На следующий день наступил следующий день. Солнце всплыло, небо посинело, по двору потянулись холодные утренние тени. Причем каждая тень считала себя самой холодной и самой правильной, и на других смотрела свысока.
Дворовой пёсик Звонок, зевая и тонко повизгивая, вывалился из будки, птички заголосили, весна умылась новым, всё более весенним днём.
Степнов, однако, проснулся ещё до наступления солнца. Голова, несмотря на выпитое вчера, почти не болела, но жажда была сильна и велика.
Рядом с кроватью, на которой он провёл ночь, стоял обеденный стол. На столе стоял стакан мутного капустного рассола.
Иващук спал рядом на диване. Одеяло с него сползло на пол, он ёжился, похрюкивал, и что-то тихо бормотал во сне.
Шурик не стал выяснять у ёжащегося Иващука - для кого рассол, жадно осушил стакан, разумно полагая, что если есть рассол для него, то он найдется и для Бориса.
На душе и желудке наступило блаженство, но через минуту - от желудка - вниз по течению, что-то забурлило, заохало, зачмокало, запукало. Шурик, не теряя драгоценного в таких случаях времени, пошел искать уборную на подворье. Бедняга (от добра добра не ищут),- он не знал того, что все туалеты у Набоковых находятся - внутри: хозяйского дома, в бане и даже в простом и небольшом сторожевом доме Иващука, из которого он только что вышел - есть туалет, совмещённый с умывальником и душем.
Степнов торопливо пошел-походил по прохладному подворью... - туда-сюда, сюда-туда.
Не найдя туалета, и не особенно огорчившись (впрочем, без матов не обошлось), Шурик по образу и подобию легендарного деда Шукаря, и по собственному опыту "крестьяни́на от сохи", устроил отправление малых и конкретных нужд на совсем свежем воздухе - позади коровника.
Возвращаясь, прошел мимо своего молчащего "Оленёнка" мокрого от росы, слёз и ожидания.
В сторожке, разбудил, поднял, попросил помощи у Иващука.
Борис попросил тысячу рублей за помощь, Степнов - пообещал.
Они вместе натаскали к "утопленнику" поддонов, канистр, тряпок: нужно было слить воду отовсюду, где она была, но где её быть не должно. Они что-то откручивали, что-то прикручивали, гремели поддонами, канистрами, переливая в них отстой, протирали ветошью кабину и мотор, продували компрессором фильтры и все труднодоступные для пальцев и тряпок щели.
Невдалеке от них, между столбов, на фоне синего атласного неба, на проводах понасело ворон с сороками. Птицы толкали друг друга боками, каждой было интересно посмотреть на двух смешных, бескрылых и тупоносых существ, копающихся в железном ящике.
Ровно в восемь утра к "тупоносо-бескрылым существам" подошла голубая Еля::: голубые, в цвет неба, глаза, голубые белки глаз, голубые зубы, голубой халат Авдея, с бело-голубыми пуговицами, голубые тапочки. Из халата Авдей вырос, а гостье пришелся в пору.
Елена Прекрасная постояла, с сомнением посмотрела на двух мужиков, терзающих трактор.
- Там.. это... Рия,- с легкой хрипотцой, не поздоровавшись заговорила Еля.- Мария, хозяйка, сказала, чтобы я вас позвала к завтраку... Но я вас не позову - вы оба грязные.
-Мы у меня позавтракаем,- Иващук махнул рукой.- Иди откуда пришла.
-И нечего на меня рукой махать; тоже мне работнички... Подумаешь.
-Вот сучка,- прошипел Степнов, едва Елена ушла.- Ещё и издевается... Задала работы... Слава богу... хоть вроде всё так легко обошлось, а то бы и сама утонула и трактор... Если бы мой "Оленёнок" на дно - боком лёг - ...был бы полный холодец. Я бы её тогда точно убил.
-Ты поаккуратнее с языком,- сказал негромко Иващук. Он прикатил столитровую железную бочку и переливал в неё отстой.- Здесь видеокамеры везде, и звук пишут. Вадим хозяин серьёзный, а камеры Авдей понаставил - младший брат Вадима. Серьёзный пацан. Деловой, каких мало. Я его даже побаиваюсь, если честно. Хотя на вид - пай мальчик,- он и слова мне никогда плохого не сказал.
-Однако,- пробормотал Борис, вытирая ветошью руки,- позавтракать и в самом деле пора. Да и... вроде все закончили. Давай, Сашок, пробуй, заводи и пошли перекусим,- у меня еды полно.
Сороки и вороны были крайне недовольны концовкой увиденного, потому что железный ящик вдруг зарычал и испустил такие черные, большие, и жутко пахнущие клубы дыма, унесенные ветром прямо на них, на "благодарных зрителей", что птицы подняли громкий гвалт и, ругая бескрылых существ на чем свет стоит, разлетелись в разные стороны.
