Ромадина Ольга : другие произведения.

Янтарный меч. Общий файл

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
Оценка: 8.47*11  Ваша оценка:
  • Аннотация:


    ОБНОВЛЕНО 29.08.2016г.
    Юная Ярина всего лишь хотела побыстрее добраться до сестры. Никто не мог знать, что спасаясь от преследователей, она набредет на загадочный дом посреди леса и получит от местного хозяина предложение, от которого нельзя отказаться.
    Роман пишется и редактируется. Мнение читателей очень важно.
  

Оглавление

  Пролог
  Глава первая
  Глава вторая
  Глава третья
  Глава четвертая
  Глава пятая
  
  
  
  

ПРОЛОГ

  
   Пишу я тебе, старый пень, с тоски.
  
   Как ушел ты в поисках лучшей доли, совсем страховидлы распоясались. Да ладно погань, порождение чар, с них спросу никакого, так люди больше обитателей лесных не ценят, не уважают.
   Кикимор запугали - те по бочагам попрятались, всех домовых из деревни повыгнали, водяной наш дальше Зеленовки носа не кажет, русалок тож отвадил, а то начали парни деревенские в них из самострелов чудных каких-то стрелять. И чары на них русалочьи не действуют. Нет на упырей с ентими самострелами ходить, так бьют же по своей родимой нечисти, от которой за всю жизнь, окромя шуток, ничего дурного не видели.
   Сказывают, появился у них кудесник, он их и самострелы проклятущие делать научил, и амулетами их снабжает великой силы, от нашего брата защищающей.
   А упырям-то что: как харчили этих паразитов неблагодарных, так и дальше харчат. Уж наша хозяйка, будь жива, не допустила бы дел черных в лесу своем. Да и ты мог бы подсобить, я-то из избы ни ногой - пока за ворота не хожу, никому внутрь ходу нет, хозяйку я еще по прошлой осени ждать перестал. Чует мое сердце - сгинула она. Вот только в пустой избе больно в тягость одному, как в домовине, а оставить ее не могу, нет силушек.
   Думал - домовицу какую привести, детками обзавестись, все отрада на старости лет, так бабы в деревнях окрестных разборчивые: им бы избу посветлее али терем какой. Не желают они в глуши жить, пустую избу сторожить.
   Даже когда люди их погнали - никто попрощаться не пришел, с собой не позвал. Так и помру бобылем, только ты да ворон наш старый вспомнят.
   Ужасть как больно мне смотреть на сие беззаконие, все надеюсь - вернешься ты, наведешь порядок, ведь другой леший сюда и не сунется, памятуя о событиях минувших.
   Кстати, раз уж к слову пришлось, к валу, где колдун пал, люди даже подходить боятся - прет по ночам оттуда якось жуть: завывает, огнем по нему расходится, а к утру истаивает аки морок какой.
   Засим прощаюсь с тобой, старый пень, до следующего письма, коли ответить соизволишь.
  
   Навеки друг твой, Торопий.
  
  

ГЛАВА ПЕРВАЯ

  
   Ярина исцарапала лицо, пока бежала сквозь дремучие заросли. Лесу не нравилась непрошеная гостья, он не хотел укрывать ее от посторонних глаз. Вот и подсовывал на пути коряги и колючки.
   Нельзя было останавливаться в деревне, но после долгой скачки она с ног валилась от усталости. Дурында! Понадеялась, что за звонкую монету пустят на ночлег и не станут расспрашивать, куда спешит одинокая девица. До этого она осторожничала, избегая сел, и беда обходила стороной. Стоило лишь раз ошибиться, как духи, награждающие удачей при рождении, решили, что на ее долю отсыпано маловато тумаков. Теперь кобылка и нехитрый скарб остались поживой для селян. На диво злобных, будто они лютого зверя поймали. Иначе объяснить промах не получалось - рассчитывалась Ярина мелкими деньгами, не давая подумать, что в худом кошеле есть чем поживиться. Старая добрая Марька была в летах: на такой лошади не пахать или по дорогам разъезжать - только на живодерню...
   Тем более она наврала про семью, якобы ждущую в Приречье. Что она им сделала? Почему ее загоняли, словно дикого зверя? Ведь не надругаться хотели - убить.
   Под ноги угодила коряга, и Ярина не выдержала - споткнувшись, покатилась вниз. Пуговицы с кожуха тренькнули, отлетая. Тяжелое некрашеное полотно рубахи жалобно затрещало. Или это были ее несчастные кости?
   Расклятущий овраг, чуть не угробив, спас жизнь - голоса теперь раздавались далеко слева, постепенно стихая. То ли правда удалось сбить преследователей, хотя через лес она ломилась напролом, как медведь с болячкой в ухе, то ли селяне не желали приближаться к яру.
   В другое время Ярина и сама бы к нему близко не подошла. Стоило открыть глаза, чтобы в этом убедиться. Лес кончился внезапно, будто не желая касаться оскверненной прогалины, под изрезанными колючками пальцами скрипела черная выжженная земля. Плотная, словно ее тысячи коней топтали. Даже без магического чутья ясно - место дурное, от таких держатся подальше и ненастными ночами, и сияющим днем. Колени дрожали, но она упрямо поднялась, кое-как вытирая рукавом разорванной рубахи кровь с лица.
   Солнце угрожающе тянулось к горизонту, скрывшись за верхушками вековых сосен. В темноте из оврага полезет незнамо что, и встречаться с ним Ярина не хотела. Подняться-то дело нехитрое, но попробуй, заберись наверх, когда у тебя руки трясутся, а за оврагом ждет враждебный лес.  Уж лучше переночевать в чащобе по соседству с упырями, чем украсить сук какой-нибудь осины возле деревни или познакомиться с обитателями оврага.
   Ярина карабкалась наверх, то и дело вновь скатываясь на сырое дно. Упорства ей было не занимать, поэтому прежде чем соседом в ее вынужденном убежище стал сумрак, она выбралась и, не оглядываясь, кинулась в чащу. Спеша оказаться как можно дальше от проклятого места.
   За спиной неотвратимо начинали клубиться тени, от которых веяло могильным холодом. Оставалось одно - не замирать. Упасть бы лицом в землю, притвориться корягой, но Ярина знала - после этого она не встанет. Или встанет и присоединится к развеселой компании упырей. А то и чего похуже.
   Тени надвигались. Они примеривались перед прыжком, оценивали остатки сил жертвы. Бродящие так не могли, их не интересовали человеческие эмоции, они просто хотели есть. А эти наслаждались ужасом.
   Укрыться было негде, дыхание клокотало в груди, но Ярина неслась дальше, понимая, что вот-вот упадет замертво. Жаль, чересседельная сумка с ножом осталась на Марьке. Против чудовищ из мрака не хватило бы сил выстоять даже с легендарным мечом из солнечного камня, но оборвать свою жизнь, не дать тварям поживиться страхом и болью - решимость бы нашлась.
   Безрадостные мысли мелькали всполохами, пока она из последних сил бежала и мечтала о реке, которая не могла появиться в чащобе. Ведь порождения оврага, как и все ночные твари, не сумели бы перебраться через проточную воду.
   Спасение пришло внезапно - лес расступился. За высоким частоколом застыла изба: темная, мертвая. Тишины Ярина не боялась, она и селян бы сейчас не испугалась, лишь бы не оказаться во власти того, что ступало за ней по пятам.
   - Помогите! Пожалуйста, откройте! - сорвался с губ истошный вопль.
   Ворот не было, она замолотила по частоколу, в кровь сбивая руки.
   - Пожалуйста!
   По лицу катились слезы. Десятки раз Ярина представляла свою смерть и воображала, что сумеет встретить Проводницу с достоинством, уйти без лишних жалоб, но за спиной стояла не белокосая дева, готовая увести по темной дороге. А то, что изменит, уничтожит безвозвратно, и с этим нельзя было смириться.
   Она умоляла и не слышала, как ожил лес, наполняясь звуками. Внезапно частокол под ладонями исчез, чтобы появиться уже за спиной. Неведомые хозяева избушки сжалились и откликнулись на зов. Только Ярина не успела этого понять - впервые в жизни она потеряла сознание от пережитого страха.
   ***
   Обычно в сказках прекрасные девы приходят в себя с первыми лучами солнца в объятиях у красавцев королевичей. Ярина ничего не имела против такого развития событий. Увы, очнулась она на стылой весенней земле, с которой едва сошел снег, и не под пение жаворонков - под глухие завывания из-за частокола.
   Вряд ли обморок продлился дольше пары минут, но тело ломило, пальцы оледенели и едва гнулись. Насилу поднявшись на предательски дрожащие ноги, девушка бегло осмотрела появившиеся ворота, которых еще недавно не было; двор, здоровенный для лесной сторожки. Да и мрачная изба, такая же мертвая, как на первый взгляд, больше подходила не охотнику, а чародею-отдельнику, который явно решил затаиться. Небось пожалел, что впустил незваную гостью.
   - Есть кто-нибудь?
   Ответом стала звенящая тишина.
   Зубы клацнули, пришлось изо всех сил сжать челюсти. Ярина дрожащей ладонью отерла залитое чем-то липким лицо и недоверчиво уставилась на пальцы - это надо, так оцарапать лоб! Рана пустячная, но кровила сильно, а под рукой ни одной завалящей настойки,  запасы остались в сумке, сумка - в деревне, будь та трижды неладна.
   На подгибавшихся ногах девушка двинулась к крыльцу, надеясь дозваться таинственных хозяев. Добротная дверь оказалась заперта, сквозь окна не удалось разглядеть даже очертаний комнаты.
   Материал на окошках был на диво: не холстина или бычий пузырь, как в крестьянских избах, не слюда или дорогущие пластины горного хрусталя, а идеально прозрачная поверхность, гладкая и прохладная. Но сейчас у Ярины нашлись дела понасущнее, на робкий стук никто не отозвался, пришлось взять себя в руки и начать действовать. Сперва поискать колодец - умыться не мешало. Судя по неясному отражению в оконце, ее сейчас и кикиморой нельзя было назвать, те бы оскорбились сравнению с таким чудищем.
   Колодец обнаружился за поленницей, но уж лучше бы его не видеть: от одного взгляда свалявшиеся в колтун волосы встали дыбом, а язык прилип к нёбу. И ворот и оголовок были сделаны из костей, плотно подогнанных друг к другу, сразу ясно - без магии не обошлось. Крыша затейливо украшена человеческими черепами. Пожелтевшие от времени, они скалились в ночную мглу. Хорошо хоть не светились.
   Ярина отшатнулась, подавив желание начертать перед лицом охраняющий знак, но справилась с собой и шаг за шагом двинулась колодцу. Даже если есть причина бояться неведомых любителей диковинок, хуже, чем в лесу, вряд ли станет. Ведро, хвала богам, самое обычное, стояло рядом, с прилаженной к ручке веревкой. Девушка, недолго думая, плюхнула его в колодец, внизу звонко булькнуло, разгоняя отзвуком веющую жутью тишину. Ворот шел легко, хоть убедить себя взяться за костяную ручку сразу не удалось. Зато Ярина напилась вволю, аж зубы свело, до чего вода была
   сладкая и холодная. Потом долго отфыркивалась и шипела, промывая глубокие царапины на лице и ладонях. Теперь кроме усталости в разум просачивались и другие ощущения: страх не вернулся, за вечер она набоялась столько - на год вперед хватит; но холод, почуяв, что жертва вновь приходит в себя, с радостью впился в тело тысячей иголок. Весна нынче была промозглой, а ночи - по зимнему холодными.
   Вздрагивая и ежась - вода попала за разорванный ворот рубахи, отчего ткань мерзко липла к телу - Ярина вновь повернулась к будто застывшей в ожидании избе.
   - Спасибо, что пустили! Не дозволите ли переночевать в доме? Отплатить мне нечем, но я отработаю. Я могу...
   - Чего орешь, оглашенная? - раздался хриплый неприветливый голос.
   С крыльца на нее взирало косматое существо, поблескивая в темноте алыми глазками.
   - Сначала спаси ее, потом в избу пусти, - продолжило недовольно бормотать оно, - мож, тебя еще и накормить да в баньке попарить?
   - Не мешало бы, - спокойно откликнулась девушка. Домовых она не боялась, всегда относилась с почтением. Что хранитель дома ей не рад, ничуть не удивляло - она и вправду ввалилась среди ночи, наверняка перебудив своими воплями лесных обитателей.
   - Ишь, наглая! Вы, дуры деревенские, шляетесь где ни попадя, еще требуете чевой-то. Много чести тебе.
   На "дуру деревенскую" Ярина обиделась: пусть она и жила почти десять лет в Заболотье, но появилась на свет в городе! Она уже открыла рот, чтобы возмутиться, но догадалась - домовой принял ее за одну из местных селянок. Вот только как убедить его в обратном? Начнешь отрицать - не поверит.
   - Тогда зачем ты меня спас, дедушка? - пряча улыбку, поинтересовалась она.
   Тот не смутился и выдал:
   - Ежели бы они тебя рядом схарчили, кому хуже-то было б? Ходют тут всякие, оттирай их опосля от забора. На дворе переночуешь, не сахарная.
   Дедок не желал сменять гнев на милость, и Ярину передернуло, стоило представить, какое живописное пятно красовалось бы на заборе, если бы не чудесное спасение.
   - А что, дедушка, - вкрадчиво начала она, - есть ли другие деревни окрест леса? Поприветливей. А то я с Пожарищ еле ноги унесла.
   Домовой поднял косматую голову, оживился, и следующий вопрос прозвучал гораздо радушнее:
   - Ты откудова будешь?
   - Из Белого Бора. - Перед отъездом мать строго-настрого наказала не сообщать о себе никому и ничего, но нечисть обманывать смысла нет, лучше уж полуправда.
   - А звать?
   - Ярина.
   Вряд ли домашний дух прознает, за какими бесами ее понесло за тридевять земель, и сможет кому-нибудь разболтать.
   Домовой нахмурился, что-то припоминая, а спустя миг посветлел лицом:
   - Далеко-о ты, девка, забралась. Изволь, заходи. Был я в Белом бору. Много весен утекло с тех пор.
   Дверь отворилась беззвучно. Ярина, еще не в силах поверить, что ночевать будет не во дворе, ступила в теплые сени. Знакомый с детства аромат трав окутал мягким платом, вырывая тихий вздох и пробуждая неурочные воспоминания.
   - А хозяин против не будет? - осторожно спросила она, смаргивая непрошенные слезы.
   - Нету хозяйки, - погрустнел домовой и тут же засуетился, подгоняя. - Иди в горницу. Я тебе поесть соберу, баньку истоплю.
   - Сам-то ты кто будешь, дедушка? - успела крикнуть Ярина вдогонку, переступая порог чистенькой просторной комнаты. Та встретила ее теплом и мягким сиянием трех волшебных светильников. Мощные колдовские предметы делали чародеи прошлого, сейчас если остались умельцы, уж точно не в Дивнодолье, где царские посланцы землю рыли, обещая золотые горы за утраченные знания.
   - Торопий я. Или дед Тороша, как сподручнее, - раздалось из-за печи вместе с грохотом котелков. - Грейся, покудова я перекусить соображу. Сказывай, чего в мире деется.
   Ярина прильнула к печке всем телом, стараясь не закрывать глаза и не сползать на лавку - если она сейчас сядет, то ни ужин, ни баня ее не дождутся.
   - Дедушка Торопий, а можно я тебе завтра все расскажу? - взмолилась она.
   Глаза домового сверкнули из-под заросших бровей, но он хмыкнул, расставляя миски:
   - Иди ешь, горемычная.
   Ярина осторожно, переступая через нарядные, благоухавшие свежестью, половики, прошла к столу и уселась на краешек лавки.
   Горница сверкала чистотой: блестели натертые полы, печь красовалась свежей побелкой, а недавно расписанные миски - мудрёным узором. В такой красотище поневоле почувствуешь себя замарашкой. Баня должна была это исправить, а пока девушка обратила внимание на скромный ужин.
   Первой под руку попалась кружка с малиновым киселем, Ярина не успела опомниться как выхлебала половину, потом принялась за щи, пустые, на грибах, но такие вкусные, аж сводило живот. В последний раз перекусить довелось вчера утром: она, не слезая с лошади, умяла краюху черствого хлеба с солониной, и теперь любая горячая еда казалась пределом мечтаний. Когда на дне миски осталось морковное крошево, которое девушка принялась остервенело соскребать, обнаружилось, что домовой сердобольно пододвинул к ней тарелочку с пирогами, явно приготовленными для себя, такими маленькими они были, и смотрел так жалостливо, что краска бросилась в лицо.
   - Спасибо, дедушка, сыта я.
   Нашлась, умирающая с голоду! Объела хозяина, не для гостей же он щи готовил! Обмануть домового не получилось, тот лишь головой покачал, но не стал настаивать.
   - Иди-ка ты в баню, я тебе одежу припас, а свою там брось, дюже грязная.
   Идти никуда не хотелось. Она бы прикорнула прямо здесь, за столом, но лучше вымыться сразу, иначе завтрашний день начнется с приступа чесотки, поэтому Ярина через силу поплелась во двор. Баня обнаружилась слева от крылечка - из трубы низенького бревенчатого домика валил дым, и девушка поспешила туда, на ходу стаскивая кожух.
   Как ни восхитительно окунуться в ворох щекочущих нос ароматов багульника, ромашки, липы, затягивать не стоило. Ярина мылась, не давая себе расслабиться. Дольше всего пришлось провозиться с волосами, в которых запутались веточки, отчего голова стала похожа на раздербаненный веник.
   Наконец, в чистой, как по ней шитой, рубахе, полушубке и валенках, надетых прямо на босу ногу, она вернулась в избу, разомлевшая и счастливая.
   Домовой постелил ей на печке, видно не желая пускать в комнату хозяйки, но Ярина вымоталась так, что готова была отключиться и на лавке, поэтому без единого слова забралась под одеяло и тут же уснула под неумолкающую колыбельную ветра за окном.
   Как было бы прекрасно после тяжких дней пути проспать до полудня! Мечтам не суждено было сбыться: едва солнце выползло из-за холма, а первые лучи еще не решились проникнуть в горницу, ворота содрогнулись.
  
