненно качает головой, либо последнее ему шибко не нравится, либо вспоминает что-то свое и не очень приятное.  
    
    Щенков держат не в загоне, а в сарае из лозы – стены собраны из щитов-плетенок, крыша из таких же щитов, накрытых шкурами. Дырки в плетенке большие, все хорошо видно, только в мелких пятнах света и тени. Пол земляной, какие-то шкуры в углу, деревянные миски с водой... и щеночки. Большие, крупнее пони, а еще ведь расти будут, глаза только детские – наивные, доверчивые, с сизым отливом. Сами темно-серые с белой грудью, широкой, крепкой, как у стаффов, естественно, крупнее в три раза, чем они. А в остальном фигура, действительно, гиенистая, только лапы какие-то странные, так и не разглядела как следует, почему.  
Рассматривала их, пока Саныч с волчатниками какие-то вопросы перетирал, и еще подумала, что против серьезного войска, укомплектованного магами, орки на таких зверях – все равно как-то не очень, вроде как с шашками против танков.  
           
Когда отошли от загонов, спрашиваю:      
– Вопрос по переселенцам: какое вооружение, магия, как организованы, что могут в бою?      
– Лесные охотники, – отвечает. – Вооружение – копья, луки, пращи, топоры, остроги. Попали в дикий лес, выживали. Все – очень мощные маги, особенно земли, им оружие не очень нужно. Нанимаются для ухода за посевами, для укрепления шахт. Транспорт – вьючные лошади, хотя, если надо, можно купить телеги, кибитки. Какое-то прирученное зверье есть: охотничьи собаки, куры... но кур, наверное, с собой брать не будут...  
Саныч в своем амплуа, еще бы о клопах вспомнил. Говорю:      
– Значит, каменюжники. Элементалей напустить, зыбуны сделать – это здорово. Но это как танки без поддержки пехоты, выпиливаются точными ударами по магуям. Наших, с Ирайи, со слабым даром, но с канхагами в руках, для этого потребуется всего раза в два больше, а если подготовленных силовиков с большими брети – то один к одному. Так что, пошли-ка на скамеечку, и обсудим план кампании, – смотрю, мнется. – Ну, притащу я твоих, Саш, переселенцев, или тропой проведу, а их раз! – и всех перебьют. Хоть какой-то план кампании у тебя есть?      
– План кампании? – морщится, рожицы свои корчит. – Еще вопрос, влезут ли тролли в драку. Хотя почти уверен, что – да. Плана пока нет – слишком мало о тиу знаю.      
– Когда знать будешь? А то я уже о порталах всю информацию в башке подняла, мозги жужжат, как стая мух на навозе, а он – "не зна-а-ю". "Как маму зовут? – Не знаааю... – Как папу зовут? – Не знаааю... – Как тебя звать? – Тооолик! – Кем хочешь быть? – Космонааавтом!" Если я буду разбираться с той сучкой, огневой поддержки у вас не будет. Или у тебя есть еще магуй Огня или Смерти? И что с пехотой? Желательно, не с одним холодняком.  
    
    Разошлась я что-то, обидела Саныча. Просто не люблю неоправданных потерь. И оправданных не люблю, но тут уж ничего не попишешь.      
– Давай приховаемся куда-нибудь, не хочу говорить на ходу, внимание рассеивается. И обсудим.      
– Тогда до берега дойдем. Тут – сутолока, а там – простор... Знаешь, я, кажется, совсем орком стал. Эльтурон – хороший город, но тесно в нем. Двуногих слишком много... А пехота у нас есть, и конница, то есть, волчница.      
– Из орков с гуками... ятаганами, то есть. Прелестно... – что это я взъелась, как злой капитан перед шпаком, у самой-то знаний кот наплакал, теория с Академии и солдатики с земной еще жизни, с игры – еще большая абстракция. Тьфу! Два лопуха – пара. Сбавляю обороты. – Это ты степняком стал. А, может, и раньше был таким, в глубине души. У нас орки социализируются в казармах, и ничего... Кто в Дикой Степи не ужился – уходят в Империю, а там у них только один путь – в армию, учебка – и в черный буфер. Ну, да не о нас говорим – о вас. Так что пошли. Я тоже сутолоки не люблю – опасная вещь, когда мысли другим заняты.      
            
    Ну и повел он меня закоулками. Сперва через рынок прошли, потолкались. Народ там пестрый, не только эльфов с хуманами видала, но и двуногого кошака в килте, только кожаном, без тартана, наглая усатая морда и быстрая ныряющая походка, и каких-то тощих до жалости существ с колышущимися под одеждой горбами, и разнообразных орков – и светленьких вроде Саныча (таких меньшинство), и темненьких, вроде той бабки с корзинками. Ну, и самая наглопрущая часть толпы – дварфы. Поодиночке не ходят, проход занимают полностью, чуть что – морду кирпичом и в драку лезут, и попробуй докажи, что не хотел. Впрочем, с Санычем связываться побоялись, видно, они смелые только крестьян безоружных распихивать.       
           
    Потом мы свернули на грязную улочку, сразу вспомнилась площадь у трех вокзалов времен перестройки, не она сама, а то, что рядом с ней во дворах творилось. Есть, конечно, отличия – шприцов, бутылок и блевотины нет, но домишки закопченные, грязные, а из канавы тухляшкой пасет. И второе отличие – детей много, чумазые все, как цыганята, мелкие играют прямо в пыли, и откуда-то из глубины ветхих построек доносится визгливая бабья ругань. Резко умолкает, потом слышно возню, всхлипы, жалобные причитания... Все как у нас, разница лишь в количестве детей и в цвете кожи. Согбенный орк тащит тележку, в ней под тряпками и не разберешь, что, только ведро отчетливо обрисовалось. Тетка выскакивает перед ним и выплескивает в канаву помои. Старик привычно ругается, тетка отвечает ему тем же. Видно, что повторяется это не первый день, и обеим сторонам поднадоело. Драные птички – то ли куры, то ли цесарки – ищут что-то в грязи, переговариваясь скрипучими голосами. Да, вот такого в привокзальных дворах тоже не видела, хотя, наверное, жаль – лучше птички, чем крысы величиной с полтерьера.       
           
    Выходим на другую улочку, тут грязи поменьше, но больше пыли, и дома еще эфемернее, много плетушек из лозы и тростника. Меняется и запах – все меньше в нем дерьма и гнили, все больше моря – ароматов соли, йода, преющих водорослей, креветок и рыбы. Ветер, играя, несет по воздуху тряпку, за ней гонится девочка лет десяти, подхватывает и повязывает на голову, смешно выпячивая нижнюю губу.       
           
    Семенит женщина с корзинкой на голове, в корзинке бьется живая рыба, и я почти физически чувствую ее агонию под жарким солнцем. Откуда-то потянуло коптильней, мы сворачиваем в переулок, и тут же натыкаемся на столовку под открытым небом. Первобытная печка, с едва промазанными щелями между разнокалиберных камней, нещадно чадит, но коптит исправно, то и дело к ней подскакивает дед в замурзанном халате и, отвалив импровизированную дверцу из обмазанных глиной жердей, выхватывает очередной решетчатый "противень" и ссыпает с него золотистую, исходящую жиром копчушку в корзину. Торгует ею бабка: руками, перемазанными в жире и саже, подхватывает горсть копчушки и ссыпает ее в тростниковую корзинку, тут же принимает деньги и сует их в карман передника.       
           
    Саныч покупает большую плетенку и испытующе глядит на меня. И что? Ну, антисанитария. Хуманы бы точно животом заболели, а орки крепче. Судя по тому, что я не простужаюсь, иммунитета у меня хватит, чтобы и от этого не пропоносить. А если нет – ну, уж болезнетворных бактерий убить у меня силы хватит. Пожимаю плечами, и Саныч начинает секретничать с дедом. Итогом перешептываний становится кувшин какой-то бурды, который дед притаскивает из подпола – кувшин холодный, на боках тут же оседают капли. Подкинув полученную монету, старикан ловит ее и отправляет в недра засаленной тряпки, намотанной по самые брови, при этом так воровато оглядывается на бабку, что все присутствующие улыбаются его пантомиме.       
           
    Выходим к морю – сразу посвежело, ветер всю вонь дальше уносит. Скалистый берег, высоко, на таком Пушкина в детских книжках рисовали, и, думаю, правильно: именно с высоты можно как следует разглядеть водную ширь, ощутить ее безбрежность и зыбь, охватить взглядом парад пенных волн и буруны над подводными скалами, а когда ты на пляже или в лодке – видишь только до ближайшей волны, и ощущения... не те. Но спустились, а то наверху как на сцене – всем видны, да и места присесть нету. Внизу пару валунов приглядели, уселись близко, еще чуть, и коленями соприкоснемся, а оба старательно этого избегаем. Таскаем по очереди копчушку, кувшин друг другу передаем. А вот тут прикоснуться можно, нечаянно так за руку прихватить и задержаться на мгновение дольше.       
           
    Естественно, продолжаем друг другу мозги выедать. Саныч говорит:      
– Маги есть. Хотя я больше на шаманов рассчитываю. Впрочем, магия тиу – не боевая. Могут многое, но силы в основном берут во время обрядов... Вроде как инки или ацтеки с их вырыванием сердец и кишок. Тиу используют чужую боль и смертный страх. В этом отношении орки для них – очень неудобные противники. Большинство воинов умеет впадать в боевой транс, в котором не чувствуешь боли, даже если тебя на кусочки режут. Если сотня идет с шаманом, то в атаке все – в боевом трансе. В том числе и волки. Боли нет, страха нет... Продолжают драться даже тогда, когда уже, по сути, умерли. Я это видел... это страшно, когда орк, у которого вообще нет нижней половины туловища, успевает извернуться и вцепиться в ногу того, кто его убил... и роняет его, добирается до горла – и только тогда затихает... Так что "подпитываться" во время боя с орками тиу трудно.  
– Так, – говорю. – Теплее. Малефики, значит. Стихийные источники не используют. Уже легче. Саныч вздыхает. Видимо, для него в малефиках ничего хорошего нет, а я оцениваю это несколько с другой стороны.      
– Я пособирал инфу по стычкам на море... Даже рыбацким суденышками тиу не так уж много могут противопоставить. Основное оружие у них – луки. Правда, смазывают наконечники какой-то нервно-паралитической гадостью, которая не убивает, но на время обездвиживает. Потом собирают не способных сопротивляться бедолаг и увозят в рабство. Да, могут создавать искусственных духов... по сути, это элементали, но временные, нестабильные, не обладающие собственной волей. Шаманы в этом отношении гораздо сильнее – их "вассалы" сами соображают, причем тиу они тоже не любят.  
– Это не элементали у них, а големы. Не только из глины можно лепить, из воздуха тоже, на основе энергетического конструкта одноименной стихии. Значит, надо рушить их сосредоточение, туманить мозги. Шаманы твои смогут?      
– Что могут шаманы? Да многое... элементалей пасут. С богами говорят. И – старшие – немного, как ты говоришь, менталисты. Старшие шаманы могут ужас наслать... У некоторых есть еще премерзкое умение – "волна смерти" называется... это те, кто до пятого неба могут добраться... в общем, открывают канал в мир мертвых, и все, кто в зоне действия, просто лишаются души. Ее высасывают жадные духи – караульные мира мертвых. Смотрит на меня. Не-а, не впечатлилась. Что толку чужое войско погубить, если свое падет тоже?      
– Как я понимаю, это тотально, – говорю. И чужих, и своих, то есть, это – оружие последнего шанса. Ладно, ужас наслать – тоже здорово, внимание должно рассеяться хоть немного. Чем еще могут эти тиу?  
– Тиу? Файербол, или "небесный огонь"... да, могут. Хотя пара мелких "ветродуев" влегкую уводит любой файерболл с курса, так что о прицельной стрельбе по оркам говорить сложно... Самое пакостное, что есть у тиу – живые деревья. По сути, лес тиу – это одна сплошная заградительная полоса, через которую прорваться не так уж просто. Шипы, яд, живые лианы-душители, взрывающиеся плоды – семена пробивают кожу и моментально начинают расти... в общем, старики, кто с нынешним Великим Властелином в свое время воевал против тиу, без пива всю это погонь не вспоминают... Кстати, Великий в свое время использовал огнеметы – помпы, поливавшие заросли горючим маслом. Шаманы набрали кучу саламандр... в общем, сначала прожигали просеку, потом шли... и то потерь было не просто много, а очень много. Потому-то столько веков между тиу и Кародом вроде бы не война, и не мир... вне леса тиу – не бойцы. А в лес – попробуй сунься. С другой стороны, весь мир для тиу – пустой звук. Если бы им не были нужны рабы, они бы вообще за опушку не выходили...      
      
– Лес, говоришь, – улыбаюсь, это ж подарок судьбы! Потому что верховой пожар – не сахар, а такие случаются даже в сырых лесах Амазонки. – Спалим мы его нахрен. Как нормальные умные орки.      
– Как? Напалмом?      
– И им бы неплохо, но где ж тут возьмешь столько карасину? А без него постное масло хреново горит. Брети тебе притащу, нормальную такую толстушку брети.      
– Мага?      
– Нет, лучше. Базуку. Управление, правда, ментальное, и вес большой. Зато как саданет огненным шаром, каменную стену без магического укрепления – пробивает до пяти метров, земляные и глинобитные – сносит нахрен, но главное – все, в чем хватает воды, взрывается изнутри в клочья. При массированном обстреле возможны пожары даже в сырых лесах – высвобождается много стихийной огневой силы. А вместо саламандр – мешок гранат типа термитных, только стихийных, на основе плетений. Унесешь? Брети полцентнера весит, да мешок с гранатами столько же, да и я не меньше. Зато на весь монстрятник хватит.      
– Ну, если достанешь... дотащу, не волнуйся, на полпути не брошу. А ментальное управление – ученик шамана потянет?      
– Если потянет физически, то ментальное управление – сущий кошачий чих, у нас толстушками троллей вооружают, даже поговорка есть: "Кто в бою нужнее, чем тролль? Только тролль с большой брети!" Научу за полдня, главное, чтоб не экспериментировал. Видала я мозги на потолке, еще по земному реалу. С гранатами – сложнее, я сейчас не знаю, какие сделаю, все зависит от наличия материалов.      
– А сможешь? Ты же, вроде, в шарашке?      
– Вот именно. А готовимся мы к войне. Смекаешь? На испытательном полигоне ящик гранат туда-сюда – величина абсолютно незаметная.      
– Вот так и начинаются истории об инопланетном оружии.      
– А что б не порадеть родному чело... орку?  
           
Саныч усмехнулся, потом резко посмурнел:      
– Тут в другом загвоздка. Ты говоришь о Фалль. Я думаю, что у меня там тоже развлечение со старым знакомцем будет... У меня в лесу есть информаторы. Так вот, пока старейшины тиу решают, провести ли обряд "открытия врат". Пока не проведут – Фалль, конечно, может тут появиться, но ни на что, кроме дешевых фокусов, способна не будет. А вот обряд с использованием Зерна Хаоса – и она, и Шут, и Артас появятся во всей божественной мощи. И тут надо рассчитать по времени... Зерно Хаоса я пока найти не могу. Пока... В худшем случае оно уже у тиу. Они пока тянут, потому что немножко помешаны на заветах предков, законах и прочих политесах. Но, если эти извращенцы почувствуют настоящую опасность, они проведут обряд. Значит, ломиться в лес без подготовки – только ускорить гибель этого мира.      
– Это что же, – только в этот момент я поняла, осознала до печенок, что настоящие противники-то могут оказаться намного, просто непредставимо сильнее нас. – Может случиться, мы столкнемся с божественной мощью аж в трех экземплярах?      
– Надеюсь, до этого не дойдет. Если боишься...      
– А вот мои эмоции к делу не относятся, – обрываю его.     
– Если все получится – нужно очень быстро пройти от восточной опушки, со стороны людей, до Сердца Леса... думаю, у тиу не хватит фантазии проводить обряд где-то еще, кроме как в их ритуальном круге... Сутки, двое... Подготовка ритуала – дело занудливое, но надеяться, что оно потребует больше двух суток, нельзя. По идее, там километров восемьдесят расстояние, не больше. Волчьи сотни по степи пробегают столько от рассвета до рассвета. Но это – по степи. Значит, нужно понять, как быстро прожигать просеку. Или не прожигать – хотя бы превращать землю в зыбун, валить и затягивать в землю деревья, потом – вал элементалей земли, которые более или менее ровняют дорогу... Ну, а что твоя красавица сможет выкинуть, если ритуал будет хотя бы частично проведен – не знаю...      
– Восемьдесят... Подумаю, – ненадолго замолкаю, прикидывая мощность, с которой здесь сработают наши глифы и формы. – Поражающее действие одной стеновой "зажигалки" – не более двухсот метров в сухую погоду, в сырую – вчетверо меньше, быстро кончатся. Устроить верховой пожар – реально, при таком-то запасе огненных артефактов, но ритуальщиков это подстегнет. Да и вряд ли тиу будут спокойно наблюдать, как мы ломимся. Перенестись бы по воздуху... Как же не хватает вертушек!      
– Ты еще скажи – ракет воздух-земля.      
– Да... – пою на мотив "Бесконечности" Земфиры. – По-дарите истребитель мне с ракетами воздух-земля, я не умею летать, но научусь и с нуля, – и резко обрываю. – Но никто не подарит, а все мои гранаты и брети – паллиативы. Раз все завязано на определенное действо – планомерное наступление не поможет, нужна операция спецназа. Иначе нас немного задержат, подготовку немного ускорят – и придем мы в гобличью жопу. Идеально – высадка непосредственно у этого круга. Из чего? Думай, Саша, думай!      
– А что тут думать, – говорит. – Если нету ни вертушек, ни спецназа.  
    
    Совсем стемнело, пиво кончилось, от копченой рыбы во рту запах костра. Вода поднимается все выше, вот она уже облизывает наши ноги. Пора уходить. Проблема оказалась слишком сложной, чтобы решить ее с наскоку, значит, буду думать.  
Перешли на узенькую полоску песка, пока не залитую водой, я говорю:      
– Вернешь?      
– Да. Держись, – и берет за руку, но я шагаю вбок, за его спину и обхватываю сзади – что вы, никаких объятий, просто фиксируюсь покрепче, чтоб не потеряться там, в междумирье, и зажмуриваюсь.  
На ковер в родной Конторе мы вываливаемся в пикантной позе: он – на четыре конечности, я – сверху, как панночка на бурсаке. Сползаю на ковер, он поднимается. Теперь он покраснел, точнее – побурел лицом, так вот оно как выглядит! Когда орки краснеют.  
Говорю:      
– Прости уж, хотела как лучше.  
Он:      
– Да ладно, чего там. Пойду я.  
Напоминаю:      
– Связь – через твое зеркало, так докричаться проще.  
Не знаю, услышал или нет, надеюсь, что успел. Что-то пробормотал – и исчез, а вот топот в коридоре все громче.  
Не успели, ребятушки! Хрен вам, а не моего Саньку!     
       
       
    

Глава IV. Проблемы астральной ассенизации.

      
    
    Не оглядываясь, быстро зашла в ванную комнату и поставила плоский щит от нейро-ментальных атак. Когда в мою вип-камеру влетела пятерка силовиков, предварительно шмальнув заклинанием обездвиживания, я как раз успела скинуть рубашку и вылить на голову ковш воды. Дождалась стука в дверь, обмотала голову одним полотенцем, накинула на плечи другое, сняла щит, взялась за ручку... и бросила случайный взгляд под ноги. Весь пол от двери до ванной был угваздан следами характерного охристого цвета – точь-в-точь пыль в том приморском городке, где мы с Санычем так хорошо погуляли. Кинулась их затирать. Дверь, поскрипев туда-сюда, все же открылась, и я, бросив взгляд из позы поломойки, то есть между ног, убедилась, что высокое начальство снова почтило меня своим присутствием: его сапожки сорок десятого размера. Они потоптались, придвинулись ко мне, дверь захлопнулась и чавкнула запором.      
– Хюльда... Да встань же нормально, мне что, с твоей задницей говорить?!
Разогнулась:      
– Да?      
– Что ты опять устроила? – с тоской в голосе.
Ценю, Станиславский поверил бы.      
– Ничего. Выясняла личность и связи организатора похищения. Тебе сказать, или не интересно?      
– Каким образом?      
– У меня есть свои люди... не совсем люди и не совсем свои, конечно, но с обеих сторон конфликта. Кто – позволь умолчать. Связалась с ними, поговорила... получила ответ.      
      
– Да ну? – Дерек уселся на край бассейна и закинул ногу на ногу. Ой, неустойчивая поза, так и тянет его подтолкнуть. Нарочно провоцирует? – И кто же этот таинственный организатор?      
– Шлюха твоего патрона. Очень дорогая шлюха, настолько, что одним миром, думаю, ее бесполезно соблазнять. Продолжать, или не веришь?      
– Не верю, но продолжай.      
Хмыкнула.      
– Звать ее Фалль, специализация – астрал, иллюзии и мечты, отражения и искажения, ложь. Слыхал о такой?      
– Нет, – шеф энергично растер лоб, а потом и всю физиономию, чувствую, умотался он крепко. – Ты искренна, но где гарантия, что тебе не солгали?      
– Нет гарантии, – говорю. – Но если у тебя самого нет осведомителей в Тумане, то я – единственный источник информации. Если есть – спроси у них, должны знать.  
– Н-дааа... – неопределенно протянул Дерек. – И чего же она добивается?      
– Пока мы не раскрыли ее сеть "спящих в Тумане", она кормила ими зверушек Артаса, а теперь, когда мы прищемили ей пальчик, обиделась. Вполне могла бы кого-нибудь укокошить, например, императора или тебя. Не качай головой, ей это по силам. Но сучка больше любит интригу, поэтому устроила похищение. К чему оно приведет – не знаю, у меня недостаточно информации, но она есть у тебя. Думай сам. А если хочешь, чтобы я тоже покумекала, принеси мне мемуары очевидцев распада королевства Арфэн. Хотя лучше бы показания, но, увы, их нет. Там тоже был проникающий и неотслеживаемый портал, только никого не крали, а банально вырезали всю королевскую семью.      
      
– Я об этом подумал, – Дерек вытащил ладонь из воды, смочил лицо и лысину, мизинцем убрал каплю из уголка мертвого глаза. – Значит, Кугро? Считаешь, эта шлюха... имеет связи с Костяшкой Пекрито?      
– Тебе лучше знать. Ты когда-то был с ним знаком...      
– Когда он еще не был костяшкой. Преобразование сильно меняет психику. Не в последнюю очередь потому, что оно исключительно болезненно, не всякая жертва демонов столь сильно и долго страдает. Так что лича Пекрито – нет, я не знаю. Но я знаю кое-что о похищенной. С тобой поделиться?      
– Если это значимо для дела. Просто так – не нужно, я не любопытна.      
– Ты – удивительная женщина, Хю! – Дерек встал, потянулся, медленно подошел ко мне, положил руки на плечи. – Хочешь стать моей любовницей?      
– Что?! – полотенце упало, но шеф не дал мне его поднять, крепко зафиксировав руки, и я оказалась перед ним голой до пояса. Ага, было бы на что смотреть.      
– А что такого? – взгляд не возбужденный, а страшно усталый. – Замуж, прости, не возьму, нельзя мне плодить законных наследников, а в постели – поверь, твой Сурхвал... ах, да, он не твой... но что-то мне подсказывает, что нормального мужчины у тебя, девочка, и на Земле не было... так вот: ты не пожалеешь.  
           
    Пауза. Для меня это как пыльным мешком по балде, а Дерек терпеливо ждет ответа.      
– А скажи-ка мне, сколько твоих любовниц умерло своей смертью?  
Опустил веки и кивнул:      
– Правильный вопрос. Ни одной. Все убиты или стали жертвами несчастных случаев. Но ведь ты не боишься риска. И, что еще ценнее, из самых провальных ситуаций выходишь если не с победой, то, хотя бы, без поражений... и живой. У кого Арагорн забрал удачу, чтобы наделить ею тебя?      
– А почему он должен у кого-то ее забирать? – вот это интересный оборот, теперь аккуратненько пошуровать отмычкой, и ларчик откроется.      
– Тьма творить не способна, все, чем она наделяет – это то, чего она лишила других.      
– Почему ты считаешь Арагорна темным? От многих я слышала, что темный, наоборот, Артас.      
– Тут дело не в масти, – Дерек сморщился, словно постарел на несколько десятков лет, хотя для мага его уровня такое в принципе невозможно – разве что сам захочет. – Твой патрон – ретроград. Пытается сохранить то, что есть, даже если оно до корня истлело. Но там, где нет эволюции, произойдет революция – катастрофа, которая принесет с собой кровь, смерть и хаос... но даже она лучше постепенного угасания, инволюции и распада. Я знаю, помолчи, все твои возражения. Артас жесток, меры его часто непопулярны. Но он посылает нас лишь туда, где нужны кардинальные перемены. И, смею надеяться, мы их приносим.      
      
– Ну, что ж, тогда я тебе тем более не нужна. Судя по всему, твой патрон со своей шлюхой поставили на Костяшку Пекрито, и не стоит дергаться, когда они начнут преобразовывать мир... в некротическом стиле. Это ведь тоже революционные перемены? Иди, присягни ему.      
– Идиотка! – Дерек грубо толкнул меня, но я-то держалась за тумбочку, привинченную к стене, а он стоял на скользком полу... результат предугадать несложно, для невезучего, конечно. Поднявшись и отряхнув грязь с одежды, шеф криво усмехнулся: – Когда-то твой патрон отнял у меня удачу, и отдал ее дураку Альфару. Альфар давно мертв, а я... не стал удачливее ни на волос.      
– Но, может, не так уж велика твоя неудача? Все-таки, триста лет стоять во главе Тайной службы, провести успешные преобразования во всех областях жизни Империи, раскрыть не один заговор и не погибнуть при пятнадцати – что, больше? однако... покушениях на тебя. Что рядом с этим – гибель твоих любовниц?      
– Ну, во-первых, для плетельщика неудачливость – досадная помеха, но не препятствие, тем более – не клеймо. Чтобы неудача состоялась, ты должен представлять то, что для тебя будет удачей. Если же ты будешь считать неудачу удачей и удачу неудачей, твое невезение обознается и подарит тебе удачный исход. Оно же тупое! И завязано на твой ментал. Конечно, сама методика манипулирования механизмом неудачливости сложнее, тоньше и изящней, но смысл именно таков. Второе, что делает руководитель вроде меня – нанимает удачливых исполнителей. Единственный риск для него – удачливые карьеристы, но тут, опять же, применяешь принцип "думаем от противного". А в последние сто лет уже никто не стремится занять мое место, слишком тяжела эта ноша. Ну, и третье. Моя судьба накрепко связана с судьбой потомков Альфара. Их связал еще Райван. Он бы младшим Великой Судьбы, и, как следствие – необыкновенно искусным плетельщиком. Мне до него не дорасти никогда.      
      
– И ты хочешь, чтобы я поделилась удачей... Прости, но мне нечем делиться. Я, если и младшая, то другой Великой.      
– Значит, правда... Чьей же?      
– Сам не догадался?      
– Тьмы?      
– Нет. Давай, не будем гадать, да и сама я не уверена в том, что мне оно не почудилось.      
– Такое не чудится, и в тебе ощущается зачаток великой силы. Пока, правда, абсолютно не реализованный.      
– Замнем. Скажи лучше, какой смысл похищать именно Альфлед, когда наследник короны – Бриан? Чьи-то брачные планы?      
– Скорее уж, мрачные. Альфлед – будущая плетельщица, и способна превзойти по искусству и силе меня. Я обучаю ее уже полтора года, все основы она получила. В дальнейшем может совершенствоваться сама.      
      
– Но откуда такой дар в ЭТОЙ семье? Не ты ли приложил э-мм... двадцать первый палец?      
– Скорее, это сделал мой учитель. Прабабка Альфлед – младшая дочь владыки Дождливого леса, а Райван любил альвис. Императрица имеет зачатки того же дара, но он не развился из-за альвийской доминанты. У Альфлед, предположительно, восьмая часть его крови, но еще половина – чисто человеческой, от отца, в результате альвийский "принцип стабильности" потерял силу. Для развертывания такого дара – вполне достаточно. Вообще, дети и внуки Райвана, те, о которых точно известно, что в них его кровь – стихийные маги ллири, и среди них нет ни одного менталиста. Об остальных потомках можно только догадываться, вероятно, даже в нашей Конторе служит не один носитель его крови. Но ни одного плетельщика с силой, как у Альфлед, среди них нет. Не слышали о подобных уникумах и в других государствах.  
– Значит, шлюха замахнулась на управление судьбой. Как думаешь? Все-таки, это баба твоего патрона, стоит ли вмешиваться?      
– Я уже сказал, меня не касается, чья она баба. Кстати, не советую говорить подобным тоном и такими словами с кем-либо еще, ну, может, кроме меня. Не поймут. Оскорбятся. Вызовут на дуэль. Когда говоришь со мной в присутствии других – ладно, тебя ведь УЖЕ считают моей любовницей, да еще грохнувшей своего жениха, то есть отмороженной на всю голову. Вот ведь злыдни, а? – и ласково улыбнулся.      
– Ладно, поняла. В общем, пригони мне еще и всю литературу по портальным перемещениям, особенно мобильным и прыжковым. Возможно?      
– Вполне. Только пришлю вдобавок секретаря, а то одна ты в такой горе книг точно не разберешься. И, не возмущайся, телохранителя. Ты – весьма ценная часть нашей Конторы. И... советую еще раз подумать над моим предложением.  
    
    После ухода Дерека я, наконец, надела рубашку и пошла в спальню. Там, на кровати, меня дожидался роскошный халат с меховой опушкой, да и сама кровать была застелена наново. Видимо, ее перерыли в поисках артефактов, способных вызывать тот всплеск, что устроил Саныч, утаскивая меня в свой мир и потом возвращая, а после, для надежности, просто заменили все тряпье другим, снабженным следящими плетениями. Вон, в пуговице на наволочке, в трех бусинах на вышитом покрывале, в пряжке пояса... и уверены, что теперь мне от них никуда не деться. Не буду разуверять. Только вот ложиться на это произведение шпионского искусства мне как-то сразу расхотелось, словно там вместо плетений мыши, блохи и клопы. Да и вообще не понимаю богатеньких – как можно спать на скользких и холодных шелковых простынях, провалившись в пуховик, как в трясину. По мне гораздо приятнее жесткий ворс шерстяного ковра и теплый, чуть неровный на ощупь, деревянный паркет. Свернула куртку, сунула под голову вместо подушки, и моментально заснула. На полу.       
    
    Первый сон – самый сладкий и самый сумбурный, во время него почти никто не осознается, исключение разве что для выскальзывающих в астрал из стадии засыпания. Но именно в этом сумбуре я почувствовала пристальное внимание извне. Словно кто-то смотрел на меня долгим изучающим взглядом, но из-за дальности расстояния ничем другим не мог себя проявить. Я рванулась к нему, наткнулась на плотную сеть (возможно, так проявляла себя защита камер), истончилась, вытянув сновидческое тело в иглу – и проскочила сквозь ячейку. В сновидении одна из добрых традиций – не держаться традиций, особенно в определении формы тела и его способа передвижения. Я взмыла в небо, и это было небо астрала, а не сновидения, не сконструированное памятью синее с облаками изображение, а серебристо сияющий купол. Стало быть, получился выход, а не проекция – мой первый астральный выход на Ирайе. Да... не прошло и полгода. Как только я перенесла взгляд с дальнего плана на ближний, передо мной появилась девушка, уж очень знакомая, вот только кто она такая, я долго не могла сообразить. Пока до меня не дошло, что она похожа на меня-теперешнюю, как зеркальное отражение. Лицо, фигура, даже армейское барахло не первой свежести.      
      
– Ну, здравствуй, сестренка!      
– И тебе... – я причувствовалась, и ощутила некую принципиальную разницу между нами. – Не кашлять.      
– Да я уже давно отперхалась, – ухмыльнулась девица уголком рта. – Ну, как тебе мое тело? Нигде не жмет, не трет, не болтается?      
– Хюльда! – вырвалось у меня.      
– Она самая. А ты почему не боишься – вот вышвырну из тушки, займу свое законное место, и будешь тут бесплотным духом бродить.      
– Да ладно стращать, – смеюсь. – Ну, вылезешь ты в реал на пару дней вместо меня – тут тебя опять и угробят. Только более качественно, чтоб тулово вдребезги и мозги навылет.      
– А тебя, значит, нет, – даже как-то обиделась мертвая Хюльда.      
– Меня – нет. У меня ж опыта больше, – понты наше все, главное – верить, что оно именно так, а не иначе, в астрале это единственный способ солгать. – Да и покровитель не один вона там, – показываю вверх пальцем. – Имеется.      
– Божество или Великий?      
– И тот, и другая, и еще знакомых до кучи – не дадут помереть. Им это невыгодно. Я тут ценный кадр, вроде ассенизатора. В смысле – говно разгребаю. Ты так не сможешь.      
– И много уже разгребла?      
– Да на пару каторжных галер хватит.      
– Однако...      
– Это я еще многих жалела. Ну, дети у них малые, да и вообще, что с тупых селян взять? А гильдейцев порвала в клочья. Но вот с одной серьезной тварью схлестнулась, убить не смогла – так она другим пошла мстить.      
– Не нам ли, случайно? – сестра глядит недоверчиво, исподнизу и искоса – я тоже так в последнее время все чаще смотрю.      
– Кому – вам? – зеркалю позу и тон.      
– Нам, духам. Развелось всякой дряни в Тихих Лесах – за Гребнем меньше водится. Отбиваться устали.      
– И что это за дрянь? – спрашиваю, задавив фантазию на корню.      
– Пошли, сама увидишь.  
    
    Она взяла меня за руку и мы шагнули. В астральный, то есть, придуманный лес. Это был не тот лес, который рисуют наши художники, и где непременно обитают медведица, пестун и два маленьких медвежонка, где рыщет серый волк и бродит заблудившаяся Машенька, это была и не зимняя тайга, где звезды с кулак, мороз-карачун и "розовый снег – даже во сне", и, как я поняла, это была вовсе не коллективная мечта орков, ее-то я примерно представляю. Это был жуткий Сухой Лес, и если в нем было что-то живое – то это живое было хищным и страшно голодным. А духи орков, огородившись наспех придуманными камнями и выворотнями, держали круговую оборону. Мертвая Хюльда перетащила меня сразу в центр этой толпы, и взгляды всех присутствующих скрестились на мне.      
– Эхе, Вийда! Ты что, тоже того? – оркобабка с черепушкой на посохе моментально оказалась рядом. – А, нет, только спишь... Это своим помогать пришла, что ли? Оно, конечно, надо-о, только сперва бы хуманов двоих-троих в мою честь забила, а то смотри – совсем истошшала я, руки трясутся, – и размахивает посохом, как булавой.  
           
    Подошел и тот буйный орк, с которым отстаивали Гнездо Виверны. Выглядел он совсем плохо, низ тела размывался коричневой дымкой, и получалось, что он плывет по воздуху. Если не подкормлю – количество защитников нашей баррикады сократится именно на него. Дотронулась до плеча – дала силы, бабке тоже подкинула, но без контакта, а то она наглая, присосется – не оторвешь. Остальные подтягиваться начали, на запах дармовой жратвы, но передышка резко закончилась – из-за деревьев полезла дрянь. Вот тут-то я и увидела, чего орки боятся, потому что внешность астральных существ формируется именно под влиянием наших вне-сознательных представлений и страхов. То есть, выглядели они гарантированно "нереально", зато реальным был гулкий ужас, на волне которого они приблизились к круговой баррикаде. Драконо- и динозаврофобия нервно курят в углу, такого собрания зубов, клыков, рогов и когтей не выдумать создателям банальной Годзиллы и Юрского парка. Ребята, откуда вы на Ирайю пришли, что ваше бессознательное населено столь жуткими монстрами?  
           
    Но хватит удивляться, пора лезть в драку, а то мои сородичи не отмахаются... В астрале – свои законы, отличные от пореаловых и эфирных, в нем бесполезно отвечать на удар ударом и злостью – на злость. Гораздо результативнее несимметричные плюхи. Поднимаю глаза к корявым веткам и выдумываю свой ответ, из породы мухарапундиков. Жирное белое брюхо, маленькие лапки враскорячку, красный гномский нос, мутные глаза и дебильная улыбка, растягивающая слюнявую пасть. Беззубую. Он никого не жрет, и даже не убивает. Он висит на ветке, как экзотический плод, вращается, лыбится... и пердит. Нравится это ему, ну, что поделаешь. И то, что любит, он делает хорошо – монстры, попавшие под воздушный удар, улетают со скоростью, несоизмеримой с силой истечения газов. Подскакивают, по-дурацки переворачиваются, замирают в воздухе и шлепаются со всей дури. Создаю еще четырех мухарапундиков, размещая по направлениям "малой звезды", и атака захлебывается, в прямом смысле.  
           
    Но причина, конечно, не в придуманных газах придуманных существ. У каждого народа – свое, в чем-то отличное от других чувство юмора, только в самом его низу у всех обязательно лежит тема нечаянного унижения, конфуза, фекальные шутки дошкольного возраста. Это есть у всех, только у некоторых весь юмор в них заключается, у других же варианты неожиданности перемещаются выше – от генитальной зоны до социальности и даже формальной логики. "Висят две сосиски, особенно крайняя" – это сложно, не все поймут. Зато явление мухарапундиков сработало на всех орков, и именно так, как надо: глядя на тот цирк, что творили мои астральные боты, духи загоготали. Поначалу, конечно, сдерживались, фыркали и мычали, но потом их прорвало. Ржали, хлопали друг друга по спинам и животам, хватались за колени, плюхались на задницы, катались по земле в пароксизме хохота, плакали и икали. Пришлось поспешно свернуть всех пятерых, как раз вовремя получилось – вместе с первыми взрывами смеха тягучий ужас исчез, а зубасто-когтистые монстры превратились во что-то до жалости дряблое, и были рады провалиться сквозь зыбкую почву нереальности.  
           
    Не дожидаясь, пока духи нахохочутся и обратят на меня внимание, я смоталась в нормальный сон, а из него вскоре проснулась. Оказывается, проснулась не зря – меня пытались переложить на кровать. Девушка атлетического телосложения и худой-бледный мужчина с растрепанной седой шевелюрой и странным лицом. Большие, круглые, какие-то кукольные глаза, маленький курносый нос, губки бантиком и полное отсутствие подбородка – он выглядел, как пупсик из концлагеря, это было и смешно, и жутко. Я оттолкнула обоих, что-то промычала спросонья и уселась, держась за голову. Сил-то потратила много – сперва духов кормила, потом мухарапундиков делала – и не отдохнула совсем. После такого сна дополнительно спать надо.      
– В постель не пойду, – отвечаю на не заданный вслух вопрос. – Слишком мягкая, шелковая и вообще роскошная. Я к этому не привыкла и не собираюсь. К тому же, она слишком большая. Заблужусь – как искать будете?      
– Найдем, – улыбается девушка. – К ноге веревочку привяжем.      
– Не надо меня на веревочку, – отвечаю. – Я не грузило. Уж лучше оставьте, как есть. И снова ложусь на ковер.  
           
    И снова меня выкидывает в астрал к орочьим духам. Атака продолжается, только теперь вместо монстров на нас прут... хуманы в футуристичных скафандрах и с железными хреновинами, зверски напоминающими лазерное оружие земной фантастики. Ну ни фига же коллективное бессознательное у диких орков! Оружие, кстати, вполне действующее – половину барикады ликвидировало походя. И рожи у этих новых ботов такие... соответствующие. С оловянными глазами, в которых только холодная ненависть, и больше ничего. Сразу ясно – смехом их не проймешь. Фанатики. Что ж с ними делать? С фанатиками? Гы!      
– Дети мои! – раздалось с серебристого неба. – Бог любит вас!  
           
    Мое крепкое убеждение сработало, или прообраз этих марионеток действительно был крайне религиозен, но боты как-то сразу затормозили и опустили оружие. Они уставились в небо, а я уставилась на них, и ударила всей артиллерийской мощью безусловной любви. Есть такой прием в астральном мочилове: на тебя кидаются, а ты их любовью, любовью! Омерзительная штука, на самом деле, и с настоящим чувством общего имеет только название. Зато очень похожа на то, чем обрабатывают свои жертвы тоталитарные секты, от малоизвестной "доктрины Муна" до широко известных "свидетелей" и РПЦ. Ботов ею словно парализовало. Они опускали оружие, вставали на колени, плакали... Оркобабка беспрепятственно перелезла через остатки завала, подошла к одному "хуману", взяла за руку и попыталась откусить палец. Он на это не среагировал, но сама его "плоть" начала таять, превращаясь в ничто. И если бы только его – в потоке божественной любви истаивал остальной "звездный десант". Я подумала, что наконец-то можно нормально поспать, и покинула астрал.  
           
    Если бы! На границе яви и сна ощутила, как меня трясут, и шепчут на ухо:      
– Ви... пошли, Ви. Там ваще гобличья жопа... Ну, давай...  
Вставать не хотелось, в астрал выходить – тем более, я, отмахнулась, расслабилась и отдалась течению сна... чтобы оказаться на прежнем месте, среди орочьих духов. Они застыли в ужасе, запрокинув головы в небо. К нам приближалось НЕЧТО. Псевдопочва дрожала под его тяжкими шагами, а голова, увенчанная короной, появилась над верхушками Сухого Леса. Лицо выглядело схематичным рисунком, но глаза были живыми – и светились нечеловеческой яростью и умом. Если до того были боты, то это – явно игрок, и игрок гораздо сильнее меня, как минимум, прокачанней. Блинская игровая терминология... А если призвать одного из админов? Не факт, что придет, да, собственно, и не нужно, достаточно воспользоваться его паролями... Читерство – вот наше все! Поднимаюсь над остатками баррикады, над вершинами леса и лечу навстречу гиганту, сосредоточиваясь на одном состоянии – на большее у меня не хватит ни времени, ни сил. Вот он протягивает ко мне руку... ладонь летит наперерез, как неуправляемый болид, и в последнее мгновение я вхожу в... в Это.  
           
    Ничто, которое ничтожит. Зияющая пустота. Преддверие Великой Смерти. То, что снимает любые противоречия, исцеляет любое страдание и лишает любого существования. То, что не знает границ. Находясь на волос от этого состояния, я чувствую, как вокруг меня расходится сферический волновой фронт, как он встречает... уже не встречает сопротивления, вгрызаясь в чью-то плоть. Я не помню, чью – я даже себя-то толком не помню... "Вийда!" Громовой шопот, шелест, безраздельно заполняющий сознание... Состояние исчезает мгновенно, я лечу спиной вниз, падаю долго и прикладываюсь больно.  
    
    Подо мной – какие-то сантехнические трубы и камни, надо мной – ярко подсвеченная дыра в потолке... то есть – в полу верхнего помещения, и в нее заглядывают два силуэта.      
– Вэль Хюльда! – этот голос я знаю, это мой телохранитель, статная девица с руками, как у морячка Папая, и она испугана. – Вы живы?      
– Ага! – ответить удается с третьего раза, голос никак не хочет работать в полную силу.      
– Не шевелитесь, сейчас за вами спущусь!  
    
    Хрена вам, не шевелиться... я, конечно, ушиблась, но ничего не сломала, и прекрасно чувствую все тело, до последней жилки и косточки, так комплексно, ярко, как на голограмме, где вместо графического изображения возникают ощущения. Такой же волновой природы. М... что-то новенькое и весьма приятное... Встаю, в проломленной дыре развернуться можно, только ходить нельзя, оглядываю стенки. Кажись, я во сне просадила пол вплоть до какой-то линии коммуникаций, вентиляции, что ли? Или, может, тайного хода? Нет, ход не был бы в половину человеческого роста, все же коленно-локтевая поза – не самая удобная для передвижения. Стенки пролома не гладкие, то есть, не прорезаны и не проплавлены, они словно осыпались от старости. Забавный эффект. Это что же, я в астрале мочилово устраивала, а в реале моя эфирка "сферу смерти" сама слепила? Кошмар какой... Что ж теперь делать, когда опять сородичи позовут?  
    
    Дерек Эльхемский спал. Он спал и не знал, что я опять натворила. Шкурил меня тот исхудавший пупсик, которого ко мне приставили секретарем. При ближайшем рассмотрении он выглядел много хуже, чем при первом знакомстве. Во-первых, у него не было обеих ног по колено и кисти правой руки, все это заменяли маго-механические протезы, и если насчет ног без сканирования еще можно было бы ошибиться, то протезу кисти даже не потрудились придать естественные очертания. Во-вторых, это было ерундой по сравнению с тем, что творилось с его эфиркой. Фактически, половина эфирного тела, причем, в районе жизненно важных органов, отсутствовала, и была заменена вживленными в него плетениями, которые подпитывались как минимум от трех стандартных кристаллов. Не знаю, насколько оно эффективно функционировало, но лицо мужчины было бескровным, губы – синеватыми, а в глазах иногда такое промелькивало... При том, что не старый еще человек. В общем, если шеф решил меня серьезно предупредить, то у него получилось. Жить в таком состоянии, как эдлэ Вейлин – страшнее, чем умереть.  
    
    Наверно, у меня это на лице отразилось, потому что он, кинув быстрый взгляд, скомкал разговор и спросил сочувственно:      
– Может, успокоительного?      
– Нет, – говорю. – Какое успокоительное, когда в астрале такое творится. Да и спать я больше не буду, до прояснения непоняток.      
– И что там творится? Думаю, нужно поставить в известность вышестоящих.      
– Хорошо. Пишите. Главе в особую папку. Что? Нет, выражение такое. Идиоматическое. Бумага, карандаш?.. Почему не нужны? А... передаете на запись... Тогда слушайте и... передавайте. Орочьи "духи предков", фактически, все духи умерших и пока не переродившихся орков подверглись массированному нападению. Сперва это были астральные существа типа страхоедов и болеедов, основная ударная сила – наведенный ужас и причиняемые страдания, изгоняются и уничтожаются искренним смехом. Вторая волна не идентифицирована, предположительно – некая сила, связанная с ненавистью к оркам. Изгнана посредством любви... нет, не настоящей, если надо, я продемонстрирую это состояние. А вот третьим пришло божество. Скорее всего, далеко не самое сильное, возможно – изгнанное или изрядно кем-то побитое и после этого не восстановившееся.  
– Элим или Лами?      
– Ну, если это Элим... то он сильно хезнул здоровьем. Хотя, наверно, кто-то из более старых, истощившихся и вовсе забытых божеств. У него лицо еще до нашей встречи было таким... будто нарисовали. И каменная корона.  
Вейлин недоверчиво хмыкнул:      
– Неужели кто-то из Древних Королей? Уже сколько веков о них даже не слышали. И вы его... Пустотой?      
– Смертью. Правда, не поручусь, сильно измененное состояние было, но что оно транслировалось через эфирку – хреново, случайно могла убить и вас.      
– Какой вы интересный термин используете.      
– Какой?      
– Земли мертвых называете "астрал".      
– А... на одном из малоизвестных тут языков значит – "звездный". Если хорошо присматриваться, астральная материя состоит из мелких звездочек, и она очень пластична, достаточно внимания и хорошего воображения, чтобы в астрале строить дворцы и выращивать сады и леса, создавать моря, степи и горы за одну ночь. Даже магом не надо быть... эдлэ Вейлин! Идея!  
Бедняга от моего вопля аж вздрогнул.      
      
– Пишите... передавайте, то есть, – говорю ему. – Надо найти лишенных магического дара людей, обладающих хорошим воображением, вот имена троих, они живут в Керемнице или окрестностях, недавно проходили свидетелями по делу о "спящих в тумане". Надо поискать и остальных из подобных клубов, кто остался жив и в здравом уме. Да, имена: Киаран, баронет Хоэльский, весьма достойный молодой человек; Иймен из Керемницы, бывший переписчик в городском архиве, сейчас, наверно, без дела слоняется, болтун, но хорошо идет на сотрудничество, Эльма из Керемницы, о ней у меня почти ничего нет, надо посмотреть в бумагах по делу "спящих...". Найти. Предложить работу на благо Империи. При согласии привезти сюда. Я их научу всему, что знаю и умею сама – по астралу. Для Дерека сделайте пометку – "это тоже связано с нашей общей знакомой".  
Вейлин посмотрел на меня оживившимся взглядом, может, я ошибаюсь, но у него даже щеки слегка порозовели, а потом спросил:      
– А живописцев – можно? Есть, правда, еще и поэты, мастера слова, но абсолютно бездарные к магии, только у вторых нет пространственного воображения, как у первых... Специфика живописи.      
– Вполне, – отвечаю. – И скульпторов. Сделайте пометку от своего имени, ведь это вы предложили. И еще... – я очень внимательно посмотрела на него. – Возможно, есть маги с выгоревшим даром, но не потерявшие волю к жизни. Последнее особенно важно. Они тоже подойдут. Нужно предложить им. Ну и... – да, сработало, у "пупсика" разгорелись глаза, но он мгновенно притушил промелькнувшую в них надежду. Я вздохнула. – Придется мне распрощаться с этими апартаментами. Не потому, что дыра в полу, – кивнула я на соседнюю комнату, где вертелось трое магов разной специализации, только что на вкус не пробуя обломки паркета и каменную пыль. – А потому, что это вопрос безопасности всех, кто окажется рядом во время очередного перехода астральной магии в явь. Скажите подготовить самый маленький, но хорошо защищенный полигон и перенести туда стол, стулья и нормальную койку, а не это, – я ткнула пальцем в сторону открытой двери в спальню. – Безобразие. Можно просто матрас и одеяло.  
    
    И пошла в спальню – поговорить с девушкой-телохранителем. Да, надо спросить ее имя, а то в этом бедламе я им то ли не поинтересовалась, то ли забыла. Она стояла около кровати, теребя кисточку покрывала и явно собираясь все перестелить сразу же после ухода дознавателей. Действительно, нужное дело, учитывая измятый вид траходрома... С кем же она так? Неужели с этой развалиной? Кивнула, отозвала ее в сторону.      
– Эдлэ...      
– Вэль Никана.      
– Очень приятно. Вэль Никана, я не ревнительница нравственности, но мне не все равно, с кем вы развлекались. Одно дело, если кроме нас троих: вас, меня и эдлэ Вейлина, здесь никого не было, и другое дело – если, когда я спала или выходила в астрал, тут был кто-то четвертый.      
– Кроме нас троих никого не было.      
– Стало быть...      
– Стало быть, я... развлекалась с эдлэ Вейлином.      
– Ого! – только и сказала я уважительно. – В таком состоянии еще что-то может.      
– Он же... Ничего вы не понимаете, вэль Хюльда, – потупилась, а даже не порозовела, значит, ни хрена не смутилась.      
      
– Может быть, может быть. Впрочем, это меня не касается. Мне нужно теплое одеяло, жесткий матрас и простая мебель. Сейчас эдлэ Вейлин узнает, какой из подземных полигонов можно надолго занять, и мы туда переберемся. Я буду спать в испытательной зоне, вы с эдлэ Вейлином при этом будете находиться в помещении для наблюдателей. Поверьте, это оптимальное решение.      
– Да. Я сама об этом подумала.      
– Почему не сказали? Прошу вас, вэль Никана, если что-то пришло вам в голову, говорите, не стесняйтесь. Даже если это, мягко говоря, не соответствует действительности, мы с эдлэ Вейлином смеяться не будем. А ведь оно может оказаться и единственно верным решением! Что будет, если вы его утаите? – девушка кивнула, и я продолжила. – И еще, давайте отставим эти "вэль" и "эдлэ" на самую дальнюю полку. Слишком долго и церемонно. Я – Хю, ты – Ника, он – Вей или Вейли. Согласны?      
– Да, вэль... Хю.      
– Отлично, Ника! Пошли, спросим, что выяснил наш... обольститель юных охранниц.  
    
    Вейлин встретил нас сведенными вместе бровями и пальцем, прижатым к губам. Вслушивался во что-то еще полминуты и заявил:      
– Насчет полигона устроил, мебель выберете сами на складе...      
– Ника знает, какую, распорядится сама.      
– Хорошо, – удивление едва промелькнуло в глазах и угасло. – Еще: сюда движется шаманская кодла в полном составе.      
– Это сколько?      
– Трое.      
– Твою ж...  
    
    Тут раздался шум и ругательства на орочьем, и все это старушачьим скрипучим голосом с подвываниями – работа на публику. Я так и видела, как бабуся идет на тройку силовиков, размахивая руками, а из рукавов у нее высовываются разозленные духи и щелкают длинными, как ножницы, клювами.      
– Вейли, скажи охране – старичье пропустить. А то ведь она не остановится, пока все не оглохнут.  
Тот закрыл глаза, сосредоточился, и вопли прекратились. Зато шорох, топот, шум чего-то мелкого, стучащего друг об друга, возобновились, в спальне что-то со скрипом отодвинули... и в дверь кабинета торжественно вплыла бабка в синей стеганой душегрее и юбке до полу, богато расшитой тесьмой, стащила головной платок из-под шапочки, промокнула им вспотевший лоб и уголки губ, шумно отдулась, и схватила меня за руки. Ее тираду я поняла с пятого на десятое, потому что мать дома на орочьем только ругалась, а Сурхвал считал хорошим тоном даже для ругани употреблять общеимперский. Так что знания орочьего у Хю, а, значит, и мои, исчерпывались двумя десятками общеупотребительных фраз, которые в черном буфере знали все.  
    
    За бабкой в синем завалилось еще две примечательных личности: дедок с тухлой лапой на шее и тихонькая согбенная тетка, помладше буйной старушки лет на десять. Дед, даром, что мелкий, как воробей, а вошел, выпрямившись и развернув грудь, будто гордая птица индюк, и одет был как индеец – весь в замшевых шмотках самошитного происхождения и цацках из косточек и перышек, и не грязный, вонь распространяло именно его новое украшение. Тетка – щупленькая, тонкокостная, с усталым бесцветным лицом, тащила пудовый булыжник, а в нем шевелилось нечто нематериальное, но чрезвычайно плотное и энергичное. Не пырмыргуй ли? Вообще-то любимый гномский дух, но приручить его – надорвешься: туп, своеволен, прожорлив, и способен проедать почти любые препятствия, как физического, так и магического плана. Боится только щитов и сфер тьмы и смерти. А тихонькая шаманка, заметно, что дружит с этой дочерней стихией. Я сперва думала, что с рухташами, духами горных пород, но эфирный аромат выдал присутствие смерти.  
    
    А бойкая старушка окружена такими же, как она, бойкими духами воздуха – не сильфами, твариками помельче и поглупее, принявшими облик птиц, особенно меня порадовали цапли в рукавах и кулички в бусах и пуговицах, поминутно высовывавшие оттуда длинные любопытные носы. Связка витых ракушек на поясе тоже была заполнена до отказа, и тянуло от нее болотом – никак, мелкие тинники спрятались. Прямо не бабуся, а царевна-лягушка в старости: махнет рукавом – и сопатка долой, цапля зарукавная клювом, как бритвой, отрежет.  
Но рукавами она больше не махала, а, взявши меня за запястья, поднесла ладони к своему лицу и забормотала:      
– Афтех, Вийда, харха инеш, кэзр хугыш эйхте... – для меня это был набор слов, два из которых я поняла, но не поручусь, что верно.      
– Что ручей вам нажурчал? – спрашиваю. – Простите, уважаемая, но не понимаю по-орочьи.  
Бабка остолбенела.      
– Стыдно, госпожа! – наконец произнесла она с горечью. – Родного языка не знать! Я, Нохта, дочь Цапли, пришла к тебе от всего Леса, Хоброк Усмиритель и Удха Ят – от Великой Степи, а ты, значит...  
И резко отпустила руки.      
– Ну, простите, уважаемые, – пожала плечами, дескать, какая уж есть. – Я не виновата в том, что сказали духи. Надеялась, что поможете отвести беду от наших с вами предков. Сколько веков они берегли нас – пора нам о них позаботиться.      
– Не сердись, госпожа, – отодвинул бабку дедок. – Глупая она, одно слово – птичка! Чирик-чирик. Мы к тебе за тем же пришли, духи говорят – плохо, чужаки идут, воздушных бьют, водных бьют, земляных бьют, одни огненные еще стоят как-то, а остальные нас просят помочь, да куда нам против такой своры. Я, вон, одну тварь разделал, а бэлэк ялкыр всех потерял, сам еле жив остался. Помогай, госпожа Вийда! – и повалился в ноги.  
    
    Мать моя родная... орки ж никого господами не называют, у них сам великий вождь, когда объединяются племена – "старший брат", и к нему на "ты", а госпожа или господин – это титулы божественные, давно уже не звучавшие.      
– Дедушка, встаньте! – поднимаю его, а он из рук выскальзывает. – Да вы что, сдурели – госпожой меня называть? Ну, я – Вийда, и что с того? У меня что, третий глаз от этого вырос или хвост проклюнулся? И без вас мне никак не справиться. Наши мертвые отбиваются в Тихих Лесах, и леса те стали страшными, злыми. Помогла им продержаться, но одной меня там точно не хватит. Удха, ты в царстве мертвых давно не была?      
– Да, госпо... Вийда. Декады уже полторы, как сходила.      
– Пути торила для померших?      
– Не без этого. Вот, еще прошлой весной...      
– Погоди. Нижних обитателей знаешь?      
– А то ж... Смотри, собачку на них откормила, – и булыжник с пырмыргуем показывает.      
– Это ж пыр...      
– Был пыр, а стал – завер, охотник на нижников.      
– Страхоедов?      
– И болеедов, и тхотов. Душеглота пока еще не завалит, а остальных – сожрет, не подавится.      
– Хорошо. Все вещи с вами? Идем, устроимся на новом месте, там и договорим. А потом – в астрал.      
– Э? – дедок округлил глаза.      
– Пошли, – говорю. – На новое место. Оттуда нам удобнее будет в земли мертвых ходить, чужих духов гнать. Остальным безопаснее, тем, кто вокруг нас.      
– Кочуем, значит? Чтоб хуманы со страху не обгадились? – съехидничал дедок, но Удха на него глянула исподлобья, и тот осекся.      
– Идем...  
    
    Тут как раз подошла прислуга с тележкой из библиотеки, да, нехилая вышла кучка спецлитературы, и мы потащились на новое место. Спускались ярусов то ли семь, то ли восемь – специально не считала, а на глаз – так дошли до самого низа, где под ногами сплошная базальтовая плита, в которую вплавлены стены. Тележку пришлось левитировать, что, учитывая ее перегруженность и относительную узость прохода, я делала весьма аккуратно и сосредоточенно, не до счета ярусов было. Вейлин трудился минут пять, открывая замки – от чисто магических с системой аурной и голосовой идентификации до механического потайника с полусотней точек, которые нужно было нажать в определенном порядке.  
    
    Мы вошли на полигон, и, не успела еще закрыться дверь, как услышали дробный топот – это Ника напрягла двух силовиков транспортировкой барахла. Кстати, тряпье с траходрома, обвешенное жучками, они прихватили полностью. Да, забавно придумано, вместо моих магуйских шалостей показывать службе постельные игры охранницы с секретарем. И, сдается мне, Ника получила на это "добро" у Дерека. Признаю, подковерные интриги трехсотлетнего менталиста мне не понять, хотя попытаться стоит. Но это после.  
    
    Силовики тут же слиняли, а прислуга разложила мои матрас и одеяло на полу испытательной зоны, туда же кинули все подушки, рядом пристроили тележку с книгами, и мы вшестером уселись в кружок. Еще бы эмалированный чайник и пиалы в руки – и полный Тюратам. Подозвала парнишку, по виду более сообразительного, чем его старший сослуживец.      
– Тей-фре сюда притащи, в посуде этак на полбочонка, и не бурды, а чтоб заварили покрепче. Пирогов, с чем там, в жральне, найдется. Каких-нибудь фруктов. И, это... отхожее место тут есть? Здорово. Хорошо, хоть такое. Тогда еще воду и мыло для умывания. Все запомнил? Да, эдлэ Вейлин передаст, чтоб тебе отпустили. За счет Конторы, конечно! Да, Вей? Вот и прекрасно.  
Убежал.  
    
    Посмотрела этак с прищуром на дедусю Хоброка, на Удху Ят, на птичью бабушку, и спрашиваю:      
– А скажите мне, уважаемые, вы на небо путешествовали? И каким способом?  
Шаманы выпучили глаза и переглянулись, Вейлин хотел что-то вставить, но я остановила его жестом.      
– Как? Как все – духи несут, – ответила Нохта.      
– Ну, да, – хмыкнул дед. – Тебя-то стаей надо нести. А я мал-мало сам умею. До пятого неба хожу.      
– Ну, а я дороги торю, мне положено, – почти прошептала Удха, и я поняла, что в племени, а то и не в одном, она исполняет похоронные обряды.      
– Что ж, прекрасно. Все вместе в гости пойдем, в Тихий Лес, хоть он уже совсем и не тихий. А потом поглядим, что с остальными духами приключилось. Ника, следи за состоянием тел – всех, не только моего. Если что-то не то почуете – бегите с Вейли в укрытие. Кто-то должен будет рассказать, что случилось.     
       
       
    

Глава V. Точка невозвращения.

    
     
    Мы вышли в астрал вместе. Дедуся Хоброк мало изменился внешне, но теперь силы, которыми он владел, стали зримыми. В его глазах исчезли зрачки, зато появилось алое свечение, временами выплескивающееся наружу мелкими язычками пламени, и вокруг головы заплясали крошечные искры огненных духов – еще не бэлэк ялкыр, саламандры, но уже готовые в них превратиться иий, "зародыши", а чуть подальше обозначился большой и ленивый рухташ, напоминающий неопрятную серую глыбу с брылями. Нохта, оседлавшая долгоносую "птицу", выглядела помолодевшей и похорошевшей, ну, точно – царевна-лягушка, зелененькая и ротастая, а Удха Ят оказалась странным существом, напоминающим орка лишь цветом кожи: длинноносым, лохматым и с огромными непроницаемо черными глазищами на пол-лица, на поводке рядом с ней летела ее "собачка" – толстый червяк с трехгранной зубастой пастью. Вокруг нас кружилась туча воздушников: куличков, одноглазых прозрачных рыбок и тоненьких радужных змеек; кувыркались трехлапые жабенята-тинники и шишки-лесовички – свита Нохты.      
– Бабушка, – говорю. – Отошли от себя этот детский сад, тамошним хищникам они на один зуб! – обиделась, но щелкнула пальцами, сказала: "ффох!", и те сразу исчезли, отчего стало намного тише.  
           
    Шаманы за меня держались вниманием, а я притягивалась к ягой прабабушке, уж больно колоритная личность и всегда в гуще событий. Нашу компанию со свистом тащило сквозь туманные образы и яркие иллюзии, несколько раз дорогу преграждали призрачные звери и какие-то сказочные герои в древних доспехах, но все уступали дорогу, завидев червяка Удхи. Только один раз какой-то хапр саблей размахался, так на него и рухташа хватило – неповоротливая с виду, животина моментально ухватила его клинок и схрумкала, хапр еле бросить успел, а то бы рукой поплатился. Ну, хоть кто-то, а то в прошлый раз вообще никакой живности не попадалось, кроме всякой шибко неместной дряни. Значит, неместная дрянь попритихла, если не сбежала совсем.  
    
    В лагерь орочьих духов успели ко встрече – Сурхвал людей привел. Не подумайте чего дурного, просто отбиваться от чужаков не только нашим пришлось, душам людей досталось как бы ни хуже, но их и было больше, да потом с десяток гномов к ним приблудилось, а те ребята непугливые, прорвались из такого сварчгаха, что теперь посматривали на наших зеленокожих с покровительственными улыбочками. Одно их удивило – просека в Сухом Лесу шириной с городскую площадь и длиной до горизонта.      
– Это кто проложил? – спрашивают.      
– Это она, – яга на меня кивает.      
– А как это она, чем? – интересуются дварфы.      
– Каком кверху, – ржет и посохом помахивает, а на посохе череп зубами клацает. – Вам не понять!      
– Это почему? – взъелся самый молодой, видно, за свою наглость и пострадавший насмерть. – Чего там понимать-то? У вас, лесных, механиков нету, так что какую-нибудь зверюгу пустили.      
– Да потому, что она – Вийда. Усек, борода? Вот и помалкивай.  
Тот и в самом деле замолк, и на меня смотрит, как новобранец на полкового магуя.  
    
    Второй раз уже сталкиваюсь с тем, что мое имя значит что-то такое, о чем я не знаю. Ну, сочтут дурой – не страшно, спрашиваю:       – Бабушка, а что это значит: "Вийда", ведь не только "беспредельность", да и странно мне, что орки – народ практичный, а такие имена детям дает.       – Ах ты, дите неразумное, – на бабулю и впрямь стих нашел всех позорить. – Чему тебя мать-то учила? И память отбило начисто, жаль. Вийда нас сюда привела, на Ирайю. Было это дыгым лет назад, сто раз по сто и еще полстолько. Жили мы в другом мире, в Огхъерхэ. Хорошая там охота была, пока не пришли хуманы. А как пришли – вот такие, в блестящих доспехах и с палками, которые светом плюются – ты же их отсюда гоняла, неужто не вспомнила – и начали нас убивать, а леса – жечь. Прилетят в огненной повозке, всех постреляют, стойбище пожгут – и ну землю ковырять, как дварфы... Тяжело стало жить, звери какие повымерли, какие – разбежались. Ты и говоришь нашим предкам: они нас всех перебьют, уходить надо! И повела. Ты одна могла пройти сквозь миры, ну и привела всех сюда, все дыгым семей, а их десять племен по сто родов. А чтобы никто не посмел нас обидеть, троллей за собой позвала, им тоже несладко в горах пришлось, хуманы там как пырмыргуи все источили. Пришли сюда, дварфов с Пртогхогского нагорья прогнали, эльфов из лесу турнули, хапров из Великой Степи вышвырнули... Снова стали хорошо жить. И сколько тебя они все ни ловили – нигде удержать не могли, ты любую преграду насквозь проходила.  
    
    Как интересно, однако... Беспредельность по-орочьи. Видала я одну такую девушку, которая насквозь что угодно проходит, попаданку, как я, только ей это свойство "божественной властью" досталось, да и орка она в первый раз в моем лице встретила, так что, как вероятная кандидатура, она отпадает. Вот полжизни проживешь – и не знаешь, что пятнадцать тысяч лет назад с орками и троллями по мирам кочевала, и сквозь любую преграду могла пройти. Впрочем, ошибается бабушка, моя душа не местная, я с Земли, а там, говорят, мир закрытый... Даже если реинкарнация есть, что не доказано, вряд ли я когда-то могла быть орочьим национальным героем.      
– Я ее сразу признала, – Нохта кивает. – Простые орки магии не обучаются, а эта – смотри, как чешет! И как хуманы – нитями силы, и как дварфы – рунами, и как альвы...  
– Дорогие сородичи, – обрываю ее. – Не слушайте бабушек, они меня переоценивают, просто я не чистокровная орка. А помеси завсегда сильнее, особенно если оба родителя имели к чему-то таланты. Гибридная сила, называется.      
– Надо же, – ржет ягая прабабушка. – Ербидная сила... они напридумают... Успела нонешних шаманов наслушаться, когда меня звали, уж чего-чего наболтают, пока до дела дойдут. Нет, чтоб как мы, по-простому, иной раз и вовсе без слов. Оно сильнее – без слов-то. А ты, внучка, не плачь, что прежней памяти нету, главное, твоя сила с тобой, и разумом не обделена, и, как раньше, за свой народ радеешь. А память – это мясо, его что жалеть. Переварил да высрал. Кабы все помнили прежние жизни – не захотели бы снова рождаться. Знаешь, за что духи мертвых благодарны шаманам?      
– За силу, которую им шаманы дают?      
– Э, нет, Вийда! За ту память, которой мы можем поделиться с шаманом! Когда вспоминаешь – а чем сильней, чем ярче вспоминаешь, тем лучше – это как мясо перевариваешь. Мясо говном станет, а силу тебе даст, и память внукам уйдет, а эйдехэ у тебя останется!      
– Эйдехэ?      
– Ну, да, эйде – это когда хочу и делаю так. Хочу ходить – хожу, хочу говорить – говорю, хочу плавать – плаваю, намахнулись – дерусь, и бью хорошо, насмерть... И не думаю, что делать, просто делаю.      
– Опыт?      
– Нет, эйдехэ! У людей этого слова нет, потому они глупыми рождаются. Откуда только силу берут?      
– Но и орчата рождаются, не умея ни говорить, ни драться, как все остальные.      
– Зато им учиться проще, и как наши к хуманам начали уходить – сразу в стойбищах стало умников больше рождаться. Которые умеют думать как хумановские маги. У хуманов научились, знание переварили, эйде получили! Скоро у нас и маги свои будут, как ты! Ты у нас первая.      
– А как умеют думать хумановские маги? – удивлена, но не очень, сейчас она, как пить дать, скажет своими словами о логическом мышлении.      
– Как-как, картинками! На которых линии силы. Шаман чует нюхом, кожей и всем телом то, что маг посмотрел – и сразу увидел, и ему тут же понятно. А уж силы сплести – это мы с духами договариваемся, сами редко-редко можем. А если чуять, как шаман, видеть, как хумановский маг... а еще резать руны, как дварф...  
    