Лена, вернувшись в дом и сев за стол рядом со Стасом, сообщила, что никаких "двух мо́лодцев" за которыми её послали, она не нашла, а нашла около трактора каких-то двух грязных чертей, которые на неё махнули рукой и ещё на словах послали...
На завтрак был омлет, чай-кофе, хлеб, сыр, масло, в центре стола - в вазе красовался виноград с яблоками к которым за завтраком никто не притронулся.
Зато коснулись в разговоре ушедшей ночи:
-Ну и как вам было ночевать? - спросила Мария.- Может быть все же, Лена, ты в комнате с диваном поживёшь, мы занавеску повесим... Да, Вадик?.. И кровать в эту комнату можем поставить?
-Сами живите за занавеской,- несогласно кивнула головой Еля.
-А ты, Стас?- Мария перевела взгляд на Зимина.- Ты пойми, я только спрашиваю... Комната была приготовлена для тебя и только тебя. Вторую кровать мы просто не успели вынести.
-Я... ну это... н-не знаю... Если Лена скажет... Меня такое соседство... С такой барышней... приятной... во всех отношениях. Только вы не подумайте не так. .. Да ну вас... с утра чего?.. К вечеру определимся.
- Меня тоже моя крышка устраивает,- согласно кивнула головой Еля.- Пока Шурик здесь, он меня может убить, а Славик меня защитит. Да Славик?
- Меня Стас зовут.
- Ну и пусть зовут, мне Славик больше нравится, и Дима вместо Вадима, и Рия вместо...
- Лен, тебе не кажется, что это лишнее?- перебила девушку Мария.
Она внутренне слегка психанула и даже масла - для намазать на хлеб, отрезала масла ломтик вместо полутора миллиметров толщиной,- аж целых два миллиметра (так и растолстеть недолго).
- Ага, меня значит вместо Елены - можно называть Лен, а тебя, Рия, нельзя?- упорствовала Лена.
- Так, господа женщины,- резко возвысил голос Вадим.- Мы завтракаем или мы где? Давайте вы свои разборки не сейчас разберете, завтракать лучше молча.
Сказал, как отрезал, далее утренняя трапеза продолжилась и закончилась в тишине.
После завтрака Вадим предложил "дважды свободному" другу посмотреть все его земли, и заодно нужно было подбросить Степнова к вертолету, оставленному на ночь на берегу реки.
От фермы ехали вдоль Балалайки, берег реки густо зарос орешником, и дорога ещё не осветившаяся солнцем, была мягкой, но серой и пыльной.
Вертолет, дугой приопустив лопасти, тихо стоял у реки, недалеко от уже распускающейся ивы. Он плакал. Утренняя роса, сверкая на солнце текла, по матовым, запотевшим изнутри окнам, - по корпусу геликоптера.
Степнов забрался в кабину, завел вертолет, кое-как наспех вытер рукавом рубахи лобовое стекло и... улетел к себе на ферму за своим работником.
- Надо к Макарычу ехать, опять просить денег. Уже сколько раз я его просил,- не дает, клянется, что нет денег на новый мост... А вчера вишь как вышло: Еля чуть не погибла и проезда здесь теперь нет, а каждый раз через Тройкин мост - время терять и деньги... На этот раз должен дать... если уж мост сломался... А не даст я ему крантик перекрою.
Не услышав от друга вопроса "Что за крантик?", на вопрос сам ответил:- Губер наш, Всеволод Макарович у меня Сезам покупает. У него же каждый день на приёме блатата всякая толчётся. Вот он, если важные гости - их нашим Сезамом угощает. Все думают, что это виски. Тару, кстати, он мне подгоняет, бутылки фирменные красивые, с этикетками... Всё - чин чинарём.
Он наш Сезам на экспертизу отдавал, и там ему сказали, что это не виски--- но это нисколько не хуже. В "Винлабах" такой виски продается по полторы, а то и две тысячи за ноль седьмую бутылку. А я ему по 500 рублей продаю... Так что Макарыч пускай теперь не жопится, раз уж мост сломался...
Набоков похлопал себя по карманам лёгкой куртки, словно искал пачку с сигаретами, но не нашел,- поэтому закуривать не стал. Или из-за того, что он никогда не курил, и продолжал:
- И при этом... и при этом Макарыч не знает, что Сезам - это - Авдей. Он думает, что это я делаю. А я даже рецепта не знаю. Это всё Ава, братик мой...- пацан серьезный... На вид ещё ребенок ребенком но... он волк по характеру. На 15 лет младше меня, и в сто раз умнее меня. Живет без соплей. Вежливый всегда со всеми, но когда нужно... может и клыки показать. Впрочем, я сказать не мастер, а ты сам увидишь, может он тебе по-другому покажется.