  

ГЛАВА ВТОРАЯ

  
   Грохот ураганом ворвался в сон, Ярина чуть на пол не свалилась. Спросонья не сообразив, где находится, она потревоженной птицей слетела с печки, порываясь кинуться то ли туда, где громыхало, то ли наутек. Домового же звуки не напугали - он даже головы не поднял, продолжая зашивать дыру на рукаве ее многострадального кожуха. 
- Дедушка, что это?
Ярина сгребла валенки в охапку, готовая к чему угодно, вплоть до нападения вчерашних невидимых чудищ, но спокойствие хозяина было непрошибаемым.
- Опять пришли, - невозмутимо ответил он. В руках ловко сновала игла, кажется, еще немного, и даже следа от дыры не останется. - Ходют, ходют чевой-то. Все неймется.
- Это что, из деревни?
Дощатый пол был удивительно теплым, шлепая босыми ногами, Ярина подбежала к окну, но то, как назло, выходило на другую от ворот сторону, позволяя увидеть только бескрайний лес. Дед усмехнулся, щелкнул пальцами, стекло покрылось серебристой рябью, а потом изображение сменилось, теперь показывая двор по другую сторону избы. Разница невелика, но если частокол не выдержит натиска, хоть видно будет, кто ломится. 
Валенки выпали из рук, Ярина аж на лавку села от удивления. Никогда, даже в сказках, домашняя нечисть не творила таких фокусов.
- Как же это? - ошалело спросила она, пытаясь высмотреть, что происходит за воротами, которые продолжали содрогаться от ударов.
- Магия, - улыбнулся, показав острые зубки, домовой. 
- Твоя?
- Нет, что ты, девонька, это еще до хозяйки было. Кудесник в стародавние времена избу построил, он ее и заговорил. И ее, и подворье. Я в магичестве не больно силен, но хозяйка говорила, что таких заклятий сейчас не знает никто. Стеклы эти, волшебные, цены немереной. 

Стоило домовому начать говорить о владелице избы, голос его сразу теплел, наполнялся грустью. Ярина пожалела старичка - нечисть редко привязывалась к людям, но, если такое случалось, разлуку переживала болезненно. Бывали случаи, когда нечистики даже уходили искать хозяев, успешно или нет - история умалчивала.

      Горницу наполнял утренний свет, сделав ее еще просторнее и уютнее. Миски, из которых она трапезничала ночью, вымытые стояли на полках, а в печи поспевали пироги, наполняя комнату щекочущим нос запахом печеных яблок и свежей сдобы. 
Прекрасное утро, если бы не настойчивые посетители у ворот. 
- Раньше-то их леший не пущал, - продолжал как ни в чем не бывало домовой. - Но отправился он в путь-дорогу, две луны уж минуло. А эти, как прознали, что путь свободен, все бродят вокруг. Внутрь еще ни разу не сунулись, значится, магия действует. Токмо чары ослабли совсем, еще немного - сниматься с места придется.
Закончив шить, он с невиданной силой встряхнул кожух и с улыбкой продемонстрировал свою работу, но взгляд то и дело возвращался к окну.
- Что им нужно? - все еще пытаясь разглядеть пришельцев, поинтересовалась Ярина. 
- Поди разбери, - Торопий пожал плечами и переместился к столу, принимаясь бережно протирать его тряпицей, смахивая одному ему видимые пылинки. - Может, сокровища найти хотят, может, думают, что тут чудо-юдо поселилось. Хозяйку-то все знали. Часто раньше захаживали: то стрелы им заговори, то зелье опохмельное сготовь. А как сгинула она, да потом маг этот проклятущий появился, словно с цепи сорвались. Жадное до чужого добра ваше племя, ох, жадное.
Домовой потянулся, и соседнее окошко распахнулось, впуская в горницу вместе со студеным утренним воздухом обрывки разговора, от которого внутри все похолодело.
- Нет ее, говорю же. Зря только колдун нас гоняет. Не вернется. Раньше бы мы даже дорогу сюда не нашли.
- Отчего тогда дым из трубы? А ежели нет, пошуровать бы там. Чай, колдун не узнает. 
- Не по-людски это. Али забыл, как ведьма твою жену от родильной горячки спасла? Ведьмовство здесь, опять же, на доме. Не помереть бы.
- Не помрем. Ведьмы нет, колдовство ее сгинуть должно было вместе с ней. Коли боязно, беги к жене под юбку. А мы с Годотой промеж собой каменья разделим.
- Хозяйке ларец драгоценный доставили, аккурат перед тем как сгинула она, - пояснил хмурый Торопий. - Прознали же, погань бледная. Ничего, будут им каменья. На всю жизнь запомнят.