    Забавно, а ведь я действительно многое чувствую кожей, задолго до того, как увижу токи энергии, и до недавнего времени думала, что на Ирайе все – так. И настоящая Хюльда именно поэтому вовремя ощутила смертоносное заклинание там, в Нарделе, когда остепененные маги еще и не чухнулись. Собственно, оно и было рассчитано, чтобы в тот момент, как они увидели – никто ничего не успел. Сколько интересного узнаю походя, а?      
– А чтение, счет? – уточняю уже для себя. – Это ведь тоже выучить надо.      
– Вийда, ну, не смешно. Кто картинками думает – тому и считать незачем.  
Сомнительно, конечно, в Академии без математики делать нечего, но она тут за интегралы пока не перевалила, и то, думаю, начала развиваться с легкой руки попаданцев. А маги-то и до этого были, и какие – нынешним позавидовать впору.      
– А я знаю народ, который сделал из счета магию.      
– На н`и? – удивляется Нохта. – И где он живет?      
– Где – точно не знаю, но повидать пришлось. Это те парни, что стреляли из лучеметов. У них техномагия, она строится на расчете, формулах. Есть еще народ, в мире, где магии почти нет, а которая есть – слабая. Так они из цифры и камня – того самого кремня, которого хоть попой жри – создали второй мир, вроде астрала, и он управляет всеми их механизмами, которые у них вместо магии.      
      
– Да-аа... – протянула ягая прабабушка. – Вот ведь после смерти чего узнаешь... А ты эту цифровую магию знаешь?      
– Немного, по верхам прошла, конкретно ей не училась. Но основные моменты помню, а остальное можно и восстановить.      
– А научи нас! – влез тот наглый дварф, который спрашивал о просеке.      
– А зачем вас учить, – спрашиваю. – Если к моменту рождения все равно ее забудете?      
– Учиться всегда полезно! – говорит оркобабка. – Провспоминаем, эйде получим, когда снова родимся – быстро всю твою цифру усвоим, спину от побоев убережем.      
– Погоди, – говорю. – А если просто вспоминать, живому, в реале – оно так же переварится?      
– Ну, наверно, – кивает ягая бабуся. – Какая разница? Но по-особому вспоминать тогда надо, с чувством, с пониманием... Как вспоминают духи.      
      
– Бабушка! – ору. – Я люблю тебя, бабушка! Да здравствуют орки – самый умный народ на Ирайе! Троекратное ура!  
Подхватили все – авторитет у меня, однако. Даже дварфы проорали, это ж надо, "ура" оркам кричать. Но не понял никто.      
– Ну, разумные, – уже спокойным голосом поясняю я. – Только что мы сообща нашли методику ускоренного обучения чему угодно, от классической до цифровой магии, от мордобоя до управления звездолетами... и даже их создания, если кто-то захочет нас обучить.      
– Чем-чем?      
– Огненными повозками, в которых прилетели те хуманы с лучеметами. Знания и раньше можно было вложить в память – именно знания, а не опыт, тем более не эйде – с помощью ментальной магии, но это было только начало. Дальше все равно требовались длительные тренировки и решения многих задач. Сейчас все это сократится на порядок, потому что большая часть тренировок и решений будет проходить именно в трансе... напоминающим быстрый сон или мыслечувствование в астрале. Когда-нибудь мы создадим здесь вторую академию – астральную, в которой каждый желающий будет, вспоминая, делиться знаниями, а получившие эти знания будут их переваривать... нет, скажем, как алхимики – "возгонять"! Пока не получат эйдехэ.      
– Ну, давай строить, – согласился дварф. – А остальное ты попроще растолкуй, без ваших магуйских загибов.      
– А что, – согласился дедуся Хоброк. – Я понял. Хорошая практика. Но уж позволь – я им всем объясню, а то у тебя язык... самую простую мысль запутаешь. Вот это понять проще: "любую мыслю мало продумать, с ней нужно еще переспать".  
Ладно, не совсем так, но в чем-то верно. Вернусь в реал – опробую.  
    
    А потом мы создавали, выдумывали, измысливали – не академию, пока что крепость. Мы строили ее из беззаботного смеха и детской радости новых открытий, из надежного опыта и бесконечности бытия, из абсолютно серьезных, сроду не выполнимых планов – и дороги, уходящей за горизонт, из горечи неизбежных потерь – и всего, чего бы без них не случилось. Конечно, в реальности все это густо приправлено трагическими и просто печальными событиями, и может быть, именно они являются побуждающей причиной какого бы то ни было движения, но крепость надо строить только из самого нужного и любимого – чтобы оно тебя защищало. Командовала, как тут повелось, я, иначе каждый затянул бы в свою дуду и начался полный бедлам. А так, задаешь настроение, остальные подхватывают, на пике эмоций лепишь мыслеформу – и она застывает в прочности, недоступной эфемерным фантазиям. Никто не бездельничал, но еще в процессе выдумывания оркобабкин муж подмигнул мне – и пропал, старуха руками всплеснула: "Вот подлец, без меня родился!" А потом погрозилась в пространство: "Ну, посмотрим, дружок, много ль ты без меня навоюешь". И продолжила строительно-мыслительный процесс. В какой-то момент я поняла, что энергию больше незачем тратить, она пошла сама, и ее каналами стали именно те состояния, что мы вложили в фундамент и стены. Но где и, главное, что такое их источник?  
    
    Через некоторое время к нам подошла еще одна группа духов, среди них был альв и трое ллири. Они пробились к нам с трудом, говорили о полчищах монстров, поднимающихся с нижних планов бытия.      
– Вы погибли в сражении с ними? – спросила я.      
– Нет, нас казнили на Кугро, – ответил за всех альв. – Я был послом Конфедерации у Погонщиков Волн, они – моя охрана. Вожди ллири выдали нас Островному Братству. Дипломатические отношения с ллири разорваны, если будет война – а, судя по нашим сведениям с Кугро, она будет, и скоро – морской народ выступит на их стороне. Я вижу, вы четверо – живые. Прошу вас, поставьте в известность императора, и как можно скорее. В этой войне проблематично победить, но еще страшнее то, что произойдет вслед за вполне вероятным поражением. Конфедерацию я уже известил, и она в ближайшее время предложит Империи военный союз. Наше с вами положение сильно осложняется тем, что ллири выступают на стороне Пекрито.  
– Какими еще силами располагает Кугро? – спросила я.      
– Помимо демонов? Люди-маги, различные костяные монстры, мертвяки... но ллири – вот основная опасность, они сделают невозможной войну на воде.      
– Ясно, – говорю. – Прошу прощения у детей Ллира, у ВСЕХ детей Ллира, – я провела по ллири долгим взглядом. – Но я буду вынуждена создать оружие для подводной войны. Буду вам благодарна, если вы каким-то образом донесете это до ваших правителей. Нам нужен лишь их нейтралитет. Надо, чтобы они поняли – в противном случае всех их воинов ждет русалочий суп. Когда кипит море – это страшно, мне самой страшно!      
– Вы говорите это как полномочный представитель Империи? – поинтересовался ллири, тот, что пониже и посубтильней.      
– Я говорю это, как представитель самой себя. Если не получу помощи от людей – обращусь к дварфам, а уж орки меня безусловно поддержат. Потому что не хочу видеть Ирайю большим зомбятником. Учтите – из ллири зомби получаются не хуже, чем из других разумных.  
– Мы это знаем, – ответил другой русал, с мощным телом и костяными шипами вдоль хребта, на плечах и коленях. – Но вожди считают, что победа Пекрито предрешена, и решили оттянуть неизбежное, вступив в союз с некромантом.      
– Ничего не предрешено, как говорят плетельщики, лишь более или менее вероятно. И мне есть, что противопоставить Костяшке. Проблема с детьми Ллира. Вас-то я убедить могу, – вздыхаю. – И даже убеждать особо не надо. А вот ваших вождей... Они ведь тоже ллири, а морской народ нас, орков, считает животными. Поэтому важно, чтобы они узнали об этом от вас и поверили.      
– Вы говорите об антимагической броне? – спрашивает альв. Вот уж кто держится, как аристократ на званом приеме, даром, что мертв. – Конечно, она изготавливается далеко от доков и в глубокой тайне, но по косвенным признакам...      
– Мое изобретение, – киваю ему небрежно. – Оборонительного характера. Но, раз этого мало... Будут другие. Простые, крайне разрушительные, бьющие по площадям. О кипящем море я не в шутку сказала.      
– Она может, – подтверждает ягая прабабушка, потряхивая черепом на палке. – Моя внучка и не то вам устроит! Она – возрожденная Вийда.  
    
    С этими ллири надо поосторожнее, они многое неправильно понимают. Для нас перерождение – вопрос даже не веры, а рутинного знания о мире, а вот для русалов перерожденец – это обязательно некрота. Я и не заметила, как высокий ллири нанес мне удар, в реальности вполне способный сокрушить череп, но в астрале его бронированная рука изогнулась странным образом и миновала меня. Он провел красивую связку, долженствующую насадить меня на коленный шип и пробить у ключицы локтевым, но эти пляски не задели меня ни разу. Третий подход к моему телу закончился резким торможением и удивленным возгласом. Нет, я не магичила. Просто была уверена в том, что он не в состоянии мне повредить.  
    
    Уверенность заменяет в астрале большую часть магии, кто более уверен в своей неуязвимости – тот более неуязвим. К сожалению, это работает не со всеми существами, а лишь с теми, что близки тебе по силе. Я и сказала ему.      
– Значит, мы зря сражались? – спросил субтильный ллири.  
На лице его разлилось детское огорчение, особенно забавное потому, что лица морского народа далеки от человеческих идеалов мужественности.      
– Ну, почему же! – ответила я. – Многие астральные существа остаются вредоносными независимо от того, что вы о них думаете. Если это действительно "нижние", то нужно перекрыть им дорогу.      
– Сомневаюсь, что сможем сами, без наших магов или ваших "академиков", – возразил альв. – Идут слишком плотной толпой.      
– Думаю, стоит сперва посмотреть, – сказала я и окинула взглядом гарнизон свежесозданной крепости. – Кто останется? Кто со мной – затыкать дыру, откуда дерьмом потянуло?  
Со мной вызвалось больше половины народу, едва отговорила ягую прабабушку – тут ее опыт нужнее, и Нохту – ее способности и ее духи, ну, совсем не боевые, пусть уж лучше изнутри крепость отделает, чтоб остальным не было скучно.  
           
    Альвийская магия близка как к изначальной, так и к астральной ее разновидности. Иным не объяснить то, что арсэ Анвэлад перешел в место прорыва одним шагом, а не с помощью постепенных изменений сознания. У меня закружилась голова, поскольку всех духов я одна держала во внимании и тащила за собой, а было их почти четыре десятка. Хорошо, хоть о живых шаманах не нужно беспокоиться – они, как и я, удерживались вблизи альва, сосредоточившись на его образе.  
           
    Прорыв представлял собой воронку, и то, что просачивалось оттуда, не имело ни цвета, ни образа – лишь на уровне понятийного восприятия ощущались сознания, настолько чуждые нам, что дальний космос или глубины океана по сравнению с их родной средой казались мне родными и близкими. Изменился и астрал вблизи воронки – среда стала густой, холодной и вязкой, она тормозила движения и глушила мысли. Собственно, все это было ожидаемо. Неожиданно было другое – навстречу этому потоку шел второй, гораздо менее плотный, но намного сильнее структурированный: это были жуткие образы, порожденные сознаниями жителей Ирайи, изначально не более опасные, чем сон, но под влиянием восходящего потока наполняющиеся содержанием и силой. Судя по всему, кто-то не только пробил канал в один из ближайших нижних миров, но и создал "родильный дом" для демонов, снабжая их телами, способными взаимодействовать с нашей астральной и эфирной средой.  
           
    Пока мы не сосредотачивались на них, смотрели вскользь, они не видели нас, и, кроме того, новорожденные недолго оставались на месте, уходя куда-то вбок, в сторону блекло-желтого цвета, который притягивал их, как гнилое мясо – полчища мух. Чтобы вляпаться в эту толпу, как убитый посол с охранниками, надо было прийти... с той стороны. Кугро! Скорее всего, их собирают именно там.  
           
    Затянуть дыру можно или щитом невероятной мощи, что мне вряд ли когда-то будет под силу, или, что гораздо реальнее, разрежением среды на границе, аналогичном глубокому вакууму на физическом плане. А это – всплеск пустоты, причем не канал во тьму, который в таком энергетичном месте не пережмешь, а резкий и ограниченный выброс, и при ошибке в расчетах мы рискуем расширить поток из другого мира во много раз. Я – не суперкомпьютер, орки – тем более, умеют ли вообще считать. Есть еще старый, "аналоговый" способ закрытия таких воронок, трехсотлетней давности и негарантированной результативности, но для этого мне надо самой сидеть над ней, как над выгребной ямой, и создавать области небытия, постепенно увеличивая мощность. Самоубийственный способ, учитывая поток голодных сознаний оттуда. Я и пикнуть не успею – сожрут. Если только не стану невидимой для них. Не-бытийной. Незримое зеркало, локана, не существующее, но лишь отражающее. И то слишком рискованно. Настоящей Хю по локане давали только теорию, да и я сама не йог и не буддист, так, практиковала всякую ерунду время от времени. И что теперь, уйти? Сообщить в Контору и ждать, что они там решат? А сколько за это время дряни в астрал вылезет?  
           
Говорю:      
– Дедушка Хоброк, прошу тебя вернуться в тело и рассказать все, что видел и слышал, эдлэ Вейлину. После этого уходи в защищенное место. По дороге забери Нохту из крепости, верни в тело и уведи из подземелья. Если мне не удастся закрыть канал, вся мерзость прорвется туда, где лежат наши тела. В этом случае спасать уже некого. Скажи магам, если будет прорыв, пусть весь полигон накрывают тотальной пустотой.  
Дед не стал спорить, кивнул и пропал. Мы подождали немного, потом еще – с запасом, время даже в нижнем астрале быстрее идет, чем в физреальности. С оставшимися решили, что они отвлекают боем "новорожденных", а я в это время изменяюсь, проникаю к центру прорыва и начинаю подбирать мощность выброса. И тут опять появился Хоброк:      
– Все сделал, Вийда! Деремся?  
Вот ведь неугомонный, ведь уже сталкивался с этой дрянью, всю свиту потерял, чего теперь лезет – развоплотиться, что ли, хочет? Впрочем, мы тут все этим рискуем, не только он.  
    
    И... понеслось. Удха Ят с пырмыргуем, распахнувшим зубастую трехлепестковую пасть, дедуся Хоброк, окутавшийся роем нестерпимо сверкающих искр, альв, материализовавший в руках два тонких сияющих меча, маленький русал, размазавшийся в сине-зеленую ленту, второй ллири, ощетинившийся шипами, как морской черт, разношерстная компания духов, по преимуществу орочьих, орущая и размахивающая всем, что вспомнилось из земной жизни. Агрессия тут же дала результаты – нас заметили. Поток в сторону Кугро приостановился, новорожденные сущности развернулись – и бросились на дармовую, как им почудилось, пищу. Ну, а добыча оказалась не столь уж доступной, огрызаясь так, что самые быстрые тут же лишились тел и скатились обратно в канал. Нежить отвалила, перегруппировалась, собралась с духом и сомкнутым строем двинулась на противника, освободив место прорыва.  
    
    Я убрала из сознания все, принимая состояние "локана", и нырнула в поток. Он принял меня, не заметив. Что в этот момент прошло через мое сознание, то в нем отразилось: гифы плесени, волны разъедающей слизи, время – вязкое, как горячий асфальт, пространство – тесное, как сухая паучья лапка, любая мысль – пустая, любое движение – зря. Все несет распад, и он тянется, не кончаясь, во всем мире – медленное, почти остановленное разложение, и боль – благо, она знаменует приближающуюся гибель, выход из этого места. Я почти потеряла представление, что я, и зачем тут, и было ли что раньше, когда наткнулась на эту – резонирующую с прошлой памятью – мысль. Состояние уничтожения. Чистая, прекращающая и отменяющая все Смерть. Окончательная свобода – небытие. И тогда вспомнила все.  
    
    Первых двух выбросов не хватило, второй, правда, почти достиг нужной мощности, но, самое интересное, я ощутила, как после первой "вспышки уничтожения" ко мне потянулись сущности – они, оказывается, не просто сознания, у них есть подобие тонкого тела – за быстрой смертью. Увеличила следующий выброс где-то на десятую часть – и еле успела оказаться выше мембраны, схлопывающейся вслед за поглощенным смертью потоком. На всякий случай запечатала подозрительный участок "могильным камнем" из утроенной руны стейн и вписанной в них оуу.  
    
    Перевела дух, осмотрелась. Где-то треть орочьих духов истаяла начисто, и хорошо, если они успели уйти на рождение, а не развоплощены. Потому что второе – вероятнее. Остальные в большей или меньшей степени повреждены и ослаблены – надо будет подкормить их силой. Маленький русал так и держит форму стихийного духа, растянувшись куполом над всеми нами. Удха Ят осматривается, лупая бездонными глазищами, патлы у нее стоят дыбом, как иглы у дикобраза, а пырмыргуй вырос до размеров песчаного червя из "Дюны", и по его тулову время от времени еще проходят какие-то подергивания и выпуклости, но все слабее и медленнее. Дедусю Хоброка изрядно подрали, думаю, и на физическом теле у него сейчас множество кровоточащих, хоть и неглубоких ран. Повернулась к нему и командую:      
– Быстро в тело, и заживлять! Сам не сможешь – скажи Вейлину, он позовет целителя.  
Ушел, не возражая, даже недовольную рожу не скорчил, сильно его припекло.  
      
    А вот альв потерял один из мечей вместе с рукой, и теперь безуспешно пытался остановить собственное истаивание. Но ведь астральное тело отличается от двух нижних собратьев именно тем, что при наличии энергии моментально самовосстанавливается, даже будучи разорванным на куски! Приблизилась, загнала в него жалкие остатки своей свободной силы – он скривился, но вырываться не стал – и поняла, что она уходит из него быстрее, чем восстанавливается целостность тела. Рунами запечатала повреждения, сейчас бы энергии еще хлебнуть, да залить – но откуда? Разве что притащить его в крепость, там, вроде, какие-то источники открылись, но куда деть оставшихся духов, они-то не в лучшем состоянии, и сами туда разве что русалы дойдут... и Удха Ят.      
      
– Удха, – говорю. – Веди всех в Крепость, быстрее. Чай, тебе не впервой. Там источники, почувствуешь сразу, помоги нашим настроиться. А я альвом займусь.  
Она среагировала тут же, накинула на них что-то вроде невидимой сети, дернула – и все пропали, кроме одного русала, который все еще старательно изображал статуэтку египетской Нут. А я попыталась вспомнить ощущение потока, охватившего меня во время постройки Крепости. Сперва все было, как и положено для астрала – силой своего воображения мы создавали крепкую мыслеформу, на это уходила энергия, правда, намного меньше, чем на построения глифа в эфире, но уходила. И в какой-то момент, генерируя соответствующее состояние, я обнаружила, что оно стало самоподдерживающимся и трудно управляемым – как если бы я была магом-недоучкой и открыла на эфирном плане канал в одну из стихий. Только это была не стихия, это было чувство, которому на языках этого мира нет названия, ну, может, альвы что-то придумали, хотя это вряд ли.  
      
    Ощущение бесконечности бытия, меняющегося мира, движения в потоке, взрослой игры и детской серьезности... я бы назвала его – "спираль", если бы оно не было намного сложнее, оставаясь при этом цельным, самоподобным и в то же время неожиданным. Хороший, годный источник, светлый, то есть отдающий, а не забирающий, как Смерть или Тьма, такой подойдет большинству разумных, а не только индивидам с суицидальными или садо-мазохическими наклонностями. К счастью, он подходит и мне. Даже не так – он мне комплементарен, как замок для нужного ключа. "А маги-то не знали!" – думаю я, и в голове возникает план проведения экспериментов по открытию новых источников. Как, все-таки, не вовремя эта война...  
    
    Альва, то есть, арсэ Анвэлада я притащила в Крепость сильно истаявшим, но вцепившимся в посмертное существование поистине железной хваткой. Да, буддист бы его не понял... И тут, что называется, отлегнуло. "В одно мгновение – все переменится, окажешься в спасительном месте". Вот мы и оказались. Прежде всего, тут было чем дышать – энергия шла свежим и широким потоком, только успевай усваивать. Во-вторых, непривычно людно – кажется, еще какие-то души сюда подтянулись. Кто-то радовался, что удалось дойти, кто-то хвастался, скольких чудовищ завалил, прибавляя по ходу рассказа нули позади объявленного прежде числа, кто-то просто впитывал энергию и восстанавливался после драки.  
    
    Почти все прорывались к нам с боем, но у самой Крепости не то, что монстров не появлялось – сам пейзаж изменился, и продолжал течь, формируясь под влиянием мыслей разноплеменной братии, укрывшейся в ней. Во всяком случае, Сухого Леса уже не было, и просека в нем заросла высокой травой. Судя по проявляющемуся пейзажу, степных орков у нас абсолютное большинство. Зато внутри расстарались духи царевны-лягушки: появились лесные поляны, ручьи, даже птички и мелкие зверики... тьфу, это воздушники так изменились. Вон, у белок по одному глазу во лбу – как тут не узнать, а ласки извиваются по-змеиному. Носятся и верещат все по-прежнему, и лягухи чуть не из-под ног выскакивают, и шишки тучами летают, вон, в лоб с разгону врезались... кыш, мелочь! Вы тут уже плодитесь, что ли? В геометрической прогрессии...  
      
Еле дооралась до Нохты. Спрашиваю:   
– Что это вы здесь делаете, разве Хоброк вас в тело не вернул? 
– Вернул, – отвечает. – И к магам отправил. А я назад пришла – тут-то спокойно!
– А тело где лежит, там безопасно? Если бы через нас какая-нибудь дрянь в реальность пролезла, что бы с вами случилось, а?
– Но ведь не случилось же! А я тут пока, смотри, как все обустроила. Красиво, удобно, по-нашему.
Ну, и что с ней, с такой хозяйственной, делать?  
– Нам пора назад, – говорю. – А то тела давно лежат без движения, как бы не поплохело.  
Она:      
– Ничего, я привычная. Помню, позапрошлым летом, когда жара была страшная, мы тучу здоровенную притащили. Три дня волокли, умаялись. А как привели, так Одхоб ругался – его хижу в речку смыло. Ну, трудно же рассчитать все до капли, особенно когда коренной савгой в тучу впряжешься.      
– И все же, надо идти. Духи и без нас поработают, а потом, время будет – проверите. Хоброка лечить нужнее. Отделали его сильно, как вилами со всех сторон ободрали. В Конторе, конечно, лекаря хорошие, но посмотрели бы вы его, а?  
    
    Нохта сразу юбки подхватила, понеслась указания раздавать, а я пошла к Удхе и ягой прабабушке, они о чем-то спорили, но на меня отвлеклись.      
– Не хочу уходить! – жутенько улыбается Удха, скалясь игольно-острыми зубами. – Так бы тут и осталась. Жаль, что надо.      
– Еще встретимся, – обнадеживает прабабка. – Если будешь так рисковать, то хоть завтра. Жаль, что без пырмыргуя – он тебя, как помрешь, слушаться перестанет. Заранее кому поводок передай, а?      
– Бабушка, – обрываю я препирательства. – Давай без этих напутствий. Подскажи лучше: знаешь, нет, каким образом Вийда между мирами ходила и других за собой вела?      
– Как ходила? – ржет бабка. – Ногами!      
– Ну, ба, я ж ни куйна не помню! – оперативно вошла в роль беспамятной перерожденки. – Вот в тонком теле – куда хочешь пройду, ну, если, конечно, защит на те места не навешено, а полностью перейти – никак, бьюсь, как рыба об лед.  
– И впрямь не помнишь, – удовлетворенно кивнула прабабка. – Если сила большая – просто тяни себя всю. Как-как, ну, ты там сперва появись духом, а потом почувствуй то, что телом там должна чувствовать – запахи, тепло или холод, ветер или жар от костра, хорошо еще к чему-нибудь прикоснуться и ярко представить все ощущения, что от этого должны быть. Но вовнутрь тогда уж пальцы не суй – а то без пальцев останешься. Не только в костер, даже в воду, а особенно – в твердое не суй ни во что, вода еще, может, расступится, а твердое – никогда. Как почувствуешь кожу – начинай причувствоваться к остальной телесности, вплоть до того, где одежда жмет и как еда в желудке лежит, переваривается. Ярко представь, чувствуй, что ты уже там! Вся, а не только твои слух и зрение. Поймешь, что прошла, по тому, что к земле пригнет, летать не получится, и все внутренности вниз потянет. Раз попробуешь – сразу поймешь. В мое время самые сильные шаманы так ходили, далеко, и приносили оттуда всякие нужные вещи, каких тут не бывает. Вон, наверняка в вашей Конторе под десятью замками посох Рыгсыла лежит, он против святош вместе с Белым Алсаром воевал, и погиб, а посох у вас остался.      
– Альфаром Первым, что ли?      
– Ага. А посох бы надо вернуть! Наш он, хуманов слушать не станет, зачем он им? Так вот, дерево для него Рыгсыл из другого мира принес. Тут таких не растет.      
– Ладно, ба, узнаю, если смогу – поспособствую возвращению. Но как ты сказала – так только себя и можно перенести, а других как? Да еще тысячи?      
– Ну, ленивая девка! – замахнулась посохом. – Ты знаешь, как! Ты все знаешь, только вспоминать не хочешь. Иди, и пока не вспомнишь – меня не зови, не приду. А то ишь ты, память потеряла! Памяти нет – эйдехэ есть, у него спроси! Все, кыш отсюда!  
    
    Я и вернулась в тело. Твою душу! Как же замерзла и отлежала себе все, что могла, а что не могла отлежать – само скрючилось: спина не разгибается, коленки от живота не оторвешь, еле кулаки разжала, а уж чтобы на четвереньки встать – это, наверно, с полчаса корячилась. А Удха Ят сидела рядом и пирог подсохший грызла, нет, чтобы помочь. Когда я совсем в себя пришла, протянула и мне:      
– Мы тут мало-мало полдня, ночь и опять день лежали, – говорит. – Ешь, а то желудок пустой, кровь греть не будет. Деда хуманы лечат, прыгают вокруг него, как гоблы у костра, что-то болтают о Великой Войне. Лягушонка тоже там, ну, Королева Лягушек – ты же ее так зовешь, да? Не, принцесса... И развела ведь болото, ревет: "Хоброк, на кого ты меня оставил?! Возвращайся назад, старый дурень!"      
– Ага, а еще такого: "Встань, добрый молодец, я невеста твоя нареченная", – не было?      
– Не, пока нет. Ты ешь, ешь давай, и вот тебе ваша сенная жижа, в ней размачивать хорошо, а то пироги зачерствели. Скоро главный придет, а то Хоброк наговорил три подводы, так хуманы не верят ему.  
    
    Но мне Дерек поверил, да и Хоброка не проигнорировал. Выслушал все и скомандовал:      
– Сейчас мыться, потом к целителям, да, тебе принесут парадную форму – изволь снять свои вонючие тряпки, через три часа совещание. Твой доклад первым. И постарайся хотя бы там не выкидывать свои штучки. Нет, пока все по делу, но ты не представляешь, как меня это задолбало! – схватился за кадык, будто сам себя душит.  
    
    Да уж, выразительно получилось. Но ты же на это рассчитывал, нет? Все-таки плетельщик. Или у тебя тоже положение, как у барона Мюнхгаузена в болоте, и осталось только за торпеду хвататься? Эх, как же я нам не завидую. Впрочем, Костяшке Пекрито и русалам не завидую гораздо сильнее. Сварю, краххачан сварчгах, тройную уху на мумифицированных мослах, русалочьих хвостах и филейной части одной мелкобожественной сучки.     
       
       
    

Глава VI. Клоунада на совете.

      
           
    Да уж, умею я подрывать свое здоровье. Ну, что с ушами хреново, это я и раньше знала, просто инстинктивно дополняла ослабевший слух чутьем в тонком диапазоне, дослушивая мысли вместо слов. Но вот последствия недавнего ранения я считала незначительными, а оказалось, что у меня какая-то гадость в крови, как сказал вэль Ийнарен, "эфирная ржавчина", и пока она не активна – все в порядке, а вот что будет, когда активируется, они боятся предположить, только вряд ли что-то хорошее. Предложили лечь на неделю в больничку, на обследование, но я отказалась. Так что подлатали мне барабанные перепонки, растворили несколько шрамов и почистили эфирку от мелких паразитов. Все-таки нацепляла благих пожеланий от добрых людей. Посоветовали мне тогда навесить какой-то амулет для привлекательности, вроде как, с ним у этих добрых людей и мыслей не будет на меня бочку катить, на что я расхохоталась: если уж я обещаю кого-то размазать в тонкий блин, вряд ли он мне в ответ пожелает здоровья.  
           
    И пошла собирать следующую порцию чужих обид и проклятий – на совещание. Благо, Вейлин заранее притащил на каждого участника мини-досье и я, пока вэль Никана пыталась сотворить прическу из моего драного ежика, пробежала бумаги по диагонали. Состав сырья, которое мне предстояло обрабатывать и убеждать, оставлял желать лучшего, понимающих ситуацию было всего семеро из шестнадцати. Ехидная тетка Текефия с лицом истощенной клячи (если бы в этом мире водились лошади, ее бы точно не Челюстью называли). Злой, как три дракона сразу, мэтр Лангскег (обидели дедушку, оторвали от молодой жены). Клийд Саргийский: стихийник с полной звездой, приблизившийся к уровню архимага по Огню, талантливый молодой теоретик, вдумчивый практик, имеющий восемь серьезных работ и почти три десятка внедренных изобретений, что немало для человека сорока трех лет. Худой, угловатый, как щенок овчарки или слишком быстро вытянувшийся подросток, нос уточкой и залысины на висках, живой смешливый взгляд.  
           
    Дальше по кругу, ближе к пока пустующему креслу шефа Конторы, расположился Мирд эртен Карбез, военный министр, в перспективе надвигающейся войны – главнокомандующий всех войск Империи, человек, от которого... хм, не совсем человек, явно просматривается дварфийская кровь в третьем, а то и во втором поколении. Да, его трудно будет убедить, но предположив, что мне это удастся, именно его стратегию стоит принять, даже если покажется, что другие более выигрышны. У него богатый опыт реальных войн, что примечательно – по большей части положительный, что еще удачней – в основном, на чужой территории, так что он и тут постарается опередить Костяшку Пекрито. Один из тех, кто остановил Прорыв на восточной границе и организовал два последовательных буфера. Основной автор стратегии сдерживания Великой Степи. Почти полтораста лет, чуть ниже среднего магический дар, как ни странно – Жизнь и ментал. Низкорослый, широкий в плечах и весьма некрасивый лицом. Выглядит где-то на сорок. Все они тут на сорок выглядят, даже бабье, чтобы одним своим видом вызывать уважение.  
           
    Дальше за столом разместились яркие представители нашей аристократии, по совместительству крупнейшие промышленники не только Империи, но и всего континента (что есть и чего нет на другом – не знаю). При становлении Империи благоразумные корольки и владетели присягали Альфару Первому, в результате оставались у власти, получив титулы, более всего соответствующие земным герцогскому и графскому времен Священной Римской империи, но, учитывая более высокую степень интеграции и контроля, власть их оказалась ограничена гораздо сильнее, во-первых – сводом законов, единым для всей Империи, и, во-вторых, вечно бдящей и карающей без лишней огласки Тайной службой. Магократия стала тем невидимым цементом, который первоначально удержал земли от разбегания, а их владетелей – от опрометчивых поступков, впоследствии же продуманная политика центральной власти способствовала экономической, культурной и даже матримониальной интеграции областей. Интриги крупной аристократии, даже внутрисемейные, пресекались на корню, шли слухи, что глава Конторы увлекся идеей человеческой селекции, и теперь вытравливает тупых и вздорных из числа наследников довоенной аристократии, оставляя лишь лояльных и умных.  
           
    Вряд ли оно было действительно так, скорее, Дерек сам о себе их и распустил, но нескольких одиозных личностей вполне мог потравить. В отсутствии какого-либо передела влияний и политической возни вокруг императора оставшимся умникам негде было себя проявлять, кроме хозяйственной и предпринимательской деятельности, тем более что и возможности, и необходимость этого у них была. Не у всех получалось, конечно, до сих пор бродячие труппы представляют "Графа Хтодского", один в один – "Скупой рыцарь", и "Поучительную и печальную историю баронета Эбрина Огельского и девицы Мависсы", сильно смахивающую по сюжету на гибрид "Смока и Малыша" с "Госпожой Бовари". Как раз из времен открытия и начальной разработки месторождения изменчивых опалов в Пртогхогских горах, там сперва много народу порылось и полегло от обвалов и тролльских дубин, а разорилось впятеро больше. Но вот такие уникумы, как эти двое, сидящие передо мной, смогли создать, практически, вертикальные концерны под единым руководством.  
           
    Скромная роскошь огромных денег. Одежда из тонкого шерстяного сукна "тысяча нитей", застежки серебряные, альвийской работы, артефактный аквамарин в налобном обруче синей стали. Более темный камзол и брюки, более светлый плащ. В теплом помещении, а плащ не снял – что-то под ним прячет? Или нездоров? Бледное узкое лицо, седые виски, светлые до потери цвета глаза, тонкий костистый нос с полупрозрачными розовыми ноздрями. Логайн, герцог Келвена, называемый еще Стальным, и за характер, но, в основном, за то, что он – главный поставщик черного металла и изделий из него, начиная от пудовых чушек разных сортов под литье и поковку, и до разнообразных готовых изделий по всей Империи. Месторождение одно, вроде Ковдорского, но помощнее раз в -дцать. Технарь, тьфу, механик-алхимик по образованию, талантливый организатор и хваткий предприниматель, успешно конкурирующий с дварфами при отсутствии внятных таможенных пошлин на металлоемкую продукцию и наше явное отставание по некоторым технологиям. Насколько я понимаю людей, фанатик своего дела и "гнусный эксплуататор". Один из главных потребителей контингента, осужденного на каторжные работы, и неквалифицированной рабочей силы без роду-племени. В основном, на добычу руды, где смертность в течение первых трех лет отбывания – около половины, трех следующих – более трети от выживших в первые три, десять лет каторги отбывают единицы из сотни на нее осужденных. На мануфактурах-то у него вполне сносные условия, раз туда подмастерья со всей страны собираются. Жива буду – стоит заглянуть, увидеть, как оно на самом деле.  
    
    Огромный рост, массивная фигура, габариты которой безуспешно пытаются скрыть иссиня-черным цветом одежды. Огненно-рыжие кудри спускаются ниже плеч, выбиваются прядями на лоб, лезут в глаза. В них почти потерялся золотой обруч с рубином, тоже весьма непростым камушком. Золотая цепь, где каждое звено – свернувшееся в клубок животное, и ни одно изображение не повторяется, она толщиной с мое запястье, но на хозяине смотрится изящной безделушкой. Глаза маленькие и темные, лицо мясистое, но здорового оттенка, ничуть не апоплексичное, скорее, с каким-то неуместно-юношеским румянцем. Каомин, герцог Фергера, который по праву мог бы сидеть на мешке с шерстью, ибо его ткани, пряжа и войлок составляют более половины всего промышленного производства шерстяного текстиля и валяных изделий в Империи. Фактически, монополист. С одной стороны – хорошо, ибо централизованное производство управляемо лучше и у него меньше издержки, а, с другой, захочет – выкрутит руки кому угодно, и, опять же, слишком слабый стимул к развитию. Лен-то пока никто не монополизировал, вот в нем и ходит девять десятых всего населения. Даже ленивая селянка для себя напрядет, не говоря уж о мастерицах, которые ткут на продажу, и мануфактурах почти в каждом северном городке, выпускающих ткани четырех гладких расцветок, некоторые – и с трехцветной набивкой. А тонкорунных коз выгодно разводить только в Фергере, там климат и корм подходящий, в любом другом месте приходится искусственно создавать нужные условия, отчего издержки подскакивают до небес.  
    
    Хорошо еще, что все юга непосредственно "под короной", продовольственной безопасностью заведует кто-нибудь из императорской семьи, ни при каком раскладе не наследующий престола, зато имеющий возможность подготовить себе в преемники того родственника, которого считает достойным. Министром не числится, в совете голоса не имеет. Отчитывается непосредственно перед императором. За ошибки рискует головой, умышленно навредить не может физически – клятва. Воровство и растраты у крупного чиновничества тут вообще крайне непопулярны, поскольку систему клятв и ментального контроля обойти можно, но это тяжело, рискованно и результат не стоит подобных издержек. Пока дубликаты личностей применялись только для шпионажа и борьбы за власть, как вещей более серьезных, чем просто деньги. К счастью, в Империи это пока не синонимы. Не говоря о Конторе, "которая повсюду!" (тут надлежит состроить большие глаза и приложить палец к губам).  
    
    Напротив меня потирает выбритый до синевы подбородок подтянутый и загорелый мужчина в темно-зеленом камзоле с серебряным галуном. Дейред эртен Фато – "морской граф", когда-то – удачливый пират и контрабандист, крепко насоливший собратьям по ремеслу с Кугро и пожалованный за это титулом и бесплодными дюнами к востоку от Теленки. Забросивший опасное ремесло и основавший транспортную компанию, через шесть лет на свои средства построивший порт в Метине-на-Кеесе и теперь подбирающийся к выморочной Ламейне. Если покажет себя в этом деле достойно – чего б ему Ламейну не дать, не задаром, конечно. Перевозки он обеспечивает на хорошем уровне, а что иногда по старой памяти контрабандой балуется – это уже именно баловство, как память о бурной молодости, стоит намекнуть, и не только сам прекратит, но и перекроет каналы бывшим сообщникам. Но, наверно, не стоит, потому что каждому обществу нужны клапаны, куда можно стравливать лишний пар, главное, чтобы они не подменяли законные способы обогащения. Хотя это все не моего ума дело.  
    
    Парадная форма морского офицера и военная выправка, пронзительные глаза с лучистыми морщинками, тонкогубый брюзгливый рот. Морэй эртен Райрег, бывший коммодор морского патруля Теленки, будущий адмирал строящейся бешеными темпами эскадры. Вдали от доков Метины, в сверкающих пещерах Дазо, куда не попасть ни шпионам Костяной Задницы, ни альвам, известным мастерам иллюзий и астрала, ни ллири, сродным стихии воды, маги и алхимики по моей технологии создают корабли из "плавучего камня", обладающие высокой устойчивостью к нагреванию и в какой-то мере защищающие от стихийной магии. Остальное можно заизолировать энергетическими щитами. Альвы, судя по тому, что сказал арсэ Анвэлад, ни хрена не разнюхали, либо наши скормили им вкусную дезу. Вход в пещеры – под водой, пища доставляется в плотных пакетах с помощью хитрого приспособления, никто до окончания строительства не выходит и никто не входит в пещеры. Никому, кроме Дерека и духа реки, неизвестно точное число работающих на подземной верфи, хотя примерное и можно с большим трудом счесть, а их квалификацию – и подавно никто не узнает. Договоренность с людьми Конторы Кеесе свято блюдет, ибо любознателен беспредельно, а в императорской библиотеке книг хватит на пару веков непрерывного чтения. Чтиц Дерек подобрал эмоциональных, и река, а точнее, дух реки Кеесе, с ними флиртует напропалую. Одна девушка специализируется только по историческим хроникам, другая – по любовным романам, третья – по рассказам путешественников и приключенческой литературе, четвертая читает стихи и поет, аккомпанируя себе на вийни.  Морэй же комплектует и обучает команды, и тут опять задействована хитровывернутая комбинация, призванная сбить с толку дятлов любой стороны.  
    
    Пока я перечислила тех, кто думает головой, а кое-кто и получит хороший доход от военных заказов. Дальше идет наш пассив: "сухопутные крысы" эдлэ Валер эртен Сойлег и вэль Теримен Эленгесский. Генералы, командующие соответственно Северо-Западной и Северо-Восточной армией. Без них на этом совете никак, они будут удерживать побережье, но я бы предпочла, чтобы они помалкивали при выработке решения и получили готовый приказ от эдлэ эр Карбеза. Такое у меня дурное предчувствие. Первый – какой-то выцветший лицом, особенно это заметно по контрасту с формой. Я поняла бы, если бы так выглядел флик из Конторы, но не генерал. Солдаты в условиях подобной войны должны воспринимать командующего в роли главы боевого братства, а у головы должно быть узнаваемое лицо. Даже если эту главу для каких-либо целей на время подменить двойником. Ну и ощущение на полевом уровне от него было тоже смазанным и как бы затертым. Он еще ничего не сказал, а уже настроил против себя половину присутствующих. Вэль Теримен был служакой, выбившимся из низов: упорным, по-крестьянски хитрым и практичным. Решающий шаг к последнему назначению он сделал семь лет назад, удерживая карантинные кордоны в Ламейне, расстреливал там беглецов от могильной гнили. О нем на Восточной границе ходили недобрые слухи и помимо этого – ради карьеры он не считался с людскими потерями. Но почему-то Контора до сих пор не поспособствовала его смещению. Хотя, наверно, такие тоже нужны.  
Раздражало и то, что эти два типа все время приглушенно переговаривались между собой, хотя объяснимой причины для такой неприязни у меня не было.  
    
    Еще две мутных личности, крупные владетели чего-то-там-на-побережье... На их землях разместятся армии. Я такие рожи в сером буфере видала, чистые типажи долговых мошенников и воров на доверии. Тьфу, гадость, даром, что из древних родов. Графья, герцогских обручей на них нету, одеты богато, застежки с большим количеством драгоценных камней, но, если прикинуть суммарную цену всего, что на них поназдрючено, одни штаны Стального герцога подороже выйдут.  
    
    А, ну, вот опять министры пошли... Шоней эртен Гармет, министр иностранных дел. Немного слишком модно одет, чуть резковато пахнет пряной водой, и ужасно, омерзительно, до скрипа отмыт. Не должен человек быть стерильно чистым, живое тело должно пахнуть телом, а не мылом и душистой водой! Хотя бы чуть-чуть, но заметно для орочьего острого нюха. В первый раз вижу – а уже знаю, что от него ничего, кроме вреда, не дождаться.         
Гирийна эрей Биир. Сухощавая блондинка, по виду – за сорок. Стервозное выражение подмоложенного лица и рот, который "много чего повидал". Старая сучка, а не министр финансов. Не знаю, возможно, она на своем месте, и разбирается в экономике, но чую – ни хрена не понимает ни в военном деле, ни в производстве оружия.
    
    Оказывается, разглядывая участников "малого совета", я плавно вошла в транс, но не тот, в котором видишь энергии, а тот, в котором ощущаешь суть людей и предметов, и видишь время, как целостную структуру. Прочую шоблу я с такой способностью оценила мгновенно, и поняла, что, если буду просто излагать "правду и только правду", сообщение просто не услышат.         
Первый министр, сейчас как-то нервно подергивающийся подле Челюсти, еще, может, и прислушается, но сделает вид, что ничего не произошло, а уж остальные чиновники... Что же делать, а? Как сломать эту сословную дурь, как напугать этих откормленных гшил до усрачки? Может, так?.. Нет, тут маги, впечатление будет смазанным... Самой? Да просто выведут, как головой скорбную... А если? Ага, время скрипнуло, вильнуло суставчатым хвостом и стало на место. На место, нужное мне.      
      
– Идет как-то мужик мимо древней усыпальницы, – подмигнув, произнесла я театральным шепотом на ухо Текефии. Она слегка кивнула, и я продолжила. – И тут из-за грота выходит к нему человек. Грязный, перекошенный и вонючий...      
– Да, нищий бродяга, – комментирует она, будто не догадалась. Благодарю!      
– А мужик-то обрадовался, говорит: "Хорошо, вместе пойдем, а то тут несожженные покойники, я их боюсь!"      
– И бродяга ему отвечает... – Челюсть только что не ржет, как кобыла.      
– А что н-нас бббб...ятца? – я протянула эту фразу деревянным голосом и с интонацией зомби из дешевого ужастика.  
    
    Текефия захохотала, прижимая ко рту кружевное жабо, к ней, для приличия помучившись пару секунд, присоединился мэтр Лангскег, а Клийд, несколько раз глубоко вздохнув, не стал ржать, а продолжил мое черное дело:      
– Пошел студиозус упокаивать довоенное кладбище. Ходит по нему, ходит, слышит, словно ботало звенит где-то рядом – динь-динь...  
Клийд, в отличие от меня, долго держал аудиторию в напряжении, и в конце каждой страшной фразы было не появление ходячего мертвеца, а "динь-динь", но когда на этом и закончилось, заинтригованная эрэ Биир спросила его:      
– Так что же звенело?      
– А высохший мозг внутри голого черепа бывшего студиозуса, который не заметил, как его высосали, обглодали и сделали немертвым стражем древнего кладбища.  
    
    Минута молчания почтила веселье, сдохшее на корню. Тогда я решила слегка разрядить обстановку, рассказав, почему мозгоеды не обижают блондинок. Оказывается, тут блондинок дурами не считают, а подобные анекдоты рассказывают о барышнях с зеленой кожей... Мало того, я словно забыла, что у Герийны эрей Биир светлые волосы. Когда покрасневшая от ярости тетка нависла надо мной своим модельным ростом, я мысленно уже отругала себя всеми непечатными эпитетами. Но она не успела сказать ни слова – голос подал "шерстяной" герцог:      
– Правильный анекдот. У моей жены есть одна белобрысая служаночка, дура, да еще и болтливая, так вот, доэрэ Нуаму на охоте продуло, она всю ночь в жару металась, но не хотела меня будить, утром проснулась – а голос сел. Пришла эта дура ее одевать, жена ей: "Зови нашего лекаря, скажи ему, что у меня была тяжелая ночь и горло болит". Та кланяется и говорит сочувственно: "Неудивительно, госпожа, что болит – после трудной-то ночи. У господина такой большой ку..." – и осекся.  
    
    Смотреть, как краснеют рыжие – опасно для зрения, они же просто начинают светиться этим внутренним жаром, но еще страшнее было взглянуть на эрэ Биир, она из красной превратилась в темно-свекольную, и глаза потемнели от гнева.      
– Вы... доэн энхе Фергер, что вы себе позволяете? – наконец выдавила из себя вафлерша.      
– А я что? – пожал плечами и смущенно улыбнулся Каомин доэн Фергер. – Вы лучше подумайте, почему те вещи, о которых стесняются говорить, не стесняются делать.  
Нет, я-то понимаю, что он себя имел в виду и свой двойной конфуз – тогда и сейчас, но эрэ Биир все приняла на свой счет. Ее грудь вздымалась и опускалась, словно буйки в штормовую погоду, а в душе зрел ураган. Зрел-зрел, и дозрел. Прорвался в нашу тихую гавань.      
– Вэль Хюльда, из-какой-навозной-кучи-вы-родом! – отчеканила блондинка, видать, решившая, что я – слабый противник, в отличие от герцога. – Требую, чтобы вы смыли кровью свои гнусные бредни! И ответили по правилам чести за оскорбление.      
– А вы меня оскорбили? – удивилась я. – Чем? Ничего такого не было, а я всегда говорю правду. Хотя иногда что-то умалчиваю, но это только из сочувствия к собеседнику.      
– Не я – вас, тупое животное! Вы меня оскорбили, и за это ответите!      
– Вы для меня – тупое животное? – вот уж понесло, как Остапа. – Не, я так не думаю. Просто слегка закоснели, заскорузли умом – это да. Как говаривал один пилот... ну, это, левитатор... бюстгальтерия – это армия лифчиков, а чем больше в армии дубов... – из-за непереводимой игры слов большая часть юмора пропала втуне, остался только оскорбительный смысл, и эрэ Биир ублаготворено вздохнула:      
– Вы меня оскорбили, вэль Хюльда, я вызываю вас на дуэль.  
    
    Но это же просто смешно! Мадам, у которой дара мыши наплакали, требует сатисфакции у боевого мага. Она и впрямь дура, или ее именно сейчас переклинило? Сомневаюсь.      
– Вызов принимается, – бросила я небрежно. – Оружие, место и время – на мое усмотрение?      
– Естественно, – подтвердил заинтригованный Каомин доэн Фергер. – Единственный запрет на прямое использование магии: Гирийна эрей Биир ею не владеет.  
    
    Вот и допрыгалась, блин... но будущее, недавно так хорошо выстроившееся передо мной, хвостом лишь едва шевельнуло, и для меня он был длинный-длинный и правильный. Я аккуратно загнула кончик в нужную сторону, и оценила результат на "отлично".      
– Послезавтра, нет, давайте четвертого дня... за казармами, у хозяйственного колодца, – госпожу министра перекосило, словно тетку с картины Матисса, кстати, и цвета подходящие. – Оружие – кинжалы не длиннее полулоктя, возможно использование артефактов не выше третьего класса.  
    
    Тут надо уточнить. Артефакты нулевого класса – божественные предметы силы, атрибуты и прочая сверхтяжелая шняга, у них собственный источник энергии внутри, имея такой артефакт, даже не обязательно быть обученным магом, чтобы косить врагов сотнями, а то и сотнями тысяч. Обычно божество дает такую штуку на короткое время герою, тот идет, как танк или носорог, расшвыривая всех без разбора, доходит до нужного места и до кондиции, выполняет нужную божеству миссию и погибает... божество забирает одолженный ножик обратно. Пример... щит у орка Сашки – ох, как похоже... Как бы его вот так не уделали, под шаманский-то боевой транс...  
Первого класса – уже легче, это предмет, способный запасать прорву энергии и, при умелом использовании, формировать из нее от одного до нескольких тысяч различных заклятий. Требует умелого использования умным магом, сила его дара не столь важна. В качестве примера можно привести сапфир Дерека или налобные обручи герцогов. Императорская корона, кстати, вовсе не артефакт...  
Второй класс. Артефакты с прописанными функциями, с большой емкостью для силы или самозаряжающиеся в процессе использования, частенько с заключенной в них сущностью, по силе сравнимой с магистром, а по разуму – с домашним волчаркой. Среди второго класса много темных артефактов, имеющих функцию поглощения души или только силы.  
А вот третий класс – это просто хорошее оружие и доспехи, содержащие, как неотъемлемую часть, руническую вязь и глифы. Канхаги, к примеру. Или кинжал, который я себе смастерю, только заготовку у мэтра Лангскега выпрошу.  
      
    Блондинка кивнула, и тут вошел Дерек.      
– Я вижу, гости нашей Конторы весело провели время, – мой шеф задал абсолютно неформальный тон разговора.      
– О да, у вас такие милые девушки служат, – согласился Логайн доэн Келвен. – Потрясающее бесстрашие и шутки на грани приличия... но этого мало, вэль Хюльда каким-то образом подвигла половину присутствующих на участие в этом...      
– Балагане, – завершил Дерек. – О, да, когда крошка Хю шутит, большие дяди начинают плакать... или падают и умирают.      
– От смеха? – вскинул брови Стальной Герцог. – Или, как чуть не сгорел мой высокий собрат, от стыда?      
– По-разному, – уже серьезно ответил глава Тайной службы. – Но чаще – от повреждений, не совместимых с жизнью. Хю, тебе слово!  
    
    Не буду пересказывать то, что я и так уже изложила, основная мысль, которую мне удалось донести до слушателей – что война с Кугро, увы, неизбежна, и что вожди ллири выступили на стороне Костяшки Пекрито. С этим не возникло вопросов – по столу во время моего доклада передавали из рук в руки показания Хоброка, Нохты и Удхи Ят, подтвержденные менталистами. Скорейшее подписание союзнического договора с альвийской Конфедерацией также было признано необходимым. А вот насчет военной стратегии мнения присутствующих разделились. Шоней эртен Гармет и Гирийна эрэй Биир, генералы двух северных армий и, наконец, два козла с побережья высказались только за укрепление обороны, оба герцога и морские волки, а также эдлэ Мирд эртен Карбез – за подготовку молниеносного наступления, остальные воздержались. Ни маги, ни глава Конторы на этом собрании решающего голоса не имели, так что соотношение получилось не в пользу выигрышной стратегии. Но, к счастью, малый совет не обладал правом окончательного выбора. Дерек под конец заявил, что все материалы по нему сегодня же пойдут на рассмотрение лично Альвальду Первому, а он, учитывая похищение принцессы, готов переть на Кугро сам-один. Только вероятность следования навязанной противником стратегии его пока и останавливала от организации карательных рейдов к зомбоделам.  
    
    После совещания совершенно случайно и чисто стихийно в уютном кабинете Дерека состоялся второй малый совет, уже в более тесной компании. Фактически, там собрались только маги и те, кто проголосовал за "вспышку молнии", именно так назвали план превентивного удара по Кугро. Вот им я изложила свои наметки по производству нового метательного оружия – термитных и разрывных гранат. Собственно, моего там было чуть, глифы для расплавления камня и ударного сжатия используются уже несколько десятилетий, я просто поняла, как их вывернуть наизнанку для превращения в оружие. Поняла, кстати, уже давно, когда себе чудо-лодку из кварцевого песка выплавляла и потом на ней плыла, интегрируя чужую память. До вчерашнего дня такого просто не требовалось. Лишнее оружие – лишний соблазн. А вот теперь пригодилось. Правда, прикинув получающуюся мощность, я решила, что руками это швырять не получится, даже у тролля – не закинет на безопасное расстояние.  
    
    Поэтому у Стального Герцога будет не очень большой, но очень серьезный заказ на пневматические подводные "гранатометы" и метатели для сухопутной доставки подарочков зомбоделам. Основное отличие от канхагов и брети – такое оружие почти не фонит, то есть, магами не обнаруживается, а бьет даже на бОльшую дистанцию, другое дело, что сам снаряд должен в этом случае обладать мощностью, превосходящей средний файербол в десятки раз, иначе оно бесполезно. Основное тактическое преимущество "зажигалки" дадут против морского народа и против нежити, за счет как хорошей теплопроводности воды, так и сплоченности строя вонючек и костяков. Боевой маг, конечно, от них защитится, но в случае выпиливания немертвой "массовки" некроманты потеряют свое преимущество – у нас банально больше боевых магов, а их подготовка не хуже.      
– А если император все-таки не подпишет? – прищурившись, спросил Морэй эртен Райрег.      
– А если солнце завтра не взойдет? – парировал "шерстяной" герцог.  
    
    Эр Фато и эдлэ эр Морэй тут же переключились на малопонятные несведущим обсуждения предстоящей операции, а Логайн доэн Келвен обратился ко мне:      
– Вэль Хюльда, когда вы сможете предоставить точные требования к заказу?  
Я задумалась. Собственно, выточить болванку с бороздкой моими кривыми руками, распилить, соединить простейшим шарниром, сделать замеры и записать – ну, если, конечно, не плести глиф и вязь, до ночи точно успею.      
– Сегодня, поздно вечером, как до лаборатории доберусь, либо завтра утром, я предоставлю даже полноразмерную модель снаряда. Естественно, без начинки. И требования к дальности. Пока, навскидку, в воде – не менее четырехсот локтей. На воздухе, соответственно, больше. Пневматические метательные устройства вашим мастерам известны?      
– Да, знаменитая "гроза кракенов". Гарпун на девятнадцать пудов. Главный недостаток – дульное заряжение, но он теперь устраним. Когда обсудим финансовую сторону?      
– О, с этими вопросами к Дереку, доэн энхе Келвен. У меня с деньгами весьма сложные отношения, а с одним финансовым недоразумением я четвертого дня даже драться буду.  
Уголки губ Стального герцога поползли вверх, а взгляд потеплел и стал каким-то... словно он убедился в своих подозрениях.      
– Вы необыкновенная девушка, – точнее, он сказал "барышня", то есть ту форму, что используется для дворянского сословия. – Если когда-нибудь соберетесь выйти в отставку, переезжайте в Келвен, я придержу для вас место старшего инженера. Бессрочно.  
    
    Ой, какие мне предложения делают, один большой человек – сексуально-политическую связь, второй – хорошее место в концерне... впору возгордиться, а не тянет. Им же нужна функция, а не человек, и если Стальной Герцог вполне откровенен, то Дерек юлит, темнит и все время что-то выгадывает. Теперь, когда я в тестовом режиме увидела, как работает плетельщик, то иногда ловлю ощущение, что Дерек не просто тормозит, а в этот момент как-то прогибает и насилует время. Рядом с этим мои манипуляции "временнЫм хвостом" – это змейка-лесенка в сравнении с шахматами. Я кивнула герцогу, и сказала:
– Что ж, может быть.
    
    Как-то уж больно быстро после этого вся честная компания рассыпалась на группки, которые начали обсуждать нечто, непонятное остальным, заодно приговорив вино и закуски. Наконец, гости разошлись, сопровождаемые молчаливыми "слугами" с ухватками и энергетикой боевых магов. Когда я поймала взгляд одного из этих странных ребят, пришло понимание: теперь у каждого участника второго совещания есть дополнительная, очень серьезная охрана... или средство устранения, ежели что. Жизнь и смерть в одном флаконе.
А потом я пошла в мастерскую и провозилась там до утра. Не потому, что долго точила болванку, а потому, что сразу попыталась вписать в нее глиф, и поняла, что размер-таки имеет значение: при уменьшении впятеро плетение нестабильно, а вот кратно восьми – держится великолепно, но развести узлы – ювелирная работа с математической точностью.     
       
       
    

Глава VII. Соревнования в глупости.

      
      
    Вэль Никана гоняла меня по всему полигону. Мы уже давно выскочили за пределы очерченного мелом дуэльного круга, но она разошлась не на шутку и продолжала атаковать меня иллюзией длинного кинжала. Ну, а мне страшно не хотелось умирать даже иллюзорно, и я бегала и уворачивалась от нее, как плотва от щуки. Во-первых, мне помогала свиля, которой занималась еще на Земле, а, во-вторых, то, что я чуть не вдвое ниже и легче моего телохранителя. Вот удивительно: настоящая Хю ножевому бою обучалась, и кое-какие навыки ее тело время от времени вспоминает, но только в том случае, если полностью отключу разум. А свиля вспомнилась за полчаса, то есть, конечно, вспомнилась сразу, а эти полчаса новые для него навыки тело осваивало. Но это же почти мгновенно, учитывая, что в секции я месяца три изображала ромштекс под отбивным молотком.         
      
    Свиля, вообще-то, техника больше оборонительная, особенно при использовании ее женщиной, она хороша, чтобы проскочить мимо буянящего субъекта и удрать от него подальше, чтоб выкрутиться из толпы и, опять же, свалить из этого недоброго места, даже чтобы выскользнуть из захвата, поможет, но чтобы победить – нужно еще что-то вдобавок. Собственно, в земной реальности – самое то, там у нас давно миновало время дуэлей, вопросы чести и достоинства принято решать в суде, а это уже поединок кошельков или крышующих субъектов, другой вариант сатисфакции – месть различными способами, от юридического и экономического до найма дяди со снайперской винтовкой. В общем, честная сталь не в чести, в чести разные подлости. Тут же – наоборот: и простые, и магические дуэли – в порядке вещей. Наказание за них есть, но, по большей части, чисто символическое, смертная казнь применяется только против профессиональных бретеров: право на безнаказанное убийство Контора строго оставляет за собой. Поэтому мне надо либо научиться за невероятно короткое время очень хорошо драться, либо сделать так, чтобы драка не состоялась.         
      
    Повод к ней, кстати, был совершенно случайным и подстроенным чем-то вроде бесенка, толкающего благонамеренного богомаза под руку. Я знаю этот эффект: это "серое везение"... О, да, как кстати! Пока голова отключилась, тело очень технично пропустило руку Никаны в сантиметре от плеча, поднырнуло и вонзило иллюзию клинка ей в почку. Девушка карикатурно упала ничком и задергалась. Потом перевернулась на спину, села в полулотос и заявила:      
– Только что ты продула дуэль, но сохранила жизнь. Если противник не потеряет самообладания, то сразу, как ты заступишь за круг, он с полным правом объявит свою победу. Этот вариант тебя устраивает?      
– Вообще-то нет.      
– Тогда даже не знаю. Нет, конечно, тактика "сбежал на безопасное расстояние и засветил файром в лоб" – для мага самое то, особенно полкового, он не имеет права рисковать жизнью в "стальных" поединках, но ты же не на поле боя, тут другие правила.      
– По этим правилам я могу только сдохнуть, а у меня еще дома дела.      
– Ну... Придумай что-нибудь, ты же изобретатель. Честно победить ты не сможешь, ручаюсь. Вообще, с какого бодуна тебя понесло на дуэль?      
– Думала, будет магией. В ней у меня по десять козырей в каждом рукаве.      
– А. А если магией подготовить себя? Ну, как-то там с навыками поработать.      
– Конечно, я могу скопировать твою технику себе, но тела у нас сильно разные, доводить ее придется не один месяц.      
– В общем, да. Меня тоже не с нуля гоняли, но на холодняк ушло полтора года тренировки после ментальных закладок. С канхагами-то хватило пяти минут.      
– Погоди, дай подумать. У меня тоже были кое-какие закладки, реализованные где-то на десятую часть.      
– Заметила. Иногда у тебя получается, но уж очень редко.      
– Да, знаю. А теперь оставь меня одну где-то на час.      
– Ладно. Тебе с кухни что заказать?      
– Чего-нибудь с кровью, – смеюсь. – А то что-то слишком я миролюбивая.  
    
    Ага, "Чапай думать будет"... притихли все, как мыши под веником, а я, вместо мозгового штурма, фигней страдаю и дурью мучаюсь. Сперва отключила рассудок и подтянула память бывшей хозяйки этого тела. Дралась она в ранней юности много, но все больше без оружия и подловатыми, недозволенными на дуэли приемами. Я их вспомнила во всех подробностях, многократно пропереживав не только свои движения и наносимые удары, но и то, что прилетало в ответ. Отвлекалась дважды – первый раз, когда пошла носом кровь, и второй, чтобы отплеваться от мерзкого вкуса чужой. Ну, в чужой могли быть и сопли. Первым, что подвернулось тогда Хюльде под зубы, оказался нос несостоявшегося насильника. Правда, безносым этот мужик долго не прожил – Хю столкнула его с моста, а лед проломился. Фигли, серый буфер, закон джунглей, женщина, которая не умеет убивать – легкая добыча. Магию она в драке тоже применяла, не фаерболы, конечно, а что-то вроде "паралича", "болевого шока" и "поглощения силы", причем, кустарно состряпанных. Не пойдет, однозначно. Что еще? Академия, магические поединки... растущее мастерство... Интересно, а за шестнадцать лет в столице она так ни разу и не нарвалась на "стальную" дуэль? Хю, да не нарвалась... сомнительно. Учитывая, как орки тут по праздникам гуляют. Куда там "дню десантника"!  
    
    Вспоминаю дальше, уже прицельно. Ага, опять снег под ногами, у нее что, регулярное зимнее обострение? Ладно, поднимаю ситуевину ближе, вхожу... ммать... опять с парнем дерется, но теперь уже не мужиком-лапотником, а вполне городским и ловким. А! Ясно! Просто как следует разогнать тело – и большие дяди нам не страшны, если они, конечно, не маги. А то ведь тоже разгонят. Ну, и техника... да ничего сверхъестественного в ней нет, на Земле так уголовники дерутся, до спецназа ей – как до Альфы Центавра пехом. Поскольку в дуэльном кругу ничего плести нельзя, ускорение повешу на кинжал, срабатывание – по кодовому движению. Полторы минуты, и все, противник или мертвый лежит, или кишки пальцами ловит. Потому что через полторы минуты – отходняк, не уложишься – сдохнешь сама. Нда... и что тут вспоминать? Кстати, а ведь у кого-то она училась ножевому бою, хоть и такому дурацкому, в этих воспоминаниях информации больше. Отец учил. Да, атта Варгель, и дочку твоя наука не единожды спасала, и мне поможет остаться в живых.  
    
    Когда я заканчиваю возгонку воспоминаний, возвращается ощущение внешнего мира, но тишина стоит подозрительная – или с полигона все ушли, или... перемерли, что ли? Почти бегом влетаю в обвешанную защитой, но сейчас отпертую нишу для наблюдателей.  
Вот они где, радемые, спят! Рядом, но не в обнимку – со всеми конструктами, что на него навешаны, к эдлэ Вейлину далеко не в любом месте можно прижаться. Странная пара. Вейлин постоянно на грани между жизнью и смертью и, видимо, уже к этому привык. Удивляет его мужская прыть при таком-то нездоровье, однако, это не то, чтоб вообще небывалое... Никана хоть и маг, но из тех, что звезд не хватают, дар средний, ума где-то на уровне "честных служак", причем, не участвовавших в боевых действиях. Боевых действиях... ножевой бой... ее ведь учили – должны были и Хюльду учить. Хотя бы сделать ментальные закладки, если даже не дошло до практики – в рукопашную, как-никак, и маги иной раз вступают. Значит, нужно до них как-то добраться.      
– Ника, – шепчу. – Проснись, есть вопрос.  
Вскидывается – растрепанная, с ошалелым взглядом и рельефной от жесткой лежанки щекой.      
– Что? А... уже иду, – навык вдолблен крепко, впрыгивает в одежду, не приходя в сознание.      
– Ты с ментальной магией знакома?      
– Ментальной? Чуть-чуть.      
– Можешь посмотреть, есть у меня закладка навыков ножевого боя?      
– Нет, – Ника трясет головой, промаргивается. – Это к Вейли. Пойду разбужу.  
Через минуту приходит – без него.      
– Нет, если не усвоено за три года после закладки, оно затирается. Причем, начинать тренировки надо не позже, чем через декаду после закладки, а лучше – на следующий день.      
– Может, все-таки посмотреть? Ну, хоть какие-то тренировки были?  
Ника вздыхает и опять идет в комнату наблюдателей, но Вейлин опережает ее – выходит одетый и даже причесанный.  
    
    После долгих вымучиваний памяти аж тремя амулетами я становлюсь богаче на пару приемов, которые еще нужно переварить, а Вейлин косится на меня с нескрываемым интересом. Наконец, отозвав в сторону, сообщает:      
– Конечно, любопытство наказуемо... но если вы захотите рассказать что-нибудь о других мирах, то я с удовольствием послушаю.      
– Хорошо, – говорю. – Меняю откровенность на откровенность. Но когда и где?      
– Понимаете, мои амулеты...      
– Увязаны в общеконторскую сеть. Да? Тогда я попробую вытянуть вас в астрал, ненадолго. Там никто не услышит.  
Вейлин качнул головой, потом нахмурился, поджав кукольный ротик, это выглядело забавно, и что-то уж очень знакомое напоминало.  
Маленького русала!      
– Простите, но один вопрос – можно сейчас?      
– Ну, если совсем короткий и не слишком серьезный.      
– Вы – ллири?      
– Нет, – качнул головой. – Моя мать. А я пошел в отца, – он растопырил пальцы левой руки и показал более явственные, чем у людей, складки кожи между пальцами. – Это все, что может унаследовать полукровка, пошедший в родителя-хумана.      
– Ну, еще и черты лица. Вы хорошо знаете их обычаи?      
– Хм... это уже второй вопрос. Так себе, женщины ллири не любят жить на суше, а хуманы – на Плавучих островах. Я с шести лет рос на маяке, у отца.      
– Вы пострадали в море?      
– Нет. Я – единственный, кто вернулся из последней вылазки за Гребень. Удовлетворили любопытство?      
– Пока – да. Ваш черед спрашивать.      
– Хорошо. Тогда ответьте честно – как там, в других мирах? Лучше?  
Я рассмеялась:      
– Судите сами, если в одном из них, и не самом худшем, горний мир называется почти как ваш плотный...      
– Ирайя?      
– Ирий или рай.  
Долгое молчание.  
Потом:      
– Да, но лучше-то есть?      
– Кому - как, – отвечаю. – Для мух, например, лучшим из миров будет куча говна. Для тирана – там, где у населения рабская сущность. Для снежного духа – горные вершины. Для кометы – ледяные глубины космоса. А для меня? Для вас? Для вэль Дерека энхэ Эльхем? Для Костяной Задницы?  
Вейлин рассмеялся:      
– Ах, уели меня! Что ж, позже продолжим?      
– Конечно.  
    
    А позже – было много всего. Еда, краткий сон, изложение на сорока трех листах схем, руноскриптов, чертежи глифов в четырех проекциях с пояснениями, чертежи материальной части снарядов... тренировки, потом еда, краткий сон... приближался день дуэли, а я была совсем не в восторге от своих навыков ножевого боя. Нет, кое-что удалось подтянуть – то, что смогли кое-как извлечь из памяти, но всего этого было достаточно разве для кабацкой драки или отмахаться от уличных грабителей. Дворянка наверняка обучена на порядок лучше.  
    
    Отдав исписанную стопку бумаги мэтру Лангскегу, я попросила у него хороший "девственный" кинжал, то есть, ранее не бывавший в деле и не подвергавшийся накладыванию заклинаний, а получила через полчаса великолепный экземпляр альвийского оружия, причем, с серьезным камушком в рукояти. В него-то я сразу и вписала активируемое заклинание ускорения. А потом подумала – может, еще что-то забубенить? Время есть, если испорчу – ну, что ж, попрошу прощения и новый клинок. И начала уплотнять структуру кромки, выращивая, разветвляя и туго закручивая дендриты. Настоящая Хюльда так когда-то забавлялась с водой, выстраивая кристаллики льда на окнах в рисунки, простые и до крайности непристойные. А я использовала тот же способ в твердом растворе, приложив, правда, на порядок больше усилий и контролируя процесс лишь тонким зрением – обычное не разглядело бы столь мелкие объекты даже на поверхности. Потом изящным движением... не слишком изящным, чуть не шлепнулась на пятую точку, но добилась-таки почти молекулярной толщины кромки. Коснулась пальцем... Заживила глубокий порез. С дурацким выражением лица наблюдала, как кровь всосалась в лезвие. Однако... Окутала клинок силовым контуром отталкивания – лучших ножен для него не придумаешь – и прибрала в магоизолированный шкафчик. Еще одно дело сделано.  
    