- Так я же его знаю,-сказал Стас.- На службу уходил - он же уже родился. Да и после первой ходки видел его четыре года назад, правда мельком.
- Завтра вечером поеду заберу их из интерната, если хочешь поехали со мной. Нет, Стас,- не если хочешь, а поехали. Нужно же... к тебе заехать. Заедем на твою квартиру, тебе надо с Лизкой разобраться, чего она у тебя околачивается... Выгнать её надо, зачем тебе такая шалава... Оторва.. Там, понимаешь, у тебя в твоей квартире - притон... Я же уже рассказывал, как неделю назад еле ноги унёс от Лизкиных мужиков.
От улетевшего вертолета, от сломанного моста, от вечно чем-то недовольных ворон, Вадим повез друга знакомить со своей землей, коей было мало-немало, много немного...
Земля уже росла и зеленела.
Вадим проехал - заехал на свои земли с дальнего от своей фермы конца.
-Ну вот смотри, сказал он выйдя из кабины,- смотри красота какая. Земля на солнышке парит, туманится... дышит земля... А утром земля всегда моложе видится, скажи Стас? И вот это - всё... во-он оттуда и вот досюда - мои... наши земли. Наш надел... Во-он, видишь деревья вдалеке?
-Это те кустики?
-Это, Стас, не кустики - это деревья, просто до них далеко, во-он дом мой видишь.
-Это как?
-Обнаковенно, мы же с заднего края нашей земли сюда заехали,- с дальней от фермы стороны. С той стороны наша ферма. И сосед с той стороны, - сосед Тоцкий - фермер - крепкий мужик. Он рожь крутит. Получается у него неплохо.
А вот с этого краю, где мы с тобой сейчас, вот - межа, дальше пока Воропаева Сашки земля. У него и хочу прикупить четырнадцать ГА. А он соглашается на двадцать, для ровного счета, а мне 14 нужно для ровного счета. У нас с ним ровный счет - не ровный.
Да и по деньгам: сам посчитай: одна сотка стоит полторы тысячи рублей, в гектаре сто соток, их мне нужно - четырнадцать... Считай не считай, а полтора лимона ₽ с гаком заплатить нужно... Так мне же и трактор второй нужен... Вот и посчитай, сколько всего потратить нужно.
Вадик,- не удержался от смеха Стас,- ты сейчас на каком языке разговариваешь? Это даже не феня.
- На разном языке... ты же меня знаешь. Помнишь, как я весь наш класс, где-то в седьмом что ли мы учились... Вес класс положил на пол от смеха, когда пересказывал рассказ Чехова. Мариванна несмеяна, классная наша, чуть окно головой не вышибла, так хохотала... Но пятерку мне поставила. А у меня тех пятерок...- раз в год по обещанию. Кстати, недавно в городе её видел. Она когда узнала, что ты второй раз срок мотать начал, она как-то вся передернулась, побледнела... Ты же у неё в любимчиках был, хоть тоже учился не очень, но у тебя характер... жалостливый... всех тебе жалко было.
- Давай моё жалкое детство оставим в покое, - недовольно сказал Зимин,- Нас там нет уже, мы уже здесь - в тридцатке.
Так я и говорю, ₽-лимонов много нужно. А мне денежки с неба не падают. И богатых родственников у меня нет. Отец с матерью - предатели родины, как оказалось. За что я им благодарен, конечно,- землю нам с братом оставили, в чужие края подались и назад не торопятся.
***
Елена Прекрасная, утром, после завтрака не знала чем ей заняться. Слава-Стас с хозяином дома и с Шуриком куда-то уехали, её с собой не взяли, хоть она и просилась. Сходила в спальню, где провела ночь. Там было хорошо, но всё как-то неподвижно. Вернулась на кухню... На кухне тоже никого не было. Рия куда-то вышла, и в раковине оставалось несколько не помытых тарелок.
Через мгновение Еля уже знала, что ей делать. Она быстро подошла к раковине, воровато оглянулась, выхватила из раковины белую с синими петухами и затейливыми узорами тарелку гжель, включила воду. Через мгновение вошла Рия. Елена вздрогнула, сильно дернула рукой, через мгновение тарелка, кренясь и колеблясь краями летела к полу и через два мгновения тарелка уже валялась на полу в совершенно неподобающем и непотребном виде (в больших и маленьких осколках).
После троекратного вскрика "ой - ой - ой" она тут же была успокоена и отправлена Марией "куда-нибудь - туда-нибудь - подальше... погулять и не расстраиваться".