Ноги околели, Ярине пришлось наклониться, чтобы надеть валенки, а когда она снова прильнула к оконцу, через частокол уже перелезал здоровенный детина - косая сажень в плечах. Как только веревка выдерживала! Но оказаться во дворе любителю чужой собственности было не суждено - миг, и грохотнуло, запахло паленым, а мужик с воплем свалился по ту сторону забора. Окрестности огласились неподражаемым фольклором в различных сочетаниях, Ярина стыдливо поморщилась - привыкшая к селянской брани, из этой прочувствованной речи она даже почерпнула пару новых выражений. И рада бы забыть, да не выйдет.

      На лице домового застыло мрачное злорадство. Но торжествовать было рано, деревенские отличались упрямством и злопамятностью. Стоило подумать, что они отступят, чтобы вернуться позже с новой каверзой, как ворота вновь содрогнулись.
- Не попасть им сюда, не боись, девонька, - усмехнулся Торопий. - Пусть чары и ослабели, все ж держатся.
- Дедушка...
Сердце заходилось в дурном предчувствии, перед глазами, словно вчера это было, расцвело воспоминание: десять лет назад жители совсем другой деревни пытались поджечь стоявший на отшибе покосившийся домишко. Для них семья Ярины была чужой, никто за них не вступился. От участи сгореть заживо в только обжитой избе спас отец - селяне испугались высоченного витязя с мечом, отступили. Но своими в Заболотье стать не вышло. Отца боялись, а когда брат подрос, стали бояться и его, поэтому не трогали, но ни один из жителей не шел на поклон к пришлой знахарке, хотя своей в деревне отродясь не было. 
- Дедушка, а от огня чары защитят? - обмирая от страха, прошептала она. 
Судя по тому, что торжество на лице домового сменилось тревогой, эта мысль не приходила ему в голову. Слишком поздно! Первая горящая ветка упала на землю, ничего не задев, но, судя по ругани, останавливаться мужики не собирались.
- Рехнулся? Колдун нам головы открутит!
- Плевал я на колдуна! Сжечь надо мерзость эту ведьмовскую! А когда догорит - тогда сокровища поискать. 
Следующая ветка упала на крышу давно опустевшего курятника. Так хороший пожар не устроить, но Ярине приходилось видеть, как полыхают дома, загоревшиеся от одной только лучины, поэтому обольщаться не стоило. 
Паника сдавила горло, но окончательно остолбенеть не дал оклик домового:
- Собирайся, - велел он, вытаскивая из печи только что поспевшие пироги.
- Дедушка, но как же!
Ярина все еще не могла прийти в себя, хоть и понимала, что время дорого, если поджигатели разойдутся, то угореть в избе можно запросто. Это если не думать о том, как она будет добираться до Ольховника - без лошади, без денег - кошель вчера остался где-то в лесу, свалившись с пояса. Да и уходить вот так, тайком, оставляя доброго, пригревшего ее домового, который бессилен перед нападавшими! Домовые не живут на пепелище - куда он подастся? 
- Может, можно что-то сделать? - нерешительно спросила она, все же вняв совету и принимаясь одеваться. Рубашка и штаны еще не успели просохнуть как следует, но влажная ткань, неприятно липнувшая к телу, была последним, что волновало Ярину сейчас.
- Ты богатырь али ведьма? - печально хмыкнул Торопий и, дождавшись печального вздоха, добавил. - Коли нет, чем ты собираешься с ними сражаться? Косами своими русыми задушишь?
Краска стыда залила щеки, и девушка принялась отчаянно бороться с застежками кожуха. Она ничего не могла: бесполезная, ни на что не годная девка! Но на самоедство времени не было. 
- Держи, - стоило выпрямиться, домовой протянул ей пироги, крепко спеленатые в тряпицу. - На дорожку. Денег нет, не серчай; как сойдешь с крыльца, беги мимо колодца. Супротив него увидишь калитку. Пусть дорожка будет скатертью.
- А ты, дедушка?! - у Ярины от отчаяния горло перехватило.
- Не боись, девица, - Торопий упер руки в бока, выпячивая грудь, хотя по всему видно - хорохорился. - Не пропаду. Я воробей стрелянный.
Отчетливо осознавая свою беспомощность, Ярина приняла подарок, часто смаргивая, чтобы не пустить злые слезы на глаза. Только и удалось выдавить:
- Спасибо, дедушка.
- В добрый путь, - серьезно кивнул домовой.

      Прижимая к груди узелок, Ярина осторожно отворила дверь и выскользнула во двор, стараясь прижиматься к стене, хотя крыльца мужики, стоящие у ворот, видеть не могли. Мимо колодца даже при дневном свете бежать было жутко, но сейчас ее гораздо больше пугали не старые кости, а живые люди. На крыше пустого курятника весело потрескивал огонь, несколько веток тлели на промерзлой земле, но поджигатели останавливаться не собирались - один из них восседал на ближайшей ели и командовал остальным, куда сподручнее кидать горящие ветки.
- О! Девка! - Ярина по давней привычке вжала голову в плечи, словно это помогло бы сделать ее невидимой, и опрометью бросилась к калитке.
- Держи ведьмино отродье! - раздался из-за частокола яростный вопль.
Калитка не поддавалась, старые петли лишь поскрипывали, насмешничая над её потугами, девушка потеряла драгоценную минуту, прежде чем удалось сдвинуть дверь так, чтобы протиснуться наружу. Она приготовилась припустить сквозь бурелом, но удар в спину заставил пошатнуться. Колени подогнулись, и она рухнула под ноги рослому мужику.
      Грубые ручищи вздернули вверх, пальцы впились в плечи так, что Ярина не сдержала стона. В лицо пахнуло застарелым потом и перегаром. Единственное, что пришло в голову - ударить узлом с еще теплыми пирогами, но какой из нее был воин против этого медведя! Сальная ухмылка расползлась по одутловатому лицу - он прекрасно чуял ее страх. Выдернув из ослабевших пальцев узел, мужик бросил его на землю и демонстративно раздавил сапожищем. Узелок жалобно хрупнул, в воздухе пахнуло свежими пирогами, которые с такой заботой собрал для нее домовой.
Ярина забилась как птица в силках, но чем дольше она сопротивлялась, тем большим триумфом разгорался взгляд мучителя.
- Ну что?! - раздался вопль с другой стороны частокола. 
- Пойма-ал! - откликнулся мужик, одной рукой резко, наотмашь, влепляя ей пощечину, от которой Ярина снова очутилась на земле, а на вторую крепко наматывая косу, так что шея хрустнула. - Ну, тварь. Добегалась!
Тащил он ее без церемоний, приподняв над землей и обхватив поперек живота. Все попытки пинаться или царапаться встречались только издевательским хохотом.
- Гляди-ка!
Возле ворот их встретили два мужика, одного из которых Ярина видела вчера в деревне - это он принял повод, когда она спешилась и направилась в харчевню. 
- Выжила, - с удивлением сказал он. - Точно, ведьма.
Держащий дернул ее за косу, задирая голову вверх, Ярина попыталась подняться, чтобы уменьшить боль, но ноги не слушались, а на глазах выступали слезы. Ее попытки встретили глумливыми смешками.
- Отпусти девку, - раздался хриплый голос. Один из мужчин не смеялся - тот, кто отговаривал их лезть в дом, только у него был низкий севший бас. Невысокий, коренастый, в латаной-перелатаной куртке, он стоял чуть поодаль, хмурясь. Мужик был в годах, старше остальных, но больше Ярина разглядеть не могла - слезы мешали.
- А тебе-то что? Жалко?
Но тот, кто держал ее, все же выпустил косу, и Ярина рухнула на колени, остервенело вытирая глаза. 
- Негоже девок обижать. Она сама нам все расскажет. Верно? 
Говорящий сделал шаг вперед, но ее поимщик заступил дорогу, пока второй вновь принялся поджигать сухие ветки, с легкостью для своего мелкого роста бросая их через забор.
- Не лезь, Жит. В доме была, значит, ведьма! - мужик вновь схватил ее за косу, вздергивая вверх и хватая за ворот, тот затрещал, а Ярина зажмурилась, пытаясь побороть липкий ужас, комом вставший в горле. - Чего с ней цацкаться? 
- А колдун?
Хватка чуть ослабла, пока мужик размышлял. Ярина не стала медлить - хотелось сделать хоть что-нибудь! Убежать она не успеет, напасть не сможет, но на ее глазах третий подельник вздернул арбалет, куда был вставлен болт, обмотанный горящей тряпицей. Одно дело - ветки, но пара таких болтов в тёсовую кровлю, и изба займется пламенем, а потушить будет некому.
Глупо, но она больше ни о чем думать не могла. Воспользовавшись тем, что детина все еще размышляет, Ярина рванулась и вцепилась зубами ему в запястье.
- Ах ты!!!
Вопль оглушил, к горлу подкатила тошнота, но девушка не желала сдаться и разжать зубы - только ее мучитель опомнился слишком быстро. Удар по шее свалил с ног, охотничий нож взвизгнул в воздухе, она едва успела закрыть руками голову. Нож полоснул по левому предплечью, и руку пронзила боль. Задыхаясь, Ярина попыталась отползти, зажимая рану ладонью, но пинок под ребра отбросил назад, заставив приложиться затылком о ворота.
- Не трожь!
Поджигатели повисли на беснующемся подельнике, который напоминал разъяренного медведя, оглашавшего лес ревом пополам с отборной бранью, а Ярина сползла на землю, сжавшись в комок. Рукав быстро набряк от крови, боль уже не резала - дергала предплечье, перед глазами плыло.

      Пока мужики продолжали бороться с ополоумевшим товарищем, она все пыталась найти в себе силы встать. Пока отупевшее от боли сознание не выцепило на земле что-то...
Тело окатило холодом, потом жаром, даже спина взмокла. Не давая себе задуматься, Ярина метнулась вперед и ухватила брошенный самострел, прежде чем мужчины успели опомниться.
- Уходите! - От страха у нее даже голос прорезался.
Болт был всего один, просмоленную паклю, вдетую в наконечник, зажечь она все равно не успела бы. Надежда, что мужики устрашатся самострела в трясущихся руках, была крошечной, но Ярина должна была попытаться.
Нападавшие прекратили бороться и уставились на девушку с гадливой опаской.
- Ты чего удумала? - вкрадчиво спросил владелец самострела. Сделав шаг вперед, он тут же замер, когда девушка подалась назад, вжимаясь спиной в забор, и вцепилась в спусковой рычаг. 
- Я выстрелю. - Страх ушел, сменившись решимостью. Она обречена, как и разгорающаяся избушка за частоколом, но сдаться, не пытаясь сделать хоть что-то - этого Ярина позволить себе не могла.
- Уходите. - Удивление на обветренных лицах мужиков сменилось лютой злобой. 
Заставить кого-то послушаться ей никогда было не под силу: единственная в семье, кто не унаследовал крутой нрав отца, она даже с младшим братом, родившимся на девять весен позже, с трудом справлялась. Но сейчас не отступила бы, даже будь выбор, ведь перед глазами так и стоял дед Торопий, бережно смахивающий со стола пылинки.
- Опусти.
Только один заложил руки в карманы, отступая, двое приближались плечом к плечу. Шаг. Еще шаг. 
      Она зажмурилась, когда мужики кинулась на нее, пальцы на затворе дрогнули. Выстрела не случилось, но и удара не последовало. В голове гудело, перед глазами заплясали ослепительные всполохи, пришлось открыть глаза, чтобы понять - это не разошедшееся воображение. На расстоянии вытянутой руки поблескивал прозрачный щит, полностью закрывавший и частокол, и ее. Мужики живописной кучей валялись в десяти шагах, отброшенные его силой.
Ярина ошалело вытянула вперед руку, и по кончикам пальцев словно пробежали искры.
Магия! Настоящее колдовство из стародавних времен окружало ее, защитив в последний миг.
- Уходите! - в третий раз повторила Ярина. Голос звенел от напряжения, но не срывался. - И не возвращайтесь!
Безумцами селяне не были. Сила щита была такой, что даже те, кто не владел колдовским даром, могли ощутить плещущуюся в воздухе магию. 
Самострел девушка так и не опустила, а поджигатели и не подумали потребовать его назад. 