    Так, теперь обещание стаскать эдлэ Вейлина в астрал и поговорить там "за жизнь"...  
Если раньше меткой истинного астрала для меня был серебристый купол неба, то теперь его рассекал ровно посередине крайне знакомый шпиль. Шпиль венчал здание, уступами поднимающееся из-за крепостных стен. Челюсть поехала вниз и остановилась около ключичной ямки. Мост через ров, одновременно выполнявший функцию ворот, медленно опустился, и в открывшемся проеме появилось две узнаваемых тени, они стояли против света, и сияние очерчивало их по контуру: одна высокая и плечистая, а другая мелкая, тощая и ехидная по сути своей. Они махали нам руками и звали в крепость.  
    
    Мы с Вейлином прошли по мосту. Под нами шумел и бесновался мутный поток, возникающий из ниоткуда и уходящий в никуда, за нами шумели под ветром высокие травы и терпко пахли цветы, а перед нами, из почти настоящего леса вырастало почти реальное главное здание Московского Универа. Над ним, поверх серебристого купола астрала, нарисовалась пронзительная синева ясного неба и солнечные лучи непонятно откуда.      
– Что это? – ошарашено промямлила я.      
– А я с какого сварча знаю? – пожала плечами мертвая Хюльда. – Твой источник, себя и спроси. Оно тут само выросло. Сперва снаружи, а потом изнутри, уже два этажа проявились.      
– И что там?      
– Да какие-то залы и лаборатории, как в Академии, помнишь? – ответила Хю.      
– Ну, вот, – говорю Вейлину. – Сбылась мечта идиотки. Заказывала астральную Академию – источник ее и создал.      
– Так вы – истинное божество? – удивился мой секретарь.      
– Какое, к савгам, божество, просто случайно источник открыла. У меня с детства такая болезнь: куда ни пойду – везде что-то интересное нахожу. Один раз в речном песке драгоценность откопала.      
– Истинную?      
– Нет, блин, поддельную! В общем, мы тут недавно крепость строили, от всякой астральной гадости, которую Пекрито напризывал, ну, и увлеклись малость. Я состояние задала, и мы все в эту сторону мыслечувствовать стали.      
– В какую же? – Вейлин словно уже где-то записывал все до единого слова.      
– Да слова такого пока не придумано. Вы лучше причувствуйтесь сами. Вдохните поглубже – это воздух мечты и свободы!      
– Думаю, что даже более того, – сказал Вейлин и размашистым шагом пошел в сторону башни. Тут я заметила, что на астральном плане он вовсе не выглядит покалеченным или слабым: у него стройное гибкое тело, солнечно-желтые волосы и светящиеся глаза. И поняла, что именно так отражаются в астрале сильные духом.  
    
    Лекционные залы были пустыми и гулкими, в аудиториях столбами стояла золотистая пыль, и все это напоминало последние дни каникул перед учебным годом. В лабораториях ждали своего часа странные приборы, о назначении которых я не смогла догадаться. Интересно, кто тут еще фантазию приложил? Явный признак не просто чужого разума, а разума из чужого, причем, техногенного или техномагического мира.      
– Как я понимаю, вы хотите распространять знание там, где оно, в принципе, сохраниться не может, – сказал эдлэ Вейлин.      
– Знание, как запись – да, ответила я. Но как работающая структура – оно не исчезнет.      
– Не понял.      
– Обучаясь, мы получаем знание как запись. Чертеж водяной мельницы не мелет зерно. Но, используя знание, мы можем построить водяную мельницу, или молот на речной тяге, или грохот для просеивания породы... да много всяких структур.  
    
    Эти структуры имеют одно общее, отличающее их от записи свойство – они работают. Но этого мало. Используя знание, мы создаем структуры не только вовне – мы их и в себе создаем, хотя и не столь быстро. То, что называется инженерным мышлением, и что человек или имеет от рождения, или, увы, нет – создается во время предыдущей жизни а, скорее, многих жизней. Не только оно, сохраняются даже некоторые отточенные навыки ума, например, способность к самообразованию... впрочем, как и в искусствах. Но и это – не все! Для того чтобы создать внутренние структуры, не обязательно создавать внешние в той реальности, где они, безусловно, нужны. Достаточно смоделировать эту реальность – "близко к тексту" – и творить в ней. В этом случае становится понятна и Валгалла как место бесконечных тренировочных боев, и орочий "Тихий лес", как место бесконечной охоты, и все кардинально отличающиеся друг от друга концепции посмертного существования разных народов.      
– Валгалла? Это явно не из нашего мира. Но в остальном – да, противоречий не вижу. Правда, логичность концепции еще не доказывает ее верность.      
– Именно. Если не боитесь иномирной терминологии, для этой концепции соблюдается критерий Поппера, то есть она может быть опровергнута, и это хорошо! Мы знаем множество принципиально неопровержимых теорий, от которых нет никакого толку. Толк есть лишь от тех, которые могут предсказать: вот так – бывает, а вот этак – извините, нет.  
– И вы...      
– И я хочу проверить эту концепцию. Если она сработает – мы получим великолепный инструмент выращивания если не гениев, гениальность – это непрогнозируемое свойство натуры, но умных и талантливых людей... орков, дварфов, ллири... не имеет значения. Кстати, идея этой концепции взята у орков, просто они реализовывали ее до сих пор исключительно в целях сохранения опыта войны и охоты. Есть тут одна интересная бабуля, у нее череп на посохе, если увидите – спросите ее, что такое эйдехэ.      
– И кто у вас будет проводить эти, с позволения...      
– Эксперименты? – перебила его стоящая рядом мертвая Хюльда. – Да хоть я. Все равно нам с Сурхвалом и прабабушкой пришлось взять власть в свои руки, а то тут такой дурдом творился... в общем, преподы уже есть, это я гарантирую. А потом отыщем и тех, кто локально смоделирует законы плотного мира, пока таких умников сюда не подошло, но народ умирает постоянно и даже умники не живут вечно – мы дождемся, не беспокойтесь. Единственное, хотелось бы именно локального моделирования этих законов плотного мира, астральные, – она подмигнула мне. – Для жизни гораздо удобнее.  
Вейлин ошарашено молчал. Мы вышли из здания.      
– Хотите осмотреть крепость? – спросила я.      
– М... нет, наверно, в следующий раз.      
– Как знать, когда еще удастся прийти?      
– Не беспокойтесь, – усмехнулся он. – Скоро сюда насовсем переселюсь. Реальной жизни мне мало осталось.  
      
    На такой жизнеутверждающей ноте мы вывалились из астрала.      
– Засранец, – нежно проворковала Никана. – Только попробуй сбежать! На том свете достану и назад притащу.  
Глаза у нее были испуганные и вместе с тем радостные, Вейлин смущенно улыбался. В первый раз я заметила на его лице слабый румянец. Вообще, я предполагала, что после астрального путешествия мы будем уставшими, а получилось наоборот – словно двойного тей-фре хлебнули, только без побочных эффектов вроде бешеного сердцебиения. Видимо, источник оказался целебным.      
– Вэль Хюльда, вы должны по-настоящему отдохнуть, – с нажимом сказала Ника. – Завтра у вас дуэль, а ваша подготовка и так оставляет желать лучшего. Если же вы будете еще и уставшей...      
– Так давай веселиться! "Миледи Смерть, мы просим вас за дверью обождать: нам Бетси будет песни петь, а Дженни танцевать", – пропела я по-русски, на местный переводить – я не настолько поэт.      
– Да ну тебя, Хю! – Ника опять перешла на "ты". – Вечно ты все осмеешь.      
– А что мне, плакать? "Никто меня не любит, никто не приголубит, пойду я на болото – наемся жабенят". Обо мне никто не заплачет – стоит ли плакать самой?      
– Не нравится мне твое настроение! – Ника нахмурилась. – Ты нужна всем нам, ты как... ну... ты – узел плетения. Без тебя много чего развалится и не сработает.       
      
– Да понятно, – соглашаюсь я. – Как функциональная единица. Но вот смотри: вы с эдлэ Вейлином любите друг друга. Он постоянно помнит о тебе, ты – о нем, и ваши глаза теплеют, когда вы думаете друг о друге. Даже когда кто-то из вас умрет, а другой останется жить – любовь продолжится, хоть и в разлуке. В чем-то я завидую вам.      
– У тебя есть любимый, – уверенно заявил Вейлин.      
– Угадали.      
– И он – не наш всемишепотомсклоняемый Дерек.      
– Точно.      
– И он...      
– И я ему – даже не друг. Просто знакомая, отчасти – собрат по злоключениям, но иных чувств у него ко мне... нет и не будет.      
– Понятно и не удивительно.      
– Почему?      
– Прости, Хюльда, но в таких, как ты – не влюбляются.      
– Это почему? – даже обидно, я что, совсем урод? Та же Никана с ее перекачанной фигурой и квадратной физиономией без проблеска интеллекта, неужто симпатичней?  
Вейлин вздохнул:      
– В двух словах или растолковать по пунктам?      
– Лучше растолковать.      
– Тогда давай закажу тей-фре и что-нибудь...      
– Сладенького.      
– Да, и меда.     
       
– Так вот, – начал эдлэ Вейлин, разлив травяной настой по полулитровым кружкам. – Реши такую задачу. Ты стоишь посреди людной улицы, и перед тобой – две огромные и тяжелые корзины, которые тебе не поднять. По одной – еще так-сяк, а две сразу – никак. Что делать будешь?      
– Ну, – отвечаю. – Добавлю в мышцы рук и спины сырой силы, подшагну, согну колени... как силачи предельный вес поднимают.      
– Неверно, – отвечает Вейлин. – А если ты – не маг?      
– Тогда, наверно, буду перетаскивать по одной, в пределах видимости, авось, такую тяжесть никто не сопрет.      
– Опять неверно. Ты решаешь задачу не как женщина, а как парень или бесполое существо. Надо решать по-женски.      
– Хм... наплевать на них, бросить и уйти?      
– А если подумать?      
– Найму грузчика.      
– Денег у тебя нет.      
– Ну, тогда не знаю.      
– Именно поэтому в тебя невозможно влюбиться.      
– А что сделает та, в которую ВОЗМОЖНО влюбиться?      
– Сядет у корзинок и заплачет. Красиво заплачет, не размазывая сопли по лицу, а роняя редкие и горькие слезки. И ее станет всем жалко-жалко. Рано или поздно найдется мужчина, который дотащит ей корзинки до дома.      
– Но скорее всего, она прорыдает у корзинок до ночи, а прохожие будут мимо идти и еще крутить пальцем у виска.      
– Настоящая женщина на такие жесты внимания не обращает. Да, конечно, с первого раза у нее не обязательно получится, но если она порыдает так не один день в разных местах города, то рано или поздно найдется дурак, который будет таскать ее корзины до конца жизни.      
      
– А оно надо – влюбленность какого-то дурака? Пусть даже не корзины, а золотые слитки будет приносить?      
– Вот именно. Не всем такое по вкусу, а еще поговорка есть – "лучше с умным потерять, чем с дураком найти". Моя первая жена была ужасная дура. Хотя, нет, наверно, это я был дураком... Когда она увидела, как меня изувечило – а, уверяю, зрелище было жуткое – она заплакала (о, да, как обычно) и ушла, потом, не дождавшись сведений о моей кончине, попросила развода.      
– И?      
– Ну, как я мог ей отказать? Удовлетворил, конечно. Поэтому можно не плакать, а просто прикинуть, с кем семейная жизнь будет взаимно удобной, и предложить ему это.      
– Женщина – мужчине?      
– А почему бы и нет? Ваша подруга знаете, сколько лет метра Лангскега пасла? А он все не сдавался. Под конец подошла к нему и заявила: "Вы можете еще хоть сто лет прожить бобылем, но в один прекрасный день помрете – все когда-нибудь помирают, и не останется от вашего родового дерева ни росточка. А я – маг жизни, и у меня будут красивые и умные дети. Если хотите, чтобы они были и вашими – придется вам на время забыть свою холостяцкую лень". Лей, правда, не его на себе женить, но дедуле понравилась совместная жизнь, и вот результат.      
– Ага, семейная жизнь со старым скаредным дварфом. Много выгадала.      
– Думаю, много, – ухмыльнулся Вейлин. – Даже раздельное пользование имуществом, на котором настоял мэтр Лангскег, принесло ей несомненное благо – сейчас Лей затеяла какое-то невероятно выгодное предприятие с изготовлением "альвийских ожерелий", и половина светских дам уже щеголяет в ее цветочках. Но мужу с этого не достанется ни гроша.      
– И что же это за любовь, – спрашиваю я. – Хлеб вместе, а мед – так поврозь?      
– Ну, какая уж есть, – вскинутые брови, широко распахнутые глаза. – А чего ты хотела?      
– Я, вообще-то, о любви хотела узнать, а не о брачных аферах.      
      
– А любовь, девочка моя, вещь печальная.      
– Почему?      
– Ну, сама прикинь. Сколько в... ну, не будем брать слишком далеко – в Энсторе разумных?      
– Тысяч тридцать, наверно.      
– Ошибаешься, уже под сто тысяч. Столица растет, как на дрожжах. Вычтем треть – детей и подростков, еще треть – стариков. Это грубо. Останутся твои тридцать с чем-то тысяч. Их подели пополам – мужчин и женщин тут примерно поровну. Даже если представить, что каждый из них кого-то в своем городе полюбит настоящей любовью, то какова вероятность, что в ответ полюбят его?      
– Одна пятнадцатитысячная.      
– Вот. А ведь мало кто вообще способен любить. Поэтому настоящая любовь – почти гарантированно безответная.      
– Но ведь встречается взаимное чувство.      
– Влюбленность – да, это как наведенное опьянение. Вы так в казармах не развлекались? Одного напаиваешь до потери пульса, а остальные сто ловят состояние и через час тоже все в дребадан пьяные. А, ну, девчонок же отселяли сразу после экзаменов, во избежание бардака, да и вообще вас на курсе всегда меньше было, так что нужного резонанса не получалось. Что же говорить о вожделении... для юнцов это вообще как проклятие. Какая-нибудь цыпа на тебя посмотрит – и полдня стояк в штанах прячешь.  
      
    Вейлин рассмеялся, а Ника подмигнула мне:      
– Да он еще сын ллири, у них в любом состоянии стоит, и на все, что движется, вплоть до кракенов и морских черепах.      
– Ну, вот, выдала государственную тайну! – осуждающе произнес мой секретарь. – Так что мой совет тебе, Хюльда: наплюй ты на эту любовь и живи долго и счастливо. Ни один мужчина не стоит того, чтобы по нему сохнуть. Да и женщина – тоже.      
– А вы с Никаной?      
– А мы – исключение, – счастливо улыбнулся Вейлин и обнял большую и нескладную Нику.  
Которая, наверняка, никогда не плакала у корзин, не делала непристойных предложений, а иногда вообще носила его на руках.  
      
    Времени до вечера еще оставался вагон, делать было ну, совершенно нечего, да мне эта сладкая парочка и не позволила бы, и я решила попрощаться с Сан Санычем. И на всякий случай – мало ли что со мной завтра случится, и, уж с гарантией, нужно выдирать из себя лишнее чувство, как больной зуб. Дело же делать надо, а не на мелочи вроде всяких любовей размениваться. Вызвала его лицо перед мысленным взором, звала-звала, и ни хрена – не откликается. Со злости плюнула и ушла в Туман.  
    
    Опять равнина из камня с повторяющимся, как на линолеуме, рисунком трещин, опять туман и мутно-розовое пятно впереди. Приглашение погреться у электрокамина? Хрен вам, не пойду. Уселась прямо на камень и – ну, прямо по Вейлинскому рецепту – разревелась. Видимо, сказалась уверенность, что меня тут никто не увидит. Хорошо так реву, душевно, сопли по лицу размазываю.  
Кто-то за плечо трогает. Интересно, вот обернусь – а это какой-нибудь монстр язык вытянул и слюну кислотную распустил... Даже зеркальный хагалаз вспомнила.  
       
    Оборачиваюсь – нет, Арагорн Московский: и сапожки рокерские, и плащ занавесочный, и художественная недобритость. Нет, конечно, не занавесочный, но по сравнению с нашим Стальным герцогом он изрядно внешностью проигрывает, не помогает и понимание того, что это – не последнее межвеерное божество. Чего-то в этих щах не хватает, хлеба, что ли?      
– Здорово, добрый молодец, – говорю. – Куда путь держишь?  
Голос от слез сырой, ну да хрен с ним, сдобрю как следует иронией – сойдет для Тумана.      
– На кудыкину гору, красна девица, – и садится на мгновенно образовавшийся под ним пенек.      
– Вот и иди туда, – отвечаю. – А мне и без тебя тошно.      
– Да, ладно, правда, что ли? – сразу и голос тоном выше, и интонации ехидней. – Что ты такая злая, переела или недоспала?      
– Мое дело, – отвечаю. – Тебя не звала в помощники.      
– А ты, я смотрю, самостоятельная стала – просто жуть, – игнорирует Ара культурный посыл. – То локальные сети налаживаешь, то источники открываешь. Не надорвешься?      
– Не, – говорю. – Мне это по кайфу.      
– А что тогда ревешь?      
– Нервы.      
– Да, кому скажи – не поверят. Великая и ужасная Вийда ревет, как двоечница-первоклашка.      
– Никто, кроме наших орков, Вийды не знает, так что если ты кому-то и скажешь – пожмут плечами: не интересно.      
– Не скажи, не скажи. Одна прекрасная дама тобой просто день и ночь бредит, на Землю сгоняла, все архивы перерыла, включая феэсбешные, хочет понять, откуда ты на ее голову приключилась.      
– И что же она поняла?      
– Что убивать тебя нужно несколько раз и с гарантией.      
– А, это она в ответ на мою политику выдавливания ее из астрала.      
– Ух, какие мы умные слова знаем! И как это орки тебя понимают?      
– Понимают, успокойся, и не только мои.   
– Ну, да, ты ж еще и военным советником заделалась. Не зря я тебя в империю определил – замашки у тебя...      
– Империалистические? Глобалистские?      
– Как бы не шире... На какую роль замахнулась?      
– Не понял...      
– Русским языком говорю: ты, благодаря своему говнистому характеру, впрямую подошла к получению божественной силы. Причем, шла такими путями, что Артас, да что Артас – его борзой прихвостень за тобою не поспевал. Подводная лодка в степях Украины...      
– Дооо, – говорю. – Я такая. Что надо?      
– Предупредить хочу. Не наглей.      
– Слишком расплывчатая формулировка. Конкретнее можно, или это просто чтобы нервы потрепать?      
– А конкретно – не смей замахиваться на чужой порядок. У тебя есть выбор: или я – или Артас, третьего не дано. Мне, конечно, хотелось бы, чтобы ты меня выбрала.      
      
– Ой, как интересно, – говорю. – То не было ни куйна, а то сразу два таких завидных жениха набиваются, – все, кажется, достала Ару по самое немогу... А вот нехрен к плачущим девушкам с угрозами лезть.      
– Ты и правда такая тупая или у Саныча научилась? – эх, закипаить малако на карасинке! Сейчас что-нибудь интересное выдаст.      
– А что – Саныч? – пожимаю плечами. – Он хороший мужик, да только ты зря мне на него приворот сделал.      
– Я? – ага, вот он, момент истины. – Какой приворот, на какого Саныча? Я тебе что, деревенская бабка Марфа Фоминична – привороты делать? Ты вообще-то понимаешь, с кем разговариваешь?      
– А что тут понимать, – говорю. – Силы у тебя, конечно, много, но вот у одной танцующей тетки силы-то побольше будет. Не в разы и не на порядок, а – в Принципе. И не у нее одной. Но вот они – эти Принципы, или Великие – руки никому не выкручивают, и не дерутся друг с другом, незачем им. Она – такая большая – говорит: "Иди ко мне". Я ей: "Нет, пока не хоцца". А она мне: "Твой выбор". А другая – Судьбой называется – Райвана Убийцу своим младшим выбрала, так он двум межверным божествам нос натянул и показал голую жопу. Не помнишь, кому?      
– А то, что его после этого развоплотили, тебя не пугает? – сощурился Ара.      
– Не-а, – говорю. – Я при СССР выросла, диамат еще в школе учила, а он говорит: нет никакого посмертия, от человека только его дела остаются, а все остальное – пшик и ловля ветра. Так что к небытию я с детства привыкла, оно со мной и за стол садилось, и из-за стола вставало, и уроки учило, и с горки каталось – не боюсь я его. Бывало такое, что и хотела бы развоплотиться, да вот теперь знаю: если исчезнуть вовсе – исчезнет и все, что я сделала, так что... Не развоплощен до конца Райван, раз мы о нем еще помним, и с его дел пользу и добро получаем.  
– Ох, ты и завернула, болтушка...      
– Так я не права?      
– Да права ты, права, успокойся. Говоришь, отказала самой Смерти?      
– Ага. Я же Вийда. Но она ко мне все равно хорошо относится, бережет.      
– Ну-ну, кого Смерть бережет, кого вода сушит...      
– Ты от вопроса-то не уходи, милок! – говорю. – Присушил меня к Санычу, сознавайся!      
– Уй, достали вы меня все! – схватился за голову. – Спецслужба приподъездная, налавочная... Слушай, ты ведь, вроде, молодая – откуда в тебе столько старушачьей подозрительности?      
– Не уходить от вопроса, подозреваемый! – хлопнула ладонью по камню, даже в Тумане звонко получилось.  
Арагорн слегка вздрогнул и удивленно уставился на мою руку.      
– А что отвечать, – сказал уже как-то равнодушно и с такой усталостью в голосе, будто вагоны разгружал. – Сама на себя посмотри.  
И что-то такое сделал. Повернул что-то в видении.  
    
    Гляжу я на себя, и вижу странную штуку: энергетическое тело не эллипсоидом, как у людей и других гуманоидов, не веретеном, как у всякой нежити, а вроде клубка нитей или куста омелы, и не столько яркое, сколько разноцветное, из кучи фрактально ветвящихся веточек-структур, перекрученных между собой так, что аж тошно смотреть. И вокруг всего этого – обвилась ржавая цепь.      
– Твоя работа? – указываю на цепь.      
– Нет, это другой команды, – слышится мысль. – Рэнду-механиста знаешь? Дружок Гаера.      
– Кого?      
– Шута.      
– Блин. И как теперь с этим?      
– Отыщешь на Ирайе спрятанное Зерно Хаоса. Принесешь сюда, в междумирье. Выкинешь – при мне – за край мира. Тогда я с тебя это сниму.      
– А почему я такая пестрая?      
– Наконец-то заметила... Ты источник открыла? Открыла. А Он – открыл тебя. И меняет, мееееняааает. Не страшно?      
– Нет. Он же – мой, не чей-нибудь.      
– А я бы поостерегся.      
– Ты и поостерегись.  
      
    Смотрю на него. Четырехлепестковый параболоид вращения, понятно – влияние простирается вовне; светлый, яркий. Гладкий. Ну, да, больше меня и ярче. Только я знаю, что такое парабола. Если по параболе съезжаешь с горы, то в ушах ветер свистит и полное ощущение полета, но на тормоз жать и руль крутить бесполезно – сцепление с дорогой пропадает. Так и играть с Игроком. Хотя... переиграл же его и Райван, и – частично – Дерек. Смотрю вокруг. Блин, ну что ж так все скучно? Как только сняли текстуры, так даже полигональной сетки, определяющей каменистую землю, не стало, одна редкая координатная одиннадцатимерная с прямыми углами... сколько-сколько-мерная? Не суть важно. Во все стороны до бесконечности. Где-то на ней маячит "костер" – красная точка внутри розовой гиперсферы. Где-то подальше – еще одна, синяя... На краю видимости – гиперкуб гранями поблескивает. И это – все? Эта тоска – междумирье? Да в гостях у Смерти больше разнообразия! Не заметила, как вернулась в псевдореальность Тумана. Что невозможно найти край у поверхности, которой нет – молчу.  
    
    Ара на меня испытующе смотрит.      
– Эх, – говорю. – Скучно вы, боги, живете. Матрица – и то прикольней была.      
– Что, больше не хочешь божественности? – спрашивает.      
– Знаешь, что я сейчас хочу, – ухожу от вопроса, но не отказываюсь – вдруг понадобится? – Дай мне красную таблетку!      
– Таблетку? – да понял, по глазам вижу, только дуркует. – От чего?      
– А от всего.      
– На, – протягивает моментально возникшую в его пальцах капсулу.  
Я поворачиваю свое восприятие так, как он только что делал: капсула исчезает.      
– Таблетки нет, – констатирую я.      
– Ну, вот видишь – ты и поумнела.  
    
    К утру я успеваю не только выспаться, но и заспать до онемения тело, и долго стою под душем, растираясь жесткой мочалкой. Вспомнив вчерашний поход в междумирье, активирую показанное Арой зрение и вижу по всей ванной комнате, и дальше, за ее стенами, потрясающую игру потоков и бликов – куда там тонкому зрению! Словно в банку глицерина плеснули несмешивающихся чернил, разноцветных блесток, взболтали и подсветили вращающимися фонарями. Жизнь. Жизнь – прекрасна! Странные мысли, когда идешь на дуэль. На улице, оказывается, уже осень. То ли она так быстро пришла, то ли я, как всегда, потеряла счет времени. Пронизанная солнцем легкая дымка, сырая брусчатка, первые желтые листья. Вот нахрена ж я в эту аферу ввязалась? Ну, Дереку, понятно, нужно устранить эту бабу – но почему моими руками? Или меня устранить... Правда, внутреннее чутье говорит, что так просто это уже ни у кого не получится. Вообще именно это проклятое чутье толкнуло меня на очередную авантюру, и я опять послушалась его. Поняв, как работают плетельщики, я уже знаю, что оно сродни их умениям, но информация об этом обрабатывается не в моем уме, а словно идет вспять по временнОму лучу, из будущего в настоящее. Нет, я не знаю, что будет, как знают это истинные пророки, я чувствую, что мне обязательно надо сделать. И, опять же, я могла бы этого и не делать... но не верить себе-которая-позже – глупость, которая может привести к тому, что этой "я-позже" – не будет.  
    
    Обходим казармы, заворачиваем в хоздвор, где уже кипит работа – таскают мешки, вывозят помои, трехэтажно ругаются, пахнет подгорелой кашей и гномским куревом. Выпустили на прогулку ручных волчарок, умные твари обходят нас с Никой и Вейлином по дуге, только вожак смеривает меня оценивающим взглядом. Между техническим колодцем и двумя контрфорсами, усиливающими ощущение мощи и крепости стен, нет ни кустов, ни деревьев. Каменные плиты не слишком чисто, но все же вымыты, на этот раз, наверняка, не стихийниками, а какими-нибудь менталистами, потому что вручную. Менталисты – временами несчастные существа: как только они теряют возможность заставить кого-нибудь за себя работать, так сразу становятся на один уровень с простецами. Но, поскольку всех их сразу по зачислению приписывают к Конторе, над первокурсниками-менталистами издеваются только самые смелые или самые тупые, а второкурсники уже умеют заставить почти любого одногодку-стихийника поработать вместо себя.  
    
    Минут через пять подходит Гирийна эрей Биир со своими прихвостнями, пардон, секундантами. Они о чем-то договариваются с Вейлином, потом меняются нашими кинжалами – для осмотра. После чего оружие возвращают нам в целости и сохранности – проверку прошло.      
– Надеюсь, вы помните о недопустимости применения личной магии в этой дуэли? – спрашивает меня один из ее секундантов.      
– Конечно.      
– Вот уж не думала, что мне выпадет судьба драться оружием черни, – говорит блондинка. – И с орком...  
Она задумчива, и я не ощущаю в ней ненависти, разве толику презрения – ко мне.      
– Вы сами выбрали противника, – нежно улыбаюсь я. – Герцог вам не по зубам. Могли бы превратить все в шутку. Но вы не захотели этого – и это ваша ошибка.      
– Ошибку совершили вы, – эрэ Биир сейчас вовсе не настроена спорить, мыслями она уже в дуэльном круге.  
Мерзко скрипит мелок, напоминая о тех легендарных временах, когда убитый маг мог тут же подняться тварью нижних миров, только тогда меловую линию дополняли такими запечатывающими заклинаниями, какие сейчас и на магических дуэлях не применяют. Мы с блондинкой одновременно шагаем внутрь круга – с разных сторон, я стряхиваю с кинжала контур отталкивания и активирую запечатанное в нем ускорение. Гирийна делает то же самое, ускоряясь почти одновременно со мной.  
    
    Да дритт же свинячий... Меня снова гоняют по кругу. Слава свиле – ни царапины, а я успела уже два раза порезать блондинку, но лишь потому, что она не учла остроту моего кинжала и приняла удары на левую руку в наруче. Лезвие распахало полусантиметровую сталь, а заодно и плоть под ней, будто масло. А второй раз почему? Потому, что блондинка. Теперь поумнела, и не оставляет мне ни единого шанса. Но я тоже дура – ускорилась раньше нее, вот и в нормальный режим вываливаюсь на какое-то мгновение раньше. Блин, а что это торчит из груди... раньше, чем приходит осознание того, что это такое на самом деле, я вижу картинку уже со стороны – упавшее ничком свое тело, склонившуюся над ним противницу... и хороший, годный шнур, идущий от тела ко мне. Обычно, по такому (и, кстати, намного более тонкому и бледному) душа возвращается из астрального путешествия, но что-то мне в такое тело, с очередной дыркой в груди, возвращаться не хочется. А если наоборот, как рассказывала оркобабушка? И я не только стараюсь ощутить себя стоящей за спиной Гирийны, но и интенсивно втягиваю физическое тело в тонкое через этот шнур.  
    
    Это надо было видеть... Плоть вздрогнула, закачалась... и резко истаяла, на камнях осталась, почему-то, одежда, клинок Гирийны исчез в ее складках. А вот мой кинжал, который я все еще ощущала в руке, никуда из нее не делся. Не теряя времени, я сделала шаг и всадила клинок Гирийне в почку... нет, в позвоночник, она начала оборачиваться, но не успела. Не будь кинжал с молекулярной кромкой – соскользнул бы, а так я еще умудрилась прорезать сантиметров пять, разделив позвонки. И отступила от падающего тела. Нет, она еще пыталась меня достать, но когда ножки не слушаются – это крайне проблематично. Я обошла ее по возможно далекой траектории, лишь бы не заступить за меловую линию, подобрала одежду и спросила:      
– Может, отложим?      
– Что? – простонала блондинка.      
– Выяснение отношений, – ответила я. – Мы обе сейчас не в лучшей форме.      
– Вы применили магию! – сказала она, бледнея еще больше. Представляю, как ей сейчас больно.      
– Пусть это решат секунданты. Предлагаю прервать поединок до вашего выздоровления – тогда времени точно хватит.  
    
    Но она молчала, потеряв сознание, и останавливать дуэль пришлось мне. После чего эрэ Биир унесли в лазарет, а я еще долго слушала споры о том, была тут личная магия или нет. Судя по показаниям сигнальных амулетов, после активации ускорения у обеих возмущений эфира, практически, не было, а ее кинжал в моей груди и исчезновение меня из одежды никто, кроме нее, не видал. Секунданты сошлись во мнении, что я каким-то образом в результате ускорения "выпрыгнула" из штанов, башмаков и рубахи, и эрэ Биир, в ускорении, проткнула именно их.  
Только Вейлин посмеивался в кулак, да и то, когда мы вернулись в подземелье и отпраздновали несостоявшееся убийство тремя бутылками отличного вина. Ника, скорее всего, поверила в официальную версию, а он не хотел разубеждать ее в этом. Да и в самом деле, бойцы, двигаясь в ускорении, бывало, выпрыгивали из штанов, но то было на тренировках, и выпрыгивали они из довольно свободных "шаровар", которые здесь заменяют спортивную форму.  
    
    Наконец, нас почтил своим присутствием шеф Конторы, пропустил стаканчик и сказал, что теперь, к сожалению, эрэ Биир придется выйти в отставку и долгое время посвятить лечению позвоночника. Магия магией, а такие повреждения за один день не заживают, сколько силы ни приложи. Вот и стало понятно его попустительство ссоры. Уж чья креатура эта блондинка – не знаю, а просто так снять ее он не мог. И, в очередной раз, использовал меня.  
С его стороны все понятно, но я-то с какой целью это затеяла? Ведь на меня никто не давил, я сама поняла, что надо ломать комедию перед докладом. Ну, хорошо, анекдоты рассказывала – чтоб начали прислушиваться, а вот двусмысленные шутки потом начала отпускать – почему, именно "почему", а не "зачем"? Кто или что меня на это толкало? А что вообще толкает нас на глупости? Не цвет же волос или кожи. Иногда возникающее ощущение должного, послание из будущего – но мое ли оно? Не развлекается ли так какое-то божество? Одни вопросы без ответов. Кстати, о вопросах – вон, лежит куча нетронутой литературы, пора посмотреть, а то тема неотслеживаемых порталов и телепортов мной не только не рыта, но даже и не подкопана.     
       
       
    

Глава VIII. Я обретаю учителя.

       
               
    Замотаешься столько читать. Судя по нескладному изложению, половина технической литературы – перевод с альвийского, редкие непереводимые термины тоже на нем. Вписаны от руки в печатные издания, в рукописных выделены красными чернилами. Знаю я его с пятого на десятое, но смысл этих слов понимаю. Еще бы, Хю его учила и даже сдавала. К сожалению, так же плохо, как я на Земле – английский. Мы с ней похожи как сестры, не зря мама сразу меня приняла. Ну, да, эта мама, Кутха. Сейчас уже земная жизнь, в прежнем теле, начинает казаться сном. Сложным, неприятным, но не очень-то важным. А зря! Информация из земных книг мне здесь пригодится.       
    
    Кастанедовский способ открытия межмировых проходов у нас более подробно и доходчиво описан, чем в этих книжонках альвийский, но чего-то в нем тоже не хватает, как и во всех сочинениях Карлуши. А тот, что использовали в рейде некроманты с Кугро – в конторской совсекретной литературе не описан вообще, значит, имперским магам его механизм неизвестен. И, скорее всего, он межмировой, хотя может использоваться и таким образом. Первое, что приходит на ум – перетягивание физтела в астральную проекцию, как я только что сделала. При этом не ощущаемые повреждения исчезли! Я смотрела – на груди даже царапины нет. Но там переходил не только маг, но и воины.       
    
    Значит, второй вариант. Тропа. Как я помню из алтайских практик, необходимо наличие трех вещей: тумана или рассветной хмари, шаманского транса и четкого представления того места, куда хочешь попасть. Еще очень помогает гора или любая возвышенность, резко ограничивающая видимую область. Вот ночью и опробую, поброжу вокруг казарм. Попрошу Никану выморозить туман погуще – и пойду. Хорошо бы еще подгадать к моменту, когда патруль там болтаться не будет, и вообще бы его на пару часов спровадить с этого места, но опять начальство просить... нет, не хочу никого заранее обнадеживать.       
    
    Что еще можно добавить? Ну, например, из "скачки по отражениям" Амберского цикла. Однажды опробовала эту методику на Земле, и оказалась... хрен его знает, где оказалась: вроде, тоже Москва, но вывески с грамматическими ошибками и другие организации в тех же зданиях. Еле вышла назад, повторяя мысленное усилие по изменению видения, только в обратную сторону. Ну, так Москва – старое, хитрое и аномальное место, стоит на карстовых пещерах и подземных речках, да еще сколько веков она столицей, это значит – о ней давно и много народу думает, безразлично, хорошо или плохо, главное, во внимании держит, а где внимание – там и энергия. То есть, нужно много энергии для постепенного перехода от того места, что видишь, в то, куда хочешь попасть. И эта энергия у меня есть! Источник. Пока читала и вспоминала о порталах, я от него отвлеклась, а он меня не забыл, тонкий сквознячок обвивал мысли и вторил им. Это напоминало реверберацию или детский "навязчивый мыслешум", когда одно и то же слово повторяется в голове на все лады, с разными ощущениями, интонациями и даже на разные голоса. То есть, выходит, я в детстве уже имела доступ к источнику, а потом он закрылся? И открылся только теперь? К сожалению, ответить на это однозначно уже не смогу. Зато знаю, откуда энергию брать.       
    
    Расслабилась, убрала мысли, растворила границы сознания и слилась с этим сквозняком, приняла его открытость, неверие в невозможности, его детское "а почему нельзя?". Отвечаю: "Можно, все можно, главное – в какой ситуации и каким образом". Появилось ощущение, что я-взрослая встретилась с собой-ребенком, нет, не с тем Ребенком, о котором болтают психолухи, а с силой, суть которой более всего проявляется в детях, чудаках и ученых. Голубка Теслы и демон Максвелла, стебель омелы, разрушивший совершенство, и золотые руки самодельщиков, создающие невозможное. Повернулась к истоку лицом и двинулась вверх по течению, ощущая сопротивление потока – кому? Мне? Или моим запретам, всем этим взрослым "нельзя и надо". А, собственно, почему надо? И почему нельзя? Если подумать, то не верю я в "единственно верные решения", в "гражданские совесть и долг", в "общечеловеческую правду". Признаю возможную полезность для общества, но не верю в истинность этого. Даже в необходимость прогресса не верю. Вполне аргументировано, если подсчитать все жертвы на его пути. Не верю даже в то, что человечество... да что – человечество, а любая разумная жизнь... да любая жизнь, вплоть до бактерий... и вообще весь проявленный мир должен существовать, что Бытие чем-то лучше полного Небытия и вообще, и для каждого существа в частности. Все зыбко и неоднозначно, но важно другое. Чего я хочу. Именно я и именно хочу. У меня нет другой правды, кроме той, что я добываю сама, и нет других стремлений, нежели мои собственные. Все остальное – ложь худшего сорта, самообман.       
    
    А хочу я не только приемлемой жизни для себя, но и соответствующего состояния окружающей реальности, сперва – крошечной, как детская люлька, потом – все шире и шире... Пока кто-то другой не ограничит меня. И тогда... "Мы его завоюем!" – плеснуло мыслечувство источника. Или я сама так решила? Впрочем, "завоюем" – это не точно, с этим словом надо слить еще "вдохновим", "инициируем", "убедим" и "раздразним", тогда будет выражена хотя бы десятая часть его смысла. И тут я поняла, что отдельно ни меня, ни источника нет, мыслим и, следовательно, существуем мы только вместе. Я сдерживала не его бешеный напор – я ограничила себя, чтобы не повредить нежную, как паутина, хрупкую, как стрекозиные крылышки, ткань ближнего бытия. И узнавала, вспоминала это чувство. Как долго тянулась разлука! Какую вечность я жила без себя, пробиралась, как слепой по болоту? Не знаю, многого просто не помню. Но – странное дело – это глухое темное время мне тоже дорого, я бы никогда и ни за какие шанежки не отказалась от пережитого опыта горечи, страха, бессилия и отчаянья. В благодарность всем, с кем я сталкивалась лбами и всем, с кем была заодно, я отделила много мелких брызг, завихрений силы, и швырнула в их сторону: примут, нет ли мои подарки – их дело, я сделала для них то единственное, что могла.       
    
    После чего вернула себе обыденное ощущение тела и внешнего пространства. Под каменным сводом подземного полигона висела гнетущая тишина. Текефия и отряд силовиков вжался в стену по одну сторону от меня, Вейлин и Никана – по другую. Из всех только охранница сохраняла непробиваемое спокойствие. Секретарь смотрел на меня с плохо скрываемым восторгом, спецназеры – с ужасом, а Текефия явно прикидывала, как бы поудобнее и с минимальными разрушениями столицы меня развоплотить.      
– Что здесь произошло? – спросила я Никану.      
– Вам лучше знать, – она пожала плечами. – Сперва вокруг вас появился вихрь в форме шара, а по структуре – как крона дерева. Он вас растворил: и плоть, и эфирку. Потом начал расти вширь и распускать в стороны ветки. Я думала – все, нам каюк, тут он и остановился. А потом провалился в себя, и вы из него вышли.      
– Это было чудесно, – сказал Вейлин. – Я знал, что вы нам не навредите. Но силы вокруг вас бушевали нешуточные, я бы сказал, божественные силы, если бы это понятие не дискредитировало себя.      
– Деточка, – проскрежетала наипротивнейшим голосом Челюсть. – Конечно, мои ученики не каждый день обретают запредельное могущество, но прошу тебя: в следующий раз, когда сольешься с источником, как следует контролируй себя. Он тебе пока что на вырост, мудрости ты нажить не успела.      
– Зато сколько опыта! – парировала я. – И полгода не прошло, а уже три раза умирала не в шутку. И сегодня вы бы меня умертвили четвертый и последний раз. Между прочим, в преддверии возможной войны. Вы хоть понимаете, чего бы лишили Империю?      
– Прекрасно понимаю, как и то, что неконтролируемый источник такой силы может выжечь все живое на многие мили вокруг.      
– Мой не выжжет, – успокоила я. – Смотрите, вон книги, где лежали – там и лежат, – я наклонилась и подняла одну из брошюрок, отпечатанных простым и четким имперским шрифтом. – "Амберский цикл, как подтверждение диффузии информации в закрытые миры" – прочла вслух и запнулась только на последнем слове. Судорожно пролистала с десяток страниц, на которых излагалось три метода межмировых переходов, почерпнутых из сочинений Желязны, но с такими техническими подробностями, которых у него точно не было. Вместо автора брошюры стояла альвийская аббревиатура АФЭО: "не для внешнего круга". Наконец, мой взгляд запнулся о дату: на ней был указан ифаин, первый зимний месяц альвийского года. Год стоял нынешний, а начинается он у альвов с весеннего равноденствия... это значит, что брошюрка еще не отпечатана, тогда как она попала сюда? До моего слияния с источником ее тут не было, готова поклясться, перерыла-то я всю принесенную литературу, даже если и не прочла большинство книг дальше заглавия. И уж больно странное сочетание признаков альвийского и имперского происхождения этой писульки. Передала брошюрку Вейлину, а сама вернулась к горе книжек и зарылась в ней минут на пять. Но, увы, первая находка была и единственной. Все остальное я уже видела.  
    
    Текефия еще раз подозрительно оглядела меня и, видимо, скомандовала силовикам отбой. Вскоре они ушли с полигона, и мы остались в прежнем составе.      
– Вейлин, – перехожу к делу. – Нынче ночью хочу опробовать один интересный способ перемещения.      
– Тот, что в книжке? – спрашивает он.      
– Да. Но мне нужно быть наверху и пройтись вокруг казарм. И чтоб никого лишнего рядом не было, только мы трое. Хорошо бы дополнительно защитить казармы, но контур ставить не по внешнему периметру, а внутри стен.      
– Но он и так...      
– Я говорю об усилении мер безопасности. С моим недоосвоенным могуществом, – хмыкнула, вспомнив голос Текефии. – Просто необходимейшая вещь.      
– Да, – секретарь ненадолго задумался. – Хорошо, принято и одобрено. С полуночи до трех утра нам предоставят возможность эксперимента.  
           
    А потом мы легли спать, я – в центре полигона, на сложенном вдвое одеяле, мои помощники – в помещении для наблюдателей, с несколько большим комфортом. Но мне-то, собственно, он уже и не нужен, со своим источником я вполне могу спать даже голышом в полярных льдах, (только теплоотражающий силовой кокон сплести, но на это уйдет меньше минуты). Да и усталость навалилась такая, что я заснула бы даже подвешенной кверху ногами. Не успела задремать – тянущее чувство в макушке, и я стою посреди Тумана. Источник дернулся, но я его аккуратненько затолкала поглубже в себя, как кота за пазуху, а то здесь полно всяких... кабыздохов по его вольнолюбивую душу. И осмотрелась вокруг. Даже не вокруг, а этаким "панорамным зрением", какое получается, если не докрутить внимание в ту сторону, в которую его мне крутил Арагорн. Видишь не одиннадцатимерную сетку с редкими всплесками энергии, а из четвертого измерения смотришь на трехмерное, как на карту или спутниковое фото с регулируемым приближением. Только Наблюдаха все равно словно из-за спины вышел, возможно, оно так и было – в четвертом-то измерении.      
      
– Э... здравствуйте, – промямлила я и внутренне приготовилась к большим неприятностям, а заодно и сваливать из Тумана с третьей космической скоростью.      
– Привет, мелкая! – дядька искренне улыбнулся, так что от глаз разбежалась сетка тонких морщинок, и щелкнул меня по носу. – Трусишь? Правильно делаешь. А то в прошлую встречу была слишком смелой, другие за тебя боялись.      
– Тогда ни за что не отвечала, а теперь навалила на себя кучу дел, и никто другой их не поднимет, – ответила ему в тон. Чувствуется, если и будет стружку снимать, то не до костного мозга. – Грузоподъемность женщины, говорят, обратно пропорциональна ее росту, так что меня разве гномка заменит, но их мужья берегут, а я – дама свободная.      
– Свободная? Лучше скажи – одинокая. Это ты зря. Конечно, у вас на Земле кое-кто зубами боинг тащил, но к чему такие жертвы? А если надорвешься, или управление потеряешь, – в глазах Наблюдахи сверкнуло что-то нехорошее. – Кто отвечать будет? Да хрен бы с ним – отвечать, кто исправит все, что ты тут наворотишь? Я уж не говорю, что от тебя самой ничего не останется, тебе, я знаю, на себя наплевать, но хоть родню свою пожалей, да, зеленокожую... они ведь верят в тебя, надеются.      
– Не надо в меня верить, я не паразит, чтоб чужую энергию жрать! – значит, и впрямь – удостоилась божественности, а мне она, честно, никаким боком не сдалась. – Оставьте меня одну, но с моим источником – и я не пропаду.      
– Оставить одну? – Наблюдаха хмыкнул и вытащил из воздуха папироску. Замял мундштук, прикурил от пальца, сощурился на струйку дыма. – Ну, попробуй.  
           
    И тут все исчезло. Вокруг меня – выше, ниже, во все стороны – простиралась даже не серость, а полное отсутствие и света, и тьмы, и каких-либо цветов и оттенков, я уж не говорю о формах... даже пустоты – и той не было. Обратилась к источнику – он робко шевельнулся в груди и протянулся наружу, но тут же отпрянул назад. Выволокла его до рабочего уровня, представила свое тело, лежащее на полигоне, потянулась к нему – и ничего. Представила место в Тумане, с которого меня сюда выкинули – с тем же результатом: не формировалось даже астральной проекции. Обманом и уговорами выманила струйку силы наружу, заострила ее до предела и всадила в окружающую меня "ничегошность". И чуть не вскрикнула от боли – та резко и беззвучно осыпалась вплоть до моей ауры. Я расширила ауру – ничто отступило. Добавила силы от источника – моя сфера пропорционально увеличилась. Растянула ее далеко, где-то с километр в диаметре, источник почувствовал себя вольготно и распустил ростки ветра во все стороны, закучерявился фрактальными веточками, только что не зацвел, а вот мне поплохело. Эти бесконечные, повторяемые, предсказуемые хотя бы потому, что я – их источник, узоры бесили хуже любой кристаллической правильности, и нечто схожее с автоматией саккад дернуло меня в одну сторону, в другую – везде была я, только я и ничего кроме меня. Когда-то я думала, что мой ужас – голодные и безликие монстры, потом решила, что смерть, потом – бессилие, невозможность вмешаться в события, но это были смешные страхи! Настоящий мой страх – один: мир, в котором никого и ничего, кроме меня, нет. Все остальное, вплоть до развоплощения, с ним даже сравнивать смешно.  
           
    Как только я это поняла, кто-то схватил меня за шкирку и потянул поперек всех мыслимых направлений. Я посопротивлялась немного, дав источнику время втянуться, и расслабилась, сдаваясь на волю судьбы. Мгновением позже увидела перед собой мир Тумана, замурзанный ватник Наблюдахи и черный плащ еще одного мутного субъекта. Ну, что он мутный – это я к тому, что ничего о нем не знаю, и он не торопится представляться, а так мужчина видный, хоть и седой, как лунь. Высоченный, я ему чуть выше пояса, стойка человека, не понаслышке знающего клинковое оружие, весьма приметный доспех, пластичный как ртуть и едва заметно, на пределе восприятия, подрагивающий по контуру, словно между нами поток горячего воздуха. А еще невероятная мощь, которую не видно, как не слышно инфразвука, только вот поджилки у меня прослабли, да источник в груди заерзал, втянулся поглубже и притих, как напакостивший кот. Посмотрела выше и встретилась взглядом. Глаза у него, оказывается, тоже седые. Вообще-то, цвет у них серо-стальной, но это ничего не значит, когда во взгляде сквозит седина. Смотрит этот субъект на меня и молчит. И я смотрю на него молча, лицо запоминаю. Чем-то похоже на альвийское, такое же острое и жестко очерченное, но разрез глаз, форма ушей... нет, не альв, только и не человек тоже. Да мало ли рас во Вселенной! Вопрос-то не в этом, а в том, нахрена он сюда притащился.      
      
– Ну и как тебе? – спрашивает его Наблюдатель. – Интересная сущность?      
– Да, – отвечает тот глубоким баритоном. – Поразительная способность к регенерации.  
Я поднимаю брови в немом вопросе.      
– Не тела, а духа, – уточняет седой. – И, в какой-то мере, души. Ну, здравствуй, Омела.  
Да что ж это такое, а? Уже третье по счету имя примеряю, и все опять думают, что, услышав его, я что-то эдакое вспомню, подскочу, как ужаленная и кинусь то ли на шею, то ли в ножки, то ли что-нибудь вытворять начну, чего раньше не делала.      
– И вы здравствуйте, – говорю. – Если не шутите.      
– С тобой шутить – вредно для здоровья, – отвечает седой. – Одного тобой зашутили до смерти, второй сам попал так, что смерть для него была бы лучшим выходом.      
– Так это не я, – уверяю его. – Если вы точно выразились, то это – мной. А "я" и "мной" – совсем разные вещи.      
– Результат один, остальное – мелочи, – сказал, как отрубил. – Нужно, чтобы подобное не повторилось здесь. Меня попросили, – рыцарь показал взглядом на Наблюдаху. – Выучить тебя. Давно я не брал учеников, – опять пауза. – Но ради безопасности всего веера согласился.  
           
    Я шагнула к нему и наклонила голову:      
– Ала, тано, мэй антъе эло.  
Конечно, ах`энн я использовала ради шутки, да и знала его в объеме одной форумной игры, но ситуация показалась уж больно подходящей, нагнетаемая серьезность с толикой трагизма в голосе сама собой вытащила из памяти эллери ахе и прочих персонажей незабвенной ЧКА.      
– Тано? – спросил седой, наклоняясь ко мне.      
– Ага, – улыбнулась я широко и глупо, запрокидывая голову. – Учитель, то есть. Как тано Мелькор.      
– И кто же это? – ну, конечно, назгулы тут дорожки метут, а об Утумно никто не знает.  
           
    Я ему объяснила. А чтобы не мучиться, подбирая слова, и не бороться с идиотским смехом в самых драматичных местах, собрала все, что знала по этому вопросу, в маленький кулечек и отправила седому заархивированную библиотеку:      
– Смотрите сами.  
Он принял этот пакет и, видимо, распаковал сразу же. Лицо его на мгновение стало смутным, потерявшим всякое выражение, а потом вместо улыбки на нем проступило смущение.      
– Что, Отшельник, пристыдили тебя? – Наблюдаха подмигнул ему.      
– Но это сказка, фантазия. К тому же, – встряхнул белой гривой, словно строптивый конь, и обратился ко мне. – Этот ваш Мелькор ничего не добился, кроме того, что перевел систему на низший энергетический уровень.      
– А вот и нет! – сказала я.      
– А вот и да! – сказал он.      
– У меня непробиваемые аргументы, но поспорить всегда готова, тем более что уже давно не говорила на такие темы.      
– Какие?      
– Не относящиеся к действительности.  
      
– Относящиеся, – Наблюдатель бросил окурок, и тот исчез на подлете к земле. – Ответственность, Хю. Помимо всего, в этой истории есть моменты, когда один отвечает за то, что сделано многими, в том числе и его врагами. Именно это смутило Отшельника, и это придется принять тебе, как первое и главное правило жизни. Ты отвечаешь за те миры, где присутствуешь.      
– Миры? Не поняла. Сейчас я живу на Ирайе, до этого на Земле – но меня там уже нет.      
– Ошибаешься. Везде, где есть такая вещь, как прогресс – есть и стебель Омелы. А он может многое, уж поверь.      
– Прогресс или стебель?      
– Второе. Дух выше материи.      
– И как я могу отвечать, если не могу контролировать?      
– Научишься. А контролировать все не может никто, разве что он останется, как ты недавно – "в одиночестве, только я и источник", – передразнил меня Наблюдатель.  
           
    Я тяжко вздохнула. Ну вот, опять двадцать пять, мало мне на Земле было проблем с цепочками взаимозачетов на полторы сотни участников, банкротящимися ГУПами, за которые, вообще-то, душа должна у государства болеть. Да вот заковыка – нет у него души, а есть реальные и управляемые не мной процессы, а у них вставать на пути – раскатают и не заметят.      
– Для того чтобы вмешиваться в глобальные процессы, надо иметь для этого силу, а у меня ее нет. Поучаствовать в каком-либо деле могу, но не первым и не главным в команде, а вот в одиночку – никак.      
– Сила – дело наживное, а вот совесть либо есть, либо нет, – о, боги о совести заговорили, значит, сейчас меня начнут склонять к безвозмездному труду на их благо...      
– Не темни, начальник, – сменила я тон и лексику. – Говори, что надо, да я пойду – меня на полигоне ждут.      
– Перетопчутся, – в тон мне ответил Наблюдаха. – У тебя теперь есть учитель, вот он и решит, когда начать, а когда закончить урок.      
– Тогда начнем, тано?  
Но Отшельник во второй раз не смутился, а кивнул головой: начнем.  
           
    Неуловимо изменилась обстановка – туман отступил, словно отодвинутый незримыми границами, воздух очистился и посвежел. Оглянулась – Наблюдатель исчез, а позади меня появилось такое же грубошерстное одеяло, на каком сейчас лежало физическое тело на Ирайе.      
– Располагайся, – повел рукой Отшельник и опустился на моментально возникшее кресло с высокой спинкой. – Займемся техникой безопасности. Нет, не только твоей, но и безопасностью веера от твоих ошибок.  
           
    В последовавшие за этим упражнения по изначальной магии состояний он вложил, наверно, все свои знания о том, что противно, ненавистно и опасно разумным существам. Я даже не знала, что можно разрушить свою эфирку банальным стыдом – если глубоко погрузиться в него, конечно. Зато это самоедское состояние оказалось очень удобным для перетягивания ситуаций в свою сторону. Ощути жаркий стыд за проваленное дело, пока оно еще находится в подвешенном состоянии – и оно завершится так, как нужно тебе. В этом случае минус на минус дает жирный плюс. Для таких мелких и слабых существ, как я – то, что надо: волевое противостояние мне не выиграть, а вот провалить волю противника – это ментальное айкидо действует на любого уверенного в себе существа, будь он даже вневеерный бог.  
           
    Ну, кроме тех, кто тесно связан с Великим принципом Время, он же – Судьба (в более частном проявлении). Эти-то видят все пути, как реализованные, так нереализованные и вероятностные, и свободно манипулируют ими. Тут может помочь только сбой в "программе", истинная случайность, и ее в этот момент можешь совершить только ты. Выстроенная противником система рассыплется. Но дестабилизированную картину нужно успеть понять и выбрать наилучший путь раньше него, а для этого надо быть опытным плетельщиком или, хотя бы, провидцем. Я – не тот и не другой, увы. Значит, нужно хватать ту вероятность, на которую указывает интуиция, и вливать в нее силу. Это рискованно, но лучше, чем ничего не делать.  
           
    Третий важный момент урока заключался в преодолении моего неприятия боли. Да, в этом смысле я существо, зацикленное на избегании. Готова даже развоплотиться, если страдание, на мой взгляд, слишком сильно. Тут тоже в лоб пробить невозможно: принцип Страдания неисчерпаем, всегда найдется что-то, что достанет даже законченного малефика. Вообще-то избегание и прекращение ситуаций, вызывающих боль, оправдано, потому что она – сигнал неблагополучия и разрушения. Но случаев, когда изменение ситуации невозможно, немало. До какого-то предела я могу закольцевать боль на увеличение личной силы, но дальше этот вид энергии вступит в конфликт с источником, и кольцо разрушится.  
           
    Следующим возможным действием будет отбрасывание той части себя, что вызывает страдание: выход, достойный ящерицы. Судя по тому, что даже до полного слияния с источником я восстановила серьезное повреждение, а в процессе слияния пересоздала физическое тело полностью – чисто телесные страдания для меня уже не проблема. А вот эфирные разрушения и, самое опасное, искажения сути – это то, что может затронуть источник. Последнего допустить нельзя, и, если кто-то исказит мою суть, мне придется рвать наживую связь с источником и разрушаться до незатронутого слоя своей личности, возможно – до голого, беспамятного сознания. От развоплощения такой процесс отличается только тем, что сделанное мной не исчезнет, как и мое "я-есть". Мы даже умудрились до определенного момента прорепетировать подобное самоубийство: я падала в Смерть, отдаляясь от собственной личности, а учитель удерживал мою суть от разрушения и остановил меня раньше, чем связь между сознанием и сутью окончательно разорвалась. Чего мне стоило на это решиться – отдельная песня, перед этим я вымучила с него клятву и все равно дергалась, подозревая, что только что вступила в ловушку.  
           
    После удачного завершения тренировки я расслабилась, да и учитель как-то смягчился, стали в глазах убавилось, взгляд потеплел, и его мощь перестала нависать надо мной многотонным прессом. Наверно, так ощущается взаимное доверие на его уровне силы. Правда, о себе он молчал, зато меня стал расспрашивать о земном прошлом, о мечтах и планах. Ну, я и рассказала о ментальной сети. А что, этими планами я с кем только ни делилась, но, увы, реальных шагов не сделала ни одного. Отшельник над этим тут же посмеялся. Вроде, даже он принял эту цель за обманку, призванную отвести внимание от настоящей.  
– Если, – говорит. – Оно тебе нужно, то потрудись, а не просто болтай. Есть у меня на примете еще одна девушка, не моя ученица, но с тобой у нее что-то общее точно имеется. Не танк, как вы говорите (кстати, что это значит? – а, да, забавное сравнение), но как с Жизнью, так и со Смертью накоротке. Друид. Найди еще какого-нибудь бойца – из ваших, с Земли, это основное условие – и вперед, к мечте! Как соберешься – приходи ко мне, только не тяни с этим. События нас дожидаться не будут.     
       
       
    

Глава IX. Пути Омелы.

      
           
    Проснулась резко: вот я смотрю на исчезающего в тумане Отшельника, а вот – вижу высоченный, неровный и местами закопченный каменный свод над полигоном. Эдлэ Вейлин стоит рядом и явно прикидывает – сапогом меня пихнуть (рискуя передозировать стимул, ноги-то у него не свои) или присесть на корточки и разбудить опасную магуйку менее радикальным способом. Впрочем, если уж кто меня ни разу не испугался и доверяет мне больше, чем я сама – это он. Во всяком случае, заносит ногу для тычка.      
– Вей! – останавливаю его. – Не надо, уже проснулась.  
Он прячет смущение за улыбкой. Вижу, что щеки у него слегка порозовели, и с губ ушел синюшный оттенок. Пребывание вблизи источника сказалось на моем секретаре в лучшую сторону.      
– Время, вэль Хюльда. Или называть вас Вийдой, как орки?      
– Вийдой, – говорю. – Только в астрале.      
– В землях мертвых?      
– И в них тоже. Астрал не исчерпывается землями мертвых. Хюльдой – в плотном мире, среди живых.  
           
    Хотела еще добавить, что мое настоящее имя, имя сути – Омела, но вовремя спохватилась. Поразительная способность у этого парня располагать к себе окружающих и провоцировать их на откровенные разговоры, не иначе – природное свойство ллири. Как же хочется с этими гуманоидами познакомиться поближе, только не в качестве врагов и не на линии фронта.      
– Скажи Нике, пусть остудит воду, – конечно, я могу это сделать сама, но она что-то в последнее время совсем расслабилась, а это не дело.      
– Может, подогреет?      
– Нет, именно охладит, аж до льдинок. Взбодриться надо.  
           
    По лестнице поднимались долго и муторно, полигон на глубине одиннадцати этажей, восемь – это я в прошлый раз от невнимательности насчитала. Причем, этажи эти не в жалкие три метра, как на Земле, а от пяти до пятнадцати метров высотой, в общем, все вместе напоминает перевернутый небоскреб. Уже на третьем пролете я сотворила малое заклинание левитации и заскользила вверх плавно, как привидение, на четвертом пролете сдалась и Никана, а Вейлин сразу воспользовался каким-то амулетом, которых на нем, как на бобике блох. Наверх выскочили, даже не запыхавшись.  
           
    Эта ночь была потрясающей. Редкие, но мощные фонари пронзали осязаемо плотный туман конусами света, смутные тени деревьев накладывались и пересекались, будто нарисованные аэрографом на мокрой бумаге, сильно поредевшая листва сияла на просвет как цветное стекло. Ни лун, ни звезд в такой хмари не было видно, воздух сырой и прохладный, тихий – ни ветерка. Никана задела склоненную ветку, та обдала ее дождем крупных капель, и резной пурпурный лист неторопливо спланировал на макушку Вейлину. Тот подхватил его и вставил во вторую от ворота петлю. Забавная пара – другой скорее смахнул бы его наземь или отдал девушке, а тут вроде так надо – она уронила случайно, а он подобрал, и держит при себе, словно еще одну нить, овеществляющую их чувства.  
           
    Вот за этот лист и ухвачусь памятью при возврате. Но что делать с фонарями? Если переходить туда, где их нет – это как же надо менять восприятие! А если идти туда, где они есть? Ну, например, те редкие лесопосадки по краю полосы, что проходит между Октябрьским бульваром и проездом Циолковского, они-то как раз всегда хорошо освещены. Или около Комитетского леса, только вокруг чего там ходить... магазина, что ли? Так я его плохо помню, а будка на полосе отчуждения – красного кирпича, не пойдет на первый раз... А вот если припомнить жилой дом напротив ДК Калинина, то все сойдется: и серая кладка, и редкие деревья, и яркое освещение. Ну, пошли...  
           
    Скомандовала Нике и Вейлину оставаться на месте, сама встала в паре метров от стены. Там, у края взрыхленной, по осеннему времени, полоски земли, сразу, без бордюра начиналась брусчатка. Расфокусировала зрение и выпустила, наконец, источник на волю. Его стебли протянулись в глаза, и я почувствовала себя чем-то вроде улитки, которая и идет, и смотрит одним местом... хорошо, хоть, не задницей. Шла и меняла то, что вижу. Серые каменные блоки уменьшались в размерах, превращаясь в силикатный кирпич, а приятный белый свет магических светильников переходил в мертвенно-оранжевый "экономичных" неоновых ламп. В какой-то момент воздух стал "пустым" и разреженным, я остановилась, повернула голову влево и увидела крышу ДК за темной – против света – мемориальной доской. Резко потянуло холодом, под ногами обозначился лед и смерзшиеся островки грязного снега. Я сделала пару шагов к темному силуэту куста, нащупала тонкую веточку с плоской чешуйчатой хвоей – туя, отломила кончик длиной в пару сантиметров, вернулась к стене и двинулась обратно – на Ирайю.  
           
    Уф! Получилось. Отдала Вейлину веточку, сказала, чтоб передал жизнюкам, из нее вполне реально куст вырастить. Для чего – не знаю, наверно, чтоб подтверждение было, что по мирам можно ходить. Передохнула минут пять, потом проинструктировала Нику: поставила позади себя, попросила положить руки мне на плечи, сказала, чтобы шла со мной в ногу, четко глядя в затылок и не отводя взгляд в сторону. Предупредила, что от этого зависит сама возможность ее возвращения. И снова двинулась в славный город Королёв. Никана пыхтела от усердия мне в макушку, видно, управление вниманием – не самая сильная ее сторона, но она очень старалась. Когда свет фонарей стал оранжевым, я скомандовала "стоп!" и попросила ее осмотреться. Но она еще и принюхалась, сморщилась и прокомментировала как-то вроде: "гномский городишко, по запаху чую", после чего, во избежание вредоносных случайностей, я скомандовала: "возвращаемся, как пришли!" и провела ее назад без эксцессов. Великолепно!  
           
    Еще немного усложнила задачу, решив сгонять к родникам живой и мертвой воды, рядом с ними как раз был курган, который я не единожды обходила и, в целом, помню. Там так же темно, как и здесь, так что переход в пределах одного мира уж не намного сложнее, чем между двумя. Услала Никану за пузырьками, сама облокотилась на контрфорс, продышалась. Энергии у меня, чувствую, не убавилось ни на йоту, зато адреналинчику впрыснуло – как от прыжка с парашютом. Да еще Вейлин на меня смотрит с собачьей преданностью, и это бесит.      
– Я не богиня, – говорю. – Не смотри на меня так.      
– Конечно, вы – из истинных богов.      
– И какая разница? – если не задавить это идиотское преклонение в зародыше, потом будет гораздо сложнее.      
– Ваша сила собственная, не заемная. Как у Ллира и его сыновей.      
– Так тут еще и Ллир где-то бродит? – вот как раз не хватало мне кельтского пантеона, помимо всех здешних проблем.      
– Увы, нет, – ответил Вейлин. – Он остался на нашей родине. А Бран и Манавидан перешли на другие уровни бытия. Я и не надеялся, что когда-нибудь мы их найдем, но ваша способность ходить между мирами...      
– Не надейся и дальше. Любое божество в здешней системе – страшно дестабилизирующий фактор. Поэтому я не хочу, чтобы ты с кем-то делился своими теологическими соображениями. Я – всего лишь маг. Даже не особо сильный. Не совсем обычный, да, но ничего сверхъестественного во мне нет. И еще – обращайся ко мне на "ты", мы же договаривались!  
Надулся, как мальчишка. Поломала, вишь, парню мечты, а ему и так немного осталось... А что делать – не врать же?  
           
    Пришла Ника, притащила две фляжки. Несла она их книзу горлышками, крышки болтались и позвякивали на цепочках, и уже метров за пять потянуло ароматом спиртного.      
– Ничего, что вот так, немытыми? – спросила она. – А то кухня заперта, за пропуском и ключами идти неохота.      
– Да нормально, – отвечаю. – Пошли! Переход в Эмларен прошел как по маслу, менять восприятие я навострилась быстро, только вот у родников нас ожидал жесткий облом: оба оказались заключены в срубы с дверками и заперты на висячие замки. Говенные людишки даже не думают пакостить, просто живут – и все равно вокруг них мерзость. Ничего, замок не буду срезать, просто поставлю в известность конторских, они и родники, и всю эту землю живо подберут под водолечебницу. За водой мы сходили к озерам Тримерна, почти за три тысячи километров от Эмларенских деревень. Я, кстати, не зря пользуюсь этой мерой длины. Она тут есть, только называется по-другому. Вообще-то, местная система мер и весов несет на себе явное влияние попаданцев – практически, это калька с современной земной, если бы не узнала о них раньше, по ней точно бы догадалась.  
           
    Полюбовавшись серпом большей луны и крупными осенними звездами, сияющими сквозь кристально чистый воздух, набрали воды и засобирались домой, в Энстору – это уже больше трех тысяч километров. Пока следовали кромкой леса в поисках подходящей возвышенности, Никана подобрала пару шишек и сунула их за пазуху – западнее Рифеев масличные сосны не растут, так что подтверждение достаточное. Никаких холмов не нашли, зато услышали пробирающий до костей вой, и разогнанное страхом сознание резко выдернуло нас под окна родной Академии. Ника отпыхтелась, отерла мокрое, как из-под душа, лицо и посмотрела на меня с уважением:      
– Вэль Хюльда, вы – как древние маги, последним, кто телепортировался без помощи артефактов, был Киф Каменный Ветер.  
           
    Никто не телепортировался, говорите? А как же перерезали королевскую семью у альвов? Как выдернули у нас из-под носа малышку Альфлед? Конечно, это могут быть и проделки Фалль, но не слишком ли опрометчиво всякий свой промах объяснять вмешательством божества? Не разумнее ли предположить, что Пекрито владеет этим навыком не хуже, чем я, а гораздо лучше, учитывая его возраст? Одни вопросы. Разнежились вы тут все, ребята. Коллективная жизнь – она и организует, и расслабляет. В те не столь уж далекие времена, когда маги сражались поодиночке или небольшими группами, индивидуальное искусство было не в пример выше. Сейчас из тех магов остались двое: Дерек и Пекрито, причем, первый сильно ограничен в собственных действиях проклятием Арагорна. Что там со вторым, личем? Пока не увижу – не узнаю. Правда, для этого надо опробовать еще одно перемещение, быстрый телепорт без лишнего груза. И хочется мне, раз уж можно сходить на Землю, сестру повидать. Несмотря на то, что нехорошее чувство на грани ощутимости при мысли об этом свербит. Тянула его, тянула в сторону рассудка или, хотя бы, фантазии – нет, не дается.  
           
    И, наконец, я решилась. Оставила Никану с Вейлином посреди дорожки, сказала стоять и ждать меня до самого рассвета, если оно потребуется. Запомнила трогательную позу этой парочки, закрыла глаза, вошла в транс. Представила нашу с сестренкой квартиру, тюлевые занавески, белеющие в ночном полумраке, для меня теперь городская ночь – легкий сумрак, шифонер, старенькую чешскую "горку", книжные полки вокруг компьютерного стола и две кровати...  
Ощутила вязкую и тягучую ночную тишину, услышала перестук ходиков, принюхалась к воздуху, пыльному и пованивающему газом из старой колонки. Йес! Ноги шлепнули об пол.      
– Эй, кто там? – тут же раздался голос.  
Знакомый голос, мой.      
– Сашка, ты, что ли? – странно было слышать свой крик из чужого горла. – Проходи, че топчешься... помянем... Таньку нашу.  
Таньку? А.М. говорил же, что это меня схоронили! А тут – сестру. Нет, это какое-то недоразумение. Ладно, обдумаю потом, а сейчас пора сваливать, пока меня не увидели. В лучшем случае решат, что зелененький человечек им с бодуна привиделся, но особо надеяться на это не стоит.  
           
