Валерий поднял всё же руку, вытирая испарину со лба, и тут же получил тычок в рёбра прикладом винтовки от конвоира справа, конопатого парнишки. Второй, постарше, усмехаясь, сворачивал цигарку: в правой руке будущая самокрутка - листок из книжки с насыпанным на него самосадом, левая прячет кисет в карман.
- Как зовут, звание, полк?. - произнёс один из двоих, сидящих за столом. По виду русский, коренастый рыжий мужчина в суконном френче вытягивал из планшета лист бумаги. Таким Валерию показался чистым этот лист вдруг, среди крови странной и страшной гражданской войны, и нахлынуло Déjà vu, как будто он...
- Что молчишь, контрик? - зазвенел картавым фальцетом второй - видимо, еврей, щуплый и чернявый, в кожаной куртке и с шапкой чёрных кучерявых волос.
- Не горячись, товарищ Михельман, он сам сейчас заговорит, он ведь 'на луну' не хочет раньше времени, правда? А, господин поручик? - в это 'господин' говоривший постарался влить как можно больше желчи, но у него плохо получилось.
У кучерявого на губах вспузырилась пена вдруг.
- Базыкин! - резкий вскрик, как удар хлыста, кивок в сторону конопатого конвоира - и тот снова ударил Валерия прикладом, на сей раз от души, в солнечное сплетение, а второй добавил согнувшемуся пленному сапогом в бок. И когда Валерий упал на пол комнатки, видимо, недавно кем-то тщательно отмытой, второй, с самокруткой, встал над ним с добродушным видом - словно и не бил. Докуривал свою цигарку, глядя на корчащегося от боли Валерия по-доброму.
Перед глазами плясали разноцветные бесенята.
- Так что ты рассказать нам хочешь, э, свинья русская, кяфыр?! - фальцетом вопил щуплый чеченец в кожанке. Напарник его, коренастый, с зелёной повязкой на голове, сбившейся на бок - из-под неё виднелись короткие рыжие волосы, - снова щёлкнул кнопкой диктофона.
- Нас пришёл убивать, да?! Ха вир'ен т'ен д'ол*, твою маму я... - и тут Валерий не удержался: чеченские ругательства он хорошо освоил за полгода службы, ещё со штурма Грозного. Его нога в 'берце' автоматом метнулась к челюсти щуплого, и тот повалился вместе с раскладным стулом - брезент палатки, где проходил допрос, ходуном заходил. Шею Валерия тут же ухватил в 'замок' конвоир помоложе, тоже рыжий, как крепыш, сидящий за столом, и веснушчатый. Второй, докуривающий свой Dunhill, метнулся с ленивой грацией хищника - серия ударов... в живот, в грудь, в челюсть.... На миг, до того как сознание потерять, Валерий поймал его взгляд - бесстрастные глаза палача, лишь выполняющего свою работу.
- Heben Sie es!** - фраза на немецком прорезала гул в голове. Конвоиры подхватили Валерия под локти, и через несколько секунд он стоял, покачиваясь. Молодой конопатый немец справа как-то особенно услужливо поддерживал Валерия за локоть, не давая упасть. Второй произнёс в сторону стола, за которым по-прежнему восседали допрашивающие:
- Herr sturmbannfuhrer, erlauben Sie mir, an Sie zu behandeln?
- Ja, natürlich*** - со злобой отозвался щуплый немецкий офицер в мундире с СС-овскими молниями на лацканах, потирая челюсть и не сводя светло-карих яростных глаз с пленного.
Неплохо я ему приложил, отметил про себя Валерий ('кому - 'ему', что происходит и где? Кто они такие, кто я, кто мы все и что тут делаем?'). Откуда-то сверху в него начал вливаться поток бело-синего Света, наполняющий избитое тело силой, а душу - яростью, холодной и расчётливой...
- Herr sturmbannfuhrer, erlauben Sie mir zu rauchen?
- Ja, Sie rauchen**** - отозвался щуплый офицер, выкладывая на стол 'вальтер'. Молодой конвоир, уловив взгляд начальства, скинул с шеи ремень своего 'штурмгевельта', передёрнул затвор.
Конвоир постарше, видимо, получив разрешение, лязгнул крышкой солдатского портсигара, прикурил и, выпустив облако дыма в лицо Валерию, засмеялся.
- Итак, лейтенант, вы находитесь у нас в плену - произнёс крепыш с ощутимым немецким акцентом, старательно выговаривая каждое слово. - За ваш поступок в отношении господина штурмбаннфюрера вы ответите отдельно. А пока вы должны, не заставляя нас прибегать к... эээ... как у вас говорят ... 'жёсткие меры'... - крепыш, сняв фуражку с высокой тульей, обнажая рыжую лысеющую голову, обмахнулся несколько раз - в избе, где они находились, было жарко натоплено.
Рыжий водрузил фуражку на голову, озорной конвоир постарше вновь выпустил дым в сторону Валерия, щуплый штурмбаннфюрер что-то спросил у рыжего - когда Валерий, подталкиваемый неведомо откуда взявшейся силой и злостью, рубанул ребром ладони по горлу молодому.
Тот хрипел где-то за спиной, пока правая рука Валерия наощупь подхватывала и выдергивала автомат, в то время как растопыренные пальцы левой уже ткнулись в глаза курившего, не успевшего даже вскинуть оружие - настолько всё быстро произошло.
Первая очередь из немецкой машинки задела как раз курильщика - тот завопил по-бабьи, уползая в сторону двери, а автомат загрохотал по полу. Рыжий крепыш, едва Валерий развернулся к столу, повалился вместе с тяжёлым деревенским табуретом и откатился в сторону, на ходу принимая в себя пули из добротного немецкого оружия - когда на миг глаза Валерия встретились со светло-карими - и когда 'вальтер', подхваченный со стола оберштурмбанфюрером, трижды харкнул свинцом.
В лоб Валерия ударило что-то тяжёлое и горячее - ему не было больно, просто всё вдруг стало безразлично, даже вторая и третья пули, попавшие в грудь. Он, отброшенный выстрелами, сполз по стенке и...
Валерий летел-плыл сквозь какое-то зеленоватое марево, вверху солнце светило - почему-то особенно ласково, и ему уже давно не было так легко на душе. Он по-приятельски поздоровался с немецким офицером, поднимающимся за ним следом вместе с двумя красноармейцами и мужиком восточной внешности с зелёной повязкой на голове, те дружелюбно ответили вразнобой - в этом прекрасном месте они понимали речь друг друга, и им больше нечего было делить.
От солнца метнулись закручивающиеся, блистающие как молнии спирали, и каждая вошла в голову вновь прибывшего сюда... Валерий ощутил небывалый при земной жизни приток сил, как... абсолютно неважно, как и когда - и завихряющийся поток света понёс его к Солнцу, по пути словно выжигая из разума воспоминания обо всех войнах, что случались в мире, и о его земном существовании тоже. Последняя мысль, покидающая разум, поднявшийся на новую ступень, напомнила, что в оставленном им мире он был русским офицером - хотя неважно, нет, тут не нужны ни солдаты, ни офицеры, ни войны...