      Их торопливые шаги давно перестали разрушать весеннюю музыку леса, но Ярина все еще продолжала стоять столбом, ноги будто в колодки заковали - ни шагу ступить. 
Горький ком начал подниматься в горле, девушка часто задышала, в который раз пытаясь прогнать слезы.
- Не реви, - раздалось сверху. На частоколе восседал домовой, разглядывая ее так, как голодный смотрит на поджаристые ватрушки. 
Самострел выскользнул из ослабевших пальцев, Ярина, пошатнувшись, вцепилась в ворота, которые сей же миг отворились, совершенно беззвучно.
Боясь увидеть полыхающее подворье, девушка не сразу решилась оглядеться, но когда подняла голову, обомлела.
О пожаре напоминали только арбалетные болты, торчащие из потемневшего тёса: ни огня, ни дыма. 
- Это не могла быть я, - забормотала она. - Я не колдунья.
- Конечно, не колдунья, - авторитетно подтвердил домовой, - сил в тебе, почитай, совсем немного. Магию почувствовать, заговор сотворить, траву целебную найти - для знахарки самое оно, но в чародейки тебе не выбиться. Однако ж, это ты дом спасла. 
По мнению Ярины, она не сделала совершенно ничего: наставить самострел на мужиков - никакой не подвиг, а глупость, сделанная от отчаяния, но дед Торопий считал иначе.
- Говорил я тебе, - забурчал он, вертясь под ногами и подталкивая девушку к крыльцу, - что дом старый. Магией он полнится, хозяйка моя сколько билась, а до конца секретов его понять не смогла. А ты, девонька, я так мыслю, защитить нас с ним хотела, верно? 
Ярина покивала: да, мол, хотела, но сколько она себя помнила, одного желания всегда было недостаточно.
- Вот магия и откликнулась. Так что, как ни крути, теперь ты тут новая хозяйка. Полноправная, раз дом тебя признал. Принимай хозяйство.
Ноги перестали держать, стоило переступить порог, Ярина плюхнулась на пол и принялась тереть лицо, пока домовой суетился вокруг, стаскивая с нее валенки и кожух. На слабые протесты он внимания не обращал.
- Дедушка, я не могу, мне ехать надо. 
- Куды ж ты раненая поедешь? Дай перевяжу! 
- К сестрице, в Ольховник. - Пришлось сказать правду, не станет же дедок её выдавать. Хотя наверняка у него возникнет закономерный вопрос: почему она добиралась в предгорья полузаброшенными путями сквозь мелкие веси, вместо того, чтобы ехать одним из трех южных трактов. 
Домовой уставился на нее, как на блаженную:
- Одной, через нашу глушь? Без проездной грамоты? Девонька, да у нас с ранней осени кордоны стоят по ближайшим трактам. Как ты вообще проскочить хоть один умудрилась, хотел бы я знать. Как магики помирать начали, зашебуршило все кругом. Колдун окаянный нашего брата перебаламутил, гонять начал. К лешему приставал, дивья пустошь у него, видишь ли, гудит. А как леший ушёл, совсем житья не стало. 

      Тут дед Торопий замолчал и смерил её внимательным взглядом, дальше он продолжил тихо и вкрадчиво, у Ярины даже мурашки по спине побежали от непонятного предчувствия. 
- Ежели ты кружным путём решила в Ольховник добираться, бумага надобна. А за ней к колдуну идти, только лучше тебе в деревне не появляться, потому как с этой сволочи станется тебя шпиенией посчитать. А вот если письмецо сестре твоей отправить, тогда дело другое. 
Ярина не могла сказать, что письмо можно отправить только с доверенным человеком, а в лесу их не наблюдалось. Да и по всей округе тоже. 
- Надо найти того, кто твое послание снесет до города, что-нибудь придумаем, а ты пока тут похозяйничай. Оправься, вон тебя как резанули. Живо на лавку. - Домовой продолжил бегать из угла в угол, то подтаскивая бадью с водой, то доставая из комодика корпию, а девушка все боролась с болью и слезами, вытирая окровавленную ладонь об и так уже изгвазданную рубаху.
- Просьба у меня к тебе будет, опять же, - Торопий присел рядом, алые глазки домового внимательно изучали ее. - Останься, детонька, помоги старику. 
И Ярина согласилась.
  
  

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

  
    Сразу разговора не получилось - все серьезные беседы домовой пресек на корню. Рана была неглубокой - удар на себя принял кожух, но кровила сильно, хорошо хоть шов не требовался. У Ярины кругом голова шла от бурной деятельности Торопия, который хватался за все сразу. К совершеннейшему его восторгу, крепко-накрепко запертая и заговоренная дверь спаленки, куда ему в отсутствие хозяйки не было хода, открылась. Как и дверь в подпол, которая и вовсе была раньше не видна. 
- Это ж надо, сколько тут живу, никто эту дурную дверь отворить не мог. Хозяйка билась, билась, сколько чар перепробовала, все без толку, - бормотал он, подбрасывая поленьев в печь.

Ярина наспех затянула жгут и поплелась проверять запасы трав, чтобы остановить кровь и смазать ушибы. Коллекция у предыдущей хозяйки избы оказалась престранной: с большей частью сборов, лежавших в сенях, можно было попрощаться - что пожухло, что размякло, что изначально было неправильно приготовлено. Но ей хватило и малого: сушеный спорыш и ивовая кора должны были помочь, а с остальным можно разобраться позже. Сейчас Ярине не было дела до молочая, переступня или болиголова, собранных в огромных количествах и бережно упакованных. Лежали год, подождут еще немного.

      Домовой как раз выбирался из подпола. Обычно аккуратная борода всклокочилась, рубаха и штаны были покрыты паутиной, а взгляд нервно бегал из стороны в сторону.
- Что там, дедушка? - вяло поинтересовалась она, раскладывая на столе свои находки. 
- Ничего, девонька. - Домовой брезгливо стряхнул пыль и побежал за печку, чиститься. - Потом разберемся.
В другое время Ярина бы непременно сунула бы нос в подпол, но пришлось сосредоточиться на приготовлении снадобий. 
- А готовых у твоей хозяйки не осталось? - Ивовая кора совсем рассохлась. Можно было бы сходить к реке, нащипать свежей, да не было сил. 
- Поглядим!
Торопий, уже чистый, как из бани, затопал в горницу, долго гремел там чем-то и наконец, пыхтя от натуги, выволок целый поднос с пузатыми пузырьками. Жидкости внутри поражали оттенками: были там искристо-золотые, туманно-серые, мутновато-бордовые. Некоторые и вовсе поблескивали в солнечных лучах, но вот беда, ни одной подписи. Ярина отколупала пробку на одном, безобидном на вид - в нежно-сиреневой воде со дна поднимались пузырьки - и в нос тут же ударил запах гнилого болота. Тошнота липким комом подкатила к горлу, пришлось поставить зелье на место. Что бы ни скрывали в себе снадобья, от которых разило магией так, что зубы сводило, определить назначение по цвету и запаху умения не хватало. Сестрица бы справилась: талант Нежка переняла от матушки, даже отец, всегда полагавшийся на добрую сталь и не доверявший колдунам, гордился. Как же: настоящая чародейка в семье! Пусть и неученая. А самой Ярине оставались старые добрые травы да наговоры.
Два дня она провела на печи, укрытая всеми найденными в доме одеялами. Но все равно зуб на зуб не попадал - озноб ломал кости, ввинчивался в виски. Мазь из спорыша помогла - синяки сходили, а вот порошок ивовой коры действовал плохо. Открывала глаза Ярина только для того, чтобы в полудреме выйти на двор или съесть похлебку, приготовленную домовым. 
- Ничего, - басил дед Торопий. Он частенько забирался на печь и прикладывал к ране тряпицу, смоченную в крапивном настое. Где найти его умудрился, интересно? - Организм молодой, здоровый. Выкарабкаешься. Это ж разве рана? Так, царапина. Вот жил я как-то у вояки одного в хоромах...
Под это бормотание она забывалась тяжелым сном и просыпалась, чтобы выпростать руку из-под тяжелого вороха одеял и нашарить кружку с ягодным взваром, унимающим жажду.

      Очередной переполох случился на третью ночь: низкий протяжный вой сплетался с истошными воплями, рождая такую какофонию, что Ярину на кровати подбросило. 
- Дедушка? 
Вой перерос в визг, словно сотню поросят резали одновременно. Она неуклюже сползла с печки и лишь теперь поняла, что комнату освещают не свечи или магический светильник: из окон, раздирая ночную темень, лилось ледяное белое сияние. 
- Куды ты встала, егоза? Полезай обратно. Без тебя разобрались. - Домовой обнаружился у оконца. Ни режущий глаза свет, ни звуки, от которых дребезжали миски на полках, его не волновали. Задумчиво жуя пирожок, он наблюдал за чем-то, но Ярину к окну не подпустил. - Ложись, говорю! 
- Что случилось? - Под грудой одеял стало жарко, пришлось отпихивать их ногами. Жар ушел, оставив одну слабость, завтра можно будет встать. Хорошо - она не привыкла болеть, лежа без дела, после побега Нежки работы по дому и огороду прибавилось, а матушкины снадобья быстро ставили на ноги. 
- Ничего. Завтра расскажу. Спи. 
Домовой принялся бегать от окна к окну, постукивая коготками по стеклам, и те меркли, пропуская внутрь серебристые лунные отблески. Но свет Ярину не тревожил, отвернувшись к стенке, она провалилась в сон. 