    Выскочила назад, как ошпаренная. Может, это вовсе не реальность, а нереализованная линия вероятности? И представлять, тогда уж, надо сразу спящую Таньку. Сопящую, с приоткрытым ртом, аллергический насморк проходит у нее только зимой. Представила. В кровати, в ночной полутьме, с тем же звуком ходиков и затхлым ароматом старого городского жилья. Сгустила ощущения до реалистичности. Хрясь! Пол оказался несколько ниже – или Танькина кровать выше, чем я предполагала? Танька всхрапнула и перевернулась на бок, а я пригляделась, и чуть сама не хрюкнула.  
Это была не Танька, не моя сестра, а какой-то... брат? Парень, сильно смахивающий на меня, ту, из земной жизни. Что это парень – трехдневная щетина не оставляла сомнений, что он младше моей сестры – не до конца сошедший "щенячий жирок" и здоровый румянец: сороковник не дашь, да и тридцатник тоже, от силы – двадцать пять, ну, максимум, двадцать семь лет. Опять вероятность? А почему такая плотная? Плюнула, утянулась назад.  
           
    В третий раз закинул он невод... то есть, я в третий раз представила сестренку, именно с такой физиономией, с какой она спит, и заколку неизменную в волосах – от челки у нее нос чешется, но она с упорством, достойным лучшего применения, продолжает оставлять несколько прядей длиной до горбинки. Вот она, размытый образ становится четким, проясняется, я привычно уже приземляюсь на пол... и слышу, что звук не тот! Хорошо, Танька не проснулась, заворочалась только. Перевожу взгляд на пол: так и есть, не паркетная доска, а самая настоящая, деревенская, крашеная зеленой краской. Оглядываю стены – обойки в мелкий цветочек, таких у нас с роду не было, смотрю на окно – ситцевые занавески. Подхожу к окошку, выглядываю наружу – второй этаж, это максимум, не четвертый, как у нас. Да и на противоположной стороне улицы двухэтажный дом, этакий с колоннами, портиком и вензелями над парадным входом. Фонари мерцают голубоватым светом, а выше, в небесах белым привидением проплывает колбаса цеппелина.  
           
    Это еще что за глюки?! Зажимаю себе рот, чтобы не охнуть, пробираюсь "с пятки на носок" к компьютеру – вместо него доска с рейсшиной и бронзового литья подставка под чертежные приборы. Зато книжные полки почти не изменились, разве что... книги там другие. Читаю названия: А.П. Цыпкинъ, Е.И. Фертъ "Основы эфиродинамики", П. Сабини "Расчётъ безтопливнаго генератора Н. Тесла для стацiонарныхъ энергостанцiй, устанавливаемыхъ ниже перваго предeла Реймунда". Дальше стоит моя физиомордия в черной рамке с бантиком. Дагерротипчик вручную раскрашенный. Ага, значит, книжки тут никому больше не пригодятся! Хватаю парочку с интригующими названиями и сваливаю на Ирайю.  
Уфф... Вейлин с Никаной как стояли, так и стоят.      
– Привет! – говорю. – Долго я отсутствовала?      
– Не очень, – отвечает Никана. – У меня и руки не затекли.      
– Молодцы, – подбадриваю. – Это неоценимая помощь, и не только мне. Держи книжки, храни пуще конторских секретов. Прочесть их смогу только я, а вот про... потерять и испортить – любой. Разомнитесь пока, походите, а я передохну и еще один раз слажу.  
           
    Лучше бы я этого не делала. Уж как я тогда вывернулась – это проходит по разряду чудес и необъяснимых явлений. А сперва все складывалось так удачно. Я собрала в памяти максимально полную картинку, что должна была предстать передо мною в той, настоящей реальности, сосредоточила на ней все внимание, причувствовалась... и ощутила, как вокруг меня смыкаются цепкие клещи. Как кристаллы чужого и невероятно чуждого сознания прорастают в мою эфирку. Как сворачивается пространство и застывает время. Локана! Как бы ни было тошно отражать это агрессивное кристаллообразное существо, я стала равнодушным зерцалом, спрятав источник в беспамятной глубине, и в последнее мгновение выскользнула из острых пальцев чечевичным зерном. Разжала кулаки.  
           
    Открыла глаза. Увидела напуганное лицо Ники, и меня отпустило. Источник высунул любопытный росток, ощутил, что бояться нечего, и, расслабившись, закружил вокруг нас легкую карусель сквознячков.      
– Что произошло? – спросил Вейлин. – Мы ждем вас уже третью ночь.      
– Благодарю, – поднимаюсь, держась за Никану. – Чуть не угодила в пасть чему-то чужому. Чуждому. Нет, эфирку восстановит источник, я нарочно сбросила часть. Да пусть подавится, тварь! Нет, она не здесь. К счастью. Она на границе того мира, в который я собиралась проникнуть. Кристалльная... Тварь Хаоса? Нет, Вей, скорее, это тварь Порядка. Или, если уж совсем точно – Вырожденная Тварь.  
           
    Мы решили вернуться на полигон, который стал для нас почти домом, но по дороге всех троих перехватили какие-то менталисты в черной форме и без нашивок, настойчиво пригласили с собой, и вот уже мы трое сидим в комнате с резными стенами и длинным, вдоль всей комнаты, столом, и ждем непонятно чего. Я задремала, так источнику будет проще меня подлатать. Сам процесс напоминает сканирование и восстановление "каталога" на логическом диске и, одновременно, перезапись в случае, когда изменения затронули "сектора", как если бы он однажды снял с меня копию и теперь убирает все отклонения от нее. С одной стороны – удобно, не нужно маяться, разбираясь в повреждениях физического и эфирного тела, а, с другой – этак он и апдейты откатывать будет. Пока есть более неотложные дела, а потом – обязательно нужно разобраться со снятием копий и периодически "архивироваться".  
           
    Дремотные мысли прервало появление Дерека в компании четырех дворян, одетых с подчеркнутой скромностью, но с оружием и артефактами первого и второго класса. По поведению, специфическим аурам и приглушенному фону магических предметов похожи на опытных магов-боевиков уровня магистра и выше. И лишь один из вошедших резко отличался от остальных: имел зачаточные способности к магии, простое, без малейшего присутствия каких бы то ни было плетений, оружие – короткий меч на перевязи и кинжал на поясе, и полное отсутствие каких-либо артефактов в одежде и снаряжении. Именно ему Дерек открыл и придержал дверь. Кстати, я ошиблась, оружие совсем не простое – синяя сталь подгорной работы, но ни грана магии, ни в оружии, ни в его хозяине. Зато сопровождающие – или, правильнее сказать, телохранители? – держат вокруг него едва заметный, но весьма эффективный "алмазный щит". Если бы не необходимость трех-пяти магистров для его поддержания, цены бы этому плетению не было! А так – только герцогам да паре-тройке графьев оно по финансам доступно, но ни один им не пользуется: зачем, если достаточной эффективности можно добиться гораздо дешевле. То есть это...  
           
    Вейлин ткнул меня в бок – все уже встали, я одна рассиживалась и раздумывалась, кого это жаба не душит. Вскочила и склонила голову, как все остальные, но долго выдержать не смогла – повернула так, чтобы видеть вошедших, особенно – этого странного немага. Лицо показалось донельзя знакомым, будто видела уже где-то похожее, но где – не пойму. Мягкие черты, напоминающие славянский типаж, характерный взгляд, знакомый... по профилю на монетах?!      
– Ваше императорское величество, вот она, та самая Хюльда! – Дерек кивнул на меня и улыбнулся, как крокодил. – Она же Вийда, признанная орками перерождением их народной героини...      
– И что, – оборвал его император. – Соответствует?      
– Не знаю, как насчет перерожденки, а союзнический договор между Кугро и Погонщиками волн она уже сорвала, – раздумчиво произнес Дерек. – И подала две конструктивных идеи оружия, весьма подходящего против больших масс тупой нежити. До этого... тот самый пористый кварц, точнее, его защитная конфигурация – тоже ее рук дело.      
– Благодарю за информацию, вэль энхе Дерек, я побеседую с ней сам, – Альвальд Первый подошел к столу и жестом подозвал меня. – Подойдите ко мне, вэль Хюльда, надо поговорить без лишних ушей.  
           
    А как тут подойти, если стол оббегать – полдня потеряешь, через стол прыгать – сочтут нападением и испепелят на месте? Разве что пролезть под столом. Когда я встала с коленок, отряхивая пыль, его императорское величество только что не смеялся в голос.      
– У вас всегда, – кивнув на мое неуклюжее приветствие, спросил он. – Столь неожиданные решения, вэль Хюльда?      
– Когда необходимо, ваше...  
Император приложил палец к губам. В это время один из его телохранителей магичил вокруг нас что-то весьма замороченное, вроде купола тишины, но с кучей дополнительных функций. Альвальд указал мне на стул, сам взял другой, развернул его и лихо уселся верхом, подперши кулаком подбородок. Кивнул, чтоб продолжала.      
– Все мои решения происходят под большим давлением обстоятельств, – начала я. – Причем, выход я, обычно, нахожу какой-то совершенно кривой и нелепый. Многие мои выдумки оказались не нужны или неприемлемы, например, древесный шелк... Возможно, они будут востребованы когда-то потом... или вообще никогда.      
– Уже, – сказал император. – Не волнуйтесь, мне приносили на подпись документы об участии государства в этой афере... И я их подписал. Темина из Керемницы – ваш торговый агент? Или вы ей патент продали?      
– Нет, подарила идею.      
– А, тогда ясно, почему она настаивает на десяти процентах отчисления в вашу пользу. Но мы сейчас не об этом, хотя обставить Конфедерацию по шелку – это многого стоит. Скажите, ваша телепортация, о которой мне доложили – это то, о чем я думаю?      
– Я не знаю, о чем думает ваше...      
– Несмотря на секретность темы, об этом болтают даже в казармах. Слишком уж людное место вы избрали для экспериментов. Или вы можете перемещаться только из таких, где в каждом окне маячит по двадцать курсантских рож?      
– Вот о них-то и не подумала, – вздохнула я. – И что же они говорят?      
– Что вы – один из древних магов, тайно вернувшийся, чтобы поддержать Империю.      
– Хорошо хоть, не древних королей. Но вы же знаете, что это досужие вымыслы?      
– Я – да, – император кивнул кому-то из своих телохранителей. – Но вас теперь не удержат ни стены, ни плетения, ни даже поглотительные колодки. Поэтому я вас спрашиваю: что необходимо для обеспечения вашей лояльности? Титул? Земли? Редкие и труднодоступные ингредиенты?  
           
    Что мне нужно... лично – не так уж и много: чтобы не заморачиваться на быт и хлеб насущный, чтобы дали позаниматься наукой, и хотя бы год не отвлекали на прикладные разработки, чтобы... но все это – ерунда. По-настоящему мне нужно одно:      
– Чтобы вы способствовали прогрессу, ваше...      
– Говорите – энхеле Альвальд. Или хорс энхе Альвальд. Так обращаются ко мне некоторые из ваших знакомых: Каомин, герцог Фергера, Логайн доэн Келвен... вы поняли, нет? Хюльда доэн Рифей.      
– Не поняла.      
– Рифейские горы давно лежат на наших плечах бесполезным грузом. При том, что в них немало рудных месторождений.      
– И? Что мешает разработке?      
– Горные духи. Если вы договоритесь с ними, все богатства рифеев – в ваших руках. Разрабатывайте, двигайте прогресс, а мы вам поможем, особенно, если доля участия государства будет более тридцати процентов.      
– Согласна, только...      
– Вы еще ставите условия?      
– Да. Если вы будете участвовать в моих разработках – я поучаствую в ваших.      
– А если точнее?      
– В науке, культуре, образовании. Не уверена, что мне это позволят, в противном же случае... Я хочу иметь возможность сложить с себя как титул, так и обязанности, клятвы, вплоть до присяги, и удалиться с Ирайи, если пойму бессмысленность и безнадежность своих усилий.  
Зло сверкнул глазами:      
– Много просите. Ох, как много!      
– Все в ваших руках, хорс энхе Альвальд.      
– Не только в моих, увы, – вздохнул император. – Но, я вижу, вы приняли мое предложение!      
– Только если вы приняли мое.      
– Неужели будем торговаться, как дварфы?      
– А то ж... Хотя бы в память моего прадедушки.      
– Вэль... нет, все же, доэрэ Хюльда, я принимаю ваше условие – освободить вас от всех клятв, титулов и должностей, и отправить в изгнание сразу же, как вы сами того попросите.      
– И не интересуясь пунктом прибытия, – сказала я уже чисто из вредности.      
– Да, – кивнул император. – А теперь – на колени!  
           
    Герцогство Рифейское (почти сорок тысяч квадратных километров безжизненных гор, населенных лишь духами) обмывали в тесной компании, мы да охрана. Даже шеф не сподобился нас навестить, правда, выделил удобный "номер", близнец той вип-камеры, что я раскурочила в первый день заточения. Стол оттащили в угол, жратву и выпивку расставили на полу, сами уселись (а некоторые – улеглись) на ковер... после третьей бутылки и двух жареных гшилок поспорили с охраной насчет шаманизма, и я позвала к нам "орочью банду". Они прибежали так быстро, словно ждали под дверью. Все трое, особенно дедуся Хоброк, показались мне сильно моложе и симпатичней с лица, нежели при нашем первом знакомстве, а Лягушачья принцесса, как прозвали Нохту, так вообще выглядела чуть ли не моей ровесницей, и хлестко отшивала подкатывающего к ней деда.  
           
    Тут же зацепились языками за крепость Эйде и Астральную академию, пожаловались на мою мертвую сестру, что установила там казарменные порядки, не могли нахвалиться Ягой (не хочет пращурка своего имени называть – будет носить это прозвище), которая добровольно взвалила на себя функцию стражи крепостных ворот и таможенного досмотра всех приходящих, и слезно молили присылать для занятий многочисленных душ образованных магов-астральщиков. Потому как желающие учиться есть, а преподов мало: трое живых шаманов и одна шаманка мертвая. Ну, еще альв и два ллири организовали боевую школу, и, как жалуется Хоброк, в том зале даже ходить тяжело – словно весишь вдвое по сравнению с тем, что чувствуешь в плотном теле, но орочьи духи не жалуются, принимают все трудности учебы, как должное. Действительно, скучающий ум – самое страшное в любом коллективе, а в орочьем – так особенно. Обезьяньего в нашем характере слишком много осталось, везде пальцы суем.  
           
    Я попросила Вейлина узнать, как там с призывом когдатошних "спящих в Тумане", и он откликнулся, что только желающих набралось полтора десятка, Контора их приняла и разместила на частных квартирах, ждет, когда я немного освобожусь. "Хорошо, – отвечаю мысленно. – Займусь. Только надо решить насчет операции на Кугро, потому что на мои новые умения у начальства большие надежды" – "Это да, – отвечает Вейлин. – О, так вы освоили мыслеречь?" – "Ну, наверно, не со всеми, – отвечаю ему. – Ты же менталист?" – "Нет, – вздохнул. – Я давно выгорел, еще за Гребнем. А это работают внедренные глифы". В общем, само эфирное тело у Вейлина больше чем наполовину искусственное, и привязывает его к ментальной сети Конторы. Тонкая работа, достойная авторства древних магов. Хотя, нет, древние почти не использовали руны, то есть, их конструкты имели аналоговый принцип работы, а тут – именно скрипты и четкие глифы. Вот чему мне учиться-то надо, найти бы сведения по архитектуре и кодингу этой штуки – и не нужно изобретать велосипед. Только Контора вряд ли кому даст подсмотреть один из своих главных секретов.  
           
    Шаманы сами ушли, а на выпихивание захмелевшей охраны и отмазывание их от взысканий мы потратили чуть ни час. Все валили на меня: вроде как я не пьянею, вот и не рассчитала, подливая в их кружки, а они не могли отказаться, ибо явно был прямой приказ руководства: потакать и фиксировать все разговоры. Вейлин их тактику сразу просек. А ему что, перестали доверять? Хотя я не знаю всех конторских интриг, могу только прикинуть, кто чей. Ника и Вейлин – люди Дерека, это не подлежит сомнению, и стоит держаться именно их, и потому, что эту сторону я хорошо знаю, и потому, что шеф близок мне по мировоззрению. Это мое, ну, не анархист я ни разу, хотя и жесткие системы не приемлю. А в Империи – как раз мой промежуток, с некоторыми закидонами, конечно, но перекос создает динамику. Кстати, о динамике: пора разобраться и с физикой эфира, думаю, местные маги еще не пытались представить работу заклинаний и глифов в виде физических формул.       – Вей, где книжки-то, которые я притащила? Уже в архиве? Ну, тогда требуй их сюда. Нет, эту, которая о порталах – не нужно, пусть ваши спецы роют, если потребуется – поясню, а вот те, которые на неизвестном языке, они не прочтут, а я этот язык знаю. Заодно стопку бумаги, чертежные приборы и карандаш. А, да, еще тей-фре бадейку кружек на пять.  
           
    Через полчаса заказанное принесли, и я засела за перевод. Все-таки родной язык, даже с ятями, необыкновенно облегчает понимание символьной части. Особенно порадовало доказательство преодолимости скорости света – как минимум, для эфиронов. А это – необходимое условие существования истинного предвидения. Другое дело, что время тут рассматривается не только как цепь изменений плотноматериальной системы, которая как бы движется от причины к следствию, последовательно проходя звенья-состояния, но и как мера протяженности кластера плотноматериальных систем, каждая из которых в отдельный квант времени занимает одно звено-состояние во временной цепи. Это напоминает прохождение человека через плоскость дверного проема: сперва ее проходит кончик носа, потом весь нос и кончик подбородка, далее – отдельные части головы и туловища, а также конечностей, а завершается все пучком на затылке и полупопиями. Тому, кто не видит объема, а видит лишь срез тела-системы в плоскости дверного проема, каждое сечение кажется самостоятельным и независимым, другое дело, что "неподвижные во времени" объекты, если и существуют, то не могут ничего фиксировать: сама фиксация внешнего сигнала предполагает изменения состояний, то есть движение по шкале времени. Как хрестоматийный пример приводятся запутанные частицы и "критерий удачливости" в теории развиваемой биосферы (видимо, аналог знакомого мне эволюционизма).  
           
    В общем, если без формул, то человек (и, вообще, почти любой плотноматериальный объект) имеет не одно физическое тело, а несколько. Они составляют кластер, объединенный одним сознанием (у живых) или эфирным облаком (у неживых объектов). В кластере их может быть больше или меньше, мало того, некоторые объекты внутри кластера могут разрушиться или выпасть из него, при этом сам кластер не исчезнет и не распадется. Катастрофа или любое критическое для элемента кластера событие порождает эфирную темпо-волну, которая распространяется в обе стороны по шкале времени, и предупреждает об опасности остальные элементы кластера. Именно поэтому вовсе необязательно исполнение истинных пророчеств: кто предупрежден – тот вооружен. Такой вот парадокс.  
           
    Это намного достовернее объясняет мои недавние блуждания по мирам, которые я сочла невоплощенными вероятностями, и которые амберит назвал бы "отражениями". Интересно, эти цепи линейны или возможны их разветвления? И что в этом случае происходит с сознанием? А с "эфирным облаком"? Эти вопросы пока без ответов. Что ж, впереди – некопаное поле для исследований, а передо мной – теоретическая база для создания упоминаемых там винта Яльмара, бестопливного генератора Тесла и вакуумного движителя Мазони. Интересно, чего они еще наизобретали? Заглянула на последнюю страницу, в библиографию, и заинтересовалась именами. Из всей кучи мне знакомо только имя Никола Тесла, остальные в моей реальности следа не оставили. Также удивляет обилие славянских и итальянских фамилий и относительно небольшое количество – немецких, английских же почти нет, и это наводит на мысль, что в данном временном срезе история пошла несколько иначе... значит, было расхождение причинно-следственных связей, оно же – ветвление!  
           
    Красиво получается, а? Представила, как меня, оказывается, много, и так хорошо стало! И на Ирайю попало, как минимум, два объекта из меня-кластера, раз уж один другому книжку подбросил. Вдохновленная, до ночи писала и перечерчивала, а почти в полночь явился Дерек.      
– Как тебе Рифеи? Понравились? Справки, надеюсь, уже навела?      
– Пока – нет, – отвечаю. – Смотри, какую прелесть я притащила! Техномагия в конструкциях и расчетах. Перевела не все, но основные положения, формулы и схемы – тут. Примечание – все коэффициенты надо уточнять, на Ирайе плотность эфира выше. Остальное переведешь сам, если будет желание. Русский в школе учил?      
– Ох, помилуй, это было слишком давно, – шеф всплеснул руками и выпучил живой глаз. – Но когда-нибудь закончится эта гонка? Вот тогда и допишешь. Хочешь – оформи как собственную монографию, ученая степень тебе же нужна?      
– Не нужна, – отвечаю. – Мне и без нее неплохо живется, а научное сообщество – это гибрид травилки, давилки и распрямилки мозговых извилин. Не собираюсь на него тратить свое время и силы.      
– А придется... – протянул Дерек. – Но не сейчас. Завтра тебя мэтр Лангскег ждет, в семнадцатой лаборатории.      
– Магоемких сплавов? – тут пришла моя очередь удивляться. – И зачем я ему там? Все расчеты дедушке дадены, у него что, от семейной жизни крыша поехала или он влюбился и потупел?      
– Может, и потупел, – вздыхает шеф. – Но нанятые со стороны артефакторы еще тупее. Чуть не подорвали лабораторию вместе с ним, собой и всеми механизмами (а ты знаешь, сколько там уникальных). Пришлось гнать их в шею. До конца заварухи посидят в карантине, а там вышвырнем на все четыре стороны. Остался гном в гордом одиночестве. Он, конечно, вламывает, как голем, но надолго ли его одного хватит? Сорвется, допустит ошибку... и все, сварчокан! Надо помочь Бороде. А кто сделает твои гранаты лучше, чем ты?  
Я встала с ковра, сложила записи на тумбочку и пошла в ванную комнату.      
– Погоди! – шеф схватил меня за плечо. – Так ты поможешь?      
– А у меня есть выбор? – ответила я.     
       
       
    

Глава X. Мы идем к Оракулу.

      
           
    Глаза слипались до тех пор, пока не легла в постель, но как только голова коснулась подушки – сон из нее вылетел напрочь. Ненавижу эти перины, затягивающие в себя, словно топь, и точно так же сдавливающие грудную клетку, все отличие от болота – тут еще жара душит. Вылезла, прошла в кабинет, улеглась на ковер, пахнущий пылью и пролитым вином, он, хотя бы, не провалится под тобой на полметра. Стало легче, но сон так и не вернулся. Что ж, не судьба. Значит, повторю недавний урок, получу эйдехэ, как говорит ягая бабуся. Пройдусь по всем "болевым точкам" и "безвыходным ситуациям", которые затронул Отшельник. Вошла в транс, начала последовательно перебирать и переживать, "возгонять" каждую до безмолвного знания. На третьей или четвертой нарисовалось нечто общее, помимо резкой неприемлемости каждой из них для меня. Добавила еще две точки-ситуации, углубилась в них по этому параметру – и вылетела в виртуальное пространство вероятностей, где орудовали большие силы, не мне чета.  
           
    Прикинуться ветошью – первое инстинктивное движение, второе – исподволь наблюдать за работой творцов судьбы. Для нее не требуется та грубая сила эфирных потоков, что задействована в стихийных заклинаниях, тут нет символьной четкости и ограниченности руноскриптов, плетельщики оперируют собственным пониманием и волей. Любое противостояние творцов судьбы – это столкновение знаний и воль. И этой силы, иной раз, хватает не только для того, чтобы изменить будущее, но даже на то, чтобы обратить вспять чье-то время – от элементарной частицы до целого мира.  
           
    Какое счастье, что те, кто это может, присутствуют в незаселенной части Мультивселенной: вокруг них нет той искрящейся пыли слабых воль и мелких сознаний, вроде моего. Но как они обвиваются, давят, ломают, рассеивают друг друга – это красиво и страшно, и напоминает космические катастрофы, разыгравшиеся когда-то слишком давно и слишком далеко, чтобы повлиять на крошечную планетную систему на периферии галактики, но достаточно близко, чтобы жители обитаемой планетки смогли наблюдать космические драмы и трагедии. И никакого комплекса неполноценности ни тогда, ни сейчас я не испытывала.  
           
    Да, я – мелочь. И мало что могу. Но у меня нет и необходимости менять законы природы целых континуумов, у меня задачи неизмеримо мельче... только не проще. Для моей воли и моего понимания то, что я делаю – на том же пределе сил, что и противостояния творцов судьбы. В смысле предела, экстремума, точки роста – мы с ними равны, в масштабах силы – несравнимы. А те, кто ближе? Вот Дерек – эта кривая кочерга и есть крутейший маг Империи? Да окститесь! Вот – еще чья-то воля, прямая, острая и ощетинившаяся отростками-крюками, этот плетельщик намного сильнее моего шефа, и он живет где-то у нас, на Ирайе, идет по головам, сминая и спрямляя тысячи чужих судеб, но и он не всесилен – его обвивает и лишает сил гибкая, как лиана, женственная и мудрая воля. И на периферии застыла чья-то огромная туманная фигура, с которой связана эта обволакивающая женщина, что гнет, оплетает и обессиливает мужчину. Я не знаю их, они не знают меня, но рядом с ними я уже не пылинка... немного крупнее. Поэтому осторожность не повредит. Я стараюсь рассмотреть статичную и туманную, но циклопических размеров личность-волю незнакомца, и резко проваливаюсь глубже – во владения Великой Судьбы.  
           
    Это не Смерть, у Судьбы нет ее благородной простоты и определенности силы. Все переплетено, все определено и все зыбко, все есть, и ничего нет. Одновременно. Потому что она и есть время, связь событий. События не существуют без объектов, с которыми те происходят, и поэтому вся паутина Судьбы – нереальная. Но управляет-то она реальностью... реальностями. Заманчивая перспектива открывается, а? Вот взять и подправить свою паутинку... именно свою, я в чужое не лезу. Даже тянуть в другую сторону не собираюсь, просто сделаю ярче, своей волей, своим вниманием раскрашу, а потом стяну в тугую спираль, добавлю событий. Вспомню мультик про коробку с карандашами – это именно то, что мне нужно. Этот образ действия существует одновременно в бесконечном количестве модификаций, в каждой реальности свои карандаши, но в любой они узнаваемы, хотя на вкус и на цвет, конечно же, разные. Не сразу получилось то, что хотела, переделывала несколько раз, а когда удовлетворилась результатом – ощутила прикосновение чужой, но знакомой судьбы. Точечное. Несколько суток. Восходы, закаты. Восхитительно глубокая ночь. И последнее утро. Берем? Конечно! С этим чувством и вывалилась в реальность. Ох, хорошо-то как... ковер колючий, сквозняк холодный, запахи... откуда-то жареным луком потянуло... Реальность мне намного ближе чудного царства Судьбы, пусть даже там и творится не только будущее, но, частенько, и прошлое всех миров. Если бы они управлялись только оттуда, не было бы смысла во всех тех маленьких существах и их волях, что проявляют себя через плотный, физический мир.  
           
    Не этому ли на самом деле учил меня Отшельник? Развивал врожденную способность микроскопической песчинки противиться большим силам и, может быть, даже Великим? Все приемы, что он показал для условно безвыходных ситуаций – это и есть айкидо плетельщика, грубо и с погрешностями исполняемое Дереком, и такое изящное и смертоносное в демонстрации учителя. Но вот этот прием, с раскрашиванием – моя собственная находка, хотя, конечно, Отшельник вполне мог меня к ней подвести. Ладно, урву часок сна, а на потом – есть идея. Отрубилась на этот раз мгновенно, проснулась так, словно меня кто-то пнул.  
Растолкала Никану, узнала у нее время – да, проспала полтора часа, и до утра времени вагон. А если учесть временнУю неопределенность вне связанных событий, то у меня его вообще неограниченное количество. Только подготовиться. Сперва послала Никану на улицу за букетом осенних листьев, и пришлось еще объяснять, чего я хочу, ибо на Ирайе букетов не существует в принципе. Украшать что-либо отрезанными частями растений тут никому и в голову не придет, хотя горшки с цветами и даже мелкими кустарниками встречаются повсеместно. Но мне нужно именно то, что скоро завянет. А опавшие листья не вступают в конфликт с эстетическим чувством аборигенов и скрутятся в жарком и сухом воздухе моего временного жилья менее чем за сутки. Пока она бродит, прикрыла глаза и вызвала в памяти образ моей давнишней знакомой, которая только с виду кажется человеком. Зари.  
           
    Да... не зря я так решила. Внешне она поменялась сильно, осталось лишь слегка отрешенное, с легкой сумасшедшинкой выражение лица, и суть, похожая на сокровищницу ярких эмоций, которая вмещает, но не порождает свое содержимое. Она потемнела, во всех отношениях, и стала весьма близка к Смерти, возможно, даже за гранью, но при этом осталась на физическом плане существом ярким и деятельным. Да, она мне нужна. Не особо объясняя причину, я позвала ее выйти в Туман, сконцентрировавшись на моем внешнем виде. То, что она сразу ощутила астральную проекцию и осмысленно отвечала на предложения, показало ее серьезный прогресс, а то, как она посмеялась над моими туманными обещаниями – наработанный между нашими встречами опыт. Если она согласилась мне помочь, так это из-за своего авантюрного духа, а вовсе не купившись на хомячьи инстинкты.  
           
    Усадив Никану за письменный стол, я раскидала по нему в беспорядке алые и желтые листья, и приказала не трогать их до завтра. Попросила ее также никуда не уходить от стола хотя бы пару часов. Сходила к Вейлину и забрала у него свой сверхострый кинжал, проверила отталкивающее заклинание на лезвии, пристроила за пояс. И, наконец, скопив побольше слюны, плюнула на стену. Теперь у меня есть три реперных точки: плевок, Ника и осенние листья. Не получится вернуться через мгновение – вернусь через пару часов, не получится и это – вернусь не позже, чем через сутки. Или не вернусь вовсе, но это маловероятно. Закрыла глаза. Лицо Отшельника проявилось так, словно у меня идеальная фотографическая память. Я прочувствовала себя рядом с ним и перетянула физическое тело в астральную проекцию. Мне показалось, или это и впрямь получилось проще, чем раньше? Приземлилась на псевдопочву Тумана со всего размаху, хорошо, успела спружинить: из-за низкого роста и того, что представляю лица тех, к кому перехожу, на одном уровне с собой, всегда оказываюсь в воздухе сантиметрах в двадцати-тридцати над поверхностью. Ну да ладно, главное, чтоб ножки в цементе не парить. Осматриваюсь.  
           
    Мой учитель, если и изменился, то мне этого не заметно, а вот рядом с ним новое лицо – судя по экстерьеру, эльфийка, но от классических представлений о расе отличается сильно: вся в сине-сизо-фиолетовом цвете, причем, этот цвет для нее естественен, а не от болезни или холода. И одежда у нее вечерних цветов, не закатных, а серебристо-серых, пасмурных. Красивая девушка: высокая, стройная и фигуристая, только какая-то замотанная и грустная. Так и подмывает спросить: "Могу я вам чем-нибудь помочь?" Но, боюсь, обидится и не ответит. Новое поколение – вроде, и не отмороженные, но потребность общаться с окружающими отсутствует. Надеюсь, там, где она теперь оказалась, людей нет. Девушка плавно поворачивается ко мне и кивает. Я киваю в ответ. Вот и поздоровались.  
           
    Отворачиваюсь и вижу, как из тумана шагает к нам... вот если это не вампир, то назовите меня Майей Плисецкой. Поднимает руку в приветствии:      
– Хаюшки! – интонации Зари, да и лицо, хоть и изменилось, но узнаваемо. – Что у нас сегодня в программе?      
– Привет! – надо же, как клыки меняют лицо, сразу чувствуешь легкую опаску. Или это из-за ощутимого холода смерти, налетевшего на нас порывом ветра? Мне-то что, я с Великой знакома, да и эльфийке такое не внове, а нормальному человеку не поздоровилось бы, ножки в коленках прослабли, как минимум. Длинный черный тренч, катана за спиной, ну, или что-то наподобие, не разбираюсь я в клинках, вот каролинг от сабли отличу, а остальное – увольте. Ну, и что-то полы оттопыривает по бокам, не сильно, либо длинные ножи, либо короткие кинжалы. Экипирована основательно – стало быть, предложением заинтересовалась.      
      
– Девушки, не удивляйтесь, что оказались здесь, – Отшельник говорит больше для эльфийки, чем для Зари. – Мне вас порекомендовала моя, – кивает в мою сторону. – Ученица. Тебя – это он Заре. – Лично, а ты, – эльфийке. – Имеешь исключительно нужную, и очень редкую среди стабилизаторов специальность.  
Интересно, когда и кого я ему рекомендовала? Разве что... громко подумала. Надо строже контролировать мысли. Учитель продолжает:      
– Для чего это потребовалось? Проще всего было бы объяснить чистой мыслью, не загрязненной словам и образами, но я подозреваю, вы ее можете и не понять. Пока, – видно, что сомневается, поглядывая на Зарю. – Именно для того, чтобы открыть для себя этот способ общения, не признающий никаких границ, кроме ограниченности сознания, но, на практике, ограниченный некоторой неправильностью функционирования нашего Веера, и собралась в экспедицию Хюльда, – смотрит на меня выжидающе, не продолжу ли, но я нарочно молчу. А вот не надо делать из нас сопливых девчонок. – У нее, кстати, далеко идущие планы (хмыкает), так что просить она будет не только за себя. Вопросы есть?      
      
– Что вы имеете в виду, говоря о моих способностях? То есть специальности, – эльфийка настороженно глядит на него. Да и я бы на ее месте так же смотрела. Хотя, может, это он о прошлой, земной специальности? Интересно, какая она?      
– Сродство со стихиями жизни и смерти одновременно, знание растений и животных – биология, я правильно назвал эту науку? способность к слиянию... а также – сила твоего стремления к гармонии. Все это потребуется, если не сейчас – так потом, я это знаю. Тебе же поход даст не только бесценный опыт, но и то, чего ты себе пожелаешь... – короткая пауза. – Ну, за небольшим исключением. Когда достигнешь конечной точки, мой совет – не слишком стесняйся в желаниях, у тебя достаточно сил и знания, чтобы за них заплатить, помни только: даром ничто не дается.  
Да уж, видимо, сам до конца не знает, что получится из нашей затеи.  
           
    Эльфийка встрепенулась:      
– Как я поняла, вы знаете про это место всяко более нас. Так объясните, почему часть моих сил не работает? Здесь живут всякие сущности, но я не слышу их Голоса Жизни. По же самое и про Смерть, – ее голос стал звонче, лицо оживилось и отрешенное выражение сменилось сосредоточенным, как на лекции. Бывшая студентка? Биофак, отличница, узкий круг знакомых, невпихуемость в общество сверстников. Как говорила одна тетка с Грибовской опытной станции, "кабачок умнее их". Ее даже там считали странненькой, а по мне – так адекватнее человека не найти, во всяком случае, среди теперешних искателей места под солнцем. Она-то его уже нашла, на этих километрах теплиц и грядок, от последнего снега и до лютых морозов. Под реальным солнцем, дождем, по локоть в земле, с солдатским загаром и резкими росчерками огородной "косметики" на лбу и щеках.      
– Да, это место не таково, каким оно должно быть, – отвечает учитель. – Неоформленная материя поглощает любые эманации, ибо стремится восполнить недостаток силы. Каждая капля забирает совсем немного, но капель мириады – и потери значительны.  
То есть материя жаждет движения? "Перемен, мы ждем перемен!" Но я помню состояние этой материи – потенциальная яма. Мне ее не поднять, во всяком случае, пока. Не те силы, даже с источником.      
      
– Можно для тех, кто считает себя особо одарёнными, всё же попробовать объяснить чистой мыслью? – это Заря говорит Отшельнику.  
Молодец, мы, может, и мелковаты с ним рядом, но тоже кое-что могем.      
– Хорошо, лови, – улыбается.  
Смотрит на нее долгим задумчивым взглядом,  
Заря кривится и трясет головой:      
– У меня уже есть четыре сегмента из местных... Кстати, могу попробовать призвать сюда одного из них.      
– Сегменты? Ты в них уверена?      
– Как в себе.      
– Тогда пусть это будет твоим козырем в рукаве – они тебе скоро понадобятся. Кстати, о желаниях: можно не повторять то, что я говорил Майе? Все в твоих руках.  
Так вот, как зовут печальную эльфийку. Имя, кажется, даже земное.      
– Какого характера возможны желания? Навыки? Информация? Богатство? Удача? Артефакты?  
Отшельник:      
– Информация. Артефакты. Материалы. Все, связанное с фатумом и фортуной – нет. То есть, просить-то вы можете, но получить – вряд ли. И помните, что бесплатный сыр... получает вторая мышка.  
           
    И быстрый взгляд в мою сторону. Меня, что ли, касается? Ну, да, я много упустила с точки зрения обывателя. Можно сказать, таскала каштаны из огня для других. Но мне не каштаны нужны. Помню Пашу-раздолбая, собравшего для меня системный блок из трех помоечных доходяг, докупала я только дисководы. Так вот, он никак не хотел брать с меня денег, отмахивался и твердил, что и так меня объел за три вечера. Ну, конечно, мы больше трепались под пиво, но компьютер-то я получила! И тогда он выдал коронную фразу: "Я это делал за экспу". И я почувствовала, что это правда, что ему было интересно – и собирать, и настраивать, и общаться, и что какой-то опыт он получил. И это не худший вариант. Мне, например, так удобнее. А "сыр"... да я его сама изготовлю, даже со своими теперешними возможностями. Вот научу источник копировать аминокислоты и липиды – и осуществлю материализацию пищи. И вообще можно приспособиться материализовывать ее прямо в желудке. По идее, можно даже сделать автономный процесс клеточного питания, только это уже недостижимое для меня мастерство, хотя бы из-за поверхностного знания биохимии. Пока что сгодится и белково-липидный коктейль в чашке. Ладно, что-то я не вовремя отвлеклась. Учитель смотрит на меня, и я чувствую его недовольство. Тут серьезное дело, а я все о жратве думаю.      
      
– Но, давайте, я расскажу вам по порядку. Так вот, – он опять упирается в меня тяжелым взглядом, и меня пригибает к земле. – Есть на оси миров механизм, дублирующий естественный обмен энергии и информации Веера. Майя – ты, наверно, знаешь, что у всего живого есть дублирующие органы и механизмы, – ну, наконец, отвел взгляд. – Так вот, при нарушении естественного обмена включился этот аварийный, так сказать, орган. Смертные называют его Оракул, хотя, конечно, любые названия на языках смертных условны. Дойти до него сложно, но те, кому это необходимо, могут получить от него то, что никто иной не может им дать. Помощь Оракула небезвозмездна, ибо все имеет свою цену. Придя к нему, выскажите свою просьбу, и он ответит, чего она будет стоить для вас. Совершать сделку или нет – ваше право, но лучше, если она совершится. Торговаться можно, но, – улыбается. – Почти бесполезно. Это механизм, он безличностен, и не имеет ни эмоций, ни слабостей. Не пытайтесь, также, угрожать. Он неуязвим для вас и не способен испытывать страх. По пути вам придется пересечь область, где законы Хаоса взяли верх. Там встречаются монстры. Нет, Хюльда, не те, что у вас на границе. Не перебивай! – да я всего-то уточнить хотела... – Они голодные, и едят... нет, не только приключенцев, как ты сейчас подумала. Они с удовольствием едят энергию. Силу. Любую, особенно стихийную. Да, Хюльда, у вас забавная классификация, но брось ты ее, не поможет. Как выкручиваться – думайте сами. Я вам там не помощник. А чтобы не заблудились, – Отшельник шарит под полой накидки. – Держите, это ваш проводник. Не теряйте из виду.  
           
    Из его руки выпадает колобок – круглая, маленькая, словно кукольная голова с широко раскрытыми, вращающимися независимо друг от друга глазами, носиком-кнопкой, ниточкой-ртом и без малейших признаков шеи.  
На мою удивленную мину учитель отвечает:      
– Этот парень когда-то любил смеяться над богами. И получил полную возможность заниматься этим... правда, не вслух. По дороге, возможно, придется подкормить его силой, но не балуйте – он уже получил все необходимое от меня. Есть вопросы?  
Заря разглядывает колобка:      
– Какого рода энергией заряжать смайлика?  
Отшельник усмехается, глядя на его нетерпеливые подпрыгивания:      
– Неприхотлив – ест все, кроме отмеченного тьмой и хаосом.  
           
    Майя некоторое время молчит, пребывая в задумчивости, но потом возвращается в себя и произносит:      
– Если эта реальность питается вырабатываемой энергией, да и вообще, всем, чтоб плохо лежит, то скоро мне станет тяжело и неуютно. Ведь я сама делаю обмен энергий – от себя Природе, и наоборот. А тут не обмен... а обман.  
Учитель опять тычет в меня взглядом:      
– Именно поэтому я советую Хюльде защищать тебя от опасностей и непредвиденных энергетических трат. Думаю, Ороро это также понимает. Но в определенных случаях без твоих способностей не обойтись – тогда придется тратить энергию, не имея возможности ее здесь восполнить. Поэтому будь бережлива, если можно сэкономить – не трать.  
           
    Так, а Зарю теперь звать Ороро, значит... ну, собственно, и у меня не одно имечко, понимаю. Инструкции закончены, учитель нас отпускает – и вот уже туман сомкнулся за его спиной. Идем, что ли? А Майю надо бы в середину поставить, ее защищать придется. У меня – нелимитированный запас энергии, Оро сама кого хочешь скушает, а друиды вне живой природы – существа магически уязвимые, не так, конечно, как простецы, но что такое слияние, знаю еще по земным практикам, и понимаю, как тяжко здесь Майе.  
           
    Оро недолго шла впереди – замедлила шаг, поравнялась с эльфийкой.      
– Здравствуй. Вижу, ты здесь недавно...  
Майя сдвигает капюшон назад:      
– Я? Да, в Тумане второй раз. В мире около двух с половиной лет.      
– О, не хило. Я всего полтора года и уже вторую жизнь живу, – улыбается. Меня называют Ороро. Знаешь, как Ороро Монро из икс-менов. В данный момент я вроде как вампир. А ты?  
Майя удивленно смотрит:      
– Вампир?.. Необычно. Я вот ночной эльфийкой уродилась в мире эльфов. Единственный друид.  
Не испугалась, взгляд чистый такой, и голос необычный – высокий, звенящий, холодный – как горный ручей. Тоже темная, но без изврата, как у всяких там дроу, просто сродная смерти. Да мы все тут такие. Вон, Оро еще не привыкла, красуется – значит, может налепить смертельных ошибок. Для нас двоих – мы-то пока живые.      
– Ну-у-у... – вампирша поднесла руку к лицу, черные когти стремительно удлинились. – Вампиры – это как раз самое банальное. Я тоже, кстати, немного друидка, несмотря на то, что кровопийца, – полюбовалась и втянула когти. – А вот быть единственным в мире – это плохо, сразу все наседают... – задумалась, поморщилась. – Ты уж извини, но мне чуется, что мы скоро придём, так что философские вопросы оставим на потом. Меня пока больше интересуют твои навыки.  
           
    Майя улыбнулась легко и отстраненно:      
– Да я сама толком не знаю, что умею. Через меня действует сама Природа. Моими руками. Я так, по мелочи управляю. Правда, пока училась у шаманки, немного некромантией овладела, зомби там поднять, призвать духов. А остальное все заряженные артефакты, семена да споры, – похлопала по боку, и под плащом что-то зашелестело, зашебуршало. – Но самое главное – это выход в Астрал, и Единение с Природой. Правда, тут эти две вещи мне недоступны.  
           
    Оро тут же подкинула ей порцию силы. Немного, с острым привкусом смерти, но пригодной и для живых магов.  
Майя прикрыла глаза, а по волосами пробежался спектральный блеск:      
– Отлично.  
Протянула руку ладонью вверх. Маленькая искорка осела там, и спустя секунду превратилось в семя, из которого пробился стебелек, еще мгновение – тяжелый бутон раскрылся алым цветком. Эльфийка повертела растение перед лицом, улыбнулась и протянула Ороро. Та прищурилась:      
– Он что-то делает, или просто так, для красоты и опробования сил?..  
Майя наклонила голову набок:      
– А это как пожелает сама Природа. Может сделать сок ядовитым. Или же вырастить шипы, острые как иглы. Но вообще, этот цветок паразит. Он растет на деревьях и высасывает их соки, – посмотрела на меня. Неужели знает о моей сути? Говорит-то, фактически, об омеле. – Порой семя может прорасти на теле животного или гуманоидного существа. И это неприятно.  
           
    Спрашиваю:      
– А бамбук так прорастить можно? А если его модифицировать – как противотанковый еж: вверх ростки в противника, вниз корни в камень? Получится?  
Эльфийка кивнула:      
– Все можно. Я просто скажу, а растение сделает. Правда, энтов пока создавать не умею.  
Оро – удивлённо:      
– Кого?  
Майя задумалась:      
– Ну... Как бы древесных элементалей.  
Молодец, друид! Так ее. Умеет поставить на место. Сделать мыслящее растение – это же почти божественное действо, а она пока не умеет. Понимаете – "пока". И я ей верю. Она научится.  
Но обстановку разрядила:      
– Энтов, – говорю. – Нам тут не нужно. Хватит и тупой меня.  
           
    Ороро, все-таки, не преминула похвастаться:      
– А я – танк обыкновенный, средней мощности. Сверхсила, сверскорость, мечи-вампиры, электрическая нить, немного магии. Берсерк. Если будет массовое нападение, рекомендую держаться рядом с Хюльдой, а то я иногда люблю делать массовые удары.  
Ну, жить рядом с ней в одном мире я не собираюсь, да и не смогла бы при всем желании, а как боец она меня устраивает, хотя если будет фонить силой так, как сейчас – соберет всю голодную живность в округе. Она еще, сразу после этого разговора, вытянула в Туман свежеобращенного Криса: неуверенно-наглого, все время дергающегося и фонтанирующего противоречивыми эмоциями. Либо не привык к своему состоянию нежити, либо и при жизни был псих. Все! Так дальше дело не пойдет! Сгинем, аки шведы под Полтавой. Если не замаскируемся. Буду прикидываться ветошью, и ею всех укрывать. То есть приближусь к состоянию туманной материи, слеплю линзу-преобразователь силы и пущу через него струйку от источника. Пусть создает над нами купол, словно фонтан, экранируя наши всплески сил от остального мира. Сказано – сделано, девушки и не заметили, оно ж как белое на белом. Свежеобращенный вампир, правда, поводил носом, но быстро переключился на ухаживание за Майей. А вот мне стало страшно лениво. Захотелось даже не лечь на землю, а просто застыть столбом посреди виртуальной равнины и растворяться в этом покое и безразличии. Стоп! Волей преодоляю это чувство, пока оно не затопило меня всю, и делю состояние пополам: одна я – безразличная, "тумановая", просто частотный преобразователь, вторая – жесткая и деятельная, только эмоциям места уже не осталось, "процессор" не вытянет.  
        
Говорю всем:      
– Итак, что мы имеем в нашей компании. Юноша, слушайте, повторяю для вас. Я – рунист, работаю информацией, в данном случае – вредоносной. То есть, сам процесс напоминает заражение компьютерными вирусами, – смотрит, хлопает глазами, не понимает. – Артиллерия. Помимо этого у меня есть железяка, которой умею махать, но вряд ли это будет достаточным аргументом. Оро и Крис, да? Очень приятно. У вас хорошая скорость, если я что-то помню о вампирах, сила и регенерация. Постарайтесь прикрыть Майю. Майя, пожалуйста, не геройствуй, ты нам нужна живая и здоровая. Надо будет отступить, сбежать – отступай и беги, на нас не оглядывайся. Если потребуется твоя помощь – я или Оро крикнем "куст!" – тогда нужно будет прорастить внутри противника – какой бы он там ни был – кустовой "ёжебамбук", или что там у тебя есть, корнями закрепив его в камне.  
Майя кивнула:      
– Сделаю. Но и оберегать не стоит. Я тоже неплохо могу поработать помимо кустов. Только вот бамбука нет, есть семена кактусоподобных растений. Химера кактуса и лиан.      
– Пойдет, – отвечаю. – Главное – чтобы гарантированно обездвижило.  
Влезает Крис:      
– А тут кормят? Мне для боевого настроя надо быть сытым!  
Получил подзатыльник от Оро – притих.  
Успокаиваю:      
– Что поймаешь – всё твоё, – ага, оно само бы тебя не поймало и не схарчило. – Ещё вопросы?  
           
    Крис опять несет какую-то чушь, даже колобок вернулся и нетерпеливо запрыгал вокруг. Наконец, двинулись. Поддерживаю купол, силой работать не смогу, для нее состояние важно, а вот рунами – воспроизвела в памяти несколько зеркальных связок... вполне реально. Только швырять надо так, чтобы они вовнутрь попали, а лучше – на энергетический узел твари. Если у тварей есть пасти – надо накормить их этой дрянью, и они станут жрать себя изнутри. Если же нету... вот тогда мне лихо придется. Есть и скрипт "последнего шанса", только мне его что-то не хочется применять, слишком непредсказуемо все тут, в Тумане. Да я его просто боюсь, с того самого первого и последнего применения.  
           
    Под такие веселые мысли идем за колобком, осматриваемся, причувствуемся. Равнина понижается, угол небольшой, но вскоре туман меняется кардинально: сгущается и липнет к одежде и телу, да и воняет помойкой и общественным туалетом. За принюхиваньем я забываю изменить состояние "купола", и нас обнаруживают. Туман вздрагивает, отступает, уплотняется... и выпускает в нашу сторону сотни шей с уродливыми мордами или просто пастями, когтистыми лапами, шипастыми плетями хвостов. Некоторые зверьки спешат оторваться от вонючего облака, чтобы вцепиться... сперва в мой купол, потом – в ауру. Схлопываю бесполезную маскировку, оттесняю Майю за спину, с другой стороны Оро и Крис ощетиниваются клинками.      
– На-ка! – швыряю первую порцию зеркальных рун.  
           
    Даже не вязь, просто искажение, отрицание и извращение прямых символов. Зеркальный йер – зацикливание, движение времени по кругу, зеркальный турс – самоагрессия, зеркальное райдо – неверный путь, промах, зеркальный лагуз – самообман, искаженное виденье, зеркальный уруз – слабость. Туманные зверьки, с радостью вцепившиеся в добычу, поплатились первыми – выпали из общей массы, закружились, стали биться оземь, терзая себя и соседей. Клинки вампиров слились в причудливые фигуры вращения и смещения, не столько уничтожая, сколько отбрасывая туманную биомассу. Кинула зеркальный эйваз, и она стала дробиться, рассыпаясь пульсирующими хлопьями. Добавила зеркальных ансузов и наудов: лжи и принуждения, зеркальную соулу – слепоту, вылила эту смесь на них, как помои, и тут начался такой кавардак, что в горячечном бреду не увидишь. Таково, наверно, благословение Фалль, подумала я, глядя на бестолково мечущиеся, перетекающие одна в другую и забывшие в самоуничтожительном порыве о нас, туманные формы.      
– Вот, – говорю. – И нашла подопытных кроликов.  
           
    Оро и Крис опускают клинки, откуда-то из неведомой щели пространства выныривает ухмыляющаяся голова неудачливого шутника, и, перепрыгивая через дуром орущие и терзающие друг друга куски тумана, ведет нас дальше. Огибая, отпихивая и уворачиваясь от этих завихрений хаоса, мы торопимся вслед за ней, едва выдерживая заданный темп... нет, я ошиблась – это я не поспеваю, а вампиры могли бы бежать и в десять-пятнадцать раз быстрее, со скоростью токийского экспресса. Проблема в том, что Крис опять пургу гонит, а Оро его воспитывает, оба отвлеклись, метров на пять обогнали нас с Майей, и отрыв растет. И вылетают они на мохнатое чудище.  
           
    Паук. Метра четыре в высоту, растопырка лап – вдвое больше, на волосках маслянисто поблескивают капли, подозреваю, совсем не воды. А глаз-то, глаз! Аргус обзавидуется. Хорошо, что не допрыгнул. Так, вскользь одной лапой Криса достал. Парень отлетел в сторону, но Майю заслонил, ее не задело. Мы с ней его подхватили, а Оро к пауку бочком, как кошка, подскочила и рубанула по волосатой ноге. Хитин прорубить не смогла, а волоски срезала, и оттуда выступили крупные капли желтой дряни. Тварь повернулась к ней и плюнула струей пены – ого, она и застывает, как монтажная, только быстрее. Хорошо, Оро увернулась. Еще удар – опять "побритая" лапа и паучий прыжок. Нет, так дело не пойдет. Оставляю неподвижного и невразумительно мычащего Криса на Майю и осыпаю членистоногое зеркальными рунами. На "побритые" места парочка штук приклеилась, остальные растаяли в тумане. Не действуют на эту тварь извращения! Экий стойкий натурал... Оро тем временем убрала клинки и достала дубинки. Хорошо, а то паучище на меня вызверился окончательно, глазенапами уперся и чистой волей придавить решил. Ну, зрительный контакт – палка о двух концах, отправляю ему в ответ зеркальные ансуз и райдо, и меня попускает. Тут подлетает Оро: мелькнула тень, хрясь дубинкой по монстрячьей лапе – лапа и подломилась. Еще бы, в такой динамике! А на паука, судя по всему, зеркальная связка начала действовать – погнался, бедный, за воображаемым противником, спотыкаясь на собственных плевках. Оро вокруг него пляшет с булавами, лапы ломает, а он отмахивается с противоположной стороны. И вот животина падает на бок и сучит более-менее целыми тремя лапами. Ну, что ж с тобой поделать – или ты нас, или мы тебя. Но пришел ты на запах извращенных символов, стало быть, сторожишь порядок? Н-да... Как бы мы тут лишнего не натворили... Сматываться надо.  
           
    Я подхватываю Криса под одну руку, Майя – под другую, и мы едва успеваем вслед за Оро, которая рыскающим шагом бежит за колобком. Кстати, тело вампира чувствуется совершенно иначе, нежели человеческое, оно тяжелое, холодное и твердое, как недоразмороженная курица. Или это у него от яда. Чувствую, как парня трясет, по закаменевшим мышцам пробегают судороги, он закидывает голову и разевает рот в беззвучном крике. Был бы живым – точно бы умер, отрава не просто нервно-паралитическая, против нежити бесполезная, но и с эффектом энергетического стазиса, а это для нежити как кровь перекрыть. Хорошо, не до конца энергообмен тормознуло, сейчас постепенно восстанавливается, и крючит парня, как гальванизированный труп. Хоть я и без сантиментов в отношении нежити, но огорчилась бы, если бы он погиб. И не надо мне напоминать, что он хищник и охотится на разумных – знаю, но пока что он член моей команды, я отвечаю за него.  
           
    Колобок неожиданно тормозит, вслед за ним останавливается Оро, и на них чуть не налетаем мы трое. Перед нами то, что можно определить как ловчую сеть нашего недавнего противника. Полупрозрачные канаты переплетены между собой и основательно проклеены плевками, на них, подрагивая, висят желеобразные капли размером с кулак. Колобок подмигивает и проскакивает в одну из крупных прорех, останавливается за паутиной и скачет на месте, как бы приглашая за собой. Нам так не пролезть. Прогулявшись вдоль паутины, не нахожу ни одной порядочной дырки, которая могла бы пропустить даже субтильную меня, не говоря уж об остальных членах отряда. Подергав нить, с усилием отдираю ладонь от клейкой резинообразной массы. Та еще дрянь.      
– Так, – говорю. – Тут ее чем-нибудь оттянуть надо, и проползти под ней, потому что насчет разрезания нитей я как-то сомневаюсь, а растягиваются они хорошо.  
Оро пожимает плечами, достаёт булаву и с усилием оттягивает канат:      
– Проход свободен, приключенцы, прошу.  
Майя тоже дергает паутину:      
– Да, мои когти здесь не потянут.  
           
    Оро торопит, Крис комментирует, я подталкиваю эльфийку первой, потом пропихиваю к ней вампира, у которого конечности, вроде, кое-как заработали. Поднимается он уже сам – шатаясь и держась за Майю. Она сперва даже вздрогнула и попыталась отскочить, но потом аккуратно придержала за плечи.      
– Костыль тебе что ли вырастить...  
Крис делает большие глаза:      
– Не надо костыль! Я уже сам.  
Проползаю за ними. Оро, наблюдавшая эту сцену с непередаваемым выражением лица, наконец отпускает булаву, и паутина шлепается на место. Она проходит сквозь нее – да, а я и забыла, что кто-то тут у нас с дополнительным измерением... респект.  
Вампиресса морщится:      
– Было бы за что. Крис, ты как?      
– Бодёр, здоров... Щаз бы ещё сожрать кого-нибудь и будет мне счастье... Да не трясись ты так, фиолетовенькая, я вашу братию не ем...  
Оро отвесила ему подзатыльник      
– Ну, бобер, так бобер... – говорю. – Все в сборе? Идем прежним порядком.  
           
    Метров через сто из тумана вынырнула почти отвесная стена, будто стоим мы на дне оврага, но оврага каменного, и камень серый, выкрошившийся, местами поблескивающий сколами кристаллов. Не удержалась, на мгновение повернула восприятие в сторону сути, и ощутила потенциальный барьер – небольшой, но без запаса энергии не преодолеть. Колобок, как ни в чем ни бывало, покатится по ней вверх. Значит, и впрямь хорошо накормленный.      
– Майя, – спрашиваю. – Можешь вырастить крепкую лиану до самого верха?
Та с готовностью кивнула:      
– Конечно, могу.  
Вот и хорошо, не придется мне тут ступени изобретать, процесс больно муторный.  
Эльфийка подошла к барьеру, откинула полу плаща, вытащила из поясного мешочка два зернышка и бросила под ноги. С пальцев сорвалось несколько искр и опустилось на семена, и сперва ничего не было заметно, а потом семечки зашевелились, раздулись и лопнули, вцепились корнями в каменную псевдопочву, вытолкнули извивающиеся, словно змеи, ростки. Я протянулась к ним вниманием, и они жадно впились в мою силу – магические растения материализовали свою плоть из потоков эфира. Берите, у меня много, а из Майи больше не пейте. С минуту они привыкали к другому вкусу потока, а потом начался бурный рост двух закрученных спиралью лиан. И пяти минут не прошло, как они дотянулись до верха и поползли дальше, цепляясь гаусториями за более насыщенный энергией уровень, а я отсоединила подпитку.  
Майя посмотрела на импровизированную лестницу:      
– Вот и все.  
Оро аж закричала:      
– Я первая! – и вскинула себя наверх, перехватываясь только руками.  
Да... лихо.    
        
– Здорово! – говорю. – И кто теперь это болтало наверх потащит? – киваю на Криса, тот пожимает плечами и косится на Майю.  
Она делает вид, что намека не поняла:      
– Лианы.  
С ощутимым сожалением гаустории отцепляются от иллюзорного камня, лианы отпутываются одна от другой, перехватывают вампира поперек туловища, и подбрасывает вверх. Одна швыряет – другая ловит.  
Кровопивец орет:      
– Мастер! Мастер, заберите меня отсюда! Ой! Не-не, подождите, я сам! А-а-а! Понежнее, растение! – пока его не подхватывает за шкирку Оро. – А всё из-за вас, Мастер!  
Ого! Не хотела бы я, чтоб меня так кидало.      
– Ладно, – перевожу взгляд на эльфийку. – Лезь ты, а я замыкающей.  
           
    Майя с легкостью забралась наверх. Ну, и я за ней. Кора у лиан малость шершавая, и к ладоням льнет, как ласковая кошка. Конечно, энергию они кушать любят, а того, что можно взять за счет перепада, едва хватит для поддержания жизни. Оглядываемся, видим поодаль невысокую стену грубого камня с дверным проемом, но без двери, крыши над ней тоже нет. Вход в лабиринт. Колобок, не оборачиваясь, катится туда. Хоть бы дал отдышаться, что ли.  
Крис почти прочухался, но ныть не перестал:      
– Маста, может, вы меня всё-таки отправите взад? Пока меня кто-нибудь не съел. Я не люблю быть съеденным.  
Как же это надоело... Говорю:      
– Крис, ты взрослеть когда-нибудь собираешься?  
Тот показывает пальцем на Оро:      
– Для этого мне надо убить её. А это сложно, блин!  
Опять эти бюрократические привычки подменять внутреннее состояние внешним статусом. Может, на Земле законодатели – тоже вампиры? А мы и не знаем...  
           
    Майя закипает:      
– Еще немного, и я сама тебя съем...  
Крис дергается и смотрит на нее, подняв брови, но Оро ласково обнимает его за плечи, и тот, наконец, затихает.  
Я, все-таки, не удерживаюсь от замечания:      
– Думаю, настоящая взрослость не определяется количеством и качеством оставшихся позади трупов...      
– Но повышает желание достать камушек медведя и стать им, – добавляет эльфийка.  
Зову колобка. Он не реагирует – или не слышит?      
– Эй, – кричу. – Мистер Смех, вы где там шляетесь? Мы устали, хотим отдохнуть. Как, это реально?  
В самом деле, такое ощущение, что прошло часов десять, и тело требует перекура, а, лучше, перекуса, но я, дурища, ничего с собой не взяла. Позволяю источнику проявиться и взбодрить мое тело, и тут же подкатывается колобок и приникает к ноге. Еле удерживаюсь, чтобы не отфутболить его подальше. За время похода он изменился, очертания потеряли схематичность, шарик превратился в подобие мужской головы с весьма богатой мимикой. Его рожи были бы даже забавными, если бы сама отрубленная, но живая голова не выглядела столь противоестественно.  
           
    Усаживаюсь по-турецки:      
– Колобок подождет, а мы тут несколько минут посидим и отдохнем, пока этот вьюнош оклемается, – киваю на Криса.  
Ороро вступается за подопечного:      
– Да отстаньте от него. Это он со страху так болтает.      
– А что, Майя, ты можешь у себя, там, в медведя превращаться?  
Эльфийка ненадолго задумывается:      
– Друиды сами по себе при длительном общении с Лесом могут изменять свое тело. А вот ученики, как я, только при наличии камней специальных. У меня есть пять штук. Три медведя и два волка.  
Ороро:      
– Круть... А вот у меня тело менять не получается, хотя вроде бы по статусу положено. Эх...  
Интересно... мне как раз запасное тельце не помешало бы, но, думаю, это совсем не то....  
Крис поворачивается ко мне:      
– Ещё бы ты облик менять умела...  
Ну, да, я не красавица – и что? Можно подумать, мне было бы легче со смазливой мордашкой. Так хоть вижу, ради чего со мной заигрывают.  
      
Майя не поняла:      
– Могу дать парочку камушков. Только не знаю, как они на вас сработают. Зависит от характера.  
Ороро, оживившись:      
– А запасную тушку можно сделать. И вовсе не обязательно для этого уметь превращаться...  
Говорю Майе:      
– Мне на погляд, потом верну, попробую технологию скопировать.  
Оро тоже протягивает руку:      
– Мне на эксперимент, за сохранность не ручаюсь, – улыбается.  
Майя откинула плащ и достала из мешочка пару белых камушков, больше похожих на арахис в глазури: – Держите. Съешь его и посмотришь, что выйдет. Держится день или ночь. То есть до смены светила на небе.  
Камушек оказался ключом к животной сути, и я позволила своему источнику скопировать его. Пусть нарабатывает опыт. Хотя Майя говорила, что в камне заключена душа животного, но нет, иначе мы получили бы на выходе банальную одержимость вроде берсеркерства. А тут работа более глубокая – изменение сути по образцу, причем, обратимое.  
      
Оро качнула головой и отдала камень обратно:      
– На меня не подействует. А привносить такую технологию в наш мир я не хочу.  
Крис выдохнул:      
– Слава кровавому богу...      
– Ага, оклемался!      
– Ещё бы! Я как представил, что Мастер ещё и облик менять сможет, так сразу экстренная регенерация включилась...      
– Это хорошо, – говорю. – Бери оружие – и в строй.  
Крис вскочил на ноги:      
– Есть, мэм! К бою готов, мэм! Кого-нибудь живого для меня оставьте, мэм!      
– А ты сам клювиком не щелкай. Встаем, следуем в прежнем порядке.  
Крис распахнул глаза:      
– Да как можно, мэм! Но после ваших заклятий мало что съедобного остаётся. Как вы того паучка, а?  
А Майя, оказывается, огорчена этим:      
– Еще немного, и его поглотят паразиты, – раздраженный голос, пронзительный взгляд.  
Этого еще не хватало! Мы не общество спасения диких животных, нам надо выжить и выполнить задачу, и если начнем разводить сантименты – пиши пропало, превратимся в нежное мясо.  
Говорю:      
– Майя, он достаточно сильный, чтобы побороться с ними, а остальное... Природа не ласковая мамочка, ее основа – пищевые цепочки. Всюду, где жизнь – там и смерть.  
Эльфийка вздохнула:      
– Надеюсь. Но паразиты все равно сильнее...  
Да знаю я, но твое настроение мне не нравится: дальше больше монстрятины будет, и что – их тоже жалеть? Если хочешь – пожалею, когда все это закончится. Дома, за чашкой тей-фре.  
           
    Ставим Майю ближе к середине, первой идет Оро, я – за ней, замыкающим – Крис.      
– Крис, – говорю. – Идешь последним, охраняешь Майю и помалкиваешь.  
Моментально отзывается:      
– Майя, солнце моего безрадостного существования! Я готов защищать вас всем сердцем и до последней капли крови!      
– Крис, заткнись, сделай милость.  
Эльфийка улыбается:      
– Меня приучили к тишине и покою. Лишняя болтовня мне претит.  
Крис:      
– Учту... А как на счёт пения? Тихое, ласковое и нежное пение, оно вас не будет раздражать?..      
– Только если это пение Леса и Природы в полную Луну...      
– Песнь войны и смерти в полную луну пойдёт?  
           
    Так и хочется поставить этому парню руну стейн на весь рот, чтоб заткнулся. Еще немного... Оро меня опередила: приказала замолкнуть – и тот онемел. Когда он попытался что-то сказать, рот его задвигался, но не раздалось ни слова. Вот и прекрасно.      
– Берем оружие и двигаем дальше.  
Мы трое его не прятали, а Майя надела когти-кастеты:      
– Я готова, – и, с тоской. – Там впереди животины не будет?  
Я вздохнула – что ж делать, наверно, какая-то есть, и опять придется ее убивать, но говорю полуправду:      
– Не знаю. Идем.  
           
    Заходим вовнутрь, видим узкий проход между двух каменных стен, местами теряющихся в туманной высоте, а кое-где, кажется, подпрыгни – и заглянешь за нее. Повернула восприятие – а, вон оно что! Кто-то жестко долбился в энергетические ловушки, разрушив и ослабив их, а некий генератор графики представляет это в виде изгородей разной степени сохранности. Кстати, текстуры повторяются, тут оно очень заметно. Тоже мне, матрица хэвью. Скорее антураж из рассказа "Я хочу крикнуть...", этакий полуразрушенный лабиринт с неприятностями и ощущением, что за тобой наблюдают. Вот узкий коридор, где едва по одному пройти, он выводит в длинную "комнату". Пованивает, в дальнем углу, почти перекрывая выход – яма с грязной водой, подернутая рваной маслянистой пленкой. В ней что-то плещется. Внутренне подбираюсь, да и шаги моих спутников сразу становятся тише. Тщетно. Оно чувствует энергию, а не звуки. Через край с брызгами выметывается то ли щупальце, то ли хвост, то ли хобот. Опираясь на него, тварь выкидывает на сушу все тело: длинное, бесформенное, с бородавками, тонкими выростами кожи и кучей асимметрично расположенных лап. На одном данжене мастер порадовал нас картинками монстров, так вот, эта помоечная хрень один в один напомнила мне портрет гулгутры. Да и вылезла из дерьма.      
      
– Ой, какая лапушка, – говорю. – Прям гулгутра!  
Смешно виляя телом, тварь бежит к нам, на ходу радостно распахивая зубастую пасть. А вот теперь она похожа на сильно искаженного пырмыргуя...  
Крис выскакивает вперед и бьет ее булавой по балде. Мозгов там, наверно, отродясь не водилось, потому что в результате удара "гулгутра" не падает замертво, а обижается, поворачивает к нему и вцепляется в сапог. Мотает башкой, как собака, треплет, разве что не рычит, и все молча, только густые брызги во все стороны летят.  
           
    Друидесса отскакивает и стряхивает грязь с плаща.  
Спрашиваю:      
– Майя, убивать?  
Распахивает ясны очи:      
– Ну, не любоваться же, – морщится. – Не наша... Крис так же молча, как гулгутра, трясет ногой, стучит вцепившейся тварью об стену, пытаясь сбить с сапога, и шарит рукой где-то сбоку, где, по идее, может быть кобура, но никак не рукоять меча. Выбрав мгновение передышки, когда можно разглядеть не смазанное в движении пятно, в которую слились противоборствующие стороны, а хотя бы их силуэты, всаживаю кинжал в тварь, выдергиваю, другой рукой отправляя в рану ис, руну льда. Тварь замедляется, и, пока не стянулась рана, добавляю в нее еще сдвоенное ис, разгибаюсь... вдыхаю. Тварь застыла, по ее телу волной расходится белесое пятно инея, она выгибается и деревенеет. При очередном ударе отваливается с куском подметки во рту. Крис мне благодарно кивает, потом поворачивает стопу и с горечью рассматривает испорченный сапог.      
      