Еля вышла на широкое крыльцо. Утро было солнечное, с высоким просторным предмайским небом. Гуляя по большому сухому ухоженному двору вышла на подворье, и оказалась сначала у коровника и следом - в коровнике.
Там Иващук доил коров.
-Зачем доишь? Молоко здесь?- спросила она, глядя в почти полное эмалированное ведро.
- Надо и дою. Жена в больнице. Молокосос сломался. Да Зорька вчерась копытом штепсель сломала. Надо было мне починить, да всё как-то не вышло пока... Ч-чёрт, спина уже затекла, радикулит у меня.
-Дай я подою.
-А ты умеешь?
-У нас была корова, когда папенька был жив, три царствия ему небесного.
Иващук уже устал терпеть ноющую боль в пояснице, да и ведро было почти полное, а вымя у коровы - почти пустое. Он снисходительно хмыкнул, встал с низкой расшатанной табуреточки.
- Садись,- сказал он, усмехнувшись.- Посмотрим, что ты за птица?
- Сам дурак,- с благодарностью в голосе сказала Еля и села на табуретку. Но она была ростом ниже Иващука. Рук не хватало дотянуться до коровьих сосков. Потянулась сильнее,- табуретка скривилась набок, поехала. Елена растопырила ноги, пытаясь не упасть... - не хотела, но куда денешься от притяжения от земного - и она, не желая заваливаться...- стала заваливаться набок, выпучив глаза, и нервно хватаясь руками за воздух,- да еще в падении, у неё получилось с правой ноги зачетно зафутболить по ведру.
Ведро тут же упало, молоко широкой белой лентой хлынуло на пол под ноги Зорьке.
Через мгновение Еля уже вскочила на ноги, слегка оттолкнула Иващука, на мгновение застывшего как стату́й "от всех таких дел" и побежала спасаться от этого радикулитчика, в хозяйский дом.
Иващук тяжело, но быстро бежал по двору следом за Елей.
-Стой, дура, стой тебе говорят.
***
Мария на кухне уже собрала крупные осколки от свежесломанной тарелки, подмела мелкие и слегка согнувшись тщательно оглядывала пол... Если где крошки остались?
При виде вбежавших, она вздрогнув выпрямилась. Еля забежала к ней за спину и тыча пальцем в Иващука, пролепетала запыхавшись:
- Он меня подставил, табуретку подставил... далеко, чтобы мне до сисек не достать. Гнался за мной... а теперь убить меня хочет.
- Мария Александровна, она... - затараторил Иващук,- полное ведро молока... ногой... как да-аст!.. А теперь у нас на одно ведро молока меньше.
- Эксплуататор,- выглядывая из-за спины Рии,- крикнула Ёлка.- Жену - в больницу, меня к титькам, дои говорит, а то загрызу... У меня свидетели есть - три коровы, они все видели. Его надо оштрафовать, чтоб другим неповадно было.
Мария постояла среди кухни с совком, в котором упокоились гжелевые обломки, поводила глазами по сторонам, но обведённые глазами стороны, ничего ей не подсказали.
- Послушай, Елена, ты пожалуйста не волнуйся, из дома выйди, пройди через двор, дальше - через хоз двор, там дальше увидишь качелю, она небольшая, у нас Вита дочка на ней любит качаться. Но тебе - в самый раз будет. Ты иди, покачайся, мне с Борисом поговорить треба.
Еля тут же послушно ушла, не забыв, проходя мимо Бориса, показать ему свой малиновый язык.
-Так, Борис, в чем дело? Почему ты не доишь аппаратом?
-Так, Марисандровна,- Зорька вчера наступила копытом на штепсель и раздавила к есеней матери. А сегодня утром меня Шурик попросил с трактором помочь. Времени не было.
- А Шурик где?
- Он уже на вертушке своей улетел, сказал, что человека привезет, чтоб тот трактор перегнал к ним на ферму.
- Трактор сделали, всё в порядке?
- Вроде да.
-Хорошо, Борис,- заключила Мария.- Если Степнов будет здесь в обеденное время, пригласи его на обед. И иди отремонтируй молокосос, а то видишь, ерунда какая вышла.
Когда все собрались за обеденным столом, Мария сказала, разливая ароматный борщ по тарелкам: -Ты знаешь, Вадим, я что-то засомневалась, что вчера мост сам упал, а не кто-то ему помог, она с легкой усмешкой взглянула на потупившую голову Елю.
-Сам, сам,- ответил за друга Стас.- Мы же сами видели... Всё случилось на наших глазах. Скажи, Вадик?
- Сам,- негромко ответил Вадим, он не любил разговаривать во время борща.
-Ну сам так сам,- примирительно сказала Мария.