***
      Крыша снова прохудилась, но на плотника не было ни полушки, а лезть самой... Ярина бы попыталась, но матушка после прошлого раза строго настрого запретила заниматься самодеятельностью. Да и спина все ещё не давала забыть, что бывает, когда берёшься не за свою работу. 
Зима выдалась метелистой, никак не желая уступать весне свой черед. То приспустит мороз, позволит вздохнуть свободно, то заново ударит. Но надобно ждать матушку с братом - вернутся с деньгами, вырученными от продажи целебных зелий, тогда и разговор о поправке крыши можно заводить. И о новом столе. Старый, сколоченный еще отцом, они чинили вместе с Рагдаем. Восьмилетний братец справился на диво, не чета ей. 
      Ярина отжала тряпку, отбрасывая выбившуюся из-под платка косу за спину, и поежилась - босым ногам было зябко, но полы нужно было домыть, а потом приниматься за оставленное матерью задание по саргонскому языку. Еще бы успеть рубаху летнюю дошить, но с этим погодить можно. Матушка спуску не давала, уроки спрашивала строго. Посевная или покос - обучение она вела без перерывов, когда отец был жив, то помогал, но его знания больше касались политики и государственного устройства. Десять лет минуло после бегства в Заболотье, но учить их продолжали как городских. Даже Рагдай, появившийся на свет уже в деревне и знавший о прошлом лишь по рассказам, зубрил даденное. Тяжело было совмещать уроки с сельской рутиной, но они же давали надежду, что когда-нибудь можно будет вернуться к прежней жизни: не в Белом Бору, так в другом городе, поменьше. Где не пришлось бы гнуть спину от зари до зари, валясь с ног от усталости. И делать лепешки на муке из лебеды в голодное время. 
      Закончив с полотерством, Ярина уселась за написанные на бересте загадки. Вычурные закорючки саргонского никак не давались - отличие от родных резов было разительным. Но матушка настаивала: именно Саргон ввел научную классификацию растений, а остальные подхватили. Ныне среди мнивших себя специалистами все больше слышались официальные "правильные" названия, вместо привычных слуху. Так назовут траву по благородному "арктиум", хотя на деле лопух - он лопух и есть. 
Она так задумалась, что не сразу услышала торопливые шаги во дворе. Дверь в сени хлопнула, заставляя вскочить; поступь матери Ярина узнала сразу, но еще больше встревожилась: они с братом должны были вернуться из Раздольного не раньше завтрашнего вечера. Значит, что-то случилось. 
Лицо матери было белым как снег. Такой она помнилась только однажды, в ту самую жуткую ночь, когда они бежали из Белого Бора, наперегонки с ветром, а отец подгонял коней, пока те не пали прямо под седоками. 

- Риша, беда! - Рагдай выглядел не лучше. Такой же перепуганный, он не понимал, что происходит, и от этого боялся еще сильнее. 
Ярина кинулась к матери, обнимая ее, ледяную, сжимая трясущиеся пальцы в своих.
- Мама, что случилось?
- Нам надо уезжать, - помертвевшими губами прошептала та. - Как можно скорее. Ох, доченька, я такая глупая!
Велемира, жена Милорада, последние десять лет носившая имя "Мира" не была глупой, а значит, случилась беда. Теперь и Ярина испугалась до полусмерти. 
- Я колечко продала, - залепетала мать. Растерянный взгляд ее метался по избе. - Старое. Простенькое. Думала... ведь поизносились вы совсем! Не нужно было к богатым рядам подходить. Один купец... десять лет прошло... Он прямо на меня смотрел. Узнал! 

      Даже когда пришло известие, что отец и братец Сивер, который был старше Ярины на целых пять весен, погибли в одном из боев с Парельем, самообладание не оставляло матушку. А сейчас она закрыла лицо ладонями и готова была разрыдаться.
Но слабость была минутной. Совсем скоро на бескровные щеки вернулся румянец, мать тяжело перевела дыхание, голос ее зазвучал отрывисто и резко, падая приговором тому, что осталось от их семьи.
- Нам придется уезжать и немедленно. Я возьму Рагдая с собой, попытаемся пробиться в Арсею. Нет, подожди! - она подняла руку, призывая открывшую рот Ярину к молчанию. - Лучше разделиться. Поедешь в Ольховник. К Нежке. Иначе с ней связаться не получится, письмам доверять нельзя. Возьмешь лошадь и поедешь севером, не выезжая на тракты. Через села будет дольше, зато надежнее. Ни с кем не говори, никому не доверяй. Нам лошадь не понадобится, пойдем лесами, там можно укрыться. Все письма от нее возьмешь с собой, жечь будешь по одному, по дороге. Они с Тильмаром в помощи не откажут. Я буду оставлять метки по дороге, у озер. Осядем на побережье, большего не скажу. Тильмару найти нас труда не составит. Не стой и не возражай. Собирайся. Едешь немедленно. 
- Матушка, Рагдай слишком мал для... - Но ее не слушали, мать нахмурилась, резко проводя по воздуху сверху вниз узкой ладонью.
- Ты не сможешь. Если будет погоня, мы укроемся в лесу, я позабочусь о нем. Поэтому, дитя, собирайся.
Ярину недоверие обижало, она все еще считала, что брату безопаснее будет поехать с ней и найти приют у Нежки. Погоня помчится не за ними. Да и помчится ли вообще? Десять лет прошло, мало ли, что купец тот усмотрел. Может, матушка ему просто глянулась - несмотря на тяготы, она не перестала быть красавицей. Но спорить было бесполезно, поэтому она безропотно покидала в котомку нехитрый скарб, надобный в дороге. Лошадь мчала ее прочь уже через два часа, на виду у всей деревни, пока мать с Рагдаем пробирались к лесу тайком...

***
      Лицо щекотали солнечные лучи. Под утро Ярина все же перекатилась на другой бок, скидывая последнее одеяло, и теперь слушала, как дед Торопий возится в спаленке, намывая полы. Сон-воспоминание вышел до того ярким, что сердце снова захолонула тревога. Зря она поддалась на уговоры и решила остаться, надо было спешить, может, помощь нужна. Может, их поймали!
"Развела панику! - обругала себя девушка, гоня мрачные мысли. - Матушку в лесу даже отец подчас найти не мог. Ее давно след простыл, а если быстро уйти не удалось, наверняка леший помог, он ее давно привечал".
      Но снова уснуть не вышло, бока ныли не только от ушибов, еще и от долгого валяния, поэтому она спрыгнула на пол, одергивая задравшуюся рубашку - подарок домового. Тот вытащил ее из хозяйского сундука, совершенно новую: на кульке многозначительно переливалась невредимая печать столичного портного. До пят, из нежнейшего серебристого шелка, не по росту длинную. Красивую до жути, поэтому сил отказаться не хватило. В такой не стыдно и в зеркало смотреться. Да и вообще выглядела Ярина теперь куда приличнее: физиономия больше не напоминало лицо селянки, муж которой решил доказать народную поговорку "бьет - значит любит". Отек почти сошел, только синяк, набрякший на скуле, отливал желтизной, хоть перестал "оттенять синеву глаз", как изволил выразиться Торопий, пытаясь ее утешить. Красота да и только! 
      В горнице пахло пирогами, но сунуть нос в печь Ярина не успела, отвлеклась на лежащее на столе ожерелье, сплетенное из веточек и сухих ягод. Узор получился затейливым, хотя непонятно было - на чем держался до сих пор. Самым странным были вкрапления янтаря, они смотрелись чужеродно в обрамлении красных бусин рябины, но взгляд притягивали - не отвести. 

- Проснулась? Лучше тебе? - Домовой услышал шум и тут же перестал наводить чистоту, выглядывая из спаленки.
- Доброе утро, дедушка, - она улыбнулась в ответ и неловко потерла перевязанное предплечье. Рана уже не болела, а чесалась. Хороший знак, значит, скоро заживет. 
- А раз лучше, садись завтракать. Я тут силки ставил, зайца поймал. Тебе ж мясо надобно. От похлебки сил не прибавляется. - Дедок решительно оттеснил Ярину к столу и принялся хозяйничать.
Когда тушеное мясо больше не лезло, а глаза начали слипаться от сытости, дед Торопий со всей бережностью пододвинул к ней ожерелье. 
- Знаешь, что это? 
- Оберег. - Она осторожно провела над ним ладонью. Магия покалывала кончики пальцев, но определить детали при ее ничтожных способностях было невозможно. 
- Не совсем. По-вашему, это что-то вроде короны лесной.

      Теперь все встало на свои места. Охнув от восхищения, Ярина во все глаза уставилась на артефакт, дающий возможность лесовикам становиться хозяевами леса. Лешие в своей вотчине были почти всемогущими, ведали и деревьями, и зверями, и теми, кто ступал на извилистые тропы. Нечисть не подпускала людей к своим секретам, мало кто разбирался в тонкостях. А это была самая что ни на есть сокровенная тайна. 
- Обычно ожерелья плетутся собственноручно лесовиками из того, что деревья ему добровольно отдали. Силой поделились. А это наш брат носить не может, тут...
- Истинный янтарь. - Она осторожно дотронулась до мелких, не больше рябиновой ягоды, вкраплений, переливавшихся всеми оттенками медового. - Кровь диви. Давно ушедших. 
- Верно. - Домовой глянул так пристально, что она смутилась и убрала руки, сцепляя их в замок. Нашла перед кем знаниями хвастаться! - Вижу тот, кто тебя учил, делал это на совесть. А раз ты про дивь знаешь, должна понять, что не лесовик ожерелье сие плел. Человек. Владетель здешних мест и избушки этой. Мне ожерелье леший передал, когда уходил. А ему - предместник его. Передал не просто так, со словами: мол, коли случится чудо и появится тут хозяин - настоящий, которому дом подчинится, все секреты откроет. Тому и отдать. Кумекаешь?
Скверно. Очень-очень скверно! Ярина еще не успела сообразить до конца, а уже головой мотала: 
- Дедушка, я же не чародейка! Кроме трав я не разбираюсь ни в чем.
- Так-то оно так, да изба твоя по праву. Хозяйка моя бывшая, она ведь долго защиту ломала, чтобы здесь обосноваться. И я ей помогал. Десять лет мы тут жили-поживали, но ни на чердак, ни в подпол попасть не удалось. Закрыты они были намертво, ни одни чары не брали. А уж хозяйка до чего кудесница была справная. 
- Мне ехать надо, - зашептала Ярина, отводя глаза. Домовой не знал ее: все эти великие дела, ответственность за весь лес - она ведь даже до сестры без приключений добраться не смогла. 
- Яринушка! - взмолился дедок. - Помоги! Когда еще старый пень вернется, а безобразий в лесу день ото дня токмо больше становится. Сделай милость, соглашайся, я тебе подмогну. И с нечистью договориться, и колдунство какое насоветовать. Ведь некому больше! А как вернется вестник мой от лешего, сразу письмо сестрице твоей отошлешь, ежели раньше гонца не сыщешь. Сама подумай, не всякий лесовик сюда забредет, не всякого лес примет, силой одарит. Ожерелье же кроме тебя передать я никому не могу - не знаю, что за магия такая в янтаре, но ни один из нас с ней не совладает, а вашему племени ни на грош не верю, да и не дастся оно кому другому. Подсоби старику! Все для тебя сделаю! 
Ярина не знала, куда глаза девать, взгляд то и дело упирался в проклятое ожерелье, которое связывало по рукам и ногам. Правду говорят: назвался груздем, полезай в кузов. Не хотела она такой ноши и если не справится, а ведь не справится, то дедушка поймет, что проку с нее не будет. На том и кончится все. Но в груди уже жгло желание хоть раз в жизни сделать что-то полезное. 
- Я не знаю, что делать, - сдалась она. Ожерелье оказалось увесистым, стоило взять его в руки, капля янтаря вспыхнули, алые засохшие ягоды снова налились соком, а давно пожухшие листики зазеленели.
- Ты надень его, надень! - Домовой чуть на стол не влез, пытаясь разглядеть преображение. 