– Крис, – говорю. – Что ж не съел? Майя, что не пожалела?  
Вампир несколько раз с возмущением открывает рот – и молча закрывает, а Оро смеется:      
– Крис не любит тварей хаоса на завтрак.  
Эльфийку подташнивает, она старательно отворачивается и сглатывает слюну:      
– Плохие воспоминания... Шаманы предпочитают их убивать. А я два года жила у шаманов...  
Вампир бешено жестикулирует.  
Оро:      
– Кстати, Крис его не понадкусывал, потому что не знал, с какой стороны кусать.      
– И правильно, – говорю. – Оно ж из дерьма вылезло, это разве что для китайских вампиров сгодится.  
Оро хихикает, Крис строит комбинации из всех пальцев, даже эльфийка улыбается.  
           
    Прижимаясь к стенке, обходим вонючую яму и оказываемся в следующем проходе. И там ощутимо давит на мозги. Поворачиваю видение и замечаю мелкоячеистую сеть метрах в трех над головами.  
Майя тоже почувствовала, говорит приглушенным голосом:      
– Странно тут. Вам не кажется?.. Гнетущая тишина... Как в склепе.  
Отвечаю нормальным голосом:      
– Тут вообще хорошего мало, вон колобок уже не смеется, струсил.  
Крис тут же отчаянно хлопает в ладоши и по стенам, видимо, показать свою смелость или просто эфир всколыхнуть.  
Оро пожимает плечами:      
– А по мне так милое местечко. Нескучное.  
Конечно, нескучное. Сон опившегося биолога. Плесень на стенах фиолетовым светится – не настолько, чтобы верхний свет перебить, но достаточно, чтобы заподозрить в ней какую-то мерзость.  
Говорю Крису:      
– Руки не боишься испачкать? Вон, смотри, плесень...  
Он отскакивает, и, рыча сквозь зубы, вытирает ладони о плащ. Да, не иметь возможности выругаться – тяжкое наказание. Его счастье, что эта дрянь на нежить не действует, а что она сделала бы с человеком, не рискую предположить. Ей-ей, детский сад на прогулке!  
           
    Оро явно что-то учуяла, и активизировала скачковую телепортацию, мигнув, как картинка на экране, потом медленно вытащила мечи. Крис клацнул челюстью и взялся за ножи. Мы подошли к развилке, причем, если перед ней было светло, как днем, то сразу после раздвоения коридоры пропадали в густой темноте. Сляпанные на живульку интерьеры компьютерной игры, и то выглядят более правдоподобно. Но это и радует, значит, никто конкретно под попаданцев не затачивал. Колобок остановился. Заглянул в правый проход. По совершенно очеловечившейся голове пробежала судорога гадливости, рот перекривился в брезгливой мине. Немного погодя голова подпрыгнула и скрылась в левом проходе. Оро шагнула за ним, я – за нею. Колобок не только дождался нас, но и продолжил скакать в неприятной близости от ног – прячется, что ли? Оказалось, не зря. Сперва я почувствовала зуд в щеке, словно меня комар тяпнул, потом кто-то вцепился в кончик носа. А сверху уже тучей сыпалось нечто мелкое, почти невесомое и страшно кусачее. Тут уж и я матюгнулась. А потом выставила щит камня над всеми нами. Соприкасаясь с ним, живая пыль ярко вспыхивала, а на щите появлялись выбоины. Эта пакость жрет энергию – и почему я не удивляюсь?  
           
    Туча посверкивающей пыли, рассеиваясь по щиту, растет в геометрической прогрессии, Майя чихает, Крис перхает, купол давно бы растворился, если бы я не питала его от источника. Сама не дышу, точнее, заменяю чистой энергией аэробные процессы, но долго так делать нельзя. Вампирам воздух не нужен, у них другой обмен – вон, Оро под щитом хоть бы хны. А вот энергию нежить всасывает постоянно, так, как живые – дышат, и Крис хватанул этой пыли при энергообмене, в результате получил тот же эффект, что у Майи, а Оро сдержала себя до тех пор, пока я не поставила щит.      
– И что это? – вампиресса поводит рукой.  
Майя гнусавит сквозь полу плаща:      
– Уж точно не пыльца... – и потом, разглядев паразитов. – Выключите магию! От нее их становится больше.  
Дилемма... если уберу щит – нас будут есть. А если не уберу – расплодятся так, что воздуха не останется.  
Майя полезла в мешочек, достала гость рыжей, с виду неприметной пыли и сдула ее вверх, та зависла под щитом, но над нашими головами, и... превратилась в подобие той сети, что висела перед развилкой:      
– Поможет. На время.  
Убираю щит – держит, и намного лучше, чем он.  
Оро тут же принялась рассуждать:      
– А если сделать щит из хаоса? Или им пофиг, что жрать?  
Говорю:      
– Побежали, пока оно действует!      
– И вляпаемся прямо в какую-нибудь хрень, – ворчит вампиресса.  
Но срывается с места, как призовой рысак, мы еле догнали.  
           
    Вот выскочили из прохода на свет – и видим... а дальше нет пути, пропасть.  
Перед нами трещина метров пять шириной, уходящая далеко в стороны так, что не видно и края. Впереди тонкая ниточка каната. Он даже на вид ненадежный, потрёпанный, ветхий. А далеко внизу неудачников ждет подозрительно живописная лава, резко пахнущая тухлыми яйцами и ничем больше. Если бы она была настоящая, веревка давно бы истлела от жара и химии. Повернула восприятие – ну, да, веревка – одиночная и не слишком крепкая нить "гостевого входа", а лава – фаерволл. Который вполне может решить, что мы – вредоносные черви и уничтожить, просто так, на всякий случай. Минут пять дискутировали и боролись с непониманием друг друга, пока Оро не предложила блестящую идею – откатить систему в прошлое, когда еще не было этой программки. И не всю систему, а только маленький кусок в метр шириной и длиной чуть больше пяти метров. С машиной такой бы трюк не прошел, но в Тумане – а пуркуа бы не па? Тем более что вампирша со временем работать умеет. Не знаю, правда, в реале своего мира – или только в Тумане?  
           
    Крис перескочил пропасть с разбегу, а мы трое перешли по куску плоскости, "откаченной" Оро в прошлое. Могу засвидетельствовать – пропасть не сомкнулась, то есть графика осталась нетронутой, но "воздух" над ней великолепно удерживал нас. Стало быть, фаерволл не связан с графикой, но до него другой графики не было, потому что иначе откат вернул бы прежнюю. Изображение пропасти появилось раньше самой пропасти? Все занятнее и занятнее. А за ней тумана уже не было, а был совершенно бредовый сад камней, напоминающий заброшенное кладбище, подвергшееся метеоритной бомбардировке.      
– Ну, здравствуй, Стоунхендж! – сказала Оро.  
           
    И в ответ прозвучало... нет, вы вообще можете представить, что подходите, например, к какому-нибудь историческому памятнику, говорите: "здравствуй, старая развалина", а он вам тут же и отвечает:      
– Так меня еще никто не называл... Зачем пришли?!  
Голос шел как бы отовсюду, но я не поверила, что говорит само место, и опять повернула восприятие. Ну, конечно! Это не исторический памятник решил с туристами поболтать, это бесформенная и невидимая тварь расползлась, занимая здоровый кусок свободной от каменюг поверхности, вот только ее энергетическое тело, напоминающее кальмара, скрученного из светящейся проволоки, было вполне ощутимо.  
           
    Майя замерла, присматриваясь к тому месту, где я увидела тварь, а Ороро ответила за всех четверых:      
– Развлекательная экскурсия по интересным местам...  
Голос тут же заявил с прежней механической интонацией:      
– А теперь возвращайтесь назад.      
– А вот это, – говорю. – Вряд ли. Почему мы должны возвращаться?      
– Вы здесь чужие. Вас не звали сюда!  
Майя обернулась ко мне:      
– Это не материальное существо? Кто оно? Или что?  
Нечто расхохоталось деревянным смехом:      
– Это не ваше дело! Уходите, сгиньте, исчезните!  
Оро сменила тактику и заговорила с ним, как с неразумным дитятей:      
– Ничего не случается просто так. Если мы сюда пришли, значит, это для чего-то нужно.  
Говорю ей:      
– Это же какой-то бюрократ, разве не слышишь – в нем нет ничего живого!  
И пусть слышит, что это о нем – таких тварей изменить невозможно, разве что связать по рукам и ногам взаимоисключающими инструкциями. Связать... ну, да, идея.  
           
    Эльфийка, смотрю, уже планы строит – поймать, допросить... А хрен ли допрашивать то, у чего мозгов не водилось сроду и соображалка не работает? Оро предложила тряхнуть ментал, но мне это как-то после всего, что мы учинили в дороге, не захотелось. А то идут три милых девушки, а за ними только хаос, смерть и разрушения... тьфу, гадость какая.  
Предлагаю:      
– Погоди трясти, давай, я с ним поговорю, когда почувствуете, что можно – пойдете... вон туда, в низину. Там Оракул.  
Оро передернула плечами:      
– Да мне и щаз можно. Для меня не существует преград.  
А Майя согласилась:      
– Ну, как хотите. Я посижу пока.  
Спрашиваю:      
– Оро, можешь Криса провести?      
– Да. Кого-нибудь одного, кого угодно – запросто.      
– Тогда бери его и тащи. От Оракула вернетесь каждый в то место, откуда вас в туман выдернули. А мы тут бюрократу уши попарим, знаешь, любимое занятие еще с земной жизни. Отдохни, Майя, надеюсь, хоть тут получится без насилия.  
           
    Ороро пальчиком поманила Криса, тот страдальчески закатил глаза, но всё-таки подошёл. Она обняла его за плечи, и они пошли дальше, иногда пропадая из виду. Бюрократ дернулся за ними, но поймать, при всем желании, не смог – так, как если бы ловил отражение в стекле.  
Вот теперь-то и поговорим! Расквитаюсь хоть с одним монстром бюрократической матрицы:      
– Так что вы сказали? Повторите, а то у меня опять что-то со слухом.  
Нечто:      
– Убирайтесь отсюда.      
– С удовольствием! Пропустите нас – и мы уйдем, – и делаю движение в ту сторону, куда ушли вампиры.      
– Вы не уйдете! Я вас не пропущу.  
Делаю большие глаза:      
– Вы говорите – "убирайтесь", а потом – "не пущу". Если вы нас не пропустите, мы не уйдем, приказ-то неисполним! И вы это понимаете.  
Нечто:      
– Идите назад.      
– На чей зад? – наглею. – Ваш? А где он? Честно говоря, я и вас-то не вижу, тем более, вашу филейную часть. Мы сможем пойти туда, если только вы нам ее покажете.      
– Не мой зад! Я сказал – возвращайтесь!      
– Если это не ваш зад, то чей? И где он? И как мы можем туда вернуться, если мы там никогда не были?      
– Не в зад! Не в зад!  
Тут мангаки не пробегали? Если нет, то откуда яой?      
      
– Простите, – говорю. – А я вам туда ничего и... кхмы... не делаю.  
Нечто чуть не плачет от моей тупости:      
– Я сказал – не в зад, а назад. Возвращайтесь назад, обратно.  
Прекрасно! Значит, не замечает, как я потихоньку отправляю зеркальные йеры на его перевитые щупальца. Дожмем? А то как же!      
– То есть, вы приглашаете заходить к вам еще? С огромным удовольствием! Только сейчас мы вынуждены торопиться – пропустите нас, и мы сюда еще вернемся. Хотите – пирогов принесем? А еще у нас на Ирайе потрясающий напиток есть, дщез называется. Настоящая табуретовка, спирт рояль рядом с ним – сопли аристократа. Напиток крутых парней. Вы – крутой парень?  
Нечто обиделось:      
– Я не парень! Ухо...  
Радуюсь:      
– Так вы – девушка! Как здорово! Значит, разбавим чернилами. Ну, то есть, пойлом из синюшек. Пробовали?  
Нечто:      
– Я не пью.      
– Что, вообще? Язва? Или цироз? А, я поняла – гипертония, бич всех малоподвижных профессий. И еще, наверно, ожирение. Знаете, я полгода назад, на Земле еще, такую классную диету откопала...  
           
    Да, главное – побольше доброты и желания помочь, честную улыбку идиота – и внутри, и снаружи.      
– Я не болею вашими болезнями и не питаюсь вырытым из земли!      
– Удивительно! Поздравляю вас, вы меня удивили! Впервые встретила разумное существо, ни разу не пробовавшее клубней и корнеплодов. Это что, тоже диета?      
– Я же сказал, что не ем...      
– Не едите? Совсем? У вас анорексия? – только искренность, только неподдельное сочувствие... страстно верю в то, что говорю. – Вам срочно надо к врачу, сейчас это лечится, главное – вовремя успеть...      
– Мне не надо к врачу. У меня нет анорексии.      
– Все так говорят, когда встает вопрос о психиатре. Все думают, что здоровы! Но это им только кажется.      
– Я все знаю доподлинно, мне не кажется.      
– Ошибаетесь, любезный! Ничего вы не знаете! – а вот тут и искренность разыгрывать не надо, это тот самый прием, которым я столько раз обезоруживала своих идейных противников, от верунов до кастанедчиков. – Вы думаете, что видите меня с моей спутницей? А вот и неправда! Вы воспринимаете сигнал, который интерпретируете, как нас с нею. А вдруг это не мы, а, например, стадо оленей? Или ведро со шваброй? Или сальный анекдот?  
Нечто:      
– Это не анекдот.      
– Почему вы так решили? Может быть, вообще ничего нет! Ни меня, ни ее, – кивок в сторону Майи. – Ни вас! А есть только пердеж спаривающихся мухарапундиков. С такими интересными завихрениями, которым кажется, что они человек, или орка, или эльфа, или страж...  
Мухарапундики – это вообще тяжелая артиллерия, после того, как я столько раз использовала их для обессмысливания спора.  
           
    Нечто дернулось и застонало:      
– Проваливайте отсюда! Уходите! Ухооху... ухооху... ухооху...      
– Ну, слава Фаберже, наконец-то сработало. Столько зеркальных йеров в него вгрохать – это армию на марше остановить можно.      
– Отдохнула? – спрашиваю эльфийку. – Тогда пошли.  
Мы вдвоем обошли Нечто и, держась за руки, спрыгнули с невысокой горки, всего-то в мой рост...  
           
    Но на землю я приземлилась в одиночестве. Как и предупреждал учитель. Жаль, Майю мне хотелось сопровождать и дальше, вдруг что случится. По ощущениям тут, конечно, безопасно, но я привыкла оставлять всегда чуть-чуть недоверия для самых безопасных с виду ситуаций. Далеко впереди блестела гранями усеченная пирамида – там был Оракул. О чем его просить, если я все привыкла брать или делать сама? Наверно, о том, что у меня отобрали без какого-то внятного объяснения, просто по факту попаданства. Нет, не прошлого тела, его не жалко. Возможности выйти в ментал.  
       
       
    

Глава XI. Жопа профессора Доуэля.

    
            
    Девушки! Когда вы читаете о прекрасной любви – не верьте! Вам нагло врут. Это болезнь, маниакальное пристрастие, занимающее мысли помимо вашей воли, это паразит сознания, подминающий под себя любую умственную деятельность, это гипнотическое состояние, заставляющее вас делать то, чего вы бы сроду себе не позволили. Это не голословные утверждения, я сейчас все это ощущаю, и оно меня совсем не радует.  
           
    Если вы всерьез думаете, что личная жизнь может проходить только в специфических отношениях с противоположным (или своим, не будем ханжами) полом – вы глубоко ошибаетесь. Наблюдая однообразные телодвижения знакомых девушек вокруг объектов их страсти, я понимала, что ничего не теряю из-за своего отказа. Приобретаю значительно больше. Например, мне не нужно тратить время и деньги на покупку косметики и барахла (две пары непритязательных "базовых" костюмов – не в счет). Не волнуют меня и случайно брошенные в мою сторону взгляды. Ну и, конечно, все вопросы, решаемые дамами в кабинете гинеколога, идут строго мимо. Мое тело и мои нервы в целости и сохранности, мои друзья из числа мужчин откровенны со мной, поскольку я в принципе не посягаю на их холостяцкую свободу, их двери для меня открыты – они знают, что там я не задержусь. Ибо воистину: есть парень – куча проблем, нет парня – одна проблема, да и та не стоит внимания. А главное, в наличии трезвый взгляд и холодный рассудок. Когда-то он у меня был... да...  
           
    Сэкономленные время и деньги можно пустить на книги, музеи и фильмы, пешие и велосипедные походы, и вообще объездить всю Россию, а, главное, потихоньку заниматься вещами, вызывающими у серьезных людей презрение и насмешки. Я не о том, о чем вы сейчас подумали. Я об энергуйстве и прочих аномальных увлечениях. Меня это интересовало всегда, даже в пионерском детстве, когда я считала это дремучими суевериями. Как бы вы, например, охарактеризовали тетку, которая может проспать два выходных напролет, вылезая из кровати только затем, чтобы попить воды и сходить в туалет? Или, наоборот, бодрствует трое суток подряд без особых на то оснований вроде квартального отчета? Которая вместо колечка и сережек покупает бубен, медвежью челюсть и друзу лилового кварца размером с суповую кастрюлю? Вот именно, покрутили бы у виска. А, между прочим, правильно обработанная медвежья челюсть прекрасно отгоняет полевую мелочь во время практик, бубен – незаменимая вещь для вхождения в транс, а из друзы получился десяток резонаторов, позволивший народу с практикума хоть иногда заглядывать друг другу во сны. Ну, да, по Московской Области я не одна такая двинутая была, уже утешает. А уж если вспоминать о данженах и полигонках... Какой бы мужчина потерпел такое издевательство над всеми приличиями, когда его женщина вместо посещения спа-салона или какой-нибудь модной тусовки гоняет по лесу ёльфов? А если она, помимо ролевок, еще вместе с дигерами полезет в грязные и опасные катакомбы, рискуя не только наткнуться на бандитов, военных или ментов, но и просто попасть под обвал или отравиться метаном, то он запросто может сдать ее в психушку.  
           
    С сейдами тоже странная история вышла. Я тогда как раз с черными археологами ходила, за процент с того, что им правильно укажу. Обманывали меня, конечно, тоже по-черному, но я не возражала: оплачивают проезд – и ладно. Зато каждый сезон приключения. А уж как Сеня был доволен, всякий раз восклицая: "Это не ты, это мне интуиция подсказала!" Ну и подсказала она ему копать заложную могилу. Между прочим, до этого ребята здорово озолотились, было, на что пышные похороны устраивать. Только жадность губит не одного флибустьера, но и копателя. Я предупредила, что под сейдом черно, и лучше не трогать. Не зря же руной стейн камень сверху донизу расписан. Но вставать между копателем и кладом опасно для жизни, я и не полезла, только отошла подальше. Ну, а они подкапывали, благо, камень на песке стоял. Охта – река норовистая, изменчивая, ближе к истоку – пороги и скалы по берегам, в дельте, где берега низкие – заболочены, а тут намыло в излучину серого, тонкого как прах песка, и торчком стоит валун с петроглифами. И петроглифы эти – сплошь рунические печати. А ощущение рядом с камнем такое, что везде ясный день, а тут – сумрак вечерний, и тени дрожат, словно живые, и контуры предметов размазываются. Ну, не послушали меня – их право, ушла наверх, к палаткам, стала свои вещи собирать. Мало ли, бежать придется.  
           
    Но нет, не пришлось. Отрыли они каменный ларчик с черепом, лоб у черепушки просверлен, и в дыру шлифованный то ли гранат, то ли шпинель вставлена. Ну, и вся костяшка исчеркана какими-то письменами, не руническими, а кружочками на палочках. В общем, когда они эту штуку пытались коллекционерам загнать, им сказали, что такой грубой подделке самое место на столе малолетнего сатаниста, и нефиг было ради этого прикола гравировальной машинкой пользоваться. То есть, не ножом были процарапаны кружочки, а быстро вращающимся сверлом, из-за чего знатоки и забраковали находку. Но особо огорчиться этим фактом ребята не успели, оба осенью померли: Вадим отравился водкой на корпоративе, что интересно – единственный из всей компании, а Сеня с восьмого этажа из окна выпал где-то через полтора месяца после вадькиной смерти, и подозреваю, что ему помогли. Я с сентября и до марта по командировкам моталась, узнала обо всем с большим опозданием. Струхнула слегка – я-то в команде третья. Но мной никто не заинтересовался, наверно, потому что я в продаже черепа не засветилась.  
           
    А потом поняла, из-за кого их убили. Из-за того, кто до недавнего времени был заключен в черепе, как в темнице, и кого там уже не было. Он мне приснился перед майскими праздниками, аж дважды. Ничего жуткого, тощий патлатый дядька в полотняных штанах и длинной рубахе, со впалыми щеками и глубоко посаженными глазами, человеческий дух, а не какая-нибудь хитровыделанная нежить, и, по ощущениям, колдун. Такая плотная сила от него шла, холодноватая и сосредоточенная. Сперва по-фински бубнил, потом сообразил, что без толку, начал мыслями доставать. Вроде как он благодарен за свое освобождение и даже слегка жалеет, что двоих спасителей из-за него грохнули. А потом и заявил: "Стало быть, мой подарок одной тебе достанется, ничего, ты поднимешь". И научил трем вещам: растворению, слиянию и углублению. Во всяком случае, так оно в мыслях отобразилось. Первые два - как распределять сознание по обозримому миру, становясь с ним единым целым, и незаметно управлять – вызывать, когда надо, дождь или снег, также прекращать их, способствовать росту трав и злаков или быстро выбираться из леса, даже если тебя туда завели с завязанными глазами. Я этим часто потом пользовалась, правда, на полноценный дождь в засуху силенок не хватало, зато по мелочи – всегда пожалуйста. Дошло до того, что лес без напоминания угощал меня всякий раз, как я в него заходила, даже в январе подсунул кучу промороженных до звона опят на трухлявом пеньке, лишь бы я там ничего не практиковала.  
           
    А вот последняя методика пнула меня в нужную сторону. Поняла я ее не очень, а у мертвого колдуна переспрашивать постеснялась, решила экспериментировать сама. Вообще-то, "углубляясь в суть", я должна была научиться прозревать будущее, но у меня ничего не вышло. Вместо тех сплетений судьбы, которые удалось рассмотреть только сейчас, на Ирайе, вывалилась я в пространство символов и понятий. Уже потом, почти год практикуя эту методику, поняла, что никакой магии для этого не нужно, любой из вас может выйти в ментал, если, конечно, вы – существа мыслящие. Берете сложную задачу, нетиповую такую, для которой нет готового метода решения: инженерную, математическую, физическую. Да хоть экономическую – там тоже своя извращенная логика. И бьетесь над ней до полного опупения, до двух часов ночи и спичек в глазах. В определенный момент, когда уже "держаться нету больше сил", голова начинает странно работать – никаких обозначений, никаких формул и чертежей (хотя за то, что там нет графов, не поручусь), но так все понятно, что откуда, и почему работает, все взаимосвязи как на ладони, и ощущение такое яркое... всемогущества. Не в смысле "всех убью, один останусь", а в смысле "что нам стоит дом построить". Если в этот момент пересилишь себя и проснешься – задача решится почти сама. Главное, эти озарения записать надо, не полениться, а то ведь забудешь к утру, заспишь начисто.  
           
    Если регулярно практиковать над собой подобное издевательство, мышление в состоянии почти полной отключки становится привычным, и в самом глубоком, черном дельта-сне начинаешь осознаваться и отмечать необыкновенное сходство тамошних ощущений с состоянием озарения. И, если вспомнишь условия, то решать задачи эффективнее всего там, не приходя в сознание. Мало того, спектр задач, которые ты способен решить, расширится, главное – не только помнить, но и чувствовать, ощущать их условия. Казалось бы, ну чего необычного – мозги стали быстрее соображать. Но вспомните: именно в этом сне самая медленная мозговая активность! Дельта-волны – порядка двух герц, медленнее только в коме. Вот и подумайте, что и как там соображает...
           
    Из сновидения можно выйти в астрал, этого разве что глухой не слышал и слепой не читал. Но сновидения возникают в "быстром"-парадоксальном сне, в черной дельте образов нет, а выйти можно и оттуда. Тело все равно уже не чувствуешь, ощущаешь только собственное сознание, как мыслящую единицу, и движешься ею по течению мыслей-рек. Но это не астрал, там нет ни картинок, ни образов. Это, по всем признакам, ментал. Он чутко отзывается на твои мысли, а чувства там принимают вид состояний, дополняющих мысль. С другими сознаниями можно общаться, игнорируя не только языковые, но и культурные различия. Нет, они обнаруживаются, например, я однажды наткнулась на чрезвычайно развитый ум, не знакомый с понятиями точных вычислений и дискретности. Явно не человеческий, и чрезвычайно любопытный. Где такие, интересно, живут, не в глубинах ли океана? Для подобного взгляда на мир должна быть совершенно иная среда обитания. Но, выяснив наши расхождения, мы уяснили, что сходства между нами, все-таки, больше. Интересно и то, что для ментального псевдопространства можно задать графическое представление, но это будет именно твоя надстройка, твой интерфейс. Почему сновидческая братия там косяками не бродит, предпочитая астрал – не знаю, наверно, они думать не умеют.  
           
    Все это было еще во время земной жизни, попав на Ирайю, я несколько раз безуспешно пыталась вылезти в ментал. Такое чувство, что вокруг тебя генерируется небольшая область соответствующего представления, как пузырь, а дальше – глухая стена. Обломались мои наполеоновские планы. Для мысли же, по идее, не должно быть преград. Ну, разве что Контора поставила мощные глушилки для всех, кто не свои. Но тогда из Тумана выход должен получаться на счет "раз", а там вообще неструктурированный голяк и потенциальная яма. Да и то, что слышать слишком "громкие" мысли окружающих на Ирайе я научилась, просто прислушиваясь к ним, свидетельствовало против ментальной "глушилки". Оставалось списать "невыходимость" на местную аномалию, либо происки какого-нибудь божества. Вот сейчас и выясню.  
           
    Иду к Оракулу. Вокруг меня грубая подделка под каменистую равнину, далеко впереди поблескивает гранями некая энерго-информационная конструкция, которой с той же неуважительной к пользователю небрежностью придали форму пирамиды. Кто бы ни делал интерфейс этой игрушки, а у нас на Земле программеры круче! Хоть и не боги. Это настраивает меня на соответствующий лад: если ко мне поворачиваться задницей, то и я вряд ли лицом развернусь. Топать хрен знает сколько по этой грубой поделке мне в лом, и я присматриваюсь, причувствуюсь к Пирамиде, ловя ее состояние – и делаю шаг. Она приблизилась, увеличилась, но не так, чтоб вплотную. Усиливаю это состояние, проникаюсь им – и делаю второй. Это я зря...  
           
    Хорошо, отвернулась – а то нос разбила бы в лепешку, с такой динамикой на ступени упала. На щеке точно синяк будет, и руки рассадила до крови. Игрушка-игрушкой, а удары реальные. Ладно, встаю на четвереньки, карабкаюсь наверх. А что рисковать, на двух-то конечностях, когда все равно никто не видит. Ползла долго, даже слегка запыхалась. Уж думала, ступеньки никогда не закончатся, а когда рука вместо того, чтоб нащупать следующую, шлепнула по ровной площадке, я опять клюнула носом, настолько оно было неожиданно. Поднялась, отряхнулась. Наверху тоже эстетика первого Варкрафта на монохромном мониторе. Даже не потрудились прорисовать пейзаж, пустили вокруг черный фон, как беззвездное небо. Посередине тетраэдр, раскрашенный в "три тона серого" – белый, черный и собственно, серый, рядом с гранями парят маски соответствующих цветов, и двигают губами, бровями, только что не подмигивают.  
      
– Это, – спрашиваю. – Оракул? Я по тому адресу пришла?  
– Не "это", а я – Оракул, – отвечает мне белая маска.  
– А этих двоих как звать? – киваю на черную и серую.  
– Мы – Оракул. То есть, я, конечно, – хмурится белая маска, а остальные оживляются. – И они – тоже я.  
– Значит, един в трех лицах? – спрашиваю. – И где ж я еще такое встречала? Не-ет, надеюсь, ты с тем, который... в общем, не имеешь ничего общего. Есть на Земле такое трехликое божество, с которым лучше не контачить, – поясняю Оракулу.  
– Подозреваю, что у тебя там не все сложилось, – констатирует маска. – И знаю, почему. Хамство не способствует долгой жизни.  
– Да, вообще-то, знаю сама, – соглашаюсь. Вопрос, что еще считать хамством, но спорить на эту тему – фи, кащенитство. – А у вас тут какая-то монохроматическая гамма. Скучно, наверно? Тоска зеленая. Да если бы зеленая – все было бы какое-то разнообразие.  
– Я знаю, что такое скука, – покачивается маска. – Но это не входит в мои функции.  
– Так ты – тоже программа? – печально. Хоть бы одна личность, а то все – неписи, что монстры, что привратники, что трехликие божества. – Я надеялась, что уж Оракул – точно будет ИИ.  
– Кто? – удивляется маска.  
– Искусственный интеллект. То, что не только способно выполнять заложенные в него программы, но и принимать решения в непредусмотренных ситуациях. Ну, в твоем случае, такая же личность, как остальные божества веера, только появившаяся не естественным путем, а сконструированная.  
– И как же ты это определяешь? – белая маска заинтригована, остальные прислушиваются.  
– Самообучающийся модуль – это раз, он необходим, но главное – другое. Истинный рандомайзер, – говорю, выделяя последнее слово. Да, это моя любимая тема когдатошних сетевых баталий, завязанная на возможность свободы воли. – Способность принимать необусловленные решения. Если любое твое решение хотя бы теоретически можно просчитать – ты, увы, неживой, если же в определенный момент можешь выдать нечто принципиально непрогнозируемое, пусть даже самое дурацкое – ты живой, даже если сделан из плат и микросхем.  
– И откуда такая информация? – не унимается Оракул.  
– Сама додумалась, – скромно опускаю глаза. – Но все вводные были, так что невелика заслуга. Интернет стимулирует мышление лучше любого симпозиума. Потому что на ученые тусовки приходит народ, думающий строго в одном направлении и опирающийся на одну теоретическую базу, разница в малосущественных деталях, а у сетевого люда убеждения отличаются, как бульдог... от квадратного трехчлена, а тот – от сяпающей калуши. Да еще такие экземпляры встречаются... Двадцать раз им одно и то же объяснишь, все разными методами, они, конечно, ничего не поймут, да еще и обложат тебя со своей колокольни, зато ты сам после этого понимаешь вопрос глубоко, можно сказать, по сути. Иной раз до такого дойдешь, до чего в кругу единомышленников не додуматься. Ну, и еще, сеть – роскошное хранилище информации, не всегда, конечно, достоверной, но тут уж надо уметь просеивать.  
      
– Интересно, – кивает маска. – А тому, до чего ты додумалась, есть подтверждения?  
– Смотря чему, – отвечаю. – Тому, что свобода воли – это истинный рандомайзер, конечно, нет. Это зависит от того, что считать этой свободой, а вот то, что истинный рандомайзер существует, подтверждают элементарные частицы физического плана, во всяком случае, пока не доказано обратное.  
– Значит, пока есть истинная случайность...  
– ...мир живой! – договариваю я. – Иначе говоря, пока он не стал часовым механизмом. Как станет – все, пиши пропало, умер. Готовь полешки для костра. Мало того, истинная случайность – источник возникновения новой информации, роста и развития мира, без нее любое слово будет перепевом ранее сказанного.  
– И до всего этого ты дошла благодаря интернету?  
– Не только, но без него бы не получилось. Когда множество сознаний, имеющих отличающиеся знания, опыт, мировоззрения, сходятся для обсуждений – возникает некий супермозг. Не обязательно умный, тут уж все зависит от составных частей, но способный генерировать гипотезы и версии, инициировать рождение идей в разумах участников дискуссии.  
– Интересно. Значит, ты хочешь в него вернуться?  
– Зачем? – спрашиваю. – Я его здесь хочу протянуть. Уже прикинула, кто будет серверами, в чем кодировать и откуда энергию для поддержания штанов брать, чтоб никому не накладно.  
– Штанов?  
– Ну, это идиома. Если посмотреть, как фонят разумные существа всякими сорными мыслями, сразу хочется организовать сбор ментального мусора в планетарных масштабах. И природе на пользу, и энергия в сеть.  
– Хм, – маска поджала губы. – А от меня тебе тогда что надо?  
– Дык, не выходится от вас в ментал! – развожу руками. – И так, и этак стучусь, а там будто забетонировано.  
– Не забетонировано...  
– Но что-то близкое, да? Или у вас вообще ментала не существует? Мысли есть – а летать им не в чем?  
– Ты сама понимаешь, что сболтнула? – кривится маска. – Без носителя нет сигнала, и без ментала тут бы ничего мыслящего не появилось, а кто извне пришел – быстро деградировал бы до амебы.  
– А откуда мне знать? Может, я уже давно на уровне амебы, а мне по старой памяти кажется, что я мыслю? А, может, я никогда и не думала? Особенно, когда на игру собиралась.  
           
    Белая маска задергалась. Вслед за ней затряслись черная и серая, задрожал и закачался трехцветный тетраэдр, и всю пирамиду пробрала крупная дрожь. Вы не представляете, как я напугалась! Поверхность под ногами ходит ходуном, маски рожи строят, треножники звенят, блюда на них елозят. И из-за чего? Из-за того, что я в очередной раз усомнилась? Что ж это за пирамида, которую можно обрушить сомнением?  
           
    Но она не обрушилась, даже не расшаталась. Маски нахохотались, успокоились, и синхронно скосились на меня, развернувшись вполоборота. Я стояла, держась за края блюда, почти вплотную к белой грани и маске, которая наклонилась, чтобы меня лучше видеть. Поджилки и кишки продолжали мелко дрожать, но уже не из-за пирамидотрясения, а от запоздалого страха.  
– Ты умеешь смешить, – провещалась белая маска. – Может, ты еще и знаешь, что такое смех?  
– А ты, конечно же, знаешь? – смотрю в пустые провалы глазниц, жду.  
– Смех – это осознание несоответствия ожидаемого и действительного, – говорит маска. – Я ждал от тебя одного, а получил совсем другое.  
– Ошибаешься, уважаемый, – да, и этот вопрос уже обмозговали в сети, на форуме курсов сценического искусства. – Добавь туда еще осознание своей неуязвимости, неразрушимости – получишь смех. Без него – одни слезы. Ты смеялся, а я боялась, что сейчас все рухнет, вместе со мной.  
– И поэтому ты схватилась за жертвенник? Или хочешь пожертвовать... себя? – маска скривилась в ехидной ухмылке.  
– И не думай! – говорю. – Я слишком многим должна, чтобы уходить, не выполнив обещаний, да и свои планы имеются, хоть попытаюсь их воплотить. А то благодарные потомки мне не простят.  
– Ладно-ладно, – кривится маска, и такое впечатление, что сдерживает смех. – Но хоть земной памяти тебе не жалко?  
– И память жалко! – говорю. – Мои года – мое богатство, все что помню – все мое.  
– Да не буду я у тебя ее стирать, прочитаю только, – нефизическое давление усиливается, Оракул, оказывается, любопытен! – Скопирую.  
– Только если так! – отвечаю. – Я не копираст, "на почитать и скопировать" – всегда пожалуйста. Но поклянись, что ничего не сотрешь и не изменишь.  
           
    Еще минут через пять мы приходим к согласию, и я открываюсь Оракулу по максимуму, то есть – во всем, что связано с земной жизнью, исключая информацию о сестре. Да, я – параноик, это меня не раз спасало от смерти и кое-чего похуже. Пусть лучше в сетевых холиварах на досуге пороется, может, что полезное извлечет.  
Качает он ее на удивление долго, через модем, что ли? Я со скуки начинаю жужжать и скрипеть, подражая незаменимой шняге конца девяностых, и замечаю, что скачивание прекращается, только когда взгляд Оракула упирается мне промеж глаз. Весьма неприятное чувство, доложу я вам, ощущения, словно стоишь голышом на площади.  
      
– Ничего о себе узнать не хочешь? – спрашивает маска. – Из того, что в самых глубоких слоях.  
– О прошлых жизнях, что ли? – подавляю в себе желание сплюнуть под ноги. – Знаешь, это такая скользкая тема, что я предпочту не знать ничего, нежели чесать самомнение какой-нибудь сказкой.  
– Скорее, об этой, – голос у маски стал ужасно серьезным, даже немного трагическим. – С тобой ничего странного недавно не случалось?  
– Много всего такого, – говорю. – А что именно надо?  
– И ты в себе никаких новых сил и возможностей не открывала?  
– Открывала, – отвечаю. – И что с ними связано?  
      
– Это сила Омелы, – торжественно так говорит, будто некролог читает.  
– И что это за Омела? – вот божества, кого ни встречу – все к чужому руки тянут. – Я источник открыла – он мой! И учитель сказал: никому его не отдавать и ни под кого не подстраивать. Так что, если ты мне помогать не хочешь – я пойду.  
– И майнднет похоронишь? – в голосе Оракула сквозит ехидство.  
– Найду способ, и сделаю, – вот не люблю я, когда меня шантажируют, и стараюсь держаться от шантажистов подальше.  
– Я тебе помогу, – отвечает.  
– Если в обмен на мой источник – не надо! Больно неравноценный обмен.  
– Успокойся! – маска уже кричит на меня. – Никто у тебя твой источник не отберет. Хотя бы потому, что ты и есть Омела, точнее, ее самая крупная часть. Черенок, из которого выдурился целый куст. Между прочим, у самого первого из ее черенков.  
Кажется, у меня вид еще более тупой, чем был, потому что маска улыбается и снисходительно объясняет:  
– Ты не можешь знать, это было на заре миров, в раннем детстве этого веера. Некая Омела совершила божественное убийство, уничтожив воплощение Совершенства, и привела в миры вечные перемены. Она была лишь орудием, ее руку направлял... ладно, не важно, кто, да и стоило это сделать хотя бы ради юных миров, и молча с ней согласились почти все Силы и божества веера. Но убийство одного из нас нельзя было прощать – и Омелу заточили.  
– В кристалл? – не выдерживаю я.  
– Если ты о структуре, то да. Абсолютно правильная, никаких неожиданностей.  
– А вы оценили страдание, которое будет испытывать воплощение перемен в неизменном Кристалле?  
– Не совсем перемен. Омела – божество Прогресса, младшая Разума. Была.
      
– Она погибла в заточении?    
– Нет, совершила самоубийство. Развоплотилась. Взорвала и себя, и Кристалл. Мельчайшие частицы Омелы разлетелись по мирам, не только нашего веера, но и соседних, заражая существ жаждой прогресса. Более крупные стали духами, вроде земных лоа. Во всяком случае, их питало не поклонение, а дела и мысли тех разумных, между которыми они жили незамеченными сотни и тысячи лет. Духи возбуждали в них жажду знания и творческий зуд, толкали их под руку, подбрасывали неожиданные идеи, вдохновляли на поиски и исследования. Если прогресс останавливался, наступал спад или длительное плато, если люди переставали интересоваться новым и бездумно повторяли за учителями прописные истины – духи прогресса засыпали или даже гибли от бескормицы. Некоторые частицы Омелы – вроде тебя – начали воплощаться в тела разумных, и настолько преуспели в этом, что позабыли, кто они по природе своей. Две-три жизни – и даже продвинутый йог не вспомнит, откуда у него патологическая страсть к переменам. Но свою суть не переделаешь: в обстановке открытий, изобретений, прорыва в технологиях – духи прогресса и в физическом воплощении блаженствуют, благодаря чему тела их живут исключительно долго. Как только начинается спад и стагнация – они начинают страдать, и с течением времени страдание усиливается, из-за чего тела их болеют и умирают.  
      
– То есть, что бы ни произошло со мной, на Земле я умерла бы задолго до старости?  
– Да. И никто в здравом уме не станет отбирать твой источник. Слишком уж экзотичны оптимальные для него условия. В большинстве миров нет органической жизни. Там, где она есть – редок разум. Там, где есть разум – большинство предпочитает размеренную и однообразную жизнь и ненавидит новшества... Так что тебе впору посочувствовать. Впрочем, что я – тебя же поздравлять надо! Ты вернула часть своей силы, настолько значительную, что тебя можно называть Омелой. Впрочем, по мирам еще бродит множество частиц божества Прогресса.  
– Руки роются в буфете, ноги лезут под диван, – цитирую я одного сетевого приколиста.  
– Ну, эти "руки" и "ноги" имеют вполне цельные тела и души. Кроме одной маленькой зависимости...  
      
– А я, получается – голова профессора Доуэля.  
– Не голова, – Оракул определенно сдерживает смех. – Для головы ты слишком большая и не слишком умная девочка.  
– Неужели? – ужасная догадка закрадывается в душу.  
– Да, – подчеркнуто трагическая мина.  
– Жопа профессора Доуэля... да... уж обрадовал, так обрадовал.  
Маска улыбается и делает брови домиком. Ну, жопа – так жопа, бывает и хуже.  
– А кто тут у нас – голова?  
– О, одна серьезная дама, за тебя недавно просила. Кримгильд из Рена, в земной жизни – Мария Краснборская. Узнаешь?  
– Фамилия моя, но сестру звать... иначе.  
– Ты параллельные реальности видела?  
– Так она оттуда?  
– Да, и, в отличие от тебя, знает, что вы попали вдвоем, параллельно.  
– Из параллельной Земли на параллельную Ирайю?  
– Именно так.  
– И... и как она там? Тоже носится, будто в зад укушенная?  
– Укушенная? Конечно же, нет. Она говорит, что счастлива. Преподает в Академии, любимый муж, трое детей... Все проблемы, ради которых был перенос, решила... лет двадцать назад по времени ее мира. Но там и задача была проще, и исполнитель – умнее.  
      
– Так что ж не наоборот-то перенесли? Ее – на Ирайю, а меня – в ту параллель?  
– А ты уверена, что чем сложнее работа, тем умнее должен быть исполнитель?  
– Ну... да.  
– Зря. Умный не возьмется за неподъемное. А возьмется – так провалит. Дураков же любит бог. Какой – не важно, важно, что любит. Кстати, при всей своей остепененности, Кримгильд источников не открывала, единственный потомок Омелы, способный сегодня принять всю ее силу – ты.  
– Всю силу? – спрашиваю. Ох, слишком заманчиво выглядит, чтобы не быть приманкой. – Как?  
– Забрать ее у остальных частиц, рассеянных по миру, – белая маска отвечает мне с истинно непроницаемым выражением, как и положено маске, остальные две кивают. – Просто позови их, как ты позвала источник – и они откликнутся на твой зов.  
– И что с ними будет?  
– Частицы вернутся в источник, духи-носители – развоплотятся, воплощенные в телах – потеряют свою суть, и станут твоими аватарами. Хочешь?  
– Не-а, – вот оно, во весь тролличий рост, истинное отношение всяких там божеств к людям, либо это ловушка, поставленная на меня. Хорошенькое предложение: не просто убить ни за что ни про что, а развоплотить начисто сонмище духов и уничтожить души разумных – не одну и не две. – Пусть живут, как хотят и умеют. Омела не зря рассеяла их по Мультиверсуму. Когда сила в одном месте – ее просто захватить, извратить, уничтожить. А когда нас много... – я скроила довольную рожу и в последний момент изменила окончание сказуемого. – Всех не перевешают.  
– Но тебя – запросто могут, – уточнил Оракул. – Или найдется другой росток, что осмелится принять всю силу. Не боишься потерять личность и волю?  
– Неизбежный риск, – соглашаясь, киваю. – Ты сказал об этом премудрой Кримгильд? Или она в неведении относительно возможностей глупой сестрички?  
– Она тоже отказалась. Вы обе безупречно прошли эту проверку. Могу тебя успокоить: потомок Омелы этого делать не станет, а кто захочет – тот с Омелой не связан, и не сможет, как бы ни старался, вобрать ее силу. Ее последняя воля – ваш императив. А она предпочла жить в своих детях. Пока твой источник слаб, и до полноценного божества, даже младшего, тебе расти и расти, но это ты им управляешь, а не он – тобой. Лучше посмотри, что там, в чаше?  
      
    Я наконец-то расслабилась и опустила голову. С орочьим строением шеи ох и тяжело вверх смотреть! На блюде лежала бутылочка миллилитров, где-то, на триста, то ли из керамики, то ли из темного непрозрачного стекла, с притертой пробкой.  
– Бутылка, – говорю. – Это что и кому?  
– Тебе, – отвечает Оракул. – Сто постоянных каналов... погоди, как у вас говорят... аккаунтов в ментале. Бери.  
Я схватила – а что б не брать, когда дают, дернула пробку. Потом попробовала ее на зуб. Потом попыталась сколупнуть кинжалом. Она даже не шелохнулась!  
– Забыл предупредить, – смеется маска. – Это не даром. Трудно удержаться и не воспользоваться плодами прогресса.  
– И что от меня требуется?  
– Отработка. Ты знаешь, веер сейчас переживает не лучшие времена. Проблем множество. Хочу нагрузить тебя не самой важной, не самой сложной, но требующей немедленного решения задачей. Два мира-близнеца, схожие, как позитив с негативом, погубили друг друга. Обстоятельства тебя не касаются, важно другое: силы высвободились такие, что сама ткань Междумирья начала проседать и рушиться. Надо укрепить ее. Сможешь?  
– Подумаю, – ответила я. – А где оно и как мне туда добраться?  
– Как добираться, – Оракул выделил интонацией первое слово. – Ты знаешь. А вот куда... да вытащи своего спутника из кармана, он извелся уже!  
           
    Сунула руку в карман... только что там ничего не было, но вот пальцы наткнулись на горошину, щуплую и кривобокую, как из помойки. Каково же было мое удивление, когда она задергалась, вырвалась из пальцев и влетела в рукав, прокатилась вверх до самого ворота, вылезла и застыла на плече недавним знакомцем и проводником – живой головой без тела. Наверно, тот еще сюр, поскольку Оракул опять фыркнул. Интересно, почему это рядом со мной все, даже не совсем живое, очеловечивается? Или мне показалось?  
Оракул продемонстрировал нам образ этого жуткого места – с двух сторон обломки мостов, рядом с мостами – какие-то смутные и полуразбитые статуи, судя по пропорциям, изображавшие когда-то детей, и мелкая щебенка между ними, с едва слышным шелестом стекающая в ничто. Аж мороз по коже и перетрясло с головы до ног. Ничего, потерплю. Насчет укрепления идейка возникла, но обдумывать буду потом.  
      
– Это все? – спрашиваю.  
– Да.  
– Я смогу откупорить пробку и взять аккаунты, когда задание будет выполнено?  
– Конечно.  
– Задание – укрепить в указанном месте межмировую ткань, чтоб не исчезала?  
– Да.  
– Ну, хорошо, я немного подумаю... и сделаю. Каковы сроки?  
– Ну, ты же знаешь...  
– Надо было вчера?  
Кивает.  
– Задание ясно. Разрешите идти?  
– Иди.  
Да что ж это за жизнь такая, ни часу не передохнуть? В шутку прикладываю руку к пустой голове, потом разворачиваюсь и зажмуриваюсь, представляя Никану за столом, заваленным осенними листьями – именно такими, какие я оставляла. Делаю картину плотной, ощутимой даже тактильно, и делаю шаг.  
    
    Один огромный шаг. Показалось, или меня и впрямь протащило не только в пространстве, но и во времени, размазав, как лягушку асфальтоукладчиком? Во всяком случае, источник забеспокоился и протянул тонкие ростки сквозь физическое тело, стягивая и уплотняя его. Эфирное он контролирует постоянно, и оно уже насквозь проросло его силой, словно грибницей. Счастье, что этот поток неразумен, а его воля совпадает с моей. Особенно ощутимо оно было в момент проверки Оракулом: когда я получила непристойное предложение, источник сказал свое "фе" чуть ли ни раньше, чем я. А вот задание ему понравилось сразу, именно поэтому я недолго думала, прежде чем согласиться. Да и вообще – дура я или кто? Любовь неизвестного, но весьма сильного бога дураков – ценное приобретение.  
    
    Никана заждалась и соскучилась без охраняемого "тела" – отсутствовала я, оказывается, больше двух часов по местному времени. А жрать мне хотелось так, словно полтора суток голодной бегала, аж затошнило.  
– Спасай, – говорю. – Ника. Притащи мяса: хоть сырого, хоть соленого, хоть сушеного, а то я уже себя перевариваю. И воды.  
Шлепаюсь на ковер, усаживаюсь, поджав ноги. А сама все бутылек в кармане поглаживаю. Как бы его пристроить так, чтоб не смог потеряться? Разве что веревкой на талию привязать, только с такими приключениями как бы у меня попа из выпуклой не сделалась впуклой – тогда точно все свалится.  
– Да, – продолжаю. – И поясок тонкий найди, с петельками под мелочевку. Не к спеху, но сегодня.  
    
    Она кивает и оборачивается к Вейли. Тот пожимает плечами. Вот кто совершенно не волновался – будто заранее знал, что случится. Или он так верит в меня? Стоит выяснить. Насчет пожрать и отыскать снаряжение – это надо обращаться к нему, у него прямая связь с хозяйственными службами Конторы. Уже через четверть часа передо мной стоит блюдо с прозрачной нарезкой копченой ящерятины, половина каравая серого хлеба и запотевший кувшин холодной воды. О... главное – не захлебнуться слюной. Приглашаю умильно взирающую на меня парочку присоединиться к трапезе, они усаживаются рядом, но почти не едят, одна я нажираюсь до изумления. Вкусно же! Никакого сравнения с вяленым мясом селянского производства. Явно какой-то спецпаек разукомплектовали. Хлебушек, хоть и серого цвета, и рядом не стоял с полубелым из суржика, вкус насыщенный, мякиш плотный и пышный одновременно, того же высочайшего качества, что и копченость. На Ирайе, кстати, культ хлеба и всякой выпечки, в селе вообще любой продукт рассматривают сперва как начинку для пирога, а уж если не подойдет – по-другому готовят. И невкусного хлеба я тут не ела, даже пресные лепешки – объеденье, а этот... всем булкам фору даст и обгонит. Когда я безуспешно ищу, обо что бы вытереть руки, выясняется происхождение моего перекуса.  
    
    Дверь без предупреждения распахивается, первыми заходят две магички, проверяют помещение поисковыми чарами, развешивают следящие "глазки" и "ушки" (теперь тут жучков больше, чем вензелей на обоях: общеконторские, лично Дерека и этих вот баб), пропускают четверых парней во всеоружии и в форме императорской гвардии (не знала, что в ней служат и альвы), вслед за ними входит женщина под иллюзорной кисеей, и, страхуя от неожиданностей со спины, последними заваливаются два мага-боевика с плетениями щита четырех стихий. Дверь захлопывается с сочным щелчком. В вип-камере становится тесно и неуютно. Охрана, кроме двух магов, распределяется по периметру, контролируя каждую пядь пространства, дама подходит ко мне и убирает иллюзию.   – Ваше императорское величество... – Ника и Вейли застывают в глубоких поклонах, я склоняю голову, как мне положено по местному протоколу, с трудом оторвав взгляд от лица вошедшей.  
    
    Альвы по-своему красивы, в особенности мужчины этой расы. Худощавые пропорционально сложенные фигуры, огромные выразительные глаза, высокие скулы при впалых щеках, носы прямые или с горбинкой, тонкие, хищные, переносица вровень со лбом. Лица, как клинки. Но внешность альвис кажется мне дикой и грубоватой. Ничего общего с утонченными эльфийками земных представлений. Эта же, хоть и не красавица, но настолько умело подчеркивает все особенности своего лица и фигуры, что невозможно оторвать взгляд – завораживает. Да еще глазищи такие золотистые, сияющие, влажные – как сама осень в гости пришла. И огненного цвета локоны по плечам. Царственная женщина. Альвальд в сравнении с ней, думаю, просто теряется: и росту среднего, и черты мягкие, без характерности, и во всех движениях мальчишество сквозит, не скажешь, что возраст к полтиннику. Можно было бы сказать: династический брак, если бы не то обстоятельство, что альвиса может зачать только от любимого. А у них уже двое детей. Бриан – взрослый по человеческим меркам, но подросток по альвийским, и малышка Альфлед, духовная наследница Райвана и, возможно, его правнучка. То есть, правнуки они оба, но только девочка унаследовала способность плести судьбы. У Бриана – дар стихийника чуть ниже среднего уровня, управляться с артефактами хватит, ну, и на бытовые нужды, это идеально вписывается в закон Альфара Первого о престолонаследовании. Альфлед же... что теперь с Альфлед?  
      
– Доэрэ Хюльда, – легкий кивок. – И как вам альвийский хлеб? – голос энхеле Леикхэйд глубокий и чистый, интонации слишком богатые, в одной фразе – сотня оттенков смысла, простому орку вовек не понять.  
– Благодарю, необыкновенно вкусный, – поднимаю глаза на альвису. – Наверное, сложно такой выпекать у нас, в Энсторе?  
– О, нет, – улыбка. – Его прислали телепортом с моей родины. Половину съела моя семья за вечерьем, вторую...  
Да... То, что большой альвийской семье хватило на ужин, я слопала за один присест. Ладно, спишем все на орочью физиологию.  
– Вторую только что съела я. Никак не могла остановиться, уж очень он у вас вкусный.  
– Это значит, доэрэ Хюльда, что вы преломили с нами хлеб. Поверьте, многие люди безуспешно добивались этой чести. У нас преломивший хлеб за вечерьем становится младшим членом семьи, на год или до тех пор, пока не откажется по доброй воле. Владыка Ингленниэн атуэ Ликрейв передает вам через меня, что младший в семье всегда может рассчитывать на ее защиту и помощь, но и сам должен помогать ей во всем, что не противоречит его убеждениям и прежде данным клятвам.  
– Проще говоря, энхеле Леикхэйд, вы меня вербуете в качестве агента семьи Дождливого Леса?  
– Доэрэ Хюльда, – альвиса сокрушенно качает головой. – Ах, доэре Хюльда. Служба приучила вас к недоверию, но, на самом деле, мы не ждем от вас ничего такого, что осудила бы ваша Контора, и даже были бы рады, если бы вы своевременно ставили ее в известность о своих действиях.  
– Простите, я – глупая орка, и плохо понимаю хитросплетения альвийской политики. Вы прямо скажите, что вам от меня нужно, а я отвечу, смогу ли это сделать.  
– Прямо? – альвиса распахнула очи. – И вы не будете требовать ответной услуги?  
– Ну, разве что понадобится когда-нибудь взвод альвийских стрелков, – я кивнула на ее охрану. – Вы уж не откажите.  
– Только если это не пойдет вразрез с интересами семьи Дождливого Леса, – обрадовалась она. – И Империи людей, – добавила после непродолжительной паузы.  
      
    Энхеле Леикхэйд кивнула магичкам, и те быстро накинули на нас кисею тишины. Когда она перевела на меня взгляд, что-то в ее лице изменилось. Вместо недавней маски светской дамы на меня смотрела уставшая и встревоженная женщина.  
– Вчера в мой сон пришла Альфлед, – сказала она. – Дочь просит, чтобы вы возглавили делегацию, которая отбудет на Кугро через десять-пятнадцать дней.  
– А ее состав еще не утвержден?  
– О том, что она будет послана, я узнала от дочери. Ни муж, ни кабинет министров об этом ничего не знает. Но ведь Альфлед – плетельщица, и способна не только предвидеть, но и влиять на будущее. Когда она говорит, что делать – это следует выполнять, и именно так, как она скажет.  
Я усмехнулась про себя. Двенадцатилетняя девочка рулит императорской четой, как хочет, и благо, что у Империи есть еще несгибаемый Дерек.  
– Я предложу это главе Тайной Службы, – ответила я. – А дальше – как он решит.  
– О, Дерек энхэ Эльхем обязательно согласится, он сам – плетельщик, и может просмотреть вероятности. Но вы сами – согласны?  
– Да, – говорю. – Конечно, согласна. Только учебник по дипломатическому протоколу какой-нибудь можно? Иначе таких залепух наделаю – и у Дерека волосы дыбором встанут.  
Альвиса засмеялась. Шутка, конечно, глупая, но разрядка от нее была настоящая, и в этот момент я поняла, чего стоил ее непроницаемый вид.  
    
    После ухода высокой гостьи со всей ее свитой я собралась поспать, но, не успела моя голова коснуться скатанной куртки, как опять щелкнула дверь. Тут вообще с основными физиологическими потребностями считаются, или мне к Санычу в Эльтурон податься? Я ж пойду! И забуду на стену плюнуть.  
Дерек без разговоров поманил меня за собой, сделав знак Нике и Вейли, чтоб оставались, и мы с ним, сопровождаемые четырьмя якобы слугами, еще минут пять плутали по коридорам. Пришли в морг. Точнее, в мастерскую некроманта, что сразу почуялось по стылой ауре места, не смотря на полное отсутствие запахов и пустоту на столах. Нас встретил седой, тощий и сутулый дядька в балахоне, характерном для его профессии. Остальные маги этот наряд давно не носят, только у тех, кто работает с трупами, есть потребность в свободном, немарком и дешевом одеянии, которое не жалко и сжечь, как только придет в негодность.  
– Вэль Гальмин – вэль Хюльда... как препарат? Подготовили? – Дерек торопился и нервничал, но как-то слишком и напоказ.  
– Да, ваше...  
– А, Гал, без чинов! Тащи ее сюда.  
    
    Некромант открыл шкаф и достал голову ллири, женщины, судя по длинным "волосам" и отсутствию такой же растительности на щеках и подбородке. Вообще-то, волосы ллири – не волосы вообще, это тонкие кожные выросты с кровеносными сосудами внутри, они играют роль жабр при длительных погружениях. Такие волосы, понятное дело, нельзя стричь, и они делают ллири крайне уязвимыми в бою, ибо рассеченная прядь дает сильное кровотечение, а при одновременном разрезании всех волос еще неизвестно, от чего умрет погонщик рыб – от болевого шока или от мгновенного обескровливания. Поэтому ллири берегут свои шевелюры, упаковывая их в костяные сетки и шлемы. Причем, сетки – это для мирного времени. Но у этой головы волосы были целы. Глаза тоже остались на месте, и бессмысленно таращились сквозь щитки, а черты лица были искажены смертной мукой. Да, забыла сказать, глаза ллири защищены от соленой воды третьим веком, превратившимся в результате направленной эволюции в подобие очков для плаванья. Медики и некроманты называют их "щитками", но выглядит это как рыбье пучеглазие.  
    
    Если говорят, что человек – эволюционировавшая на мелководье обезьяна, то ллири пробыли в воде значительно дольше людей, но меньше дельфинов, приобретя многие приспособления для житья в море. Фигура мало изменилась, только легкие стали больше, грудная клетка – шире, а пальцы – длиннее, получив перепонку до первой фаланги. Но вот лица нечеловеческие. Большой лоб, огромные выпуклые глаза, крошечный носик и маленький рот, который становится широкой пастью, полной острых зубов, как только ллири его открывают, почти отсутствующий подбородок – все это делает их внешность полудетской и страшноватой одновременно, хотя мангаки с Земли, наверно, затянули бы хоровое "ня" и поголовно влюбились в эту расу. Особенно с учетом того, что ллири неразборчивы в половых связях и без предубеждений относятся к однополым отношениям. Неудивительно, при их похотливости и чувствительной коже. Костяные щитки, естественная защита у боевой подрасы, хоть немного снижает возбудимость, а магически одаренная подраса – это постоянный объект похабных анекдотов, естественно, не в их присутствии. Ибо могут наказать, и жестоко.  
    
    Их мужчины легко сходятся с женщинами любой гуманоидной расы, с той же легкостью их и бросая, женщины ллири более постоянны – их интереса хватает, обычно, на несколько лет, потом или начинают гулять напропалую, или оставляют бедолагу-мужа с двумя-тремя отпрысками на руках и сбегают на свои плавучие острова. Полукровки бывают двух фенотипов: либо в мать, либо в отца. Квартероны наследуют только большеглазость и похотливость ллири, в остальном походя на другие родительские расы. Постоянных браков у ллири не существует, верность – понятие в их среде неизвестное, но своему народу эти существа преданы до самозабвения, и если, например, возлюбленный ллири попробует навредить чем-то родным или друзьям своей девушки, та его без колебаний убьет и жалеть об этом не станет. Так вот, эта ллири, чья зачарованная голова стояла на подставке и отвечала на наши вопросы, была умерщвлена своими.  
      
– Назови свое имя.  
– Айнхиэла Оифа.  
– Кто тебя убил?  
– Я не знаю их имен.  
– Раса?  
– Погонщики волн.  
– Род?  
– Разных родов.  
– Кто ими командовал?  
– Человек.  
– Маг?  
– Да.  
– Его направление силы?  
– Некромант.  
– Как тебя убили?  
– Сварили тело. Отделили голову.  
– Для чего они тебя убили?  
– Не знаю.  
– На что тебя закляли?  
– Что я освобожусь, передав послание этому человеку, – взгляд на Дерека.  
– Передавай, – сказал Дерек.  
– Магистр, маг смерти Пекрито, – голос мертвой ллири изменился, приобретя шелестящие интонации. – Передает младшему собрату по магическому ремеслу, подмастерью Райвана Убийцы, Дереку, чтобы тот и не думал посылать войска на Кугро. Иначе мы сварим твоего сына так же, как сварили любовницу, а его голова будет служить для колки орехов. И не смей мешать нам любым другим способом! Все равно вы передохнете, но хотя бы оттянете гибель на несколько лет. Решай сам. Я все сказал!  
Голос пресекся, как прерванная запись, веки мертвой головы вздрогнули и закрылись.  
      
– Может, не стоило ее так сразу отпускать? – спросил некромант.  
– Стоило. С этой женщиной я прожил пять лет. Прекрасной души чело... ллири.  
Лицо шефа было слишком спокойно, чтобы я могла поверить в его искренность.  
– Сколько лет сыну? – спросила я.  
– Двадцать восемь.  
– Он – маг?  
– Менталист. Не особенно сильный. Жаль, умный был мальчик.  
– Почему был? Он же, вроде, еще жив.  
– Я не собираюсь принимать их условия, – ответил Дерек и вышел, резко хлопнув дверью. Еле успела выскочить вслед за ним. Догнала.  
– Императрица говорила со мной.  
– Знаю.  
– Она попросила возглавить делегацию на Кугро.  
– Посольство, – поправил Дерек.  
– Не суть важно. Как ты относишься к этому?  
– Валяй! Не забудь только сбежать, когда вместо нас заговорят брети.  
– Считаешь, бесполезно?  
– Ага. Слушай, Хю, и без тебя тошно! Иди-ка ты спать, не мельтеши под ногами.  
    
    Ну, спать – так спать. Это я завсегда готова. Вернулась к себе, благо, "ливрейный слуга" с аурой неслабого менталиста подсказал мне дорогу. Тут вообще странные типы ошиваются, все – не те, кем хотят казаться. Иные почти не скрывают подделки, как недавний "слуга", к другим и не присмотришься как следует – взгляд съезжает. Нет, я, конечно, понимаю, присутствие менталистов на званом обеде резко снижает лживость бесед и страхует от более серьезных проблем, но в Конторе просто не знаешь, как к нему обращаться: "вэль" или "любезный".  
    
    На ковер я упала, засыпая в полете. Самое сладкое в мире яство – сон. Точно подмечено, только каждый норовит его у меня отобрать. Ведь себе ж не возьмешь – нет, будят, тормошат...  
– Ви! Вийда, сестренка, пошли! Ну, что развалилась, осознавайся уже, нужна позарез! По-о-одъем, зеленое мясо! – и дергает меня за голову.  
Вырываюсь из захвата, разворачиваюсь хитровыделанным сальто – а чего б не кувыркнуться, когда в астрале. На меня смотрит моя копия. Мертвая Хюльда. Как заматерела-то, а! Плотность такая, что при желании вполне может проявляться феноменами в эфире, а там до физического плана рукой подать.  
– В реальность вернуться решила? – спрашиваю. – Если хочешь, источник научился копировать мое... ну, наше тело, сделаю еще одно – вселишься, будем как близнецы.  
– На куйна мне? – удивляется мертвая Хю. – Я тут империю строю. Астральную. Круче Альфара буду. Альвийский сектор сам подтянулся, орков постоянный приток и отток, ты же знаешь, они долго на одном месте не сидят, только померли – тут же рождаются, ллири потихоньку интересовались – достала их некрота, вот пара духов похитрее и кружит под стенами Эйде, вынюхивает. А коротышки, конечно, уперднутые, но, учитывая, что с Кугро постоянно какую-то гадость запускают в астрал, дварфы тоже сюда скоро явятся. Нам-то она не проблема – ты ведь знаешь, чем ее убивать кроме смеха, правда? Пошли, покажешь. А то мы с твоими мухарапундиками никак сладить не можем, смешат всех без разбора. И не хочешь – покатываешься. Двое парней со смеху на перерождение сразу ушли. Представляешь – родятся у кого-то младенцы с улыбкой во весь рот! Попрание всех традиций.  
    
    А сама тянет меня, тащит, меняя состояние на особенную, хорошо знакомую атмосферу крепости Эйде. Ойййй... разрослась-то как, больше Энсторы. Альвийский лес мягко переходит в дикую степь, по которой рассыпались разноцветные шатры: каждое племя по-своему шкуры красит, а уж там, где все зависит от воображения, оно развернулось не на шутку. Городу тоже место нашлось, в центре торчит донжон в форме главного здания Московского Универа, только местные его проапгрейдили по своему вкусу: добавили стенам массивности, а окнам – стрельчатости. Крепостные стены окружают вовсе не город, а все это безобразие вместе с лесом и степью, и на пяти углах прямо в воздухе парят, покачиваясь, раскормленные мухарапундики.  
    
    Вот один заметил нас и скорчил рожу. Я улыбнулась. Это его не устроило, и он пустил газы. Я на такие тупые уловки не введусь, поджала губы, а мое создание огорчилось чуть не до слез. Немного подумав, оно перекувыркнулось в воздухе, просеменило по невидимому мостику ко мне, и сказало:  
– Сонные куры сроют гору у гномов безродных! – и с надеждой воззрилось на меня.  
– Это донос? – спрашиваю. Неужели такой бессмыслицей они смешат местный народ?  
– До носа у меня не дорос, – вздыхает мухарапундик, и вполне осознанно швыряет в меня горсть смешинок.  
Вот он, их секрет – зачем напрягаться и что-то выдумывать, если можешь запросто инициировать смех соответствующей "закваской"? Так в детстве мы заражали друг друга хохотом, и после никак не могли остановиться. Оно, кстати, и на меня подействовало, успокаивалась я минуты две-три, не меньше.  
    
    А потом почувствовала, как в кармане что-то дергается самостоятельно. Помоечная горошина опять прокатилась по рукаву, выскочила на плечо, стартовала с него, оттолкнулась от морды мухарапундика и взмыла в небо. По пути она росла, преобразившись сперва в смайл, потом – в голову, и, наконец, выкатилась на небо солнышком – таким, какое рисуют на Земле в детских книжках: улыбающейся рожей с патлами желтых лучей.  
– Эй, хохотунчики, ко мне! – воодушевленно заорало оно. – Я вам покажу, как смешить. Учитесь, пока есть у кого.  
– Мистер Смех, – говорю. – Нельзя ли потише?  
– О, простите, госпожа, – галантно поклонилось карикатурное солнце. – Века молчания для клоуна – смерть, а вы мне подарили жизнь и надежду. Дайте пару часов войти в курс местных реалий, и я устрою вам такое представление – закачаешься.  
– Ну, сейчас представлений не надо. Тут смех играет роль оборонительного оружия: все, что питается страхом, поклонением и безоглядной верой, не выдерживает искреннего хохота и ехидных насмешек. Когда обнажаешь суть, а она оказывается мелкой и жалкой, когда угрозы исполняются, только если в них веришь, а благодеяния оказываются иллюзией – рождается смех.  
– Вы забыли, госпожа, – нарисованное солнышко подмигивает мне. – То, что вы сказали в другом месте. Исток любого смеха – осознание своей неуязвимости. И того, насколько мелким становится все остальное перед ней. Это надо донести до всех. А когда я обучу этих зверьков, – клоун кивнул на мухарапундиков. – У вас появится еще и маленькая победоносная армия.  
    
    За разговорами я не заметила, как пропала осознанность, астрал размылся цветными пятнами, и я провалилась в обычный, долгожданный, сто раз заслуженный сон. И никто меня больше не дергал. Часа полтора, от силы. В этот раз на меня дохнуло куревом и пивным перегаром. Агерни Ланскег, савга его укуси, научный руководитель маленькой глупенькой орки... Могла бы сейчас припомнить ему не одно и не два незаслуженных оскорбления, но смысл?  
– Что, – спрашиваю. – Уже утро?  
– Да, девочка моя, – басит мэтр Ланскег. – Солнце встало, пора за работу.  
– Ну, что, мэтр, оплошали ваши сертифицированные и лицензированные артефакторы?  
– Не то слово, Хульд, не то слово. Но это не наши – дварфов там не было.  
– Видала я ваших дварфов, – говорю я, вставая, и с закрытыми глазами бреду к ванной комнате. – Всех, у кого работают мозги – объявляют бездельниками, а их изобретения отбирают и выкидывают в старые штольни.  
Мэтр молчал все то время, пока я приводила себя в относительный порядок, а потом, приобняв за плечи, потащил в лабораторию, приговаривая по дороге:  
– Потому-то я туда не вернулся, хотя меня звали... да... под горой маги – редкость, чем только меня ни заманивали, а я не пошел... ну, правда же, зачем бороться с костным тупым старичьем, если можно прожить без него?  
– А по горам-то скучаете, а? – спросила я.  
– Твоя правда, Хульд... это же – родина.  
       