      Замысловатая застежка сама раскрылась, приглашая попытать счастья, Ярина помедлила, но сомнениям сейчас не было места, ведь она согласилась, и подвести Торопия было бы нечестно. 
      Ветки переплелись на шее сами, в тот же миг перед глазами вспыхнула вереница образов. Лес зашумел, приветствуя новую хозяйку: Ярина ощутила себя каждым сонным деревцем, каждой травинкой, пробивающейся сквозь мерзлую землю. Кое-где на прогалинах уже зеленел низенький ковер, на ветках набухали почки. Возле болот тоскливо перекликались кикиморы, мужики из деревни, поминутно оглядываясь, пилили молодые березки недалеко от опушки, и вместо крови на стволах выступал сладкий сок. Ярина чувствовала и боль погибающих деревьев, и тяжесть не опавших веток на старом дубе, который мечтал сбросить их. Она была живой криницей и веселым ручьем, который нес воду в уже тронувшуюся реку. Она была камнями на границе с мрачным оврагом, которые были такими старыми, что помнили, как за двумя холмами поднимались ввысь острые шпили давно исчезнувшего города; которые ненавидели новое соседство и старались беречь лес от бродящих вокруг теней, но сила, вложенная в них чьей-то умелой рукой, почти иссякла. Она наблюдала за ворочающейся в своей берлоге медведицей и непоседливыми медвежатами, за волками, которые из-за деревьев облизывались на трапезу упырей, грызущих одинокого охотника, осмелевшего настолько, чтобы забыть об осторожности. Она одновременно стояла на опушке, глядя на деревню; парила над лесом, который обнимал со всех сторон гиблые топи и простирался почти к самой пустоши; была внутри, чувствуя дыхание каждого лесного обитателя и тех, кто нарушал покой вверенной ей земли.
      Слепящая вспышка перед глазами заставила вскрикнуть, Ярина ничком повалилась с лавки. Прежде чем сознание померкло, она еще успела почувствовать, как с шеи соскользнуло ожерелье.
  
  

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

  
   Головокружение было таким сильным, что Ярину еще долго выворачивало наизнанку. Домовой хлопотал, подсовывая то ягодный взвар, то влажную тряпицу, чтобы вытереть лицо. Выглядел он виноватым донельзя, но девушке было слишком плохо, чтобы попытаться его утешить. Ожерелье вернулось обратно на стол. Наверняка бывший владелец избушки был могущественным чародеем, раз управлялся с артефактом такой силы, изначально не предназначенным для людей, у нее же не получилось ни с первого раза, ни с десятого.

      За каждую попытку Ярина расплачивалась тошнотой и слабостью. Двух дней бесполезных усилий раньше было бы достаточно, чтобы бросить все и посчитать себя бездарью, но наследственное упрямство наконец решило проявить себя. Минул третий день, и дело пошло на лад. Стоило лишь научиться не распылять внимание, а сосредотачиваться на чем-то одном. Удобнее всего было наблюдать сверху: лес был огромен, дремуч и живности в нем бесчисленное количество. И "не-живности" тоже: упыри, вурдалак, даже парочка Бродящих, от вида которых в горле вновь горьким комом поднималась тошнота.

      Добросовестный леший мигом бы сумел спровадить нежить, а потом и барьер непроходимый замкнуть. Здесь же, в еле заметной паутине серебристых нитей, куполом накрывающей и чащобу, и редколесье, то там, то здесь зияли почерневшие с краев бреши. Вряд ли они появились из-за ухода прежнего владельца, если Ярина хоть что-нибудь понимала, то дыры кто-то намеренно пробил. Оказывается, ожерелье считало ее владениями еще и топи, где копошились кикиморы и болотники, но эту мысль хорошенько обдумать она не успела, другое увлекло.

      В лесу не было ни одного человека: ни лесорубов, ни охотников, ни желающих испытать защиту избушки на прочность. Словно что-то выгнало людей из леса. Впору задуматься, а не она ли это, со своими опытами. Только на опушке сидел кто-то, завернутый в плащ с ног до головы, то ли ждал кого, то ли просто отдохнуть остановился.

- Яринушка, передохни. - Голос Домового раздавался будто издалека. Концентрация начала рассеиваться, пришлось поспешить и стянуть с себя ожерелье, пока магия со всей силы снова не попыталась ввинтиться в сознание. Жаль, что пока она не могла почувствовать волков. Те исстари слушались лешего, их защита сейчас очень пригодилась бы. Не все же сидеть в четырех стенах.

      Дед Торопий встревожено глядел на нее, протягивая кружку с отваром. Ничто так не снимало тошноту, как несколько капель настоя белены, прекрасно сохранившейся в сенях. Ярина готовила его долго, боясь ошибиться - помирать в страшных корчах не хотелось.

      Дурнота отступила, медленно прояснялось сознание. Потому она позволила себе выползти на крыльцо, кутаясь в лисью шубку - очередной подарок домового, подышать свежим воздухом.
Который при одном взгляде на частокол застрял в груди намертво. 

- Ч-что это? - обморочным голосом пробормотала Ярина, оседая на ступеньки. 

Улыбка домового могла бы солнце затмить, так он был доволен:

- Это? - указал он пальцем на белые человеческие черепа, красовавшиеся на кольях. - Это защита наша новая. Давеча завывало, помнишь? То ж колдун поганый к нам лез. А они появились, как заголосят, болезные, на все голоса. Глазищами как засверкают! Колдун так и покатился. С тех пор тихо все.

Черепа довольно скалились и кивали, постукивая друг о друга лысыми головешками. Ярина ощутила острое желание тоненько завыть.
- А можно их как-нибудь того, обратно невидимыми сделать? 

Ей показалось или на безглазых лицах появилось обиженное выражение?

- Кабы я знал, - поскреб затылок домовой. - Ты что, черепушков спужалась? Ты их не боись, что с них взять, охранники они справные, тебя не тронут, не обидят. Хуже живых людей никого нету, так я тебе скажу. Даже бродячие покойники ваши не такие паскуды. А эти, подумаешь, зубьями щелкают. 

- Извините, - выдавила Ярина, переводя взгляд на своих новых охранников. Те опять закивали, на этот раз милостиво. Или это после ожерелья всякая невидаль мерещилась.

      Нет, бояться меньше она не стала: страх держался не за чувство опасности, а за непостижимые образы. Но пугаться теперь стало стыдно. Дышать свежим весенним воздухом расхотелось, Ярина вернулась в горницу, подумывая о том, чтобы перебраться с печи на кровать. Домовой в спаленке прибрал: всю одежду из сундуков перетряхнул; грязь по углам смел; презрев осторожность, вымыл миску с уже успевшей зацвести водой и плавающими в ней черными хлопьями, посудина источала такой аромат, что и угореть было недолго. Да и вообще в избе царила противоестественная чистота, воздух был легким и свежим, не сдавливал грудь по ночам. Казалось, мыши с клопами и тараканами за версту подворье обходили. Полы мылись, горшки чистились, половики стирались. И все это без ее участия. Ярина, привычная к тяжелой работе, чувствовала себя боярышней-лентяйкой, так ее с самого детства не обхаживали. 

- Яринушка, хочешь ватрушку?

      Она хотела. Но если сидеть без дела, да трескать ватрушки с повидлом, то так недолго и в старостину дочку превратиться. Когда Тиша садилась на лавочку у изукрашенного резьбой домины, доски под ней жалобно скрипели. А ведь считалась на деревне первой красавицей, не то, что они с Нежкой. Их иначе как заморышами не называли. 

- Нет, дедушка, давай лучше в подпол заглянем. Может, прежний хозяин там какие-нибудь книги оставил или записки. - Ярина перестала теребить кончик русой косы и сцепила руки в замок. На ватрушки с поджаристыми бочками она старалась не глядеть. 
Домовой тут же скис, всем своим видом выражая желание уйти от разговора.

- Воля твоя, девонька, токмо ежели ты черепушек боишься, что с тобой будет, коли узришь цельный шкелет? Я старенький, слабосильный. Как тебя потащу, коли в забытье свалишься? 

"Старенький и слабосильный" третьего дня волок сундук с одеждой на крыльцо самолично, отказавшись наотрез от помощи, но... Погодите-ка!

- Что за шкелет? То есть, скелет? Откуда в подполе скелет? - Ярина нервно вскочила, коса, взметнувшись, хлестнула по спине. 

- Поди знай, - пожал плечами домовой. - Старый владелец наверняка оставил, больше некому. А мож он сам это и есть. Ты не боись, он не ходячий. А меч мы вытаскивать не будем. 

      Теперь еще и меч. Говорят, лучше один раз увидеть, вот и она предпочла разобраться во всем на месте, направляясь обратно в сени. Тяжелая крышка люка поддалась не сразу, а стоило ее открыть, снизу пахнуло могильной стужей, пальцы сразу заиндевели. Но Ярина упрямо вцепилась в лесенку, начиная спускаться, пока домовой подсвечивал путь.

      Сухой ледяной воздух царапал горло. Под сиянием зажженных светильников проступали очертания подвала: свет выхватил ровные стены, словно облитые темно-синим льдом. Внутри переливались мельчайшие пузырьки, поблескивая, словно алмазная пыль. Но, несмотря на эту застывшую красоту, атмосфера была угнетающей. Хотя что может угнетать больше, чем снежно-белый скелет, лежащий на высоком столе посреди комнатушки. Ребра пробил широкий двуручный меч, глубоко входя в деревянную поверхность. Кости должны были быть очень старыми, но не было в них ни единого желтого пятнышка, как не было ни единого намека на остатки плоти. А ведь в таком холоде тело могло храниться веками.

      Меч был самым простым: никаких завитушек, никаких украшений, кроме полированного до блеска оникса, вставленного в навершие. Впрочем, в оружии Ярина не разбиралась.

- Не встанет. - Домового мрачность обстановки ничуть не смущала, он влез на стол и побарабанил пальцами по черепу. 

- Дедушка, не надо! - Ярина и сама не могла понять, что ее так напугало. Скелет и скелет, можно подумать, она их не видела никогда. Даже если оживет, то бегать у него уже не выйдет. Как тут побегаешь, когда мышц нет. Суеверные страхи нужно было изживать и чем быстрее, тем лучше. 

      Больше в подполе ничего устрашающего не было: небольшой металлический ящик в дальнем углу, полки, заставленные аккуратными рядами мутных от времени бутылок без подписей, огромный котел да парочка толстенных книг с сиротливо завалившейся за них тетрадью в кожаном переплете. 

      На стенках котла переливались синевой те же потеки, что и на стенах. Трогать их Ярина не решилась, а вот Торопий сунул нос внутрь и едва на зуб подозрительную смесь не попробовал.

- Намертво пристыло, - возвестил он. Ковыряние ножичком тоже ничего не дало, даже царапинки не осталось. - Интересно, что бы это могло быть? 

      В бутылки тоже лучше было не совать нос: из толстого матового стекла, запечатанные, на них осел плотный слой пыли. Она встряхнула первую попавшуюся, но привычного бульканья не услышала.

- Вот так откроешь одну, а вылезет из нее якась холера, - пробурчал домовой. - Знавал я одного домового, он у мудреца вековал. Тот сказывал, что в дальних странах водится нежить жуткая, невиданная, в бутылках селится. Как испить захочешь, вытащишь пробку, а оттуда на тебя кидается харя зубастая. Хрусть и нету. А харя ржет и обратно в бутылку закупоривается, до следующего раза.

      От такого рассказа трогать бутылки расхотелось. Нет, в байки про злобные хари Ярина не верила, но вот летучий яд внутри вполне мог быть. И даже мог не потерять силу за века. Домовой держался рядом, старательно изображая спокойствие, но Ярина видела, как он то и дело теребит пояс. Она начала подбираться к ящику, когда дедок окликнул ее, открывая одну из книг.

- Запертый он, Яринушка. Я еще в первый раз проверил. Ты лучше сюда глянь. Как интересно писано, ни единой резы не разобрать. Каракули одни. 

      Тяжеленный талмуд был явно писан вручную - мелким убористым почерком, одни завитки и закорючки. Ярина поднесла его поближе к свету и разочаровано застонала. Проклятый саргонский! 

- Что там? Что? - Торопий прыгал вокруг, пытаясь заглянуть в книгу. 

- Саргонский, дедушка. 

      Судя по тому, что она с трудом разбирала отдельные слова, это был древний вариант "языка мудрецов". Хорошо, если получится разобрать десятую часть написанного. Забыв и про ящик, и про котел с бутылками, и даже про скелет, они с домовым выбрались из подпола и обосновались за столом. Первая книга была в почерневшем от времени серебряном окладе со вставленными рубинами, еще шлифованными, не гранеными, судя по рисункам удивительной работы, это был каталог драгоценностей, с подробными описаниями и датами. Зато во второй рисунков не было вовсе. Написанная так же вручную, она представляла собой сплошной поток вязи, даже без деления на главы. В некоторых местах буквы становились настолько мелкими, что строчки превращались в тоненькую ниточку с завитушками. 

- Эдак мы ничего не разберем. - Домовой не скрывал своего разочарования. Ярина, может, и смогла бы расшифровать, но на это требовалось время. Много времени, а ей и без этого было чем заняться. 

- О, ты гляди. 

      С записной книжкой в обложке из плотной телячьей кожи тоже было все не очень хорошо. Неизвестный писал резами, но что это были за резы! Написанные наизнанку, в слова они никак не складывались. Ярина крутила страницы и так и сяк, а домовой даже осколок зеркальца притащил, но и в нем слова, собранные из отдельных символов, не имели ни малейшего смысла. 

- Шыфир какой-то мудреный, - покачал головой Торопий. Ярина же с острой тоской поняла, что возможности понять написанное не представится. Отец разбирался в тайнописи, в детстве даже учил их простенькому способу, потом им писала послания Нежка после побега. Но отец мертв, а больше никого, кто разбирался бы в зашифрованных надписях, она не знала. Разве что Тильмара спросить, если она до него когда-нибудь доберется.

      Она еще немного поразглядывала рисунки в первой книге: драгоценности были прорисованы с такой бережностью, что выглядели настоящими. Только попробуй вглядеться - сразу обретали объем. Были там и броши, и кольца, и ожерелья, и даже парочка корон. Все это великолепие наяву должно было сиять, искриться и переливаться: брильянты, изумруды, сапфиры, рубины, гранаты, чего там только не попадалось. 

      Украшениям из янтаря была посвящена огромная глава в самом конце. Слишком яркий для обычных слез деревьев, с первого взгляда стало понятно: это тот, что маги древности добывали ради силы, убивая иных существ - дивь. Те, как и чудь, последние восемьсот лет жили лишь в печальных легендах и страшных сказках, которыми матери обычно пугают непослушных детей. "Вот будешь ходить к дальнему колодцу один, прилетит за тобой дивь, разорвет когтями на части, обглодает твои косточки". В деревне эту присказку повторяли на разные лады, только не помогала она: ребятня постарше на дивь даже ловушки ставила. Но даже если предания не лгали, украшения из чьего-то сердца или глаз не казались Ярине прекрасными. 

- Что-нибудь интересное нашла? - поинтересовался домовой.

- Нет. - Она с сожалением отложила книгу и взялась за дневник, перелистывая страницы: схемы, зашифрованные письмена, черепа на полях, снова схемы...

      Потрясенная догадкой, Ярина пролистнула на пару страниц назад и уставилась на чертеж. Что-то он ей напоминал. Горе-ожерелье лежало на столе, только руку протяни. Веточки, ягоды, бусины янтаря, сейчас тусклые и мутные. Чудилось ли, что их переплетение похоже на рисунок в дневнике? 

- Похоже. - Торопий залез с ногами на лавку, вторя ее мыслям.

- Вот тут помечены узлы, они совпадают с местами, где янтарь крепится, - Ярина провела пальцами по сразу ожившему ожерелью. - Звездочки - это ягоды рябиновые. Знать бы, что за стрелки вокруг.

- Загадка, - вздохнул домовой. - Утро вечера мудренее. Разберемся. Хочешь ватрушку?

***
      Вечером, когда Ярина снова упражнялась в мысленных полетах над лесом, закутанный в плащ человек все еще торчал на пеньке. И следующим утром. 

- Кого он там высиживает? - бормотала она себе под нос, наблюдая из-за чахлой березы за недвижимой фигурой. Постоянное присутствие на взлеске чужого заставило спуститься на землю и наблюдать издалека. На охотника не похож. На путника? На путника похож, но какой дурак станет отдыхать целые сутки. Да еще в таком дорогом плаще. Не нужна ли ему помощь? Может, нужна, но не знахарки, а могильщика?

      Чувствуя, как ожерелье тяжелеет и отчего-то наливается жаром, она все же попыталась подобраться поближе. Главное, это за деревья не выбираться. Еще только чуточку, ведь все равно никто не увидит...
   Сидевший дернулся, резко поднимая голову. В Ярину вперился злой взгляд льдисто-голубых глаз. 
  
  

ГЛАВА ПЯТАЯ

  
    Сперва Ярина не поверила. Как можно видеть того, кто сидит за пару верст в теплой избушке, а не дрожит под весенним ветром? Но сомнений не оставалось -- буравили взглядом именно ее, вряд ли незнакомца привлекли голые березки, он на них целые сутки смотрел.

      Можно было немедленно вернуться в избу, снять ожерелье, только лютая злоба, которой ее окатили, приковывала к земле, не давала сосредоточиться. Или путами послужила не злоба, а сила, исходящая от фигуры в плаще удушливыми волнами?

      "Колдун!" -- пронзила сознание мысль, когда мужчина поднялся и решительно зашагал к ней.

      Солнце светило ему в лицо, но он даже не морщился и взгляда не отводил. А вот Ярина отвела. Чародеев за всю жизнь она видела дважды: первым стал Тильмар, застрявший в их дыре по нелепой случайности во время половодья, вторым -- его друг, привезший спустя два года известие, что Нежка родила дочку. Сестрицын муж и его приятель были молодыми симпатичными парнями, нисколько не оправдывающими крестьянские слухи. Ни рогов, ни копыт, ни бесовского хохота или игрищ с упырями.

      Этот тоже был молод, но, земля-матушка, до чего ж страшен! Высоченный, худющий, темные волосы лезли из-под капюшона. С посиневшими от холода тонкими губами и запавшими глазами. Пальцы будто судорогой сведены. Может, колдуна и можно было назвать симпатичным, но было это где-то с пуд назад, до того, как кто-то изуродовал ему лицо, и какой-то косорук неправильно рану зашил -- шрам был недавний, перепахал щеку от самого виска до подбородка.

      Так что, когда колдун остановился на самом краю опушки, у Ярины уже коленки от страха дрожали.

-- Не подходи, -- прошептала она, вцепляясь в косу мертвой хваткой. А вдруг не слышит? Вдруг все это сон дурной, не больше? Но надежда не оправдалась.

-- Ну, здравствуй, -- раздалось в ответ хрипение. -- Ведьма, как я полагаю?

-- Нет! -- набрав воздуха в грудь, выпалила она, но ее потуги никто всерьез не воспринял. Внезапно до Ярины дошло, что это не просто колдун. Это тот самый колдун, которого недобрым словом поминал домовой. Не гость из родительского прошлого, чародеи не стали бы гоняться за семьей бывшего воеводы по всему Дивнодолью, а местный баламут, из-за которого пострадала она и страдает нечисть. Ужас схлынул, оставив лишь возмущение и чувство опасности.

-- Не морочь мне голову, девчонка! -- Голос у колдуна был то ли сорванный, то ли простуженный намертво. -- Ты теперь в избе живешь!

-- Ну и что? Все равно я не ведьма!

-- А кто? Дура необученная, которая даже элементарную защиту на свою проекцию поставить не может? И проекция хиленькая, никакой стабильности, на поддержание формы уйма энергии идет, -- он тяжело перевел дыхание. -- В счастливые случайности я не верю, так что кланяюсь твоему актерскому таланту! Изображать идиотку -- настоящий дар должен быть. Я бы сделал вид, что поверил, но, прости, много чести. И времени нет.

-- Я...

От стыда и обиды Ярина покраснела, но незнакомец ядовито продолжил, не прерываясь.

-- Дура бы не смогла на деревенских напасть. Каналы силы нараспашку. Думаешь, куплюсь на это?

-- Напасть?! -- тут уж прорвался праведный гнев, оттесняя страх в сторону. Она готова была ногами топать, если б это делу помогло. -- Я напала? Я дом поджечь хотела? И себя ножом полоснула? Да я их пальцем не тронула!

-- Ну да. -- Когда колдун говорил, лицо у него подергивалось. Жутко -- словно маска застывшая. -- Только зубами. У Годоты рука вспухла, так он всей деревне поплакаться успел, что у ведьмы клыки ядовитые.

      Насмешка была еще обиднее несправедливых обвинений, Ярина могла только губы кусать, ни слова в свою защиту выдавить не выходило.

-- Шутки в сторону, -- отрезал колдун. Плащ за спиной взметнулся, наводя жути, но девушка уже перешагнула порог, за которым больше страха или меньше -- уже роли не играло. -- Сколько вас еще здесь?

-- Где? -- растерялась она.

-- Брось кривляться! Как ты попала в деревню? Как тебя дом впустил? Как ты умудрилась растянуть барьер не только на избу, но и на весь лес? Кто тебя послал?! Где остальные? Ты не могла быть одна!

-- Никто меня не посылал. -- Голос дрожал, Ярина снова попыталась отступить, но ноги будто в землю вросли.

-- Врешь! -- зло выдохнул колдун. -- На пустошь пробивалась? Ничем уже не брезгуете.

      Ярина чуть не плакала. Глупо вот так стоять под градом обвинений. Еще позорно разреветься не хватало!

-- Немедленно снимай барьер с леса. Вздумала людей голодом морить? Силой померяться не с кем? А ну...

      Ушат воды, которую плеснули ей в лицо, заставил Ярину закашляться. То, что держало ее на месте, если что-то держало, разжало когти, и она сдернула с шеи ожерелье, плюхнувшись на залитый водой пол.

-- Ты уж прости, девонька. -- Домовой встревожено присел рядом. -- Не по нраву мне такие разговоры. Стоишь, глазищи таращишь, несешь бесовщину, а сама так и трясешься. Ну, я набрал водицы и... С кем это ты?

      Ярина все еще терла лицо полотенцем: хотелось не столько вытереться, сколько не пустить на глаза слезы. Тоже нашлась, великая чародейка, владычица лесная! Даже рта раскрыть не смогла.

-- Дедушка, я всех людей из леса выгнала, -- жалобно пролепетала она. -- Колдун сказал.

Домовой всплеснул руками, борода встопорщилась от возмущения:
-- Ты это чего? Беседы вела? С этой оглоблей патлатой? Вот так я и знал, что будет беда от этого гаденыша!
-- Не в нем дело, дедушка.
 