       
    

Глава XII. Адекватная плата.

        
       
    Одним везет в карты, другим – в любви, третьим – на деньги, у четвертых свободного времени хоть отбавляй. Надо ли уточнять, что все это ко мне не относится? Зато работа меня страсть как любит, извращенным способом круглые сутки. И если бы я зарабатывала так, как работаю... хотя вон, больше полутора сотен золотых кнайт лежит в сейфе, и я за ними даже не послала. А надо бы хоть долг отдать, дварфу тому, в Керемнице. Позвала Вейли, распорядилась.       
    
    Сперва не поняла, что это у него такой похоронный вид сделался, уже потом сообразила, что он с подпиткой от моего источника себя почти здоровым почувствовал, подсел на него, как наркоман или человек с болевым синдромом на всякую химию, а теперь я далеко и другим занята, чем – он не знает, а доступная ему энергия на порядок уменьшилась. Тут же и физический дискомфорт появился, и чувство ненужности... небось, в глубине души считает, что его жестоко прокинули. Отвлеклась еще раз: загрузила секретаря инструктажем будущих астральщиков. Астральные техники менталистам преподают, я только некоторые уточнения сделала. Излишнюю для конторских спецов фантазию моим ребятам не нужно в себе давить. Все равно магического дара у них круглый ноль даже по сумме, реальность изменить не сумеют, а вот потренироваться в художественном представлении им обязательно надо. Главная сила в астрале – твоя собственная управляемая фантазия, генератор информации.       
    
    И еще я посоветовала Вейлину не стесняться, обращаться к моему источнику всякий раз, как потребуется, через метку замка Эйде. Может, оно для него вроде наркотика, но не вредит же пока, а "потом" для него и без подпитки проблематично. Обрадовался, пошел выполнять. А у меня проскочила мысль, что я сама на него в чем-то похожа, для меня интерес важнее оплаты. С ним-то понятно. Покупать что-то, живя во чреве Конторы, гораздо труднее, чем даже в тюрьме, что надо – и так принесут, а что не надо – ни за какие деньги не получишь. В целом, оно и меня пока устраивает. Всю жизнь так прожить не хочу, а раз война на носу и обе стороны судорожно вооружаются и устраивают провокации – лучше здесь пересидеть. Для здоровья полезней. Хотя, какое уж там здоровье...      
     
    К обеденному времени я напоминала не первой свежести зомби. Успела выхлебать на ходу здоровую кружку тей-фре и пару раз приложиться к профессорской трубке. Не соврал стервец Арти – действительно, сон от меня сбежал, но голова мерзко заныла. Замыкать контур боли не решилась, все-таки мозг у меня хоть как-то варит, жалко будет, если его, беднягу, сожгу. А по силе болевых ощущений проще понять, когда край пришел и отдохнуть надо. Поставила голема точить заготовки, нарезала ему задачу на отдельной пластинке (забавно, насколько он похож на станок с чпу, только намного универсальней), проф занялся эфирными глифами, я – рунами и финальной доводкой. А когда все гладко пошло, и я немного расслабилась, меня тут же вырубило. На мгновение, не больше, но мэтр Лангскег заметил, подскочил и крепко сжал мне запястья.  
– Погоди-погоди, остановись, а то сейчас такого наделаешь! – дварф осторожно вытащил несоединенные части гранаты из рук, уложил детали на стол подальше одну от другой и отвел меня к вытяжке – там, как нарочно для обморочных, скамейка стоит, человеку коротковата, дварфу узковата, а мне прилечь в самый раз.  
    
    На ней-то я почти час и дремала. Словила сон из серии "отпусти меня, чудо-трава", не парадоксальный, наоборот, исключительно логичный, только вот детали-утверждения, которые я по сюжету увязывала в работающую систему, не имели названий и даже аналогов в реальности. Думала, тоже во сне, что проснусь, и это построение забудется, как многие другие создания сонного веретена, еще по земной жизни знаю такую засаду. Поэтому, уже открывая глаза, я вцепилась вниманием в изящную, словно витая раковина, логическую безделушку. Возможно, даже плеснула в нее сил из источника. И она осталась со мной! Не материализовалась, да и чему в ней материализоваться – утверждениям? – но прописалась четким графом на краю памяти, несколькими усиками-связями зацепившись за образ лича, другими – за теорию информации, третьими же оперлась на реальные факты физического и эфирного плана Ирайи. Та-ак! А в следующий раз в дельта-сне я подумаю о задании Оракула. Именно таким способом подумаю, не иначе, а то в реале ничего толкового на ум не идет. Работа пошла веселее, проф откуда-то притащил мне вторую трубку и щедро отсыпал табака, но необходимости дальше травиться у меня уже не было, идея вдохновляла, окрыляла и подхлестывала. Я так разошлась, что голем не успевал детальки точить, а мэтр Лангскег – накладывать глифы. Вечером испытывали гранаты на полигоне, весьма успешно, и я, памятуя о своем обещании Санычу, припрятала несколько штук под мешки. Завтра еще отложу. Рядом сунула старенькую, но вполне надежную брети, которую мы уже не первый год использовали в крэш-тестах бронированных изделий. Пусть не так далеко бьет, зато устройство элементарное и надежное, нечему ломаться. В самый раз для сашкиных орков. Нашим-то не сразу настоящие канхаги дают, пару месяцев гоняют с тренировочным оружием, имитирующим выстрел иллюзией.  
    
    Ночью мне дали поспать аж полтора часа. В этот раз я перебирала разные способы структурирования пространства, но ни один из них не подходил для Междумирья с его "энергетическим кризисом". Можно, конечно, структуру и от своего источника запитать, но разбрасываться энергией в особо крупных размерах – другого дурака поищите, поглупее меня. Одно дело с существами делиться, что живыми, что мертвыми, от них отдача идет, а что это равнодушное, пустынное и насквозь искусственное место мне даст? Понты? Чувство выполненного долга? А мне на них наплевать. Нет, искусственные конструкции – последнее, что я буду создавать в междумирье, оно само такое. Почву, реальность чего-либо укрепляет только живое, оно-то мне и нужно. Представила это живое, способное укрепить даже реальность нереального. Углубилась в ощущение, усилила его, ощутила вкус и аромат его жизни. Позвала его, как когда-то источник.
    
    Забылась еще минут на десять, пока проф за перекусом ходил. И увидела. Дерево, нет, древо. Корнями уходящее в первопринципы, на ветвях баюкающее новорожденные миры. Не геометрически-холодное древо жизни алхимиков, не прямой и уперднутый Иггдрасиль, а нечто матерински-широкое, раскинувшее руки-ветви, дарующее и жизнь, и смерть, и познание, и забвение. Оно словно проросло сквозь меня, смешало свои густые пряные соки с моей кровью, сутью, с источником, оно захотело быть – выйти из потенциальной возможности в реальную жизнь. И, вообще – я ли его позвала? Оно само росло сквозь меня и ветвилось в моем видении, становилось реальнее, сильнее, огромней, вот оно заполонило весь горизонт... и я шикнула на него. Да, это было грубо, прекрасное видение задрожало и уменьшилось до подвижной картинки, а я встала между ним и своим источником и перехватила энергетические каналы.  
    
    "Тише, – говорю. – Будет место и время, будет скоро – там прорастешь. А пока – жди. Зерном, черенком, потенцией жизни. Как семена под снегом. Как луковица, как корень, как озимый росток. И я ждала. Долго – миры и века! Не знаю, кем была, не помню, как и где, но это не важно. Важно лишь то, что ты есть, здесь и сейчас, и важно то, что будет потом". Оно согласилось. Темные соки втянулись в древесное тело видения, и в первый момент после этого я ощутила страшное одиночество, собственную малость, неполноту... Смогу ли пробудить это дерево в Междумирье? Смогу ли позвать? Хватит ли силы? Рисковать с этим нельзя, нужен кто-то, для кого жизнь, смерть, а, главное, растительность – родная стихия. Друид, эльфийка, окутанная сумеречным светом то ли вечера, то ли утра – Майя. Стоит встретиться с ней, может, уговорю.  
    
    Не успела, опять растолкали... мэтр Лангскег притащил жбан пива и кулек горячих пирожков с мясом. Я-то понятно, почему тощая, работаю так, что ничего не отложится, а вот куда деваются калории у остальных? И это засилье выпечки, этот культ хлеба и прочей мучной пищи, о чем-то ведь он говорит. Сдается мне, это память о плохих временах, это оставшийся с прошлого знак голода и недорода. Выходит, и в магуйских мирах такое бывает? Что же должно для этого приключиться? Спрошу у Дерека. Когда-нибудь потом. А что сейчас толстых нет – неправда. Это в городах нет, где даже предприимчивый жизнюк-подмастерье уберет экономной матроне за пол-золотого лишние подкожные накопления, а уж сертифицированные мастера лепят женские формы как глину, но вот в деревнях пышнотелые тетки встречаются через одну. Ладно, сколько там голем заготовок выточил? Ммать... По уши завалил! Мэтр, отключите его, я ж не успеваю! Что – поднажать? На меня поднажать? Да вы сами такую гору не одолеете! Честно-честно! Оценивайте силы разумно. Нет, я сейчас все-таки поем, а потом буду работать с обычной скоростью, не торопясь. Себя жалко, и вас тоже. Рванет хоть одно плетение – от нас и костей не оставит, даже голем расплавится, даром, что железный.  
    
    Вот так и крутилась часов шесть, до обеда. Правда, наверху, у нормальных людей, в это время был завтрак, проф меня поднял в три утра. Отпросилась на улицу, продышаться, и увидела, как курсантики с полосы препятствий в столовку ползут. Постояли мы с Никой и Вейли под мелким дождем, поговорили о тройке будущих астральщиков. Баронет Хоэльский, конечно, старается больше всех, кто ж сомневался, но быстрее и чище парней в астрал выходит Эльма. Вот уж никто бы не подумал, ума у нее, как у гшилы, а управляет вниманием не хуже мага. Сама моментально выходит и Киарана вытягивает из тела. Вейлин всех троих сводил на экскурсию в крепость Эйде, так эта дурочка там приставала к мертвой Хюльде, как это она одновременно умудряется присутствовать среди живых и среди мертвых. Ну, не объяснять же ей подоплеку этой истории? Сказали: государственная тайна, да еще ягая прабабка на нее оскалилась – примолкла девчонка, до сих пор как пришибленная ходит. Ничего другого пока не успели, да и не удивительно – за пару часов обучения и три часа практики. Сказала, что этой ночью сама ими займусь, надо научить технике безопасности, а то наивность – она и в астрале наказуема. Вернулась в лабораторию.  
    
    А там двух рунных магов из серого буфера привели. Они, правда, последние три года родных мест не видали, на Империю подневольно работали, за решеткой, ибо нефиг, братцы, самопальным огнестрелом в метрополии торговать, но мастерили-то они весьма достойные реплики гномских канхагов, стало быть, криворукими дураками не были. Прочла я сопроводиловку, отвела в сторонку профа, спрашиваю:  
– А свои производственники где потерялись? Что за отбросов нам опять присылают?  
Он пальцем кверху тычет:  
– Начальство знает, что делает. Много твоими пукалками навоюешь? Некромансерам стихийную магию высосать – как мне кружку пива. А нам нужно то, что ни один лич не одолеет. Знаешь, что?  
– Не знаю.  
– Вот и я – тоже, – улыбается в бороду. – А они – знают.  
Пришлось мне смириться.  
           
    С уголовниками у нас, кстати, не заладилось, только время зря потеряли. Думаю, парни решили, что из соображений секретности их после работы над проектом даже не убьют, а развоплотят до беспамятной сущности. Нет, в сером буфере, конечно, и не такое бывало, так то ж бандиты. В результате, пока один изображал клинического идиота, задавая тупые вопросы, другой опрокинул со стеллажа ящик с заготовками, хорошо, без плетений, умудрился получить сотрясение мозга и перелом голени, и отправился под охраной в больничный корпус. Ну, и ладно, без них обойдемся. Увидели что-то лишнее – тоже ерунда, вряд ли с налету поняли и запомнили. Собственно, даже не страшно, если гранаты появятся в сером буфере, чем больше там бандитов взорвут – тем меньше проблем в метрополии, но с одним условием: после того, как мы Кугро к ногтю прижмем. Так что продержат этих хитромордых еще лет пять за решеткой, используют по полной программе и вышвырнут в серый буфер, а к тому времени любая технология изрядно устареет, гарантирую.  
    
    Если только мы победим. Если же зомбоделы пройдут победным маршем по континенту, умение делать гранаты понадобится каждому мало-мальски способному магу, хотя бы ради того, чтоб в их руки не попасть даже в виде трупа. Были уже прецеденты, когда пираты выбрасывали на побережье пару-тройку зомби из бывших магов, и те успевали наделать шороху до того, как их окончательно развоплотят. Пришлось обязать всех погодников, нанимающихся на купеческие суда, внедрять плетения посмертного испепеления. С большим скандалом, конечно, и с воплями самих купцов насчет опасности пожара на корабле. Вот накой же им корабль, если самих к тому времени либо укокошат, либо в плен возьмут на опыты. Зря вообще цацкались. Да и в остальном слишком долго тянули, позволили Пекрито подготовиться к войне, а это просто детская, тупая ошибка.  
    
    Либо Дерек, как плетельщик, что-то заранее просчитал, прикинул и сыграл в поддавки с судьбой. Разменял пару-тройку фигур, вытащил из рукава... меня вытащил; наверняка, и еще кого-то, получил передовые технологии, и теперь надеется с их помощью победить. Еще эта мелкая Альфлед, тоже плетельщица, и тоже на меня какие-то виды имеет, но с другой целью: запустить во вражеский лагерь, наверно, в качестве бедоносца. Правда, она сама сейчас там, и ведь наверняка знала, что ее похитят в тот вечер, но на бал все же явилась. На что рассчитывала? Чем ближе к власти, тем быстрее дети взрослеют, а власть плетельщика – больше императорской, так что эта девочка не играет вслепую. Да и Дерек за нее не слишком волнуется, хотя, трехсотлетний маг – не показатель, он и своего сына не задумываясь в расход списал. После этого всерьез засомневаешься: так ли оно тебе нужно, это магуйское долголетие, если из-за него станешь холодной расчетливой сволочью.  
    
    К семи вечера общее количество готовых гранат немного не дотягивало до полутора тысяч, а я припрятала на полигоне еще десять штук. Нет, стоит их перенести куда-нибудь поближе, а то еще обнаружат мою захоронку, и получится жуткий скандал. Ладно, с утра перетащу назад, в углу под ветошью спрячу. А сейчас надо сходить к нашим астральщикам, погонять по недобрым местам. Опять закинулась бадейкой двойного тей-фре, скоро он у меня из ушей польется, и позвала Вейли, чтобы к ним проводил. Сколько времени с последней встречи прошло, как они там, все такие же? Изменились?  
    
    Вечно недовольный Иймен, изящная куколка Эльма, Киаран – здоровяк с располагающим выражением лица и спокойным достоинством во всем своем облике. Собрались, ждут. Скромненько сидят на солдатских одеялах, не возмущаются, даже Эльма, у которой через тонкое платье колючая шерсть точно попу кусает. Поздоровались, перекинулись с баронетом парой положенных фраз, и я перешла к делу. Спрашиваю:  
– Все научились в астрал выходить?  
– Давно уже! – кривится Иймен, Киаран отвечает коротко: "да", Эльма кивает.  
– А теперь, дорогие мои, назовите мне коренное, самое главное, отличие астрала от реальности. Кто не справится – сам себе тупой гоблин.  
    
    И тут началось... Вейлин то ли никудышный учитель, то ли сам до конца не представляет, насколько "тот мир", в котором он очень скоро пропишется на долгое время, отличается от физического реала и омывающего реальность мирового эфира. Главное в астрале то, что мысли и чувства не просто материальны, они там – полный аналог действий и поступков в реальном мире. Причем, законы астральных взаимодействий совершенно иные, чем в пространстве сутей и воль, создающих сплетения судеб. В общем, если грубо, то можно сказать, что астрал всегда оправдывает наши ожидания. Если боимся – он приведет нас в область кошмаров, если мучимся совестью и казним себя – превратит нравственную казнь в ощутимую боль и физическое страдание, если злимся – предоставит тысячи причин для досады и злости, если благожелательны и счастливы – усилит счастье до немыслимых пределов, угасив даже мысль о поддельности этого счастья.  
    
    Существует только три силы, способные развеять морок: сомнение, смех и пустотность. Сомнение – это Киаран: он недоверчив и благоразумен, лишь отчаянье и последняя надежда толкнули его в объятье морока Прекраснейшей. Жестокий урок получен, усвоен, и баронет, прищурившись, слушает и вникает в способы проверки истинной сути того, что может встретиться им в астрале. Но – я заостряю на этом внимание – всегда останется тысяча способов обмануть самые изощренные проверки, особенно, если проверяемая сущность старше и опытнее тебя.  
    
    И тогда остается смех. Беспричинный смех, детский или божественный, как уничтожение важности наблюдаемого и переживаемого, а в астрале именно важность чего-либо и определяет его власть над тобой. Поэтому сущности-паразиты так любят маскироваться под твоих родных и близких, под друзей и любимых, под божеств и представителей власти. Всегда нужно помнить, что это не реальность, и если в астрале любимый кидается на тебя хоть с объятиями, хоть с ножом – впору проверить его на детекторе смеха: истинное чувство от него не рассеется, ибо принадлежит пространству сути, а лживый образ растает и потечет. Можно и самим пользоваться лживыми чувствами для борьбы с противником, главное – в момент создания иллюзии истинно чувствовать их, а когда она создана – не попасть под ее обаяние, и тут тоже помогает ехидный смешок.  
    
    Чувства – это Эльма: она ими думает, они ей частично заменяют рассудок, и за неполных семнадцать лет девушка наловчилась ими управлять. Эльма улавливает мое состояние смеха, я передаю его ей, как оружие, она принимает и откладывает в близкую память, чтобы вызвать при надобности. Но смех, рассеивающий страх и иллюзии, не действует против тех, у кого есть собственные, и немалые, силы. Против богов и демонов смех одного, отдельно взятого, человека не сработает. Тут нужно другое.  
    
    В астрале невозможно навредить тому, кто себя не ощущает. Кто не боится, не любит, ничего не хочет. Иймен так долго ограничивал себя во всем, дабы не причинять страданий живому, что разучился желать. Я знаю это состояние, оно сродни буддистской отрешенности, но не столь глубоко. Для Иймо астрал и мой источник – единственный способ жить так, как ему хочется, ибо там реально никого не лишать жизни, а для экспериментального питания я давно собиралась наладить синтез смеси необходимых аминокислот, витаминов и сахаров.  
    
    Загружу разработкой технологии какого-нибудь мертвого алхимика – и ему возгонка знаний в эйдехэ, и живым – немалая польза, когда в реале внедрим. Одна неприятность: разрабатывать можно где угодно, а проверять работоспособность придется в реальности, ибо в астрале законы природы иные. Да и нельзя делать этот синтез излишне доступным, а то экономику нахрен порушит. Не торопятся же на Ирайе заменять магией простой физический и механизированный труд, не зря это. Не только в экономике дело. Возможно, в том, что люди должны ощущать вкус реальности, не отрываться от нее.  
    
    Для тех, кто часто бывает в астрале, это – обязательное условие. Не потерять связь с реальностью, не скатиться в потворство фантазиям, не перейти на сторону враждебных сущностей. О! Вот оно – то, за что мне так неполюбился кастанедовский Дон Хуан. Ну, и еще за ложь, конечно. Но это уже второе, хоть и важное. Ибо посмертие – всегда такое, в каком ты уверен. Если уверен, что сожрет тебя какой-то сущ – хоть Кецаль, хоть Орлуша, хоть Хрен-с-горы, то именно он тебя и сожрет, и не подавится. Если будешь верить, что достоин ада или чистилища – попадешь туда, даже если за всю свою жизнь не обидел и таракашки, а если поверишь, что ждет тебя рай с сотней гурий, то будет тебе рай, даже если уничтожишь полконтинента, главное – чтобы ты сам испытывал в момент смерти возвышенные чувства по этому поводу. А не какую-нибудь банальную злость.  
    
    А бог... или боги... эти паразиты сознания просто пользуются астральной неграмотностью людей. Впрочем, неграмотный – что слепой, везде его подстерегают несчастья. Моя тройка астральщиков, по идее, должна нести просвещение в массы, работать как передаточное звено между миром живых и миром фантазий-и-мертвых, и тут важно не наломать дров от излишнего энтузиазма. У нас, благодаря общей пришибленности богов, астрал цельный, не разделен непроходимыми стенами. Это и хорошо, и плохо. Хорошо – потому что никто не провоцирует людей на перевод магической и витальной силы в энергию веры. Плохо потому, что на божественную территорию не забредают нижнеастральные сущи и не прорываются демоны чуждых миров, а мы пока такую защиту только выстраиваем.  
    
    И вот, всех этих нежелательных гостей можно уничтожить или, по крайней мере, отпугнуть, пустотностью, как отрицанием бытия. Иймо в этом силен уже сейчас, до тренировок, а я его буду гонять как сидорова козла, главное, чтобы у него это состояние осталось именно боевым, не перетекающим в постоянное. Думаю, после этого он в команду себе человек десять-пятнадцать без особых проблем наберет и обучит, даже среди местного населения. Всякие эмо вылезают именно в сытые и мирные времена, в голодные и военные как-то о смысле, да и о бессмысленности жизни не думается.  
    
    А потом я гоняла их по астралу. Начиная с помойки снов и иллюзий, вниз, в область кошмаров, потом вверх, туда, где мороки ласкают и нежат. Распознать, защититься, обезвредить или уничтожить, вернуться в базовое состояние и тело. Потом заглянули в Эйде, отдохнули и полюбовались пестротой и бойким шевелением тамошнего народа. Население, наконец, перестало расти – все мертвые подтянулись под защиту стен, а массовых драк и эпидемий, к счастью, сейчас нигде нет. Мои ребята посидели в теньке у источника, вдохновились, особенно Иймен. Подходила прабабка, спрашивала, что делать с тем грязным душком, который старался проскочить в ворота, уверяя, что он – мой отец. Спрашиваю: "Это в котором костей больше, чем в трех покойниках разом?" – "Да", – отвечает. – "Ну, позвольте ему притулиться у нашей стены, – говорю. – Только не внутри крепости, а снаружи". Ягая бабка хихикнула и махнула рукой. А что делать? Не позволим – сам как-нибудь проберется, и хрен поймаешь.  
    
    Ну, ладно, на сегодня последний экзамен: переношу астральные тушки учеников в Туман, а вернуться оттуда в реальность они сами должны. Кто не сможет – назад, конечно, перетащу, но уж тренироваться в управлении состояниями заставлю до потери пульса. Я-то помню, что может вытворить Фалль, так что ребята должны уметь не просто отступать, а во все лопатки драпать, даже из Междумирья. Не испытывая при этом ни малейшего страха или сомнения, чтобы ей не за что было зацепиться. Только перенесла их туда, как встретилась с Майей. Неудивительно, потому что ее образ в последние дни постоянно присутствовал на краю сознания. Ту силу, что представилась мне в виде Древа, я позову, мало того, создам ей достойное вместилище. Но кто вдохнет в мое создание жизнь? Это необходимо, а то получим голема, только растительного. Нафиг-нафиг! Лучшие маги жизни – эльфы. И толпы мне не нужно, была бы одна, но настоящая. А Майя еще и друид.  
    
    Идет, запахнувшись в плащ, что-то ищет. Или кого-то. Рядом с ней по воздуху носится что-то мохнатое, крылатое, а на морду – вроде щенка лайки, остроносое и лобастое. Выходит, Семаргл и его переплуты – тоже не выдумки, вон их дитятко: нарезает виражи вокруг Майи и звонко тявкает. Уши назад отдуло, глаза блестят – ничего не боится. А Майя молчаливая, задумчивая – идет, а от нее неяркий вечерний свет разливается. Таким здоровые дети светятся, когда спят. Меня не заметила. Я ученикам жестом показываю – "ждите!", сама – к ней.  
      
– Привет экологам! – как еще сказать, чтобы сразу поняла, кто рядом с ней?  
Подняла голову, остановилась, откинула капюшон:  
– И тебе доброго.  
– Учитывая, что случайных встреч тут не бывает, чую, у тебя есть ко мне дело, – ага, это еще у кого к кому, но первым делом помочь надо ей, потому что она в своем мире одна-одинешенька, а за моей спиной – вся магическая и производственная мощь Империи.  
Майя кивает:  
– Возможно. А искала, кто может помочь. Мысли вывели к тебе. Что ж. Спрошу сразу. Прожектора не найдется?  
    
    Видно, что живет в одиночестве и говорить ей не с кем: фразы короткие, рубленые, слова простые. Еще немного – и речь забудет. Это-то не страшно, плохо, что в одиночестве можно надеяться лишь на себя. Нужен майнднет, обязательно нужен, чтобы такие девчонки могли, если что, прокричать: выручайте, кто может! – и их бы услышали.  
– Сейчас, – говорю. – Нет. Видишь – молодняк по астралу гоняю, а не по пещере брожу. Но могу сделать и принести. А тебе какой надо? Для чего?  
Майя вздыхает:  
– Да вот к врагам в гости пора, а они свет не переносят. Где его столько взять в моем мире – не знаю. Там о технологиях даже и не слышали. Поэтому нужно световое оружие.  
    
    А, понятно. Тут налобным фонариком не обойтись, требуется этакая световая пушка. Собрать-то можно, но будет ли она в другом мире работать?  
– Цели ясны. А по принципам работы нужны уточнения. Какие особенности стихий в вашем мире? Не все, а те, что могут повлиять на артефакт стихии света. Второе – максимальный вес артефакта. Третье – на каком расстоянии его предполагается использовать и какую площадь он должен покрывать. И, четвертое – какова должна быть его сила, то есть, он должен создавать максимальную освещенность или еще и нагревать поверхности до денатурации белков?  
Майя задумалась на пару минут:  
– Особенности... Разве что стихия Тени, если ее можно выделить. Те ребята из Теневых планов, если верны слова информаторов. Вес у прожектора должен быть небольшой, и так уже вся железом обвешена, – откинула плащ, показывая кастеты-когти и бумеранг. – Для меня и этого много. И чтобы свет не влиял на меня, а то слепну, все-таки ночной житель. А нагрев... если только не будет уничтожать кожу Природы, ведь такой яркий свет может и растения выжечь.    
      
– Хорошо, – говорю. Все-таки лазерную пушку ей не надо, и это упрощает конструкцию на порядок. – То есть, сила света как у аэродромного прожектора, шторки, регулирующие конус, корпус облегченный... Еще вопрос – насчет эфирных аномалий. Предполагается ли использовать в таких, или будет нормальный, ровный эфирный фон?  
Майя пожала плечами, а ее щенок, наконец, подобрался ко мне со спины и сунул нос в подмышку. Хозяйка тихонько свистнула, пес, жарко фыркнув, отскочил, и, облетев нас, плюхнулся ей под ноги. Майя подняла и сунула его за пазуху, нежно пригладив пушистые крылья:  
– Этого я не знаю. Я на тех островах не была, и не в курсе, что у них с фоном.  
    
    Н-да... эфирная изоляция-то веса прибавит. Без изоляции уложусь в полтора кило, а с ней – все пять будет. Как делать?  
– Пять кило, – говорю. Подумай, сможешь ли унести. Если да – заизолирую. Постараюсь как-нибудь поменьше, но от неизвестных аномалий просто плетениями не закроешься, их нужно в металл внедрять. А он, понимаешь, весит. Еще вопрос: кристаллические накопители сама заряжать сможешь?  
Обрадовалась:  
– Зарядить смогу, ну или мне помогут спутники, среди них есть маги. А унести постараюсь. Если что, они, опять же, помогут.
– Хорошо, – говорю. – Тогда через декаду встречаемся здесь – передам. Пойдет? Или нужно скорее? У меня, кстати, вопрос. Умеешь творить из стихийных потоков?  
– Ничего, подожду... – нахмурилась. – А стихийка – вещь сложная. Мне она запрещена по-хорошему. Могу если только с водой связаться и землей. А огнем занимается он, – кивает на щенка, затихшего у нее на груди.
      
    Ну, точно потомок Семаргла! Когда все устаканится, надо будет хоть парочку таких уговорить на Ирайю переселиться. А лучше – побольше. Чтобы плодились и размножались. А то какой Ирий без переплутов?  
– Уже хорошо, – говорю. – Стихия Жизнь у тебя тоже есть?  
Вопрос риторический, и Майя улыбается:  
– Как говорят геймеры – по максимуму.  
Перехожу к сути вопроса:  
– А если будет готовая структура, сможешь призвать в нее Жизнь?  
Довольно кивает:  
– Угу. Как и наоборот, если понадобится.  
– Тогда, – говорю. – Наверно, попрошу тебя об ответной услуге. Только пока это и у меня в голове очень смутно сложилось, додумывать буду. А там уж твое дело: сможешь – хорошо, не сможешь – дальше думать буду.  
Майя посерьезнела:  
– Конечно, смогу! Ты, главное, предупреди, чтобы я подготовилась. А то спонтанно могу и вовсе уничтожить, а не дать Жизнь.  
– Ну, это пока не срочно, подготовиться время есть. Дерево будем с нуля создавать. Не простое. Так что приходи сюда через десять дней, вызывай в памяти мой образ и вчувствуйся в него, тогда гарантированно встретимся. А пока я пойду – учеников домой проводить надо.  
      
    Хорошая девчонка. Никакой рисовки, разумная, человек слова... Говорит, что помощники есть. Хорошо бы, чтоб действительно помощники, а не союзники на час: своего добились – и в кусты, или вообще переметнулись на другую сторону. Десять дней – это не мне надо, на изготовление прожектора, да в нашей лаборатории – одного дня вполне достаточно, а ей, чтобы подумала над моим предложением, и, если не устраивает, отказалась. Я же потороплюсь.  
      
    Иймо и Киаран быстро выскочили из Тумана, он им пришелся весьма не по вкусу, а Эльма задержалась. Шепотом спрашивает:  
– Кто эта волшебница?  
Отвечаю, тоже шепотом:  
– Друид. Из другого мира. Мы договорились друг другу помочь.  
– Она такая... странная. И красивая.  
– Это да, – говорю. – Но на Фалль совсем не похожа. Давай, возвращайся в тело.  
– Я тогда скажу куратору, да? – невинно хлопает глазками.  
– Конечно, говори! – соглашаюсь я. – Майя – наш надежный союзник.  
Вот же... Скоро обо всех моих "туманных" делах и знакомых будет знать дорогая Контора... Может, самой ввести их в курс дела? Меньше загадок – меньше домыслов. Подумала, и столкнула Эльму в реальность. У ее души такой хороший поводок к телу, толстый, надежный. В прошлый раз тоньше был. Интересно, кто постарался? Думала разобраться внизу, ан нет – только поднялась с одеяла, как приперлись двое от Дерека, чуть не под руки подхватили и привели к нему.  
    
    Сидит за столом, мрачнее ноябрьской ночи, с лица совсем спал, щеки ввалились. Ноги вытянул, сапоги из-под стола торчат... раньше, как ни посмотришь, будто только по паркету ходил, а сейчас в потрескавшейся корке из грязи и тины. Сгорбился, в руке бокал, в бокале, судя по сивушному аромату, дщез. Табуретовка с запахом табуретовки. Для сходства с алкоголиком не хватает щетины и мутноглазия – живой глаз вполне трезво глядит на меня.  
– Какие новости в Тумане? От покровителей и осведомителей, – отставляет пойло, делает серьезную рожу, пододвигает мне стул. – Давай, рассказывай. Что я все через третьи руки узнаю?  
– Наверно, потому, что у нас времени на болтовню не хватает. Недосып, опять же, хронический. Он здорово речь отключает, только на самые простые слова соображения остается.  
– Ну-ну... Я так понял, совмещаешь полезное с приятным?  
– Нет, – говорю. – Совмещаю полезное с полезным. Поднаняли меня для одной серьезной работенки, но не бросать же тут основную, вот и стараюсь успеть обе, а время выкраиваю параллельное, ибо в родном мире вы мне и на сон не оставляете.  
– И кто ж тебя поднанял? Арагорн?  
– А, нет... Есть там один, божество-искусственный интеллект, почти Омниссия...  
– Кто-кто?  
– Да это я одну гумозную личность вспомнила из такой мра-ачной фантастики. Оракул намного приличнее, а, главное, с этим веером накрепко связан: любое разрушение, гибель хоть одного мира – для него весьма неприятно. Потому и нанял меня в ремонтную бригаду, есть такие вещи, которые не под силу Хранителям. Разгребусь тут немного – и вперед, трудиться на благо веера.  
Посмотрел на меня с сомнением, покачал головой:  
– И почему это меня в такую бригаду не приглашали?  
– Наверно, потому, – говорю. – Что руководителей у них и так хватает, а грамотных исполнителей – недобор.  
      
– Скажи мне, грамотный наш исполнитель, – опять сомнение в голосе, живой глаз прищурен. – Как там дела у одной нашей знакомой, которую ты еще Артасовой шлюхой обозвала?  
– Ну, а разве ж не так? Сучка она. Вытесняем из нашего астрала успешно, а вот насколько – это скоро узнаем. Пекрито под ее покровительством, так что, если она появится на поле боя – значит, плохо гнали, еще паства осталась.  
– А как бы так сделать, чтобы она вообще больше не появилась у нас, на Ирайе? Меня весь веер пока не интересует.  
– Набить ей морду, аднака! – говорю с орочьим акцентом, и Дерек хмыкает. – А паству, если осталась, подчистим потом.  
– И кто ей набьет, ты, что ли?  
– Может, и я. Не в одиночку, конечно. Договорилась с орками из другого мира, они тоже против нее собрались в поход, вот как там заваруха начнется – я сразу туда. Всем миром – оно не только батьку бить сподручнее, но и всяких зарвавшихся недобожеств.  
Дерек аж рот приоткрыл.  
– Погоди, это ты собралась воевать в другом мире...  
– Ага, с нашим общим врагом. Если там ей шею намылить – она будет зализывать раны, а мы здесь за это время все ее зацепки уничтожим.  
– А если здесь раньше начнется?  
– Ну, даже учитывая относительность времени – не начнется. С нами ей удобнее драться во всей божественной силе, чем без нее, так что сперва она к власти в том мире прорваться рискнет. Магов там, даже нашего среднего уровня – раз-два и обчелся, вот и думает, что отпор ей некому дать.  
      
– Хюльда... или мне называть тебя Вийдой? – живой глаз Дерека потеплел. – Ты делаешь страшно нужные вещи. Тебя точно Арагорн сюда перетащил, а не Артас?  
– Не знаю, – говорю. – Один хороший знакомый сказал, что первый, с кем встречаешься в самый первый выход в туман – это твой куратор. Так я с первым встретилась не с Арагорном и не с Артасом. А с тем дядькой, который за порядком следит.  
– И успешно маскируется под сторожа?  
– Это да, у него облик не вполне презентабельный.  
– Ну, тогда все в порядке, – улыбнулся, вздохнул. – И ваши облики, кстати, вполне сочетаются. Знаешь, что я подумал во время нашего первого разговора? Не поверишь: "если у Швейка была дочь, то сейчас она передо мной". Просто мне не нужны все те фокусы, что выкидывал мой напарник от Арагорна.  
      
– Вообще-то, в каждом мире оказывается только один попаданец, – ну, вот, пришло время и этого скользкого вопроса. – Или стабилизатор, или мутатор. Почему же тут сперва двое попали, а потом еще я?  
– Не уверен, но слышал нечто такое, будто сама Ирайя – мирок занюханный и кулаком растереть...  
– От кого, от Артаса? Или Гаера?  
– От Шута, успокойся. Он – псих, никто ему растирать, и даже попробовать, не позволит. Так вот, Ирайя – мир маленький и вконец провинциальный, фактически, одна звездная система, но находится она в точке бифуркации и выходов не только в другие миры веера, но и на другие веера. Сама понимаешь, менять судьбу эти два божественных субчика могут только опосредованно, особенно здесь, а то начнется свистопляска с вероятностями, и не только Ирайя, но и весь веер рассыплется на кванты. Вот и вбухивают силы и средства в своих агентов.  
    
    Н-да... а ведь, кроме меня, сюда перетащили и моего двойника из параллельной Земли... Уж постарались сильные... веера сего. Ситуация, характерная для земной политики, как минимум, последних пятисот лет: из-за клочка земли или воды стратегического значения сталкиваются лбами колоссы. И отстаивать этот клочок нам, его жителям, придется оч-чень большими умом и смекалкой, иначе не удержать. Благо, кое у кого есть знание земной истории и политики, а у меня – учитель с очень опасным дрыном, которого уважает даже Наблюдаха. Чтобы иметь силу, как у Отшельника, нужно либо огромную паству, либо источник, лежащий чуть ли не в основании мира.  
      
– Так я пойду?  
– Иди, иди, – Дерек встал из-за стола, критическим взором окинул свои сапоги, и подошел к двери. – Если что-то нужно – не мнись, спроси через Вейлина. Что сможем – все предоставим.  
– Мне бы отражатель, – говорю жалостным голосом. – Как для аэродромного прожектора. И шарик белого опала. Ну, и кристалл-накопитель стандартный, как для канхага.  
– Это ты что задумала? Кому-то в глаз засветить?  
– Союзнице из другого мира нужен прожектор, для борьбы с духами тени. Скрипт беспримесного света лучше на опал резать, отражателем – серебряное зеркало, ну, и еще источник энергии. Держатели, изоляция – это в лаборатории есть, не проблема.  
– А, может, не зеркало?  
– Только зеркало, форма – параболоид, с серебряным отражающим слоем, что другое может и не сработать. Посеребренная сталь с защитным покрытием – оптимальный вариант. На амальгаму можно и не смотреть. Занавесьте экран шторкой – и нет проблем. И так ведь со ртутью в вытяжном шкафу работаете. Если будут небольшие неровности – ничего, в том мире зеркала почти безопасны.  
– Ну, если так... когда нужно?  
– Чем скорее – тем лучше. Прикинем? Подготовка оборудования – где-то час, изготовление зеркала – пара-тройка часов. Это я еще по максимуму беру. Ну, и остальное принесете со склада. Завтра к вечеру – успеете?  
– Вполне.  
– Тогда жду.  
– А... – Дерек хотел еще что-то сказать, но потом махнул рукой и распахнул дверь.  
Ну, а я – тупой орк, слабый эмпат, ниже среднего менталист, и вообще у меня сейчас глаза закрываются. Если хочет о чем-то еще спросить – позже спросит. Только, думаю, он опять в пространство судеб и воль полезет – паутину событий смотреть и подправлять. А я приду в лабораторию, лягу под вытяжку и посплю, пока меня проф не хватился.  
    
    Еще день прошел в рабочем угаре, и, наконец, мне приперли заказанные деталюхи. Интересно, что вслед за двумя слугами пришел сам Дерек, и выглядел он значительно бодрее и оптимистичнее. Пока ящик со всеми предосторожностями затаскивали, взял меня за плечи, повернул к себе и всмотрелся в лицо.  
– Надо же, – сказал почти шепотом. – Надо же, в какую плоть одевается сила. Никогда бы не подумал. Слушай, помоги мне. Отомстить. Уничтожь Пекрито и вышвырни под зад эту Фалль. А я подскажу, чем. Ты много читала, и вспомнишь. Эти два слова мне мало что говорят, разве что вспоминаются некоторые исторические сведения, а тебе станут оружием. Бардо Тодол и Элиот. Это я добыл в пространстве судеб, так что понимать стоит как можно прямее. Ясно?  
– Да. Но лич...  
– Это будет адекватной платой за услуги плетельщика, – скривился Дерек, отпустил меня и вышел.  
    
    Еще не настало утро, и даже не потянуло капустой с кухни, а я уже подхватила готовый прожектор и нырнула в Туман. Майю вытащила почти сразу же, только без переплута и сильно закуклившуюся в себя. Зря, наверно, заставила ее так долго ждать. Повесила конструкцию ей на плечо, показала, как пользоваться. Обняла. Она даже не отстранилась. А я потихоньку приладила ей ручеек силы от своего источника. Ничего, вреда ни ей, ни ее миру прогресс не принесет, а как друид и эколог, она поймет, куда его направлять. Зато "в гостях у врагов" никакая сила не лишняя.  
    
    Вернулась домой. Еще почти сутки ударной работы.  
Усталость имеет свойство накапливаться, в результате к тому моменту голова хоть и варила, но делала это дурно, от ошибок и самоподрыва меня спасали, разве что, интуиция и животный инстинкт. Особенно, когда, соединяя части термитной гранаты, я в полной прострации чуть не совместила узоры. Помогал гномский табак – как и обещал Артас, у меня от него прояснялись мысли, за что я расплачивалась головной болью. Зато количество снарядов уже перевалило за четыре тысячи. Интересно, предполагал он, для чего я использую его подарочек?  
    
    Даже не знаю: с одной стороны, он – вроде как бог, должен видеть еще не произошедшие события, а, с другой, я сильно изменилась с тех пор, и продолжаю меняться. Как там у Лопе де Вега? "Убить графа Теодоро – совсем не то же, что заколоть его, когда он был слугой". О, да! Герцогиня Рифейская... десятки тысяч квадратных километров лунного пейзажа, оживляемого лишь не склонными к диалогу духами гор – все под моей рукой... чего-то занесло меня, точно.  
    
    Вопрос не во владениях, а в источнике – вон, у Саныча артефактный щит искажает вокруг себя тонкий мир вплоть до ментала, да так, что для Конторы он до сих пор – лицо неизвестное. А мой источник изменяет... наверно, судьбу. На эфирном уровне он не особо мощный, а начиная с астрала и выше – входит в полную силу. Опять мысли не туда съехали... Это хорошо, что еще сны поверх реальности не идут, а то посмотрела уже разок "мультики", чуть тут всех не спалила.  
    
    Надо ли удивляться, что, услышав в голове знакомый голос, я сочла его галлюцинацией. И перенесла внимание на заготовки. Светляки в лаборатории выдохлись, возобновлять их было лень и некогда, и я решила, что лицо Сашки мне только чудится. Но чудилось оно все сильнее, и вот, наконец, зеленая рожа стала ярче алого света печи.  
– Хюльда!  
Мышкун вызывает. Афыр с ними, с железяками, прервусь. Давно пора, да и профа пнуть надо, чтоб с устатку чепухи не наплел.  
– Минутку, – отвечаю вслух, вряд ли кто-то кроме Сашки меня сейчас слышит.  
Распихиваю по столу уже отпущенные заготовки, чтоб стыли, швыряю клещи, стаскиваю маску, рукавицы. Сразу сашкина физия перед мысленным взором становится конкретней и ярче, даже ссадину на скуле видно – подрался, что ли, с кем?  
– Мыш? – спрашиваю. – Сейчас поговорим, только в курилку выйду.  
    
    В закутке, выделенном под отправление вредной привычки, темновато и сыро, все тот же камень, зато прекрасная вентиляция, на самотоке, гномья работа. Уважаю ребят – инженерная культура в крови, не то, что местные люди, ошибки в расчетах и небрежную работу нивелируют магическими доводками. Только вот ветром по вспотевшей спине – озноб пробивает. Достаю и раскуриваю трубку, чтобы все правдоподобно выглядело, потом откладываю ее на скамью.  
– Теперь слушаю.  
Физиономия перед мысленным взором оживилась, кивнула и провещалась:  
– Что, не вовремя? Тогда я быстро. Авиация будет. Освободишься – пошли зов.  
Для меня, Саш, ты всегда вовремя. Тем более, сейчас, когда есть, чем тебя порадовать. Зря, что ли, отложила мешок "зажигалок".  
– Вовремя, – отвечаю. – Вполне. Затрахали госзаказом, – самой смешно, чем-то родным и страшно далеким повеяло, аж ностальгия прорезалась. – Скоро приду.  
– Как? – удивление в голосе. – Куда придешь?  
– Сама приду, целиком и полностью, – то ли еще будет, у меня сейчас экспоненциальный рост способностей. – Тебе одному, что ли, по мирам шастать? Ты только не дергайся и не швыряйся ничем, а то концентрацию нарушишь. Я пока медленно проявляюсь.  
Смеется, гад:  
– Я на девушек не кидаюсь... на парней – тоже. Только время – понятие относительное... Давай так... – и цветок за ухо сует. – Увидишь меня с этим – проявляйся.  
Смеюсь. Чудушко, я и в бреду не представлю тебя в яойной компании, хоть по уши цветами обвешайся. Хрен его знает, как с перетеканием из астральной проекции время связано, на дуэли-то вполне реальные минуты прошли. Говорю:  
      
– Сычей своих слушай, они меня первыми учуют.  
– Ладно, жду, – кивает.  
Связь прервалась, я выколотила трубку в ведро и пошла мучить шефа. Мэтр Лангскег посмотрел на меня так, словно хочет взгреть за самовольную отлучку, но стесняется. Запыхтел в бороду и ничего не сказал. Правильно. Все же конструкцию термиток разработала именно я. И идею разрывных на вывернутом глифе ударной кристаллизации алмазов тоже я подала, да еще не стала настаивать на приоритете, и за последнее он ощущал явный должок.  
– Проф, – говорю ему. – Если мы продрыхнем пару часов, то не сделаем три-четыре десятка гранат, а вот если сдуру подорвемся – некромансерам нежданная радость. Предлагаю остановить голема и хоть немного поспать.  
    
    Шеф потер лоб, выколотил давно погасшую трубку и согласился. Мэтр Лангскег в курилку не ходит, злостно нарушает технику безопасности, а с меня требует. Это мне на руку. Кроме него туда зайти некому, в лаборатории магоемких металлов только мы двое под охранным периметром, а он курит где угодно, только не в курилке, холода не любит. Внаглую схватила со шкафа его кисет, сделала ручкой и потопала в сторону – нет, не курилки, а коробов с магоизоляцией. Вроде как, проверить запоры. Потом отключила голема, отрубила в горнах поддув, сгребла прогоревшие угли в большом и отключила горелку в малом, оставив только "свечу". Отопнула пустую тележку, выкинула грязную ветошь в ведро, вздохнула и шефову куртку решила не выбрасывать, хотя стоит... в общем, время протянула с запасом. На цыпочках подошла к своей нычке, откинула крышку и ме-е-едленно приподняла тяжеленный мешок. Т-вою так... Добавила, в который раз, силы в перерастянутые мышцы рук и спины, плавно подняла его и перекинула через плечо. Глухой звяк. Тишина.
    Обошлось. С пятки на носок, с пятки на носок, в курилку...  
    
    Опустить мешок, раскурить трубку. Положить трубку, взять мешок. Удерживая его во внимании, вызвать зримую картину Саныча с лилией за ухом... Хорош. Глазки-щелочки, щечки-тряпочки... картинка! Такую рожу, да с цветуечком, да на ДевианАрт – все художники бы слюной изошли. Вот кому сказать, что за губы мне по ночам снятся – не поверит никто. И ведь какие мужчины недвусмысленные жесты делали! Хрен бы с ним, с Дереком, у него все какие-то многоходовые расчеты, но Глоди-то – и умница, и красавец, ну, если забыть, что на полголовы ниже меня и нос картошкой, и руки у парня золотые. Если вытащить его в столицу да к профу пристроить – далеко пойдет, но не ёкает у меня на него сердце. Друг, даже брат – это да, а как мужчину – нет, не воспринимаю.
Вопреки досужим домыслам, оркам совершенно не все равно, с кем спать. Нет, в степи женщинами разве что не торгуют, а вот лесные дамы – гордые птицы, вроде Нохты, дедуся Хоброк к ней и так, и этак, а она все простить не может, что тот ее дурой назвал. Отец тоже рассказывал, и не раз, как обхаживал гордую Кутху, а она посмеивалась над ним. Три года смеялась, пока старшего не родила. Тогда только на запруду переехала.  
    
    В то время, как походя вспоминаю шаманов, в телесном внимании удерживаю мешок с гранатами, а в визуале проявляется не только Саныч, но и обстановка вокруг: видимо, внутренность юрты, крытой войлоком, не шкурами. На полу тоже местами войлок, на войлоке подстилка вроде сюзане, на ней жратва и букет с цветами. Силен! В походных условиях где-то желтых лилий надрал. Мелковаты, но объем веника впечатляет. И зеркало рядом, наш первый опыт конструирования "видеофона". Как ни странно, работает на отлично, хотя руны резали два раздолбая.  
    
    Ну вот, а ты боялась... Перешла вполне успешно. Возникли ощущения тепла, крепкого духа немытой шерсти, сладкого запаха лилий, острого – пряностей и жареного мяса, снаружи послышались глуховатые отрывистые крики на незнакомом языке и невнятный гомон. И слабый, но не потерявшийся в этом многообразии, характерный аромат Сашки... пардон, Мышкуна – так его на Кароде зовут.  
    
    Пока присматриваюсь, прислушиваюсь и принюхиваюсь, забываю, что материализовалась в воздухе, глаза в глаза с Сашкой, значит – сантиметрах в тридцати над землей, и приземление из-за груза оказывается неожиданно жестким. Пятки отбила.  
– Привет, – и мешок с плеча – бух!  
Саныч подхватил под локоть, а то меня что-то качнуло. Воздух тут, что ли, хмельной?  
– Привет! – и лилию вручает, пока ее брала, пальцами по его ладони мазнула, вон, у него грязные пятна остались. И кто, спрашивается, тут чумазый орк? – Я же говорил: время – понятие относительное. Тут и минуты не прошло.  
И цветок теперь весь мазутом обляпала... Незаметно обтираю правую руку о штаны, им уже ничего не повредит, пятна, как у Наблюдахи на ватнике.  
      
– Гранаты кто принимать будет? – спрашиваю, а сама ненароком лилию переложила и левую руку об задницу тру. – Пока тридцать восемь штук притащила, зажигалок, если нужно разрывные – то полсотни неучтенки есть.  
Подхватив мешок, Сашка оттащил его к стенке. Открыл, заглядывает. Вытащил гранату, крутит в руках.  
Я – чуть не в крик:  
– Не поворачивай ничего!  
Я, конечно, щит вокруг нас, ежели что, поставлю, но сколько народу рядом – и все пострадают. Жизнь вокруг юрты так и кишит.  
– Да я не поворачиваю...  
– Вот и ладушки... Это мощная штука, – не приведи все местные силы, без меня натворит что-нибудь, орк ведь, существо любопытное и увлекающееся. – Гранаты магические, глиф и вязь, при совмещении линий активируется. Есть минута, чтобы швырнуть. Радиус поражения – сто метров, белок денатурирует по всему объему, немагически защититься нельзя. Радиус гарантированного поджигания – метров пятьдесят. В нем не горит только вода, все, содержащее воду – взрывается. По радиусу поражения, если без магических щитов, то использовать либо в качестве бомб, либо в корзину "онагра", и тут же рубить канат. Мы планируем запускать пневматикой. Рукой на безопасное расстояние не докинет даже самый сильный тролль.  
      
– Круто! – но не доволен, словно ожидал чего-то на порядок серьезнее. Ну, извини, танк не притащу, даже если бы нашелся, самим нужно, космолет тоже – и его нет. – Да не стой столбом, иди сюда! Садись! Много сил на перенос потребовалось? Или только на воплощение образа?  
– Сейчас, Саш. Дай вздохнуть, – сажусь рядом с сюзане. – Себя перетаскивать не сложно, а вот чтобы гранаты протащить – пришлось каждую ощущать буквально кожей. Главное – удерживать вниманием, а их вон сколько.  
– Все тридцать восемь? – удивлен. – Вот что значит женщина!  
Прикалывайся дальше, если не чувствуешь НЕТЕЛЕСНЫХ прикосновений. Вот захочу – ты у меня вообще в объятиях эфирного тела окажешься, но что толку от этого, без твоей реакции.  
– Кожа у мага-стихийника – улыбаюсь сладко, как кошка. – Продолжение тонкого тела, так что я сейчас тебя чувствую именно кожей. Всего. От макушки до пяток, – легонько вздрогнул, ну, хоть какая-то реакция. – А что это ты дергаешься – раньше не знал? И делить внимание – тоже рабочий момент. Попробуй-ка глиф из полста элементов перед мысленным взором удержать... – и тут же перехожу к делу, а то вдруг подумает, что я флиртовать пришла. – Высадка со стороны города? Давайте, колитесь сразу, я ж не полководец, мне надо понять, кого, как и чем усиливать и вооружать.  
      
– Вот так и узнаешь, что милая девушка тебя клопом считает... кожей чувствует... – опять перевел в шутку, жаль.  
– Саш, – говорю. – Кончай прикалываться. Больше не буду его провоцировать, а то последней надежды лишит. – Просто прими как данность, что у меня немного другие органы чувств. Зачем звал?  
– Ну... на обед пригласить хотел. И вообще – не звал, это ты сама решила сюда смотаться.  
Конечно, сама... и гранаты тебе не нужны, и жратву ты для себя приготовил, и цветочки в вазу просто так воткнул. Значит, ожидается перекладывание какой-нибудь ответственности на мои плечи. Ладно, не привыкать, от тебя, правда, не ждала – переоценила, видимо.  
– Ага! Не звал, не ждал! – говорю. – А обед соорудил, как председатель колхоза для секретаря обкома. Что там с десантом?  
    
    Пододвинул курицу, или другую местную птичку, запеченную в какой-то обсыпке:  
– Ешь! В общем, две новости. Первая – мне удалось договориться с драконами. Игорь теперь сам из своего мира выйти не может, а вот Змеев может послать куда угодно. Так что авиация будет, организовать десант можно. Вторая новость: я отловил Наблюдателя, порасспрашивал его по поводу истинной и подменной мечты. Ответил он довольно невнятно. Дескать, это – та часть игры, о которой не знают те, кто превратил веер миров в игровую площадку. В смысле, истинная мечта, как и истинная случайность, из этого веера каким-то образом удалены. Про Лофта, который – случайность, более или менее понятно. Кто-то его упер, пока он не успел прочухаться... Про мечту вообще ничего не известно, но если попытаться создать ей здесь базу... Любит бомжара загадками говорить... Но я так понял, что если мы эту парочку как-то сюда, в смысле – в этот веер миров, затащим, то законы игры станут другими.
      
    Слушаю, птичку жую. Ничего так, съедобно, особенно после трех суток сухомятки под курево. Мутит меня от недосыпа, а так воздала бы должное. Чего там в кувшине? То ли чай, то ли компот – на запивку вполне, главное – не спиртное, последствий не будет. А самое хорошее, что из его разговора узнала – перекладываниями и не пахнет, сам все организовал. Отлегнуло маленько. Драконы – это не просто тонна мышц, но и острые зубы, крепкая чешуя и, возможно, встроенный огнемет, а, главное, крылья. Даже если не посадят орков на свою шею, и без этого способны нанести противнику смертельный ущерб. С орками же, да еще вооруженными большой брети – в этом мире козырной аргумент. "Просто добавьте гранат"... Или брети дать волчатнику, а гранаты – десанту? Нет, лучше уж не распылять. Тем более что с волчатниками пойдут маги.  
      
– Да... Ты про троллей спрашивал? Я их смогу провести. "Тропу" освоила на "отлично", – не обязательно Сашке знать, что опыта у меня – всего ничего. – Самому крутому "танку" здесь могу презентовать магуйскую базуку с самонаводящимися "снарядами" и тремя сменными энергокристаллами. Она у меня одна, больше неучтенки нет. И научу, как пользоваться. У нас тролли вполне справляются, а их интеллектуалами не назовешь. Зажигалки обязательно кидать за сто метров или больше – это никто у вас не сможет. Так что либо подключать духов воздуха, либо метать как бомбы сверху. Кстати, стихийные духи у вас могут воздух разделять? На кислород и азот? Еще... – задумалась, жую мясо. А это уже, кстати, не курица, я что ее – в одиночку умяла? Здорова же я жрать. – Разрывные гранаты нужны? Радиус гравитационного поражения – двадцать метров, он гарантированно смертелен, без вариантов; осколочного – до пятидесяти-семидесяти метров, и укрыться от осколков реально. Эти вполне для пехтуры сойдут, пращей запулил – и за павезы нырнул. Но, естественно, павезы сколотить придется, либо нужны маги земли с энергетическими щитами. На меня не надейтесь. Все надо решать сейчас, потому что когда драка начнется – мы с тобой будем заняты. ОЧЕНЬ заняты, – да, ведь Сашка с Шутом схлестнется. Шут дерется, как дышит, а из Саныча боец, подозреваю, никакой. Не так он двигается, как наши силовики, нет той скупой отточенности движений. – Защита тебе нужна, а какая – это предстоит выяснить. Кое-что могу, даже боги, и те от нее в обморок падали, – ухмыльнулась, вспомнив пострадавшего "древнего короля". – Правда, не самые сильные.  
    
    По ходу моей тирады Саныч посмурнел лицом и тяжело вздохнул:  
– Погоди, не части, а. А то вон даже мои умники растерялись. Что за базука? При чем тут азот? Ты богиня или где? Вернешься в ту же временную точку, из которой ушла... так что здесь можешь не то, что поговорить спокойно, пять раз напиться и выспаться. Давай по порядку.  
– Какая, Саш, на хрен, богиня... стала бы богиня воровать? – а еще до усрачки бояться всего-то трехсотлетнего лича, безуспешно скрываться от Тайной службы и обжуливать начальника-дварфа с реальным риском разоблачения. – "Большая брети", "базука" – стреляющий огненными шарами артефакт, в отличие от земных гранатометов, снаряды самонаводящиеся, увернуться от них можно, но сложно, и все равно в цель прилетят, только в жо... спину, – хлебнула чаю, посмотрела на Саныча – кивает, продолжила. – По энергетическому щиту соскальзывают, при столкновении с преградой – взрываются. Остальные ттх снаряда как у классического файербола, – объясню теперь, как использовать сепарацию воздуха, у них тут шаманы есть, может, и умные духи найдутся. – А насчет кислорода с азотом – предлагаю оружие массового поражения: если создать в лесу высокую концентрацию кислорода, хотя бы 50 процентов, то даже самая мокрая зелень начнет гореть от любой мелочи, и огонь будет невозможно потушить. Ограничить его можно стеной из неподдерживающего горения газа – азота, который вытянули из этой массы воздуха. Дышать в нем также нельзя, но его можно гнать перед собой, угашивая пожар. Плетения для этого – крайне сложны и энергоемки, мы с мэтром Лангскегом еще до конца не разработали, а духи, если не совсем идиоты, могут это сделать на раз. Сильфы у вас водятся? Управляемый пожар помог бы пехоте, то есть, как ее, "волчнице"? Это я все, что по земле и не на танках, пехтурой считаю, а тут другое деление. Что там с ней?  
    
    Глазки в кучку, рот приоткрыл – заговорила я парня. Но надо же предложить, чем больше разница в военных технологиях – тем меньше твои потери и больше потери противника.  
– Хюльда, если бы у меня духов познания не было, я бы давно с тобой свихнулся. Не части, тебе говорят! Тоже мне прогрессор! Гырбаш-князь и союзники из людских будут воевать, даже если мы им поперек дороги встанем. Лесовики тиу и их, и нормальных людей так достали, что не воевать уже нельзя. Будут медленно пробиваться к Сердцу Леса. Местные огнеметы заряжаются сырой нефтью, ее тут "каменным маслом" зовут. Тактика отработанная еще в прошлый поход. Нефть поджигается мелкими саламандрами. На этот раз, если у нас получится провести троллей по твоей "тропе", в войске будут еще мощные маги земли. Сил достаточно, чтобы пробить просеку и проложить шоссе шириной со взлетную полосу в Домодедово. Конечно, время от времени навстречу будут вылезать лесовики, будут обстреливать из кустов... в общем, Гырбаш разберется, не грузись. Наше дело – этот их чертов "круг молитв" и риск прорыва Фалль. Понятно? С десантом сложнее. Игорь еще не все продумал.  
    
    Да мне-то понятно. Опять правители кучу народа положат и будут пыжиться, дескать, победили, а по деревням – то есть, блин, стойбищам – куча вдов и сирот, и голодуха, в лучшем случае – труд на пределе сил, выживание, а не жизнь, не развитие. Лучшее прогрессорство – именно сохранить по максимуму трудоспособное население, а уж там, где излишки жратвы – можно умненьких отправить учиться. Свои врачи, учителя, биологи, инженеры... Конечно, патриархальность в течение двух поколений даст дуба, но вряд ли она так уж прекрасна, по земной истории знаю. Только вот говорить об этом пока рано, у нас тоже сварчокан под боком созрел.
      
– Если что не ясно, – говорю. – Спрашивай. А вообще правильно, что одернул, – вытерлась рукавом, откинулась на локоть. – А то я нормально говорить скоро вообще разучусь. Империя тоже на пороге войны, только не мы нападаем. Против нас – некромансеры со своей сворой и, не приведи случай, морской народ, русалы. Вот и пришлось изобретать новое оружие, – да, Саш, мы стараемся сократить свои потери за счет оружия массового поражения, хотя бы потому, что еще живы два десятка разумных, не забывших прошлую войну. – То мастерские, то полигон, то совещания – спим по четыре часа вразбивку. Артефакторов со всей Империи собрали, но толку от них ноль, максимум – подделывать имперское оружие, на их памяти серьезных войн не было, триста лет мира – не шутка. А насчет мечты... Сашк, ты-то о чем мечтаешь? А?  
    
    Саныч на минуту остолбенел. Замер, не жует, не шевелится. Чего-то не так спросила? Ты же сам завел разговор о мечте, изгнанной некими "игроками".  
– Счастья всем даром – и чтобы никто не ушел... – хохотнул, но без особого веселья. – А если серьезно... Знаешь, а нет у меня мечты настоящей. Как у Рэда не было... Помнишь, ты про то, зачем я играл, спрашивала? Так вот – за этим. У каждого персонажа есть сверх-цель, есть мечта. На королеве там жениться или темного властелина завалить... Получится – все, игра кончена, можно жить дальше. Не получится, сложат – другим персонажем выходишь, с другой мечтой. А у меня самого... ну не было мечты. Не умею мечтать. Для себя решил, что моя судьба – Путь. Делай, что должно, а там – будь что будет. Полная неизвестность впереди. Главное, сильно перед миром не косячить, а что будет... А зачем тебе про мою мечту? Это с Фалль как-то связано?  
– С Фалль? Не с ней. С той, про которую тебе сказал Наблюдаха. У меня вот наоборот, мечта присутствует. Только не завалить, не жени... даже не стать круче всех. Потому что все это – конечные точки. После них, возможно, что-то и будет, но не будет мечты. А я – люблю бесконечность, она достигаема, но недостижима. А что, если из этого мира точно так же ее удалили? Хозяева и их подручные достигли, чего хотели, сказали – "нам и так хорошо" – и остановились. А настоящая Мечта и Случайность – мешали. Вот и выкинули их. Вот и начался застой, болото. Вот и кончилась настоящая жизнь...  
      
– Счастливая ты – можешь сформулировать, чего хочешь... я не могу. Знаю, чего не хочу. Например, потерять возможность тебя сюда выдергивать. Или – чтобы сюда хаос ворвался и по-своему все изменил. Не нравится мне он. А настоящая Мечта и настоящая Случайность много кому мешают... Хотя... если сложить все, что известно, то этот веер миров больше всего похож знаешь на что? На клетку с лабораторными мышами. Их пускают в лабиринт... а чтобы случайности не мешали, ее по максимуму убирают... Некий такой испытательный полигон. Дескать, что будет, если лишить разумных мечты и настоящей свободы, если каждое действие будет осознанной необходимостью...  
Солнышко мое зеленое... сразу видно, что с научной работой напрямую не сталкивался, не знаешь, куда отправляют лабораторных мышей после эксперимента. И что становится с лабораториями после закрытия институтов.  
– А я еще не сформулировала, – говорю. – И не могу – словами. Оно как-то выше, серьезней слов, для моей мечты пока слов не придумали. А насчет лабораторного лабиринта – хозяева веера не могли в него свой дом превратить. Знаешь, почему? Они с ним связаны. Закончится эксперимент, закроется направление – лабораторию перепрофилируют или закроют, а их – на помойку. Именно поэтому Наблюдаха под бомжа и оделся. И еще – потому я пока с ним сотрудничаю. Считала бы безнадежным – ушла бы в отказ, повесилась, или скурилась, спилась...  
     
– Надежда – глупое чувство... – отвечает. – Любимая моя фразочка из Фрая... Хю, знаешь, многие психические заболевания не лечатся. То есть от слова вообще. Конечно, бывают ремиссии, иногда на годы... Но шизофреник – на всю жизнь шизофреник. Пока таблетки пьет – живет нормально. Бросил таблетки... или травма... или старость со склерозом... или вообще чушь какая-нибудь, стресс, проблемы – и опять пошло-поехало... Но лечить-то надо! Без всякой надежды на выздоровление... Если в конце на свалку – значит, на свалку. Али мы не панки? Лучше скажи, чего пахалаву не ешь? Мне тут один людь клялся, что она из меда горных пчел, поэтому не приторная, а в горчинку.  
– С горчинкой... а давай, – сейчас я тебя, как врача, озадачу, может, мысли в другую сторону повернут. – Кстати, не задумывался, почему ни человек, ни обезьяна сильную горечь не любят? Потому что гликозиды в большой концентрации – яды. И Фрая поэтому – не люблю, у него мир... замкнутый, тесный и безвыходный. Я на Земле была безнадежно больна, и была согласна даже на быструю смерть, лишь бы не гнить вживую на койке. Не тратилась на лекарства, чтоб оттянуть ее. Поэтому рискнула – и выиграла. И если тут будет хоть малейшая возможность вытащить весь конгломерат миров из круга в спираль – еще раз рискну. Кстати, насчет шизофрении – на Ирайе это лечат, – да, солнышко, задумайся насчет других возможностей медицины при магуйском прогрессе. – Менталисты корректируют "вектора" – и никаких возвратов к прошлому. Правда, когнитивные возможности падают, то есть из гения-шизофреника получается среднестатистический индивид, но это – плата, на которую человек решается... или нет. То есть, безнадежное в определенных обстоятельствах, по сути не является безнадежным.  
    
    Задумался, это хорошо. Как говорит моя ягая прапрабабушка, задумываться даже орку полезно, главное – чтобы мысли переварились, а не встали колом, как кость. Сидели вот так, думали, я аж задремала. Все же, такая теплая атмосфера вокруг Сашки, даже завидно. У меня самой аура холодная и хитрозакрученная, подвижный фрактал, и этого теперь не изменишь.  
– Да, на потом... – очнулся, глаза поднял. – Давай так, чтобы я мог ориентироваться, какой у вас день и вчера с завтра не перепутать... Ты трубку куришь?  
– Да я вообще не курю! – ну, вообще-то иногда прикладываюсь, конечно, но по необходимости и кайфа от этого не получаю. – Посмотрела на твои песочные часы и смекнула, что раскуренная трубка тлеет не больше пяти минут, и то вряд ли. Вот и стала изображать пагубную привычку. Кроме меня во всем корпусе только мэтр Лангскег смолит, но он в курилку не ходит – бороду в одну сторону, трубку в другую, а сам носом в реактивы лезет, и ничего – уже три сотни лет никак не взорвется. Хотя студиозусы ждут и надеются.  
Покровительственно улыбнулся, ага, теперь его черед меня учить:  
– Так вот, каждый раз, когда будешь готова к встрече, иди в курилку. Только каждый день на трубку навязывай по одной нитке. Завтра, скажем, белую. Послезавтра – белую и красную. Послепослезавтра – белую, красную и белую... ну, или синюю... контрастно чтобы было. Сколько ниток – столько дней. Так представлять легче. Я к тебе перемещусь, вдвоем больше уволочь можно. Хорошо?  
– Хорошо. Пока возможность перетащить боеприпасы есть – будут нитки на трубке, сперва белая, потом – по цветам радуги, от красного до фиолетового. В другом случае – будет черная нитка или вообще буду без курева, это уж как придется. Не только я в будущем теряюсь – плетельщики не предполагают, куда судьба повернет, – да, и когда удастся выспаться – тоже. Может, воспользоваться нескордажем времен, тут поспать? – Слушай, а я тут долго могу пробыть? А то совсем разморило, хоть спички в глаза вставляй.  
– Как минимум дня три. Раньше второй раз не понадобишься, мне еще с драконами разбираться.  
    
    Вот и хорошо, вот и ладушки. По ощущениям тут безопасно, интуиция выдает твердое "да".  
– Тогда я вздремну чуток? Не напрягу слишком? – и, не дожидаясь, что Сашка ответит, сворачиваюсь калачиком на кошме. Просто поняла, что если не усну – сдохну. Потребность во сне – не столько потребность тела, сколько разума: переваривать информацию тоже иногда нужно.  
Тут меня и вырубило часов на десять. Проснулась в темноте, одна, под лохматыми душными шкурами, уткнувшись носом в сашкин халат. Жаль, что только халат, а не сам Сашка. Я бы не возражала. Надышавшись в запас его запахом, поднялась, подмигнула серьезному, как училка, сычу и уставилась в темноту, визуализируя дымящую трубку. Через минуту ощутила сырость и глухое молчание курилки лаборатории магоемких сплавов. Сказка кончилась, продолжились трудовые будни.  
       
       
    

Глава XIII. Братская помощь.