Коса намокла, платье и нижняя рубашка тоже, надо было переодеваться, стараясь не думать о том, какой увидел ее чародей: в домашнем, босую и напуганную до полусмерти. Хотя она не стремилась произвести впечатление, но обидно, когда тебя вот так, с одного взгляда, записывают не только во вражины, но и в полные дуры.

-- А в чем? -- продолжил возмущаться домовой. -- Какие такие люди? Не те ли, которые чуть дом не сожгли, а тебя чуть на веревке в деревню не притащили забавы ради? Он тебе голову заморочил, а ты ухи развесила! Поди любого в лесу спроси -- каждый тебе в ножки поклонится, что избавила от человечьего племени. Все кикиморы, водяницы, моховики, болотники. А уж как русалки с водяным благодарны будут! Эти оглоеды пожарищные накануне снежня-месяца* чуть берегиню с дитем в огонь не кинули. Одно слово, люди!

      Мокрый лен чуть не треснул под пальцами, с такой силой Ярина вцепилась в нижнюю рубашку, которую как раз снимала за печкой. В их краях берегинь не было, одни вредные, избалованные вниманием, русалки водились. Но она точно знала: ни у кого не поднимется рука на одно из добрейших существ. Берегини никому и никогда не причиняли вреда, а людей любили, заботясь даже в ущерб себе. Они всех любили. Даже самые отчаянные из лесных татей относились к ним с почтением. А тут деревенские! Хотя если у них такой предводитель, то ничего удивительного.

-- Ребёнок?

      Это только маленькие девочки да наивные боярышни думают, что дети родятся от большой взаимной любви. А вот у берегинь дети только так и появлялись на свет. Не просто от любви, а после того, как мужчина клялся кровью на четырёх стихиях, что разделит с суженой жизнь и давал ей имя. Если стихии принимали клятву, тогда разлучить их могла только смерть. Хотя подчас и она не могла.

-- А где был отец? -- Переодевшись, Ярина выглянула из-за печки.

-- Э-эх, девонька, -- домовой горько покачал головой, -- погиб он. С колдуном к Дивьей Пустоши отправился и сгинул. Лучше б наоборот случилось. Хороший был мужик, охотник знатный. Вишь, как случилось, забрала Переправщица его, а не этого...

      На колдуна дедушка мог ругаться часами, ни разу не повторяясь, но Ярину беспокоил не чародей-грубиян, у которого оказался на нее зуб. Ведь он был прав -- открыть людям лес необходимо, несмотря на то, как они обходились с нечистью и как чуть не обошлись с ней.

      Да и пора бы уже научиться управлять силой ожерелья, в книжице -- наследстве первого хозяина избушки -- подсказок отыскать не получится, тайнопись ей не по силам. Придется самой.

-- Дедушка, как бы мне барьер поправить? -- вернулась Ярина к первоначальной теме разговора, но Торопий ее замысел не поддержал, насупившись.

-- Ты хозяйка лесная. Тебе решать, а я лучше стряпать пойду. -- Он соскочил с лавки и принялся шуровать тряпкой по полу, убирая остатки воды.

      Меньше всего ей хотелось обидеть того, кто был с ней добр, кто заботился, но обречь на голодную смерть жителей окрестных деревень она не могла. Сильные выживут, а на встречу с Переправщицей отправятся слабые, больные. Так всегда бывало.

-- Я ведь тоже человек, -- тихо сказала она в спину домовому. Тот расстроено махнул рукой.

-- Что ты меня, дурака, слушаешь! -- Торопий ухватил горшок с вареной репой и со всего маха ухнул им об стол, одна репка выскочила и покатилась, пришлось ловить и водворять обратно. -- Знаю я, что ты иначе не можешь. Что детишки там малые. Ворчу по-стариковски, я ведь с людьми бок о бок, почитай, три сотни лет. Но как подумаешь: всякое было между вашим племенем и нашим братом, токмо такого беззакония не видел на своем веку. Знать, недоброе здесь творится. Так что не слушай меня, Яринушка. А насчет леса -- это ты сама должна посмотреть, у тебя глаз видючий. Полетай вокруг, глядишь, чего и вызнаешь.

      Так она и думала, но спросить все равно стоило.
      Артефакт знакомой уже тяжестью обвился вокруг шеи. С каждым разом управляться с ним было все легче, но должны были пройти месяцы, если не годы, прежде чем удастся постигнуть хотя бы половину всех скрытых в нем тайн. Жаль, что у нее не было этого времени. Как, интересно, вообще получилось замкнуть барьер, не пуская сквозь него людей? Сколько Ярина ни пыталась вспомнить, ничего не выходило. Серебристый полог был на месте, нити приветственно задрожали, стоило приблизиться и протянуть к ним руку. Странно, они с такой легкостью отзывались на ее призыв... Нет, не ее -- хозяина ожерелья. Пусть магии в крови была лишь капля, но даже этой капли хватило, чтобы понять: этот щит творил тот же, кто искусно вплел истинно людские чары в то, что по праву принадлежало лишь лесным сущностям.

      Барьер казался сильнее, хотя бреши никуда не делись, но с ними можно было разобраться позже. Ярина дотронулась до тонкой паутинки, пытаясь собраться с мыслями, чтобы расплести узор и последовать туда, где нити собираются воедино. Барьер послушался легче, чем можно было ожидать -- по сети зарябили медовые сполохи, и ее потянуло за ними, быстрее и быстрее.

      Хлоп. Девять каменных глыб, окруженных валежником. Хлоп. Пологий берег речки. Хлоп. Мутная болотная гладь лопается, выпуская пузыри газа. Хлоп. Крутой обрыв у оврага, где по ночам копошатся древние тени. Хлоп. Черная, будто смола, вода, сомкнувшаяся над головой.

      Лишь последнее место запомнить не удалось, наверно из-за того, что оно находилось не на поверхности. Ярина смахнула пот со лба и волевым усилием вернулась в избушку, пока не снимая ожерелье. Тяжело, очень тяжело, давалась наука управления лесом, но нужно было учиться отгораживаться от потока сведений о лесе. Если она будет надевать артефакт время от времени, то обязательно что-нибудь пропустит. Придется привыкать.

      Домовой с тревогой следил за ней, но не вмешивался.

-- А что, дедушка, есть ли у нас бумага и чернила?

-- Ото ж! Во, гляди!

      По мановению умелых рук перед Яриной появились белоснежные листки -- настоящие! Сколько же лет она не видела хорошей писчей бумаги, приучившись писать на обрывках, а то и палочкой на бересте? Вместо пера и чернил на столе обнаружилась странная тонкая трубочка с заостренным кончиком. Держать его было неудобно и непривычно, буквы выходили по-детски кривенькими, но она быстро приноровилась. Чего только чародеи не придумают! Вскоре примерный план леса был готов, узлы, на которых держалась сеть, жирными точками легли на бумагу, а вместо последней в центре рисунка появился знак вопроса. С ним можно разобраться позже.

-- Вот! -- продемонстрировала Ярина свои художества. -- Барьер надо под себя настроить, а для этого добраться до одного из этих мест.

      Хвала матушкиным урокам! "Кровь не водица, -- говаривала она, -- любой наговор ей усилить можно. Но силу эту использовать с умом нужно, иначе добра не будет. И себя растратишь понапрасну, и другим не поможешь". Что ж, вот он случай, когда другого выхода нет. Раз уж с магией не повезло, придется действовать по наитию. Кровь барьер принять должен вместе с ее волей. Хотелось бы верить, потому что других вариантов не было.

-- К оврагу даже не думай соваться, -- предупредил домовой. -- В топи тоже не советую, пока до них добредешь, потом еще кикиморы до смерти заболтают. Стал быть, остается берег Хохлатки и курган старого лешего. Он ближе всего. Вот к нему и иди, место приметное. Давай-ка я тебе сапожки дам, в валенках по грязище не шибко удобно.

      Вздохнув, Ярина пошла собираться. Ее покачивало -- ожерелье не желало успокаиваться, подсовывая хозяйке все новые и новые картинки и ощущения. Зато теперь она точно знала -- колдун с опушки ушел, что старая ива на берегу изнемогает под тяжестью омертвевших веток, что один из недавно родившихся волчат удрал из логова и скачет вокруг сосны, тявкая на забравшуюся туда белку...

      Чтобы не пускать в сознание лишние образы, приходилось следить за каждым шагом, выходило плохо, и Ярина сдалась, стаскивая непокорный артефакт с шеи. Путь к кургану она запомнила, на большее ее не хватит.

-- Оставила б, -- покачал головой Торопий. -- Мало ли чего в лесу приключиться может, даже днем.

      Идти решено было тотчас же. Как ни уговаривал домовой подождать, Ярина была непреклонна. Колдуну удалось не только напугать, но и устыдить, надавив на самое больное -- чувство ответственности. Никаких возражений слушать она не могла.

      Спустя час девушка решительно брела по весеннему лесу. Еще недавно подмерзшая земля бодро хлюпала под ногами, норовя покрепче вцепиться в сапоги. Уже на обласканных лучами солнца пятачках желтела мать-и-мачеха, склоняли головки подснежники. Зяблики весело щебетали, прыгая с ветки на ветку. Очнувшийся после долгого сна лес полнился звуками, даже воздух стал звонким, легким. В такую погоду так и хотелось остановиться, вдохнуть поглубже весеннюю сладость пополам с прелым запахом прошлогоднего опада, но Ярина не давала себе расслабиться. Дело важнее.

      Курган первого хранителя леса окружал старый ельник -- сумрачный, замшелый. Тропинка бежала мимо, огибая тихое место, пришлось ломиться через бурелом, приподнимая разлапистые ветки, словно намеренно скрывающие путь. Расступились ели внезапно, обнажая девять каменных глыб. Те стражами окружали неприметный холмик, на которым сиреневым облачком цвело волчье лыко, нежный аромат щекотал нос, маня подойти поближе, отломить веточку, понюхать. И получить ожоги. Обманчиво-безопасное место, лучше не задерживаться.

      "Нечаво рассусоливать. Сделал дело, гуляй смело", -- прозвучал в мыслях голос домового, словно дедушка оказался рядом. Ярина улыбнулась и достала узкий серебряный кинжал, выуженный из закромов бывшей хозяйки избы.

-- Прости, хозяин лесной, что покой твой тревожу! Дозволь дело доброе сделать, ошибку свою исправить.

      Клинок ледяным росчерком вспорол кожу запястья. Ярина, скривившись от боли, стиснула руку в кулак, пока кровь падала на последнее пристанище первого лешего. Ожерелье осталось в избушке, в нем сейчас не было нужды, сеть узнала ее и вместе с кровью впитывала силу и волю, подчиняясь приказу.

      Она не знала, долго ли простояла, даже не почувствовав, что тело начало деревенеть от холода. Очнуться заставил удушливый смрад, стоило обернуться, как сердце обмерло -- в десяти шагах щерил клыки упырь.

"Дура!", -- подумала Ярина, цепенея. Про нежить-то она и забыла.

"Обед!", -- подумал упырь. И прыгнул.
   _____________________________________________
   * Снежень-месяц - декабрь.
Уважаемые читатели, в связи с неудобным функционалом СИ я все-таки решила переехать. Роман активно пишется, его можно прочитать бесплатно на ЛитЭре и Продамане. Ссылки можно найти в моей группе вконтакте.
Оценка: 8.47*11  Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"