      
    
    Улицы Энсторы ранним утром – такие нежные и хрупкие в промозглых сумерках поздней осени, с уже безлиственными палисадниками и черными стволами редких деревьев. Дома прячутся в тень, растворяются в дымке, выставив вперед лишь крыльцо да столбы ограды. Жмурятся геральдические звери на воротных щитах Алой улицы, тощие плечики парковых статуй вздрагивают от неосторожного взгляда. Поворачиваю на Свайную, спускаюсь к "Простецкому городу". Тут дома пониже, палисадники не огорожены, под водостоками – бочки. Разноголосая капель. Морось пропитала одежду, терпкий аромат мокрого камня и дерева заглушает редкие пока запахи пекарен и кухонь, позвякивает дужкой замка незапертая дверь.  
    
    За всю прогулку я встретила лишь четырех "ранних пташек", не считая городской стражи, и поняла, чем отличается город с таким скоплением менталистов от любого другого. Тут безопасно ходить по улицам, но народ шугается от форменной одежды, особенно черной, даже меня стороной обходит, хотя я-то сейчас в местном варианте хаки. Ни тебе воровской гильдии, ни наемных убийц, ни блекджека, ни... шлюхи есть. Помнится, первокурсников из публичного дома со скандалом вытаскивали. Вот почему в Академию стараются не брать учеников старше двенадцати лет – к четырнадцати годам у одаренного и необученного шалопая портится характер, и ему уже сложно привить дисциплину, а уж шестнадцатилетние недомаги пускаются во все тяжкие. Наколдовали они там "золото фей", хорошо, не деньги, а то бы попали за фальшивомонетчество. Любая хозяйка такого заведения обязательно сотрудничает с Конторой. Результат предсказуем. Если бы Контора не была заинтересована в этих двух сопляках, отправились бы они за решетку, а так только все каникулы на протяжении десяти лет при лабораториях пахали.  
    
    Да-а... Тоталитаризм махровый, магократический. Либерал бы не понял. Это я понимаю, со своим земным опытом, что можно было бы завернуть гайки намного сильней, контроль над умами – он многих затягивает, как наркота. И если в Империи не случилось какого-нибудь варианта антиутопии – это результат того, что власть стабильна уже три сотни лет и как-то... разумна, что ли. Или настолько сильна, что народ для нее не является потенциальным врагом? Не знаю. Может, благодаря самой личности бессменного главы Конторы, у местной власти несколько иные приоритеты, чем на Земле? У Дерека отсутствует явное властолюбие или фанатизм, он будто и не руководит, а исполнители делают то, что надо, по собственной воле. Это работа плетельщика или одна из функций его артефакта? Не исключено, но на себе, во всяком случае, стороннего влияния не ощущала. Тогда, скорее, работает плетение судеб.  
    
    Даже основные институты Империи на первый взгляд кажутся насквозь провинциальными. Менталисты, наряженные слугами и охранниками, министры и высшее дворянство, поразительно напоминающие директоров известных мне по земному опыту предприятий, император, благодаря живости характера сокращающий дистанцию со всеми, с кем лично общается, до одной-единственной ступеньки, впрочем, принципиальной: приказы такого начальника непременно должны быть исполнены. Понятие вассалитета тут сильно отличается от земного-средневекового, я бы вообще его так не называла, скорее, делегирование полномочий и возложение ответственности. Исполнение с большой свободой маневра, результат важнее инструкций, причем, промежуточные звенья в чрезвычайных ситуациях могут и выпадать. "Служу императору" произносится намного реже, чем "служу Империи".  
    
    Совещания кабинета министров, как я заметила, проходят в зале с весьма скромным убранством. У главы Конторы удобное и хорошо обставленное жилье, но с виллами и островами на одно рыло земных правителей – не сравнить. Даже дворцовая роскошь, которая бросается в глаза, в масштабах Империи стоит немного, а то, что бесценно: магомеханические конструкты и артефакты, обеспечивающие связь, управление и безопасность – сделаны тут же, в лабораториях Академии или Конторы. А уж стойла для быков в черте города... Большая деревня, а не столица. Работа Конторы временами выглядит неловко, топорно, порой, даже комично. Интересно, рассказывают ли о ней анекдоты? Только эта "леворукая тактика" срабатывает всякий раз лучше часового механизма и поражает цель точнее канхага. Вот не знаю, как у Дерека оно получается, хочу разобраться. Но это – позже.  
    
    Сейчас на повестке дня – братская помощь Кароду. Официально одобренная, кирпичами удобренная. Бронетехникой не разжилась, оружием не снабдили, сказали – "что сперла – твое, иди, и мы тебя как бы не видели". И, самое смешное, я ведь пойду. Вот только похожу по городу и с ним попрощаюсь. Пусть не мои годы тут прошли, но память-то о них есть. Чувствую, что вот таким, какой он сейчас, я его в последний раз вижу. Перемены идут, видно, как прогибается реальность под их неслышным топотом, страшно и завораживающе интересно – а что там, после? "Загляни за занавес..."  
    
    Вернулась в Контору, как к себе домой. На съемную квартиру что возвращаться? Там Лейна с пузом, семейное гнездышко вьет, пока я с ее муженьком железяки день и ночь клепаю. Хоть и не измена, а все равно ей обидно. Ладно, закончили мы с гранатами, все, за исключением переправленных на Карод, сданы в оружейку, а мы – свободны. Мэтр Лангскег потопал домой, а я перебралась назад в вип-камеру. А что, тепло и кормят, удобства есть, защита преодолима только божественной силой, а без окон – ничего, не век же тут куковать, зато никто не подгадит в мое отсутствие. Ника и Вейлин знают что делать, дождутся. Я им еще накануне все рассказала. Несколько более того, чем нужно, но тут уж из-за Вейли пришлось, в его глазах такой жгучий интерес полыхал, что я поняла – с распросами он с меня живой не слезет.  
    
    Переоделась, нацепила брети через всю спину, тяжесть не маленькая, взяла вещмешок с разным барахлом... присели перед дорожкой... Положила на стол капустный лист, горсть свежей слачи. Раскурила трубку с залихватским бантиком на чубуке, пристроила между капустой и ягодами, подмигнула Нике – и перетянула себя в сашкину юрту. В этот раз переход получился просто замечательно, и Саныч, с уговоренным опознавательным знаком – вышитой налобной повязкой, одобрительно хмыкнул. К моему сожалению и его радости, особо поговорить нам не удалось: пошли смотреть конечный пункт перехода. То есть, он его уже нашел и думал, что этого достаточно. А мне нужен был не только пейзаж, но еще и запахи, тактильные ощущения и сам вкус того места – этакое ощущение его настоящести, единственности, сути. Иначе выведу в какую-нибудь параллельную реальность. Я ему все это и высказала сразу. Так что Саныч подхватил меня под мышки и портанулся туда. Оба плюхнулись носом в колючее сено.  
    
    Сено оказалось противным остистым злаком, вроде ковыля, и я минут пять выбирала его цапучую ость из волос и одежды. Потом разогнулась и посмотрела вокруг. Везде, сколько хватало глаз, простиралась золотисто-белая в полуденном свете сухая и жаркая степь. Волнами стелился под ветром ковыль (буду называть его так, хоть он и намного противнее), сходство с морем нарушали лишь островки какого-то гигантского зонтичного растения, растопырившего бурые локаторы высохших листьев и выставившего к небу черные антенны соцветий. Нечеловеческий пейзаж, у меня аж в горле запершило и слезы на глаза навернулись. Сашка, довольный, обвел горизонт хозяйским взглядом, взял меня за плечо и развернул на 180 градусов. Прямо по курсу виднелся островок леса. Мощные приземистые деревья, более всего напоминающие дубы, скучковались вокруг смешанного источника силы: стихий Земли и Жизни. Первая локализовалась в линзе впадины, второй же тянуло, прямо как сквозняком в открытую дверь.  
    
    Я выставила ладони – кожу начало покалывать, совсем как у озер Тримерна. Так и пошла, вытянув руки, будто зомби в ужастике. Чуть не свалилась в укрытую сеном рытвину, вляпалась в какой-то колючий шар, который потом за мной шагов пять волочился, оступилась с холмика, накиданного особо крупной крысой, подвернула ногу. Упасть не успела – Сашка за шкирку схватил, да так и держал, пока не дошли. Это не помешало мне с крейсерской скоростью влететь в подлесок – и наконец-то вздохнуть! После нашей сумрачной осени такое солнце не только ослепляет, оно еще и плавит мозги.  
    
    Уф... Что за сила устроилась в этом колке? Настроена дружелюбно, и сейчас принюхивается, словно пес, причувствуется к моему источнику и ко мне. Выпускаю свой – чуть-чуть, несколько "стебельков", пусть познакомятся. Осматриваюсь. Дубы с заостренными бронзово-бурыми листьями оказались не меньше своих земных аналогов, просто их нижняя часть была скрыта от нас потому, что сам останец расположен в круглой низменности, почти яме. Толщина стволов внушала уважение, узловатые корни крепко вцепились в рыхлую супесь, а редкие опавшие листья были глянцево-жесткими и прочными на изгиб. Так и сказала бы – "бронзовый лес", по аналогии со сказочным железным, но подлесок испортил все впечатление. Там созрели ягоды, вроде наших бересклета, шиповника и боярышника, то есть, одни кусты усыпаны алыми каплями на длинных висюльках, а другие повыше, и в гроздьях крупных, как яблочки, ягод. А где ягоды – там и едоки. Наверно, местный бересклет не столь ядовит, как наш – половину урожая давно общипали. Вся дубрава звенит от птичьего щебета, на земле ковер из семечек и помета. Ну, никакой торжественности!  
      
– Пошли, – сказал Сашка. – Посмотришь источник.  
Я поднялась и вцепилась в его локоть. Нога еще немного побаливает – а вот не надо было садиться, растяжения быстрее выздоравливают на ходу. Через пару минут все пришло в норму, но от сашкиной руки я так и не отцепилась, наоборот, вложила пальцы в ладонь, как примерная девочка. И закрутила несколько сквознячков из своей силы вокруг нас – пусть не ветер, но хоть какой-то обдув. Рунами и глифами так близко к чужому источнику решила не пользоваться, из соображений приличия, а к неоформленной силе он отнесся благожелательно. Сразу стало прохладнее, и Саныч вопросительно взглянул на меня. Да я вообще не понимаю, как ты по этой жаре в стеганом халате ходишь. Я бы давно уж в собственном поту сварилась.  
    
    Около источника стало прохладнее, там бил родник, окруженный каменной чашей, на ручей его сил не хватало – все, что перелилось через край, тут же впитывала земля, зато эфирные потоки выходили фонтаном – равномерным, широким, может быть, и не дотягивающим до мощи тех, что на Ирайе имеют промышленное значение, зато без спонтанных завихрений, которые составляют главную опасность мощных неструктурированных потоков. Где-то на периферии в брызгах толклись мелкие растительные духи, воздушников не наблюдалось, для них эта энергия тяжеловата. Да и Саныч поежился, хотя, наверно, от сырости, он эфир слабо чует. А я смочила ладони и прислушалась – источник заинтересовался мной, и как бы спрашивал, одновременно "что?", "зачем?" и еще одно отношенческое, для чего слов нет. Ответила – тоже без слов, мыслечувством: "Приведу сродных тебе, любят природу, уважительны к духовному миру, но не эльфы". В ответ – согласие, словно ему все давно известно и решено.  
    
    Потом мы просто сидели до сумерек рядом с чашей, Сашка – думая о чем-то своем, я – распахнув чувствование и проникаясь состоянием этого места. Хорошо рядышком тихо сидеть и никуда не торопиться, погрузившись в безмолвие, пропускать сквозь сознание пылинки света, птичий свист, звон и шелест ранней осени. Да и не так тут жарко и солнечно, это я слишком долго под землей просидела, вылезая наверх то ночью, то в сумерки. Глаза и тело помаленьку привыкли, даже разморило слегка – завалилась на Сашку, а он меня рукой приобнял, не сильно, но приятно-то как! Я его тоже обнимаю, не руками, аурой. Рукой много не ущупаешь, а эфирное поле при желании проникает как вода, до самой кожи. Целители запускают ее и дальше, но мне-то к чему? Мне ж только прижаться.  
    
    Когда солнце ушло за горизонт и сизые сумерки заполнили чашу, в которой стояла дубрава, мы встали, размяли ноги и вышли из нее. Тумана не было, только легкая дымка стелилась вдоль опушки. Горько пахло полынью и остывающей почвой. Еще часа четыре обходили дубраву, закончили путь уже заполночь. В темноте было легко идти, все кочки под ногами интуитивно прочитывались, значит, местный источник нам благоволил, обозначил их силой. И вот, настал момент, когда все ощущения и впечатления, сложившись и войдя друг в друга, переплавились в единый образ этого места, верно отражающий его суть.  
      
– Все, – говорю Сашке. – Можно возвращаться.  
Он недоуменно поглядел на меня.  
– Суть уловила, – поясняю, он же не маг. – Теперь еще взглянуть бы на место старта, но это не столь важно. Когда пойдем к твоим троллям?  
– К троллям, – теплая улыбка, словно вспомнил что-то донельзя личное. – Да хоть завтра. Сможешь?  
– Пойдет!  
    
    На ночь Сашка ушел, оставив меня одну в юрте, правда, притащил на ужин две лепешки и кувшин молока. Интересно, вот по нужде – мне телепортироваться, что ли, или охранников голым задом пугать? Есть-пить не стала, сразу спать легла, за что утром и удостоилась недоуменного взгляда. После чего туалетный вопрос был моментально решен, в хорошо унавоженном еще до меня загоне с мохнатыми медлительными зверями, чем-то смахивающими на земных яков, только раза в два массивнее. Это удача, что они настолько тормознутые, не хотелось бы получить такими рогами, да в голую задницу. Минут пять бродили между юрт, распугивая орочек, сновавших по каким-то своим надобностям. Завидев меня, многие женщины прикрывали лица кто платком, кто рукой и спешили уйти с дороги.  
    
    Пришли к полной тетке, которая сперва что-то нелицеприятное Сашке высказала, а потом расщедрилась на ведерко стоялой воды. Помыться в этих пяти стаканах как следует не удалось, но умылась, рот прополоскала и шею вымыла. И на том спасибо. Небось, с пресной водой тут проблемы. Все бы ничего, только сашкины телохранители зыркали в мою сторону так, что чуть дырки в спине не прожгли. А вот здоровенный парень с фигурой, как у Сурхвала, но юным и очень приятным лицом взглянул одобрительно, и даже коснулся меня неоформленной мыслью. Мне он тоже понравился, не в сексуальном смысле, а тем, что в нем чувствуется здоровое начало и живой ум. Все же, орочья кровь – не шутка, вряд ли я бы назвала этого парня симпатичным в той, земной жизни. А сейчас ощущаю к нему нечто вроде родственных чувств. Или же он действительно близок мне не только по расе, но и по мировоззрению. А татуировки... У Сурхвала были набиты род войск, полк и идентификационная метка, как положено, и этого парня изображения тоже явно информационные, только прочесть их я не могу.  
    
    А потом мы с Санычем на ходу похватали лепешки и, заглатывая недожеванные куски, перенеслись в другой мир, к троллям. Там было прохладно и сыро. Я сразу ощутила это великолепное состояние сырого межсезонья средней полосы и ароматы леса – настоящего смешанного леса, а не каких-то последних могикан растительного мира. Выскочили мы перед низким плетнем, в который был воткнут маленький подсолнух с выщипанными буквой V семечками. Как только отошли шагов на пять, на него спикировала стая мелких птах и, попискивая, общипала в мгновение ока. Метка сработала и прекратила свое существование. Развернув плечи и запрокинув голову, я ловила моросящий дождь, впитывала лесные ароматы, и не могла понять, как можно уйти из такого райского уголка в сухую степь. Впрочем, бывают обстоятельства, которые и не в такую глушь загонят. На Кароде этих троллей ждет хороший источник силы, и даже не слишком сильные маги без особых проблем смогут облагородить с его помощью землю.  
    
    Это были не тролли. То есть, совсем. Я же привыкла, что у нас так называют трехметровых гуманоидов с серой кожей, везде, кроме лица, стоп и ладоней, покрытых редкой шерстью или костяными щитками – в зависимости от места, из которого ведет родословную тролль. Кроме того, все поголовно тролли у нас пузатые и толстоногие – такое уж у них строение тела. А нам открыл дверь орк, причем, красавец. Смуглое продолговатое лицо без малейших признаков зеленых липохромов под кожей, четко очерченные скулы, глубокие темные глаза, высокий лоб, крупный нос с раздувающимися от незнакомых запахов ноздрями, квадратный подбородок – наши ребята рядом с ним показались бы помесью азиата с гориллой. Даже стало обидно за них. Но потом вспомнила, как в земную бытность прочла где-то гипотезу, что монголоидность – мутация, вызванная радиационным поражением, а уже на Ирайе от ягой бабки узнала историю переселения моих предков. Все сходится, и мы, в целом, ничуть не хуже местных. Просто другие, и пережили больше.  
    
    Одет орк был почти по-индейски, разве что без бахромы на куртке и с клетчатым платочком на шее. Правая ладонь лежала на рукояти тесака, похожего на наши гуки, на поясе висело нечто, напоминающее то ли земной электрошокер, то ли устаревшую модель жезла обездвиживания, во всяком случае, генерировать он должен мощный электрический импульс. Плетение до предела элементарное, но действенное. Увидел Сашку – с тесака руку убрал, глаза потеплели. Пригласил жестом к столу. Парой слов с Санычем перекинулся, встал, распахнул дверь в заднюю комнату, что-то крикнул. Оттуда выскочил мальчишка, на ходу натягивая куртку и ловя ногами запятники растоптанных чунь. Хозяин дома что-то резко и отрывисто бросил ему, и тот пробкой вылетел на улицу. Паренек вообще похож на индейца, пока еще клыки губу не задрали и орочьи черты смягчены "щенячьим жирком".  
    
    Минут через десять начали собираться местные органы власти. Уж не знаю, как их назвать, то ли старейшины, то ли совет общины, то ли вообще магистрат. Уж больно серьезный народ подтянулся. Бабка с огненными змеями в кошелке чего только стоит, это ж надо – витальной энергией их кормить и не свалиться замертво. И ведь не древесных духов, как альвийские жрицы, гораздо более чужеродных. Можно сказать, у этой бабушки постоянный энергообмен с частицами магмы. Тут или надо быть им сродни, или сгоришь, а ей хоть бы что, и они распластались в ее теплом свете, нежатся.  
    
    Или сморщенный дедок в расшитом самоцветами и костяными бляхами балахоне – явно, шаман или мистик, с духами мертвых накоротке, я их ледяное дыхание хорошо чую. И второй такой же, но раза в два моложе первого. Держатся именно вместе, а не рядом. Бывший ученик? А вон те, в темных сюртуках и черных шляпах, если не смотреть на лица – прямо финны в национальной одежде, даже узор тонкой тесьмы на завязках рубашек похож – такие же солярные символы. Только весь наряд кроме белоснежных рубах – в темной серо-коричневой гамме. "Цвета земли", оба – маги по этой стихии. Или вот эта красавица, мастрисс Сиобан (Сашка представил пришедшую с магами девушку) – ведь тоже неслабая магичка, а ведет себя, будто школьница из сто лет как замшелых годов, то и дело краснеет и не поднимает взгляда. О, это она стесняется Саныча, со змеиной бабушкой Лебекей в спокойном тоне беседует. И у него в глазах интерес. Так, перестаю ревновать – все равно мне не светит, вспоминаю речь, которую сейчас придется толкать перед обществом, да выстраиваю ее так, чтобы никто не обиделся. А то у меня язык без костей и выражения, как у поручика Ржевского.  
    
    Все уже расселись за столом, когда вошел мужчина в охотничьем костюме, затворил за собой дверь и встал в простенок у бокового окошка. В рукавах его куртки читались скрытые ножны с острозаточенным содержимым, за голенищем нож с костяной ручкой, на поясе непонятная магомеханическая штуковина и под полой куртки нечто вроде мини-арбалета, у нас такие игрушки гномы в сером буфере для убийц делают. Не то, чтобы оно всем было заметно, но я-то металл под любым слоем тряпок разгляжу, это на первом курсе проходят. Телохранитель, что ли? Внешностью немного смахивает на хозяина дома, только фигура суше и гибче, и движения не как у бойца, а как у засадного хищника.  
    
    Начнем? Сашка кивнул – готов переводить.  
– Уважаемые... – и запнулась. – Саш, обратись от моего имени, как тут положено, я же не знаю местного этикета, – и он в ответ что-то такое загнул, красивое и непонятное. – Я могу помочь вам перейти из вашего мира в тот, где постоянно проживает мой хороший друг, Мышкун, – кивнула на Сашку. – А уж вопросы натурализации – это его проблемы, – Саныч поджал губы и не стал переводить до конца.  
    
    Дед-шаман поднес к глазам старенький лорнет, поискал фокусное расстояние и воткнул подозрительный взгляд аккурат мне в переносицу. Что-то пробормотал. Сашка внимательно его выслушал, перевел:  
– Майстер Арнэр говорит, что гостье для начала неплохо было бы представиться.  
– Прошу прощения, – отвечаю ему и приоткрываю свои границы. Теперь тем, кто способен к духовному зрению, легко различить мою суть. – Мое имя среди живых – Хюльда, но духи знают меня как Вийду. Я могу провести существ из одного плотного мира в другой, но для меня это не так уж просто, и для вашей же безопасности придется соблюдать определенный порядок.  
      
    Дед что-то опять тихонько сказал, Сашка перевел:  
– Он просит побольше рассказать о себе.  
Я кивнула, это их право. Все-таки доверять свою жизнь, а, главное, жизнь своего народа незнамо кому станет только дурак, а тут их как-то не заметно.  
– Закончила магическую академию в самой крупной стране мира Ирайя, основная специализация – рунная магия, дополнительные – стихиальная и магия смерти. На Земле... есть такой странный, почти безмагичный мир... получила инженерную специальность. Вообще-то, наверно, я учусь до сих пор, только теперь самоучкой и у природы. Недавно получила силу источника. Да, почти в то же время научилась открывать межмировые тропы. Я, теоретически, могу уйти сколь угодно далеко, но не хочу: я еще нужна на Ирайе. Мой друг попросил вам помочь: открыть путь и провести по нему до Карода. Поэтому я здесь.  
    
    Ехидный взгляд старого шамана я выдержала. А он отвел лорнет, почесал им за ухом и опять произнес пару слов.  
– Майстер Арнэр спрашивает, откуда у тебя чужое тело.  
– Могу заверить, что я не крала его у прежней хозяйки. Интриги спецслужб двух противоборствующих стран были причиной того, что она отправилась путями мертвых, а в ее тело была подселена моя душа. Деваться мне было некуда, только решать вопросы в порядке поступления. Сейчас я уже могу создать дубликат этого тела, но его прежняя хозяйка отказалась возвращаться в мир живых – в мире мертвых у нас происходят серьезные перемены, она осталась там, чтобы возглавить их.  
Шаман хихикнул и прокомментировал ответ.  
– Майстер Арнэр говорит, что ты сполна расплатилась по долгам, ибо те, кому дорога власть, отдадут за нее, не задумываясь, и жизнь, и тело. И спрашивает, какие у тебя отношения с вашими спецслужбами.  
– Я в них не состою, но время от времени провожу для них исследования и создаю артефакты. За пределы Ирайи им за мной не пройти, а я и не поведу их. Мои дела и мои интересы вне нашего мира им неподконтрольны. И, чем дальше, тем с большим правом я буду это говорить.  
      
– И в чем же твои интересы? – ощутила я вопрос в своей голове. Дед телепатит? – Какую выгоду ты хочешь получить от нашего переселения?  
– Вы поможете в битве с нашим общим врагом.  
– Каким?  
– А Мышкун не?..  
– Говорил. Я хочу узнать от тебя.  
– Прогнать ту, что подменяет мечту бесплодной фантазией. Иначе – гниль, кровь и гниль, и ускоряющаяся деградация – и разумных существ, и мира. Не хочу, не могу так. И не позволю.  
Дедок удовлетворенно улыбнулся, кивнул и откинулся на спинку стула. Я так сделать не могла – у табурета спинки нет. Да и пот по спине ручьем, прижмешься куда – рубашка прилипнет. Мне еще порядок перехода объяснять, а я уже как из бани. Устроила сквознячок вдоль тела, вроде, полегчало.  
      
– Ну, что, – спрашиваю. – Все согласны идти по моей тропе?  
Минуту местное начальство советовалось вполголоса, потом две быстрые фразы, пара резких жестов лорда Кирлана – и во внезапно возникшей тишине он мне что-то сказал.  
– Да, – перевел Саныч. – Они согласны. Излагай условия.  
– Мои условия, – говорю. – Таковы. Первое: то, что я сейчас скажу, вы делаете так, как я скажу. Это – техника безопасности. Второе: на все время перехода по тропе командир – я. Могут произойти непредвиденные вещи, о них я узнаю мгновенно. И мою команду вы услышите... нет, скорее почувствуете... независимо от того, насколько далеко от меня находитесь.  
Сашка перевел. Согласились – кивки вразнобой. Продолжаю.  
– Порядок перехода и техника безопасности. У начала тропы вы все выстраиваетесь гуськом, один за другим. Вещей – столько, сколько без серьезных усилий сможете поднять. Все они – в сумках, рюкзаках или хорошо закреплены на теле. Руки должны быть свободны. Для чего? Друг за друга держаться. Животным, детям и подросткам глаза завязать наглухо, лучше – замшевыми полосками, не тканью, чтоб с гарантией ничего не увидели. Почему? Животным не объяснишь, а дети могут не послушаться или случайно отвлечься на придорожные видения. В результате – потеряются или погибнут. Если кто-то не уверен в своей способности управлять вниманием – тоже глаза завязать. Ничего страшного в этом нет, тропа гладкая, а держаться будете один за другого, и пойдем медленно. Если даже кто-то споткнется, упадет – чего быть не должно – помогаете ему не глядя по сторонам. Задний помогает переднему, назад не оборачиваемся!  
    
    После каждого предложения я делала долгую паузу, чтобы Сашка не сбился, так что речь затянулась надолго. И еще после того, как о повязках на глаза сказала, меня спрашивать начали, не поверите – о собаках. Саныч их убедил, что животных нельзя провести, но он перестраховался. Я еще на Ирайе обдумывала, как исключить саму возможность потери детей на пути, они же отвлекаются... А когда вспомнила валлийские истории об эльфах, и о том, как они коровам глаза завязывали, чтобы угнать в холмы, прикинула, что раппорт лучше держать по звуку, и нашла простое решение. Для не умеющих себя контролировать.  
      
– А еще, – я взглянула на деда Арнэра, который с невыразимо кислой миной смотрел на меня. – У вас есть такая песня... ритмичная, чтобы все вы ее хорошо знали, и чтобы петь можно было полчаса, не прерываясь?  
– Майстер Арнэр говорит, что есть.  
– Очень хорошо. Тогда идем с песней. Поют все, кто хоть как-то может, голос не имеет значения, главное – чтобы попадали в ритм... Майстер Арнэр! Вы пойдете сразу за мной?  
Старик кивнул.  
– Так вот, майстер Арнэр пойдет сразу за мной, а... майстер...  
– Троник, – отозвался второй шаман.  
– Да, вы, – я кивнула. – Замыкающим процессию. Вы оба, как имеющие многолетний опыт духовных путешествий, лучше всех управляете вниманием и проследите, чтобы никто не пропал.  
    
    Второй шаман снисходительно улыбнулся и кивнул головой. Вашу ж мать! Я тут не ради развлечения песни-пляски устраиваю, а чтобы всех ваших детей сохранить! Где твое внимание – там и ты сам. Забудется дитя, или отвлечет его что-то – звук, запах, мысль – и не увидите его больше. А песня свяжет всех – и тех, кто поет, и тех, кто слушает. Нет, понимают... Просто видят, как я волнуюсь, и им смешно. Что ж сами-то тропы не открыли? Ин, ладно, машу рукой.  
– А в остальном... Кто за кем – разберетесь сами, потренироваться до вечера можно. Как наступят средние сумерки – выступаем. Благодарю за внимание.  
Подперлась рукой и закрыла глаза. Как же я устала... Отвыкла выступать перед аудиторией, тем более такой премудрой. А смогла ли завоевать их доверие – неизвестно. То, что старик потрепал меня по голове и сказал какую-то непонятную фразу, считается? Вот и я не знаю.  
    
    Потом мы с одной местной дамой средних лет еще за столом посидели, пили что-то вроде матэ с молоком, мне понравилось. Остальные все разошлись, и Сашка тоже смотался, так что переводить было некому, и нам оставалось только молча переглядываться и жевать кукурузные лепешки... ну, может, и не кукурузные, но вкус уж больно похож. Потом прибежал парнишка-"индеец", отдуваясь, что-то сказал женщине, и она тоже вышла. Я выглянула в окно и решила, что можно позволить себе час-другой сна. Легла под окошком на лавку и отключилась. Перед заходом солнца проснулась оттого, что меня трясут за плечо, открыла глаза – увидела сашкину рожу.  
      
– Пошли, – говорит. – Пора собираться.  
Это хорошо, что заранее разбудил, успела осмотреть место старта. Не то, чтобы это было уж так обязательно, но, чтобы исключить неожиданности, стоило. Скальный останец, вокруг него – высокая прошлогодняя трава, на нем – редкие хилые деревца. Трава – здорово, есть, что под ногами "менять". А обходить останец придется не вплотную, да и туман нужен погуще, чтоб остальные, если что, смутно видели: то ли камень там, то ли деревья. Так, влажности хватает, весна на дворе, а охладим-ка линзу воздуха на километр в диаметре, вот его и выморозит. Когда подошла к строящимся в колонну урукам, видимость уже резко упала, и многие ежились от непривычно холодного и густого, как молочный кисель, тумана.
    
    Прошла вдоль нестройной колонны, проверяя повязки на ребятишках, у многих за плечами заметила попискивающие мешки – судя по тому, что тут и собак ведут, там сидели щенки. Собаки похожи на земных сородичей – крупные, мускулистые, по экстерьеру – нечто среднее между крупной лайкой и кавказской овчаркой, лохматые, зубищи серьезные. На них платочки кожанные повязали, и уж как смогли уговорить их не нервничать и не пытаться сдернуть с себя повязки – не знаю. Одни на коротких сворках, сидят рядом с хозяевами, на других – навьючивают скарб, немного, и, как я поняла, самое ценное – книги... Нет, я не смеюсь, если собираешься не просто выживать, но и обустраивать на новом месте новую жизнь – надо иметь необходимый минимум учебников, для детей. Чтобы одичать – одного безграмотного поколения хватит, а из дикости вылезти – может и десяти не хватить. А с бытовыми вопросами на первых порах Гырбаш-князь поможет, это малая плата – за такое количество магов в гырбашево войско.  
    
    Все собрались, выстроились, майстер Арнэр – в голове колонны, как договаривались. Спрашиваю:  
– Все запомнили? Держаться за впереди идущего, по сторонам не смотреть, не оборачиваться, если кто-то упал – поднимает его идущий позади. И слушать песню! Даже если не поете сами.  
Сашка перевел, а потом достал из кармана вышитую тряпицу, надел на голову:  
– Я вас в этом встречать буду. Удачи!  
И пропал. Ага, "аффтар жжот!". Нет, это я не о Саныче, это у него на повязке вышито было. Небось, если не потеряют, лет через пятьсот ученые с магами станут гадать, что за священные символы там начертаны.  
    
    Встала перед майстером Арнэром, он мне руки на плечи положил, и я порадовалась, что поставила его сразу за собой. Потому что старикан совсем ветхий, при этом гордый и помощи ни в жисть не попросит. А если так помочь, чтоб никто не заметил, надеюсь, не возразит. Выпустила стебелек силы и закрепила у него на груди. Точно – дернулся, но промолчал. Правильно, а то на полпути свалится – не на себе же тащить? Дед явно приободрился и что-то крикнул этаким задорным голосом. И запел... И все подхватили... Я много всякого слышала, от симфонической музыки до тяжелого рока и ритуальных песнопений, но такой завораживающей силы не встречала ни разу. Голоса догоняли друг друга, переплетались, расходились в стороны и собирались в едином порыве. Звали, вдохновляли, вели. Кто-то начал отстукивать ритм, и мы двинулись.  
    
    Я сосредоточилась на дороге, при этом песня ушла на периферию внимания, но стала частью меня, как хвост у змеи, а я стала частью процессии, словно голова длинного змеиного тела. Мы шли, обвивая останец, и я меняла видимое: вместо камня – деревья, вместо мокрых стеблей прошлогоднего бурьяна под ногами ковыль, вместо сырого землисто-пряного весеннего духа – ночные ароматы осенней степи, вместо влажного тумана – острый и сухой континентальный холод. Минут через пятнадцать все так и стало, и мы топали по неведомой безымянной равнине еще столько же, чтобы гарантированно вытянуть хвост процессии из их мира. Потом я воспроизвела в себе ощущения источника в той дубраве, к которой нам нужно выйти, и снова изменила свое восприятие. Почувствовала его далекий ответ и потянула весь свой полукилометровый хвост к нему. Минут через пять ощущение приблизилось и стало ярким, ветер прошелся по листьям, как по клавишам ксилофона.  
    
    Вызвала из памяти образ Сашки в вышитом хайратничке, потянулась к нему. Резко посветлело, мы ворвались в рассвет. В диком восторге, вбивая ноги в звонкую почву, путаясь в длинной траве, я физически волокла этот поющий, грохочущий громче любого железнодорожного состава хвост навстречу светлеющей полоске неба и раскинувшей длинные руки знакомой фигуре. Прямо за сашкиной спиной вставало солнце. Щурясь от разом нахлынувшего света, я на последних трех шагах споткнулась и, падая, вцепилась в его халат. Сашка подхватил меня. А дед-шаман что-то повелительно крикнул и песня умолкла. И подпитку от себя отцепил, аккуратно и без сожаления. Кремень-старик. Да и остальные уруки ему под стать. Шли мы почти час, как они умудрились все это время петь – и не охрипнуть, не сбиться? Хотя, наверно, менялись: одни поют – другие дух переводят.  
    
     А потом мы сидели на расстеленной кошме, и меня колотило так, что зуб на зуб не попадал. Сашкину спиртовую бурду из заветной фляжки я пить не то, что не захотела, а не смогла, хоть он и подсовывал. Куталась в чью-то пуховую шаль, жалась Сашке под бок и смотрела по сторонам. Уруки расселись поодаль плотной группой, вокруг них сновали распряженные и избавленные от повязок собаки. Лорд Кирлан с майстером Троником и четырьмя магами пошли к источнику. Все идет своим чередом, моя часть работы сделана, но почему мне так тоскливо и одиноко? Словно обрела что-то на мгновение и вновь потеряла. "Коллективизм у орков в крови". Те, кто это писал, небось считали, что все сами придумали, иные даже потешались: "орки сделаны в СССР", думая то ли орков оскорбить, то ли своих сородичей. Самовлюбленные кретины. Даже если оставить в стороне принципиальную важность коллективизма для выживания любого гуманоидного вида, вы вообще-то вместе что-нибудь делали? Ну, хоть траву на сено косили. Или картошку сажали... И неужели ничего не чувствовали, а? Да ну вас в пень башкой, да на щепочку.  
    
    А потом делегация поперлась к нам, и не как ходили к источнику, а все вместе, впереди дед Арнэр, за ним все племя на полтыщи голов. Мы с Сашкой встали, смотрим, что дальше будет. Дед произнес недолгую, но заковыристую речь, и поклонился в пояс. И все, как по команде, склонились вслед за ним. Спрашиваю Сашку:  
– Что это они?  
Отвечает:  
– Тебе кланяются. "Благодарим тебя, владычица беспредельных путей, за помощь нашему народу!" Ну, примерно так дед Арнэр сказал.  
И тут я разревелась.  
– Вас, – говорю. – Мне вас благодарить надо, если бы вы так не пели – не знаю, довела бы всех, или половину в пути потеряла.  
– Ты как хочешь, – Сашка качнул головой. – А я по-другому скажу.  
Толку то, я не закрылась, а шаман опять телепатит. Нутром чувствую его усмешку, прозрачную и легкую, как последний дым над костром.  
И кланяюсь им всем в ответ.  
    
    Вот так я и перевела целое племя из одного мира в другой. Столь же плотный и реальный, что примечательно! Правда, что-то там ягая прабабушка говорила насчет другой Вийды, но это было не со мной. Она перевела, судя по легендам, под сотню тысяч одних только орков, и троллей не меньше тысячи, иначе бы не расплодились, особенно в Пртогхских горах. "Дыгым семей", надо же... Нет, не я. Но тоже "ветка Омелы", чувствуется подход.  
    
    После этого перехода у меня было больше недели настоящего отдыха в военном лагере орков. Не считать же обучение умницы Шуфора работой? Местный язык я как следует вызубрить не успела, он сильно отличается от того, на котором орки у нас говорят, нашла только два похожих слова – небо и мать, а их, понятное дело, маловато будет. Зато парень оказался с великолепными способностями к телепатии, Саныч сказал – сын шамана, так я этому шаману слегка позавидовала. Да и я старалась не только показывать и "продумывать вслух" свои действия, я еще держала их состояния, отличающиеся друг от друга совсем чуть-чуть, но отлично складывающиеся в подсознательно запоминаемую последовательность. Кристаллы заряжала своей силой, на Кароде пока фон слабоват. Вот разработают источник – то ли еще будет! Да у них не один такой, наверняка в горах есть, раз уж стихия Земля тут перевешивает остальные, и у рек с озерами тоже не козел повалялся – видела я тут то ли воплощенного духа вод, то ли полукровку с "водяной аурой".  
    
    Красивая девушка, такая у нее смертоносная грация потока. Полюбовалась издали, близко-то она не подходила, а я тоже знакомиться не рвалась, пока Сашка нас не представил друг другу, но это случилось уже накануне битвы... Пару раз встречала в лагере мастрисс Сиобан, ту красавицу-магичку из переведенных уруков. Она как бы невзначай проходила мимо и наблюдала за нами. Шуфор раз подошел, церемонно к ней обратился – она покраснела, как свекла, и после этого стала делать круги более дальние, но и более долгие. Парень аж весь извертелся от ее внимания. Или, наоборот, сам все время высматривал. Я ему промысливаю – что, дескать, кота за хвост тянешь, подойди к ней еще, скажи что-нибудь хорошее, на третий-четвертый раз перестанет дичиться, а он головой качает.  
    
    Ох, уж эти традиции родового строя, каждый шаг, каждый жест что-то значит. Обратная сторона коллективизма – сильно регламентированное поведение, чтоб друг другу мозоли невзначай не задеть. Конфликтов на пустом месте и орки не любят. Хотя каждый день в лагере кто-то дрался помимо тренировок, драки эти носили, скорее, соревновательный характер. Ни разу не видела, чтобы кто-то кого-то покалечил или, того хуже, убил. Пошвыряют друг друга, руки-ноги позаламывают, отряхнутся, кровь с юшкой утрут – и возвращаются к юртам, разве что не обнявшись. На тренировках, конечно, командный орев стоит, но это, скорее, жизненная необходимость – парни пойдут по лесу, а этот лес – перед ним амазонские джунгли нервно курят сами себя. Так что выучка и дисциплина, если не хочешь, чтоб тебя схарчили на втором шаге. Гырбаш – дядька умный, приказал поставить шесты и на шестах какую-то рвань развешивать. Эту полосу препятствий проходят на волках и без них, учатся бою в тропических джунглях. К вечеру от рванья остаются только мелкие ошметки войлока, их собирают старухи.  
    
    Сашка все это время носился, как в зад укушенный, только что не было – и снова с коленок поднимается и от песка отплевывается. Поговорить с ним не получалось, а вот его сычи меня развлекали, сменяя друг друга. Сколько я им книг пересказала, сколько спела песен – сама диву даюсь, а они головенками кивали и просили еще. Понемногу подкармливала из своего источника, птички от этого млели и становились как пьяные, сидели на моих плечах и качались, зажмурившись, взад-вперед. А еще они здорово подросли. Воробьиными уже не назовешь, скорее похожи на домовых сычей, один вообще вымахал с филина. Интересно, а до размеров лошади реально их раскормить? Стали бы ездовыми, вместо интернет-эксплорера. Впрочем, не надо эксплорера, у него уязвимостей много, нужно, чтобы объем шел на пользу. И еще сычи делали очень нужное дело: они слушали, как я вспоминала Бардо Тодол. Кивали или качали головами, пощелкивали клювами, помогали выделять нужные мысли.  
    
    Странные существа – люди! Если они верят, что со смертью физического тела их воспринимающее "я" и личность исчезнут без следа – стараются любыми путями прожить подольше. Если верят, что распад эфирного тела – последняя и окончательная смерть, то заключают сомнительные договоры с неорганами, предавая сородичей, и сжигают весь свой информационный багаж для получения некой "энергии", кстати, без какой бы то ни было надежды на отмену окончательного приговора. Если верят, что в раю их ждет блаженство – при жизни стремятся к лишениям и истязают себя. Если же верят в реинкарнацию – стремяться умереть полностью, раз и навсегда прекратив череду перерождений. Кто не понял, последнее – о буддистах. Нирванна, в дословном переводе – угасание. Складывается такое впечатление, что какую бы судьбу ни считал человек данностью, он изо всех сил постарается ее поменять. И подведет под это обоснование. И будет проповедовать всем окружающим до самых кишок.  
    
    Хорошо откормленный совун, от которого я не скрывала мыслей, предложил:  
– Пусть буддисты поверят в Орла, а кастанедчики – в колесо перерождений. И все будут счастливы.  
Пришлось его огорчить:  
– В тот момент, когда изменятся их убеждения, у них поменяются и желания.  
– Почему они в это верят? – дух завозился на плече, и его нематериальность ничуть не помешала мне ощутить себя насестом, оттоптанным и поцарапанным совиными когтями. – Могли бы спросить меня... или шамана, как оно на самом деле, если сами ни на что не способны.  
– Как бы тебе объяснить... Согласно буддистской концепции, тебя вообще нет.  
– Как нет? – возмутился дух познания. – Вот он я, ты что, не видишь?  
– Согласно буддизму, меня тоже нет, – успокоила я его. – И то, что вокруг нас – тоже не существует, ибо все, проявленное и непроявленное, имеющее форму и не имеющее ее – иллюзии, майя. Единственная правда – Небытие, к которому ведет вертикальная тропа.  
– Так значит, он отрицает...  
– И не отрицает ничего. Буддизм – это вообще одно большое "не". Вплоть до концепции анатмана, утверждения, что неделимого и воспринимающего "я" не существует в принципе.  
– Плохая вера! – совун от полноты чувств дернул меня за ухо.
– А я пока что хорошей и не встречала. Все религии в большей или меньшей степени говнисты и неспособны к положительному развитию. Махаяна, по сравнению с некоторыми, еще очень даже ничего! Вообще-то, я предпочитаю все брать под сомнение и иметь в запасе не менее двух взаимоисключающих гипотез. И проверять, проверять, – я изобразила, как бью чем-то мешковатым оземь. – Их об реальность. Но сейчас мне нужны не жизнеспособные гипотезы, а мировоззренческое оружие. То, чем можно разрушить чужую основу. Буддизм хорош именно своей тотальностью, как универсальный дестроер. А в качестве защиты... такой религии нет, во всяком случае из тех, что я знаю. Все они, декларируя любовь, крепко настояны на ненависти к реальному миру. Иное отношение разве что в шаманизме орков и у малых народов Земли... но их я знаю из рук вон плохо. И на Земле, и на Огхъерхэ шаманизм не выдержал наступления цивилизаций, выросших на тотальной борьбе с природой. А это значит, что привязку к почве, мировоззренческое оружие защиты мне придется делать из самой себя. И источник тут не поможет.  
    
Как там у Янниса Рицоса?
"Если держишь его в руке –
Освещает ночи твои,
Если держишь его на плече –
Освещает тебя целиком.
Ты – мишень и для тех и для этих:
Нет возможности спрятаться в тень,
Чтоб остаться в ничтожном углу, обнажиться,
и выжить".  
    
    Не столько источник меня защищает, сколько я его, именно моя личность служит его окном в реальный мир и мое мировоззрение – его фильтром. Сейчас мне никак нельзя прятаться, поток силы иссякнет, если пить из него в одиночку, даже очень сильному магу. Вот когда вокруг соберется много народу, можно будет и на богов поплевывать, особенно таких мелких, как Шут или Фалль. Даже если погибну, мировоззренческий фильтр останется цельным, и никто не заплюет мой родник. А пока я – нищий в раззолоченном седле, искушение для мелких божков и крупных магов.  
    
    Коснулась источника и направила тонкий канал Шуфору – парень обладает немалой силой, но резерв за последние три дня раскачал так, что имеющейся вокруг свободной энергии ему не хватает. Ничего, все еще впереди... С брети мы наигрались вдоволь – трижды перезаряжала кристаллы, а вокруг стоянки не осталось ни одного целого валуна, одни полопались от жара, другие же расплавились и осели неопрятными лужами. Вот какой-нибудь археолог через пятьсот лет попрыгает: "Оружие богов! Оружие богов!" Хотя, да, богов. Теоретически я – "заготовка" богини, и не просто богини – "истинной", а практически – маг весьма средних способностей. Хотя расту, учусь. Благодаря Отшельнику – быстро, и не только тому, чему он меня учит. Не знаю, какое он божество, но наши силы в чем-то похожи, и явно некогда шли ноздря в ноздрю, почти слившись. Хорошо, что я сама встретила его позже Сашки, а то вдруг бы запала? В отличие от орка, Отшельник людей читает, как вывески вдоль дороги, да и вообще, влюбленность в учителя – дурной вкус, а шансов – тот же абсолютный ноль, что и с Санычем. Нет, уж лучше по орку страдать – он, хотя бы, не подозревает об этом.  
    
    Вообще-то, времени для любовных страданий у меня не было. Одной оставалась разве во сне, а так все время кто-нибудь отвлекал, даже языковой барьер их не отпугивал. К примеру, дед, когда-то бесплотным духом вывалившийся из Сашкиного кристалла мне прямо под ноги, здесь почему-то оказался весьма плотным и телесным, точнее, сухопарым и вредным. Звать его Убуш, он время от времени приходил смотреть, как идут учения, и комментировал это телепатически. Вроде как, злые мы там, на Ирайе, раз такими штуками постоянно пуляемся. Говорю, мол, не постоянно, некромансеры сильно достали, а от поднятых мертвяков лучшее средство – огонь, и посильнее. Покачал головой, пожевал губами и остался при своем мнении. Ну, да, некромансеры наши тоже на Ирайе родились, больше им неоткуда взяться. Хотя от самого Убуша тьмой и смертью прет, как от моей ягой прабабушки. И у нее тоже череп на посохе, только людской, а не волчий, как у него.  
    
    Летал над нами чудесный парень с крыльями, еле прогнала, потом пешком заявился, смотреть на стрельбу. Сильф. По уму – взрослое и рассудительное существо, а по характеру – шкодный подросток, сперва начудит, а потом смотрит на тебя распахнутыми очами, и невозможно на него обижаться. Сашка говорит, все о драконах расспрашивал. Было бы, чем интересоваться. Видала я их, даже перемысливалась. Одушевленные истребители, прямые, что твой рельс. То есть, мудрить они, конечно, умеют, и ментальная сила у них в буквальном смысле сногсшибательная, но предсказать результат переговоров было несложно. Этих разумных рептилий, если они что удумали, в обратном не убедишь. Хорошо, что в этот раз наши цели совпали.  
    
    А вот со вторым орочьим шаманом, который моложе Убуша, и темнокожий, как негр, мы однажды языками сцепились на целую ночь: выясняли, кто кого переборет, шаман или маг. Я хорошо левитировать научилась уже тут, на Кароде, опыта мало, но похвастаться хочется. И на рассвете, как потянуло ветром с моря, сдуру согласилась продемонстрировать это умение. Ага, если бы не прыжковая телепортация, так и унесло бы меня в Эльтурон. У шамана мелких воздушников раза в два больше, чем вся свита Нохты. Ржал надо мной, зараза: то за живот схватится, будто съел что не то, то по коленям хлопает. Проспорила, и всех его "птиц" покормила.  
    
    Вот так одиннадцать дней развлекалась, унимала мандраж. Потому что трусила, как никогда прежде. Подумаю о Фалль – и вся кровь от лица вниз отливает. Сколько раз просматривала ветви судьбы, и все, что проходили через эту битву, показывали равновероятный результат – бабушка надвое, как трамвай переехал. Еще одни сутки, и совсем бы перегорела. Поэтому, когда какой-то полупрозрачный птюх с диким воплем пронесся над лагерем и проскочил сквозь грубую кладку местной избушки, у меня словно камень с души рухнул, только холодок по телу, и мысли сделались четкими и прозрачными, как разреженный воздух вершин. Пока снаряжали драконов, пока чернолицый шаман мудрил над санями, я отловила сыча и попросила разобраться. Он заполошную птичку догнал и стребовал полную картинку места. Попробовала бы не дать – сыча кормленый, сильный, закогтит – не отпустит. И сразу мне сбросил, всю информацию чохом, с детализацией до песчинки. Меня аж качнуло. Убуш заметил, мысленно погрозил пальцем. Я ему: "Благослови, дедушка!" Он, ехидно: "Вот баба, только о себе думает! А, ладно... Да пребудет с тобой сиянье Истоков!"
Вздохнула я глубоко, вгляделась – и перескочила туда, в воздух, метров на десять над всей этой дрянью.  
    
    Ойй, сварчокан... Каменный круг, в одной его половине кривая шестиконечная звезда, да простят меня иудеи... а хрен с ними, пусть обижаются, рассказываю, как было, а примут на свой счет – это исключительно их проблемы. На пустой половине круга какая-то хренотень мерцает, как пленка мыльного пузыря, того гляди, прорвется. В кругу шестеро малефиков, пара палачей и двенадцать изуродованных трупов. Кожу с живых, суки, сдирали, кишки наружу вытягивали, не говоря об остальных изуверствах. Нет, еще не все жертвы погибли, вижу, как один освежеванный обрубок шевелится, и из него течет сила, впрочем, уже не впитываемая магами, рассеивается между камнями. Опоздала! Обряд совершился. Птица-идиотка, что ж ты так медлила! Кидаю на всех без разбора "полевую анестезию", которая по действию вроде промедола (нет, малефиков мне не жалко, я только не хочу, чтобы они потом собственную боль превратили в силу) и начинаю лепить файербол, но тут же отскакиваю телепортом метров на десять – мыльный пузырь лопается, пространство распахивается, как гигантская половая щель, и выплевывает из себя мою противницу. Фалль!  
    
    Это слово теперь у меня вместо мата. Красотка сияет сполохами, будто огненный опал, вся в ареоле божественной силы, черные кудри развеваются невидимым ветром, глаза сияют, как галогеновые лампочки на тысячу свечей. Ню-ню... Красота – страшная сила, когда судьба другой не дала. Увидела меня. Улыбается. Пальчиком манит. Ай, боюся я, боюся! Левитирую над лесом по крученой траектории со скоростью сумасшедшей ракеты, рискуя получить в зад залп ядреных колючек, красотка несется за мной. Ну, да, Фалль, ты быстрее меня. Прыжковая телепортация ей за спину. Разворо-от! Вот этим и вреден гламур – пока выделываешься, тебя обгоняют. Ой! Кинулась на меня, как змеюка, хорошо, промахнулась. Вхожу в сверхскорость, воздух рвется и обжигает лицо. Дышу не им – источником. Слышу дозвуковой растянутый гул. Драконы? Ага, пока две бабы гоняли друг друга над лесом, премудрые рептилии все-таки долетели. Фалль с удивлением смотрит, как живые истребители выпускают в круг по струе огня, вслед за напалмом несутся три снаряда из брети, добивая выживших, но лишившихся щитов магов, и обгорелые останки припечатывает к земле гравитационной плюхой, растирая в кровавую кашу. Фалль спешит туда, но я преграждаю дорогу. Шуфора не трожь, гадина, он мне как брат.  
    
– Детка, тебя нет! – говорю я ей и выпускаю состояние несуществования: все вокруг есть – а тебя нету. Как бывает в детстве, когда думаешь о смерти.
Да, источником не свечусь, изначальная магия ничуть не хуже. Небытие приходит к Фалль вздрогнувшим воздухом, исчезнувшим дымом, кристально-прозрачным светом последней ясности бардо. Ее колыхнуло! Ура! Улыбка исчезла с холеной мордашки, сквозь ставшую прозрачной грудь проступили очертания леса, руки дернулись в непроизвольном жесте. Увы, это продолжалось недолго. Откуда-то подкачала энергии, тварь. Стабилизировалась.
Идет на меня по воздуху, смотрит в упор:
– Я – есть, и буду: ныне, присно и во веки веков, а вот ты сейчас сдохнешь, – и что-то ладошкой выкручивает.  
    
    Нет, это не изначальная магия, но не менее действенная штука – проклятая ржавая цепь. Вцепилась в меня, расползается гнилью и переваривает! И плоть, и эфирку... больно-то как. И чего я жду? Смерти? Если Смерть у меня в добрых знакомых. Падать, рушиться в исчезновение, в небытие, растворяя в нем и физическое, и эфирное тело. В ответ – удивление, огромным цельным куском, оглушительным шепотом:
– Ты? Зачем?
Останавливаюсь в шаге от небытия, улыбаюсь:
– Добровольная жертва.
– И что ты хочешь?
– От тебя? Да так, ничего. Повидалась – ну, и пойду. Можно?
Еще удивленнее:
– Точно ничего?
– Все, что мне нужно, я возьму сама.  
    
    И тут я ощутила Ее смех. Не зря Ее у нас рисовали с оскалом во всю черепушку. Хохочущее Небытие как последний и неопровержимый аргумент. Смерть смеется над всеми, и этот смех завораживает, оторваться от него, перенести внимание трудно. Но вполне возможно, когда ты кому-то нужна. Куда? На свой источник, конечно. Мгновение, и он собрал меня заново. С сожалением покидаю свежие струи потока и шагаю к Фалль. Лицо в лицо и глаза в глаза. Думаешь, я подохла? Сюрприз!  
    
    Удивилась, но не так, как мне бы хотелось. Она ощутила источник. А я ощутила, как она потянулась к нему. Ты его хочешь? Ты этого действительно хочешь? Не лопнешь, детка? Пустила малую часть потока через свою "дальнюю память" и бросила ей. Ты иллюзиями морочишь головы – попробуй-ка переварить реальную информацию. Одновременно! И не в жалкие "несколько потоков", как я в первые дни попаданства, а одновременно в десятки тысяч. У меня в голове как раз хватит. Стихов, повестей, романов, учебников, технической литературы... Память ученика, студента, при этом любителя разнообразного чтива, когда в неделю идет по пять-восемь полноформатных томов. Мультики забыли, о, упущение! Вроде этого, где "глаза того тулупа, который из шкуры зайца вышел, когда над ним птенец пролетал верхом на хромой блохе". Ах, да, еще мой любимый метал и симфоническую классику, сверху. А чтоб не скучно было – на засыпку детские вопросы. Приятно смотреть со стороны, как чужая система виснет. Вот смотрела бы и смотрела! Тысячи книг, читающие сами себя, сотни колонок, извергающие разнообразную музыку, и детский голосок с вопросом: "А почему время проходит?"  
    
    Прочухивается Фалль быстро, не по вкусу пришлось, и включает обратный поток, только не информации, а рекламы: от спа-салонов и приборов для увеличения члена до гильотины. Для стрижки когтей. Суетятся гологрудые девочки и мускулистые мальчики, играет бодрячок из трех нот, бегают строки, летает блестящее конфетти и вспыхивают вывески магазинов. Бутовый спам. И сама Фалль рассыпается на кучу голосящих на разные лады проповедников с прославлением себя, любимой, обещаниями рая на земле, открытия третьего глаза и пятой ноги. Задолбало – включай спаморезку!
Атакую не фаерболом, а фаерволом, и звучит он так:
– Омммм! – и "мир останавливается".  
    
    Старая формула работает и здесь. Бессмысленное мельтешение замедляется и заметно угасает. Спрыгиваю из центра этой какофонии и заявляю ей тоном буддистского монаха:
– Никто не существует на свете, не будучи рожден! Великое несчастье ждет тех, кто поверит в явь этой неяви, в ощутимость этой неощутимости, в суть этой не-сути!
Хм, и Бардо Тодол работает не только в посмертии. Фалль-реклама и Фалль-проповедники заметно поблекли в красках, но она сама еще держится. Закрепить успех нападения! Чем? Стихами.  
    
    И, без просвета между состояниями, сотрясаясь от восторженного отрицания, цитирую Элиота:
"Все они уходят во тьму,
В пустоты меж звезд, в пустоты уходят пустые:
Проповедники, банкиры, бумагомаратели,
Звезды экрана, политики и президенты,
Столпы общества, председатели комитетов,
Короли криминала, сутенеры, пиарщики,
И меркнут "Коммерсантъ", и "Вог", и "Светская хроника",
И "Новости шоубиза", и "Эсквайр".
И ты уходишь с ними на молчаливые похороны,
Но никого не хоронишь, ибо некого хоронить."  
    
    Плевать, что в оригинале другие названия, перечислила то, что Фалль показала, и иллюзии мне подчинились: собрались в рыхлую колонну и широкой рекой хлынули в открывшийся тоннель. Вот истаивают картинки салонов, бутиков и гипермаркетов, проповедники выстраиваются ровными рядами и маршируют в дырку, за ними вприпрыжку бегут рекламщики и гламурные киски, и даже Фалль протаскивает вместе с ними пару-тройку метров, но она останавливается и отделяется от своего творения. Тоннель схлопывается характерным движением анального сфинктера, и, посокращавшись, успокаивается и пропадает.  
    
    Рано я порадовалась. Фалль растеклась на липкие щупальца и спеленала меня в мгновение ока, а потом полезла вовнутрь. Можно сказать, слилась со мной в извращенном экстазе, выволакивая наружу самые мерзкие ощущения и самые вязкие страхи. Страх потери: картины гибели Сашки, Шуфора, разгрома всей экспедиции – они висят на колах, еще живые, вопящие от нестерпимой боли. Вопящие? Ложь! Это вы рыбаков можете в плен взять, а бойцы вам не дадутся живыми.
Новые картинки, пасторальные: Сашка в юрте с мастрис Сиобан, куча детей мал-мала меньше... Опять ложь! Если они поженятся, то будут жить в городе, а если уж в сельской местности – так в большом доме, со всеми удобствами. Он хорошо зарабатывает... И мне... я рада за них.
Иллюзия перестраивается. Фалль шагает по Кароду во всей божественной силе, а у ее ног извиваются, ползают, прыгают, шипят и ревут чешуйчатые, слизистые, шипастые и крючконосные уроды, земля дымится и превращается в колышащееся не вполне реальное нечто, а Саныч следует в фарватере этой процессии, обнявшись с Шутом. И ты хочешь, чтобы я в это поверила?
– Ты действительно этого хочешь? – спрашиваю ее и демонстрирую зеркальный Хагалаз – еще не наполненный силой, но и без каких-либо ограничителей, как есть – полный экстерминатус. – Если нечего жалеть... Я ведь могу... А этой руне. Только. Тебя. Коснуться.  
    
    Волна ее ужаса тряхнула даже меня.
– Псих! Маньячка! – Фалль мне поверила. Я бы сама поверила себе, если бы не знала о своей способности удерживать одновременно несколько взаимоисключающих состояний.
Отшатнулась, и осклизлые щупальца вырвались с хорошим куском моей эфирной плоти... Куда, Фалль? Постой, побеседуем! Обхватываю ее потоками, прижимаю к себе вместо пластыря, проникаю вкрадчивым шепотом.
– "Тише, – говорю ей. – Жди без надежды,
Ибо надеемся мы не на то, что исполнится;
Жди без любви,
Ибо любим мы не тех, кому дороги;
Есть еще вера, но лживы ее ожидания.
Жди без мысли, ведь ты не созрела для мысли:
И тьма станет светом, а неподвижность ритмом.   
    
Шепчи о бегущих потоках и яростных грозах...
Невидимый дикий тмин, и дикая земляника,
И смех в саду станут иносказаньем восторга,
Который поныне жив и всегда указует
На муки рожденья и смерти,
Единственную реальность..."  
    
    Нагнетаю информационную плотность мысли, отражаю в противницу внешнюю простоту и структурную сложность реального мира, неповторимость всего, вплоть до каждой травинки, их самоценность, индивидуальность, маленькое, но упорное "я!". Вот заливные луга... Те самые луга моего первого дня на Ирайе. С тысячами сложных ритмов, миллионами случайностей, непредсказуемые, неподатливые, настоящие, даже более чем реальные, и этим завораживающие. Но это всего лишь луг! А леса? А поля, горы? Моря, океаны? Я скольжу взглядом по бесчисленным вариантам листьев, ветвей, корней, скал, утесов, горных массивов, пиков, ущелий, ледников, осыпей, обрывов и пляжей, волн, закатов, рассветов, облаков, туч, штормов и тайфунов, атоллов и мелей, островов и заливов, рыбьих стай, глубинных червей и моллюсков, разнообразного планктона, рачков, жгутиковых, радиолярий, по штаммам бактерий и постоянно мутирующих вирусов... Это я не вспоминала зверей! И птиц! И земноводных! И насекомых – вон, смотри, сколько их везде. А еще – звезды! И туманности, и облака застывшего газа, и затягивающие зрачки черных дыр... И миры с другими метриками и законами... Как же много вокруг настоящего! Гораздо больше, чем любых мыслей о нем.  
    
    Фалль, вначале обрадовавшаяся халявной силе, захлебывается в информации, ее корежит и выворачивает, она не привыкла к непослушным, обламывающим ситуациям, к равной ценности любого результата, к признанию собственной ограниченности и бесконечной малости. Какая наивная! Еле удерживаюсь, чтобы не пожалеть. Любой ребенок знает мир лучше ее, потому что умеет ему удивляться, не обижаясь на ссадины и синяки. Сминая извивающееся тело, насильно вжимаю ее в реальность, так в уличной драке принуждают жрать землю.
"Чтобы прийти оттуда,
Где тебя уже нет,
Туда, где тебя еще нет,
Надо идти по непроторенной дороге.
Чтобы познать неведомое –
Надо забыть об известном.
Чтобы достичь –
Усомниться в достигнутом.
Чтобы стать собой – забыть о себе.
Можно умереть, не рождаясь,
Но, чтобы родиться – надо сперва умереть..."
– Кто тебя породил, Фалль? И существуешь ли ты, будучи нерожденной? Фантазия, ложь, меньше, чем горячечный бред... Где ты, ау! Ты – не воплотившаяся вероятность!  
    
    Она выкрутилась из захвата. Истаивая телом, рванула, как от чумной.
– Все равно сдохнешь! – бросила она мне и прыгнула в разверзшуюся поперек реальности щель. – Без мечты!
Последнее я услышала уже в тот момент, когда схлопнулась и эта дыра в пространстве. Посерело вокруг и поблекло. Что-то важное ушло из этого мира, неоднозначное – но важное. А из меня словно вынули стержень. Выходит, иллюзии нас вдохновляют, без них жизнь пуста? Руки задрожали, как у столетней старухи. Не дождетесь! Есть гипотезы, а есть ложь и самообман. И между ними дистанция, как между Фалль и... моим источником. Жизнь прекрасна и удивительна, и прекрасна потому, что удивительна – никогда не знаешь, какую она тебе подкинет свинью. Стоит ли оплакивать собственные потери... Заплатки, выкроенные из Фалль, исчезли, и порушенная эфирка начала расползаться, а мне поплохело. Тьфу, опять помираю... Второй раз Смерть не отпустит, я и в первый-то еле ушла. Усиливаю поток, но дыры не затягиваются, только растут. Что делать, как остаться в живых? Хрен с ним, с телом, главное – к Ней не попасть.  
    
    Я призвала источник – полностью, во всей его силе, и растворилась в нем. Пусть даже прогневаются местные боги, не все ли равно, от чьей руки погибать. Тут еще, может, помилуют, а Смерть – не отпустит. Из пронзительного сквозняка я стала шквалом, смерчем, закружилась, свилась, а потом рассыпалась на тысячи лент ... и уже многоглазым и многоруким вихрем прошлась по поляне, разметав камни и прах, высушив кровь, огибая только своих. Сдула в сторону стрелы и сунула руки-ветры в чащобу. Как она пропитана запахом Фалль! Здесь все живое им пахнет, особенно двуногие-в-чаще. Непорядок! Выпустила еще много рук, дала им задание – отовсюду выдирать этот запах, как сорняк с огорода.  
    
    Стянула внимание в центр и почувствовала: что-то не так, кого-то здесь не хватает. Рассмотрела своих. Сосредоточнный, три Яростных, Водяная, Крылатый, Надежный-Камень, Воин-нежить, наконец, Друг-Смерти и Черная Чайка... имен и лиц я не помнила, но признала их суть. И еще то, что там, внизу, не хватает главного. Того самого, Понимающего, и... меня. Которая была до битвы или еще раньше.  
    
    Кто я была, какая? Если найду, вспомню себя – вспомню и остальных. Мыслящая? Ищущая? Не то... Меняющая мир? Ближе, но нет, не так... Дергающая за шкирку? Размыкающая круг? В спираль... эволюции? Прогресса? Омела... Росток Омелы. Вийда... – так меня называли духи и мать. Мать? Какая? Оливковая кожа, острые скулы, худые руки с широкими запястьями... или пухленькая розовощекая глупышка?.. в гробу она лежала белой-белой, нераскрашенная восковая кукла в черном ящике. Ненависть к отцу, застарелая, как бомжацкая вонь, или любовь к отцу, ровное и надежное пламя. Что я выберу? Хотелось бы, конечно, любовь, уважение и заботу. Но и эта хуманкая пара, она ведь тоже была в моей жизни? Как это могло получиться?  
    
    Я вцепилась во что-то скользкое, удар по голове... Стою на верхней площадке донжона, закручиваю в ночном небе смертоносный вихрь – прямой Хагалаз, или чистое разрушение. Подскакивая на несущейся по бездорожью телеге, вскидываю руки и швыряю в преследователей "шипы камня"... Сижу в кровати, подпертая двумя подушками и одергиваю гостя: "Сам ты – калека!" А потом вспоминаю его лицо и пытаюсь улыбнуться его улыбкой. Вместе с улыбкой я все и вспомнила.  
    
    И шагнула на потрескавшиеся камни. Новый выход источника стабилизировался, но он продолжал выполнять задание, выискивая и выпалывая следы Фалль. Это было заметно по кустам и деревьям, когда они, скрипя от натуги, начали менять вслед за сущностью и внешний вид. То тут, то там какая-нибудь хитровывернутая коряга, размахивающая палками-хваталками, за одну-две минуты становилась старой акацией или раздобревшим на жирной земле осокорем, навсегда застывая в древесной неподвижности, лишь едва заметно подрагивая от бегущих под корой соков. А пустота и серость, напугавшие меня после ухода Фалль, куда-то исчезли. То ли я притерпелась, то ли окончательно рассеялось ее волшебство. Во мне билось не только мое сердце, но и сердце источника, и его было главнее. Собственно и источник, и я – одно и то же. Где присутствует он – там присутствую я, куда приду я – там появится он. Никто не сможет приложиться к нему втайне, не говоря уже о том, чтобы его отобрать. Разве что вместе со мной! Но у этого есть и обратная сторона: гибель одного будет означать развоплощение другого.  
    
    Ответственность пригнула к земле, и я опустилась на одно колено.
– Простите, Силы этого мира – ну, не получилось иначе! Прошу не изгонять меня и позволить изливаться источнику. Обещаю не мешать вам и помогать всякий раз, как вы ко мне обратитесь. Взамен прошу одного – дозволить здесь технический и культурный прогресс, ибо такова суть моей силы.  
    
    Уфф! Земля не поглотила меня, и небесный огонь не спалил. Стало быть, Силы не против. Огляделась. Бой вокруг прекратился – у тиу то ли стрелы иссякли, то ли мозги отключились, но они не стреляли, а один красавчик с абсолютно бессмысленным взглядом вышел, шатаясь, из-за деревьев, но тут же упал со стрелой в груди. Да, такими темпами через пару часов тут вообще вся паства Фалль дебилами станет. Ну, как минимум, дикарями. Растения – более жизнеспособные и пластичные системы, чем гуманоиды. Надо на будущее учесть. Пока же усиливаю и рассредоточиваю выход источника, расплетаю на множество мелких струй. После искоренения "следов Фалль" он будет расширяться и дальше, пока не займет свободные и подходящие ему лакуны по всей планете. Раз местные Силы согласны – надо побыстрее воспользоваться соизволением!  
    
    Дед Убуш отозвал своих жутеньких духов, маг земли отпустил источник и стряхнул с рук эфирную золотисто-охряную пыль, Валис опустил лук, но продолжил всматриваться и вслушиваться в скрипящий и меняющийся на глазах лес, а дева-воительница пошатнулась и вцепилась в его плечо. Шуфор обернулся ко мне. Уважительно: "Это сделала ты?" – "Кое-что – я, но в результатах не уверена, – промыслила в ответ. – Будь внимателен, не расслабляйся". Он кивнул, подтянул зубами перчатку и вытер ладонь о штаны. Взгляд его шарил по опаленным, поломанным джунглям и выискивал там любое подозрительное движение. Но стрелять уже было не в кого. Где-то далеко грохали взрывы, сотрясалась земля и шумело пламя пожаров. Скоро мой источник доберется туда, и нашим оркам станет попроще. Но Сашка-то где?    
       
      
    

Глава XIV. О любви и халтуре.

      
     
    Представила его физиономию и начала шарить в эфире, а потом и в астрале. В этом континууме его нет! То есть, не просто в этом мире, а во всем веере! Забираюсь дальше, вместо лица использую метку сути, и чувства к нему опять оживают. А я-то надеялась, что они перегорели. "Значит, чувства – растения, а не животные", – пришла в голову дурацкая мысль. Где-то и близко, и далеко проступило знакомое ощущение, тонкий язычок силы прилип к нему, и легонько потянул на себя. Ощущение развернулось ярче, будто в огонь плеснули горючего. Он!  
    
    Тут же по ушам ударил неслышимый треск, и я подскочила метра на три в воздух. С того места, откуда я только что взлетела, поднялся с колен Саныч – помятый, грязный, с побитой мордой и без щита, но довольный донельзя. И сказал: "Уфф!"
Приземляюсь рядом. Теперь – действительно уфф... Все в сборе, и, что вообще удивительно, живы. Правда, хватает раненых: и орки, причем один – тяжело, и парень-летун, и водянице в плечо прилетело, да и у Саныча такой вид, словно его не только били, но и попытались закатать в горячий асфальт, а когда не вышло – искупали в бочке с толуолом.  
    
    Потихоньку подключаю всем раненым каналы подпитки – не вылечит, конечно, но до врачебной помощи даст продержаться. У тяжелораненого орка ко всему прочему порвана эфирка в районе груди – зажимаю истечения и переподключаю "подкачку" вместо анахаты к солнечному сплетению. Ага, теперь нормально пошло, доживет до дому. Из орков один Сашка чувствует мои манипуляции, а уж понимает, что делаю, нет – не знаю. Водяница ощутила подпитку, потянула ее, как сок через трубочку, и задышала резвей. В стрелах, наверняка, яд, и не только химический, но и полевой, раз легкие раны вызывают такое тяжелое состояние, и даже воплощенный дух не может самоисцелиться.  
    
    Тягучее молчание (минуты полторы прошло, не иначе!) нарушает Саныч. Говорит по-русски, так что одна я понимаю:
– Хюльда! Я, кажется, единственный мужчина, которому удалось родить ребенка! – и ждет моей реакции.
Мо-ло-дец! И по этому случаю в растворителе искупался? Или просто надышался и торкнуло?
– Поздравляю, – говорю. – Ты вошел в славную когорту божеств, возглавляемую небезызвесным Локи и продолжаемую Зевсом, Энки, одним эвелнским и одним индейским оригиналом, и... сейчас всех имен не упомню. Как дитя? Где бросил?
Скривился, трясет головой, словно вытряхивая из ушей воду:
– Сто вопросов за раз! Ну, ты и торопыга! – отворачивается и пронзительно свистит, призывая драконов.  
    
    Те прилетели минуты через две, спланировали по крутой спирали в выжженный и выметенный круг, так что нам пришлось отойти к самой кромке бывших джунглей. Один из орков – шаман, которому я так позорно проспорила, засуетился вокруг саней, а Сашка стал расправлять ременную сбрую. Тут рептиль вывернул шею и подозрительно покосился на меня, будто я ему какую-то дрянь напомнила. Спросила мысленно: "Что именно вас не устраивает?" Презрительное молчание, отвернулся.  
    
    Сани приподнялись над землей, и мы в них залезли, тяжелораненого орка затащили друзья, водянице помог рыцарь, а на моем плече повис крылатый парнишка, взбледнувший до прозрачности и легкий, будто куренок. Укладываю летуна в сани, плюхаюсь рядом с Сашкой и приваливаюсь ему под бок. Ох, как хорошо-то! Источник, успокоившись относительно своей дальнейшей судьбы, расправляет плечи и начинает фонить. Не сильно, но с постоянным напором, и тяжкий воздух, сдобренный болотными испарениями и едким дымом, уступает место моим сквознякам. Сани на мгновение встают чуть ли не вертикально, но раньше, чем кто-то из нас успевает свалиться, выравниваются, и, заложив пологий вираж, драконы тянут на север. Уже на хорошей высоте, когда верхушки леса кажутся зелеными барашками, Шуфор, мечтательно улыбнувшись, активирует термитную гранату и швыряет ее вниз. Это он перестраховался, обошлись бы и без лесного пожара... но ничего не попишешь, парень любит все делать наверняка, с гарантией. Когда прилетим – надо будет озаботиться хранением неиспользованных боеприпасов и инструкций к ним, ибо источник соблазна, так пусть хоть правильно и на нужное дело пойдет. На слово, в котором семь гласных, и все – "о".  
    
    Саныч поит раненых какой-то ядреной микстурой, от нее у народа глаза на лоб лезут, а потом долго и обстоятельно беседует с шаманами. Я молчу и распределяю струи источника так, чтобы они не касались драконов, а когда заканчиваю эту мороку, то вижу под нами только море от края до края, подернутое сетью солнечных бликов. Сашка, наконец, умолкает, и тут начинаю спрашивать я:
– Где щит потерял? – он морщится, но я не отстаю. – А я уж боялась, что тебя угрохают. Божественные атрибуты, знаешь ли, вещь опасная для носителя. И вообще – как там твоя бывшая пациентка? А то я немножко тут на... фонила. Не обидится?
– Матушка-Земля, по-моему, не против. По крайней мере, не возмущалась. А щит... долго рассказывать. В общем, это на самом деле – не щит был, а мега-флэшка с программой творения веера миров. В комплекте с Зерном Хаоса порождает новый веер. Пока хаоситы прочухаются, что по их каналу энергия идет на создание новой вселенной, у нас есть время. Правда, тут, в Кароде, не осталось резервной копии мироздания, но как-нибудь разберемся. В общем, в данном конкретном мире понятие судьбы отменяется. Действует "закон бабочки". Как на нашей с тобой Земле, кстати.  
    
    Ага, это я-то "сто слов в минуту", а сам? Но, все же, неплохо. Сам жив, а резервные копии мира нам и раньше не требовались. Мы – чуткие и бережные, не смотри, что орки. Тем более, что-то похожее произошло на Ирайе, там о "Следе создателя" ни слуху, ни духу, а "Зерно Хаоса" потеряли и до сих пор ищут, все не найдут, как в анекдоте о трех стальных шариках в пустой комнате. Знатно когда-то Райван с ученичками повеселились.
– Ты крут, Сашка! – говорю, прижимаясь к грязному теплому боку, и понимаю, что сквозняк дует уже между нами, и даже сквозь наши тела. – А насчет судьбы... если захочешь, я тебе покажу многомерное время и пространство судеб. Красиво! Демиургу нужно многое знать, – подмигиваю. – В новый веер пригласишь? На инженерную должность. Хотя... с тобой я и слесарем не откажусь.
– Многомерное время? Видел... крыша едет немножко, – но насчет нового мира молчит.
Накрываю ладонью его руку – пусть ощутит мои трудовые мозоли! Если что там надо хоть рунами, хоть ручками смастерить – я готова.  
    
    Продолжаю:
– Оружие припрячьте – еще пригодится, а лес можно было бы и не жечь, мой источник им занялся. Тиу не жалко, жаль, что деревья сгорят. Из этих извращенцев, если кто и выживет – одичает. А растительность теперь восстанавливать придется... сады там вырастить, что ли.
– Не знаю... как бы из-за этих лесов орки с людьми не передрались... тут время пассионарного взрыва наступило. Впрочем, пусть сами разбираются. Каждый будет действовать в соответствии со своей природой, – кивает на Шуфора. – Я не пророк, но, думаю, его дети будут править и здесь, и на востоке, и на севере. Правда он об этом еще не знает. Но порода крепкая, да и жена у него намечается... хм... тоже с хорошей породой... была бы удача... А вот новый веер миров...  
    
    Да, уж, пожалуйста, расскажи. Мне как раз экспансию начинать надо, источник требует, и для меня один мир, да что мир, один веер – не вариант. Но наглеть не стану, лучше послушаю.
Саныч поднимает лицо к небу, морщится и строит дурацкую рожу:
– И не моя это вселенная... Гайеровская. Шут, бедолага, как раз пер за своей подружкой по пробитой Зерном Хаоса бреши. А тут я – со Следом Создателя наперевес... В общем, зажало его между флэшкой и разъемом питания, как таракана... Да еще там какие-то особые отношения с Хаосом у него, так что он сам – источник. В итоге оказался Гаер в новой вселенной, как таракан в куске янтаря. Вселенная потихоньку разворачивается... а вот потом я Шуту не завидую. Свято место пусто не бывает. Веер миров с одним богом, да и то мелким – тоже некузяво. Найдутся претенденты на новую вселенную.  
    
    Конечно, найдутся. Сама через пару сотен лет загляну. Если только не развоплотят окончательно. В первых рядах светиться не буду, а расползтись постараюсь по всем доступным объемам... где разумные заведутся, конечно. Вхолостую мой источник не пашет.
Сашка будто опять словил мои мысли, хихикнул и внезапно обнял за плечи:
– А ты как? Ощущение, что новый левел получила.
– Левел? – говорю, а самой хорошо так становится. – А, понятие из РПГ. Нет. Принципиально изменилась. Пришлось слиться с источником, а то бы погибла. С Фалль дралась не им, а на уровне мировоззренческих схем, понятий. И от многомерности меня тоже в первый раз перло... дааа, а потом попривыкла. Когда видишь разные варианты событий, и как существа своей волей плетут их. Кто больше, кто меньше. Даже маленькие "песчинки" что-то могут. И вообще, Мультиверсум – такой огромный и разнообразный! С делами развяжусь – путешествовать буду. И к Шуту заверну – спасибо сказать, за черное учительство. Хотя, наверно, на пару столетий об этом придется забыть...  
    
    Вот же странный зверь психика! По времени "метрополии" прошло едва ли полгода, как я смерти со дня на день ждала, а теперь на сотни лет вперед замахнулась. Как бы не обломали. А Шуту, наверно, надо будет помочь – так же, как он мне помог, когда ударил ржавым копьем. Если б не он – хрен бы я с Сашкой встретилась. А долг платежом красен.
Саныч улыбается:   – Внешний источник – хорошо. Можно вообще об энергии не думать. А мне теперь только поклонниками перебиваться придется. Хотя... посмотрим. Это сейчас не самое главное, – или прибедняется, или еще не понял, какие процессы только что запустил.  
      
    Ладно, приехали. Драконы изящно садятся на берег, духи гораздо менее изящно опускают "сани" на землю. Спрыгиваю раньше, а когда с саней поднимается Саныч – дотягиваюсь и осторожно целую его в щеку, он смущенно улыбается, чешет нос. И молчит. Учитывая популярность народной приметы "чешет нос – значит, врет", он делает примерно то же, что и люди, скрещивающие пальцы в видимости собеседника. Но чему в твоих словах мне не верить? Задерживаю руку на его плече, говорю тихо:
– Если не понимаешь – скоро тут энергии будет больше в разы. Ты же вытащил пару ограничителей. Несколько десятилетий – и магия станет как утренний кофе. А это – соблазн. Так что на тебе тут вся политика, хоть вывернись, а масштабных войн не допусти. Мелкие заварухи полезны, а большие отбрасывают мир в каменный век, только с худшими стартовыми условиями.  
    
    Да, я – эгоистка: полудикари-полузвери, которые не развиваются – не мой контингент, а вот Шуфор, шаман-воздушник или крылатый Иль-Литор – это мои, их источник признал, как добрых знакомых. Шуфора, кстати, даже больше, чем Сашку. Так вот, не для того я размыкала судьбинский круг, чтоб сворачивать его в инволюционную спираль. И еще причина: орки Карода словно специально созданы для космических путешествий. И четверорукие, не то, что я – ногами только "жизнь – во!" показать сумею, и характер легкий, без человеческих заморочек, и держатся друг за друга, город их не разобщил. То есть, при необходимости, на космических станциях приживутся. А уж авантюризма у молодежи хватит.  
    
    Но это – дело следующего столетия, тут, небось, еще не все земли открыты. И не надо мне говорить об иссякании импульса. Думаю, что пресловутая пассионарность – это наличие дальних целей у молодежи и неспособность старперов и государства весь воздух им перекрыть. А не какое-то личностное качество этноса. Кстати, надо будет поставить опыт на наших альвах... а то ведь вымрут, как мамонты, если придерживаться дерековского "невмешательства". Жаль будет, интересная раса.  
    
    Все, хватит строить планы, шнуруем дальше. Сейчас надо раненых в пещеры перетащить, там прохладнее и свежим воздухом тянет, а, главное, у Сашки там лазарет оборудован, и случайный народ мешаться не будет. Впрочем, а кого здесь случайным назвать? Не эту же бабушку, которая кинулась к нам и куда-то зовет? Ее даже драконы признали. И не чернокожих смеющихся орчат, воплями и выразительными жестами (издалека, побаиваются) поздравляющих нас с победой и со всех ног бегущих в поселок. Вообще мне местные нравятся, открытые, не зашуганные менталистами, как в нашей Империи. А нравы... в каждом дому по кому, а где и по двое. Мы не сушим вражьих ушей, но вполне можем составлять планы уничтожения целой расы, даже не из-за каких-то там предрассудков или ненависти, а из-за прагматичной, сцуко, политики. И я первая в этом участие принимала, хорошо, что до дела так и не дошло.  
      
    Все, выключаю самоедство, тем более что пахнет здесь потрясающе – сквозь аромат соли и водорослей, пятна тяжелого рыбного духа и росчерки телесных запахов пробивается настойчивая нота жареного и печеного! Сейчас слюной изойду, как спаниель в дверях гастронома. Надо спросить, а то, может, не про нас сготовлено.
– О, – говорю. – Я не помню, когда в последний раз ела! А тут – мясо на обед будет, да?
Осматриваюсь, невдалеке обнаруживаю торжественную процессию, ползущую к нам со скоростью престарелой улитки.
А Сашка все мнется и чешется:
– Я бы еще знал, где кормят... – и, после короткой заминки. – Ага, от тебя силой так и прет! Даже Матушка-Земля зашевелилась. Ничо, местные тоже не дураки...  
    
    Местные недураки наконец-то дошли и собрались под откосом, а самых главных выставили впереди себя, наверх. И лица такие торжественные. Сейчас будут приветственные речи, спичи и прочая ерунда, которой большинство разумных фиксирует важность момента. Я всего этого с детства не переношу, но потерпеть надо, нормальные традиции, а злюсь я из-за Сашки, который и хочет мне что-то сказать, и боится. Он тоже осматривается, видит эту толкучку, кланяется старикам, и тут начинается длинный разговор по правилам местного этикета.  
    
    Слов не понимаю, телепатией даже вон к той бабусе-шаманке лезть – неприлично, так что стою и потихоньку рассматриваю здешний народ. Интересный он. С духами знается чуть не каждый третий, особенно с воздушниками, и, сдается мне, духи первыми идут на контакт. Со мной тоже сперва пробовали, но сыча на них зашипел и отогнал. Ревнует... Быстрее и наглее воздушников только лесные, но тут леса нет, а от воздушников – польза. Небось, этой бабке не приходилось, как Нохте, коренной в тучу впрягаться, у нее для этого стая воздушников есть.  
    
    Дальше вообще смешно вышло, дракон стал к ней ластиться. По манерам эти гигантские рептили страшно напоминают кошачьих, так что в голове даже вспыхнула идиотская мысль: а не была ли эта "живая легенда" в прошлой жизни котом? Потом решила, что все-таки нет, кошки – вечный источник хаоса, а драконы – стражи Порядка. Когда ж трепотня-то закончится? Как бы тот парень с раной в груди не загнулся. Я-то знаю, как хреново, когда в легком дырка свистит. Блин, ну, бабушки, дедушки, дракошки и прочие... завершайтесь скорее, да отпустите лекаря к раненым. О! Да! Выход нашел дракон – бабке покатушки устроил, а без главного болтолога торжественная брехня сразу свернулась.  
    
    Мы быстрым шагом спустились в пещеры, раненых местные жители туда уже отвели. Тяжелораненный орк, видимо, от берсеркерства не отошел, или я зря ему на манипуру подкачку жизненной силы поставила, потому что начал буянить и рваться наверх. Уставилась ему в глаза, менталом надавила, говорю:
– Нарушаешь субординацию, – и на Сашку кошусь. – Лекарь для раненого – командир, король и даже сам бог, его первого слушаться надо.  
    
    И кидаю на парня анестезию, она все нервные импульсы на четверть часа ослабляет. Буян, конечно, меня не понял, но старая "армейская выручалочка" погрузила его в прострацию, и, наконец-то, Саныч смог заняться раной, а не уговорами. Мне тут делать нечего со своими познаниями в объеме первой помощи, единственное нужное – Сашке и еще двоим лекарям, которые ему помогают, открываю широкий доступ к источнику, бери сколько хочешь. Источнику это нравится. Суток еще не прошло, а я чувствую его... как дополнительный орган. Непривычный, но абсолютно необходимый, нужнее всех остальных. Его ощущения – и мои тоже. Через полчаса и двух пациентов до Саныча доходит, что энергию он у меня не таскает втихую, а выносит с парадного входа и с моего позволения. Ого, какие большие глазки мы умеем делать, даже забываешь, что они маленькие.
Успокаиваю:
– Если сила нужна – бери, от меня не убудет. Не меньше, чем в твоем щите, только вкус другой. А так я в медицине не разбираюсь, могу разве что обезболить.
Кивает и делает непроницаемую рожу. Поздно, дружище, поняла, почему ты так дергаешься. Глупости это. В одной связке идем – какие тут счеты? Ладно, работай, вот за стол сядем – поговорим.  
    
    За праздничный стол садятся все, даже прочухавшегося после операции орка туда переносят. Вот ведь геморрой – теперь еще за ним присматривать, сейчас парню полегчало и он хорохорится, а дышит, как загнанная собака, и это паршиво. Так, запишу в память: устроить местным курсы повышения лекарской квалификации "использование магии в хирургии и послеоперационном выхаживании" – найти специалистов, организовать доставку сюда, а прежде всего – втемяшить оркам, что им это нужно. С оплатой... да придумаю что-нибудь, не вопрос. Как только не для себя деньги ищу, так все у меня получается. И пусть не отговариваются своим берсеркерством! У меня далеко идущие планы, а для них нужен некоторый избыток взрослого трудо- и боеспособного населения. Да, и о покорении космоса я не забыла, а для этого еще промышленность соответствующая нужна, так не гномы же нам ее строить будут.  
      
    А вот и еда! О, говядина, ничего, что жесткая, я ее... ага, и еще этот кусок. Жаль, в местных морях не водится ламинарии, салат сахалинский сюда бы как раз подошел. Во мне ревет первобытный зверь, мелкий, но, сволочь, прожорливый! Да, еще горсть копчушки, пучок черемши и чем-нибудь запить. О, как же хорошо-то... Саныч смотрит на меня с умилением, ну, да, конечно, Хюльда – проглот, и куда ж в нее помещается.
– Утрамбовывается, – говорю. – Чем мельче хищник – тем больше он ест. Хотя мне, благодаря источнику, можно вовсе не есть и не пить, но вкусно же! И привычнее так.
Сашка качает головой:
– С таким источником силы, как у тебя, недолго почувствовать себя всемогущей. Только на каждый хитрый винт найдется гайка с левой резьбой...  
    
    Солнышко мое узкоглазое, а то ты не знаешь, кто из нас двоих – любитель просчитывать все наперед в нескольких вариантах.
– Саш, какая там всемогущесть, – поднимаю брови. – Сколько в мирах Сил, столько и таких, как я. Представил? Но моя сила – совсем молодая, росток. Большинство Сил – ровесники Мультиверсума, этакие баобабы, мастодонты, а моя только что обрела... меня. А, ты же не видел, как я сливалась с ней... чуть совсем себя не забыла. Только из-за тебя назад вспомнилась. Так что могущество, в любом случае, относительное. Как бы объяснить-то... Вот тебе нужна сила, чтобы творить волшебство... А у меня, чтобы сила была, ею надо творить. Иначе она уйдет. Я одна освоить такие объемы не могу, поэтому – бери, сколько сможешь. Если кому-то еще надо – передавай им. Выход источника у вас есть, он рассредоточенный по всей планете. Чтобы пить из него, просто вспомни вкус этой энергии. Единственная ее особенность – реагирует на явную ложь. Если лжи будет много, иссякнет. Не у меня, а у вас. Так вот...  
    
    Сашка зажмуривается, уходит в себя, я чувствую, как отцепляется от моего "внешнего фильтра" и подключается напрямую к источнику:  
– Хорошая, годная сила... хотя никто не знает, что такое ложь и чем она отличается от самообмана. Но, думаю, такая энергия многим по вкусу придется... Маги с востока подтянутся – это точно. Бедолагам придется молиться... хотя какие молитвы в моих храмах? Смех один, а не молитвы, – фыркает, вспоминая что-то. – Ты можешь себе представить храм, в котором в роли проповедника – дух познания? Ага, совенок. И еще ежи есть – те вообще не духи, а цирк.  
    
    Ну, ежи, и что такого? Самый популярный зверь рунета после "котэ" – "йожег". И "Ёжик в тумане" – знаковый мульт, архетипический. Лисе Патрикевне до такой популярности топать и топать.
– Саш, – отвечаю. – Будешь смеяться, но у моего источника молиться не следует. Там надо либо учиться, либо исследовать что-то, либо творить, – на сосредоточенной физиономии орка начинает проступать понимание. – У меня, как у Арагорна. У него храм – игорный дом, у меня – школа... или вуз. Лаборатория алхимика и полигон мага. Или корабль первооткрывателя. И даже каморка, где великовозрастный селянин тайком от жены учится исцелять... хм... насморк. А сычи пусть лекции читают, они это могут, – ага, особенно если раскормить их до размеров коняшки, чтобы ученики побаивались, но об этом молчу. – Вот на вопросы уже преподаватель должен отвечать, а говорить по заученному твои духи могут. Да и сам знаешь, с кафедры читать полтора часа – это без микрофона или магии тяжко. Ложь... даже подсознательно ложь от ошибки легко отличить. В жизни, конечно, лжи много, простой, на бытовом уровне, но бытовой уровень до источника не дотягивается. Вот если начнут пропихивать явную лажу в теории, а учить будут исключительно софистике – это выход источника быстро заглушит.  
    
    Сашка в голос ржет:
– Кажется, тут будет самый безумный мир, который можно придумать. Хотя... посмотрим. В науке важнее не ложь, а смена теорий... в общем, миру обеспечена веселая жизнь.
Я отпахала здоровенный кусок арбуза и вгрызлась в сладкую мякоть. Тут же по рукам и подбородку полился сок в три ручья, но время для обдумывания я выгадала. Нужно, наконец-то, назвать вещи своими именами. Есть принципы, размыкающие окружность. Они не очевидны, и сравниться по силе с Великими вряд ли смогут. Их власть – не в их силе, а в верно выбранной точке воздействия.
– Критерий Поппера, – говорю. А потом, видя, что не понимает, к чему это. – Ну, который о том, что теория ценна лишь тогда, когда она не только прогнозирует, что будет, исходя из начальных условий, но и утверждает, чего быть не может, и чем больше она суживает область значений при заданных параметрах – тем она лучше. А такие теории рано или поздно опровергаются. О добросовестности экспериментатора слыхал? А о чистоте эксперимента? Вот этих трех критериев на первый случай хватает за глаза. Ни один экспериментатор не может быть абсолютно добросовестным, и ни один эксперимент – абсолютно чистым. И тут люфты определяет критерий Поппера. Кто сможет экспериментально опровергнуть прежнюю теорию – флаг в руки и шило в зад. Обеспечивать смену.  
    
– Вот и я о том, – смотрит на меня, измазанную по уши, и почему-то серьезен, так трезво, кристально серьезен. – Веселый мир получается. Кстати, на тему Поппера. Знаешь, чем этот мир отличается от Земли? Тут вообще никто ни во что не верит. "Пока не ответил – не бог". Понятия "чуда" тут нет вообще. Есть "деяние", нечто такое, что за гранью обычных возможностей, но все же – не чудо. Правда, и сказки тут любят, особенно складные.
Соглашаюсь:
– Мои принципы. А сказки... многие из них правдивее записанных хроник.  
    
    Знал бы ты, почему. Потому что часто они и выстраивают реальность. И критерий Поппера я выбрала не только по земной привычке, но и по его конструктивности. С одной стороны – уважение к "даме Реальности", к существующему порядку вещей, это – дуга спирали, которая может сойтись в круг, если бы не второе – "для пересмотра любой теории достаточно одного опровергающего эксперимента". Любое минимальное отклонение законов природы рано или поздно будет зафиксировано экспериментально, после чего начнется бурление умов, которое, в присутствии моей силы, слегка изменит реальность, разомкнет окружность в спираль. Мир изменится, слегка или очень заметно, развитие продолжится. И это помимо решаемой постоянно главной задачи критерия – отсеивания лажи, которая боится быть опровергнутой. Хотя, я теперь думаю, Поппер был хитрым "троллем", и знал о размыкающем эффекте своего критерия.
Но Сашку я не стала грузить, задумается – догадается сам.  
    
    Народ объелся, но не до изумления, а обпиться тем жидким пивом, что подавали к еде, в принципе невозможно, так что безобразий за праздничным столом не было, если не обращать внимания на хруст разгрызаемых костей и громкую отрыжку. Но это же мелочи. А вот пьяным никто не напился. Даже парню с пробитым легким поплохело не сильно, друзья унесли его в лазарет, и я чувствовала, что он спит, дыша короткими быстрыми рывками. Эх, сюда бы Темину...
Из-за стола я вылезала медленно, боком, пришлось признать: пьянею не от выпивки, а от закуски. Спросила Сашку, где вымыться и постираться. А то на меня скоро слетится туча ос – рубашка пропиталась мясным и сладким. Вышли из сарая во двор, я привалилась к стене и вздохнула. Вечерний бриз принес совершенно невозможное сочетание запахов, окунув меня в странное дежавю, когда знаешь, что его событие-близнец не случилось еще, но скоро случится. Сашка подошел к местным девушкам, что-то сказал и они засмеялись, то поглядывая на меня, то прикрывая лица ладонями. Потом обе одновременно заговорили и жестами поманили меня за собой.
Сашка перевел:
– Сказали, что не дадут тебе стирать, не пристало таким, как ты. Предложили сами все сделать, а тебя пока переодеть. Иди вон с той теткой.  
    
    Да я с радостью. Завели меня в сарай из жердей, оплетенных длинной травой, поставили рядом трехведерную бадью, дали жидкого мыла в плошке, не такого густого, как у нас на Ирайе, скорее, похожего на разведенный щелок. Все равно хорошо! Никуда торопиться не надо. А то они удивляются, чего ж я такая худая и мелкая... Чувствую ведь мысли. А я теперь другой долго не буду. Источник меня в первый раз признал, когда я была не в самой лучшей форме, теперь и будет ее воспроизводить раз за разом, пока не научусь им как следует управлять. Мысленно отправляю жалельщице короткий телепатический посыл: "Ничего, это я просто много работала и мало ела. Вот отдохну немного, и как вы округлюсь". Она подскочила и чуть полотенце не выронила. Н-да... тут не привыкли к такому. Ничего, у них еще все впереди, а если и не у них – то у их детей или внуков. Надеюсь.  
    
    Кстати, о фляге-авансе Оракула. Ага, вот она, радемая, снова при мне, стоило о ней только подумать. Оракул мне не соврал: "Не потеряешь, даже если захочешь". Сто выходов в ментал, если выполню его задание. Пять штук уже прообещала, остальное ждет своих "продвинутых пользователей". Например, Сашка – потянет, а вот Никана – уже нет. Мне теперь главное – выполнить квест и не сдохнуть, а уж когда крышка откроется, в желающих недостатка не будет. Но Санычу надо предложить в первую очередь.  
    
    С мытьем я провозилась долго, и когда, одетая в мальчишескую рубаху и порты из домотканой холстины, вышла во двор, уже начало смеркаться. Думала, Сашка не дождался, ушел, а он вдруг вынырнул из-за угла, как из телепорта. Я аж дернулась и поставила защиту. Тьфу, напугал.
– Что, не вовремя? – о, какой независимый вид! Это значит – сейчас идем решать все подспудно накопившиеся вопросы и вообще говорить начистоту.
Развеиваю защиту, беру его за руку, говорю:
– Веди туда, где нам никто не помешает. Поговорим без твоих шуточек и моих заморочек.
Замялся, потом кивнул:
– Идем.  
    
    Пришли к морю, на крошечный песчаный пляж с двумя округлыми скалами у берега. Прибой тихий, едва шелестит, вода уходит в песок. Присели там, где еще сухо. На этой планете приливы низкие и только "солнечные", луны здесь нет.
– Ты, – говорю. – Потерял щит и теперь вынужден пользоваться другим источником.
– Ну, не потерял, – отвечает. – Использовал.
– А я, – продолжаю. – Умудрилась открыть источник и стать его... скажем, так – симбионтом. То и другое сделано не потому, что мы стремились к этому, а как побочные результаты. Ты знаешь, я божественности не хотела, потому что роль "председателя МММ" мне претит. Судьба уважила мой каприз, и теперь я, скорее, нахожусь в роли промышленника, заинтересованного в сбыте продукции. Но, в отличие от предпринимателя, я нуждаюсь не в том, чтобы мне за нее платили, оно мне сто лет не сдалось, а в том, чтобы ее использовали по назначению. Ты, и другие, кто уже успел к ней приложиться, именно так и поступали. Мы в расчете. Если же ты считаешь, что стал от меня зависеть – успокойся: я точно так же завишу от тебя и всех остальных. Причем, вы без меня не умрете, а я, если погибнут все разумные на Ирайе и тут – развоплощусь сразу и полностью. Я не вру! Ты говоришь – "мир выбирает стабилизатора", а тут, такое впечатление, несколько миров столковались, скинулись и вскладчину купи... нет, скорее, наняли меня. И это – навсегда, мне обратного хода нет и не будет.
Пробрало, не знаю, как его, а меня-то – до дрожи. Сама себя накрутила, сама прониклась моментом, а как же слушатель? Он меня понял? Серьезен, губы поджал, кивает. Стащил с себя стеганку, накинул на плечи, закутал, обнял. Сидим рядом, молчим, не шелохнемся, боясь упустить это мгновение. Но ведь оно все равно кончится.  
    
– Саш, – говорю. – Ты знаешь, что я к тебе неровно дышу.
Молчит, кивает опять.
– Но общей судьбы у нас с тобой нет, я просматривала вероятности, ни одной не выходит.
– Да?
– Да. Но эта ночь у нас есть, а потом... ведь ничего от нее не изменится, просто будем поддерживать друг друга, когда это необходимо. Как раньше.
– Ты купалась когда-нибудь ночью? – спросил он.
– В речке, – ответила я. – Клязьма илистая и теплая, Яуза грязная и усталая, Истра холодная и коварная, Руза неглубокая, но крайне загадочная...
– Реки как женщины?
– На Земле – не знаю, а на Ирайе есть и реки-мужчины, один дух Кеесе чего стоит. Дерек говорит – та еще хитрая задница, вроде купцов, которые по нему возят товары.
– Ладно, ты как хочешь, а я в воду.  
    
    А что – я тоже хочу. Сперва, конечно, хорошо нахлебалась, потому что непривычно, на реках волн почти нет, а тут постоянная зыбь, и в темноте к ней приспособиться как-то труднее, но я немножко усилила выход источника через кожу и стала сама себе фонарем. Сейчас-то понимаю, что нужно было ночное зрение делать. Привлеченная светом, в меня тут же начала тыкаться рыбья мелочь, а потом Сашка выскочил рядом, как водяной, подхватил под мышки и потащил к берегу. На песок выволок и только там отдышался, подтянув ноги подальше от темной воды.
– Береженого, – говорит. – Берегут боги. Не делай так больше.
– Поняла.  
    
    В следующий момент я очутилась у него на коленях и мы целовались – до умопомрачения и полуобморочной дури. Источник выпустил тысячи тонких струй и свил вокруг нас мягкий кокон. А дальше я не стану рассказывать, думайте об этом в меру своих способностей. Я же думаю, что после Сашки мне вряд ли кто-то другой будет нужен.
Проснулись не оттого, что замерзли, в коконе было тепло, а оттого, что наступил день и солнце било в глаза. Пора в деревню, взять у милых девушек высохшую одежду, привести себя в порядок – и вперед! "Ремонтные работы высокой сложности и объема. Восстановление хумгатов, укрепление осей. Опытная бригада инженеров-попаданцЫв". Куда бы я ни попала – везде работать приходится. Это судьбаааа...  
    
    А напоследок озадачила Сашку вопросом:
– Тебе сколько выходов в ментальную сеть оставить? Ну, лично тебе, понятно, один. Летуну оно интересно? Кому еще? И сколько сычей с собой будешь брать, учитывая их информационную емкость? Прикинь. Оно скоро будет. Как решишь взять – приходи, знак перехода сейчас придумаю.
Саныч возвел глаза к небу и принялся загибать пальцы. Потом неуверенно сказал:
– Дюжину... пока. Или... нет, тринадцать, хотя она еще не родилась. Но для тебя же лет двадцать теперь значения не имеют?
– Теперь – да, – говорю. – Как только смогу передать – напишу на лбу сажей... "иди", а ты уж ориентируйся сам, когда брать будешь.  
    
    Обнялись на прощание... крепко-крепко... оторвалась, отвернулась. Пошла за своей одеждой. Там же, за сараем, крепко зажмурилась, вошла в соответствующее состояние – и шагнула в Туман.  
    
    Туман встретил, как всегда – ухудшившейся видимостью и ощущением недоделанной игрушки. Это когда идешь-идешь, а перед тобой все прокручивается и прокручивается повторяющаяся лента дороги. Чтобы оно изменилось – нужно его изменить, вообразив то, что тебе нужно, и направив туда силу. Если оно возможно – получится, если невозможно – увы. Так же, чтобы с кем-то встретиться, нужно представить его. Но сперва стоит хоть немного привести себя в порядок, особенно чувства – волосы-то все равно дыбом стоят, словно корова лизнула. Прикрыла глаза, отодвинула воспоминания в дальний угол, привычно уже вызвала состояние холодка под ложечкой и "высокогорной ясности".  
    
    Проняло! Теперь это состояние не требовало страха в качестве запускающей кнопки. Кстати, и снаружи похолодало, слегка, на грани ощутимого. Я открыла глаза и увидела, как в поредевшем тумане возникла большая снежинка. Не просто большая – огромная, объемная и такая сложная, что любая головоломка рассыплется от зависти при одном взгляде на это чудо. Когда она подлетела ближе, я оценила ее размеры – с футбольный мяч, не меньше, и заслонила лицо ладонью – уж больно бесцеремонно она лезла ко мне. Снежинка остановилась, зависла. Она покачивалась, поблескивала острыми кристалликами льда и кидала в меня мелкие солнечные зайчики. Но от здешнего рассеянного света не может быть даже бликов, не то, что зайчиков! Наверно, она очень хотела понравиться мне и старалась изо всех сил. Я улыбнулась и подставила руку. Снежинка медленно опустилась на ладонь. Она была прохладная, но не морозная, и пушистая, как домашний кролик или ангорская кошка. Кристаллики не кололи, а, скорее, незаметно и неощутимо проникали под кожу. Всасывались! Когда я поняла это и тряхнула рукой, снежинка изящно качнулась и одним рывком скользнула вовнутрь.
Еще этого не хватало!
Я погрузилась вниманием в себя, отыскивая следы чужеродной энергии. Их не было. Я обратилась к источнику, заполняя им каждую частицу тела – и ничего нового не ощутила. Либо это странное нечто исчезло, либо оно хорошо прячется. Ладно, пока не время копаться в себе, разберусь после.  
    
    Представила Майю, ощутила ее отстраненный облик и суть, прониклась ими, сделала шаг – и уперлась во что-то гладкое и холодное. Оно отскочило, подпрыгнуло, зажужжало и развернулась ко мне мордой. Или лицом. Вы видели головы жуков и бабочек? Это было именно таким. Со жвалами, усиками, педипальпами и фасетчатыми глазами. Мало того, у этого нечта были рукоподобные средние лапы и пилоподобные верхние, которыми он на меня замахнулся. Довершали картину длинные нижние лапы коленками назад и трещащие от негодования прозрачные крылья под приподнятыми щитками.
– Майя! – воскликнула я. – Во что ты превратилась?
– Это к тебе? – брезгливо осведомился инсектоид и повернул голову.
Рядом с ним, оказывается, стояла Майя, по-прежнему прекрасная и загадочная ночная эльфийка, а я почему-то ее не сразу заметила.  
    
– Уф! – говорю. – Привет! Долго ждала? И кто с тобой? Представишь?
– Привет. Не очень. А это мой напарник, зовут Заррак, – оглядела меня. – Чего ты такая потрепанная? Не ранена?
Инсектоид приосанился и занудно проскрежетал:
– Заррак Рассекающий Воздух, так зовут меня в королевстве.
Вполне разумное существо, оказывается. Возможно, и даже наверняка, его разум в чем-то чужд гуманоидному, но области пересечений имеются. Не смотря на отсутствие выражения на физиономии, всем своим видом он излучал некоторое подобие законной гордости – то ли за себя, то ли за всех своих сородичей разом.
– Со мной-то ничего, – успокоила я Майю. – А одна дама огребла по самое небалуйся. Барахло – оно и есть барахло, не жалко, зато я сама – цела, – эльфийка улыбнулась и расслабилась, да и вообще, по сравнению с прошлым разом выглядела она намного спокойнее и уверенние. – Жизнь налаживается, да? Уважаемый Заррак, Рассекающий Воздух, приветствую вас. Я рада, что у Майи наконец-то появились союзники. В одиночку только умереть просто, а все остальное – гораздо сложнее. Вы пойдете с нами?  
    
    Заррак наклонил голову набок:
– Да. Я согласился сопровождать Пробудительницу. Она помогла нашей расе, а мы помогаем ей.
Майя улыбнулась:
– Мы тогда отлично повеселились у захватчиков. Но вернемся к делу. С чего начнем?
Говорю:
– Надо найти... – и тут понимаю, что в одиночку как следует вспомнить место мне не удастся.
А вот кто хорошо изучил Туман – это Мистер Смех, и его надо призвать. Существо он астральное, переместится сюда без проблем, как любой дух. Вспомнила кривляющуюся рожу, потянула ее к себе. Он поддался, но в Тумане не проявился.
– Мистер Смех, куда спрятались? – спрашиваю и перетряхиваю куртку, рубаху и даже штанины – вдруг там завалялся? Шарю в карманах и в пустой кобуре, которую источник воспроизводит с упорством, достойным лучшего применения, как и всю мою одежду момента дуэли. Лучше бы воспроизвел махаг, намного полезней, но увы – как раз тогда его у меня быть не могло, запрещают дуэльные правила.
Когда я уже собиралась повторить призыв, из-под расстегнутого клапана выскальзнул желтый смайл и, разрастаясь, плюхнулся на дорогу. Смайл явно огорченный, прямо-таки клюнутый птичкой обломинго.  
    
– Да, – говорю. – Теперь у нас все в сборе. Мистер Смех, – представляю его Зарраку, и смайл подпрыгивает и корчит рожи. – Наш проводник. Приведет в промежуток между двумя обрушившимися мостами. Там погибли два больших мира-близнеца, и эта часть Междумирья начала "проседать", разрушаясь. Это сказал Оракул. Я предлагаю укрепить почву деревом – так же, как поступают с оврагами. Тело дерева создам я, энергии хватит. Но со стихией Жизнь у меня слишком слабые связи, еще хуже, чем у простецов. Поэтому я прошу Майю его оживить. После этого выход в ментал будет наш.  
    
    Майя посмотрела на меня и задумалась:
– Дать дорогу Жизни. Пустить существ? Создать миниатюру экосистемы? Я могу, как раз к подобному готовилась. Да и Заррак поможет. Его раса известна своими генетическими экспериментами и мутациями. А так же ментальными способностями.
Гениально! А то я гадала – как дерево защитить? Оно ж не кусается.
– Нужно осиное гнездо, – говорю. – В крону. Ос – не простых, таких, чтобы выжили в этом месте, и смогли питаться силой дерева. И чтобы любого, кто хоть подумает на него покуситься – зажалили насмерть. Яд... Нужно что-то убойное для всех разумных, включая нежить. Цианистое серебро... а оно хорошо растворимо в водном растворе цианистого калия. Пойдет? Думаю, должно сработать. Только самих ос необходимо от него как-то защитить...
– О! – подхватил инсектоид. – Вы дали хорошую идею! Мы имели много проблем с измененными Хаосом и истинной нежитью, а ваше оружие универсально.
– Вообще-то, оно еще – только идея. Я не знаю, как произвести такое в живом организме и не убить его.
– Мы найдем способ, – кивнул Заррак. – Пока будет смесь коллоидного серебра и ферментов, расщепляющих плоть. Тоже хорошо, хотя не так сильно. Нужно больше укусов. Рой будет разумным, умнее ваших собак. И чем он будет больше – тем будет разумнее, не то, что собаки... чем больше численность, тем глупее свора.  
    
– Я в свою очередь, в случае удачного завершения миссии, смогу предложить вам выходы в ментал. Духи природы весьма любопытны, и чем крупнее дух – тем больше его потребность в информации. Так что твой Лес, Майя, может усилиться за счет дополнительных знаний. У себя я тоже хочу подключить к менталу хотя бы Заповедник – он самый одушевленный и любознательный. Кроме того, дендроиды – великолепные хранители информации: они исключительно долгоживущи, никуда не уходят и подозрительно относятся к незнакомцам. Прикинь, сколько выходов потребуется для вашего Леса, учитывая, что не все деревья связаны корневой системой. Уважаемый Заррак Рассекающий Воздух, вас интересует возможность получать новые знания? При наличии входа в ментальную сеть это будет намного проще. Так что подумайте.
– Благодарю, – проскрипел инсектоид. – Каждое насекомое Леса может иметь прямой выход на разумные существа, и выполнять для Леса функции малого аватара. Из-за их размеров им будет проще перемещаться к разумному существу и наоборот через пространство. Так же я могу оставить тут своего аватара, который и будет следить за состоянием и безопасностью дерева. Майя удивленно взглянула на напарника:
– Откуда ты все это знаешь?
Заррак наклонил голову:
– На Заре Мира мы создавали подобное в Лесах для связи друг с другом, поэтому у нас такой ментал.  
    
    Удивил меня этот насекомый, и порадовал тоже. Конечно, он относится к роевым существам, но определенная доля индивидуальности у него есть, да и не ощущается тут присутствия роевого сверхразума, значит, здесь он думает сам. А мне знакомо чувство общности, коллективного действа, особенно после переселения орков, поэтому мы легко поняли друг друга. Мне удобнее и приятнее говорить с представителем всего народа, нежели с тем, кто преследует сугубо эгоистические и мелкие цели: второму мне просто нечего предложить. И еще пришло в голову: между роевыми и индивидуалистическими обществами обязательно должен быть "разводящий", который способен вести диалог в обе стороны, но, боюсь, мне такое не по плечу. А это потребуется в ближайшем будущем веера, чтобы не повторилась история зергов. Впрочем, и индивидуалистов придется оттаскивать от излишне вкусных ресурсов, ибо индивидуализм тяготеет к безудержной растрате. Направлять, помогать и принуждать каждого, кто по незнанию или умыслу входит в "тревожную зону судьбы". Значит, разводящий должен быть банально сильнее и умнее как тех, так и других. В одиночку такое не осилит даже бог. Нужен целый народ, которого пока нету. Вот она, моя сверхзадача: будущее без масштабных войн. Это возможно лишь в двух случаях – либо все слабы, как дикари или дети, либо между сильными стоит этакий богатырь, превосходящий остальных настолько, что они его опасаются и уважают.  
    
    Ладно, что-то я задумалась, хорошо – ненадолго, пора выступать.
– Все готовы?
Майя кивнула и посмотрела на смайл:
– И куда нам идти?
За спиной Заррака отчетливо послышался целофанистый треск раскрываемых крыльев:
– Я могу легко доставить вас до места. Только скажите – куда?
– Заррак, – говорю. – Тут не скорость важна, а верное направление, и его знает вон тот веселый господин, от которого осталась одна голова. Так что пойдем с его скоростью. Мистер Смех, ведите. И не сомневайтесь в моей благодарности.  
    
    Смайл, подпрыгивая, покатился по виртуальным камням Междумирья, а мы поспешили за ним. Заррак недовольно сложил крылья и пошел следом за Майей, замыкающим:
– Я буду следить за безопасностью. В Тумане много угрожающих запахов.
Майя запахнула плащ посильней и кивнула:
– Да. Перед таким делом опасно попасть в переделку, для творения потребуется много силы.
Так мы шли некоторое время, по моим ощущениям – не больше часа, но Туман крайне обманчив, так что для моих спутников этот промежуток мог показаться как более долгим, так и совсем коротким. Заррак то и дело поднимался, жужжа крыльями, метров на пять над поверхностью, хотя увидеть оттуда можно было не более того, что с земли. Так вот, неприятности начались незаметно – из Тумана нетвердой походочкой выгреб молодой человек субтильной наружности с неизменной мятой шляпой на затылке, хабаром за спиной и туристической палкой в руках. Джен! Иванушка, на которого все камушки. Что-то он странный... пьяный, что ли, или под веществами? Судорожно улыбается, а сам – на измене.
– Майя, привет! – помахал свободной рукой и заспешил к нам.  
    
    Эльфийка дернула ушами, как кошка, и развернулась на звук. Рядом с ней сверзился с бреющего полета Заррак и проскрежетал:
– Не нервничай, человек. А то твои феромоны заглушают запахи...
– Да я не... то есть не нервничаю... – отмахнулся Джен и качнулся вслед за рукой.
– Из-за тебя я не чувствую Туман, – прикрикнул насекомый. – Успокойся, а то придется...
– Тише, Заррак, – Это место всех заставляет хорошенько понервничать, – произнесла Майя и легко улыбнулась.  
    
– И тебе привет, клыкастая знакомка! – поздоровался Джен со мной.
– Ну, здравствуй, коли не шутишь, – всматриваюсь в него тонким зрением и вижу, что аура у парня истончилась и поблекла, как от долгой болезни. – Заблуждаться здесь больше не собираешься? Помощь нужна?
– Не-а, все под контролем! – Джен присел на колено, сбросил с плеча ранец и аккуратно залез рукой внутрь. – Так, где эта шкатулка? Сверху же положил своими же руками перед самым выходом... Ага, вот!
Парень вытащил коробку с металлическими накладками, от которой прямо-таки разило опасностью, как от невзорвавшейся авиабомбы – видела я, как два идиота откопали такую, хорошо, Семен на них заорал, как скаженный, и скомандовал с...валивать со скоростью звука. Она не взорвалась, точнее, взорвалась уже на полигоне, куда ее саперы отвезли. А могла ведь и в раскопе бухнуть, разлетелись бы мы клочками по елочкам.
– Меня тут попросили передать вам... – Джен закрыл ранец и закинул его на одно плечо, после чего поднялся на ноги, держа шкатулку в руках.
– Это кто это нам посылки шлет? – отпихиваю обоих спутников подальше за спину и протягиваю руки, готовясь окружить подарок силовым щитом максимальной прочности.
– Не поверите, но кто-то неизвестный из того мира, куда я случайно попал, – улыбается Джен, делая шаг вперед...
Не успел он поставить ногу, не успела я развернуть щит, никто ничего не успел, как шкатулку что-то дернуло изнутри и распахнуло настежь. И оно рвануло!  
    
    Уж бабахнуло, так бабахнуло. Сперва вспыхнул неяркий свет, и разгорался бесконечно долгое, вымораживающее мгновение, а когда оно кончилось, шкатулка треснула и то, что внутри, моментально заполнило все вокруг, ударило мутной волной, прошло сквозь меня и растворилось в бесконечности. Тело дрогнуло и перестало быть настоящим, перейдя к виртуальному бытию-несуществованию, но не перестало видеть и слышать. Мир окрасился в мерзкие разделенные цвета, серый туман стал месивом красных и лиловых пикселей, остальное тоже деградировало до крайне убогой графики времен всеобщего ДОСа. Тягучий, словно в зажеванной пленке, крик Майи распался на механические однотонные звуки, идущие параллельно, и напрягающие гораздо сильнее пикселей.  
    
    Перенесла внимание на себя, ожидая увидеть энергетическое тело из множества вихрей-стеблей, и застыла в ужасе – оно выглядело, как обглоданный куст, продолжающий исчезать в невидимом огне, а на смену ему сверху стекало нечто неописуемое, вроде склизкой грибницы.
Ну, нет, не дождетесь! Плевать на все остальное, но этой гадостью я не стану. Вталкиваю себя в знакомое состояние, как в вагон уходящего поезда:
– Невидимый дикий тмин! И дикая земляника! И смех в саду... – мне отвечает детский смех – откуда-то издалека, приближаясь. – Стали иносказаньем восторга...
И тут все изменилось.
Туман преобразился в запущенный сад, над головой качнулись корявые ветви престарелых яблонь, ноги погрузились в буйную сныть вперемешку с голенастой земляникой. Разбитые коленки мелькнули перед глазами, и кто-то, подпрыгнув, обхватил меня крепко-крепко горячими ладонями.
– Не отпущу!
– И я тебя – тоже.
– Тогда держись!  
    
    Чьи-то руки вдумчиво перебирали меня, будто старый, но рабочий механизм, стараясь не нарушать уцелевших связей и наращивая новые – там, где их съела плесень. Руки лепили, меняли, выплетали что-то сложное, распускали ошибочные узлы и создавали новые. И я восприняла это спокойно, не удивляясь неожиданному спасителю и не интересуясь, кто он. Хотя по уму это надо было бы сделать, но когда я по уму-то жила? От плесени, кстати, не осталось и воспоминаний. Выходит, "сад", в который я вошла, это не просто состояние, а нечто убойное?  
    
    И никакого хагалаза, полымени, пустоты и разрушений. Ничего запредельного. Не заповедный лес, а запущенный сад в безымянной деревне. Даже не дикий тмин, а банальная сныть, злостный огородный сорняк. Или сныть – это чья-то дорога? Может, это путь, по которому пришел Этот, с разбитыми коленками? А потом я вспомнила Древо. Корнями уходящее в первопринципы, на ветвях баюкающее миры. У него был тот же самый аромат, то же состояние, что и у привидевшегося сада. Его густой терпкий сок пахнет снытью и земляникой, а корни этих трав уходят в те же глубины, что и у него...  
    
    Я посмотрела вниз – и упала. Из гущи меня-сплетения вывалилась я-зерно, и кануло в травы. Я падала вдоль гладких стеблей, вдоль извитых и спутанных в сети корней, а они все не кончались, и земли под ними не было. Вот гулкая звездная тьма с водой, стекающей в циклопическую чашу. Я ныряю в нее, вхожу без звука, и погружаюсь в вихревое буйство потоков. Меня закручивает и выносит из чаши, и вот я уже теку вместе с реками вверх – а все воды Жизни поднимаются наверх, чтобы когда-то вернуться со звезд обратно. Останавливаюсь – я ведь не умерла, рановато мне снова рождаться. А остановившись, опять проваливаюсь вниз, потому что дна и тут нету.  
    
    Следующая локация – какая-то группа детского сада. Кто-то бегает, кто-то корчит рожи, кто-то сидит в углу и дуется, но ничего серьезного, ничего опасного тут быть не может – так, игра. Я присматриваюсь к детям, и понимаю, что человеческого в них ни на грош, а их человекоподобная внешность придумана мной. Радужные амебы, комки щупалец, рыбы-ежи, разноцветные звероптицы и драконы, единорожки и плотоядные растения с цветами, напоминающими девушек, живые кристаллы и шагающие деревья, а еще то, чего и назвать невозможно – все это балуется, толкается, ежесекундно меняя состояния, но тут даже времени нет – никакая причина не влечет за собой обязательного следствия. А надо всем этим незримо танцуют Великие, их дыхание и движения иногда касаются сада-зверинца, меняя суть этих добровольных детей, и только по волнам, следующим за касанием, ощущаешь их присутствие.  
    
    Вот надо мной прокатилась волна знакомого сияюще-черного цвета, и я вжалась в ворсистый ковер. Конечно, провалилась насквозь. Пролетела вдоль колонн-ворсинок и очутилась в сверкающем океане. Он весь состоял из одинаковых крошечных существ, даже не планктона, а совсем, в принципе элементарных объектов, и воды между ними не было. Вот они-то изменялись постоянно и полностью, даже понять, кто каким был мгновение назад, не представлялось возможным. Тем более что на месте они не стояли, то совершая броуновские качания, то перепрыгивая как угодно далеко. Это было забавно, но долго наблюдать за ними не удалось: почти сразу я почувствовала, что от меня отрываются мелкие кусочки и обретают полную свободу мигать, как им вздумается. "Э, нет!" – заявила я и вспомнила себя – ту, прежнюю, упакованную во все тела вплоть до физического. Вроде и потянуло вверх, но слишком слабо – да, я же сильно изменилась, тот неизвестный помощник меня "пересобрал". Значит, вспоминаю его – чтобы выскочить рядом. Не промелькнувшие коленки, а то ощущение, которое возникает от его соседства. Усилила это чувство, и увидела, как вокруг меня собрались частицы с точно таким состоянием. Их становилось все больше и больше, вот они заслонили от меня остальной "океан", и я поскорей рванула наверх. Вылетела как шарик на струе воды, и моментально оказалась "в себе". Физическое тело чувствовалось недостаточно стабильным, но мой источник тут же занялся укреплением всех имеющихся связей. Рядом со мной никого не было. Неизвестный помощник пропал или затаился так, что ни тонкое зрение, ни мой источник его не нашли.  
    
    Не увидела я и своих спутников. Живы ли они? Хочу крикнуть, позвать, но горло не слушается. Я откашливаюсь – и вскоре слышу знакомое жужжание. Заррак тяжело приземляется рядом со мной, Майя соскакивает с него. И тут же замирает:
– Хюльда? Я... не чувствую ее Голоса, – с испугом оборачивается к инсектоиду.
Заррак склоняет голову набок:
– Ее запах меняется... Как знакомо... Какова была природа шкатулки? – оглядывается по сторонам, пытаясь найти осколки.  
      
    Майя тоже осматривается и вдруг подскакивает на месте, как от укуса. Смайл подкатился к ее ноге, трется и корчит виноватую рожицу.
– Ну, что, ведь знал, что случится? Да? – напустилась она на него. – А предупредить – никак?
Смайл пожал бы плечами, если бы они у него были, и сказал бы что-нибудь себе в оправдание, если бы у него был язык, но увы, ему не оставалось ничего другого, кроме как глазами вращать. А я, наконец, отперхалась. Говорю:  
    
– Майя, Заррак. Не бойтесь, я жива, и мое мировоззрение не изменилось. Это я, а не кто-то другой в моем теле! А что стало с ним... разберусь позже. Коротко: я побывала в НАСТОЯЩЕМ Хаосе. И вернулась, не потеряв рассудка, – подумала немного и решила высказать то, что пришло мне на ум. – Нам врут: Артас не имеет к нему отношения, кроме того, что он из него родился. Как и Арагорн, только он старше. Они привносят две разные системы упорядочивания. Не думаю, что кто-то из них собирается погружать миры в Хаос. Потому что в Хаосе ничто не сохранится, кроме элементарных сознаний без разума и памяти, и властвовать над ними невозможно. Случайно, по ошибке – это могут сделать оба. Выбирать ту или другую сторону – вам, жителям этих миров. Но лучше думать самим и строить собственные системы... А я им обоим не верю.
Майя распахнула эльфийские очи:
– Арагорн? Артас?.. Я с ними не... – она запнулась. – Нет. Я виделась с Арагорном. Когда впервые вышла из Леса. Он мне представился Бродягой. Спросил как дела и как самочувствие. Предложил сыграть в карты, но я ушла. Больше ни намека...
Заррак проскрежетал:
– Много лишних слов, Пробудительница, – кивнул друидке и повернулся ко мне. – Я почувствовал: то, что зародилось в тебе, несет новую-другую гармонию. Наш мир упорядочен из-за эльфов. Мы же были противовесом для их порядка, и они решили нас уничтожить. Не вышло, – мне показалось, или в словах насекомого промелькнула гордость. – Арагорн... Артас... Я запомнил эти имена и все, что ты сказала, но хотелось бы знать о них больше. Если они угрожают нам, я должен предупредить Императрицу Роя. Но сначала дело...
Майя нахмурилась:
– Да. Ты прав.
– Надо идти, – соглашаюсь. – Дело не ждет. Если у нас будет сеть – сможем обсудить все вопросы. Веди нас, Мистер Смех! Что глазами хлопаешь?  
    
    Колобок поскакал дальше, мы пошли вслед за ним. Вскоре местность начала понижаться, камушки запрыгали из-под ног, а сами ноги стали проскальзывать, как на осыпи. Дальше щебень поехал уже целым пластом, и пришлось останавливаться, а потом идти тихо и аккуратно, чтобы не устроить оползень. Все внимательно следили за тем, что под ногами, поэтому не сразу заметили появившееся впереди пятно, а когда колобок остановился и мы подняли головы, то уже смогли разглядеть статую на мраморном постаменте: ребенка, в ужасе прижимающего ладошки к лицу. Чуть дальше – внимание привлек мерзкий скрежет железяки об железяку – мы увидели огрызок моста с перекрученными обломками фермы, висящий над пропастью в Никуда.  
    
    Майя, едва касаясь ногами щебенки, обошла статую, потрогала постамент.
– Символично...
Сделала два шага к мосту – и камни потекли ручьем за обломанный край Междумирья. Она вздрогнула, остановилась и вернулась к нам.
– Не хотелось бы мне увидеть, как гибнут миры.
– Катастрофа произошла очень быстро, – кивнул Заррак. – Когда-то наша раса едва успела покинуть подобный мир и найти убежище в вашем. Надеюсь, мы сможем сотворить задуманное, ибо иначе разрушение не остановится.
Смайл, попрыгав туда-сюда рядом с остатком моста, откатился в сторону, слегка поднялся по осыпи и повел дальше. Следуя за ним, мы пришли к похожим развалинам, но там на постаменте оказалась статуя с отбитой головой. От моста осталась только пара декоративных столбиков на краю. Смайл откатился где-то до половины пути между статуями и замер в опасной близости от края. Осторожно сделал пару подскоков на одном месте, потом вернулся к нам.  
    
– Поняла, – говорю. – Выращивать древо будем тут. Майя, привяжись к своему спутнику и не подходи сюда иначе, чем на четвереньках. Очень опасно. Если сорвешься – перестанешь быть. Вообще. Первой пойду я, за меня не волнуйся, когда скажу – подползай и вливай в росток жизнь. Все согласны?
Майя кивнула:
– Конечно.
Она отошла к Зарраку, который уже занял место подальше от пропасти, нижними конечностями вбуравился в грунт и присел. Он тут же подхватил Майю под руки и усадил рядом, а она бросила на щебень две семечки и щедро напоила их силой. Тут же вверх поползли ростки, на глазах превращающиеся в крепкие лианы, и они опутали сидящих до середины тела.
– Готово, – крикнула она мне.  
    
    А я встала на четвереньки и поползла к тому месту, где только что скакал колобок. Сейчас он спрятался за спиной у Майи, ожидая одних неприятностей. Я двигалась медленно, причувствуясь к месту, и щебень почти не сдвигался. Внутри опять проснулся холод вершин, но теперь он был не только привычным, но и желательным состоянием. Последние метры до места, которое указал Мистер Смех, я двигалась с медлительностью хамелеона, переставляя конечности так, чтобы ни один камень даже не скрипнул. И вот оно... тут, под руками. Вдавила ладони в щебень, закрыла глаза. Упала мысленным взглядом глубже этой виртуальной равнины, нащупывая потоки Великих Сил, законы Основных Принципов бытия. Где-то далеко обнаружился Свет – жестокий, беспримесный и безжалостный. Рядом с ним ощутилась Тьма – вездесущая и всепоглощающая. Они, оказывается, танцуют в паре! Не время удивляться... Принцип роста и развития я не нашла, но обнаружила Созидание и Разрушение, и обратилась к ним, ведь живое обновляется именно так. Все четверо Великих обратили внимание, откликнулись – в ожидании, чем же их удивит эта козявочка.  
    
    Тогда я вспомнила Древо и призвала его образ пятым – занять законное место, и запела. Запела голосом Тьмы и изначальных вод:
– Где-то есть корень – немой,
в недрах, глубоко,
сросшийся с древнею тьмой,
с тишью истока...
Силы откликнулись – и воды из циклопической чаши поднялись, увлеченные звуком, стали корнями. Мелкие камушки посыпались с края.
– Головы в шлемах, белей
кудри, чем луны,
братство и брани мужей,
жены как струны...
Это я спела голосом воли, с которой живое тянется к Свету, и корни, соединившись, дали сочный росток. Дрожь камней сконцентрировалась в одном месте, между руками, стебель искал дорогу наверх. Я почувствовала его силу и отодвинула голову с пути: снесет ведь, как скорый поезд. А теперь можно и помочь:
– С веткою ветвь сплетена  
гуще, теснее...  
Только вот эта одна  
вырвалась. Тянется ввысь...  
    
    Камни брызнули в стороны, и показался росток – скрученные, сплетенные и проросшие друг в друга, но не смешавшиеся, сияющие контрастом кинжального света и бархатной черноты, более похожие на кровеносные сосуды существа, чем растения, две струйки первородных сил, получившие форму. Туман закрутился вихрем, прильнул к ним, облепил, стал их плотью, пропитался и светом, и тьмой. Они втроем с бешеной скоростью заполняли собой образ Древа, превращая его из возможного – в существующее. А Древо продолжало расти и ветвиться, оплетая корнями щебень и большущие камни, подбираясь к тому, чтобы вклиниться в монолитную псевдопочву Туманного мира. Ствол, забравшись на недосягаемую высоту, раскинулся ветвями на четверть всего горизонта, и они тоже интенсивно росли.  
– Стой! – я вспомнила нашу первую встречу, когда это Древо лезло не менее нагло, и воспроизвела до мелочей то состояние системы "я и оно". – Остановись – волей моею.  
Древо испуганно вздрогнуло, но потом выпрямилось и застыло в горделивой, совершенно статичной позе, при этом рост его прекратился.  
    
    Я выдохнула. Сил осталось ровно на то, чтобы доползти до Майи и сказать:
– Теперь ваша очередь.
И заснула. Не знаю, что там мудрили эти экологи и краеведы, но, когда меня растолкали, дерево сияло майской зеленью, а в одной из развилок уютно пристроилось осиное гнездо метров двух-трех в диаметре, если, конечно, тут, как в реальных мирах, с расстоянием сокращаются угловые размеры. По нему ползали, осваиваясь, ме-еленькие насекомыши (если мои оценки размеров верны, то эти осы ростом с ладонь). Я восхищенно присвистнула.  
    
– Сложно было только сделать алхимический преобразователь, – признался Заррак. – Но когда-то мы выращивали звездные корабли! – однако, я не ошиблась с возможной экспансией. – Так мы расселялись по мирам. Сейчас подобное не в наших силах, есть знания, но не хватает энергии и численности. Если бы нас было больше, я бы посоветовал сородичам направиться сюда. Это место приятно для нашего обитания, несмотря на окружающую его враждебность. В том мире мы уже чужие.
Майя возмутилась:
– Не говори так! Будет вам новый дом.
Заррак щелкнул жвалами:
– Пока да. Но когда появится венценосное потомство, мы будем решать. Нам нужны новые земли.  
    
– Погодите спорить, – прервала их я. – Космос велик, и в нем не одна и не две землеподобных планеты. Их... не знаю, сколько в точности, да и вряд ли кто знает, но даже в одном Млечном Пути побольше миллиарда найдется. Умножаем на число параллельных миров... галактического вида. Среди них вполне реально найти незаселенные разумными существами планеты с биосферой и осваивать их без серьезных затрат и конфликтов. И даже построить межпланетное сообщество, если будет связь по менталу.
– Творец, – слегка склонил голову Заррак. – Ты не представляешь сложности обнаружения этих планет!  
    
– Вполне представляю, – говорю. – И даже знаю технологии, сужающие область поисков до приемлемых объемов. Вот это нам поможет! – встряхиваю бутылкой. – Даю ноу-хау в дополнение к выходу в ментал. На планетах, пригодных к заселению – множество слабеньких животных разумов, но ни одного индивидуального или роевого, приближающегося по мощности к нашим. Зная это, мы запускаем поисковые боты... ну, элементарные ментальные конструкты... на обнаружение такого сочетания факторов, а потом проверяем это место на остальные условия. Более половины найденных окажутся годными.
Инсектоид удивленно взглянул на меня. Но, может быть, я просто неверно истолковала поворот его головы.
– Ты так просто даришь ключи от могущества?
– Вам не подари, – усмехнулась я. – Ведь сами возьмете. Я закладываю основы мирного сосуществования.
– Но означает ли это, что ты отказываешь нам в праве жить на твоем прекрасном зеленом Древе?  
    
– Вы что? Конечно же, не отказываю. Но заселять его пока рано.
– Да, на нем нет завязей. Думаю, оно расцветет через два-три эона. И первые миры созреют после этого уже через эон. На что мы можем рассчитывать?
– Даю слово, – сказала я. – На Древе роевые разумные существа вашего вида могут претендовать ровно на треть миров, комфортных для жизни. В остальных двух третях они обязаны будут вести себя как почтительные гости. Точно такие же условия будут поставлены остальным обитателям Древа.
– Мы с радостью принимаем твои условия, творец.
– Да, кстати, – приятно слышать, как тебя величают громкими титулами, но придется признать правду. – Я не сотворила Древо. Я его призвала и дала ему плоть. Так что называть меня творцом – некорректно. А сейчас откупорим бутылочку...  
    
    Майя вопросительно вскинула брови.
– Выходы в ментал. Тара есть? И давайте прикинем, кому сколько нужно.
– Императрице роя, советникам по внешним связям и мудрым-исследователям – итого шесть.
– Не знаю... меня тут обучают менталу потихоньку. Лучше подготовиться, чем сразу пить. И так в голове десятки Голосов, а тут еще и ментал прибавится.
– Если учат – научишься. А спешка, действительно, ни к чему. Думаю, нужно по одному для тебя и для твоего Леса. Или у вас несколько таких Лесов?
– Да, но начинать лучше с одного...
– Тогда тебе два выхода. Готовь, куда класть, – я повернула пробку и она неожиданно легко выскочила из бутылки. Вытряхнула на ладонь первую каплю... нет, это оказалось не каплей, а очень знакомой "красной таблеткой", сунула ее в рот, с трудом проглотила... и ничего нового не почувствовала.
Спутники настороженно следили за мной. Что такое – неужели обман? Нет, Оракул не должен врать. В ответ откуда-то из глубины сознания послышался детский смех. "Ты пробила ход гораздо глубже, чем просто в ментал – конечно, тебе оно как бронтозавру дробина. Поймешь, для чего нужна пилюля, только когда в него выйдешь".  
    
    Однако, какой бойкий внутренний голос! И, главное, как вовремя проявился. Надо будет выяснить, что это за шиза. Голос опять залился счастливым смехом. Я кивнула:
– Есть! Майя, давай емкость.
Она сняла со спины рюкзачок, достала оттуда легкую металлическую бутыль с широким горлышком:
– Подойдет?.. Там древесный сок, уже почти кончился. Можешь допить и забрать себе.
Отвинтила, выпила оставшиеся полтора глотка. "Я в весеннем лесу пил березовый сок", – ехидно пропел внутренний голос.
Мысленно показала ему кулак и услышала фырканье. Встряхнула свою бутылочку, наклонила к опустевшей майиной и приготовилась зажать горлышко сразу же, как из нее выпадет две пилюли. Но вылилось два "булька" чего-то золотистого, вроде молодого, еще не тягучего меда, после чего остановилось само.  
    
    Заррак подставил странную то ли чашку, то ли лопатку из хитина. Еще раз тряхнула бутылку – из нее выпал крошечный брусок, в считанные мгновенья выросший до блока из шести крупных медовых сот, закупоренных коническими восковыми крышечками. Все чудесатее и чудесатее!
– Надо же, эта штука подстраивается под того, кто ее будет пить!
Заррак кивнул и спрятал соты куда-то назад – надеюсь, не в попу? кто их, инсектоидов, знает:
– Мы поможем Лесу. Наладим внутреннюю ментальную структуру, выведем в общее пространство мысли и сделаем связь с этим Древом. После чего начнем поиск свободных планет и миров подходящего типа. На перспективу. И будем ждать тебя в ментале. Ты имеешь много полезных сведений.
    От подобного комплемента уже оторопь берет, но, раз уж я познакомилась с этой расой – значит, так было нужно и правильно, постараюсь, чтобы сотрудничество помогло в реализации моих планов.
"А будут давить – скажи мне, я и не таких скручивал в улиткин домик!"
"Да кто ж ты такой, защитник?" – не удержалась я.
"Во-о-обще-то, долго рассказывать..." – протянул голос.
"А если коротко и по делу?"
"А если совсем коротко – твой сын".  
    
    Туши свет, сливай бензин. Приехали. Нет, откуда взялся – я понимаю, не вчера на свет родилась. Но чтобы только что зачатое существо телепатически общалось с матерью... Это существо должно быть весьма продвинутой душой. "А то!" – смеется он. И чем так доволен? Знал бы, что меня ждет на Ирайе, так бы не веселился.  
    
    Я попрощалась с Майей и Зарраком, прикрыла глаза, ясно представила Никану, сидящую перед фруктово-овощным натюрмортом... и сделала шаг.  
    
    Конец первой книги.  
    
    В повести использованы стихи Алькор, Тилля Линдемана, Т.С. Элиота, Янниса Рицоса, Р.М. Рильке, а также строки из Бардо Тодол, произведений из школьной программы и анекдотов.
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"